Мифы и наследия
Глава 4: Вечеринка
Флёр летела.
Это подразумевало, что она спит.
Земля под ней была сухой, пыльной летней равниной, короткая желтая трава гнулась под порывами обжигающего ветра, что кружил над вершинами каменистых холмов. Крошечные деревушки, примостившиеся с подветренной стороны некоторых из холмов, старались хоть так защититься от суровых летних ветров. За уродливыми строениями из сырцового кирпича с крытой соломой крышами не особо присматривали и даже не пытались создать приятный вид.
Между деревушками в изобилии раскинулись ухоженные поля пшеницы. Золотистые колосья колыхались туда-сюда словно океан. Поля были совсем небольшими, вероятно, только для прокорма местных жителей, решила Флёр, продолжая полет над равнинами.
Вокруг зданий толпились пони, такие же серые и невзрачные, как и их дома. Некоторые подняли взгляд, заметив белое пятнышко, плывущее по голубому небу. Когда раздались крики и она поняла, что обнаружена, пони внизу похватали жеребят и попрятались в домах, захлопывая двери. Флёр раздраженно хмыкнула, но не стала заострять на происходящем внимание, сосредоточившись на себе.
Посмотрев направо и налево, она разглядела длинные, широкие и величественные крылья, медленно и лениво рассекающие воздух. В воздухе ее держали большие, похожие на лезвия перья: даже не будучи экспертом, она поняла, что они принадлежали императорскому пегасу. Флёр чувствовала, как ветер нежно ласкает каждое перышко, толкая ее вверх, вызывая тихий, приглушенный смех.
Это было странно. Всякий раз, когда единорожка видела сон, все ее чувства были притуплены и безжизненны, как будто ее завернули в шерстяное одеяло. Этот же сон казался очень реалистичным. Он даже пах по-настоящему: густой запах древесного дыма щекотал нос. У Флёр никогда не было осознанных сновидений. Сделав еще несколько взмахов крыльями, она перестала переживать, просто наслаждаясь ощущением полета.
Отвернувшись от селений, Флёр направилась к далекой глади мерцающей голубой воды. Приблизившись к берегу, она разглядела небольшие волны, мягко набегающие на причал в центре бухты в форме подковы. Еще несколько уродливых домишек из сырцового кирпича теснились у причала и рядом с рынком, защищенным от палящего солнца белыми парусиновыми полотнищами. У причала стояли две длинные галеры, каждая с двумя мачтами и портами для весел. Она знала подобный дизайн из уроков истории и книг. Таких галер не строили со времен падения второй грифонской империи во времена создания Эквестрии.
− Прямо как у тротанцев, − произнесла единорожка, сама удивившись звуку своего голоса.
Ее обычно мягкий, мелодичный голос стал резким и холодным, словно ветер, дующий с вершин самых высоких гор. Беспокойство по поводу голоса быстро исчезло, поскольку Флёр продолжала упиваться видами и ощущениями своего сна.
Умело изменив положение крыльев, она начала ленивое снижение к запыленному рынку. В момент приземления золотые накопытники зацокали по неровной почве. Все пони на рынке были блеклыми и неприглядными в белых парусиновых штанах и с цветными повязками на головах. Это были первые яркие цвета, что Флёр видела с тех пор, как начался ее сон. Несколько посетителей рынка поспешили убраться с ее пути, другие пригибались, прячась за прилавками.
Пони вокруг нее начали кланяться, опускаясь все ниже и ниже, пока их носы не уткнулись в землю. Флёр хотела закатить глаза, но вместо этого она медленно потрусила вперед, увлекаемая сном. Среди моряков и продавцов Флёр заметила единорога, одетого в ярко-бордовый жакет с золотой тесьмой и широкополую шляпу с павлиньими перьями в тон, заткнутыми под ленту из переплетенных золотых нитей. Из под шляпы виднелась черная, как сажа, грива, перевязанная малиновой лентой. Серая в яблоках шерсть была вычесана настолько, что буквально блестела в лучах полуденного солнца. В отличие от остальных пони, поклон странно одетого единорога был не таким глубоким, что позволило Флёр видеть тусклые стальные глаза, которые метались по рынку, следя за всеми пони разом.
− Лемерий, − промурлыкала Флёр, и легкая улыбка тронула ее губы, когда она приблизилась к единорогу.
Она протянула копыто, позволяя единорогу выпрямиться и нежно коснуться губами полированного металла.
− О Повелительница Света, очень рад снова видеть вас. Я так понимаю, ваше путешествие было… приемлемым? − спросил жеребец, его голос хрипел как ветер в горах Канталонии, а дыхание было тяжелым от запаха дешевого рома.
− За мной никто не следил, если ты об этом.
Флёр отвернулась от единорога, махнув крылом, приказывая следовать за ней, и пошла вдоль берега. Шерсть у нее на загривке встала дыбом, реагируя на незнакомое жужжание. Что-то было не так, она знала, что что-то не так, но была вынуждена проигнорировать предупреждение.
Некоторое время они шли молча, тихий плеск волн в нескольких шагах от них заглушал шум рынка, который снова ожил в отсутствие Флёр. Когда они обогнули край залива и рынок скрылся из виду, Флёр остановилась. Оглядевшись, она убедилась, что за ними никто не следит, и удовлетворенная засветила рог.
Она наслаждалась прохладным ощущением магии, похожим на ветерок осенним утром, что щекочет гриву и лицо, струится от копыт и крыльев, танцует в сердце, а затем скользит к рогу.
Золотые магические линии вспыхнули на песке, выгибаясь дугой, формируя круг и оставляя после себя аромат. Когда концы соприкоснулись, магия устремилась внутрь, закручиваясь спиралью и отскакивая от уже сформированной границы, пересекаясь, пока круг не заполнился сложным переплетением линий и окружностей поменьше. На мгновение Флёр восхитилась чарами. Она никогда бы не смогла так быстро создать настолько сложную печать.
Одну только ее основу составляло более дюжины рун, еще семнадцать объединились, формируя каркас. Большинство из них Флёр не узнала, а две были странными, их форма изгибалась и менялась, если на них смотреть, словно руны стеснялись. Когда еще одиннадцать рун, завершающих заклинание, начали обретать форму, единорожка поняла, что это не обычная печать. Сложность, в которой сплетались руны, превосходила все, что она могла бы вообразить или когда-либо слышала. Более того, энергетические линии начали отталкиваться от печати, раздвигаемые энергией, струящейся сквозь руны. Печать слабо шипела от того количества эфира, что в нее влили.
Но не только энергетические линии печать раздвинула в стороны, свет и звук искажались тоже. Посреди пляжа возник купол, и все, что находилось внутри, было скрыто от находящихся снаружи, вне зависимости от того, каким бы способом они ни пытались заглянуть внутрь.
Отпустив магию, Флёр бегло осмотрела печать, прежде чем повернуться к Лемерию.
Неприятного вида единорог слегка кивнул ей, впечатленный скоростью сотворения чар.
− Ваша Божественная Милость, вы попросили меня о встрече в этой пустой мертвой стране и теперь создаете настолько впечатляющую печать; это же не имеет ничего общего с тем, что вы поручили мне найти, верно?
Улыбка Флёр стала чуть шире и сменилась хищным оскалом, когда она взглянула в сторону жеребца. Единорог смотрел ей в глаза лишь короткое мгновение, прежде чем вздрогнуть и опустить взгляд на полоску песка между ними.
Смягчив выражение, Флёр спросила:
− Ты ведь вернул ключи, да?
Единорог сглотнул от резкости в голосе, что обещала боль, невообразимую для смертных, если ответ разочарует Флёр. Из седельной сумки выплыл маленький золотой мешочек, окруженный облачком малиновой магии, и упал на песок перед ней. Подхватив его уже сама, Флёр, не обращая внимания на жужжание, которое теперь походило на жужжание пчелиного роя, открыла мешочек и достала три ключа.
Каждый из них был черен, как сам грех, и, казалось, впитывал свет, как пони, заблудившийся в пустыне и наткнувшийся на оазис, пил бы воду. Флёр быстро сунула ключи обратно, подавив дрожь, и отправила мешочек в свою седельную сумку.
− А моя оплата?
Из другой седельной сумки появилась золотая корона. Очень знакомая корона, которую Флёр часто видела.
− Корона самой Гемеры, − простонал жеребец, высунув тонкий язык и облизав губы.
Передавая корону единорогу, Флёр добавила:
− Помни, корона вернется к ней, когда она в следующий раз будет творить ритуал восхода солнца. У тебя есть пять дней. Если тебе взбредет в голову прибегнуть к магии, чтобы предотвратить возвращение короны, знай, что Гемера отправится на поиски того, что принадлежит ей по праву. Мне заранее жаль любого, у которого окажется ее корона. Моя тетя не такая всепрощающая, как я.
− Все так, все так. Любой, у которого обнаружится корона, будет жестоко наказан, − жеребец покосился на корону, обнажив в улыбке потрескавшиеся черные зубы. − Такого не пожелаешь даже своему смертельному врагу. Тому, кто самым подлым образом надругался над матерью и сестрами и оставил их умирать в горящих развалинах собственного дома. Нет, даже ему никто не пожелал бы той боли и страданий, что обрушит Гемера на тех, кто украл ее корону.
Флёр, приподняв бровь, наблюдала, как единорог, что-то бормоча себе под нос, кладет корону в ящик, покрытый десятками оберегов и защитных рун. Затем она отвернулась, окидывая взглядом выжженную землю.
Прищелкнув языком, Флёр произнесла:
− Думаю, что здесь стоит построить город. Что-нибудь грандиозное, с белыми стенами и золотыми башнями. В центре будет Храм Луны. И огромная библиотека со свитками и книгами со всех Семи Земель. Это будет дар моей тете в честь ее возвращения. Назову город Алниксандрия в ее честь. Что скажешь, Лемерий? Разве это не станет самым замечательным подарком?
− Это был бы самый... подходящий подарок, ваша Божественная Милость, − промурлыкал жеребец, низко кланяясь и снимая шляпу с головы. − Если вам угодно, я, пожалуй, откланяюсь. Моему кораблю предстоит преодолеть много лиг, а времени не так много. Мне придется все время подгонять гребцов плетьми, чтобы успеть на следующую встречу вовремя.
− Ступай, − ответила Флёр, махнув копытом, прогоняя единорога, поглощенная проектированием нового города.
Наблюдая одним глазом, как жеребец спешит к своему кораблю, она дождалась, пока он скроется из виду, прежде чем засветить рог. Закрыв глаза, она произнесла:
− Кузина, они у меня...
Что бы ни было сказано дальше, Флёр не услышала, так как пронзительный крик вырвал ее из сна и вернул в гостевую спальню бутика «Карусель».
− Рэрити! Рэрити! Выходи скорее, принцесса здесь! − пронзительный голос проникал сквозь стены между спальнями так же легко, как свет через окно.
Выглянув наружу, единорожка была потрясена, увидев солнце на западе. На мгновение она задумалась, как долго спала. Вставая с кровати, она вспомнила свой сон. В отличие от большинства снов, этот не таял, а цеплялся за нее, и, в свою очередь, Флёр постаралась не упустить ни одной детали. Довольная тем, что сон не забудется, она подошла к двери и осторожно приоткрыла ее.
Младшая сестра Рэрити, кобылка с белой шерсткой, восторженно подпрыгивала перед дверью в комнату сестры.
Заметив Флёр, Свити перестала подпрыгивать и оценивающе посмотрела на взрослую пони, прежде чем поднять копыто и объявить:
− Привет! Меня зовут Свити Белль. А ты кто?
Флёр аккуратно коснулась копытца кобылки и ответила:
− Я Флёр де Лис, ma jeune amie. Приятно наконец-то познакомиться с тобой. Твоя сестра много рассказывала, как ты и твои друзья влипаете в разные неприятности.
− Угу, − ответила кобылка, в глубокой задумчивости потирая копытом подбородок. − Значит, ты особенная пони Рэрити?
− Свити Белль! − раздался возмущенный голос.
Флёр и кобылка одновременно обернулись и увидели в дверях Рэрити с идеально уложенной гривой, но без макияжа и накладных ресниц.
«Она, должно быть, совсем недавно проснулась», − подумала единорожка, одарив подругу теплой улыбкой, прежде чем снова повернуться к Свити.
− Нет, мы не «особенные пони».
− Свити, ты что-то говорила о принцессе? − голос Рэрити был настолько приторно-сладким, что почти резал слух.
− А, точно! − воскликнула кобылка, ее глаза вспыхнули, когда она бросилась к сестре, на мгновение забыв о Флёр. − Я только что видела Твист, и она сказала, что Рамбл сказал ей, что Динки видела, как принцесса вышла из Вечнодикого леса вместе с Флаттершай, Эппл Блум и Зекорой!
Рэрити вздохнула, медленно потирая лицо. Присев, она нежно коснулась копытцем холки сестры. Флёр отступила назад и начала спускаться по лестнице в сторону кухни, не желая вмешиваться в семейные разборки.
Спускаясь, она услышала, как Рэрити начала:
− Свити, ты же знаешь, что обе принцессы, Луна и Кейденс, приехали в Понивилль на Праздник жизни?
Улыбаясь про себя, Флёр вошла на кухню, стараясь не слышать происходящего наверху, кроме того, что голос Свити Бель сорвался, когда она начала отвечать. Единорожка даже начала напевать, доставая хлеб из буфета и апельсиновый сок из холодильника. В Свити было что-то странно знакомое, грустное и в то же время радостное. Флёр никак не могла понять, в чем дело, и, начав готовить яичницу, в конце концов решила, что, должно быть, это из-за историй Рэрити о ней.
Решив вместо этих размышлений сосредоточиться на сне, Флёр задумалась о его значении. Она знала достаточно об онейрологии, чтобы понимать, что они часто важны. По крайней мере, так утверждали другие пони. Единороги настолько редко видят сны, что в прошлом этот факт использовался в качестве основы для утверждения, что у единорогов нет души. Флёр фыркнула от отвращения к подобным нелепостям, в которые верили некоторые древние пони.
Никто, даже Селестия, не знал точно, почему единорогам почти никогда не снятся сны. Однажды принцессу об этом спросили, и она ответила:
− Сколько я живу в этом мире, столько единорогам снятся сны всего раз в год, и я не знаю, в чем причина.
Мудрецы и ученые утверждали, что причина столь крепкого сна в необходимости восполнять магию, но Флёр не верила в такое объяснение. Как и представители других рас, единороги редко вспоминали сны на следующее утро, даже если им что-то снилось. Поэтому большинство из них не особо переживали о снах. Это было просто частью жизни любого единорога. Флёр никогда не слышала, чтобы единорог видел два сна за год, не говоря уже о том, чтобы два за одну ночь.
Это открытие заставило ее замереть на полпути, когда она раскладывала яйца по трем тарелкам.
Она повернулась к кухонной двери, на ее прекрасном лице застыло выражение неподдельного шока, когда Рэрити и Свити вошли внутрь.
− Этой ночью мне дважды снился сон, − заявила Флёр.
Рэрити замерла, в ее глазах появилось облегчение.
− Как и мне, − ответила она, опускаясь на один из свободных стульев. − Сначала я подумала, что это из-за вина, и первый сон я просто выдумала, но второй был слишком реалистичным. К тому же, у меня уже был сон три месяца назад. Не мог же мне так скоро присниться еще один?
− У меня так же, − согласилась Флёр, садясь напротив Рэрити, забыв о завтраке. − В своем я летала, потом приземлилась на пляже и разговаривала с каким-то единорогом, похожим на пирата. Он дал мне несколько черных ключей в обмен на чью-то корону.
− Я... я не уверена, что хочу говорить о своем сне, дорогуша, − Рэрити перевела взгляд на сестру. Кобылка озадаченно наблюдала за взрослыми, переводя взгляд с одной на другую. − Он был не настолько приятным, как твой.
Модница натянуто улыбнулась, но Флёр заметила, что улыбка дрогнула, а из глаз чуть не потекли слезы, но Рэрити смахнула их платком. Сделав глубокий вдох, она натянула улыбку, чтобы только пони, натренированные в общении с лжецами и политиками, как, например, Флёр, смогли распознать обман. Ради своей подруги, и все еще чувствуя вину за предыдущий вечер, она не стала развивать тему снов.
Оказалось, что подобное решение не имело значения, так как через несколько мгновений с городской площади донесся страшный шум. Фанфары, возвещающие о прибытии принцессы Селестии, − мелодия, известная каждому пони в Эквестрии, − смешивались с криками отчаяния, возбудив любопытство Флёр и Рэрити настолько, что полностью завладели их вниманием.
− Королевские фанфары? − спросила Рэрити, соскальзывая со стула, чтобы выглянуть в окно. Она наблюдала несколько секунд, прежде чем в шоке прикрыть рот копытом. − Почему принцесса Селестия в Понивилле?
− Видишь, − воскликнула Свити, подбегая к сестре и подпрыгивая, пытаясь выглянуть в окно. − Я же говорила, что принцесса приехала.
Поджав губы, Рэрити не ответила сестре, сосредоточившись на сцене посреди городской площади. Поскольку завтрак уже остыл, Флёр вздохнула и соскользнула со стула, чтобы присоединиться к сестрам и тоже взглянуть в окно.
И кровь застыла у нее в жилах.
Центральная площадь Понивилля была заполнена пони, большинство из которых собрались вокруг сцены. Между сценой и толпой стоял отряд королевской стражи. Каким бы тревожным ни был подобный вид, Флёр больше взволновал факт, что гвардейцы вместо церемониальных доспехов были облачены в полированную броню из магически укрепленной стали, которая использовалась только в экстренных ситуациях. У подножия ступеней, ведущих на сцену, стояли мэр города и еще двое пони.
В первом можно было узнать одного из капитанов Дневной стражи. Это был высокий и крепкий имперский пегас по имени Айрон Гаст. По крыло-лезвиям и по тому, как он сжимал челюсти, было ясно, что жеребец ожидает неприятностей.
Вторым была сама принцесса Селестия. Ее королевские регалии исчезли, корона и тяжелая пейтраль сменились доспехами из полированного золота, сияющими от защитных чар, выгравированных на броне. Сбоку, упираясь острием в булыжники, стоял громадный меч. Лезвие было похоже на поверхность солнца, перекатывающееся и кипящее пламя, заключенное в клетку из металла; в крестовину был вставлен камень в форме глаза, кроваво-красного и сердитого. Имя меча Флёр вспомнить не смогла, хотя знала, что оно у него есть.
− И зачем только она надела эти доспехи? − Рэрити задумалась, слегка склонив голову набок. − Хотя, должна заметить, они хорошо сочетаются с ее шерстью и гривой.
Единорожка обернулась, чтобы взглянуть на реакцию Флёр, и увидела, что та бодро трусит к двери. После секундного колебания Рэрити последовала за ней вместе со Свити Белль.
Протолкавшись сквозь толпу, Флёр направилась к принцессе, отвесив почтительный поклон, когда осталось несколько шагов. Селестия повернула голову к трем пони, и мрачное выражение сменилось легким облегчением.
− Посол Флёр де Лис, для меня сюрприз видеть вас здесь, в Понивилле, − произнесла принцесса своим добрым материнским голосом, прежде чем слегка наклонить голову и нежно улыбнуться Рэрити со Свити в знак приветствия.
− Oui, ваше величество. Я решила навестить подругу, леди Рэрити, и остановиться у нее на несколько дней, − ответила Флёр, наслаждаясь тем, что в кои-то веки может сказать чистую правду о политической ситуации. − Однако могу я поинтересоваться, почему вы и королевская гвардия находитесь здесь? И в боевой броне, ни больше ни меньше.
Во всем мире не было существа, столь же искусного, как Селестия, в ведении придворных дел и контроле информации. Флёр не удивилась, когда принцесса ответила:
− Эквестрии, возможно, угрожает опасность. Скорее всего, ничего серьезного не случится, а все это − чрезмерная реакция.
Флёр медленно кивнула в ответ, ее опытный ум сопоставил то, что сказала Селестия, и то, что принцессе не нужно было говорить. Сказанное, безусловно, было правдой, и то, как фраза была подана, создавало впечатление, что на самом деле никакой опасности нет. Тем не менее было очевидно, что происходит нечто большее. Что-то должно было быть ужасно неправильным, раз Селестия облачилась в доспехи и попыталась предотвратить угрозу. В сердце Флёр зародился страх, и посол медленно посмотрела в направлении взгляда принцессы. Там она увидела, как верхушки деревьев Вечнодикого покачиваются на весеннем ветру.
С севера приближался молодой страж. На бегу от его стальных накопытников разлетались искры. Тяжело дыша, он замедлил шаг и остановился, салютуя принцессе и капитану.
− Мы установили периметр вокруг библиотеки, как вы и приказывали, ваше величество. Внутри находятся ваши сестра и племянница, капитан Армор и несколько гражданских, включая Элементы Смеха и Магии. Там что-то произошло, но, как вы и приказали, мы держались на расстоянии и просто наблюдали. Кажется, на данный момент все вернулось в норму.
− Я уже в курсе произошедшего, но благодарю, − улыбнулась Селестия, не отрывая взгляда от далекого леса. − Я была уверена, что ситуация разрешится своевременно.
Флёр и Рэрити обменялись растерянными взглядами. Свити Белль тем временем обошла Селестию и подняла копыто, заинтригованная видом меча.
− Тебе не следует этого делать, моя маленькая пони, − заметила принцесса, не отрывая напряженного взгляда от деревьев. − Коронал Эдж был выкован на поверхности солнца и не любит, когда в него тычут.
− Ох, − Свити с явным разочарованием в голосе опустила копытце на землю. Подняв глаза на Селестию, она спросила: − Что значит «ему не нравится, когда его тычут»?
− Это долгая история, и, возможно, ее лучше рассказать в другой раз, − улыбка Селестии стала слабой и отстраненной, когда богиня вспомнила те дни, которые стали для всех остальных не более чем мифами и легендами.
− Принцесса, не лучше ли на всякий случай собрать леди Рэрити и остальные Элементы и доставить их в безопасное место? − уточнил Айрон Гаст, наконец дав о себе знать.
− Они не успеют добраться до достаточно безопасного места, если угроза окажется реальной, − ответила Селестия, и от ее слов и тона по спине Флёр пробежал холодок. − Кроме того, она приближается.
Отвернувшись от принцессы, единорожка увидела небольшую группу, идущую со стороны Вечнодикого. Она приподняла бровь, удивляясь, почему Селестия так беспокоится о паре пони и двух кобылках. Сама принцесса, казалось, на мгновение напряглась, а затем расслабилась и с ее губ сорвался облегченный смешок.
− Ну, в конце концов, оказалось много шума из ничего. Я рада.
Резкий скрежет металла о камень заставил Флёр насторожить уши, когда Селестия подняла меч магией. С легким хлопком и золотой вспышкой он исчез.
Даже не взглянув на пони рядом с собой, Селестия медленно направилась к группе, остальные после секундного колебания последовали за ней. Когда две группы приблизились друг к другу, Флёр чуть не сбилась с шага, когда крылья кобылки «единорога» затрепетали.
Кобылка-аликорн наблюдала за Селестией со смущенным выражением. Когда их разделяло всего полдюжины шагов, кобылка бросилась к принцессе, подпрыгивая, размахивая крылышками и растопырив копыта. Передние ноги обвились вокруг изящной шеи Селестии, и кобылка уткнулась мордочкой в ее белую шерсть.
− Тетя, я знала, что ты придешь за мной, − воскликнула кобылка, и во внезапно воцарившейся на площади тишине послышались тихие всхлипывания. − Я знала, что ты меня не бросишь.
Повернувшись к Флаттершай, Рэрити спросила шепотом:
− Она аликорн. Где ты нашла кобылку-аликорна?
− Я, эм-м-м... вроде как прижимала ее к себе... посреди Вечнодикого.
Флёр смерила Флаттершай долгим недоверчивым взглядом, хотя, если подумать, она слышала от Рэрити немало историй о самых невероятных вещах, которые, казалось, происходили в Понивилле постоянно.
− И, Рэрити, ее зовут Тир.
− Мои маленькие пони, думаю, вам есть что рассказать мне. Давайте отправимся в более уютное место и поговорим, − промурлыкала Селестия, успокаивающе поглаживая копытом спину плачущей кобылки. Затем она повернулась к Айрон Гасту и приказала: − Капитан, вы и остальная гвардия должны вернуться во дворец. Очевидно, что ваши услуги здесь не понадобятся.
Когда стражи бросились выполнять приказ, принцесса посадила Тир себе на спину и повернулась к оставшимся пони:
− Пойдемте, насколько знаю, в библиотеке устраивают вечеринку.
Тир пыталась разобраться в этом запутанном потоке информации, зарывшись лицом в гриву своей тети так, что эфирные пряди щекотали ей нос и глаза.
С пробуждения на лесной поляне, она пыталась понять, что происходит, но, к сожалению, пока не получалось. Все было настолько спокойным и умиротворяющим, что казалось странным и неправильным. Ярко светило солнце, не скрытое бушующими штормами. Лес, несмотря на зловещее предчувствие, был полон звуков, издаваемых мелкой живностью, а не мертв, безмолвен и усеян костями. А жители деревни были такими счастливыми и открытыми, что даже не пытались сбежать домой и забиться под кровать при виде аликорнов.
Все было так, как в те времена, когда Тир была моложе.
Когда она играла и смеялась со своими кузинами.
До того, как все пошло наперекосяк.
До войны.
Еще больше смущали пони. Флаттершай так сильно напоминала Тир ее кузину Артемиду, что на мгновение она даже поверила, что это она и есть. То же самое с Эппл Блум и Свити Белль, которые напоминали ей Мнему и Аэду. Две взрослые кобылы-единорожки также напоминали ей о семье. Но они не были ее семьей. Тир чувствовала смертность всех этих пони так же легко, как чувствовала сущность солнца, исходящую от Гемеры.
Было только одно объяснение: все они были жрицами.
Но Эппл Блум и Свити Белль были слишком юны, чтобы стать жрицами, и пони, казалось, были искренне смущены именами, которыми их называла Тир. Кроме того, была небольшая проблема в том, что жриц Мнемы, Аэды или Артемиды не существовало. Даже ее тетя была немного не такой.
Тетя Тир, Гемера, Богиня Дня, была слепа. Кобылка всегда вздрагивала, когда ее мать рассказывала историю о том, как Гемера лишилась глаз. Ей все еще снились кошмары о том, как Гера приходит вырывать глаза уже ей.
Если не считать слепоты, эта пони была один в один как Гемера, так что она должна была быть Гемерой. Решив, что она, должно быть, каким-то образом вернула свои глаза, Тир прижалась к шее аватара солнца. Подняв голову от гривы тети, кобылка посмотрела вниз на одну из пони, идущих рядом с богиней.
− Ты жрица?
Единорог посмотрела на кобылку, слегка приподняв брови, и рассмеялась, словно колокольчики зазвенели на санях.
− Нет, я посол Пранции, − ответила она с акцентом, незнакомым Тир. − Меня зовут Флёр.
− Тир, − ответила кобылка в соответствии с обычаем смертных пони. В конце концов, все и так знали ее имя.
Она замолчала, обдумывая сбивающий с толку акцент. Она слышала все существующие языки, когда слушала молитвы верующих, направленные к ее матери. Она решила, что эта Пранция, должно быть, очень далекое место, раз ни один пони оттуда никогда не приходил в Великий храм Любви. Затем Тир осознала, что понятия не имеет, кто такой посол.
− Посол − это что-то вроде жрицы?
Флёр снова рассмеялась, и этот звонкий звук заставил кобылку улыбнуться, несмотря на беспокойство.
− Полагаю, мы немного похожи. Но вместо того, чтобы служить богине, мы служим своему народу, отправляясь в другие страны, дабы убедиться, что мы останемся друзьями друг с другом.
− Ох, − Тир уткнулась головой в шею Гемеры, наслаждаясь легким покачиванием при ходьбе. − Звучит мило.
− Oui, иногда так и бывает.
Группа прошла еще несколько шагов в относительной тишине, прежде чем Тир снова заговорила.
− Тогда почему ты выглядишь как жрица Мудрости?
− Боюсь, я не понимаю, малышка.
Юная аликорн разозлилась, когда смертная назвала ее «малышкой». Она была Тир, дочерью Любви и Долга, аликорном и богиней. Она не знала точно, богиней чего, но Пробуждение со временем произойдет. Тогда она сможет строить собственные храмы и создавать собственных жриц, как все остальные Пробужденные аликорны.
− Ты выглядишь прямо как жрица Мудрости, − продолжила Тир, даже наклонившись, чтобы пару раз потрепать Флёр по холке. − Тебе повезло, что Пранция так далеко. Если бы моя сестра узнала, что ты ходишь повсюду и пытаешься завести друзей, будучи похожей на одну из ее жриц, она бы нашла тебя, выпотрошила и подвесила на собственных внутренностях, пока ты не станешь почти мертвой. Затем она спустила бы тебя и повторяла этот процесс каждый день на закате, пока ты бы не умерла бы от старости.
Группа смертных пони вокруг уставились на Тир со смесью крайнего ужаса и испуга.
− Что? Это было бы справедливое наказание за подобное оскорбление! − пискнула кобылка, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки, но не находя ее даже у Гемеры. − Закон гласит, что обокрасть богиню − значит поплатиться за свои преступления и быть повешенным на закате солнца. Принять облик жрицы и использовать его для собственной выгоды − значит обкрадывать богиню. Тетушка, ты же сама приняла этот закон после того, как у Тита Вора нашли твою корону и он был окружен гаремом кобыл, раскрашенных, как жрицы солнца.
− Какой ужас! − воскликнула единорожка, похожая на жрицу Красоты. Рэрити. Тир слышала, как другие пони называли ее Рэрити. Нужно не забыть называть смертных их настоящими именами. Кобылка слегка приподняла голову и одарила единорожку счастливой улыбкой.
− Ага, − Тир порадовалась поддержке. − Смертные, что крадут у богинь, заслуживают того, что получают.
− Я даже помыслить не могу, чтобы вешать пони подобным образом. Вешать и так плохо, но использовать их собственные... Кажется... кажется, меня сейчас стошнит, − Рэрити развернулась и ринулась к ближайшей мусорке, чтобы опорожнить желудок.
Гемера остановилась, оглянулась через плечо и одарила Тир взглядом, от которого могла бы расколоться гора. Сглотнув и крепче вцепившись в доспехи задрожавшими копытами, кобылка была поражена разочарованием и гневом во взгляде тети. Намек был ясен: она не должна пугать смертных. По крайней мере, Тир надеялась, что намек был именно таким.
Гемера снова пошла вперед, и с ее губ сорвался вздох, когда она прошептала себе под нос:
− Вот почему мы воспитываем наших жеребят среди представителей других рас.
Подавив всхлип, Тир молчала до конца прогулки. Все смертные вокруг хмурились, и между ними и двумя аликорнами появилось немного больше пространства. Даже Эппл Блум перестала подпрыгивать и болтать о «метках» и «меткоискательстве». Тир хотела спросить, почему такая юная земная пони хочет заниматься подобным. Ведь эти искательства всегда были полны ужасными монстрами и невероятно опасны. Если только кобылка снова не перепутала искательство с приключениями. Ей часто было трудно отличить одно от другого.
Прошло слишком много времени, прежде чем они добрались до городской библиотеки и Тир почувствовала, как эмоции смертных давят на нее, словно мокрое шерстяное одеяло.
«Возможно, я аликорн эмоций», − подумала Тир, пытаясь направить свои чувства вовне. Как всегда, когда она пыталась найти свое предназначение и домен силы, ничего не откликнулось. Чувствуя себя еще более несчастной, кобылка поникла на спине у своей тети, едва поднимая голову, чтобы осмотреться вокруг. Когда они приблизились к большому жилому дубу, на ее лицо вернулась улыбка. Внутри она чувствовала энергию трех других аликорнов; три очень знакомых энергии.
Соскочив со спины Гемеры, Тир повернулась к двум другим кобылкам в группе.
− Ну же, − прощебетала она, забыв о замешательстве, страхе и печали, − я чувствую их внутри.
Эппл Блум и Свити Белль неохотно последовали за ней, коротко оглянувшись на Гемеру в поисках советов или разрешения. Та слегка кивнула и не смогла сдержать смеха, когда три кобылки помчались вперед. Услышав этот звук, Тир почувствовала облегчение на сердце. Тетя Гемера не рассердилась на нее за то, что она напугала смертных. По крайней мере, не сильно рассердилась. Взмахнув крылышками, чтобы дотянуться до дверной ручки, Тир быстро влетела в библиотеку.
Внутри она обнаружила еще нескольких смертных, но не обратила на них внимания, огненную птицу, с которой можно будет поиграть позже, и, самое главное, она нашла пони, которая значила для нее больше всего на свете.
− Мама! − закричала Тир, проносясь через комнату и бросаясь к Афродите так же, как она сделала это ранее с Гемерой.
− «Мама»? Дорогая, я о чем-то не знаю? − раздался глубокий смешок с другой стороны Богини Любви.
Оторвавшись от Афродиты, Тир так широко распахнула глаза, что они могли бы затмить солнце, когда она выглянула из-за шеи аликорна, чтобы глянуть, кто это сказал.
− Папа? − растерянно переспросила кобылка. Внезапно с ее губ сорвался вопль неподдельной радости и она снова бросилась вперед. − Папа!
Тир, смеясь, крепко обхватила копытами шею жеребца и повалила его на пол.
− Они сказали, что ты покинул нас, и погоди… Ты не мой папа.
Тир отпустила фыркающего жеребца и отступила на два шага, глубокая печаль и опустошенность навалились на поникшие крылышки. Она чувствовала его смертность и ощущала энергию трех других аликорнов в библиотеке. Ее отец не был обычным смертным, и его не было ни в библиотеке, ни где-либо еще в радиусе дюжины лиг.
− Тир, может быть, тебе стоит присесть, − произнесла Гемера, и в ее глазах промелькнуло смущение. − Мне нужно быстро переговорить с моей племянницей, а потом мы поможем тебе устроиться, хорошо?
Приняв вопрос за приказ, кобылка молча кивнула и побрела к ближайшей подушке.
Все было не так. Ей хотелось заплакать, может быть, даже немного покричать и постучать копытцами, просто для пущей убедительности. Было похоже на то, как будто пони собрали все, что она знала, и перемешали в кучу. Тир понятия не имела, что делать или что вообще происходит.
Смирившись с тем, что все перевернулось с ног на голову, кобылка старалась не издавать ни звука, но потерпела неудачу, когда в нескольких сантиметрах от ее лица появилась розовая пони.
− Привет, меня зовут Пинки Пай, а тебя − Тир, верно? Так тебя назвала принцесса, значит, так оно и есть, правильно? Правильно! Конечно, это так. И ты недавно в городе. Я знаю, что это так, потому что я знаю каждого пони в городе, а тебя я никогда раньше не встречала. Значит, я права! Это вечеринка «Добро пожаловать в Понивилль», а также вечеринка «С днем рождения, Твайлайт» и вечеринка «Счастливого превращения во всемогущую Твайлайт-аликорна»! Это три вечеринки разом. Тричеринка. Нет, это звучит неправильно. Тразник? Хм-м-м... а это сложно.
Пока гиперактивный розовый шар продолжал болтать, Тир сидела как вкопанная, держа голову как можно дальше от потенциально опасного сгустка энергии. Оглядев комнату позади Пинки, кобылка увидела три транспаранта, натянутых от стены к стене, по одному для каждого из мероприятий, названных Пинки. Под ними стоял низкий столик, уставленный пуншем, закусками и различными угощениями. Рядом со столом сидело еще несколько смертных, и каждый из них бросал на Тир долгие оценивающие взгляды. Привыкшая находиться под таким пристальным вниманием кобылка старалась сидеть прямо. Юная аликорн вскоре поникла, на ее глазах выступили слезы. Неуверенность вкупе с подпрыгивающей розовой пони перед ней быстро подорвали ее решимость.
Она просто не знала, где все пошло не так.
Последнее, что Тир могла вспомнить перед тем, как очнуться на той поляне, − это как она легла в постель и мать укрыла ее одеялом. Она не помнила, как покинула свои покои в Цитадели Света и оказалась на поляне. Но она должна была как-то попасть туда, и если она не сама пришла, значит, ее кто-то туда принес. А это означало только одно: герои.
Тир испуганно сглотнула, когда ее глаза отыскали пегаску, которую она приняла за Артемиду. Флаттершай сидела у чаши с пуншем и дружелюбно болтала с кем-то из своих друзей.
Робкая пегаска, которая, как кобылка уже пару раз замечала, пугалась собственной тени, не походила на героиню. Все герои, которых встречала Тир, были крупнее и более впечатляющими, чем простые пони, которые подавляли всех в комнате, словно аликорны, хотя и были простыми смертными. Ну, возможно, больше, чем смертными. Каждый герой был избран аликорном и в трудную минуту получал частичку силы своего покровителя. На протяжении долгих лет существовали сотни героев, у каждого из которых была своя легендарная история.
Тир никогда по-настоящему не понимала, зачем аликорну искать героев. Но она также не могла отрицать, что герои могут обладать силой и влиянием.
На другом полюсе была Флаттершай. Она, казалось, воплощала в себе все, чем герой не является. Пока не получится разобраться в том, что произошло, Тир решила, что лучше всего вести себя потише. Возможно, кто-нибудь из ее знакомых найдет ее и расскажет, что случилось. Успокоенная этой мыслью, кобылка сумела расслабиться как раз в тот момент, когда розовая угроза − Пинки − напомнила она себе, закончив перечислять сочетания «три» и «вечеринка» с «праздником».
Глубоко вздохнув, земнопони сказала:
− Тебе стоит пойти пообщаться с другими пони. Уверена, ты отлично поладишь с меткоискателями.
С этими словами Пинки Пай направилась к Зекоре и Рэрити, напевая простой веселый мотивчик. Тир недолго оставалась одна, потому что, когда подняла глаза в следующий раз, то оказалась лицом к лицу с пони, которая выглядела и ощущалась как ее мать. Кобылка глубоко вздохнула, глядя в ее нежно-розовые глаза. Через мгновение к ним присоединилась Гемера, присев рядом с Тир.
Потребовалось всего несколько секунд, чтобы ее решимость хранить молчание рухнула.
− У меня неприятности, верно?
− М-м-м? Почему ты так решила? − спросила Афродита, обхватывая кобылку крылом, чтобы обнять ее.
Это объятие казалось таким знакомым, таким правильным, что от этого становилось только хуже. Глубоко в сердце Тир рухнула стена, о существовании которой она даже не подозревала. Сердце забилось быстрее, дыхание стало частым и неглубоким, а по щекам потекли струйки сверкающих слез.
− Потому что... потому что... Я напугала смертных, а вы обе, кажется, так разочарованы во мне, и... и, я не знаю, что происходит!
Слезы Тир стекали непрерывным потоком хрустальных капель, когда кобылка начала икать между всхлипываниями. Затем Афродита запела, и простая мелодия зазвучала в ее сознании и разнеслась по комнате. Пока аликорн пела, Гемера собирала слезы, одну за другой, и складывала на маленькую салфетку. Вскоре все присутствующие пони оказались очарованы этой песней.
Там, в Вечнодиком, когда-то давно
В час вечерний мама пела с любовью
Один напев простой, идя к нам домой,
И я бы весь Мир отдала, чтоб снова услышать ее.То-ра ло-ра, то-ра ро-ли,
То-ра-ро-ла, то-ра-ло-ли,
Тише-тише, слезы утри, малютка.То-ра ло-ра, то-ра ро-ли,
То-ра-ро-ла, то-ра-ло-ли,
Слушай колыбельной мотив чутко.
− Хотела бы я, чтобы моя сестра тоже была здесь, − пробормотала Тир, прижимаясь к Афродите и погружаясь в сон.
Мгновение спустя магический всплеск привлек внимание всех единорогов к комнате Твайлайт. Он исчез так же быстро, как и появился. Все перевели взгляды на Селестию, единственной реакцией которой была легкая улыбка, тронувшая губы.
− Кажется, Твайлайт с моей сестрой отбыли. Думаю, они не вернутся до утра, − принцесса перевела взгляд на Тир.
− Бедняжка, − пробормотала Флаттершай, медленно пересекая комнату с одеялом, спрятанным под крылом. − У нее был тяжелый день.
Пегаска накинула одеяло на кобылку. Она направилась обратно к своим друзьям, прежде чем оглянуться через плечо на Селестию, слегка прикусив губу, явно собираясь с духом, чтобы задать вопрос, который был у всех на уме.
− Принцесса, то, что она говорила, о том эм-м-м... как вы, э-э... наказываете пони. Вы ведь никогда этого не делали, верно? Не думаю, что вы стали бы, но...
− Она говорила очень уверенно, − закончила Селестия мысль Флаттершай, получив в ответ робкое подтверждение. − Нет, я никогда подобного не делала и не собираюсь. Но я знаю пони, которая могла бы сотворить подобное.
− Ох... эм-м-м... и кто это? Если вы не против сказать нам? − пегаска все глубже и глубже зарывалась в свою гриву, и все остальные в комнате медленно собрались вокруг нее.
Принцесса устало вздохнула.
− Та пони, которую я не видела почти две тысячи лет, − просто ответила Селестия, бросив полный раскаяния взгляд на кобылку, лежащую между ней и Кейденс.
− Что мы будем с ней делать, тетя? − спросила розовая аликорн, перестав напевать колыбельную, и притянула к себе крылом дремлющую кобылку.
Селестия обдумывала варианты, перебирая возможности, отвергая одни и рассматривая другие. Она была готова к прибытию трех взрослых и пробужденных аликорнов. Мысль о том, что кто-то из них может оказаться жеребенком, лишь мельком посетила ее голову вчера вечером и была отброшена. Принцесса полагала, что все трое окажутся странниками, прибывшими на Йоку спустя бесчисленные века путешествий. Появившаяся кобылка казалась почти нелепой в сравнении с ожидаемым.
Селестия уже знала, что нужно делать с Тир, но осложнений и проблем будет много.
− Обычно я бы сказала, что ее необходимо «запечатать» и отдать под опеку, так же, как леди Спаркл и лорд Чейзер удочерили Твайлайт, − принцесса окинула оценивающим взглядом упомянутых пони, пока они неловко переминались с ноги на ногу.
− Ваше величество, мы любим Твайлайт, и я хотела бы сообщить вам имя ее настоящей матери и...
− Леди Спаркл, нет необходимости извиняться еще раз, вы и есть ее настоящая мать. Вы всегда будете занимать это место в ее сердце, никогда даже в этом не сомневайтесь.
− Эм, принцессы, а о какой опеке вы говорите? − Эпплджек сдвинула назад шляпу, на ее лице появилось задумчивое выражение. − И я не сильно верю во все эти выдумки «Твайлайт − это аликорн», о которых болтают весь вечер.
− Опека, дорогая Эпплджек, ничем не отличается от удочерения любой кобылки. Единственное отличие в том, что для сокрытия природы жеребенка используется магия, чтобы он мог расти нормально, как и любой другой пони. Я была “запечатана”, как и моя сестра и Кейденс. Аликорны растут так же, как и любые другие жеребята, обнаруживают свой особый талант, а в двадцать первый день рождения Пробуждаются.
− Так вот почему Твайлайт всегда снились сны, − воскликнула Рэрити. Осознав, что это было сказано вслух, единорожка скрыла смущение за легким покашливанием. − Я, эм-м-м... всегда полагала, что она просто шутит или выдумывает, когда заходила на утренний чай и рассказывала о последнем сне. Ведь мы, единороги, так редко их видим.
− Погодь, тебе не снятся сны, Свити? − Эппл Блум озадаченно обернулась к своей подруге.
Та только пожала плечами.
− Да, но это не так уж и важно, на самом-то деле. Мама всегда говорит: «Ты редко скучаешь по тому, чего у тебя никогда не было». Я не совсем понимаю, почему другие пони так суетятся из-за снов.
− Вообще-то это важно, − Селестия была близка к тому, чтобы ответить резко, с трудом контролируя свой голос. Ей не нравились разговоры о том, что единорогам сложно видеть сны, и она быстро сменила ход разговора. − Но как-то повлиять на это мы не можем, поэтому мы все живем с последствиями, насколько в наших силах.
И практически без паузы продолжила:
− Так вот, Тир, очевидно, не “запечатывали”. Очевидным решением многих проблем было бы немедленное проведение ритуала. Но есть небольшой нюанс: двое других прибывших аликорнов могут оказаться ее родителями.
− Ого, погодите-ка, еще два аликорна? − Рэйнбоу Дэш получила невозмутимый взгляд. − Сначала Твайлайт, потом она, а теперь еще какие-то? Думаю, мне нужно выпить чего-нибудь позабористее пунша.
− В задней комнате я оставила немного крепкого сидра, если он тебе больше по вкусу, Дэш, − Эпплджек ухмыльнулась, когда пегаска скрылась на кухне.
− И что вы собираетесь делать дальше, принцесса? − спросила Вельвет Спаркл.
Прежде чем Селестия успела ответить, уверенно заговорила Флёр:
− Я ее удочерю.
В комнате воцарилась мертвая тишина.
Прочистив горло, Рэрити осторожно положила копыто на плечо подруги.
− Дорогуша, не думаю, что это хорошая идея...
− Я согласна с Рэрити, хотя мне и жаль, Флёр. Тир не будет похожа на обычную кобылку, даже после ритуала. Для ее воспитания потребуется стальное копыто и умелое обращение с жеребятами. Единственная, у кого есть достаточный опыт, и я имею в виду целые столетия, − это Кейденс. Она нянчит жеребят у знатных семейств уже… Я даже не могу вспомнить сколько.
Кейденс тихо хихикнула и закатила глаза, в то время как на лице Флёр промелькнула короткая вспышка сокрушительной грусти.
− С тех самых пор, как я обнаружила, что мой особый талант заключается в том, чтобы проявлять любовь и доброту к другим пони, тетя. Это было... тысячу двенадцать лет назад, если не путаю. Ох, как же ругалась Найтмэр, когда заставала меня в деревне с жеребятами. Я буду счастлива позаботиться о Тир. В конце концов, она, кажется, уже считает меня своей матерью. И Флёр, буду рада твоей помощи, если захочешь, − та слабо кивнула, в то время как принцесса продолжила: − Ох, это будет весело! Это все равно что снова заботиться о Твайлайт, правда, дорогой?
Кейденс повернула голову и нежно чмокнула Шайнинга в щеку.
− Да уж, весело, − согласился жеребец с сарказмом в голосе, вспоминая магические выбросы юной Твайлайт.
− Хорошо, теперь, когда данный вопрос можно считать решенным, мне необходимо возвращаться в Кантерлот. Подготовка к представлению Твайлайт народу идет полным ходом, необходимо найти еще двух аликорнов и поймать как минимум одну тень. Всем хорошего вечера.
Доспехи Селестии клацнули, когда она встала и направилась в закат.