Долг Норта Риджа

Цветок севера

Зебра, жеребец и мантикора заходят в бар.

Бар, о котором идёт речь, называется “Торрамунд”, найти его можно в маленьком городке, на побережье острова Ивентайд. Видавшее виды, но уютное заведение на протяжении многих лет служило пристанищем для многих пьяниц, а пожилая барпони услышала секретов и признаний больше, чем многие священники за всю жизнь.

Барпони, Тундра Лиф, по происхождению была зеброй. Хотя она и родилась в Эквестрии, большую часть жизни прожила она на неизведанном западе, который с трудом можно было охарактеризовать как "неизведанный", но эквестрийцам всегда нравилось делать вид, что только сама Эквестрия имеет значение.

Протирая бокалы за стойкой, зебра с ленивым интересом окинула взглядом вновь прибывших. Жеребец, подметила она, был молод и хорош собой, он широко улыбался, придерживая дверь для своих спутников. Следом вошла зебра, выражение лица которой резко контрастировало с жизнерадостностью жеребца. Наконец, внутрь вошла мантикора, и Тундра поразилась, как столь свирепому монстру удаётся выглядеть столь напуганным, зверь неловко последовал за своими спутниками, избегая взглядов заинтересованных завсегдатаев.

— Ну, по крайней мере никто не умер! — воскликнул жеребец, скинул на стол надорванную перемётную сумку и уселся на скамейку. — Не сомневайтесь, грифон легко переживёт пару дырок в ноге.

Зебра села неподалёку, в процессе свирепо посмотрев на жеребца, после чего повернулась к мантикоре, одарив её гораздо более тёплым взглядом.

— Присядь, Сладкий, — произнесла зебра, но мантикора медлила, прижимая к груди небольшой мешочек, и продолжала смотреть на других посетителей. Мантикора мяукнула в ответ, точно котёнок, и когда все вокруг загоготали, взгляд молодой зебры быстро заставил их замолчать. — Я здесь, Сладкий.

Она продолжила успокаивать мантикору, а затем добавила, снова бросив взгляд на жеребца:

— И этот эквестрийский ваджинга тоже тут.

— И как тот факт, что я эквестриец, свидетельствует о том, что я недалёкий?

— Очень красноречиво, — ответила барпони, и молодая зебра довольно улыбнулась. Тундра Лиф убрала начищенные стаканы под стойку и сурово посмотрела на трёх новых посетителей. — Что вас сюда привело?

— Эм-м, желание выпить? — предположил жеребец.

— Чего-нибудь крепкого, — добавила зебра.

Мантикора, которая отодвинула табурет прочь и просто села на пол, в ответ мяукнула.

— Я не обслуживаю незнакомцев, — произнесла Тундра Лиф. Она была старой и упрямой зеброй, а от этих молодых так и несло неприятностями. Но всё же, посмотрев на мантикору, она смягчилась. — Вот его я обслужу.

Мантикора в ответ хлопнула лапами, и его улыбка выражала крайнее довольство, несмотря на огромные острые клыки.

— Не обманитесь, — предупредил жеребец. — Танжерин лишь выглядит милым, но он притворяется.

Младшая зебра фыркнула.

— По крайней мере, когда он пытается вести себя хорошо, у него получается.

— Но ты всё равно меня любишь! — рассмеялся жеребец.

Зебра вздохнула.

— У меня всегда был отвратительный вкус, — пробормотала она, и Тундра впечатлилась тем, как кто-то может столь широко улыбаться, получив подобный "комплимент".

— Твоя правда, — произнёс жеребец и повернулся к Тундре. — Если я представлюсь, то перестану быть незнакомцем?

— Перестанешь, — ответила она, — но останешься при этом эквестрийцем.

Барпони перевела взгляд на зебру.

— Мои глубочайшие соболезнования.

Та вздохнула.

— Спасибо.

— Да ладно вам, с чего вы решили, что эквестрийцы такие плохие? — спросил жеребец.

Ответа Тундры долго ждать не пришлось.

— Я замужем за одним из них.

— О, — жеребец повернулся к своей возлюбленной. — А как ты относишься к открытым отношениям?

Он взвизгнул, получив тычок копытом.

— Так значит, ты всё-таки пойдёшь за меня замуж? — придя в себя, спросил жеребец и вновь взвизгнул, когда копыто младшей зебры встретилось с его лицом.

— Меня зовут Фрост Флауэр^[1], — представилась зебра, склонив голову. Затем она указала на жеребца. — А этот вот, Норт Ридж.

— И мы разыскиваемые не-преступники, — добавил жеребец.

— Норт! — ахнула Фрост Флауэр.

Танжерин мяукнул и повернулся к Тундре, покачивая головой.

— А что такого? — спросил Норт Ридж. — Это же правда! Я бы назвал нас разыскиваемыми преступниками, но мы-то не преступники!

— Пырнуть грифона в наших краях, — заговорила Тундра, — считается преступлением.

Фрост Флауэр стиснула зубы.

— Поток слов из твоего рта течёт быстрее реки из смертоносного озера Нареш, и если ты, Норт, продолжишь в том же духе, то лежать нам в компании тел в его глубинах.

Танжерин вновь мяукнул, и молодая зебра ласково улыбнулась.

— Не волнуйся, Сладкий. Здесь мы в безопасности, — Флауэр указала на дверь. — Ты не мог бы выглянуть наружу да посмотреть, не идёт ли Саффир?

Мантикора кивнула, допила остатки молока, аккуратно отставила чашку и радостно кивнула Тундре. Та кивнула в ответ, и Танжерин пошёл на выход. Норт Ридж проводил его взглядом, и как только тот вышел из заведения, повернулся к младшей зебре.

— Саффир? Почему ты не сказала мне что он али...

— Тебе показалось.

— Звёзды небесные... — жеребец повернулся в сторону бара, скрестив копыта на груди, и Тундра заметила, что они замотаны в окровавленные бинты. — А чем он меня тогда?

— Копьём.

— Ты была там, с ним?

Фрост Флауэр замолчала, а в её глазах заблестели слёзы, и сердце Тундры смягчилось, когда жеребец наклонился, чтобы ткнутся зебре в щёку, оставив поцелуй.

Мгновение спустя она положила копыта на стол и тихо спросила:

— Сколько ещё?

Норт отклонился назад и полез в свою седельную сумку.

— Да кто же знает, пока дело не будет сделано, — ответил он, достав оттуда потрёпанное одеяло и набросил зебре на плечи. — Как только наш долг будет выплачен.

— Ваджинга, — прошептала Флауэр. — Тебе давно стоило вернуться в Эквестрию. Вернись в свою страну и будь дураком там.

— А ты поедешь со мной? — спросил жеребец.

— Я умру на родной земле, — ответила она, — и меня похоронят под Великим Фруктовым Деревом.

Норт вздохнул, и когда он поднял переднее копыто, кровь запачкала деревянную стойку. Тундра что-то недовольно пробурчала и протянула ему мокрую тряпку, которой тот вытер кровь. Затем он продолжил.

— Только тогда и не раньше я вернусь в Эквестрию, — заявил жеребец. — Лишь когда мой морозный цветок вернётся в землю, и, надеюсь, это случится не раньше, чем через сотню десятилетий.

— Или завтра, — сухо произнесла Флауэр. — Или на следующей неделе, или в тот момент, когда Командор найдёт нас.

Зебра перевела взгляд на Тундру, которая молча наблюдала за происходящим.

— Мы всё ещё незнакомцы?

— Нет, — ответила барпони. — Чего желаете?

— Чай, пожалуйста, — попросил Норт Ридж.

— Кофе. Чёрный. Будьте добры. — добавила Фрост Флауэр.

Жеребец ухмыльнулся.

— Это её любимый напи...

Фразу прервал крик, раздавшийся снаружи. Десяток криков, с нарастающей громкостью, словно началась потасовка, и, прежде чем кто-либо успел обернуться, входная дверь распахнулась и в комнату ворвался Танжерин с паникой и гневом на лице и с кровью, вытекающей из плеча, куда вонзилась стрела.

Фрост Флауэр громко выругалась, поднялась и схватила сумку.

— Командор! — ахнула она. — Сладкий, дверь! Запри дверь!

Как только мантикора захлопнула дверь, Норт повернулся к Тундре и одарил её улыбкой.

— Можно нам с собой, пожалуйста?

— ФРОСТ ФЛАУЭР! — прогремел голос снаружи. — МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ ТАМ!

Тундра осмотрела троих незваных гостей, от улыбающегося жеребца, к решительной зебре и перепуганной мантикоре. И сделала выбор.

— Чёрный ход! — крикнула она троице и остальным посетителям. Барпони указала на дверь в задней части бара. — Он выведет вас в тоннели.

В паническом исступлении посетители бросились к двери мимо владелицы и трёх незваных гостей.

Когда они остались наедине, по-настоящему и окончательно, Фрост повернулась к Тундре и склонила голову.

— Спасибо тебе, — произнесла она, после чего поманила жестом Танжерина. — Сладкий! Идём!

Молодая зебра и мантикора ушли первыми, последний жалобно мяукнул, посмотрев на кровь, вытекающую из его раны. Норт на мгновение задержался, повернулся к барпони и быстро глянул в сторону входной двери, в которую колотили разъярённые незнакомцы.

— Извиняюсь, — произнёс он. — Мы вернёмся и возместим причинённый ущерб.

— Пять сотен монет, — ответила Тундра, когда дверь дёрнулась от удара топором и вовнутрь полетели щепки. — Пяти сотен серебряных монет, я думаю, хватит.

Норт улыбнулся.

— Хорошо! Я вернусь, даю слово!

— Буду ждать, — произнесла Тундра, наблюдая, как огромные лапы расширяют пролом в двери.

И, не сказав больше ни слова, жеребец отбыл, а Тундра Лиф просто вздохнула, взяла стакан и начала его протирать.

Жеребец в плаще зашёл в бар.

Когда он открыл дверь, в комнату ворвалась невыносимая жара с улицы, и молодая Саммер Лиф перестала протирать стакан и с любопытством уставилась на незнакомца в капюшоне. Не расплавился он там, под этим плащом? Выглядел он, честно говоря, подозрительно, но, в отличие от своей давно почившей бабушки, Саммер старалась не судить книгу по обложке.

— Добро пожаловать! — бодро поздоровалась она, и жеребец подошёл к стойке. — Прошу, садитесь!

— Спасибо, — ответил чуть хриплый и скрипучий, возможно, от старости, голос. Он снял капюшон, и под ним обнаружился престарелый жеребец, весь испещренный морщинами до самых покрасневших, обветренных глаз.

Никаких вопросов про внешность.

— Чем могу вам помочь? — вместо этого спросила молодая барпони.

Он улыбнулся.

— Кофе, чёрный, пожалуйста, — попросил жеребец, затем присмотрелся повнимательнее. — Вы... вы здесь новенькая?

Саммер нервно улыбнулась и потянулась к стойке за чистой чашкой.

— Эм-м, хм, не совсем? Немножко? — замялась она, наливая в чашку горячий кофе. — Я здесь работаю уже несколько лет, но бар принадлежит моей семье. Раньше бабушка моя тут всем заправляла.

Жеребец хмыкнул.

— Не та ли это была зебра, что не обслуживала незнакомцев? — спросил он и широко улыбнулся, когда барпони хихикнула.

— Она самая! — воскликнула Саммер, хотя в горле и встал ком. — Но теперь она не с нами.

Барпони поставила перед ним кружку.

— Не с нами...

Выражение лица жеребца смягчилось.

— Простите, что поднял больную тему.

— Всё в порядке! — быстро произнесла она, уселась напротив и скрестила копыта. — Всему конец приходит.

— Ваша правда! — жеребец отхлебнул кофе и улыбнулся. — В конце концов, мы — это то, что о нас будут помнить.

Но, прежде чем кобыла успела задать ещё хоть один вопрос, она замерла, в шоке наблюдая, как жеребец одним глотком осушил всю чашку обжигающего кофе. Допив, он поставил её на стойку и прочистил горло.

— Прекрасный кофе.

— Эм-м-м-м... — Саммер, не зная, что сказать, тоже прочистила горло. — Рада, что вам понравилось! Может, эм, ещё чашечку?

Барпони потянулась за кофейником.

— Не нужно, — произнёс он с доброй улыбкой, пододвигая к ней чашку. — Благодарю, но мне пора.

— А, ну хорошо! — слегка разочарованно произнесла кобыла. Ей нравилась компания жеребца, да и в целом нравилось, когда посетители рассказывали истории о её бабушке. — С вас две монетки, пожалуйста!

Жеребец запустил копыто в сумку, вытащил мешочек и с громким характерным звяком поставил его на прилавок, отчего завязка ослабла, позволив высыпаться десятку золотых монет.

— Прошу, — произнёс он. — Этого хватит?

Саммер ахнула.

— Ч-что?! Это мне?

— Ну а кому же ещё? — воскликнул жеребец. — Всё для тебя, молодая хозяйка!

Кобыла не находила слов. Никогда в жизни она не видела за раз столько золотых монет!

— Н-но, тут же... Я не могу приня...

— А придётся, — перебил он. — Они и не мои. Я лишь возвращаю долг перед вашей дорогой бабушкой.

Жеребец слегка отклонился назад и улыбнулся.

— Она когда-нибудь рассказывала историю о том, как в её бар зашли зебра, жеребец и мантикора?

Саммер замерла.

— Погодите... — кобыла попятилась, широко раскрыв глаза. — Так... так это были вы?! Это из-за вас бар сровняли с землёй?! Вы, эта зебра и мантикора, что мяукала как котёнок?!

— Ну а кто же ещё! — воскликнул он с толикой гордости в голосе. — И я обещал твоей бабушке, что верну долг! Чего я и делаю.

Жеребец подтолкнул мешочек к Саммер.

— С опозданием в несколько десятилетий, но всё-таки, — затем он откашлялся и отступил назад. — Но, как я уже говорил, мне пора. Впереди долгая дорога.

— Д-долгая дорога? — спросила кобыла.

Он кивнул и печально улыбнулся.

— Морозный цветок вернулся в землю, — произнёс он, — и теперь мне пора домой, в Эквестрию.