My little Sherlock

My little Sherlock

— Боже мой! — Джон тыльной стороной ладони утирает выступившие от смеха слезы. — Это так глупо, но так смешно!

Шерлок кидает взгляд через его плечо. На экране ноутбука открыто окно YouTube, а в поле проигрывания видео мелькают невыносимо-яркие единороги, пони и крылатые лошади с разноцветными гривами и пиктограммами на крупах.

— Добро пожаловать! Сегодня мы собрались здесь, чтобы оказать честь пони, от которого мы всегда можем ожидать помощи в делах больших и малых. Пони, вклад которого…

— Вы видели, как ловко двигалась Эплджек?!

Тонкие голоса, настойчиво звучащие из динамиков, прогоняют Шерлока в спальню. Он мог бы рассказать Джону. Правда, мог бы. Но они говорят ему замолчать. Они закрывают его рот, смыкают губы, и все, что теперь может из них вырваться — это мычание.

У них больше сил, чем раньше, но Шерлок не даст им вырваться.

Нет. Нет. Нет.

___

Шерлок знает, почему они приняли такой облик. Это просто. Его психиатр сказал, что он все сделал правильно.

Все началось, когда Шерлоку было шесть. Иногда он не помнил, где провел предыдущие несколько часов. Иногда он начинал говорить вещи, от которых мамочка бледнела. Иногда он разговаривал со своими друзьями, сидя один, в комнате, где никого не было.

Вот тогда его и отправили в то место, будто в ссылку. Как будто он был сломанной деталью, ненужным механизмом. По крайней мере, они говорили об этом так. Самому Шерлоку там нравилось. Там было чисто, очень светло, и люди, которых он видел, улыбались ему, даже тогда, когда из его рта вылетали плохие, плохие, грязные слова.

В том месте добрая женщина в снежно-белом халате, его психиатр, миссис Фауст, просила (заставляла, говорили они) его рисовать или лепить из глины, или играть с животными. Это называлась длинным-длинным словом, и Шерлок был горд, что запомнил его — иппотерапия.

Шерлока подводили к загону, столбики и перекладины которого были выкрашены в нарядный белый цвет, и он мог дотронуться до холодного мокрого носа лошади, или потереть короткую ершащуюся шерсть на ее морде, а иногда, когда он вел себя хорошо, даже покататься в седле.

Пони были очень красивыми. У Шерлока не было друзей, совсем-совсем, кроме них, разумеется, поэтому пони стали его друзьями. Они были хорошими, незлыми, и никогда не делали больно, в отличие от них. Это Шерлоку нравилось.

___

Миссис Фауст просила Шерлока расслабиться, лечь на кушетку, держать глаза открытыми. Она говорила, что Шерлок должен управлять ими, а не они Шерлоком. Для этого они должны были принять другой облик, стать приятными. Шерлок должен подружиться с ними, а они должны подружиться друг с другом, и тогда ему не придется больше возвращаться сюда, только пить таблетки, и все.

И все будет хорошо, и все будет хорошо, и все будет хорошо.

Шерлок слушал очень внимательно и кивал, а в его голове мысли ударялись друг об друга, как спелые яблоки. Они падали и падали вниз, а она собирала и уносила их с собой, но никогда не возвращала назад. Шерлоку нужны были его мысли. Поэтому он решился.

___

Он составил список тех вещей, которые ему нравятся. Миссис Фауст одобрила.

— медведи (сильные)

— атлас по анатомии (интересно)

— Спайк-из-под-подушки (дракон, плюшевый, с ним не так страшно засыпать)

— Майкрофт

— пони (добрые, красивые, не убегают, можно кататься, веселые)

Пони не могли не выиграть. Даже они не смогли бы этому помешать.

Twilight Sparkle

Они сопротивлялись. Они всегда сопротивлялись. У них было очень много сил, они были намного сильнее его, но у Шерлока был Майкрофт, и мамуля, и миссис Фауст, и пони, и Спайк, и он очень-очень хотел, чтобы ему больше не было так больно, как в те моменты, когда они шептали ему, или приходили играть в его голову. У них были странные игры, Шерлоку они не нравились. В их играх было много красного.

Сначала Шерлок должен был разделить их. Так они потеряют свою силу, говорила миссис Фауст. Шерлок должен был представить клетки, золотые клетки, в которые он посадит каждого из них. Шесть клеток. Шесть клеток полукругом, и в первую попалась самая гордая.

Шерлок был доволен, и миссис Фауст попросил нарисовать ее. Шерлок взял фиолетовый карандаш. Она («Почему она, а не он, Шерлок?»; «Не знаю. А есть разница?») была тем, что Шерлок знал, но она всегда знала больше него. Она не любила людей, и когда она приходила, красного всегда было больше.

Светом внутри сознания, обжигающим. Она светила светом, и Шерлоку было немного больно, но он не останавливался. Проводил линию за линией. Еще и еще. Как будто резал. Карандаш — его оружие.

Она была пастью, она была чернотой, тенью. Она была пустотой, и ей нужно было заполнить саму себя. Буквами, знаками, цветами светофора, запахами, таблицей умножения, количеством родинок на шее Майкрофта, цифрами, книгами.

Свет скручивался в спирали. У Шерлока участился пульс. Он покраснел. Но не остановился.

Она начала кричать, биться о прутья клетки, но Шерлок знал, что должен удержать ее. Она кричала:

— У тебя ничего не получится.

Шерлок проводил линию за линией, грифель карандаша крошился оттого, что он слишком сильно вдавливал его в бумагу.

— Да у тебя просто мозгов не хватит!

Она всегда приходила ночью, в сумерках, из-за нее Шерлоку было страшно засыпать, от нее спасал Спайк-из-под-подушки. Она говорила и говорила, и ее слова становились длинными-длинными, складываясь в гигантские предложения. Она неумолчна, она — гул, ей нужно больше.

Шерлок нарисовал ей рог, потому что от нее было больно. Когда она приходила, голову обязательно начинали пронзать резкие искры боли. Она заставляла его говорить плохие вещи, от которых бледнела мамочка.

Еще один росчерк фиолетового карандаша.

— Давай, давай, ты, мелкая тварь, ты не так далеко ушел от амебы, как тебе кажется!

Сердце Шерлока тяжело бухало в темноте груди. На бледной коже запястий червями проступили вены, в которых струилась черная-черная кровь. Еще чуть-чуть. Немного.

Шерлок видел сквозь багровый туман, как она повернула голову и…

Все.

Шерлок заключил ее в четыре ноги, хвост, острые линии гривы и рог. Теперь она похоронена в теле пони.

---

Но она все еще кричит внутри Шерлока.

Applejack

Следующая шла долго. Она сопротивлялась больше всех, потому что она сильная. Это она забирала мысли Шерлока и не возвращала их назад.

Для нее Шерлок взял светло-коричневый карандаш.

Его начало тошнить сразу же, как только он провел первую линию, едва наметив круп. Желудок скрутило, горло сжалось, и руки задрожали мелкой предрвотной дрожью. Но Шерлок не остановился.

Потом, когда были дорисованы задние ноги, начала кружиться голова. Шерлок не мог даже ровно сидеть на стуле, поэтому миссис Фауст пришлось придерживать его, чтобы он не упал.

Прутья клетки гнулись, трещали, в абсолютной тишине его сознания. Ни звука, она даже не дышала. От напряжения на лбу у Шерлока выступил холодный пот.

Его все-таки вырвало — желчью, потому что она заставляла его отказываться от пищи несколько дней, — когда были нарисованы передние ноги и шея. Он был так слаб, что не мог держать спину прямо, и дорисовывать ему пришлось, опершись щекой на лежащую на столе руку. Сознание мутилось, он рисовал голову, уже не видя, как карандаш скользит по листу.

Контур замкнулся. Дверца клетки захлопнулась.

Все. Она внутри, она не причинит вреда...

Шерлока вырвало снова. И еще раз. И еще. Голова начала раскалываться, мышцы перекрутило судорогой, кости оплела боль. Она действовала изнутри, она упорна, она не отпустит.

Шерлок кричал, просил миссис Фауст сделать что-нибудь, из его глаз текли слезы. Ему было очень больно, и она молчала, и в голове было тихо, тихо, тихо…

Ему сделали один укол, и наутро он проснулся здоровым. Никто не заставлял его делать то, чего он не хочет. Никто не говорил ему, что он должен спорить. Никто не вынуждал его огорчать своим упрямством мамочку.

---

Но она каждую секунду проверяет клетку оболочки на прочность.

Rainbow Dash

Клетка оставалась пустой, когда она пришла. Шерлок не смог поймать ее, потому что она была слишком быстрой. Он ждал ее там, а она уже была здесь. Вихрем проносясь внутри его черепа, она оставляла радужный след. Это она заставляла Шерлока говорить людям об их секретах. Она сказала ему, что миссис Фауст изменяет своему мужу. Ей было все равно.

Она говорила Шерлоку, что он лучше всех, что все остальные — ничтожество. Идиоты. Труха.

— Ты — первый, ты — лучший, они — никто, — говорила она.

Шерлок взял бледно-голубой карандаш.

Она создавала шум в голове. Хлопанье ее крыльев создавало шум в голове, из-за которого невозможно было что-либо расслышать. Миссис Фауст спрашивала у Шерлока что-то, но он не мог ответить, лишь крепче сжимал в пальцах карандаш, замерший в нескольких миллиметрах над бумажным листом.

— Ты должен быть первым, ты — единственный в мире, неповторимый. Кто лучше тебя? — говорила она.

Сознание Шерлока начало мутиться. Мысли метались быстро-быстро, обрывки слов вращались по кругу, словно смерч.

— Кто такая вообще эта миссис Фауст? Что она может знать о тебе? Что она знает о нас? — говорила она.

Во рту пересохло. Стало жарко. Шерлок не провел ни одной линии.

— Разве они могут понять тебя? Они предали тебя, они предали тебя, они предали тебя. Они бросили тебя здесь, — говорила она.

Миссис Фауст села на корточки рядом с ним. Золотая клетка начала бледнеть, таять, истончаться. Шерлок тяжело сглотнул.

Она была такой быстрой. Такой же быстрой, как и капли крови, стекающей на белую больничную одежду из носа Шерлока.

— Они… — говорила она.

Красная капля оставила неаккуратную бурую кляксу на белоснежном листе. Шерлок вздрогнул, прижал к лицу ладонь и начал рисовать.

Ее слова не властны над ним, она не властна над ним, она причинила столько боли, от нее было так больно, нет, нет, она останется в линиях, она будет жить в бледно-голубом, она больше не дотянется до Шерлока, не дотянется, тело станет ее оковами. Она не вернется.

Шерлок замкнул контур. Захлопнул дверцу клетки. Взял в кулак несколько разноцветных карандашей и отправил радугу к ней, на лист, чтобы эти полосы не рвали его мысли.

Он улыбнулся миссис Фауст, которая уже держала наготове белое вафельное полотенце. Кровь остановилась через несколько минут.

---

Но ей скучно взаперти. Она ветром просачивается сквозь прутья.

Rarity

Она жалила, она жгла даже сквозь прутья клетки. Она горела так ярко, что Шерлок практически ничего не видел. Он взял белый карандаш на ощупь.

Но она хотела, чтобы он наблюдал. Она жадна до мелочей, она коллекционирует их, как драгоценные камни. Она видит капли и следы, она следит, она пьет из его зрачков, и от этого глаза начинают болеть, покрываясь сеткой лопнувших сосудов.

Шерлок рисовал с закрытыми глазами, потому что солнечный свет, прошивающий комнату, причинял нестерпимую боль. Он знал, что если он видит, то и она тоже. Нет, он не даст ей окрасить все красным.

Линия, линия, линия.

Прутья клетки блистали в глубине его разума, оставляли белые полосы на внутренней стороне век.

Линия, линия, линия.

Сверкающие вспышки самоцветов: пятно от кофе — не выспалась сегодня, плохо уложена прическа — поссорилась с мужем, торопилась. Нет, миссис Фауст, нет, он не будет раскручивать этот калейдоскоп, он будет рисовать дальше.

Линия, линия, линия.

Если ей противна грязь, так пусть грязь белого карандаша закует ее в бумагу. Шерлок не хотел, чтобы мелочи вырывались из реальности. Он не хотел видеть, он хотел оставить ее цельной.

Линия, линия, линия.

Точка. Хлопок. Поворот ключа. Дверца закрылась. Выдох.

Шерлок почувствовал, как мягкие теплые ладони миссис Фауст накрыли его глаза, и они перестали болеть.

---

Но она безжалостна. Он все равно видит.

Pinkie Pie

Прыгала. Она прыгала, и перед глазами Шерлока взрывались кровавые или черные шары. Миссис Фауст шепотом сказала кому-то, что это перепады давления, но Шерлок знал, что это она подскакивала, и земля начинала качаться.

Она была тем, что он ненавидит — теплом внизу живота. Когда она приходила, ему хотелось то плакать, то смеяться. Она заставляла его лихорадочно делать что-то, а потом застилала весь мир черным, делая самые интересные предметы скучными. Они ненавидели людей, а она его.

В ее играх не было красного, но был розовый. Туман, дрожание над поверхностью кожи. Когда она играла, тело Шерлока становилось очень чувствительным. Каждое прикосновение было приятным. Даже когда мамочка целовала его на ночь. Это было отвратительно.

Шерлок взял ярко-розовый карандаш.

Он полусидел в кровати, к его рукам были подключены какие-то датчики, аппараты пищали, потому что миссис Фауст беспокоилась за него. Но, нет, не беспокойтесь, все нормально. Правда, все хорошо. Просто она попалась.

Шерлок нарисовал нос и лоб.

Аппараты запищали сильнее, в глазах у Шерлока потемнело. Он видел только часть листа — ту, на которой рисовал, и все. Его руки стали дрожать, а пальцы перестали гнуться. Карандаш стал слишком тяжелым. Нестерпимо захотелось спать.

Это — она.

Писк становился невыносимым, в ушах начало шуметь, во рту появился мерзкий привкус. Это был привкус розового, и он был похож на шорох наждачной бумаги, которой скребут по пенопласту. Шерлок поморщился, но не остановился.

Дверца клетки захлопнулась, золото засияло ярче, но ее это не остановило. Она начала надуваться, как воздушный шарик. Прутья клетки впивались в ее бока, но она росла и росла. У Шерлока все больше темнело в глазах.

Звон в ушах. Ужасный звон. Он похож на уши кролика, которого Шерлок видел во время терапии.

Когда она была в голове, все начинало клубиться, поэтому Шерлок нарисовал ей кудрявую гриву. И хвост. Она вся состояла из клубов дыма.

Звон в ушах. Все темнее. Шерлоку казалось, что в его голове сходила каменная лавина. Это она бросала камни, один за другим. Ей было весело. Она любила веселиться. Она ненавидела его.

Аппараты надрывались, вокруг Шерлока столпилось много людей, они все говорили шепотом и боялись. Шерлок знал, что они боятся, он хотел успокоить их, но ему нужно было дорисовать. Еще пара линий. Тогда он сможет сказать.

Все хорошо. Со мной все хорошо.

Ее крик разрывал барабанные перепонки. Она звала, шептала, кричала, выла. Она чувствовала, что ее похороны близко. Желудок Шерлока заболел. Она жаждала. Она защищалась. Тело Шерлока стало ее щитом.

Еще немного.

Взрослые стали кричать. Они говорили длинные слова, смотрели на аппараты, переговаривались. Их страх был на вкус травяным. Цвета высохшей травы.

Шерлок хотел улыбнуться, но не смог. Его улыбка погасла в черноте, которая упала на его глаза со звуком захлопнувшейся дверцы клетки.

Потом ему сказали, что он был несколько секунд мертв. Она убила его. А он ее. Она пряла паутину из сосудов внутри его головы, а он выбросил ее в розовый, как мусор.

С ней покончено.

---

Шерлок чувствует, как земля дрожит под ее копытами. Он не знает, плакать или смеяться.

Fluttershy

Шестая клетка пустовала долго. За ней нужно было спуститься на самое дно. В сердце сокровенного. Вниз, вниз, вниз через темноту, как по раструбу шахты.

Шерлок зажмурился и прыгнул.

Она словно змея свернулась калачиком в глубине, обернулась вокруг сердца Шерлока. Тихая, сильная, шипела. Она не хотела в клетку.

Дверца открылась. Шерлок взял бледно-желтый карандаш.

Она боялась. Она заставляла Шерлока бояться, сжимала его в темноте, выползая изнутри. Ее воля обращала его тело в камень. Он не мог пошевелиться. Закричать. Сказать хоть слово. Ему хотелось бежать, плакать, а он мог лишь смотреть в потолок, абсолютно неподвижный, скованный.

Шерлок лежал на кушетке. Она спряталась так глубоко, что миссис Фауст пришлось погрузить его в транс. Это было неправильно, но иначе ее было не поймать. Она должна была придти на приманку. Недвижный — он был ее добычей.

Вниз, вниз, Шерлок спускался по трубе своей глотки.

Она опасна, она бесшумна, она таилась в самых неприметных углах, застилала покровом своих волос слова, не давая вспомнить ни звука. Шерлок открывал рот, но не мог ничего сказать. Выходили только вскрики и путаные междометия.

Шерлок провел несколько линий и остановился, потому что потерял ее. Клетка была все так же пуста, ее нигде не было.

— Тебе нечего бояться, — спокойный добрый голос миссис Фауст сквозь пелену темноты. — Мы почти закончили. Все будет хорошо.

Собраться. Он найдет ее по следам ее слуг. Крысы, мыши, змеи окружали ее мохнатым шаром. Ей было страшно одной. Она боялась его страхов. Она собирала его желания и превращала их в своих слуг, поэтому Шерлок мог по нескольку дней сидеть не шевелясь. Он ничего не хотел. Она забирала у него все.

Вниз, вниз, по следам, за шевелящимся клубком, за глубокими бороздами в мягких тканях.

Шерлок вновь прикоснулся карандашом к бумаге.

Чувства обернулись. Повернули свои головки с маленькими мерзкими глазками. Обернулись против него. Ему захотелось побежать. Сесть. Закричать. Нагрубить миссис Фауст. Выпить воды. Уйти отсюда. Игратьчитатьслушать…

Только не, не, не, не, не, не рисовать.

— Все хорошо, Шерлок, у тебя отлично получается.

Нет, да, нет, миссис Фауст. Шерлок понял. Она управляла им как своими животными. Она смотрела из темноты его внутренностей. Из темноты внутренностей крался Взгляд.

Шерлок провел линию. Остановился. Ему стало страшно.

— Я не хочу, миссис Фауст, — сказала она его голосом.

— Все в порядке, Шерлок. Ты должен продолжить.

— Я не хочу, миссис Фауст, — сказала она его голосом.

Я не хочу, я не хочу, я не хочу. Мне не страшно, нет, я просто не. Хочу. не…

Шерлока начало трясти, он побледнел, пот выступил над его верхней губой. Он метался по кушетке. Ему казалось, что потолок упадет на него, кресло раздавит, стул воткнет одну из своих ножек в его горло.

— Шерлок…

— Я не… — сказала она его голосом.

— Шерлок, вспомни, чему я тебя учила. Контроль, дыхание.

Контроль, дыхание.

— Дыши, Шерлок, ты можешь управлять им.

Контроль. Дыхание. Контроль. Дыхание. Контроль. Контроль. Контроль. Контроль. Контроль.

Мохнатый шевелящийся шар с размаху влетел в клетку, дверца захлопнулась.

Четыре линии, и она внутри. Внутри шара, который внутри клетки, которая внутри нарисованного тела, которое внутри листа, который внутри зрения, которое внутри разума, который внутри черепа Шерлока.

Все. Пусть задыхается под грудой тел, покрытых шерстью.

Все. Все. Все.

Они не вернутся.

---

Из сопревшей глубины она тянется к его желаниям. Иногда Шерлок ничего не хочет.

___

Когда через несколько лет клетки снова начали шататься, ходить ходуном, а они — кричать, шептать. Когда таблетки перестали помогать. Когда Шерлок дрожал от напряжения, пытаясь удержать их. Майкрофт придумал это.

Это была его идея. Миссис Фауст одобрила.

Майкрофт нашел людей. Они приходили и спрашивали Шерлока о них. Смотрели его рисунки, а потом рисовали их сами. Они дали им голоса. Они поселили их не в голову Шерлока, а в другую страну.

В страну, из которой они уже не смогут до него добраться. И они забрали Спайка-из-под-подушки.

Миссис Фауст сказала, что они должны подружиться. Шерлок не верил в то, что это возможно. Но они подружились. Это было нереально. Шерлок смотрел, как на экране мельтешат картинки, нарисованные чужой рукой, и думал, что это магия.

Они, которые сидели в клетках, затихли. Теперь они были вовне. Не в голове Шерлока, а в волшебной стране. За чужими идеями, за экраном телевизора, за холодным воздухом. За замком, закрытым на замок, который закрыт на замок.

Так далеко от Шерлока.

Внутри.

Под охраной тех людей, Майкрофта, мамочки, миссис Фауст.

Шерлок не даст им выбраться.

Они все еще внутри него.

___

— Шерлок, с тобой все в порядке?

Джон не остается в гостиной, а приходит за Шерлоком в его комнату.

— Все нормально, Джон.

Джон, переминаясь с ноги на ногу, стоит в дверях. Нервничает и волнуется. Он знает, что Шерлок врет. Почему?

— Ты уверен? Потому что выглядишь ты… эм… не очень…

Джон знает о них? Шерлок окидывает его взглядом и понимает, что в нем появилась какая-то неправильность. Что-то изменилось за эти несколько минут. Что? Сейчас он похож на Спайка-из-под-подушки.

— Нет, Джон, все хорошо.

Такой же надоедливый.

Раньше Спайк защищал, а потом стал служить им, быть с ними. Он ушел к ним. Предатель.

— Может быть ты… ммм… Может быть тебе стоит выпить чего-нибудь?

Шерлок и раньше встречал людей, похожих на них. Лестрейд, например, собирал его мысли, как яблоки. Никогда не отдавал, забирал и сворачивал их внутри своих бланков.

Джон так же преданно смотрит на него, как Спайк. Предатель.

— Шерлок, что с тобой? Почему ты побледнел? Позволь, я…

Высокие голоса, чужие голоса, которые им дали те люди, становятся низкими, настоящими.

Как он посмел?.. Ты должен… Ты видишь?.. Он сделал это специально…

Прутья клеток гнутся, расходятся, подаются под напором. Спайк — предатель. Поэтому он смотрел. Он смеялся.

Он смеялся над ними.

— Шерлок!..

Шерлок прикрывает глаза и смотрит на Джона сквозь неплотно сомкнутые веки. Солнце светит через тонкие шторы. Мир окрашивается розовым. Красным.

Красным, как им нравится. Как нам нравится. Он против нас. Он смеялся.

Шерлок встает, выпрямляется и подходит ближе к Джону-из-под-подушки.

— Шерлок?..

Мы должны делиться.

— Шерлок, что ты делаешь?

Мы должны заботиться.

— Шерлок, прекрати! Что?..

Мы должны делиться. Мы должны заботиться.

Всплеск. Взрыв на коже, кровавый всплеск. Еще раз, еще. Ты больше не пойдешь к ним. Скажи им, что ты не вернешься. Так будет лучше. Ты не знаешь, я знаю. Взрыв. Всплеск красного на коже.

Шерлок не чувствует ударов, которые наносятся в ответ.

Скрип. Синяки, как красные яблоки. Ты все равно станешь таким, как надо. Все равно я сделаю это. Не сможешь бежать, не сможешь уйти, они быстрее ветра.

— Шерлок! Шерлок! Прекрати! Шерлок!

Гром удара.

Одно верное движение. Волна красного. Смех. Ликующий шепот.

Он закончил.

Кровь из разбитой об угол стола головы растекается по полу.

Шерлок встает на четвереньки, его руки оставляют красные отпечатки на полу. Красные. Как им нравится. Он — это они. Они — его часть.

Он хочет сказать что-то, но из его рта вырывается ржание. Он поднимает зад, мотает головой, и волосы рассыпаются по плечам словно грива. Вместо рук у него — копыта.

Мой маленький Шерлок.

Они закончили.