Ponyfall

Из ниоткуда в никуда

"Монохром". Похоже, белое сияние в Кантерлоте действительно "Монохромно".

— С самого начала времен, с самого начала до бравурного конца, каждая цивилизация, не исключая не единой, делала и создавала одинаковые по своей сути вещи – оружие. Оружие заставляло их почувствовать себя в безопасности, оружие вело их за новыми территориями, оружие позволяло снизить конфликты внутри – никто не хотел быть мертвым. Оружию нет закона, оружию не принадлежат совесть и честь, оружию не принадлежат разумность и благородство. Куда тыкнули, туда и будет нанесен определенный урон. Убийца всегда тот, кто тыкнул спусковой механизм, а не инструмент в его копытах. Было бы невероятно глупо обвинять оружие в убийстве. Кинжал не виновен, что он создан для привнесения в этот мир боли. Он создан для этого – он выполняет свою миссию, тем не менее, очень важную. С тех пор, как мы отошли от пещерного строя, сила перестала измеряться исключительно в мускулах – теперь она измеряется еще и во влиятельности, преданности и прочих исключительно сумбурных с точки зрения инструмента чувствах и состояниях. О боже, гордость рода пони опять погружена по уши в грязь… Наверняка ты сейчас задаешься вопросом, Юниверз, что я говорю и почему именно сейчас?

— Нет. Я вижу, что ты говоришь весьма разумные вещи. Проблема в том, что сейчас ты назвал меня каким-то инструментом в чьих-то цепких лапах, Кьюиксильвер.

— Боюсь, мы все такие. Лишь только тот, кто контролирует все и вся, может быть абсолютным оружием. Ты же лишь сгусток информации – безмерно черный и бесполезный.

— Насчет полезности я бы промолчал. Именно мое безумие сумело впитать в себя мириады знаний.

Кьюиксильвер лишь покачал головой. Разговор развернулся на балкончике небольшого дома, стоящего на окраине пригородов Кантерлота где-то на высоте, километров восемь от города. Балкончик был ухожен – мраморный столик, рядом с ним – поворотное кресло, фикус в углу и пепельница на столике. Пони, сидящий в кресле – Кьюиксильвер, сидел и медленно затягивался сигаретой через длинный мундштук. Это был белый пони с белой гривой, который был одел в аккуратный фрак и красный легкий ошейник. На его правой щеке был нарисован большой плачущий глаз, а сами глаза были целиком из белка – ничего в них не намекало на присутствие радужки или зрачка.

Юниверз был пони, который был полностью обернут в холщовую тряпку, которая была заправлена в кожаные высокие накопытники, хвост свернут в пластиковую трубку, а вместо лица была лишь черная пустота с периодически вспыхивавшими точками и конструкция из четырех полых квадратов желтого цвета, светившихся гранями, соединенных такими же желтыми линиями со свечением– трое к одному. Вся эта конструкция постоянно находилась в движении,хватая новые светящиеся точки, и особенно активизировалась тогда, когда Юниверз задумывался, как сейчас.

— Мы с тобой живем в удивительное время, Юни.

— Какое же? – ровный голос Юниверза прозвучал неободрительно.

— Когда слепой перед смертью видит больше тех, у кого глаза широко открыты.

---

Темная ночка выдалась сегодня в предместьях Понивилля. Впрочем, это было совсем не удивительно – на дворе стоял январь, и поэтому хрустящий белый снег покрывал землю пестрым переливчатым ковром, играющий сотнями бликов в лучах света полной луны.

Полнолуние. Полнолуние всегда считалось чем-то загадочным, чем-то уникальным. Оборотни, тимбервульфы – какие только существа, реальные ли, выдуманные ли, не пробуждались в этот момент в лесах и головах пони.

В полнолуние все предпочитали сидеть дома. Желательным атрибутом такого было пораньше уснуть – и сейчас в серии домиков на отшибе везде было сонное царство. Кроме одного домика, который был слева третьим по счету, везде была кромешная темнота.

Домик, в одном из оконец которого горел свет, был на вид слегка постарее остальных. Следы реставрации копытами любителя глазели на зрителя – непроштукатуренная трещинка, непобеленный кусочек стены – все эти мелкие детали и создавали впечатление обветшалости дома.

Однако это было не совсем так. Дом был отстроен примерно тогда же, когда и остальные – но была одна маленькая деталь, которая разнила его от других – в нем жил он.

И сейчас, в комнатке второго этажа, где тусклым светом горела усталая лампада, сидел в кресле-качалки одинокий пони. Он был стар – морщины сеткой покрывали его лицо, и дряблая кожа на копытах виднелась из-под пледа.

Глаза, затянутые старческим бельмом, странным образом смотрели в потолок. Грудь тяжело вздымалась, хватая каждый глоток воздуха.

Рядом с качалкой и лампадой стояла тумбочка. На ней лежали перо, лист бумаги и стояла кружка чая. Чай был свеж и горяч – пар клубился над ним, наполняя комнату терпким благоуханием.

Луна светила в окно не полностью – лишь краюха молочного коржика была видна сквозь стекло. Белый свет мешался с желтым от лампады, создавая удивительные и странные переливы на полу.

Где-то была вентиляция или ее подобие – язычок пламени в лампе немного подергивался, и тени плясали по полу, как какие-то странные звери удивительных форм, прячущиеся за подпорками черепичной крыши, изнутри проложенной соломой.

Внизу раздался стук.

— Кто там? – хриплым голосом ответил пони в качалке, — в любом случае, открыто.

— Да я вижу, — глухо окрашенный стенами дома голос донесся из-под пола. Раздались звуки хруста половиц первого этажа, затем лестниц – и наконец, после секунд шагов на этом этаже дверь приоткрылась. В комнату вошел один большой кусок металла матового серого цвета, с двумя полосами – черной и белой – на лбу. Доспехи покрывали этого пони полностью – ни капли кожи не было видно в сочленениях, ни дырок для глаз, ни для рта, ни для ушей, хотя выемки в металле были, ни для чего.

— О Селестия, кого я вижу! Мой старый, верный друг, облаченный в такие же старые, как он сам, и такие же вонючие доспехи.

— Твой грим пахнет не лучше, Свопп. Ты бы его смыл – а не то будто тебе гастарбайтеры ремонт на роже делали.

— Это еще почему, Клик?

— Потому что штукатурка криво положена! – и оба пони залились непродолжительным смехом после этой шуточки.

— Ну извини. Ко мне приходили из соцобеспечения. Не могу же я им сказать, что я не хочу ремонтировать камин, потому что мне лень? Я могу отгримироваться под старика и кряхтеть – зато труба будет новая.

-А потом? Как ты им представишься, когда будешь снова «молодым»?

— Дык то мой дед был. Я как бы хотел отремонтировать, но у меня была командировка, сами понимаете, времени нет, бла-бла-бла…

— Хитрец ты, Свопп.

— Я знаю. А как у тебя дела в «Монохроме»?

— Как будто с течением времени там что-то меняется. Nos occulto tuus consuetudo.

— Мы покрываем вашу рутину?

— Я бы сказал тебе, что ты хорош в латыни, но за триста раз даже обезьяна выучит перевод.

— Чем я хуже? — гоготнул Свопп.

— Надеюсь, ничем. Кстати, об обезьянах – ты прав, одно изменение есть.

— И какое же? Надеюсь, не новые внутренние налоги или запрет на ношение клинка?

— Нет. Посылка будет сегодня.

— Нам пора сваливать?

— Да. И с сегоднешнего дня – никакого «Монохрома» больше нет, а я последний живой дезертир.

— Этого-то я и боялся, — вздохнул Свопп и, обтерев лицо губкой, отчего оно сразу помолодело лет на сорок, резво вспрыгнул с качалки, подхватил чемоданчик в углу и сказал: «Пошли».

— Ты уже все? У нас еще полчаса, — удивился тот.

— Деньги, ценности и пара бутылок воды с бутербродами. Надо будет – зайдем где-нибудь пожрать, пони добрые, накормят за разумную плату.

— По-моему, еда будет на вес золота.

— Плевать. Найдем чего поесть.

— Ладно, пошли.

Под покровом ночи двое вышли на улицу и пошли к Понивиллю. Пройдя мимо ратуши, они свернули на юго-восток – таким путем можно было выйти к реке и пересечь ее, а дальше там шел старый тракт через Эверфри к Холлоу Шейдс, куда они и планировали пойти изначально.

Шли молча – любой звук мог выдать их, а говорить с какой-нибудь стражей, теряя время, им сейчас совершенно не хотелось. Нужно было торопиться – каждая секунда промедления могла стоить целого состояния. Холлоу Шейдс был оплотом их будущего, потому что он единственный был крупным городом, что не был помечен красным.

---

— Сегодня ночью планируется страшное зло, — продолжал, как ни в чем не бывало, Кьюиксильвер.

— Какое?

— Узнаешь, когда выживешь. В подвале лежит дневник – это твой билет в будущий мир. Я кое-что занес туда, — думаю, ты найдешь это весьма полезным. И еще зайди в подвал, когда прозвенит двенадцать часов. Ты найдешь это разумным.

— Так что за зло?

— Просто послушай. Я читал монолог о цивилизации и оружии, но я забыл сказать самое главное – наша цивилизация позабыла об этом. Наши боги милостивы и любящи. Но что, если неусыпный «большой брат» исчезнет и мы окажемся сами по себе? Выживем ли мы? Вот в чем вопрос. Да, признаю, что мы живем в эпоху без супергероев. Но тем мощнее твоя цель. Ты не супергерой, но если ты сумеешь начать кое-что, что я хотел бы, чтобы ты начал, то это будет стоить того.

— О чем ты?

Кьюиксильвер взглянул на часы: Одиннадцать часов пятьдесят семь минут. «Сейчас увидишь,» — ухмыльнулся он, когда часы сдвинулись на минуту. На горизонте вспыхнула яркая точка, и начала неумолимо приближаться.

— Иди в подвал, — приказным тоном, не терпящим возражений, сказал Кьюик.

Юниверз повиновался. Спустившись по вертикальной лестнице вниз, он закрыл тяжелую крышку и зажег лампу. На стене висела записка: «Не выходи до семи утра. Зажги свечку – она горит ровно семь часов. Действительно, рядом стояла свеча. Недолго думая, Юниверз взял из ближайшей полки, коими был уставлен весь подвал, зажигалку и поджег свечку. Она загорелась.

«Ждать,» — подумал он и сел рядом. Ночь предстояла долгой.

---

Часы неумолимо тикали и точка неумолимо приближалась, становясь зеленым шаром. Оставалось десять секунд до полуночи. Кьюик сделал последнюю затяжку, и… Тут все поглотил белый свет, когда шар приземлился в Кантерлот. Раздался безумный грохот, за ним – утробное рычание и за ним остался лишь дребезжащий гул.

Коллапсирующиеся минуты

— Тот самый Aftermath после неизвестного акта террора.

Часы пробили одиннадцать. Сияние огней Кантерлотских вечерних аллей начало потихонечку стихать. Вечеринки подходили к концу, пони медленно расходились по снегу домой. Где-то там, наверху, на королевской башне, в вышине, недоступной простому взгляду, стояла Принцесса Луна с подзорной трубой, высматривая во мраке ночи своих подданых, идущих не туда, где им было положено. Впрочем, таких не было – таких не было уже давно. Проводившие всю свою жизнь в веселье и радости, местами излишне добрые, местами показушно-циничные, богатые столичные обыватели были слишком ленивы, тупы и периодически пьяны, чтобы начинать совершать что-то противозаконное. Это не касалось множества предместий и деревень – разве что Понивилль был тихим городком. Нет, в других не было убийств, грабежей, насилия – все это подростки, решившие попробовать «остренького», граффитчики всех сортов и мастей, просто психически не совсем здоровые – шизофреничные и депрессивные. Луна иногда завидовала Селестии – та работала днем, когда все хорошие пони были на плаву, а ей приходилось работать сами знаете с каким контингетом. Пару раз попадались и ушлые ворюги, один раз – головорез из какой-то совершенно дикой южной провинции, который даже говорить не умел толком: двадцать шесть слов с ужасающим акцентом, но который, тем не менее, снес одним ударом клинка одному из стражей ногу.

Впрочем, такой случай был единичный – Кантерлот давно уже был не в ладах с Сэндкастлом – южной столицей, в которой хитрый и предательски изворотливый аликорн ДастБлайнд, в детстве за кражу лишившийся левого крыла за время двухмесячного союза всеми правдами и неправдами высосал из Центральной Эквестрии половину бюджета.

Воры же попадались как местные, так и из Северной Эквестрии. Однако и с Севером, и с Кристальной Империей Кантерлот водил большую дружбу. Добрая Каденс и мужественный Шайнинг Армор из Кристальной Империи, а так же старый, но все еще благородный и сильный Шард из старой крепости Айспас были друзьями короне. Воры же оказывались сбежавшими оттуда – что можно было украсть у вечно занятых делами?

Сейчас в Понивилле творилось то же, что и всегда. Свет гасился, и город ложился спать. Часы медленно бренчали, отстукивая минуты и секунды. Твайлайт Спаркл, теперь уже полноправный аликорн, легла под одеяло. Сегодня она планировала бумажную работу, но, помогая днем на ферме Эпплов, порядком устала и решилась наконец-то вздремнуть. Спать долго она не планировала – часов в шесть утра прозвенит будильник, а, значит, время вставать и читать какие-то новые отчеты, записки, просьбы…

…Не так она себе представляла жизнь принцессы. Работа двух аликорнов всегда казалось ей чем-то загадочным, невероятно интересным, а на поверку оказалась бесконечной бумажной волокитой. Селестия уже говорила ей смириться. Это, к ее великому сожалению, вечный удел тех, кто стоит у власти. Постоянные новые налоги, сборы, жалобы на эти сборы, жалобы на жалобы на эти сборы… Информация на бумаге выстраивалась в бесподобную по свой вышине лесенку, с которой начала было уже не видно абсолютно.

Не этого хотела Твайлайт, когда стала аликорном. Впрочем, выбора у нее совершенно не было.

А сейчас она спала. Часы медленно подводились к полночи. Оставалось пять минут; три минуты; две. Раздался странный гул. Гул потихоньку нарастал. Твайлайт проснулась. Мирно храпящий рядом Спайк тоже медленно открыл глаза, но вскочил весьма резво:

— Что произошло? Землетрясение? Твайлайт? Куда бежать?

— Смотри… — протянула Твайлайт, показывая копытом в окно. На Кантерлот летел зеленый диск.

— Твайлайт, это обычная падающая звезда, — зевнул Спайк, — а гул, наверное, от соседей. Давай спа… — слова Спайка оборвались на полуслове. Зеленый диск врезался в Кантерлот. Одно мгновение ничего не происходило, а затем ослепительная вспышка заполонила все зрение.

--
Твайлайт стояла с закрытыми глазами. Заставить себя открыть их причинило больших усилий. Часы тикнули на первую минуту после полуночи. Секундная стрелка щелкала дальше. Вместо Кантерлота теперь виднелась лишь какая-то желтая стена пламени, но даже не это в момент собственно взрыва испугало ее. Ровно перед вспышкой она увидела, как два огромных крыла черного цвета из тени, без перьев, только из резаных линий, похожих на корни дерева, резко, в одном мерцании раскрылись, обратив мир на мгновение в полностью серый цвет, а затем исчезли. Мгновение спустя раздался этот взрыв.

— Ч-ч-что это… — опешив, сказал Спайк, но Твайлайт не слушала его. Она сорвалась и выбежала на улицу; сделав это, она поняла, что сделала то же, что и почти все пони из Понивилля.

На улице действительно была толпа. Ошарашенные пони глазели на то, как под кромешный гул на месте Кантерлота образуется огромный сноп пламени, медленно принимающий желтый цвет и растворяющийся в вечернем воздухе. Гул медленно нарастал, хотя там, вдалеке, пламя испарялось…

— В дом! – вскрикнула Твайлайт, и, схватив Спайка за шкирку, как это бы сделала молодая львица со своим львенком, кинулась в домик. Несколько пони последовали ее примеру, но где-то еще треть продолжала стоять на улице.

Забравшись в дом и захлопнув дверь, Твайлайт, скинув Спайка, резко взлетела на второй этаж и уставилась в окно.

— Что происходит, Твайлайт? – испуганно и ошеломленно произнес Спайк и осел на пол.

— Я не знаю, Спайк… — примерно таким же тоном сказала Твайлайт.

Гул продолжал нарастать. Вдруг из-за холма показалась быстро движущаяся к городу стена зеленого пламени. Пони на улице завопили и побежали, но было уже слишком поздно. Воздух, казалось, раскалился до предела. Стекло на окне мгновенно поплыло, и хрустнуло от разницы температур. Стало больно и тяжело дышать.

Прошло десять секунд. Твайлайт сама могла с трудом поверить в то, что она еще жива. Казалось, что в легких не осталось живого места – но воздух резко перемешивался с более холодным, что стремился вниз, и становилось возможно дышать.

Смотря на Спайка, который искренне не понимал, что происходит, и даже не почувствовал такого нагревания – сказалась драконья натура, Твайлайт завидовала ему: конечно, сразу себя оборвав на том, что это глупо.

— Почему стекло поплыло, Твайлайт? Что происходит? Почему ты только тяжело дышишь и ничего не говорить? Может, тебе лучше лечь? С тобой все в порядке? – окончательно ужаснувшись, затараторил дракончик.

— Да, Спайк… Пойдем выйдем на улицу, и ты все поймешь, — добавила Твайлайт и медленно пошла к выходу, заранее закусывая губу, чтобы не закричать. А вот с улицы более криков не доносилось – наоборот, наступила мертвая тишина, как будто все легли спать.

Пони и дракончик вышли из дома. Их глазам предстало ужасное зрелище. Толпа пони валялась на улице без единого движения.

— Эм-м… Пони? Вы чего? – спросил Спайк, пытаясь сделать это громко, но на самом деле слегка лишь пропищал.

Что-то тронуло Твайлайт за копыто. Маленький жеребенок со спекшимся лицом в предсмертной агонии дернулся еще пару раз и затих. Твайлайт сразу же охватило чувство уныния. «Что произошло?» — подумала она еще раз, и не находила ответа. Вспышка, стена огна, все этим мертвые пони…

… Сиреневая аликорн обрушилась на свой собственный круп. Тот, в свою очередь, упал на землю.

— Твайлайт, они спят? Они проснутся? – спросил Спайк.

— Нет, Спайк… Они теперь спят вечно. «Ну конечно, ведь Спайк не знает, что такое ожог – дракон такого знать не может. Или сгорел до угля, или не обжегся – такие уж драконы. Впрочем… Что ни говори…» — глаза Твайлайт наполнились слезами. Вдруг захотелось умереть. Зачем она побежала в дом? Селестия говорила ей, что их бессмертие только в возрасте – один клинок и ее не стало. Клинок… Твайлайт приметила труп стражника. «Стражники по уставу должны носить оружие,» — подумала она, и эта мысль оказалась бы для нее фатальной, если бы вдруг форма стражника не бликнула.

— Смотри, Твайлайт! – вдруг закричал Спайк, показывая своим пальчиком на лапе наверх.

Твайлайт машинально подняла голову. Небо заполонил самый настоящий рой. Формирования пегасов летели в сторону Кантерлота. Пегасы, собранные в формацию острым углом, летели повыше и быстрее всех. А вот тупые клинья, вооруженные сильными фонарями, летели низко.

Одна из таких формаций немедленно заметила Твайлайт и Спайка. Весь клин медленно спланировал на площадь и рассыпался по ней, сверкая фонарями. Первый из клина, судя по всему, командир, закричал:

— Взвод, слушай мою команду! Вызвать бригаду спасателей! Отсортировать раненых, возможно мертвых и однозначно мертвых! Пересчитать тела!

— Куда вызывать?

— Понивилль, около большого дерева!

— Ясно, сэр! Выполняю!

Все пегасы резко занялись работой, кроме одного, который был позади всех. Тот подошел и сказал:

— Приветствую, мисс Твайлайт Спаркл. Мне было поручено найти вас.

— Меня? – голос Твайлайт даже как-то немного ожил.

— Перед вами один из курьеров Королевских Голубей. Мне сказано передать вам это. Я бы сказал: «Удачного дня», но, боюсь, не то время. Также мне необходимо найти пони по имени Рэйнбоу Дэш. Где она может находиться?

— К-клаудсдэйл, — промямлила Твайлайт, ощутив перед собой на земле конверт, слегка касающийся копыт.

— Спасибо, — курьер отдал честь и резко взлетел.

Твайлайт взяла письмо магией. Она рассматривала его — фирменная бумага, сургуч на месте, печать Кантерлотской Канцелярии… Несомненно, это письмо было от принцесс. Селестии и Луны. Но где они? Они живы? Твайлайт уже было бросилась распечатывать конверт, но чей-то грубый голос отозвал ее.

— Мисс, вы не могли бы уйти? Мы вообще-то делом заняты, — пробурчал один из тех, кто приземлился.

Твайлайт и Спайк пошли в дом. В который раз закрыв за собой дверь, Твайлайт принялась немедленно распечатывать письмо.

Распечатав, прежде чем читать, Твайлайт выглянула на улицу. Пони действительно сортировались. Стонущие шли в одну линию, еле дышащие – в другую, совсем не дышащие – в третью. Но аликорна поразило не это; а то, как эти пони наплевательски относились к смерти. «Кто они?» — подумала она и задумалась. Синие латы? Это же… «Стоп. Не может быть. Как… Кристальная Империя?» — подумала фиолетовая пони и ее глаза немедленне округлились до размеров средней тарелки.

Взглянув в окно, она увидела, как рой из звеньев бойцов Кристальной Империи направлялся к Понивиллю. Твайлайт вздохнула. Что-то страшное произошло, и не зря сейчас все эти толпы оказались здесь, в Понивилле. Что-то такое, от чего даже далекая Кристальная Империя прислала письмо и армию. Но почему не через Спайка? Вот это было действительно загадкой для нее. Письмо свертком так и лежало у нее перед носом. Взяв перочинный нож, она аккуратно вскрыла сургуч и развернула свиток. Он был небольшой, но тем не менее, написано в нем было знакомым почерком… Шайнинг Армор! В повседневное время она бы невероятно обрадовалось такому письму, но сейчас оно лишь навевало ей страх. Откинув любые сомнения, она принялась читать его. Письмо гласило:
Дорогая Твайлайт Спаркл,

Мы с моей женой весьма обеспокоены происходящим. В девять часов по нашему времени, которое совпадает с вашим, на нас было совершено ужасное, вероломное нападение. Я не имею идей, кто бы это мог быть, однако общими усилиями и благодаря самоотверженной работе настройщиков, мы сумели с помощью Кристального Сердца воздвигнуть достаточно прочный магический щит, чтобы защитить наш народ от странного зеленого снаряда, который превратил всю землю за щитом в пустошь. На Сердце сейчас появилась большая трещина, и поэтому сейчас щит держится усилиями Каденс, которая один раз уже держала его. Настройщики говорят, что трещина зарастет где-то через семь-восемь часов, и я им верю. Надеюсь, Каденс не сильно устанет – главное, чтобы не случилось повторной атаки. Мы видели зарево на юге – мы очень обеспокоены состоянием сестер Принцессы Луны и Принцессы Селестии. Я высылаю тебе девяносто процентов защитников Кристальной Империи и треть всех медиков со всем необходимым. Распорядись ими, как считаешь нужным. Если ситуация окажется хуже, чем мы думаем, то пусть всех пони из предместий Понивилля и Кантерлота эвакуируют в Кристальную Империю. Мы готовы принять сто тысяч беженцев, но больше, увы, не сможем. В первую очередь посылай раненых и больных, детей и стариков с семьями – для них заготовлено все необходимое.

Остальных попробуй перенаправить в другие города, если они, конечно, еще существуют. Мне даже становится жаль, что большинство населения стало концентироваться в мегаполисах. Если какой-то город не был готов к подобной экстренной ситуации, то, увы…

Целую,

Шайнинг Армор.

Письмо повергло Твайлайт в трепет. Оказывается, что не один только Кантерлот оказался в пламени. Возникло желание немедленно лететь туда, к Кантерлоту, и она начала немедленно собираться.

— Твайлайт, ты куда? – спросил Спайк.

— Спи пока, Спайк. Тебе нельзя быть поздно начеку, — слово «начеку» вырвалось Твайлайт из глотки, и она не могла объяснить, почему она так сказала.

— Ну… Ладно. А все же ты куда?

— К Кантерлоту. Узнать, что происходит.

— Но Твайлайт… Ты не думаешь, что там слишком опасно? – с осторожностью спросил Спайк, так до сих пор не понимавший, что происходит, и не представлявший масштабы трагедии.

— Нет… Сейчас не время об этом думать. Спи, — резко приказала Твайлайт и вышла на улицу.

Уже выйдя, она подошла к работающим «сортировщикам» и спросила:

— У вас есть средства какой-нибудь быстрой связи с городами?

— Да, мисс Твайлайт. Обратитесь к командиру – он там, у палаток, — пони ткнул куда-то в сторону мэрии.

Твайлайт немедленно помчалась туда со всей мощи крыльев. Подлетая к мэрии, она действительно начала замечать походные палатки – какие-то с эмблемой «Красного креста», какие-то – без. Она немедленно подлетела к одной из них.

— Командира мне, сро… — и затормозила на полуслове. На столе, что был в палатке, располагалась большая карта, где были отмечены все крупные города Северной и Центральной Эквестрии. Понивилль был помечен зеленым кругом, Кантерлот был отмечен красным треугольником.

«Значит, Понивилль цел, а Кантерлота нет», — подумала она и начала разглядывать карту. Кто же есть красный… Сталлионград, Балтимер, Ванхувер, Лос Пегасус, Мэйнхеттан. Зелеными были Додж Сити, Эпплуза, Эджтаун(Кристальное Королевство), столица Кристального Королевства, и Холлоу Шейдс. Серыми прямоугольниками были обозначены Клаудсдейл и Талл Тэйл.

— Что обозначают все этим значки? – спросила она сама себя. Ответ пришел незамедлительно.

— Зеленые – это те города, с которыми нам удалось установить связь. Красные – с которыми не удалось. Серые – те, с которыми мы не знаем, как связаться, — раздался голос сзади, и Твайлайт обернулась, — капрал Майти Скорж, мэм. Передан под ваше временное командование. В Понивилле насчитывается 3,650 пони. Из них около семисот требуют медицинской помощи, двадцать – в очень тяжелом состоянии и требуют неотложной операции, на данный момент помещены в госпиталь до прибытия хирургов – это случится через час или два, шестьдесят восемь – мертвы.

— Да… — протянула Твайлайт. Капрал мертвенным тоном доложил ей всю картину происходящего, и она не знала, что с этим делать, — а что с Кантерлотом?

— Направлены основные отряды для изучения повреждений и спасения возможных выживших, — отрапортовал капрал. «Возможные выжившие,» — подумала Твайлайт, — «Хорошо сказано. Возможно, они выживут, а возможно, и нет,» — и слезы потекли у аликорна из глаз. Эта карта наконец-то открыла ей истинный масштаб происходящего, но, что было хуже всего – она открыла ей глаза на собственное бессилие. Как раньше она ощущала себя Элементом Гармонии, чем-то великим и сильным, так и сейчас ощущала себя лишь букашкой на глобальной сцене. Но кто стоял за этим? Кто сумел – и, главное, посмел сделать такое – для нее оставалось большой загадкой.

— Твайлайт! – вдруг раздался знакомый крикливый голос, более походивший на жеребячий, чем на кобылий, — Как я рада видеть тебя тут! Что это там у вас случилось?

— Кто эта пони? – сразу же поинтересовался капрал, глядя на радужную пегаску, беспрестанно мотавшую круги над палаткой.

— Это… — Твайлайт собрала силы в кулак, протерла слезы, и увидела Рэйнбоу Дэш. Еще никогда она так не радовалась, увидев ее, — это моя подруга…

И вдруг ее что-то буквально схватило за горло.

— Клаудсдейл! – выпалила Твайлайт.

— Что «Клаудсдейл»? – сделав непонимающее выражение лица, ответила Дэш.

— Он цел?

— Да, а что?

На лице Твайлайт сразу появилось просветление.

— Нет, к нам тоже какая-то фиговина прилетела – зеленая такая, но она прошла сквозь нас и где-то на земле бухнула – у нас колонны некоторые повалились, но город на месте, а что такое? Это, типа, большая проблема?

— Ты даже не представляешь, какое это счастье, — вздохнула Твайлайт. Капрал подошел к карте, стер серый прямоугольник с места «Клаудсдейл» и нарисовал зеленый круг.

— Я тебя не понимаю. Что вообще происходит, а? – сказала Рэйнбоу.

— Кантерлот…

— Он весь в какой-то черной фигне, и непонятно ничего.

— Черной… Что?

— Черной фигне. Ну типа пара.

— Серьезно?

— Я не шучу, — серьезно ответила Рэйнбоу, и знаком предложила Твайлайт взлететь. Та повиновалась, и две пони уже вскорости смотрели на клубы непроницаемого черного тумана, который окутывал Кантерлот.

--
Свеча медленно догорала. Прошло уже шесть часов пятьдесят минут, и вот-вот уже огарок сгорит дотла, оставив Юниверза наедине с темнотой. Лампа сверху уже давно погасла, и попытки ее зажечь оказались неудачными. Раскрывши одеяло, в котором он прикорнул, черный пони стал осматривать бункер, в котором он находился.

Назвать подвалом Юниверз его не мог – в отблесках язычка пламени всюду были коробки с припасами, блоки какого-то блестящего материала, и письменный стол, снабженный отдельной керосиновой лампой. Не долго думая, Юниверз чиркнул спичкой и бросил ее внутрь. Второй, более яркий язычок разогнал тьму, и наконец пони сумел разглядеть письменный стол. На нем лежала книжка без названия, обернутая в переплет.

«Дневник,» — подумал Юниверз и открыл его. Книга была пуста – лишь из первой страницы выпал листок и две последних были склеены. Листок был поднят. Первые строчки в невидящих квадратах на лице Юниверза вдруг выгорели желтым цветом, и он сумел понять, что там написано. На нем было написано:
Здравствуй, Юниверз. Надеюсь, что это именно ты читаешь эти строки. Извини, что пришлось немного обмануть тебя насчет дневника – записки ты все равно не читаешь. Прежде чем продолжить, посмотри налево. Там стоит небольшая ширма, за ней – большая установка, предназначенная для тебя. Устройся поудобней в ней и сможешь дочитать. Ах да, когда устроишься, не забудь сказать: «Эф-Хаш».

Записка обрывалась, однако чутье подсказывало, что стоит сделать то, что было написано в записке. Проследовав к ширме, на которую он наткнулся, потому что она каким-то образом экранировала тот импульс, который Юниверз постоянно посылал вокруг себя, и благодаря которому он мог видеть свет и все предметы, которые свет освещал, и, на ощупь отодвинув ее, увидел в отблесках света странную конструкцию, в которую он бы действительно мог поместиться. Сотни шарниров, складок, трубок и прочего образовывали лишь отдаленно напоминающие части тела пони узоры.

«Что это? И зачем оно, чтобы мне читать?» — подумал Юниверз, но другого выхода, кроме как попробовать залезть, у него не было.

Холщовая тряпка упала на пол. Лишь только черное облако осталось парить над ней, рассматривая механизм четырьмя квадратами. Наконец оно попробовало влезть туда. Вначале это плохо получалось, но затем он понял, что пытается залезть не с той стороны. Во второй раз все вышло куда лучше, и кое-как удалось пристроиться в расположенных наподобие тела пони фиксаторах, хотя они все равно были велики. Засунув еще одну часть облака в наиболее передний край этой конструкции, Юниверз ощутил что-то. Снова желтой краской вспыхнули… Четыре квадрата, которые были уже изнутри шлема.

«А что, если… Эф-Хаш!» — сказал он, и, выровняв квадраты усилием воли, поднес их к рисунку. Наступило легкое покалывание, и весь механизм пришел в движение. Пожужжав где-то секунд семь, он начал резко собираться. Шарниры подходили к шарнирам, детали схлопывались и закрывались на внутренние замки, и наконец весь процесс закончился. Вдруг Юниверз, оставшийся во тьме, как будто получил заряд током в голову, и мир из черного перекрасился в белый, а в ушах появился шум…

Какое-то абсолютно новое чувство ворвалось в его разум. Он ощутил то, что где-то посредение его лица его что-то жжет. Жжение было приятным…

Мир начал приходить в себя. Однако Юниверз был поражен – он первый раз видел его в краске. Коричневый письменный стол из дерева, желтый огонек… От восхищения Юниверз шагнул и сам испугался звука шага. Ранее, он не слышал речь, а лишь направленные мысли в его сторону, и поэтому голоса всех пони звучали монотонно и одинаково, а теперь… Теперь он подвигал коробку и ощутил хруст картона, а так же скрип его собственного костюма. Жжение в носу не отставало. Оказалось, перед лицом его была прикреплена большая роза. Отодвинувшись от нее, он ощутил, что жжение пропало. Придвинулся – появилось.

Нет, зрение и слух были доступны, и с помощью магии он мог говорить, колебая воздух, но обоняние, про которое один раз рассказал ему Кьюиксильвер, было для него совершенно новым и поразительным чувством. Как ребенок, узнавший, что это, Юниверз немедленно обнюхал все-все, что было в подвале.

Пахло смрадной сыростью. Впрочем, оно было весьма неудивительно – долгие годы, вплоть до сегодняшнего дня, подвал был непосещаем – но все в нем имело удивительное свойство пережить свое время. Знакомый со стариной по тысячам рассказов Незрячего, Юниверз был ошеломлен наличием вещей, которые уже не было возможно увидеть в повседневной жизни – утюг на раскаленных камнях, например.

Но однако пришло время вернуться к записке. Буквы, начертанные черными чернилами, в тусклом свете лампы слагались в слова, а те – в мысли. С упоением воспринимался красивый, каллиграфический шрифт , которым писал Незрячий – аккуратные, черточка к черточке буквы и слова. Гласила оставшаяся часть записки следующее:

Ну что же, дорогой мой Юниверз. Извини меня еще раз. Этот дневник пуст – своего я не вел, да и не за чем пони знать то, что знаю я. Раз ты читаешь эти строки, значит, меня нет. Напомни мне, когда в последний раз мы отмечали твой день рождения? Кажется, это было лет двадцать назад. Раз ты читаешь эти строки, то, значит, ты находишься в костюме. Это мой суммарный подарок за двадцать лет бездействия по этой части, и, как неоспоримое следствие, мой последний подарок тебе. Думаю, ты найдешь, как им воспользоваться разумно. Этот мир сейчас грубо изменился, и более того – выйдя наружу, ты совершенно его не узнаешь. Взгляни в зеркало напоследок – говорят, есть такая примета, чтобы путешествие прошло хорошо. И еще – надень свой старый костюм поверх металла. В нем ты не сможешь забыть, кто ты есть на самом деле. В конце дневничка, который предназначен исключительно для твоих пометок, две страницы склеены, и там находится пароль – куча слов – для того, чтобы вылезти из костюма. Учти, обратно ты уже никак не залезешь. За запитку костюма не беспокойся – умная система внутри найдет всегда, из чего запитаться. Только не окажись в полной пустоте – там, увы, нечем. Удачи тебе, Юниверз.

И помни: ты не супергерой, но твои цели всегда чего-нибудь стоят.

С отцовской любовью, Кьюиксильвер.

Читая эти строки, Юниверз, будь бы чем, наверное бы разрыдался.

Однако он действительно взглянул в зеркало. Серый бесшовный костюм таращился на него из-за стекла, но были в нем детали, что отличали от просто доспеха. Под первым слоем металла были видны два фиолетовых пятна – это были глаза. Приподняв мордочку, Юниверз увидел подобие ноздрей и рта – тоже фиолетовое свечение за слоем покрытия. В который раз он мысленно поблагодарил Незрячего за подарок, но действительно нужно было выбираться. Надев на себя старый костюм – холщовая тряпка с капюшоном и кожаными, прикрепленными на степлер накопытниками до сустава, он, оглядев в последний и прощальный раз бункер, стал выбираться наружу.

Передвижение по лестнице давалось жутко тяжело – все-таки вертикальная поверхность в новом и достаточно грузном облачении не могла быть легким препятствием для Юниверза. Однако вскорости, после пары неудачных попыток взобраться, он все-таки приловчился и бодро переставлял копыта по вертикали, сгибая их в нужный момент и поддерживая балансировку. Вот он добрался доверху. Пара привычных движений, скрип рычагов («А они ведь не смазаны,» — подумал он, слушая новый для него скрип), и…

…Перед ним расстилался черный туман. Как будто огромная туча опустилась на Кантерлот, покрыв собой весь город – лишь только центр, там, куда пришелся основной удар зеленого шара, искрился молниями, подсвечивая собой фигуры разрушенных зданий. Чувство уныния нахлынуло на Юниверза: этому способствовал и смрадный запах подземелья, витавший в воздухе, и стоны, идущие откуда-то со стороны города. Стоны были неестественно громкие – казалось, весь воздух стонал и плакал.

Впрочем, скоро звуки притихли. Точнее, это Юниверз справился с моментным проявлением чувств, и услышал, что рядом что-то тикает.

И действительно, развернувшись, он увидел небольшой будильник, стоявший рядышком с ним на столе. Столик был маленький, резной: такие декоративные столики, на которых располагались цветы, стояли во множестве своем в домах знати.

Часы показывали одиннадцать часов пятьдесят семь минут. «Три минуты до конца,» — подумал Юниверз. Действительно, постепенно, чем ближе становились заветные двендцать, тем сильнее часы скрипели и хрустели – было видно, что часовой механизм устаревал не по часам, а по секундам.

Как раз за секунд десять до полуночи Юниверз сообразил, что на будильнике нет стекла. «Почему так?» — подумал он, и тут как раз он зазвенел. Две черные стрелки брызнули липкими чернилами, и только ненормальная реакция костюма позволила Юни увернуться. Будильник продолжал трещать, разбрызгивая чернила…

…Чернила ли? Посмотрев на лужицу, образованную от всплеска, он увидел, что к ней слетаются летучие мыши и начинают ее жадно лакать. Нет, это были далеко не чернила. Это была спекшаяся кровь. Оттого-то и возникла в пытливом уме Юниверза метафора: «Кровь брызнула в полночь, и на нее слетелись летучие мыши, чтобы полакать.» Если с кровью было все еще более-менее ясно, то что были эти мыши?

Ответа он не находил. Взглянув мельком еще раз, он уже не увидел ни крови, ни летучих мышей – лишь обломки дома, в котором он жил до этого.

«Интересно, кто пытается мне что-то сказать? Или предупредить? Кто же эти летучие мыши и что означает именно будильник?» — подумал Юниверз, и, не найдя ответов, направился по дороге.

--
Дождавшись, пока он уйдет, будильник перестал издавать трескучий звук. Стрелки, брызгавшиеся кровью, теперь стали стекать слюной – так, как делают это голодные перед ужином. Какая-то летучая мышь, оказавшаяся неподалеку, имела неосторожность пролететь слишком близко: секундная стрелка мгновенно пронзила ей шею, как абордажный крюк, и притянула ее к часам. Плотоядные часы медленно развернули циферблат на две части, обнажая часовую пружину, между скрутов которой было видно подобие рта и желудка. Медленно длинный язык втянул добычу в себя и часы продолжили тикать дальше.

Тик-так. Тик-так.

Дуэт для солиста о двух головах

— Мир окончательно разрушен. Ноты говорят: день нулевой обернулся нулями.

Двое пони медленно шли по затхлым тропкам меж болотных огней. Уже девять часов прошло, и они еле передвигали ноги.

Чтобы не заснуть на ходу, они говорили на всевозможные темы, лишь бы разбавить туман в голове какими-либо мыслями:

— А я считаю, что концепция дурацкого злодея с просто немеряной силой страшно устарела, Свопп, — говорил пони, облаченный в доспехи. На доспехах появились дырки для глаз, рта и носа – что были удивительно, так это то, что они там были всегда, но хитрое, зачарованное стекло забрала могло с одной стороны мимикрировать под металл.

— Верно говоришь, Клик. Впрочем, я скажу тебе больше – не поверишь, но именно политика Селестии, которая была направление на постоянно уменьшение «рыночной» справедливости и «всеобъемлющего конституционного закония», если я верно выражаюсь…

— Слова «закония» еще не изобрели, если я правильно понимаю, — хихикнул пони в доспехах.

— А какое тогда?

— Есть «беззаконие».

— Ну прости мои окказионализмы. Впрочем, ты все равно мог бы понять, что я хотел сказать. Так вот, эта политика, которая все больше увеличивает долю доверительной части среди даже деловых отношений, очень верная, с одной стороны.

— С чего бы это? Разве это не противоречит как-раз таки полновесности этой самой конституции?

— Слышал когда-нибудь «Балладу о двух злодеях»? — усмехнулся Свопп.

— Нет, конечно, — улыбнулся тот.

— Ты там еще мозги не сварил себе в этих доспехах? Такое великое произведение, а ты…

— Слушай, я пони гораздо более приземленный, нежели Вы, Монсеньор Я-Читаю-Книги-И-Кичусь-Этим-По-Жалкому-Имени-Свопп, — рассмеялся пони в доспехах.

— Ладно, слушай, умник. Так вот, произведение о двух злодеях – один хотел власти, другой хотел тоже. Первый был прямолинеен, как черт, и чертовски силен. Он умел командовать и умел сражаться. Он поставил на кон свою жизнь и свою армию – в огромной битве защитники, которым было уже некуда отступать, в итоге разорвали первого. Надо быть очень сильным, чтобы сломить дух пони. Крыса, загнанная в угол, начинает драться, как сумасшедшая. Путь через кровь оборвался у этого самого угла, когда крыса пошла на ответный удар.

— Это все конечно, хорошо, и я понял, на что ты намекаешь, но все же… Что со вторым, кстати?

— Ты слушай-слушай, твоему мозгу полезно хоть слегка приобщаться к великому. Второй был гораздо умнее. Купленный чиновник вонзил кинжал в королевское горло на аудиенции. Купленный совет проголосовал за его, второго, кандидатуру. Купленный парламент принял его присягу. Он обратил слезы пони по королю в серебро и успех. Сыграв на горе народа и умея лишь покупать и говорить, он добился большего, чем тот, кто тренировал армию на бой до конца. Сечешь, к чему я это говорю?

— Кажется, не очень. Поясни-ка, большая голова, — доброжелательно ответил Клик.

— Во-от. Если миром станут править деньги, станет невозможно найти злодея. Пока злодей хочет лишь атаковать оружием – на самую сильную палку найдется свой кирпич в лицо. Слышал о Элементах Гармонии? С моей позиции я могу лишь назвать их «универсальным кирпичом».

— То есть деньги – это плохо? Я тебя не понимаю. Но ведь я знаю, что нет ничего хуже натурального обмена – не хочет продавец моего барана, а я хочу его лук. Что делать? Каков эквиватлент?

— Что? Экви… Как ты сказал?

— Эквиватлент.

— Эквивалент, невежа.

— Ох, ну простите, сеньор Высокопарные Манеры.

— Неважно, — заметил Свопп, покачав головой, — так вот, деньги как пресловутый «универсальный товар» не несут ничего плохо в сущности, но вот деньги как тот самый властелин мира, которому подвластны даже сильные мира сего, в этом мире не нужны. Верно говорю?

— Верно. Зачем бумажке править миром?

— Верно, что незачем. Поэтому сокращается роль денег, увеличивается роль отношений – чтобы те самые злодеи получали не власть, а кирпичом по морде.

Разговор продолжился. Успели обсудить Кантерлот, что произошло. Завели разговор о кобылках, посмеялись над тем, что говорят, как пятнадцатилетние кобылкострадальцы, и наконец завели разговор о «Монохроме».

— Так я не совсем понял, что же такое «Монохром».

— «Монохром»? Его больше нет. Это такая специфическая организация…

**

— Сэр, наш командир, Клик, только что дезертировал и ушел, оставив лишь костерок на месте его личного дела.

— И что это значит?

— Это значит, что у нас разруха, сэр.

— А кто есть на должность нового командира, капрал?

— Никого, майор, сэр.

Подземный комплекс «Монохрома» был выстроен в одной из полостей Кантерлотской Гряды. Организация была здесь на исключение четкая, военная – впрочем, «Монохром» был далеко не той защитнической организацией, что защищала пони. Они и были тем самым денежным злом, что порицал Свопп в своей речи. На самом деле, именно после просмотра «Баллады о двух злодеях» в Кантерлотском Театре, у Клика, генерала армии разврата и продажничества, родилась идея бросить все в костер. Были сформированы «посылки» — пони, которые должны были в нужный момент совершить самоубийства на главных площадях, оставив после себя дневники с ложными «расследованиями». Пони отбирались тщательно – лишней крови Клик не хотел. Неизлечимые больные, одержимые, конченые психи – вот была та суицидальная аудитория, которая и вышла бы на улицы городов, повествуя о грешках «Монохрома». Здесь можно было продать душу и выкупить чужую, здесь из пони делали рабов, здесь их учили убивать; здесь продавались и покупались жизни; протекционные листы банд монохромовских мародеров держали у себя многие богачи Сталлионграда и Ванхувера. В Кантерлот, правда, «Монохром» не лез – слишком близко к принцессам и Королевской Страже, которую они тщательно избегали.

Табличка над его креслом руководителя гласила: «omnis potestas mea, ut 'hoc est meum sanguinem super», что значило: «Вся власть, и в этом суть – в крови объятьях проложен мой путь».

И вот наконец он дезертировал. «Посылки» прибыли на места, и он зашел за старым студенческим другом — замечательным, пусть и самовлюбленным, актером Своппом. Но что-то пошло не так. Свопп думал, что «посылки» — это и есть зеленые взрывчатки, но Клик знал, что что-то здесь не так. Все города, в которые были отправлены посылки, были подорваны – это-то он выяснил, бегло увидев в крайней разбитой армейской палатке на дороге карту.

А «Монохрома» больше действительно не было. Ровно как и спокойствия за вечной лживой улыбкой Клика – его душу терзали различные варианты событий и действий. Что делать дальше?

**

Но часы шли, и спать хотелось все больше и больше. Наконец на каком-то крупном перекрестке показалась небольшая деревушка. Они, переглянувшись, направились к ней. Деревушка состояла из семи домов, таверны и церковки Селестии.

Грязь на проселочной дороге хлюпала в начинающем нависать утреннем тумане. Уставшие пони медленно шли по пустой главной улице городка. Вокруг не было ни души, и поэтому они страшно удивились.

— Надеюсь, мы найдем кого-нибудь живого. Сколько нам еще встретится городов-призраков?

— Не знаю. Возможно, еще парочка. Завтра мы уже будем у Барьера, а там дальше посмотрим.

«А там дальше тебя уже не будет,» — зло прокомментировал про себя Свопп. Не зря же он был актером – скрывать свои истинные эмоции он был мастер. В его сумочке давно покоился клинок типа «Фаерфлай», специально заготовленный для Клика. Но доспехи были слишком прочны даже для закаленной стали, и оттого-то Свопп и ждал этого Барьера. Эта линия, непроницаемая для зачарованных доспехов, скоро предстанет перед ними – и там Клик вынужден будет снять свою экипировку, что делает его крайне уязвимым.

Именно так рассуждал Свопп. Он был уже давно знаком с Незрячим – личностью, хорошо известной в узких кругах. Каким бы это обыденным это не звучало, но Кьюиксильвер Иммортал был весьма долговечным пони, что заключил посмертный договор с Дискордом – пока жив тот, одержим и Незрячий. Цена была малая – зрение. Дискорд изначально был натурально слеп и неоформлен – лишь сгусток непонятно каких частей пони, что собственно сильно мешало его выживанию в этом мире. Заинтересованный в бессмертии Кьюиксильвер нашел его и подписался в контракте бессмертия от лет, отдав свое зрение и сделав его в своем воображении химерой – и таким стал окончательный лик Дискорда. Впрочем, связаны какими-то оковами они не были – вопреки своему складу мысли, Кьюиксильвер был ученым: именно он зародил концепцию доспеха пятого поколения и идею, что каждый единорог может обладать магией без практики. Он доказал несколько весьма интересных теорий через подставных пони.

Как бы это странно не звучало, но он был весьма осведомлен о происходящем сегодня. С помощью магии он умудрялся видеть то, что цвет не мог передать. Отсюда происходили его бесконечные разговоры «самого с собой» — его считали сумасшедшим, но он водил дружбу с теми, кого увидеть нельзя – с духами и призраками.

И вот, где-то полгода назад, он мельком намекнул своему «контакту» из Кантерлота – талантливому актеру Своппу, который по совместительству делился с ним интересной информацией из недр закулисной жизни, что процветала в пустых Кантерлотских богачах, что скоро ему придется кое-куда пойти. Он сказал, что необходимо будет избавиться от любой обузы, особенно если она из стражи или ведет армейский подход в жизни.

Клик был ему хорошим приятелем – но не более. Тем более, раз уж он пошел куда-то по совету Незрячего, то он знал, что тот лишнего и лживого не скажет – поэтому в сумке были арбалет и клинок. Арбалет был лишь с двумя болтами – но именно поэтому он надеялся лишь на клинок.

— И что, где же все? – с раздражением позвонив в колокольчик постоялого двора в пятый раз, резко бросил он.

— Не знаю, — сказал Клик и задумался. Взгляд его устремился по пейзажу, но не пейзаж сейчас искал он – а лишних свидетелей. Свопп был хорошим актером, но также он был искусным лжецом. А еще у него был один небольшой амулетик – небольшая, но красивая штучка, которую он всегда представлял как семейную реликвию. Но Клик прекрасно знал, что Свопп лжет. Это был ключик от одной тайны, которую тот очень хотел раскрыть. При нем в сумке было пять похожих ключей — и шестой был совсем рядом. Но нельзя было убивать публично – это могло закончиться не раскрытием тайны, а тюрьмой. Ходили слухи о запакованном оружии, открыть которые могли шесть амулетов. Годы искал он их – и нашел пять. Шестой был ближе, но когда Клик узнал об этом, он был в шоке. Месяцы борьба внутри души лишала его покоя – убить или не убить? И вот сейчас, в рамках глобальной проблемы он избавится от еще одной души – и найдет то, что искал. И сделает то, что хотел. И действительно станет владельцем того, перед чем склонятся даже деньги.

Даже деньги… Интересная фраза. Стоп… О Дискорд побери, только не это.

Какой-то силует пони в утреннем тумане, хромая, шел сквозь переплетения улочек, приближаясь к ним. Было видно, что он стар. Медленно он шел к ним, надевая по пути очки и хорошенько нахлобучивая их на нос.

Наконец он подошел к ним и открыл разговор фразой:

— Что забыли здесь, сынки? Все народ уже в церквушки, молятся за спасение, — проскрипел старик.

— Мы, дедушка, здесь лишь ради отдыха. Не подскажешь, где здесь можно поесть и поспать?

— Да вы зайдите в церковку да на третьем ряду увидите пони в холщовой рубашке. Это Вуден Хак, он местный хозяин двора, он вам поможет, — прошамкал старик.

— А можно вопрос: почему вы не в церкви тогда? – спросил Свопп.

— А на кой мне эти молитвы? Якось-то нечего мне молиться за спасение – и так скоро, хе-хе, в гроб, — промямлил старикан и пошел куда-то.

Минута прошла в раздумьях. Старик скрылся за углом в тумане; оба пони примерялись друг к другу, словно ожидая друг от друга подставы; наконец молчание нарушил не выдержавший Клик:

— Ну, давай уже в церковь.

— Я только за.

Двое пони медленно шли по направлению в церковь, разглядывая деревушку. Старая деревня, коих было немало в околодорожье, почему-то не казалась счастливой – наоборот, взгляд на дома, которые на первый взгляд казались целыми, сейчас навевал уныние. Возможно, был виноват туман – но какое-то нехорошее предчувствие колыхало их души.

Наконец дорожка кончилась, и они подошли к церкви Селестии. Двери были закрыты, но внутри слышались песнопения. Свопп уже хотел постучаться, но Клик остановил его, показав ему кое-что. Какой-то кусочек белой слизи лежал на дороге; Свопп даже не обратил на него внимания, но наточенный на подобное глаз Клика сразу увидел обман.

— Знаешь, что это? – загадочно спросил он.

— Блевотина? – с отвращением предположил Свопп.

— Нет. Это слизь чейнджлингов – обычно это материал для постройки улья. Она встречается только у улья, и больше нигде – в походе они не строят укрытий.

— То есть…

— Деревня уже давно – подстава для путников и для оставшихся жителей. Именно.

— И что нам делать?

— Я не знаю, Свопп. Я не знаю.

— Сколько времени тебе надо, чтобы отоспаться?

— Часа четыре, а что?

— Мне часа три, и могу день идти. Давай снимем номер на четыре часа – поспим и сразу уйдем.

— Я думаю, лучше на семь. Вначале не сплю я, а затем не спишь ты.

— Договорились.

В этот момент каждый подумал: «Чтобы тебя высосали, пока я притворяюсь, что сплю,» — и оба синхронно улыбнулись; но, не зная о помыслах другого, сочли это каждый удачным для себя совпадением.

**

Юниверз медленно шел по аллее, объятой со всех сторон туманом. На первый взгляд он казался непроницаемым, но это было ошибочно – в нем было все видно где-то на метров сорок, и до пятисот метров можно было видеть силуэты. Почему Юниверз так просчитал? Потому что от столба с пометкой «Кантерлот» до парка пригорода было как раз пятьсот метров, и были видны силуэты деревьев.

Шел он весьма медленно, наслаждаясь новым и непривычным для него пейзажем. Не видевший чистоту синего неба и вечно необъятные просторы, он считал, что видит то, что должно быть. Впрочем, так же он отдавал себе отчет в том, что идет куда-то, где был совершен локальный апокалипсис, и, хоть такое словосочетание резало ему самому уши, кроме как прилагательного «постапокалиптический» ему ничего не приходило в голову.

«А там, где апокалипсис, там и постапокалипсис. Интересно. Я никогда не видел разрушенных миров; хотелось бы узнать, каково это – быть таким своеобразным падальщиком и что нужно, чтобы выжить? Происходящее для меня, конечно, игра – этот доспех, мой склад ума и позиция в этом мире дают мне право игриво относиться к подобному, заигрывать со смертью в ее истинном обличье; кому-то, это, конечно, тяжелым грузом ляжет на жизнь и не будет оправдания совершенным таким образом глупостям и психованностям в такое время; кому-то это наоборот, принесет богатство и славу – черную мародерам вначале, белую чистильщикам и ликвидаторам потом. Но, что самое удивительное – мне совершенно не страшно. Кажется, что пахнет свежей хвоей – действительно ли так разрушителен этот локальный… Дискорд побери, опять это наиглупейшее сочетание. Как же это назвать? Местный конец? Региональный «зэ энд»? Ай, ладно. Меня все равно никто не осудит, если я пойду по стопам писателей дешевых бульварных романов и назову это пафосными словечками… «Событие Икс». А что, по-моему, весьма неплохо… «Событие Икс». Если я сумею рассказать об этом выжившим, возможно, моя правка войдет в учебники по истории… Хех. Какие глупые мечты. Я вообще кого-нибудь встречу? Сильно сомневаюсь в этом,» — вел Юниверз монолог внутри себя. Ему казалось, что голос внутри него самого пару раз менялся, обретая полудиалоговую форму, но он доказал себе, что ошибается, попробовав заговорить с собой вслух. Голос летел вслед за речью – и вот, этот идеальный голос наконец умолк, когда на обочине Кантерлотской дороги показался какой-то движущийся силуэт.

Силуэт явно принадлежал пони и потому Юниверз слегка удивился. «Почему он не бежит? У него нет инстинкта самосохранения? Здесь может быть опасно, а может… А может, он мыслит, как я. Подойду, спрошу, что он здесь забыл – может, найду что полезное в его речи,» — подумал он и немедленно направился прочь от дороги.

Это действительно был пони, и, судя по позе, он был очень сильно занят. Слегка обойдя его, чувство легкого отвращения нахлынуло на Юниверза – пони занимался поеданием самого себя. Причем он делал это не как сумашедший, не грыз в исступлении плоть, а наоборот, делал это размеренно, со смаком, пробуя каждый кусочек.

«Странно,» — подумал Юниверз, наблюдая за ним. Но это ничуть не смутило идею спросить у пони, что он здесь делает.

— Извините, я бы спросил, который час, но, думаю, не время. Не подскажете, что произошло и что вы здесь делаете? – задал Юниверз вопрос.

— Ем, — огрызнулся пони, — не мешай. Иди, куда шел.

— Так вы не…

— Ничего не скажу. Проваливай, — пони зло посмотрел на Юниверза, прерывавшего трапезу.

— И не…

— Слушай, я тебе ясно сказал – вали отсюда. Я занят, — ни один, ни другой друг друга не смущались и не боялись.

— А разве…

— Дискорд тебя забери, у тебя с головой плохо? – оскалился пони, и тут Юниверз рассмотрел какую-то белую точечку у него во рту.

— Странно. Обычно пони себя не едят, так как это доставляет нестепримую боль. Значит, ты не пони. Но одновременно ты пони, и это парадоксально, но верно. Значит, ты не оригинал. А это значит, что ты фамильяр – но фамильяр не будет поедать себя, ведь он специальная марионетка. Но есть еще один вариант… — Юниверз сделал шаг навстречу пони, резко развернул его голову к себе, несмотря на грубые протесты со стороны последнего, и копытом раскрыл ему рот, — так и есть. Ты – паразит.

Из пасти на него смотрело странное белое создание. Щупальцами с присосками и крючками оно уходило в ткани тела; брюшко, видимо, шло ниже по пищеводу. В середине был виден большой рот, в котором находились зубы, которые были, судя по агрессивному постукиванию, перемолоть любые кости.

Этот рот внутри и говорил; движения рта пони были лишь какими-то хаотичными судорогами.

— Ну что пялишься? В первый раз могильного трупоеда видишь?

— Вообще-то в первый, — сказал Юниверз и соскреб немного белой жижи с щупальца. От нее явно несло рвотой. «Какая мерзость,» — подумал он.

— Эй, эй, потише давай! Давай я к тебе в кишки залезу заживо и буду там скрестись! Хочешь, да? Раздвигай дыхальце, — крепко выругался паразит в ответ на движения Юниверза, — слушай, дай просто пожрать. Я и так голодный – мне не до тебя.

— Голодный? Разве каждый день в Кантерлоте не умирает пара пони?

— А я что, один на кладбище? У нас скоро будут талоны на тушки раздавать – теперь же у нас все модненькое, кремировать надо, или в гроб на ста затычках положить. Хорошо хоть могильщики понятливые – гвозди крадут на цинк, и им плюс, и нам полегче. Ты когда-нибудь пробовал есть цинк?

— Нет, не приходилось. Был бы рот… — задумался на секунду Юниверз, представляя себе цинк.

— И даже не бери в этот свой рот. Гадость еще та. Какой-то химией несет. Уж я-то знаю, меня мой рот никогда не обманывает.

— Ух ты, — улыбнулся Юниверз, — а вы, сэр, оказывается, эстет…

— Да хоть как меня назови, только пожрать дай. Это, кстати, просто халява какая-то. Что произошло, кстати, раз уж такой тут пир?

— Если бы ты не упирался, то ты бы услышал, что я вообще-то тоже самое хотел спросить у тебя. Кстати, как тебя зовут?

— Эм-м… Эй-Арса. А тебя, раз уж ты несъедобный?

— Юниверз.

— Похоже не понячье имя. С какого кладбища будешь?

И тут до Юниверза дошло: у паразита не было глаз, и он принял его за сородича! С хохотом он прояснил возникшее недоразумение, и тут…

— А-а-а-а! – завопил паразит, — матушки-батюшки мои аскариды, убивають! Хулиган! Царапает! Помогите!

— Да спокойно ты, полоумный червяк, не буду я тебя убивать, — громко и твердо произнес Юниверз, заглушая истошное вопение паразита и его попытки убежать, пытаясь заставить дергаться окоченевшее тело. Хоть и страшно было Арсе, но с такой добычей он тоже не спешил расставаться – уж слишком он был голоден.

 — Точно? – после секундной паузы поинтересовался Эй-Арса, — а ты уверен, что точно не будешь?

— Точно-точно, — кивнул Юниверз, — мне незачем тебя убивать. Ты своими воплями мне даже мысль сбил. Помнишь, ты говорил про цинк?

— Ну-у… Да. Мерзость, да, — подтвердил Арса.

— Ну так вот, я целиком нахожусь в большом ходячем гробу мне по размеру – и поэтому мне незачем тебя убивать. Мне уже не страшно встретить какое-то чудище на улицах Кантерлота – я их, чует мое отсутствующее сердце, навидаюсь.

— Чудище? Ты сам, судя по рассказам, чудище, а я представитель редкой, и, между прочем, весьма благородной расы.

— Я вижу, какая она благородная…

— Знаешь что? Ты ведь жрешь капусту? Так вот, с точки зрения капусты ты – смертоубийца и тебя надо на кол…

— Да погоди ты, нервный червяк, хоть раз меня дослушай. Ты орешь, как бабка на всю улицу, чтобы все в округе слышали, а толку? Ну приползут твои сородичи, мне-то что? Меня им не сожрать – не по зубам, а давить тебе подобных и марать мой свеженький костюмчик мне совершенно не хочется. Ты понимаешь, к чему я клоню?

— Похоже, что да, — утробный голос изобразил интонацию понимания, — видать, ты какой-то особенный пони, раз у тебя нет желания прихлопнуть такого, как я. Но учти – я все еще тебе не доверяю.

— Кстати, а почему твоя раса благородная? – поинтересовался Юниверз.

— Не знаю. Может, если увидишь более умных могильщиков, чем я, узнаешь, почему. Я не знаю, да и незачем. Мне надо знать, как быстро тушку проглотить – мне в будущем еще детей надо делать, а для этого туш пять надо.

— Так ты…

— Да, я женского рода. Но и мужского тоже. Судя по твоему голосу, для тебя все это очень странно, да? – издевательски подметил Арса.

— Да нет, почему же… Я наслышал о, ахем… — Юниверз крякнул, вспоминая слово, — …гермафродитах. Ты, похоже, первый представитель этого… Слова, скажем так, которого я вижу вживую. Учебники по медицине говорили, что история знала примеры такого уродства…

— И опять ты все путаешь. Для вас всех, может, это и уродство, но для нас скорее быть только самцом или самкой – уродство. Слишком уж это хлопотно в итоге выходит – мы сейчас живем в таком мире, где каждый сам за себя. Именно поэтому ко мне еще не приползли на меня похожие, хотя крики они наверняка слышали. Уже планируют, какой кусок моей добычи им достанется.

— А у вас, вижу, серьезные принципы невмешательства, — огорченно вздохнул Юниверз, — к сожалению, и у нас такие тоже бывают.

— Вот именно поэтому мы не так далеко от вас ушли. По сравнению с вами, мы просто иные в физическом плане – а мораль, увы, одинаковая у всех, будь то падальщик, могильщик, дух или просто пони. Сечешь?

— Сек бы, да ссекается неверно, — ответил Юниверз любимой фразой Незрячего на вопрос «Сечешь?», однажды заданный ему каким-то пони.

— Хех… Ну так можно я все-таки поем? Раз уж мы с тобой так поговорили, это лишь разыграло во мне аппетит, — заметил Арса.

— Конечно можно, — кивнул Юниверз, — только после последнего вопроса.

— Ну задавай, только скорее, — с нетерпением оттарабанил Арса.

— Сколько у тебя зубов? – спросил Юниверз и наткнулся на ступор. Паразит не знал, сколько у него зубов, но вдруг вместо «не знаю» он начал что-то делать во рту, считая. По-видимому, ему самому стало интересно, сколько же у него зубов.

В таком озадаченном положении его Юниверз и оставил. «Пусть подумает – даже последнему червяку думать иногда – хотя бы иногда, полезно.» Уже издали он услышал победный крик: «Триста сорок шесть!» и ужаснулся. Триста сорок шесть зубов – это не лезло ни в какие рамки восприятия мира. Сорок шесть – он бы еще понял, но триста сорок шесть… Это было слишком. «Хорошо, что мне такой, приличный, спокойный попался. Другой бы еще сьел ногу и не подумал. Впрочем… Мне теперь дорога только туда, в Кантерлот.»

Путь продолжился. Вокруг меркали различные дома, фасады которых от ударной волны осыпались. Где-то там, в Кантерлоте, сверкали разряды молний, сходя с верхнего края тумана на землю. Теперь уже стали чаще попадаться тела пони и разрушенные здания.

Деревья начали менять свой облик. Теперь периодически встречались погнутые, сломанные, искореженные деревья. Запахло чем-то нездоровым – как будто рядом было болото. Шаг за шагом Юниверз медленно приближался к эпицентру, проходя мимо пустырей и небольших городков около города. Совсем скоро ему придется наступить на землю…

— …А-а-а! – заорал кто-то, и, врезавшись в доспех Юниверза, отлетел назад, распластавшись по земле. Перед Юниверзом оказался какой-то непонятный пони, весь в царапинах. Некогда красивый дорогой костюм тряпьем висел на коже, галстук был наполовину оборван, очки были разбиты на одном стекле, от чего их было не принять за очки – так, ненужная стекляшка.

— Кто ты?

— У-уйди…. Демон…

— Я не демон, — отрицательно ответил Юниверз.

— Д-демон… Будьте вы все прокляты… — пони отползал от стоячего Юниверза, который принципиально не понимал, что происходит.

— Зачем кого-то проклинать? При чем здесь я и демон? – нотки искреннего непонимания прозвучали в голосе Юниверза, но сердце того пони не услышало их. Он встал, развернулся и побежал прочь от него, туда, где туман, судя по всему, кончался.

«Что это было? Какой демон? Почему он так сказал? И вообще, зачем оскорблять незнакомцев, оказавшись в такой ситуации?» — задавал себе вопросы Юниверз, и не находил ответа. Похоже, ответа так реально и не было. «Но ведь где-то всегда есть ответ?» — подумал он вслед. И, видать, чтобы отыскать эти ответы, нужно было идти дальше, туда, в разрушенный город.

Вдруг Юниверз ощутил, что на него кто-то смотрит. Он обернулся. На него действительно смотрел какой-то карликовый пони. В его глазах были зрачки, но они были почему-то абсолютно пусты.

— Простите… — обратился к нему Юниверз, но тот пони даже не подумал отвечать, а лишь продолжил смотреть на него. Это был земной пони, больше похожий на жеребенка – белый, с седой гривой, и резкими чертами лица – и лишь борода выдавала в нем отнюдь не детский возраст.

А затем он просто испарился, будто его здесь не было. Просто растаял в воздухе легким дымком и его не стало.

«Удивительные и неповседневные вещи попадаются мне на глаза сегодня,» — подумал Юниверз, возобновляя шаг, — «такое ощущение, что вместе с одним взрывом мир изменился. Ошибаюсь ли я? Вот это уже интересно,» — закончил он мысль вслух и ускорил шаг.

До Кантерлота оставалась еще буквально пара сотен метров.

Вдруг что-то переменилось. Прямо из-под земли начали вырастать какие-то дугообразные стержни, которые напоминали стекло. Они прорастали сквозь все – сквозь тела, землю, деревья, дома, и даже сквозь Юниверза. В местах, которых они прорастали, стал ощущаться непонятный холод. Так продолжалось секунд десять. Затем они моргнули по семи цветам каждый – цветам радуги, и вдруг в ослепительной вспышке мир испарился.

Нет, объекты остались на месте, но Юниверз в первый раз за свою жизнь потерял ту нить, что держала его на привязи с этим миром, и потерял сознание. Костюм, словно срубленный мечом, упал на землю и распластался на ней. Системы, что давали ему чувства, отправились в жесткую перезагрузку, но, даже уже восстановившись, они не ощущали владельца; его сознание клубилось где-то внутри, не ощущая себя.

**

— Ну и что вы этим хотите сделать? – голосом, полным недоверия, Твайлайт Спаркл смотрела на то, как рабочие Радужной Фабрики выпустили в Кантерлот столп огромного бесцветного месива, из которого, по задумке, могла получиться радуга.

— Мы лишь даем время. Любое существо без физической формы или с ней, но приобретенной вследствие собственного желания, поваляется в отключке, и, если есть выжившие, они убегут.

— А как они знают, что надо им делать?

— Кантерлотские громкоговорители оказались чудесным образом на связи. Так мы и подумали – что, если сделать так. Осталось лишь ждать.

Твайлайт Спаркл и Рейнбоу Дэш уселись в Понивилльском лагере, где сейчас полным ходом шла подготовка к эвакуации. Впрочем, ждать пришлось недолго: уже через семь минут рация вдруг разразилась –

— Сэр! К нам из тумана прибыли двести шестьдесят четыре пони, и их число потихонечку растет! Они очень напуганы и многие находятся в состоянии шока! Что делать, сэр?

— Это линия у тумана?

— Да, сэр, так точно, сэр!

— Всех везите сюда – им нужна будет медицинская помощь. Срочно, ни секунды не медлить.

— Понял, сэр.

Рация потухла на полминуты, чтобы сменить другим диалогом – точно таким же, только цифра была другая. Когда все шесть станции около Кантерлота смолкли, Твайлайт подсчитала: тысяча пятьсот шестьдесят семь пони.

Из полутора миллионов.

Снова чувство отчаяния захлестнуло фиолетовую аликорн.

Командир вышел на площадь и сказал:

— Психологи есть? И психиатры?

«Да,» — было ему ответом.

— Для вас сегодня звездный час, — крикнул он и вернулся в палатку. Судя по всему, аликорна придется отправить к ним же – подумал он и взглянул на часы. Восемь.

Скоро наступит день первый.