Возвращение

В исчерканном золотыми стежками метеоров черном бархате космического пространства плавно движется легкий возок, словно сделанный из японской рисовой бумаги — таким он кажется невесомым. Прочная, блестящая сбруя-паутинка облегает тело пони-принцессы, ночная масть которой делает её практически неразличимой в межпланетном мраке, только яркая кьютимарка в виде молочно-белого полумесяца да огонь, который всегда пылает в глазах Найтмер Мун, позволяют догадаться, что в эту повозку впряжено живое существо.
Принцесса часто останавливается — аликорнам все под силу, даже притормозить тележку в абсолютной пустоте — сбрасывает свою сбрую и подлетает к возку. Она приподнимает полог, покачивает головой, и в который раз восклицает, обращаясь скорее к самой себе, чем к своему пассажиру:
— Глупая, глупая пони!
В повозке в беспамятстве лежит маленькая единорожка. Её шерстка выгорела и поредела от космического ветра так, что кьютимарка-звездочка на её крупе стал едва различима. По всему трепетному тельцу бедняжки рассыпаны волдыри солнечных ожогов, а её подковки стерлись от долгого бега по лунной поверхности. Губки пони иногда шевелятся, но в безвоздушном пространстве умеют разговаривать только аликорны, потому шёпот Твай совершенно неслышен. Передние копытца Твайлайт нежно прижимают к груди бесформенный, оплавленный солнечным жаром, одноразовый пластиковый стаканчик.
Найтмер Мун достает фляжку и вливает в ротик единорожки несколько капель воды, затем осматривает повязки на её ожогах, после чего опускает полог и снова впрягается в повозку.
— Глупая, глупая пони!

У Найтмер Мун особая работа в Понивилле: в этом городе все знают её, как заботливую принцессу Луну, которая по ночам напевает спящим пони колыбельные, для того, чтобы к ним приходили добрые сновидения. Поэтому лунная принцесса прекрасно осведомлена, кто из лошадок одинок, кто огорчен, кто болен, а кто — влюблён. Потому состояние души понивильской библиотекарши не было секретом для аликорна. И ушко Твайлайт слышало напевы о взаимных улыбках, объятиях и поцелуях. Часто после колыбельной щечки единорожки покрывались румянцем, и тогда Найтмер радовалась — значит, пони видит счастливый для себя сон.
Но однажды в Понивилле произошла неприятная история, по слухам связанная с сестрой Найтмер — Селестией, и Твайлайт перестала спать. Она ночами всё сидела на балкончике библиотеки и грустно смотрела на лунный диск, как будто что-то на нем различая, и принцесса не могла петь ей на ушко свои колыбельные. Так продолжалось неделю за неделей, глазки единорожки были воспалены от недосыпа, еще немного, и она бы серьезно заболела. Тут нужен был долгий, целебный сон под нежную успокаивающую колыбельную, и лунная пони однажды зашла на кухню к дракончику Спайку, который ведал домашним хозяйством у Твайлайт. У них состоялся долгий и серьёзный разговор. Спайк сам был обеспокоен состоянием своей подруги, потому согласился на предложение Найтмер Мун. Для единорожки был приготовлен её любимый салатик — единственное из еды, к чему она сейчас прикасалась — приправленный безобидным снотворным. Снадобье подействовало, и Твай, наконец, заснула, свернувшись калачиком. Но только Найтмер приблизила свои губы к ушку спящей пони, как вдруг та без следа растворилась в воздухе. Лишь быстро остывающая и разглаживающаяся вмятинка на диване, на котором прикорнула единорожка, указывала на то, что это случилось на самом деле.

О том, как Найтмер Мун долгие месяцы искала Твайлайт сначала в Понивилле, затем и по всей Эквестрии, а потом и в космическом пространстве — история длинная и скучная. Ей не пришлось ни сражаться с циклопами, ни проплывать на лодке между Сциллой и Харибдой, ни попадать в плен к нимфам, ни слушать пение сирен, ни спускаться в подземное царство. В этом странствии были другие трудности: Найтмер мучилась угрызениями совести, ведь если бы она не решилась тогда усыпить единорожку, та бы осталась в безопасном Понивилле, а там, глядишь, время и забота друзей её бы успокоили и исцелили. И из-за этого чувства вины принцесса-аликорн становилась все более и более одержимой своими поисками.
И однажды, на дне лунного Моря Спокойствия она нашла Твайлайт, в беспамятстве прижимающую к сердцу пластиковый стаканчик.

Возок мягко катится по ночному Понивиллю. Колеса настолько легки, что даже не пригибают травинки. И теперь слышно, что шепчет Твай: она вспоминает о пышных кустах около кузницы.
— Глупая, глупая пони! — вновь качает головой Найтмер и сворачивает в переулок, ведущий к той самой кузнице.
Когда исчез помощник коваля, дела на кузне разладились — понивильцы хотели, чтоб ими занимался только человек, а не их собрат-пони, потому поток клиентов быстро иссяк, и, в конце концов, хозяин-коваль был вынужден закрыть не приносящую преждних доходов кузницу и уехать из Понивилля, чтобы попытать счастья на новом месте.
Найтмер отворяет двери заброшенной кузни с молчащей теперь наковальней, верстаками, покрытыми одеялами пыли, и выстывшим горном. Её ноздри втягивают запах запустения, и она недовольно морщится. Принцесса нерешительно останавливается в дверях, задумывается, и вдруг её губы трогает чуть заметная улыбка. Найтмер теперь знает, что делать. Она заталкивает возок внутрь кузницы, после чего выходит за порог и исчезает...

Наконец-то я смог смыться с этой вечеринки, да еще и отделаться от той подвыпившей девицы. Что ни говори, но гулянки, от которых не удается отмазаться, очень утомительны. Быстренько удаляюсь от ворот клуба и достаю телефон, чтоб вызвать такси. Домой! Чай с ромашкой, ванна и любимая серия про «Забег Осенних Листьев» перед сном...
И тут меня окликают. Я удивленно оборачиваюсь: ведь прозвучало не моё, человеческое, имя, а то забавное прозвище, которым когда-то, так давно, что даже воспоминания об этом уже успели почти стереться из моей памяти, меня наградили разноцветные лошадки из городка, который похож на праздничный торт.
Передо мной стоит крылатая пони вороной масти — чернее самой ночи, и эта чернота подчеркивает изящество её стати. Её глаза пылают решительностью, а кьютимарка в виде полумесяца молочно светится в наступающих городских сумерках.
— Тебе больше уже не надо выставлять стаканчики на подоконник, — ошарашивает меня она, — кроме того, у тебя теперь есть собственная кузница, на которой тебя кое-кто очень ждет.
И тут истлевшие воспоминания вновь оживают в моей памяти яркими, соблазнительными красками. Я вспоминаю дружелюбие разноцветных лошадок, ту радость, которую мы дарили друг другу, не смотря на то, что мы с ними совершенно разные, и вспоминаю, почему я покинул тот, по-настоящему райский, край...
Найтмер замечает мою нерешительность
— Тебе не престало колебаться! Ведь ты — легенда. Слышал бы ты, что о тебе рассказывают жеребята, да какие про тебя песенки слагают. Все наши пони-герои лопаются от зависти: они своими мечами да магией не добились такой популярности, которую ты приобрел, орудуя простой щеткой. И ты должен спасти одну очень хорошую пони. А по поводу моей сестры, не беспокойся, она сожалеет о том, что случилось. И просит у тебя прощения.
Я оглядываюсь: шумный город, полный людей, которым ты безразличен, и которые на самом деле, безразличны и тебе самому. Людей, глаза которых никогда не отвечают радостью на твою заботу или улыбку. И я вдруг ощущаю себя здесь, в человеческом мегаполисе, ненужным — ведь если никому не радостно от твоих дел и поступков, то ты на самом деле бесполезен.
Я киваю головой в знак согласия и отправляюсь вслед за Найтмер Мун.

— Ты вернулся! — пищит из кроватки, стоящей в глубине кузни, слабенький голосок Твай.
— Тише, тише, — склоняюсь я к единорожке, — тебе надо набраться сил. Потому лежи и отдыхай. Я здесь, с тобой.
Сегодня в Понивилле вновь открывается кузница: помещение чисто выметено, в горне алеют жаром угли, на которых томятся заготовки для будущих подковок, да и мои знаменитые щетки уже готовы встретить первых посетителей.
— Ты только посмотри! — зовет меня к окошку Найтмер Мун.
Я выглядываю и на секунду теряю дар речи: перед воротами кузницы собрался весь Понивилль в праздничных одеждах, и у всех на мордочках красовалась такая искренняя радость, которую я не видел ни на одном человеческом лице.
— Чуть не забыла! Спасибо за сок с водичкой! — опять тихонечко пищит Твай.