Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы
Глава 24
Агент Короны Крэш вошла в логово хулиганов, поправила очки, а затем голосом, полным странной уверенности, объявила следующее:
— Теперь вы должны познать науку моего копыто-фу. — После этого произошло самое удивительное — на экране взорвалась агент Короны Крэш. Все пони сражались в стиле копыто-фу, а она летала по комнате как ураган, разящий ударами; шквал копыт выбивал зубы и ломал конечности как спички.
Наука копыто-фу была мощной и ужасающей. Лица были перекошены и разбиты. Зубы крошились, как стекло. Конечности оставались в скрюченных, неестественных позах. Агент Короны Крэш казалась неуязвимой, когда скакала по комнате. Хуже всего были удары по орешкам: несколько врагов имели несчастье каким-то образом оказаться в двуногом положении, позволяющем нанести удар ногой по их шарам.
Сумак поморщился, сочувствуя боли.
Один плохой парень, получив удар в голову, выкашлял два грецких ореха и выплюнул их на пол. Сумак рассмеялся — он ничего не мог с собой поделать, — а позади него послышался еще больший смех. Рядом с ним Пеббл качала головой из стороны в сторону, и он не мог сказать, нравится ли ей это в данный момент. Но тут раздался смех Лемон, и Сумак навострил уши. Если Лемон могла смеяться над грецкими орехами, значит, все должно быть в порядке.
Это был неплохой способ завязать приключение.
Виндия была ужасным, кошмарным, ни на что не годным, отсталым местом на каком-то забытом краю света. По крайней мере, в фильме все выглядело именно так. Гриттиш почему-то всё усугубил, хотя в фильме не было понятно, как это произошло. Почти везде были либо трущобы, либо джунгли, а в джунглях — старые храмы, древние старинные строения, напоминающие о том, что было когда-то давно.
Камера взмыла вверх, показывая все новые и новые джунгли, и на краю кадра показались фигуры. Камера увеличила масштаб, плавный, уверенный взгляд, который, несомненно, демонстрировал замечательные навыки пилотирования, и крошечные фигурки увеличились в размерах и стали более детальными.
— Ну же! — воскликнул Тарниш. — Это не армия! Их всего-то десять? За мной по джунглям гнались сотни культистов!
На экране культисты Колли Ма неторопливой трусцой бежали за агентом Короны Какао, а мускулистый единорог с достоинством лидировал в их размашистом броске, в котором его мускулистая фигура раскачивалась из стороны в сторону. Агент Короны Какао даже не вспотел, а вот псы-культисты запыхались. Сумаку показалось, что во всем этом есть что-то неправильное.
Сцена растворилась, отдалившись от Какао и его медленной прогулки, и когда картинка вернулась в фокус, на ней были показаны Дэринг Ду и Крэш, сидящие за столом и потягивающие напитки, в которых были маленькие бумажные зонтики. Они разговаривали с каким-то профессором в очках с толстыми стеклами, который все время указывал копытом на карту.
— Профессор Линк, спасибо, что сообщили нам местонахождение клана алмазных собак Де Штейн. — На экране Дэринг Ду одарила профессора знойным взглядом благодарности.
— Клан Де Штейн был скрытой угрозой довольно долгое время, — ответил профессор Линк.
— Мы получили эту информацию не таким образом, — громким шепотом сказала Рейнбоу. — Дэринг держала его за голову, а я била его в живот, пока он не отдал товар…
— Рейнбоу Дэш, ты, проказница, ты ударила его прямо по веткам и ягодкам!
— Ты не сможешь доказать, что я сделала это специально, он же корчился!
— Заткнитесь уже! — Голос Клауди был пронзительным и раздраженным. — А то я за себя не ручаюсь!
На экране Дэринг Ду все еще вела себя довольно соблазнительно, и Сумак слегка ерзал на своем месте, поскольку наблюдение за ней вызывало у него неприятные ощущения. Она что-то делала губами и глазами, и от этого у него зудело в странных местах, словно ему нужно было потереться. Что-то внутри него проснулось, и он почувствовал, что ему слишком тепло.
— Фу! Зачем мне пытаться соблазнить его! — крикнула мисс Йерлинг, и в экран полетел попкорн. — Он пытал нас с Рейнбоу и натравил на нас диких обезьян!
— Обезьян со шлемами контроля разума! — добавила Рейнбоу.
— Знаете, я уже не так злюсь на Тарниша за то, что он сделал с профессором Линком, — заметила мисс Йерлинг. — Тарниш был прав… Это то, на что можно оглянуться и посмеяться. — Когда мисс Йерлинг начала смеяться, к ней присоединились Тарниш и Рейнбоу.
— Тарниш… Тарниш… он украл жезл управления разумом обезьян! — прохрипела Рейнбоу, кое-как выговаривая слова и захлебываясь от смеха.
— О, замолчите! Все вы! — Теперь раздраженной была Октавия. — Тут кое-кто пытаются смотреть кино!
— А кое-кто из нас это пережил, — ответил Тарниш. — Мне несколько часов читали лекции из-за того, что я сделал с жезлом управления сознанием обезьян.
— Винил Скрэтч, ты больше никогда не выйдешь из дома!
— У меня странное ощущение между ног, — прошептал Сумак, слишком смущенный, чтобы повышать голос. — Как будто я хочу в туалет, или что-то в этом роде.
— Сумак? — Трикси, очевидно, услышала его и наклонилась к нему. — Ты в порядке?
— Думаю, мне нужно в туалет… Мама, происходит что-то очень странное!
В уборной для кобыл стоял невыносимый запах дезинфицирующего средства, и Трикси Луламун уставилась в стену, почти не мигая, глядя куда угодно, только не на своего сына. Сумак сидел на унитазе, слегка ерзая, дрожа и с красным лицом. Без сомнения, она тоже была красной и не знала, что сказать. Ей хотелось, чтобы Лемон была здесь, потому что Лемон знала бы, что делать.
— Послушай, Сумак, такие вещи… случаются.
Корчась и поджимая задние ноги, жеребенок стыдливо смотрел в пол. Его уши поникли, и все в нем излучало страдание, пока он сидел и дрожал. Трикси поняла, насколько хуже должно быть для Сумака находиться в уборной для кобыл, ведь он становился старше, и, конечно же, дело было в том, что только что произошло.
— Ты несла меня через холл…
— Послушай, Сумак, я не знала… что… Трикси не знала, что это произошло, и ей очень, очень жаль, понимаешь? — Кабинка туалета казалась слишком маленькой и тесной, и ей было неловко находиться так близко к сыну, учитывая то, что происходило. Ей хотелось быть далеко-далеко, но в то же время она хотела утешить его в трудную минуту. — Такого ведь никогда раньше не случалось, правда?
— Нет! — ответил Сумак раздраженно и надуто.
Трикси поняла, что не может его винить. Она смотрела на граффити, начертанные на плитке, но не воспринимала написанные там слова. Она хотела сказать ему, что этот момент пройдет, но слова застряли у нее в горле. Было слишком больно говорить ему, что все будет хорошо и что она все еще любит его, потому что сейчас она не могла даже обнять его, хотя он так в этом нуждался.
Трикси поняла, что это, возможно, самый худший момент ее материнства, и от этого было больно.
Сосредоточившись на себе, Трикси не подумала о том, что каждая мать маленького жеребенка в какой-то момент должна была пережить этот момент. Ее не трогала чужая борьба. Нет, она думала только о себе и о том, как неловко ей сейчас стоять с Сумаком в кабинке туалета, пока он страдает от непроизвольной реакции — того, о чем она не хотела ни думать, ни признавать.
Он был ее милым, невинным дружком, а это все усложняло.
Что бы сделала Лемон? Сжав горло, Трикси попыталась спасти ситуацию:
— Ладно, это будет трудно, но ты можешь рассказать мне, что произошло? В смысле, в тот момент, когда… ну, ты понимаешь…
— Я не знаю. — Голос Сумака был не более чем пристыженным бормотанием. — Мне стало очень тяжело, когда я увидел, как двигаются ее губы и язык, а потом был момент, когда я увидел ее горло, и тогда все стало ужасно, и я не мог сидеть спокойно.
— Понятно. — Повернув голову, она теперь стояла лицом к стене кабинки и старалась не думать о том, что ее сын только что испытал первое настоящее возбуждение, потому что заглянул в горло кобыле. Она не хотела думать об аналоге, который он представлял, и о том, что это пробудило в сознании ее сына. Это вызывало беспокойство, если не сказать больше.
Было ли это нормально? Естественно ли это? Трикси, будучи такой, какая она есть, не представляла, как с этим справиться — с мыслью о том, что ее сына привлекал открытый рот кобылы. Она подумала, что было бы легче смириться, если бы Сумак сконфузился, глядя на кобылий зад. Это, по крайней мере, выглядело бы более нормально, более естественно.
— Тебе уже лучше?
— Нет. — Сумак не поднял взгляд от пола, а Трикси не повернулась, чтобы посмотреть на него.
— О боже. — Трикси глубоко вздохнула. Ей хотелось, чтобы Лемон была здесь, и не только потому, что она нужна Сумаку, но и потому, что Трикси знала, что она нужна ей. Когда через несколько кабинок послышался звук, издаваемый другой кобылой, она вздрогнула, не желая думать об этом. Никто не предупредил ее об этом. Твайлайт Вельвет ничего не говорила об этом мучительном опыте. Ничто из того, что она когда-либо испытывала, не подготовило ее к этому моменту, к этому испытанию материнства.
Стиснув зубы, она заставила себя посмотреть на Сумака. Протянув одно копыто, она подставила его под подбородок, приподняла голову и заглянула в его глаза, глядя поверх верхней кромки очков. Она увидела боль и свое отражение. На мгновение ее охватила мучительная паника при мысли о том, что Сумак, возможно, смотрит на ее рот. Взяв себя в копыта, она заставила себя продолжить, преодолевая боль, трудности и наплыв эмоций.
— Сумак, все будет хорошо, и мы пройдем через это…
Когда он снова опустился на сиденье рядом с Пеббл, Сумак по-новому оценил свою подругу-кобылку. Закутавшись в пончо, он все еще чувствовал себя слишком жарко и в то же время несколько зябко. Он был немного потным и, возможно, немного липким, а Пеббл была даже слишком теплой, чтобы ее выносить. Он изо всех сил старался сидеть спокойно — это было несложно, учитывая его состояние, — и странным, необъяснимым образом был благодарен за то, что снова оказался рядом с Пеббл, хотя ему хотелось быть далеко-далеко от нее.
Он был слишком рад снова погрузиться в фильм и уставился на экран, широко раскрыв глаза за стеклами очков, гадая, что же он пропустил. Как долго их с Трикси не было? Эту мысль он выкинул из головы, потому что лучше было не думать об этом. Что угодно было лучше, чем думать об этом.
У Пеббл были красивые губы, и он старался не думать о них.
На экране царило буйство перенасыщенных красок. Слышалось рычание кошек из джунглей, крики обезьян и шипение кобр. Слишком много всего происходило одновременно, чтобы уследить за всем, а в ряду позади него раздавался безостановочный смех. Агент Какао сражался с тигром в джунглях и побеждал. Наверное, фильм опять преувеличивает. Ведь не мог же Тарниш ударить и пнуть тигра, чтобы тот подчинился?
Агент Какао ударил тигра прямо в пах, и тот заскулил, свернувшись в клубок. Театр наполнился болезненными вздохами, и Сумак снова сжал задние ноги вместе, но на этот раз по другой причине. Затем, когда тигр был повержен, агент Короны Какао двинулся на удивленного доктора Кабаллерона под страшную музыку психопатов-преследователей.
Дальше была короткая погоня по карьеру, а затем, когда Какао настиг Кабаллерона, началась драка. Злой доктор был избит, как пиньята, но это избиение не было комедийным. Замедленная съемка и драматическое увеличение показывают дикую жестокость избиения, которому подвергся Кабаллерон. Зубы летели. Сумак, сморщившись, напомнил себе, что это кино и что такого, скорее всего, не было.
Когда Кабаллерон был избит до беспомощности, Какао бросил его в воду, кишащую крокодилами, где злобного доктора утащили на глубину, и он исчез из виду. Сумак почувствовал легкую тошноту, ведь это было просто ужасно, и он был рад, что Тарниш не из тех пони, которые действительно могут так поступить.
Даже не задумываясь об этом, он придвинулся ближе к Пеббл, желая почувствовать ее прикосновение к себе, и задрожал. На экране Дэринг Ду сражалась с адмиралом Бэнксом в бескомпромиссном поединке, и ей только что ударили копытом в рот, оставив на губе небольшую рассеченную рану. Все еще играла страшная, психованная музыка преследователей, визгливые скрипки, от которых у Сумак вставали дыбом все волосы на загривке.
— Папа делает плохие вещи, когда злится. — Пеббл выдохнула эти слова и тоже прижалась к Сумаку.
Агент Короны Крэш был пойман в сети и подвергался жестокому избиению дубинками на палубе воздушного корабля. Сумак вздрагивал от каждого удара — слишком уж реально все это выглядело и звучало. На земле Дэринг Ду сражалась за свою жизнь с адмиралом Бэнксом. Агент Какао, весь в крови от схватки с тигром в джунглях, покрытый синяками от многочисленных драк и истекающий кровью из-за ранения, теперь медленно наступал на адмирала Бэнкса.
Визжащая, почти болезненная музыка усилилась, когда Какао занес свой хлыст. Адмирал Бэнкс только что получил удар по кишкам от Дэринг Ду и попятился назад, оказавшись слишком близко к вращающимся лопастям дирижабля. Камера с широким углом обзора показывала все в ужасающих подробностях — от страшного избиения Агента Крэша на палубе до продолжающегося продвижения Агента Какао вперёд.
Напряжение стало почти невыносимым, и Сумак зажал рот копытом.
Пеббл извернулась на своем месте, чтобы обхватить Сумака передними ногами, а Бумер нырнула под пончо, чтобы укрыться. Адмирал Бэнкс и Дэринг Ду наносили друг другу дикие, жестокие удары, быстро обмениваясь ими. Кнут вернулся на место, Какао произнес несколько очень непристойных слов, а затем кнут взметнулся. Дэринг Ду увернулась, но адмиралу Бэнксу не повезло. Агент Какао взмахнул хлыстом и…
Сумак прикрыл глаза, но не уши. Раздался ужасный звук, не поддающийся описанию, и крик. Передние ноги матери несколько неловко прижали очки к его лицу, а затем он услышал, как баритон Агента Какао произнес:
— Держись, Дэринг, мне нужно спасти Крэш.
Когда начались титры, Сумак был измотан пережитым, но в восторге. Фильм был потрясающим, совершенно потрясающим, хотя он и пропустил некоторые моменты, в том числе попадание адмирала Бэнкса в пропеллер. Он был слишком возбужден, чтобы сидеть спокойно, и его тело подергивалось от слабых движений.
— Тарниш, — спросила Пинни, повернувшись, чтобы посмотреть на сына. — Ты действительно спас Дэринг и Рейнбоу, или это просто в фильме пытались приукрасить главную мужскую роль?
— Это было на самом деле, — негромко ответила мисс Йерлинг. — Он был кадровым военным и намного лучше меня в бою. Рейнбоу на самом деле оказалась в сети, и это было весьма эффективно. Ваш сын каким-то образом удержался на ногах после ранения и спас нас обоих.
Пинни торжественно кивнула.
— Ты действительно сражался с тигром? — спросил Сумак.
— Да. — Тарниш усмехнулся.
— Когда мы вернемся домой, ты расскажешь нам, как все было на самом деле? — Сумак почти подпрыгивал от волнения.
— Сумак, нет… нет… Я буду драться с тигром, если понадобится, но не стану рисковать, чтобы твои матери на меня сердились.
Разочарованный, Сумак сделал единственное, что мог сделать жеребенок его возраста:
— У-у-у…