Просто солдат.

1

23 июля 2027 года.

Бездонная синь безоблачного неба, яркая настолько, что глазам становится больно, стоит лишь поднять взгляд наверх. Висящий над нами огненно-жёлтый ослепительный шар солнца щедро поливает землю волнами жара. Мы идём по еле угадывающейся узенькой полоске старой дороги, разделяющей пёстрое море луговых трав, в котором без устали поют кузнечики. Когда- то широким трактом рассёкшая поле на части, сейчас, забытая и заброшенная, дорога умирает. Раньше здесь проходил торговый путь, соединявший города, но уже очень давно им никто не пользовался. Сотни лет. Природа без устали трудилась и, наконец, взяла своё: дорожное полотно заросло травами, его размыло талыми водами и дождём, разнесло ветрами. Камень для мощения, где он был, давным-давно разобрали на новое строительство, и лишь изредка под ногами можно заметить раскрошенный краешек каменной плиты, утопленной в землю. Ещё немного и поле совсем поглотит дорогу. Останутся лишь древние, источенные временем и стихиями, покосившиеся низенькие придорожные столбики с полустёртыми надписями, как напоминание о былых временах. Я и она, мы идём молча. Слишком жарко. Разговаривать совсем не хочется и каждый погружён в свои мысли. Я иду спереди, она — чуть позади. Мои шаги шире, и, чтобы держаться наравне, моей спутнице иногда приходится переходить на лёгкий бег. Бывает, она отстаёт, тогда я замедляю шаг, останавливаюсь и жду. С виноватой улыбкой она догоняет меня, и мы продолжаем путь. «Не устала?»- Спрашиваю я её. «Нет-нет, совсем нет».- Качая головой, отвечает она. «Давай, я понесу»- Киваю на сумки, которые она несёт на спине. «Они не тяжёлые, я сама. Но…но… Только если тебе не трудно, спасибо.» — Вяло сопротивляется она, когда я подхожу, снимаю их и перекидываю через правое плечо. Снимая сумки, я невзначай касаюсь крыла, и она едва заметно напрягается. «Что, болит? Не должно же».- Удивляюсь я. «Нет, уже давно нет, я так…»- она снова качает головой, расправляет крылья и несколько раз взмахивает ими,- « Видишь? Всё хорошо». Недавно она перенесла перелом крыла, но оно уже зажило и кости срослись. И рентгеновские снимки, и мои руки говорят об этом. Я не чувствую в ней боли. И, не смотря на это, она очень редко поднимается в воздух. Вот и сейчас, вместо того, чтобы взлететь в вышину, в прохладу воздушных потоков, идёт рядом со мной.

Дорога понемногу спускается в неширокую низину. Когда- то здесь был настил, но от него ничего не осталось и, судя по грязи, местами покрытой налётом тоненького слоя зелёных высохших водорослей, мы идём по дну огромной лужи. После таяния снегов весной и выпадения дождей летом, в ней подолгу застаивается вода. Но, похоже, дождя здесь давно не было, и солнце испарило всю влагу, превратив когда-то бывшую здесь жирную чёрную грязь в жёсткую сухую корку, испещрённую глубокими морщинами трещин и тоненькими четырёхпалыми следами птиц, прилетавших сюда напиться. От наших ног корка с еле слышным треском ломается и рассыпается, обнажая чёрный, ещё хранящий толику влаги, слой земли под ней. Я оглядываюсь – за нами протянулись две чёткие и крупные цепочки следов, спереди же грязевой панцирь нетронут, на нём не было ни малейших отпечатков, указывающих на то, что лужу переходили, когда она была наполнена водой. Прямо перед нами пробегает трясогузка. Я сдвигаю рукав, скрывающий наручные часы со встроенных в них термометром, и, подняв руку, держу их на солнце. Тридцать четыре градуса. Сколько в тени? А не важно, её здесь не было. Сильно хочется пить, не сказать, конечно, что я умираю от жажды, можно было бы и потерпеть, но я все же снимаю с пояса флягу с водой. «Будешь?»- Я отвинчиваю крышку и протягиваю флягу своей спутнице. «Да, спасибо».- Она аккуратно берёт её, садится на землю, делает несколько глотков и возвращает мне фляжку. Я отхлёбываю немного и перекатываю во рту этот крохотный глоток воды, чтобы смочить нёбо и язык. Терпеть не могу палящий зной. Жара изматывает, делает людей вялыми, путает мысли. Куда лучше зима, с её холодами, метелями и сугробами.

Вдобавок ко всему я чувствую признаки приближающегося приступа уже ставшей привычной острой головной боли- отголоска перенесённого ранения. Как будто множество маленьких злых молоточков впиваются в затылок, от чего он наливается тяжестью и тянущей пульсирующей болью. Уши заполняет тонкий противный звон, приглушающий звуки окружающего мира. Я останавливаюсь, сквозь стиснутые зубы набираю в грудь сухой воздух, опускаю взгляд на носки своих высоких военных ботинок, покрытых бурой дорожной пылью, и закрываю глаза.

— Макс. Максим? Ты слышишь? Ответь, ну пожалуйста…- пробившийся сквозь звенящую тишину голос выхватывает меня из плена боли, и я чувствую тяжесть прикосновения на своей руке.

Как можно медленнее я поднимаю взгляд от земли. Из незакрытой фляги, которую я продолжаю держать в опущенной руке, почти в такт учащённому биению сердца тоненькой струйкой льётся сверкающая на солнечном свету вода. Я выдыхаю.

-Ох. А? Прости, я отвлёкся. Голова пошаливает. Ну вот, ещё и воду пролил.- С досадой я вытряхиваю из почти уже пустой фляги последние капли, и, завинтив крышку, убираю её в чехол на поясе. Затем освобождаю руку от тяжёлой кевларовой перчатки, массирую виски, в которых стучит кровь, и легко провожу пальцами по векам. Я улыбаюсь, но улыбка выходит вымученной, и она наверняка это замечает. Всегда чутко чувствует моё настроение.

-Ничего, не переживай у меня в сумке ещё есть,- она с тревогой внимательно следит за моими манипуляциями,- Я не хотела тебе мешать. Но обычно я догоняю тебя, а не ты меня. А ты так внезапно остановился, ушёл в себя, и всё продолжал стоять, и тогда я решила, что что-то случилось. У тебя снова начался приступ?

-Всё в порядке, сейчас пройдёт. Хм, мне показалось, что прошло несколько мгновений.- Я прикусываю нижнюю губу, солёную от пота, и на зубах скрипит земля.

-Я сейчас, я быстро. Только осмотрюсь и вернусь, подожди немного.- Она расправляет крылья и поднимается в небо на несколько десятков метров. Зависнув в воздухе на несколько секунд, она спускается и жестом указывает на холм неподалёку,- Мы почти дошли. Только поднимемся на тот холм, и ты всё увидишь сам. Надеюсь, Зекора поможет тебе избавиться и от боли тоже. Идём.

Она торопит меня, что совсем на неё не похоже. Беспокоится? Не знаю. Через несколько минут мы переваливаем через вершину холма и невдалеке, искажённая маревом горячего воздуха, поднимающегося от земли, виднеется опушка большого леса. Ещё несколько минут, и мы достигаем его края. Лес как лес. Пока что я не видел в нём ничего необычного.

— Это очень опасное место и мы стараемся сюда не ходить. Будь настороже.- Напоминает она мне.

-Да, опасности на каждом шагу и всё такое, только я не понимаю, почему. Никто так толком и не объяснил мне. Главное, что там тень. Она — это всё, что мне сейчас нужно. Ну, а если мы найдём ещё и родник, я буду совсем счастлив,- мне не терпится зайти в спасительную прохладу леса, но моя спутница неловко переминается с ноги на ногу,- Ну что же ты, только что ты торопила меня, а теперь стоишь. Ну же, или мне придётся взять тебя на руки и понести, хочешь?

Я опускаюсь на колено и протягиваю ей ладонь.

-О, нет-нет, я сама.- Смущается она и, опустив голову, прячет глаза за пышной чёлкой.

-Тогда вперёд. Ножками: топ-топ.

-Сейчас, я сейчас…-Повторяет она всё тише и тише.

-Чего же ты? Боишься?

-Да… Давай постоим минутку, я сейчас…сейчас…- Она смотрит на меня делает несколько глубоких вдохов и выдохов.

Резкая, неожиданная боль пронзает голову, невольно гримаса страдания на долю секунды искажает моё лицо. Она замечает это и тот час же нерешительность как рукой снимает.

-Идём.- Она тянет меня за рукав.

-Не волнуйся, всё будет в порядке. Я смогу защитить тебя. Постараюсь. А, и ещё, если тут опасно, мне придётся освободить обе руки, так что придётся тебе снова нести свои вещи.

-Хорошо,- отвечает она. Я снимаю сумки с плеча и надеваю их на неё,- Для этого ты взял эту штуку?

Этой «штукой» оказывается мой штурмовой карабин калибра семь-шестьдесят два.

-Винтовку? – взглядом я кошусь на оружие, висящее на ремне за плечом.

-Да, винтовку.-И с нескрываемой неприязнью смотрит на неё.

-Она уже один раз спасла твою жизнь. Да и к тому же ты говорила, что здесь опасно. Я должен быть ко всему. Но я обещаю, что буду крайне осторожен и надеюсь, что не возникнет ситуации, требующей её применения.

-О да, ведь могут пострадать животные.- Моя спутница пристально и сосредоточенно смотрит на меня своими широко распахнутыми глазами цвета бирюзы, окаймлёнными длинными чёрными ресницами.

-Хм, ты специально? Это ведь Взгляд, да? Тогда можешь не пытаться, не сработает. Знаешь, если у меня будет выбор: пострадаешь ты, или пострадают животные, я, не смотря на твоё отчаянное сопротивление, всё-таки выберу животных. А теперь идём.

Лес. Высокие лиственные деревья, зачастую покрытые мхом, опутанные лианами и какими-то травянистыми мочалами, свисающими с ветвей. На многих видны громобоины — шрамы от ударов молнией. Мощные узловатые корни выходят из земли, почти полностью скрытой папоротниками. Редкие фруктовые деревья с висящими на них зелёными плодами круглой формы, похожими на яблоки. Мы входим, и нас накрывает зелёный полумрак. Он отступает лишь над дорогой, свободной от деревьев, да разбивается потоками солнечного света, проникающего сквозь густые кроны. Там, где пробиваются лучи солнца, листья становятся ярко-зелёными, с хорошо просматриваемыми на свету жилками. Стойкий аромат полевого разнотравья сменяется запахом земли и влаги, прелых прошлогодних листьев. И удивительная для дневного леса тишина, нарушать её, казалось бы, должны были голоса сотен птиц. Но лес молчит, словно удивлённый приходом редких гостей, и лишь лёгкий ветерок блуждает где-то в кронах. Возможно, вечером или ночью здесь будет оживлённее, но пока что меня всё устраивает. Прохлада и тень- это всё, что мне сейчас нужно. Несколько минут покоя, и боль уйдёт так же внезапно, как и пришла. Мы продолжаем свой путь и невдалеке от дороги среди тёмно-зелёного ковра папоротников я замечаю островок синих цветов, их тяжёлые закрытые бутоны склоняются к земле и напоминают колокольчики. Я касаюсь её плеча ладонью и киваю на цветы:

— Смотри. Пробовала такие? Собрать?

-Нет.- улыбается она, — ни в коем случае никогда не трогай, даже не касайся. Эти цветы — «ядовитая шутка». На тебя они, может и не окажут воздействия, но для всех прочих опасны. Я не могу объяснить, как это работает. Природная магия. Эффект временный и снимается специальным отваром, но готовить его умеет только Зекора.

-О, как скажешь.- Я пожимаю плечами.

Внезапно свет отступает. Зелёное царство меркнет. Один за другим гаснут лучи солнца, пробившиеся сквозь листву крон. На землю падает быстро бегущая тень от мгновенно налетевших из ниоткуда низких кудлатых тёмных туч. На дороге ещё остаются островки света, но они неуклонно уменьшаются, перебегают с места на место и вскоре совсем исчезают. Резкие порывы ветра поднимают в воздух палую листву, кружат по земле крошечные вихри их мелкого растительного мусора. По кронам деревьев пробегает волна шума. Затем ветер словно обрывается и вновь наступает тишина.

— Не понимаю, откуда взялись облака, но сейчас пойдёт дождь. Сильный дождь. – Я протягиваю перед собой ладонь, и на неё падает тяжёлая капля.

-Нужно найти укрытие, или мы вымокнем. Смотри, вон тот дуб. Может, спрячемся под ним? — Произносит моя спутница, с тревогой глядя на кипящее небо.

Я подмигиваю ей, и, скинув с плеч автомат и ранец, отстёгиваю от него скатанный в рулон лёгкий плащ-палатку чёрного цвета, пропитанный водоотталкивающим составом.

-Так, сейчас я тебя укрою. Иди ко мне. Кажется, тут даже деревья не помогут.

Вспышка молнии освещает тёмное от туч небо. Я начинаю отсчёт: Один- два — три- четыре- пять-шесть. Оглушительный раскат грома. Если всё правильно, то до грозы, надвигающейся откуда-то из глубины леса, всего пара километров.

-А как же ты?- Она колеблется в сомнениях.

-А не хочу. Хочу вымокнуть. Обожаю летние ливни. Я так давно не был под дождём, под настоящим сильным дождём, что скучаю по нему, как по старому другу. Давай поторопимся, сейчас начнётся.

Она подходит, я опускаюсь на колено и надеваю на неё плащ. Ослабив шнуровку на капюшоне, я закрываю её голову. Плащ великоват и немного волочится по земле, но это лучше, чем ничего. Как раз вовремя.

-Ну вот, так намного лучше. Розовое и чёрное — знаешь, неплохо смотрится. Ноги, скорее всего, замочишь, но в остальном останешься сухой,- я поднимаюсь и отряхиваю наколенники от прилипших травинок,- Пойдёшь под дерево или останешься со мной?

-А молния не ударит?- Сомневается она.

-Да вроде не должна, мы же не в поле. Да и полно тут куда более высоких целей

-Останусь.- Слышу в ответ её писк.

-Тогда держись ближе.- Я твёрдо упираюсь в землю ногами и она, прижавшись, встаёт сбоку.

Приходит. Первые редкие капли дождя сменяются упругими струями, бьющими по листьям, сгибающими тонкие ветви и тяжело разбивающимися об землю, отчего всё вокруг наполняется водяной пылью. Тихий шёпот дождя, сменившись шелестом, переходит во всеобъемлющий шум.

Неожиданно разряд молнии с треском ударяет в огромный дуб, тот, под которым хотела спрятаться моя спутница. Разряд проходит по стволу дерева, расщепляя его верхушку, срывая кору, и уходит в землю. Дерево мокрое и не загорается. Лишь густой пар окружает получившийся вертикальный шрам, указывающий на путь молнии. Она в ужасе смотрит на меня, находящегося в не меньшем шоке.

-Э-э-э…- Я не слышу сам себя и, оглушённый, не нахожу слов,- Зато теперь можно не бояться повторного удара. Молния не бьёт два раза в одно и то же место.

Тотчас же второй удар приходит по тому же самому дубу, ещё сильнее уродуя дерево. Оно загорается, но дождь быстро гасит редкие язычки пламени. Теперь на меня смотрят уже огромные глаза паники. Она закрывает глаза, стискивает зубы и сильнее прижимается ко мне. Я чувствую мелкую дрожь, пробежавшую по её телу.

-Только молния об этом не знает. Так, я и шагу с этого места не сделаю. Всё-всё, не бойся, третьего удара не будет. Я надеюсь.- Пытаюсь успокоить я её. Выходит плохо.

Воздух наполняет свежесть и густой запах влажной земли, не успевающей впитать столько воды. Земля захлёбывается, мгновенно появляются небольшие лужи, быстро разрастающиеся и заполняющие любые впадины. По дороге текут ручьи, сливающиеся в водяные потоки. Ветер вливается в буйство стихии, внезапным порывом в лицо заставляет перехватить дыхание.

-Ты как, нормально?!- Я не уверен, слышен ли мой голос, и, опустившись на колени в лужу, обнимаю её.

Сняв кепку, я поднимаю лицо к небу, и струи дождя хлещут по нему, змеясь, стекают за высокий, защищающий шею, ворот куртки. Восхитительно. Часть дождя на себя принимают непромокаемые бронежилет, разгрузка и наплечники, но я всё равно вымокаю. Но это не имеет совершенно никакого значения по сравнению с почти детской радостью, которую я испытываю. Я не могу заболеть, а высохнуть всегда успею.

Ветром из ближайшей кроны вместе с тяжело шлёпающимися на землю плодами выносит большую зелёную летучую мышь. Её несколько раз переворачивает в воздухе, но она сумела выровняться и теперь, отчаянно работая крыльями, стремится вернуться под какую-никакую, но защиту дерева. Где-то рядом трещит под напором воющего ветра мёртвая ветка. Боль, смягчённая дождём, ещё немного царапается, ворочается и затихает. Вместе с пылью дождь смывает с меня усталость. Я улыбаюсь своей спутнице, укутанной в плащ, и ещё сильнее прижимаю её к себе. Её сердце, бешено колотившееся после разряда, сейчас успокоилось, и мерно отбивает свой ритм. «Ой...»- Тихонько восклицает она. «Прости, прости, я не хотел».- Шепчу я и ослабляю объятия. Робкая и беззащитная, но такая храбрая, она сама вызвалась проводить меня. Ливень крепчает, и мне кажется, что прорвавшее небо ещё долго не иссякнет. Но я ошибаюсь. Проходит всего несколько минут и грозовое небо, словно устав, успокаивается. Я изумлённо смотрю, как ветер разрывает тучи в клочья и быстро разносит их. Пелена облаков рассеивается и вновь вышедшее солнце тысячами крошечных отражений сияет в каплях, висящих в столбах света. Везде вокруг на мокрой земле валяются сорванные ветром листья и сломанные мелкие веточки.

-Ух, до нитки. Отлично, но что-то он быстро кончился. Не понимаю, как так? И что? Тут так всегда?

Я отпускаю её, провожу ладонью по мокрым волосам и вытираю лицо. От формы идёт лёгкий пар- дождь здорово остудил меня. Моя спутница поправляет прядь, выбившуюся из-под капюшона и её лицо озаряет нервная улыбка.

-Ну да, это ведь Вечнодикий лес. Здесь всё растёт само по себе, погода непредсказуема, но самое страшное, что звери предоставлены сами себе. Жуткое место.- Она с сожалением качает головой.

-О, боже ж ты мой. Действительно, это же уму непостижимо, особенно насчёт животных. Ужас.- Я помогаю избавиться ей от ставшего ненужным плаща.

-Кто?- Спрашивает она, встряхивая волосы.

-В моём мире он вроде Селестии. Я надеюсь, ты знаешь дорогу, и мы идём правильно,- Я отворачиваюсь, чтобы не забрызгать её и встряхиваю плащ. Капли, сорвавшиеся с него, попадают под солнечный свет, на миг образуя крохотную радугу,- Погода тут странная и если местное зверьё ей под стать, то мы должны найти Зекору до наступления темноты. Мне совсем не улыбается гулять здесь ночью.

-Как ты это сделал? Радугу производят только на фабрике…-Её удивлению нет предела.

-Может, я всё-таки немного волшебник.- С помощью двух ремешков скатываю плащ в рулон и ,закрепив его на ранце, подбираю автомат.

Вскоре мы выходим на небольшой деревянный мостик. Он перекинут через неширокую, густо заросшую по берегам рогозом, речку так низко, что вода почти касается его настила. Мостик узкий, совсем старенький. Частью доски сломаны, а частью на их месте зияют провалы, через которые на солнце сверкает вода. Но всё же за ним кто-то присматривает: настил пытались ремонтировать и несколько новых, только недавно обструганных досок ярко выделяются на фоне остальных, потемневших и позеленевших от сырости. Время сыграло свою роль: от каждого шага мост угрожающе скрипит и трещит. Вдобавок он скользкий и мне приходится внимательно смотреть под ноги. Вода речки подо мной, совсем не взмученная недавним дождём, отличается спокойствием и чистотой. Её поверхность как зеркало, лишь иногда разбиваемое разбегающимися от падающих с моста капель кругами.

-Постой минутку, мне нужно кое-что сделать.- Предупреждаю я.

-Хорошо, только аккуратно.- Слышу в ответ.

Рискуя свалиться в воду, я приближаюсь к перилам, опускаюсь на колено и, погрузив пустую флягу в воду, чтобы наполнить её, смотрю на наши отражения. Рядом со мной, человеком, одетым в тёмно-синюю боевую броню, стоит пони-пегас нежно-жёлтого цвета с розовыми гривой и хвостом — Флаттершай.

2

Происхождение ГГ. Возможно, самая бугуртоносная, унылая и неинтересная, наравне со следующей, глава. Полна биологических ошибок. Да, я знаю, что его существование противоречит законам природы. И что паладин что-то вроде сверхчеловека. Мери Сью. Но это не так. Совсем скоро он потеряет часть своих свойств. Старая версия главы висит на табуне.
Спасибо за внимание.

2007 год.

Яркий солнечный свет проникает в комнату через неплотно закрытые горизонтальные жалюзи и окрашивает её в тёплый янтарный цвет. Когда сквозняк колышет их, по комнате пробегает рябь чередующихся светлых и тёмных полос. У самого окна стоит стол, на котором когда-то царил идеальный порядок. Сейчас же на нём хаос. Разбросанные в приступе гнева, валяются папки и файлы. Лужица уже высохших чернил, вытекших из сломанной перьевой ручки, растеклась по листу бумаги, на котором ничего нет, лишь видны вдавленные линии букв, оставшиеся от письма на предыдущих листах, множество из которых скомканными валяется на полу. Среди них, выдернутый из базы, лежит радиотелефон. В последний раз моргнув экраном, он, словно прощаясь, пищит и гаснет, разряженный. За столом в кресле с высокой спинкой сидит человек — высокий худощавый мужчина двадцати девяти лет. Уперевшись локтями об столешницу, он положил подбородок на ладони со сложенными в замок пальцами и невидящим взглядом смотрит перед собой. Он не брился несколько дней, и лицо покрывает щетина. В комнату через приоткрытое окно льётся поток звуков: шум машин и шелест листьев, весёлые крики играющих с мячом детей. Откуда-то сбоку доносится шаркающий звук метлы дворника. Звонкие удары мяча об асфальт сменяются глухим жестяным звуком, после чего пронзительно начинает выть автомобильная сигнализация. Сразу же после неё слышится звук бьющегося оконного стекла. Дети доигрались. Жизнь кипит, но для человека она словно остановилась. Глубокие морщины избороздили лоб, глаза потухли и седина серебром тронула его виски. За пару дней он постарел на десять лет. В семью пришло горе. За окном раздаётся цокающий звук, негромкий, совсем-совсем тихий, но именно он выводит человека из плена его горьких мыслей. Он медленно встаёт, бессильным взглядом обводит беспорядок и, рассеянно пригладив брюки, проходит к окну. Взявшись за шнур жалюзи, человек тянет за него и плотная ткань с пластмассовым щёлкающим звуком собирается и взлетает наверх, освобождая дорогу солнцу. Комнату заливает больно бьющий по глазам свет. Человек щурится и прикрывает глаза ладонью. Звук за окном не прекращается. Когда слепота проходит, мужчина видит маленькую жёлтую птицу, прыгающую по металлу жестяного слива и крохотными коготками цокающую по его поверхности. Птица склоняет голову на бок, круглым чёрным глазом смотрит на человека и неожиданно вспархивает в воздух, но не улетает, а, приблизившись к окну, принимается стучать в стекло клювом.

-Знаю, я уже всё знаю, ты опоздала, улетай.- Мужчина устало взмахивает рукой в попытке отогнать птицу, но та ничуть не пугается и продолжает биться в стекло. Тогда человек закрывает окно, словно ножом мигом отсекает звуки окружающего мира, опускает жалюзи и возвращается в кресло. Один за другим выдвигая ящики стола, он что-то ищет в них. Наконец, он достаёт небольшой бумажный лист с напечатанным на нём текстом. Бумага совсем новая, но её уже несколько раз скомкивали и расправляли, так что часть букв, напечатанных чёрными чернилами, стёрта в местах, где происходили сгибы. Это повестка. Мужчина берёт её в руки и перечитывает, как делал уже бесчисленное количество раз до этого. Знакомые буквы плывут и прыгают, и никак не хотят сложиться в такой простой, но ужасный текст:

Приложение №31

к инструкции(п.33)

Гражданину Войтовскому Сергею Николаевичу, проживающему по адресу г. Челябинск, ул. Ворошилова 51а, кв 12.

Повестка.

Серия 756 № 7533708

В соответствии с Федеральным законом « Об обязательной воинской обязанности и военной службе лиц, являющихся носителями активной формы «Света», Вы обязаны 24 августа 2007 года к 14 часам вместе с ребёнком, являющимся носителем « Света», явиться в военный комиссариат ЦРП по адресу ул. проспект Ленина д. 63 для постановки ребёнка на обучение в ЦРП. При себе иметь паспорт и свидетельство о рождении ребёнка.

Военный комиссар ЦРП полковник Родионов П.А.

Это означает лишь одно: его сына забирают. Увидеться они смогут лишь через тринадцать лет, когда тот закончит учёбу. Но, зная политику Центра, всеми силами старающегося разорвать непрочную связь своих воспитанников с их бывшими семьями, и вполне успешно справляющегося с этим, на такое можно не рассчитывать. Значит, после двадцать четвёртого августа они никогда не увидятся. Нельзя, чтобы жена узнала. Пускай у неё останется хоть какая-то надежда на встречу. Она думает, что Центр это что-то типа военного училища. Нет. Он солжёт ей, скажет, что всё в порядке. Счастье в неведении. Стук за окном прекратился. «Улетела». — Думает мужчина. Но когда он подходит к окну и отодвигает жалюзи рукой, то видит мёртвую птичку, лежащую на жести.

2002 год.

Зима, конец февраля. Ему двадцать три года и вместе с женой он сидит на обитой бежевым дермантином жёсткой скамье, расположенной в освещённом лампами дневного света зале районной поликлиники. Они не одни. Вокруг множество беременных женщин, как и его жена, ждущих начала приёма на обследование. Приём ещё не начался, но, как обычно, уже образовалась очередь. Постепенно пустые соседние скамьи заполняются. Он встаёт, освобождая своё место только что пришедшей девушке, и отходит к окну, под которым, утопленный в нишу, дышит жаром радиатор парового отопления. Негромкий гул голосов наполняет зал. Утро, и за окном совсем ещё темно, только жёлтые лампы фонарей освещают только что очищенные дорожки, по которым, скрипя снегом под ногами, спешат по делам люди. Выхваченные лучами света, искрятся хлопья снега, роем белых мух носящиеся мимо окна. Парень поворачивается к жене и улыбается ей, а она ему в ответ. Срок уже тринадцать недель и сегодня они предварительно узнают пол ребёнка. Хотя какая разница. Мальчик или девочка, это же частичка их самих. Он безумно счастлив, и ему хочется закричать, как он любит жену и всех-всех вокруг. Но она, кажется, понимает его мысли, и, прижав один палец к губам, улыбаясь, крутит другим у виска. Наконец, приходит доктор с медсестрой, открывает ключом дверь кабинета и они заходят внутрь. Ещё через несколько минут начинается приём. Заходит первая девушка и над дверью зажигается табличка, на которой красной краской по матовому стеклу написано « приём, не входить». Когда пациентка выйдет, табличка погаснет. И вновь тянутся минуты ожидания. Жена седьмая в очереди, как же долго. Он уже пересмотрел все старые журналы и рекламные буклеты, валяющиеся на журнальном столике; мысленно перекрасил зелёные стены в синий цвет; по отрывкам из услышанного разговора узнал, как и чем кормить младенцев; не на раз пересчитал все лампы дневного света на потолке и сделал несколько кругов туда и обратно по коридору. Что за? Он смотрит на часы и понимает, что прошло всего двадцать с небольшим минут, за которые были обследованы всего две девушки. Ладно, ещё четыре и заходит жена. Ещё примерно сорок минут. Примерно. Он подходит к жене, наклоняется и, не обращая внимание, на окружающих, крадёт у неё поцелуй. «Я быстро»- говорит он, после чего идёт к лестнице и спускается на первый этаж, в вестибюль поликлиники, где уже толпятся люди. В основном, это пенсионеры, осаждающие окна регистратуры. Покрутив на пальце пластиковый белый номерок от сданной куртки, парень с тоской смотрит на очередь у гардероба. «К чёрту»,- решает он, и, не одеваясь, выходит на улицу, где, припаркованная за воротами поликлиники, стоит машина. Едва не поскользнувшись на ступенях, он выходит на парковку и подходит к машине. Заводя двигатель, чтобы прогреть его, парень открывает багажник и лезет за щёткой для чистки стёкол и фар, на которые успел налипнуть снег. Коротко вибрируя, лежащий в кармане телефон несколько секунд играет полифонию мелодии «el bimbó» — пришла смска. От жены. Всего два слова, но самых важных: «Люблю тебя». Озябшими, раскрасневшимися пальцами он набирает ответ: «Знаешь, а ведь взаимно». Когда, прогрев машину, Войтовский, возвращается в зал, заходит четвёртая девушка и вновь зажигается табличка. По крохотным каплям растаявших на толстовке снежинок, жена замечает, что он выходил на улицу без куртки и молча грозит ему кулаком. На улице потихоньку светает, и ночь отступает перед робким и несмелым зимним солнцем. Когда парень заканчивает считать квадратики паркета на полу, заходит пятая. Скоро. Он подходит к жене, и сев перед ней на корточки, обнимает её за колени и кладёт на них голову. А она, запустив свои тонкие пальцы ему в волосы, взъерошивает их. Пусть думают, что хотят. Он обожает, когда она так делает. Скрипит дверь кабинета, и он слышит голос жены: «Милый, пора, моя очередь». Парень вздыхает и нехотя встаёт. Снова ждать. В зал из кабинета выходит доктор.

«В-войтовский?»- медик взглядом обводит зал и останавливается на парне.-«Вы Войтовский?»

«Ну, учитывая, что я здесь единственный мужчина, то да, я»- отвечает тот.

«Пройдите. Это важно». — Взволнованный доктор жестом приглашает молодого человека в кабинет.

Он заходит и видит свою супругу, лежащую на кушетке, её живот обнажён и обмазан прозрачным гелем, необходимым для проведения УЗИ. «Что?»- одними лишь глазами спрашивает он её. Та в ответ лишь растерянно пожимает плечами.

«Тань, давай ещё раз».- Обращается доктор к медсестре. Та кивает и подносит датчик к животу жены.

На мониторе становится видна чёткая эхограмма. На ней — силуэт ребёнка.

«И?»- Не понимая, спрашивает парень.

« Таня, сделай снимок. Так, можете одеваться. Ну, во-первых, это мальчик. А во-вторых, обратите внимание вот сюда».- Пока медсестра после манипуляций с клавиатурой вытирает гель с живота жены салфеткой, доктор берёт карандаш и его кончиком указывает на светлую точку на мониторе.

Молодой человек смотрит на монитор, и, соотнеся указанное место с ребёнком, спрашивает: «Это что, глаза?»

«Именно. Сияние приглушено кожей век. Поздравляю, у вас крайне необычный ребёнок, это невероятно, что всё так получилось и сошлось. Удивительно, вы понимаете, такие дети. Один на десять тысяч родов у родителей, являющихся носителями Света».

«Это плохо, с ним что-то не так?»- В глазах парня застывает страх непонимания.

«Нет же, у вас родится здоровый чудесный мальчик. И государство крайне заинтересовано в том, чтобы роды прошли успешно. У вашего ребёнка активная форма вируса Света. Я выпишу вашей жене направление, и с этого дня течение её беременности будет под особым контролем. Вы всё узнаете, не переживайте, а пока для ознакомления прочтите вот это».- Доктор достаёт новенькую блестящую синюю брошюрку с названием «Носители Света. Будущим родителям. Всё, что вы должны знать о будущем своего ребёнка» и протягивает руку для рукопожатия.

2007 год.

Войтовский вытаскивает потрёпанную брошюру из ящика стола и кидает её на стол. И её он тоже прочёл не один раз, делая пометки на полях, оставляя между страниц тонкие полоски белой бумаги в качестве закладок. Носители Света. Паладины. Он сам заражён Светом, как и все, кого он знает, да что там, половина населения РФ носит в себе этот вирус. Vita ignis — живое пламя, как назвали его учёные.

Он появился зимой 1973 года, в январе. Как считают учёные, он мог быть занесён на планету проходившим через её орбиту звёздным дождём. Попавший в неблагоприятные условия, он оставался неактивным до весны. Когда вместе с талыми водами попал в почву, просочился в грунтовые воды и водоёмы. С частичками пыли, поднятой ветрами, попал в воздух и перенёсся на огромные расстояния. Обширная территория подверглась заражению. Основными очагами заражения были Сибирь, Урал и области Центральной России. Среди всего разнообразия животного мира, его жертвами почему-то были только псовые и медвежьи. Все остальные животные не подвергались заражению. Сам Войтовский родился в 1978 году и не застал вспышку, всё это ему рассказал отец. Он был водителем, а в свободное время ходил на охоту. И вот отец рассказал, как всех, имеющих охотничий билет, собирали и отправляли на отстрел животных туда, где не хватало солдат, чтобы не допустить распространения заболевания. Леса были полны трупами медведей, волков и лисиц. На улицах городов, в квартирах и во дворах деревенских домов лежали мёртвые собаки всех пород. Ещё живых сдавали в спецпункты. Но начальный период бурного всплеска распространения после вымирания животных быстро сошёл на нет. Неспособный выжить в ком-либо, кроме человеческого организма, вирус угас и погиб. Вскоре о нём напоминали лишь редко встречающиеся неубранные туши в лесах. Взятые в 1975 году пробы не выявили каких-либо следов его содержания в почве, атмосфере, воде и в животном элементе. Единственными его носителями оставались только люди.

Человек легко переносил Свет. Лечение не помогало, да и было бессмысленным. Вирус не реагировал на лекарства. У человека симптомы заражения напоминали обычный насморк и ОРВИ, который многие люди списывали на простуду , подхваченную в весенний период. Лёгкая слабость и недомогание, покраснение горла, повышение температуры до тридцати восьми градусов. Но через несколько дней всё проходило безвозвратно. Организм сам справлялся с заболеванием, при этом вирус не погибал, он оставался, лишь незначительно изменялся, позволяя человеку контактировать с другими живыми существами без вреда для них. Казалось, Свет не несёт никакого вреда. Но с весны 1978 года стали рождаться дети, испытавшие на себе воздействие вируса на родительский организм и попавшие под изменение: люди с активной формой Света- паладины.

Носителями неактивной формы были все, кто проживал на заражённой территории во время эпидемии и передавался от родителя к ребёнку. Факторы, по которым вирус переходит в активную форму, неизвестны. Этот процесс крайне редок и происходит на ранней стадии развития человеческого эмбриона. Постепенно Свет физически и химически изменяет организм ребёнка, наделяя его новыми свойствами.

Войтовский раскрывает брошюру на шестой странице:

«…Самое выраженное из них- биолюминесценция глаз, проявляющаяся в их ярком равномерном белом свечении. Оно полностью скрывает радужку и зрачок, усиливаясь в моменты эмоциональных переживаний. Удивительным образом сияние не забивает световые потоки, идущие к сетчатке и не вызывает слепоту…

…кроме свечения глаз паладин внешне ничем не отличается от человека, ростом в пределах от ста семидесяти пяти до ста девяноста сантиметров. Все различия находятся внутри.

Плотность тела, а, следовательно, и масса, превышает человеческую. Укреплённый скелет, высокий болевой порог, скорость реакции, выносливость, физико-химическая активность мышц – всё превосходит человеческие параметры.

Активная форма Света обеспечивает высокую скорость обновления повреждённых тканей и клеток, что приводит к повышенной регенерации организма. Происходит быстрое заживление ран. Ссадины, царапины и неглубокие порезы затягиваются за несколько минут. Ранения, не приведшие к большой потере крови — за часы. Повреждения, обычно смертельные для человека, могут вывести паладина из строя на несколько дней. Однако процесс быстрой регенерации потребляет огромное количество энергии. При её нехватке или недостаточном для осуществления количестве, регенерация приостанавливается и по скорости не превосходит человеческую. Активный Свет подавляет все остальные вирусы и бактерии, чуждые организму, давая иммунитет ко всем известным заболеваниям. Организм паладина при попадании в него чужеродных органических веществ, расщепляет и избавляется от них с помощью выделительной системы. Это даёт частичную или полную невосприимчивость к алкоголю и наркотикам, ядам и многим лекарственным средствам …при пулевых ранениях рекомендуется скорейшее извлечение оставшихся в тканях частиц металла, так как в редких случаях в попытке их расщепления могут выделяться опасные для организма паладина соединения типа кислот…

…по этой причине женщина, беременная таким ребёнком, должна согласовывать приём лекарств с наблюдающим за ней врачом, во избежание интоксикации…

…наличие Света также проявляется в виде возможности заживления ран, вызванных механическими повреждениями, и сращения переломов. Каждый паладин в той или иной степени обладает зачатками телепатии, позволяющими прочувствовать организм живого существа для выявления негативных процессов, протекающих в его теле. Происходит это посредством тактильного контакта. Для процесса лечения паладин концентрируется на пациенте, чтобы как можно точнее подстроиться под его нервную систему для выявления очагов боли и её характера. С кончиков пальцев каплями начинает выделяться густая концентрированная перламутровая жидкость жемчужно-красного цвета — изменённая кровь паладина, обладающая заживляющим и бактерицидным свойством. При попадании на повреждённый участок тела кровь обеззараживает саму рану и ткани на глубину до нескольких сантиметров, снимает болевые ощущения и усиливает регенеративные способности тела, служа стимулирующим выздоровление основанием. Для сращения требуется намного большее количество крови. Этот процесс так же сильно истощает пациента. Сломанные кости срастаются в течение нескольких часов, при этом место перелома всё ещё остаётся хрупким, что требует от пациента покоя и неподвижности, полное же сращение занимает от трёх до пяти дней. Кровь имеет целительные свойства только в свежем виде, и поэтому должна применяться незамедлительно. По этой причине невозможно синтезировать или создать хоть незначительные её запасы. Каждое лечение истощает организм паладина, оказывая на него воздействие, сходное с эффектом регенерации от сильных повреждений. Сам паладин невосприимчив к исцелению Светом и полагается на врождённую регенерацию.

Высокий болевой порог связан с эндорфинами – гормонами счастья, выделение которых в стрессовых ситуациях связано с повышением уровня адреналина. Уменьшаются болевые ощущения, повышается реакция и скорость адаптации к нагрузкам. Часто при ранениях болевые ощущения полностью вытесняются, паладин чувствует лишь прилив сил и лёгкую эйфорию, приходит состояние «упоения боем». При этом он в подавляющем большинстве случаев остаётся в здравом уме, трезво оценивает обстановку и контролирует своё поведение…»

Да, но только Войтовский уже не раз слышал, что это не так. Что не раз уже состояние эйфории оканчивалось плачевно. Паладин может не рассчитать свои силы, и, полагаясь на иллюзию неуязвимости и отсутствие боли, просто быть убитым или истечь кровью, если ему вовремя не оказать помощь. Центр неохотно распространяется об этом, но за историю существования паладинов было зарегестрированно несколько случаев, когда происходило привыкание «упоением», наблюдаемое у паладинов, служащих в горячих точках. Почти постоянно находящиеся в стрессовой ситуации и находящиеся под воздействием эндорфинов, они, попав в обычную среду, стремились вернуться в прежнее состояние или искусственно вызвать новый поток гормонов, нанося себе повреждения. Происходил процесс, схожий с наркотической ломкой, который крайне истощал нервную систему и мог привести к проявлению приступов немотивированной агрессии, направленной на окружающих. В трёх из четырёх случаев бойцы прошли курс реабилитации, в одном паладина пришлось уничтожить. По слухам, случаев привыкания намного больше, чем сообщается в официальной статистике. После таких инцидентов контроль за паладинами значительно усилился.

Мужчина раскрыл брошюру на странице, описывающей деятельность ЦРП:

«По достижении пятилетнего возраста паладина отправляют в Центр Развития и Подготовки — дом на следующие тринадцать лет. В ЦРП происходит обучение и тренировки. Обычно к десяти годам определяются способности и наклонности. По результатам тестирования делается рекомендация по распределению на одну из двух программ обучения: бойцовую или научную. Научная программа обучения в свою очередь делится на комплексы естественных и технических наук. Вне зависимости от программы каждый паладин проходит базовый курс дисциплин, кроме общеобразовательных предметов включающий в себя стрельбу из стрелкового оружия, навыки инженерии, а также основы военной медицины.

Программа бойцов включает в себя тренировки, направленные на укрепление и увеличение физической силы и выносливости, получение навыков, помогающих выжить и успешно выполнить поставленную боевую задачу.

Паладины-биологи проходят углублённое изучение медицинских и естественных дисциплин, развивают в себе навыки, направленные на увеличение эффективности исцеления и снижение опустошающего воздействия проведённого лечения на свой организм.

Паладины-инженеры занимаются прикладными исследованиями и проектами, направленными, как правило, на решение каких-либо задач военного значения. В процесс их подготовки входит и курс обучения, ведущий к повышению уровня телепатического потенциала.

После окончания учёбы на левом плече паладина делается татуировка, указывающая на его специализацию: у штурмовиков – медведь; у биологов — Кадуцей, крылатый посох с обвившими его двумя змеями; инженерам наносится татуировка в виде ворона. Основой красителя для татуировки служит пигмент, не вызывающий отторжения или поглощения…»

Но самое главное: «Все паладины являются военнообязанными и служат в ВС РФ…» Государство принимало активное участие в воспитании ребёнка, регулярно проводя проверки и обследование. Да, оно обеспечивало всем необходимым, но вся будущая жизнь паладина контролировалась государством. С пятилетнего возраста, когда ребёнка забирали в ЦРП, он жил не для себя, а для своей страны. Выбор невелик: либо ты машина для убийств, либо работаешь головой, чтобы сделать машины для убийств ещё эффективнее. Без вариантов. Правительство просто не могло допустить, чтобы такие люди неподконтрольно разгуливали на свободе. За сокрытие ребёнка полагалось наказание.

Брошюра многое рассказывала, но и многое скрывала или недоговаривала. Издавшие её в двухтысячном году, просто ещё не могли знать, что паладины практически бесплодны, что шанс успешного рождения ребёнка есть, но на практике в 95% случаев зачатие не происходит, а в остальных 4,99% наблюдается гибель эмбриона на различных стадиях развития. За всю историю наблюдений было зарегестрированно лишь два случая успешного рождения детей, зачатых паладинами первого поколения – в 1998 и 2001 годах, и они ничем не отличались от обычных людей. Или что активный Свет, наделяя своего носителя огромными возможностями, убивает его. Срок жизни таких людей, ограничен двадцатью восемью годами. Это узнали в 2006, когда в течении нескольких недель по достижении 28 лет погибли все паладины, рождённые в 1978 году. Они просто засыпали и не просыпались. К ним приходил Цвет, как они сами назвали этот процесс. Сияние глаз гасло и становилась видна радужная оболочка.

Ладно. Его сын проживёт ещё двадцать три года. Большой срок. И, возможно, что-то изменится или он сумеет изменить сам. Нужно подготовить его и жену к завтрашнему дню. Насколько знал Войтовский, в соседнем доме жила девочка-паладин, и её семье тоже пришла повестка. По крайней мере, он будет не один. Человек встал, и, открыв дверь комнаты, негромко позвал: «Макс….»

Утро.

Неканон.
Глава из середины этого фика, имеет отношение и к "Светлякам", поясняя, откуда у Кризалис дочь.Возможно,для некоторых будет разочарованием то, что отец- человек.

— Просыпайся. — Сквозь сон я чувствую, как острые ноготки легонько царапают кожу плеча.

Не открывая глаз, я переворачиваюсь набок и, пытаясь вернуться в объятия сновидений, натягиваю покрывало на голову.

— Просыпайся, ну же. Лежебока. — Снова повторяет королева и, взявшись за покрывало, стягивает его, разрушая моё маленькое убежище.

Солнечный свет падает на моё лицо и, просвечивая сквозь веки, погружает меня в ярко-красную сияющую бездну. Слишком ярко, не уснуть, можно даже не пытаться. И это не учитывая того, что меня упорно пихают в бок. Я жмурюсь и нехотя открываю глаза. Сухой воздух приятно холодит кожу. Мы в королевской спальне. По крайней мере, сейчас это место можно назвать именно так. Каменный зал с высокими потолками. Вчера вечером, когда он был погружён в темноту, я и представить себе не мог, насколько он велик. И пуст. Немногочисленную его мебель представляют лишь небольшой круглый столик на резной ножке, стоящий у жёсткой постели, да несколько длинных сломанных скамей вдоль стен, прикрытых полуистлевшими, в проплешинах дыр, гобеленами. А ещё открытые сундуки в углу. Массивные, обитые полосами потускневшего от времени металла, они похожи на притворно спящих животных. И стоит лишь подойти и поднести к ним руку, как захлопнется тёмная пасть. Сбитые в спешке замки валяются тут же. Камин. Нечищеный, давно не разжигаемый, полный мелкой золы, серой пылью высыпавшейся за его решётку. И повсюду седые нити паутины. Спутанными сетями она висит в углах, рваными клочьями колышется на свисающей с потолка массивной люстре с оплывшими огарками свечей, пуховым платком покрывает широкие клавиши грузного, похожего на клавесин, музыкального инструмента. Наполовину освещённое, на когтистых лапах, упёртых в пол, стоит высокое напольное зеркало, накрытое небрежно брошенной тканью. Когда-то пурпурное, полотно, из-за слоя пыли, осевшего за годы запустения, стало бурым. Частью погруженный в полумрак, зал освещён разноцветными потоками солнечных лучей, льющихся из высоких витражных окон, на которых выложены различные сцены из древней истории народа Эквестрии. Сквозь разбитое стекло одного из витражей видно рассветное летнее солнце, невысоко стоящее в небе. «Убежало одеяло, улетела простыня и подушка, как лягушка, ускакала от меня…»- Вызванные видом бардака, творящегося на постели, всплывают в памяти строки детского стихотворения.

— С добрым утром, — лежащая рядом Кризалис улыбается мне и, растопырив пальцы рук и ног, потягивается всем телом, — Как можно столько спать? Уже пять часов утра. А ещё столько дел.

— Сколько…- Запинаюсь я, не узнав свой голос. Горло пересохло и я хриплю. Королева здорово вымотала меня. Рукой нашариваю часы, лежащие на истрескавшейся лакированной поверхности столика, — Кхм, сколько мы проспали?

— Примерно…,- задумывается на мгновение королева,- да, примерно четыре часа. Это много. Цени каждую минуту своей жизни. Каждую секунду. Живи, наслаждайся, дыши и чувствуй себя. Каждое ощущение ценно. Пока ты чувствуешь — ты живёшь. Неважно, боль это или наслаждение. Я живу так долго, что давно сошла бы с ума, если бы не находила радости в каждом её мгновении. Ты принёс новые ощущения. И нужно торопиться испытать их.

Кризалис сжимает и разжимает пальцы, поднеся руки к лицу, — Знаешь, мне понадобится время, чтобы привыкнуть к этому телу.

— Мне не грозит долгая жизнь, — отмахиваюсь я, — Ты получила, что хотела. Можешь принять свой истинный облик.

Я поднимаюсь, сажусь в постели, опустив ноги на пол, и в попытке нашарить обувь замечаю еле заметные следы босых ног, усеивающие пол у кровати и вместе с ними несколько отпечатков ладоней.

-Мр-р-р.… Нет, побуду ещё. Довольно необычное ощущение, — мурлычет она задумчиво, видно, вспоминая что-то, и подмигивает мне, — Пригодится, мало ли. Так, мне нужно осмотреть себя.

Кризалис неуклюже поднимается с постели и, шлёпая босыми ногами по узору напольных плит, довольно неловко подходит к зеркалу. С интересом наблюдая за её походкой, я думаю, что чейнджлингу придётся заново учиться ходить, только теперь на двух ногах.

— Я немного потренировалась, пока ты спал. Чтобы не выглядеть совсем уж жалко. Могу сказать, это было непросто.

— Ага, вижу, — киваю я на следы ладоней,- ты помогала себе руками?

— Нет, я упала. Пришлось потом вытираться покрывалом. Ф-ф-ф-с. Какой всё-таки пол холодный. Я раньше и не замечала. Так неудобно, еле держу равновесие. И ноги дрожат. Как будто я всю ночь галопом бегала. Как вы, люди, вообще ходите? — Удивлённо спрашивает она, обернувшись. Слова королевы слабым эхом разносятся по залу.

— Ты ещё быстро учишься. Человеческие дети делают первые шаги вообще в возрасте восьми-десяти месяцев. Правда, они не такие развитые.

— Хм. Так поздно? Даже пони, и те самостоятельнее, не говоря уж о наших детёнышах. — В её голосе сквозят лёгкие нотки высокомерия.

— И ещё. Кризалис. То, что произошло ночью. Ничего не было. Я поддался мимолётному порыву.

— Какой-то очень долгий порыв, ты так не считаешь? Хорошо. Не было. Но это ТЫ так думаешь. — Она пожимает плечами и лукаво улыбается, обнажая острые клычки.

Передо мной стоит прекрасно сложенная девушка среднего роста с длинными, доходящими до пояса волосами иссиня-чёрного цвета, спереди падающими на хорошо вылепленную небольшую грудь. На макушке непослушным венчиком, образуя подобие короны, торчат несколько прядей. Кризалис снова поворачивается к зеркалу и стягивает с него ткань. Потускневшая от времени рама сделана в виде дракона, обвившего гладь зеркала. Хорошо видимые в потоке света, в воздух взвиваются клубы пыли.

— А-а-апчхи! — Не удержавшись, чейнджлинг отпускает материю и та мягко стелется на пол.

— Будь здорова. — На автомате отзываюсь я. Наконец, мне удаётся собрать разбросанную одежду и я начинаю одеваться.

— Спа…. Апчхи! — королева чихает второй раз и морщит носик, — Спасибо. Так ведь говорят, да? Это ужасно, такая пыль. Мы здесь совсем недавно и ещё не совсем обжились. Я прикажу, чтобы прибрались. Замок старый, давно заброшенный. Но это наш дом, именно здесь и началась история моего народа. Моя история, — добавляет она, с задумчивой нежностью глядя на перевёрнутую детскую люльку, лежащую поодаль.

-Я только сейчас её заметила…

Словно избавляясь от назойливой мысли, королева вздыхает и качает головой. Затем поворачивается к зеркалу и, для равновесия держась одной рукой за раму, другой поднимает лежащую на полу ткань за уголок и протирает ею пыльную поверхность. Закончив, Кризалис принимается рассматривать своё лицо, стараясь как можно аккуратнее касаться его подушечками пальцев. Зеркало огромное и мне легко видны все её манипуляции. Прядь волос падает чейнджлингу на лоб и она машинально убирает её рукой. Указательным пальцем проводит по векам своих ярко-зелёных, цвета молодой травы, глаз, трогает нос и щёки. Пробует подвигать ушами, но ничего не получается. Вздохнув, она продолжает. Открывает рот и языком ощупывает клыки, по длине немного превышающие человеческие, несильно прикусывает нижнюю губу. Затем прикладывает ладонь к губам и целует её. Наконец, она показывает язык и подмигивает своему отражению.

— Что, интересно? — Она замечает, как я слежу за ней и смеётся, — никогда людей не видел чтоли?

— Её — очень давно.

— Кстати, ты разговариваешь во сне. О! Есть такая примета. Если засыпаешь на новом месте, то во сне можешь увидеть своего суженого или суженую,— замечает королева,- что тебе снилось?

— Кошмары.

— Хм, тогда надеюсь, что тебе снилась не я. Ладно. Всё не так уж и плохо. Ты не голоден? – не отрываясь от зеркала и продолжая изучение нового тела, спрашивает королева,-сейчас принесут завтрак.

— А что там? — интересуюсь я, зашнуровывая ботинки, — кексики и пирожные?

— Что? — чейнджлинг прыскает со смеху, — ты же не в Понивилле. Медвежатина и оленина. Тебе понравится, я уверена. Ещё мы поймали парочку древесных волков, но они совершенно несъедобны, если ты, конечно, не бобр, — морщится Кризалис, — это лесные сторожевые духи, отдадим их молодняку для тренировки.

— Мясо? — удивляюсь я, — Вы едите мясо?

— О, ещё как, — Королева проводит кончиком языка по зубам и её глаза блестят, — Не только магия требует подпитки, иногда нам нужно есть, чтобы поддерживать и наши тела. Иначе бы мы уже давно вымерли. Когда мы получили клыки, они стали нашим оружием и очень пригодились после войны, когда нас изгнали. Не везде, где скитался мой народ, можно было найти пригодные в пищу растения. И нам снова пришлось убивать. На этот раз, просто чтобы выжить. К тому же охота помогает держать себя в форме. Можно, конечно, использовать магию, но так неинтересно. Да и нечестно. Мы всё-таки стараемся дать жертве шанс. Правда, редко кто от нас уходит. Только представь: погоня, сопровождаемая выплеском магии страха, источаемого животным. Восторг и эйфория загонщика. М-м-м. А уж когда клыки смыкаются на шее. Непередаваемые ощущения. Густые, как патока, эмоции. Отчаяние, ужас. Как раньше. О, я увлеклась, прости.

— И ты уходила охотиться, пока я спал?

— Нет, просто я знаю. Это связь. Я чувствую своих чейнджлингов.

— А пони? На них вы тоже охотитесь?

— Почему ты спрашиваешь? — Хмурит брови королева.

— Ночь моего прибытия.

— А, я понимаю, к чему ты клонишь. Нет, мы не едим пони. Ну, по крайней мере, не физически. Те двое, что напали на пегаску, они были молоды и неопытны. Я не могу сказать, что сподвигло их на такой поступок.

Я поднимаю с постели простыню и подхожу к девушке, всё ещё стоящей у зеркала.

— Здесь довольно холодно. Если ты останешься в человеческом облике и будешь разгуливать голой, то простудишься. Давай я помогу.

— Забота? Как мило. О, но ведь ничего не было, так? Какое тебе дело до меня? — Улыбается Кризалис.

— Не ёрничай. Это совсем другое.

Я оборачиваю ткань вокруг неё, соорудив что-то наподобие тоги. Обнимаю за талию и, приподняв над плитами пола, несу к кровати. Когда я заношу Кризалис под лучи света, её глаза на мгновение вспыхивают зелёным.

— Вот, чтобы не застудилась, — Я доношу королеву до постели и, усадив, обтираю подошвы её ног, серые от пыли.

— О, а вот и он. Можешь войти. — Повысив голос, произносит королева, обращаясь в сторону высоких дверей, ведущих в коридор.

Я вопросительно смотрю на неё.

— Глупый, — наклонившись, шепчет она мне на ухо, — Нам принесли завтрак.

Тяжёлые двери на давно не смазанных петлях со скрипом открываются, и в зал входит чейнджлинг. Зелёная магическая аура охватывает деревянное блюдо с кусками сырого, сочащегося кровью мяса, лежащими на нём. Рядом левитирует кувшин и пустой кубок.

— Поставь сюда. – Указывает Кризалис на прикроватный столик.

Чейнджлинг, кося на меня взглядом, опускает блюдо на усеянную паутиной трещин лакированную столешницу , кланяется своей королеве и, поднявшись в воздух, удаляется с едва слышным стрекотом крыльев.

— Наконец-то. Угощайся. Я попробую взять это лапа…

-Руки. Это называется руки.- Поправляю я.

Первым делом я утоляю жажду. Но мясо... Я не ел его с тех пор, как у меня закончилась тушёнка из сухпайка, хотя и старался растянуть её. С самого прибытия в этот мир основу моего рациона составляли вегетарианские блюда, фрукты и овощи, да мучное, иногда яйца. Очень редко рыба. Но сырое? Из крайности в крайность. Нет, я ещё не настолько голоден. Ещё нет.

— Пожалуй, откажусь. — Ответил я, сев рядом.

— Что такое, не нравится? Вкусное. Обычно мы готовим его, но сейчас я решила побаловать тебя, ну и себя заодно. Это были сильные, благородные животные, полные жизни. И сырое свежее мясо ещё хранит часть их жизненной силы. Готова поспорить, ты не ел подобное тех пор, как попал в Понивилль. Или ты ходил охотиться тайком, а? Пока они не видели. Или смотрел на круглые сочные крупы, окружающие тебя и хотел кусочек? Я понимаю тебя. Ты хищник, как и мы. Можешь не сдерживаться.

— Прекрати. Я не буду есть его сырым.

— Очень жаль,- Кризалис задумывается на мгновение,- если хочешь, я поджарю тебе его. Ну как, идёт?

— Идёт. А ты сможешь?- сомневаюсь я и, выбрав подходящий кусок, указываю на него,- вот этот.

-О, не сомневайся. Всё, что мне нужно — немного магии,- улыбается она в ответ,- так, ты выбрал. Приступим.

— Ты не будешь превращаться?

-Хм, нет, а зачем?- Удивляется королева.

-Я думал, что для совершения колдовства нужен рог.

-Нет же. Рог- всего лишь проводник магической энергии.Как громоотвод, только наоборот. Инструмент, с помощью которого сила, носимая нами, взаимодействует с окружающим миром и его магическими потоками. Строго говоря, вместо него я могу использовать вот эти штуки на руках.

-Пальцы.

-Да, пальцы. Я знала одного жеребца, так он после потери рога использовал свой…

-Довольно! Не нужно подробностей.

-Хорошо-хорошо.

Кончики пальцев Кризалис охватывает слабое зеленоватое свечение, через миг разгорающееся в пламя. Она левитирует выбранный мной кусок в воздух над блюдом и его обволакивает огонь, сорвавшийся с ладони королевы. Мясо шипит и, брызжа соком, начинает понемногу подрумяниваться, распространяя вокруг себя ароматный запах.

— Тебе как? С кровью, без?- Интересуется Кризалис.

— Без крови. Только не сожги.- Предупреждаю я королеву.

— Не учи меня. Без. Ничего ты не понимаешь в хорошем мясе.,- огрызается она в ответ,-отодвинься, я не хочу опалить тебя.

Кризалис увеличивает интенсивность горения до состояния гудящего огненного шара, и, не рассчитав, в одно мгновение сжигает мясо до состояния угля, с сухим треском осыпавшимся на стол.

-Ох,- вздыхаю я,- ну я же говорил.

-Ладно, я признаю, кулинария- не моё. Но ведь есть ещё. Повторим?- в её глазах горят искорки азарта, — на этот раз я буду аккуратнее.

-Нет, всё. Я передумал. Придётся довольствоваться кое-чем другим.- Я лезу в ранец и достаю оттуда крупное вольт-яблоко.

-Хочешь, я тебе его нарежу?- Улыбаясь, осведомляется чейнджлинг.

-Нет, спасибо, я уже наелся оленины. Не хватало бы ещё, чтобы я так же наелся яблок.

— Ну тогда приятного аппетита. Я голодна, как стая древесных волков.

— Угу.- Отвечаю я с набитым ртом.

Она берёт сочащийся кровью кусок и магией разрывает его кусочки, после чего руками подносит ко рту. «Чтобы научиться», — Объясняет она. Королева старается действовать аккуратно, но руки ещё не совсем слушаются её: губы и подбородок Кризалис пачкаются кровью. В кувшине обыкновенная холодная вода и, наевшись, чейнджлинг опустошает кубок, который я наполняю по её просьбе. Закончив с завтраком, королева наспех вытирает руки и лицо, и, растянувшись на кровати, кладёт голову мне на колени. Взяв в свою руку мою ладонь, Кризалис переплетает наши пальцы.

— Побуду сегодня лентяйкой. Знаешь, — с улыбкой начала она, — Любовь — самое великое и в то же самое время самое неблагодарное чувство. Сколько сил и переживаний уходит впустую. Особенно если она невзаимна и безответна. Так ведь можно и разочароваться в жизни. Копить злобу и ненависть на весь мир. Но это совсем не вкусно, я уверяю тебя. Я видела это множество раз. Мы, чейнджлинги, не можем допустить такой напрасной траты магической силы. И поэтому становимся теми, кто принимает эту любовь. И всем хорошо. Но очень редко кто-то из нас способен любить в ответ. Это ведь великая жертва — любить по-настоящему. Отдать частичку себя. Но иногда некоторые из нас добровольно теряют связь с Роем и остаются жить среди пони, как равные им. Это противоречит нашей природе, нашим принципам выживания. Наша сила в единстве. Мы считаем таких чейнджлингов…неправильными. Теряя связь, они рискуют быть раскрытыми. Чаще всего они подлежат уничтожению, и их место занимает кто-то другой. Я не понимала, что движет ими, добровольно идущими на смерть. До недавнего времени. Теперь знаю. Хотя, может я и не права. Они верят и надеются. У нас есть древнее полузабытое предание. О том, что если пони искренне полюбит чейнджлинга в его истинном облике, то проклятие нашего народа спадёт, мы станем теми, кем были когда-то и сможем вернуться домой. Глупые сказки. Пони не смогут. Они не понимают истинной ценности любви. Чаще всего она для них – игрушка. Ты не поверишь, как много пар живут, обманывая друг друга. Он думает, что она любит его, она — что он её. И, чтобы не разрушать мнимое семейное счастье, делают вид, что всё прекрасно. При этом ещё и могут гулять на стороне. Фальшивки. Нас не обманешь. Любовь, наведённая магией — ещё хуже. Для пони любовь — игрушка, пустые слова. Для чейнджлингов – наша сила, наша магия, наша жизнь.

Кризалис глубоко вздыхает, отпускает мою руку, поднимается и, сев напротив, смотрит прямо в глаза.

-У меня получилось скопировать её?

-Да, получилось идеально. — Я провожу пальцем по её брови, где остался след от пирсинга.

-Я старалась. Спасибо, что разрешил. Её образ, он такой яркий и чёткий, кто она?

-Давняя история, всё в прошлом.

— Прости, если разбередила старые раны. Но ты не можешь забыть. Не можешь или не хочешь, да?

-Не важно.

-Прежде, чем ты уйдёшь. Сделай как ночью. — Просит чейнджлинг.

-Что именно?

-Поцелуй меня, вот сюда. – Кразалис касается пальцем губ.

-Они все в крови.

-А так? — Она облизывает их кончиком языка.

— Зачем тебе это?

-Я не такая уж и ужасная, как тебе наплела Селестия, правда? Давай начистоту. Ты был так нежен. Можешь всё отрицать, обманывать меня и себя, но этой ночью я чувствовала себя по-настоящему желанной. Никогда и ни с кем такого не испытывала. Это так ново. Необычно. Ты разбудил нечто такое…Я хочу ещё. Нерастраченная, выстраданная любовь. Останься. Эти пони-элементы, что они могут дать тебе? Селестия использует их так же, как и тебя. Хочешь ты того или нет, но подсознательно ты ищешь ту, кто восполнит пустоту в твоей душе. Ограничиваешь себя, разрываешься и страдаешь. Я ведь чувствую это. Кроме девушки у тебя в голове есть ещё образ пони. Пока что неясный и расплывчатый, он всё же потихоньку заменяет этот. Видимо, ты ещё сам не определился, что чувствуешь к ней. Но я буду лучше. Дам тебе всё, что только пожелаешь, и, возможно, ты найдёшь во мне то, что давно искал.

-Ты ведь знаешь, что в лучшем случае мне осталось всего три года?

-Да, но разве это имеет какое-то значение? Я буду помнить тебя всегда.

Её лицо, оно принадлежит той, которую я когда-то любил. Любил и, наверное, всё ещё люблю. А может это просто привычка, внушение, и всё давно прошло, а я лишь цепляюсь за прошлое, которое не вернуть. Но что мне терять? Я обнимаю Кризалис за плечи и целую в тёплые и чуть солоноватые от крови губы.

-Ну вот, теперь и ты испачкался, — Королева улыбается, смачивает уголок простыни водой из кувшина и принимается вытирать кровь, — Это значит «да»? Ты останешься со мной?

-Нет. — Твёрдо отвечаю я и качаю головой.

Крисалис замирает на мгновение и, опустив руки, шепчет:

-Но почему?

-Кто или что я для тебя? Источник силы? Ну уж нет. Я уже обжёгся один раз, и не хочу больше. Да и если то, что ты мне сказала — правда, то Селестия ничем не лучше тебя. Но что изменится, если ты придёшь к власти? А ведь жители этой страны, они невиноваты, они даже не знают о вашем существовании, почему они должны нести ответственность за то, чего не совершали? Если выбирать, то наименьшее из зол. А это — Селестия. Даже если и происходит её обмен телами и обновление, то это можно списать на неизбежные потери, гарант мира и спокойствия. И не важно, что я чувствую. Может, я и не прав. Не мне судить. Может, когда-нибудь я изменю своё мнение. Прости.

Кризалис опускается на пол, отходит на пару шагов и отворачивается. Опустив голову, с горечью в голосе она произносит:

-Нет. Глупый. Ты неправильно меня понял. Хорошо. Ты никогда не полюбишь меня. А заставить тебя я не могу, да и не хочу. Фальшивая любовь. Заставив, я обману лишь саму себя. Знаешь, ведь никто и не догадывается, как мне одиноко. Они все ждут от меня приказов, свершений, великих деяний, но я устала. Устала от всего. Я должна быть жестокой и сильной, так меня учили. Должна вести свой народ. Рой превыше всего. Но тут являешься ты, и во мне что-то надламывается. Стала мягкой и голова забита совсем не теми мыслями. Сейчас я хочу всего лишь свой кусочек счастья. То, чего мы лишены. Да, я завидую обычным пони. Но сделай мне небольшой подарок, останься ещё на сутки. Я ведь немного прошу, правда? А потом мы расстанемся и снова станем врагами. Но это потом, а сейчас побудь со мной. Поиграй в любовь. Позволь мне любить по-настоящему. Первый раз в жизни. Дура.