Цыгане, психозы и удовольствия

Увертюра: Вдохновение

Я ощущаю:
Это темнее Любви,
Это — как сахар,
Звучное нечто мое -
Где-то внутри пустота.

Киносеанс в Эквестрии

— Цыгане! Цыгане! — кричала Эпплблум, весело скача по дорожке сквера, — Сегодня приедут цыгане!
Спайк и Твайлайт, которые устроили миниатюрный пикничок на травке, переглянулись: что за радость такая?
— Эй, Эпплблум, иди сюда! — позвала жеребенка Твай. — Расскажи, чему ты так радуешься?
— Как, вы не знаете? — подбежала к ним Эпплблум, — ведь сегодня к Понивиллю приедут цыгане.
— Ну и чему тут радоваться? — возразил Спайк. Он был наслышан о цыганах, хотя никогда их не видел. Цыгане обитали в Вечнодиком Лесу, сами о себе говорили, что они потомки тех пони, которые жили с людьми. Они не подчинялись никому и зачастую промышляли темными делишками: все в Понивилле знали, что если нужно достать что-то неразрешенное, то надо обратиться к цыганам. Потому дракончик искрене удивился восторгам Эпплблум.
— Ну как же! У них будут сладости, они покажут всякие диковинки, и они привезут, — лошадка запнулась и выговорила по слогам — Ки-Не-Ма-То-Граф. Во!
— Кинематограф? — переспросила Твайлайт, — Это еще что такое?
— Это... Ну это... — стушевалась Эпплблум, а потом выпалила — Это очень интересно и весело!
— От тебя ничего не добиться! — буркнул Спайк, — вернемся домой и посмотрим в энциклопедии.

Энциклопедия, однако, ничего не знала о кинематографе. Единорожка и дракончик перерыли всю свою библиотеку, но так и не нашли ни в одной книге упоминания этого загадочного явления или предмета.
— Скорее всего, какой-то фокус, — пожала плечами Твайлайт.
— Люблю фокусы! — вдруг заявил Спайк.
— Ты? Фокусы? — удивилась Твай. — И с каких это пор?
— Просто понимаешь, — смущенно заговорил Спайк, — я думаю, нам надо развеяться, а то мы какой уж вечер проводим за занятиями.
— Ну, на прошлой неделе мы ходили на музыкальный вечер, на котором, между прочим, кто-то заснул, а потом и захрапел!
— Камерная музыка такая скучная, а тут — Ки-Не-Ма-То-Граф! — мечтательно возразил Спайк, — неужели, самой неинтересно?
— Интересно, — призналась единорожка.
— Ну так пойдем!
Твайлайт призадумалась.
— Ну хорошо, только с условием: от меня не отходить, и ничего не клянчить!

Вечер выдался теплым и безветренным. Как начало смеркаться, пони стали собираться группками и отправляться к опушке за околицей Понивилля. Они шушукались и выглядели возбужденными, как дети, которые готовятся сделать что-то неразрешенное, но очень интересное.
На самой опушке были установлены несколько балаганчиков из наскоро сколоченных досок и разукрашенных, словно в кошмарном сне дизайнера. Пони-цыгане сновали посреди толпы и зазывали публику посмотреть на пегаса-медведицу или же диковинного зверя из-за девяти морей. Некоторые торговали с лотков всякой снедью, впрочем, было заметно, что у этих лотков двойное дно и изредка продавался флакон с подозрительной жидкостью или какой-то блестящий металлический предмет.
Дракончик и единорожка могли теперь хорошо рассмотреть цыган. Это были пони без кьюти-марок, с нечёсаными гривами, в которых запутались семена репейника и череды. Их тела, видимо, никогда не знали ванны: пятна грязи были очень заметны. У всех в ушах были тяжелые золотые серьги, а на шеях — ожерелья из монеток. Это были бродяги, которые жили с рождения и до смерти на открытом воздухе, но не было заметно, что такая жизнь их тяготит.
Спайк все-таки выпросил у Твай купить ему какую-то подозрительную сладость, и теперь весь перепачкался. Впрочем, и городские жеребята перепачкались не меньше. Было шумно и суетливо, однако, заметчалось, что все чего-то ожидают.
Когда совсем стемнело, на центр поляны вышел пожилой пони-цыган, и зычным голосом торжественно сказал:
— Почтеннейшая публика! Сейчас мы вам продемонстрируем чудо из мира людей — кинематограф. Никто, кроме вас еще не видел этого — даже при дворе Принцессы. Бродя по свету, мой табор нашел пленки, чудом попавшие в наш мир. Они были сильно повреждены, и наши мастера потратили много сил и времени, чтоб вы смогли насладиться этим искусством. На этих пленках запечатлены самые настоящие люди. Не скупитесь, пожалуйте нам за наши труды, сколько сможете. Ведь то, что вы сейчас увидите, стоит того.
— Скорее всего, нам покажут пони в гриме, и скажут, что это люди, — шепнул Спайк на ухо единорожке.
— Конечно, — улыбнулась она, — ведь сам знаешь, современная наука ставит под сомнение существование параллельных миров.
Цыгане меж тем прошлись по группкам зрителей с подносами, на которые пони кидали монетки. Руководил ими все тот же пожилой пони-цыган. Когда он решил, что собрана достаточная сумма, то махнул копытом, и вдруг темноту пронзил яркий луч и высветил белую простыню, натянутую между балаганами. И тут на ней появилась картинка, которая неожиданно задвигалась, ожила.
Существо на экране не походило на пони — оно нелепо шагало вперевалочку на одних задних ногах, у него были смешные усики, забавная шляпа-котелок и тросточка. Вдруг в лицо этому существу попадает взявшийся из ниоткуда торт, и оно нелепо падает на свой круп. И тут раздался смех. Смеялись все пони — кто смущенно, а кто от всей души до слез. Всегда серьезная Твайлайт, и та не смогла удержаться, так развеселил её этот несуразный, ну пусть будет — «человек».
Вдруг картинка пропала, и простыня снова стала чисто-белой.
— Вот, почтеннейшая публика, — снова раздался голос пожилого цыгана, — вы увидели первый восстановленный нашими умельцами фрагмент пленки. А теперь прошу жеребят и жеребых пони отойти за деревья и не смотреть на экран, потому что сейчас вы усидите настоящий ужас!
На простыне снова задвигалась картинка. Бушевало море, и парусный корабль боролся с непогодой. На экране вдруг появился люк палубы, крышка которого медленно приподнималась, и вдруг откинулась резким движением, и из темноты трюма показался «человек». Он был без волос, у него были заостренные уши, пальцы его рук были с длинными когтями. Он взглянул на пони с простыни, пугающе завращал глазами без век, оскалил клыки и прыгнул словно прямо на поляну. Раздался единоголосый вопль ужаса. Спайк прижался к единорожке, которая тоже дрожала. И тут картинка исчезла. Простыня снова стала чисто-белой.
Видимо, чтобы успокоить зрителей, цыгане сразу же запустили следующую пленку. На экране богато одетый «человек» стоял на коленях перед незамечающей его красавицей... И тут на поляне раздался один единственный вопль, только не ужаса, а зависти. Пони обернулись и увидели быстро убегающую в сторону Понивилля Рарити. Послышались смешки, аплодисменты, и публика тут же позабыла монстра, так напугавшего её несколько минут назад.
А дальше еще были пленки. На экране «люди» влюблялись, умирали, сражались, плакали, смеялись, попадали в нелепые ситуации, но все это делали так эмоционально, что пони бурно сочувствовали или же от души веселились вместе с персонажами движущихся картинок. Даже всегда серьезная Твайлайт, и та была захвачена происходящим на экране. Что уж говорить о Спайке.

Киносеанс закончился далеко за полночь, эмоционально усталые, но довольные пони стали расходиться по домам. Единорожка и дракончик вернулись в библиотеку.
— Это как книга, которую не нужно перелистовать! — радовался Спайк, — скажи, что ты нисколечко не пожалела, что сходила?
— Я вот жалею, что мне сейчас придется умывать кого-то с мылом, -лукаво ответила Твайлайт, — ой, смотри...
И она показала Спайку свою седельную сумочку. Сумочка была аккуратно разрезана, и все её содержимое исчезло.
— Цыгане! — вздохнул Спайк, а потом хитро улыбнулся, — В следующий раз, как пойдем в кино, обещаю присматривать за твоей сумочкой.
— В следующий раз, — ответила Твай, тоже улыбнувшись, — мы пойдем в кино без сумочки!

Завтрак Твай

«Приготовить тосты несложно,» — размышляла Твайлайт, — «в крайнем случае, найду кулинарную книгу и прочитаю.»
Обычно стряпней и всеми домашними делами занимался Спайк, но в этот раз Селестия, узнав о том, что у дракончика не бывает ни выходных, ни праздников, принудительно отправила его в трехнедельный отпуск, прислав к тому же путевку на морской курорт и полный набор пляжных принадлежностей. Вчера вечером дракончик уехал, а сегодня утром, единорожка, проснувшись, вдруг не обнаружила на прикроватном столике привычных чая и тостов. Придется завтрак готовить самой, однако Твай совершенно не умела не то, что готовить, а даже о том, как кипит вода, имела чисто академические представления. Так уж повелось: Спайк на кухне, Твайлайт в кресле с книжкой.
В животе заурчало, и единорожка с решительностью конкистадора двинулась на ранее неизведанную ей территорию — кухню собственного жилища. А кухня была, надо сказать, у Спайка образцово-показательной. На полках стояли ряды начищенных до блеска кастрюль. Висевшие на крючках и неведомые Твайлайт предметы с длинными ручками одновременно восхищали и пугали. Холодильник мурлыкал свою фреоновую песенку, а вот плита смотрела на единорожку, как на незваную гостью — с недоброй усмешкой. Твай оробела — отважный первооткрыватель стушевался перед кухонным воинством, но решимости позавтракать Твайлайт не потеряла, потому направилась к своей армии — библиотечным полкам.

Прошло два часа. Единорожка стояла перед еще нерастопленной плитой и недоуменно разглядывала сковородку. В книге о вкусной и здоровой пище, которую единорожка проштудировала за это время от корки до корки, было написано, что тосты — это поджаренные кусочки хлеба. А так же, что жарят на сковороде. Вот есть сковорода, вот есть хлеб. Следует ли просто положить хлеб на сковороду, а ту, в свою очередь поставить на плиту? Наверно, так и надо поступить. Твай достала из корзинки буханку хлеба, потом сняла с крючка нож и попыталась отрезать горбушку. Хлеб мялся и крошился, но не резался — буханка выскальзывала из-под ножа. «Ладно,» — подумала единорожка, — «сделаю один большой тост из целой буханки — хватит его мне тогда на целый день и еще на завтра останется.» Твайлайт положила буханку на сковородку, и поставила её на плиту. Прошло пять минут, потом десять, но ничего на сковородке не происходило. Единорожка вспомнила, что тосты, которые ей приносил дракончик, были горячими, и осторожно потрогала буханку. Та была холодной. «А, поняла!» — догадалась Твайлайт, — «Я забыла растопить плиту!» И направилась за спичками.

Еще через два часа огонь в плите наконец разгорелся. Перепачканная сажей единорожка удовлетворенно посмотрела на сковороду с буханкой. «Я справилась, и это было на самом деле несложно. А пока мой завтрак готовится, я пойду приведу себя в порядок, а может еще и успею почитать.» Но сегодня явно был день невезения. Когда Твай вышла из душа, вся библиотека была наполнена дымом. Единорожка побежала на кухню к плите. На сковородке была уже угольно-черная, совсем не аппетитная, буханка, от которой шли клубы дыма. Перепуганная Твайлайт схватила сковородку за ручку, но обожглась и, взвизгнув, уронила свой «завтрак» на пол.
— Так и знал, что ты без меня пропадешь! — раздался за спиной у единорожки знакомый голос. Твайлайт обернулась — на пороге кухни стоял Спайк.
— Спайк! Ты же должен быть на курорте! — удивилась она.
— Ага, — проворчал дракончик, направляясь за шваброй, — я как представил тебя на кухне, так сразу же сошел с поезда на ближайшей станции и купил обратный билет.

Твайлайт сидела за столом, на котором были и тосты, и чай, и грибной суп с пампушками и уплетала еду за обе щеки. Она с благодарностью посмотрела на Спайка и заметила, что тот, умаявшись уборкой на кухне и приготовлением обеда, задремал в своем кресле.
Ей стало стыдно перед своим, таким заботливым, другом, и единорожка решила: «Я обязательно научусь готовить!»

Семь фарфоровых фигурок

Твай, наконец, отошла от заинтересовавшей её витрины, но затем снова вернулась и ещё раз посмотрела на выставленные в ней сокровища. Семь удивительно привлекательных фарфоровых фигурок! Они манили единорожку своим блеском и изяществом формы, навевали туманные мечты, и что-то в самой глубине души Твайлайт капризно захныкало: «Купи!»
Твай вздохнула, достала кошелек и пересчитала монетки: не хватает даже на одну статуэтку... Платили единорожке-библиотекарю совсем чуть-чуть, но раньше Твайлайт хватало — она жила скромно и баловала себя только разве-что лишним кексиком с кремом на полдник. А фигурки словно шептали: «Мы замечательные! Мы тебе нравимся! Если ты нас не купишь, то купит кто-то другой!»
Единорожка грустно поплелась домой, однако, как только Твай переступила порог своего жилища, в ней проснулось такое свойственное ей упрямство. Она достала из тумбочки счеты, вооружилась блокнотом и пером и приступила к расчетам. Так... если покупать только кексы без крема, ограничиться походами в спа не раз в неделю, а — одним разом в месяц, пить не сидр, а бесплатную воду из ручья, то можно себе и позволить с каждой зарплаты...

Прошло полгода. Твайлайт радостно скакала домой: в её седельной сумке лежала последняя фарфоровая статуэтка из магазина. «У меня получилось! Я купила их все!» — радовалась единорожка. Все вокруг казалось пестрым и солнечным, птицы пели особенно нежно, а ножки сами несли домой: к маленькому прикроватному столику, на котором уже стояли шесть других фигурок. Твай вихрем ворвалась в библиотеку, чуть не сбив с ног Спайка, флегматично возюкавшего шваброй по полу, и побежала к себе в спальню.
Как красиво! Теперь все семь фигурок из магазина выстроены в рядок на узкой столешнице. Дневной свет искрился на их глазированных боках, блики играли на округлых изгибах фарфора. Восторженная единорожка наклонилась к столику, чтоб получше рассмотреть эти блестящие статуэтки, и... Столик опрокинулся и все семь фарфоровых фигурок посыпались на пол. Вдребезги!
Ноги Твайлайт подкосились, и она грустно опустилась на пол среди осколков. На глаза единорожки навернулись слезы. Она раньше и не могла представить, что способна заплакать из-за такой ерунды, но сейчас она именно плакала над своими погибшими сокровищами. Она не слышала, как хлопнула дверь библиотеки, и не видела, как Спайк куда-то побежал.

— Вот, держи, это тебе! — Твай посмотрела заплаканными глазами на дракончика, который ей протягивал... ужасающе безвкусную, аляповатую, огромную керамическую кошку-копилку, которой цена была грош за дюжину в базарный день.
Единорожка посмотрела на эту кошмарную кошку, которая по сравнению с разбившимися изящными статуэтками выглядела уродом-великаном, и собиралась было заплакать еще горше, но, взглянув на простодушно-заботливое выражение мордочки дракончика, вдруг рассмеялась и обняла своего друга:
— Какой же ты милый и добрый дуралей, Спайк!

Теперь на прикроватном столике Твай красуется огромная, безвкусная, дешёвая кошка-копилка.

Маленький секретик Твай

У Твайлайт есть своя маленькая, но очень приятная тайна. Совсем безобидная, но с некоторой точки зрения — порочная. Потому о ней и не должен знать никто.
Когда приходит условленный день, она намекает Спайку, что ему стоит навестить Рарити, а то подружке-модельеру в последнее время не хватает внимания. Дракончик немедленно загорается идеей посетить ту, о которой он постоянно вздыхает. Спайк начинает суматошно собираться, и, в конце концов, Твайлайт удается его выпроводить. Через некоторое время и сама единорожка незаметно покидает библиотеку и отправляется к Вечнозеленому Лесу.
На опушке ее уже ждет пони-цыган. Единорожка дает ему монетки, а он ей — туго перевязанный сверток. Твай прячет сверток в седельную сумку и возвращается окольными путями к себе. Как раз вовремя: к этому времени Рарити удается все-таки выставить за дверь своего непрошеного гостя, и Спайк появляется на пороге библиотеки.
Дракончик весь вечер восторженно рассказывает, какая прекрасная Рарити, какие у неё драгоценные камни, как она на него посмотрела, да какой шутке улыбнулась; а Твайлайт ждет, пока он успокоится и отправится спать.
Наконец, ночь. Спайк крепко спит. Единорожка высскальзывает из постели, берет неяркий фонарик, достает из тайника полученный днем от цыгана сверток и забирается с ним под одеяло. Она разворачивает сверток и рассматривает при свете своего фонарика его содержимое. Это книги, журналы. Книги в мягких желтых обложках, изрядно потрепанные, в неаккуратных пятнах. Твайлайт погружается в чтение. Герои этих книг грубы и непристойны. Вот сыщик, который, вместо шерлок-холмсовских умозаключений, сначала выбивает подозреваемому зубы. И только потом уж спрашивает, где тот был во время преступления. Вот веселый бродяга, любящий алкоголь, но, в случае чего, легко пускающий в ход дубину. И вот любимый персонаж единорожки — злодей, который никогда не сомневается в своей правоте, а сразу пускает в дело оружие.
А журналы — мятые страницы с желтыми пятнами. Твайлайт рассматривает фотографии: любовь, которая, оказывается, может быть продажной, потому чудовищно непристойной — и привлекательной.
Тишина. Единорожка под одеялом листает свои сокровища. Перелистнув последнюю страницу журнала, снова начинает листать его с конца. Идиллия безопасного порока. Проходят часы, глазки Твай устали, она прячет свои сокровища на тайную полочку, гасит фонарик и с чувством умиротворения засыпает.
Никто не знает, что ей снится, однако, присмотревшись к тому, как она улыбается во сне, понимаешь, что это приятные сны. А если маленькая порочная тайна приносит столько удовольствия, то пусть единорожка ей наслаждается, не так ли?

Твай слушает радио

Попробуй разберись, где цыгане находят столь странные вещи!
У Твайлайт есть купленная на их ярмарке интересная коробочка. Она сделана не из дерева, не из металла, а из какого-то черного материала, похожего на застывшую смолу. На лицевой стороне этого предмета — яркая шкала с цифрами, если вращать большое колесико, что с правого бока коробочки, то по этой шкале плавно двигается красная стрелка, а если покрутить другое колесико, что поменьше, то раздается сначала щелчок, затем коробочка начинает шуметь. Поворачиваешь маленькое колесико дальше — шум усиливается, крутишь в обратную сторону — утихает, потом снова щелчок и молчание. Но если в это же самое время перемещать по шкале стрелку, то можно услышать много интересного — незнакомую музыку или голоса, рассказывающие о непонятных вещах.
Твай сидит вечерком на балкончике и забавляется с этой непонятной игрушкой. «...Новый витаминный комплекс разработан и рекомендован академиком РАЕН... Заказывайте по телефонам...» Единорожке смешно — зачем покупать витамины в таблетках, если кругом полно свежих овощей и фруктов? И она перемещает стрелку дальше. «... На чемпионате мира по хоккею...» Пони снова смеется: если хочется поиграть в хоккей, то зачем делать это на весь мир? Только лишняя суета. Следующее деление на шкале. Песня:
...Two fools in love
So beautiful and strong...

Твайлайт покатывается от хохота — как это уморительно: два влюбленных дурачка, которые красивые и сильные? Такое только младенцы-жеребята лепечут! Стрелочку на следующее деление. «...Упали мировые цены на нефть, что вызвало обеспокоенность...» Лучше б их обеспокоило что-то более интересное, например, очень неприятно будет, если подорожают конфеты. Еще покрутим колесико. А вот это должно быть интересно — судя по тону диктора, попалась образовательная программа. «...для распространения сексуальной магии, оккультного продолжения восточных тантрических техник. Сексуальная магия связана с управлением экстатическими энергиями, возникающими во время сексуальной активности, и растворением „искусственной“ конструкции личности. Посвященный сосредотачивается на объекте работы или том состоянии, которого он хочет достичь...» Единорожка хохочет в голос: разве такая глупая магия существует? Какие идиотско-серьёзные слова: «экстатические энергии», «конструкция личности»! От них так и веет трудностями и унынием, между тем, волшебство — это легко и весело!
Так и проходит этот вечер — Твай слушает обрывки радиопередач из неизвестного ей мира и смеется над звучащими в них глупостями.
В конце концов, на балкончик выходит заспанный Спайк, ворчит, что она своим хохотом мешает ему отдыхать, и отбирает радиоприемник.

Первая интермедия: Леденцы

Annie aime les sucettes...(Serge Gainsbourg)

Пинки Пай без ума от леденцов...
Когда с леденца слетает обертка, розовая пони чувствует, как аромат этого лакомства щекочет её где-то в секретном уголке носоглотки. Пинки аккуратно касается леденца губами и проводит по его сомлевшей от слюны поверхности языком. Первые капли сладко-терпкого сока прокатываются по небу. Пони больше не может терпеть и отправляет леденец за щеку. А за щекой он начинает жить своей собственной, приторной жизнью. А потом во рту взрывается пряный искрящийся фонтан, и Пинки испытает ни с чем несравнимое сахарное наслаждение. Леденец становится совсем крохотным, и пони чувствует в этот момент истому, близкую к утомлению. В желудке ощущается приятная полусытость-полутошнота. Розовая пони смотрит на протянутую ей монетку — в первые секунды недоуменно, но потом все-же берет её.
Пинки Пай без ума от леденцов...

Твайлайт и дынное семечко

На ферме «Сладкое Яблочко» весенние работы были в самом разгаре. Пока Биг Мак окапывал яблони и белил их стволы, Эппл Джэк занималась огородом. Весьма кстати пришлась ей помощь заглянувших на ферму друзей: Спайк оказался прекрасным землекопом и вскапывал землю под будущие посадки, а Твайлайт... Ну, она была непривычна к такому труду, потому просто создавала «рабочую атмосферу», иначе говоря, старалась не путаться под ногами.
— Морковь, свёкла, томаты, — Эппл перебирала на столе пакетики с семенами, — петрушка, дыня...
— Дыня? — заинтересовалась Твай — Обожаю дыни!
— Ага, — съязвил дракончик, который подошел к ним, чтоб глотнуть водички из бидона, стоявшего как раз около стола, — кое-кто однажды слопал в один присест целую дыню. И этого кого-то мне потом пришлось отпаивать активированным углём.
— Ты можешь сама попробовать вырастить дыню, — предложила Эппл Джэк, — вот, возьми семечко и посади возле библиотеки.
— Спасибо! — Обрадовалась единорожка. Она схватила дынное семечко, и со всех подковок понеслась домой.
Спайк и земная пони недоуменно посмотрели ей вслед.

Чтение заклинаний оказалось, мягко говоря, не самым лучшим способом вскапывания земли. Грядка, над которой уже который час трудилась Твай, больше походила на метеоритный кратер.
— Как дела? — поинтересовался наконец вернувшийся с фермы Спайк и критически осмотрел «огород».
— Не получается, — грустно ответила единорожка.
— Эх, ты, тяпа-растяпа! — усмехнулся дракончик, и сам занялся грядкой. Впрочем, Твайлайт было позволено самой опустить семечко в лунку, а затем принести лейку воды, так что пони принимала в работе тоже активное участие.

— Не всходит! — беспокоилась Твайлайт, — вдруг семечко вообще не прорастёт?
В течении четырех дней пони бегала к своей грядке: утром, в обед и вечером.
— Может мне стоит поколдовать?
— И вырастет зомби-дыня! — проворчал Спайк. — наберись терпения, всему — свой срок.
Но с каждым днем пони становилась всё беспокойнее и нетерпеливее. Ждать — это так невесело и утомительно!

Единорожке снился сон: на грядке выросло гигантское растение, которое скрыло библиотеку своими огромными зелеными листьями, и на земле, перед самым парадным входом, лежит большущая спелая дыня. Её нежно-сладкий аромат растекается по окрестностям, и все пони сбегаются посмотреть на это чудо. Раздаются крики восторга: «Ай да дыня! Ай да Твайлайт!» Потом начинается праздник, во время которого Твай награждают медалью «Лучший огородник Понивилля»...
— Просыпайся, соня! — разбудил её Спайк. — Иди, взгляни на свою грядку.
«Что-то случилось! Наверно, вороны выкопали семечко и склевали!» — встревожилась пони. Она опрометью бросилась на свой импровизированный огородик, а там... Нежный, крохотный росточек, раздвинул песчинки и потянулся к утреннему солнышку. Растроганная Твайлайт опустилась рядом со своей грядкой. От ростка исходило что-то успокаивающее, и Твай почувствовала, как из её сердца уходят тревоги и волнения — связанные не только с дынным семечком. Это было необыкновенно.

— Ну ты даёшь! — воскликнул Спайк, когда единорожка выложила перед ним пакетики с семенами. — Тебе действительно нужен огород?
Твайлайт смущенно заулыбалась, и дракончик, пожав плечами, пошел вскапывать землю для новых грядок.

Каникулы Твай

— Это же здорово! А ты нос повесила. — искренне удивился Спайк реакции Твай на последнее письмо Селестии. — Будешь развлекаться до трех ночи, а потом — спать до десяти; загорать на солнышке; нежиться в спа, сколько душа пожелает; копаться на своём огородике; а может, я тебя вытащу и в дэнс-холл!
— Каникулы! — заныла пони, — это так скучно!
Как вы уже, наверно, догадались, в письме от наставницы единорожки был табель с отличными оценками и открытка с пожеланием весело провести каникулы. Для трудоголика это было хуже смертного приговора.

— Я на этих каникулах устаю больше, чем за работой! — жаловалась Твайлайт дракончику.
— Да разве ж так отдыхают? — возразил Спайк, — мне тебя силой приходится выпроваживать на прогулку, и все-равно, ты через полчаса возвращаешься. Подруги устроили вечеринку — не пошла, купил тебе красивое пляжное полотенце, а ты в сторону речки даже и не смотришь.
— Я не умею отдыхать, потому что всё своё время посвящала занятиям, — грустно сказала пони.
— Вот и учись! На-ка тебе мяч, скакалку, ролики, и марш на улицу! И чтоб до ужина копыта твоего здесь не было.

Прошло некоторое время, и дракончик с удовольствием заметил, что Твай снова повеселела. «На улице побегала, в мячик поиграла и вошла во вкус. А то капризничала — не умею отдыхать! В деле воспитания глупых единорожек я дам фору даже самой Селестии!» — ехидничал про себя Спайк. Но однажды, прибираясь в комнате Твайлайт, он сделал открытие, которое его очень неприятно удивило.

— Объясни-ка мне, красавица, что это такое? — дракончик выложил на столе перед единорожкой ворох исписанных листов бумаги, каждый из которых начинался словами «Дорогая принцесса Селестия!»
— Ах, Спайк, мне так было тяжело ничего не делать, что я решила продолжить писать письма просто так, не отправляя их, чтоб не чувствовать, что я зря трачу свое время.
Спайк схватился за голову:
— Заботиться о себе, отдыхать — пустая трата времени? Извини меня, но порой ты бываешь такой дурой! Ладно, горе ты моё, иди умываться и садись ужинать.
Твайлайт обрадовалась тому, что дракончик её как-то и не сильно отчитал — обычно он бывал с ней строже. Она не знала, что хитрый Спайк уже кое-что задумал...
Утром, когда пони проснулась, во всей библиотеке не было ни перьев, ни чернил, ни бумаги, зато на самом видном месте красовалось приглашение на двоих в дэнс-холл.

Лодка

— Лодочка! Лодочка! — запрыгала от радости Твайлайт, когда Спайк втащил в двери свою покупку: коробку с надувной лодкой. — Давай сейчас же её надуем и покатаемся по речке!
— Ну, нет, — возразил дракончик, — уже поздно, завтра я тебя буду катать хоть целый день, а сегодня у меня дела по дому. Да и смеркаться скоро начнет.
Единорожка надула губки, но спорить не стала — она кое-что задумала...

Понивилль сладко спал, когда дверь библиотеки тихонечко приоткрылась, и юркая тень выскользнула в темноту улицы и стала красться в сторону речки. Конечно же, эта была наша нетерпеливая Твай с упаковочной коробкой на спине. Добравшись до берега, пони достала из седельной сумки маленький фонарик, вскрыла упаковку и приступила к изучению вложенной в коробку инструкции. Всё оказалось довольно просто, и вскоре уже надутая лодка легко покачивалась на речной ряби. Единорожка забралась в лодочку и оттолкнула её от берега. Ночная река заключила лодку в свои объятия и неспешно повлекла её по течению.
Твай никогда раньше такого не ощущала — тени берегов величественно проплывали мимо, и казалось, что они в сговоре с приятной речной прохладой. Твайлайт улеглась на пружинящее, эластичное дно и смотрела, как звезды любуются своими отражениями, дробящимися в таинственных речных всплесках. Рои насекомых пели свои песенки, и пони тихонечко им подпевала — немузыкально, но от всего сердца.
Постепенно единорожкой овладела дремота, и её глазки закрылись. Такая прозаичная и банальная вещь — дешевая надувная лодка — вдруг превратилась в волшебную водяную колыбель. Твай снились таинственые водяные духи, русалки с кувшинками в волосах, диковинные, но доброжелательные водные животные. Иногда комар опускался на спящую пони и проглатывал капельку её крови. Но Твайлайт не просыпалась — так ей было хорошо.
Река же была большой шутницей: впереди был изгиб, лодку прибило к берегу, и вдруг коварная коряга пропорола резину, выпустив из лодки весь воздух. Ничего не понимающая спросонья единорожка оказалась в воде, вся в иле и тине. К счастью, здесь было неглубоко, и Твай сама выбралась на берег.

Спайк покачал головой, глядя на закутанную в полотенца с головы до копыт Твайлайт, и поставил перед ней чашку горячего чая:
— Речкоплавательница! Когда же я, наконец, смогу поспать, не опасаясь, что ты в это время чего-нибудь не учудишь?
— Прости меня, Спайк...
— Да ладно, все-равно мне с тобой никогда покоя не будет. Плавать-то на лодке хоть понравилось?
— Очень!
— Ну тогда потерпи, я починю лодку, и мы с тобой покатаемся по реке, но теперь вместе.
— Ура!

Вторая интермедия: В поезде

Кто бы мог подумать, что у самого застенчивого и робкого жителя Понивилля может быть такое нетипичное увлечение? Да-да, мы о Флаттершай — милой пегасочке, которая даже летать боится. Флатти увлечена железнодорожным транспортом. Удивлены? Я, признаться, тоже.
Флаттершай не из тех, кто выставляет свои забавы напоказ, она, наоборот, предпочитает не привлекать к себе внимания. Нечасто — где-то раз в месяц — она всё же позволяет себе любимое удовольствие: прокатиться на поезде.
Пегасочка рано-рано утром, пока все её знакомые ещё спят, приходит на станцию, покупает билет и садится на поезд. Вот она слышит, как пар с шипением устремляется в золотники локомотива, и всё внутри пони замирает в предвкушении странного наслажденя. Раздается предупреждающий гудок, и, освобождаясь от тормозных колодок, железнодорожный состав делает первый, судорожный рывок. У Флатти бабочкой трепещется сердечко, а в том укромном местечке её тела, о котором упоминать не принято, становится горячо и влажно.
Поезд набирает ход, Флаттершай подуспокаивается — ведь сейчас предстоит единственная маленькая неприятность во всей её поездке: по вагону проходит проводник и проверяет билеты. Застенчивой пони всегда кажется, что проводник догадывается о том, что её поездка не совсем обычна, и ей каждый раз кажется, что он даже как-то странно на неё посматривает.
Билеты проверены, и теперь можно позволить себе ещё одну радость: испачкаться. Флатти опускает раму и высовывается из окна вагона. Паровозный дым обдает её запахом гари и утончёнными флюидами золы, которые окрашивают мордочку и гривку замечательными черными крапинками. Пегаска тихонько смеется, потом достает зеркальце и любуется своей новой железнодорожной раскраской.

Начинает смеркаться, и пассажиры готовятся ко сну. Флаттершай дожидается, когда в вагоне погаснет свет, и всё затихнет, после чего выскальзывает из купе и пробирается в голову поезда. Затаившись, чтоб никто не заметил, она наблюдает, как черная мускулистая фигура кочегара, освещенная неровным красным светом паровозной топки, разгребает лопатой груду угля. Пони любуется игрой мускулов, первобытной силой здорового тела, привычного к тяжелой работе. Снова где-то там, в неназываемом месте становится пульсирующе-сыро, и Флатти уже не может сдерживаться. Она убегает к себе в купе и помогает себе превратить это влажное напряжение в сладостную истому. После чего сразу же засыпает.
Утром поезд прибывает на конечную станцию. Флаттершай чувствует приятное опустошение в своем сердце. Она достает свой секретный альбомчик и вклеивает в него очередной использованный билет.

Тушенка

— Ой, какая же ты тощенькая, деточка! — запричитала пожилая пони-цыганка, подойдя к Твайлайт, перебиравшей безделушки на ярморочном лотке. — Тебя, наверно, плохо дома кормят?
— Да нет, — удивилась единорожка, — питаюсь я, как и все: завтрак, обед, полдник, ужин.
— Послушай меня, старуху. У тебя организм молодой еще, ему много пищи надо, высококалорийной, а у тебя вон — ребрышки видны. Такую худую и замуж никто взять не захочет. На травке да яблочках ты не поправишься. Тебе нужно мясо!
— Мясо? — заинтересовалась Твай, услышав очередное, ей незнакомое, слово. — Что это за кушание?
Цыганка хитро улыбнулась, блеснув золотыми зубами:
— Есть у меня для тебя кое-что. Товар особый, потому не дешев, но для такой лапушки-худышки, так и быть, себе в убыток скину пару монеток. — Цыганка воровато огляделась и достала из седельной сумки, более похожей на мешок, какой-то цилиндрический предмет. Она молниеносно поставила его у ног Твайлайт, одновременно умудрившись выхватить из-под копыта у той монетки, и тут же, как и свойственно пони-цыганам, моментально растворилась в толпе.

Единорожка лежала на траве за ярмарочными балаганами и разглядывала свою покупку. Это была высокая цилиндрическая жестяная банка с жирно-мажущимися боками, на которых было напечатано «Тушенка дачная. Консервы мясорастительные». Далее следовала непонятная надпись из букв «Т» и «У» и цифр. Состав содержимого банки был тоже непонятен — сплошь незнакомые слова теперь уже буквы «Е» с цифрами. Твайлайт в очередной раз удивило умение пони-цыган всучить товар так, что покупатель не успевал даже задуматься, а нужен ли он ему на самом деле?
Твай ткнула носом банку, та завалилась на бок и прокатилась несколько сантиметров, собирая травинки на свои масляные бока. Так банка стала симпатичней и привлекательней.
«Думаю, стоит попробовать то, что внутри этой банки», — заинтересовалась единорожка.

— Порой ты бываешь полной дурой! — Спайк возмущенно заламывал свои лапы. — Купила — у кого? У цыган! За сколько? Это ж корзину яблок и пирог в придачу купить можно было! И что? Да если принцесса узнает, ЧТО ты купила, то тебе несдобровать! И зачем? Тебе что — есть дома нечего?
— Ну, Спа-а-айк! Ну, дорогой, не сердись! Это чисто из научного интереса! И никто никогда не узнает! — Твай умела так наклонить на бок головку и посмотреть таким невинно-добрейшим взглядом, а главное — попросить таким голоском, что не только дракончик, но и все остальные переставали сердиться, и, мало того, тут же со всех ног бросались потакать её прихотям.
— Ну тогда бери и ешь эту гадость! — проворчал дракончик.
— Не могу! — головка Твайлайт еще милее склонилась на бок. — Банку надо открыть, и еще тут написано: «Перед употреблением разогреть». А я не умею ни того, ни другого. Мне нужна твоя помощь.
— Ох, доведешь ты меня до цугундера! — буркнул Спайк, но взял банку и отправился с ней на кухню.

На столе перед единорожкой стояла миска с чем-то горячим, пахучим и незнакомым. Твай подвинула к себе кушанье и внимательно его рассмотрела: бурые кусочки в чем-то густом, напоминающим по виду сироп. Миска источала аромат чего-то неизведанного и преступного — чем-то этот запах был даже неприятен, однако привлекал. Единоржка покрутила миску и, наконец, решила попробовать чуточку. Она подхватила маленький кусочек на ложку и отправила его в рот. Гортань сначала воспротивилась жирному и горячему коротким приступом тошноты, но тут кусочек опустился в желудок и уютно там устроился. Твай стало как-то по-особому хорошо. Она посмотрела на миску, и...

— Быстро ж ты с целой банкой управилась! — Спайк посмотрел на свою хозяйку, дремлющую перед пустой миской. — Плохо не будет?
Единорожка хотела что-то ответить, но только рыгнула. Она никогда раньше не испытывала такой согревающей сытости, которая туманит мысли, расслабляет тело и приносит какое-то особенное дремотное наслаждение. Она блаженствовала. Вставать из-за стола не хотелось.
Дракончик покачал головой и пошел проверить аптечку — есть ли у них в доме слабительное: так, на всякий случай.

Твай снимает кино

— Мне порой кажется, что принцесса дает тебе мало работы, — Спайк покачал головой, глядя, как Твайлайт возится со штативом кинокамеры. — Вот объясни мне, зачем тебе приспичило участвовать в этом пресловутом фестивале короткометражных фильмов?
— Пинки сказала, что с моей собранностью и упорством из меня получится хороший кинорежиссёр.
— Ну, раз Пинки сказала, то уж точно получишь Пони-Оскара! — захохотал дракончик.
— Ничего смешного! — надула щечки единорожка. — И мне нужна твоя помощь.
— Дай-ка, угадаю — мне придется таскать за тобой эту камеру!
— Не таскать камеру, а быть моим оператором. Это очень интересно.
— Мне сейчас интереснее прибраться на втором этаже — ведь ты опять свою кровать не застелила.
— Ну и ладно, сама справлюсь! — пони взвалила штатив на спину и поцокала к дверям.
— Иди-иди, Ларс Фон Триер! — буркнул ей вдогонку Спайк, принимаясь за уборку.

Кинотеатр Кантерлота был полон самой изысканной публикой. Фестивальные фильмы демонстрировались один за другим, а в перерывах между показами на сцену выходил создатель киноленты и отвечал на вопросы из зала. Сама Селестия посетила фестиваль и с удовольствием смотрела фильмы из своей ложи, не забывая одаривать знаками внимания молодые таланты.
Твайлайт особо не волновалась перед показом — она же сняла фильм строго по книжке, потому он не может быть плохим. Наоборот, первое место ему обеспечено! И неважно, что первый зритель, уже посмотревший её кино — Спайк — почему-то вдруг решил переждать фестивальный показ фильма в магазине пончиков: можно подумать, этот зануда разбирается в киноискусстве!
— А теперь, мы рады продемонстрировать вам фильм единорога из Понивилля Твайлайт Спаркл «Конкретика» — объявил ведущий фестиваля, и в глазах у Твай засверкали искорки — она ожидала восторгов и аплодисментов.
Освещение в зале погасло, и на экране появилась надпись: «Конкретика», после чего зрители увидели стол с тарелкой, на которой лежало яблоко, освещенное настольной лампой. Потом мелькнула надпись «Конец фильма», и в кинозале снова зажегся свет. Предвкушая всеобщий восторг, Твайлайт выбежала на сцену, и... Вместо аплодисментов раздались свист и топот, и в бедняжку-режиссера полетели гнилые помидоры.

Твай сидела прямо на тротуаре у черного хода кинотеатра и горько-горько плакала. Неожиданно она почувствовала, что её нежно обняли — с одного бока холодная чешуйчатая лапа, а с другого — теплое, нежное аликорново крыло.
— Настоящий художник не должен расстраиваться из-за того, что его не принимает публика! — ободряюще сказал Спайк.
— А мне твой фильм очень понравился — улыбнулась принцесса.
— Правда? — Твай от удивления даже перестала плакать.
— Конечно, он такой... конкретный.
Обрадованная единорожка подскочила с тротуара и затараторила о своем фильме, ну а дракончик с принцессой повели её в магазин пончиков — умываться.

Мицар

Твай в последний разочек посмотрела в телескоп — теперь уже чтобы просто полюбоваться Мицаром: двойной звездой, изучению которой она посвятила половину сегодняшней ночи. Это чудесно — Мицар, для невооруженного глаза — простенькая блёстка в ночном небе, на самом деле состоит из двух ярких звезд-красавиц. Ну а в книгах пишут, что там всё ещё сложнее и интереснее.
Теперь пора и спать. Усталая единорожка, наконец, оставила телескоп в покое и залезла в постель. Мицар светил в окно. Пони закрыла глаза, но почему-то даже сквозь сомкнутые веки, она ощущала блеск этой звезды. И теперь он уже не был красивым и приятым. Твай встала, зашторила окно, снова забралась под одеяло и зажмурилась. Ничего не изменилось — свет Мицара все-равно был с ней. Что-то в нем было неправильное, оно проникало даже на сетчатку зажмуренных глаз, беспокоило, навевало неприятные ассоциации, будто стальное, паровозное чудовище вдруг заставило половинки двойного Мицара вращаться стробоскопом, и это мерцающее кружение, которое существовало лишь в мозге Твайлайт, болезненно пульсировало в глазных яблоках пони-учёного.
Этой ночью единорожка так и не смогла заснуть.

Прошло несколько дней. От бессонницы у Твайлайт дрожали и подкашивались копытца. В воспаленных глазницах жгло, словно туда насыпали горячей металлической пыли. Пони не могла ничего ни есть, ни пить — её постоянно тошнило. И Мицар — он был с ней постоянно, даже днем: Твай ведь знала, что он всегда над её головой — несмотря на солнечный свет или тучи. Она искала тень, пряталась в чулане и под столом, но стоило только прикрыть веки, как звездный стробоскоп начинал своё вращение внутри её измученных глаз. Пони стала раздражительной и скрытной — никуда не выходила из библиотеки, накричала на подруг, которые забеспокоились и пришли её проведать. Но больше всего досталось Спайку: как-то раз, когда он попытался выяснить у Твайлайт, что с ней происходит, она пребольно его лягнула, и потом даже не извинилась, не пожалела, хотя раньше всегда была доброй и отзывчивой, особенно со своими близкими. Библиотека стала очень неуютным местом — казалось, что-то страшное и непостижимое поселилось между книжными полками.
Дракончик понял, что самому справиться с бедой своей подруги ему не по силам, и в Кантерлот отправилось срочное, полное тревоги письмо.

Селестия и Спайк с трудом отыскали Твайлайт — та опять забилась в темный чулан. Она совсем обессилела и только тряслась, как в ознобе. Единорожка даже не смогла поприветствовать свою любимую учительницу.
Принцесса озабоченно покачала головой и обратилась к дракончику:
— Это самое неприятное, что только может быть: воображаемый страх. Если обычно мы боимся реальных вещей или событий, и с такими страхами справится очень легко — нужно только чуть-чуть смелости, то с воображаемыми страхами все сложнее...
— Есть ли средство победить этот страх? — взволнованно спросил Спайк.
— Есть, однако, не каждому это по силам. Нужно справиться со своей фантазией, вытащить из неё то, что тебя беспокоит, в реальный мир — на бумагу, или, например, на холст. Но для этого нужен особый дар — талант настоящего художника. Если у Твайлайт его нет, то мы ничем ей помочь не сможем.
— Но как мы узнаем, есть ли у неё этот талант? Она ведь такая рациональная и прагматичная?
— Только попробовав, — ответила Селестия, — принеси-ка перо и пергамент.
Принцесса и дракончик вытащили единорожку из чулана и усадили за стол, на котором уже лежали письменные принадлежности и чистый лист пергамента. Твайлайт с минуту смотрела на эти предметы, потом вдруг подняла перо, обмакнула его в чернила и принялась лихорадочно что-то писать. Спайк хотел было заглянуть через плечо Твай в листок, покрывавшийся неровными буквами, но Селестия неодобрительно на него посмотрела, потом обняла крылом, и они вместе спустились на первый этаж библиотеки, оставив Твайлайт одну.
Теперь им нужно было только дождаться...

Скрип пера прекратился. Принцесса и дракончик поднялись к Твай. Та, наконец, спала, уронив голову на стол. Спайк с Селестией перенесли пони на кровать и укрыли одеялом. Потом принцесса вернулась к столу и подняла исписанный пергамент. На нем были стихи:
Механическая звезда,
Обожаю твой пряный свет,
Пусть тепла в нём нисколько нет —
Он на сердце моём всегда.

Потеряются города,
Заплутают курсы планет,
И поток леденящих бед
Хлынет в душу, как в трюм — вода.

От рыданий голос потух,
Мириады небесных мух
Пьют крови моей горький сок.

Я любовью одной живу
И глазами ищу восток,
Где рассвет проступил по шву.

Удивленная Селестия нежно поцеловала свою, на самом деле, такую талантливую, ученицу, а Спайк, тем временем, вынул из телескопа окуляр и вышвырнул его в окно.

Хандра и книги

В тексте — стихотворение Поля Верлена.

В последнее время Твайлайт была сама не своя. Сэндвичи с лютиками были не так аппетитны, праздники не так веселы, да и книги не так интересны. Дузья и знакомые приглашали в гости или на прогулки, но она теперь всегда находила предлог, чтоб остаться дома.
Однако и в своей библиотеке не находила покоя — начинала читать, но мысли разбегались, пробовала делать записи, но чувствовала, что ничего интересного она не напишет. Диктуя Спайку очередное ежедневное письмо для Принцессы, вдруг запиналась и замолкала надолго, глядя в одну точку. С ней что-то происходило, но для Спайка и друзей это оставалось тайной — Твай уходила от ответа, и была молчалива, как никогда.
В один день она сложила сумку, разбила копилку, пособирала монетки, купила билет на первый попавшийся пегасий дилижанс и в одиночестве поехала, куда глаза глядят, и до куда хватит монеток.
Вечерело, становилось холодно, дилижанс остановился, и кондуктор невежливо попросил Твай на выход: денег хватило только на билет до этого полустанка — в чистом поле. Твай вышла из кареты и отправилась дальше, не разбирая дороги. Темнота сгущалась, и вскоре Твай перестала что-то различать вокруг. Она все шла и шла, пока не наткнулась на проволочную изгородь. Здесь она почувствовала себя обессиленной и опустошенной и опустилась на голую землю. На небе метеоры устроили звездопад, вокруг в темноте шелестели крылышками бражники, но ничего этого Твай не замечала. Она ни о чем не думала и не хотела ничего чувствовать. Так проходил час за часом.
Неожидано Твай почувствовала на закрытых веках яркий свет. Она открыла глаза и увидела темную фигуру, пони, который держал фонарь. Фигура покачала головой, раздался голос:

И в сердце растрава,
И дождик с утра.
Откуда бы, право,
Такая хандра?
О дождик желанный,
Твой шорох — предлог
Душе бесталанной
Всплакнуть под шумок.
Откуда ж кручина
И сердца вдовство?
Хандра без причины
И ни от чего.
Хандра ниоткуда,
Но та и хандра,
Когда не от худа
И не от добра.

— Кто Вы? — испугалась Твай, — и что это за заклинание?
— Не бойся, я самый обычный земной пони, и совсем не владею колдовством, а это не заклинание, а стихи, — ответил незнакомец, — я думаю, тебе не следует ночевать под этой изгородью. Утренние зори сейчас холодны. У меня не часто бывают гости, потому позволь пригласить тебя на чашку горячего овощного бульона, отдохнешь, а там и утро настанет.
Единорожка только сейчас почувствовала, как сильно замерзла, потому чашка горячего бульона стала самой привлекательной вещью на свете. Твай приняла приглашение, и последовала за незнакомцем, который освещал дорогу своим фонарем. Вскоре они добрались до лачуги, сложенной из грубых камней. Ступив на порог, Твай увидела скромную комнатку: грубый стол с двумя скамьями, плетеный ларь, изношенные соломенные циновки на полу, но посреди хижины приветливо полыхал очаг, а на камнях его побулькивала кастрюлька, источая притягательный аромат. Твай получила чашку бульона и ломоть ячменного хлеба, и, присев на скамейку, смогла наконец рассмотреть хозяина хижины.
Это был пожилой пегий пони, с седыми гривой и хвостом, с пожелтевшими от старости копытами. Но глаза у него были совершенно другие, чем у всех, виденных Твай когда либо пони. В них читалась особая мудрость, которая приходит с долгими годами, полными не только радости и страдания.
— Ты ешь-ешь, не стесняйся, — сказал пожилой пони. Сам он пошуровал гочергой в очаге, чтоб тот поярче разгорелся, после чего открыл ларь, достал книгу, и углубился в чтение. Твай тут же обратила внимание на книгу — она была какая-то странная, непохожая на те, которые были у неё в библиотеке. Было видно, что и переплет сделан из неведомого ей материала, и бумага совсем другая. Заметив её интерес, пони грустно улыбнулся:
— Большие знания — великие печали! Именно из-за этих книг я живу теперь один.
— Из-за книг? — удивилась Твай.
— Это не простые книги. Ты слышала о мире людей?
— Слышала, но существование этого мира современной наукой ставится под сомнение.
— А книги, что лежат в этом ларе, как раз из мира людей. Давным-давно, много лет назад, я был обычным пони, у меня была семья и работа, жизнь была проста и радостна. Но однажды я нашел этот самый ларь... Меня заинтересовали эти книги, но лучше б я к ним никогда не прикасался.
— Почему? — Удивилась Твай. — Это же величайшее открытие! Оно бы сделало Вас знаменитым. Надо немедленно сообщить Принцессе!
— Понимаешь ли, люди, которые их написали — искренни. Потому описали свой мир таким, каков он есть. А в их мире, в отличии от нашего, страданий больше, чем радости. Я начал читать найденые книги, и вдруг мир, описанный в них, стал замещать мой — счастливый. Забрав книги с собой, я ушел из города и поселился здесь отшельником, чтоб никто из пони не познал того, что почувствовал я. Чтоб все вы так и оставались счастливыми и беззаботными.
Твай задумалась о себе, хандрящей, и её хандра теперь показалась ей чем-то несерьезным, по сравнению с тем, на что обрекла этого старика его тайна. Любимая ученица Принцессы в первый раз испытала опаску перед неизведанными книгами, она поняла, что расплата за знания иногда бывает очень тяжелой. Ей снова захотелось домой, к Спайку и подругам, к безопасным книгам своей библиотеки...
Светало. Пожилой пони посмотрел на неё:
— Поспишь, или поедешь домой?
— Домой. Только у меня нет денег, если бы Вы мне одолжили...
— Вот тебе монетки, как-нибудь вернешь потом... Дилижанс будет через полчаса. Я тебя провожу на полустанок.
Через полчаса Твайлайт ехала домой. Солнце поднималось все выше и выше, окружающий мир расцветал утренними красками, а хандра в сердце, наконец-то стала исчезать.
День обещал стать превосходным.

Болезнь Твай

Об этом никто во всем Понивилле не ведает и даже не догадывается — ни соседи, что живут рядом с библиотекой, ни верные подруги, с которыми Твайлайт так замечательно проводит время. Лишь Спайк и принцесса Селестия знают эту зловещую тайну, но они вдвоем делают всё, чтоб секрет так и оставался секретом. Твай больна.
За все годы, проведенные рядом со своей подругой, дракончик научился определять симптомы надвигающегося очередного приступа. Безумие всегда приходит под утро, и в ночь перед обострением Спайк фиксирует спящую Твай на кровати специально приготовленными вязками. Это трудное дело для маленького дракончика — повернуть тяжелую единорожку на бок и так аккуратно связать задние и передние ноги, чтобы веревки не причиняли боли все долгое время приступа. После чего Спайк сразу же оповещает принцессу и начинает готовить всё, что понадобится для ухода за больной. К утру инкогнито прибывает грустная, озабоченная Селестия, они вдвоем с дракончиком занавешивают окна и запирают двери, повесив над главным входом в библиотеку записку: «Срочно уехала в Кантерлот. Скоро вернусь. Ваша Твайлайт Спаркл.» Начинается очередная их бессменная вахта у постели единорожки.
Безумие рождается на рассвете и тут же разрастается в разуме Твай черным, всё пожирающим паразитом. Единорожка открывает глаза, но уже никого и ничего не узнает. Она начинает кричать от страха, а затем вдруг чему-то смеяться; она то видит на стенах тени летучих мышей, то весело бормочет милые вещи; она может впасть в оцепенение и часами смотреть в одну точку, а затем вдруг начинает с задором рассказывать о совершенно фантастических проектах переустройства окружающего мира. Дракончик и принцесса не отходят ни на шаг от больной: то подкладывают судно, то приносят еще одно одеяло, то, ослабив вязки, кормят её с ложечки кашей-размазней. Порой в сердца Спайка и Селестии пытается пробраться отчаяние, но дракончик и принцесса всё это время слишком заняты, чтоб обращать внимание на это плохое чувство, и потому отчаяние так и не может завладеть их душами. На медицинскую помощь рассчитывать не приходится: в Эквестрии душевные болезни очень-очень редки, и психиатрией никто не занимается. Есть правило, требовавшее сообщать о случаях психических заболеваний в медицинские учреждения, но после этого самих больных просто изолировали в подвалах больниц, и родные и близкие больше никогда их не видели. Спайк и Селестия слишком любили Твайлайт, чтоб так с ней поступить, поэтому делали все, чтобы никто не узнал о её болезни, и сами обеспечивали ей такой уход, который вряд ли она получала бы в подвале Понивилльской клиники.
Через несколько дней приступ заканчивался, и единорожка погружалась в тяжелый, долгий сон. Тогда принцесса и дракончик развязывали спящую единорожку, мыли её в ванне, перестилали постель и прятали свои больничные принадлежности. Перед рассветом Селестия уходила, Спайк поднимал шторы на окнах и прибирался в комнате. Твайлайт просыпалась, но уже в своем рассудке. Она ничего не помнила о своем болезненном состоянии, и даже не могла подумать, что с ней что-то иногда бывает не в порядке. Единорожка начинала жить своей обычной жизнью: читала книги, ходила в гости, устраивала пикники, купалась в ручье, а дракончик исподтишка наблюдал за ней, чтоб не пропустить первых признаков возвращающегося безумия.

Твай опять лежала, привязанная к кровати. В её расширенных до космической черноты зрачках читался бездонный, всепоглощающий испуг, а её трясущиеся губы что-то бормотали о змеях. Селестия положила ей на лоб холодный компресс, а Спайк подоткнул подушку.
— О чем ты думаешь, Спайк? — спросила принцесса. Дракончик сегодня был особенно задумчив, и это не укрылось от внимания принцессы.
— Ваше Высочество, — ответил он, — раньше болезнь возвращалась раз в год, потом весной и осенью, а теперь это уже четвертый приступ с начала года. Раньше Твай болела по три дня, теперь она лежит неделями...
— Да, милый, болезнь прогрессирует, — принцесса грустно сказала то, что побоялся договорить дракончик.
— И что же будет с Твайлайт?
— Это печально, но приступы будут приходить всё чаще и продолжаться всё дольше, пока болезнь окончательно не разрушит рассудок Твай, и единорожка останется навсегда в своем безумии.
— И что же нам делать? — глаза Спайка наполнились слезами, несмотря на то, что драконы не плачут.
— Тут нужен подвиг. Причем — самый настоящий. Но этот подвиг не по силам многим смельчакам из Кантерлотской стражи или же бесстрашным летунам-пегасам из знаменитых пилотажных групп.
— Какой подвиг? — Перебил её нетерпеливо Спайк. — Ради Твай я совершу что угодно!
— Не спеши, подумай над тем, что я тебе сейчас скажу. — Ответила принцесса. — Это самое тяжелое дело, какое только может быть на этом свете: стать постоянной сиделкой у постели неизлечимо больной. Понимать, что она тебя больше не узнаёт, смотреть, как угасает разум в глазах той, кто раньше тебя любила. Принять эту ношу — значит отказаться от своей собственной жизни, от всех радостей мира, но знать, что взамен ты так ничего и не получишь. Состарится у постели больного. Ты точно понимаешь, какой на самом деле трудный — этот подвиг?
А дракончик вспоминал всё, что они с Твайлайт прожили вместе: радости, горести, веселье, неудачи. Вспоминал их долгие задушевные беседы и ссоры, которые заканчивались примирением, как только утреннее солнце слизывало капельки росы с листьев. Вспоминал о дружеском копыте, которое всегда оказывалось рядом в трудную минуту. Но в голове его роились и другие мысли: о том, как он повзрослеет и станет большим, сильным и красивым драконом, и им обязательно все будут восхищаться; о Кантерлотском университете, учиться в котором он так мечтал — он будет единственным не пони-студентом за всю его историю; о собственном доме, с уютным кабинетом, где он займётся исследованием истории миграций драконов...
Нет, Спайк не был чёрствым, и прекрасно понимал, как надо поступить правильно в этом случае, однако сейчас, первый раз в жизни, он не смог почему-то сделать выбор только по велению сердца, потому промолчал и занялся своими хлопотами, чтобы был повод уйти от ответа.
Принцесса по особенному — понимающе и ободряюще — улыбнулась дракончику.
Первый луч рассвета коснулся подушки больной.

Спайк нашел револьвер

Итак, Спайк нашел револьвер. Пошел пособирать лютиков для любимых сэндвичей Твайлайт, и подобрал это оружие на опушке Вечнодикого Леса. Видимо, цыгане потеряли.
Он поднял револьвер на ладонях, чтобы лучше его рассмотреть: вороненый ствол, ощетинившийся мушкой, барабан, который поворачивается от легкого движения пальцев, курок, готовый подскочить по щелчку, гашетка, так и просящаяся под указательный палец, рукоять, солидная в своей внушительности. Дракончик раньше никогда не то что не держал в руках, а даже не видел оружия. Он ощущал на ладонях завораживающий, притягательный вес металла, и испытывал какое-то до селе ему неведомое возбуждение.
Спайк спрятал револьвер в корзинку под лютики и пошел домой. Если бы кто-то сейчас внимательно присмотрелся к нему, то удивился: вечно озабоченный делами дракончик сейчас шел неспешно с каким-то умиротворением на лице. Спайк был впервые за много лет безмятежен. Он даже не обратил внимания на выставку драгоценных камней, которая в другое время обязательно бы привлекла его.
Придя домой, он положил револьвер под матрац в своей постели, и как ни в чем не бывало, занялся повседневными домашними хлопотами. Твайлайт, хозяйка Спайка, могла бы заметить какую-то новую искорку в его взгляде, но она была поглощена новой книгой по алхимии, от которой не оторвалась даже, когда дракончик подал ей ужин.
Наступила ночь. Дождавшись, когда Твайлайт крепко заснет, Дракончик выбрался из-под одеяла и достал револьвер. Снова ощутив возбуждающую тягу оружейной стали, Спайк не сдержался, и занялся мастурбацией. Луна катила над Понивиллем звездную сферу, а дракончик все содрогался и содрогался в пароксизмах порочного наслаждения, одной рукой прижимая оружие к груди, а другой...
Начало светать. Дракончик подошел к постели Твай. Та сладко спала, и была очень красива, спящая: грива лежала шелковыми прядями на подушке, пухлые, еще детские губы были подернуты подсохшей слюной, глазные яблоки трепетали под веками с длинными ресницами — единорожка видела сны. Спайк залюбовался своей хозяйкой. Лапа дракончика пробежалась по её гриве, после чего он вздохнул, приставил револьвер к голове Твай и нажал на спуск.
Поднималось солнце. Дракончик открыл дверь, и с револьвером в руке вышел на встречу просыпающемуся Понивиллю.

Кода

Сонные стены,
В пестром некрозе камней -
Ласковый ветер.

Купание Твай

Душными июльскими вечерами, когда зной и пыль осязаемы, а пот на коже неприятно зудит, Твайлайт выскальзывает из библиотеки и спешит к только ей одной известному месту. Это неглубокая заводь, которую образовал студеный ручеек, укрытая от чужих любопытных глаз густым ивняком. На самом деле, Твай – очень стеснительна, потому предпочитает купаться в одиночестве и вдали от посторонних глаз. Это еще один маленький секретик нашей очаровательной библиотекарши.

Единорожка забирается в заросли, и её ноздри с наслаждением вдыхают аромат тины и сырости. Полотенце уже висит на ветке, Твай подходит к воде и осторожно пробует её копытцем. После уличной жары водичка кажется прохладной, и от соприкосновения с ней по коже пони весело пробегают мурашки. Твайлайт дрожит, но это не неприятная дрожь. Наконец единорожка решается опустить сначала одно копытце, а затем другое в зеленоватую прохладу заводи. Теперь по телу пробегает легкость и тепло, и Твай теперь уже спешит окунуться в воду целиком.

Она неумело пытается плавать, но боится потерять дно из-под копыт, потому купается только около бережка. Заводь ласково гладит пони нежными струями, не забывая очень аккуратно и ласково прикасаться к тайным и сладостным уголкам тела. Твай чувствует тонкую истому, впрочем, не переходящую в запретное наслаждение – единорожка умеет держать себя в рамках приличия даже сейчас: наедине с водой и прохладой. Она боится поднимать лишние брызги, чтоб не привлечь чужое внимание. В этом купании есть и интимное, и целомудренное. Посторонние глаза разрушат эту невинную идиллию, и всё окрасится тонами пошлости и бесстыдства.

Наплававшись, Твайлайт усаживается прямо в воде и начинает играть песочком и водорослями – словно маленькая. Тоже крохотное и безобидное удовольствие, быть может, несерьезное, детское, но сейчас некому вокруг остроумничать и насмехаться, и пони спокойно занимается своей игрой, даря поверхности водоема свою улыбку, и получая её же в ответ – отраженную.

В конце концов, Твай становится зябко, и она вылезает из воды. Единорожка вытирается своим полотенцем – насухо и энергично, чтоб согреться. Аккуратно убирает все налипшие песчинки и листочки водных растений с крупа и бедер – это занятие приносит ей ещё одно странное, но безобидное удовольствие. Она специально не спешит, чтоб продлить его подольше.

Пора возвращаться, иначе Спайк начнет волноваться, станет её искать, вдруг обнаружит эту укромную девичью купальню? Твайлайт нехотя выбирается из зарослей и быстренько скачет домой.

А единственные свидетели купания — ветви ивы — будут всю ночь напролет сплетничать об увиденном.