Подушка?..

Кошачий концерт.

В которой читателю будет поведано о том, сколько времени раздумывают настоящие герои, а также о том, что может произойти из-за недопитой бутылки газировки.

Я не стал слишком долго раздумывать. Еду, сейчас же еду, и будь что будет! Кантерлот, готовься, я иду!
Мыслил я живо и скоро, как самый что не на есть заправский герой, так что на лихорадочное соображение и принятие такого непростого решения у меня ушло всего-то около получаса... Рассудил я так: раз уж я попал в Эквестрию, то, следовательно, попал не зря, верно? А что такое «попасть не зря»? Значит, мне суждено совершить что-то великое и необычное, из ряда вон выходящее. А что значит совершить что-то великое и необычное, из ряда вон выходящее? Стать героем, очевидно же. Ну, в хорошем смысле, помирать-то я ни в коем случае не намерен!
Сборы, как и размышления, много времени не заняли. Со скоростью кота, которого окунули в воду, я направился к дому, где прихватил денег, надел изящную фетровую шляпу (подарок Рэрити), после чего, когда уже собирался выходить, остановился, и решил присесть на дорожку. Спустя несколько секунд я уж пулей вылетел из дома, и бегом помчался на железнодорожную станцию.
А вот и станция. Отдышавшись, я посмотрел на стену, где висели часы. Беглый взгляд на циферблат показал: до прибытия следующего поезда десять минут. Ох. Десять минут. Мех и перья, десять параспрайтовых минут... Думаю, что эти жалкие десять минут покажутся мне десятью месяцами, если даже не годами.
Я приобрёл билет в кассе. Пошагал взад-вперёд. Посмотрел на часы. Вздохнул. Ещё пошагал. Снова посмотрел на часы. Снова вздохнул. Все эти эволюции заняли у меня около пятидесяти секунд. Ещё целых девять минут! Как же долго...
Я присел на лавочку и надвинул шляпу на глаза, после чего, скрестив копыта на груди, призадумался. Надо продумать план действий. Итак, предположим, я прибываю в Кантерлот. Ура! Мои дальнейшие действия?.. Сперва, естессно, надо будет найти дворец. Вне всяких сомнений, к тому времени шестёрка горе-героев уже будет вовсю бродить по лабиринту. Так. Вслед за этим мне надо будет быстро и незаметно проникнуть в дворцовый сад. А стражники? С ними-то что делать? Вырубить ударом копыта с разворота, а-ля Чак Норрис? Нет, лишних проблем и бесплатной путёвки на луну мне не нужно. Поведать им о Дискорде? Не поверят. Как же быть? А может, туда вообще пускают просто так? Навряд ли, всё-таки, непосредственная близость к дворцу, да и в сериале никого в этом парке вроде бы и не было во время небезызвестных трагических происшествий.
И вообще, если я туда проберусь каким-то чудом, то кто сказал, что Дискорд пустит меня в лабиринт? А это очень и очень маловероятно, ибо в его «игре» должно участвовать лишь шестеро, и на кой духу Хаоса, Раздора и Дисгармонии сдался седьмой?! Н-дя, похоже, что разбираться и отвечать на извечный вопрос «что делать?» придётся уже на месте, продираясь сквозь гущу событий.
Хм, а если я не успею вовремя?.. А это очень даже вероятно (я с ненавистью взглянул на часы, которые никак не могли отсчитать ничтожные десять минут). Плохо тогда будет. Очень плохо. Тогда получится, что я зря пёрся в такую даль. Лучше бы остался в Понивилле. Впрочем, постойте... Тогда не нужно будет себе морочить голову тем, как попасть в сад, ибо в таком случае у меня появится шанс отловить Твайлайт, когда она вместе со своими то ли друзьями, то ли врагами, отправится домой! Хитрый план, может прокатить. А... Чего я ей скажу? Ну, предположим, скажу я ей что-то вроде «не сдавайся, победа будет за тобой». Лучше не выдавать того, что мне известно многое, иначе она может меня заподозрить в чём-то нехорошем, и вопросы а-ля «а откуда ты знаешь» посыплются на меня градом, и только собьют её и меня с толку, что может привести к фатальным последствиям. А чем моё «не сдавайся» ей поможет, спрашивается? Думаю, ей это будет вполне бестолку. Да, вот задачка так задачка.
Из грустных раздумий меня вывел рёв паровоза. Я очнулся и резко поднял голову. YAY! Мой спаситель прибыл. После того как контролёр, подозрительный на вид и суровый как два десятка Сталлионградских мужиков секунд пять бегал глазами по моему билету, тщетно пытаясь выискать какую-либо неточность, но, не обнаружив её, молча кивнул, я торопливой трусцой забрался в вагон, и уселся в своём купе. Будем надеяться, что я буду здесь в гордом одиночестве — лишние попутчики и досужие разговоры мне нонче ни к чему.
Скорее бы поезд поехал...
Итак, какой там вопрос на повестке дня? Ах, да, что же делать по прибытии. Может быть, рассказать Твайлайт обо всём? Устроить с понтом под зонтом чистосердечное признание? Возможно, в свете тех безумных событий, которые, вне всяких сомнений, будут происходить, она мне поверит, и сделает всё согласно моей инструкции. Нет, что-то я в этом сомневаюсь... Уф, как же я ненавижу это чувство — чувство неизвестности. Нет хуже тех моментов, когда ты знаешь, когда нутром и всем сердцем чуешь, что тебя ждут большие испытания, а какие — непонятно. И повлиять ни на что ты до поры до времени тоже не имеешь возможности. И ты сидишь, ждёшь у моря погоды, праздно шатаешься туда-сюда, не находишь себе места от волнения, загадываешь и чешешь затылок, пытаясь представить все возможные варианты развития событий, и пытаешься придумать, как ты будешь вести себя в тех или иных ситуациях. А время еле ползёт, стрелки невыносимо медленно передвигаются на часах, как будто нарочно пытаясь свести тебя с ума. Просто ужасть. Одно мучение, а не жизнь.
Будучи в больше не в силах сдерживать внутреннюю ярость, я стукнул копытом по столику и раздражённо выдохнул:
— Поезд, Дискорд тебя побери... Когда же ты поедешь?..
Не было моему удивлению предела, когда я почувствовал, что вагон пришёл в движение. Mother of God... Да я же Деус Механикус (он же Бог-Машина), не иначе!
Весело чучухая, поезд мчался по рельсам. Пытаясь отвлечься от неприятных и мрачных мыслей, которые с каждой минутой становились всё мрачней и мрачней, я повернулся и стал рассматривать стремительно пролетающие за окном виды, пытаясь подметить какие-нибудь интересные детали, которые бы могли на время занять меня. А за окном — бездонное и чистое голубое небо, под которым расстилается широкая зелёная равнина, и конца-края ей нет...
Должен признать, у меня захватило дух. Не раз уж я в реальной жизни бороздил просторы свой родины в вагоне поезда, но всегда я как-то игнорировал, не замечал чарующую красоту пейзажей, которые скоротечно менялись за окном. Может быть, наши земные пейзажи просто тусклы и невзрачны по сравнению с эквестрийскими, может быть, сон мой слишком красив, может быть, я изменился... Я не знаю...
О, эти бескрайние зелёные поля и равнины! Кто только не хаживал, кто только не бродил по вашей тучной траве? Как знать, вдруг именно в этих чудесных местах три народа — воинственные пегасы под предводительством отважного командира Харрикейна, трудолюбивые земные, ведомые неунывающим канцлером Паддинхедом, и благородные единороги под управлением принцессы Платины схватились между собой в кровавом бою за право владеть этими плодородными землями? Как жаль, что не наделена трава и почва даром речи, ибо даже если и в помине не было ничего такого, то им и без того было бы чего рассказать, я уверен.
Хватит ли у меня слов, чтобы описать всю ту прелесть, всю ту естественную красоту молодой зелёной растительности, которая густым ковром простиралась вплоть до самого горизонта? Хватит ли у меня слов, чтобы поведать моему читателю о том, какой восторг, какое необъяснимое ощущение внутренней свободы испытывает человек, как ликует, как торжествует и радуется он при виде полной безмятежности полей, которую может породить лишь матушка-природа? Хватит ли у меня слов, чтобы передать то чувство, когда смотришь ты в сторону бескрайних зелёных просторов, и невольно душа твоя начинает петь, а скрученные в единый беспорядочный клубок мысли как по волшебству упорядочиваются, и сразу становится так спокойно и легко, и волшебное умиротворение охватывает всё твоё существо...
Нет, не берусь я за эту задачу. Не под силу мне передать всё это, слишком уж скуден и скучен мой язык! Нет у меня поэтической жилки. Пусть лучше этой благородной задачей займётся кто-нибудь другой. Так что я в благоговейном и молчаливом почтении опускаю голову. Слаб, слаб мой разум, и не может он объять необъятного...
Не заметил я, как подъехали мы к станции, так как пребывал в крайней степени восторженно-мечтательно-приподнятом расположении духа. Виноват, так сказать, исправлюсь. Когда до меня наконец-таки дошло, что выдалась остановка, то я вдруг вспомнил, что давно уже ничего не ел, ибо мой живот явно был к своему хозяину в претензии: он громко бурчал, выражая своё недовольство этим возмутительным фактом.
Так что я, словно древний поньдерталец, покинувший свою пещеру, отправился на поиски чего-нибудь съестного. А вот и киоск... Кексы, пирожки, газировка, бутерброды с цветами, молоко, морква, маффины, сок, яблоки, капуста... Можно подумать, что в Эквестрии вообще не питаются чем-то серьёзным. Впрочем, я неправ. Что такое «серьёзное» с моей, человеческой точки зрения? Ну, каша там какая-нибудь, суп, творог... А тут, в мире пони, которые живут себе и не горя не знают, как нормы, обычаи, традиции, так и понятия о том, что есть серьёзно а что нет, что есть хорошо, а что плохо, совсем, совсем другие. Да-с, что-то философия из меня в последнее время прёт сильнее, чем радость из Пинки Пай.
Я взял себе несколько здоровых пирожков с капустой и бутылку газировки. От аппетитных плодов кулинарного искусства вскоре не осталось и крошки, а мой живот, набитый вкуснятиной, умиротворённо затих. Пожалуй, если бы животы имели рты, то мой бы сейчас улыбался до... Ушей? Ох уж мне эти выражения...
Я уж собрался основательно приложиться к бутылке содовой, как вдруг меня кто-то окликнул:
— Цезарь?! — От неожиданности я громко фыркнул и выплюнул некоторое количество шипучей жидкости. Встряхнув головой, я резко обернулся.
— Клок?! — Воскликнул я. Да-да, передо мной, навострив уши и удивлённо вытаращив глаза, стоял не кто иной, как мой недавний знакомый, часовщик О`Клок.
— Ты что здесь делаешь? — После небольшой паузы возгласили мы едва ли не одновременно.
— Давай сначала... — Единовременно заговорили мы, но тут же осеклись, когда поняли, что если беседа будет и дальше продолжаться в таком же духе, то она ни к чему не приведёт. Я первым нарушил кратковременное молчание:
— Ну так, что ты здесь делаешь?
— Я-то вообще в Кантерлот еду, отец преболел, — он недоумённо наклонил голову набок — но вот ты-то что здесь делаешь?.. Только приехал в старый добрый Понивилль и сразу уезжать что ли? — Клок недоумённо потёр копытом подбородок.
— Ну... — Замялся я. Думай, думай, башка ты дурья... Дума-а-ай! — Дело в том... — Ох, ужас-ужас-кошмар-the-horror... Стоп, идея! Я собрался с мыслями и уверенно продолжил: — Дело в том, что мне пришло письмо...
— Какое письмо? — Захлопал глазами Клок.
— Не перебивай. — С важным и торжественным выражением на лице и твёрдостью произнёс я, после чего закрыл глаза и выдержал драматическую паузу. — Письмо, в котором сообщается, что моей семье удалось выжить!
— Да ты что? — Радостно воскликнул Клок. — Да это же прекрас... — Он запнулся и нахмурился. — Постой-ка. Тогда почему они в Кантерлоте, а не в Понивилле? Наверное, они бы поехали к тебе...
— А я и не знаю. — Я беспомощно улыбнулся и развёл копытами.
— Тогда... Почему ты поверил этому письму, и... — Мой собеседник остановился, подумал и продолжил: — Ты не думаешь, что тебя... Ну, обманывают, и кому-то просто нужно заманить тебя в Кантерлот?
— Почерк. — Улыбнулся я.
— Почерк? — Переспросил Клок и удивился пуще прежнего.
— Почерк. — Повторил я. Глядя на недоумевающего Клока, я с ликующим видом пояснил: — Письмо написано почерком моей жены!
Раздался гудок. Мы как один повернулись к вагонам — то был сигнал. Скоро поезд покатит дальше.
— Ты в каком вагоне? — Выпалил я.
— Пятом. Пошли?
— Сейчас, ты иди, я допью быстренько. — Я покивал в сторону неосушённой бутылки.
— Хорошо! — Крикнул Клок и побежал к своему вагону.
Я спешно повернулся к столику, на котором стояла бутылка. И не успел я приложиться к горлышку, как вдруг почувствовал, что меня сзади кто-то крепко схватил и куда-то потащил. Я уж было собрался лягаться, кричать и звать на помощь, но дыхание спёрло, сердце замерло от ужаса, и дюжая, покрытая мягкой шерстью лапа захлопнула мне рот. Потом, не обращая внимания на то, что я брыкался, размахивал всеми конечностями, лопотал в лапу что-то неразборчивое, и вообще активно протестовал, переговариваясь приглушёнными, протяжными голосами меня бесцеремонно запихали в тёмный мешок, и, судя по всему, взвалив оный на плечо, понесли куда-то.
Из недр мешка я не мог разобрать, о чём говорили мои похитители. Единственным, что я мог сказать с уверенностью (поскольку ощущал на своей шкуре), было то, что поначалу они довольно-таки спешили, ибо я подскакивал часто и быстро. NN-ое время спустя количество подскоков резко уменьшилось — похоже, что разбойники сбавили темп. Не знаю, как я не задохнулся за всё то долгое время, пока меня тащил неизвестно кто и неизвестно куда...
Ой-ой-ой... А ведь Дискорд-то... Проклятье. Неужто из-за того, что кому-то взбрело в голову меня похитить, я пропущу столь важные исторические события? А вдруг Дискорд сможет победить? Да без меня им не справиться! И будет тогда Хаос во всём Хаосе... Бред. И опять я ничего, ровным образом ничего не могу предпринять.
По счастью, всему приходит конец, пришёл конец и моему нелёгкому пути. Мы секунд на десять остановились, потом снова пошли. Судя по тому, что стало шумнее, мои похитители добрались до какого-то оживлённого места. Может быть, меня принесли в их логово? Непонятно, зачем им нужен я, ничем не примечательный, самый обыкновенный пони?
Додумать мне не дали. Мешок резко стащили с плеча, после чего перевернули его и вытряхнули меня на землю, не особо-то заботясь о том, что при этом их пленник мог здорово удариться. Впрочем, именно так я и сделал.
— Ай-ай-ай... — Пробормотал я, зажмурившись и потирая ушибленную голову.
— А э-э-это ещё-ё-ё кт-о-о-о? — Протянул рядом со мной вкрадчивый и слащавый голос.
— Но-о-овый пленник, ше-е-эф. — Вторил ему другой, но более низкий и грубый голос. — Смотри, и оде-е-ет хор-р-рошо, и крепкий на вид...
— Пр-р-релестно, пр-р-релестно...
Нерешительно и несмело я открыл глаза и присел. Вокруг меня всё было деревянным — деревянный пол, деревянные стены, деревянный потолок, деревянный стол, деревянная дверь. Да, деревянным здесь было всё, за исключением окон. Тут мой читатель, наверное, недоверчиво прищурится и спросит: «Ой ли? А те, кто только что говорил, тоже деревянные, что ли?» Ну... Одного из них — здорового верзилу, который притащил меня сюда, можно было даже назвать деревянным, ибо его лиц... Морда не выражала ничего, кроме тупой покорности. А вот второго назвать деревянным уже было нельзя, определённо, потому что...
«Да кто же это такие? Пони или кто?!» — Восклицает нетерпеливый читатель. Что, я забыл сказать, кто они такие? Оу. Охотно расскажу. Они — коты. Да. Два больших кота. Первого (тот, что деревянный) в нашем мире немедля окрестили бы представителем британской породы. Второй (тот, который не деревянный) был из рода персов.
Так вот, продолжаем разговор о втором. Деревянным его нельзя было назвать во-первых из-за выражения хитрой лености, гуляющей по его лицу, а во-вторых потому что, судя по всему, он был главнее первого — на нём была чёрная фетровая шляпа и красный галстук... Без сюртука. Он сидел за столом, на котором были разложены по стопкам какие-то бумаги. Сам он, лениво развалившись в кресле (которое, как и первый кот, тоже было не полностью деревянным), вовсю дымил сигарой.
— Куда вы меня притащили? — Я боязливо оглянулся по сторонам и встал. — Кто вы такие? — Верзила уж было тихо зашипел и собирался ответить мне затрещиной, но его босс сделал неоднозначный жест лапой, и тот успокоился.
— Мы — благор-р-р-о-о-одные р-р-разбо-о-ойники. — С улыбкой (да, не знаю, почему мне так казалось, но он улыбался) промурчал кот.
— И что вам от меня надо? — Мне это начинало нравиться все меньше и меньше. Нетерпеливого верзилу, казалось, сдерживало только присутствие его начальника, ибо видок у него был такой злобный, что казалось, будто бы я — его древний враг, которого он уж давно замыслил убить.
— Во-пер-р-рвых, тво-о-ои де-е-еньги, во-вторых...
— Зачем? — Перебил его я.
— Томми, покажи ему. — Безучастно бросил кот и, отвернувшись, пустил очередное облачко дыма. Томми не заставил себя ждать — когти вылезли на его правой лапе. Я не успел даже испугаться, как срубленный клок моей гривы упал на пол.
— Не задавать лишних вопросов! Ясно? — Прорычал мой охранник, и в голосе его ни единого намёка на какое-либо мурлыкание, столь характерное для котов, не было. Я не ответил, а лишь молча сглотнул и кивнул.
— Пр-р-релестно, Томми. — Кот чарующе улыбнулся. — Итак, во-втор-р-рых, отныне ты наш пленник. Из меня чуть было не вырвалось «как это так, пленник?!», но я, по счастью, сдержался, и лишь покивал в знак того, что понял. — Ты будешь работать на нас до тех пор, пока мы тебя не отпустим. Тебе ясно? — Я снова покивал. — А теперь отдавай деньги. — Он изобразил отсутствующий взгляд и сказал так, будто бы говорил картине, висевшей на стене: — Ты же не хочешь, чтобы Томми сделал это за тебя?
Я высыпал все монеты, имевшиеся у меня, ему на стол. И без того узкие глаза его удовлетворённо прищурились, а морда изобразила такое неизмеримое блаженство, какое изображает морда домашнего перса, которому хозяйка чешет пузо. Урчит, заливается довольный кот, лежит, и не дёргается, сражённый нещадными ласками хозяйки.
— Пр-р-релестно, Пр-р-релестно... — Промурлыкал он и сгрёб деньги сначала в одну кучу, а вслед за этим в ящичек. Томми, забер-р-ри его шляпу и отдай кому-нибудь из наших. Хор-р-рошо. А тепер-р-рь позови Вискаста, а этого отведи КУДА НАДО.
Томми подтолкнул меня к двери — «иди, мол», и пошёл за мной следом. Выйдя на улицу, я уж было собирался зажмуриться от яркого света... И понял, что это ни к чему. Поняв, что это ни к чему, я с несказанным удивлением окинул взглядом окрестности. Мы находились в глубоком лесу. Диво дивное! Деревья, в некоторых местах соединённые высоким забором, плотной стеной окружали поляну. Они были настолько высоки, а листва их настолько размашиста и густа, что образовывала что-то вроде зелёного потолка, и яркое дневное солнце почти не пробивалось сквозь него. На поляне же кипела жизнь; повсюду ходили коты всех мастей пород, и чем-то занимались, кто-то был даже вооружён. Что примечательно, многие из них ходили в фетровых шляпах... Кроме того, я с изумлением разглядел с высоты своей «колокольни» пару пони, которые тянули телеги, груженные железной рудой. Обширная площадка, на коей я стоял сейчас, была прикреплена к широкому стволу дерева, находящемся в самом центре поляны. Получается, что я только что побывал в самом что не на есть настоящем доме на дереве... Забавно.
Несколько таких же домов высилось над землей — между собой они соединялись длинными подвесными мостами. В общем, должен признать, зрелище впечатляющее. Not bad. Осталось только понять, кто же эти коты, чего им надо от меня конкретно, и чего им надо вообще. А ещё весьма желательно выбраться отсюда поскорее...
— Ну, что встал? — Рыкнул Томми и толкнул меня в бок. — Давай, пшёл. — Я подошёл к деревянной винтовой лестнице, которая,
опутывая ствол, должна была привести меня вниз, на поляну. Только я сделал первый шаг, как вдруг мой охранник замяукал так громко, протяжно, пронзительно и противно, как не всякому мартовскому коту под силу:
— Ви-и-и-и-и-и-и-ско-а-а-а-а-ст!!! — Несколько секунд спустя худой кот вылез непонятно откуда, и тихо прохрипел:
— Чего орёшь-то? Здесь я, здесь.
— Шеф тебя зовёт. — Томми покивал в сторону двери. Убедившись, что Вискаст направился к двери, он бросил на меня гневный взгляд и прошипел: — А ты чего встал? Ну, пш-шёл, быстро!
Пришлось покориться. Я стал осторожно переступать со ступеньки на ступеньки, перед каждым шагом произнося краткую молитву Селестии. Если честно, то лестница, как мне показалось, была из рода тех, которые склонны проваливаться, и вообще, весьма ненадёжны, что может привести, знаете ли, к некоторого рода неприятностям... Кстати, мне удалось услышать сквозь стену дома отрывок разговора между таинственным «шефом» и Вискастом.
— Вы замели следы?
— Да.
Вот и всё. Что-то я сумневаюсь, что меня отсюда выпустят скоро... Крайне сумневаюсь. Когда мой смертельно опасный путь по лестнице наконец-таки завершился, и я ступил на мягкую густую траву, то Томми повёл меня по поляне. Мои глаза разбегались от разнообразия — вокруг было столько всего интересного, что я просто не знал, куда смотреть. Всё гомонило, шумело, звенело, гремело железом, мяукало ртами, и стучало тележками. Снова я увидел пони, который влачил за собой телегу, доверху набитую железной рудой. Он был печален и уныл, и не заметил меня. Большинство строений были деревянными, что, впрочем, не отменяло того факта, что была и пара каменных, одно из которых было, похоже, кузницей — чёрный дым курился над ним. Ко второму меня и подвёл Томми. Наверное, что-то вроде тюрьмы местного разлива.
Так оно и оказалось. Когда мой охранник кивнул стражу тюрьмы в знак приветствия, то мы вошли в здание, и Томми, нисколько не церемонясь, пнул меня в первую попавшуюся открытую дверь. Я оказался в камере на восемь персон. Впрочем, каких персон? Это тюрьма, а не ресторация. Обшарпанные тусклые стены, решётка, подстилки из сена вместо кроватей, умывальник — такая вот обстановочка. Я был в гордом одиночестве, так что я, побродив немного туда-сюда, со вздохом присел у решётки и стал смотреть на волю...