Fallout: Equestria - Frozen Shores

Frozen Shores - Пролог

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Пролог

Новую кровь получила Зима,

И тебя она получит, и тебя она получит

Агата Кристи

Вход в Стойло должен был находиться на самом дне здоровенного кратера алмазной шахты. Кратер был сравнительно молод – его разрабатывали всего каких-то двадцать лет – но достаточно глубок: что-то около ста метров. Точно сказать было затруднительно, поскольку его почти целиком заполняла толща воды, покрытая, вдобавок, толстой коркой льда. Нещадно завывала вьюга, бросая в лицо пригоршни колючего снега, а лучи тактических фонарей бесцельно вырывали из полярной ночи тусклые куски освещённого пространства.

— Должен быть другой путь! – сказал старший группы, отгибая рукав дохи и сверяясь со своим ПипБаком. Отряд сгрудился вокруг него, чтобы расслышать почти неразличимые за завываниями метели слова. – Они бы тут все к Дискорду задохнулись без вентиляции. Где-то здесь наверняка есть выходы вентшахт и пара запасных штолен…

Радист согласно кивнул. Он вообще любил молча соглашаться со своим командиром – и голова не болит от напряжённой работы, и майору приятно.

— Если эти штабные умники, конечно же, накопали верно, и это Стойло двухсотой серии, а не «хрустальная будочка», – возразила отрядный врач по имени Маунтин Эль. Под «будочкой» она имела в виду Стойла серии «Ка», специально разработанные «Стойл-тек» для Кристалльной империи. «Кашки» были печально известны тем, что сильно отличались от фирменных стойл-тековских убежищ в планировке и качестве постройки, и отличались в худшую сторону.

— Я всё-таки надеюсь, что это оно, – ответил майор. – Надо прочесать здесь всё вокруг – навряд ли шахты вентиляции будут тянуться на сотни футов вдаль...

Запасная штольня отыскалась спустя пару часов: гараж могучих карьерных тракторов скрывал за собой небольшой автоматизированный пост фильтрации воздуха, под которым смутно маячил массивный люк.

Обнаруживший люк радист молча направил фонарь в небо и сделал лучом света несколько кругов, созывая таким образом группу.

— Да, кажется это то, что надо, — кивнул майор, просканировав люк своим ПипБаком. – Маркировка определённо стойл-тековская.

— Закрыт? – поинтересовалась Маунти.

— Естественно. Надо вскрывать. Вельдер, готовь автоген!

От основной группы отделился крупный земнопони с баллонами плазменного резака на спине. Остальные рассредоточились вокруг, беря окружающий пейзаж под прицел, пока Вельдер скупыми точными движениями собирал плазменный резак. Наконец, ярко-голубое пламя вырвалось наружу, впиваясь плазменным жалом в запертый замок. Пять минут работы – и, гулко звякнув, люк нехотя открылся. Майор с опаской заглянул внутрь и обнаружил уходящий вниз наклонный тоннель шахты с бесчисленными гранями ступенек.

— Не нравится мне это, — подал голос Майти Бак, молодой стрелок с шевроном ланс-капрала на левом переднем рукаве.

— Н-да? — повернулся к нему майор. – Что именно тебе не нравится – за исключением того, что мы расковыриваем запечатанный двести лет назад склеп с неизвестным содержимым, при этом находясь в самой заднице мира, посреди плато, кишмя кишащего Отродьями Стужи?

— Да я… так, предчувствие плохое, — смутился стрелок.

Майор издал короткий отрывистый смешок.

— Плохое предчувствие не покидает меня с той минуты, как мы покинули Порт-Алмазный. Прямо скажем, не надо обладать завидной интуицией или высоким званием, чтобы понять, что путешествие на Плато Сомбры – весьма опасное предприятие с туманными перспективами.

— У нас есть выход? – криво усмехнулась Маунти.

— Есть, но он мне не нравится, – повернулся к ней майор.

— Сбежать, поджав хвост?

— Именно. С другой стороны, пополнить собой некросферу этого места тоже как-то не то, что бы очень хотелось.

— Поздновато мы как-то решили отступить, — как бы вскользь заметил молчавший до того снайпер, цепким тренированным взглядом обводя горизонт.

— Именно, — кивнул майор. – Отступать уже поздно. Поэтому сейчас мы спустимся в этот люк, доберёмся до Двести второго (если это, конечно, оно), и достанем из него всё, что нам нужно.

Ланс-капрал Майти Бак украдкой вздохнул. Он отчаянно трусил, хотя признаваться в этом не хотел даже себе. Это был его четвёртый боевой выход за пределы контролируемой Империей области, и первый настолько далёкий рейд глубоко на территорию Стужи. Ланс-капралу было всего двадцать лет, из них два года он служил в Ройал Арктик Райфлз, и считался как минимум обстрелянным солдатом. Но одно дело – боевая вахта на хорошо защищённом блок-посте, и совсем другое – дальний поход в самое сердце зимы. Майти было страшно, и он изо всех сил это скрывал.

— Сэр, м-может… всё-таки…

— Зассал, пустобочка? – хрипло оборвал его второй стрелок группы, Грамблер. – Что, у нас образовался жёлтый снежок?

«Снежком» на сленге RAR называли новобранцев, ещё не прошедших курс молодого бойца. «Жёлтым» же снежок становился, если проявлял трусость. Этимология такого прозвища была очевидна каждому.

— Позвольте мне идти первому, сэр! – вскинулся Майти, чувствуя, как вскипает ярость. Он ланс-капрал Арктических стрелков, а не какой-то там трус!

— С чего бы? Первым пойдёт Додж, — нахмурился командир. — Затем – я. Потом — Вельдер и остальные. Флейк, Оптик – прикрывайте снаружи.

Доджер, несущий боевое седло штатный пулемётчик группы, стащил зубами чехлы с воронёных стволов двух легких пулемётов, и резко рванул за «уздечку», ставя оружие на боевой взвод. Под напряжёнными взглядами своих товарищей, он молча нащупал передней ногой первую ступеньку, и начал медленно спускаться. Вслед за ним внутрь начали аккуратно забираться остальные.

Затхлый воздух ударил в ноздри командира ещё на середине спуска. Вопреки ожиданиям, теплее не становилось – температура на всем протяжении тоннеля оставалась такой же низкой, как и снаружи. Наконец, майор вывалился из чрева вентшахты в промежуточное помещение – такое же тёмное, холодное и затхлое.

— Похоже, реактор тю-тю, — заметил осматривавший дверь пулемётчик, повернув лобастую рыжую голову в сторону командира. – Двери заклинены, энергии нет.

Каждое слово сопровождалось небольшим облачком пара, который замысловато клубился в свете тактического фонаря.

— Радиационный фон в норме, — возразил майор, глянув на ПипБак. – Если бы реактор накрылся каким-либо образом, тут всё бы звенело. Нет, похоже что его просто заглушили.

Из шахты постепенно вылезали остальные пони, и, в конце концов, вся группа была в сборе. Медик, инженер, два стрелка и пулемётчик обступили командира вокруг, ожидая целеуказаний.

— Согласно директиве, нам нужен терминал Смотрительницы и база данных исследовательской группы, – потёр майор переносицу. — Полагаю, что мы сейчас находимся на одном из верхних этажей. Необходимо взломать эту дверь, и найти спуск на третий уровень – в «двухсотках» все административные помещения располагаются посредине. Вопросы, предложения?

— Подозрительно тихо и подозрительно холодно — поёжилась доктор. – Ни электричества, ни обитателей, а ведь здесь теоретически должен находиться пост механиков. Такое впечатление, что Стойло необитаемо, и уже давно… — она ковырнула копытом груду инструментов, покрытую пылью и припорошенную инеем.

— Судя по тому, что Стойло всё ещё запечатано, кто-то внутри оставаться должен. В крайнем случае – в виде костей. Так что будьте начеку и смотрите под ноги! – ответил командир. – Идём в боевом порядке, Додж – ты прикрываешь тыл.

Пока инженер вскрывал замок на двери, группа спешно перестроилась в неправильный ромб, имея в центре медика и инженера. Замелькало оружие – штатные автоматы Арктических Стрелков АУГ «Снежок» и пистолет-пулемёты КМИ.

По заиндевевшим настенным указателям они быстро нашли лестницу, ведущую на нижние этажи, и спустилась на два уровня вниз. Именно здесь должны были располагаться и офис Смотрительницы, и лаборатории, в которых когда-то трудились учёные ГИЛЛ. По пути майор заглядывал то в одно, то в другое помещение – рывком, под прикрытием своих солдат – но нигде не было ни следа обитателей Стойла (в том числе и костей), а ведь их, судя по документам, должно было быть несколько сотен!

— Офис или лаборатории? – прохрипел идущий первым Грамблер, упершись в разделяющийся надвое коридор.

— Лаборатории, — после секундного раздумья решил майор. – Результаты исследований – первичная цель, вначале надо найти именно их.

Отряд свернул влево. За длинным коридором с окнами, выходящими в Атриум, обнаружилась запертая дверь. Несколько минут работы резака Вельдера – и она, выплюнув вырезанный кусок, отворилась. Пока запертый замок нехотя поддавался плазменной струе, замыкающий группу Майти Бак светил фонариком в окно, силясь разглядеть чего-нибудь. Внезапно он вскрикнул.

— Что? Что такое, боец? – спросил командир, поднимая голову.

— Будто… будто что-то мелькнуло там, внизу!

— Пони? Кто-то из обитателей?

— Вроде… Н-нет, не могу точно сказать. Может, крыса, а может просто показалось.

— Ладно, заходим! – бросил майор, поднимая автомат.

Группа медленно втягивалась в помещение лабораторий. Достаточно большая комната была слегка подсвечена мерцанием мониторов и автоклавов, в трёх из которых плавали расчленённые останки пони. Четвёртый был разбит, заполняющая его жидкость давно испарилась, а обитатель (если таковой наличествовал) сделал копыта. Зато мумифицированные трупы четверых учёных во всей красе располагались поодаль. Мертвецы и столетие спустя сжимали в копытах оружие – гражданский вариант револьвера «Айроншод», кажется. А вот позы погибших говорили об одном – служители науки сознательно пустили пули себе в черепные коробки.

— Реактор сдох, и они застрелились, чтобы не погибнуть от холода и голода? – предположил Грамблер, с мрачным любопытством рассматривая тела ученых.

— Лаборатории имеют собственный источник энергии – терминалы всё ещё работают! – возразила ему Маунти. – Так что, по крайней мере, от холода они бы не умерли.

— Что бы тут ни случилось, наверняка в этих терминалах что-то есть. Надеюсь, то, что мы ищем! – ответил майор, опуская автомат и подходя к мерцающим экранам. – Додж, начинай взлом, Маунти – осмотри тела, остальные – прикрывать проход!

Пулеметчик, исполняющий также обязанности хакера, скрутил боковую крышку одного из терминалов, и начал ковыряться в его начинке. Замкнув пару контактов, Додж пробежался копытами по клавишам, и монитор призывно осветился рядами текстовых строчек. Заинтересованный командир тут же погрузился в чтение.

Запись №0016

Четыре недели после закрытия Стойла. Избранный Совет Стойла в составе Смотрительницы, главы пониции, начальника алмазных разработок и представителя Ставки (интересно, что или кого она представляет сейчас?) всё ещё находится в панике. Силовичка предлагает тотчас же затопить шахту водой со Стылого озера, шахтёр возражает, аргументируя тем, что воду потом будет откачать невозможно, а от радиации защиты никакой. Да и есть ли та радиация? Всё же мы а) не город, б) не военная база и в) стратегический объект, который и зебрам пригодится, если они, конечно, таки сломят оборону у Троттингема и дойдут досюда, что маловероятно. А какова ситуация снаружи мы не знаем – потому что чья-то умная стойл-тековская голова недопоставила датчиков окружающей среды, а чья-то ленивая задница не отразила это в акте приёмки. Вот и сидим теперь в полном неведении, стыдно сказать. Пожалуй, поддержу шахтёра – если Сигнал окажется чьей-то грязной шуткой, вылезти наружу сквозь толщу воды будет проблематично…

Значит, отметил майор, воду в кратер спустили не сразу же после закрытия. Крайне любопытно – что же заставило потом всё-таки затопить вход?

Запись №0336

Три года, шесть месяцев и два дня после закрытия Стойла. Вчера подавлена попытка бунта обитателей из бывших шахтёров, которые попытались захватить пульт управления Дверью. Шахтёров, видимо, подстрекает кто-то из имперских инженеров, оказавшихся на шахте в момент поступления Сигнала. Впрочем, вся эта кристальная сволочь – коллаборационисты, сдали зебрам Мэрманск и сдали бы всю свою Империю, если бы не наши войска. Бунт подавлен, пока без крови, но кто знает, как повернется впредь?

Майор усмехнулся. Эх, знал бы автор, во что «кристальная сволочь» и «доблестные эквестрийские войска» слились сейчас – точно схватил бы кондрашку.

Запись №2013

Восемнадцать лет, два месяца и четыре дня после Закрытия. Профессор Хуфстер скончался третьего дня от старости, и я, как последний оставшийся в живых член группы по изучению лей-линий официально закрываю проект. Может быть, коллеги из Королевского института и оспорили бы такое решение, но их скорее всего тоже нет в живых, либо они сидят, как и я, по своим Стойлам. Пока что я не вижу никаких причин и дальше продолжать делать бессмысленное дело. Последний год я сортировал все имеющиеся материалы – протоколы наблюдений, отчёты и прочая бумажная мура разложена по ящикам в архиве Стойла, различные теории и трёп членов Группы сложены в виде аудиозаписей на главном сервере, а самая мякотка – выжимки исследований, выводы и перспективы – собраны и сложены в чемодан в моей комнате в жилом секторе. Думаю, кому-нибудь они пригодятся… хотя кого я обманываю?

Командир сбросил себе на ПипБак метку комнаты покойного автора – доктора Брейнсторма, судя по подписи. По всему – надо было выдвигаться на поиски чемоданчика, но его поневоле заинтересовала судьба вымершего Стойла.

Запись №8202

Сто лет ровно после Закрытия. Большая группа обитателей, называющая себя Обманутыми, в ультимативной форме потребовала от Совета открыть Дверь и послать во внешний мир экспедицию, угрожая в случае отказа всеобщей забастовкой. Самое неприятное – к ним в почти полном составе примкнула пониция. Совет был вынужден принять ультиматум, группа разведчиков готовится к выходу в ближайшие дни. Видимо, я буду среди них, как старший научной группы. Страшно и в то же время любопытно; успокаиваю себя тем, что я всё-таки учёный, и должен продолжать дело профессора Хуфстера, доктора Брейна и министра Твайлайт Спаркл (да упокоятся их души во Селестии). Однако страшно, страшно до дрожи.

«Ещё бы! Вдвойне страшнее было бы, знай вы, КУДА вылезаете. Из теплоты и тихого размеренного ритма жизни Стойла – в ледяной ад, кишащий монстрами… Без шансов. Отсюда, видимо, всё и началось»

Запись №8206

Сто лет и два дня после Закрытия. Возвратились из экспедиции. Похоже, война всё же была: разработки стоят безпонные, а вокруг бродят неизвестные науке мутанты, которые тут же атаковали наших разведчиков. Трое поницейских были разорваны на части, ещё четверо – ранены клыками и когтями этих тварей. Двое раненых умерли, ещё двое находятся в крайне тяжёлом состоянии. Трое разведчиков пропало без вести – вероятно, тоже съедены.

— Йети? – предположила Маунти, читающая строчки на экране через плечо командира. – Или…

— Скорее «или» — йети не замечены в разрывании пони на части, силёнок не хватит, — ответил майор. – Разрезать после боя трупы на куски – да, а вот разорвать – навряд ли.

Запись №8210

Сто лет и двенадцать дней после Закрытия. Эпидемия распространяется с пугающей быстротой: мы уже не контролируем нижние ярусы! Уничтожаем этих монстров десятками, но силы пониции тают, ведь каждый укушенный рано или поздно превращается в безмозглую тварь. Будьте вы прокляты, сволочи, требовавшие выхода наружу – напоролись, гады, на то, за что боролись!

— Вот и разгадка, — печально сказала медик. – Если рядом стоят слова «эпидемия» и «безмозглые твари» — ответ один, и он очень грустный.

— Ледяные Ходоки, — мрачно подтвердил майор. – Естественно, что ни вакцины, ни нужных заклятий у них не было, да и откуда им было взяться, раз у нас они появились только несколько лет спустя первого столкновения с этой сволочью. Их, должно быть, выкосило как чумой.

Запись №8212

Сто лет и шестнадцать дней. Мы заблокировались в лабораториях два дня назад, впятером. Неисправимый оптимист Лаки всё ещё надеется создать вакцину против этого бешенства. Дал себя укусить, придурок, и потребовал, чтоб мы заперли его в автоклав и внимательно рассмотрели развитие болезни на живом организме. Идиот. Хорошо, что я успел нацепить на него пояс с C4 – если слоновьи дозы транквилизатора не смогут удержать Лаки, я его взорву.

— Судя по тому, что мы видим, — Маунти кивнула на трупы, — им этого не удалось.

Запись №8213

Видимо, последняя. Сто лет и восемнадцать дней. Прямо посреди препарирования Лаки открыл глаза и вырвался на свободу, пробив автоклав. Прежде чем Митч нажал на кнопку радиовзрывателя, восставшая сволочь успела нанести раны троим из нас, и мне в том числе. Похоже, что нам пришёл конец. Митч сейчас глушит реактор, остальные молятся и проверяют револьверы, чтобы не случилось осечек. Не хотим превращаться в бессловесных тварей – и не выпустим заразу наружу: последний исполняющий обязанности Смотрительницы пони взорвал по радиосигналу плотину, и теперь над Дверью полсотни метров воды. Если кто-нибудь это прочтёт – знайте, Стойло №202 прожило ровно сто лет со дня своего Закрытия. Последние из обитателей – Митч, Флэнки, Дайна, и я, доктор Троттер. Хотя кому нужны нахрен наши имена?

П.С. Лаки – ты козёл.

— Что-то нашёл, босс? – спросил Доджер, когда майор выключил терминал, и молча повернулся к остальным.

— Нашёл, но лучше б не находил. Их всех погубило Ледяное Поветрие, всех до единого.

Майор кратко пересказал историю последних дней Стойла 202. Реакция группы была одинаковой – от вздохов разочарования до неподдельного сочувствия.

— Да уж, не завидую ребятам, последние дни у них были те ещё… — протянул низким басом Вельдер.

— Задница, — хмуро откомментировал Грамблер.

— Док, — сказал майор, повернувшись к отрядному медику, — это, конечно, всё очень трагично, но вы помните — Ледяные Ходоки могут впадать в спячку?

— Вы хотите спросить: живы ли они до сих пор? – уточнила Маунти. — Нет, думаю навряд ли. Друг другом они не питаются, а после уничтожения большей части населения Стойла жрать им тут было нечего.

— Хочется верить, хочется верить… — задумчиво протянул командир. — На всякий случай – всем достать дробовики! – скомандовал он, левитируя из своей сумки верный «Флэнши САС-12». — Приготовиться – мы движемся в жилые сектора!

— А как же терминал Смотрительницы? – возразил Доджер.

— В жопу Смотрительницу, Додж, — ответил командир, — не имею ни малейшего желания находиться в одном ледяном склепе с отродьями Вендиго. Так что берём чемоданчик с данными – и галопом отсюда!

Возражать никто не стал – пони были (по большей части) достаточно опытными солдатами, и понимали, что оставаться запертыми в ледяной ловушке с порождениями стужи – прямой путь в могилу. Поэтому группа оперативно перестроилась в боевой порядок и покинула лаборатории, ставшие последним пристанищем отважных и решительных – но невезучих учёных.

Четвертый уровень визуально ничем не отличался от первых трёх – заиндевелые коридоры, запертые двери, клубящийся в свете фонарей пар, выдыхаемый почти синхронно шестью ртами – и больше никого и ничего. Никаких следов от побоища, развернувшегося в Стойле 202 в последние дни его жизни, группа не обнаружила.

Наконец, отряд обнаружил дверь искомой комнаты. Без лишних слов Вельдер опустился на колени, и принялся ковыряться в замке. Но уже через секунду донёсся его удивлённый бас.

— Открыто!

Майор толкнул дверь, и та нехотя открылась. Внутри царил образцовый беспорядок – мебель опрокинута, кровать перевёрнута и завалена всяким хламом, терминал разбит вдребезги.

— Кажется, мы опоздали, — раздосадовано протянул Доджер, заглядывая внутрь. – Сомневаюсь, что здесь осталось что-то целое!

— Не сомневайся, — хмыкнул майор, указывая на перекособоченную картину, висящую на стене. Картина (когда-то очень давно это была невинная пастораль) висела на одном гвозде, и слегка приоткрывала угол бронированного сейфа, встроенного в стену.

— Резать? – спросил Вельдер, глядя на командира.

— С ума сошёл? Там же бумаги! Если мы сами сожжём то, за чем пришли…

Майор аккуратно снял пастораль с последнего гвоздика, и положил её на кучу хлама. Сейф был небольшой, но с виду очень надёжный.

— Сможешь вскрыть без твоего любимого автогена? – посмотрел он на Вельдера.

— Как два копыта… — буркнул инженер, доставая отмычку.

Провозился он, однако, достаточно долго: командир уж хотел было плюнуть на всё и дать разрешение на вскрытие автогеном, когда дверца сейфа сказала «кр-рак» и открылась.

— Готово, — пробасил Вельдер, отступая в сторону.

Майор нетерпеливо заглянул внутрь. Сейф оказался маленьким, половину его внутреннего объёма занимали почему-то старые меховые ботинки, оставшееся место делили небольшой чемоданчик и пачка фотографий. Майор вытащил их: на ломких пожелтевших фото оказались запечатлены моменты мирной жизни – в Стойле и снаружи, видимо ещё до Катастрофы. Мило, несомненно исторически ценно – но абсолютно бесполезно для дела. Чемоданчик занимал его гораздо больше. Аккуратнейшим образом командир группы извлёк его из сейфа, и, положив на пол, раскрыл.

Ленты, папочки с бумагами, шары памяти. Всё с маркировкой Министерства Арканных наук. На верхней папке штампы ГИЛЛ и «совершенно секретно». «Перед прочтением сжечь», как шутили в своё время в школе спецтака.

— Оно? – спросила Маунти.

— Оно, — подтвердил майор. — А теперь ухо… Додж, мать твою кобылу, ты что там делаешь?

Пулемётчик деловито обшаривал ящики перевёрнутого стола, который возлежал на перевёрнутой же кровати.

— Занимаюсь мародёрством, босс. Да вы и сами видите. Тут же какая-то шишка проживала – значит, добром разжиться можно.

Мародёрство в войсках, естественно, было строго запрещено, но в дальних рейдах на это обычно смотрели сквозь копыта: среди найденного солдатами и офицерами подчас были действительно ценные находки – ценные для науки, разумеется. Так, например, однажды умыкнутый с разгромленного стойбища йети амулет позволил на несколько десятилетий обезопасить блок-пост от нападения дикарей.

— Нашёл время! – недовольно поморщился майор. — Надо уходить — мы нашли то, что искали.

— Одну секундочку, босс, я только…

Что «только» хотел сделать Доджер, узнать так и не удалось – ударом могучей силы неизвестной природы пулемётчик вдруг взлетел в воздух и шмякнулся со всей силы о стенку.

— Ах ты ж ёж твою… — только и успел подумать майор, когда, разметав кучу мусора, из-за остатков стола поднялась тёмная фигура. Вбитые в подкорку рефлексы сработали на опережение мыслей, и заряд картечи 12 калибра с визгом и чавканьем снёс восставшему призраку голову.

Выстрел в закрытом тесном помещении как молотом хлопнул по ушам всех там находившихся. Ошеломлённые пони выскочили из комнаты, как пуля из рогатки. Бойцы судорожно трясли головами, пытаясь вернуть нормальную слышимость, выбивали воздушные пробки из ушей шлепками копыт.

— Что это было? – спросила, наконец, Маунти, вставая на разъезжающиеся ноги.

— Не успел заметить, — пробормотал майор, подбирая дробовик, и делая шаг к двери. – Но, что бы это ни было, я точно снёс ему башку.

Командир и доктор опасливо вошли обратно в комнату. Обезглавленный труп распластался по тому, что раньше было кроватью, заливая чёрной густой кровью мусор на полу. Неподалёку лежал без движения Доджер, вывернув под неестественным углом голову.

— Что с ним? – кивнул майор в сторону пулемётчика, одновременно осторожно шагая в сторону безголового трупа. Потыкав того стволом, командир констатировал, что отсутствие головы фатально сказывается даже на монстрах.

— Мёртв, — с сожалением ответила Маунти. – Неудачно влетел в стену.

— Вот до чего доводит стремление к наживе! – сказал майор. – Что ты думаешь об этом красавчике? Я имею в виду безголового.

— Это… не Ледяной Ходок, — врач подошла к майору и стала рядом. – Или какая-то его неизвестная мутация. Видите, его шкура… — она провела копытом по ноге мертвеца, — она как будто бы пожухла и впитала в себя воду, а у Ходоков шкура смерзается почти сразу же. К тому же он как-то просидел тут сто с лишним лет…

— Или проник снаружи, — завершил за доктора фразу командир. – Не хочу об этом даже знать. Вельдер! – крикнул он в коридор. – Скидывай к хреням свой автоген, и забери седло Доджера, оно нам ещё понадобится.

— Бедняга Додж, — прохрипел заглянувший в комнату Грамблер. – Вот что называется «не повезло» парнише.

— Сэр… — раздался снаружи панический голос стрелка Майти. – Взгляните на свой ПипБак! Я думаю, вам стоит это увидеть…

Майор быстро глянул на экран лаптопа, и грязно выругался. Экран местности, прежде девственно чистый, теперь был полон красных точек, надвигающихся откуда-то с севера карты.

— Вашу мамашу, это ещё что за балаган? – Грамблер тоже смотрел на свой ПипБак. – Откуда эти твари ползут?

— Полагаю, что с нижних уровней, — протянула Маунти. – Похоже, что Митч, или как его там, не смог заглушить реактор до конца. В чрезвычайной ситуации, в страшной спешке, да ещё и заражённый – не могу его осуждать. Видимо, твари грелись о рабочий реакторный блок…

— Как бы то ни было, надо уходить! — скомандовал майор. – В боевую позицию, быстро! Вельдер, прикрываешь тылы. Бегом марш!

Группа рванула вперёд. Подгонять никого было не надо: количество красных точек говорило само за себя. Вихрем отряд пронёсся по коридору, выскочил на лестницу и поднялся на третий уровень. Поворот, ещё поворот, коридор… Мелькнули слева лаборатории, и пропали. Теперь снова поворот, на лестницу…

Арр! Бегущий первым Грамблер даже «мама» вымолвить не успел, как влетел прямиком в плотную толпу рычащих тварей. Замелькали зубы и лапы, и от старого солдата мгновенно осталась одна сбруя. Вовремя затормозивший майор рванул назад и вправо, потянув за собой Маунти, открывая тем самым пространство для стрельбы Вельдеру. Инженер не подвёл: сходу сориентировавшись, он рванул спусковую узду, и свинцовый ливень калибра 7,62 провел среди плотной толпы страшное опустошение: десяток изорванных тел остались валяться на площадке, а остальные, скуля и рыча, покатились вниз.

Медлить было нельзя, и майор, рванув чеку гранаты, бросил стальное ребристое яблоко вслед убегающим монстрам. Пинком он выпихнул трясущегося Майти на уходящую ввысь лестницу, затем отправил туда же доктора, и припустил вверх сам, прикрываемый верным Вельдером.

Добравшись до заветного технического поста с уходящей вверх шахтой, майор на секунду остановился, и взглянул на экран ПипБака. Дела были скверны: твари перегруппировались, и были уже очень близко. Пока в темноту шахты забирались врач и стрелок, Вельдер и майор успели переглянуться.

— Беги, Командир, я их задержу, — пробасил инженер.

— Дискорда с два! – обиделся майор.

— Беги, дурик. Я тут оставаться не собираюсь: опустошу ленты, да подорву дверь, потом выберусь вслед за тобой.

Майор покачал головой.

— Упёртый ты баран, Вельдер. Ты же не успеешь уйти до взрыва, понимаешь?

— Успею, — решительно кивнул инженер. – Зря я, что ли, серебро в беге на межбатальонных год назад брал?

— Туннель со скользкими ступеньками, где ни черта не видно – это ведь не беговой стадион, уоррент?

— Нет, — усмехнулся тот. – Так ведь и я не эквестрийская кобылка-бегунья!

— Ну смотри, ты обещал, – через силу улыбнулся майор. — Умрёшь – в батальон не возвращайся, обижусь.

Командир отцепил от пояса все гранаты, и, тихо матерясь, забрался в туннель. Осклизлые ступеньки неприятно холодили копыта, а выход, видимо, был заткнут чьим-нибудь крупом, поскольку сквозняком сверху не тянуло. Несколько минут и несколько десятков ступенек спустя он услышал выстрелы, и понял – Вельдер вступил в бой.

Майор лез и лез наверх, проклиная сквозь зубы верховное командование, злодейку-судьбу, проклятый Север, и почему-то батальонного каптенармуса лейтенанта Ханкса, старого скрягу и брюзгу. Он лез, а выстрелы всё не прекращались, и майор с ужасом понял, что они раздаются не только снизу, но и сверху – Флейк и Оптик в кого-то палили!

«Только этого ещё не хватало!» — подумал он, перебрасывая своё тело через верхний срез тоннеля. Действительно, оглядевшись, он увидел снайпера, распластавшегося по сугробу, и сосредоточенно выцеливающего кого-то в ночи. Раз в пять-шесть секунд хлопал выстрел, и Оптик передёргивал копытом затвор, не отрываясь от окуляра. Майти с пистолетом-пулемётом занял позицию рядом… а за откинутой крышкой люка Маунти пыталась выдернуть из спины лежащего пластом Флейка длинную стрелу.

— Йети? – отрывисто спросил он, подбегая к ведущему огонь снайперу. Тот молча кивнул.

— О святая Каденция, вперехлёст твою розовую гриву! – выругался майор. – Что с Флейком?

— Мы только вылезли, как вдруг начали стрелять! В меня тоже попали, но по касательной, только куртку разорвало, — зачастил Майти. – Флейк не успел пригнуться, ему под лопатку одна сразу вошла, и ещё две потом в грудь.

Майор с силой зажмурил глаза и молча с ненавистью ударил несколько раз копытом в сугроб. Флейк был его старым товарищем, они вместе прошли не меньше десятка рейдов и добрую сотню боевых дежурств. Молчаливый радист был надёжен и верен, как старый дедушкин дробовик, и так же больно разил врага. И вдруг – такая нелепая гибель от стрел дикарей…

— Что с остальными? – спросил вдруг Оптик (не прекращая между тем стрелять).

— Грамблер и Додж – всё… — прохрипел командир, открывая глаза. – Вельдер должен сейчас выползти…

Услышав приглушённый звук взрыва, майор обернулся в сторону шахты. Увиденное врезалось ему в память, и долго потом преследовало в снах: инженер не выполз, он вылетел из туннеля, как пробка из бутылки с нюка-колой, если ту хорошенько потрясти. Отчаянно матерясь и нелепо размахивая всеми четырьмя копытами, Вельдер пролетел около десяти метров, и плюхнулся в сугроб между майором и Маунти. Хвост его подгорел, и продолжал дымиться, боевое седло отсутствовало как класс, а куртка из снежно-белой превратилась в угольно-чёрную. Вдобавок, когда инженер, подняв голову, улыбнулся, майор увидел, что у него в кровь разбит нос и нет половины зубов.

— О штупеньку штукнулся, когда пролетал, — прогудел Вельдер. – Я же говорил, што выберушь!

Майор, доктор и Майти бросились к лежащему инженеру, и помогли ему подняться. Вельдер попытался сделать шаг, но, скривившись, уселся на снег.

— Похоше, рёбра переломал. И нога передняя левая…

— Идти можешь? – озабоченно спросил майор.

— Поштараюшь… — ответил земнопони.

Маунти, распотрошив аптечку, начала вкалывать инженеру какие-то препараты. Тот обессилено рухнул на снег, но спустя минуту поднялся, и, прихрамывая, сделал несколько шагов.

— Как он, док? – спросил командир.

— Минут двадцать продержится на ходу, а потом… — Маунти махнула копытом, качая головой.

— Всё понял, — кивнул майор. — Отступаем! Маунти, помогай Вельдеру держаться на ногах, а мы будем прикрывать!

Со всей возможной скоростью группа поскакала на запад. Скорость, к сожалению, была очень невысокой: даже напичканный лекарствами и поддерживаемый с боков Вельдер отчаянно хромал, гулко матерясь при каждом шаге. В неровном свете фонариков командир видел, как блестят на его лице капли пота – инженеру приходилось очень нелегко, одна святая Каденция знала, что он сейчас испытывал – с переломанными конечностями и размолотыми в крошево рёбрами, с обожжённым крупом. К счастью, дикари не рисковали приближаться к арктическим стрелкам, изредка посылая стрелы из-за предела видимости. Пусть стреляли они и неприцельно, но всё же успели ранить по нескольку раз и майора, и снайпера. Широкие каменные наконечники, бритвенно-острые, оставляли на шкурах пони длинные неглубокие порезы, обильно кровоточащие и саднящие. Само собой, они отвечали изо всех стволов, выпуская по меткам на ПипБаке, или просто повинуясь интуиции короткие очереди из АУГ.

— Долго… ещё… — прохрипела Маунти вопросительно. Последние несколько десятков шагов Вельдер шёл только за счет поддержки с двух сторон. А весил-то он немало… Доктор и ланс-капрал уже тащили инженера по снегу, тот лишь изредка переступал копытами. Голова поникла, и стало ясно, что скоро Вельдер отрубится от потери крови и болевого шока.

— Уже почти, — выкрикнул майор между двумя очередями. – Слышишь шум? Это прогревается дрезина.

И верно: впереди глухо рокотал дизельный двигатель, а значит дожидающаяся их железнодорожная моторная платформа где-то неподалёку. Из последних сил Майти и Маунти втащили обмякшее тело Вельдера в световой круг, образованный прожектором с дрезины, и… замерли в ужасе. На платформе не было никаких следов двух остававшихся солдат – пулемётчика и водителя… если не считать потёков крови и заляпанного ошмётками чьей-то плоти станковый пулемёт, нелепо задравший кверху длинный ствол.

Майор, окинув взглядом дрезину, моментально оценил ситуацию. Бросив автомат, он запрыгнул на платформу, и, ухватив Вельдера за шиворот, принялся поднимать его наверх. Очнувшиеся от ступора доктор и стрелок бросились помогать командиру. Втроём им удалось закинуть тело могучего жеребца на дрезину, и разместить его в передней части платформы. Прибежавший последним Оптик запрыгнул на дрезину, когда та уже тронулась. Молча снайпер развернулся, подхватил пулемёт за рукояти, и начал посылать в ночь очередь за очередью.

Майор установил рукоять скорости в крайнее переднее положение, и наконец перевёл дух.

— Чтоб я ещё раз ходил куда-то по поручению СТЭЛа… — проговорил он, тяжело дыша. – Нет уж, пусть этот пидор Глосси сам таскает каштаны из огня!

— Нехорошо так отзываться о генерале, — ответила ему Маунти. Кобылка лежала на спине, привалившись к Вельдеру, и всем видом показывала, как же осточертела ей такая жизнь. – Даже если он и не твой начальник.

— В сраку начальство, что своё, что чужое, — отозвался майор. – И такие рейды в сраку. Пять бойцов потеряли ни за хрен понячий! – он перевернулся на бок, извлёк из седельной сумки фляжку, зубами выдернул пробку и сделал хороший глоток. – Будешь? – обратился он к доктору.

Та не стала отказываться, и приложилась к фляжке на несколько секунд. Хороший бренди обжёг глотку и огнём скатился в желудок, вызывая ощущение разливающегося по телу тепла и отчуждения от реальности. Стрелок Майти тоже сделал несколько глотков, и майор прикончил вернувшуюся к нему фляжку в две секунды.

— Чёрт, снайперу надо было оставить… Оптик, ты как?

Ответа не было.

— Оптик? Ты что молчишь?... – майор потянул снайпера за край одежды, и тот сполз с пулемётного станка, упав командиру под ноги. В глазу жеребца торчала длинная стрела с оперением из полярной совы.

---

Когда дрезина подъехала к Порт-Алмазному, доктор и стрелок спали крепким тягучим сном без сновидений. Спал и Вельдер – жеребец тяжело, с хрипом, дышал, но он был жив – и это главное. Майор, чьи глаза тоже норовили слипнуться, молча управлял дрезиной, притормаживая на поворотах и снова разгоняясь на прямых.

На вокзале их встречали. Среди делегации майор узнал коменданта города, командира гарнизона, начальника штаба участка — и «представителя командования», офицера спецтака, который и инструктировал группу перед заданием. Подруливая к станции, майор думал, что именно он скажет штабному хлыщу в лицо, но когда дрезина остановилась, и медики принялись аккуратно сгружать инженера в санитарный фургон, он просто достал из рюкзака чемоданчик, и молча отдал его офицеру.

— Вы очень вовремя, майор Армор, — сказал тот. – Совет штабов будет доволен.

Уголок рта майора дёрнулся, но он всё же подавил в себе желание дать хлыщу в лоб.

— Я надеюсь, это стоит жизни шестерых пони, — проворчал он.

— Не сомневайтесь, — усмехнулся спецтаковец. – Один тот факт, что за этим чемоданчиком прислали самолёт, уже говорит о многом.

Командир группы не выдержал. Он развернулся к хлыщу нос к носу, схватил его за лацканы форменного мундирчика и заорал (выплеснулись-таки наружу накопленные за последние тридцать часов чувства):

— Да ты вообще знаешь что это такое – терять друзей в бою, крыса ты специально-тактическая? Что ты знаешь, падаль? Ты дальше собственного сортира выбирался когда-нибудь?

Озверевшего майора оттащили от побелевшего от страха офицерика, усадили в машину вместе с проснувшимися Майти и Маунти, и увезли на базу. Там старший врач батальона обнаружил у него нервное переутомление и горячку, и рекомендовал в качестве успокоительного несколько недель отпуска. Майор обматерил старшего врача последними словами, и отправился в офицерский бар, где дьявольски надрался, набил морду зебре-моряку, сам получил от других зебр, и кое-как постарался забыть произошедшее в рейде. Однако вспомнить о чёртовом чемоданчике ему пришлось спустя всего два месяца, когда…

Впрочем, это уже совсем другая история.

Глава 1 - Ночной полёт

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Часть 1. Rocky road to Tall Tale.

Если некуда лететь — полетай в Антверпен

Тикки Шельен

Глава 1. Ночной полёт

Улетев из дома,

Трассой незнакомой,

На пернатых парусах, над прозрачной теврдью...

Тикки Шельен

Суров и грозен Север в своей первозданной красоте. На многие мили тянутся бескрайние просторы разноцветного одеяла тундры, пестрящей озерцами зарослей карликовых берёз, перемежающихся мхами и чахлой травой. Тундру эту окаймляют с юга и юго-запада невысокие угрюмые Хризолитовые горы, отделяя её от поросших полосами тайги лесистых долин Теневого хребта и Изумрудной гряды. По каменистым уступам этих долин катятся поспешно прозрачные и чистые горные речки, неся свои хрустальные воды в Бирюзовое, Нефритовое и другие озера, которые лежат на самом дне одноимённых ущелий. На севере Корундовый хребет, Сомброва гряда и Восточное Взгорье закрывают с трёх сторон от любого проникновения таинственное Плато Сомбры, с его опасными обитателями и залежами алмазов и каменного угля. К северу от Плато Сомбры лежит Хребет Вендиго, и за ним уже начинается настоящее царство Стужи – бесконечные льды, куда не ступала ещё копыто пони. А к западу от Хризолитовых гор, недалеко от Стылого побережья, находится заветная Хрустальная долина, отгороженная от всех невзгод дикого Севера Яшмовым хребтом и Сапфировыми горами. Сапфировые горы называются так совсем не потому, что в них добывают много сапфира, а из-за того, что принимают порой в лучах восходящего солнца незабываемый тёмно-синий оттенок.

А как же прекрасен этот край весной, и особенно коротким северным летом! Снега и льды уходят, уступая место разноцветному травяному ковру, украшенному россыпью разноцветных трав. В отдельные деньки температура может повышаться очень высоко, вынуждая местных обитателей сбрасывать свою тяжёлую зимнюю шубу, и обзаводиться короткой летней шёрсткой. Немногочисленные лиственные деревья покрываются зелёным нарядом, а в кустарниках появляются лакомые ягоды — клюква, морошка, брусника.

Но в равной степени как Север красив, так он и опасен! Край населён во множестве дикими животными, как не очень опасными травоядными, так и хищниками. Из последних во множестве встречаются волки, злобные и чаще всего голодные, поджарые и мускулистые полярные волки. Эти твари выносливы, сообразительны и очень хитры, и дерзко нападают даже на небольшие поселения. Большую опасность представляют снежные бараны и полуразумные овцебыки, стада которых кочуют по приполярной степи туда-сюда вслед за отрастающим ягелем, и агрессивные воинственные карибу, властители арктической тундры. Особенно опасны табуны дикарей-пони, прозванных «йети» за их устрашающий вид – они одеваются в косматые шкуры, увешанные костьми. Со своими точно разящими луками и короткими копьями с костяными наконечниками, йети являются страшным противником. Однако, даже они не претендуют на звание самого страшного северного обитателя. Нет, эту нишу давно и прочно закрепили за собой Порождения Стужи, они же Отродья Вендиго, Стылые, Снежные Монстры – называйте, как хотите. Никто не знает, откуда они появились, и что им надо, но то, что встреча с несколькими Отродьями чаще всего ведёт в могилу — и солдаты, и гражданские уяснили очень быстро.

Порождений у Стужи было множество – это и ледяные ходоки, в которых в одночасье превращался любой погибший от Ледяного поветрия; и ночные охотники, таинственные твари, действующие исключительно под покровом темноты; и огромных размеров иркуйемы, дальние родственники Большой и Малой медведиц; и подлёдный змей олгой-хорхой, пожирающий добычу внезапным броском из-подо льда; и «располовиненный дух» палэсмурт, трясущий выпадающими из разрубленного брюха внутренностями; и призраки-утбурды, и ещё много кто.

Появляясь внезапно и неотвратимо, они нападают на стойбища и табуны коренных жителей Севера, вынуждая их собирать пожитки и откочёвывать южнее и южнее, подальше от опасности. Порой натиск бывает настолько силён, что вызывает целые волны миграций, которые накатываются на обжитые цивилизованными пони места, как девятый вал. Естественно, от постоянных стычек любви между цивилизацией и дикостью быть не может: идёт постоянная война. Воевать местные не любят, но изучили эту науку очень хорошо, так что не уступают порой в боевой подготовке армейским подразделениям. Вот почему правительство Кристальной Империи вынуждено отгородиться от тундры цепью аванпостов, и постоянно держать под копытом отмобилизованную армию. Прецеденты прорыва дикарей уже были, и заканчивались они большой кровью, так что властью облечённые предпочитали перебдеть.

Тяжесть службы на аванпостах делили между собой несколько армейских подразделений. Основную массу бойцов представлял Третий Хуффингтонский полк, больше известный под прозвищем “Железное копыто” (Iron Hoof). Армейцы неплохо действовали в обороне, и достойно несли караульную службу, но для ответных рейдов они годились плохо. Наступательные функции обычно выполнял батальон Арктических стрелков Королевского дома (Royal Arctic Rifles battalion). Эти бесстрашные солдаты в белом камуфляже под цвет снега и длинных маскхалатах разведывали в снегах маршруты миграции кочевников, следили за их численностью и настроениями в их обществе, отпугивали дикарей от шахтерских поселений, и если надо было — проводили ответные карательные операции. Относительно небольшой, числом в две сотни штыков, батальон имел в своих рядах проверенных бойцов, и возглавлялся опытными офицерами, которые не один год провели по ту сторону незримой границы, отделяющей северную цивилизацию от царства снегов. И, наконец, по-настоящему секретные задания выполнял “резерв главного командования” — Специальный Тактический Эскадрон им.принцессы Луны (СТЭЛ, или Special Tactics Lunar Squadron, STLS).

Аванпосты имели, конечно же, свои официальные наименования, вернее, буквенно-цифровые тактические обозначения, но известны были по прозвищам, которые им давали солдаты — от нейтрально-милых до глумливых или откровенно неприязненных.

Стоящий на крайнем правом фланге “засечной черты”, например, помимо обозначения на карте “OPt-16” имел полуофициальное прозвище “Тайга”, поскольку находился на самой границе уходящей к югу таёжной зоны. Этот аванпост прикрывал собой территорию, которая вполне могла бы вместить в себя все земли между Филлидельфией и Эпплузой. Земли эти, поросшие густым таёжным лесом, были очень слабо населены: на территории в тысячи квадратных миль ютились несколько деревень вольных бауэров, поставлявших в Долину мёд, ягоды и коренья, там же находились и имперские лесозаготовки, позволяющие сохранять нетронутыми леса в долинах Сапфировых гор. Но главный объект, прикрываемый армейским аванпостом, находился ещё южнее: в поймах таёжных рек располагались золотые россыпи Кольторадо, исправно снабжающие Кристальную Империю этим драгоценным металлом на протяжении ста пятидесяти лет. Строго говоря, аванпост здесь был почти не нужен: из-за близости лей-линии племена дикарей опасались забираться так далеко на юго-восток. Однако командование предпочитало перестраховаться, и держало на отдалённом аванпосте взвод солдат во главе с первым лейтенантом. Солдаты, сменяемые через каждые три месяца, потихоньку зверели от безделья, ведь из развлечений кроме походов в караулы и учебных стрельб аванпост имел лишь “паб” — всем давно осточертевшая закусочная, которую держал неунывающий зелено-рыжий барпонь Хуго.

Чего, в отличие от развлечений, действительно было в избытке — так это гнуса. Мошки и комары буквально свирепствовали, наваливаясь целыми роями, забиваясь в рот и уши, прокусывая даже прочную армейскую одежду.

Солдаты любовно дали Тайге прозвище “гнусоёбина”.

Иногда по реке, медленно катящей на юг свои волны по соседству, сплавляли стволы деревьев плотогоны, временами проходили мимо торговые караваны. Бывало, привозили тележки с товарами жители окрестных деревень, и изредка залетал почтовый пегас. Но случалось и такое, что мирную и до отвращения скучную жизнь аванпоста нарушали какие-нибудь неожиданные визитёры. Как, например, рейдовая группа Арктических стрелков, возвращавшаяся из далёкого похода.

Командовавший группой майор устало выслушал сбивчивый доклад спешно выскочившего навстречу начальника аванпоста, махнув небрежно копытом на попытку отдать честь, и поинтересовался насчет еды и ночлега. И то и другое, естественно, нашлось: стройматериала было в избытке, и при возведении аванпоста пони из Инженерного корпуса ничем себя не ограничивали, отгрохав казарм минимум на роту.

Вымотанная группа расположилась в одном из пустующих корпусов сержантского состава, каждый в отдельной комнате. Майор почти что с ненавистью отщёлкнул ружейную раму, сбрасывая опостылевшее седло на пол, и, морщась, стянул надоевший за несколько недель похода бронежилет. Избавившись от сбруи, он взглянул в висящее на стене большое квадратное зеркало. Оттуда на него глядел средних лет светло-серой масти жеребец, весьма потасканный жизнью. Рыжеватая грива свалялась под шлемом в колтуны, а под глазами набрякли изрядного размера мешки. Видно было, до чего опостылела ему такая жизнь. Однако серо-стальной взгляд, разящий из-под нахмуренных бровей, был по-прежнему твёрд и упрям, резко очерченный рот плотно сжат, а от широкой груди до кьютимарки, изображающей угольно-чёрную тонкохвостую комету, перекатывались упругие мышцы.

— Стареешь, господин майор, сэр, — сказал он своему отражению. — Эдак скоро жалеть себя начнёшь.

Отражение молча согласилось.

Из всех гадостей, которые могли бы с ним приключиться, самой пакостной майор Армор считал то время, когда он сочтёт за лучшее сидеть дома у камелька, и, вороша кочергой угли, будет громко вслух жалеть упущенные им возможности. По порядку. В том, что таковых было предостаточно, он не сомневался. Но даденный в юности зарок — никогда ни о чём не жалеть — до сих пор не давал майору повода оглянуться назад и заняться подсчётом профуканных перспектив. Говорят, что отсутствие рефлексии — это плохо, что, мол, на ошибках все учатся. Майор так не считал, он думал, что гораздо полезнее — не научиться на собственных ошибках, а просто-напросто не допустить их. Особенно в условиях, когда ценой этих ошибок чаще всего является жизнь. Своя, напарника, подчинённого или того больше — жизни защищаемых гражданских.

Группа терпеливо дожидалась своего командира на выходе из корпуса. Это был уже не тот отряд, что действовал под его командованием в районе Корундового хребта. Ужасающие события достопамятного рейда в Стойло 202 выкосили старую группу майора Армора более чем наполовину. Из тех, кто остался, кто поступил в офицерскую школу, как Вельдер, а кто пошёл на повышение в центр, как доктор Маунти. Собственно, изо всей старой группы до сих пор при нём оставался только Майти Бак, давно получивший сержантские шевроны, и сумевший-таки преодолеть свои первобытные страхи.

— Сегодня отдыхаем, — сообщил им майор. — Разрешаю покутить, но без фанатизма. Завтра отправляемся рано, так что постарайтесь выспаться.

Лица бойцов осветились улыбками: разумеется, они уже прознали о наличии здесь питейного заведения, и предвкушали приятно провести остаток дня и вечер.

— Да, предупреждаю, — продолжил командир, — тот олух, что затеет свару с армейскими, будет здесь кормить комаров ближайшие полгода. Все поняли?

Пони смущённо потупили взгляд. Эпизод, когда за день перед выходом в рейд три бойца повздорили в баре с отдыхавшими там же поницейскими, случился совсем недавно, и привёл тогда майора в бешенство. С гауптвахты он их, естественно, вытащил, но на протяжении всего рейда назначал проштрафившихся на все хозработы, при этом не давая ни капли спиртного. И не уставал при случае напоминать им об этом случае.

— Ну раз поняли, тогда вперёд! — с улыбкой скомандовал майор, и бойцы сорвались в галоп, наперегонки устремившись к домику с зелёной вывеской, не оставлявшей сомнений в содержимом.

Паб Хуго был небольшим — в домик едва могли набиться два десятка пони — но уютным и каким-то неуловимо домашним. Над сбитыми из толстых досок столиками, обильно политыми пивом, летали мухи и клубы сигаретного дыма, земляной пол был завален глиняными черепками, а фонари нещадно чадили. По бревенчатым стенам, законопаченным мхом, были развешаны старые списанные обучающие плакаты с похабными подрисовками и комментариями, а на стенке печки красовался явно самодельный постер-календарь с изображением клопающей Рэйнбоу Дэш. Майор присмотрелся: календарь запаздывал лет на пять, а министрокобыла щеголяла униформой Специального тактического эскадрона с неуставными чулками в крупную сетку. Барная стойка, сделанная из располовиненных бочек, сверху была покрыта, как столешницей, фрагментом обшивки самолёта (Армор разглядел порядком стёршуюся эмблему зебрийских ВМС). Поверх стойки громоздился старый кассовый аппарат, а рядом с ним — крупный золотой самородок, явно использовавшийся в качестве пепельницы. За стойкой возвышались стеллажи с батареями бутылок и кружек. Вход на кухню прикрывал потрёпанный флаг Эппллузы периода войн с бизонами.

Под стать пабу были и его обитатели. За кассовым аппаратом возвышался сам хозяин — тёмно-зелёный жеребец с короткой огненно-рыжей гривой и хитрющей мордой. Было понятно, что в ухо от него получить — пара пустяков. В дальнем углу потребляла сидр свободная от караула солдатня, впрочем, не слишком шумящая ввиду присутствия офицеров. Те, количеством четыре хвоста, занимали столик поближе к стойке. Комендант призывно махнул кружкой, но Армор только покачал головой. Настроения пить с кем-то у него не было. Его бойцы рассредоточились по залу — радист и пулемётчик пили пиво у стойки, снайпер с незнакомым сержантом из местных уже гоняли шары на бильярдном столе в углу, а Майти клеил кого-то из армейских кобылок.

Майор подумал, и направился к стойке.

— Что будем пить? — поинтересовался барпонь Хуго, невозмутимо протирая тряпкой глиняную кружку, когда командир взобрался на высокую квадратную приступочку, изображающую барный стул.

— Для начала пиво, а там... а собственно, что у вас есть? — спросил майор.

— Всё, — невозмутимо ответил хозяин.

— И коньяк? — недоверчиво переспросил Армор.

В ответ на это барпонь так же невозмутимо пролевитировал к майору несколько переплетённых листков, означающих меню. Открыв первый листок, тот присвистнул: у зелёно-рыжего Хуго действительно было всё — всё, что может пожелать усталый путник или же неприхотливый вояка. В меню значилось пиво — аж четыре сорта, сидр, джин, водка, виски, и коньяк, правда цена за бутылку “Кристалльного” (не говоря уж об “ЭмберМэйре”) заставляла предположить, что изготовлен он как минимум из слёз Генерал-Губернатора.

Барпонь с торжествующим видом молчал; видно было, что он привык сбивать таким образом спесь с новоприбывших.

Пристыженный майор заказал кружку вайссбира и салат, и спросил, чтобы сбить неловкое молчание:

— И что, часто берут?

— А то! — усмехнулся Хуго. — Караваны из Кольторадо не могут не пройти, не завернув. Всякий старатель знает, что у меня тут — единственный приличный кабак на полтысячи лиг, вплоть до Кристалл-сити. А бабло у них водится, вон хотя бы... — и он кивнул на золотую пепельницу.

— Кто-то купил пару шотов “Эмбера”? — пошутил майор.

— Копытом в небо, военный. Это старичок тут один приходил. Десять лет, говорит, мыл и копал золото, и ни одной крупинки, а тут вот такая вдруг удача. Налей-ка мне виски! И тычет камушком, мол, расплачусь. А у меня откуда столько сдачи? Так ему и говорю: мне вам не сдать. А он: наплевать, сынок, на сдачу. Я своё уже отжил, куда мне такая куча золота? Ни родных не осталось, ни друзей. Ты бери его себе, но обещай поить в течение года бесплатно любого золотоискателя, который к тебе зайдёт. Я прикинул, и согласился. Дедок надрался вдрызг, а утром, как протрезвел, ушёл обратно в тайгу. Камушек, понятное дело, остался.

— Так что, и поил весь год золотодобытчиков бесплатно? — заинтересовался историей Армор.

— Угу, — кивнул угрюмо зелёный пони. — Я потом подсчитал как-то на досуге: старый хрен мне ещё должен пол-такого камушка остался. Кто-то слух пустил, что гнусоёбский Хуго наливает на халяву. Вот и повадились, любители... А дедка того я больше не видел.

Майор невольно рассмеялся. Барпонь был так искренен в своём негодовании, что вызывал неподдельную симпатию. Да и вообще — обстановка бара, его атмосфера были настолько милы, насколько вообще может быть милым незатейливый армейский или околоармейский юмор.

— Да ты сладкоежка, парень! — усмехнулся Хуго, когда майор заказал черничные маффины ко второй кружке пива. — Прямо как Селестия.

— Да, с прабабкой мы похожи, — кивнул с набитым ртом Армор.

— Шутник, — прокомментировал барпонь. Майор хмыкнул. — Вот мои предки из Блэнкфаста всегда говорили, что закусывать пиво стоит только виски, и никак иначе. Впрочем, в Сталлионграде вроде бы мешают его с водкой, хотя пить такую гадость я бы постеснялся. С сидром ещё куда ни шло — как поётся в старой песенке, “нам добрый сидр на радость дан”...

Под россказни барпоня три часа пролетели как одно мгновение. Насладившись пивом и утолив голод, майор уже собрался было уходить, как вдруг почувствовал низкий, на грани слышимости, гул. Услышавшая тот же гул солдатня за соседним столиком явно оживилась.

— Ага, — сказал Хуго, и выставил на стойку два бокала с виски.

— Что это? — удивлённо переспросил Армор.

— Почта.

Майор ещё не успел допить своё пиво, а дверь паба распахнулась, и внутрь ввалилась подмёрзшая парочка — пегас и кристаллопони. Оба в утеплённых кожаных куртках, крагах из медвежьей шкуры и мохнатых шапках (пегас ещё и в лётных очках). Их одежда была покрыта инеем и сосульками, а самих почтальонов нещадно колотило. Молча парочка проследовала к барной стойке и так же молча заглотила виски в один приём. Пегас в изнеможении опустился на сиденье, а кристаллопони стянул шапку, обнажив кудлатую розовую гриву, и протянул жалобно:

— Ребята, скажите, что хоть здесь они появлялись, а?

— Что, кто именно? — не понял Хуго.

— Разведгруппа снеговичков. Вторые сутки мотаемся по Восточному сектору, и не можем найти! — с отчаяньем в голосе проговорил почтальон. — Разве что в Кольторадо и не были ещё...

— Что случилось? — подошёл к нему майор. — Я командир группы.

— О, слава Каденции! — всплеснул копытами кристаллопони. — Наконец-то! Майор Армор, вам срочный пакет из штаба!

Он начал рыться в карманах куртки, приговаривая: “и ведь всё вокруг облетели, кругаля хорошего дали, не жрамши уже сорок часов, помёрзли как собаки...” и в конце концов вытащил смятый конверт, запечатанный большой синей штабной печатью.

Пропустив мимо ушей причитания почтальона, майор выхватил пакет у него из копыт, наискось взломал печать и быстро пробежал глазами текст. Потом опустил листок, в недоумении посмотрел на почтальона, и снова перечитал послание. Текст приказа, что характерно, оставался тем же: майору предписывалось срочно сдать командование заместителю и на почтовом фургоне немедля прибыть в Кристалл-сити, в распоряжение верховного командования.

— Прочитали? — спросил почтальон. — Готовьтесь, через полчаса вылетаем.

Пегас уткнулся мордочкой в миску, которую ему подставил заботливый Хуго, и жадно поглощал её содержимое, не заботясь о внешних приличиях. Его розовогривый напарник тем временем извлекал из бездонных карманов куртки пакеты и конверты, передавая их появившемуся коменданту.

— Я всё-таки не возьму в толк, отчего такая спешка? — недоуменно переспросил майор.

— Не зна-аю, — страдальчески воздел глаза почтальон, — мне только сказали, что если мы вас не привезём на третий день — нас с Клаудом законопатят на самый поганый рейс до конца дней моих.

Пегас кивнул, не отрываясь от миски.

Майор вздохнул и покачал головой. Ситуация ему не понравилась. С такой срочностью везут либо на свадьбу, либо на заседание военного трибунала. Первая ему не грозила, а вот второй... хотя шутки в сторону: случилось, и верно, что-то очень серьёзное, раз потребовало таких мер.

Он подозвал к себе сержанта Майти, который, покинув водевиль пару часов тому в компании подружки, уже успел вернуться, и вдохновенно спорил о чём-то с местным техником.

— Что не так, командир? — спросил тот, подойдя к майору.

— Всё не так. Меня срочно отзывают в штаб. Отбываю через полчаса. Так что вести группу на базу Шэдоу-вэлли придётся тебе.

— Вот так веселье! — озадачился Майти. — А вас куда?

— На расстрел, — криво усмехнулся майор. — Шучу, шучу, — сказал он, глядя на изменившегося в лице сержанта. — Просто “в распоряжение командующего”. Понятия не имею, что это означает, но раз генералитет желает видеть меня пред свои светлы очи — негоже его расстраивать. Впрочем, тебе достался не самый трудный участок пути. Дойдёте до лодочной станции в пяти милях отсюда, потом вверх по реке до Мидвэя, ну а дальше знакомые места, разберёшься...- Он ободряюще хлопнул сержанта по плечу, и отправился за своим снаряжением.

Через полчаса вся разведргуппа стояла по стойке “смирно” рядом с готовым к старту пегасолётом, провожая майора в путь. Солдаты с тревогой глядели на своего командира, гадая, что же всё-таки могло вынудить командование так внезапно обезглавить их отряд. Майор улыбнулся, забираясь в покрытый промёрзшим брезентом металлический кузов, и уже стоя внутри, отдал своим бойцам честь и помахал свободным копытом. Те ещё сильнее вытянулись, потом, смешавшись, заулыбались и принялись махать в ответ.

Армор попытался кое-как разместиться внутри, но получилось это довольно относительно: говорить о каком-либо комфорте применительно к армейским пегасолётам было трудно. Металлические лежаки, застеленные холстиной, да багажный отсек с ремнями для принайтовки ящиков — вот всё его внутреннее убранство. Особо не развернёшься. Кузов задёргался — кто-то залезал по лестнице. Он ожидал увидеть розовую гриву почтальона, однако ошибся — то были рыжие вихры барпоня.

— Эй, майор, — зыркнул весело Хуго, — мне тут шестое чувство подсказывает, что ночка будет у вас той ещё, поэтому держи-ка! — и с этими словами он протянул Армору бутыль.

— Шестое чувство, говоришь? Твою прабабку звали случайно не Пинки Пай? — усмехнулся майор.

— Нет, — на полном серьёзе ответил барпонь, — но как-то похоже: то ли Инки Пай, то ли Блинки Пай. В любом случае тебе эта штука пригодится больше.

— Золотой Кантерлотский! — воскликнул Армор, повернув бутылку этикеткой к свету. — Ещё довоенного выпуска! Мне кажется, или ты пытаешься подарить мне коньяк двухсотлетней выдержки?

— Ага. Ещё совет один дам: не выбрасывай бутылку, как допьёшь, а наполни её чем-нибудь крепким, и у тебя снова будет коньяк двухсотлетней выдержки.

Майор рассмеялся. Шутка была вполне в духе Хуго.

— А что там на самом деле?

Владелец паба усмехнулся.

— Чудесный яблочный кальвадос. Рецепт прадедушки Флэма. Не двести лет, конечно, — пожал плечами он, — но года три он в подвале точно пролежал. Удачи тебе, майор!

— И тебе. Спасибо!

Голова барпоня исчезла, уступив место на трапе влезающему в кузов почтальону.

— Хорошо устроились? Тогда держитесь крепче: мы взлетаем, — сообщил тот. — Полёт будет прямой и быстрый, но потрясёт изрядно.

— Не впервой, — буркнул майор, пряча бутылку. — Сколько часов до пункта назначения?

— Часов шесть где-то, при постоянной скорости в двести пятьдесят. Успеете выспаться, если получится, конечно.

— Это я и собираюсь выяснить, — вздохнул Армор.

Почтальон стукнул копытом в переднюю стенку, и пегасолёт пришёл в движение. Пилот взял длинный разгон: фургон трясло и подбрасывало на дорожных кочках около минуты, прежде чем сцепка пегаса и влекомого им кузова резко подпрыгнула, и с небольшим повышением плавно пошла вверх и вперёд.

— Проснитесь, сэр! Да проснитесь же! — майор очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Разлепив глаза, он увидел окутанную паром и снежинками фигуру в толстой меховой куртке, и не сразу сообразил, где находится. — У нас серьёзные проблемы.

— Что? — от мощного зевка чуть было не свело скулы. Единорог бросил взгляд на ПипБак, и поморщился: прошло от силы четыре часа. Он повёл плечами, и попытался выпрямиться. От прикосновения шёрстки к промёрзшей ткани мундира майора передёрнуло, ноги разъезжались, а прилипчивый сон никак не хотел уходить прочь.

Он внезапно понял, что ноги разъезжаются отнюдь не сами по себе: фургон пегасолёта здорово мотало, как будто он не летел на высоте в милю, а фигурял по трассе для слалома. Вставший на конечности майор схватился за борт, чтобы не упасть. Почтальон деловито рылся под собственной лежанкой.

— Так что случилось? — переспросил Армор, пытаясь стоять более-менее вертикально.

— Стимфалиды, — коротко ответил кристаллопони, вытаскивая на свет ручной пулемёт устрашающей конструкции.

Словно в ответ снаружи раздался клёкот и резкий крик, больше похожий на царапанье ножа по тарелке. В борт что-то застучало. Хотя температура была и так донельзя низкой, майор похолодел. Стимфалиды, или кристаллические птицы, обладали злобным характером и умением прицельно пулять собственные перья, которые имели алмазно-твёрдый и такой же острый стержень. Ко всему, птички были хищниками, и не отказывали себе в удовольствии закусить заплутавшим пони. Разведгруппы часто находили обглоданные до блеска скелеты с застрявшими в рёбрах угольно-чёрными “пёрышками”.

— Сэр, вы мне не поможете? — почтальон вопросительно смотрел на майора.

Вдвоём они отцепили от бортов брезентовое полотнище, и смогли закатать его, освободив тем самым каркас фургона, в котором обнаружилось кольцо турели. Работать приходилось урывками, матерясь и обжигаясь о ледяной металл, угадывая к тому же спокойные секунды между судорожными рывками пилота из стороны в сторону. Розовогривый, кряхтя, водрузил пулемёт на торчащий сверху шкворень, и, опираясь задними ногами о лежанки, просунул голову внутрь турели. С трудом поймав плечами упоры, он схватился за гашетку, и, прицелившись, открыл огонь.

В тусклом свете звёзд стимфалиды были видны как клекочущие сгустки мрака, пикирующие с разных сторон на несчастный фургон. Почтальон бил короткими очередями, правда, всё больше в молоко, потому что для прицельного огня не хватало ни видимости, ни стабильности полёта: попасть в кого-нибудь из раскачивающегося кузова было крайне сложно. Залёгший за задним бортиком фургона майор (он предусмотрительно привязался ремнями) вытащил из рюкзака дробовик, и стрелял медленно и расчётливо, по самым наглым птицам, посмевшим приблизиться на расстояние вытянутого копыта. Бамц! Одна из стимфалид взорвалась чёрным облаком из перьев, крови и кишок, заляпав своими внутренностями борт пегасолёта. Фжуууух — заложил пилот особенно крутой вираж, да так, что единорог чуть было не вывалился из фургона, лишь в последний момент удержанный привязью. Тарарарам — пробарабанила по днищу очередь из метательных снарядов, оставляя в полу аккуратные круглые дырочки с вглядывающими остяками перьев. Ствол пулемёта беспомощно задрался кверху, почтальон изо всех сил пытался не выпасть из своего гнезда. Пегасолёт, задрав правый борт, резко снижался, выровняв полёт только у самых верхушек деревьев. Но и такой манёвр не позволил стряхнуть крылатых хищников с хвоста — наоборот, стая начала пикировать сверху.

— Осторожно! — услышал майор крик розовогривого. Повинуясь инстинкту, Армор метнулся в сторону, откатываясь под лежанку. И вовремя: в то место, где он был ещё миг назад, с хрустом вонзилось маховое перо, пригвоздив ремень к полу.

Фургон резко пошёл вверх; чтобы не выпасть и не болтаться сзади на привязи, майор вынужден был упереться задними ногами в бортик, как в пол. Клекотающие и скрипящие птицы бросились врассыпную, пытаясь уйти от столкновения. Некоторые всё же зазевались, и шмякнулись на порядочной скорости о кузов. Майор торопливо нашпиговал беспорядочно падающие вниз тушки картечью. Выровнявший направление полёта пилот пытался увеличить скорость, но тщетно: он слишком устал, измученный двухдневными перелётами почти без отдыха и пищи. Стимфалиды нагоняли его. Застучал суетливо пулемёт: перезарядивший оружие почтальон пытался отсечь стаю от фургона. Получалось так себе: несколько хищников, встретившись с цельнометаллической пулей калибра 7,62, рухнули на едва виднеющуюся внизу землю, но остальные с маниакальной настойчивостью продолжали погоню. Вскоре атаки возобновились. Наученные горьким опытом, птицы атаковали не сзади, а сбоку и сверху. Какая-то пичуга промахнулась, и грохнулась грудью о стойку каркаса. Во все стороны полетели перья незадачливого летуна; майор чертыхнулся, чувствуя как в почти не прикрытую бронежилетом спину входят, пусть и рикошетом, осколки перьевых остяков. Липкая горячая кровь закапала на заиндевевший пол фургона, впрочем, рана была не опасной, скорее, досаждающей. Майор стрелял уже на автомате, почти не целясь — так близко были атакующие стимфалиды. Казалось, им не будет конца, и весь фургон скоро будет погребён под ними, замолчал пулемёт (что со стрелком? ранен? убит?), и кончились патроны к дробовику. Армор потянулся телекинезом к рюкзакам, и выхватил пистолет, табельный АПС, готовясь поливать проклятых птиц очередями из него, но...

Но пегасолёт вдруг вырвался из птичьего облака. То ли потери среди пернатых резко превысили порог стойкости, то ли до их птичьих мозгов таки дошла мысль, что пытаться закусить такими жертвами — себе дороже, но факт есть факт: мощными взмахами крыльев пилот всё больше и больше отдалял их от стаи крылатых убийц.

Майор обессиленно опустился на дно фургона, швырнув так и не пригодившийся пистолет в угол. Несколько секунд он сидел, собираясь с мыслями, потом поднялся и прошёл несколько шагов до лежавшего неподвижно стрелка-почтальона.

Тот был ещё жив: когда Армор повернул его лицо к себе, почтальон открыл глаза и слабым голосом спросил:

— Мы что, уже в Чертогах?

Армор хмыкнул.

— Тебя как зовут, розовогривый?

— Йори.

— Не болтай ерунды, Йори. Хороши б мы были, если позволили бы каким-то падальщикам отправить нас на тот свет! — майор расстегнул на почтальоне куртку, и распахнул полы. Облегчённо вздохнул: рана не слишком тяжёлая, перо всего лишь пробило бок, судя по всему, не задев никакие внутренние органы. — Успеешь ещё встретиться с Королём, обещаю. А пока позволь прописать тебе подходящее лекарство...

Майор потянулся левитацией к сумке, и секунду спустя вытащил оттуда “коньяк двухсотлетней выдержки”. Вытащив пробку, понюхал горлышко: действительно, коньяком и не пахнет. Поднёс к лицу кристаллопони.

— Глотни-ка, парень. За первый бой, так сказать. У тебя ведь он первый?

Тот кивнул, сделал торопливый глоток, закашлялся, когда огненная жидкость опалила пищевод, но глотнул ещё и ещё.

— Ну хватит, хватит. Оставь чуть-чуть и для наружного применения. Аптечки, как я понимаю, уже не найти?

Вопрос был риторическим: всё, что уцелело при обстреле перьями, выпало за борт при резких манёврах, за исключением крепко привязанного майорского рюкзака. К счастью, инструкции предписывали арктическим стрелкам иметь в запасе несколько индпакетов.

— Та-ак, ну-ка потерпи секунду... А ты неплохо стрелял для почтальона. Где-то учился? Молчи, молчи, вижу что учился. Думаю, теперь тебе придётся намалевать на борту десятка два вороньих тушек. А что? НАФовские так делают, а вам что, нельзя?

Забалтывая Йори, Армор отдирал от его шкуры липкую от крови куртку, освобождая место вокруг раны. Дождавшись, когда тот отвлечётся, а глаза заволочёт первый хмель, майор резко дёрнул перо на себя и вверх, вытаскивая его из пробитого бока кристаллопони.

Почтальон взвыл, и дёрнулся, но майор крепко прижимал его к полу. Через каких-то три секунды подарок от птичек-пикировщиков был вытащен.

— Ну всё, всё, я уже закончил. Держи, кобылке своей подаришь, — сказал Армор, протягивая почтальону перо. Тот взял его, и с непонятным выражением на лице стал рассматривать, пока майор бинтом приматывал к ране смоченный в кальвадосе ватно-марлевый тампон.

— Ну, будь здоров! — единорог кивнул раненому, и приложился к бутылке. Странно, но в морозном воздухе крепость напитка почти не ощущалась: такое впечатление, что пьёшь невкусный яблочный чай. Однако внутрь кальвадос прорвался уже огненной струёй, согревая желудок и всё, что к нему прилагается. Спустя полминуты майору потеплело, а жизнь перестала казаться настолько отвратительной, как получасом раньше.

До самого аэродрома Кристалл-Сити полёт прошёл без приключений, но заснуть в ту ночь он так и не смог.

Заметка: получен новый уровень

Новая способность: чернильница-непроливайка — неважно, как сильно крутит, корёжит и шатает ваше транспортное средство, без вашего желания вас оттуда ни за что не выбросит

Глава 2 - La Grande Politique

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Глава 2. La Grande Politique

Служить бы рад — прислуживаться тошно

А.Грибоедов

Чистый, посвежевший, в парадном белом мундире при всех регалиях, сверкая орденскими планками и рубиново-золотыми коронами на погонах, майор Армор стоял в назначенное время на центральной площади Кристалл-сити в ожидании своего командира. Свежие раны под бинтами чесались и страшно зудели, голова слегка шла кругом от анестезии и бессонной ночи, да и в целом состояние было не очень. Однако приказ есть приказ — и согласно ему, майору необходимо было находиться именно здесь, у Спайкова фонтана, и именно в восемь утра. Единорог ещё раз оправил полы мундира, сдвинул портупею чуть назад, и глянул в нетерпении на часы. Минутная стрелка упорно держалась в районе последнего перед цифрой “12” отрезка. Вот она перещёлкнула с отметки “58” на отметку “59”, и из многочисленных кранов и отверстий фонтана взмыли вверх струи воды — чтобы через пять секунд снова опасть, уступая единому мощному потоку из пасти каменного дракона, держащего в лапах Кристальное Сердце.

Не само Сердце, разумеется. Его каменную копию. Сам могущественный артефакт, насколько знал Армор, находился в глубинах Королевского дворца, окружённый мощными мэйнфреймами-стабилизаторами. Именно благодаря ему на всей территории Кристальной долины стоял тёплый климат, идеальный для жизни пони. Собственно, почти половина населения Кристальной Империи и проживала в долине — за исключением шахтёров-горняков, добывающих драгоценные камни и уголь, и жителей побережья, чьим основным занятием была ловля рыбы. Жители Кристальной долины занимались, как правило, только одним делом — выращивали еду. Основным её потребителем была армия — многочисленная относительно общего количества населения, постоянно боеготовая, держащая оборону на север и восток от обитаемых земель.

От размышлений майора Армора отвлекло долгожданное появление командира. Вначале поверх толпы появилась высоченная фуражка-”аэродром” цвета хаки, а затем, разрезая народные массы как ледокол, к фонтану вышел и её владелец — командующий батальоном RAR армейский полковник, которого все звали просто Экселенц.

Комбат “снежков” был из тех, о ком говорили “военная косточка”. Подтянутый, сухой, с аккуратно подстриженными седоватыми усами и в идеально сидящем мундире, он представлял собой олицетворение кадрового военного. При взгляде на полковника сразу приходила на ум длинная родословная из генералов и адмиралов, хотя Армор знал, что это не так: Экселенц происходил из бедной учительской семьи. За его лощёной, щеголеватой внешностью скрывался блестящий ум, не обделённый стратегическими талантами, который соседствовал с бескорыстием, отвагой и замечательной командирской харизмой. Подчинённые любили Экселенца, и он отвечал им взаимностью.

Вот и сейчас полковник шёл, улыбаясь; был он как настоящий офицер — под лёгким хмельком, доволен собой и жизнью, и уверен в завтрашнем дне. Встречные кобылки таяли под его молодецким взором, а жеребцы кидали завистливо-ревнивые взгляды.

— А, Армор, какая встреча! — дружелюбно проговорил он, протягивая копыто для приветствия. — Ты сегодня на удивление точен. Я уж думал, что снова придётся тебя ждать.

— Сэр, — хмуро поприветствовал его майор. — Рад вас видеть, но всё же не понимаю, к чему такие сложности...

— Сейчас поймёшь, — ответил Экселенц. — Ты не спешишь? Хотя о чём я говорю, это же я тебя сюда вызвал. Нас ждут к девяти на Совет Штабов, так что ввести тебя в курс дела я успею.

— Совет Штабов? — моргнул Армор — Зачем кучке высокопоставленных болванов нужны два армейских офицера?

— Ты сейчас между прочим о нашем начальстве говоришь, — рассмеялся полковник. — Пойдём в сторону Дворца, я как раз всё тебе расскажу.

Единороги — светло-серый в белом и светло-жёлтый в оливковом — свернули с площади на центральную улицу Кристалл-сити, и неспешно зашагали по тротуару.

— Представляешь, — говорил комбат, пока они переходили через оживлённый перекрёсток, — совет всё-таки утвердил квоту на расширение штатов СТЭЛа. Дополнительные десять мест в училище, и пятьдесят — в строю. Куда они будут девать столько офицеров — ума не приложу. Хоть попой ешь. А нас, традиционно уже, снова завернули. Всё-таки хотелось бы знать, чем руководствуется лорд-протектор.

— Вы, кажется, хотели рассказать мне о чем-то важном... — вежливо прервал излияния своего командира майор.

— Да, верно, — полковник улыбнулся, но глаза его оставались серьёзными. — Видишь ли, мы вымираем.

— Э-э... — Армор почесал в затылке, — если вы имеете в виду, что из-за того, что наши квоты прокатили в штабе, мы теперь уступаем спецтаку по численности...

— Да не Арктические стрелки, — перебил его Экселенц. — С батальоном-то что сделается? Я имею в виду вообще — нас. — он обвёл копытом пространство перед собой. — Кристальную империю и Северный корпус. И зебр, разумеется, но у них агония лет уже двести длится, так что полосатым не привыкать.

— В каком смысле — вымираем? — не понял майор.

— Да в самом прямом, чего непонятного? — рассержено ответил комбат. — Демографическая статистика безжалостна: на тысячу пони рождается лишь одиннадцать жеребят в год, а умирает за тот же период целых шестнадцать пони. Это, конечно, доли процента в абсолютном пересчёте, но тенденция сохраняется на протяжении последних полутора веков. Да что там — Империя никогда не была особо густонаселённой, но в последнее время... Вот попробуй-ка угадать, на сколько сократилось население относительно численности сразу после Катастрофы?

— Н-ну... Процентов на двадцать?

— Хрен те! Больше чем вдвое — на пятьдесят четыре процента!

— В самом деле?

Полковник достал из кармана пачку сигарет и зло прикурил, молча выпуская дым.

— В эти пятьдесят четыре процента, майор, входят все попавшие под раздачу войска. И Мэйрманск. А так было бы все семьдесят.

Армор похолодел.

— Неужели всё так плохо?

Экселенц устало усмехнулся, и покачал головой.

— Всё не так плохо. Всё гораздо хуже. Из одиннадцати новорождённых семеро не годны к строевой службе по состоянию здоровья. Отчасти это происходит из-за метисации — сам ведь знаешь, если у единорога один из родителей — кристаллический, земной, или хуже того — полосатый, магией он владеть почти не будет. Но в основном, как говорят наши яйцеголовые, тут замешана магия.

— Магия? Вы имеете в виду арканное излучение от лей-линии?

— Не совсем, хотя и оно играет свою роль. Нет, прохвессура заявляет, что дело в оторванности Севера от остальной Эквестрии. Мол, не идёт магической подпитки из глубин эквестрийских земель, отсюда все беды.

— А вы сами как считаете?

— Я лично считаю, что это бред, но против фактов не попрёшь, — усмехнулся Экселенц. — В прошлом месяце забраковали девяносто процентов новобранцев. У кого колики, у кого хромота, ну а чаще всего ламинит и воспаление магических желез. Всё-таки недостаток витаминов и солнца в девяноста случаях из ста означают, что жеребёнок вырастет болезненным и хилым.

За разговором они прошли почти всю улицу Эквестрийских Игр, которую украшали статуи спортспони-чемпионов, пересекли площадь Селестии, миновав пестрое шумное море уличных лоточников и коробейников, и свернули на широкий проспект Кэйденс, ведущий прямо к возвышающейся громаде Кристального дворца.

— И всё-таки я не совсем понимаю, как катастрофа в демографии может относиться к нам? — спросил Армор.

— Сейчас поймёшь. Вот смотри: исходя из всего сказанного, какой наилучший вариант решения проблемы ты видишь?

— Раздать каждому солдату по жене и приказать трахаться до посинения, — пошутил майор. — А на самом деле — думается мне, что надо всей Империей переселяться южнее.

— То-то и оно. А там...

— А там — лей-линия, — хмуро закончил за Экселенца майор. — А возле неё опасно даже находиться, не то что постоянно проживать.

— А никто и не призывает жить возле, — улыбнулся в усы полковник. — когда можно спокойно жить за ней.

— Насколько я знаю, пока ещё никому не удалось пробиться сквозь арканные барьеры, — покачал головой Армор.

— А вот по этому поводу нас как раз и собирают штабные болваны, — хитро прищурился Экселенц. Кстати, мы уже пришли.

Они подошли к центральному входу в Кристальный дворец. Тридцать ступеней из серого гранита венчал широченный портал, обрамлённый колоннами в строгом архаикопегасьем стиле. Влево и вправо от стен дворца отходили гигантские контрфорсы, которые поддерживали громадину главной башни, опиравшуюся на них как на три огромных ноги. Офицеры миновали вытянувшуюся дворцовую стражу, и поднялись наверх, ко входу. Невозмутимые, как мраморные колонны, часовые совместного караула (в этот раз на входе стояли младшие офицеры СТЭЛ и Корпуса инженеров) проверили документы Армора и Экселенца, и словно нехотя пропустили их внутрь. Неспешный подъём по широкой винтовой лестнице — и офицеры вошли в Хрустальный зал — огромное полукруглое помещение, служащее основанием главной башни.

Армор огляделся — стены зала, как всегда, занимали гобелены с изображениями отцов-основателей нынешнего государственного устройства Кристальной империи, а попросту говоря, командиры военных подразделений, застигнутых Катастрофой на её территории. Огромные, три на два метра, портреты изображали семерых пони — офицеров, генералов, и одного адмирала. Командующий остатками зебринского флота контр-адмирал Рееши попал в эту компанию сильно позднее, посему шёл первым. За ним следовали гордо вскинувшая голову винг-коммандер Даст, насупившийся бригадир Гринхувз, невозмутимый инженер генерал-майор Билл Ней, и командир “Железного копыта” полковник Бушель. Особняком — для майора Армора — стояли два портрета. Первый изображал здоровенного белого жеребца-пегаса, чьи крылышки были настолько крохотными, что едва угадывались на фоне остального тела. Красные выпученные глаза и свирепое выражение лица были обманчивы — по сохранившимся воспоминаниям, майор Сноуфлейк, первый командир и основатель батальона Арктических стрелков, был очень интеллигентным и обходительным пони. Второй портрет был раза в два побольше других, и располагался он выше — почти под потолком. Задрав голову и остановившись, майор RAR Дефенд Армор посмотрел вверх. С гобелена на него пронзительным голубым взглядом глядел ослепительно-белый жеребец с изрядно поседевшей голубой гривой. Парадный ярко-алый мундир был почти не виден под иконостасом медалей и орденов, а лицом он весьма и весьма был с майором схож.

То был генерал Шайнинг Армор, командир Северного корпуса и первый лорд-протектор Кристальной империи.

Его шестижды-пра-прадед.

В приёмной лорда-протектора было не протолкнуться: почти всё пространство занимали военнослужащие различных родов войск: моряки, летчики, пехотинцы и другие. В основном это были штабные работники всех рангов, но опытный глаз Армора выхватил среди них несколько стрелянных воробьёв. Адъютант командующего, восседавший за массивным столом около двери, невозмутимо объяснял всем вопрошающим, что необходимо чуть-чуть подождать. Суета стояла страшная. Экселенц и майор, не сговариваясь, отошли к дальней стене и присели, наблюдая. Наконец, адъютант бросил взгляд на окованный латунью часовой циферблат, висящий на стене, и хорошо поставленным голосом предложил господам офицерам проследовать в зал для совещаний.

Господа офицеры, естественно, проследовали по длинному, обитому деревом коридору, поднявшись при этом на один этаж вверх. Совещательный зал представлял собой вытянутую комнату с длинным Т-образным столом, одну из стен которой целиком занимало окно, выходящее на оживлённые улицы Кристалл-сити. Перед сиденьями были заботливо расставлены таблички с именами и званиями. Поплутав и потолкавшись пару минут, арктические стрелки нашли свои места — ближе к середине стола — и заняли их. Перед каждым офицером лежала кожаная папка, которую пока никто не рискнул открыть. Армор огляделся: по его прикидкам, за столом находилось где-то двадцать пять-тридцать пони; в основном это были командиры высшего звена — полковники и подполковники, с адъютантами-капитанами. Особняком сидели флотские зебры в количестве трёх хвостов. Место председателя и кресла рядом с ним пустовали.

Раздался скрежет и шум: пони отодвигали сиденья и спешно вставали. Майор последовал их примеру, и вовремя — в зал входил лорд-протектор в компании нескольких генералов. Приветственно кивнув собравшимся, он разрешил садиться, а сам проследовал к своему месту. Генералы, естественно, расселись вокруг.

— Господа, я рад вас приветствовать здесь сегодня, — слегка хрипловатым голосом начал совещание лорд-протектор. — Уверен, вы гадаете, зачем же я вас всех собрал? Не волнуйтесь, вы получите ответ на свой вопрос. А пока наштарм зачитает вам доклад о текущей ситуации. Прошу вас.

Со своего места поднялся начальник штаба армии, относительно молодой для полковничьего мундира бледно-зелёный кристаллопони.

— Г-господа офицеры, попрошу немного в-вашего внимания!

Явственно нервничая, он развернул висящую на стене карту Севера, и начал вещать, часто прерываясь, чтобы вытереть пот и перевести дух. Армор вспомнил, что говорили про него офицеры: назначен недавно, взят из какого-то гарнизона личным приказом лорд-протектора. Говорят, командующему понравился нестандартный подход молодого штабиста к делу. Предыдущий наштарм, пожилой бригадир, последние месяцы занимался откровенным пинанием балды.

Яблочный полковник рассказывал достаточно банальные вещи — банальные для проведшего на горячих участках пятнадцать лет как майор Армор, естественно. Говорил он о том, что натиск диких племён в последнее время усиливается, приводил графики и статистические выкладки, делал далеко идущие выводы. На большую часть аудитории это производило впечатление: майор видел на лицах штабистов недоумение и даже страх. Те, кто были в курсе информации, вели себя по-другому: командир СТЭЛ-а Глосси Тейл плотоядно улыбался, хуффингтонец Медли хмуро барабанил копытом по столу, а Экселенц пристально смотрел на командующего. Тот ничем не выдавал своих чувств, обводя спокойным взглядом офицеров.

Первым нервы не выдержали у пехотного командира.

— Сэр, это всё очень познавательно, но большинство из здесь присутствующих, я думаю, в курсе оперативной обстановки!

— Имейте терпение, — ответил лорд-протектор. — и вам откроется истина. У нас есть лишний козырь в рукаве. Тренч, будьте добры, переходите ко второй части доклада.

Начальник штаба вымученно улыбнулся. Бисеринки пота блестели на его лбу, а ноги едва заметно тряслись. Да, вчерашний заштатный гарнизонный офицер отнюдь не привык выступать перед столь сиятельной публикой.

Взяв себя в копыта, наштарм начал рассказывать дальше. Минуты через три Армор почувствовал некое де жа вю: полковник пересказывал утренний демографический пассаж Экселенца, пусть и не слово в слово, но всё же достаточно близко. Даже лейтмотив одинаковый, хоть и не такими резкими словами.

Майор в недоумении посмотрел на своего командира. Тот, поймав арморовский взгляд, улыбнулся и подмигнул.

“А полковник-то в курсе дела, — отметил про себя единорог. — Сдаётся мне, он тут явно замешан”.

На этот раз доклад не оставил равнодушным никого. Кислые мины сами собой наползли на лица военных: правда была горька и неприятна. Одни лишь зебры выглядели более-менее спокойными, хотя Армор знал, что это не так: ситуация с демографией у них была ещё хуже.

— Так что же нам делать? — высказала общую мысль командор Лайтнинг Болт. — Эвакуироваться? Но куда?

Кристаллопони-штабист развернул на стене карту севера Эквестрии.

— Вот з-здесь — к югу от к-кристальной долины — лежит так называемое Галопирующее ущелье. — Он указал на карте соответствующее место. — П-пройдя его насквозь, и выйдя с другой стороны, мы попадём на Т-троттингемскую равнину, и на так н-называемый Ед-диноро-ожий вы-в-в-вы... Лужайку. Эти земли и до войны были д-достаточно слабо з-заселены, но вместе с тем достаточно п-п-плодородны. Они с л-лихвой смогут вместить всё н-население Кристальной империи.

— Подождите-ка! — нахмурился контр-адмирал. — Что за шутки? Вы так над нами посмеялись, что ли? Давайте я вам напомню, про что вы забыли упомянуть: магическая, здоровенная, смертельно опасная, на “л” начинается, на “я” кончается.

— Л-лей-линия рассекает Галопирующее у-ущ-щелье надвое, верно, — ответил наштарм, — но если её пересечь...

— Многие пытались, — скривился полковник Медли. — Никто не уцелел. Пегасы, самолёты, даже подводные лодки. Бесполезно.

— А вот тут, — улыбнулся лорд-протектор, — и вступает в игру наш козырь!

Яблочный наштарм занял своё место, собрав трясущимися конечностями карты (кроме последней), и слово взял ещё один полковник, офицер СТЭЛа Уайт Гловз. Армор знал его: с кадетом Гловзом они вместе учились в школе. Спецтаковец вышел, как всегда безукоризненно одетый и причёсанный, на середину комнаты, картинно зажмурился, улыбнулся, и стал артистически “выкладывать на стол” тот самый “козырь”.

— Почти полгода назад одна из наших лодок, как обычно, патрулировала воды близ западного ледового щита. Если не ошибаюсь, это была Z-47, — адмирал согласно кивнул. — Недалеко от западного изгиба лей-линии лодка, находясь в подводном положении, поймала радиосигнал. Чужой радиосигнал, — полковник подался вперёд и обвёл взглядом слушателей. Слова, достигнув цели, произвели нужный эффект: офицеры негромко загомонили и начали недоуменно переглядываться. — По счастью, радист успел сделать запись. С вашего позволения, я её воспроизведу.

Уайт Гловз пощёлкал клавишами на своём ПипБаке, и из динамиков, прикреплённых к стене, возник бодрый мужской голос, перемежаемый трескотнёй и помехами.

— ...перь новости из самого что ни нас есть центра всеми нашей любимой Пустоши — из руин Понивилля! Как ни прискорбно это говорить — но, похоже, старые добрые развалины превращаются в гнездо рейдеров. Как сообщает нам авторитетный источник, необитаемая уже Селестия знает сколько лет библиотека — да-да, та самая, в которой работала Твайлайт Спаркл — захвачена рейдерами, и превращена в гнездовище порока и каннибализма. Эй, поняши, если хотите жить долго и счастливо — обходите Понивилль стороной! И о погоде...

Запись оборвалась так же внезапно, как и началась. Полковник убрал ПипБак, и обернулся к аудитории.

— Это первое радиосообщение, полученное нами за двести лет оттуда. Предыдущим, как вы помните, стал сигнал о начале ракетной атаки. С тех пор лей-линия не пропускала с той стороны ни звука, ни грамма информации. Не было, что называется, и гроша — и вдруг алтын!

— Так что, получается, что лей-линия проницаема? — озвучил общие мысли командир Хуффингтонского полка.

— Мы посылали в тот квадрат лодку за лодкой, но за следующие шесть недель не смогли поймать ничего, — объяснил Гловз. — К счастью, перерывая архивы в поисках любой информации по лей-линиям, я наткнулся на любопытную информацию. Оказывается, что до Катастрофы, далеко на севере находился небольшой исследовательский центр, изучающий тот отросток магического барьера, что рассекал хребет Вендиго надвое ещё до войны. Когда начался Последний День, и ракеты повалились с небес, учёных согласно плана эвакуировали в ближайшее Стойло.

— Насколько я помню, ближе всего там находится К-6, в Алмазном порту, — пожевав губами, пробормотал старший инженер.

— Верно, ближайшее из принадлежащих Империи, — улыбнулся спецтаковец, — но, как оказалось, Стойл-тек построила прямо под алмазными разработками ещё одно засекреченное убежище. Стойло 202. Мы предположили, что учёных эвакуировали туда, и не ошиблись.

Майор Армор нахмурился, вспомнив бойню в тесных коридорах 202-го. “Предположили”, вот значит как? Ну да, с них станется посылать группы на убой, руководствуясь только предположениями.

— В Стойло была направлена группа, — продолжал Гловз, — под командованием майора Дефенд Армора, из RAR. Вот он, кажется, здесь присутствует. Приветствую, майор. Не хотите рассказать об операции?

— Операция как операция, — буркнул Армор, поднявшись. — Пришли, забрали, ушли. Стойло оказалось заражено Ледяным Поветрием, обитатели превратились в зомби. На обратном пути группа подверглась атаке со стороны дикарей. В общем-то всё.

— Коротко, но достаточно информативно. Благодарю вас, майор, можете садиться. Данные, доставленные группой арктических стрелков оказались очень ценны. Многолетние исследования лей-линий позволили учёным выявить закономерность ремиссий, возникающих время от времени в истончённых участках линии.

— Всё-таки через неё можно проникнуть? — не унимался Медли.

— Можно! — улыбнулся Гловз. — И мы знаем точную дату и место появления следующего разрыва.

— И где же?

— Рвётся там, где тонко. Полученные с той стороны данные говорят о том, что в районе западного изгиба через арканный барьер может проникнуть как минимум радиоволны. Но благодаря формуле профессора Хуфстера мы можем с точностью утверждать, что следующее “окно” будет проницаемо и для крупных физических объектов.

— Насколько крупных? — поинтересовался адмирал.

— Подводная лодка пройдёт, — усмехнулся полковник.

Офицеры и генералы зашумели, обсуждая между собой услышанное. Верилось с трудом: за два прошедших века север настолько обособился, что даже мысль о том, что можно своими глазами увидеть легендарную землю предков, вызывала нездоровый ажиотаж. А в свете доклада начальника штаба армии закрадывались мысли, что не всё так и плохо — по крайней мере, теперь есть куда отступать.

— Так что вы предлагаете? — повышенным тоном, стараясь перекричать гомон, спросил зебринский адмирал.

— Для начала — забросить на ту сторону разведгруппу. Необходимо понять, что из себя представляет Эквестрия двести лет спустя. Оценить политическую, экономическую и демографическую ситуации, наши перспективы в регионе, завести полезные знакомства. Инфильтровать, проще говоря, своего пони в тамошние круги.

— И кто же, интересно, пойдёт на такое задание? — скептически спросил флотоводец.

— С вашего позволения, хотел бы пойти я, — скромно потупившись, ответил Гловз. Вся эта операция — моё детище, и я не хотел бы передоверять руководство кому-либо другому.

— Но вам, несомненно, потребуется поддержка — не пойдёте же вы в одиночку? — возразил инженер. — Так сказать, группа прикрытия?

— Я уверен, уважаемые коллеги, что каждая боевая часть выделит своих лучших пони, — ответил за полковника лорд-протектор. — В конце концов, это наше общее дело, и нельзя бросать товарищей на произвол судьбы.

— Конечно, конечно, — наперебой стали заверять главнокомандующего генералы и полковники.

— Ну а раз так — тогда прошу господ командиров проследовать на банкет, а остальные могут быть свободны, — подвёл итог главком.

— А ты куда собрался? — окликнул майора Экселенц, когда Армор пошёл было к выходу вместе с кучкой других офицеров. — Тебя никто не отпускал.

— Я ж не командир части, — усмехнулся майор.

— Тут многие из оставшихся не командиры. Так что возражения снимаются, кругом и шагом марш в банкетный зал.

Армор со вздохом подчинился.

Малая банкетная зала Кристального дворца вполне отвечала своему названию: небольшое помещение, сплошь занавешенное плотным темно-красным крепом штор, посреди которого белой рекой длился стол. Тяжёлые, накрахмаленные скатерти, жесткие салфетки, подогретые тарелки — всё как в лучших ресторанах города. Собственно, это и был лучший ресторан города, правда, рядовые обыватели-гурманы навряд ли могли оценить изыски здешних поваров, потому как обслуживала банкетная зала исключительно постоянных обитателей дворца.

Расселись приглашенные на обед уже в порядке, сильно отличавшемся от бывшего в зале совещаний. Пони сгруппировались на две большие, почти равные группы. Майор с удивлением отметил, что он сидит рядом со спецтаковцами и штабистами, а напротив него — сплошь одни зебры и несколько авиационных чинов.

Адмирал Фасимба нервно теребил копытом блестящую пуговицу на черном форменном мундире. Нервозность командира передалась и подчинённым: четыре военных моряка в звании от капитан-цур-зее до командора тоже сидели как на иголках. Армор знал их заочно — это были начальник штаба флота, кригс-интендант и командир дивизиона подлодок. Теоретически, вторым после адмирала зеброй должен был быть легат, командир XIII легиона, но последний занимавший эту должность неделю тому назад скончался, и легионерам предстояли скорые выборы.

Зебре-адмиралу было ровно пятьдесят пять лет, и сорок пять из них он носил погоны, пройдя путь от юнги до надежды трёх с половиной тысяч полосатых северян. И надежду эту он полностью оправдывал, отстаивая права своих соплеменников всеми правдами и неправдами. Неуживчивость адмирала вошла в анекдоты, за глаза его называли “Костяной Круп”, а моряки уважительно говорили: “Папа”. Не “Батя” (такое прозвище носил командир “Айрон Хуфа” Медли, правда, только среди своих; остальные предпочитали кличку “Черный квадрат”, благо пехотинец был вороной масти и достаточно массивного телосложения), не “Отец” — именно “Папа”.

Вышколенные официанты принесли первые блюда, и за столом потекла неспешная любезная беседа. Армор поковырялся равнодушно в своей тарелке (он был не голоден), и украдкой стал рассматривать сидящих по ту сторону стола флотских. Те кушали со всем прилежанием, однако когда адмирал отложил вилку и промокнул салфеткой губы, все моряки как по команде сделали то же самое. Краем глаза он заметил, что прекратили приём пищи и окружающие лорда-протектора пони.

— И как же вы оцениваете успех этой, э... “экспедиции”? — саркастическим тоном поинтересовался у главнокомандующего адмирал.

— Достаточно высоко, — улыбнулся в ответ лорд-протектор. — Хотя мы должны понимать, что успех в полной мере зависит от усилий, приложенных её участниками, а равно и организующей стороной.

Флотоводец рассмеялся резким каркающим смехом.

— Предлагаете приложить усилий побольше, чтобы они все разом вылетели в трубу?

— Есть мнение, — вступил в разговор Глосси Тейл, — что риск — дело благородное...

— И тот, кто не рискует — не пьёт шампанское, я в курсе, — перебил его адмирал.

— Скорее — не ест пирог, — вкрадчиво сказал лорд-протектор.

Адмирал нахмурился.

— Пирог пирогом, но его выпечка явно откладывается на будущее. Далёкое, — он выделил голосом это слово, — будущее. А отведать, извините, хочется уже сейчас. Хотя бы шампанского.

— Вот так, не рискуя? — выгнул бровь главнокомандующий.

— Ну почему же? — оскалился адмирал, прикрывая и без того узкие глаза. — На определённый риск мы вполне можем пойти.

— И на какой же? — лорд-протектор поднял бокал с вином, и смотрел сквозь него на свет.

— На о-пре-де-лён-ный, — поджав губы, твёрдо заявил флотоводец.

— И кто же определит его степень? — игра пламени свечи в отражениях хрусталя явно занимала главкома больше, чем гримасы адмирала.

— Видимо, тот, кто определяет размеры пирога... и количество шампанского, — адмирал откинулся на спинку сиденья с равнодушно-отреченным видом.

Воспользовавшись паузой, обслуживающий персонал в накрахмаленных манишках споро занялся заменой первого на второе, сметая со стола грязные тарелки, подливая вина в бокалы и заменяя салфетки на чистые.

— Ни черта не понимаю, — шепнул Армор Экселенцу, пока их от остальной части стола временно отрезали официанты.

— Я тоже улавливаю общую нить с трудом, — признался тот. — Адмирала упрашивают выделить необходимые ресурсы, намекая на грядущие бонусы. Тот отказывается: хочет гарантий, и прямо сейчас. Главком вроде бы согласен, но много давать не хочет...

— Понятно, — кивнул майор.

Разговор за столом вновь стал ни о чём: пони работали челюстями и обменивались ничего не значащими любезностями. Армор решил, что стороны решили взять тайм-аут, и не ошибся: адмирал и главнокомандующий изредка бросали друг на друга быстрые взгляды, но разговаривали в основном со своими соседями.

Когда принесли очередную смену блюд, майор был изрядно удивлён, рассмотрев содержимое своей тарелки. Нет, он, конечно, нечасто бывал в Кристальном дворце, и ещё реже там обедал, но всё же обед из одних зебринских блюд здесь не подавали ни разу. Вначале мисо-рамэн на первое (и где умудрились достать такое количество соевой пасты и акульих плавников?) затем макароны по-флотски на второе (с перцем! с настоящей говядиной вместо опостылевшей птицы!) и вот он, десерт: салат из тропических фруктов с тростниковым сахаром и кокосовым молоком. Тропических! Фруктов! Единственным фруктом, что видят в своей жизни жеребята Кристальной Империи, было обыкновеннейшее яблоко, как правило мелкое и сморщенное. Значит, подземные оранжереи Стойл работают совсем не на массового клиента...

— Ладно, хватит краснобайства. — Привстав, Фасимба облокотился на стол, нависая над его центральной частью. Тень его накрывала лорда-протектора. — Я дам вам то, что вы хотите, но за это потребую оказать зебринскому народу услугу.

— Мы готовы выделить определённый участок территории под автономное поселение зебр, — поморщился главнокомандующий, откидываясь назад в попытке выбраться из-под адмиральской тени. — и даже рассмотреть возможности расширения этой автономии в дальнейшем...

— Дискорда с два, — невежливо перебил его адмирал. — Мы хотим домой.

Лорд-протектор посмотрел на зебру так, как будто впервые его увидел.

— Что?

— Я неясно выразился? Мы хотим покинуть этот чёртов континент, и переселиться назад, в Зебраланд. Это не наша земля, и никогда ей не будет. Наши жеребята тают и чахнут от злых северных снежных ветров, и видят во снах зелёные, словно изумруды, тропические леса Северной Саванны, и золотистые степи Москитового Берега. Мы устали выживать, генерал, мы хотим просто жить. Вам нужна подлодка? Забирайте, но с одним условием: первым делом после преодоления лей-линии вы увозите нас на юг.

— Через океан? — скептически осведомился главнокомандующий.

— А это уже ваши проблемы. Равно как и где вы найдёте такое количество транспортов. Мы хотим домой, я всё сказал.

На лице лорда-протектора не дрогнул ни один мускул, и лишь по незаметно вздувшейся жилке в уголке лба можно было судить о его разъяренности. Однако, он ничем не выказал своего недовольства, а лишь сухо, надменно кивнул.

— Я согласен.

Армор заметил, как сидящий напротив моряк облегченно выдохнул.

— Но нам нужна лучшая лодка с лучшим командиром. Сами понимаете: это в ваших же интересах.

— Разумеется, — согласился адмирал. — Какая лодка у нас сейчас впереди, Тен?

— Сорок седьмой, — поспешно отозвался комэск-подводник. — Корветтенкапитан Сейзура. Правда, он только что из похода, и лодка требует ремонта. Поэтому — девяносто шестой.

— Союши? Пусть будет он. Вы удовлетворены, милорд?

— Вполне, — улыбку протектора можно было назвать елейной, если бы не донельзя разозлённый взгляд.

— Тогда вынужден откланяться: много дел, — адмирал убрал копыта со стола, и вальяжно, нарочито медленно прошествовал к выходу. Однако когда он проходил мимо Армора, майор готов был поклясться, что с адмиральского лба скатилась, и тяжело шлёпнулась на пол солидная капля пота.

Когда последний полосатый круп скрылся за дверью, главнокомандующий с раздражением швырнул удерживаемую до того в копытах вилку на стол. Невиновный совершенно ни в чём столовый прибор жалобно тренькнул по хрусталю и фарфору, окончив свой путь в ещё не до конца опустошённой тарелке полковника Тренча. Начштаба поднял на командующего жалобный взгляд, но лорд-протектор, нахмуренно смотря куда-то поверх пустого сиденья, недавно удерживающего адмиральский круп, этого не заметил.

— Я думаю, господа, что банкет окончен, — поспешил разрядить напряжённую обстановку Экселенц. — Позвольте обсудить с вами некоторые аспекты будущей операции в тактической комнате...

Заскрипели отодвигаемые сиденья, забренчали бросаемые на тарелки столовые приборы, зашуршали откладываемые салфетки. Майор занял очередь на выход в хвосте большой группы офицеров, и уже примеривался половчее выскочить в дверь, как услышал всё ещё сердитый голос главнокомандующего:

— Майор Армор, прошу вас, останьтесь.

Удивлённо оглянувшись, Армор пропустил на выход оставшихся военных, и прикрыл за ними двери.

— Ты ведь понимаешь, зачем я тебя сюда вызвал? — устало потирая виски, и болезненно жмурясь, спросил лорд-протектор.

— Никак нет, сэр, — ровным голосом ответил майор.

Грустно улыбаясь, генерал покачал головой, не отнимая от неё копыт.

— Я бы хотел, чтобы ты командовал группой прикрытия экспедиции, — сказал он после секундной паузы.

— Как прикажете, сэр.

— Я бы предпочёл, чтобы ты называл меня “отец”.

— Так точно, сэр.

— Всё ещё дуешься? Сколько там... восемнадцать лет прошло, а ты всё ещё на меня обижен? — генерал обернулся, и уставился прямо на своего сыны.

— Никак нет, сэр, — ни единый мускул не дрогнул на лице майора — как несколькими минутами ранее на генеральском лице. Искусство владения эмоциями Дефенд Армор долго пытался у отца перенять, и кое-что ему всё же удалось. — Подчинённые не имеют права обижаться на своё командование.

— Да что ты заладил, сэр да сэр... Ты так и не понял, что мы не имеем права распоряжаться своей судьбой? Пусть мы не носим титул принцев, но чёртовы обстоятельства заставляют нас быть монархами при демократии и демократами при хунте. Мы принадлежим народу, Дефенд, а не самим себе.

— Я не помню, чтобы подходил с народом к алтарю... отец.

— Я тоже, сын. Никто из нас не подходил... кроме Шайнинга, наверное. Тогда, двести лет назад, это было необходимо. Сейчас ситуация такая же, если не хуже. К тому же, это твой последний шанс, чтобы... ну ты знаешь, что. Если ты им не воспользуешься... Веришь, я не горю желанием узнать, каково будет житься Империи под светом звёзд.

— И поэтому ты посылаешь меня к Дискорду в глотку, да ещё и под командованием Гловза? Ты что, не в курсе наших с ним отношений? — майор, наконец, перетёк из стойки “смирно” в нечто более вольное и воинственное.

— И не только поэтому, — мягко сказал генерал. Всего я тебе рассказать пока не могу. И приказать пойти туда не могу. Вернее, могу, но тогда всё кончится очень и очень плохо. Я прошу тебя — не как генерал Сплендид Армор, лорд-протектор Кристальной Империи и главнокомандующий корпусом Севера, но как отец... прошу во имя памяти матери твоей.

Генерал выпрямился, и посмотрел сыну прямо в глаза. Воинственность майора резко пошла вниз: он с ужасом отметил, как постарел отец за эти несколько минут, и чего стоили ему несколько часов сегодняшнего совещания. Из-под набрякших век просящим, очень нехарактерным для него взором, смотрели два точно таких же как у него ярко-синих глаза — с набухшими капиллярами, словно подёрнутые паволокой. Дефенда проняло, когда он прочёл в этих глазах даже не просьбу — мольбу, словно он, майор, был соломинкой, за которую надеется схватиться утопающий, уповая на всех богов мироздания, чтобы та была достаточно крепкой и смогла выдержать его вес. А ведь это были отцовы глаза, глаза несгибаемого, стального жеребца, который никогда ничего не просил — ни у судьбы, ни у других пони. Сколько он себя помнил — всегда Сплендид Армор был олицетворением непреклонности и воли, от запретов маленькому жеребенку поиграть с друзьями подольше до определений судьбы целых народов и племён. Даже много лет спустя, превратившись из мощного мускулистого темно-серого жеребца в усохшего старца с седой гривой и подагрическими коленками, генерал не знал что такое милосердие и мягкость. И вот он просит, нет, даже умоляет своего заблудшего сына...

Майор выдохнул уже набранный в грудь для гневного ответа воздух, и отвел взгляд. Плечи его опустились, хвост безжизненно обмяк и повис между задними ногами.

— Что-то серьёзное? Настолько серьёзное, что может заставить Железную Задницу просить? — грустно улыбнулся он.

— Серьёзнее некуда, — проигнорировал собственное кулуарное прозвище лорд-протектор. — Я не могу никому доверять... кроме тебя. И проиграть не имею права. Ставки гораздо выше, чем жизнь. Твоя, моя, чья угодно. Но доверять, повторюсь, нельзя никому.

— И поэтому ты, поправ свои принципы, обращаешься ко мне, и даже не с просьбой — с мольбой? — покачал головой майор. — Но при этом “не можешь всего мне рассказать”?

— Ты всё правильно понял. — кивнул Сплендид. — Именно так. Ты снова должен меня спасти — как тогда, помнишь... перед мамой?

Дефенд помнил. Много лет назад, будучи жеребёнком, он впервые увидел отца пьяным в стельку. Это случилось после подавления последнего восстания зебр, больше известного как “война за морковку”. Разумеется, никакой войны не было — только лишь попытка мятежа доведённых до отчаяния разделом продовольственных норм полосатых, однако к усмирению недовольных и правда подошёл бы термин “бойня”. Даже сейчас, тридцать лет спустя, всех подробностей не знал никто — кроме исполнителей и тех, кто отдавал приказы. Кто говорил про сотню погибших, кто — про пять тысяч. Отец тогда пришёл домой “уже готовый”, и при входе случайно задел и разбил любимую мамину вазу. Он даже не заметил этого — лишь отмахнулся от рассыпавшихся цветов, как от досады. Маленькому Дефу почему-то стало его очень и очень жалко, и он сказал вернувшейся с работы разъярённой маме, что вазу разбил он. Круп горел огнём... но с тех пор отец никогда не разговаривал с ним, как с малышом — только как со взрослым.

— И ты готов даже попросить прощения?

— Я готов даже на колени встать, если это поможет, — в тон ему ответил отец. — Но я всё-таки надеюсь, что тебе не причиняет удовольствие видеть страдания больного старика.

“Ой, не факт”, — подумал майор, — “ой, не факт...”

— И что же будет, если я скажу “да”? — спросил он задумчиво.

— Тогда потомки наверняка запомнят нас спасителями нации, — был ответ.

— А если я всё-таки скажу “нет” — как нас тогда запомнят потомки?

— А если ты скажешь “нет”, то у нас просто-напросто не будет потомков, чтоб нас запомнить. — Сплендид Армор слез с кресла и медленно подошёл к майору вплотную, — Это не пафосные словоформы, сын, и не ура-патриотические лозунги. Если я так говорю — значит, так оно и есть.

“Вот оно, значит, как”.

— В своё время ты отказался вести за собой этот народ. — наклоняясь к уху сына хриплым полушёпотом сказал лорд-протектор, — Но хотя бы спасти его ты можешь?

Майор на секунду задумался... и, мысленно обругав себя и свою гордость последними словами, коротко кивнул.

Заметка: получен новый уровень

Новая способность: бульдоги под ковром: ИНТ +1 в приватной беседе: теперь вы можете понимать сказанное полунамёками

Глава 3 - In Taberna

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Глава 3. In Taberna

In taberna quando sumus,

non curamus, quid sit humus,

ibi nullus timet mortem,

sed pro Baccho mittunt sortem.

Bibit hera, bibit herus,

bibit miles, bibit clerus...

Из поэзии вагантов, кодекс “Carmina Burana”

Небольшой паровозик с облупившейся ярко-розовой краской тащил, натужно пыхтя, по серпантину полтора десятка разномастных вагонов. Пассажирские, купейные и общие, соседствовали с грузовыми платформами, рядом болтались насыпные хопры и полувагоны — все в различной, но достаточной степени изношенности. Всё это дребезжало, скрипело, и подпрыгивало на поворотах, но пассажиры не жаловались — это был единственный, не считая воздушного, путь из Долины в Мэйрманск, крупнейший портовый город Севера, морские ворота Кристальной Империи.

Последним в длинном ряду погромыхивал и раскачивался на рельсах длинный и приземистый вагон, заметно отличающийся от других — он был шире, длиннее и ниже, с бронированными заслонками на окнах и двумя пулеметными гнёздами на крыше. То был штабной салон-вагон, ранее принадлежавший самому Шайнинг Армору, и использовавшийся как мобильный штаб Северной группы войск. Почти сто лет вагон ржавел, никому не нужный, в депо Кристалл-сити, пока тогдашний руководитель СТЭЛ-а, Бирчвуд, не придумала использовать его в качестве транспорта для особо ценного груза.

В данный момент ценным грузом была собранная с миру по нитке команда майора Дефенд Армора, сопровождаемая специально созданной оперативной штабной группой во главе с Экселенцем и Уайт Гловзом.

— ...десантирование будет происходить на пределе дальности хода подводной лодки, вот тут, — полковник арктических стрелков указал место на карте. — Это северная оконечность Лесистого полуострова. Отсюда примерно равное расстояние до двух крупных городов — Чикакольта и Небылицы. Выбирать вам, но я бы рекомендовал всё-таки второй: ближе к побережью, будет проще держать связь.

— Чем эти города занимались до войны? — майор, собранный и серьёзный, стоял, опершись о стол, и пристально разглядывал карту. На мешанине зелёных и коричневых пятен черной полосой выделялась нитка железнодорожных путей, раздваивающаяся на юг и на восток. Карта была старая, и до Кристальной империи по ней также тянулась железка, но Армор знал, что это не так: пути по эту сторону лей-линии ещё в прошлом веке были разобраны, и использованы для строительства новых, внутренних веток.

— Чикакольт был важным железнодорожным узлом, и центром эквестрийской лёгкой промышленности, — ответил Экселенц. — В Небылице же, после угрозы Хуффингтону и Сталлионграду, стали возводить резервные линии производства вооружений. Неизвестно точно, закончили ли строительство заводов до Катастрофы, или нет, но то, что там их строили — факт.

— Кто занимался строительством — Министерство военных технологий?

— Разумеется. Мы установили, что занимались этим “Айроншод” и “Кригсверке” точно, и “Робронко” предположительно. Ну и, разумеется, в обоих городах работал “Стойл-тек”, но где он до войны не работал?

— К слову о “Стойл-теке”. У нас есть карта Стойл на территории Единорожьего выпаса?

— Откуда? — покачал головой Гловз. — Политика “Стойл-тека” была такова, что полная карта расположения бомбоубежищ существовала лишь в одном экземпляре — в их штаб-квартире. Мы до сих пор не нашли все Стойла в нашем-то регионе...

— Хорошо. Есть ли какие-нибудь ещё важные объекты, на которые стоит обратить внимание?

— Непременно. Вот тут, — Экселенц показал на небольшую отметку, подписанную “Кунож”, — аэродром подскока морской пегасерии, здесь, — отметка “Игмас”, — крупный центр ПРО, вот здесь, здесь и здесь — посты ВНОС. Кроме того, на островах близ побережья расположены батареи береговой обороны. Это что касается военных объектов. Теперь, — он облизнул пересохшие губы, — энергетика и промышленность. Про военные заводы я уже рассказал, кроме них регион Небылицы производил древесину, лён, сахарную свеклу и всевозможные технические культуры вроде рапса. Это я сейчас по памяти Эквестрийскую Энциклопедию цитирую, — пояснил полковник, — единственный экземпляр, что нашёлся в библиотеке, но напечатан он был задолго до войны, так что сведения очень неточные.

— Количество населения?

— До войны было три миллиона, причем половина приходилась на два уже перечисленных города.

— То есть что мы можем ожидать сейчас?

— Не знаю, — виновато развел передними ногами Экселенц, — видишь ли, судя по записям в день Катастрофы, нашим предшественникам было слегка не до отслеживания ситуации по всей стране. Связь с Кантерлотом вырубилась почти сразу, равно как и пропали оба канала до штаба, основной и резервный. А потом посыпались мегазаклинания.

— А теперь представьте, — встрял Гловз, — если такому второстепенному городу, как Кристалл-сити досталось восемь ракет, то что же прилетело крупным промышленным центрам?

— И святой Каденции у них не было, — проворчал Армор.

— Ну, у Кантерлота вообще-то были Сёстры, — заметил Экселенц, — хотя, учитывая, как быстро оборвалась со столицей связь, им тоже пришлось нелегко.

— Постойте-ка, так связь оборвалась ДО падения лей-линии, или ПОСЛЕ? — удивленно переспросил майор.

— В том-то и дело, что ДО. Сам посуди, неужели ты не постарался бы позаботиться о столь важных персонах, если уж взялся играть в национальную зебринскую игру в ящик?

— Постарался бы, да с гарантией, — кивнул Армор. — Хотя Пинки Пай вроде бы в сачковании замечена не была.

— Этого мы сказать наверняка не можем, — замялся Гловз. — Разные слухи ходили, разная информация попадалась. Кроме того, на почве конфликта Министерства Смеха и армейской разведки где-то за год до Катастрофы произошёл масштабный скандал, после которого наш эскадрон и оказался в полном составе на Севере. Сам понимаешь, шпионить за конкурентами, находясь в Кристалл-сити, несколько... проблематично.

— Что за скандал? — заинтересовался майор.

— Оперативники нарыли, что Пинки Пай вот уже несколько лет плотно сидит на метамфетамине и мескалине, причем последний министрокобыла получала прямиком из Зебраланда. Сама по себе наркомания не была чем-то из ряда вон выходящим, в то время многие пользовались психоактивными веществами, война всё-таки, и постоянное нервное напряжение, но тут попахивало плотными контактами с противником. Вплоть до работы на ведомство графа Зогу — как утверждали самые ретивые сотрудники. Бучу еле удалось умять, при этом оказалось, что Пинки имеет при дворе гораздо больше покровителей, чем Гринхувз, и последний отправился вербовать сексотов среди белых медведей и тюленей...

— Какая грустная история. И чем всё закончилось?

— Взаимной бомбардировкой мегазаклинаниями, — развёл копытами Гловз.

На несколько секунд установилось неловкое молчание, словно каждый из офицеров представил себе вспухающий над горизонтом мегаарканный гриб. Затем Армор, нетерпеливо постукивая копытом по столу, нарушил его:

— Вернёмся, однако, к нашим баранам. Есть какие-то ещё районы, на которые стоит обратить внимание?

— Да, разумеется. На юге, близ северных отрогов Белохвостых гор, велись горные разработки, этим занималась компания “Эквестриан Майнинг”.

— Что добывали?

— Руды металлов, в основном. Разработки старые, давно заброшенные, были возобновлены только тогда, когда основных стало не хватать. Там все предгорья изрыты шахтами.

— Понятно. Что ещё?

— Есть противоречивая информация, что во время войны Небылица была важным нефтеналивным портом, куда и шёл основной поток танкеров из Седловской Аравии.

— В каком смысле — противоречивая?

— В самом прямом. Точно такие же данные у нас о Балтимэйре, причем они, данные, друг друга опровергают.

— Как такое может быть? — опешил майор.

— Не могу сказать. Возможно, это какая-то игра контрразведки, имеющая целью приманивание полосатых диверсантов к трубопроводам.

— И как, удалось привлечь?

— В конце концов зебры высадились в Мэйрманске, — пожал плечами Гловз, — так что, видимо, нет.

В дверь вежливо постучали, и проводник в форме рядового спецтака втащил поднос с чаем и бутербродами. Офицеры потянулись за пищей, и вскоре дружно заработали челюстями.

— То есть мы всё-таки исходим из того, что единой Эквестрии по ту сторону нет? — осведомился майор, прожевав.

— Политику, Деф, оставь мне, — отозвался Уайт Гловз, — у тебя и так будет много работы. Если наши расчёты верны, то для завершения операции “ковчег” придётся слегка побегать и кое-чего достать.

— Например, корабли для зебр? — усмехнулся Армор, вспомнив требования адмирала.

— Например, документацию по лей-линиям, — в тон ему ответил полковник.

— Я думал, что всё, что надо по этим линиям, я уже достал, — помрачнел майор.

— Отнюдь. Ты достал полевые исследования и наблюдения. Это многого стоит, да, и это дало нам уйму полезной инфомации, однако настоящая работа учёных проводилась отнюдь не на месте.

— А где же?

— В Сталлионградском университете, конечно, — снисходительно пояснил спецтаковец. — Там была целая кафедра, посвящённая изучению природных арканных барьеров. Правда, мы не знаем опять же, вывезли ли её архивы при эвакуации Сталлионграда, или нет. Скорее всего, нет — вывозили в основном куда более ценные вещи, типа содержимого Госбанка, архивов Министерства Смеха, да передовых исследований МТН и ММ.

— И статую, — встрял Экселенц.

— Да, и статую товарища Сталлиона.

— На кой дискорд кому-то сдалась статуя древнего вождя? — удивился Армор.

Гловз развёл копытами, как будто говоря всем видом: “Да кто ж этих гражданских поймёт-то”.

Обсуждали разные вопросы ещё несколько часов. Армор придирчиво рассматривал каждый квадратный дюйм карты, запоминая территорию, где ему придется оперировать неопределённое время, и задавал каверзные вопросы. К сожалению, далеко не на все из них находились ответы: черных пятен в знаниях штаба было предостаточно. Спорили до хрипоты: мягкий баритон Гловза и вкрадчивый голос Экселенца становились тогда царапающе-колючими, как наждачная бумага. Тогда пони заливали шероховатости тёплым сладким чаем (они заливали бы и чем покрепче, но одно из основных правил армии гласило: никакого алкоголя во время брифинга — чуткие уши, внимательные глаза и цепкая память могут сэкономить тебе время, а то и спасти жизнь). Наконец, вволю наспорившись, офицеры перешли к более насущным вопросам, первым из которых стояло комплектование команды.

Как всегда, гладко было только на бумаге.

— Насколько я помню, на совещании все командиры частей обещали Лорд-протектору полную поддержку? — осведомился майор, сощурив левый глаз.

— Верно, — поджал губы Гловз. — Однако, слова словами, а на деле всё немножечко сложнее. Даже не считая того, что за те несколько часов, что прошли с момента совещания, выбрать и уведомить кандидата на нашу самоубийственную миссию весьма сложно, есть и другие проблемы.

— Извечный полковой антагонизм? — догадался Армор.

— Именно, — вздохнул спецтаковец. — К тому же далеко не все горят желанием отправлять своих лучших пони на убой. Хорошо, хоть этих дали.

— И кто же нам достался? Только не говори, что отцы-командиры выгребли все гауптвахты, чтобы избавиться от скама.

— Если бы... — туманно ответил полковник. — Впрочем, без гауптвахт тоже не обошлось.

— Даже так? — озадачился майор.

— Первым среагировал наш дорогой и любимый Медли. Прямо с совещания он послал за своим бойцом личный фургон. Бравый пехотинец утверждал, что отдаст нам лучшего своего солдата, прям-таки от сердца оторвёт. К тому же, боец ещё и полевой врач, что, мол, также добавляет вистов.

— Не соврал?

— Про врача-то? Ни капельки. Забыл только упомянуть, что рядовые предпочитают перетерпеть даже самую жуткую и сильную боль, нежели обратиться к сержанту Хорсличу.

— Хорслич??? Это имя?

— Самое забавное — да. Весь “Айрон Хуф” сделает сержанту копытом и отправится отмечать его отбытие в паб. Гулять будут до-олго.

— Он что, настолько плохой сержант?

— Да, видишь ли, скорее наоборот, — замялся Гловз. — Отзывы скорее положительные — педантичен, все делает по уставу, нареканий по службе не имеет. Но донесения с мест говорят о другой картине: бездушный службист, зануда, имеет свойство придираться к любой мелочи. Кроме того, при всём его врачебном энтузиазме, лечит он тоже только по учебникам, не отходя ни на пол-точечки от оригинала. Выводы можешь сделать сам.

— Хмммм... — Армор поразмыслил. — А отказаться от него мы не можем?

— Только если лечить раны своих бойцов будешь ты. Нового врача нам Медли не даст, а брать из другого подразделения — значит смертельно обидеть все остальные, и мы окажемся вообще без солдат.

— Ну ладно, допустим. А на губе-то он как оказался?

— Выдрал зуб командиру четвертого батальона. Здоровый зуб. Вот комбат и засадил его — формально за какое-то мелкое нарушение. Сам комбат, правда, уже четыре дня ходит с разбарабаненной до размеров морской мины мордой, и еле слышно матерится.

— М-да, история... Что с остальными?

— Есть на выбор: разведчик, инженер, связист и снайпер. С кого начать?

— Давай по-порядку.

— Хорошо. Итак, разведчик. Сеньор эйрпони Льётт Дарквинг. Недавняя выпускница лётной академии. По бумагам, характеристики отличные — девушка побила половину рекордов своего учебного заведения, многие из которых были установлены ещё Лайтнинг Даст лично. Чемпион крыла по скорости, маневренности, разгону облаков, ну и так далее. Однако есть проблемы.

— И почему я не удивлён...

— Ага. Первая, самая незначительная — возраст. Старшему авиапони Дарквинг недавно исполнилось восемнадцать. Соответственно, характерное для этого возраста поведение присутствует в полном объёме.

— Кто в таком возрасте не хулиганил, — хмыкнул молчавший до того Экселенц.

— Хулиганили все, спору нет. Однако эта барышня побила ещё один рекорд Академии — неофициальный — её фото украшало Доску Позора дольше всех.

— Ну, это не то чтобы недостаток... — начал Армор.

— В три раза!

— А девочка-то боевая! — заметил командир арктических стрелков.

— Даже чересчур. Вот и вторая, основная проблема. Да, летает быстрее и ловчее всех. Да, смела до безрассудства. Но при этом индивидуалистка до мозга костей и имеет свойство чересчур вольно трактовать приказы.

“Ну, в общем-то ясно, почему авиаторы хотят от неё избавиться” — подумал Армор. — “В летунов с детства вбивают взаимодействие в паре, на уровне подкорки. Гордым одиночкам там делать нечего. Не тот формат”.

— Подойдёт, — вслух сказал он. — И не таких перевоспитывали. Это всё?

— Не совсем. Видишь ли... она фестрал.

— Кто?

— Фестрал. Бэтпони, крылан, нетопырь — названий уйма. Была такая народность до войны — малочисленная, но заносчивая, гордая и преданная принцессе Луне лично. Выглядели они... достаточно экзотично. Впрочем, увидишь сам.

— Экзотично? Это как грифоны, что ли?

— Да нет, всё гораздо проще. Вертикальные зрачки, ушки с кисточками... и большие кожистые перепончатые крылья.

Всего-то? Армор тихонечко выдохнул. После живодёра-врача могли подсунуть и кого похлеще.

— Могло быть и хуже, — ответил он.

— Хуже будет дальше, — не поддержал его настрой Гловз. — Инженер нам достался, что ни говори, первоклассный. Один из лучших выпускников училища, преподаватели до сих пор вспоминают со слезинками на глазах. За двадцать лет с момента выпуска немногие превзошли его по набранным баллам. К слову, капрал Праймер до сих пор...

— Извини, что перебиваю: капрал?

— Да.

— После инженерного училища и двадцати лет выслуги?

— Точно.

Армор задумался.

— Или я чего-то не понимаю, или одно из двух.

— А вот отсюда начинается “хуже”. Тебе, без сомнения, знаком типаж “вечный лейтенант”?

— А то! — со смешком ответил майор. — каждый второй комендант отдалённого аванпоста как раз из таких — книжка замечаний и штрафов по объёму превосходит удостоверение личности офицера вдвое, а то и втрое, хотя даже по выслуге лет давно пора быть ему минимум подполковником.

— Ну так вот: Дасти Праймер — вечный капрал.

— Это как?

— Это в смысле, что ниже разжаловать уже некуда.

— И его книжка замечаний и штрафов...?

— ...Такова, что сеньор эйрпони Дарквинг на её фоне кажется послушной девочкой-отличницей.

— Вот так-так... Алкоголик или бабник?

— Если бы. Пироман, точнее, взрывоман. Не знаю, как это точно называется в медицинских терминах. В последний раз его разжаловали месяц назад: спалил дотла больничный корпус, в котором отлёживался после очередного “испытания детонатора нового поколения”. До того он взорвал комнату отдыха офицеров на аванпосту “Шэдоу-Вэлли”, к счастью, обошлось без жертв, а ещё раньше...

Армор удивлённо-озадаченно почесал копытом затылок. Перспективы жить и воевать во главе команды солдат-профессионалов перестали казаться радужными, и заиграли новыми красками — такими, в каких видит мир наркоман после приёма ударной дозы ЛСД. Превалировал ядовито-алый цвет, цвет свежей крови, которая вытечет из бездыханного арморовского тела, когда оное тело вступит в командование пироманом, живодёром и фестралом-эгоистом.

— …так что в торпедный отсек капрала лучше не пускать, — закончил Гловз повествование о делах доблестного инженера.

— Что-то будет дальше? — вздохнул майор. — Дай угадаю: связист — каннибал, а снайпер — йети?

— К счастью, нет. Связиста выделили мы, то есть спецтак. Профессионал высочайшего класса, никаких нареканий по службе.

— ...но при этом в свободное от службы время отрывает головы чайкам и рисует их кровью на песке абстрактные картины?

— Я ведь тоже отправляюсь в это путешествие, — хмыкнул Уайт Гловз. — Стал бы я, имея возможность выбора из всего эскадрона, брать кого-то плохого?

— Оставим этот вопрос как риторический, — устало махнул копытом Армор. — Что со снайпером?

— А вот тут загвоздочка: его выделял флот.

— Зебра?

— Зебра.

— Морпех?

— Нет, легионер. Бывший примипил, ныне военный трибун, это майор по-нашему. Твой коллега, стало быть.

— И всё?

Гловз развёл копытами.

— Ну извини, мои агенты пока не научились отращивать полоски и сужать глазницы. А на официальном уровне зебры очень неохотно идут на контакт, и ограничиваются отписками. Так что даже для меня трибунус милитум Тальвар Реи — одна большая полосатая загадка...

— Н-да, ну и команду нам подкинули, — пожаловался Армор Экселенцу. — С такой не то что за лей-линию, с такой из дома за сеном-то выйти страшно.

— Всё, что могу... — горько усмехнулся тот. — Точнее, всё, что нашлось за такой промежуток времени и с таким “тщательным” отбором. Бери и радуйся, что не один.

— Я надеюсь, хоть на снаряжении экономить не будут?

— Не надейся, — скривил лицо полковник. — Впрочем, отбирать экипировку будем мы лично, так что хотя бы тут нас не облапошат.

— Значит, ещё и снаряжение подбирать... Отдохнуть-то дадут? Я, знаете ли, почти не спал последнюю неделю, хорошо если часов восемь в общей сложности.

За окном замелькали приземистые полуразвалившиеся строения, груды битого кирпича и ржавые вагоны, которые вскоре сменились запорошенными снегом сквериками и типовыми блочными пятиэтажками, унылыми в своей тускло-розовой и желтой обыденности: состав въезжал в припортовый эквестрийский городок Мэйрманск.

— Восемь часов спали, майор Армор? — с горькой усмешкой переспросил Экселенц. — Х-хе, да я начинаю подозревать, что вы, чёрт возьми, счастливчик, если вам удалось столько поспать!

Но отдохнуть в этот вечер Дефенду так и не дали: регистрация в комендатуре, беготня по армейским складам и ругань с интендантами заняла большую часть светового дня. Не хватало времени даже чтобы собраться с мыслями и хорошенько поразмышлять, а не то чтобы перекусить. Поэтому, когда Экселенц позвал его вечером в кабак, майор вежливо отказался: было ещё одно неотложное дело.

— Алло?

— Роуз, это я.

— Армор?! Какого дискорда? Где ты???

— Дорогая, я всё объясню. Я в Мэйрманске...

— Какой, к дискорду, Мэйрманск?!? Ты же обещал, что после твоего этого последнего задания уйдёшь в отпуск, и наконец-то сможешь побыть с семьёй!!!

— Я сам только утром об этом узнал. Прости. Похоже, отпуск слегка откладывается.

— Никакого откладывания! Или ты тотчас же возвращаешься домой, или можешь сюда больше не приходить! — голос Роуз звенел, как струна. Точно так же звенели арморовские нервы. — У меня дочь уже спрашивает, как папа выглядит! Ты вообще понимаешь, что так нельзя, что это не семья???

— Я всё понимаю... Но отец просил...

— Отец тебя просил? После всего, что он тебе сделал, он ещё тебя и просит? И ты, что самое интересное, соглашаешься??? И кто ты после этого, Дефенд, муж и отец, или тряпка?

— Я офицер, любимая. И должен выполнять свой долг.

— К дискорду долг... — из трубки послышались всхлипы. — К дискорду твою армию и твоего отца к дискорду...

— Я вынужден уехать, — мягко сказал майор. — Это очень ответственное и очень трудное задание. Меня не будет месяца три. После этого... да гори оно всё, после этого — увольняюсь.

— Не звони сюда больше, — внезапно отвердевшим голосом ответила Роуз.

И бросила трубку.

— Господин майор, сэр! — запыхавшийся вестовой спецтака бросился к Армору, когда тот выходил из дверей переговорного пункта. — Вы срочно должны пойти со мной!

— Что ещё случилось, рядовой? — настроение у майора было не самое лучшее, и слово “должны”, особенно из уст простого солдата, его только ухудшало.

— Там... в “Хромой русалке”... срочно...

— Ты с ума съехал, боец? Какая ещё “Хромая русалка”? Я же ясно сказал Экселенцу, что в кабак не собираюсь!

— Вы не поняли, — вестовой, наконец, отдышался, и мог говорить связно. — В ресторане драка! Ваши пони — Дарквинг и Праймер, и зебры...

Армор сообразил моментально. Пахло жареным — и это горел майоров круп, вместе с экспедицией и надеждами всей Кристальной империи. Если в кабацкой потасовке кто-нибудь окажется ранен или убит...

— Веди! — бросил он вестовому, и устремился вслед за ним по узким мэйрманским улочкам.

Он ворвался внутрь как раз вовремя: кровь ещё не пролилась, но мебель погромили уже изрядно. “Драка в салуне” была в самом разгаре. По полу были живописно раскиданы обломки стульев, столов, и бездыханные тела, обильно политые всем, что когда-то стояло на столах. Прямо посредине, на добротном обеденном столе возлежал зебра-боцман, вокруг головы которого, наподобие ауры, валялись черепки от винного кувшина. На галерке забаррикадировались несколько изрядно помятых пехотинцев, кидающих кружками и кувшинами во всех, кто им не нравился. У входа в сортир лежала неплохая куча-мала, зебры и пони вперемешку; вялотекущие бои один-на-один шли по всему помещению кабака, но основное действие происходило у барной стойки: там, на возвышении из ломаных столов и прочей мебели, отбивался желтовато-песочный жеребец с тёмной гривой и хвостом, причём отбивался он здоровенным медным подносом, зажав его в копытах, и лупя по вылезающим вперёд зебрам-матросам, окружившим импровизированный постамент. За барной стойкой тоже не дремали: кто-то юркий и проворный метал бутылки в матросню, уменьшая как популяцию врагов, так и коллекцию алкоголя ресторанчика. Бармен, несомненно, был бы удручён, но он лежал тут же, оглушённый табуреткой.

Мгновенно разобравшись в ситуации, майор кинулся разнимать центральную потасовку. Ну, как — разнимать... Скорее — отвешивать люлей обеим сторонам. И так настроение было препоганейшее, так ещё и это... Отвести душу надо было любой ценой. И он её отвёл.

Как гром среди ясного неба он ворвался в боевые порядки зебр-матросов, щедро раздавая удары направо и налево. Разгорячённые боем полосатые моряки вначале даже и не заметили, что их ряды стремительно редеют. Парадокс — чем дальше майор продвигался, тем злее становился, и тем дальше отлетали в стороны тела павших. В конце концов, матросня бросилась врассыпную. Не тут-то было: появившийся внезапно из дверей морской офицер (тоже, должно быть, вызвали утихомировать своих) без предисловий влепил затрещину бежавшему первым старшине, и тот кувырнулся назад, описав сальто-мортале.

Совместными усилиями Армор и каптри-подводник смогли без труда загнать морячков в помещение ватерклозета, и запереть там, в ожидании комендантского патруля. Тяжело дыша, они повалились на пол.

— Ух ты, вот это было круто! — перепончатокрылая пегаска вспорхнула под потолок, и плавно опустилась рядом с офицерами. Майор заметил, что её куртка была порвана в двух местах и порядком залита вином, коротко стриженная лиловая грива стояла дыбом, а уши со смешными кисточками на концах возбуждённо подёргивались. — Это даже круче, чем затолкать в сигару дрилл-сержанта зебринской травки прямо перед строевыми! И почти так же круто, как просачковать ПХД! Как тебя зовут, красавчик?

— Сеньор эйрпони Льётт Дарквинг? — стараясь, чтоб его голос звучал макимально ровно, спросил в ответ Армор.

— Эй, это меня так зовут! — моргнула пегаска. — Мы знакомы?

— Майор Дефенд Армор. Так что во-первых, быстренько отдайте мне честь...

— Что, прямо тут? — нахмурилась Льётт. — Нет, ты, конечно, спас меня, и всё такое, но всё же вот так вот сразу... Да и народу полно вокруг.

— Во-вторых, — Армору стоило невероятных усилий сохранить спокойствие, — доложите, что стало причиной этих... боевых действий.

— Так... сидели мы с Дасти тихо-мирно, никого не трогали, в баре, — подняв янтарно-жёлтые глаза к потолку, начала разведчица. — Отмечали, стало быть, знакомство, ну и за удачный поход пили, как без этого. Тут вдруг к нам начали эти полосатые приставать. Оскорбляли по-всякому, копыта распускали. Вот мы и дали им.. адекватный ответ.

— Вы это называете адекватным ответом? — майор обвёл копытом разгромленный подчистую зал ресторана.

— Не, ну а чо они? — насупилась пегаска.

— Действительно. И всё-таки — вот так вот ни с того ни с сего подошли и завязали драку? — Армор, прекрасно зная об антагонизме рядового состава лётчиков и моряков, не поверил ни единому слову.

— Ну да, так и было!

— И никто-никто не произносил заветную фразу “рождённый ползать летать не может”?

— Ну, может было разок. Или пару раз. Скажем так, раз пять точно. Короче, произошло это, как его? Недоразумение и непонимание, во!

Майор приложил копыто к лицу.

— Но вы могли хотя бы пойти не в то заведение, где собирается весь подводный флот Империи???

— Навряд ли у них это получилось бы, — вступил в разговор зебра-подводник. — все приличные кабаки, кроме “Хромой русалки”, позакрывались к хренам.

— Что, и “Ломаный грош”?

— “Ломаный грош” прогорел, и хозяин его продал. Там теперь ломбард.

— А “Порванный барабан” как же?

— “Барабан” спалил какой-то чудик пару месяцев тому.

— Это я был, — встрял смущённый Дасти. — Повёлся на рекламу...

— В смысле???

— Ну, у них там на двери висела табличка, мол, кафе застраховано от любых стихийных бедствий, так что можете его затапливать, поджигать или взрывать — хозяину всё равно. Вот я и попробовал...

— Сюр какой-то... И что?

— Ну и... взорвал.

— Надеюсь, хоть без жертв?

— Обижаете, — капрал и в самом деле, казалось, обиделся. — Я ж не террорист какой. Вначале я поджёг винный погреб, так что когда наружу потащило дымом, все пони быстренько оттуда эвакуировались. Хорошо рвануло, как склад ГСМ — его я подорвал накануне...

— А хозяин кабака что? Получил свою страховку? — Льётт жадно вслушивалась в разговор, вытянув шею.

— Ну... оказалось, что как раз в этот день страховка закончилась, и хозяин её как раз переоформлял.

— Бедня-ажка... — сочувственно вздохнула пегаска.

Армор приложил к лицу и второе копыто. “Святая Каденция, за что? За что, бабуля??? Да, я не поливал цветы на твоей могилке, но, согласись, достаточно сложно сделать это, не отвлекая почётный караул...”

— Так, — сказал он, отнимая копыта от лица, и глядя на своих горе-подчинённых. — Валите быстренько в казармы, и чтобы в шесть утра были на пирсе! И не задерживаться!!! — рявкнул майор, когда Льётт попыталась возразить.

Пегаску и земнопони как ветром сдуло.

Армор и капитан-лейтенант переглянулись, и, не сговариваясь, заржали. Смеялись долго и от души, хотя ситуация-то была достаточно грустной. Особенно для командира группы.

— Майор Армор, арктические стрелки, — единорог протянул копыто.

— Корветтен-капитан Сейзура, Z-47, — ответил брохуфом зебра. — Ваши бойцы?

— Да уж, послали Принцессы командочку... Хоть стой, хоть падай, а хоть стреляйся.

— Ага, так это вы завтра отправляетесь в поход? — догадался подводник.

— Ну да, вроде того. А вы, стало быть, нас транспортируете?

— Нет, Цезарь упаси, — засмеялся каптри. — Я ещё жить хочу. Извозчиком для вас будет работать Союши, с его девять-шесть.

— Союши... что он за пони?

— Пони как пони. Не лучше и не хуже других. Мы ведь особо друг с другом не общаемся — когда одни на берегу, другие в походах. Моя лодка только пришла, его — скоро уйдёт, все заняты своими делами, и отдыхать особо некогда.

— Ага, как сегодня...

Разгромленное кафе стало потихонечку наполняться понями. С верхнего яруса спустились забаррикадировавшаяся там пехтура. Прибыл комендантский патруль, немедля утащивший с собой самых буйных морячков. Прибежал хозяин заведения, и, горестно вопя и вырывая клоки из гривы стал носиться кругами по залу. Оказали первую помощь бармену, и он, пошатываясь, ушёл в медпункт. Наконец, вызванные хозяином рабочие притащили из подсобки новые столы, посуду, алкоголь в бар, и кабак, как ни странно, продолжил работать в обычном режиме.

— Я смотрю, тут такое в порядке вещей, — заметил Армор, когда они с Сейзурой уселись за стол, заказав бутылку виски и нехитрой закуси.

— А то! Раз в неделю кафе стандартно громят, иногда и подчистую — как сегодня, но хозяин всё равно гребёт биты лопатой, и не думает закрываться.

— Ну да, учитывая, что заведение в городе единственное... Ему следовало бы дать скидку этому пироману Праймеру.

Ближе к полуночи столики стали заполняться исключительно офицерами — в основном зебрами-подвониками, но среди них попадались и доблестные труженики тыла, и даже несколько авиаторов. Майор ожидал увидеть и Экселенца с Гловзом, но те всё не появлялись. Откуда-то на сцену выпорхнула легкомысленно одетая певичка, у дальней стены появился маленький оркестрик (саксофон, труба, ударные, контрабас), за потрепанный рояль сел местный лабух, и зал заполнился зажигательным свингом. Сразу же появились и дамы: проститутки, маскирующиеся под скучающих офицерских жён, и офицерские жёны, одетые как проститутки. Танцпол моментально оказался заполнен. За столиками то и дело провозглашались тосты, и вот уже ничего внутри не напоминало о недавнем побоище.

Армор внезапно обнаружил себя сидящим в смешанной компании: к Сейзуре присоединились его коллеги-моряки, обнаружились и майорские знакомцы — отдыхающие в тылу офицеры RAR и давние-давние однокурсники, ныне служащие на самых разных должностях. Пили весело и много; по традиции, первый тост был провозглашён за Вооружённые Силы Империи, и три их рода войск — армию, авиацию, флот. Выпили стоя, громко и не в унисон проорав “Хох Кайсар” и “Мы суть Эквестрия”. Шли обычные разговоры офицерской пирушки: выпито было пока немного, поэтому болтали о кобылках, и алкоголе. Впрочем, по мере опустошения бутылок квази-“Эмбермэйра” жеребцы всё чаще сбивались на политику, корабли и оружие.

Наконец, певичку согнали со сцены, и к микрофону подошёл, пошатываясь, незнакомый Армору офицер.

— Господа, господа, попрошу минуточку вашего внимания! Сегодня у нас торжественное событие, точнее даже два. Во-первых, мы провожаем в дальний поход Девяносто Шестую нашего друга Союши, а во-вторых, и в-главных, мы все поздравляем капитан-лейтенанта Мнгуни с награждением рыцарской степенью ордена Железного Щита!

Зал разразился аплодисментами. Майор заметил, что топали не только зебры, но и многие из сухопутных офицеров.

На сцену поднялся ведомый с двух сторон товарищами невысокий моряк с аккуратной шкиперской бородкой и седой гривой. Награждённый обвёл мутным взглядом зал, и постучал копытом по микрофону.

— Тихо, бордель, тихо!

Зал притих. Офицеры, шлюхи, музыканты, бармены — все обратили взгляды на сцену. Довольный произведённым эффектом, капитан-лейтенант продолжил:

— За светлейшего, трезвейшего, бесподобнейшего Лорд-Протектора, прошедшего тернистый путь от сперматозоида до величайшего полководца мира... что разве не так? — спросил он, увидев усмешки на лицах слушателей, — За великого друга и защитника зебр, которому нравится смотреть на то, как мы пожираем друг дру... нет, не так. — он пошевелил ушами, размышляя. — Который умеет решать продовольственную проблему очень эффективными методами, гори он в аду! — с этими словами он выхватил кортик, снёс одним ударом горлышко бутылки от шампанского, услужливо протянутой кем-то ещё, и начал вливать себе в горло пенящийся искристый напиток.

Зал взорвался восторженными аплодисментами. И вновь, как заметил Армор, они не ограничились только подводниками, наоборот — громче и сильнее всех вбивали копыта в пол именно пони без полосок.

Пьянка продолжилась с удвоенной силой. Разгорячённые коньяком и шампанским офицеры уже не сдерживали себя, и над кафе нависла угроза второго разгрома. Драк не было, но кое-где пьяные в хлам тела уже падали, переворачивая столы и стулья, выдёргивали на спор скатерть из-под стоящей на ней посуды, а где и стреляли в потолок, пытаясь попасть по люстрам (получалось плохо). Певичку какой-то шутник облил из сифона, и теперь она бегала, разъярённая, по залу, нещадно молотя веером своего обидчика.

— ...Дефенд! Деф!

Армор очнулся от накатившей дрёмы. Кто-то тряс его за плечо. Оказывается, он так и задремал за столом, с бокалом коньяка в одном копыте. Майор обернулся: за ним стоял Уайт Гловз с незнакомым зеброй.

— Позволь представить тебе капитана Союши. Калойн, это майор Армор, командир группы, что пойдёт с вами завтра.

— Мне казалось, командир — вы, — хмыкнул зебра. Армор разглядел его получше: среднего роста и среднего возраста, в аккуратной чёрной форме с золотыми галунами. Фуражка с трёхцветной кокардой в обрамлении пальмовых листьев на голове приминает начинающую седеть гриву. Полоски скорее серые, чем чёрные, а кьютимарка изображает однотрубный транспортный корабль в прицеле перископа.

— Я осуществляю общее руководство, а непосредственно группой командует майор Армор, — ответил Гловз.

— Ну что ж, майор, тогда добро пожаловать на борт! — улыбнулся капитан. — Надеюсь, вы не страдаете от морской болезни?

— Понятия не имею, — честно ответил Армор, — ни разу не выходил в море.

— Что ж, значит у нас будет время это проверить. Не опаздывайте — как мне объяснил господин полковник, промедление смерти подобно.

— Верно. Впрочем, как и лишняя спешка.

— Не торопишься на ту сторону? Боишься, что увиденное тебя разочарует — поджал губы Уайт.

— Напротив, — ответил майор. — Опасаюсь что оно восхитит меня настолько сильно, что не захочется возвращаться.

Заметка: получен новый уровень

Новая способность: Сегодня мой друг прикрывает мне спину: как только здоровье кого-либо из команды падает ниже 25%, вы получаете бонус к урону

Глава 4 - Dive, dive, dive!

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Глава 4. Dive, dive, dive!

Above the surface it seems quiet and calm

Deep down below the wolfpack lurks

Sabaton

— Мы что, поплывём вот в этом?

Голос Льётт Дарквинг прямо-таки сочился скептицизмом. И её можно было понять: пришвартованная к пирсу субмарина явно не походила на грозу морей: вся в пятнах ржавчины, потёках, каких-то потёртостях и царапинах, со слегка перекосившейся рубкой, да к тому же грязно-белого цвета. Далеко не такую картину рисовало воображение майора при словах “Подводная лодка флота Кристальной Империи Z-96”.

Их группа стояла на пирсе, в окружении небольшого числа провожающих. Во преки опасению Армора, никто не проспал, и отряд был в полном составе: хмурый Хорслич с недовольным выражением на тёмно-алой морде, отчаянно зевающая фестралка, клюющий носом подрывник, весь навьюченный какими-то мелкими сумочками и подсумками, связист-кристаллопони, с любопытством пялящаяся на лодку, и невозмутимый снайпер-зебра, с абсолютно непроницаемым выражением лица.

— Уж извини, трансокеанский лайнер нам выделить отказались, — поддел её Дасти.

— А ведь могли бы, миссия-то опасная! — уверенно заявила пегаска.

— Н-да? И что именно нам предстоит?

— Ну... я не уверена точно, но наверняка ведь опасная. Иначе какой смысл вообще ехать?

“Действительно, — подумал Армор, — какой вообще смысл в жизни вне опасности? Молодёжь, блин”.

Экипаж самой лодки выстроился прямо на корпусе: две дюжины зебр и кристаллопони, и трое офицеров при них. Командир лодки, капитан Союши, не спеша поднялся по сходням, и поднял правую переднюю ногу в салюте.

Экипаж дружно щёлкнул копытами, вытягиваясь по стойке смирно.

— Ну что, морские волки, готовы к новому походу? — сказал он с усмешкой.

— Jawohl, herr Kaleun! — слитно громыхнуло три десятка глоток.

— Ну раз так... К подъёму флагов приступить!

— Смирррна! — подал команду один из офицеров. — На флаги и гюйс!

— Вахтенный, время!

— Поднять флаги и гюйс!

— Флаги? Он сказал “флаги”? Не флаг? — затараторила Льётт, вытягивая шею и стараясь рассмотреть происходящее на лодке.

— Не мельтеши, — шикнул на неё Хорслич. Именно флагов. Их там три. Передний называется “гюйс”, а задние — просто флаги...

— Гюйс — это гюйс, а не флаг — поправил его стоявший рядом кап-три Сейзура, тоже пришедший проводить лодку в поход.

— Неважно, — отмахнулся от него сержант. — У вас, зебр, всё не как у поней. Термины какие-то новые выдумали, единицы измерения... Нет чтобы использовать обычные мили!

— Было бы забавно, используй зебры эквестрйискую систему измерений, — усмехнулся моряк. — К тому же морская миля — это единица дуги большого круга, размером ровно в одну угловую минуту. Навигация — наука сложная, тут всё не просто так.

— Да помолчите вы, дайте посмотреть! — шикнула на них Льётт.

Флаги неторопливо и торжественно скользили ввысь по тросам. Первым достиг верха, и заколыхался, развернувшись на ветру, гюйс Кристальной Империи, бледно-лавандовый с серебряной снежинкой. Через несколько секунд к нему присоединился собрат — военно-морской флаг Эквестрии, который, как помнил майор, обязаны были поднимать все корабли их маленького флота, находясь в гавани Мэйрманска. Голубая полоса по нижнему краю хорошо оттеняла ослепительно-белое поле, а ало-золотое солнце Селестии и густо-лиловый полумесяц Луны завершали композицию, придавая ей полновесность. И, наконец, третьим и последним добрался до голубеющей выси флаг Кайсармарине, чёрный прямой крест на белом поле, с национальным триколором в левом верхнем углу и зебринскими щитом-и-копьями посредине.

— Хох Кайсар! — рявкнули матросы дружно.

— А теперь за работу, господа! — скомандовал капитан. — Предстоит славно потрудиться. Господин штурман, займитесь нашими гостями.

— Есть, капитан! — козырнул молодой лейтенант, и, повернувшись, резво сбежал по сходням на пирс, потрусив к группе майора Армора.

---

— Всем привет! — белоснежная улыбка зебры была безупречна. — Меня зовут Кедоки, можно просто Курт, и я — штурманец нашей славной малышки. А вы, стало быть, и есть тот самый ценный груз, что мы должны доставить туда-не-знаю-куда?

— Похоже, что так и есть, лейтенант, — кивнул Армор.

— Ну тогда пойдёмте, чего стоять.

Изнутри лодка была ещё меньше и теснее, чем казалась снаружи — что, впрочем, совсем неудивительно. Спустившись по узкому и покатому металлическому трапу с решётчатыми ступеньками, они оказались в тесной комнатушке два на два метра, целиком уставленной непонятными механизмами, кранами, рычагами и вентилями. По стенам и потолку (ах, простите — переборкам и подволоку) змеились трубы и трубочки, под трапом находилось место рулевого, а прямо посредине торчала здоровенная тумба перископа. Покрашено всё это было в весёленький голубой цвет. То и дело запинаясь и натыкаясь разными частями тела на механизмы, разведчики-диверсанты вслед за своим гидом проползли через лаз-люк, и оказались в длинном помещении, также забитом разного назначения приборами.

— Это четвёртый отсек, здесь у нас находятся штурманская, кают-компания, ну и каюты старших офицеров, количеством две. В одной из них обитает наш кэп, а старпом временно перехал, освободив свою под вашего командира?

— Под меня? — могрнул майор.

— Нет, под какого-то тактического полковника, — ответил всезнающий Курт. — У него, по слухам, с собой сверхсекретные документы какие-то... Слушайте, а вы вообще в курсе, куда мы идём?

— Мы идём занимать койки, — уверенно ответила Льётт.

— Да не мы, а лодка. А то мне так и не сообщили, а я штурман, между прочим, мне ведь курс-то прокладывать. К Вечным Льдам, что ли, пойдём? Или на Пингвиньи острова? Так ведь нет там никакого объекта для диверсий, кроме лежбищей котиков...

— Узнаешь, когда придёт время, — устало сообщил Армор.

— Вот и капитан так же сказал. А ведь мне ещё курс прокладывать... Ладно, всё равно дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут. Пойдёмте-ка. Следующий отсек — как раз ваш. Прекрасное соседство, я вам доложу: к носу — камбуз и радиорубка, по бортам — топливные цистерны, а под палубой — аккумуляторная яма с парой тонн хлора. Да, и не забудьте про торпеды в носовом!

— Он сказал “торпеды” — мгновенно очнулся от дрёмы Дасти.

— Забудь! — хором выпалили изменившиеся в лице майор и Льётт.

— Да я что, я только спросить, — смутился инженер.

Дюжина коек в три яруса жалась к стенам, под нижними находились рундуки, а в полу прорезан здоровенный люк, пока закрытый. Убранство вполне спартанское. Смущало даже не то, что придётся жить с кобылками в одном помещении (бывало и такое), но то, что коек было гораздо больше, чем их.

— Курт, а вы кого отсюда ради нас выселили?

— А, это был старшинский кубрик. Не обращайте внимания, всё равно копыт в экипаже не хватает, и койки пустовали.

— А куда старшины делись?

— Как куда? — удивился зебра. — По отсекам разошлись, конечно же. Неудобно, правда, спать с торпедой в обнимку, но никто и не говорил, что будет легко.

— Как у вас всё просто... — майор представил себе обратную ситуацию: из казарм сержантского состава Арктических стрелков выгоняют их обитателей ради каких-то флотских. Большой бучи избежать удалось бы с трудом, а драка и точно была бы.

Совместными усилиями диверсанты перетаскали в отсек весь свой багаж с пирса. Пока группа располагалась поудобнее, прибыл Уайт Гловз в сопровождении нескольких раскормленных спецтаковцев. Цепные псы режима аккуратнейшим образом втащили в каюту полковника какой-то сундук с большим и по виду очень крепким замком.

— Знал бы ты, чего мне стоило их выбить! — пожаловался он в ответ на немой вопрос Армора.

— Что это?

— Лучшее, что можно только было найти для нашей миссии! — торжественным голосом провозгласил белоснежный жеребец, отперев замок висящим на цепочке на шее массивным ключом, и откинув крышку ящика. Внутри него лежало несколько десятков некрупных матовых шаров, слегка переливающихся в свете ламп. — Это — мнемотека!

— Мнемо... что?

— Мнемотека. Это, дорогой мой, собрание памяти о той, старой Эквестрии! Двести лет собирали по крупицам со всей страны. Они бесценны...

Майор скептически нахмурился.

— Ты говоришь, о старой? Но мы-то плывём в новую! Чем нам могут помочь эти шары? Навеять ностальгию?

— Эх, Деф, ты никогда не умел зреть в корень, — вздохнул Гловз. — Мы не знаем, что нас ждёт по ту сторону барьера, это верно. Но у нас тут — воспоминания и мысли пони, живших в момент Катастрофы, и многие из них приложили к ней свои копыта. Если мы их тщательно просмотрим, есть шанс найти что-то по-настоящему ценное, что даст нам ключ к пониманию того, как могла развиваться ситуация последние двести лет.

— Чего-то я не разделяю твоего энтузиазма. — вздохнул Армор.

— А от тебя и не требуется! — разозлился вдруг полковник. — Думай лучше, как десант организовать, полководец, понимаешь...

Майор покачал головой, и отправился восвояси.

---

Около полутора часов матросы-зебры сновали туда и сюда, подготавливая лодку к выходу в море. За это время отсеки превратились в сущие бакалейные лавки — на переборках появились гроздья колбас, связки лука и чеснока, в любом удобном углу стояли ящики с хлебом и консервами. Просто пройти по коридору, не задев случайно какой-нибудь еды стало невозможно. Повар (простите — кок) сбился с копыт, принимая и регистрируя припасы. Наконец, ровно в восемь ноль-ноль по внутренней связи раздалась команда:

— К походу приготовиться. Задраить внешние люки помимо рубочного. Отдать сходни. По местам стоять, со швартов сниматься.

Где-то глубоко в брюхе лодки стармех крутанул стартер, заливая топливо в цилиндры, и раскручивая поршни. Могучий дизельный двигатель несколько раз чихнул для порядка, а потом взревел раненым зверем. Z-96 мелко-мелко задрожала всем корпусом, нехотя пришли в движение два трёхлопастных бронзовых винта, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее увлекая лодку вперёд. Она отвалила от пирса, слегка забирая влево, и закачалась на мелкой прибрежной волне. Ствол палубного орудия поднимался и опускался вместе с лодкой, описывая дугу, а пенные брызги от врезающегося в волны форштевня долетали до нарисованного на борту рубки ухмыляющегося параспрайта — личной эмблемы боевого корабля. Пирс с провожающими потихоньку удалялся, удалялись и портовые постройки, краны и стоящие на приколе танкеры, и лишь маяк на вершине Одинокой скалы пока ещё сохранял прежние размеры в глазах смотрящего.

Стараясь не оступиться на узкой и скользкой лесенке, майор забрался наверх, в рубку, где чуть было не столкнулся головой с полосатым крупом зебры-офицера. Извинившись, майор вылез наружу, на площадку рубки, где уже находились капитан и ещё несколько моряков.

— Майор Армор. Вы как раз вовремя, — с мрачноватым смешком поприветствовал его Союши. Дефенд отметил, что зебра изменился: вчера в кабаке он показался майору чересчур сухим и отстранённым, даже апатичным, как раскормленная сельдь. Теперь же это была, скорее, мурена: глубоко внутри капитанских глаз разгорался непонятный тёмный огонь, на губах скользила усмешка, а поза была напряжённо-выжидающей, словно капитан в любой момент собирался распластаться в атакующем прыжке, как пантера. — Поглядите-ка на цену секретности!

Единорог оглядел пирс. Народу было — не протолкнуться: зебры и зебритянки, кристальные пони, военные всех мастей и рангов. В первом ряду майор углядел адмирала Фасимбу: он (весьма неожиданно для майора) печально махал копытом им вслед.

— Наш Папа старается провожать и встречать каждую лодку, — пояснил Союши. — Для вас, сухопутных, эта традиция, наверное, должна казаться странной.

— Да нет, почему, вполне уместная традиция, — пробормотал майор.

Из люка вдруг высунулась вихрастая голова, навострившая в сторону разговора уши со смешными кисточками. Миг — и Льётт Дарквинг вспорхнула в небо, загребая воздух широкими тёмными крыльями, уходя вверх и влево по курсу лодки. Описав круг почёта, крыланка на мгновение зависла на фоне восходящего солнечного диска... и спикировала прямо на них, пройдя буквально в паре сантиметров от выдвижных устройств.

— Эх, что делает! — восхитился кто-то из подводников. — Красота!

— Дарквинг! Немедленно возвращайтесь! — крикнул майор. Бесполезно: на секунду бэтпони обернулась назад, на её лице мелькнуло торжествующее выражение, а спустя ещё несколько ударов сердца и взмахов крыльев, она была уже далеко, вне любого арморовского оклика.

— Уместная, говорите? — переспросил капитан. — Тогда, думаю, вам будет крайне интересно спуститься в центральный, и полюбоваться на ещё одну нашу традицию.

Заинтересованный, Дефенд Армор спустился вниз. Центральный пост был полон зебр: Курт стоял у небольшого столика с картой, двое незнакомых моряков сидели за двумя большими штурвалами, ещё несколько занимали посты по противоположному борту.

С ужасным грохотом старпом, он же старший инженер-механик Итачи втащил в отсек здоровенный ящик. Вместе с Кедоки они аккуратно водрузили его на стол, и штурман с восторженно-серьёзным выражением лица прикрепил к нему большой раструб. Стармех откинул крышку кожуха, вставил в прорезь небольшую ручку, и начал её яростно вращать. Ещё минута — и патефон был приведён в боевую готовность. Кедоки тем временем извлёк откуда-то большую виниловую пластинку с затёртой обложкой, аккуратно положил её на вращающийся диск, и отрапортовал:

— Лодка к бою готова!

Старпом снял с переборки микрофон громкой связи.

— Зэт-девяносто шесть! Говорит старший помощник. Мы начинаем наш новый боевой поход. Кто захочет рассказать потомству — это двести семнадцатый поход нашей старушки. Я не могу пока сказать, куда мы идём — но, клянусь Кайсаром, это будет то ещё приключение! Готовы, отбросы общества? Аппарат товсь!

— Есть товсь! — молодецки отрапортовал штурман, отгибая от держателя звукоснимающую лапку.

— Пли!

Кедоки послушно опустил лапку на пластинку. Секунду, две, три ничего не происходило, затем послышались хрипы и стоны, и, наконец, Армор услышал музыку.

Скрежещущий звук электрогитары пронизал лодку сверху донизу. Инструмент наигрывал на высоких нотах повторяющуюся мелодию, агрессивную и напористую. Затем вступил бас, оттеняющий визг своим ритмичным буханьем. С изумлением майор вдруг обнаружил, что оба офицера — да и не только они, и матросы тоже — стучат копытами в палубу в такт музыке, а Кедоки вдобавок ещё и отбивал ритм как барабанщик, долбя передними ногами в переборку. Получалось это у него, надо признать, довольно профессионально.

Но тут проигрыш кончился, и зебры, как один, открыли рты.

Was wollen wir trinken, sieben Tage lang,

was wollen wir trinken, so ein Durst. — запел старший помощник. Слова были зебринскими, и Армор понимал их со второго на третье, но всё же общий смысл был понятен.

Was wollen wir trinken, sieben Tage lang,

was wollen wir trinken, so ein Durst. — подхватили остальные.

Es wird genug für alle sein,

wir trinken zusammen, roll das Faß mal rein,

wir trinken zusammen, nicht allein.

Es wird genug für alle sein,

wir trinken zusammen, roll das Faß mal rein,

wir trinken zusammen, nicht allein.

Поражённый до глубины души Армор распахнул люк в соседний отсек — там было ровно то же самое: офицеры, старшины, простые матросы, даже моряки-кристаллопони — все они в едином порыве выкрикивали слова песни, подкрепляя свои голоса топотом. А в открытом люке на противоположном конце помещения был виден носовой торпедный отсек, где чьи-то полосатые ноги тоже впечатывали копыта в палубу...

Dann wollen wir schaffen , sieben Tage lang,

dann wollen wir schaffen, komm faß an.

Dann wollen wir schaffen , sieben Tage lang,

dann wollen wir schaffen, komm faß an.

Und das wird keine Plackerei,

wir schaffen zusammen, sieben Tage lang,

ja, schaffen zusammen, nicht allein.

Und das wird keine Plackerei,

wir schaffen zusammen, sieben Tage lang,

ja, schaffen zusammen, nicht allein.

Майор прошёлся по лодке взад и вперёд, и везде видел только одно: моряки, без разницы — в полосках ли, или без — хором пели под ужасный скрип электрогитары про то, как они — один за всех и все за одного — будут вначале пить семь дней, затем крепко поработают неделю, ну а вдобавок сложат головы — за Порядок и Страну. И даже сверху, на мостике, куда Армор поднялся уже под конец, вахтенные громко и старательно выкрикивали слова песни, стараясь перекричать ветер и носящихся вокруг лодки чаек.. Лишь капитан хищно ухмылялся, молча глядя в серые морские волны, да посасывая старую раскуренную трубку.

Dann wollen wir streiten sieben Tage lang.

für das Recht und unser Land.

Dann wollen wir streiten sieben Tage lang.

für das Recht und unser Land.

Dann kriegt der Frust uns nicht mehr klein

wir halten zusammen keiner kämpft allein

wir gehen zusammen nicht allein

Dann kriegt der Frust uns nicht mehr klein

wir halten zusammen keiner kämpft allein

wir gehen zusammen nicht allein.

Не говоря ни слова, майор спустился обратно, и отправился в их жилой отсек.

— Ч-что это было? — свесилась с верхней койки Льётт (ага, вернулась, пока он бродил по лодке!), размерами округлившихся глаз готовая поспорить с полярной совой. У остальных членов команды глаза вылупились не меньше, а то и больше. Лишь один пони сохранял полнейшее спокойствие. Трибунус милитум Тальвар Реи молча улыбнулся, и коротко бросил в пространство:

— Флот.

---

— Дедушка Мороз, выходи! — нетерпеливо барабанил по двери гальюна инженер Дасти. В ответ доносились сдавленные проклятия и глухой звук опорожнения чьего-то желудка. Хотя почему чьего-то? Последние несколько часов, с момента выхода в открытое море, там находилась Льётт Дарквинг, внезапно обнаружившая в себе эпических размеров морскую болезнь.

Подводная лодка ходко шла на запад, переваливаясь с волны на волну так, что её нос описывал порой дугу в десяток метров, то подымаясь на гребень, то вновь ухая в пучину между двумя валами. Из открытого рубочного люка в центральный то и дело лились потоки солёной воды. Наружной вахте в такую погоду не позавидуешь: не спасают ни прорезиненные плащи, ни бесформенные зюйдвестки, однако матросы с маниакальным упорством продолжают оглядывать горизонт в бинокли. Сколько солдат, замерзая в дозоре, или еле волоча ноги в патруле завидовали флотским, которые каждый день едят за столом и из чистой посуды — и сколько из них, оказавшись на месте нещадно заливаемых вахтенных, поспешно взяли бы свои слова обратно. Действительно, на земле ты не всегда спишь в тепле и удобстве — но под тобой терра фермо, а не сколько-то сотен метров водной толщи, и самое главное — нет всепроникающей сырости.

Да, сырость была повсюду. Конденсат каплями оседал на переборках, собирался на подволоке, и капал за шиворот любому проходящему мимо. Кое-где трубы и узлы обшивки подтекали тонкими противными струйками, под которые зебры ставили вёдра. Иногда вёдер не хватало, и солёная морская вода лилась на решётчатую палубу, пробиваясь глубже, в аккумуляторный отсек. Майор как-то сунулся туда из любопытства — тесно, темно, и мокро. Нечего там делать.

Наконец, кремальера на двери гальюна провернулась, и оттуда выползла пегаска с совершенно зелёным лицом. Янтарные глаза закатились вверх, при каждом шаге её била крупная дрожь, а уши безвольно поникли. Время от времени Льётт сотрясали рвотные спазмы, но по крайней мере её уже не рвало.

— Да ты, я погляжу, осавиваешься! — ухмыльнулся Дасти, быстренько забираясь внутрь. Дверь захлопнулась, и раздался вздох облегчения. — Скоро совсем настоящим моряком станешь!

— Это в каком... буэээ... смысле?

— Вчера ты шесть часов в сортире провела, а сегодня всего три! — глухо забубнило из-за двери.

— Шутник, мать твою...

Дверь открылась, и из гальюна выглянул донельзя смущённый Дасти.

— Ты, случайно, не помнишь, как тут, э-э-э... смывается?

— Жмёшь на педаль, после чего запираешь большим красным вентилем арматуру, и выдавливаешь... буэээ... эжектором за борт. Инженер, блин...

— Ну я же всё же не корабельный инженер...

Пробегающий мимо Курт, ухватив обрывок разговора, затормозил.

— Изучаете фановую систему, да?

— В некотором, буэээ... смысле.

— Эмпирическим путём, — подтвердил Дасти, вываливаясь из гальюна, и вытирая передние копыта тряпочкой. — Делать-то всё равно нечего.

— Если нечего — тогда могу предложить одну презанятную штуку. Только мне потребуется помощь. — его продувная рожа осветилась предвкушением чего-то очень приятного и забавного. — Дасти, ты кажется говорил, что ты инженер?

— Есть грешок. — подтвердил Праймер.

— Ты ведь уже был на посту нашего “деда”?

— Кого?

— Ну, деда, старшего инженер-механика, Итачи.

— Кажется, — неуверенно ответил Дасти.

— Справа от радиорубки небольшая выгородка...

— А-а-а, да, помню такую.

— Там под столом стоит здоровенная такая ёмкость, запертая на замок. Замок, скажем, там хлипкий, но есть другая проблема: надо будет подкрутить измерительные приборы, чтобы старый пень не заметил, что мы сольём оттуда пару литров.

— Пару литров чего?

Курт оглянулся по сторонам, и негромко, уголком рта произнёс:

— С-и-та

— Чего-чего? Спирта?

— Эй, эй, не так громко, а то сюда сейчас полкорабля сбежится! — замахал копытами штурман. Да, его самого. Я отвлекаю старпома, а вы сливаете добро. Лу, ты с нами?

— Да вы издеваетесь, — измученно ответила пегаска, — в таком состоянии — и пить.

— Поверь старому моряку, пить в таком состоянии — самое дело, усмехнулся Кедоки.

— Господин майор! Господин майор! — кто-то сосредоточенно тряс Армора за плечо. — Проснитесь! Да проснитесь же! У нас проблемы!

— Какого? — тихо выматерился единорог, бросив быстрый взгляд на экран ПипБака. Он спал всего три часа! После усмирения того балагана, который учудили ужравшиеся неизвестно откуда взятым спиртом Дарквинг и Праймер, майор просто валился с копыт, однако он всё же нашёл в себе силы задержаться и посмотреть собственными глазами на погружение лодки. И вот теперь его будят спустя всего сто восемьдесят сраных минут!

— Что у вас опять стряслось, Хорслич?

— Это словами не объяснить. Пойдёмте!

Со вздохом выбравшись из койки, майор начал протискиваться в люк вслед за оранжево-чёрным хвостом земнопони.

В центральном посту было столпотворение: здесь находились почти все офицеры подлодки, и вся его команда, за исключением Дасти (тот дрых, не проспавшись, у себя на койке). Капитан, используя вперемежку эквестрийский и зебрийский языки, вворачивая к тому же сочные выражения на старокристаллическом, жёстко “воспитывал” своего штурмана. Тот стоял поникший, с опущенным хвостом, и к тому же видно было, как лейтенанта штормит с похмелья. Хакер Лири с восхищением записывала на диктофон ПипБака самые сочные обороты.

— Ну и... — начал Армор, но Тальвар Реи молча показал копытом вверх, в рубку, и майор всё понял. На запорной арматуре люка буквально висела Льётт, с совершенно безумными глазами и таким же выражением лица. Пегаску мелко трясло, но она упорно продолжала дёргать кремальеру вниз в бесплотных попытках открыть люк.

— Это что, белая горячка?

— Нет, — ответил капитан, отвлёкшись на секунду от воспитательного процесса. — Это клаустрофобия. Вот этот вот идиот, — он злобно зыркнул на штурмана, который от взгляда съёжился ещё больше, — мало того, что напоил девочку, так ещё и с чистой совестью сообщил ей, что мы идём на глубине, в три раза превышающей длину корпуса лодки. Как только до неё дошёл смысл, случилось... ну, в общем, это.

— А она не...

— Нет, — догадался о вопросе Союши, — люк заблокирован, и открыть его без соответствующей команды с пульта не получится. Но вот снять девочку надо бы — хоть она и крылан, но провисеть тут до следующего всплытия вряд ли сможет.

— Ваши предложения, сержант, — обернулся майор к Хорсличу, — вы же врач.

— Самое лучшее — pizdulinus vulgaris, разумеется. Но для этого её нужно опять же снять.

Армор покачал головой, но делать было нечего — как комнадир, он обязан был разгребать за своими подчинёнными все косяки. Тяжело вздохнув, майор поставил ногу на первую ступеньку.

Дискорд побери, как же тесно! И так трап очень и очень узкий, а теперь, когда он вполовину занят сбрендившей пегаской, залезть туда было и вообще почти невозможно. Однако каким-то чудом майор извернулся, и смог поравняться с Дарквинг. Балансируя на какой-то выступающей из переборки железяке, он очень аккуратно начал отцеплять разведчицу от люка.

— Дарквинг! Старший авиапони Дарквинг, вы меня слышите? Эй! — как можно более отчётливей проговорил майор прямо в ухо пегаске. Ответом ему стал ещё один безумный взгляд. Мрачно выругавшись под нос, единорог подсунул левую переднюю ногу под кремальеру, и аккуратно разжал копытную хватку, одновременно силой своей магии убирая с запорной арматуры второе дарквинговское копыто. Оставшаяся без опоры пегаска моментально вцепилась в Армора всеми конечностями, зарывшись лицом в майорскую гриву.

Как с таким грузом слезать по трапу — единорог представить не мог.

— Твою ж мать... Эй там, внизу, разойдитесь-ка! — крикнул он, и, выждав десяток секунд, напряг все свои магические силы, окутывая левитационным облаком себя и Льётт. Почувствовав, наконец, что может больше не держаться на ступеньках, майор аккуратно убрал задние ноги с опор, и начал медленно левитировать себя вниз. Лоб моментально вспотел, и струйки горячего пота закапали вниз с кончика рога. Пегаска зажмурилась; Армор медленно, но верно приближался к поверхности. Наконец, когда удерживать пару сотен килограмм веса одной магией было уже невозможно, и майор уже скрежетал зубами от напряга, его копыто коснулось ребристого металла палубы.

Они были внизу.

— Льётт, я всё понимаю, но старшего по званию и обнимать надо по уставу, — мягко проговорил Армор на ухо пегаске.

Наконец-то осмысленный взгляд! Правда, испуганный, ничего не понимающий — но уже осмысленный. А уже через несколько секунд крылатая поняша стремительно разжала объятья, отцепляясь от майора, и стремительно начала краснеть.

— Я п-по-моему слегка... ушла в себя, — пробормотала она, опустив голову, и стыдливо прикрываясь кожистым плащом крыльев.

— Разве что слегка, — улыбнулся единорог. — Надеюсь, больше такого не повторится?

Льётт ещё больше покраснела (шёрстка на щеках приобрела совсем уж невероятный оттенок), и молча кивнула. Майор одобрительно похлопал её по крылу:

— Ну, раз всё хорошо — отправлюсь-ка я досыпать.

Но отдохнуть ему так и не дали: только командир группы завалился обратно в свою койку, как где-то над головой захрипел динамик, и гнусавейшим голосом корабельная связь провозгласила:

— Центральный! Докладывает радиорубка. Обнаружены эхо-сигналы!

— Эхо-сигналы? Вы сказали эхо-сигналы? — не замедлил с ответом вахтенный офицер.

— Так точно, сэр. Повторяю: эхо-сигналы. Цель подводная, одиночная, курс триста двадцать, скорость средняя, расстояние двадцать кабельтов, приближается.

— Вы можете с уверенностью сказать...

— Цель органическая, сэр, — перебил динамик вахтенного, даже не дав тому завершить вопрос.

— Ёб вашу маму, — сказал капитан прямо в эфир. — Только этого не хватало. Право двадцать, полный вперёд. Боевая тревога!

Нет в этом мире ничего сильнее и мерзостнее, чем сигнал боевой тревоги. Высокий, почти на пределе слышимости, он врезается в черепную коробку, как буравчик патологоанатома, и ему же равен по приятности оказываемого эффекта. Мозг стремится моментально вскипеть и паром вырваться из ушей и ноздрей, глаза сами собой приобретают великолепный красно-бурый оттенок из-за мгновенно лопнувших сосудов, а все мышцы тела начинают самопроизвольно сокращаться. Каким бы ты ни был — пьяным в доску, спящим, полумёртвым — ты вскакиваешь на ноги, полный адреналина, и готовый к моментальным действиям по борьбе за живучесть.

Майор вскочил, как бешеный, приложившись затылком и доброй половиной тела о койку соседа сверху, перевалился через небольшие коечные перильца, и рухнул на палубу, запутавшись в простыне. На него тут же свалился с трудом соображающий Дасти, и вдобавок поверху пронеслось маленькое стадо зебр-моряков, спешащих занять свои места по боевому расписанию. Едва вставший на ноги Армор чуть было не свалился вновь: лодку заносило на циркуляции, и лишь ухватившись за что-то, майор смог ужержать себя в вертикальном положении.

— Что... за... — хорошенько помятые единорог и земнопони ввалились в центральный пост, налетев при этом на Хорслича. Сержант помог командиру встать, и диверсанты уставились на капитана Союши.

— Нарвал, — мрачно пояснил тот. — Вы, сухопутные, поди о таких и не слышали. Опаснее него только кракен, хоть его и не видели уже лет сто.

— Кракен — это же легенда, — нервно рассмеялся Дасти, — как и нарвал; бабкины сказки!

— Посмотрел бы я на то, как эта бабкина сказка распилит вас надвое одним взмахом меча, — недобро глянул капитан. — Нарвал совершенно реален, и он потопил четыре боевых корабля за последние полсотни лет.

— Да вы должно быть, шутите! — восликнул инженер. — Что ж это за зверь тогда такой?

— Какие уж тут шутки... Пятидесятиметровая туша удивительного проворства с острым десятиметровым мечом впереди. Кое-кто видел, как он протыкает эсминец насквозь — грива у этих свидетелей до сих пор полностью седая, а сами они заикаются.

— Ни разу не слышал ни о чём подобном, — пробормотал майор.

— Ну естественно, — усмехнулся зебра, — много ли вы вообще до того интересовались делами флота?

Он начал нервно расхаживать взад и вперёд; офицеры провожали его взглядом, кроме Кедоки — тот прильнул к карте, и напряжённо смотрел на динамик переговорного устройства.

— Радиорубка, что с целью? — сердито вопросил капитан в микрофон.

— Цель на 240, скорость прежняя, приближается, — слегка помедлив, доложил гидроакустик.

— Sheisse... Самый полный вперёд, носовые пять на всплытие!

— Есть пять на всплытие.

Лодка едва заметно накренилась: корма провисла, а нос, наоборот, поднялся выше. Шум электродвигателей стал сильнее, и почти сравнялся с таковым от дизелей. Корпус мелко-мелко дрожал. Стрелка глубиномера дёрнулась, и, словно нехотя, поползла обратно: шестьдесят метров, пятьдесят восемь, пятьдесят шесть...

— Дистанция до цели?

— Пятнадцать кабельтов!

— Sheisse! Носовые десять на всплытие, кормовые пять. Акустик! Докладывать о цели каждые шестьдесят секунд!

— Есть носовые десять, кормовые пять.

Нос задрался уже ощутимо, да так, что стоящим в центральном пришлось схватиться за что-нибудь для удержания равновесия. Глубиномер менял показания активнее — пятьдесят, сорок семь, сорок пять, сорок два... а гидроакустик бубнил механическим голосом:

— Цель на 220, расстояние тринадцать кабельтов... Цель на 200, расстояние двенадцать кабельтов... Цель на 190, расстояние десять кабельтов...

— Так держать! — рявкнул капитан рулевым, одновременно ловя взглядом Итачи. — Красное освещение в лодке! Орудийные расчёты подготовить!

Что-то щёлкнуло, и всё помещение центрального поста залило тускло-алым светом. Лодка продолжала мчаться сквозь толщу океана, а за ней, напрягая все свои силы, всё так же гнался опаснейший противник из морских пучин...

— Мы уходим? — поинтересовался Армор у капитана, когда тот в очередной раз прошёлся мимо.

— Да, дискорд раздери! — раздражённо ответил тот. — У меня чёткие инструкции: пока не дойдём до плавбазы, риску лодку не подвергать! И я не собираюсь бодаться с этой тушей, с неясными шансами на победу.

— А зачем тогда орудийные расчёты?

Союши хищно усмехнулся.

— Бодаться я не собираюсь... а вот указать этой сволочи на её место — вполне!

С невероятным шумом и грохотом, как огромный стремительный кит, лодка пробкой выскочила на поверхность, пробив форштевнем набегающую волну. На секунду зависнув над водой огромным тёмным силуэтом, Z-96 шлёпнулась со всей своей силы вниз, обрушив на океанскую гладь свой стальной корпус. Тотчас же электромоторы смолкли, уступив место своим более мощным дизельным собратьям, и лодка, взметнув клубы сизого дыма, рванулась вперёд и влево.

Распахнулся рубочный люк, и из чрева лодки горохом посыпались матросы: они срывали с носового орудия растяжки и чехлы, обнажая воронёный ствол калибром 88 миллиметров. Из рубки аккуратнейшим образом подали первые снаряды, и расчёт, захлопнув затвор, споро завертел рукоятками маховиков, разворачивая орудие на левый борт. Грохочущая ночная гроза и треплющий волны ливень был им, казалось, не помеха: что-то в волнах углядев, командир орудия рванул педаль, и девятикилограммовый снаряд с визгом улетел в ночь, шлёпнувшись в воду со всей своей скоростью в 820 м/с. К нему присоединились и спаренные сорокамиллиметровые “Бохорсы”, посылающие свои снарядики два раза в секунду. Миг — и водная гладь вскипела, как хороший бульон. Лодка продолжала идти влево, описывая гигантскую циркуляцию вокруг невидимой точки.

Вакханалия продолжалась минут двадцать, или около того. Снарядов Союши не жалел: понимал, что перезарядиться можно будет на плавбазе, а вот если из-за его собственной жадности лодку потопит или повредит порождение глубин... Словом, зебры всадили в своего невидимого противника около половины снарядов от “Бохорсов” и где-то полторы сотни ахт-ахт. Разумеется, какого-либо эффекта от своих действий артиллеристы увидеть не могли... но лучшим подтверждением результатов стрельбы стал доклад гидроакустика: цель улепётывала, да во все лопатки!

— Вернуться на прежний курс! — скомандовал капитан, выслушав подтверждение из радиорубки. — Орудия вернуть в диаметральную плоскость, но не зачехлять. Осмотреться в отсеках! Подождём пока, вдруг эта сволочь вернётся...

Однако, вопреки опасениям Союши, нарвал ушёл окончательно, и лодка, идущая полным ходом дабы наверстать упущенное время, рванулась вперёд. Капитан не смыкал глаз, и не уходил из центрального поста, пока рано утром наружная вахта не обнаружила крупный надводный объект.

Это была плавучая база подводных лодок “Занкомо”.

---

— Скорее! Скорее давай! Швыдче-швыдче! Что это вы там ползёте, как удивлённые беременные каракатицы по тонкому льду? Шевелите помидорами, рифлёные папуасы!

Означенные папуасы, сиречь рембригада дневной вахты ПБПЛ “Занкомо”, споро затаскивали в рубку большой пластиковый ящик, в котором находилась та самая аппаратура, которая позволит субмарине пройти беспрепятственно сквозь лей-линию. По крайней мере, так утверждали двое яйцеголовых, что сопровождали груз с момента его погрузки в пегасолёт и вплоть до монтажа на исходной позиции, сиречь в лодке. Пока Лири Раннер, их отрядный радист и по совместительству спец по компьютерам, выпытывала у этой учёной парочки мельчайшие подробности, четверо матросов под командованием лейтенанта-минёра Скитузера просто и без сантиментов затаскивали ящик внутрь.

— Быстрее, гамадрилы беспочвенные, отрыжка вы военно-морской доблести, — отечески напутствовал матросиков Скит. Группа майора Армора наслаждалась зрелищем с борта плавбазы, впервые за неделю с лишним оказавшись там, где нет сильной килевой качки. Отдохнуть от порядком уже поднадоевшей лодки выбрались почти все — за исключением спецтаковца Уайт Гловза.

— К слову об отрыжке, а где наш Напонион?

Вопрос майора был отнюдь не праздный: с момента отплытия прошло уже десять дней, а полковник не появлялся из своей каюты ни разу. Даже обед ему носили туда специально обученные матросы. Всё это вызывало кучу вопросов, тем более что именно Уайт Гловз должен был принимать установку на лодку секретного оборудования. Однако, полковника не было.

— Надо пойти посмотреть, — решил Дефенд Армор.

Дверь в каюту оказалась закрыта. Ухваченный за рукав стармех Итачи на вопрос о запасных ключах просто отмахнулся.

— Сдурел? Какой ещё нахер полковник, едри его мать? У меня приёмка топлива через десять минут!

Поэтому пришлось дожидаться, пока лейтенант Раннер закончит выяснять у научных пони все тонкости управления блоком, и привлечь к делу её способности взломщика.

— Вообще-то это плохо, вскрывать помещение старшего начальника, особенно когда он внутри, — пожаловалась кристаллопони, ковыряясь отмычкой в замке. — Вдруг он там голый и в непристойной позе?

— Ага, с полным ящиком мнемошаров, — хмыкнул Армор. — Просматривает чьи-то воспоминания о посещении военно-полевого борделя двести лет назад.

Вопреки ожиданиям, полковник был одет — правда, исключительно этим всё и ограничивалось. Уайт Гловз, начальник экспедиции, офицер специально-тактического эскадрона, лежал на койке без движения, бессмысленно уставившись в пространство. Из уголка рта на подушку стрекала струйка слюны, а в магическом сиянии рога висел один из тех самых шаров, что доверху наполняли “секретный” ящик. Ещё с десяток шаров было рассыпано по палубе — поверх них лежали исчерканные летящим почерком Гловза листы белой бумаги. Майор поднял один: ни черта не разобрать, такое впечатление, что писал безумец, или пьяный.

— Жив. — отметил сержант Хорслич, нащупав пульс полковника. — Только в глубокой отключке.

— Никогда не сталкивался прежде с такими шарами? — озабоченно спросил Армор.

— Нет, ни разу.

— Я слышала кое-что, — сказала Лири, внимательно рассматривая кучу грязной посуды на столе. — Информация подаётся онлайн, то есть если в шаре записано три дня чьей-то памяти, то и смотреть будешь три дня.

— А если оторвать?

— Повредятся мозги, — пожала плечами кобылка, — до Катастрофы, в каких-нибудь медицинских центрах такое и умели делать, но у нас не получится точно.

— Значит, придётся ждать, пока этот любитель чужих воспоминаний не очнётся сам...

Но “любитель” не очнулся ни через час, ни через четыре, когда лодка отшвартовалась от плавбазы, и направилась средним ходом на юго-запад. Наконец, когда Союши уже начал сердито поглядывать на майора, исполняющий обязанности сиделки Хорслич принёс радостную весть: Уайт Гловз очнулся.

Тощий, всклокоченный, с воспалёнными красными глазами, он вошёл в центральный с совершенно отсутствующим видом, словно до сих пор находился не здесь, а где-то очень, очень далеко. И очень давно.

— Голубь вы мой книжный, — ласково сказал ему Союши, — птица мира специально-тактическая, сокровище утраченных иллюзий. Где конверт, душа вы пленительного счастья?

— Конверт? — непонимающе захлопал очами полковник.

— Конверт, яхонтовый мой, конверт с координатами вашего сраного прохода в лей-линии. Мы, изволите видеть, некоторое время назад прошли точку “игрек”, и теперь мне очень, уж вы не обессудьте, хочется знать курс, которым мне вести корабль.

Вопрос пришлось повторить несколько раз: отходняк от длительного пребывания в шаре оказался достаточно тяжёлым. Через какое-то время заветный конверт нашёлся, и субмарина устремилась заданным курсом, туда, где вставала ещё неотличимая пока от горизонта полупрозрачная переливающаяся пелена розовато-жемчужного тумана, преодолеть которую не удалось пока ещё никому за последние двести лет.

Им предстояло стать первыми.

---

По мере приближения к лей-линии ветер крепчал и крепчал, пока не превратился наконец в настоящий шторм: хлёсткие порывы сурового ветра бросали в лицо находящимся сверху морякам пригоршни колючих снежинок, которые расцарапывали даже стёкла биноклей, не говоря уже о живой плоти. Гигантские валы мутной зелено-сизой океанской воды подымались гораздо выше выдвижных лодки — да что там, выше и здоровенной плавбазы, и даже мэйрманского маяка. Поручни и штаги начали обледеневать — несмотря на то, что вода была морской! — а брезентовый чехол носового орудия просто сломался, как перекалённая стекляшка. Барометр упал ниже своего минимального значения; бешено крутящийся анемометр капитан и вовсе приказал снять от греха. Верный своей привычке лично проверять наружную вахту каждый час, Союши стоял, мрачный и насупленный, за ограждением рубки, с остервенением грызя мундштук.

— Это только ягодки, — прокричал он майору Армору, который также вылез наружу, и стоял, упёршись передними ногами о нактоуз. С его зюйдвестки и прорезиненного плаща стекали потоки воды. — Дальше будет только хуже. Нам придётся уйти на глубину и переждать бурю там.

— А если шторм не утихнет? — заорал в ответ майор (общаться из-за рёва волн приходилось только криком). — Что тогда?

— Не знаю, — покачал головой капитан. — В районе разрыва, скорее всего, сильнейшее подводное течение, можем не справиться. Полезайте вниз, нечего тут больше делать! — и как только Союши удостоверился, что Армор исчез в люке, тут же скомандовал: — Все вниз! К погружению!

— По местам стоять, к погружению! — крикнул старпом в микрофон громкой связи, как только вся наружная вахта спустилась вниз. Зазвенел тревожный зуммер, и все подвахтенные и сменившиеся с вахт пони моментально бросились на свои боевые места, удивительным образом не сталкиваясь и не устраивая заторов у люков. Вахтенный офицер тем временем отдавал приказания:

— Задраить верхний рубочный люк! Машинное — остановить дизеля, задраить забортные отверстия! Поднять перископ! Заполнить цистерну быстрого погружения

— Есть заполнить ЦБП.

— Открыть клапан вентиляции цистерны плавучести!

— Есть открыть клапан вентиляции цистерны плавучести.

— Боцман, что с забортными отверстиями?

— Клапаны судовой и батарейной вентиляции закрыты.

— Заполнить цистерну главного балласта! Машинное — дать ход электродвигателям. Носовые пять на погружение, кормовые на всплытие.

Гул и грохот дизелей по всей лодке стих, вместо них заработали гораздо более малошумные электродвигатели. Совсем близко послышалось бульканье и скрип — это заполнялась цистерна главного балласта. Воздух мириадами пузырьков выходил из кингстонов, уступая место ледяной забортной воде. Вот дрогнула стрелка глубиномера — до того плескаясь на уровне пяти метров, она уверенно перескочила на соседнее деление, и медленно пошла вправо: семь, восемь, девять...

— Продуть цистерну быстрого погружения!

— Есть продуть ЦБП.

— Глубина двенадцать метров!

— Закрыть клапаны вентиляции средней группы!

— Есть закрыть клапаны средней группы.

— Носовые и кормовые пять на погружение. Дифферент десять на нос. Командир?...

— Занять глубину тридцать метров, — ответил Союши, бесстрастно взирающий на свой экипаж.

— Занимаем глубину тридцать! Носовые десять на погружение, малый вперёд.

— Глубина пятнадцать метров!

— Закрыть клапаны концевых групп!

— Есть закрыть клапаны концевых.

Вахтенный прилип к окулярам перископа, последний раз окидывая взглядом поверхность. Шторм не утихал: волны даже не давали возможности разглядеть что-либо ещё, беспощадно заливая топ перископа.

— Глубина двадцать метров!

— Командир, похоже тарелки всё-таки не успели обмёрзнуть, — обрадованно доложил Итачи.

— Хорошо, — улыбнулся капитан. — Продолжайте погружение.

— Глубина двадцать пять метров!

— Носовые пять на всплытие, стоп машина!

Медленно и вальяжно лодка выправила дифферент — теперь её не клонило к носу, и пони в центральном отсеке могли отпустить то, за что они схватились в попытке удержаться на ногах.

— Глубина тридцать метров!

— Носовые и кормовые прямо, малый вперёд! Командир, есть погружение!

— Ну а вот теперь посидим чутка...

Однако, шторм не утихал. Напротив, как только “чемоданчик” в копытах Лири засёк лей-излучение, он стал ещё яростнее — бушевал так, что даже подвсплывать под перископ стало чрезвычайно опасно.

— Что будем делать? — озадаченно спросил Армор у Союши.

— Что будем, что будем... будем прорываться так. — проворчал капитан. — Где этот ваш чудо-юдо-аппарат?

Но лей-линии мало было достигнуть, нужно было ещё найти разрыв, а его примерное местоположение учёные дали с огромным разбросом. Поэтому следующие десять часов лодка барражировала на достаточном удалении от арканного барьера, медленно и осторожно ощупывая локатором клубящуюся розоватую субстанцию. На экране прибора это выглядело, как хаотичное движение пикселов, которые словно налетали на невидимую стену, и снова с силой отскакивали. У бессменно сидящей в кресле оператора Лири уже давно рябило в глазах от такой какофонии, но она продолжала пялиться в экран в надежде найти достаточно тонкое и стабильное место. Но секунда сменяла секунду, минуты сливались в часы, а нужного разрыва всё не было и не было...

Стоп! Что-то было не так! Лири потёрла копытами глаза: пикселы на экране двигались уже не так хаотично, как прежде, а выстраивались в некий структуризованный хоровод, медленно вращаясь вокруг... чего? Кристаллопони подкрутила верньер горизонтальной развёртки, переместив обзор чуть западнее... Есть!

— Командир, нашла! — проговорила она усталым, но довольным голосом.

— Где? — вскинулся задремавший Армор. Вместе с вахтенным (в этот раз это был Кедоки) они подбежали к экрану прибора, и уставились в непонятное мельтешение.

— Вот, видите? Три с половиной километра к северо-западу! Лей-излучение как бы собирается в пучки, и выбрасывается по ту сторону линии. Вот, мы даже можем видеть излучение с той стороны! — поняша, сама того не чувствуя, начала приплясывать от нетерпения.

— Так. Матрос — срочно за капитаном! — скомандовал штурман одному из зебр. — Разбудите вашего полковника, что ли — думаю, ему это тоже будет интересно.

Союши вошёл в центральный стремительно, даже не вошёл, а ворвался. Следом за ним заявились любопытствующие диверсанты Дасти и Льётт (куда же без них?) и замыкал делегацию полковник Гловз собственной персоной.

— Вот это уже другое дело! — обрадованно рыкнул капитан. Какой ширины коридор? На какой глубине?

— Выясняем, сэр, — ответил Кедоки. Он что-то сосредоточенно черкал в блокноте. — Лири, эти деления какой шаг имеют?

— Эти? Сто метров.

— Вечно у вас всё не как у поней! Две мили два кабельтовых по курсу триста тридцать. Расчётное время — двадцать пять минут.

— Боевая тревога! — выкрикнул Союши, а затем усмехнулся, — будем надеяться, до боя не дойдёт. Право десять, средний вперёд! Будем заходить под прямым углом, — пояснил он пассажирам.

— Хотите проскочить на скорости? — спросил Уайт Гловз. — А что с течением?

— Если я всё правильно рассчитал, то на нашей глубине течение не такое сильное, и идёт туда, раз наша часть океана холоднее. А вот уже выше, у поверхности, течение идёт оттуда... Вашу кобылу за вымя, я сказал средний, а не полный!

— Ход средний, сэр! — возразил Кедоки, указывая на машинный телеграф.

— А то я лаг не вижу! Восемь узлов — это по-твоему средний? Машинное! Что там за говно у вас творится?

— Машины работают в штатном режиме! — забубнил динамик громкой связи. — Даже, я бы сказал, медленнее, чем нужно...

— Что за... А ну-ка малый вперёд!

Перевели на малый ход, но скорость лодки не уменьшилась, а наоборот, возросла — теперь она достигала десяти узлов, запредельной для подводного хода.

— Так... — помрачнел капитан. — Мне это не нравится. Как далеко ваша лей-линия?

— Полторы мили, — бросив взгляд на экран, с тревогой в голосе доложил штурман. — А должна была быть в двух...

— Sheisse... Машинное! Полный вперёд! Право на борт!

Лодка дёрнулась, и рванулась вправо, но не тут-то было! Увлекаемая сильнейшим течением, её развернуло лагом, и потащило вперёд, всё сильнее и сильнее накреняя на левый борт.

В центральном, да и не только там, все повалились на палубу от резкого толчка. Боцман, бросив рули глубины, с воплем улетел на противоположный борт. Какое-то время лодка была неуправляемой, и вполне могла перевернуться — но судьба распорядилась иначе. Вестник судьбы, старший лейтенант Итачи, старший помощник и старший же инженер-механик, понял, что ещё чуть-чуть, и их положит на левый борт, и тогда — привет. Он рванулся по чужим ногам и головам к машинному телеграфу, и резким рывком перевёл указатель в положение “полный назад”, после чего съехал на крупе к штурвалу, и закрутил его вправо до упора.

Казалось уже, что лодку не выправить, и через секунду всем им настанет конец — но спустя несколько ударов сердца (и несколько седых волос в гривах каждого из обитателей лодки) медленно, невероятно медленно Z-96 начала выправляться. Капитан бросил взгляд на креномер — он показывал невероятную цифру в пятьдесят градусов! Но чем больше лодка выправлялась на курсе, тем меньше становился и крен; спустя несколько минут, когда можно было нормально встать на ноги, капитан перевёл машинный телеграф на “малый вперёд”, а рулевой зафиксировал руль прямо.

— Нас несёт прямо в воронку, — прохрипел Союши, поправляя слетевшую набок фуражку. — Держитесь крепче, тряска будет та ещё!

Все схватились кто за что успел: Армор за стойку перископа, Льётт за Дасти, Дасти за кремальеру люка, а Гловз за штурманский столик. Лодку и в самом деле начало здорово раскачивать, часто-часто подбрасывая нос на два-три метра. Корпус дрожал и трещал, вода булькала как в огромном кипящем котле, а маленькая точка на экране сканера лей-линий неудержимо приближалась к...

К чему? Армор не знал точно. Если учёные ошиблись — современные, кристально-имперские, или двухсотлентей давности эквестрийские, то их сейчас размажет в тонюсенький блин по лей-линии. Если же нет... всё равно был велик шанс на несчастливый исход — выскочить на камни и пропороть железное брюхо лодки, или того хуже — нырнуть за красную черту, отделяющую безопасную глубину от предельной... Майор опустился на пол — не от страха, скорее от эмоционального изнеможения, закрыл глаза и начал мысленно молиться. Молиться не прабабушке Кейденс, и не Луне с Селестией — скорее, некоему абстрактному высшему разуму, что хладнокровно и безэмоционально наблюдает за земными делами, как и положено высшим разумам. И это была скорее даже не молитва, а внутренний диалог: майор спрашивал, стоит ли так глупо погибать, не сделав даже и первого шага, и в чём вообще тогда смысл существования, если не стоит даже пытаться?

Высший разум, что характерно, молчал.

— К удару приготовиться! — услышал он хриплый крик Союши.

Лодка мчалась уже со скоростью, далеко превышающей её максимальную и над водой — узлов тридцать, не меньше. Скачки почти прекратились, но дрожь лишь усилилась, и выбивала дробный перестук зубов у каждого, кто находился в чреве субмарины.

— Три... две... одна!

“Роуз” — успел подумать Армор.

А потом мир словно взорвался: лодку тряхануло так, что майор подскочил не меньше, чем на метр, отпустив при этом стойку перископа, и скатившись к передней переборке. Он врезался во что-то мягкое (это оказался Дасти), непроизвольно выругался вслух... и внезапно ощутил, что, оказывается, ещё жив. А ещё — что пол и стена как-то... поменялись местами.

— Командир! — услышал он истошный вопль Кедоки. Распахнув глаза, майор повернул голову на крик... и увидел жутковатое зрелище: палуба встала дыбом, превратившись в одну из переборок. Пару секунд спустя он догадался: это не палуба накренилась, это вся лодка встала на дыбы, подняв свою корму гораздо выше носа.

Армор перевёл взгляд туда, куда указывал штурман — и похолодел: лодка не встала, она падала на глубину, стоя практически торчком: дифферент достигал уже сорока градусов, и всё увеличивался, хотя и не так быстро, как глубина; последняя же менялась с ужасающей скоростью, и уже достигала почти ста метров.

— Пузырь в нос! Полный назад!!! — не своим голосом закричал Союши, цепляющийся за переборку. — Рули максимум на всплытие! Продуть главный балласт!

Корпус затрещал и застонал, скручиваемый ужаснейшими тисками глубины. Все, кто находился внутри центрального поста, от ужаса потеряли дар речи, стало так тихо, что было слышно, как в лёгком корпусе переливается вода. Стрелка глубиномера уже приближалась к красной черте — сто тридцать метров, но лодка и не думала выравниваться. Наконец, словно нехотя, субмарина дрогнула, и начала выравнивать дифферент, продолжая при этом падать в пучину.

Майор тяжело задышал, рванул копытом воротник кителя, и так уже расстёгнутый. Он не был трусливым пони (по заверениям сослуживцев, Дефенд Армор был лично очень храбр), но что такое смерть от стрелы или пули врага в честном бою один на один — и что такое быть раздавленным чудовищным давлением на глубине двухсот метров, находясь при этом в крохотной жестяной скорлупке, и не имея никакой возможности что-то изменить? Он не видел, но Дасти валялся в глубокой отключке (ударился головой о переборку), Льётт находилась в предынфарктном состоянии, тихонько всхлипывая в углу, а Гловз и вовсе лежал рядом с межотсечным люком, истекая кровью — при особо резком рывке его приложило о подволок и рассекло шкуру на темени.

Треск корпуса усиливался. Великан, обхвативший жестянку своим мощным кулачищем, поигрывал пальцами: корпус вдавливало внутрь. Бдышь — отлетела от стены заклёпка, просвистев словно пуля мимо штурмана, и зацокав по палубе. Сто сорок метров! Сто сорок пять! Сто пятьдесят! Сто пятьдесят два. Майор зажмурился, ожидая неизбежного: когда же морским пучинам надоест ждать, и они сомнут одним могучим ударом консервную банку с дерзновенными пони внутри, что самонадеянно бросили вызов Океану?

Но долгожданного мгновенного избавления от мук так и не пришло. Вместо этого он услышал не-понски спокойный голос капитана Союши, отдающий приказания:

— Машинное! Средний вперёд! Осмотреться в отсеках, доложить о повреждениях.

— Первый отсек осмотрен, замечаний нет.

— Второй отсек осмотрен, была небольшая течь, устранена, замечаний нет.

— Третий отсек осмотрен, замечаний нет.

— Четвёртый... шестой... седьмой...

Армор открыл один глаз, затем второй. Глубиномер показывал ровно сто шестьдесят, и понемногу поднимался, отдавая метр за метром. Растрёпанный, расхристанный Союши нависал над нактоузом, тяжело дыша. Его фуражка сбилась набекрень, а от трубки остался только осколок чубука — но на лице капитана играла хищная улыбка, а взгляд полуосмысленно перебегал с одного пони на другого.

Майор попытался встать — и не смог: ноги его не держали. Внутри словно лопнула какая-то струна, натянутая до предела последние пару часов. Армор рухнул на палубу, перевернулся на спину, и зашёлся в истерическом смехе — минуту или две он никак не мог остановиться, всхлипывая и трясясь. И ему так же безостановочно и так же истерически вторили Льётт, Гловз, Союши, Кедоки и вообще все пони и зебры на подводной лодке.

Они прошли на ту сторону.

Заметка: получен новый уровень

Новая способность: don’t panic: даже в самой сложной и напряжённой ситуации вы остаётесь спокойными. Особенно если на вас смотрят подчинённые.

Глава 5 - Хмурое утро

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Глава 5. Хмурое утро

I’m happy for to see ye home,

From the island of Ceylon,

Oh Johnny, I hardly knew ye!

Ирландская народная песня

— Мне это не нравится!

Армор вполне понимал и разделял настроение капитана: увиденное (и услышанное) определённо наводило на размышления. И пусть анализ полученных по радио скудных данных был пока не готов дать ответ о ситуации на суше, но то, что с природой было что-то не так, пони видели своими глазами: всё небо закрывала сплошная пелена серых туч. За те шесть дней, что лодка провела по эту сторону лей-линии , не было даже намёка на самый завалящий солнечный лучик.

Настроение Союши портилось с каждым днём — из пони, крайне довольного тем, что остался в живых, он за какие-то три дня превратился в мрачного ворчуна. Капитан даже на простые вопросы уже не отвечал, а огрызался, а простые матросы и вовсе боялись попадаться ему на глаза. Зебра и сам понимал, что негативно влияет на боевой дух, поэтому большую часть времени он проводил на мостике, молча посасывая трубку и сплёвывая за борт крошки табака.

Согласно расчётам штурмана, лодка должна была прибыть в намеченный район через пару дней. Экипаж скучал, и развлекал себя как мог: Гловз неожиданно нашёл общий язык с молчуном Реи, и оба старших офицера дни напролёт чесали языками о классической музыке и литературе в каюте полковника, за чашечкой чая по-адмиральски. Алый круп Хорслича не выходил за пределы собственной койки: как пояснил сам сержант, он собирался в походе отоспаться за пятнадцать лет службы, и непременно хочет выполнить это. Дасти и Лири оккупировали радиорубку, часами прослушивая пойманные обрывки радиопередач некоего ди-джея PON3, в попытках вытащить оттуда хоть какую-то информацию. Получалось плохо: 95% эфирного времени ди-джей посвящал музыке, без конца прокручивая старые треки Сапфир Шорс и Свити Белль. Льётт пыталась помочь друзьям, но это дело наскучило ей через полтора часа, и пегаска, не говоря ни слова, занялась более полезным делом — разведкой окрестностей. Вот и сегодня с утра она вылезла на мостик, спрыгнула на зенитную орудийную площадку, и, расправив крылья, подставила их набегающему ветру — только её и видели. Обычно Льётт прилетала обратно к обеду, изрядно устав и проголодавшись, и сообщала, что на многие мили окрест нет ничего интересного. Но сейчас она возвращалась явно раньше, да к тому же напрягая все свои скоростные качества: черная точка в арморовском бинокле росла на глазах, и уже скоро крыланка шлёпнулась почти без сил на палубу.

— Корабль! На юго-восток! — хрипло сообщила она, вволю напившись из протянутой кем-то фляжки.

— Вот это уже интереснее! — сразу ожил капитан. — Большой? Военный?

Льётт торопливо закивала. Её грудь часто-часто подымалась и опускалась, как кузнечные меха: стремясь донести новость до командиров, пегаска выложилась на полную.

— Больше лодки. Вооружённый — обстреляли меня, когда снизилась. Не попали. Но рассмотрела плохо...

— А флаг какой? Флаг успела разглядеть?

Пегаска помотала головой.

— Флаг не успела... Кое-что другое успела. Там полосатики...

— Зебры? — удивлённо моргнул Союши. — Так далеко от родных берегов? Неужели война ещё идёт, двести лет спустя???

— То-то будет весело, когда мы появимся, — заметил Армор.

Первым неизвестный корабль углядел матрос Соньи. Тонкая и почти незаметная полосочка на горизонте, едва отличающаяся цветом от волн выделялась лишь крохотной струйкой дыма, еле заметной на фоне облачного покрова небес.

— Курс пятнадцать, полный вперёд! — скомандовал Союши сразу же, как услышал доклад верхней вахты. — Посмотрим, что за подарок судьбы нам приготовили на эту Ночь Кошмаров.

Спустя три часа погони на неизвестном корабле, наконец, заметили их субмарину. Корабль (теперь уже было понятно, что это корвет или вооружённый тральщик) сбросил скорость, развернулся лагом к лодке, и торопливо застучал сигнальным фонарём. Стоял штиль, поэтому флага видно не было.

— Что говорят? — бросил, не оборачиваясь, капитан сигнальщику.

— Не могу разобрать, сэр... Это не наша сигнальная книга, точнее, книги — эквестрийская и кайсармарине, это что-то новенькое.

— Хммм... Что бы вы спросили, будь на их месте, майор?

Союши и Дефенд Армор стояли на мостике бок о бок — капитан в полном парадном мундире, при кортике и неизменной трубке опирался о леера, и задумчиво смотрел на первого встреченного здесь “соотечественника”.

— Я бы спросил — кто мы, и какого рожна нам надо.

— Логично. Сигнальщик! Пошли-ка им наши стандартные позывные.

Застучали шторки ратьера: матрос передавал на незнакомый корвет позывные лодки. Однако и это не помогло: спустя какое-то время корабль вновь замигал сигнальным фонарём.

— Разговор глухого с мудаком какой-то, — недовольно проворчал Союши. — Попробуй-ка вот что... Разверни наш боевой флаг, и посвети на него, авось догадаются сделать так же.

Сигнальщик послушно забрался на ограждение рубки, и спустя пару минут освобождённый флаг вяло заколыхался на небольшом ветерке, подсвеченный лучом прожектора.

— Гляди-ка, засуетились, — удовлетворённо прокомментировал капитан. — Что они там делают? Не видно ни черта...

БЫДЫЩ! Из середины силуэта корабля вырвался клочок пламени и дыма. Снаряд, натужно свистя, пронёсся над лодкой, и вальяжно ткнулся в воду, окатив фонтаном ледяных брызг всех стоящих на мостике.

Штабсшиффюрер Фиосай, командир корвета Нации “Изимпондо”, по молодости своей никак не мог опознать в едва различимой на поверхности воды рубке силуэт грозной “девятки”, основной подлодки Кайсармарине времён войны с Эквестрией. Не опознал он и чёрную с золотом старинную форму старших офицеров подводных сил флота. Однако ему с младых копыт вбивали ненависть к символике старой империи — и увидев на флагштоке странной лодки ненавистные кайсаровские знаки — триколор и щит-с-копьями, штабсшиффюрер не сомневался более ни секунды: это враг. Мерзкие роялисты-кайсаристы вернулись из мрака небытия, чтобы снова заковать Нацию в цепи, и бросить в горнило мировой империалистической войны. А что делают с врагом? Правильно — его уничтожают!

— Боевая тревога! Срочное погружение! — заорал Союши, сигая в рубочный люк. — Полный вперёд, право на борт!

Корвет поспешно выпалил из оставшихся орудий, но было уже поздно: опомнившаяся лодка камнем проваливалась под воду, скрываясь от вражеских глаз.

— Пятьдесят метров, срочно! — распоряжался капитан в центральном отсеке. Первый отсек, приготовиться к залпу. Восьмой отсек, что с минами?

— Говорит восьмой! Мины ждут своего часа.

— Выставить на касание! Заряжай первую партию. Доложить по готовности.

— Глубина пятнадцать метров!

— Продуть ЦБП, закрыть клапаны концевых. Кормовые десять на погружение!

— Есть кормовые десять!

— Глубина двадцать метров!

— Слышу шум винтов слева по курсу! Приближается!

— Лево на борт, срочно! Восьмой, что у вас?

— Пока не готовы, сэр...

— Sheisse!!!

— Глубина тридцать метров!

— Сэр, глубинные бомбы в воде!

— Всем держаться!!!

В лодку, словно в колокол, будто бы ударило здоровенным молотом — субмарина задрожала всем корпусом, как живое существо. Раздался оглушительный грохот, и экипаж повалился на палубу, изо всех сил зажимая уши копытами. Ещё удар! Лодка закачалась, как подвес на тросе: быстро, хаотично, с широкой амплитудой. Заскрипел раздираемый металл — то рвался лёгкий корпус. Но прямых попаданий всё же лодка не получила — и сохранила герметичность и способность передвигаться и драться за свою жизнь.

— Радиорубка, где цель? — прохрипел в микрофон капитан, подымаясь на ноги.

— Шум винтов справа, удаляется!

— Круги вокруг нас рисует, падаль! — выругался Союши. — Малый вперёд, право на борт! Глубина восемьдесят. Тишина в лодке!

Все замерли. Каждый боялся даже дышать; слышны были лишь щелчки машинного телеграфа, передающего мотористам приказ об изменении скорости, да бульканье в балластных цистернах за бортом. Лодка сбавила ход: электромоторы еле-еле шуршали. Слышны были далёкие разрывы глубинных бомб где-то справа по борту, иногда от особо мощного разрыва лодку начинало раскачивать.

— Цель на тридцать, приближается, — шёпотом доложил акустик.

— Стоп машина! Руль прямо, самый малый назад! — так же тихо ответил капитан.

Рулевой послушно закрутил штурвал влево. Субмарина практически остановилась, лишь слегка подрабатывая винтами.

— Цель на двадцать, расстояние не меняется!

— Рыщет, гад, — прокомментировал Союши. — Ну ничего, так нас хрен найдёшь!

Он нетерпеливо принялся ходить взад-вперёд, что обычно случалось при большом раздражении. Время от времени капитан поднимал голову, и глядел на интерком, словно ждал от того откровения.

— Цель на триста сорок, удаляется! — всё так же шёпотом доложила радиорубка.

— Он уходит! — воскликнул капитан. — Кажется, перехитрили... Малый назад!

Но тут лодка тихонько вздрогнула: резкий, как удар хлыста звук “ПИНГ”, налетевший откуда-то сверху, сходу наскочил на железный корпус, отразился, и понёсся обратно.

— Что это? — шёпотом спросил Армор у Курта.

— Асдик! — ответил тот. Штурман был явно испуган. — Он нас потерял, и теперь пытается найти...

*ПИНГ*

-... лодку с помощью гидролокатора.

*ПИНГ*

— Акустик! Где цель? — нажал Союши тангету интеркома.

— Цель на триста...

*ПИНГ*

-... десять, расстояние не изменяется.

— Подождём...

*ПИНГ*

— Право двадцать!

— Есть право двадцать!

— Так держать.

*ПИНГ*

Лодка начала аккуратно заворачивать вправо. Экипаж напряжённо ждал, вслушиваясь в любой малейший шорох из-за борта. Корвет маячил где-то впереди-слева, утюжа пустое пространство. Казалось уже, что он выпустил лодку из когтей окончательно, когда вдруг корабль резко повернул влево, и помчался наперерез курсу Z-96.

— Засёк, засёк! — уже не пытаясь соблюдать тишину, испуганно закричал Кедоки. — Да что же это за гадство-то какое!

— Прекратите истерику, штурман, вы не кисейная барышня! — рявкнул капитан. — Полный вперёд, занять перископную глубину! Почему на планшет не нанесена траектория цели? Я, по-вашему, стрелять как буду??

Перепуганный Курт бросился к своему столику, и начал судорожно что-то черкать. Лодка взрыкнула моторами, и начала резко набирать скорость. Радиорубка, не переставая, рапортовала о контакте: цель на триста тридцать пять, приближается. Цель на триста тридцать восемь, приближается. Скорость цели высокая...

— Лево двадцать! Поднять перископ! — скомандовал Союши, шагая к тумбе последнего. — Торпедный! К приёму данных для стрельбы товсь!

— Есть товсь.

— Тридцать метров... двадцать пять метров... двадцать метров... — репетовал старпом. Капитан прильнул к окулярам перископа, повернувшись туда, где по его мнению должен был находиться корабль врага. — Шестнадцать метров, перископная достигнута!

— Первый! Гироугол пятнадцать левого, глубина три, аппарат товсь! Второй! Гироугол десять левого, глубина три, аппарат товсь! Третий! Гироугол пять левого, аппарат товсь! Четвёртый! Отклонение ноль, аппарат товсь! — капитан, поймав в прицел перископа мчащийся на него корвет, на ходу командовал торпедистам маршрутные данные. — К срочному погружению приготовиться! Восьмой отсек, к минной постановке приготовиться!

Корабли мчались навстречу друг другу. Вражеский корвет беспрестанно осыпал подлодку выстрелами из носовых орудий, но то ли выучка у комендоров была из копыт вон плохая, то ли попасть в столь малую цель было очень сложно, то ли госпожа Удача хранила отважных подводников, а может быть, и всё сразу: ни один снаряд и близко не пролетел рядом с лодкой. Союши, не отрываясь, смотрел на растущий в прицеле силуэт корабля. Тот шёл прямо на них, намереваясь, видимо, снести тараном подводной лодке рубку, или хотя бы выдвижные. Секунды растянулись в невероятно долгие отрезки времени — капитан превратил свой мозг в машину, в вычислительный аппарат, в котором было место только для одной формулы и нескольких переменных — скорости цели, её курса, и скорости торпеды. Он медленно поднял копыто к пусковым тумблерам...

— Первый — пли! Второй — пли! Третий — пли! Четвёртый — пли!

Затрясся корпус: открывались крышки торпедных аппаратов. Несколько долгих секунд ничего не происходило, и лодка продолжала всё так же нестись навстречу врагу... но вот в окуляре перископа появилась одна пенная полоса, затем вторая, третья... четыре стремительных “ассегая” расходились нешироким веером, устремляясь к атакующему корвету. Противник заметался, пытаясь увернуться, попасть в промежуток между торпедами... Союши удовлетворительно хмыкнул, и, оторвавшись от перископа, скомандовал:

— Убрать перископ. Срочное погружение на тридцать метров! — и, взглянув на секундомер, почему-то оскалился: — Ну, если эти долбоёбы из восьмого ещё копаются...

— Мины готовы, командир! — как по заказу отрапортовал интерком.

— Выпустить по две мины из пятого и шестого аппаратов! — ответил на это капитан.

Лодка дёрнулась: здоровенный чугунный шар, набитый аммоналом, покинул своё чрево, и распластался в воде, выбрасывая в сторону якорь. За каких-то четыре секунды к нему присоединилось три собрата. Становясь на боевой взвод, мины подвсплыли до глубины в полтора метра, и замерли там в ожидании.

— Глубинные бомбы в воде! — истошно завопил гидроакустик.

— Держать курс! — крикнул Союши. — Держать прямо! Мы заманим его на минную банку!

Близкий разрыв потряс корпус лодки. Всё вокруг заходило ходуном; столик штурмана опрокинулся, и карты мигом разлетелись по отсеку. Интерком сорвало с переборки, и теперь он болтался на проводе, как выдернутый зуб на ниточке. Моряки попадали с ног, ударяясь друг о друга и о предметы обстановки. Серия разрывов пронеслась совсем близко, от ужасного грохота все мгновенно оглохли. Но последний разрыв оказался самым мощным: заскрипело, затрещало сминаемое железо; заднюю площадку рубки вдавило глубоко в корпус, а зенитные орудия просто смело. В центральном не выдержала напряжения главная магистраль: швы на трубе разошлись, и горько-солёная ледяная вода хлынула в отсек, заливая мощной пенной струёй всё внутри.

— Алярм! Затопление!

— Аварийную партию в центральный... а, твою мать! Не работает! — капитан в гневе шваркнул то, что осталось от интеркома, о переборку. — Откройте люк в четвёртый, вызовите аварийную сюда!

Сразу несколько моряков бросились к выходу, но кремальера не поддавалась: из-за близких разрывов корпус подвергся деформации, и люк перекосило.

— Откройте другой! Что стоите, как бараны, ёманарот?! Итачи, откройте ЗИПы, организуйте борьбу за живучесть! Schnelle!

Обитатели центрального кинулись выполнять распоряжения командира. Кое-как Армору и Кедоки удалось отвернуть запорное устройство на втором люке, и попасть в кубрик младших офицеров. Оттуда уже спешила аварийная партия во главе со вторым мотористом. Совместными усилиями зебрам удалось перекрыть трубы, и остановить поступление воды в отсек, правда, позже выяснилось, что повреждены помпы, и что откачать воду пока не представляется возможным. Пока механики вскрывали люк в четвёртый отсек, капитан из кубрика смог связаться с радиорубкой.

— Акустик! Где там наш визави?

Ответ пришёл не сразу, видимо зебра прослушивал горизонт. Но он, ответ, был неожиданным.

— Цели не слышно, сэр!

— Как это не слышно? Куда же по-вашему она делась?

— Секундочку, сэр... Они заглушили двигатели, и... да, теперь я их засёк. Похоже, что корабль тонет!

— Хоть что-то хорошее за сегодня... — устало пробормотал Союши. — Всплываем! Автоматчиков на мостик!

---

Нехотя, отфыркиваясь и плюясь словно настоящий кит, субмарина всплыла из морских пучин. В покорёженной рубке с лязгом и грохотом откинулся люк, и на свет вылезли Союши, Армор, Льётт и несколько зебр, вооружённых автоматами. Взору их предстало неприглядное зрелище: корвет вовсю чадил, осев почти по палубу. Корма скрылась под водой... а носа как такового у него уже не было — вместо форштевня зияла гигантская чёрная пробоина, из которой выходил дым. Вокруг тонущего корабля плавали различные обломки, ошмётки и изуродованные трупы. Все до единого — зебры, в незнакомых синих робах и без привычных широких воротников. Глаза широко раскрыты, ноги раскинуты в разные стороны — похоже, смерть застала их внезапно.

Льётт легко вспорхнула на ограждение рубки — и взмыла в воздух: нетерпеливая пегаска хотела непременно достичь вражеского корабля первой. Вслед за ней в темно-зелёные волны легко скользнула надувная лодка с “абордажной командой”, которую вызвался возглавлять майор Армор. Единорог успел поворошить свой багаж, и облачиться в камуфляжный костюм с бронежилетом и каской. Возле него в серо-голубом свечении висел дробовик — идеальное оружие для тесных коридоров.

Крыланке не пришлось даже сбрасывать шторм-трап, до того низко осел повреждённый корабль. Армор молодецким прыжком перемахнул через фальшборт... и едва не угодил в лужу крови: растерзанные тела матросов в изобилии валялись тут и там, заставляя одним своим видом пожалеть о недавнем обеде.

— Непростые у вас мины, — заметил майор.

— Что? — не расслышал его Скитузер.

— Мины у вас, говорю, явно непростые: взрыв-то был подводный, а мёртвые почему-то везде.

— А то! — самодовольно улыбнулся лейтенант. — У нас, если хочешь знать, и торпеды с секретом. Старые, ещё довоенные. Папа распорядился выдать, из своего личного запаса.

Аккуратно ступая по относительно чистым участкам палубы, они добрались до надстройки. Распахнутая настежь дверь вспухла и почернела, как будто её взрывали изнутри, но в коридоре никаких особых разрушений не наблюдалось. Абордажники со всеми мерами предосторожности поднялись на мостик, и принялись тщательно обыскивать прилегающие помещения.

— Ага! — раздался возглас зебры-минёра, и Армор поспешил на клич. Лейтенант с победным видом держал в копытах толстенький том в металлическом переплёте.

— Что это?

— Сокровище почище золота — сигнальная книга! Надо поискать ещё, вдруг и вахтенный журнал найдётся.

Вскоре нашёлся и вахтенный журнал, и карты, и даже судовая роль. Вскрывать сейф особиста не стали — не было времени. Последний раз окинув взглядом командные помещения, майор приказал убираться с корабля.

— Дарквинг, мы уходим, — сообщил он по рации ПипБака. — Где вы там?

— Я на верхней палубе, командир, — нехарактерно озабоченным голосом ответила пегаска. — Похоже, я нашла выжившего!

Абордажники спешно поднялись наверх. Тяжело раненый моряк, похоже, был офицером — об этом говорили изукрашенные золотыми символами его контрпогоны. Неведомая сила, убившая весь экипаж корвета, пощадила его лишь частично: у зебры были раздроблены задние ноги. При всём уважении — не жилец. Армор и Льётт перетянули культи жгутами, и накачали беднягу анестетиками, но ясно было, что продержится он недолго. Стараясь не задеть обрубками ног за что-нибудь, абордажники погрузили моряка в лодку, и поспешили покинуть тонущий корабль.

Раненый бредил на незнакомом языке, пока сержант Хорслич вкалывал ему обезбаливающее и кровоостанавливающее. Майор достаточно прилично понимал зебрийский, но ни одного знакомого слова он не услышал. Точно так же были в полном неведении и зебры из экипажа Z-96. К счастью, один полиглот на лодке всё же нашёлся.

— Это тсвана, — сказал Тальвар Реи, услышав несколько слов. — Язык южной саванны, на котором разговаривали несколько воинственных племён. Когда Кайсар их покорил, из воинов набрали несколько когорт для легионов, в том числе и для Тринадцатого. Моя бабушка происходила из тсвана, и могла разговаривать на их языке.

— А что насчёт вас, трибун?

Реи пожал плечами, как бы говоря “ничего не обещаю”.

— Приведите его в чувство, сержант, — распорядился Гловз.

Хорслич поднёс к носу раненого пузырёк с нашатырём, и незнакомый офицер через какое-то время открыл глаза. Было непонятно — чувствует он боль, или нет, настолько непроницаемым было его выражение лица. Раненый окинул долгим внимательным взглядом собравшихся в кубрике, и выплюнул короткую фразу сквозь зубы.

— Предатели, — перевёл невозмутимо Реи. — ублюдки.

— Имя, должность, цели и задачи корабля, — не обратив внимание на оскорбления, воззрился на раненого Союши.

Выслушав перевод, тот засмеялся, обнажая белые ровные зубы. Затем, морщась время от времени, выдал длинную фразу на том же языке.

— Что он говорит, трибун? — поторопил зебру Гловз.

— Бред какой-то... Он говорит, что мы всё равно его убьём, и что можно не стараться и не пытать его, он всё равно не заговорит. И что... да, что мы можем начать снимать с него кожу прямо сейчас.

— С чего бы нам делать с ним все те ужасные штуки, о которых он говорит? — удивилась Льётт.

— Действительно, откуда такая уверенность в непременных пытках? — хмыкнул капитан. — Переведите: мы спасли ему жизнь не для того, чтобы тут же её отнять.

— Он нам не верит, — выслушав ответ, сказал Тальвар. — Считает, что мы лжецы, и называет нас... кем-кем? Да, правильно, ублюдками. Даже не так — скорее, кайсарианскими ублюдками.

— Вот скотина... А ну отвечай, сволочь, что вы сделали со страной и Кайсаром! — не выдержал наконец капитан.

— Зопа твой Кайзар, — с едкой ухмылочкой ответил вдруг пленный. — Расстуриряри Кайзара в семанадцатой году, с кайзариной и кайзарёнками!

— Ч-ч-ч... — Союши задохнулся от гнева и возмущения. Глаза его вылезли из орбит и налились кровью. Армор впервые видел командира подлодки настолько рассвирепевшим — и понимал, откуда такая реакция: фигура Кайсара для зебр священна. Оскорбление её, даже ненамеренное, карается смертью. А тут... — Так значит, всё понимаем? В игры, значит, играем? Я как раз знаю одну. Хорслич, у вас ведь должен быть скополомин?

— На умирающем? — вскинулся Гловз. — Помимо того, что это очень негуманно, он загнётся сразу же, не успев ничего сказать.

— Уверены? — прищурился капитан.

— Абсолютно. Были уже прецеденты...

— Что такое “скополомин”? — спросил Армор.

— Вам лучше не знать, майор. — со вздохом ответил Союши. — Ну, раз медикаменты не помогают — изберём старый и проверенный путь... Снимите-ка с одной культи повязку.

— Вы ведь не собираетесь пытать пленного, капитан? — чувствуя, как внутри всё закипает, поднял копыто серый единорог.

— А если и да, то что? — хмуро уставился на него командир лодки. — Остановите меня?

— Я не допущу издевательств над пленными, — отрезал Дефенд Армор, вставая между раненым и капитаном.

— Издевательств не будет, будет допрос, — попытался отодвинуть майора плечом подводник. Не вышло: единорог был гораздо массивнее, и стоял крепко. — Сами же слышали, он разрешает нам снять с него кожу.

— Да что вы себе позволяете, капитан-лейтенант! — уже в голос закричал Армор. — Вы средневековый дикарь, или офицер? Вам что, наплевать на свою честь?

— Да!!! — заорал в ответ подводник. — Наплевать! У нас больше нет чести, сам слышал — нашу честь расстреляли два века назад! Отойди, kaskazini msomi, пока я не прошёл через тебя!

— Назуваис его северуная варувар, а сам такои за! — подал голос пленник, нагло пялясь на Союши из-за спины Армора. — Я в тибе не осибзися, рояристу, суразу увидир тывоя суссиности. Мозес пытатти миня, я уйду в весиность с горудо подунятой горувой. Нация выгунара вас из Зебуруранда тогуда, выгонит из мира и сисяс!

Союши стоял, тяжело дыша, напротив майора, со зло оскаленной мордой, охаживая себя по бокам хвостом. Видно было, как тяжело ему держать себя в копытах. Наконец, он овладел своими чувствами, помотал головой, и взглянул на Армора уже без безумной жажды крови во взгляде — но с толикой лютой ненависти в глазах.

— Хорошо. Я не буду его пытать. Я его просто убью. Устраивает тебя такой вариант?

— Вполне, — сухо бросил майор, отходя от пленного.

Подводная лодка погружалась. Капитан Союши, с помертвевшим лицом, стоял посреди кубрика младших офицеров, и смотрел невидящим взглядом сквозь люк, на обычную суету в центральном. Неизвестно, что творилось в его душе: майор знал, что персона Кайсара (или Цезаря, в эквестрийском произношении) для зебр священна гораздо сакральнее, чем Сёстры-Богини у эквестрийских пони, и уж тем более чем грифоньи цари. Что может чувствовать верный до мозга костей строевой офицер, узнав, что всё, чему он верил и ради чего жил, растоптано и уничтожено его же сородичами? Армор смотрел украдкой на терзания капитана, и содрогался внутренне: если мир по эту сторону преподносит такие сюрпризы зебрам, то что же он приготовил лично для него, майора Армора? Лучше было об этом не думать: вплавленные в землю города и выжженные леса снились ему последние дней пять, как раз с момента перехода за лей-линию. Первые же встреченные ими пони постарались их убить — а ведь они всего-то обозначили свой флаг. Что же будет дальше?

Подводная лодка погружалась, и на её зенитной площадке бесновался надёжно принайтованный зебра-моряк без задних ног, одетый в незнакомую форму. Не боящийся пыток офицер Нации орал, как резаный, пока вода не подступила ему к горлу, и залила крики ужаса, превратив их в бессмысленное бульканье. Субмарина увлекла пленника на глубину, но ещё долгое время обитателям лодки чудились полные страха вопли за бортом.

---

Старый грязекраб сидел в засаде на скалистом берегу, прикинувшись камнем. Он был опытным охотником, и умел выжидать сутками и неделями, пока какой-нибудь неосторожный рыбак опрометчиво решит прогуляться по бережку. Тогда его восемь ножек мгновенно выстреливали покрытое серым панцирем тело вперёд и вверх, а острейшие клешни впивались в плоть незадачливой жертвы, убивая её в ту же секунду.

Грязекраб многое повидал на своём веку, он не раз уходил от экспедиций дикарей-охотников, зачищающих берег от членистоногих хищников, и даже рисковал нападать на одиноких заплутавших рейдеров, вооружённых железными дубинками и плюющимися свинцом трубками. Однако сейчас грязекраб был в недоумении: происходящее находилось далеко за пределами его слабеньких умственных способностей и громадного жизненного опыта. И это ему не нравилось.

Вначале из водной глади залива высунулась железная трубка с какой-то блестючкой на конце. Трубка повращала блестючкой туда-сюда, пока не остановила её напротив пустого берега. Грязекраб выпростал из-под панциря глазик на длинном стебельке, и принялся тщательно наблюдать за неизвестным явлением. Затем происходило и вовсе непонятное: пучины морские разверзлись, и исторгли из себя большую-большую кучу железа, скрипящую и булькающую как тысяча увешанных ржавыми доспехами рейдеров. Это было для грязекраба пугающим и неясным: обычно море проглатывало свою жертву с концами, ни за что не отпуская плавающие железки четвероногих назад. Эта, видимо, в борьбе с водой оказалась сильнее, и смогла выплыть обратно, на свежий воздух и божий свет. Более того: жезека отворила чрево, и разродилась десятками четвероногих, что вначале суетливо бегали по всей её спине, а затем как-то бросили на воду ещё одну штуку, сели на неё и поплыли к берегу, к нему, грязекрабу, в гости.

Краб напрягся: эти пони не были похожи ни на рыбаков со сплетёнными из водорослей сетями, ни на несущих жалящие копья охотников, ни даже на агрессивных опасных рейдеров. Он не чуял ни тягучего запаха страха, ни терпкогопривкуса безумия, что волнами валит от рейдерского бешенства. Витали лишь лёгкие нотки неуверенности... и что-то ещё, что грязекраб не смог определить. Всё же его мозг был достаточно примитивен, и пригоден лишь для простых эмоций.

А ещё он чувствовал их опасными — много опаснее, чем любое виденное им когда-либо существо. Даже чем забредшая как-то на его пляж мантикора, от которой он спасся только прыгнув с обрыва в воду, и уйдя на спасительную глубину. Краб решил не выдавать своего присутствия, и затаился, всеми силами прикидываясь поросшим буроватым лишайником обычным валуном, какие в изобилии валяются на берегу. Даже когда одна четвероногая, серо-сизая и крылатая, покрытая панцирем цвета ночи, подошла к “камню” вплотную, краб ничем не выдал своего присутствия.

— Вот интересно, командир, ЛУМ выдаёт красную отметку, а здесь ничего кроме камня и нету, — озадаченно сказала Льётт Дарквинг, разглядывая здоровенный валун размером с пони, мирно лежащий почти у самой воды.

— Отойди немедленно! — тут же последовал ответ майора. — Вдруг он заминирован? Во время войны побережья укрепляли от зебринских десантов, рассыпая по ним мины. Прошло, конечно, две сотни лет, но кто знает...

— Хммм, — наморщила носик крыланка, кинув прощальный взгляд на камень. — Несёт от него как-то не так...

— Тут отовсюду несёт, — ответил ей Дасти. — Океан же!

Он был прав: несло изрядно. Запах гниющих водорослей перебивал ароматы соли и йода, свойственные любому морскому побережью, и смешивался с вонью от полуразложившихся трупов рыбы, выброшенной на берег.

— Не, этот как-то по-другому пахнет! — возразила Льётт.

Будучи самой шустрой и непоседливой, пегаска давно уже облачилась в лётный костюм-”хамелеон”, и ходила в нетерпении по берегу, ожидая пока остальные члены группы не наденут на себя обмундирование и амуницию. А и того, и того было много — группа уходила надолго, что её ждёт — никто не знал, поэтому брали буквально всё, что можно было утащить на себе: патроны, провизию, походную кухню, несколько ремкомплектов, запасные детали обмундирования... Получалось по нескольку здоровенных сумок на каждого. Взяли бы и пегасолёт, но для него места в подлодке точно не было...

Облачённый в угольно-чёрную разгрузочную сбрую поверх походного кителя тёмно-болотного цвета майор подошёл к разведчице, и тщательно обнюхал притаившегося грязекраба.

— Камень как камень. Есть только один способ проверить. Ну-ка отойди...

Пони отбежали на безопасное расстояние, и Армор передёрнул затвор у автомата.

— Внимание, сейчас вылетит птичка...

Короткая очередь ударила по ушам находящихся вокруг пони и зебр. Три выпущенные из автомата пули с чавканьем пробили хитиновый панцирь краба, и вошли внутрь, круша и разрывая беззащитную плоть. Безжизненная тушка повалилась набок, по серому песку и гальке заструилась зеленоватая сукровица.

— Ого! Вот тебе и камень! — восхищённо воскликнула Льётт. — Хороший выстрел, шеф!

— Что это за штуковина? — поинтересовался капитан Союши, сошедший с ними на берег. Он явно нервничал: подлодка была в заливчике как на ладони, хоть сканеры ПипБаков и не засекли никого поблизости — кроме странного “камня”.

— Похоже, какое-то членистоногое, — ответил Армор, разглядывающий остатки краба.

— Мутант?

— Разумеется. Что-то я до сего момента о крабах размером с пони не слышал.

“Всё страньше и страньше...” — пробормотал он про себя.

Закончив изучать крабью тушку, майор вернулся к большому ящику со снаряжением, и продолжил навьючивать на себя фонарики, пистолеты, запасные обоймы и прочие безусловно полезные вещи. Распихав всевозможный стафф по карманам и кармашкам, он поднял левитацией свои седельные рюкзаки, и опустил их себе на спину, одновременно защёлкивая карабины. За вещмешками последовали дробовик и автомат, удобно устроившиеся в специальных зажимах, балаклава, специальная маска на глаза и, наконец, завершил приготовления большой шлем, обтянутый тканью цвета хаки, с вырезами для ушей и рога. Закрепив на своих слуховых органах гарнитуру, майор привычно попрыгал, отметив, что нигде ничто не звенит, и только тогда повернулся к своей группе.

Те уже заканчивали собираться. Видно было, что Гловз и Лири привычны больше к кабинетной работе, нежели к полевой: полковник, конечно, выглядел в форме весьма щеголевато, но вместе с тем и немножечко неловко. На радисте же и вовсе сбруя сидела весьма нелепо, как на корове седло, водружённая же на спину рация норовила съехать набок. Подрывник Дасти стандартной разгрузке предпочёл какую-то особенную, где количество кармашков превышало обыкновенное примерно втрое. Армор разглядел несколько гранат, облепивших пояс земнопони. Свою тёмно-коричневую гриву он не спрятал под балаклаву (собственно, он балаклаву вообще забыл надеть), и она свисала из-под шлема густыми прядями. Лишь Хорслич с Тальваром Реи были подтянуты, заправлены и подогнаны, как и подобает старым солдатам.

— Пробуду здесь ещё пару суток, — сообщил, глядя на часы, Союши. — Затем ухожу на несколько десятков миль на запад, где буду крейсировать вдоль побережья. Сеансы связи — раз в четыре дня, по согласованным каналам. Помните, что лодка пробудет здесь только двадцать дней, после чего мы уходим обратно для дозаправки.

— Поняли вас, — ответил Уайт Гловз. — Надеюсь, что удастся справиться с задачей за отведённое время. Иначе мы тут застрянем надолго...

— Удачи, господа! — зебра взглянул на диверсантов, и почему-то отвёл глаза. — Прощайте.

— Прощайте, капитан, — кивнул ему Армор. На душе у майора отчего-то было паршиво. — И спасибо за всё!

Союши ещё хотел что-то сказать, но потом нервно махнул копытом, и стремительно отошёл к лодке. Матросы споро заработали вёслами, и уже скоро маленькое судёнышко было возле покачивающейся в отдалении субмарины.

— Эй, а почему не “до свидания”? — возмутилась Льётт. — Он так сказал, будто в последний раз нас видит!

— А ты и вправда веришь, что вернёшься? — поддел её Дасти.

— Дурак! — пегаска попыталась съездить ему по носу, но жеребец вовремя наклонил голову, и её копыто задело лишь каску.

— Отставить разговоры! — сердито прикрикнул на них майор. — Ну что, господин полковник, какова наша следующая цель?

— Идём в Небылицу, — ответил после секундного раздумья Гловз. Он активировал свой ПипБак, и зашелестел верньерами миникарты. — Если старые атласы не врут, то мы сейчас здесь, к югу от Лесистого полуострова, где-то в середине Побережья Рогов. Стало быть нам нужно строго на юг.

— Задачу принял, — согласно кивнул Армор. — Подразделение! Стройся! Объясняю боевую задачу...

Пятёрка диверсантов послушно изобразила подобие строя возле двух офицеров. Майор глянул на них, и не смог удержаться от усмешки: воинство, бля!

— Наша задача, — двинулся он вдоль строя, — по возможности скрытно достичь города Небылица, лежащего примерно в пятидесяти милях к югу. Действуем в обстановке, максимально приближенной к боевой — то есть держим оружие заряженным и под копытом. Понятно? Из возможных встреч: животные-мутанты, одичавшие пони, организованная либо неорганизованная преступность, недружественные вооружённые подразделения. Первыми огня не открывать! Движемся в следующем порядке... — он помедлил. — Я первым, за мной Хорслич, Гловз, Праймер, Раннер. Реи замыкающим. Дарквинг проводит авиационную разведку, при этом не удаляясь от группы. Не удаляясь! — повторил он специально для Льётт, которая состроила в ответ кислую мордочку. Смотрим в оба! Обо всём замеченном докладывать тотчас же. Все поняли? — пони согласно закивали. — Тогда... бегом — марш!

Вытянувшись недлинной цепочкой, разведгруппа вооружённых сил Кристальной Империи двигалась на юго-восток, уходя с пустынного приморского пляжа, где оставались лишь пучки гниющих водорослей, полуразложившаяся рыба, да уже остывшая тушка старого грязекраба, которому так и не помогли все его навыки маскировки.

---

— Хор-рошо... живёт на свете... Вин-ни-Пух... Оттого... поёт он эти... пес-ни вслух... — Дасти Праймер горлопанил детские песенки на бегу, шумно при этом вдыхая и выдыхая воздух. — И неважно... чем он занят... Если он... худеть не станет...

Майор, заслышав эти орально-вокальные экспормты, сначала рассердился и отчитал подрывника за несоблюдение секретности, но затем сообразил, что никто, кроме них самих, подобную художественную самодеятельность не услышит — сенсоры ЛУМов были настроены на максимальную дальность, да и Льётт патрулировала окрестности достаточно внимательно — и махнул на пение копытом. Тем более что оно вроде как действительно помогало пухленькому земнопони поддерживать нужный темп, и топтать копытами безжизненную каменистую равнину наряду со всеми.

Отряд прошёл уже где-то два десятка миль, по прикидкам Армора, затратив на это три часа с двумя десятиминутными перерывами. Взятый темп майора полностью устраивал, хоть и оказался тяжёл для далёких от строевой службы пони. Впрочем, тот же Дасти быстро освоился,и, хоть и отфыркивался и пыхтел, скорость держал приличную. Неплохо справлялась и Лири, особенно после того, как майор, насмотревшись на страдания кристальной кобылки, отнял у неё тяжёлую рацию. Тяжелее всех приходилось полковнику Гловзу — даже не из-за того, что он не привык совершать марш-броски (в школе СТЭЛа, как помнил Армор, тот был одним из лучших по физподгтовке), а потому, что ему здорово мешало содержимое ящика-”мнемотеки”, высыпанное целиком в наспинный рюкзак, который полковник, отдуваясь, тащил на себе. Не помогала и погода: стояла достаточно изрядная жара, и если бы не впитывающие свойства ткани костюмов — быть бы им мокрыми, как мыши. Даже удивительно, учитывая, что солнце так и не появилось из-за сплошной облачной пелены.

— Что, шеф, Дасти всё ещё горланит свои песенки? — прошептал голос пегаски в наушниках. Майор усмехнулся, и поглядел на небо: Льётт кружила, словно гигантский стервятник, слегка к югу от них.

— Горланит... Ты так, потрепаться спросила, или есть о чём докладывать? — насмешливо произнёс он в ларингофон. На том конце послышался смешок.

— Зануда ты, шеф! Представь себе, есть о чём. Вижу поселение по курсу отряда.

— Далеко?

— Около полумили будет, сразу за холмом.

— Принял, спускайся. На месте... стой! — крикнул он группе. Пони перешли на шаг и в конце концов остановились. Дасти величаво повалился на землю, выбив из неё клубы пыли. Рядом со стоном опустилась Лири. Гловз храбрился, но и он, наконец, морщясь и вздыхая, лёг.

— Хорслич, в дозор, остальные отдыхать десять минут. Проверьте оружие!

Майор подождал, пока тёмно-алый жеребец не вытащит свой дробовик, и только после этого снял со спины рацию, пролевитировав её к связистке.

— Включайте свою технику, Лири — предстоит поработать.

— Нашли что-то интересное? — поинтересовался со своего места Гловз.

На землю рядом с майором с грацией молодого слона шлёпнулась Льётт.

— На семь часов, — пояснила она, глядя как измученная Лири достаёт из кожуха здоровенный металлический куб переносного центра связи. — Сразу за холмом.

Загудел экран компьютера, запищал зуммер сигнала, закрутились маленькие решёточки локатора.

— Где? Нет ничего!

— Да не тут, левее. Левее, не правее! Да, где-то там. Ближе надо бы!

— Холм мешает! — пожаловалась связистка.

— Попробуй просканировать левее или правее, — дал ценный совет Дасти, за что удостоился от кристаллопони сердитого взгляда. Кобылка, тем не менее, подчинилась, и это принесло плоды: на экране отчётливо высветилась россыпь красных и жёлтых точек.

— Ага! — торжественно воскликнула Льётт, и этим возгласом она совершенно точно передала мысли всех остальных.

— Красные и жёлтые, — глубокомысленно произнёс Дасти. — Агрессивные и неагрессивные?

— Именно, — ответил Армор, наблюдая за экраном. — И, похоже, красные стараются сократить численность своих жёлтых визави.

На экране вдруг замерцали и исчезли три или четыре жёлтые точки, скученные до того вместе.

— Командир, слышу выстрелы! — тотчас же доложил по радио Хорслич.

— Ваши предложения, Армор? — спросил навостривший уши Уайт Гловз.

— Будем атаковать, — поразмыслив, ответил майор. — В конце концов, допросить мирного местного жителя гораздо проще, чем взятого в плен изначально агрессивного к тебе — кто бы он ни был. Делаем так: вы, трибун, занимаете позицию на гребне холма, и начинаете по моему сигналу отстреливать “красных”. Вас прикрывают Лири и полковник, докладывающие обо всех новых целях. Мы с Дасти и Льётт с Хорсличем аккуратно обходим их с тыла. Задача ясна?

— Вполне, — ответила за всех пегаска.

---

Трое пони в активированных маскировочных накидках “хамелеон” медленно ползли по сухой и осыпающейся канаве в земле, заходя неизвестным противникам с тыла. Хотя почему “неизвестным”? Лири, занявшая позицию на верхушке холма, чётко и обстоятельно докладывала обо всём, что происходило внизу, да и сам майор уже достаточно хорошо видел, что происходило в крохотном поселении. Ох, лучше бы не видел... Дефенд Армор многое повидал за те три с лишним десятка лет, что топтал почву, но подобной жестокости, столь же бессмысленной, сколь и беспощадной, ему видеть пока не доводилось. Дома жарко пылали, а их жителей просто вырезали, затейливо и с прикрасом, некие растрёпанные, разукрашенные в разные цвета оборванцы в некоем подобии доспехов из асимметричных кусков жести, резины и даже дерева. Под стать бандитам было и их оружие: гнутое, ржавое, наверняка ещё и тупое — но исправно выполнявшее свою роль. Вот сейчас, например, трое извергов с разноцветными ирокезами делили кобылку — буквально, двое держали её за копыта, а третий пилил огромной двуручной пилой. Кобылка отчаянно верещала и вырывалась, но после того, как на “лесоруба” брызнул целый фонтан крови, и на землю брызнули кишки, замолчала и безвольно обвисла. И подобный фарс ужаса и разрушения прроисходил везде — что было для майора радикально непонятно. Если это работорговцы, то зачем убивать всех? Если акция устрашения — то тем более. Если устранение конкурентов — то к чему тупая и бессмысленная жестокость???

— На позиции, — сообщил он в ларингофон, когда Дасти и Хорслич расползлись соответственно влево и вправо, занимая положение для атаки.

— Принято, — сообщила Лири. Её голос дрожал, то ли от ужаса, то ли от отвращения. — Не думаю, что я смогу после такого есть... О, Селестия, они что, насилуют жеребёнка???

— Льётт, как у тебя? — вызвал майор пегаску.

— На месте, — мигом отозвалась та. Армор знал, что сейчас разведчица парит где-то над поселением, включив максировку, так что с земли кажется не более чем птахой. — И горю желанием сделать боевой заход, дискорд раздери!

— Реи, готовы?

— Так точно, командир, — скупо сообщил снайпер.

— Вам первый выстрел. Хорслич, Праймер — отсекаете огнём ублюдков, когда те побегут на холм. Дарквинг, на тебе добить их сверху. Трибун, видите вон того шипастого, в покрышках?

— Да, — коротко ответил зебра. Не увидеть его и в самом деле было невозможно — здоровенный пегий жеребец с кьютимаркой, изображающей окровавленный топор, только что отчекрыжил очередной жертве голову, и присосался к перебитой трахее, их которой фонтаном хлестала кровь.

— Снимите его!

Снайпер ничего не ответил, но в следующее мгновение раздался тихий шлепок... и голова каннибала разорвалась, как спелая тыква, забрызгав мозгами и кусочками костей черепа его товарищей слева и справа.

— Атас! — заорали те, побросав своих жертв, и принялись пугливо озираться по сторонам. В следующую секунду Реи уложил ещё одного, а затем сразу же — ещё, попав им в голову и в грудь соответственно. Тела бандитов ещё не успели упасть, как открыли огонь Лири и Гловз, правда, палили они в белый свет как в копеечку. Тем не менее оставшиеся в живых ублюдки догадались, откуда ведётся огонь.

— Снайперы! На холме! — отрывисто залаяли они. Мигом бросившие добычу бандиты похватали своё оружие, и бросились в безумную атаку, даже не стараясь использовать укрытия или рельеф местности. И, естественно, сразу же понесли потери.

Тощего, как скелет, белого земнопони, чья грязная шерсть была в крови убитых, снял короткой очередью майор Армор, тщательно выцелив того в прицел своего верного автомата. Экспансивные пули прошили жестяную “броню” и с хлюпаньем впились в тело ублюдка, нанося ему страшные раны. Белый свалился, как подкошенный, под ноги к своим сообщникам, которые кубарем покатились на землю. Снайпер несколькими выстрелами добил их. Тем временем большое стадо, восемь-десять хвостов, уже добежало до подножия холма, вопя и размахивая всевозможными колюще-режущими предметами. Хорслич и Дасти ударили по ним в два ствола, производя среди бандитов страшное опустошение: только двое добежали до верха целыми и невредимыми. Майор срезал одного очередью в три патрона, другой уже взобрался было на гребень, как в его спине расцвёл кровавый цветок: полковник разрядил в ублюдка дробовик с картечью.

— СПРАВА! — заорал в наушниках голос Лири, и майор, повинуясь инстинкту, мгновенно ушёл кувырком вперёд и влево. Вовремя — по тому месту, где он только что стоял, чиркнула пуля: один из тех сволочей, что перепиливали кобылку насквозь, целился в него из какого-то древнего ружья, а другие двое изо всех сил неслись к майору, с налитыми кровью глазами и клоками пены из ртов. Оба они были перемазаны кровью с ног до головы, и в целом представляли собой довольно устрашающее зрелище. Армор, бросив автомат, потянулся магией за дробовиком, и гвозднул, не целясь, картечью прямо в оскаленные пасти. Визжащие куски свинца просто обезглавили первую цель: голова точно взорвалась, мигом превратившись в облако ошмётков окровавленной плоти. Второй, точно не замечая происходящего, врезался в майора, сбив его с ног, и они покатились по сухой земле, вцепившись друг в друга. Лязгающий зубами бандит отчаянно пытался дотянуться до арморова лица, ужасно воняя из пасти мертвечиной, но майор раз за разом бил его копытами в оскаленную морду. Наконец, каннибал завыл и отпрянул, пытаясь отползти: его голова была в ужасном состоянии, майорские удары почти оторвали ему челюсть, и та болталась на каком-то куске плоти. Ублюдок попытался встать, но майор выстрелом из пистолета прервал его жалкое существование.

Встав, майор внезапно понял, что битва окончена: уцелевшие бандиты улепётывали на юг, но безуспешно: их нагоняли то выстрелы снайперской зебринской винтовки, то ливень пуль из седельных автоматов Льётт, которая коршуном кружила над полем боя. Вот и последний упал, задёргавшись, в пожухлую траву — и бой кончился окончательно. В живых остались только разведчики-диверсанты из группы майора Армора... и больше никого!

Нет, впрочем, кое-кто остался: одинокая метка желтела где-то посреди деревеньки. Майор подобрал валяющуюся на земле гарнитуру, сбитую ударом мертвеца-бандита, и водрузил её на законное место.

— Все живы? — спросил он в ларингофон, оглядывая поле боя. — Доложить о потерях!

Потерь не оказалось: из первой схватки на эквестрийской земле их группа вышла победителем. Никто даже не был ранен, что майор списал на вопиющую неорганизованность противника. Правда, моральное состояние отряда было не лучшим: почти все были подавлены увиденным в деревне: трупы несчастных жителей были с жесточайшим тщанием расчленены, а местами даже съедены: Хорслич нашёл то, что когда-то являлось сердцем и печенью пони, порядком пожёванным при этом. Лири вырвало; менее впечатлительная Льётт держалась изо всех сил, но было видно как мутило и её. Впрочем, при виде кобылки-пустобочки с ужасающими ранами под хвостом (мясо там было просто вырвано), которая истекала кровью под кустом, вырвало и её.

Единственной выжившей оказалась именно она: кобылка мелко-мелко дрожала, не имея сил даже плакать; она резко всхлипнула, когда майор попытался поднять её.

— Ну, ну... всё в порядке, милая. Мы убили всех этих ублюдков. Ты в безопасности.

Кобылка подняла зарёванное лицо. Майор, повидавший, напомним, многое, в ужасе отпрянул: один глаз был вырван и болтался на глазном нерве, второй заплыл кровью. Зубы были выбиты, и кобылка улыбалась жуткой кровавой улыбкой.

— Сэр, она истечёт кровью через несколько часов, если мы её не перевяжем, — заметил Хорслич, стоявший чуть позади.

— Кобылка обернулась на голос. Сержант, не ожидавший этого, дёрнулся назад, и пустобочка тут же рванулась мимо него. Никто не успел даже шелохнуться, как изуродованный жеребёнок скакнула к одному из горящих домов... и без единого звука бросилась в огонь!

— Стой! — очнувшиеся пони заголосили на все лады, и попытались рвануться следом — но ревущая стена пламени моментально отбила какую-либо охоту лезть в огонь.

— Зачем? — печально и недоумённо всхлипнула Лири, глядя кобылке вслед.

— А ты смогла бы жить после такого? — убитым голосом спросил у неё Дасти.

Кристаллопони промолчала, но слёзы, градом покатившиеся из её карих глаз, говорили сами за себя.

— Надо их похоронить, — ни к кому не обращаясь, сказал майор.

Собрать расчленённые тела оказалось задачей долгой, и заняло весь остаток дня, но никто даже не заикнулся об ужине. Да Армор и не мог представить, кому после увиденного в деревне полезет в горло кусок. Убитых пони сложили в подвал одного из домов, и молчаливый Дасти намалевал на крышке погреба убывающий полумесяц. С бандитами поступили проще: свалили их в одну кучу, облили найденным в уцелевшем подвале керосином, и подожгли.

Когда начало темнеть, всё было кончено: пожары прекратились, и деревня превратилась в одно большое пепелище. Прежде чем уйти, майор подошёл к дому, в который и прыгнула искалеченная пустобочка. Молча он протиснулся внутрь через горелые двери, и вошёл в сгоревшую гостиную. Затем майор опустился на колени, вытащил из-за пазухи небольшой кошель, и выбросил в пепел имперские серебряные хрусталики. Он зачерпнул своей магией прах, пепел и сгоревшие косточки, и высыпал их в кошель. Всё так же молча майор убрал его под броню, поближе к сердцу. Глубоко вздохнув, он поднялся, и вышел наружу.

— Отряд! Строиться в походную колонну. Вперёд бегом... марш!

Заметка: получен новый уровень

Новая способность: тёплый приём: из-за первых впечатлений, полученных вами в Пустоши, ваша ярость увеличивает повреждения рейдерам на 25%

Глава 6 - Город, которого нет

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Глава 6. Город, которого нет

Белый снег, серый лёд

На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней

Город в дорожной петле.

А над городом плывут облака,

Закрывая небесный свет.

А над городом — жёлтый дым.

Городу две тысячи лет...

В.Цой

Майор Армор лежал на крыше полуразрушенного здания, вжавшись брюхом в заботливо подстеленную плащ-палатку, и наблюдал окрестности в тактический бинокль. Делал это он уже несколько часов, глаза устали и, протестуя, начали ныть, да и сам майор уже порядком вспотел — жара стояла достаточно сильная, хоть солнца по-прежнему так и не было видно. Однако единорог не обращал на неудобства никакого внимания: он жадно разглядывал лежащую перед ним Небылицу, выхватывая взглядом новые и новые мелкие подробности, из которых, как из кусочков паззла, постепенно вырисовывалась целая картина. И она, эта картина, поражала майора своей нелогичностью, масштабностью, и полным, полнейшим сюрреализмом происходящего.

Город был достаточно велик — не так, как Филлидельфия или Мэйнхэттен на старых фото из семейного альбома-реликвии, но он был явно больше Кристалл-Сити. В нём даже было несколько уцелевших небоскрёбов — когда-то они выгорели дотла, и торчали, теперь, словно гигантские гнилые зубы, чёрные и безжизненные. Впрочем, на нескольких зданиях поменьше кипела жизнь: дальности бинокля было откровенно недостаточно, но майор всё же смог разглядеть несколько зенитных орудий, установленных на крышах высоток. Орудия были прикрыты мешками с песком, и обслуживались несколькими артиллеристами: Армор разглядел даже нечто похожее на смену караула! Одна размытая фигурка уступила место другой после какого-то обмена любезностями. Уходящий с поста “зенитчик” не стал скрываться во чреве здания, а распахнул крылья и сиганул с крыши. Армор хмыкнул удивлённо: на мгновение мелькнули тонкий, как струна, хвост и передние ноги без какого-либо намёка на копыта. Грифон? Занятно... Впрочем, сменивший его совершенно точно принадлежал к роду понскому: даже отсюда была видна ярчайшая оранжевая шкура с тёмным пятном кьютимарки.

Немного повернув бинокль, майор разглядел большое квадратное здание, с куполом и колоннадой. Когда-то несомненно шикарное и презентабельное, ныне оно потеряло весь свой лоск: краска облупилась, часть колонн осыпалась или вообще развалилась, купол кое-где был пробит. Однако крыша здания была опутана колючей проволокой и спиралями Бруно, кое-где возвышались антенны радаров, а по углам торчали спарки скорострельных зенитных автоматов. Окна на стороне, выходящей к реке, были заложены кирпичом и теми же мешками с песком. К слову, так было не только в этом здании: практически все дома, обращённые какой-либо стороной к речке, могли похвастаться наглухо закупоренными отверстиями, лишь кое-где чернели провалы бойниц. Майор пригляделся: проходы между зданиями оказались заделаны бетонными плитами, поставленными набок автомобилями и автобусами, и прочим мусором, причём по верху подобных баррикад непременно шли спирали Бруно и колючка, таким образом получалась своеобразная стена, защищающая центральную часть города от проникновений из-за реки. Выбранная позиция не позволяла разглядеть сторону, обращённую к впадающей в главный поток речке поменьше, хотя что-то подсказывало Армору, что и там всё обстоит похожим образом. Бетонные баррикады, вышки, колючая проволока, зенитные орудия — такое впечатление, что центр города находился в осаде.

Впрочем, судя по тому, что майор увидел в других районах, так оно и было.

На старых, довоенных ещё картах Единорожьего Выпаса, которые предусмотрительный Экселенц загрузил в ПипБаки диверсантов, город Небылица представлял собой крестообразное пятно, наплывшее на разделяющуюся надвое тоненькую синюю линию. Единственная сохранившаяся карта собственно города позволяла увидеть, что тот делился на пять достаточно крупных районов: четыре жилых и один, самый крупный — заводской. Переплетение улиц и хаотично разбросанные здания, характерные для старинной застройки — в центре, ровные и чёткие линии спальных районов — по краям. Армор и его команда сейчас находились как раз в одном из таких районов — в северном, если точнее. Когда-то, если верить карте, самом крупном и густонаселённом.

Сейчас от него остались лишь руины.

К городу команда подбиралась со всем тщанием: осторожно, быстрыми перебежками между укрытиями в глубокой тени, тщательно следя за экранами своих ЛУМов. Опасения Армора не подтвердились: район был почти безжизнен. Это и неудивительно: сложно жить среди развалин, груд битого кирпича и щебня вперемежку с осколками стёкол и прочим мусором. Над районом словно прошлись строем зебринские тяжёлые бомбардировщики, стирая жилые кварталы с лица земли. Впрочем, вполне возможно что так и было.

Отряд забрался в одну из немногих уцелевших многоэтажек. Чудом не поломав ноги на заваленных кусками бетона с торчащими ржавыми арматуринами крутых лестницах, диверсанты поднялись на верхний этаж, где майор облюбовал квартиру, выходящую окнами на город за рекой. В ней Лири развернула следящую аппаратуру, выставив на балкон складную решётчатую антенну радара. Армор же вместе с Гловзом поднялся на крышу, где принялся наблюдать за окрестностями.

Увы, один из символов довоенной Небылицы (как повествовала Эквестрийская Энциклопедия), первый (и самый длинный) в Эквестрии вантовый мост давно обрушился в реку: ванты полопались и свисали с ржавого пилона, словно пучки серо-рыжих волос, а пролёты лежали грудами камней и асфальта, частично перегородив собой реку. Необрушенным остался лишь центральный пролёт, что опирался на А-образный пилон.

Единственный известный группе путь на ту сторону был разрушен.

— Собственно, если у вас есть какие-нибудь планы, можно их озвучить, — сказал Армор, опуская бинокль и протягивая его Уайт Гловзу. Тот благодарно кивнул, подхватывая бинокль левитацией, и глядя сквозь него в указанную майором сторону.

— Да уж, проблемка, — присвистнул полковник. Армор неопределённо хмыкнул. — Что ты там сказал про планы?

— Я к тому, что первая моя задача была — довести группу до крупного города. Мы, собственно, в нём. Не пора ли раскрыть карты, господин полковник?

Гловз в раздражении опустил бинокль.

— Узнаешь, всё что нужно, когда придёт время, Деф, — сказал он, поворачиваясь в сторону Армора. — Всё, что тебе нужно знать — это то, что нам надо оказаться на той стороне, и связаться с кем-то из руководства этого города.

— Эй, я вообще-то командую отрядом, конспиратор хренов!

— Ты командуешь группой, а я — осуществляю общее руководство операцией. Вот знаешь, не надо было уходить из спецтака в своё время, тоже сейчас был бы полковником и командиром.

— Ты прекрасно знаешь, почему я ушёл, — помрачнел майор.

— Не притворяйся, что Аннабель стала этому причиной. Хорошим оправданием — да, но сбежал, поджав хвост, ты не поэтому!

— Не лапай своими грязными копытами память Белли! — взъярился Армор, приподнимаясь. Шерсть на его заривке встала дыбом, а ноздри раздулись.

— А то что? Скинешь меня с крыши? — ответил Гловз, на всякий случай поудобнее перехватывая бинокль. — Твоя проблема, Дефенд, в том, что ты очень любишь перекладывать свои неудачи на других, прикрываясь тем, что все вокруг сволочи, один ты в белом стоишь красивый. И не смотри так, это факт. В том, что ты не смог взлететь в спецтаке — виновна лишь твоя упёртость и неуживчивость. В смерти Белли — гордость и всё та же упёртость. Про твои отношения с отцом вообще молчу: старик видел в тебе настоящего преемника, наследника и продолжателя дела, но ты предпочёл сбежать от ответственности на передовую, в результате чего мы имеем все шансы получить новым Лордом-Протектором твою полоумную сестрицу, Старлайт.

— Ещё слово, Уайт, и ты действительно полетишь с крыши...

— Дарквинг меня спасёт. Впрочем, нет, не полечу: посмотри-ка — на десять часов.

Армор обернулся в указанном направлении. По реке, прекрасно различимый и без бинокля, плыл паром, заполненный народом: по-видимому, он только что отчалил от их берега. На противоположной стороне майор разглядел нескольких вооружённых пони, видимо, являющихся встречающей стороной. Медленно и величественно паром выплыл на середину реки, развернулся, и попёр вперёд, слегка покачиваясь на волнах.

— Значит, коммуникация у них всё же налажена... — проворчал Армор, провожая кораблик взглядом.

— Именно. Нужно выяснить, как часто паром курсирует туда-сюда, и во сколько нам обойдётся переправа.

— Постой-ка, ты что, предлагаешь... просто взять и переправиться туда на пароме? За деньги???

— Тебе дай волю — ты захватишь эту несчастную калошу и расстреляешь команду, — нахмурился полковник. — Разумеется да. А как же иначе? Правители этого города должны понять, что мы пришли с миром, хотя можем и постоять за себя. А иначе мы попасть на ту сторону не сможем. Я понимаю, что тебе хочется оседлать пегаску хотя бы в попытке перелететь через эту реку, но, боюсь, это кончится ожидаемо плохо.

— Да ну тебя... — обиделся майор.

— Ладно, пошли поедим, да заодно дадим личному составу ценные указания...

---

Личный состав встретил командный так, как и должен был – по уши в различного рода полезной деятельности. Хорслич, например, был занят тем, что готовил скромный «обед» — алый земнопони ловко вскрывал консервные банки специальным ножом, пользуясь для этого только собственным ртом. Содержимое банок тут же шло в стоящий на спиртовой горелке котелок, в котором уже аппетитно шкворчала перловая каша с тушёнкой. На импровизированной подстилке (сержант использовал свою плащ-палатку) аккуратными стопками лежали галеты и тубы с концентратами напитков, а распотрошенные контейнеры из-под стандартных армейских рационов Хорслич превратил в некое подобие тарелок и креманок. Армор невольно скривился, завидя в «тарелках» «изысканное кушанье» — сено-пеммикановый концентрат, основное блюдо всех сухих пайков индивидуальных пищевых рационов, буро-сероватые неровные брусочки, потрясающе сложная инструкция по использованию которых гласила: «разжевать, запить водой». Безусловно, у этой гадости была своя, выверенная до тысячной доли и проверенная столетиями пищевая и энергетическая ценность, но, право, мечтой всех, кому довелось попробовать СПК, было только одно: чтобы изобретатель оного питался одним своим изобретением до конца дней своих.

В соседней комнате, гораздо бОльшей по площади, было многопонно: Дасти, устроившись в уголке, перебирал свои многочисленные запасы детонаторов, капсюлей, запалов и прочей взрывоопасной ерунды. Копаясь в рюкзаках, инженер мурлыкал под нос какую-то незамысловатую песенку про пастушку, маковое поле и трёх сержантов из Бордо. Рядом с выходом на балкон примостилась Лири Раннер, как всегда – у своей любимой рации. Впрочем, сложно было назвать этот прибор только рацией: образчик довоенной технологии единорогов являлся и мощным компьютером, который мог управлять огнём целой батареи, будучи интегрирован в прицельную систему оной, и локатором, в несколько раз превосходящим стандартные ЛУМы ПипБаков, и библиотечкой, и много ещё чем – майор не знал всех возможностей этого аппарата, да и в том, что лейтенант Раннер знала их все, Армор сильно сомневался. В данный момент Лири упёрлась носом в главный экран, и методично щёлкала какими-то тумблерами, близоруко щурясь. А вот старшая авиапони Дарквинг бесцеремонно храпела, развалившись на старом диване, невесть как пережившем двести лет постапокалипсиса: пегаска лежала на спине, распластав крылья по обеим сторонам ветерана кроватных войск, и молодецки давила храпака, изредка подёргивая во сне своими смешными кисточками на ушах.

Тальвара видно не было: стоял в карауле.

— Вот, блин, выдержка! – восхитился Гловз, покосившись на Льётт. – Я прошлой ночью глаз не сомкнул, а эта мышекрылая сопит в две дырки!

Он подмигнул майору, и, тихо подкравшись к спящей летунье, резко дунул ей прямо в прядающее ухо.

— А? Что? Бомбардировка? Дины напали? – Льётт подбросило вверх на добрую пару метров, почти до потолка, и она упала на диван уже в положении сидя на крупе, ошалело вращая при этом янтарными кошачьими глазами. Выглядела пегаска при этом настолько комично, что жеребцы, как по команде, прыснули, вызвав этим сердитый взгляд со стороны пялящейся в компьютер Лири.

— Какие… хи-хи.. какие дины, Дарквинг? – еле выдавил согнувшийся от смеха Гловз.

— Ну и напугали ж вы меня, полковник, — ответила донельзя смущённая Льётт, отряхиваясь от поднятой ударом об диван пыли. – Правду говорят, что спецтак – организация вредная, никакой пользы, одни лишь страдания от него простому народу. Дины – это… ну, в общем, в детской книжке я вычитала, что были такие полудины – крутые до невозможности вояки, одной левой задней драконов побивали. Вот я и решила, что если полудины такие все и себя, то уж целые-то дины должны быть вообще ух!

Заявление пегаски вызвало новый взрыв смеха, да такой сильный, что из «кухни» высунулась недовольная алая голова в обрамлении черно-оранжевой гривы.

— Чего шумите? – спросил Хорслич. – Кушать подано, садитесь-ка лучше жрать, пожалуйста.

Вся компания, включая вернувшегося с дежурства Тальвара Реи, расселась вокруг импровизированного стола. Сержант, орудуя черпаком на складной ручке, разложил по тарелкам аппетитно пахнущей каши, которую приправил разжаренными галетами и специями из своего личного запаса. Майор, оглянувшись на полковника, разрешил достать и одну из томно булькающих фляжек, и крепчайший бренди из мелкого и водянистого северного винограда, настоянный на коре льдистого дуба, ягодах можжевельника и морошки, и пучках ягеля, заструился из алюминиевого горлышка в заботливо подставленные походные стаканчики.

Первый тост по традиции подняли за Империю. Второй, в промежутке «перемены блюд» между кашей и ненавистным вездесущим СПК – за «гостеприимных хозяев», в роли которых в данном случае выступал Третий Хуффингтонский в лице сержанта Хорслича, приготовившего обед. После третьего, не менее традиционного, за не вернувшихся из боя – все почти синхронно замолчали. Каждый вспоминал павших товарищей коих за годы службы накопилось предостаточно. Майор мысленно перебирал потерянных навсегда только за последний год: Оптик, Флейк, Грамблер — в памяти всплывали лица, уже частично подзабытые, полуразмытые… внезапно на переднем плане возник кровавый оскал выбитых зубов и висящий на нерве выбитый глаз: видение бросившейся в огонь изуродованной кобылки было свежо и поразительно живо и насыщенно цветом. Да, кровавая баня в безымянной деревушке явно врезалась в память глубоким неаживающим шрамом. Впрочем – не ему одному; как выяснилось, бойня будоражила умы всей группы.

— К чему такая неоправданная, слепая жестокость? – тихо спросила Лири. И без того меланхоличная поняша после той деревни не выходила из грустно-унылого состояния. – Никогда не видела столько бессмысленных убийств и разрушений…

— Я видел, — сказал после небольшого молчания снайпер.

— Как так? – вскинулся Дасти.

— Более того, я в этом даже участвовал. С проигравшей стороны, естественно, — зебра сохранял абсолютное спокойствие, ни один мускул на его лице не дрогнул. Армор подумал, что это, видимо, свойственно всей их нации, и за покерный стол с полосатыми впредь садиться не стоит.

— Что-то я не слышал про такие зверства в Империи, — нахмурился инженер.

— А они и не афишировались, — спокойно ответил Тальвар. – Хотя наши командиры, думаю, в курсе того, о чём я говорю.

— Подождите-ка… ты что, полосатый, утверждаешь, что кто-то из наших занимался подобными… зверствами? – воскликнула Льётт.

— Да, — всё так же спокойно кивнул зебра. – Двадцать пять… нет, двадцать семь лет назад. Я тогда был не старше тебя, летунья-без-перьев. Юный семнадцатилетний гастат, только-только вступивший в ряды Легиона. Помню, как толпы голодных, доведённых до отчаяния обывателей, окружили ратушу Мэйрманска, где заседала имперская администрация. Пони требовали сена, голодные матери подымали в копытах своих младенцев, молодёжь свистела и швыряла камнями в окна, зебры постарше хмуро сплёвывали на мостовую, и стучали копытами об асфальт. Нашей центурии приказали оттеснить горожан от ратуши, но командиры отказались выступать против своих же соотечественников. Тогда за дело взялись эквестрийские подразделения. Да-да, Хорслич, это был «Айрон Хуф», и не надо прятать глаза – тебя там не было, ты был тогда жеребёнком. Не знаю, кто кого спровоцировал, и с которой стороны прозвучал первый выстрел – но солдаты открыли огонь по толпе, и огромная понская масса бросилась врассыпную, топча друг друга. Младенцы падали под копыта бегущей толпе вместе с матерями, и превращались точно в такое же кровавое месиво, что мы видели на днях. А потом зебры догадались, что пехотинцев в серо-зелёных мундирах мало, гораздо меньше, чем их, и патроны у них не бесконечны. Говорят, им помогли те самые части Легиона, которые отказались часом раньше выступать против толпы. Не знаю, меня среди них точно не было – гастата Реи рвало кровью на мостовую, потому что среди растерзанных останков он узнал своих двух сестёр и мать. В общем, хуффингтонцев смяли и разорвали на части разъярённые жители, после чего ратуша была взята отчаянным приступом. Всех пойманных чиновников Империи накормили собственными кишками, и на собственных же кишках их подвесили в окнах ратуши. А потом Мэйрманск окружили регулярные войска – спецтак и хуффингтонцы, жаждавшие отмщения за гибель своих товарищей. Восставшие, протрезвев от кровавой оргии, предлагали вашему отцу, Дефенд, сдаться, выдать всех зачинщиков, да кого угодно, лишь бы он пожалел их семьи. Но было уже слишком поздно…

Майор сглотнул. Он прекрасно помнил своего отца в тот день, хотя был всего лишь жеребёнком, и помнил, в каких душевных муках он пребывал после принятого решения. Но это не отменяло того, что решение было всё же принято… и оно было непонски жестоким.

— Был убит, наверное, каждый третий житель Мэйрманска, носящий полоски, — продолжал тем временем Тальвар Реи. – А может и каждый второй, точные цифры неизвестны до сих пор. Официально это назвали «подавлением протеста зебринского населения против урезания продовольственных пайков», в народе же до сих пор вспоминают шёпотом кровавый «Сплендидов пир»…

За столом воцарилось неловкое молчание. На памяти Армора это был первый случай, когда зебра, да к тому же ещё военнослужащий, говорил подобные речи в присутствии старших офицеров, один из которых вдобавок принадлежал к руководству СТЭЛа, который вообще-то должен выжигать даже мысли об этом калёным железом. Майор взглянул украдкой на Гловза: тот сидел, уставившись в одну точку, стиснув зубы, и было непонятно – то ли полковник готов был провалиться сквозь землю от стыда, то ли он сейчас вытащит табельный пистолет и расстреляет трибуна на месте.

— Это… правда, полковник? – Лири, казалось, была ошеломлена не меньше Льётт и Дасти; видимо, информация о восстании была настолько секретной, что младшие офицеры спецтака о ней и не слышали.

— Да, дискорд возьми! – рявкнул Гловз, поднимая глаза. – Какого ответа от меня вы ждёте? Оправданий? Их не будет; если вы считаете, что я был к этому причастен, то смею вас разочаровать: в семь лет очень сложно кого-либо подавлять.

— Я вас ни в чем не обвиняю, Уайт, — мягко ответил Тальвар. – Я вообще не считаю, что здесь есть правые стороны, и тем более – что есть виноватые пони. Многие зебры Мэйрманска считают, что во всём виноват один лишь Лорд-Протектор, но я не отношусь к их числу.

— Если они обвиняют моего отца… то почему экипаж Z-96 не выстрелил мной из торпедного аппарата? – спросил порядком запутавшийся Армор.

— А зачем? – повернулся к нему снайпер. – Вы, майор, широко известны в узких кругах, и вас в Легионе, например, весьма уважают за вашу принципиильную позицию в конфликте с отцом. Кому другому адмирал Фасимба, может, и не дал бы подлодки.

— Нет у меня никакого конфликта с отцом, — проворчал майор. – Я просто не люблю, когда за меня что-либо решают.

— Ну а зачем тогда пошёл в армию? – едко заметил Гловз.

— Это другое, — раздражённо повернулся к нему Армор, — и ты прекрасно знаешь, о чём я. Когда вся твоя будущая жизнь расписана и регламентирована, когда с пелёнок известно, на ком ты женишься, где будешь служить и что при этом говорить и делать – к дискорду такую жизнь.

Гловз состроил кислую мину, как бы говоря: опять оправдываешься, майор, футакимбыть. Льётт, напротив, смотрела заинтересованно, кисточки на её ушах вытянулись вертикально вверх, а кончики крыльев затрепетали и слегка поднялись.

— А ты бунтарь, командир! – одобрительно сказал Дасти.

— Даа… — майор неопределённо махнул копытом. – Бунтарём я был бы, если б вступил в мифические партизаны, и взрывал поезда на перегоне «Кристалл-Сити – Мэйрманск». А так я всего лишь сбежал на передовую, сменив ливрею – с крылатого рога спецтака на снежинку RAR.

— А что, майор, вас хотели насильно женить? – с любопытством спросила Льётт.

— Это долгая история, и я не думаю, что у нас сейчас есть на неё время.

— Так мы вроде никуда не спешим? – возразила пегаска.

— Друг мой, обычно это означает «не думаю, что стоит делиться настолько личным с подчинёнными», — мягко пожурил её Дасти.

— Ну и ладно, — насупилась Дарквинг.

— Хватит уже рефлексировать, — подытожил дискуссию Армор. – Пора за дело приниматься.

---

С точки зрения тактики, два величайших промаха, которые может допустить полководец – это распылять свои силы, и складывать все яйца в одну корзину. Майор в своё время уделил очень много времени штудированию трудов Клаудзевица, Шарнхорса и Тэйлейрана, и усвоил данную истину накрепко. Поэтому к парому вышло только пять пони из семи – Тальвар и Лири, специалисты по дальней поддержке, заняли позицию на крыше одного из уцелевших высотных зданий, с которого прекрасно просматривалась местность на той стороне переправы. Им оставили большую часть носимого груза – боеприпасы, еду, дополнительное оружие: случись бой, они бы только сковывали движения, а надолго углубляться в город майор не планировал, хоть Гловз и настаивал на обратном. Армору всё-таки удалось убедить его провести для начала рекогносцировку.

Перед выходом ещё раз обговорили порядок действий. Как будто всё было продумано: отряд аккуратно подходит к переправе и договаривается о перевозке на другой берег, предлагая в качестве платы патроны, гранаты или довоенные эквестрийские биты, коими их снабдили в большом количестве. В случае эксцессов отступаем, прикрываясь снайперским огнём из высотки, и реализуем план «Б», т.е. захватываем плавсредство силой. Однако, в действительности всё оказалось далеко не так просто…

Чем ближе группа подходила к переправе, тем больше появлялось следов понячей жизнедеятельности: обрывки и ошмётки одежды и каких-то бумажек, прочий мусор, гильзы от патронов разных калибров… и останки тел пони: скелеты, целые и кости россыпью, полусгнившие трупы, и, что особенно странно – почти целые головы, тщательно расставленные вдоль дороги в каком-то диком акте каннибалистического искусства.

А вот саму переправу охранял достаточно грамотно выстроенный блокпост: две вышки с пулемётчиками, между которых возвышалась баррикада из наваленных друг на друга бетонных плит, битых кирпичей и мешков с песком. Баррикаду стерегли несколько вооружённых пони в странной металлической броне; Армор присмотрелся – да, так и есть, она была склёпана из автомобильного железа, и усилена наваренной сверху арматурой, концы которой были изогнуты и заточены, и торчали в разные стороны наподобие шипов. Охранники, в основном земные пони разных расцветок и мастей, были вооружены разномастным же оружием: потасканными дробовиками, армейскими винтовками с самопальными прицелами, и даже дубинками с копьями! Как бы то ни было, своё дело они знали: в мгновение ока группа оказалась под прицелом десятка стволов, включая пару пулемётных.

— Эй, там, фраера, стоять! Бросайте волыны, копыта в небо! – проорали из-за баррикады.

— Всего шестнадцать объектов, все оранжевого статуса, — доложила по радио Лири. – Четверо в помещении, ещё трое патрулируют со стороны реки, остальные перед вами.

— Спасибо, Лири, — поблагодарил её майор. – Твой выход, Уайт.

Полковник неопределённо хмыкнул, но всё же вышел вперёд, и прокричал в сторону направленных на них стволов:

— Мы хотели бы поговорить с вашим командиром!

— Ты плохо слышишь, червячок? Стволы на землю, говорю! – был ответ.

— Я бы попросил не оскорблять меня! – вскинулся Гловз. – Сказал же: мне нужен ваш начальник. У меня для него есть очень интересное предложение, которое сулит определённые выгоды!

За баррикадой возникла пауза: видимо, пони в железной броне совещались между собой. Наконец, импровизированная дверь, роль которой выполняла крыша целого микроавтобуса, приваренная к огромным амбарным петлям, натужно заскрипела и отворилась, и из-за неё показался крупный жеребец-пегас бурого окраса, с коротко стриженной чёрной гривой. Его кьютимарка, как сперва показалось Армору, была или покрыта какой-то опухолью, или затянувшейся раной, но потом майор понял: то было клеймо, клеймо в виде облака с льющейся из него радужной полосой и молнией. Под крыльями пегас нёс две штурмовых винтовки, соединённых какой-то хитрой приспособой. И, что неприятнее всего, намётанный глаз единорога тут же определил в вышедшем из ворот бывалого воина, повидавшего множество боёв: по манере держаться, по походке, по многочисленным шрамам на шкуре. Да уж, пегас был ещё тем «рэксом»; если на этой импровизированной заставе все такие – придётся туго.

— Ну, я тут командую. Что надо? – лениво и как бы нехотя осведомился он, хотя глаза пегаса оставались настороженными, и цепко ощупывали взглядом группу Армора. Особенно долго взгляд задержался на самом майоре, но когда Армор попытался перехватить взгляд, пегас поспешно его отвёл.

— Мы хотели бы переправиться на ту сторону, — пояснил Уайт Гловз.

— Исключено, — помотал головой пегас. – Сегодняшние рейсы уже закончились, и никто не будет гонять паром только ради вас шестерых. Слишком низкого полёта птицы, — он явно заинтересованно посмотрел на Льётт.

— Мы можем заплатить, — возразил полковник.

— И что с того? Даже из расчета двадцать крышек с носа – никто не будет гонять паром ради жалкой сотни, — повторился пегас.

— Две сотни битов лично вам прямо сейчас. Золотых битов!

— И на кой они мне нужны? – усмехнулся бурый жеребец. – Стены в сортире оббивать? Это у вас в Стойле, может быть, кругляши ещё в ходу, но тут, ребятки, Пустошь, поэтому платите крышками — или проваливайте!

— Какое ещё Ст… — недоумённый вопрос Дасти был прерван тычком под рёбра, которым его наградила предусмотрительная Льётт.

— Но… но… — с полковника, казалось, сорвали приросшую было к лицу маску уверенности. Гловз открыл было рот, чтобы возразить, захлопнул его, и жалобно оглянулся на остальную группу.

Взгляд майора Армора был красноречивее слов.

— Значит, так, червячки, — начал пегас чрезвычайно нахальным тоном. – Или вы сейчас медленно и не поднимая пушек начинаете движение назад, или…

— Я уверен, мы можем решить эту проблему, Соник, — прозвучал от баррикады властный голос. – Благодарю за проведённые переговоры, я позову тебя, когда ты будешь нужен.

— Босс, — склонил уважительно голову пегас. На сцене появился новый персонаж – ярко-жёлтого цвета единорог с холёными чернёными усиками и кокетливо завитой серой гривой. На его броне, явно армейской, темно-зелёного цвета, кто-то быстрым росчерком намалевал стилизованное изображение мыши, а на бедре топорщилась кобура с выглядывающей из неё позолоченной рукоятью пистолета.

— Можешь идти, мой верный друг и соратник, — повторился единорог. Говорил он прекрасно поставленным баритоном с нотками властности, который вызывал мгновенную ассоциацию со штабным начальством, не вылезающим из столицы. – Приветствую вас, господа. Прекрасный денёк, не правда ли? Прошу простить за грубость моего подчинённого – Соник прекрасный товарищ, но он навряд ли обучался светским манерам. Моё имя Комб, Кокс Комб. Я, в некотором роде, предприниматель.

— Уайт Гловз, — поклон полковника был безупречен. – Я и мои друзья прибыли очень издалека, и мы хотели бы посетить славный город Небылицу в наших странствиях.

— О, прекрасное желание! – воскликнул Комб. – Не могу не помочь усталым и голодным странникам, тем более, что я сам когда-то прибыл в этот славный город очень и очень издалека! – он подмигнул Гловзу с хитрым видом, будто бы говоря: «я вас раскусил». – Я даже не возьму с вас ни крышки денег, право, это я должен буду вам доплатить – ведь вы, наверняка, поделитесь со мной свежей информацией о далёких местах?

— Безусловно, — любезно улыбнулся Гловз. – В обмен на свежие новости из Небылицы, естественно.

— Разумеется! – рассмеялся Кокс Комб. – Видите, как мы славно поладили, Соник? Нет нужды в грубости и агрессии, когда дела можно уладить словами. Друг мой, вас не затруднит слетать на ту сторону, и прислать сюда нашу маленькую скорлупку? И заодно подготовьте встречу по высшему разряду нашим дорогим гостям.

При словах о «встрече» у майора по спине пробежал быстрый холодок предчувствия. Какое-то неясное чувство, из разряда тех, что появляются у маневровой группы при входе в подлесок, в котором йети-каннибалы засели в сугробах, устроив засаду так хитро, что ЛУМы не могут отследить переохлаждённые до крайности тела врагов. Майор никогда до того не воевал с другими пони (если, конечно, не считать йети, но дикарей за пони не считал даже самый филиппичный пони), и предполагал, что искушённый в подковёрных СТЭЛовских баталиях у подножья трона Гловз вовремя заметит и раскусит любой подвох в словах и действиях своего визави. О том, что полковник сам может захотеть быть обманутым, Армор не задумался даже на краткую секунду…

— Не нравится мне всё это, — поделился с майором своим мнением Хорслич, когда группа отошла под прикрытие соседнего полуразвалившегося дома в ожидании прибытия средства передвижения. – Слишком легко этот усатый согласился нас перевезти. Плюс он как будто намекал на то, что знает, кто мы и откуда.

— Ну, это как раз неудивительно, — ответил майор. — Вон, даже Льётт, похоже, догадалась, куда клонил этот… предприниматель.

— Даже? – возмутилась пегаска. – Командир, ты и вправду думаешь, что я такая дура? Я, между прочим, закончила Академию одной из лучших за всё время её существования!

— Да, мне порассказывали о твоих геройствах, — усмехнулся майор. – И всё же, расскажи-ка нам, на что намекал местный бизнеспони?

— Это же очевидно! – ответила с обиженным видом разведчица. – Пять пони, неплохо вооружённых и организованных, в хорошей броне, и очень слабо разбирающиеся в тутошней жизни. Я бы поставила бит против хрусталика, встретив такую же банду на дороге, что эти вот пони только что вылезли из какого-нибудь Стойла!

— А ведь действительно! – воскликнул Дасти. – И он, похоже, пытался сказать, что тоже в своё время вышел именно оттуда!

— Меня больше занимает два вопроса: почему он согласился перевезти нас бесплатно, и что такое «встреча по высшему разряду»?

— Тоже заметил, командир? – посмотрел на майора Хорслич. – Мне это и не понравилось, а то, что встречать будет тот крылатый красавчик, понравилось ещё меньше.

— Да, тому копыто в рот не клади, — согласилась Льётт. – Он как взглянул на меня, так мурашки по коже сразу пошли: не хотелось бы с таким один на один в небе встретиться…

— Да и на земле тоже… — протянул Дасти.

— Стало быть, ни у кого сомнений больше нет: это засада! – обвёл майор взглядом своих бойцов. – Что будем делать?

— Атакуем первыми! – преложила сходу Льётт, но потом, видимо, вспомнив о численности противника, сконфузилась, — Ну или хотя бы устроим засаду уже им. Перебьём всех на пароме, забросаем встречающую сторону гранатами…

— Пегасов ты тоже гранатами закидаешь? – скептически взглянул на неё Армор. — Кроме того, если ты перебьёшь всю команду парома, то кто будет им управлять? Отступать-то кроме парома больше некуда…

— Команду можно, например, связать… — протянул Хорслич.

— …а ребяток на той стороне, например, отрезать дымовой завесой, — с хитрой улыбкой подхватил полуоформившуюся мысль Дасти. – Или выкурить их хлорпикриновыми шашками, запашок от них ого-го!

— Ну допустим, допустим… А с пегасами что делать?

— Пегасов оставьте мне, — доложил динамик ларингофона голосом Тальвара Реи.

— Эй, а мне? – возмутилась пегаска. – Я тоже хочу урвать часть веселья!

Майор раздражённо покачал головой. Веселье! Эх, молодость… Льётт Дарквинг была зеленее молодой еловой хвои – в плане боевого опыта, естественно, не боевой подготовки — и бой воспринимала как источник славы и доблести, и, естественно, фана. Да, в восемнадцать в смерть не верят… до тех пор, пока тяжёлое копьё с каменным наконечником не пробивает насквозь трёхслойный бронежилет, пышащие паром и брыжжущие горячей кровью кишки друга не вываливаются тебе на копыта, а ярко-зелёные глаза, такие живые и смешливые ещё секунду назад не подёргиваются бледной пеленой, и не остывают, навсегда унося в вечность ещё одну мятущуюся душу…

— Молодо-зелено… — проворчал Хорслич, видимо, подумавший о том же самом.

---

Старая и насквозь ржавая посудина с гордым именем «Левиафан», казалось, представляла собой кусок плавающего мусора уже задолго до Катастрофы. Майор не удивился бы, узнав, что на этом одре принцесса Платина каталась в гости к Старсвирлу Бородатому. Паром представлял собой небольшой, метров так десять на двадцать, кораблик, с единственной работающей рампой и П-образной надстройкой, под которой находилась страшно загаженная сквозная палуба. Вопреки опасениям Армора, никакого вооружения корабль не нёс – то ли Кокс Комб не относился всерьёз к возможности его захвата, то ли наоборот – опасался оного, и не вооружал паром, чтобы если что, можно было бы его легко отбить назад. Как бы то ни было, приняв на борт пятерых пони из команды майора Армора и шестерых охранников Комба, кораблик, натужно ревя старым движком, отвалил от берега, и бодро зашлёпал винтами по воде, разворачиваясь носом в противоположную сторону.

Льётт, Дасти и Хорслич, как бы невзначай, разошлись по парому, изучая свой единственный путь к отступлению, пока майор пытался поговорить по душам с полковником Гловзом. Увы, получалось плохо.

— Веришь, Дефенд, я до последнего боялся, что мы и в самом деле попадём в неё…

— В кого – в неё?

— В старую Эквестрию, разумеется – ту самую, как на довоенной картинке – яркую, сусальную, матриархальную, в которой по-прежнему поклоняются Принцессам, ходят друг к другу на чай в пять часов вечера, и возжигают праздничные костры в Дня Согревающего Очага. Представляешь, что было бы, попадя мы – милитаристы-мясоеды с маниакальной паранойей в крови, «двести лет на страже старого мира»… — Гловз потёр копытом переносицу. – Ты только не считай меня двинутым, но я почему-то рад, что здесь всё почти как у нас.

— Ты всерьёз считаешь, что ситуация по ту сторону лей-линии и по эту в чём-то схожи?

— По крайней мере, в части соответствия ожиданиям – точно. На лодке я просмотрел очень много шаров памяти, и знаешь что? Я ожидал именно такого. Пони во время войны так озлобились друг на друга, и вообще на что-либо хорошее и доброе, что надеяться, что они построят общество, основанное на дружбе и любви, было бы глупо…

— Ты расспросил этого щёголя о ситуации в городе? – перевёл тему Армор.

— Мы кратко пробежались по ней. В основном спрашивал он – хотел узнать, из какого Стойла мы вышли, и где оно располагается. В то, что мы пришли из Кристальной Империи, он не поверил.

— Погоди, ты что – рассказал ему про Империю? – встревожился майор.

— А чем я рисковал? Он, как я понял, мафиозо, возглавляющий какой-то независимый преступный клан. Добраться до Империи в любом случае ни у него, ни у его покровителей, буде такие найдутся, не получится. К тому же, у него проблем и здесь. Город поделен на сферы влияния между множеством кланов, каждый из которых контролирует определённый район. Наиболее могущественный из них – это какой-то Завод… или Цех, я так и не понял. Название не главное, главное – что они контролируют центральную часть города.

— Нам нужно именно туда?

— Определённо туда, Деф, определённо.

Гловз повернулся в сторону реки, и, опершись за борт, протянул вперёд копыто.

— Вон там, за рекой, видишь – возвышаются несколько небоскрёбов? За ними лежит Верхний Город, содержащий в себе целые сокровища. Какой-то преступный синдикат контролирует оружейный завод, штампуя автоматы и пулемёты словно алюминиевые ложки, а кроме того они подгребли под себя целое Стойло – и то, что осталось от университета Небылицы…

— Это он тебе рассказал? – полуутвердительно спросил Армор.

— Ну а кто ж ещё? Нашего любезного перевозчика, кажется, очень нервируют занявшие хлебные места серьёзные дяденьки, и он очень хотел бы скинуть их оттуда. Я пообещал ему помощь, — усмехнулся полковник.

— А тебе не приходит в голову, по какой причине мистер-напомаженные-усы так с нами откровенен? – хмыкнул серый единорог.

— Потому что мы ему нужны, конечно же, — ответил Уайт Гловз невозмутимо. – Я могу сыграть на его амбициях, и тем самым получить сильного союзника – не слишком преданного, не особо умного, но всё же я думаю, что смогу его контролировать.

— Думаешь, что сможешь? – повторил Армор едко.

— Смогу, — нахмурился полковник. – Ты во мне сомневаешься?

— Да нет. Я просто предупреждаю: держи кобуру расстёгнутой при высадке. Сдаётся мне, это лишним не будет.

---

Рампа парома поднялась, и путь к отступлению оказался отрезан.

Старый и ржавый кораблик высадил их на небольшой импровизированной пристани, обозначенной несколькими связками брёвен, о которые их посудина мягко шлёпнулась кранцами из старых покрышек. Ржавая створка рампы опустилась на берег, выбив при этом кучу пыли, в которую горохом посыпались охранники Кокс Комба. Спустившись на земную твердь (Льётт изящно выпорхнула), диверсанты-разведчики увидели неширокую улочку, которая выходила на площадь. Площадь эта также была невелика – метров по пятьдесят в ширину и длину, от неё уходили в разные стороны улицы и проулки, а прямо по центру возвышались остатки памятника какому-то деятелю древности.

— Тальвар, видишь нас? – вызвал майор снайпера по радио. Площадь эта у него вызывала всё меньше и меньше симпатий, особенно когда Армор разглядел засыпанные песком свежие лужи крови по обе стороны от постамента.

— Плохо, но вижу. Корабль мешает, — был ответ.

— Сможешь поддержать огнём?

— Постараюсь.

— Лири, что у тебя?

— Вас окружают, командир. – Голос кристальной пони явственно нёс тревожные нотки. – Шестеро в здании слева, ещё трое – справа, судя по всему за какими-то развалинами. И больше десятка контактов прямо по курсу, не могу определить точно, они наслаиваются…

— Всё, как я и думал… — мрачно ответил майор. — Отряд! Готовность один! Дасти, с тебя качественная дымзавеса…

— Всё будет, командир!

— Льётт, бросаешь хлорпикрин вооон в тот домик.

— Да-да, как договаривались! – пегаску явно полоскало, хоть она и старалась всеми силами это скрыть. Ничего, усмехнулся про себя майор, с первым же выстрелом медвежья болезнь сама собой убежит на самое дно задних копыт, и будет сидеть там, трясясь и всхлипывая, пока последняя капля адреналина не покинет сердце, и бойца, что называется «отпустит» схватка – тогда да, тогда всё пережитое отыграется на своём хозяине сполна, но в бою – в бою ты становишься другим, порой кардинально, да так, что товарищи диву даются, куда же исчез этот воспитанный молодой пони, или страшный раззвиздяй, или девочка-ботаник в аккуратных очочках в роговой оправе…

Впрочем, если боя всё же удастся избежать – это будет даже лучше.

— Отсекаю огнём особо наглых, отступая к парому, — проскрипел Хорслич, не дожидаясь реплики майора. Этот-то да, этот старый вояка, дело своё знает. Да и Дасти вроде как спокоен, и спину опытнейший снайпер-зебра прикрывает. Вот только как поведёт себя под огнём полковник, старый друг и старый недруг? «Давилки» спецтака курсант Гловз проходил одним из первых, бравируя своим хладнокровием, и насмехаясь кое-где над не скрывающими своих эмоций Дефендом и Аннабелль, но после выпуска из училища – Армор знал точно – Уайт ни разу не брал в копыта боевого оружия, не говоря уже о том, чтобы стрелять в кого-то живого. После того боя в деревне отходил он долго и знатно, дёргаясь от малейшего шороха ещё несколько часов подряд, пока снова не стал тем, кого всегда изображал – холодным и отстранённым слегка щеголеватым красавчиком в белых перчатках и в чистейшем мундире с шёлковой подкладкой.

— Вам заходят в спину, — сообщил Тальвар. – Этих я сниму быстро, их всего четверо.

— Добро.

— А где, кстати, наш любезный предприниматель?

Вопрос подрывника был отнюдь не праздным: зеленоватой брони Кокс Комба с рисунком мыши давно уже не было видно поблизости. Собственно, из всех «сопровождающих» возле группы осталась лишь парочка охранников в металлической броне, остальные разбежались кто куда.

Площадь казалась вымершей.

— Не расходимся. Глядим в оба. Оружие к бою, — отрывисто скомандовал Армор.

— В чём дело? – обернулся Гловз.

— А ты не заметил? – окрысился майор. — Твоего ненаглядного мафиозо, которым ты собрался управлять, нигде не видно, а окружающие нас здания напичканы вооружёнными пони. Не находишь, что забыл про овраги, полководец?

— Я уверен, это как-то можно объяснить. Вот увидишь, сейчас Кокс появится, и все твои страхи окажутся безосновательными. Они же дикари, слишком примитивны, чтобы переиграть старшего офицера спецтака.

— Ты кое о чём забыл, мастер подковёрных интриг. Играть на чужом поле порой не удаётся даже признанному фавориту чемпионата!

— Да брось ты! – в раздражении Гловз порысил вперёд, к остаткам памятника. – Сейчас я прикажу этому шуту спуститься, и…

Что бы случилось дальше, Армор так и не узнал, потому что слова полковника были заглушены треском автоматной очереди. Ослепительно-белый единорог в темно-оливковом камуфляже, бронежилете и лихо заломленном набок берете пробежал ещё несколько шагов, споткнулся, и рухнул на разбитый асфальт как подкошенный, выбив из него маленькое облачко пыли. По его белым бокам заструилась и закапала ярко-алая кровь.

— А вот теперь, дорогие гости, — прозвенел по площади усиленный динамиками голос Кокс Комба, — и поговорим, как родные.

---

Первичный шок от увиденного продолжался не более секунды.

— Огонь! – рявкнул Армор, выхватывая левитацией автомат из зацепа, и активируя одновременно прицеливающее заклинание.

Время сузилось до мельчайшей воронки, на концах которых балансировали майор и его цель – высунувшийся из треснутой и разбитой оконной рамы бандит в металлической броне. На заднем фоне медленно, адски медленно летели гранаты и дымовые шашки, вальяжно проковыривали путь сквозь пространство пули, оставляющие за собой хорошо различимый инверсионный след, и расползалась нехотя дымовая завеса, истекая из лопнувшего по швам взрывпакета.

Боевое заклинание элитных армейских подразделений (а именно к ним относился во времена войны Royal Arctic Rifles, к созданию и вооружению которого приложило руку Министерство Стиля), да вдобавок ещё и модифицированное оружейными магами спецтака, выгодно отличалось от стандартного, засунутого специалистами СтойлТек в ПипБаки ЗПС. Собственно, оно не просто ускоряло нервную систему реципиента в разы, к тому же синхронизируя с мозгом его мышцы (иначе пользователь заклинания имел все шансы порвать их и сухожилия, чересчур резко по мнению тела подняв конечность), но ещё и стабилизировало положение самого оружия, минимизировав какие-либо воздействующие факторы вроде природных, ветра и т.п. Увы, даже в таком виде оно оказалось куда как менее эффективным зебринских подходов к обучению стрельбе. «Пока эквестрийцы изобретали тысячи волшебных заклятий, мы просто учили наших солдат стрелять» — гласила старая зебринская пословица. Именно поэтому в программу обучения подразделений армии КИ входили оба способа.

Армор сузил глаза. Перед собой он видел цель, что-то отчаянно кричащего жеребца-единорога, размахивающего старой армейской винтовкой. Майор мог разглядеть мельчайшие трещинки на прикладе оружия своего врага, вмятины и сколы на покорёженной броне, и раззявленные в крике гнилые зубы. Прицельная сетка покрыла кричащего стрелка полностью, указывая процентную вероятность попадания в каждую часть тела. Выстрел! Короткая очередь на три патрона отправилась к цели. Армор поспешно перевёл прицел левее: кричащий уже был покойником, правда, пока об этом не подозревал – пули должны были попасть точно в цель. В окне слева находились две кобылки, лиловая и тёмно-синяя, все в тех же железных доспехах, здорово смахивающих на рыцарские. Подруги лупили по площади из копытного пулемёта, поставив его на сошки – одна держала ленту, вторая стреляла. Майор послал им десяток подарков, по девять грамм каждый. Он успел увидеть ещё, как цельнометаллические пули смачно врезаются в тела кобылок, отбрасывая их внутрь, как время вдруг ускорило свой бег, полоса обзора резко расширилась, вернувшись обратно в обычные границы, а в уши ударила какофония выстрелов, взрывов и других обычных для сражения звуков.

— Майор, СЛЕВА! – рявкнул чей-то голос сзади. Армор, не глядя, отпрыгнул вправо, перекатившись по асфальту. Вовремя – то место, где он только что стоял, перечеркнул росчерк крупнокалиберной очереди – вздымая фонтанчики пыли, пули калибра 12,7 прочертили идеально ровную линию между майором и полуразрушенным постаментом. Жирный чёрный дым заволакивал панораму спереди и справа – инженер старался вовсю, строение спереди было уже полускрыто, и засевшие там пони палили в белый свет как в копеечку. По ушам хлестанул резкий выстрел снайперской винтовки, но пуля лишь свистнула мимо. Он поспешил убраться под защиту постамента. Мельком бросил взгляд на экран ПипБака – Лири транслировала на их планшеты картинку с локатора в реальном времени; количество целей снизилось, но всё же их было много, гораздо больше, чем диверсантов.

Взжжж! Взжжж! – две шальные пули просвистели совсем близко от арморовской головы. Ага, вот вы где, голубчики – засели в развалинах справа! Майор выхватил из подсумка хлорпикриновую шашку, мгновенно подпалил запал, и зашвырнул её по высокой параболе туда, откуда только что вели огонь. Секунду ничего не происходило – но вот, отчаянно кашляя и размахивая головами, оттуда выскочили трое пони; побросав оружие, они пытались откашляться и отдышаться. Армор не дал им сделать это: несколькими очередями майор отправил бандитов к праотцам.

— Доложить обстановку! — выдохнул он в микрофон, меняя магазин у своей винтовки. На экране ЛУМа зелёные метки медленно и обстоятельно перемещались влево-вправо, гася одну за другим метки оранжевые. Впрочем, нет, не все: одна зелёная резко и стремительно пронеслась через весь экран, преследуемая оранжевой – Льётт вступила в бой с вражескими пегасами.

— Хреново дело! – ответил по радио Хорслич. – Нас отжимают от парома, крупная куча этих ублюдков лезет с востока. И у них пулемёты! Твою мать, левее! Они слева! Дасти, гранаты!

— Отступайте к парому, я попробую их отвлечь! – крикнул Армор, подкручивая верньеры вертикальной развертки локатора. Постойте-ка! Что это? Одинокая зелёная метка без движения, лежит чуть к югу… Гловз! Он жив???

— Командир! Приём, командир?! Это капрал Праймер! Что вы хотите сделать?

— Атакую их с тыла, Дасти. Тогда вы сможете прорваться к парому.

— Но… Но тогда вы не сможете!

— Данные телеметрии показывают, что полковник Гловз ещё жив. Я в любом случае обязан вернуться за ним. Тальвар, прикровете огнём?

— Легко. – отрывисто бросил снайпер.

Армор ещё раз бросил взгляд на экран ПипБака. Крупный отряд противника, десять или двенадцать хвостов, надвигался с левого фланга на его отстреливающихся товарищей. Сам майор из-за своих экзерциций у разрушенного памятника, оказался между ними и главным зданием, где засели бандиты, видимо, никем не замеченный. Это оставляло определённый шанс для манёвра, и майор не замедлил им воспользоваться.

Атакующая группа врага растянулась полумесяцем, пряча свою «серединку» за полуразрушенным магазинчиком, а «рогами» охватывая диверсантов с двух сторон. Проползший через руины майор прекрасно видел отдающего приказания командира этой группы – статную кобылу с зелёными гривой и хвостом, заплетёнными на манер ирокеза. Можно было легко перестрелять их с безопасного расстояния, но Армору нужно было их отвлечь, и он выбрал второй путь. Он подполз ещё ближе, нырнул в ближайшую дверь, и, взбежав по полуразрушенной лестнице, выскочил на остатки балкона.

— Не меня ищете? – с невозмутимым видом осведомился он, взирая на бандитов сверху вниз. На их лицах мгновенно отразился весь спектр чувств и эмоций, доступных беспозвоночному животному, и майор, удовлетворившись их внешним видом, по-быстрому отправил вниз пару гостинцев. Ноу-хау арктических стрелков – звуковые гранаты, прекрасно отпугивают всяческую нечисть, годятся, разумеется, и для других ситуаций, как сейчас, например. Какой-то умник прозвал их «зудами», и это, нелепое на первый взгляд, название подходило как нельзя лучше: зуд от них был первостатейный.

Гранаты рванули. Майор, с величайшим удовлетворением убедившись, что сработали они как надо, выскочил из дома, и побежал по переулку, не забыв, впрочем, парой выстрелов указать своё направление.

— Убиииииить!!!!! – доносился ему вслед бешеный вой зеленогривой кобылы.

На бегу Армор убрал на место автомат, и достал из зацепов куда как более полезный в ограниченном пространстве дробовик. Нежно любимый «Джекхаммер», молотилка для чудовищ, не раз спасавший его в самых критических ситуациях имел прекрасное свойство просто выкашивать ряды противника на коротких дистанциях, производя чудовищное опустошение среди врага. Любимое оружие мясников, штурмовой пехоты, и психопатов с навязчивой манией убить всех живых максимально жестоким способом.

Самый шустрый преследователь неосмотрительно влетел в открытую дверь безо всякой разведки – и тут же получил прикладом в морду. Отчётливо хрустнули шейные позвонки – майор церемониться не собирался. Следующие двое получили в оскаленные пасти по заряду картечи – и рухнули, обезглавленные, на своего мёртвого товарища. Бегущие за ними оказались умнее – залегли, и начали отстреливаться. Армор покончил с ними удачным броском гранаты, взрыв от которой, вдобавок, обрушил ветхие стены, и отрезал майора от преследовавших его бандитов.

— Отступайте на паром, и готовьтесь к отходу, я скоро буду! – приказал он в микрофон, и, снова сменив основное оружие, начал аккуратно пробираться обратно, на затянутую чёрным дымом площадь.

---

Всё пошло не так с первой секунды боя.

В ушах ещё звенит от майорского крика, а ноги уже дают мощнейший разгонный толчок, так необходимый двум чёрным кожистым молниям, выпорскнувшим из карманов, и развернувшимся по обеим бокам. Крылья молотят воздух, как бешеные, подымая тело по крутой траектории, сердце впрыскивает в кровь порции адреналина, а мозг спохватывается позже всех, взвинчивая нервы одним-единственным сигналом: «НАЧАЛОСЬ!»

Разбег, отрыв, резкий боевой разворот — и резкий же набор высоты, с поворотом через крыло, уходя от спешно летящих в спину трассеров. В передние копыта ударяют развернувшиеся гашетки пулемётов, перед глазами скачут цифры и графики c тактического дисплея, а в лицо шершавым кулаком бьёт плотный и холодный воздух.

В воздухе гарь, вонь и свист пуль. Опасно. А делать что-то надо: наших на земле явно прижали. Дасти матерится сквозь зубы, Лири что-то подсказывает красношкурому сержанту, да медленно и размеренно ведёт счет Тальвар: что ни выстрел — то в цель.

Перед Льётт стоит немножко более сложная задача: на пикировании прицельно зашвырнуть пару хлорпикриновых шашек в окна большого здания, где засела основная масса противника. Да вот беда: опытные пулемётчики первым делом постарались взять её на прицел, сжав клещами очередей с обеих сторон. Резко маневрируя, удалось кое-как из захвата вырваться, но вот подлетать ближе...

Снова разворот — теперь опять летим на врага. Заметят или не заметят? Заметят или не заметят? Заметили... трассы проходят рядом. Ускоряемся, крутим нисходящую бочку... всё же с настоящим боевым пилотом эти горе-зенитчики пока не сталкивались: упустили. Тем лучше! Пара пассов зрачком по айтачу, и перед глазами появляется скачущий прицел. Успокоиться, глубоко вздохнуть — и ответить огнём из обоих стволов по засевшей в здании сволочи!

Попала! Стекло брызгает сотнями осколков, а внутри кто-то падает на пол, развороченный от брюха до макушки. Поделом! Ещё разворот — хорошо хоть на крыше пулеметчиков нет...

Зато есть что-то другое! Боковым зрением видно, как в небо взмывают две чёрные точки. Пегасы! Ну да, верно, тот бурый тоже был с крыльями. И такой опасный... и чертовски красивый, зараза! Даже жалко будет сбивать. Сбивать? Ну да, мы же в воздушном бою, а в нём как правило проигравшая сторона штопором сваливается на землю, брызгая перьями и кровью! Ну ничего, посмотрим, чьё кунг-фу сильнее!

Двое стараются сесть на хвост. Как бы не так! Скорости явно не хватает, по крайней мере одному — второй, хоть и с трудом, но всё же догоняет тяжело вооружённую крыланку. Скоро уже затрещат очереди, а милый женский голос компьютера тактического шлема сообщит, что “вам зашли в хвост”. Но это не учения, и в наушниках не прозвучит голос инструктора: “Дарквинг, вы условно сбиты, возвращайтесь”, нет, тут заговорит морозным дыханием ледяная бездна! Надо что-то делать... Но что? Кажется, есть план... Снижаемся! Да-да, родной, почти до земли. сможешь лавировать между развалин? Ой, сомневаюсь... Ага, не нравится тебе резкий поворот у самой стены, с отталкиванием от неё всеми четырьмя копытами? С трудом вывернул? Ну вот тебе ещё разок. Ха, быстрый, но ни разу не вёрткий — с такими на облачной трассе разделывались легко. Вот и сейчас — а стена много твёрже пушистого облачка...

Балда! Увлеклась гонками, а про второго и забыла! Вот он, сверху заходит, умник! Ай, ай, ай — сверху прямо-таки льётся свинцовый дождик. Крылья не задеты — на всё остальное плевать! Вроде бы рапортует костюм о паре царапин; потом разберёмся. Вот что с тобой делать? Выскакиваем наверх, резко крутим бочки... не стряхнуть! Опытный попался. Вот дела!

— Север, Льётт! Веди его на север!

Кто это??? Наушники ожили. Голос неестественно спокойный — зебра, кто ж ещё? Хорошо, будет тебе север! Винтим-крутим за собой врага, видел бы инструктор — точно отправил бы проверяться на количество промилле в крови кадета, явно вылакавшего не одно пожарное ведерко “пенообразователя”, как маскировали перед преподавателями пиво находчивые ребята. Но помогает слабо: преследователь сел на хвост прилично; зато прекратили зенитный огонь — видимо, боятся задеть своего. Хоть это хлеб...

Вырываемся на простор реки! Трассы всё ближе и ближе... Вихляем в ритме вошедшего в раж крупа танцовщицы из варьете. Ну когда же, когда...

— Не мельтеши, Дарквинг. Я прицелиться как следует не могу!

Тальвар повышает голос? Вот это да! Но он прав, преследователь-то тоже вихляет как бешеный. Ладно, будет тебе ровный полёт... Резко, почти до упора тормозим: старый фокус, которому опытные преподаватели учили своих любимых учеников: пегас встаёт на дыбы, раскидывая крылья, сбрасывая скорость практически до нуля за несколько мгновений. Не ожидали? То-то же, вот и враг не ожидал. Вылетает вперёд, бедный, получая очередь в спину. Спасибо, друг-снайпер, мы и сами кое-что могём!

— Паром! — выдыхает в уши голос Лири. Верно! Там же Дасти на пару с красненьким, и майор! Надо вернуться и поддержать их огнём, а размышленьям место найдём уже после. Так что там с паромом???

Гордость и краса местного флота, ржавая лохань “Левиафан”, разломленный взрывом практически напополам, гордо и красиво уходил под воду. Носовая часть с парелью уже занялась огнём, на корме же, вставшей почти вертикально, висела одинокая оливково-желтоватая фигура, к счастью, закрытая дымом и пламенем от преследователей.

Не теряя ни секунды, Льётт вошла в пикирование, и вынырнула только почти у самой воды, подхватывая подмышки усталого и порядком потерзанного подрывника.

— Тальвар, прикрой нас! — крикнула пегаска в микрофон, и тут же, почти без паузы: — Где Хорслич?

— Погиб, — устало, еле ворочая языком, произнёс Дасти. — Прикрывал отход, дожидаясь майора. Тот хотел вернуться за Гловзом, говорил, что тот вроде как ещё жив. Не трудись, мы разгромлены... Оставь меня тут, Дарквинг.

— Не гони ерунды! — сердито кинула взгляд пегаска. — Или ты думаешь, что нас в Академии не обучали нести подбитого товарища?

— Да, но я-то не пегас...

— Десятком фунтов больше, десятком меньше — какая, в сущности, разница? — разница определённо была, и Льётт почувствовала каждый её грамм, когда медленно и чрезвычайно вальяжно поднялась в воздух со здоровенной тушей инженера в передних копытах. Редкая птица долетит до середины даже Хрустального Ручья, держа в лапках вес, превышающий собственный, но фестрал — во-первых, не птица, а во-вторых, не редкая, а очень, невероятно редкая. Да и что оставалось? Плавать капрал Праймер не умел, это он признал ещё на лодке. Эх, и почему тут нет неподалёку жюри Межбатальонных Соревнований? Это ж золотая медаль в переносе тяжестей, натурально!

Выпучив глаза, и закусив губу острым клыком (тоненькую струйку крови сдувало ветром тут же на глазах), Льётт перевалила через парапет крыши уже почти отцепившегося безвольного Дасти, и рухнула рядом, почти под копыта суетящейся Лири.

— Где... майор... — прохрипела она, сплюнув тягучую и вязкую слюну с красноватым оттенком.

— Я не знаю, не знаю... — виновато-затравленно всхлипнула связистка. — На вызовы он не отвечает, а биометрия показывает, что командир или в отключке, или зачем-то снял свой ПипБак...

Льётт из последних сил перекатилась на спину, раслпастав безжизненные полотнища кожистых крыльев по тёплому бетону и кирпичной крошке.

---

Уайт Гловз лежал там же, где сразила его автоматная очередь.

Грудь полковника, пробитая в нескольких местах, часто вздымалась и опускалась, из ран со свистом вырывался воздух, а на губах пузырилась пена. Но он был ещё жив, и шевельнул карим глазом, тщетно пытаясь повернуть голову на звук приближающегося Армора.

К счастью, было безветренно, и чёрная пелена дымзавесы пока не успела рассеяться. Их, похоже, никто не видел, и никто не попытался выстрелить по майору, пока тот вытаскивал аптечку, и в отчаяньи рвал зубами её крышку.

— Дефенд… я уж думал было… что ты меня бросишь… — прошептал полковник.

— Молчи, не разговаривай! – грубо прервал его Армор. – Ты тяжело ранен. Надо вытащить тебя отсюда.

— Да где там, кхе-кхе… — он зашёлся в тяжёлом кашле. – Кранты мне, Деф. Довоевался. Надо было тебя слушать…

— Пошёл в жопу! Не вздумай умирать, сучье ты племя, Вайти! – майор судорожно рылся в чреве аптечки в поисках нужного препарата. Так… не то… тоже не то… Вот! Противошоковое, анальгетики и быстрозиживляющее. Три в одном, так сказать…

Армор вколол Гловзу один за другим три шприц-тюбика, но тот даже и не дёрнулся – ещё бы, с такими-то ранами…

— Думаешь, я… не чувствую? У меня пневмоторакс… лёгкие пробиты, а это значит – мне конец…

— Молчи, собака серая! Вздумал подыхать в самом начале фильма? Как бы не так!

Убедившись, что кровь из ран больше не идёт, майор закинул за спину автомат, и всей силой своей магии вцепился в Уайта. С протяжным стоном тот поднялся над землёй на достаточную высоту, чтобы Армор смог подставить под полковничье брюхо свою спину. Гловз безвольно обвис – а майор, стиснув зубы, медленно побрёл к отдалённо маячащему где-то впереди переулку.

Ударом магии дверь квартиры выбило, почти сорвало с петель, и внутрь, тяжело ступая и матерясь через шаг – весил-то штабист немало – медленно вошёл Дефенд Армор со своим ценным грузом. Войдя в комнату, он медленно и предельно аккуратно сгрузил полковника на пол, и сразу же кинулся проверять его ПипБак. Дело было плохо – биометрия моргала красными и оранжевыми огоньками, ни одного зелёного не было видно, только пара жёлтых. Матерясь сквозь зубы, майор высыпал содержимое аптечки на пол, и начал остервенело в нём рыться, отбрасывая ненужные и бесполезные препараты прочь.

Гловз с отстранённым интересом наблюдал за серым жеребцом.

— Брось, Деф… не поможет. Я уже двумя ногами в могиле… Даже интересно, кто меня встретит… на той стороне… Сёстры-Принцессы… или сам король Сомбра?

— Бабушка Кейденс, — буркнул майор, продолжая рыться в лекарствах.

— Говорю же, оставь… иди лучше сюда, информацию выдавать буду…

С силой ударив копытом по ни в чем не виноватой аптечке, майор отвернулся, стараясь скрыть слёзы. Затем он всё же подошёл к умирающему, и сел рядом, пытаясь не смотреть тому в глаза.

— Сначала дело… это важнее… Я искал здесь Университет – сюда эвакуировали архивы Сталлионградской Академии… То есть, вывозили их по всей стране – в Троттингем, Чикакольт… но картотека – здесь, в Небылице… Слушай внимательно… — каждое новое слово давалось полковнику со всё большим трудом. – Мы должны найти архивы Арканного института… факультета природной магии, отдел стохастических явлений… не перебивай… и доставить их в Империю… без этих материалов нам лей-линию не сломать…

— И всё? Какие-то архивы? Ни контактов с местными властями, ни информации по местным реалиям – всё из-за каких-то бумажек???

— Да, ты правильно понял… политика вторична, в конце концов – какое нам дело до тех, кого завоёвывать… Убивай всех, Селестия рассортирует…

Армор не обратил внимания на эту, чрезвычайно любопытную во всех отношениях фразу Уайт Гловза:

— Так. Допустим. Ещё что?

— Шары памяти… я отобрал самые важные, которые ты непременно должен… просмотреть. Там… твой прадед, отец-основатель… Это важно, майор, непременно загляни… особенно в шар номер десять… я их пронумеровал… но выдерживай нумерацию… — казалось, полковник начинает задыхаться, но через несколько секунд и несколько протяжных хрипов белому единорогу удалось отдышаться и продолжить повествование:

— Я до последнего сомневался… правильно ли мы поступаем… — он закашлялся, и сплюнул кровавым сгустком. – Теперь уверен… неправы все. Твой отец… не образец лидера… но то, что задумал Фокс… и твоя сестрица… обещай, что остановишь их…

— О чём ты говоришь???

— Неважно… Больше ничего… важного… Кроме нас, Деф. – Гловз засмеялся, булькающим и хрипящим смехом, но тут же скривился от боли, которая всё равно пробивалась через все блокировки и анальгетики. – Ты знаешь… у меня не было никого ближе вас с Белли… Ты, юный бунтарь, такой прямой и честный, и она… прекрасная и весёлая, как летний день… Ты знаешь, что в тот самый день она пошла сначала ко мне?

Майор медленно кивнул. Восемнадцать лет назад он воспользовался служебным положением, а попросту – спёр ключ-карту отца, и получил доступ к материалам следственной комиссии. В их числе была и почасовая роспись последних суток жизни Аннабель де Лис, так что о визите её к Уайту он знал и до этого признания.

— Так вот… Ты не любил и не любишь до сих пор никого, кроме своих мифических принципов жизни, которые сам же и выдумал… Она открылась мне тогда – о, она любила, всегда любила только тебя… и хотела быть только с тобой… А я… я любил вас обоих… И, смею надеяться, любил до самой смерти, которая, хе-хе, стучится в двери. – он снова закашлялся, и изо рта его полилась кровь. – Тьфу, гадость какая… А про нас ещё говорят, мол, спецтак кровь простого народа пьёт! Она спросила меня, — продолжил он, не меняя интонации, и без какого-либо перехода, — как в такой ситуации быть? А я молчал… молчал, потому что боялся вас потерять… В итоге я потерял и её, и тебя… Её – сразу и навсегда, тебя – чуть погодя, и тоже до конца дней моих… Впрочем, я и не надеялся, открываясь тебе, что ты меня поймёшь – ты всегда верил в другую дружбу, какую-то особенную, которая выше любви… А я вот всегда верил в любовь… И потерял обе своих любви разом…

Майор стоял, глотая слёзы, смотря невидящим взглядом куда-то поверх умирающего Гловза. Он понимал, что полковник умирает, что пони, открывающие такие глубинные тайны, как правило, сами чувствуют на своём затылке холодные пальцы смерти, и поэтому говорят то, что не хотят унести с собой в могилу. Но то, что в последний свой час тот, от кого он бежал последние восемнадцать лет, говорил о нём, и говорил так – это было... странно. Пугающе. И неожиданно – умиротворяюще-легко и приятно.

— Я умираю, Дефенд, — сказал Уайт Гловз вдруг чётким и внятным голосом. – Надеюсь, что вскоре встречусь с Белли. Если этого не случится… Я хочу всё-таки думать, что хоть одно из моих чувств было взаимным. Соври, если это не так. Я хочу уйти хотя бы… хотя бы частично целым.

Майор опустил взгляд.

— Да, — сказал он глухо.

— Ч-что? Я, кажется, теряю сознание…

— Да, дискорд бы тебя побрал! – рявкнул Армор, вперивая взгляд прямо в карие глаза Уайта. Он замолчал, отвернувшись, потом, собравшись с духом, снова посмотрел на полковника. – Передавай Белли, что… что я… передай, что я сожалею. И что я всегда был дураком.

Уайт Гловз улыбнулся одними губами.

— Неужели, чтобы добиться от тебя таких признаний, надо было просто умереть? Что ж я тогда-то не додумался, хе-хе… Передам, Деф. Обязательно передам. – его начала бить крупная дрожь, выгибая тело судорогой. – Прощай… и знаешь что?

Майор, закусив губу, смотрел на умирающего.

— Если не оседлаешь пегаску – буду приходить с того света и пугать во сне!

— Ты всегда был сволочью, Вайти… — прошептал Армор.

— А то! – из последних сил улыбнулся полковник.

А потом он умер.

Ветхое покрывало со стоящего в квартире дивана рассыпалось в прах от малейшего прикосновения, поэтому саваном для Уайта Гловза послужила арморовская плащ-палатка. Серый единорог закутал тело белого в плащ по самую голову, прикрыв изорванную пулями грудь, и аккуратно положил его на диван. Тихонько скрипнули пружины – майор опустился рядом с телом друга на колени, и преклонил голову, стянув тактический шлем. Пересохшие и потрескавшиеся губы подарили павшему последний поцелуй – а термитная граната, активированная спустя две секунды после выхода майора из комнаты – персональную огненную могилу, в лучших традициях древних жителей Кристальной Империи. Майор выходил из квартиры – и его взгляд не нес ничего хорошего любому стоящему на пути.

Он не стал отступать к парому, наверняка уже давно уведённому на ту сторону реки. Не стал он и прятаться о автоматных очередей, пугливо перебегая от укрытия к укрытию. Нет, майор Армор пошёл мстить.

Что-то верещал голос в сброшенных наушниках, пытаясь истерическими нотками достучаться, дозваться до него – майор не обратил на это никакого внимания. Лишь один взгляд он кинул на экран ПипБака, ища скопление оранжевых меток – и тут же, оценив ситуацию, направил свои шаги в соседнее здание, до сих пор занятое крупными силами противника. Именно из него, похоже, осуществлял руководство боем тот щёголь, как бишь его?.. и именно оттуда прозвучала роковая очередь, оборвавшая жизнь Уайт Гловза.

Тяжелая дубовая дверь, дополнительно чем-то заблокированная изнутри, не смогла долго сопротивляться очереди двенадцатого калибра, и со страшным грохотом провалилась внутрь. Тревога? Плевать – больше выскочит мишеней! А вот и первая – скучает, прикрывая тылы, какой-то юнец в кожанке – увы, больше скучать не придётся, без головы особо не поскучаешь. Где там остальные? Второй этаж так второй этаж… Вот ещё двое, выскочили на звуки выстрела. Прощайте, ребята, нам будет вас не хватать… Две гранаты, последние, закинуть на лестницу – знатно громыхнуло, мощно – кто-то визжит, зацепленный осколками, кого-то посекло и вовсе насмерть – валяется, весь измочаленный, на лестничном пролёте. С дробовиками встречали, ну надо же… Кто-то стреляет, и, кажется, даже попадают… плевать! Добраться до щёголя с мерзкими усиками, вбить ему его подлую улыбку прикладом поглубже в пасть, — а там будет видно… Ах, вот и он! Глаза заволакивает красная пелена, обзор сужается до минимума: узкий коридор, на каждом конце которого пони: ангел смерти в оливковом камуфляже и демон разрушения с тщательно завитой гривой, которая тем не менее растрепана и выпачкана сажей. Один выстрел, одно мгновение – я или он, он или я, вечный, как мир, спор, спор пламени и льда, ветра и каменной стены, неотвратимости рока – и жажды свободы. Один выстрел – и всё будет кончено…

Что это? Почему не стреляет верный «Джекхаммер»? Почему потолок, давно небелёный и весь какой-то грязный, так вдруг закружился вокруг, отчего заплясали стены? Не слушаются конечности, не чувствуется собственный хвост – глаза удивлённо глядят и глядят в одну точку где-то там, позади; а мимо, недовольный и явно злой, проходит какой-то бурый жеребец, с крыльями, и выжженной на боку кьютимаркой министрокобылы Рэйнбоу Дэш; его броня покорёжена, заляпана кровью и испачкана в чем-то белом, и несколько перьев прилипли слева. Именно перья и были последними, что увидел теряющий сознание Дефенд Армор – тьма нахлынула внезапно, и скрыла в себе и жажду мщения, и боль в отбитых рёбрах, и кровоточащие бока, и самоё майорово сознание.

---

Ведро вонючей и отвратительно-холодной воды, выплеснутое на голову и плечи, вернуло майора Армора к жизни.

Он попытался потянуться, напрячь сведённые конечности, но получилось плохо: все четыре ноги были надёжно привязаны к углам большого квадратного стола. Отсутствовал шлем, не было бронежилета, рюкзаков, оружие тоже кануло в Лету, сняли даже ПипБак! Ужасно саднили раны от рикошетов, а во рту как будто сдох старый вонючий енот – но, тем не менее, он был жив.

— Поясняю сразу: ты жив только потому, что знаешь кое-что, что нужно мне, — пояснил голос. Голос был до отвращения знаком, и вызывал стойкие ассоциации с педерастическими усиками, завитой прической… и харкающим кровью умирающим Гловзом.

— Ваш покойный руководитель решил, что может скормить мне детскую сказочку про сокрытое за Кристальными Горами царство, куда Пустошь не добралась, — продолжил Кокс Комб, не меняя интонации. – За что и поплатился. Признаю, вы, ребята, оказались немножко крепче, чем я рассчитывал. Тем ценнее приз. Итак, друг мой, у тебя есть только один выход…

— И какой же? – прохрипел майор, разлепляя правый глаз. Левый был намертво заклеен спёкшейся кровью, и открываться отказался.

— Рассказать, где находится ваше Стойло, разумеется, — щёголь остановился напротив арморовской головы, нависнув над распятым единорогом. – И я бы рекомендовал им воспользоваться, знаешь ли.

— Зачем? Ты же всё равно меня убьёшь…

— Убью, — согласился Комб. – Но если расскажешь – убью быстро и безболезненно. А вот если будешь запираться – отдам тебя ребяткам. Знаешь, что они с тобой сделают? Сегодня днём они лишились трёх десятков друзей, и большинство из них прикончил именно ты. Пожалей себя, расскажи сразу.

— Вскрой мой ПипБак и не мучайся, — равнодушно ответил Армор

— Он ещё издевается! – воскликнул главарь бандитов, патетически всплёскивая копытами. – Разумеется, мы проверили его первым же делом. Зря я, что ли, специальность ПипБакТехника получал? Только вот он, увы, оказался зашифрован, да, так, что все мои знания оказались не у дел. Ну так что, будешь колоться, или нет?

Майор оглядел комнату. Дело плохо: окно одно, и слишком далеко находится – не выкинуться, да и трое громил стоят между ними. Бурый пегас, как его? Соник, кажется? прикрывал спину своего босса, то и дело поправляя повязку на правом глазу. Крылья тоже перевязаны – не скоро ещё он подымется в воздух. Это Льётт его так отделала? Молодец девочка… Так, а что это у нас там на противоположной стене?

— В молчанку играть будем? – спросил, раздражаясь, Комб. – Я начинаю терять терпение!

— Хорошо. На север от Небылицы… — начал майор хриплым голосом.

— Продолжай! – воодушевился бандит. Армор заметил позади него выгнутую бровь Соника, который, похоже, был разочарован тем, что пленник так быстро заговорил.

— Километров сорок будет где-то. Плюс пять километров от побережья. В небольшой низине перед крупным холмом, он там такой один, не ошибёшься…

— Вот видишь, какая ты умничка! Я так и думал – редко я ошибаюсь в пони, дружище!

— Под холмом остатки деревни – десяток сожжённых жилищ, — продолжал Армор, не обращая на бандита никакого внимания. – Рядом с ними – большое кострище. Кости двух дюжин насильников и убийц – в дополнение к сегодняшним твоим. Вот у них и узнай, откуда мы пришли, и зачем!

— Ты… ты играть со мной вздумал? – взвизгнул Комб. – Да я… да я тебя…

Майор, не отрываясь, смотрел только на один предмет в комнате – криво висящий порядком запылённый план эвакуации здания при пожаре.

— Я вернусь, ублюдок. За твоей сраной жизнью, — сказал он.

И исчез во вспышке волшебного пламени. Вместе со столом.

Глава 7 - Небылицкий анабасис Армора

Эта глава открывает вторую часть, "Небылицы Небылицы"

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Часть 2. Небылицы Небылицы

Бойцовый кот есть боевая единица сама в себе, способная справиться с любой мыслимой и немыслимой неожиданностью.

Братья Стругацкие, “Парень из преисподней”

Глава 7. Небылицкий анабасис Армора

Ксенофонт, античный полководец, прошел всю Малую Азию, побывал бог весть в каких еще местах и обходился без географической карты. Древние готы совершали свои набеги, также не зная топографии. Без устали продвигаться вперед, бесстрашно идти незнакомыми краями, быть постоянно окруженным неприятелями, которые ждут первого удобного случая, чтобы свернуть тебе шею,— вот что называется анабасисом.

Ярослав Гашек

Юстициар — Двурогому

Вошли в контакт с организованными группировками. По-видимому, вариант “Д”. Контакт закончился масштабным сражением. Полковник Гловз тяжело ранен, согласно биометрии скончался от ран в 18:33. Сержант Хорслич тяжело ранен, согласно биометрии скончался в 18:37. Майор Армор ранен, согласно биометрии потерял сознание в 18:48, пропал без вести. Группа фактически обезглавлена и морально разбита. Считаю, выполнение Цели находится под угрозой. Предлагаю переориентировать группу на выполнение Цели. Прошу срочных инструкций! Прошу подтвердить получение.
Юстициар.

Двурогий — Юстициару.

Получение депеши подтверждаю. Приложите все усилия к поиску майора Армора! Сделайте всё возможное для получения влияния над оставшимися членами группы. Прямой контроль запрещаю. Переориентацию группы запрещаю. Удвойте усилия по сохранению секретности, Цель не должна быть выдана членам группы ни при каких обстоятельствах. После нахождения майора продолжайте выполнять обычное задание группы. В случае невозможности нахождения майора в течение трёх суток, разрешаю захват контроля и переориентацию.
Двурогий.

Побег был авантюрой с самого начала.

Во-первых, телепортироваться вслепую, представляя себе конечное место только по старинному плану эвакуации — полнейшее безумие. Конечная комната могла оказаться заваленной, разрушенной, или набитой приспешниками Комба — не особо-то приятно появляться посреди груды камней, или озлобленных бандитов. Особенно будучи привязанным при этом к столу. Во-вторых, согласно Второму Закону Свирла, расстояние телепортации обратно пропорционально телепортируемой массе. Сиречь — чем больше весишь, тем ближе переместишься. Майор и так-то был не особо тощий, даже после нескольких недель заточения в подлодке, а уж с довеском в виде несчастной мебели...

В-третьих, майор магию просто ненавидел.

Ну не то чтобы совсем чурался — левитация давно уже стала привычной и обыденной, без неё он был, как... ну, скажем так, как грифон без передних лап. Однако, когда тебе с детства выедают все мозги на предмет тысячелетия славных предков, тщательно контролируемой родословной, и множества великих магов, принадлежащих к родам Миамор и Спаркл, начинаешь относиться ко всей этой арканной лабуде с тихо скрываемой ненавистью.

В сумме все три пункта оказались, к счастью, недостаточны, чтобы препятствовать осуществлению задуманного. Магический кокон обвил тело Армора вместе с полагающейся в довесок мебелью, а потом мириады арканных апейронов резко устремились друг к другу, выбрасывая оказавшуюся в их плену материю куда-то вовне, в дыру за пределами нормального пространства, чтобы через наносекунду времени резким и внезапным пинком вышвырнуть пленников в суровую и отвратительную реальность.

К сожалению, майор этого уже не увидел — усилия, затраченные на перемещение, оказались так велики, что сознание покинуло его в тот же самый момент.

Армор бултыхался в вязкой и глубокой пелене, как амёба в первичном бульоне, нещадно работая копытами в тщетных попытках вынести своё тело на поверхность. Он ощущал колебания пространства всем своим телом, нос втягивал тысячи запахов, главным из которых почему-то был аромат цветущего луга со свежескошенной травой, но глаза оставались слепы: тёмнота поглотила всё вокруг.

Вдруг — и это было столь же неожиданно, сколь и, как ни парадоксально, ожидаемо (ну а что-нибудь должно же было случиться?) майор понял, что он в этом странном пространстве не один: ему отчаянно стало казаться, что за ним следят несколько пар любопытных глаз, следят с интересом, причем с разным — от сугубо анатомического до неподдельного восхищения. Наваждение было таким явственным, что майор даже резко развернулся всем телом — но тщетно, глаза всё равно не видели ровным счетом ничего, даже собственного носа.

— Он нас ощущает, — бесстрастно прокомментировал голос извне. Голос был равнодушен и беспристрастен, такой бывает у старого и честного судьи, в момент, когда тот зачитывает пожизненный приговор.

— В нём много силы, — согласился с ним второй голос, тягучий и размеренный, и слегка простоватый, — Силён, как молодой бычок.

— Это грубая сила, безо всяких изысков, — фыркнул третий, надменно-холодный, голосок. — Настоящий единорог должен быть утончённым.

— Да, настоящее искусство магии ему не подвластно, — согласился первый. — Я не вижу в нём той искры, что необходима для свершения по-настоящему героических дел.

Порядком сбитый с толку Армор открыл рот в попытке издать какой-нибудь звук. Мыли в его голове беспорядочно метались, напрочь отказываясь выстраиваться в какое-то подобие логических выводов. Это что, ад? Тогда где Сомбра и вечный холод, и почему так пахнет травой? Рай? Но почему так темно? И что это за голоса, обсуждающие его с интонациями сварливого покупателя в базарный день?

— Он довольно неплох — для жеребца, конечно, — вступил тем временем четвертый голос, резкий, как удар хлыста, — Крутой, хотя и не такой, как я в лучшие годы. И верен друзьям.

— Верен друзьям? — возразил второй. — Кому он и верен, сахарок, так это самому себе. Эгоист, каких мало!

— Грубиян и невежа! — поддержал его третий едким тоном.

— Умм... Как по мне, у него чуткое сердце, — несмело отозвался пятый голосок, тихий и застенчивый, от которого внезапно повеяло нежностью и теплом.

— А ещё он доооообрый! — безапелляционно заявил шестой, обдав майора слабым запахом сладкой ваты.

— Полностью несносен!

— Врун!

— Неамбициозен!

— Держит слово!

— Эмм... милосерден...

— Вдохновляет!!!

— И при этом стойкий нытик и зануда!

— Э-э-э, простите... — попытался встрять ничего уже не соображающий единорог.

— Медноголовый вояка!

— Он слишком любит себя, и не способен на самопожертвование.

— Зато выполняет приказы!

— Не способен думать сам.

— Какого... Эй, вы там что, обалдели???

— Он не способен на порыв...

— На жертву!

— Он умеет сопереживать... если вы помните...

— Рохля!

— Такой пони не способен спасти Эквестрию!

— Он не пожертвует собой ради Пустоши!!

— Не сможет... не сможет... не сможет...

— Да с чего вы вообще взяли, что я должен что-то спасать и чем-то жертвовать?!? — заорал, уже не сдерживая себя, Армор. — Вы кто, блядь, такие? И какого хрена я даже собственных копыт не вижу???

Воцарилась тишина, в которой майор отчётливо, каждой клеточкой, ощутил вперившиеся в себя шесть внимательных пар глаз.

— Я не верю, что он станет героем, — устало, как показалось жеребцу, сказал самый первый голос. — Я голосую: не нужен.

— Не нужен! — подхватил второй, смачно ударив копытом о землю.

— Этому отбросу нечего делать здесь! — подтвердил третий с издевательским оттенком.

— Что бы вы понимали в крутости! — с сожалением протянул четвёртый. — Этот парень себя ещё покажет, я-то в таких вещах разбираюсь. Мой голос за него.

— Я... я не могу понять, как вы можете говорить такое! — согласился с предыдущим оратором пятый. — Он пони с большим сердцем, которое всегда знает правильное решение. Я отдаю ему свой голос... если вы не против...

— Конечно за! Конечно за! — запрыгал, заскакал вокруг него шестой голос. — Ведь с ним мы не будем скуча-ать!

— Равенство... — разочарованно протянул первый голос. — Давно такого не было. И, как гласят древние законы Эквестрии, все неясности трактуются в пользу обвиняемого.

“Зашибись, я ещё и обвиняемый” — подумал майор отстранённо.

— Дефенд Армор, сын Сплендид Армора, потомок Шайнинг Армора! — громко вдруг возопил первый, да так, что майор невольно дёрнулся от неожиданности. — Мы ещё не пришли к единому мнению по твоему вопросу, посему приговариваем тебя жить и свершать свои поступки дальше, дабы мы — да и ты сам — поняли, кто ты есть. У тебя есть что сказать в своё оправдание?

— А почему бы вам всем не пойти строем прямиком в жопу???

— Мы так и думали, — громыхнул голос. — Отправляйся назад, туда, откуда пришёл, и не беспокой нас больше! И помни, что судят не по мыслям, а по делам!

— Пока, затейник! — пискнул весело шестой голос, и Армор ощутил вдруг, как к нему резко, на мгновение, прижалось чьё-то шустрое и подвижное тело, обдав жаром мягкой, как шёлк, шёрстки, и запахом карамели. Он открыл было рот, чтобы высказать громко и по порядку все свои эмоции, но неведомая сила мощным пинком вышвырнула его из пространства, и майор начал падать, хаотически вращаясь, в бездонную пропасть, набрав совершенно сумасшедшую скорость падения. Единорог крепко зажмурил глаза в ожидании непременного удара о дно, как вдруг... очнулся.

---

Пробуждение было резким и донельзя неприятным. Сердце бешено колотилось, а грудь вздымалась, как кузнечные меха, шумно закачивая кислород в лёгкие. Мыщцы адски болели, сведённые судорогой от многочасового нахождения в растянутом за ноги положении, в его сухожилия как будто бы запихали по пучку раскалённой проволоки, которая, вдобавок, изгибалась и извивалась внутри. Со стоном майор перекатился на бок, подтягивая под себя все четыре конечности. Запястья, до сих пор перетянутые шершавыми веревками, саднили и отказывались сгибаться, а копыта посинели и грозили вот-вот отвалиться, потеряв уже всякую чувствительность…

Стоп, он разве не должен был быть привязан???

Морщась от боли и судорог, единорог вытянул вверх правую переднюю ногу. В тусклом, еле теплящемся свете детально рассмотреть что-либо было сложно, но одно он увидел совершенно точно: веревки были перерезаны. Не перетерты или пережжёны, но именно что перерезаны — срез был гладкий и почти даже не распушился на отдельные пряди и волокна.

Осмотрев остальные три ноги, майор увидел, что и там ситуация была совершенно такой же.

Армор откинулся на стол в изнеможении: сил на раздумья уже не было, прошедший день выжал его словно половую тряпку, досуха. Не было в нём и ни капли магии: при попытке осветить пространство посильнее, рог печально плюнулся в потолок парой искр, и больше не реагировал ни на какие попытки майора сотворить хоть какое-нибудь простейшее волшебство. Пришлось, вполголоса матерясь из-за боли в копытах, зубами развязывать затянутые на ногах путы. Ощущения те ещё: затягивали их явно с большой любовью к связываемому, отчего узлы поддаваться на усилия единорога совсем не хотели, и развязывались только после долгого и тщательного разжёвывания. С отвращением скинув с ноги последнюю верёвку, и помассировав несчастное копыто, майор, наконец, перевернулся в вертикальное положение, и оглядел место, куда его занесло.

Помещение, где он оказался вместе со столом, было пустым, пыльным и затхлым. Свет еле пробивался из заляпанного краской окна, и в тоненьком луче клубились миллиарды пылинок, поднятых майоровой вознёй. Мебель отсутствовала, как класс, деревянная дверь с облупившейся зелёной краской была заперта, а на одной из стен висели какие-то портреты, сейчас совершенно неузнаваемые. Довершала картину куча разнообразного хлама, сваленного зачем-то в одном из углов. “Санни — казёл!” было намалёвано на стене поверх неё.

— Зашибенно, — пробормотал майор. — Классное местечко, чтобы сдохнуть.

Он скинул задние ноги со стола, намереваясь встать, и тут же наступил на что-то металлическое и угловатое. “Что-то” загромыхало и улетело под стол. Армор аккуратно спустился, заглянул под своего спутника по телепортации, и ошалело уставился на десятимиллиметровый ротовой пистолет, тускло поблёскивающий воронёной сталью из-за дальней ножки стола.

— Всё страньше и страньше, сказала Алиса, — почесал он в затылке, окончательно отказываясь что-либо понимать. Стало быть, пока он валялся в отключке, его всё же нашли приспешники Комба, но вместо того, чтобы дорезать беспомощного, освободили его, да ещё и пистолетик подкинули. Или это были не бандиты? Вопросов определённо больше, чем даже самых безумных ответов на них…

Майор попытался поднять пистолет левитацией — и не смог. Впервые за три с лишним десятка лет верная магия покинула его, высосанная до капли дерзким побегом с помощью телепортации. Он попытался охватить оружие ещё раз, но рог даже не окутывался мерцающим сиянием, которое обычно возникает при волшбе. Армору стало страшно. Он на секунду поддался даже было панике, вообразив, что это всё, конец, превращение в земного пони со странной шишкой во лбу, и невозможностью пользоваться чем-либо сложнее тостера, но спустя короткое время понял, что магия никуда не ушла, она просто вычерпала все свои внутренние резервы, и проявится вновь при их наполнении. Подтверждением этому стал слабый огонёк, засветившийся на мгновение на кончике рога при вызове простейшего из заклинаний — “подсветки”. Как бы то ни было, легче от этого особо не становилось — нужно было ещё выбраться из здания, не наткнувшись при этом на бандитов, а наткнувшись — покончить с ними тихо, дабы не привлекать внимания. А потом…

Собственно, а что потом? ПипБака нет, связаться с оставшейся (а остался ли кто-нибудь в живых?) группой не выйдет. Майор даже не знал, где он находится — по-прежнему ли в районе переправы, или, быть может, вообще на другом конце города.

Аховое положение.

— Ну да ладно, — сказал сам себе Дефенд Армор, в попытке как-то подбодриться. — В конце концов со мной осталась голова, к которой приложено всё остальное. Чтобы дать кому-то копытом в рыло, магия не особо-то и нужна. Чтобы пристрелить — тем более.

Омерзительно хихкающий внутренний голос тут же проиллюстрировал арморовские рассуждения о стрельбе соответствующими воспоминаниями из кадетской юности, особенно в той части, где велись учебные стрельбы точно из такого же пистолета. Со всеми прелестями, навроде отвратного прицеливания и тяжелейшей отдачи, от которой челюсть немеет, и зубы в кровь, до отслоения эмали...

— Заткнись, без тебя знаю, — прикрикнул на него майор. Засранец явно бил по больному месту, но вступать в споры с альтер эго не хотелось, да и откровенно попахивало шизофренией к тому же.

Он выглянул со всей возможной осторожностью в окно, но разглядеть что-либо в этот не чищенный со времен Найтмер Мун кусочек стекла было проблематично. Узкая улочка, какие-то тёмные здания… Был вечер, а, значит, в отключке он провёл в общей сложности несколько часов, в течение которых его обнаружил какой-то неизвестный доброжелатель, перерезавший верёвки и поделившийся пистолетом, а бандиты, соответственно, найти его не смогли. Или… пока он ловил вольты, голоса в голове говорили что-то про спасение каких-то пустошей, и говорили, что он, майор Армор, для этого не подходит. Уж не сложный ли это научный эксперимент, как в кино про безумных учёных-садистов, которые запирали нескольких пони в сложную многомерную конструкцию, и смотрели при этом, что они будут делать? А голоса при этом — творческое, сквозь обдолбанную какими-нибудь химикатами призму личности майора, преломление консилиума бригады врачей, а сам он сейчас не в разрушенной ядерной войной Эквестрии, а лежит, спелёнутый, в тайных подвалах под Хрустальным Замком, пойманный приспешниками Глосси Тейла…

Что-то кольнуло единорога в левую половину груди, снаружи, между кителем и рубахой. Он расстегнул одежду, запустил копыто за пазуху, и достал висящий на цепочке кожаный кошель, стандартный армейский офицерский кошель для денег и прочей мелочёвки. Прямо сквозь кожу наружу выпирало что-то узкое и острое. Майор, повозившись всё ещё непослушными копытами с застёжкой, раскрыл его — и тут же в нос, ударил, щекоча и забираясь в ноздри, отрезвляющий и горький запах пепла из плоти. Обломки костей стукнулись друг о друга, тихо шелестя, будто шепча майору что-то важное, то, что он не должен бы забывать — но забыл, поддавшись смятению. Задние ноги Армора подкосились, и он сел на круп, закрыв глаза, но не выпуская кошель с остатками пони из копыт. Несколько секунд он сидел, собираясь с силами, и загоняя предательскую дрожь глубоко-глубоко внутрь, туда, где она не могла уже ничем и никому помешать.

Когда майор открыл глаза, он вновь был уже прежним майором Армором, тем самым, про которого восхищённые первогодки полушёпотом рассказывали друг другу по ночам в карауле; который прошёл пешком всю Восточную возвышенность, таща на себе пилота разбившегося пегасолёта. Тем единственным выжившим и вернувшимся участником рейда за Хребет Вендиго, в царство вечной зимы; тем, кем пугали самки дикарей своих детёнышей; тем, наконец, кто выбрался живьём из наполненного ледяными ходоками остывшего Стойла 202 — несгибаемым стальным солдатом, серым призраком ледяной тундры, легендой RAR. Неуверенность, страх, отчаянье — всё осталось где-то внутри, внизу, там, у подножья копыт; на первый же план вышли решительность, собранность, и буквально-таки непонское хладнокровие, которое подчастую одно и выручало в самых, казалось, безнадёжных ситуациях.

Он был полностью уверен в своих силах, и в том, что делать дальше: мозг работал, словно компьютер, перебирая варианты действий, а интуиция, отточенная за годы, нещадно отбрасывала их один за другим, пока, наконец, не выбрала один, который впрыснулся в кровь вместе с очередной порцией адреналина и растёкся по всем частям тренированного тела. Теперь можно было не отвлекаться за контроль каждого копыта по отдельности: организм мог действовать сам, подчиняясь лишь собственной телесной памяти, да слабым направляющим прикосновениям мозга.

На расслабленных копытах майор скользнул к двери, аккуратно пробуя на силу дверной замок. Ручка поддалась: тихонько скрипнув, дверь приоткрылась ровно настолько, насколько надо было приоткрыть её для молниеносного взгляда вправо-влево. Пусто. Тёмный, неосвещённый коридор. Нет ни окон, ни ПипБака с его локатором, и лампочки, понятное дело, не горят. Что ж, если он оказался там, куда и намеревался телепортироваться…

Единорог подобрал пистолет, и, поразмышляв секунду, прицепил его к поясу. Пока он не понадобится: в темноте майор видел неплохо, сказывались годы тренировок в полевых условиях полярной ночи, а стрелять сейчас — значило подымать лишний шум. Нож был бы сподручнее, да где его сейчас возьмёшь? Хотя…

Грязное оконное стекло, жалобно заскрипев, оторвалось вместе с рамой. Высоко — четвертый этаж, не спрыгнуть без риска повредить конечности. Зато можно сделать кое-что ещё… Майор положил отломанную раму на пол, и аккуратно наступил на него. Жалобно захрустело трескающееся и ломающееся стекло. Та-ак, посмотрим-ка. Не то, это тоже не то… Ага, вот этот подойдёт! Обмотав один из концов длинного стеклянного осколка носовым платком, Армор взял импровизированную зубоять в рот, “лезвием” налево. Не лучший, конечно, вариант, но паре бандитов хватит и такого. Нож — лучшее бесшумное оружие, что придумало понячество с начала времён. За исключением яда, конечно, но яд — оружие рыцарей плаща и кинжала, сиречь спецтака.

---

Дверь тихонечко распахнулась, придерживаемая изнутри, и бесшумной тенью из комнаты выскользнул майор Армор. Тёмно-серый “городской” камуфляж, который все они надели перед тем, как пойти “на боевое”, прекрасно маскировал фигуру, размывая и скрадывая её, отчего майор и в самом деле казался похожим на призрак, бесшумно плывущий по тёмному коридору. Привыкшие к темноте глаза неплохо различали случайные препятствия навроде гор того же вездесущего мусора, а мозг, соотнеся размеры комнаты с впечатавшимся в память планом эвакуации, и экстраполировав одно на другое, безошибочно выдавал направление движения.

Шаг, ещё шаг. Сместиться в сторону, обходя развалины какой-то мебели. Прямо. И слегка налево, в стенную нишу. За ней дверь. На лестницу. Открывать осторожно: могут быть часовые, или просто случайно проходящие мимо враги. Спускаемся как можно тише: лестница деревянная, и адски скрипит. Минуя третий этаж (на котором остался Кокс Комб) идём на второй. Вот тут действовать максимально аккуратно: из-под двери льётся тоненькая и слабенькая полоска света, а из коридора доносятся чьи-то шаги. Неизвестный приближается: шаги всё громче. Постоял, потоптался на месте. Грустный вздох — понятно, все уже ушли спать, а тебя оставили в охранении: обидно, да и, будем честны, давить подушку хочется гораздо сильнее, чем топтать пыльные доски пола. Постоял, харкнул на пол, начал медленно и уныло брести в противоположную сторону. Замеряем время… звук шагов исчезает полностью через тридцать секунд, и ещё через двадцать появляется. Длинный, стало быть, коридор: шаги определённо те же самые, значит вас тут никак не двое. Вот он и шанс…

Сонный и порядком вымотанный дневными событиями часовой не успел даже пикнуть, когда дверь на лестницу вдруг распахнулась, и серая тень молнией метнулась к нему, резко дёргая вбок и назад. Бандит с силой ударился грудью о перила, завращал глазами, сбив дыхание, но вдохнуть ему уже не дали: острая и кривая полоска грязного стекла вошла прямо в шею, проскрежетав по позвоночнику и высунув окровавленный кончик с противоположной стороны. Мёртвый, и донельзя удивлённый этим часовой тихонько сполз на пол, схватившись копытом за стеклянное лезвие в тщетной попытке осознать, что же такое убило его так внезапно и совсем не больно.

Труп капал кровью на грязный кафель, а майор сноровисто обыскивал его карманы в поисках каких-либо ценных вещей. Пачку довоенных сигарет он таковой не посчитал, равно как и сложенную зачем-то в целлофановый пакет кучу бутылочных крышек, а вот висящему на поясе ножу, пусть и скверного качества, дубинке, когда-то полицейской, и особенно паре армейских универсальных стимпаков обрадовался, как родным. Не родной ПипБак, конечно, и даже не штурмовая винтовка, но тоже сойдёт.

С ножом в зубах единорог осторожно двинулся по коридору второго этажа, стараясь имитировать шаркающую походку часового. Армор весь обратился в слух, готовый при малейшем намёке на опасность тут же рвануться вперёд, и ликвидировать её — но, к счастью, Госпожа Удача на этот раз была на его стороне: ни один бандит не проснулся и не пошёл по нужде на другой конец коридора — все они мирно сопели или тихо бухтели в комнатах, которые, как он понял, использовались Комбом под “казармы личного состава”.

Однако в самом сортире майора поджидал сюрприз.

Тяжёлая дубовая дверь зияла здоровенной дырой на месте замка, поэтому вылетающие из-за неё клубы дыма он увидел ещё на подходе. А подойдя совсем близко, майор услышал и приглушённые фразы, причем принадлежащие сразу нескольким пони.

— ...и вот я, значит, беру ствол, и стреляю в него, стреляю, а он всё крутится и крутится, гад, и не попасть в него, кхе-кхе… — повествовал хрипловатый голос.

— Угумс. — отозвался второй, отстранённо-безразличный.

— Да уж… — вступил третий. — А я внизу был, у Грейс в банде. Мы тех козлов от корабля отжимали. Их там штук десять, поди, было, пидоров. Только мы их окружили и начали валить, как какая-то падла ка-ак забросит нам какую-то хрень визжащую… Хрень вопит, Грейс вопит, нихрена не слышно, кровь из ушей льётся, а эти падлы по нам садят с двух сторон!..

— Ты давай, передавай, не задерживай ценный продукт, сучечка!

— На, на, держи! — за дверью чуть повозились, и сквозь дыру выплыло новое облачко, от характерно сладковатого аромата которого у майора защекотало в ноздрях. — Так вот я и говорю: пока мы тех козлов мочили, Грейс отправила Валета, Гуню и ещё кого-то вдогонку за той падлой с гранатами.

— Ну и чо?

— Чо-чо… мы потом после боя посмотрели — лежит Валет без носа и зубов, с башкой на сторону, а те двое — вообще без башки каждый.

— Ну???

— Вот те и ну, дурень! Ты скольких положил?

— Ну где-то троих…

— Вот и я штук пять козлов завалил. И Санни потом божился, что лично пару на тот свет спровадил. Правда ведь, Санни?

— Угумс.

— Вот. Санни пиздеть не будет, он не пиздобол, хоть и сволочь та ещё. Я прав, Санни?

— Угумс. Пошёл ты нахер, Джо, со своими комплиментами. Косяк давай!

— Держи, мудозвонище. Ну, короче, суть-то в чём? Суть в том, что если всех послушать, кто чё несёт, то мы сегодня чуть не сотню угрохали. Причем кто трёт за стальных, кто за червяков, кто вообще за Анклав!

— Не было там никакого анклава, братан, падлой буду. Не было там пегасов.

— Минимум один был — за ним ещё Соник гонялся. Хе-хе, теперь этот педрила нескоро взлетит, чтоб его скорёжило посильнее…

— Но остальные-то нихрена не крылатые! И потом, куда трупы делись? Ни одного не нашли ведь, хотя кровищщей вся площадь залита!

— Может с собой унесли?

— Может и с собой… Да только я думаю, что не червяки это были нихрена. Слишком жесткие пацаны для червяков... Эй, ты куда всё тянешь, мудила, оставь мне напасик!

Чуткие уши майора помогли нарисовать в голове примерную картину положения трёх травокуров относительно двери: тот, кого называли “Санни” (интересно, это его наградили нехитрым эпитетом на стенке той комнаты?) сидел прямо напротив выхода, а остальные расположились справа и слева от двери, выдыхая дым марихуаны в общий центр.

— Чё-то долго Пинтл не идёт… — протянул первый голос как раз в тот самый момент, когда Армор резким движением резким движением распахнул дверь.

“Главное — не дышать, главное — не дышать!!!” — зудела одна-единственная мысль. А потом дверь захлопнулась, и мысли исчезли, оставив место действию.

Сидящий справа бандит успел лишь поднять голову — майор выпрыгнул в центр помещения, сжался на долю секунды в тугой комок, и тут же выстрелил всем своим телом назад, выбрасывая задние копыта в резком пинке. Удар нашёл свою цель: голова травокура попала между стеной и лягающими копытами, как между молотом и наковальней — выражение избитое, но очень точно описывающее момент. Череп треснул (майор отчетливо услышал краешком сознания отвратительный треск), и бандит беззвучно повалился на пол. Его товарищи были уже на ногах, но наркотическое опьянение брало своё: двигались они вяло и расхлябанно, так что вошедший в боевой ритм Армор видел их словно в замедленной прокрутке. Он прыгнул на второго, жёлтого в подпалинах земнопони с подстриженной под ноль гривой, сбил его с ног, впечатав в грязный кафель пола, и полоснул зажатым в зубах ножом по горлу. Бандит забулькал и захрипел, схватившись за горло копытами, но было уже поздно — с такими ранами не живут. Третий, с косяком в зубах, попытался было ухватить майора сзади. Армор взбрыкнул, махнул наугад ножом в сторону пару раз, но противник ударил сам, попал по лезвию, и нож беспомощно зазвенел по плиткам пола, улетев за пределы видимости. Майор зарычал, чувствуя, как немеют разбитые в кровь губы, и начал лупцевать врага в ответ. Тот ушёл от прямого в корпус, и навалился на единорога сверху, целя копытами в незащищённую спину. Удар, другой… почки жалобно застонали, напомнив о своей ценности для организма. Армор, понимая, что альтернативы особой-то и нет, резко ударил головой своего противника в так некстати подставленный мягкий живот. Ещё и ещё. Майор бил и бил, пока враг не ослаб и не опал, а сверху за шиворот не начало капать что-то липкое и горячее. Он с отвращением спихнул с себя труп врага с разодранной брюшиной, проковылял к окну, и только тогда позволил себе отдышаться. Глаза были залиты вражеской кровью, и майор, отчекрыжив ножом кусок чужой одежды, вытер спешно лицо и рог. Грива была полна чужой крови — плевать, не до неё сейчас. Медлить было нельзя — часового могли хватиться в любой момент, и ноги надо было делать как можно быстрее.

Майор распахнул окно, и выматерился про себя — ну конечно же внизу прогуливался ещё один часовой! Он подхватил упавший нож, и вскарабкался неловко на старый растрескавшийся подоконник, стараясь наделать как можно меньше шуму. Увы, удалось это лишь отчасти: привлечённый шорохом и вознёй часовой повернулся в его сторону, разинув от удивления рот, и даже не помышляя поднять копьё, или хотя бы тревогу.

— Какого хрена ты делаешь, укурыш? — спросил он, и это были последние слова в его жизни: улучив момент, Армор выскочил наружу, распластавшись в воздухе словно белка-летяга. В последний миг перед приземлением, он резко кинул задние ноги вперёд и вниз, отталкиваясь от незадачливого часового, как от гимнастического козла. Тот полетел назад, майор — вперёд, перекувыркиваясь через голову, и резко вскакивая, развернувшись в сторону врага. Тот корчился на земле, пытаясь сделать вдох отбитыми напрочь лёгкими, и единорог без труда перерезал ему глотку, добивая.

Обшаривать труп на этот раз времени не было, поэтому майор поспешил резко сделать ноги в ближайшую подворотню. Солнце, всё так же закрытое тучами, давно скрылось за горизонтом, и на землю Эквестрии пала ночь, тёмная и безлунная, скрыв пеленой тьмы улицы, дома и прочее наполнение города. Армор вынужден был даже перейти на шаг, чтобы не наскочить резко на какую-нибудь стену. Попетляв пару десятков минут по безпонным улочкам, выдерживая при этом направление в одну сторону (чтобы не выйти обратно к логову бандитов), майор в конце концов отодрал у окна какого-то заброшенного дома заколоченные доски, и влез внутрь с целью отдышаться и собраться с мыслями.

---

Внутри было темно, сыро и адски воняло затхлостью, однако чуткие арморовские уши, навострившиеся на любой шорох, так не услышали ни звука. Молчало и внутреннее чувство опасности, ни разу до того не подводившее. Прекрасно бы пригодился в такой ситуации ПипБак с его ЛУМом и фонариком, но чего нет — того нет. Майор аккуратно взобрался по скрипучей лестнице на второй этаж, и медленно двинулся по тёмному помещению, ощупывая копытами сантиметр за сантиметром. Вскоре он наткнулся на то, что когда-то было диваном: на расползшейся мебели сверху были накиданы какие-то сухие палки, крошащиеся при попытке ощупать. Внезапно, майор понял: то были кости, диван оказался полностью засыпан чьими-то костями. Под копытом хрустнул череп, рядом отыскался ещё один. Одежда полностью истлела, как и диванное покрывало, и куча костей равномерно покрывала кожаную обивку предмета мебели. Было непонятно, как и когда умерли предыдущие владельцы этих скелетов — то ли от радиации, накрывшей город при бомбардировке, то ли были убиты кем-то в период всеобщего помешательства, а может быть сами пустили себе пули во лбы в страхе перед неизбежным апокалипсисом. Кто знает — может быть, эта парочка скончалась сильно после войны? Кто-то же заколотил окна и двери в этом и соседних домах?

Как бы то ни было, успокоившись и опустившись на пол рядом с диваном, майор предался безрадостным мыслям. Ситуация складывалась невесёлая: он был один посреди незнакомого города, без малейшей привязки не то что к местности, а даже и к сторонам света, почти без оружия, без магии, и без средств связи. С сидящими на хвосте бандитами. И без каких-либо сведений о судьбе остальной группы. Гловз скончался у него на глазах, и был распылён на атомы термитным пламенем в акте последнего милосердия. Дасти и Хорслич отступали к пирсу, зажатые крупным отрядом противника, но он вроде бы отвлёк преследователей на себя. Или нет? Льётт совершенно точно вступила в воздушный бой с пегасами — но каков был его результат? Больше вопросов, чем ответов. И самый главный из них — что делать дальше? Со смертью Уайт Гловза следующий шаг группы находился как бы в тумане, пусть полковник и успел сообщить какие-то крохи информации. К тому же совершенно ясно, что лезть наобум в город, не узнав хотя бы необходимого минимума, не следует, чем закончилась предыдущая попытка — лучше не вспоминать… Так что надо для начала узнать получше текущую обстановку… С этими мыслями майор сам не заметил, как его тяжёлые веки всё больше и больше нависают над зрачками, и в конце концов измученный единорог просто задремал.

Снились ему в этот раз, для разнообразия, совсем не голоса, призывающие его спасти Эквестрию (нашли дурака!), и даже не сожжённые города и селенья. Снилась ему комнатка в курсантских казармах лагеря подготовки специально-тактического эскадрона. Был достаточно прохладный день, хоть солнце и светило на полную — увы, северные широты не расположены к прекрасному лету. На одной из кроватей, прогибая старую продавленную панцирную сетку чуть не до пола, сидел он сам — юный, тощий и прямой, ещё не набравший ни взрослого веса, ни каких-либо мускулов, вихрастый и угрюмый семнадцатилетний курсант Армор. Курсант смотрел немигающим взглядом в пол, и как будто бы совсем игнорировал ходящую туда-сюда в неприкрытом возмущении тёмно-серую единорожку с буйной медово-рыжей гривой, уложенной в непослушную косу. Её хвост охаживал бока с такой силой, что, казалось, кьютимарке в виде ощетинившегося ежонка угрожает большая опасность быть схлёстанной до основания. Тёмно-карие, почти чёрные глаза метали молнии, от которых можно было поджигать костры. Впрочем, костры можно было поджигать и об уши юного Дефенда, которые полыхали, словно раскалившиеся докрасна уголья в печи с хорошей вытяжкой. В остальном жеребчик не выказывал никаких эмоций, просто пялясь в землю.

— Я даже не знаю, как это назвать, Армор! — сердито начала она, слегка растягивая мягкую букву “Р”, донельзя мило картавя. — Упрямый осёл? Нет, это будет оскорблением для всего ослиного племени, в котором полно сильных духом мужчин. Идиот? Да нет, ты вроде бы не пускаешь слюни при попытке говорить. Быть может, верным термином будет “твердолобый упрямый придурок, который, руководствуясь неизвестно чем, своими копытами убивает своё счастье”? Или взять попроще — “тряпка”? Да, пожалуй так: ты тряпка, Армор. Что молчишь, язык проглотил?

— Тебе видней, — буркнул сидящий на кровати будущий майор, не поднимая глаз.

— Да что видней, что? То, что тебе какие-то непонятные “принципы” ломают всю жизнь? И не только тебе, но и мне тоже? Но это бред — все эти принципы, Армор, бред умалишённого, и ты сам прекрасно это понимаешь!

— Это не бред, — всё так же угрюмо ответил жеребец. — Это принципы. В них весь я.

— Грррр! — заскрипела зубами кобылка, возводя очи к небу. — А втаптывать нашу собственную мечту в грязь, с размаху её туда швырнув — это тоже твои принципы? В этом тоже весь ты? Я не слышала большей ерунды в своей жизни, Армор. И не хочу слышать!

— Я не могу просто так взять и отказаться от части себя, Белли! — он наконец-то поднял глаза, и встретился взглядом с серой единорожкой. — Пойми, это то же самое, что… ну, что рог отпилить, например! Или ещё чего похуже.

— В былые времена влюблённые в земных кобылиц единороги отпиливали себе рога! — уничижительным тоном произнесла она, вскидывая голову. — А пегасы — крылья. А ты… ты не то чтобы что-то отрезать, ты просто согласиться с отцом не хочешь! Тррряпка...

— Я не могу, любимая! — жалобно простонал он, всем видом изображая мольбу. — Он… он навязвывает мне свою волю, снова, как и все эти семнадцать лет! Я уже четыре года, с самого поступления на службу, игнорирую его приказы, потому что знаю — стоит допустить слабину, и он с меня не слезет. Подавит полностью своей волей, и я превращусь в ту самую тряпку, о которой ты говоришь.

— Ты и так тряпка! — фыркнула Аннабель, топнув копытом. — Он что, заставляет тебя жениться на какой-то незнакомой кобыле? На нелюбимой, страшной, старой? Нет же, нет! Он знает, что есть я, и просто-напросто разрешает это сделать нам, нам, слышишь ты?

— Это политический расчёт, — вяло запротестовал Армор.

— Пусть… пускай так. Пускай политический. Но нам-то что от этого? Нам-то что? Если мы только об этом и мечтали последние два года? Чего стоит согласиться — не подчиниться его воле, а просто согласиться, ради нас, ради будущего, чёрт возьми? Никто тебя не заставляет соглашаться с ним и дальше!!!

— Ты его не знаешь, Белли, а я знаю, — жеребец махнул копытом. — Стоит коготку увязнуть…

— Дурррак! — со злости кобылка ударила копытом по столу, и тот опрокинулся, зазвенев разбитой посудой. — Это единственный шанс хоть как-то легитимизировать наши отношения. Единственный шанс быть вместе, понимаешь??? Ты сейчас не с отцом споришь, ты меня отталкиваешь, понимаешь ты это или нет? Почему я вообще перед тобой сейчас так унижаюсь, а? Ответь мне! — она схватила его за плечи и начала трясти. В гневе Аннабель де Лис была прекрасна, как прекрасным может быть атакующий пикирующий бомбардировщик, или летящий на полной скорости в лобовую атаку танк. И такой же опасной. — Ответь мне, Армор — ты хочешь быть со мной? Ты меня любишь???

Она, закусив губу, смотрела, не мигая, ему в глаза — так пристально и так убийственно-прямо, что Дефенд не выдержал, отвёл взгляд.

— Я люблю тебя, но…

— Можешь больше ничего не говорить.

Кобылка рывком отпустила его, соскочив с кровати, и галопом выбежала из комнаты, сломав с размаху дверь. Она бежала, низко опустив голову, и плечи её тряслись в беззвучном рыдании. Единорог хотел было броситься вдогонку, но какая-то неведомая сида удержала его на месте, подсказав, что так будет только хуже.

Больше майор живой её не видел.

Пробуждение вышло таким внезапным, как и погружение в сон: майор резко вынырнул из бездны сновидения, и встрепенулся. Со всех сторон горохом посыпались яростно пищащие крысы, которые, видимо, обнюхивали единорога на предмет откусить кусочек. Армор с остервенением вскочил на ноги, и наугад дал пинка осмелевшим падальщикам, отправив какую-то зазевавшуюся жирную крысу в пологий полёт, завершившийся смачным ударом о стену.

Стало ясно, что пора двигаться дальше. Скатившись по лестнице, единорог наощупь нашарил частично забитое досками окно, через которое он попал в дом, и аккуратно выглянул наружу. На улице майора ждал сюрприз: над тёмной линией построек поднималось исходящее откуда-то сзади разноцветное электрическое зарево. Зарево перемигивалось и колыхалось, как живое, и в целом навевало мысли о ярко освещённом променаде, находящемся в самом центре города. Правда, сама идея променада в полуразрушенном постъядерном городе казалась не то чтобы нелепой — абсурдной до предела.

В любом случае, если кто и знал ответы на хотя бы некоторые из интересующих Армора вопросов, так это местные обитатели, а что-то подсказывало майору, то использовать такую иллюминацию просто так, без цели, никто бы не стал — значит, оные обитатели находятся где-то в том районе. Сложив два и два, единорог взял направление, и порысил в сторону ярких электрических сполохов.

Увы, никогда прежде не подводившее его географическое чутьё на этот раз дало сбой, и вместо ярко освещённого променада майор выскочил, наоборот, в тёмную подворотню, оканчивающуюся тупиком. И очень удачно, надо сказать, выскочил: к глухой, высокой, и, вероятно, холодной и шершавой кирпичной стене спиной прижимался, испуганно озираясь, жеребёнок с непропорционально большой головой, а с оставшихся трёх сторон его медленно, не торопясь, обступали четверо взрослых пони. У каждого в зубах было оружие: ржавый тесак, старая лопата с короткой рукоятью, металлическая труба. И, что самое паршивое, обрез.

Неоднозначная, прямо скажем, ситуация.

К резко затормозившему майору тут же повернулись двое. Жеребёнок попытался было дёрнуться, но пони с ржавой трубой в пасти сбил его копытом на землю, и поставил ногу на грудь, не давая убежать.

— Решили поиграть в педофилов, братишки? — осведомился Армор, прикидывая, по какой траектории лучше уходить от картечного залпа.

— Брышь отшюда, “братифка”, и штобы шереж шекунду жабыл о том, што видел! — не выпуская тесака из пасти прошамкал один из любителей гулять по ночам.

— Да я бы с радостью, братиш, — улыбнулся обезоруживающе майор. — Ты только объясни, как пройти в библиотеку.

— Шовшем фоехафший што ли? Вали, говорю, фока щел!

— Ну ладно, как знаешь, — ответил Армор. — О, смотрите-ка, принцесса Луна полетела! — перевёл он взгляд куда-то за спины бандитов и выше.

Удивлённо моргнувшие здоровяки лишь на мгновение дёрнули головами в стороны, купившись на нехитрый трюк, но и этого майору было достаточно. Он прыгнул, распрямляясь как пружина, в сторону пони с обрезом, и резким ударом копыта своротил оружие на сторону. Гражданин Обрез сжал зубы, но слишком поздно и неловко, и выстрел грянул мимо, обдав Армора жаром сгоревшего пороха, и свернув нижнюю челюсть незадачливому стрелку. Ударом в горло майор уронил гражданина теперь-уже-не-Обреза на землю, и, прикрываясь его телом, отскочил назад, выхватывая собственный пистолет.

Вжууух! Садовый инструмент просвистел в опасной близости от головы. Тесак и Лопата были уже рядом, и норовили попасть своими ржавыми орудиями труда майору по какому-нибудь из жизненно важных органов. Торопливо взводя курок, майор отпрыгнул вбок, поскользнувшись на какой-то дряни, и пропустив удар по корпусу — к счастью, плашмя. Теперь уже зубы сжал единорог: первый выстрел пришёлся в молоко, но второй и третий нашли свою цель, и Лопата, захлёбываясь кровью, повалился майору под ноги. Ржавый шанцевый инструмент загрохотал по растрескавшемуся асфальту. Тесак же, не замечая горькой участи своего товарища, изображал мельницу, размахивая здоровенным мясницким ножом. Злой огонь в антрацитово-чёрных глазах не погас даже тогда, когда десятимиллиметровая пуля разорвала грудину, и пробила сердце. Тесак умер мгновенно, опав рядом с Лопатой, как озимый, но так и не выпустив ножа из пасти.

Майор перекатился вбок, вскакивая на копыта, и выискивая глазами четвёртого, последнего члена банды, но увидел лишь темнеющую тушу, и улепётывающего жеребёнка.

— За мной, скорее! Тут могут быть их друзья! — крикнул тот внезапно низким голосом, и Армору не оставалось ничего, кроме как последовать за ним. Они нырнули в какую-то арку, свернули на полном ходу направо, затем ещё раз направо, и, миновав длинный коридор, оказались наконец-таки на освещённом месте. Жеребёнок… нет, теперь майор видел, что это просто очень, очень маленьких пропорций взрослый жеребец-земнопони палевого цвета с тускло-жёлтой гривой на большой лобастой голове. Карликовый жеребец перешёл на шаг, и спустя несколько минут остановился у одного из домов.

— Ну, вроде бы они отстали. Спасибо, мистер, за спасение — думал уж, что мне крышка.

— Пустяки, — отозвался майор, морщась из-за боли в отбитом боку. — Что им надо-то было?

— Тут в двух словах не объяснить, — улыбнулся карлик. — С меня в любом случае выпивка, так что если вы не спешите… Меня зовут Лайон Хилл.

— Дефенд Армор, — представился в ответ единорог.

— Ну что ж, мистер Армор, я думаю, нам обоим не повредит стакан доброго виски…

---

Это действительно оказался променад. И он действительно был в центре города — в центре района за рекой, естественно, потому что настоящий центр города, как пояснил Лайон, не предназначался для посещения кем-либо кроме сотрудников Завода и причастных. Под последними, как догадался майор, подразумевались аффилированные организованные группировки, хотя больше для них подходило наименование “кланы” или даже “семьи”. Таковых было ровно три: Коммуна, Стойло и Эскадрилья. Первые две, как рассказал карлик, вышли из глубин Завода, в те времена когда он ещё не был Заводом, а являлся всего лишь общиной, вышедшей из Стойла 27 на поверхность, в полуразрушенный и заброшенный город. Эскадрилью же сформировали самые верные из наёмников, служившие Заводу с незапамятных времён.

Да, таинственный Завод оказался именно заводом. Сиречь — оружейной фабрикой “Кригсверке Гезельшафт мит бешрёнктер гафтунг”, одного из старейших эквестрийских оружейных производителей, история которого уходит корнями вглубь веков. Экселенц в своём брифинге упоминал, кажется, про строившиеся ближе к концу войны военные заводы “Кригсверке” и “Айроншод”. Упоминания попали в цель: фабрики лёгкого стрелкового вооружения и правда возводились в Небылице, при бомбардировке города они были основательно потрёпаны (в отдалённые районы промзоны заходить не стоит до сих пор из-за зашкаливающей радиации, бродящих в изобилии монстров и тому подобных прелестей), но всё же не настолько, чтобы группа энтузиастов-инженеров не смогла восстановить хотя бы часть производственных линий. С тех пор прошло уже много лет, завод “Кригсвергке ГмбХ”, сокращённо КВГ, исправно поставляет орудия убийства на внутриэквестрийские рынки, а сам город стал своеобразным экономическим центром северо-запада Эквестрии — или, как территорию бывшего (теперь уже было окончательно понятно — бывшего) государства называл Лайон Хилл — экономическим центром Единорожьей Пустоши. Экономическим, промышленным — и центром развлечений для разнообразного странствующего народа.

Впрочем, в том, что “центр развлечений” находился именно здесь, майор мог убедиться и без ремарок — потому что не заметить этого было нельзя. Променад был просто до отказа забит самыми разнообразными заведениями — казино, ресторанами, кафе и кабаками, гостиницами, борделями, магазинами, бутиками и развалами, рыгаловками самого низкого пошиба и фешенебельными бистро. Неоновые вывески, лампы и иллюминация и создавали то самое электрическое “зарево”, что увидел Армор при выходе из пустого заброшенного дома. Вывесок было много. И каждая из них соперничала с другой своей пышностью, вычурностью, крикливостью и размером.

Столь нерациональный расход электроэнергии почему-то вызывал у майора когнитивный диссонанс.

А ещё там были пони. Прохожие заполняли почти весь променад, разделяя его на несколько независимых потоков, струящихся в разные стороны. И толпа была не менее, а то и более вычурной, разноцветной и странной, нежели все вывески и реклама вместе взятые. Такого он не видел даже в Кристалл-Сити. Вот стайка пьяненьких девиц, раскрашенных и одетых как на выпускной, выставляет напоказ крупы у стены какого-то бутика. Вот бредут уже упившиеся в хлам вооружённая до зубов компания — видимо, бандиты, или охранники какой-нибудь шишки. Пони в какой-то униформе блюёт прямо на мостовую, нисколько не стесняясь при этом прохожих. А вот неспешно прохаживается парочка абсолютно трезвых грифонов, зло посвёркивая колючими взглядами из-под бровей. Это сразу ясно — стражи порядка. Не факт, что “право-”, но определённо порядка.

— Сюда стекаются авантюристы всех мастей. Бандиты, наркоторговцы, рабовладельцы… — пояснял Лайон, пока майор глазел на балаган. — Торговцы, караванщики, просто крестьяне, даже дикари. Ну и, разумеется, наёмники, и всевозможные отщепенцы типа тех же Стальных Рейнджеров, хоть Саур и терпеть их не может...

— Саур?

— Саур, председатель Директората.

— Директорат? — Армор сам себе напоминал попугая.

— Директорат, или Совет Директоров. Руководители КВГ, иным словом. Саур — генеральный директор, Глори — исполнительный, Серб — технический. Ну и плюс там десяток менеджеров меньшего масштаба заседают.

— Понятно.

— Ну, в общем, такой наплыв посетителей привлекает со всей окрестности любителей лёгкого заработка — шлюх, шулеров и прочее отборное жульё. Естественно, жульё тянет друг к другу, и вуаля — мы имеем то, что имеем, то есть десятки преступных кланов и кланчиков, от банд вроде той, с которой мы разделались, до маленьких частных армий.

— Кажется, одну такую я уже видел, — пробормотал майор.

— И как впечатления? — уловил карлик еле различимые слова.

— Не то чтобы самые приятные, — хмыкнул единорог, — но “маленькая частная армия” после той встречи стала ещё поменьше.

— А вы крутой парень, как я погляжу, — усмехнулся Лайон Хилл. — Надеюсь, после такой прививки местных реалий у вас не образовалось стойкого отвращения к жулью вообще?

— Ну, как сказать… А что?

— Да то, что мы как раз в гости к жулью и направляемся. И не просто к жулью — к первостатейному. Чего стоит хотя бы место их обитания…

— Так куда мы всё-таки идём? — притормозил Армор.

— Ну, я же обещал вас угостить… — подмигнул земнопони. — Поэтому мы сейчас направляемся в “Трибунал”.

— Куда???

— В местный, так сказать, дворец правосудия.

---

Первым, что увидел майор, войдя внутрь, был тощий, всклокоченный и явно нетрезвый жёлтый пегас, который колотил кирпичом по морде лежащего копытами кверху бугая. Бугай не подавал признаков жизни, но его визави это явно не останавливало — напротив, тот методично и размеренно наносил удары стройматериалом плашмя по заплывшей жиром давно небритой челюсти. Никто не пытался разнять дерущихся… вернее, дерущегося, наоборот — несколько посетителей обменивались мнениями совсем неподалёку от места действия, подхихикивая и отпуская едкие комментарии.

— Стэрди опять нажрался и учудил, — пожал плечами Лайон Хилл на немой вопрос Армора.

Ветхое и облезлое здание с решётками на окнах не имело — вот чудо-то! — кричаще-яркой неоновой вывески, и майор понял, почему, подойдя ближе: вывеской являлся весь дом сам по себе. Выщербленные колонны венчались когда-то целыми статуями пони с весами и мечом, такие же барельефы ползли по стенам, а фронтон украшала частично сбитая следами от пуль надпись:

КОР...ЛЕВС….Й З...РЕЧ..НСК..Й РА.....НЫЙ СУД ГОР.....А НЕБЫ....Ц..

Выщербленные тысячами ног ступеньки давно никто не подметал, и на них образовался своеобразный панцирь из спрессовавшихся окурков, семечковой шелухи и прочего мусора. Толстенную железную дверь охраняла парочка недружелюбно выглядящих жеребцов, моментально загородивших майору проход.

— Он со мной, — повелительно кивнул Лайон, и охранники, недобро косясь на Армора, нехотя расступились.

Внутри “дворец правосудия” выглядел отнюдь не лучше, чем снаружи: закопченые стены (такое впечатление, что кого-то жгли из огнемёта), донельзя грязный потолок с остатками облицовочных плит, клубы совсем неароматного дыма, и запах — запах немытых тел, подгоревшей на скверном перекаленном масле пищи, дешёвого алкоголя и всевозможных выделений организма. Пегас, пытающийся превратить лицо оппонента в блин, был тут как вишенка на торте.

Карлик ловко перескочил через задние ноги избиваемого, и уверенной походкой направился вглубь тёмного коридора. Майору не оставалось ничего, кроме как последовать за ним, аккуратно обойдя странную парочку. Минута плутания — и Лайон Хилл, распахнув неприметную дверь, ввалился в полуосвещённое накуренное помещение, полное гомонящих на все лады пони. Судя по длинной и высокой стойке, столикам и импровизированной сцене, а также по тому, что между столиками и стойкой сновали ловкие кобылки с подносами на головах, это был бар.

— Добро пожаловать в “Трибунал”, лапа! — заговорщицки подминула Армору дебелая молодица-барпони тёмно-синего цвета, протирающая стакан, когда тот вслед за карликом взобрался на один из высоченных барных стульев. — Всего за двадцать крышек любая из наших красоток принесёт тебе выпить, а если добавишь ещё пятьдесят — скрасит оставшуюся ночь!

— Он со мной, Соул, — отозвался со своего места карлик. Даже сидя на стуле, он едва выглядывал из-за барной стойки. — Можешь даже не пытаться навязывать мистеру Армору своих шалав, я в любом случае успею его предупредить о безбожно завышенных ценах на продажную любовь.

— А, это ты, Лайон? — скривилась Соул, тряхнув закрывающей правую половину лица белёсой гривой. — Прости, не заметила. Впрочем, как и всегда, хе-хе.

— Налей-ка нам лучше виски, острячка, — видно было, что карлика явно забавляла реакция барпони. — Лучше двойного, как я люблю, без содовой и всяких там прибамбасов. Чистой, как слеза, крови пророщенных зёрен!

— Чего-то ты больно радостный, лапа, — буркнула барпони, послушно откупоривая бутылку.

— Не каждый день меня пытаются убить, дорогуша! — отозвался земнопони, резво хватая протянутый стакан с виски. Такой же точно оказался и перед майором — старый, в щербинках и царапинах, но вполне пригодный тяжёлый стаканищще для крепкого алкоголя.

— А обычно что, через день, что ли? — недовольно прокомментировала Соул.

— Угадала, — захохотал карлик, поднимая свою тару. — Ну, за встречу, мистер Армор, потому что наша встреча отнюдь не была случайностью!

— Правда? — скептически осведомился майор, чокаясь с Лайоном стаканами. Магия, увы, пока так и не вернулась, поэтому держать посуду приходилось копытом.

— А то! — улыбнулся тот, одним глотком приканчивая, наверное, половину своей порции. — Иначе бы меня нашинковали прямо там, и я уже не смог бы попробовать это чудесное пойло!

Армор выдохнул, и сделал добрый глоток. Отвратительного качества самогон обжёг пищевод, яростно пронесясь вглубь огненной кометой, и посеял в желудке панику. На глазах у майора выступили слёзы, он со стуком почти что швырнул стакан на стойку, ухватившись за столешницу копытом, и мелко-мелко, потихоньку, вдыхал живительный кислород через нос, потому что через глотку это делать было опасно.

— Ключ… ключница самогонку делала… — прохрипел он, наконец, проморгавшись и отдышавшись.

— Вот спасибо, лапа, я же ещё и ключница! — возмутилась Соул, всплёскивая копытами.

Алкоголь моментально всосался в стенки желудка, не видевшего пищи уже сутки, и глаза сразу же заволокла хмельная пелена. Внутри ощутимо потеплело, а живот напомнил о себе возмутительным рычанием.

— Давай-ка, закуси! — сочувственно посоветовала барпони, поставив перед майором тарелку с какими-то овощами. Тот благодарно кивнул, и тут же захрустел угощением, не особенно беспокоясь о правилах приличия. Лайон Хилл с насмешливым видом потягивал адское пойло, словно спаркл-колу, посвёркивая хитрыми глазами из-под стойки.

Утолив первичный голод, и уняв пожар в глотке, майор, наконец, осмотрелся вокруг. Помещение, несомненно, представляло собой раньше зал судебного заседания: вытянутая комната длиной и шириной в пару десятков метров заканчивалось помостом, на котором когда-то находился судейский стол, а сейчас — сцена, на которой ярко раскрашенная певичка выводила писклявым голоском какую-то попсовую песенку. Зрители, в изобили занимающие места вокруг невысоких круглых столиков, похоже, не обращали на неё никакого внимания, и лишь один из них, сидящий у самой сцены, пялился мечтательно на выкидывающую коленца кобылку. Горело лишь несколько ламп, проливая в комнату тускло-жёлтый свет сквозь густейшие облака табачного дыма. Окна были заколочены наглухо, и заставлены поникшими чахлыми кактусами. Высокая барная стойка занимала собой один из концов комнаты целиком, но у неё почти никого не было, лишь только они двое, да ещё официантки подбегали изредка к той стороне, где находилось раздаточное окно. Соул, видимо, стоя на каком-то внутреннем помосте, как бы нависала над посетителями, орлицей зыркая из-за пивных кранов. За ней на полках выстроились батареи бутылок, в основном без этикеток, а в углу стоял рычащий холодильник, когда-то кричащего ярко-красного цвета, с полустёршейся этикеткой “Спаркл-колы” на двери.

— Милое заведеньице, правда? — поймав взгляд майора, усмехнулся карлик. — Одно из немногих, где есть по-настоящему живая атмосфера, не то что эти бандитские казино. И совсем не то, что Стойло, верно? — он вдруг подмигнул Армору.

— Какое ещё ст... — осёкся майор, вспомнив про то, как отреагировал на суровую правду Кокс Комб.

— Логика, мистер Армор, исключительно логика. Хотя… — Лайон прищурился, пристально вглядываясь в собеседника, — скорее, не просто Стойло, а какая-нибудь закрытая военная база, верно? Совершенное незнание реалий-на-поверхности, военная выправка и знаки различия на откровенно форменной одежде. Я прав?

Майор медленно кивнул. Перед ним тотчас же материализовался ещё один стакан, поновее, в который тоненькой струйкой полилась прозрачная жидкость. Соул, перехватив его взгляд, сочувственно кивнула:

— За счёт заведения, лапа. Попадать на поверхность всегда хреново, по себе знаю. Угощайся, не стесняйся, старая Гуд Соул всегда поможет хорошему пони. — “Старой” барпони на вид было лет тридцать.

Благодарно кивнув, Армор замахнул стакан ледяной водки (вполне сносного качества), и, вспомнив сталлионградский способ потребления алкоголя, тут же заел её овощем из тарелки. Карлик, усмехаясь, поглощал своё адское пойло глоток за глотком. Певичка тем временем уступила место импровизированному кордебалету из четверых девиц, высоко подкидывающих ноги в кружевных чулках, что вызвало несколько больший ажиотаж среди зрителей, раздались даже первые аплодисменты. В углу началась потасовка, которую, впрочем, быстро разняли.

— А в каком смысле “знаю по себе”? — алкоголь уже начал воздействовать на мозг, и майорские мысли слегка путались в пути, и двигались гораздо медленнее обычного

— Да в прямом, лапа, — грустно улыбнулась Соул, отводя копытом гриву с правой щеки. На ней, к удивлению Армора, обнаружились застарелые чёрные шрамы обугленной плоти, складывающиеся в треугольную печать, оставившую на лице пони свой оттиск. — Вышла одна такая наивная девочка наружу — не хотела просиживать штанишки в душном и тесном подземелье, где все друг друга знают как облупленных, и потому люто ненавидят. Захотела, дура, вольной жизни на поверхности, не поверила рассказам о страшной радиации и чудовищах. Зря не поверила…

— По пути в Небылицу мы наткнулись на каких-то бешеных, которые вырезали мирную деревню, — вспомнил майор. — Это сделали они?

— Рейдеры меня просто убили бы, да сожрали, — пожала плечами барпони. — Меня поймали работорговцы, и следующие пять лет я провела на плантациях Красного Глаза. К счастью, мантикорам я пришлась не по вкусу, и вертухаи кнутами не забили, хоть и полирнули шкурку изрядно. Далеко не всем так повезло, — она печально вздохнула. — В конце концов меня, как “отработавшую трудовую повинность”, отпустили на свободу. Прибилась к караванщикам, побродила по Пустоши ещё лет пять, в конце концов осела здесь. Теперь вот гоню табуретовку, да скармливаю её олухам вроде Лайона. Зато могу похвастаться, что знаю себе цену. Ровно пятьдесят крышек — именно столько заплатили за меня вербовщики Красного Глаза на торгу.

Соул машинально плеснула водки в стакан, который до того протирала тряпочкой вот уже десять минут кряду, и, не морщась, проглотила содержимое.

— Стало быть тут у вас процветает работорговля? — переспросил несколько заинтересованный майор. — И кто такой Красный Глаз? Один из местных преступных бонз?

Барпони и Лайон хором рассмеялись.

— К счастью, нет, — объяснил карлик. — Красноглазик, безусловно, преступник, и его даже можно назвать бонзой, но обитает он сильно к югу и к востоку отсюда. Где-то возле Филлидельфии, кажется.

— Ага, спит и видит, как ему заграбастать ещё и Небылицу, — подтвердила Соул.

— Не он один, — заметил миниатюрный земнопони.

— Агась, ещё ходячие железяки и крылатые подлюки.

— Кто? — Армор почти утерял нить разговора.

— Стальные Рейнджеры и Анклав Пегасов, — пояснил Лайон Хилл. — Две группы отщепенцев, которые охотятся за технологиями и промышленностью нашего города. Видел, наверное, какая у Верхнего района оборона? А всё потому, что недобитые технофашисты-паладины и заносчивые небожители спят и видят, как выразилась Соул, как бы им наложить копыта на Завод. Ну, знаешь, милитаризованные до предела общества, военные у власти, все дела. Впрочем, вам всё это должно быть хорошо знакомо. — хохотнул карлик.

“Ты даже не представляешь, насколько...” — подумал майор.

— Значит, ты из Филлидельфии? — спросил он у барпони.

— Не из самой, лапа. Из Девяносто третьего, будь оно неладно, Стойла, в котором скучные учёные-кипячёные только и делают, что ковыряются в своих ПипБаках, и больше ничего не делают. Скука смертная, особенно для такой живой и любопытной кобылки, какой я была пятнадцать лет назад.

— А где твой ПипБак?

— А нам, земным, он был изначально не положен, — усмехнулась Соул. — Да и всё равно отобрали бы, когда я в рабство попала. А с тобой что случилось, лапа?.

— Попали в засаду, — мрачно ответил Армор, украдкой бросив взгляд на карлика. Тот, казалось, был увлечён потасовкой в зале, и лишь по напряжённо торчащему уху можно было сделать вывод, что Лайон Хилл слушал очень внимательно. — При переправе с северного берега. Судя по всему, врага покрошили изрядно, но и сами оказались разбиты. Погиб командир группы, остальным я приказал отходить. Что с ними сейчас — не знаю. Я попал в плен, но удалось бежать, оставив бандитам всю амуницию…

— Ага, так значит это вы устроили тот переполох на “Давильне”, мистер Армор? — повернулся к нему карлик. — Ходят упорные слухи, что Крысы потеряли половину своих бойцов. Неплохо, очень неплохо! Сколько вас было?

— Семеро.

— Всего семеро? Ох, теперь я понимаю, что у тех бандюков в подворотне не было ни единого шанса!

Майор усмехнулся, скривившись невольно от боли в отбитом боку.

— Ну да ладно, это лирика, — поставил пустой бокал на стойку Лайон. — Что вы намерены делать дальше, мой друг?

— Пробираться за реку, — ответил не задумываясь единорог, — или искать какой-то способ связаться с группой. ПипБак у меня сняли, не знаю, как, правда, для него же нужен специальный ключ…

— Всё очень просто, лапа, эта скотина Крыс тоже из наших, — отозвалась барпони. — Кажется даже ПипБак-техник. Помню, он похвалялся как-то здесь, за кружкой, что может творить с этими штуками сущие чудеса. Врал, скорее всего.

— Крыс — это в смысле Кокс Комб? Да, всё правильно, он же говорил что техник. Сколько, говоришь, у него осталось пони?

— Вообще численность крысиной банды компетентные источники оценивали в пятьдесят-семьдесят голов, — подумав, сказал карлик. Сейчас она уполовинена, так что… стоп, вы же не собираетесь перебить их в одиночку, мистер Армор?

— Придётся, если я собираюсь вернуть свой планшет, оружие и другое снаряжение. Правда, для этого всё равно нужно добраться до моей группы, а я даже не знаю, где север!

— Там… — ткнул отвлечённо в сторону копытом Лайон Хилл. — Правда, не знаю, стоит ли это делать в одиночку. Решено! Вы помогли мне, я помогу вам, друг мой. Ха-ха, отличная идея мне в голову пришла!

— Прям удивительно, как она туда забрела, — буркнула Соул.

— Вы поможете мне перебраться на тот берег? — выгнул вопросительно бровь майор.

— Ну, не я лично… Но, кажется, я знаю, кто сможет вам помочь! — с хитрым выражением лица потёр копыта карлик.

Заметка: получен новый уровень

Новая способность: улучшенная телепортация. Возможный максимальный вес и объём телепортируемого увеличен на 50%

Глава 8 - Плащом и кинжалом

Глава закончена.
Чтобы вернуться обратно к своей группе, майору Армору необходимо будет сделать кой-какую "лёгкую работёнку"...

FALLOUT: EQUESTRIA

FROZEN SHORES

Глава 8. Плащом и кинжалом

Там, где пехота не пройдёт,

И бронепоезд не промчится -

Спецназ на брюхе проползёт,

И ничего с ним не случится.

Народно-армейское

Поговорим немного о кьютимарках.

Кьютимарка — это отличительный знак, рисунок, как правило обозначающий пригодность пони к чему-либо, что он лучше всего умеет делать. Совсем не характер самого пони, отнюдь — всего лишь то, что получается у него лучше остальных. Кьютимарка возникает на обоих сторонах понского крупа в возрасте от восьми до двенадцати лет, что обычно сопровождается бурным весельем её получившего. Физически кьютимарка выглядит как изменение пигментации отдельных участков шерсти под воздействием апейронов, причем не внешних, а исходящих изнутри самого пони — отсюда и характер самого рисунка, который отражает особое умение поняши в достаточно большой точности.

Кьютимарки бывают только у пони, но зато у всех четырёх подвидов. Кьютимарка чистокровных зебр называется глифтмаркой, и представляет собой абстрактное иероглифическое изображение. Точно так же абстрактной является и кьютимарка чистокровных единорогов, которая как правило связана со специальным видом магии своего хозяина. Представители древнего единорожьего рода Спарклов носили на своих боках стилизованное изображение герба рода — шестиконечной звезды. После того, как Шайнинг Армор смешал свою кровь с представительницей не менее древнего рода Миамор, принцессой Кэйденс (которая к тому же была аликорном) и стал основателем новой чистокровной династии, традиционное изображение спаркловской звезды сменилось на различные вариации Кристального Сердца, снегов и звёзд. Кьютимарка Дефенда, например, представляла собой тонкохвостую чёрную комету с расходящимися в три стороны осколками. У единорогов нечистокровных в результате смешения с земными пони и пегасами кьютимарки самые что ни на есть обыкновенные — как у того же Дасти кьютимаркой является горящий бикфордов шнур, чего он, кстати, очень стесняется.

Кристаллические пони и пегасы в этом плане от земных отличаются не сильно, хотя оба представителя этих народностей в группе майора Армора были исключением: кьютимарка Лири Раннер была каким-то странным символом — белым квадратом, расчерченным на девять маленьких квадратиков, пять из которых были заполнены чёрными кружками. На невинный вопрос инженера о том, что же это такое кристальная поняша смутилась, и буркнула, покраснев, “глайдер”, наотрез отказавшись рассказывать больше. А вот круп Льётт украшал хищный и зловещий рисунок: тёмная и колючая шаровая молния в окружении пламенеющих огненных линий и вихрей. Пегаска рассказывала о нём с большой охотой, повествуя о том, что её кьютимарка — знак древнего и полузабытого божества кристальных пони, о котором до сих пор бабки шёпотом рассказывают страшилки на ночь жеребятам. Правда, вопроса о том, как же она такую кьютимарку получила, Льётт стеснялась ещё больше, чем Лири, и почти всегда уходила от ответа, злая-смущённая.

В целом же, если делать вывод об этом странном явлении, по кьютимарке можно если и не узнать особенности характера пегаса, то сделать определённые выводы можно.

У собеседника майора Армора кьютимаркой являлся вопросительный знак.

Пообещав найти того, кто сможет “помочь” майору в его беде, карлик-земнопони не соврал, и, отлучившись на полчаса (единорог всё это время утолял голод в баре, слушая ненавязчивый трёп Соул), и вернувшись с самым заговорщицким видом, поманил Армора за собой. Идти далеко не пришлось: в том же “дворце правосудия” на четвёртом этаже оказалась комнатка, из разряда тех, что сдавали всем желающим для кратких — или не очень — свиданий без свидетелей. В ней майора уже ждали: молчаливый бугай у двери нехотя посторонился, пропуская его внутрь, где сидел, развалившись в низком кресле, невысокий пожилой единорог, статный и весь какой-то... аристократичный, судя по тому полному надменности взгляду, которым он одарил вошедших. Своим безупречно сидящим, хотя и достаточно потасканным, дорогим костюмом и заносчивостью манер он здорово напоминал старое кантерлотское дворянство, потомки которого в изобилии водились в Кристальной Империи (и к которому, будем справедливы, по рождению относился и сам Дефенд Армор). Возле головы старика, охваченный магическим сиянием, витал бокал с чем-то определённо алкогольным, а древний (ну а какой ещё?) патефон негромко наигрывал какую-то джазовую мелодию.

— Назовите себя и свой герб, юноша! — проскрипел единорог, едва за Лайоном со страшным скрипом затворилась дверь.

Майор опешил, но губы сами собой оттарабанили заученную до автоматизма фразу:

— Рассечённый и пересечённый щит, имеющий в первой и третьей частях пурпурную шестиконечную звезду в лазоревом поле, во второй и четвёртой же — Кристальное Сердце в червленом поле; щит увенчан короной принца-консорта, имеет девиз “Potium mori quam feodari” и титло с тремя зубцами.

Повисшая тишина могла по густоте соперничать с хорошим ресторанным желе.

— Интересно, интересно… — пожевал губами старик. — Герб молодого рода Арморов, не так ли? К тому же, герб наследника династии — при живом отце…

— Ничего себе молодого, роду больше двухсот лет! — вскинулся непроизвольно майор.

— По сравнению даже с родами-прародителями — Арморы не просто молодой, а даже младенческий род, — наставительно сказал пожилой единорог. — Я надеюсь, что вы, юноша, заявляя о своей принадлежности к этому гербу, знаете хотя бы минимальную его историю?

Водянистые старческие глаза воззрились на “юношу”, отчего у майора по спине пробежал неприятный холодок.

— Простите великодушно, — заводясь, начал Армор. Действительно, какого сена? Он сюда пришел лекцию по генеалогии читать, или где? Слегка злясь на себя, майор сделал несколько шагов вперёд и внаглую уселся на кресло напротив старика. Дряхлый предмет мебели протестующе заскрипел под арморовскими килограммами, пружины пребольно кольнули в отбитый бок. — Вы действительно искали с кем бы потрещать о геральдике перед сном? — Слегка грубовато, особенно в разговоре со старшим, но отвратительное настроение майора отнюдь не располагало к сантиментам. Больше всего ему сейчас хотелось поспать, выпить и убить кого-нибудь — неважно в какой последовательности.

Единорог в костюме сощурил взор — и спустя секунду натужно рассмеялся.

— Да, действительно, чего это я? — улыбка его была насквозь фальшивой, а глаза все так же разили сталью,но выглядел старик уже не так напыщенно, как минуту назад. Напротив, он словно бы слегка расслабил спину, признав в Арморе пони своего круга. Правда — признание признанием, а доверие доверием, и с последним ни тот, ни другой пока не спешили — старик, словно бизнеспони, явно оценивал своего визави; майор же, после той площади (как ее там назвали? "Давильня"?) зарекся доверять местным вообще.

— Зовут меня... впрочем не важно, — начал, выдержав паузу, пожилой джентльпони. — Имена не важны. Важно другое!

“Имена не важны, надо же!” — подумал майор. — “Конспиратор хренов. Всё это — какая-то пошлая оперетка из древнючего пожелтевшего журнальчика для любителей пошлых опереток. По проклятой иронии судьбы, однако, мне придётся схарчить это блюдо — не сказать, чтобы у меня был выбор, но вкус у него приторно-мерзкий. Как у… ччёрт! Начинает затягивать! Ну-ка тпрру!”

Неимоверными усилиями Армор заставил веки подняться. Скорее всего он отключился от реальности на миг-два, но по личным майорским ощущениям прошло секунд тридцать. Ему было знакомо это состояние, когда собственные мысли так и норовят ускакать вдаль, вырвавшись из-под контроля разума, и перехватить контроль над мозгом, выключив при этом тело за ненадобностью. Правда, обычно оное состояние наступало после двух-трёх суток без сна. Знал майор и средство против него, вернее, целых два средства. Первое предполагало введение в сером веществе даже не комендантского часа — военного положения, и ежесекундный контроль за мыслями, с расстрелом каждой, выходящей за рамки простых и понятных рассуждений. Способ действенный, но приводит к страшнейшему нервному перенапряжению спустя какое-то время. Второе же средство к перенапряжению не приводило — но оно состояло в медикаментозном подавлении сна, и наносило коварный удар позднее, ударяя по вполне осязаемому физическому здоровью. Увы, для него нужны были специальные медпрепараты, которые, как назло, у Армора отсутствовали.

— Что же? — майор, наконец, сориентировался в пространстве, и направил на собеседника взгляд покрасневших и слегка запавших глаз — не столько для того, чтобы видеть любителя геральдики, сколько чтобы не дать глазам отдохнуть на чём-нибудь ещё и коварно закрыться.

— Важно в первую очередь то, что мы умеем делать! — наставительно поднял старик копыто. — Ведь мы с вами, юноша, намереваемся строить отношения, исходя именно из этого.

Стакан достаточно резво метнулся к единорогу, и старик не спеша, сквозь зубы, выцедил едва ли не половину. В воздухе повис стойкий спиртовой запах, не особо отличавшийся от витавшего внизу, в баре.

— Не желаете? — выгнул бровь пони в довоенном костюме, сделав стаканом неопределённый жест в сторону Армора.

— И что же вы умеете делать? — проигнорировав предложение, поинтересовался майор. — Из чего вы… намереваетесь строить “наши отношения”?

Рот пони со знаком вопроса на крупе улыбался, глаза — ни капли.

— Мой навык — к нашему обоюдному счастью — весьма полезен. — тон давал понять, что партитура кончилась, и началось основное действие. — Я, видите ли, охотник.

— За головами, что ли? — дернул уголком рта Армор.

— Ну, можно и так сказать. Но, в отличие от ограниченных баунти хантеров мой кругозор гораздо шире. — Стакан почти молнией метнулся на тумбочку, и, с глухим стуком, приземлился, расплескав остатки алкоголя. Старик же резко подался вперёд, вперив взгляд водянистых глаз в собеседника. — Мне нужны не сами головы, а их владельцы. Я — хэдхантер.

Повисла неловкая тишина.

— Это фамилия или профессия? — мрачно осведомился майор, смутно подозревая, что от него ждали совсем другой реакции.

— Это призвание, — оскалился старик, причем Армору не удалось понять, чего в оскале больше — ухмылки или кровожадности. — Настоящее призвание — находить пони с особенными талантами, извлекать их, словно брильянты из пустой породы, и, огранив и вставив в оправу, выгодно продать. Впрочем, — поднял он копыто, видя что майор собирается что-то сказать, — кое-кто в огранке не нуждается. Например, вы.

Старик со смешком обвел в воздухе круг, обводя замызганный, залитый чужой кровью камуфляж Дефенда. Обильно залитый.

— Как говорят у нас, в Небылице, ученого учить — только портить. Вы, безусловно, прекрасно умеете делать то, что нужно мне... а я могу в ответ сделать то, что нужно вам. Баш на баш. Выгодная сделка... особенно учитывая то затруднительное положение, в котором мы оба оказались.

'Да он зубы мне заговаривает!' — понял Армор. Видимо, всё же не зря старичок показался ему чем-то похожим на торгаша. Обычная уловка продавца — уверить покупателя, что тот сильно проиграет, не заключив сделку; классика всегда и везде уместна и эффективна. “С другой стороны… он прав, положение и правда достаточно затруднительное. Вот только знает ли он о реальном положении дел? Наверняка знает, хитрокрупый карлик наверняка сообщил Мистеру Вопросительному все подробности. Интересно, что поимеет с этого сам Лайон?”

— Если я и в затруднительном положении, — нехотя согласился он, глядя исподлобья, — то при чем тут вы?

— Грустная история, — махнул копытом пожилой единорог. — Исполнитель одной донельзя важной миссии как назло скончался сегодня утром. Сложность в том, что выполнить его работу нужно сегодня, сейчас — а иначе Дискорду под хвост пойдут достаточно серьезные деньги. И если вы поможете мне, юноша — то я смогу решить вашу проблему, обещаю.

“Внезапно, ха! Как же, как же — верю я в такие совпадения!” — несмотря на жуткую усталость, возможность трезво мыслить майор всё же сохранил, пусть скорость обработки информации и упала в разы. “Это дело дурно пахнет! Или исполнитель имеет все шансы плохо кончить, и старичок просто заменяет своего пони чужаком, которого не жалко, или одно из двух. Впрочем… в любую игру, пусть даже насквозь провонявшую, можно играть вдвоём”

— Не так быстро! — возразил он. — Откуда я знаю, что сможете? Если вы даже не слышали о моих проблемах до этой минуты... И какого характера эта ваша... миссия, раз выполняющие ее имеют свойство умирать?

Старик покачал головой.

— О том, что мы всегда выполняем свои обещания можете справиться у своего дружка Лайона — уж он-то должен об этом знать. О характере работы же я не имею свойства распространяться, пока вы на нее не подпишетесь — таковы правила.

“Мы”? “Правила”? Всё страньше и страньше, вопросов больше чем ответов… Игра в мафию какая-то, право слово. Дёшево и опереточно. Работа клоуном у пидарасов, которая, как гласит народная мудрость, всё же лучше, чем работа пидарасом у клоунов.”

— Мне может потребоваться оружие...

Пожилой единорог демонстративно поморщился.

— Поверьте, в этом городе достать оружие — наипростейшая из возможных задач.

— ...а также деньги и средства связи. — закончил свою мысль майор.

— Исполнителю полагается пятьсот крышек или заводских купонов — по выбору, естественно. Что же касается средства связи... — старик пожевал губами, — заказчик настоял на полном радиомолчании, так что в этом придется отказать.

— В таком случае я вынужден буду настоять на немедленном решении моей проблемы! — зло зыркнул Армор исподлобья. Однако нужного эффекта достичь не получилось, наоборот, аристократ стер фальшивую улыбку со своего лица и на майора вновь уставился высокомерный и породистый сноб.

— Если вы хотите жить в этом городе, юноша, то вам следует выучить основной принцип ведения бизнеса. А звучит он следующим образом: “оплата после работы”. Всегда. Без исключений. Имейте в виду, второй раз спрашивать не буду.

Майор, почти не таясь, выматерился вполголоса. Ситуация до отвращения напоминала последний разговор с отцом, правда, там его достаточно жёстко просили, здесь же — загоняли в безвыходное положение. Один, без денег, медикаментов и средств связи, почти без оружия, уставший как собака, ещё и наверняка преследуемый бандитами. И альтернатива: получить оружие и туманные обещания помощи, но подписаться на крайне дурно пахнущее дело… Выбор, что ни говори, незавидный, и, как назло, делать его надо как можно скорее. А и дискорд с ним, назвался груздем — становись на раздачу!

— Что, говорите, надо сделать?..

---

Серый дождь шелестел по серому пыльному бетону, на котором, укрывшись серым маскировочным плащом, распластался серый круп майора. Ночью, конечно, серы все кошки, но стоило подстраховаться — то место, куда должен был единорог проникнуть, охранялось довольно тщательно.

Крупные и редкие дождевые капли с глухим плеском разбивались о порядком намокший плащ, заставляя невольно вздрагивать от холода. О том, сколько рентген, бэр и зивертов несёт с собой падающая с неба вода, майор старался не думать. Всё равно придётся горстями кушать медицинские препараты по воссоединению с группой. Если врач жив, конечно. И группа цела, х-хе… Мысли о плохом варианте Армор усиленно отгонял, правда, пара наиболее навязчивых возвращалась и возвращалась обратно. “Хороший же ты тактик, если угробил всю группу во втором бою… И прекрасный стратег, проваливший задание в самом его начале” — ввинчивались нехорошие мысли в виски, заставляя холодные спирали в животе закручиваться туже и туже. Майор с тоской подумал о мерзейшей “табуретовке” производства Соул, пара глотков которой наверняка помогла бы и от чёртовых мыслей, и от промозглой сырости. Однако выпивки не было, равно как не было верного ПипБака, не менее верного дробовика, и какой-либо внятной надежды на будущее.

Собственно, всё, чем майор мог в данный момент оперировать — это копытный пистолет-пулемёт с приспособлением для бесшумной стрельбы, пара светошумовых гранат, несколько брикетов пластиковой взрывчатки, да верный пистолет.

Ну, и собственный здравый смысл, конечно.

---

О том, что работенка окажется донельзя непростой, майор, естественно, догадался сразу же. Но вот о том, насколько сильно он преуменьшил возможные сложности задания, жеребец понял сразу же, лишь взглянув на карту — от копыта вычерченный, пусть и тщательно, план части города. Точнее, порта. Еще точнее, тщательно охраняемого грузового порта с участком железной дороги и обилием всяческих складов и пакгаузов.

— Вот здесь железнодорожные ветки с востока и юга сливаются в одну, и тянутся дальше на север, вдоль берега реки, вплоть до самого порта. Здесь у них КПП, здесь и здесь — пункты досмотра груза… — вещал всё тот же Лайон Хилл, истинная роль которого для адски уставшего и потому с трудом ворочавшего мыслями майора потихоньку растворялась в тумане.

— А тут что? — ткнул копытом в карту промеж двух пунктов досмотра единорог.

— Ничейная территория. Сюда никто не заходит — кроме банд отморозков, у которых здесь излюбленное место криминальных разборок. Мусор, развалины и трупы. Много трупов.

— Хммм… — майор собрал мысли в кулак. — Эта дорога проходит над или под железнодорожными путями?

— Дайте-ка подумать… — задрал голову к потолку карлик. — Сверху. И мост, по-моему, до сих пор не разрушен. По крайней мере, не очень.

— Хорошо… — сделал зарубку в мозгу Армор. — Дальше у нас что?

Лайон, поправляя копытом норовивший свернуться уголок карты, уверенно, словно самолично облазил все закоулочки, продолжил:

— А дальше гружёные составы проходят Главные Ворота, и попадают на территорию порта. Где их ждёт тщательный досмотр, дезактивация и отправка в цеха.

— Сначала досмотр, потом дезактивация, так? — размышлять было уже тяжеловато, мысли в черепной коробке ворочались тяжело, с хрустом. — Точно не наоборот?

— Не знаю. Знаю, что проходят и то, и это, — мрачно ответил земнопони. — Я всё же не провидец. Просто обладаю кой-какой информацией.

— Полагаю, бесполезно спрашивать, откуда? — натужно улыбнулся майор.

— Вы же разумный пони…

— Ладно, мы всё же не об этом… Так что всё-таки является моей целью?

Палевого цвета копыто ткнуло в небольшой тёмный квадратик на карте.

— Управление порта. Ночью там достаточно мало народа, к тому же вся охрана сосредоточена на внешнем периметре, и проникнуть внутрь будет легко.

— Ну-ну… — Армор потёр виски. — Боюсь спросить… в батальоне мы называли это дело “боевым коктейлем”, часто, конечно же, не попользуешь, но…

— Понял, о чём вы! — Лайон Хилл проворно соскочил с табурета, и потрусил к прикроватному шкафчику. Небольшая комната, наподобие гостиничной, как понял майор, использовалась для размещения важных гостей, и была обставлена соответствующе — в ней наличествовали большой стол, на котором и разместилась карта порта, большая кровать (на неё Армор старался не смотреть) и спрятанный в тумбочке небольшой холодильник, в который и запустил копыта земнопони. Тренькнули стеклом бутылки, зашуршали какие-то пакеты, и перед взором донельзя уставшего майора появился блистер, полный крупных зелёных таблеток с крестообразными насечками.

— Вот. Баффаут. Мощный актопротектор, психомоторный стимулятор, и…

— Я знаю, что это такое, — перебил Армор карлика. Баффаут, надо же. И не выглядит старым, даже удивительно. У вооружённых сил Кристальной Империи имелся запас боевой наркоты — увы, по большей части невосполняемый по причине отсутствия сырьевой базы и банальных знаний в области фармацевтики. Здесь же, видимо, его производили, и даже, судя по упаковке, не совсем уж кустарным способом.

— Использовали раньше, — полувопросительно-полуутверждающе усмехнулся Лайон.

— Не совсем. Но что такое — знаю. — не рассказывать же о том, что из-за страшного дефицита подобная боевая химия выдавалась под роспись командирам групп, и что за использование, или не дай Селестия, утерю ценного препарата, могли хорошенько взгреть, вплоть до снятия с должности?

— Тогда, я полагаю, рассказывать о тонкостях применения нет смысла. Хорошо. Тогда принимайте, если нужно, первую дозу, и перейдём к делу, вернее, к нашему плану.

Армор принял из копыт карлика блистер, открутил зубами тугую крышку, и высыпал отливающие тёмно-зелёным, как спинки морошковых жуков, таблетки на крышку стола, прямо поверх карты. И задумался. Магия левитации так и не вернулась — а показывать Лайону свою слабость в таком тонком манипулировании оружием в копытах, как раскалывание таблеток, единорог не хотел. Поколебавшись секунду, майор просто-напросто саданул копытом по одному из кругляшей, и слизнул со стола кусок, наиболее соответствующий по размерам одной четвёртой части.

Рот моментально наполнился горечью, слюна превратилась в тягучую и какую-то вяжущую слизь, комок которой попытался забить носоглотку, но единорог, сквозь силу, сглотнул его, хотя вылюнуть хинную горечь хотелось просто адски. Сразу же появилась жажда, иссушившая язык, спёкшийся и свернувшийся во рту, словно старый вонючий кляп. Однако вместе со всеми этими неприятными ощущениями появились и другие эффекты: голова наконец-то прояснилась, тягучая и липкая сонливость растворилась без следа, серые тона окружающей действительности слегка окрасились цветом, а из мышц вытекла забившая было их усталость и напряжённость. Конечно же, спустя два-три часа всё это обернётся для майора нехилым откатом — без приёма новой дозы, естественно — но сейчас, в данный момент, это было несущественно.

Единорог помотал головой, прогоняя прочь остатки усталости, и уставился на Лайона, который в ожидании ответа нетерпеливо постукивал копытом по столу.

— Так какой у вас план, мистер Армор? — повторил карлик, испытующе глядя на майора.

Армор подошёл к столу. Его взгляд, свежий и осмысленный, прошёлся по карте (теперь было понятно, насколько она схематична и условна), зацепил мигом несколько интересных позиций, ухватил и увязал одной ниткой возможные решения… Алгоритм действий, пусть пока ещё нечёткий и расплывчатый, потихонечку начал обретать очертания.

— Я думаю, — ответил майор задумчиво, — сделать надо вот что…

---

От размышлений единорога оторвал звук. Звук этот был низкий и протяжный, погромыхивающий глухо время от времени, и тягуче-скрипящий местами, словно кто-то с силой проворачивал застрявший меч в каменной глыбе. Сначала достаточно тихий, он нарастал с каждой секундой, пока не превратился в рокочущий гул, перемежающийся позвякиваниями ударения колёс со стыками рельс. Это и был тот самый поезд, прибытия которого дожидался майор. С высоты моста было прекрасно видно, как из-за поворота резко и уверенно выскочила недлинная змея состава. Кажущиеся угольно-чёрными на фоне серой ночи вагоны тянул за собой некий гибрид локомотива и мусорной кучи — весь какой-то ломаный, с приваренными спереди и сбоку рельсами, сетками и металлическими кольями он казался порождением чьей-то извращённой по самую маковку фантазии. Огромный металлический отвал отбрасывал с рельс камни и прочий хлам, что успели накидать на железнодорожные пути за несколько дней местные обитатели, и мусор отлетал в разные стороны, создавая тот самый стук и скрежет. Сразу за локомотивом виднелись торчашие влево и вправо стволы сорокамиллиметровых спаренных зенитных орудий, установленных на платформе. Вцепившиеся в их рукояти стрелки напряжённо всматривались в ночь окулярами старых, но надёжных ноктовизоров.

Апокалиптический локомотив миновал поворот, и вышел на прямой участок пути, готовый нырнуть в небольшой тоннель, составляемый опорами оного. Гремя и раскачиваясь, вагоны, не замедляясь, один за другим следовали за ним. Армор, вжавшись в шероховатый бетон, лежал, без движения, под плащом, отсчитывая про себя секунды. Три.. две.. одна… Пора!

Где-то впереди негромко хлопнул разрыв. Взрывчатого вещества в дымовой шашке хоть и немного, но чтобы обрушить на идущий под мостом состав (а точнее — на ту самую артиллерийскую платформу) сложенную на перилах пирамидку из камней, хватит. И не просто обрушить, а рухнуть вместе с камнями, щедро расточая во все стороны жирный белый дым.

Когда нервы взвинчены до предела, когда полночи ты всматриваешься в пространство, готовый стрелять по каждому подозрительному шороху, потому что от этого напрямую зависит не только хозяйский груз, но и твоя жизнь, первое что ты сделаешь в непонятной ситуации — рванёшь судорожно гашетку, открывая бешеный и неприцельный огонь, а уж потом будешь задаваться вопросами, что да как. Так рассуждал майор Армор, и логика его не обманула — как только на орудийную платформу (точно в яблочко!) свалился небольшой камнепад, приправленный клубами плотного едкого дыма, ошалевшие артиллеристы-охранники моментально открыли огонь, всаживая сорокамиллиметровые снаряды, с визгом рвущие ночную тишину, в невидимого врага.

В эту же секунду локомотив и платформа скрылись под мостом.

Все четыре майорские конечности резко распрямились, и он вскочил, взметнув мокрый и тяжёлый плащ. Бросив ненужную больше верёвку, приведшую в действие нехитрый запал дымовой шашки, единорог бросился на противоположную сторону моста. Затормозив у самого края разбитого парапета, он, пригнувшись, начал напряжённо всматриваться вниз, ловя подходящий момент. Вот из тоннеля появился жуткий локомотив, рычащий, как демон из глубин преисподней — машинист набирал ход, вот проскочила платформа с беспомощно задранными вверх стволами, под которыми оглушённые и ослеплённые артиллеристы катались и извивались, ударяясь о снарядные ящики и друг друга в тщетных попытках прочистить слезящиеся глаза и забитые, першащие и оцарапанные глотки, вот, наконец, замелькали и вагоны. Майор подобрался, по-кошачьи повилял крупом, и, улучив момент, прыгнул, вытянувшись рыбкой, намереваясь упасть на не очень мягкую, но всё же деревянную крышу теплушки. Упал неудачно, и не на крышу вовсе, а на кучу металлического лома в открытый сверху вагон-грузовоз. Хвала святой Каденции (спасибо, бабуля!) — ничего не отшиб и не пропорол, хотя в несчастном боку и взорвалась спаркл-бомба, а перед глазами на мгновение вспыхнула сверхновая. Но он был жив, и был в поезде — и это главное!

---

Начальник охраны поезда среагировал больше на рефлексах, нежели на разуме, опыте или зверином чутье, коими он отнюдь не был обделён. Именно рефлексы — рождающиеся глубоко-глубоко в подкорке заставили крепко сбитого темно-фиолетового цвета жеребца броситься на пол платформы, не обращая внимания ни на что вокруг, и зажать что есть силы уши копытами, открыв рот в беззвучном крике.

Понимание и осознание пришло долю секунды спустя, когда по ушам ударило многократно отражённое от стен тоннеля эхо выстрелов крупнокалиберных скорострелок. Хотя слово “ударило” навряд ли способно описать тот звуковой ад, что ворвался в почти ничем не защищённые слуховые нервы пони, круша и выворачивая барабанные перепонки, и ввинчиваясь в мозг раскалёнными шурупами, по которым какой-то доброжелатель со всей силы лупит молотками. Бравые стрелки успели сделать всего лишь несколько выстрелов, прежде чем с криками, полными боли, повалились на пол, окропляя алыми каплями из ушей всё вокруг. Но это была не единственная беда: как только они попытались наполнить лёгкие живительным кислородом, на месте воздуха оказался отвратительный дым, плотный, белый, жирный, заволакивающий глотки и забивающийся в нос. В мгновение ока он залепил глаза; потеряв разом все органы чувств, оглохшие, ослепшие и задыхающиеся охранники оказались выведены из строя всего за каких-то три-четыре секунды.

К счастью для них, единственным, кто сохранил хоть какие-то остатки самообладания, был начальник охраны — опытный, тёртый калач. порядком битый жизнью. Полуоглушённый, придавленный упавшими сверху камнями и подчинёнными, на последних остатках кислорода в лёгких он сумел доползти до извергающего дым картонного тубуса, и мощным пинком отправить его прочь с платформы.

Моросящий дождь быстро прибил остатки дыма, и открыл взору отчаянно кашлящего жеребца его подчинённых. Их вид был жалок — окровавленные (ручейки крови от поврежденных барабанных перепонок струились, не переставая), оглушенные, деморализованные, перепуганные до колик, совсем не похожие на тех уверенных в себе, зло-весело перешучивающихся молодых и резких ребят, которые всего-то несколько часов назад принимали под охрану грузовой состав, выезжающий из Штольни. Трикстер с трудом подымался на-ноги, Контрайта рвало, и он выхаркивал сгустки бурой жижи, перевалившись наполовину через бортик платформы, остальные валялись без движения. Начальник охраны, мотая головой в попытке отделаться от настойчивого звона в ушах, заковылял к лежавшему поблизости Лашу, самому молодому члену команды. Видно было, что юный земнопони жив и дышит, но на все попытки тормошения жеребец никак не реагировал.

— Бесполезно, — прохрипел привалившийся к бортику Прист. Специалист-взломщик сидел, мотая лобастой головой, с кончиков поникших ушей срывались крупные капли то ли дождя, то ли крови, а, скорее всего, и того и другого. — Контузия. У всех контузия. Ловко нас подловили…

— Как щенят, — сквозь зубы согласился с ним начальник.

— Не слышу, — пожаловался Прист. — Все звуки как сквозь вату... — он скривился, дотронувшись копытом до уха, и с некоторым недоумением взглянул на кровь.

Поезд резко замедлил ход, приближаясь к воротам района доков, отчего всех мотнуло вперёд. Выругался вполголоса свалившийся на пол платформы Трикстер.

— Что за дерьмо это было, Рэйз? — спросил утирающий копытом рот Контрайт.

— Пиздец, — коротко резюмировал начальник охраны поезда.

— Тогда почему мы ещё живы?

— Резонный вопрос… — Шарп Рэйз сплюнул тягучий сгусток вязкой слюны. — Вернее, я догадываюсь, почему. Кто-то дохуя умный сбросил на нас дымовую шашку, а не гранату. Но вот вопрос “зачем” от меня ускользает.

На медленном ходу состав миновал распахнутые створки внешних ворот, сопровождаемый лучами прожекторов со сторожевых вышек, и, скрежеща тормозами о поржавленные рельсы, остановился. Лязгнули буфера и сцепки, сердитым драконом зашипел пар, бурей заклубившись в прожекторных лучах, самый широкий из которых осветил платформу охраны, ослепив всех в ней находящихся.

— Кто стрелял? По какой причине? — рявкнул механический голос откуда-то со стороны прожектора.

— Выключи свою лампочку, педрила, пока я тебе её под хвост не запихал! — заорал в ответ Рэйз, закрываясь копытом от яркого света. — Медиков сюда давай, у меня раненые.

— Докладывай сначала, кто стрелял и зачем, — с усмешкой ответил голос. — И пароль не забудь, а то может ты террорист какой.

— Бриарей, сука, если ты сейчас же, вникни — сейчас же! — не пришлёшь мне сюда медиков, я тебя ощипаю, и пущу твою жопу на курячий суп!!! — теряя терпение, рявкнул жеребец.

В мегафон явственно вздохнули.

— Да идёт к тебе медик, идёт, уймись, бешеный… Но пароль всё-таки скажи, и что было, доложи…

— Достал, идиот. — Рэйз говорящим жестом хлопнул себя по лбу. — Пароль на сегодня — “колодец”, доволен, поэт хренов?

— Доволен, доволен… Так что за выстрелы были-то?

— Сюда лети, селестийский сокол, я на всю Небылицу орать не собираюсь! — пробурчал земнопони, но, видимо, собеседник его всё же услышал, потому что спустя несколько секунд раздалось хлопанье крыльев — и рядом с платформой, опередив несущихся на всех парах медиков, опустился сегодняшний старший держурной смены. Потоптавшись чуть на месте, и взглянув на Рэйза и его отряд сначала одним глазом, потом другим, палевый в частую белую крапинку грифон подошёл ближе, и вспорхнул на край платформы, как петух на жердочку, зацепившись за неё всеми четырьмя лапами.

— Красиво тут у вас, — заметил он, обозрев царящий внутри погром.

— Картина маслом, мля. Арахисовым. — кисло поморщился начальник охраны, глядя, как медики вытаскивают всё ещё не пришедшего в сознание Лаша наружу. — Подловили нас, как цыплят. Сбросили дымовую шашку с моста. Когда мы въезжали под тот мост, ага. Дальше уж мы сами натворили. Постреляли чутка — курам на смех. — Он обвиняюще ткнул копытом в ни в чём не повинные ящики с боеприпасами. — Правда, почему не гранату, а именно дымовую шашку, непонятно. Но и без того — попали, как кур в ощип…

— Подожди, подожди, — проигнорировав подколки, перебил собеседника Бриарей. — Просто сбросили дымовуху — и всё?

— Угу, — кивнул Рэйз. — С того самого моста, про который я тысячу раз говорил нашему любимому начальству. Которое петушится-петушится, а как до дела дойдёт — так ни черта не делает. Да ещё и выговаривает — мол, яйца курицу не учат.

— А тебя, милый мой шутник, не смущает такой пацифизм неизвестных нападавших?

— Крутится что-то в голове эдакое, — признался земнопони. — Что-то смущает, но пока не знаю точно, что. Не хочу делать поспешных выводов и путать дар богинь с яичницей…

— Отвлекающий манёвр? — предположил грифон.

— Отвлекающий манёвр от чего? — скривился Рэйз. — На поезд никто не нападал, если не считать этой чёртовой дымовухи. Паровоз цел, мы, по какому-то странному течению обстоятельств, тоже…

— Ты за себя говори! — отозвался с болью в голосе прочухавшийся Трикстер. — Это грязнопони такие развлечения по нутру, а меня уж уволь.

— Будешь выпендриваться — с лёгкостью, — покачал головой “грязнопони”. — Жив, чудовище? Есть мысли, что это было?

Медицинская бригада закончила свою работу по оказанию помощи пострадавшим, и споро паковалась, водружая носилки с пострадавшим больше всего охранником на транспортировочную тележку, ещё довоенную. Остальная часть команды Рэйза — Трикстер, Прист, Контрайт, Дэсхуф — была поставлена на ноги лошадиными дозами лечебной сыворотки в смеси со стимуляторами и анксиолитиками: средство, настолько же эффективное, насколько и некомфортное для принимающего, однако в данной ситуации весьма уместного.

— Ну, соколы вы мои, пойдёмте в караулку, — объявил Бриарей, наклоняя лобастую голову. — Исповедовать вас буду.

---

“Исповедь” затянулась часа на полтора — угробленных на заполнение отчётов и всевозможных журналов-листков, да ещё на нудные нравоучения Бриарея, который разливался соловьём о необходимости укрепить… повысить… направить… изучить… а не то!.. и по кругу, по кругу.

Когда вконец измученная бригада Рэйза выползла наружу, судорожно шаря по карманам разргузок в поисках сигарет, состав уже давно был прогнан через дезактивацию, и теперь ждал своей очереди под разгрузку в одном из проржавевших ангаров, что тянулись унылыми рядами вдоль южной стены порта, параллельно линии железной дороги.

Трикстер привалился к дверному косяку, подпирая некрашеную железку своим боком. Его всё ещё немного потряхивало, и на его кьютимарку, черно-белую полумаску-лорнет, приоткрывающую пару игральных костей, падали хлопья неряшливого пепла.

— Меня всё ещё не отпускает впечатление, что что-то не так, — проговорил он, хмурясь и стряхивая пепел с изумрудно-зелёной шерсти. — Не может это быть просто чьей-то злой шуткой, шалостью. Нет, исключено.

— Чья-то репетиция? — предположил Дэсхуф, казначей и дипломат группы. — Или предупреждение, мол, в следующий раз ждите полноценной гранаты?

— Бред же…

— Да, звучит бредово, согласен. Тогда что же?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю… Но, чует мой круп, что что-то тут неладно.

— Так в чем же дело? — вставил веское слово опытный Контрайт, — пойдём да осмотрим поезд на предмет разных… неприятностей!

Спустя несколько минут и несколько не самых цензурных фраз, произнесенных в адрес диспетчеров, ангар с искомым поездом всё же был обнаружен, вскрыт и освещён принесенными лампами-керосинками, оставляющими причудливые тени на ржавых бортах вагонов.

— Ну и что мы ищем? — мрачно осведомился Прист.

— Что-нибудь, что поможет нам разгадать эту тайну, — поморщился Рэйз.

— Ну, так мы будем до морковкиного заговения искать…

Однако, долго искать не пришлось. Уже во втором по счету вагоне под лежащим сверху большим листом когда-то кровельного железа обнаружились все признаки того, что предчувствия их не обманули.

— Что это? — Дэсхуф, подцепив копытом клочок серой ткани, пытался разглядеть его повнимательнее в неверном свете фонаря.

— Похоже на плащёвку.

— Могла она попасть сюда вместе с металлом?

— Не знаю, — пожал плечами Прист. — Как вариант.

При более внимательном осмотре, нашлось и кое-что поинтереснее.

— Кровь. Немного. Явно пытались стереть. — Нос Контрайта несколько раз с шумом втянул воздух рядом с кляксой бурого развода на плоской металлической хреновине, условно изображающей “пол”. — Свежая, не дольше двух часов.

— Диверсант… — сквозь зубы выплюнул Рэйз. Мне следовало бы догадаться! В ружьё!!!

— Будем бить тревогу? — выгнув бровь, невозмутимо осведомился Трикстер, возле которого уже повис в мертвенно-бледном сиянии его револьвер.

— Ну уж нет, — Шарп Рэйз потёр нахмуренный лоб. — Постараемся найти эту сволочь сами, своими силами. Тебе охота снова выслушивать от нашей любимой курочки пять часов заунывного словопоноса?

— К тому же, — встрял Дэсхуф, — не заметить проникновение диверсанта — серьёзный косяк. Неизвестно, как к этому отнесётся Рейтар, но что-то мне подсказывает… — единорог скривился, не договорив.

— Тем более. Мы накосячили — нам и убирать. — земнопони, кажущийся в скачущем фонарном пламени иссиня-чёрным, хищно оскалился и спрыгнул с вагона на землю. Вооружившийся отряд последовал за ним, на ходу перестраиваясь в боевой порядок — Контрайт слева, Дэсхуф справа, Трикстер и Прист прикрывают тыл.

— Ну так с чего тогда начнём поиски, босс? — задал вопрос выглядывающий у Рэйза из-за правого плеча тёмно-бежевый единорог.

— Есть у меня пара мыслей…

---

Затаившись среди куч металлолома, майор едва было не пропустил время приёма новой порции баффаута. Спохватился он едва ли не в последний момент: стоило подождать ещё тридцать-сорок секунд, и откат не замедлил бы себя ждать — неотвратимый как прямой удар копытом в лицо, и такой же эффективный. Вот что значит полагаться исключительно на технику! Единорог судорожно рванулся к карману (магия работать по-прежнему отказывалась), неловко напоровшись при этом на торчащую острую железяку. В месте контакта железяки с бедром остро защипало: вероятно, глубокий порез. Плевать: очередная доза донельзя невкусного наркотика успешно отправилась в путешествие по пищеводу, подстёгивая притупившуюся было нервную систему.

Загрохотал и дёрнулся состав, свистнул паровоз, отъезжая. С лязгом в вагон вцепилось ещё какое-то транспортное средство — вероятно, маневровая дрезина. Мелко дрожа, с противным скрежетом вагоны тронулись, неспешно набирая черепашью скорость. Далеко они, впрочем, не уехали: спустя минут пять состав с металлоломом вновь остановился. До майора донеслись приглушённые голоса железнодорожной бригады: с вялым матерком жеребцы отцепляли дрезину, оставляя вагоны в одиночестве. Стало ясно: пора выбираться.

Яркий луч фонаря резанул по отвыкшим от света арморовым глазам, когда майор, стараясь, по возможности, воспроизводить как можно меньше шума, вылез из-под большого куска ржавого металла, прикрывающего его сверху. Впрочем, стоило жеребцу проморгаться, как фонарь по закону подлости тут же погас — рабочие заперли дверь ангара, и отключили ненужное освещение. Состав погрузился во тьму, которая лишь слегка разбавлялась пыльными отблесками из дырявой крыши.

— Ишь ты… — пробормотал под нос майор, когда его глаза всё-таки перестало бросать из крайности в крайность, и попривыкли к отсутствию освещения. Кое-как единорог спрыгнул на грунт, и принялся разминать затёкшие конечности. — Забавно будет, запри они меня тут.

“Они”, разумеется, не подкачали, и заперли дверь снаружи. На замок.

— Ишь ты! — повторил майор, на этот раз с долей раздражения. Но делать было нечего: или сидеть и ждать, или искать выход самостоятельно.

Армор выбрал второе.

Беглое изучение ангара дало аж целых два пути к отступлению: можно было вылезти через проломы в крыше, или попытаться взломать небольшую железную дверь в противоположной от входа стене. Но сказать — одно, а сделать — совсем другое; к тому же в игру опять может вступить Дискорд с его подлыми законами. Так и вышло: потратив полчаса на ковыряние в замке, майор со злостью удостоверился в том, что чёртова дверца намертво приржавела к раме, и пытаться отпереть её не было никакого смысла.

— Чому не пегас я, чому не летаю? — вздохнул единорог, и потрусил к ближайшей лестнице.

К счастью, ангар по периметру крыши опоясывала узкая галерея, по которой можно было безболезненно — ну, почти — добраться до нужных мест. Ободрав ноги и чуть было не сверзившись на самых крутых местах, майор нашёл подходящего размера дыру, через которую был виден соседний ангар, стена и краешек неба. Как всегда — напрочь затянутого тучами.

Ещё полчаса ушло на отгибание острых краёв и на аккуратные попытки пролезть наружу. Чёртова дыра никак не хотела поддаваться солидным майоровым статям, и единорог уже хотел было плюнуть и дожидаться возвращения рабочих — как в ходе очередного проталкивания себя через крышу он понял, что находится скорее снаружи, чем внутри.

— Твою ж мать! — вырвалось у единорога непроизвольно, когда вместо холодной чуть мокрой жестяной крыши передние копыта встретили пустоту.

Похожий то на подтаявший сугроб, то ещё на какой снежный ком, майор шлёпнулся вниз, на сыру землю. Спружинив передними копытами, он перевернулся через голову, и вскочил на задние ноги, ожидая немедленного нападения — немудрено, шуму он наделал порядочно, как бегемот, а не как видавший виды диверсант. Однако — и это было удивительней всего — никто не включал сирену, не поднимал тревогу, размахивая оружием, не наводил прожекторы с вышек. Падение орла и сокола осталось для обитателей пакгаузов незаметным. Что, безусловно, не могло не радовать.

Майор скакнул в ближайшую тень, стараясь слиться с пейзажем. Аккуратно, задом он отполз за угол ангара, спрятавшись между куч старого хлама — и впервые позволил себе задуматься.

Хорошо, он внутри — что дальше?

А дальше надо было сделать вот что:

следовало найти портовое управление

тихонько отыскать там книгу регистрации железнодорожного транспорта: кто прибыл, кто убыл, что привёз, чего увёз,

забрать её — и так же по-тихому свалить — на берегу его ожидала лодка.

Вроде всё просто — но, как говорится, не забыть бы про овраги — а их, по прикидкам майора, было как раз предостаточно. Например, где находится то самое портовое управление? Есть ли там охрана? Наконец, хранится ли искомая книга прямо там? А если нет — что тогда? И как, вашу мать, та самая лодка собирается пробираться сквозь охрану?

Впрочем, с первым вопросом как раз было легче всего. Не знаешь, где находится штаб противника — узнай у него же, так учили и в спецтаке, и в учебке RAR. И способов для узнавания называлось предостаточно, причем некоторые из них отдавали как легким безумием, так и откровенным садизмом. Впрочем — майор всё-таки не хотел открывать своё присутствие на охраняемой территории кому бы то ни было, что накладывало определенные ограничения на методы.

“Арфы нету — бейте в бубен” — мысленно процитировал Армор любимое высказывание Экселенца, и, выскользнув из убежища, двинулся, крадучись, вдоль вросшей в землю задней стены очередного ржавого ангара.

---

Короткими перебежками, прыжками, и кое-где пластунским ползанием, за некоторое время майор миновал территорию между железнодорожными складами и здоровенным крытым ангаром, по-видимому, вагоноремонтной мастерской — разной степени использованности детали железнодорожного транспорта в изобилии валялись вокруг, да и внутри тускло освещённых окон видны были полуразобранные локомотивы. Работа здесь не стихала и ночью: изнутри был слышен скрежещущий звук работающей болгарки и мерные удары кувалды, сопровождаемые таким же размеренным и звучным обсценным слогом. Армор благоразумно предпочёл миновать здание стороной, и проползти между кустов бурьяна и облупленной кирпичной стеной портового склада неподалёку. И без того не самый чистый камуфляж оброс дополнительным слоем птичьего дерьма, пыли и машинного масла — но обходящие территорию порта патрули майора не заметили, и этот факт, естественно, перевешивал всё остальное с лихом.

Следующий этап пути заставил майора понервничать: перед ним расстилалась достаточно открытая территория, ограниченная длинным портовым складом с нависающим над ним краном с одной стороны, и приземистыми ангарами с другой. В конце этой террасы — и он явственно это видел — возвышалось трёхэтажное здание явно гражданского назначения, гораздо более чистое, нежели все остальные постройки порта. Надо было быть дураком, чтобы не догататься: портовое управление — вот оно.

Майор Армор дураком не был. Но и желание броситься, засверкав пятками, к желанной цели, тоже не испытал — пространство между ним и управлением было мало того что ярко освещённым, так ещё и патрулировалось достаточно оживлённо: постоянно на нём находились как минимум две пары охранников, сменяющих друг друга на нехитром маршруте. Проскользнуть между ними было делом нелёгким. Однако — и майор в который раз подивился удивительной беспечности здешней охраны! — где-то полминуты после встречи наймиты КВГ упорно шествовали друг к друг спиной, и лишь затем расходились по разным сторонам, перекрывая почти полностью видимое пространство вокруг себя.

Окна, прорубленные в ангаре напротив, были затемнены, и майор уже почти было рванул на ту сторону — но вовремя и в последнюю минуту затормозил: дверь ангара отворилась, и оттуда выполз — не вышел даже, а именно выполз — уставший до невозможности земнопони в промасленной робе. В зубах он держал незажжённую сигарету, а на носу его гордо торчали немыслимым образом державшиеся очки без дужек, смотанные синей изолентой.

— Пиздец, — выплюнул земнопонь сквозь зубы, зажёвывая сигарету в угол рта. — И они ещё будут бороться за победу в постапокалиптическом соревновании?

Жеребец (судя по голосу) сплюнул, чиркнул спрятанной до того в копыте зажигалкой, и жадно втянул крепкий — у майора защипало в носу — дым.

— Стоуныч, ты, что ли, старый хрен? — издалека подал голос один из охранников той пары, что, разойдясь, двинулась в сторону железнодорожных складов.

— Нет, мамка твоя! — харкнул в сторону майора рабочий, вытащив ополовиненную сигарету изо рта. Плевок, пролетев в считанных сантиметрах, закачался на пожухлом листике придорожного куста. — Чего вопросы дурацкие задаёшь?

— Чего бузишь опять? — настырный охранник, видимо, был полон желания хоть как-то скрасить постылое дежурство.

Стоуныч только копытом махнул, втоптал бычок в землю, и со злобным ворчанием удалился внутрь, хлопнув в рассержености дверью, да так, что стёкла в окнах зазвенели.

Замок, однако, в двери не провернулся.

Мотнув влево-вправо головой, оценив удалённость охраны, майор одним прыжком миновал пространство до ангара, и дуновением ветра вметнулся внутрь.

Внутри воняло солидолом, креозотом и прочими горюче-смазочными материалами, и было очень темно — тьму разгонял лишь мерцающий зелёным экран терминала, за которым и сидел давешний земнопони-рабочий, нещадно кряхтя.

— Тэкс… четыре бочки соляры сюда… эти в утряску… кхм... кхе-кхе… бочку заначить для Бриарея, петуха драного… бля, сдохнешь тут с ними! кхе-кхе… Ещё две мазута на обогрев…

Предчувствие майора не обмануло: это был самый натуральный склад ГСМ (потому-то старик и курил снаружи) с самым натуральным прапорщиком во главе — ну, со скидкой на штатский персонал, конечно же. И, как подсказывал военный опыт, доверять подсчет “утерянных” средств ни один завскладом не доверил бы своим помощникам. То есть старый хрыч тут один-одинёшенек.

Чем и следовало воспользоваться с максимальной выгодой.

---

Острое лезвие кольнуло левый бок, а стальная конечность обхватила шею, слегка пережав доступ кислорода. Начальник склада ГСМ Майл Стоун попытался было рвануться, но неизвестный был явно крупнее и сильнее, и лишь усилил нажим в районе печени, прорезав остриём ножа кожу.

— Дёрнешься — умрёшь, — сообщил хриплый голос откуда-то сзади. — Попытаешься заорать — умрёшь. В общем, старикан, не завидую я тебе, ударься ты в самодеятельность. Понял?!

Последний вопрос прозвучал с явной угрозой, и Стоун мелко-мелко послушно закивал, боясь вдохнуть.

— Вот и молодец. — Хватка чуть-чуть ослабла, как раз для того, чтобы стариг смог вздохнуть. — А теперь, дядя, расскажи-ка мне, видел ли ты в жизни такой артефакт, как книга регистрации Ж/Д транспорта?

Мелко-мелко задрожавший стоун отчаянно замотал головой, рискуя открутить такой важный орган.

— Ну-ну, — почти ласково укорил его незнакомец. — Давай я тебе помогу. Ты же начальник склада ГСМ, так? — Стоун закивал. — И подчиняешься, наверное, либо начальнику порта, либо его заместителю? — новый кивок. — Так какого же хрена ты мне, скотина, врёшь-то? Неужели жизнь не дорога?

Жизнь старому земнопони, видимо, была достаточно дорога — поэтому он и засучил жалобно ногами.

— Я… это… запамятовал…

— Верю, — прошептал незнакомец, обдав ухо завскладом жарким дыханием. — Я спрошу у тебя кое-что, и если ты ответишь правильно — я уйду. Договорились?

Старик с силой закивал — да так, что очки свалились с носа.

— Вот и молодец. Скажи мне — где, на каком этаже и в каком помещении ты эту книгу видел?

Как бы в подтверждение серьёзности намерений незнакомца, острая сталь ножа ещё на пару миллиметров вошла в старческую плоть, вызвав этим новый ручеёк крови.

— Я… второй этаж. — Прошептал Стоун пересохшими враз губами. — Кабинет справа, торцевой.

Он зажмурился, ожидая неизбежного — но незнакомец ослабил хватку, выпуская жеребца. Стоун распахнул глаза, словно не веря своему счастью — и в ту же секунду свалился к ногам майора Армора с доброй дюжиной сантиметров стали в печени. Глаза его, блёклые и водянистые, были удивлённо распахнуты, словно до конца не верили, что больше не увидят ничего в этом мире…

Да, основному делу старик не мешал, и его можно было вырубить и связать — но он мог поднять тревогу, прямо или косвенно, он мог помешать планам майора — а, значит, был врагом, таким же, какими были бандиты из группировки Кокс Комба или грабители на улице. А врагов убивают без жалости. Так учили майора Армора десять лет подряд, и так он и поступил без сомнения. Старый, молодой, беспомощный, без разницы: если он мешает — он враг. Без исключения.

Труп старика интереса не представлял. Совсем наоборот — его компьютер: без труда подключившись к терминалу, майор узнал много интересного. Махинации с выдаваемым обслуживающему персоналу топливом, продажа на сторону, тёмные делишки руководства порта, в которое завскладом предпочитал не лезть… всё это не представляло интереса. Другое дело — сам склад: согласно данным, оный вмещал примерно 10000 тонн самого разнообразного горючего материала: от мазута и солидола до керосина и авиабензина, причем последний, судя по спецификациям, хранился аж два века как. И всё это обилие горючки можно было использовать с достаточной для миссии пользой…

Первую порцию пластида майор заложил в штабеле с именно авиационным керосином. При взрыве тут обещал образоваться маленький филиал ада. Второй и третий кирпичики пошли под штабеля бочек с мазутом: дымовая завеса при амбаркации очень не помешает. Четвёртая…

Поставить четвёртую бомбу майору помешал странный шорох сзади.

Привторившись, что ничего не слышит, он наклонился, хватая зубами верный нож. Пару секунд для вида поворочав проводами, майор резко развернулся, выгибая спину в боевой стойке, готовясь встретить врага лицом к лицу. Однако…

Позади было пусто.

Успокаивая бешено колотящееся сердце, майор, поводя ушами, медленно изучал пространство сантиметр за сантиметром. Безуспешно: лишь тени от неверного света фонаря скакали вокруг.

Тени… внезапно Армор понял, что же его смущает в окружающем полумраке. Теней было слишком много даже для столь скудно освещённого помещения. Присмотревшись, он приметил, что некоторые из них находились явно не на своём месте: более того, словно издеваясь, они окружали его, дурачась и куражась в жёлто-дрожащем освещении.

Единорог издал нервный смешок — и, словно вторя ему, эхом донёсся ещё один смех: издевательский, самодовольный.

Майору стало как-то не по себе.

— Кто здесь? — спросил он, по возможности спокойно — но ему самому показалось, что голос предательски дрогнул.

Издевательский смешок повторился — сильнее, слышнее.

— Кто ты? — спросил Армор увереннее, злясь на самого себя и на чёртового призрака, смеющего играть с ним в прятки.

— Кто ты? — с ударением на последнем слове переспросило его эхо; переспросило уже не его голосом — чужим, глубоким и звучным, с ревербацией, придающей глубину.

— Покажись! — рявкнул майор, не боясь накликать стражу — что-то подсказывало ему, что его крики охрана просто не услышит.

Чужой голос, как ему показалось, скептически-самодовольно усмехнулся.

— От тебя пахнет роем... — донеслось… отовсюду. И — донеслось удивлённо-удовлетворённо.

“Это игра!” — понял он вдруг. И, словно взорвалось внутри что-то, пришло озарение: словно сложился паззл, фальшивые тени распались на настоящую фальшь — угольно-чёрную, и фальшь притворную, скрывающую за собой что-то, вероятнее, кого-то — чей-то размытый силуэт, тонкий и изящный.

— Я вижу тебя! — крикнул майор, и в ту же секунду он прыгнул к ближайшей тени, полоснул её ножом, лягнул копытом, отбрасывая в сторону, словно занавес.

Голос вскрикнул — зло, испуганно — скакнул в сторону, резанул по ушам — и в ту же секунду на Армора обрушилось что-то чужое и злое, вышибив нож из зубов, и приложив по рёбрам хорошенько.

Майор откатился, шмякнувшись на землю — но прежнего беспокойства не было и следа; кто бы то ни был, удар по рёбрам Армор распознал: то был классический маваши-гири, зебринский пинок задними копытами с разворота. Единорог словно бы перенёсся на тридцать лет назад, на татами — настолько бесхитростным и прямым он был, этот удар. Вскочив на ноги, изящно выгнувшись, он приник к полу, и навострил уши, ловя любой шорох с любой стороны.

Враг не заставил себя долго ждать. Захлёстывающий удар под колени швырнул майора на грязный пол, а пинок под рёбра заставил покатиться, сшибая и опрокидывая полупустые коробки и ящики с мусором. Прячущийся в тенях противник обрушил на Армора хаотичный ряд ударов, пребольно попадая то туда то сюда острым и твёрдым копытом. Заныла после особо удачного пинка печень, затрещали рёбра. Майор вертелся ужом, выгадывая момент для ответного удара, отводя пинки и тычки в сторону. Наконец, улучив паузу между ударами, единорог бросился резко за, как ему показалось, мелькнувшей совсем близко в неверном свете фонаря тенью. Ему повезло — передние копыта впечатались во что-то твёрдое и неожиданно гибкое словно пластик. На автомате, ещё не осознавая полностью всей картины, майор навалился сверху, сжав попавшееся под копыта нечто стальной хваткой передних ног. “Нечто” жалобно-удивлённо вскрикнуло, и повалилось на пол, скребя какими-то отростками по бочкам с мазутом. Не веря собственной удаче, Армор от души прошёлся серией коротких ударов по пойманному противнику. Сопротивление того ослабло, что позволило майору схватить врага более предметно — за те самые “отростки”, которые оказались вполне привычными ногами — но донельзя непривычной формы. Краем глаза единорог отметил и молотящее по полу крылья — тоже странные, непривычные.

Когда потолочный фонарь перестал бешено раскачиваться, а тени — выписывать свой причудливый танец на стенах, Армор смог-таки разглядеть своего противника получше. Вернее — хоть как-то разглядеть, потому что свести на нём взгляд было очень и очень сложно — силуэт размывался, скрадываясь в тенях, стоило сосредоточить взор на чём-то конкретном.

Враг был… черён. Вернее — тёмен, как ночь. Ещё вернее — не был, а была, поскольку, как ни скрадывай черты лица и изгибы фигуры, а откровенно кобыльи черты и изгибы всё равно проступали наружу. И проступали очень явственно — майор вдруг почувствовал, что всё больше и больше погружается в очень неловкое положение, с соответствующим очень неловким состоянием, причем погружается откровенно против своей воли, как семнадцатилетний сопляк-курсант… Да, дискорд побери, Армор вдруг ни с того ни с сего обнаружил, что эта странная кобылица, что пыталась вырваться из-под майорской туши (и тем самым ставя его в ещё более неловкое положение) его не на шутку заводит!

— Какого… хрена? — произнёс майор подло-предательски срывающимся голосом.

— От тебя пахнет роем, — проговорила неожиданно низким и хриплым голосом кобыла, обхватив Армора обоими крыльями, тонкими и липнущими, как намокшие берёзовые листья.

— Кто… ты… такая? — из последних сил сдерживаясь, прошептал майор.

Кобылица вдруг прекратила вырываться и дёргаться, прижавшись к единорогу всем телом, тонким и гибким как хлыст. Её губы растянулись в довольной улыбке, а выше, прямо напротив майоровых, распахнулись ярчайше-васильковые глаза.

— Секрет! — проворковала она.

И мир для майора Армора померк.

---

Когда именно к единорогу вернулась способность соображать и связно формулировать свои мысли — сказать он не смог бы и под угрозой расстрела. Морок рассеивался долго, не спеша уходить, прилипая и обволакивая, как странные полупрозрачные крылья незнакомки. Майор просто вдруг обнаружил себя лежащим на полу посреди порядком разгромленного склада — вокруг в достатке валялось опрокинутых ящиков, каких-то бумаг, жестянок, стекляшек, деревяшек… и одеревеневший труп бывшего хозяина помещения. За него-то и зацепился арморовский взгляд, моментально прогнав наваждение и прочистив мозги от благонастроенной дури. Заметив труп, майор вскочил резко на ноги, беспорядочно осматриваясь и оглядываясь — но, к его удаче, внутри здания находился лишь он один.

Повеяло холодком — и это дуновение холодного ветра он ощутил, буквально, крупом; опустив голову и посмотрев себе между передних ног, майор опешил так, как до того ни разу за последние лет, наверное, двадцать. Он не видел, да и не мог видеть, но кожа на его щеках вдруг резко запунцовела. Было отчего: майор Дефенд Армор, замкомбата по диверсионной подготовке, заслуженный ветеран, кавалер множества наград, принц Кристальной Империи, наконец, находился посреди вражеской территории без штанов.

Сил выматериться как следует уже не осталось.

---

Потихоньку начинало светать — далеко-далеко, где-то там, за домами и руинами на востоке небо едва ощутимо посерело: это означало, что времени для завершения задания оставалось совсем немного. Скоро облачная пелена посереет целиком, ночная тьма рассеется, и порт наполнится рабочими, которые, словно муравьи, заполнят всё вокруг — и, естественно, обнаружат труп, заминированный склад… и того, кто это сделал.

Финал в таком случае обещал быть безрадостным.

Последний кусок баффаута упокоился в майорском рту ровно тогда, когда поржавевший запор на ставнях наконец щёлкнул и сдался. Почти не скрипнув даже, пыльные железные створки раскрылись, и единорог ловко, насколько позволяли нещадно жавшие узкие штаны, позаимствованные у бывшего завскладом, перекинул своё тело внутрь здания портового управления.

Пригибаясь, проползая ниже уровня окон, в которые попадали лучи фонарей патрулирующих охранников, Армор прокрался по первому этажу, миновал легко лестницу, и свернул направо, в длинный коридор. Облупленные ореховые панели стен казались почти чёрными, а потолок, весь покрытый пятнами и трещинами, отливал мертвенной белизной, которая кое-где прерывалась полосками ламп, сейчас, естественно, выключенных. Коридор заканчивался старой дверью — стальной, в отличие от деревянных остальных. В верхней её части висела какая-то табличка, которую в темноте прочитать было затруднительно.

Майор поковырялся в замке — но тот отказывался поддаваться. В раздражении он ударил копытом по ручке. Дверь крякнула и… приоткрылась.

Донельзя удивлённый этим фактом, Армор заглянул внутрь. Внутри, вполне ожидаемо, царила тьма, лишь слегка подсвеченная сполохами фонарных лучей за окном. Кабинет был невелик, не особенно больше приснопамятной кают-компании на Z-96. Посреди него, прямо у окна, стоял большой конторский стол, фланги которого защищали шкафы-файлохранилища. Несколько столиков поменьше теснились у стен, разбавленные табуретами и прочим офисным стаффом навроде жухлых фикусов в кадках.

Майор подошёл к столу — он оказался сиротливо пуст.

— Неужели соврал, старый? — проворчал единорог, открывая один за другим ящики стола. Пусто… пусто… хлам какой-то… пуст.. нет! Не пусто!

Пухлый журнал, завёрнутый для пущей сохранности клеёнку. Пожелтевшие листы, заполненные мелким убористым почерком — прибыло… убыло… Похоже, что удача ему всё же улыбнулась!

— Похоже, нам улыбнулась удача… — раздался вдруг из темноты голос. Незнакомый голос, определённо мужской. И злой, да — вернее, даже злорадный.

Свет зажёгся. В дверь входил жеребец, тёмно-серый, даже чёрный, с коротким ежиком гривы, одетый в кожу и заклёпки. Он не был вооружён — в отличие от двух единорогов, тёмно-зелёного и коричневого, которые шли за ним, держа наперевес дробовики. Ещё двое, как выяснилось, скрывались в самой комнате — они вылезали из-за шкафов: палевый невысокий земнопони держал в зубах револьвер, а его тощий оранжевый коллега — очень острый с виду нож.

— Ну и кто у нас тут? — вопросил безоружный жеребец, подходя к столу и становясь прямо напротив Армора, опершись передними копытами на предмет мебели. Взгляд его не предвещал совершенно ничего хорошего — тем более что остальная группа достаточно профессионально рассредоточилась по комнате, беря майора на прицел. — Любитель шуток и промышленного шпионажа, так?

— Я бы сказал, профессионал! — оскалился коричневый единорог. — забрался-то он сюда мастерски, ничего не скажешь.

— Вот-вот. Мне больше интересно, на что наш шутник надеялся? Что ему дадут вот так вот спокойно спереть секретные данные и выбраться целым и невредимым?

“Про труп они не знают!” — осенило вдруг майора. — “Значит… про бомбы тоже!”

— Ну, чего молчишь? — продолжал спрашивать чёрный кожано-заклёпочный понь. — Язык, что ли, отсох? Скажи нам что-нибудь!

Радиовзрыватель, как назло, находился в нагрудном кармане, и добраться до него копытами, избежав при этом нашпигования свинцом, не вышло бы. Армор лихорадочно продумывал дальнейшие действия — но всё натыкалось на этих чёртовых единорогов с дробовиками. Если бы не они… единороги… так, стоп! Он же и сам единорог!

Рог отозвался на ментальное прикосновение с ощутимой задержкой — но всё же отозвался, и это вселяло надежду.

Армор перевёл взгляд на книгу, которую он успел вытащить из ящика на стол. С виду, вроде, увесистая…

— Вы, парни, зажигать любите? — спросил он.

Вопрос поставил черного в ступор — да и не только его: единороги, например, опустили в недоумении стволы.

— Чего? — переспросил тот, наклонив голову набок.

— Я говорю, любите позажигать временами? — ответил Армор, отступая на шаг назад, к окну.

— Ты это к чему? — озадаченно-агрессивно спросил чёрный жеребец.

— Просто так, — улыбнулся майор, потянувшись мысленно к своему рогу. Окружившие его враги, реагируя на заискрившую энергию телекинеза, вскинули оружие — но было уже поздно: накопившимися капельками магии майор забрался себе в карман, и прижал тангету радиовзрывателя.

Четыре килограммовых кирпичика пластида рванули, превратив мгновенно склад горюче-смазочных материалов в филиал Ада. Моментально вылетели все стёкла в близлежащих зданиях, свет в управлении погас и больше не загорался. Ревущее пламя высотой в несколько десятков метров вырвалось из крыши склада, осветив всё вокруг. Всех, находящихся в комнате, швырнуло на пол, впрочем, Шарпу Рэйзу дополнительное ускорение придал хороший тумак толстым журналом с разворота.

Спустя секунду и Рэйз, и остальные члены его группы были на ногах. Взбешённый командир рванулся к окну, но было поздно: майора Армора и след простыл. Закрывшись копытом от страшного жара, который происходил от огромного пылающего костра снаружи, земнопони всматривался в происходящее за окном, но кроме начинающейся паники и разбегающихся в разные стороны рабочих и охранников, ничего увидеть ему не удалось.

— Сбежал, сучонок! — зло прокомментировал он, сплюнув наружу.

— Что будем делать, командир? — Дэсхуф осторожно приблизился к окну, выглядвая наружу из-за плеча Рэйза.

— Что-что… — покачал тот головой. — Пиздюлей от Бриарея получать…

---

Армор спешно выгребал на середину реки, орудуя веслом украденной лодки как кочергой — суетно и сумбурно, хоть его, к счастью, никто и не преследовал. Пылающий склад отлично подсвечивал портовую часть и царящую там суету. Взрыв превзошёл все ожидания, дав отличную возможность ускользнуть незамеченным.

Спустя пять минут его окликнули. Небольшая моторная лодка на вёслах подошла к его плавсредству, с её кормы свесились чьи-то копыта.

— Армор? — раздался из темноты хриплый голос.

— Вы кто? — спросил майор, которого слегка потряхивало от утренних заморозков , ночных приключений и баффаутного отходняка.

— Мы от Лайона. Книга у тебя? — ответил всё тот же голос.

Порядком уставший единорог извлёк из-за пазухи увесистый журнал.

— Тут она.

— Давай сюда!

Майор молча подал книгу в копыта, которые тут же исчезли вместе с поданным предметом.

— Эй, а я? — встрепенулся Армор.

— Да, да, ты. Тебе тоже есть кое-что, — с лодки показалась уже передняя часть пони, в составе головы и копыт, причем в копытах был пистолет.

— Привет тебе от Хэдхантера, — ухмыльнулась голова.

Майор не стал ждать продолжения. Ужасно заторможенными движениями он лягнул вражеские копыта, отталкивая оружие в сторону, и перевалился за борт лодки. Краешком сознания он успел услышать гулкий звук выстрела, и спину его что-то обожгло резким ударом. Нелепо болтая копытами, он пытался выгрести на поверхность, одновременно уплывая подальше от опасного места — но с каждым движением он, и так находящийся не в лучшем состоянии, всё больше и больше слабел. В конце концов, стоило майору вынырнуть, как сознание начало его покидать. Последнее, что он увидел перед тем, как соскользнуть в спасительную тьму — это мелькнувшую в первом утреннем свете густую чёрную тень, зависшую сверху…

Заметка: получен новый уровень

Новая способность: под покровом ночи: после заката ваша скрытность повышается на 20.