The Broken and the Cursed
Естество
Ветер выл, завывая между шатрами, пронзая насквозь даже самые плотные меховые одежды. Буря, яростная и беспощадная, словно стремилась похоронить всё под ледяным покрывалом. Снегопад валил не переставая, сглаживая резкие очертания лагеря, делая его призрачным, неотличимым от окружающей белой пустыни.
Люмин Скай, закусив губу, тщетно пыталась развернуть полотно палатки, но холодные, непослушные копыта едва слушались. Она дрожала, то ли от мороза, то ли от усталости. Каждое движение давалось ей с трудом, а шквальный ветер вырывал ткань, заставляя её метаться, будто беспомощную птицу, пойманную в ловушку.
Она не сразу заметила чужое присутствие. Лишь когда что-то коснулось её сзади, сильные, уверенные копыта, она вскрикнула, резко развернувшись, и её взгляд встретился с тёмно-алой вспышкой магии.
— Дискорд побери, что ты здесь делаешь?! — голос Шэдоу Блэйза пробил завывание бури, его магия помогала донести слова сквозь шум снежной стужи.
Он смотрел на неё с искренним недоумением, прищурив свои холодные, полные властного спокойствия глаза. Люмин сжала губы, пытаясь совладать с дрожью.
— Ставлю… палатку… — пробормотала она, едва слышно.
Шэдоу Блэйз моргнул, затем медленно качнул головой, словно услышав нечто немыслимое.
— Одна? В такую погоду? Почему не позвала этих оболдуев? Или… не дождалась меня?
Люмин открыла было рот, но тут же захлопнула его. Она и сама не знала, почему не попросила помощи. Почему выбрала замерзать здесь одна, сражаясь с непослушной тканью и ветром, который раз за разом рушил её труды.
— Я… я… — её голос растворился в гуле ветра.
Шэдоу Блэйз вздохнул, и прежде чем она успела отшатнуться, снял с себя тяжёлый меховой плащ и накинул ей на плечи.
— Ты холодная. Даже для кристальной пони.
Люмин невольно вздрогнула, когда тепло ещё хранившей его тепло ткани окутало её, словно кокон. Её глаза метнулись к нему, полные недоумения и осторожности.
— Дай копыта.
Она моргнула, не понимая.
— Что?
— Копыта. Дай.
Она отступила на шаг, внезапный страх мелькнул в её глазах. Но Шэдоу Блэйз не стал ждать. Ещё прежде, чем она успела окончательно решить, бояться ли ей или нет, его магия мягко, но безапелляционно схватила её замёрзшие конечности, поднеся к своему рогу.
Тепло окутало её. Будто яркое, живое пламя разлилось по её копытам, разгоняя ледяную ломоту, пронизывавшую их до самых костей.
— Так ты заболеешь. — его голос был ровным, но в нём слышалась неприкрытая досада.
Люмин не знала, что сказать. Она просто стояла, позволяя ему согревать её, и глупо смотрела, как пар от его дыхания тает в воздухе.
Он ни слова больше не сказал, а лишь одним движением расправил ткань палатки, заставляя её подчиниться своей воле. Ловкими, уверенными движениями, он закрепил колья, натянул верёвки, и спустя пару минут укрытие было готово.
Они вошли внутрь, спасаясь от ледяного ветра.
Там было темно, лишь едва слышно потрескивали заклинания обогрева. Люмин всё ещё дрожала, но уже не так сильно.
Шэдоу Блэйз посмотрел на неё долгим, внимательным взглядом.
— Что же ты делаешь, Люмин?
Она молчала.
Он медленно приблизился, и она напряглась, но не отодвинулась.
Его копыта обвились вокруг неё, тепло его тела стало почти обжигающим после долгого холода. Она замерла, боясь пошевелиться.
Он не дал ей пространства, не дал шанса уклониться. Он просто сел, устроившись поудобнее, и, словно нечто совершенно естественное, безразличным жестом взял её за талию, приподнял и усадил к себе на колени.
Она едва не вздрогнула.
Но он не обратил внимания. Или сделал вид, что не заметил.
Он щупал её, не как живое существо, а как предмет. Как интересную, редкую вещь, которую можно рассматривать, изучать, оценивать.
— Меня всё ещё забавляет твоё отношение ко мне. — его голос был задумчивым, но в нём чувствовалась некая леность.
Он не смотрел ей в глаза. Вместо этого он неторопливо зарывался носом в её гриву, вдыхая её запах, словно изучая новый аромат.
— Мы с тобой существуем в самых естественных для нас условиях. — продолжил он, выдыхая горячий воздух ей в шею. — Я — жеребец. Ты — кобыла. Может, обстоятельства нашего знакомства и были… необычными. Но сейчас? Я даю тебе еду. Я защищаю тебя. Я даю тебе тепло. Заботу.
Его губы почти касались её уха.
— Чего же тебе ещё не хватает?
Она напряглась.
Его копыта медленно, почти небрежно сдвинулись, проводя по её бокам.
Он не ждал ответа. Он и так знал, что она скажет. Или не скажет.
Потому что, в конце концов…
Её мнение в этом вопросе не имело значения.
Шэдоу Блэйз вздохнул, чуть сильнее прижимая кобылу к себе, чувствуя, как её хрупкое тело напрягается при каждом его движении.
— От тебя требуется не так уж много, Люмин. — Его голос был низким, спокойным, почти ленивым. — Ты удивишься, насколько легко мы найдём общий язык.
Она чуть вздрогнула, но ничего не ответила, только плотнее зарылась в меха плаща, словно стараясь исчезнуть под его тяжестью, спрятаться, стать незаметной.
Шэдоу хмыкнул.
— Ты же понимаешь, что это не поможет.
Её плечи чуть дёрнулись. Он знал, что она слышит его.
Он опустил копыто в нагрудный карман, доставая оттуда небольшую таблетку, и с лёгкой насмешкой произнёс:
— Ну же, открывай рот. Летит самолётик…
Из-под меха показалась её мордочка, глаза мгновенно сфокусировались на предложенной пище. В следующую секунду она жадно рванулась вперёд, ловко прихватывая таблетку губами и тут же проглатывая её.
Шэдоу усмехнулся.
— Работает безотказно.
Она не ответила. Только вновь попыталась спрятаться, но он уже двигался. Его копыто медленно скользнуло под тяжёлый мех, проникнув в её укрытие. Люмин вздрогнула, но не успела отдёрнуться.
Её бёдра были холодными, мышцы напряжены, как будто она пыталась сопротивляться самому воздуху вокруг себя. Он провёл по ним, изучая, словно проверяя, насколько глубоко в неё вцепился мороз.
— Холодная, — пробормотал он. — Всё-таки стоит согреться. Нам обоим.
Его копыто двигалось дальше, без спешки, без грубости, но и без просьбы. Просто изучало её, касаясь мест, где холод впитался в её тело особенно глубоко.
Она дёрнулась, когда он коснулся её вымени, и резко втянула воздух.
— Наверное, в твоё время всё было проще, не так ли? — усмехнулся он, снова погружая нос в её гриву. — Кобыла, жеребец. Всё естественно. Возможно, даже слишком просто. Достаточно было огреть дубиной по башке и затащить в пещеру.
Люмин дёрнулась, её уши резко прижались.
— Это… это совсем не так! — её голос прозвучал тонко, почти обиженно. — Там была чистая и невинная любовь!
Шэдоу фыркнул, и его копыто вдруг наткнулось на неровность.
Едва ощутимый под шерстью, но достаточно резкий, чтобы его невозможно было не заметить.
Люмин вскрикнула.
Он замер, копытами чувствуя этот изъян на её боке.
— Это? — его голос стал мягче, но в нём было что-то опасное. — Тоже следы чистой и невинной любви?
Она не ответила.
— Или, скорее, дикого, жестокого насилия? Из-за которого тебе теперь приходится пить эти таблетки?
Она молчала.
Но её тело говорило за неё.
Её плечи больше не дрожали. Её дыхание стало тише. Она не сжималась, не пыталась исчезнуть.
А затем, словно признавая его правоту, её напряжённые мышцы ослабли. Плащ соскользнул, оставляя её открытую, лежащую у него на коленях.
Но её взгляд был отведён.
— Почему ты… стал таким? — её голос был почти шёпотом.
Шэдоу Блэйз выдохнул, чуть ссутулившись, опустил копыто ей на гриву, перебирая жёсткие, но приятные на ощупь пряди.
— Веришь ты в это или нет, я никогда не выбирал быть таким, — начал он, голос его звучал спокойно, но в этой спокойствии таилась тень усталости. — Всё, что я делал — это искренне любил принцессу Луну.
Люмин вздрогнула, но ничего не сказала.
— Но, вот по какому-то чистейшему, бредовому совпадению, а может, жестокому и подлому заговору, она опять стала монстром. И никакие элементы гармонии и их носители, не сумели это предотвратить.
Он усмехнулся, но в этой усмешке не было ни радости, ни злобы — только пустая ирония.
— А общество пони, веками не знавшее конфликтов, оказалось в хаосе. Очередной кризис, который должны остановить очередные доблестные герои или принцесса дружбы, или носители элементов гармонии, а может и ещё кто-то.
Он говорил, не глядя на неё, но копыта его продолжали двигаться по её гриве, как будто этот жест сам по себе имел значение.
— И я… я просто остался с той, в кого верю. Даже если она стала пародией на саму себя. Даже если все считают её безумным чудовищем, что должно сгинуть, что бы всем жилось лучше.
Он слегка наклонился, касаясь губами её виска, ощущая, как она затаила дыхание.
— В каком-то смысле, я и сам пародия на самого себя.
Она слабо дёрнула ухом, но не отстранилась.
— Когда Луна изменилась, я едва мог считаться взрослым. Прошёл… год, может, полтора, два? А сейчас мне кажется, будто я постарел лет на десять.
Он говорил задумчиво, скорее себе, чем ей.
— Иногда мне кажется, что всего этого никогда и не должно было быть… — он провёл копытом по её плечу, легко, ненавязчиво. — Но вот мы здесь. И я с этим смирился.
Люмин сжалась, пытаясь ускользнуть, но он не позволил ей.
— Смирился ли ты с тем, что ты монстр?
Её голос дрожал, в нём были и страх, и отчаяние, и надежда.
Шэдоу Блэйз на секунду замер, а затем вдруг мягко улыбнулся.
— Давным-давно.
Он наклонился, целуя её в лоб. Тепло его губ было неожиданным, почти заботливым, но от этого не менее пугающим.
— Но чтобы греть мою кровать, мне нужна кто-то… вроде тебя.
Она вздрогнула, но он не дал ей отстраниться.
— И, если повезёт, с годами ты привыкнешь ко мне.
Её дыхание стало сбивчивым, но он продолжил, будто не замечая её реакции:
— Я вот, например, уже привык к твоему запаху.
Снаружи буря усиливалась, ветер завывал, швыряя снег в тканевые стены палатки.
Шэдоу Блэйз лениво протянул копыто, скидывая с вещмешка лежанку, обитую мехом, и, с лёгкой улыбкой, произнёс:
— Чтобы не замёрзнуть, нам нужно согревать друг друга.
Его взгляд был хищным, но в нём не было угрозы — только предвкушение.
Люмин опустила уши, тяжело вздохнула, но всё же подалась вперёд, забираясь в спальник. Ткань холодила кожу, но она тут же натянула на себя одеяло, пряча лицо.
Шэдоу Блэйз не заставил себя ждать.
Он скользнул внутрь, ложась напротив неё.
Их взгляды встретились.
Она не отводила глаз, но в её взгляде смешалось всё: страх, смущение, непонимание… и, где-то на самом краю, крохотная, едва заметная привязанность.
Вполне приемлемый результат.
Он чувствовал каждый её дрожащий вздох, ощущал, как её кожа —кристальная, гладкая, необычайно тёплая — отдаёт ему своё тепло. Их тела соприкасались по всей длине, и даже если она хотела притвориться, что не замечает этого, он знал — она слишком напряжена, чтобы обмануть его.
Когда он чуть сдвинул бёдра, едва-едва, то соприкоснулся с низом её живота более ощутимо. Люмин резко задержала дыхание, а затем, медленно, глубоко вздохнула, будто стараясь подавить реакцию.
Шэдоу улыбнулся шире.
Она покраснела, и это было очаровательно.
— Ты такая милая, когда смущаешься, — пробормотал он, наклоняясь ближе. — И никакие пытки, не смогли загасить твою чистоту.
Она зажмурилась, когда он провёл губами по её виску, затем коснулся носом щеки, ощущая, как её кожа чуть нагрелась от прилившей крови. Он не останавливался, ласково прикасаясь к ней губами, мягко скользя ими по её лицу, по векам, по щеке, а затем лёгким движением языка провёл по гладкому, прохладному кристальному покрытию у основания её шеи.
Люмин вздрогнула и почти бессознательно сжалась, словно пытаясь уменьшить себя, спрятаться от его прикосновений.
Снаружи ветер завывал всё громче, ритмично ударяя по палатке снежными порывами.
Но внутри было тепло.
— Ты дрожишь, — отметил он, скользя копытами по её спине.
— Потому что мне… — она запнулась, голос её был едва слышным, — неловко.
Шэдоу рассмеялся, низко, тёплым голосом, и прижался к ней чуть крепче.
— Что, вот так?
Он чуть пошевелился, не спеша, наслаждаясь её реакцией.
Она вскрикнула—совсем тихо, едва слышно. Затем прикусила губу, отводя взгляд.
Единорог не торопился.
Его копыта лениво скользили по её телу, изучая каждый изгиб, ощущая живое тепло под прохладной кристальной поверхностью. Она была как мягкая игрушка—но всё же живая, такая хрупкая, такая трепещущая под его прикосновениями.
И вот наконец—она не выдержала.
Вяло, стыдливо, почти не шевеля губами, прошептала:
— Прекрати.
Шэдоу приподнял бровь, но не убрал копыта.
— Прекратить что?
Она сделала короткую паузу, собираясь с духом.
— Провоцировать меня.
Шэдоу не мог не усмехнуться.
— А если не хочу?
— Тогда…— она сглотнула, её дыхание было частым и сбивчивым. — Тогда просто сделай то, что хочешь.
Он склонил голову набок, наблюдая, как она, сама того не замечая, сжимает его копыто.
— Хочешь, чтобы я взял, что мне нужно?
Она не ответила.
Шэдоу улыбнулся.
— Ты уже не так скована, — заметил он, легко коснувшись кончиками губ её лба.
Она не ответила.
— Знаешь…— он прижался к ней ещё чуть крепче, лениво перебирая её гриву. — Ты можешь не стесняться.
Она вздрогнула, но он продолжил, его голос был мягким, глубоким, обволакивающим:
— И знаешь что ещё? Я не буду делать с тобой ничего, чего ты сама не захочешь.
Она наконец подняла на него взгляд. В её глазах была борьба.
— Ночь будет долгой, — продолжил он, почти шёпотом. — Не вечной, но долгой. А у нас так много времени…
Её губы чуть дрогнули.
— Всё будет проще, если ты перестанешь делать вид, что наши отношения неестественны.
Она напряглась.
— Я защищаю тебя. Я… люблю тебя.
Он замолчал на мгновение, позволяя этим словам осесть в её сознании.
— А ты даёшь мне тепло. Что может быть сложнее?
Она не выдержала.
Закрыв глаза, она уткнулась мордочкой ему в грудь и сжалась в комке под меховым покрывалом, пытаясь исчезнуть. Жар её кожи проникал сквозь мех, пропитывая воздух тем, что нельзя было скрыть — ни от себя, ни от него.
Он двигался неспешно, изучая её, поддразнивая лёгкими движениями, словно проверяя границы. Она дёрнулась, пытаясь ускользнуть, но её же собственные копыта сомкнулись на его спине, удерживая его так крепко, что их дыхания слились в одно.
— Тут нечего стыдиться, — прошептал он, касаясь её уха.
Она едва слышно всхлипнула, плотнее пряча мордочку в его груди.
Его дыхание скользило по её коже, заставляя её ёжиться от странной, непривычной близости. Лёгкие касания — почти невесомые, но от них холодные иголочки пробегали по всему телу.
А потом — её ноги сомкнулись, притягивая его ближе, требовательнее, сильнее, словно умоляя.
Он усмехнулся, зарываясь мордой в её шею, вдыхая её аромат — сладковато-терпкий, с кристальной свежестью, свойственной её народу.
— Я обещал, что не сделаю ничего, чего ты не захочешь, — напомнил он, наклоняясь ближе.
Её уши дрогнули, на мгновение выдав страх, но затем она глубоко вздохнула, цепляясь за него.
— Ты… хочешь заставить меня умолять? — её голос был едва слышен, словно боялась собственных слов.
— Так строятся взаимовыгодные отношения, — усмехнулся он, легко касаясь её кожи, изучая её дрожь.
Она колебалась, пока, наконец, не заставила себя выдохнуть слова, которые он ждал:
— Возьми меня.
Он наклонил голову, делая вид, что не расслышал.
Она зажмурилась, словно собираясь с духом, и снова прошептала, чуть громче, прячась у него на груди:
— Хочу тебя… сейчас…
Её губы нашли его кожу, оставляя горячие, смущённые поцелуи, словно пытаясь заглушить собственную робость.
Её копыто опустилось вниз, направляя его. Он чувствовал, как её влажные бёдра напряглись когда он плавно вошёл в неё, как она притягивала его ближе, теснее, словно растворяясь в нём. Её дыхание сбилось, а копыта вжались в его спину, словно от смятения и восторга одновременно. Она прикусила его кожу, мягко, едва заметно, но он уловил этот момент — короткий всплеск чувств, когда её тело полностью приняло его.
— Всё ещё такая… — его голос прозвучал низко, почти с благоговением. — Узкая… нежная… тёплая…
Она сжалась, словно от стыда, но он лишь погладил её по спине, давая понять, что всё в порядке, что ей не нужно ничего бояться. Всё было правильно. Всё было естественно.
Она задышала чаще, подрагивая в его руках, пока её бёдра медленно, осторожно начали двигаться, привыкая к этому новому, интимному ощущению. Он улыбнулся, вдыхая её запах, её тепло, чувствуя, как она постепенно расслабляется.
— Ты чувствуешь? — прошептал он, проводя губами по её виску.
Она не ответила словами — только крепче сжала его тело, прижимаясь к нему всем своим существом.
Она вела, нащупывала свой ритм, позволяя инстинктам взять верх. Это было просто, естественно, словно дышать. Она не думала — просто следовала ощущениям, волнам жара, пробегающим по её коже, пульсирующим в груди, в животе, в самой сути её существа.
Её бёдра двигались медленно, с каждым новым толчком сжимая его всё сильнее, чувствуя его тело, прижатое к ней. Сначала осторожно, с неуверенной неловкостью, но затем всё смелее, всё глубже проникаясь этим первобытным ощущением единства, тепла, близости, которого ей никогда не хватало.
Его дыхание стало чуть резче, копыта крепче сжали её спину. Он не пытался остановить её, не пытался навязывать свой ритм — лишь позволял ей делать то, что она хотела.
Её бёдра двинулись резче, совершая особенно глубокий толчок, встречая его, ощущая его тепло, принимая его, запоминая его. Она вцепилась в него, крепко, жадно, как будто боялась, что он исчезнет, оставит её в холоде и темноте.
А затем — волна. Тепло, разлившееся внутри, окутывающее её изнутри, растекающееся по телу, смешиваясь с её собственным жаром. Это было так просто, так правильно, так естественно, что её бёдра сами сделали ещё несколько плавных, ленивых движений, впитывая это ощущение до конца, выжимая его до предела.
Она прижалась к нему, уткнувшись лбом в его шею. Глубоко внутри неё ещё сохранялось ощущение тепла, которое медленно затихало, наполняя её сладкой истомой.
— Так вот… каково это, — пробормотала она, больше про себя, чем к нему.
Он только усмехнулся, проводя губами по её лбу, наслаждаясь остатками жара, который всё ещё сохранялся в ней.
И когда усталость, наконец, взяла своё, она прижалась к нему, уткнувшись носом в его грудь.
— Почему ты… так заботишься обо мне? — прошептала она сквозь сон, борясь с темнотой, накатывающей на её сознание.
Он не ответил сразу, просто провёл копытом по её спине, ощущая, как дрожь постепенно покидает её тело.
— Потому что ты моя, — ответил он, сжимая её крепче.
Она больше не ответила — её дыхание стало ровным, спокойным.
Она уснула.
Он провёл копытом по её голове, чувствуя, как напряжение медлено покидает её тело.
Тьма её сна была тёплой. Не гнетущей, не давящей, а мягкой, словно уютный кокон, в котором можно раствориться, если перестать бороться. Люмин медленно дрейфовала в этой темноте, чувствуя, как что-то невесомое, почти невидимое, обволакивает её, укачивает, успокаивает.
А потом — звук.
Тонкий, мелодичный, звонкий, как колокольчик, раскачиваемый лёгким ветерком. Смех. Детский, невинный, беззаботный.
И тепло.
Такое знакомое, но в то же время чуждое, как воспоминание из другой жизни, о которой она не знала, но по которой, казалось, тосковала всегда.
Видения вспыхивали, словно лучи солнца сквозь плотные облака:
— Маленькая кобылка, её собственные детские копытца утопают в мягком снегу.
— Солнце, заливающее улицу золотистым светом.
— Сильные копыта, подхватывающие её в воздух, подбрасывающие, а затем ловящие в тёплые, надёжные объятия.
Она смеётся.
Она чувствует любовь.
Чувствует, как надёжные губы касаются её лба, как тёплый голос что-то шепчет, как ласковые копыта приглаживают её взъерошенную гриву.
"Моя маленькая звёздочка…"
Она хочет ответить, но слова застревают в горле. Образы растворяются, как туман на рассвете, тают, исчезают, и на смену им приходит пустота.
Но тепло всё ещё здесь.
Не такое, как в её сне. Другое. Реальное.
Люмин вздрогнула, возвращаясь в реальность. Её глаза оставались закрытыми, но она уже ощущала: жёсткая поверхность, на которой она лежала, и что-то тяжёлое, но уютное, прижимающееся к её спине.
Его дыхание.
Она лежала в его объятиях.
Он не проснулся, но даже во сне плотно прижимал её, воспринимая, похоже в большей степени как личную мягкую игрушку.
Кобыла замерла.
Обычно по утрам её сознание наполняла пустота. Она привыкла к этому. Но сейчас… Сейчас в ней что-то шевельнулось.
Она вспоминала этот сон.
Детский смех, родительское тепло, чувство, что её любят просто за то, что она есть.
Но кто это был?
Она не знала.
Она вообще ничего не знала о себе.
Она не помнила семью. Не помнила, была ли она счастлива. Но если бы у неё это было… то значит, её жизнь когда-то не сводилась к борьбе за выживание.
Но что случилось потом?
Люмин вздрогнула.
Она не хотела вспоминать.
Слишком многое ушло в огонь.
— Ты дрожишь, это бесит, — голос Шэдоу был хрипловатым от сна, и совершенно очевидно, раздраженным. — Прекрати дрожать.
Его морда прижалась к её шее, и она чувствовала тепло его дыхания.
Она попыталась было отодвинуться, но его копыта всё ещё удерживали её, и сопротивляться не было смысла.
— Плохой сон?
— Нет… — прошептала она.
Он чуть отстранился, давая ей пространство, но не выпуская из объятий.
— Что тогда?
Люмин прикусила губу.
— В таком случае, я бы попросил не мешать мне спать, — донеслось недовольное бурчание.
Это было бы глупо—признаваться, что её мучает не ужас, а что-то совсем другое.
Она лишь медленно выдохнула и закрыла глаза.
Раньше у неё были мечты.
О семье.
Она не знала, откуда в ней это желание. Может, инстинкты. Может, отголоски воспитания, которое удержалось даже после амнезии.
Она знала, как это должно быть.
Как двое должны жить вместе, защищать друг друга.
Как сильный заботится о слабом.
Как тот, кто любит, отдаёт всего себя.
И раньше… у неё даже были варианты.
Люмин едва слышно вздохнула, уткнувшись мордочкой в его грудь.
Теперь у неё оставался только один.
Как бы плохо это ни было.
Люмин очнулась от странного, ни с чем не сравнимого запаха.
Тёплый, сладковатый, он заполнял пространство вокруг, пробирался в лёгкие, щекотал ноздри, вызывая смутные воспоминания…
Она приподняла голову, с трудом фокусируя взгляд в полумраке палатки. Внутри было удивительно тепло, несмотря на бушующую снаружи бурю. Как? Ещё вчера холод пробирал её до костей, и даже шерсть не спасала от ледяного ветра, рвущегося со всех сторон.
Она моргнула.
Перед ней плясали языки пламени.
Костёр.
Прямо в палатке.
Она резко села, в ужасе оглядываясь. Разве это… безопасно? Но тут же заметила—дыму есть куда выходить: в куполе палатки зияло отверстие, через которое врывался ледяной воздух, но само пламя было укрощено магией.
Огонь был послушен.
А за костром, держа над ним длинные палки, сидел он.
Шэдоу Блэйз.
Но что-то было… не так.
Его привычная алая грива была чуть взъерошенной, а на морде не было обычной маски безразличия или хищного любопытства. Вместо этого он сидел, согнувшись, лениво жуя что-то белое и липкое, и… ругался.
— Бггг, фкакая фуфня, ненавижу эфу тфрану! — пробормотал он сквозь пережёвываемую массу, причмокивая. — Вфсюду фет вфетер, фная фуря! Фо фига я фдесь?
Люмин ошарашенно уставилась на него.
Она не могла поверить своим глазам.
Шэдоу выглядел… обычным. Даже не вызывающим какого-то жуткого, подсознательного страха, как бывает обычно.
Не тем, кто без колебаний разрушил её деревню, не тем, кто забрал её, словно игрушку, не тем, кто всегда держался уверенно, с той загадочной хищной улыбкой, от которой её пробирал холод.
Сейчас он был другим.
Более… простым? Обычным?
Невинным?
Да, невинным.
Он не заметил её ошеломлённого взгляда. Всё ещё ворча под нос, он перевернул палку, на которой было насажено странное белое вещество, подрумянившееся от жара костра.
Когда он наконец повернул голову и заметил её взгляд, пару секунд молча смотрел на неё, а затем, будто ни о чём не думая, хмыкнул:
— Зефифку?
Люмин вздрогнула.
Она внезапно почувствовала, как в груди что-то дёрнулось.
И разразилась смехом.
То ли нервным, то ли просто безумным.
Он удивлённо моргнул, но ничего не сказал. Просто протянул ей палку.
Люмин осторожно взяла её, разглядывая странную, липкую массу, а затем осторожно откусила.
Мягко. Сладко. Липко.
Шэдоу, очевидно, не ожидал такого зрелища.
Он смотрел на неё широко распахнутыми глазами, с той же растерянностью, с какой она недавно наблюдала за ним.
А потом…
Он вдруг протянул копыто и коснулся её лица.
Люмин вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась.
Шэдоу медленно провёл по её щеке, а затем показал запачканное в белой липкой массе копыто.
— Фся измазалафь… — пробормотал он.
Она моргнула, а затем посмотрела на него.
На его собственную морду, перемазанную зефиром.
Она выглядела нелепо. И… странно мило.
Кобыла не выдержала.
Она просто усмехнулась.
Перед ней сейчас был совершенно иной Шэдоу Блэйз.
Или, может, вообще отдельная личность?
— Так… насколько же, говоришь, ты изменился, когда Луна стала Найтмер Мун?