Хранители Дискорда
Дискорд
Посудите сами: мне ведь крайне не везёт? Спустя тысячи лет своего заточения я наконец-то освободился и уже приготовился сеять хаос и безумие по всему миру, но меня остановила горстка разноцветных, таких всех из себя хороших, только-только повзрослевших кобылок.
И этого оказалось мало. Я вновь был заточён в камень, причём в ещё более неудобной и унизительной позе, чем в прошлый раз. И ещё я абсолютно уверен, хотя и не могу проверить, что выражение моего лица просто идиотское. По крайней мере, если судить по виду “очень-стараюсь-скрыть-как-мне-смешно” пони, что приходили на меня смотреть.
Да меня ещё и лишили главной радости жизни в камне, поставив глубоко в сад, туда, где почти никто не ходит, — наблюдать за маленькими прыгающими пони и представлять, какие замечательные хаотичные вещи я с ними сотворю после освобождения.
Нет, похоже, Вселенная решила, что всё это — недостаточное наказание для меня. О, как же сильно у меня чешется левая ноздря! Как она вообще может чесаться, у меня ведь даже нет кожи?
Но финальный пинок мне размашисто отвесила сама старушка Селестия. Через несколько дней после моего заточения (во время которых я любовался исключительно прекраснейшим узором живой изгороди и терпел нападки быстро приспособившихся кантерлотских птиц) она явилась ко мне собственной персоной; за ней едва поспевала маленькая серая единорожка.
Говоря серая, я отнюдь не имею в виду цвет её шерсти. Она сама представлялась мне серой. Серой и безжизненной; эта единорожка абсолютно не интересовала и не волновала меня. Её грива, кстати говоря, была ярчайше-красного цвета. Раздражающе-красного. Того красного, который рядом с таким скучным существом даже представить себе нельзя, не говоря уже о том, чтобы он был на её теле.
Разумеется, я немедленно её возненавидел.
— Привет, Дискорд, — произнесла Селестия, и я вновь обратил внимание на неё. Нет смысла так сильно презирать или ненавидеть ту серую кобылу. По сравнению с моей жизнью, её закончится раньше, чем я моргну. Моргну дважды — и от неё не останется даже пыли. Если бы я только мог это сделать.
“— И тебе, Селестия”, — попытался, конечно же, тщетно ответить я. То был один из недостатков заточения в камень: все наши разговоры становились исключительно односторонними.
— Мне кажется, я должна извиниться перед тобой, — продолжила она. Маленькая единорожка с удивлением уставилась на Принцессу. С удивлением, которое, честно говоря, разделил и я. Извинение? От Селестии? Это, безусловно, был самый интересный момент моего заточения!
Как же я ненавижу быть статуей.
— Во время нашего прошлого разговора ты упомянул, что тебе грустно и одиноко в камне. Не знаю, была ли то уловка, чтобы вызвать сочувствие, — о да, Селестия, уловка, причём очень и очень хитроумная! — или же ты сказал правду. Как бы то ни было, я приняла решение.
Селестия кивком головы указала на стоящую рядом единорожку, и я вновь обратил своё внимание на эту серую мелочь.
— Это Эмбер Спарк. Раньше она просто работала здесь, в замке, но отныне у неё новая должность. Ей суждено стать первым Хранителем Дискорда.
Ещё раз, кем и кого? Кобылка, в свою очередь, шагнула вперёд и, робко улыбаясь, слегка наклонила голову. Не то чтобы это была должная дань уважения Повелителю хаоса и дисгармонии, ну да ладно, моему уязвлённому самолюбию пока что достаточно и этого.
— Обязанности её и всех последующих Хранителей будут заключаться в том, чтобы чистить и ухаживать за статуей, прилежащей территорией и… ну, просто составлять тебе компанию. Она будет разговаривать с тобой, читать тебе, возможно, порой просить кого-нибудь сыграть тебе…
О нет. Нет. Серьёзно, нет. Всё, что угодно, но только не это! Лучше пусть мне будет скучно! Не смей, Селестия!
— …и всё остальное в надежде, что тебе больше не придётся скучать. Ты слишком опасен, чтобы разгуливать на свободе, но это совсем не значит, что я хочу твоих страданий.
Тогда зачем пытать меня? Ах ты деспотичная, мерзкая, глупая старая кляча! Ты ведь это нарочно, так? Ты правда думаешь, что если я сойду с ума, то буду безопаснее, когда наконец выберусь из этой тюрьмы?
— “О да, а я ведь обязательно выберусь”, — кипел я от злости, пока Селестия что-то лепетала. — “Эти твои Носители, даже Твайлайт Спаркл, не будут жить вечно”.
А что будет, когда они умрут? Ну что ж. Когда они умрут, узы каменной тюрьмы вновь ослабеют. И я вырвусь.
— Это так глупо, — бормотала Эмбер Спарк мне на ухо.
— “Это ты глупа”, — очень хотелось ответить мне.
— Я даже не уверена, слышишь ли ты меня, — вздохнула она и, магией подняв щётку, вычистила помёт орла из моего уха.
Я уже мечтаю, чтобы не слышать, ты, скучная ослица.
Шёл третий день этого ужаса. Эта неряшливая серость сейчас опять почистит меня, потом усядется у подножия “статуи” и начнёт громко читать свою просто отвратительнейшую романтику. Видимо, этот романишко из разряда “прочёл и забыл”.
Если бы боги слушали мои молитвы, я бы умолял их о приходе здоровой пони с молотом, которая сколола бы мои уши. К сожалению, я сжёг подобные мосты уже многие года назад, так что теперь никто из этих заносчивых тупиц и пальцем не шевельнёт, чтобы помочь мне.
— Наверное, я просто ожидала большего, услышав, что у Селестии есть для меня особая должность, — продолжала бормотать серость.
Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!
— Кстати, мои друзья подшучивают надо мной.
Почему я не удивлён?
— Они называют меня Королевская Уборщица птичьего помёта.
Пожалуйста, хватит.
— А моя подруга, Санни Филдс, говорит…
Хотите ещё одну причину, почему быть заключённым в камень — плохо? Ты не можешь игнорировать пони, болтающих без умолку, как идиоты.
— Ты можешь в это поверить? — со смехом рассказывала Эмбер. — Она споткнулась и утащила за собой весь стол! Выражение её лица было просто бесценным!
Ха-ха. Уверен, это было смешно. Кстати, ты пропустила пятно.
— Огромный свадебный торт оказался на полу, буквально плавая в пунше. Мерри, конечно, очень расстроилась испорченному празднику, но я уверена, им будет весело вспоминать это годы спустя.
У вас, у пони, какая-то низкая планка юмора, не находите?
— Ох, как я могла забыть! Ты в это не поверишь, — в принципе, она права, ведь чтобы верить кому-то, нужно сначала ему доверять. — Но я нашла супер-особенного пони!
Ох, замечательно. Теперь я буду слушать только о нём, пока не затошнит.
— Он пегас, но такой смелый и красивый.
Хах. Что я говорил?
— Не могу поверить, что он обратил внимание на такую, как я!
Ой, подруга, и не говори! Должно быть, он такой же скучный, как и ты!
— В любом случае, сегодня у нас ещё одно свидание…
Серьёзно. Пусть лучше мои уши забьются птичьим дерьмом. Может быть, тогда я перестану слушать твою глупую болтовню.
Прошли уже месяцы, и рутина стала именно рутиной. Скучная. Утомляющая. Кто-нибудь из этих пони понимает, что любому живому существу хотя бы время от времени нужная встряска, изменение окружения?
Осень постепенно брала своё; листья медленно меняли цвет с зелёного на красный, жёлтый да оранжевый. Я неотрывно смотрел (не то чтобы у меня был выбор) на проклятье моего существования, когда оно, издав громкий “уфф”, поставило лестницу. Я несколько удивился.
Да ты толстеешь, дорогуша.
И это было правдой! Она уже походила на бочку с четырьмя ногами. Грязно-серую бочку с ярко-красной гривой, которая совсем не подходила такой скучной кобыле.
— Доброе утро, Дискорд, — сказала она, пододвигая лестницу с помощью магии. После этого Эмбер забралась на неё, удерживая в зубах ведро воды и тряпку.
Должен сказать, весьма и весьма приятно быть постоянно чистым. Нет, я не был благодарен, не подумайте, но у меня было хоть что-то хорошее.
Но этим утром что-то было иначе. Единорожка была в каком-то приподнятом настроении. И у меня не заняло много времени, чтобы понять, почему. Ведь через некоторое время она снова начала бешено трындеть. Я уже к этому привык.
Эта ситуация начинает меня раздражать. Более того, я раздражаюсь ещё и от того, что раздражаюсь. Вот он я стою; мой пьедестал практически полностью засыпан снегом, а та серая кобылка даже и не думает показываться.
Нет, я не хотел, чтобы она приходила. И уж точно я по ней не скучал. Но на кончике моего носа примёрз кусок птичьего помёта, так мне пришлось тупо смотреть на него и ждать, пока эта ленивая кобыла не вернётся и не начнёт вновь выполнять свои обязанности.
Делай свою работу, ты, тучная, медлительная негодница!
Четыре недели. И вот она снова появилась. Четыре недели тупого наблюдения за кусочком замёрзшего помёта на идеально-белом фоне покрытой снегом живой изгороди и больше ничего. А, подождите. Я забыл про кролика. Он припрыгал к подножию моей статуи, оставляя следы на свежем снегу, посмотрел на меня, принюхиваясь своим розовым носом, и упрыгал дальше.
Вот теперь всё. Вот чем я занимался с тех пор, как эта Ленивая Кобыла решила бросить меня на зиму. Хотя я, наверное, слишком груб с ней, но теперь у неё действительно гораздо больше плоти, чтоб морозить; однако такая прослойка жира, по идее, должна хорошо её согревать.
Стоп. Вот она наконец-то появилась, причём изрядно похудевшая. Или просто так кажется рядом с мускулистыми Королевскими Стражниками, сопровождающими и магией расчищающими снег перед ней. Погодите, кажется, она…
Ах, конечно. Глупый, глупый я. Она не только потолстела, а ещё и забеременела. Ладно, это многое объясняет. Я бы, наверное, догадался, если бы слушал хоть что-то из того, что она говорила.
Она приставила ко мне лестницу, как только стражники расчистили путь, и левитировала небольшой веничек, стряхивая с меня снег. Затем Эмбер увидела помёт на моём носу и магией подняла ведро с горячей водой.
— Ох, бедняжка, — причитала она. — Я оставила тебя одного-одинёшеньку, мне так жаль.
С этими словами единорожка продолжила очищать меня; вода сразу замерзала и оставляла тонкую ледяную корочку, но уж лучше это, чем дерьмо перед глазами.
Снег растаял; живая изгородь вокруг меня вновь стала зеленеть. В один особенно хороший день Эмбер Спарк решила, что будет прекрасным решением показать мне свою дочь.
— Это Ивнинг Бриз, — представила она кобылку. Ею оказалась светло-фиолетовая единорожка с красной, но не такого яркого оттенка, как у её матери, гривой. То был скучный, выцветший красный. Совсем не красивый, а потому как нельзя лучше подходящий.
Уверен, она даже пахнет, как помёт.
Это посещение вышло довольно странным. Сначала кобылка рыгнула, а потом начала кружиться, тыкаясь в подножие моей статуи, словно умственно отсталый котёнок. Поверьте мне, если бы я мог отвернуться во время её кормления, я бы это сделал. И уж тем более, когда Эмбер начала менять пелёнки.
Пожалуйста, хватит меня мучить. Никого не волнует твой уродливый ребёнок.
Конечно же, она оказалась настолько тупой, что не вняла моим молчаливым просьбам и уселась у пьедестала, став читать книгу (причём больше для единорожки, нежели для меня) о маленьком кролике, который вырыл огромную морковь и пытался притащить её обратно домой, к папе и маме. В результате в этом нелёгком деле ему помогли другие лесные зверюшки. Ещё там были картинки и всё остальное.
Как же дети утомительны.
Но зато я в конце концов узнал, какое же всё-таки у меня выражения лица. Это случилось благодаря Ивнинг Бриз, наконец-то сфокусировавшей взгляд на мне и издавшей крик ужаса во всю мощь своих маленьких лёгких. Эмбер так и не удалось её успокоить, так что ей пришлось забраться вместе с единорожкой в карету и уехать.
Грр, она даже не попрощалась!
Но зато я понял одну вещь: тишина и спокойствие утомляют, только если это всё, что у тебя есть. Но если они наступили после малышки-пони… можно считать это передышкой.
— “Скатертью дорожка!” — подумал я после того, как Эмбер скрылась из виду со своим (спасибо ребёнку) гораздо бóльшим, чем раньше, задом. — “И никогда не возвращайся!”.
Само собой, мне не могло так повезти. Шли годы, но ничего не менялось. Ивнинг Бриз понадобилось несколько лет, чтобы не дрожать или не прятаться за мать, глядя на моё восхитительнейшее лицо.
И вот однажды, пока Эмбер подстригала изгородь, единорожка просто взяла и подошла ко мне, уставившись мне в глаза:
— Я тебя не боюсь, — проговорила она.
— “Только потому, что ты меня не знаешь”, — хотелось ответить мне.
С тех пор она стала приходить всё реже и реже, хотя порой заявлялась помочь матери. Видимо, это из-за школы или чего-то подобного. Не то чтобы мне было интересно. Когда же Эмбер таки удавалось притащить дочку сюда, она лишь дулась.
— Это у неё от отца, — однажды рассказала мне мать. — Он просто ненавидит, когда его заставляют делать то, что ему не нравится.
Мой гнев в тот момент мог пошатнуть горы. Заставлять? Пусть сама попробует быть живой статуей! Если бы у меня только были прежние силы, я бы сотворил с ними обеими что-нибудь ужасное. Превратил бы в слизняков, например. Или же… о, да! Обернуть Эмбер в птицу, а Бриз в червяка! Посмотрел бы я, как они наладят отношения!
Ох, какая же это пытка. Мой рот застыл, а так хочется хихикать.
— “Почему она в чёрном?” — был мой первый вопрос. А потом на ум пришёл и второй. — “А почему меня это волнует?”.
— Мой муж умер на прошлой неделе, — в конце концов, молвила Эмбер, грустно улыбаясь.
Ох, потрясающе. Теперь за мной будет ухаживать кобыла в трауре.
И действительно, многое поменялось. Последние два десятилетия Эмбер каждый день без умолку, но бесцельно болтала о своей жизни, выполняя работу, но сейчас… сейчас она как будто делает всё на автомате. Практически не разговаривая, единорог вытирала мою статую раз в три-четыре дня, а то и реже. Не говоря уже о чтении, пении или просто весёлых разговорах.
Не то чтобы я скучал по чему-либо из этого, она была такой занудой.
— “Если ты не собираешься ухаживать за мной, как положено, лучше уходи”, — злобно подумал я.
— Я больше не могу этого делать, — сказала Эмбер несколько дней спустя.
Очень хорошо. Тогда уходи.
Но я так легко не отделался: у судьбы был припасён ещё один подарок. Потому что довольно скоро ко мне пришла уже взрослая и явно недовольная Ивнинг Бриз вместе со своей матерью, чья грива, кстати, наконец-то приобретала тот самый серый оттенок, какой и должен был быть всегда. Эмбер сказала мне, что передаёт титул Хранителя Дискорда своей дочери.
Вот это да! Не могу дождаться!
Я уже почти скучаю по Эмбер Спарк. Наверное, из-за тупой и раздражающей Ивнинг Бриз. Она никогда мне не читала, никогда нормально не чистила статую и никогда (я повторюсь, вообще никогда) не подстригала сорняки и траву вокруг меня. Однажды они разрослись до такой степени, что даже не давали ей пройти. Тогда мерзкая единорожка чуть ли не силками затащила какого-то бедного садовника, чтобы он подстриг траву, а вернее заросли, до приемлемого уровня.
Ивнинг Бриз, так же, как и её мать, обзавелась жеребятами. У неё уже была двойня, когда она стала Хранителем. Эта кобыла имела только один плюс: она, по крайней мере, не доставала меня видом своих детей.
Знаете, а я практически научился отличать беременных от толстых, поэтому в тот день я давал 50/50, что у неё либо ребёнок, либо серьёзный запор. Затем она, как и её мать, просто пропала и не появлялась последующие несколько недель.
А когда вернулась, то никого с собой не привела; это было замечательно. Однако я всё равно продолжал почти скучать по Эмбер Спарк. Она хотя бы содержала живую изгородь и остальное окружение в чистоте и порядке, хотя мне в какой-то мере и нравился тот хаос, что царил меж растений. Ивнинг же делала всё по минимуму и сразу же уходила, порой не показываясь по несколько дней подряд.
Как ни странно, я чувствовал себя забытым. И растерянным. И теперь, когда я об этом задумался, на ум приходит ещё одно чувство. Возмущённость.
— Ох, Санни, нет, — вновь завела свою пластинку Ивнинг, обращаясь к своей дочери по имени Санни Медоус, которая всеми силами старалась залезть на мою заднюю драконью ногу.
— Я убью эту няньку, — мрачно пробормотала кобыла, хватая и утаскивая от меня ребёнка. Которая, кстати говоря, была бледно-зелёной пегаской (видимо, крылья достались ей от дедушки), напомнившей мне Эмбер ярко-красной гривой, хотя эта была даже более сочного цвета, походя на огонь или же на восходящее солнце. Как будто бы весь цвет и вся жизнь, которые должны были достаться Ивнинг Бриз, передались её дочери.
Пегаска радостно захихикала, когда мать сняла её с меня и поставила на землю. Я осторожно посмотрел на неё, а она на меня в ответ, сося копыто. Неожиданно крохотные крылышки зажужжали, и пегаска оторвалась от земли, подлетев прямо к моему застывшему лицу.
Она с любопытством меня разглядывала. Я отвечал каменным спокойствием.
Конечно, я ожидал такой же реакции, какая была у её матери, впервые увидевшей моё лицо. Крики, страх, ужас и плач. Вместо этого Санни Медоус рассмеялась, а затем протянула своё всё ещё влажное копыто и тыкнула меня в нос!
Серьёзно? Эта кобылка только что ткнула в нос Воплощение Хаоса и Дисгармонии!
— Какое прикольное лицо! — радостно завизжала она. Если честно, в тот момент я её полюбил.
— Нет! Санни, немедленно возвращайся обратно!
Кобылка почувствовала, как её увлекает от меня энергетическое поле, и посмотрела в лицо своей матери. И только тогда расплакалась.
Ха! Как тебе это нравится, а, мегера?
Раздражённо вздохнув, Бриз окинула меня недовольным взглядом, как будто это я был виноват, и увела прочь дочку. Она же всю дорогу оглядывалась со слезами на глазах и протягивала ко мне копыта, явно не желая уходить.
В первый раз за всю жизнь я почувствовал, как будто у меня появился сподвижник. Даже несмотря на то, что он постоянно писался.
— А почему ты ему не читаешь? — радостно прыгая вокруг меня, спросила Санни Медоус, только вчера вышедшая из пелёнок. — Бабушка говорит, что ты должна это делать.
— Он — статуя. Я не читаю книжки статуям. Это идиотизм.
От идиотки слышу.
Санни нахмурилась и остановилась.
— Но мамочка, ему же так одиноко, почитай ему.
— “Во имя всех богинь, нет”, — отчаянно думал я. — “Мне нравится ход твоих мыслей, дорогая, но уж лучше тишина”.
— Хочешь читать ему — давай, — с просто ангельским терпением проговорила Бриз. — Я хочу побыстрее закончить и уйти уже наконец.
Санни на секунду задержала взгляд на матери, а затем вновь перевела его на меня, подмигнув и заговорщически прошептав:
— Я завтра принесу вам книжку, мистер Дискорд.
Какое милое дитя. Когда освобожусь, скорее всего, не буду её трогать.
— Ах, ты хочешь здесь работать? Давай! Всё равно это глупейшее занятие!
Санни вздрогнула, когда в её сторону полетело ведро, хотя оно и приземлилось довольно-таки далеко от неё.
— А вот и буду! — кричала она вслед матери, уходящей вон из сада. — И гораздо лучше, чем ты!
— Попробуй. Может быть, ты наконец поймёшь, насколько это глупо. И не дай Селестия это повлияет на твои оценки!
— Не повлияет! — припечатала Санни землю копытом.
Я наблюдал, как Бриз холодно покидает меня, и чувствовал что-то странное внутри. Необычное. Похожее на гнев, но то был отнюдь не он. Я никак не мог назвать это чувство, но кобыла словно что-то задела в моём старом каменном сердце, бросив ведро.
И, кстати говоря, у меня появился новый Хранитель.
— Ну вот мы и закончили, Мистер Прикольное Личико, — схохмила Санни в начале второй недели.
Должен заметить, у неё всё получалось гораздо лучше. Трава подстрижена (хотя кое-где на месте бывших сорняков теперь была голая земля); живая же изгородь аккуратно выровнена. Ну а что я? Я практически блестел, никогда не чувствовал себя столь чистым!
— А теперь время чтения!
Моё настроение резко упало.
Да ладно тебе, а?
— Я очень долго думала, какие же книжки тебе подобрать, и остановилась на весёлых. Ты ведь как-никак Дух Хаоса и всё такое, так что я попросила библиотекаря подобрать смешные рассказы с абсурдами и несуразностями. Надеюсь, тебе понравится!
Опять же, мне нравится ход твоих мыслей, но…
— Заводной Рыцарь потерял свою пружину! — радостно объявила она.
И начала читать. Никаких “прочти-и-забудь”. То название относилось лишь к первому рассказу из целого сборника, в котором каждый последующий был ещё бредовее предыдущего. Если бы я мог контролировать тело, я бы даже усмехнулся пару раз!
Это… не так уж и плохо.
— Готов? Ладно… раз, два, три, ПОЕХАЛИ! Ты водишь!
Весело хихикая, Санни Медоус убежала и спряталась за ближайший куст. Спустя минуту оттуда показалась огненно-красная голова и хмуро на меня посмотрела.
— Такими темпами вы никогда не выиграете, мистер Дискорд, — укоряюще произнесла она, а затем рассмеялась. — Двадцать семь-ноль в мою пользу!
Если бы я мог, я бы закатил глаза, но, сами понимаете, статуя и всё такое.
Санни проводила со мной бóльшую часть своего времени (и салки были далеко не единственным занятием), особенно сейчас, когда в школе были каникулы. Во время учёбы она порой приносила с собой домашнее задание и, извиняясь передо мной, делала его прямо здесь, на поляне.
То была цена, которую мне приходилось платить, чтобы вновь не пришла её мать и не сделала всё по-старому.
Сад, кстати, претерпел значительные изменения. Во-первых, он стал гораздо больше, потому что живая изгородь где-то была полностью убрана, а где-то отодвинута назад. Санни собиралась посадить на этом месте цветы.
И сделала это просто восхитительно. Совсем не так, как я ожидал. Сначала она вырвала довольно большую часть газона и стала мять его, топтать и переворачивать до тех пор, пока он не превратился в рыхлую, чёрную землю. Тогда Санни подошла ко мне и показала то, что, собственно, собиралась посадить:
— Ну, тут у нас герань, фиалки… ещё ромашки, лилии, календулы…
Она ходила туда-сюда вновь и вновь, демонстрируя мне семена, луковицы и многое другое. Действительно, ошеломляющее многообразие.
— Я очень долго думала, как же их посадить, мистер Дискорд. И знаете, что я решила?
Нет, дитя. Правда, даже не догадываюсь.
— Я сделаю это хаотично! — ухмыльнулась она и, зачерпнув горсть семян и луковиц, просто бросила их на землю.
— Уии! — рассмеялась она, продолжая раскидывать будущие цветы по свежей земле. Закончив, Санни по периметру обошла сад, придирчиво осматривая каждое зёрнышко, каждую луковичку, не упали ли они вверх ногами, правильно ли будут расти. Затем, прожужжав ещё не до конца развившимися крыльями, она высоко прыгнула в небо, зацепилась за чёрную тучу, пригнала её и попрыгала, поливая ростки.
— Сад Хаоса! Разве не круто?
— “Очень круто”, — согласился бы я, если бы мог. Но это ещё не всё. В пылу работы она даже не заметила того, что произошло, но сейчас её взгляд скользнул по…
— Моя кьютимарка!
Санни широко раскрытыми глазами смотрела на яркое-яркое солнце, теперь красовавшееся на её крупе и глядевшее на неё в ответ. В буквальном смысле, ибо у солнца были и глаза, и радостная улыбка.
— Ура-а-а-а! — восхищённо визжала пегаска, носясь вокруг сада и даже пару раз поднимаясь в воздух, хотя её крылья пока не позволяли полноценно летать.
Да-да, я понял, дитя, ты счастлива. А теперь не могла бы ты помолчать?
Она так и поступила, но только затем, чтобы обнять мою ногу. Что такое с этой пони? Постоянно обнимается! Этого не делал никто из остальных Хранителей!
— Спасибо, мистер Дискорд, — тепло поблагодарила она. — Без вас я бы никогда не получила кьютимарку!
Ну, вообще-то это работает не совсем так, но... “всегда пожалуйста”.
— Ох, надо всем рассказать! Увидимся позже, мистер Дискорд!
С этими словами, всё ещё смеясь и радуясь, Санни Медоус убежала; ветер взъерошил её короткую гриву и хвост.
Наконец-то, хоть немного тишины и покоя.
Но, как ни странно, я стал чувствовать себя очень…
Одиноко. Я чувствовал себя таким одиноким. Мне казалось, что Санни забыла про меня, и я очень удивился обиде, которая из-за этого возникла.
Я не спорю, и её мать, и её бабушка покидали меня на гораздо бóльшее время, но из-за беременности. Санни не толстела. Кроме того, она не рассказывала мне о супер-особенном пони. Так я даже и не знаю, что бы это могло быть.
Может, она действительно про меня забыла?
Мне хотелось мысленно её отругать, но она казалась такой забитой, что я просто не смог этого сделать. Как она посмела просто так заявиться, как будто ничего и не произошло, как будто она не бросила меня одного? И как посмела принять столь грустный вид, что вся моя злость улетучивается при взгляде на неё?
А ведь она, судя по всему, плакала, и всё такое! Это могло оправдать…
— Бабушка Эмбер умерла, — со всхлипом произнесла она. — Прости, что я так долго не приходила, мистер Дискорд. Мы были очень близки. Я очень часто спорила с мамой, но бабушка всегда готова была... выслушать меня. Эта потеря очень... ударила по мне.
Санни плюхнулась на постамент моей статуи и прислонилась к ней спиной.
— У меня практически нет друзей, мистер Дискорд, — призналась она. — Остальные считают меня очень странной, потому что я очень много времени провожу с тобой… и порой я бываю очень раздражающей… но у бабушки всегда было время для меня, а теперь её нет… нет никого, кто бы позаботился обо мне, кроме мамы. Я знаю, она любит меня, но мне кажется, что иногда она меня и ненавидит.
Я посмотрел на Сад Хаоса, который с каждым годом только разрастался. Подсолнухи смотрели на гладиолусы, а небольшой розовый куст изо всех сил старался выжать жизнь из поселения незабудок. По земле своими вездесущими щупальцами полз плющ, сражаясь с полем клевера. Этот сад вечно менялся, одни растения боролись с другими. Я просто обожаю такое непостоянство. Здесь росла даже гигантская оранжевая тыква, хотя Санни абсолютно уверена, что не сажала её.
У моих ног продолжала рыдать пегаска. И тут я во второй раз в жизни испытал незнакомое чувство. Не совсем гнев. Не совсем радость. Что-то вроде ответственности или даже всего этого вместе взятого. Как бы я хотел знать, что это, как это назвать.
— “Ты не одинока, дитя”, — спонтанно подумал я, — “и никогда не будешь”.
Фьюф, это было очень странно. Откуда только взялась эта мысль?
К счастью, всё довольно быстро вернулось на круги своя. Санни проводила со мной всё больше и больше времени, читая мне, а то и просто засыпая у подножия статуи. Она даже иногда приносила барабаны и пела, отстукивая ритм.
Но меня гораздо больше заинтересовало то, что однажды пегаска принесла краски, холст, и попыталась нарисовать меня. Что ж, первый блин всегда комом; картины были просто ужасны. Она это понимала, но всё равно показывала мне каждую, смеясь над своими собственными ошибками.
Через пару лет её картины стали… довольно-таки хорошими.
— Секрет в том, чтобы не пытаться сделать это идеально, — рассказывала мне Санни после особенно красивого полотна.
— Я просто отключаю мозг и позволяю кисти летать, — она ещё раз придирчиво осмотрела картину и пожала плечами. — Могло быть и лучше. У меня никак не получается твоё прикольное лицо.
И щёлкнула меня по носу.
Осень крепко взяла бразды правления в свои руки. Сад Хаоса уже практически весь погиб; тонкая корочка льда ранним утром стала покрывать дорожки; зима наступала. А эта глупая кобылка собирается покинуть меня.
— “Ну и ладно”, — кисло думал я. — “Уходи”.
— Это совсем ненадолго, я обещаю, — сказала она, улыбаясь самой большой улыбкой, которую я только видел. — Только до конца медового месяца.
Я был зол. Очень зол. Почему? Ладно, Санни вышла замуж, но почему это должно касаться меня?
— “Этому жеребцу лучше не обижать её”, — мрачно продолжал я размышлять. И тут одёрнул себя. — “Стоп, а почему я, собственно, беспокоюсь об этом?”.
— Я бы очень хотела, чтобы ты там был, — с грустью пожаловалась она. — Я даже просила Принцессу передвинуть твою статую на свадьбу, хотя бы на день. Ты — мой единственный друг, Дискорд. Я буду скучать по тебе каждый день.
И тут она начала рыдать.
Ах, чёрт.
Беременность Санни вызывала во мне противоречивые чувства. С одной лапы, я был рад, что она закончилась. Никаких больше жалоб на плохое самочувствие, никаких стонов во время попыток залезть на лестницу. И никаких неожиданных рвот.
С другого же когтя, меня совсем не радовал тот факт, что у Санни появился ещё кто-то, кроме меня, за кем надо ухаживать.
Ну вот я и разобрался, почему расстроен. Её муж и так уже отхватил частичку её сердца, а теперь там поселился ещё и жеребёнок. Эти пони хотели отобрать у меня Хранителя.
Не то чтобы мне было не всё равно. Не потому, что я бы почувствовал себя одиноким, и уж точно не из-за такого глупого и бесполезного чувства, как ревность.
А потому, что она была моя. А я не люблю делиться.
— Её зовут Винтер Мэджик, — с улыбкой представила мне Санни крошечную единорожку. — Угадай-ка с трёх раз, почему мы так её назвали?
После этих слов Санни захихикала и покраснела, а я стоял рядом (как будто у меня был выбор) в раздумьях.
— “Так, что у нас произошло прошлой зимой?” — начал вспоминать я, и тут до меня дошло, что именно тогда она забеременела. — “Тьфу тебя, я даже не хочу думать. Ты всё ещё ребёнок!”.
Я был абсолютно уверен, что буду видеть Санни Медоус всё реже и реже из-за семьи. Но я сильно ошибся.
Вместо этого она стала приходить только чаще, приводя с собой жеребят. Да-да, именно жеребят, у неё появились пегас по имени Клауд Раннер и пегаска Саммер Скай.
Винтер была светло-голубой кобылкой с матово-белой гривой; её брат оказался цветом шерсти потемнее, но с розовой гривой, которую, скорее всего, будут высмеивать в школе. Саммер Скай же была как две капли воды похожа на мать.
Ну так вот, вместо того, чтобы полностью переключить внимание с меня на своих жеребят, Санни возвела игровую площадку прямо в Роще Дискорда (да-да, именно так назвали это место). Они играли рядом со мной, бегали вокруг меня, иногда даже забирались на меня. Хотя я очень редко видел её мужа, голубого единорога по имени Джамбл, пробудившего во мне ненависть с первого взгляда, я начал понимать, каково это — иметь семью.
И это было очень, очень громко.
— Клауд Раннер, дай, пожалуйста, скребок, — попросила Санни, балансируя на лестнице рядом с моим крылом. — Уж не знаю, что ела эта птица, но пятно так просто не поддаётся.
— Фуу, мам, это так противно, — поморщилась Винтер Мэджик. Эта кобылка была слишком чванливой. Видимо то, что она была старшей и, соответственно, раньше всех пошла в школу, придавало ей чувство превосходства над братом и сестрой.
Клауд Раннер лишь пожал плечами, взял скребок в зубы и взлетел к матери. Отдав его, жеребёнок спросил:
— А почему ты не летаешь, а пользуешься лестницей?
— Это ведро очень тяжёлое, я не хочу его опрокинуть, пока буду чистить статую.
— А зачем тебе это вообще всё далось? Это же глупо, — опять завела пластинку эта вечно разочаровывающая меня Винтер Мэджик.
— Ты прямо как бабушка, — вздохнула Санни. — Мы здесь, потому что это наша работа. Мы — Хранители Дискорда. Сама Селестия поручила это твоей прабабушке. А когда я умру, это место займёте вы.
— А ты уверена, что он нас слышит и видит? — осторожно спросила Саммер Скай. Она очень редко говорила, будучи постоянно заглушаемой гораздо более громкими братом с сестрой. Хотя она и выглядела так же, как и мать, кобылка не унаследовала ни одной черты её характера.
— Даже Селестия точно этого не знает, — ответила Санни, продолжая скрести пятно. — Но я всегда верила, что это так. Именно поэтому наша работа так важна.
— Но он же зло и всё такое, — возразил Клауд Раннер.
Зло? Зло?! Ох, мальчик мой, вот я видел зло! И с уверенностью могу заявить, что немного хаоса ничего общего с истинным злом не имеет!
— А это неважно, — твёрдо сказала Санни. — Если он находится в подобной ловушке, да ещё и осознаёт себя, то заслуживает всей доброты, которую мы только можем ему подарить.
Я услышал громкий “бам” от кисти, брошенной Санни в ведро, после чего она продолжила:
— К тому же, немножко хаоса может быть даже весело.
Я практически слышал усмешку на её лице, когда она спускалась вниз. Но тут что-то пошло не так. Послышался звук падения ведра, и жеребята вокруг меня ахнули в шоке. Ещё звуки: громкий треск и крик боли, подобный которому я никогда не слышал. Да, вокруг меня происходил хаос.
И впервые в жизни меня это не радовало.
— Мама! Мам, ты в порядке? — закричала Винтер Мэджик; остальные двое расплакались, а Саммер Скай ещё и беспрерывно повторяла “нет, нет, нет…”.
Санни позади меня глубоко вдохнула и сказала:
— С мамой всё хорошо, дорогая. Но я сломала ногу из-за этой глупой лестницы. Клауд Раннер?
— Да, мамочка? — отозвался жеребёнок, отходя от своей плачущей младшей сестры.
— Будь храбрым мальчиком, слетай в замок и попроси помощи. Скажи им, что я упала и сломала ногу, ладно?
— Хорошо!
Я никогда в жизни не видел столь быстро летящего пегаса.
— Ты должен сделать это, потому что я так сказала, — проговорила Винтер Мэджик таким тоном, будто вилкой провели по стеклу. — Я старше, поэтому я за главную.
— Всё равно не понимаю, почему это. Ты всего на год старше меня, — прокричал в ответ Клауд Раннер.
— Эм… давайте не спорить, — попыталась сказать Саммер Скай, но столь тихо, что брат с сестрой её даже не услышали. — Мамочка не хотела бы этого.
— Мама оставила меня за главную, когда сломала ногу! — топнула для пущего убеждения копытом Винтер.
— А папа меня, когда уходил! — не уступал её брат. — Он сказал, что в доме главный — жеребец!
Стоп, что? Джамбл ушёл? В смысле? Санни ничего мне не рассказывала!
— Это глупо. Ты всего лишь жеребчик!
— А ты кобылка! И не ставь себя выше меня только из-за кьютимарки!
Обстановка продолжала накаляться до тех пор, пока Винтер Мэджик магией не левитировала ведро с водой и не опрокинула его прямо на голову своего брата. Раздался крик чистой ярости, и вот единорожка уже уносится от своего брата, бегущего, порой взлетающего и старающегося изо всех сил её догнать. Бедная маленькая Саммер Скай просто сидела у пьедестала и рыдала.
Я практически готов был поблагодарить этих трёх за новый для меня опыт. Первый раз в жизни хаос меня раздражал.
Через две недели Санни наконец-то вернулась. Две недели постоянной грызни между старшими. Две недели споров и практически драк; Саммер Скай же в это время как могла старалась чистить и ухаживать за мной. Конечно же, речь даже и не шла о разговорах или чтении.
Должен сказать, я был очень рад видеть снова эту светло-зелёную кобылу, хотя она и приехала ко мне на инвалидном кресле с загипсованной задней ногой; бинты шли вплоть до рёбер.
— Привет, Прикольное Личико, — с улыбкой поздоровалась она, при помощи сына подъезжая ближе. — Я так по тебе скучала… извини за это, я была такой неуклюжей.
Да уж. Серьёзно, я не представляю, как пегас может заполучить травму, упав с лестницы.
— Оказывается, я сломала не только ногу, но ещё и пару рёбер. Доктор буквально приказал мне не работать, но я могу хотя бы проконтролировать этих троих.
С этими словами она повернула коляску и посмотрела в виноватые лица своих детей.
— Посмотрите, какой здесь беспорядок. Нам надо это исправить.
Удивительно быстро все сорняки были вырваны, мёртвые растения в Саду Хаоса заменены на новые, а моя статуя надраена до блеска. В награду молодняку полагалось угощение из корзинки для пикника, а Санни подъехала ко мне и стала читать написанную ей же историю.
Видите ли, в мире существует ну очень мало рассказов, которых можно отнести к жанру “хаос и веселье”, а Санни большинство из них мне уже прочитала. Именно поэтому она решила писать свои и зачитывать их мне.
Они были ужасны, прямо как её картины. Но постепенно становились всё лучше и лучше.
Противоречия между братом и сестрой усилились настолько, что они даже перестали вместе приходить ко мне. Почему-то после получения кьютимарки большинство пони начинают воображать себя слишком крутыми, чтобы делать то, что делали в жеребячестве. Впрочем, Санни рассказывала мне всё о них.
Винтер Мэджик, оправдывая своё имя, поступила в Школу для одарённых единорогов имени Селестии. Если верить матери, то у неё были довольно хорошие оценки, хотя вечная уверенность в собственной правоте обещала ей проблемы с учителями.
Клауд Раннер выбрал абсолютно противоположное направление, что характерно для пегасов (как мне сказали), концентрируясь больше на физической силе. Он отлично играл в облакболл и, в конечном счёте, привлёк внимание профессиональных команд, которые посоветовали ему больше тренироваться. Тогда по окончании школы у него будет хороший шанс влиться в один из таких коллективов.
Санни пыталась скромничать, но я достаточно её знал, чтобы понять: её буквально распирает гордость за успехи детей.
Наконец-то я узнал, что же произошло с Джамблом; Санни сама рассказала об этом во время сердечной беседы с Саммер. Если кратко, то этот идиот нашёл “другую кобылу”. Как будто вообще может существовать пони лучше, чем Санни. Я был где-то между “скатертью дорога” и “ах ты скотина”, но она сама оказалась удивительно спокойна.
— Папа до сих пор любит тебя, милая, — ответила она дочери, когда та спросила об отце. — Иногда у взрослых такое случается, но тебе важно помнить, что он до сих пор любит тебя.
— А тебя, мамочка? — с мокрыми глазами спросила Саммер.
— Ну… думаю, он меня ещё не до конца забыл, — осторожно проговорила Санни. — Но его сердце теперь занято другой.
— А ты любишь его?
— Ох, дорогая. Хотя я на него и злюсь, он мне совсем не безразличен. Но, к счастью, вы трое дарите мне столько любви, что моё сердце совсем из-за него не болит.
Я мог бы сказать, что она привирает. Но только малость.
Саммер Скай, по сравнению с братом и сестрой, была просто тихой. “Милой”, как её называла мать. Санни опекала и оберегала её, так что через некоторое время Саммер расцвела, прямо как роза, становясь более уверенной. Ещё она помогала маме сочинять и читать рассказы. У неё был просто чудесный изобретательный ум, и то, что она помогала писать (а впоследствии писала сама) было удивительным и выходящим за рамки воображения.
Что ж, это определённо будет потрясающий день! Сегодня ночью меня выдернуло из полу-транса ощущение, будто с меня что-то спало, будто удерживающие меня цепи стали слабее.
Не уверен, что бы это могло быть, но судя по всему, умер один из Носителей Элементов! Ву-ху-у! Один ушёл, осталось пять, и тогда мне нужно будет чуть-чуть хаоса, чтобы окончательно освободиться!
И в этот раз я не собираюсь в игрушки играть. Никаких больше Элементов в книжках. Никаких загадок. Никаких шуток. Я просто возьму эти чёртовы вещицы и сброшу их в вулкан.
— Мама умерла, — с грустной улыбкой сказала Санни. — Сердечный приступ. Она мирно умерла во сне.
Вау. Ивнинг Бриз умерла? Правда? Хотя, почему я так удивлён? Из этого мира ушли уже два Носителя, и мои цепи стали ещё слабее. Но разве она не была жеребёнком ещё вчера?
— Забавно, правда? — продолжала Санни, чистя моё ухо. — Я всегда думала, что будет ещё куча времени, чтобы помириться с ней. Мама никогда не одобряла мои поступки: ни эту работу, ни Джамбла, хотя на его счёт она была абсолютно права.
Последнее было сказано очень тихим голосом; Санни покосилась на свою кобылку. Она ухаживала за Садом Хаоса.
— Но, в конце концов, всё налаживается, — рассказывала она, чистя уже другое ухо. — Она перестала на тебя злиться.
Что-что? С какого перепугу она на меня злилась? К счастью, Санни сразу пояснила, так что мне не пришлось мучиться от любопытства.
— Будучи маленькой, она чувствовала, что ты отвлекаешь внимание моей бабушки на себя. Она проводила здесь очень много времени, которое могла находиться с ней. И ещё мама говорила, что у тебя страшное лицо.
Санни улыбнулась и чмокнула меня в только что очищенную щеку.
— Но ведь она ошибалась, правда, Мистер Прикольное Личико?
— Я лишь хочу сказать, что будет гораздо проще, если этот сад будет хоть чуточку больше похож на остальные! — настаивала Саммер.
— В этом и состоит вся суть Сада Хаоса, — ответила Санни чересчур менторским тоном.
— Но становится очень трудно удобрять и поливать почву. Давай хотя бы распределим цветы по рядам?
— Мы не можем, дорогая. Этот сад специально для мистера Дискорда, а он любит хаос.
Младшая кобылка фыркнула и топнула копытом. Мне каждый раз казалось, что я смотрю в прошлое Санни, когда вижу Саммер, настолько она была похожа на мать.
— Зачем нам тогда хлопоты? Пусть весь сад ввергнется в хаос.
Санни улыбнулась словам дочери, вытаскивая вялую лилию и сажая на её место первый подвернувшийся куст.
— Отойди на шаг назад. Что ты видишь?
Саммер что-то проворчала, но всё же исполнила указание матери.
— Я вижу беспорядок, — заявила она. Санни рассмеялась.
— А теперь отойди ещё и посмотри шире.
— Шире? — кобылка подошла к матери, по уши перепачканной в земле; платок подвязывал гриву последней, в которой почему-то появлялись серые волоски. — Я вижу… я вижу сад в полном беспорядке.
— Что ещё? — не уступала Санни.
— Тебя? — мать всё ещё не была удовлетворена, так что Саммер огляделась и продолжила. — Живую изгородь, траву.
— И каким всё это выглядит?
— Аккуратным. Упорядоченным. Только у Сада Хаоса нет границы; сорняки вылезают за его пределы. Я всегда говорила, что маленький заборчик…
— Я никогда не хотела ограничивать Сад Хаоса заборчиком или стенкой, дорогая. Это неправильно, — Санни крякнула, разгибаясь и вытирая лоб полотенцем. — Ты сама видишь, всё, что вокруг Сада, находится в идеальном порядке. Подстриженная трава, скульптуры из растений, чистые дорожки. Если мы заключим Сад в стены, то мы запрём его мощь. Если же позволим распространиться, то он нарушит весь порядок (звучит неплохо, подумал я), но зато перестанет выделяться.
Хмм.
— Хаос и порядок похожи на масло и воду, — продолжала рассказывать Санни, убирая инструменты в тележку. — Они никогда не смешаются, но если ты уберёшь одно или другое, то… станет очень скучно, разве нет?
— Порядок не скучен, — заявила Саммер.
Охх, когда я освобожусь, дам тебе щелбан!
— Идеальный порядок? Конечно скучен, — разумно сказала Санни. — Он нам нужен, чтобы просто жить, но хаос вносит в эту “просто жизнь” веселье.
Эта пара всё ещё продолжала разговаривать, покидая Рощу, но я их даже не слушал. Я пристально разглядывал сад.
— Её зовут Винд Виспер, — представила мне кобылку Саммер. — Винди, это Дискорд. Наша семья заботится о нём.
Маленькая кобылка посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, в то время как я стоял в смятении. У Саммер ребёнок? Она же всего лишь жеребёнок! Стоп, она же закончила школу, получила кьютимарку… сколько лет назад это было?
Даже не представляю. Равно как и не знаю, сколько лет я провёл в заточении. Я абсолютно уверен лишь в том, что остался всего лишь один Носитель, одна цепь, удерживающая меня. Мне кажется, это Твайлайт Спаркл. Она слишком упряма, чтобы просто так сдаться. Я бы от всей души похвалил бы её, если бы не удерживался этими цепями.
— Она такая красивая, — со слезами в глазах сказала Санни, любуясь своей внучкой.
Опять новый опыт. Теперь я знаю, каково быть старым.
И мне это совсем не нравится.
Санни заболела. Всего лишь кашель, как она сама мне сказала. Всего лишь. Но этого оказалось достаточно, чтобы её третий лечащий врач (она уже пережила двух других) настаивал на покое и постельном режиме.
Саммер Скай вместе с Винд Виспер как могли ухаживали за мной и садом. Маленькая кобылка, кстати, была серебристо-серого цвета и совсем не походила на Санни, больше напоминая мне Эмбер и Ивнинг. Она была очень любопытная и обожала смеяться. И она тоже называла меня Прикольным Личиком.
Уже прошла неделя с тех пор, как с меня спала последняя цепь. Теперь я ментально готовился и ждал чего-то хаотичного, чтобы получить энергию. Всё, что угодно. Война. Драка. Даже спор. Чёрт, да пусть сюда придут Винтер Мэджик и Клауд Раннер, тогда я освобожусь во мгновение ока!
Саммер Скай медленно шла ко мне, опустив голову. В первый раз рядом с ней не было дочери. Кобылка пошла по следам матери и стала Хранителем. Странно, что она без дочки… надеюсь, она не заболела.
И тогда я увидел её лицо. Она сильно плакала. Очень.
Нет.
— Привет, Дискорд, — со слабой улыбкой произнесла Саммер. — Эмм, прости, я не могу… мама хотела прийти и увидеть тебя. Она оказалась больна сильнее, чем мы думали.
Я чувствовал смятение кобылки, буквально разрывавшее мою каменную тюрьму.
Нет! Чёрт возьми, нет!
— Я… я даже не уверена, слышишь ли ты меня или не всё ли тебе равно, но… это было быстро. Там были все, даже мои брат и сестра.
Треск камня. Саммер не услышала.
— “Только не так”, — в неистовстве думал я. — “Только не из-за…”.
— Она… она написала тебе письмо. Вот оно, — Саммер достала листок бумаги из седельной сумки и положила его к моим ногам. — Она не хотела, чтобы я его читала. Сказала, оно только для тебя.
Саммер Скай вновь зарыдала. Опять послышался треск. В первый раз за всё своё заточение я изо всех сил старался удержать себя внутри тюрьмы. Даже сейчас не смогу объяснить, почему.
— Мне очень жаль, — вытирая глаза, сказала Саммер. — Мне очень жаль. Она так хотела прийти и увидеться с тобой, но не смогла. Силы её покинули. Она… знаю, ей нравилось приходить сюда. И… я не хочу, чтобы ты волновался. Я буду стараться, и я знаю, что Винд Виспер тоже и… и…
Кобылка рухнула, рыдая. Камень в конце концов окончательно сломался; треск заполнил Рощу. Несмотря на все усилия, я был освобождён.
Саммер подняла глаза, смотря на меня в страхе и ужасе. Впервые за незнамо сколько времени я смог выпрямиться; посыпалась каменная крошка. Я пошёл к Саммер, которая встала на копыта и теперь глядела на меня, не веря в произошедшее.
Наклонившись, я взял письмо Санни в лапы и посмотрел на её дочку.
— Спасибо тебе. — Она лишь пискнула что-то в ответ.
— Ты меня боишься, маленькая пони? — спросил я, спускаясь с постамента и наконец-то ощущая ногами траву. На меня буквально навалились чувства, сдерживаемые во время заточения; разум был свободен. Сердце Саммер билось слишком часто; она буквально источала страх.
— Да, — прошептала она.
Я телепортировался к ней и взял за подбородок львиной лапой, посмотрев ей прямо в глаза.
— Ни тебе, ни кому-либо из твоей семьи не надо меня бояться до самого конца времён. Я обещаю.
Саммер в замешательстве моргнула. И напряжение наконец-то её отпустило.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— Ты мне веришь? Я ведь дух хаоса как-никак.
— Я тебе верю.
— Почему?
— Потому что тебе верила моя мама, — ответила Саммер. В ней снова проявились черты Санни Медоус. Тогда я сделал единственное, что мог в тот момент. Убежал.
Мгновение спустя я уже находился в пещере за многие километры от того места, в горе, которой ещё секунду назад здесь не было. Включил созданную мною лампу, рухнул в немедленно материализовавшийся гамак, вытянул лапу и, с абсолютно незнакомым чувством трепета, открыл письмо Санни.