Миниатюры по TES'y.

Welcome to the new world!

Моё пробуждение сложно было назвать приятным — кошмар, в котором заунывный голос что-то требует от тебя, нельзя назвать самым лучшим сном в мире. Да и компания мне попалась не из тех, о которых можно сказать “приличные”, — темнокожий и красноглазый человек, с искренним недоумением глядевший на меня, поначалу немного пугал своей откровенно бандитской рожей со шрамом в пол-лица. Впрочем, он оказался не столь плох — постарался утешить меня, рассказав, что скоро нас выпустят. В Морроувинд мы приплыли, так что наши проблемы будут решены, а сами мы — свободны. Я не слишком ему поверила, тем более что данмер — сам себя так назвал, хоть и не объяснил, кто это, собственно, такой — по имени Джиуб всё-таки смотрел на меня… странно. Как будто я была не совсем на своём месте. Ну и пускай.

Мы с ним поладили за время вынужденного плавания, но всё же выбраться из грязного трюма корабля для заключённых стало моей мечтой, так что, когда Джиуб во время очередного разговора внезапно оборвал фразу и прошептал “Тихо, стражник идёт”, мне пришлось сдерживаться, чтобы не вскрикнуть обрадованно. Долгое ожидание завершилось.

Люди на корабле привыкли к моему внешнему виду, и охранник, пришедший за мной, равнодушным голосом велел мне идти за мной. Сзади Джиуб приглушённым голосом пожелал мне удачи, и, как бы близкая свобода не манила меня, я оглянулась и подмигнула ему — уверена, останься мы вместе подольше, стали бы друзьями. Я свято верю в дружбу.

Поднявшись на палубу, я вдохнула свежий воздух — как я давно не дышала им! И пусть в доках пахло протухшей рыбой, а от берега несло болотом — пусть! Свобода, скоро свобода!

Около корабля меня ждал сопровождающий. Увидев меня, он открыл рот от удивления и несколько секунд удивлённо смотрел на меня, вытаращившись. Потом, взяв себя руки, хотя это и далось ему с большим трудом, он проговорил:

— Мы ожидали вас. Следуйте в Канцелярию, — он махнул рукой на несколько зданий, располагавшихся рядом с берегом. — Там вас официально освободят.

Пару мгновений он колебался, но его недоумение было столь велико, что он всё же не выдержал, задав тот самый вопрос. При знакомстве меня об этом всегда спрашивали.

— А кто вы такая?!

И я рассмеялась, как рассмеялась в первый раз, когда пораженный человек, пытаясь скрыть интерес, но не в силах совладать с собой, спрашивал об этом. Может показаться странным, но я так и не привыкла к удивлению, которое вызывала. Я постаралась объяснить, насколько это было в моих силах, но мужчина только покачал головой, ничего более не говоря.

В Канцелярии меня встретило два мужчины — один у стола, одетый в мантию, был постарше, а другой стоял у двери в странных железках, которые так любят напяливать на себя те, кто хочет показать свою принадлежность к определённому роду занятий. Кажется, к “Легиону”.

Мужчина в мантии поприветствовал меня, представился сам. Его звали Сокуциусом Эргаллой.

— Очень рада знакомству, Сокуциус.

— Э-э-э… сейчас. Да. Нужно заполнить документы о вашем освобождении. — Сокуциус шумно вздохнул, потом покачал головой. — Так вот… Что тут у нас… я…

— Вы хотели спросить меня, откуда я родом? — И вновь улыбка промелькнула у меня на губах.

— Да, точно. И род деятельности. В общем, биографию. — Облегчение в глазах Сокуциуса не смог бы увидеть только слепой.

На заполнение документов ушло немало времени, но потом, получив бумагу, я вышла из кабинета. Последним, что я заметила, был взгляд, которым обменялись Сокуциус со вторым мужчиной. Искреннее недоумение и отказ верить моей истории.

Отдав охраннику все документы о своём освобождении, я уже хотела было покинуть Канцелярию, когда меня остановил его окрик.

— Постой!

Я оглянулась. Мужчина в железках — не таких, какие я видела прежде, но в более красивых, подал мне пакет, в котором обнаружились бумаги и немного золота.

— Тебе нужно доставить кое-что Каю Косадесу. Он проживает в Балморе. — Мужчина колебался. Вопрос вертелся на языке. — Спросишь у прохожих, найдёшь трактир Арилла. Там узнаешь, как попасть в Балмору. И, — он шумно выдохнул. — Тебе стоит… ну… приодеться…

Одежда. Какой в ней смысл?

— На меня сложно что-то найти. — Я подмигнула.

— Да, верно. Но Арилл… возможно, какая-нибудь швея сможет сделать что-нибудь для тебя. — Покраснел и отвернулся.

Я рассмеялась и вышла из Канцелярии. Передо мной лежал целый мир, который ещё не ведал, кто пришёл в него. Или целый остров. Но для начала…

Я распахнула крылья. Небо. Свобода.

Много что нужно было выучить Рэйнбоу Дэш о Морроувинде. Но первым уроком для пегаски в новом мире станет знакомство со скальными наездниками.

Ах, этот Дагот...

— Ага, — рокотом разнёсся по пещере голос Дагот Ура. — Вот ты и пришёл, Нереварин. Я…

Дагот Ур замолчал. Потом глубоко вздохнул и потёр золотую маску рукой, пока пришедший осматривался в пещере.

— Азура, за что? Почему? То есть я, конечно, знал… в смысле, у меня куча слуг в каждом городе, и я был в твоих снах … но… серьёзно? Вот это против меня?

Рэйнбоу Дэш хмыкнула.

— Я не вот это, чудик с железякой на лице! Я пони, понятно?

Дагот Ур развёл руками.

— Куда уж понятнее… А как ты миновала сонмы рабов моих, как ты пересекла ловушки и хитрости, устроенные мной?

— Ну, твои друзья были довольно странными людьми. А насчёт ловушек и прочего, — она помахала крыльями. — Я пегас, ауууу!

Чтобы как-то обдумать диалог и выиграть время, Дагот Ур посмотрел на двемерскую дверь в дальней стороне пещеры, скрывавшую проход к Акулахану. Дверь была довольно оригинальной: открывалась тогда, когда Дагот Ура не присутствовал в царстве живых. Например, спал. Возни с ней было много, да и тупые слуги вечно застревали, тычась в сомкнутые створки, если Даготу приспичивало часок подремать, но роль последней надежды неплохо выполняли. Всё-таки Дагот Ур не собирался спать, а убить его — убить бога — этому… этому нечто не удалось бы даже, будь Дагот Ур связан и зверски избит сковородкой. Вспомнив ощущения, бывший кимер вздрогнул. Долгая жизнь, многие ситуации…

Что ж, стоило попытаться.

— Может, ты хочешь перейти на мою сторону? В конце концов, я был…

— Э-э-э, постой! Я никого предавать не собираюсь. Я же элемент верности! И вообще, мне сказали прийти и, — Рэйнбоу Дэш достала из сумки, висевшей у неё на боку, Разделитель и Разрубатель, положила их перед собой крестом и поставила копыто на них. — вот этими штуками ударить какое-то сердце.

Ошеломление Дагот Ура было сложно передать словами. Нет, он чувствовал ауры двемерских артефактов… вопросы вертелись на языке из него, в результате чего он смог выговорить лишь что-то вроде:

—Катыгорумкаивс…

Потом остановился, немного помедлил, чтобы чуть успокоиться, и задал первый вопрос. Не самый жизненно необходимый.

— Тебе не говорили, что расхаживать в таком виде странно? В смысле, — он поперхнулся. — Я не ханжа и ничего против не имею… но не кажется ли тебе, что, ммм, сумки несколько, ммм, не скрывают, ммм…

Дагот Ур стушевался.

— Фи, не вижу смысла в одежде. Нет, это красиво, но многие здесь носят такое тряпьё, что одна моя подруга просто впала бы в кому здесь! — пегаска улыбнулась своим мыслям.

— Ага… то есть что за чушь? Как ты, Шигорат побери, смогла держать Разделитель и Разрубатель копытом?

Голубая пони нахмурилась, почесала затылок.

— Ну, не знаю. Я открыла сумку, достала сначала…

— Я видел! Но как?!

Рэйнбоу Дэш разозлилась.

— Что как?! Как ты держишь яблоко?! Взяла и взяла.

Искренне пытаясь вспомнить, что такое яблоко, но потерпев неудачу, Верховный Консул Шестого Дома вспомнил ещё об одной существенной детали.

— А почему тебя не убило? Ты же взяла оружие без Призрачного Стража!

— И как бы я натянула на копыто перчатку? — голосом, показывающим очевидность объясняемых вещей, протянула Дэш.

Вынужденный согласиться, злодей с Красной Горы замолчал. Потом подошёл к пегаске и ласково потрепал её по волосам — шерсти, гриве? Ужас Вварденфелла запутался в ситуации и не хотел усугублять её разбирательством — проговорив:

— Не знаю, как ты миновала моих рабов. У тебя же нет ни одного артефакта с собой, кроме этих, — он кивнул под ноги, где лежали меч и молот. — Но я милостив и не стану убивать тебя. Пожалуй, ты будешь в моём зверинце наравне с герцогом и прочими влиятельными существами этого острова.

На уровне талии Проповедника Видящих раздался голос.

— Не мог бы ты присесть? Вид здесь не очень, знаешь ли.

Сконфуженный, Предводитель Спящих спустился на корточки. Отточенным движением развернувшись, Рэйнбоу Дэш со всей силы ударила его задними копытами прямо в золотую маску. Дагот Ур откинулся на спину, уплыв в мир снов на неопределённый срок.

Подняв Разделитель и Разрубатель, пегаска положила их в свою сумку, после чего произнесла, глядя в потолок пещеры:

— Может быть, — она сделала паузу, выделяя эти два слова. — Может быть, я не так сильно бью задними, как Эпплджек. Но ни те простофили раньше, ни ты не почувствуют разницы. Ручаюсь.

Произнеся это, пони голубого цвета и с разноцветной гривой перешагнула распростёртое тело Ворина Дагота и неторопливым шагом направилась к открывающейся двемерской двери.

Битва.

Уходящее солнце красило бескрайние равнины близь Вайтрана, придавая им таинственный вид, вуалью наступающих теней скрадывая расстояние, отбрасывая красноватый отсвет на землю. Одинокий человек, стоявший рядом с вековой елью, каким-то чудом сумевшей прорасти на пустошах, не обращал внимания на закат. Его целью было нечто иное.

— Я, Драконорождённый, вызываю на бой тварь не из нашего мира, ужасного предвестника гибели Нирна, раба Алдуина! Сразись со мной, монстр!

Собственно, эти слова, обращённые в пустоту, вряд ли нашли бы того, кому предназначались. Но мужчина добавил нечто, наполненное Силой, отчего выброшенные в воздух слова оказались не просто вздорной фразой из тех, что бросают после третьего кувшина пива, но Вызовом.

Человек устало скинул с себя походной мешок и прислонил его к дереву. Затем присел на корточки и стал ждать.

Несколько минут спустя на горизонте показалась точка. Она быстро увеличивалась в размерах, обретая очертания и объём. Довакин приподнялся и, сощурившись, вгляделся в неё. Недостаток света делал это занятие малополезным, но когда точка приблизилась настолько, что можно было различить мерно вздымавшиеся крылья, то Драконорождённый вздохнул и вытащил меч из ножен: летел дракон.

Приземлившись рядом с елью, заставив пошатнуться землю вокруг, ужасная тысячелетняя тварь взревела, оглушая Довакина.

Не удержавшись на ногах, победитель чудовищ свалился на землю, грязно выругавшись при этом. Дракон выпустил в небо огненную струю, заставив равнины на секунду осветиться, а потом задал вопрос:

— И ради этого падения ты заставил меня явиться сюда? Не спорю, проделано весьма ловко, но всё же…

Драконорождённый, споро поднявшись на ноги, уже замахнулся мечом, когда простая мысль осветила тёмные закоулки его сознания вопросом:

— Ты разговариваешь?

Дракон — серый ящер с размахом крылья в несколько метров — зевнул, умудрившись сказать при этом:

— Если потомки приматов как-то умудряются болтать, то почему не могу я?

Довакин опустил меч.

— Это что, оскорбление? — прищурившись, спросил он.

— Нет, это факт, — лениво ответил дракон.

Так и не сумев разобраться в хитросплетениях логики чуждого Нирну существа, крепко сложенный мужчина с довольно маленькой для такого внушительного тела головой вновь поднял клинок, направив остриё на змея.

— Я Вызвал тебя сюда не для болтовни, монстр! Я положу конец твоему существованию, ты не увидишь более тёплого света Мундуса, ибо сейчас ты умрёшь!

— Ну, я и сейчас едва могу разглядеть солнце. Ты собираешься сражаться в темноте, мой бескрылый родич? Я согласен полетать, но как бы тебе не наткнуться в темноте на эту железку, — дракон чуть склонил голову, указывая, очевидно, на меч. Вот только из-за размеров казалось, что он хочет протаранить своей головой Довакина.

Человек, поняв, что как-то не уследил за временем, с криком бросил меч на землю. Ударившись о твердую почву, уже успевшую ощутить на себе цепкую хватку осеннего мороза, клинок чуть слышно звякнул.

— Проклятье, такую удачную фразу про Мундус испортил, — Довакин сел на землю. — А всё из-за спешки. Прознал, что тут где-то дракон живёт, рванулся сразу из Вайтрана. Эх, а ведь об этом бое могли бы сложить поэму!

Чешуйчатый зверь, поняв, что боя не будет, сложил крылья, до этого распахнутые и готовые к полёту, задумчиво произнёс:

— Знаешь, я мог бы написать о нашей битве стих. Мне говорили, что у меня неплохо получается…

— Нет, стих — это не то. Нужна баллада, прославляющая мои деяния. — Досадливо отмахнулся Довакин. Потом, опомнившись, добавил: —Нет, я не ради славы… просто приятно, когда тебя знают.

Он задумчиво взглянул на краешек яркого диска, ещё выглядывающий из-за горизонта. Потом, будто ужаленный целым роем злющих пчёл, подскочил:

— Девять богов! Я совсем забыл! Проклятье, я даже ещё не начинал!

Дракон с интересом следил за тем, как Драконорождённый торопливо рылся в походной сумке, достал несколько листов чистой бумаги, перо и чернила. Потом, ногой ударившись о подвернувшийся ему на пути корень, человек выронил пару бумажек, громко завопил и стал прыгать на одной ноге, нелепо прижимая к себе остальную добытую из недр мешка добычу. Наконец, собрав всё ему необходимое и перестав причитать насчёт того “самим Алдуином выращенного здесь” корня, Довакин сел на кочку. Со вздохом сожаления он поглядел на солнце, а после, явно пересилив себя, попросил дракона.

— Не мог бы ты поджечь это дерево? Мне нужен свет, а Мундус почти зашёл. И… потом мне будет нужно, чтобы ты сжёг ещё кое-что. Бумагу, если не затруднит.

Последователь Алдуина послушно дунул на ель, быстро загоревшуюся под действием полумагического драконьего пламени.

Довакин стал рассуждать вслух, стараясь поймать мысль, которая стоило бы того, чтобы записать её.

— Так… нужна мораль… что я сегодня сделал? — почесал затылок человек. — подрался на деньги с каким-то парнем из деревни… нет, не то… украл курицу… тоже не подходит…

В отчаянии он воскликнул:

— Ну не про морковку же вайтранскую писать!

— Что не так с морковкой? — тут же заинтересовался дракон.

Довакин слегка покраснел… хотя, возможно, это последние лучи солнца и неверный свет горевшей ели создали весьма правдоподобную иллюзию этого.

— Ну, я тан Вайтрана. Могу, — мужчина закашлялся. — Брать вещи с главного рынка, не заплатив. А там… морковка…

Он стушевался.

— Ясно, — прокомментировал дракон, решив не уточнять.

Некоторое время они молчали. Затем Довакин принялся что-то строчить на листке бумаги, но быстро прекратил, со злостью скомкал бумажку в шарик и кинул в костёр из дерева.

— Будь проклят тот, кто придумал каллиграфию! Ну не умею я писать красиво и ровно, — извиняющимся тоном объяснил он.

Дракон, все познания которого о человеческой каллиграфии заканчивались тем, что однажды он съел проезжающего мимо его пещеры писаря, мотнул головой, обозначая кивок.

— Знаешь, — жалобно произнёс Довакин ещё пару скомканных бумажек спустя, — в жизни не мечтал о том, чтобы стать Драконорождённым. Даже в детстве. Дурацкая обязанность.

— Понимаю, — оживился крылатый змей. — Я тоже не слишком-то мечтал об этом мирке. Я ведь хотел стать архитектором… — он пригорюнился, — проклятая приёмная комиссия, эти бездари ничего не понимают в современных пещерах и утёсах.

Довакин пропустил эту тираду мимо ушей, так как известие о том, что драконы бывают архитекторами, выбила бы его из колеи надолго.

— Но, — продолжал развивать свою мысль дракон. — Мой проект забраковали, отказав в обучении в Академии Архитекторов. Тут вернулся Алдуин, а мне всё равно некуда идти. Вот я и соблазнился. Открытый мир, интересные персонажи… фи! — ящер фыркнул, и рой искр посыпался на землю. — Сплошная скука.

Он окончательно уныл, когда вспомнил слова Алдуина, высказанные им перед строем драконов, готовящихся войти в Нирн. “Пушечное мясо”. Знай он заранее — попытался бы ещё раз пройти в Академию.

А вот Драконорождённый оживился. Шальная мысль влетела в его голову, покружилась там, подобно паре бабочек, и осела, превратившись в идею.

— Может, написать про эту встречу? Она подходит! Ну, то есть мир, все дела… мы познакомились, узнали друг о друге кое-что, — он возбуждённо застрочил что-то на последнем остававшемся у него листе, но в это мгновение последний солнечный луч, ласково коснувшись всех живущих и некоторых не-живущих, возвестил о закате.

Равнина погрузилась во тьму, единственным источником света был огонь почти догоревшей ели.

Довакин смял листочек.

— Проклятье, — прошептали его скривившиеся губы. Человек побледнел. Кинув листок куда-то под ноги, он встал. После недолгих сборов мужчина сказал:

— Я пошёл, дракон. Мне нужно… побыть одному.

Рептилия с недоумением посмотрела на человека, но ничего не сказала, лишь махнув лапой на прощание. Силуэт Драконорождённого быстро исчез в ночи.

Чешуйчатый ящер завозился, вспоминая, куда мужчина кинул листок. Тот обнаружился довольно скоро. Драконы — существа любопытные. К счастью, этот к тому же знал пару человеческих языков, так что сумел разобрать в неверном свете написанное. Старательной, хоть и не слишком умелой рукой там было нацарапано: “Дарагая пренцеса Силестия! Сиво дня я узнал…”. Остальное было слишком заляпано чернилами. Дракон досадливо полыхнул:

— О люди! Эти полуобезьяны потеряли остатки того, что они называют разумом! Всё-таки Алдуин был прав, когда говорил, что этот Нирн не стоит существования.

Рептилия свернулась калачиком у прогоревшего дерева, засыпая. Ничего не омрачило сон дракона — своё письмо Селестии он отправил ещё несколько часов назад.

Заказ.

Холодный свет полных Мессера и Секунды являл собой прекрасную иллюстрацию того, какие ночи стоит называть “некромантским раздольем”. В такое время особенно удобно насылать проклятья, поднимать зомби и сводить с ума жителей небольших селений, дабы наполнить прогнившие души сроднившихся со смертью сладковатой жижей извращённого удовольствия. Многие тёмные дела вершились этой ночью — оборотни выходили на охоту, вампиры устраивали свои ужасающие игры под леденящие танцы теней, обретавших в ту ночь странную и пугающую силу. Нечисть самого разного порядка черпала свои силы на шабашах, вертепы зла множились и усилялись. Пожалуй, только обычным людям, мерам и бетмерам, даже самым поганым их представителям — ворам, убийцам и насильникам — покров серебрящейся тьмы не давал достаточного убежища.

Впрочем, представители Тёмного Братства, известного братства ассасинов, могли чувствовать себя в относительной безопасности, ведь на них лежало благословение Матери Ночи. Но и они были лишь живущими, так что страх населял их умы, внушая им странные и непонятные видения, отнимая язык и заставляя забыть своё имя.

— Ситис, какого скампа ты копаешься, Англалос? Ты уже достаточно отдыхал.

Однако не стоит забывать, что реальность оказывается куда прозаичнее детских сказок.

Босмер в типичной для представителя Братства броне устало прислонился к громадному мешку, своей верхушкой достававшему щуплому эльфу почти до груди.

— Подожди… куда ты… так... гонишь…

Стоявший рядом высокий широкоплечий орк в аналогичном одеянии пожал плечами, превратив это банальное движение в нечто вроде конкурса по бодибилдингу.

— Я никуда не гоню. Но не хочется всё же всю ночь шляться по Чейдинхолу! У нас ведь, — орк слегка замешкался. — Заказ, как-никак.

Англалос наконец смог сползти с мешка. Оглядев узкую улочку, стеснённую рядами каменных домов, выглядевших так же важно, как их владельцы при воровстве из казны графства, эльф выругался. Потом сплюнул на землю и произнёс:

— Грат, это издевательство какое-то. Я серьёзно. — Он пару раз взмахнул руками, разминая их. — Я имею в виду, с какого Шигората мы должны это делать? Когда мне сообщили о зачистке ячейки Братства каким-то психом здесь, я просто готов танцевать был от радости! Ты подумай, такой шанс, центральное отделение Киродиила.

Босмер поперхнулся, уловив взгляд Грата.

— Нет, я не считаю, что смерть наших братьев — что-то хорошее! Просто такой шанс…

Англалос скис. Орк нравоучительно вознёс палец кверху.

— Именно поэтому я выше тебя по рангу. Вечно ляпнешь что-то не то. Ладно, тащи груз.

Босмер попытался умоляющим взором пробить каменную стену чёрствости около души мера. Попытка однозначно провалилась.

— Может, хоть поможешь?

— С чего бы! Я ведь главнее. — Грат откровенно наслаждался происходящим. — Обычно я таскаю всякую дрянь. Попробуй и ты, авось понравится.

Он звучно рассмеялся. Эльф со вздохом, призванным выразить скорбь всей обитаемой части Нирна, взялся за верх мешка. С трудом потянул, таща мешок за собой.

— И всё-таки неправильно, что она стала главой ячейки. Я про неё вообще ничего не знал, а она — бац — и глава. Как так? — продолжал пыхтеть босмер, волоча за собой тяжелую ношу.

— Вот этим ты и отличаешься от высших чинов, Англалос. Ни скампа ты не знаешь. А они знают. — Орк немного осёкся. Он сам понятия не имел, откуда взялась нынешняя предводительница чейдинхольского Братства.

— Согласись, всё это настораживает. Эти перемены политики Ордена не только губительны, они смешны! В них нет ни малейшей логики. — Продолжал настаивать босмер, по лицу у которого от напряжения стекали капли пота, уже успевшие изрядно просолить маску убийцы.

— Да, это верно. Логики мы не видим. Но она есть, иначе бы такого не произошло, согласись. — Меланхолично ответствовал Грат. Ему было скучно, ведь всё, что ему приходилось делать — умерять темп своих шагов, чтобы не оторваться от напарника.

— Какая, к скампу, логика?! — Англалос остановился, с раздражением пнул успевший достать его мешок и тут же с воплями заскакал по мощёной улице.

— Какая логика? — Продолжил босмер, когда боль в ноге чуть унялась. — Знаешь, в этом не больше логики, чем если бы мне на голову упало яблоко. Красное такое!

Орк задумчиво поинтересовался:

— А при чём тут яблоко?

Босмер возвёл очи горе.

— Вот и я о том же! Откуда здесь взяться яблоку? С неба прилететь, что ли? Полнейшая чу… Ай!

Эльф схватился за голову, откинувшись на мешок. Тот остался равнодушен к столь наглому своему использованию.

— Яблоко. Красное, — констатировал Грат, затем нагнулся, подобрал упавший плод, обтёр его и с хрустом надкусил. — Вполне неплохое яблочко, надо отметить.

Поникший босмер лишь махнул рукой.

—
Я даже задумываться не хочу, как оно там оказалось.

Орк посмотрел в небо. Полные луны окрашивали его в цвет ломкого льда, придавая сюрреалистичный вид картине в целом, заставляя почувствовать себя в неком подобии аквариума. Равнодушное свечение звёзд затягивало, заставляло продолжать смотреть. Колодцы неведомого, через которые можно заглянуть далеко, так далеко, что дорога назад может занять месяцы, а то и годы…

— Он веселится. Всё это — лишь шутка Архитектора. — словно в полусне вымолвил мер. Его чуть потряхивало.

— Эй, ты о чём? Грат, скамп тебя возьми, что с тобой? — Англалос тронул рукав куртки орка. Потом дёрнул его за руку.

— А, что? Неважно, просто… задумался. Нам нужно идти. Заказ нужно выполнить. — Предложил Грат, выкидывая обгрызенное яблоко. Его сознание, не в силах справиться с информацией, просто удалило её, словно ненужный мусор. Через пару минут орк уже и забыл о том, что что-то такое говорил. В отличие от эльфа.

Остаток пути прошёл в молчании. Наконец, напарники дошли до нужного дома. Богатая лепнина на фасаде здания, многочисленные скульптуры и фонтан, отделанный ровным, блестящим при свете лун мрамором указывали на то, что хозяин роскошного жилища отнюдь не довольствовался малым в своей жизни. Что ж, всё это привело к закономерному финалу.

— Собирай эту штуковину, а я пока схожу к ним, разведаю обстановку.

Англалос лишь протяжно вздохнул. Он не был уверен, что сможет хотя бы понять, куда и что присоединять.

Через полчаса орк вернулся, кивнул напарнику.

— Ну что?

Эльф страдальчески поморщился.

— Кажется, готово. Но я не уверен.

— Не уверен? Это наш первый такой Заказ, как ты можешь быть “не уверен”? — Передразнил орк босмера.

— Ладно, уверен! Теперь доволен? — Англалос потёр щёку. — А Цель?

— Сын хозяина особняка. Так, шевелись! Тащи эту штуковину, только аккуратнее, чтобы не выстрелила раньше времени.

Особняк располагался посреди сада, так что когда убийцы вступили на территорию при доме, Грату всё-таки пришлось помочь эльфу: стало слишком темно, повышался риск случайного удара и, как следствие, выстрела.

— Так, парень. Я знаю, тебя не готовили для такого. Меня тоже, собственно. — Орк попытался унять мандраж, — Но постараемся отыграть свою роль с честью. Мальчонка заслужил праздник. В конце концов, его день рождения…

— Плохая это идея — превращать Тёмное Братство в организацию по проведению вечеринок. — В сотый раз повторил босмер.

— Скажи это Пинки Пай сам, умник. — Грат глубоко вздохнул. Запомни, мы шуты, костюмы для пущего эффекта. Так, а теперь тащи эту… — Орк старательно произнёс. — Пушку для вечеринок. Помни, провал недопустим. С нами Ситис, брат!

— С нами Ситис, — Кисло повторил босмер, и убийцы одновременно вышли на подмостки, поставленные специально для предстоявшего шоу.

Ожидание.

Миниатюра не содержит юмора.

Дрожащее пламя свечи с трудом разгоняло темноту, сгустившуюся в комнате. Тьма временно сдалась, уйдя в дальние углы помещения, с нетерпением дожидаясь момента, когда свет станет достаточно слаб, чтобы его можно было без проблем растворить в себе. Лишь слабые отражения теней изредка подползали поближе к свече, отдёргиваясь, когда их касалось золотистое свечение. Темнота умела ждать.

Данмер средних лет сидел за старым, обшарпанным столом. С первого взгляда становилось ясно — этот стол использовался именно как стол: никаких вычурных излишеств, поверхность покрыта многочисленными царапинами, одна ножка слегка проседает, из-за чего стол слегка сместился в сторону.

Тёмный эльф вертел в руках писчее перо, о чём-то напряженно размышляя. Перед ним лежал чистый лист бумаги, рядом стояла чернильница. Где-то на краю стола находилась маленькая картина в деревянной рамочке. Пламя свечи странным образом оттеняло угол стола, скрывая то, что находилось в рамках, вуалью призрачных теней. Данмер бросил взгляд на картину — и быстро, пока не передумал, окунул кончик пера в чернила. Осторожно и бережно он вывел на чуть желтоватой поверхности листа первые слова. Остановился, чуть заметно вздохнул и продолжил писать, останавливаясь лишь за тем, чтобы пополнить запас чернил в пере.

“Я не знаю, зачем пишу это. Сначала я пытался убедить себя, что это письмо — рассказ будущим поколениям. Вот только в чём смысл, если у меня есть ещё минимум двести лет жизни? Обман не удался, но желание осталось. И я расскажу эту историю, как помню — со своей точки зрения, не претендуя на большее. Что ж, начнём, пожалуй. Со всей верностью новым традициям,

Глава Дома Радуги,

Ротис Санди, избранный Советом.

Нельзя сказать, что я сильно отличался от остальных молодых данмеров: так же прожигал жизнь в удовольствиях, выполнял мелкие поручения Великого Дома Хлаалу, спорил о пользе и вреде имперского вторжения на Вварденфелл, выходил на дуэли и писал любовные письма. В таком ритме протекал мой быт, и я не могу сказать, что он был плохим или хорошим; он просто был.

Всё стало меняться с приходом снов. Кошмары и цепкие лапы ужасов с трудом отпускали меня из своих объятий, заставляли со страхом ждать очередной ночи. Впрочем, я был далеко не одинок в своей проблеме — многие жители острова чувствовали на себе давящую длань Пробудившегося. Всё чаще стали слышаться возгласы о том, что Дагот Ур, монстр с Красной Горы, проснулся. Жрецы-Отступники выпускали памфлеты, рассказывающие о тирании Храма, и проповедовали скорый приход Неревара Возрождённого. Эшлендеры стали всё ближе подходить к городам. В этом хаосе легко было затеряться.

Постепенно слухи о Нереварине стали шириться, расходясь подобно кругам от брошенных в воду камней. И в них тонкой нитью скользила некая странность, которую я не мог не заметить. Они умалчивали о расе Возрождённого. Конечно, я полагал, что Нереварин не может быть никем иным, кроме как данмером — это было бы логично.

Мои предположения рассыпались, как карточный домик, когда я узнал правду. Архиканоник Храма именем АЛЬМСИВИ провозгласил возрождение Нереварина. Они никогда не были глупцами. В конце концов, Жрецы-Отступники убедили народ в том, что Неревар действительно вернулся, Храму пришлось уступить. Возможно, впрочем, что всё было совсем не так — я не знаю точно, что произошло тогда между Храмом и Нереварином. Но факт в том, что Возрождённым оказалось странное существо, сородичей которого никто раньше не встречал. Общество тонуло в дискуссиях, и это продолжалось до тех пор, пока не закончились моровые бури. Раз — и всё. Их нет. Нереварин выполнил пророчество, победив Дагот Ура. В честь сего знаменательного события во всех городах Вварденфелла устроили пышные праздники. На долю Нереварина выпало посетить их все.

Впервые я увидел её в Балморе. Она стояла на сооруженных наспех подмостках, а люди, меры и бетмеры смотрели на неё, поражаясь её внешнему виду. Разумеется, не обошлось без приветственных криков, благодарностей за спасение многих жизней — но её облик всё-таки привлекал куда больше внимания, чем совершенныё ею деяния.

После торжественного шествия в её честь Рэйнбоу Дэш — весьма странное имя — улетела, сославшись на то, что её ждут ещё не посещённые ею города. А я… я лишь стоял и смотрел, как она летела. Стремительно, резко и целеустремлённо.

Как ни странно, впоследствии на Вварденфелле стали появляться другие “пони” — самоназвание их расы — для каких-то своих дел. Они мелькали во всех городах, исчезая через некоторое время для того, чтобы появиться вновь совсем в другом месте. Их никогда не было много, но они были. Не у всех были крылья, некоторые могли похвастаться рогом, а кое-кто не имел и его. Уже можно сказать, что они либо не стареют, либо стареют крайне незаметно. За время организации Дома Радуги, откола и переселения они ничуть не изменились внешне.

Итак, после посещения Рэйнбоу Дэш Балморы я впал в странное оцепенение. Дела казались далёкими и неважными, а удовольствия — глупыми и примитивными. Странный недуг, однако, поразил не только меня. Некоторые данмеры также оказались весьма подвержены ему, что делало эту беду общей. Мы собирались вместе, говорили ни о чём или обсуждали пони. Больше всего меня в своё время поражало то, что ни одна раса, кроме данмеров, не оказалась подвержена этой странной особенности. И то, далеко не каждый тёмный эльф впадал в такую “лихорадку”.

Шли годы. Всё чаще стали появляться другие пони, а наши кружки ширились, захватывая другие города. Перед нами уже не стояли принадлежности Домов — редоранцы дружелюбно разговаривали с телваннийцами, представители же Хлаалу и вовсе чувствовали себя совершенно свободно.

И это стало самой нашей большой ошибкой. До какой-то поры Великие Дома терпели наши причуды, но, размывая границы между Домами, мы подрывали основы их мощи. Нам пригрозили изгнанием. Кто-то устрашился, оставив мысли о возможном братстве. Свободные данмеры, не принадлежащие ни к одному из Домов, лишь сочувственно улыбались, а остальным предстояло решить вопрос о том, что делать дальше.

Мы выбрали изгнание. Свободная территория на склоне Красной Горы стала нашим убежищем, а сами мы провозгласили себя одним из данмерских Домов. Великие Дома отказали нам в признании, и лишь вмешательство Империи, не желающей войны, остановило резню, закончившуюся бы истреблением молодого Дома.

Со временем пони перестали посещать Вварденфелл. Рэйнбоу Дэш в последний раз видели почти два десятилетия назад. Но мы не отчаиваемся, а ждём второго пришествия. Проклятие — или благо — внутри нас живёт, не давая вере погибнуть. Среди нас есть и те, кто не просто ждёт — они предпочитают искать сладострастие в ожидании. Что ж, данмеры всегда были свободны в поисках удовольствий.

Иногда мне кажется, что лучше бы ничего этого не происходило. Другие расы смотрят на нас с недоумением, а обычные данмеры — с презрением. И наша сила остаётся лишь в вере в то, что пони ещё вернутся. Мы будем ждать.”

Мужчина со вздохом отложил перо в сторону. Потянувшись, он взял письмо в руки. Едва просохшие чернила влажно поблёскивали при свете свечи. Данмер перечитал то, что написал, усмехнулся.

Поднеся уголок листа к пламени, он смотрел, как превращаются в пепел его мысли, оставляя после себя лишь грязь на широкой поверхности стола.

Взяв со стола картину, данмер долго всматривался в неё. Потом, что-то прошептав, он прикоснулся к изображению в центре. Поставив рисунок обратно, он взял свечу и, не оглядываясь, вышёл из комнаты. Темнота, дожидавшаяся этого столько времени, рывком укутала помещение непроглядной тьмой, скрывая предметы в себе. И силуэт картины с летящей пегаской утонул во мраке.

Выступление.

Деревня Эльсвелл не являлась каким-то особенным местом; хотя раньше все её жители были невидимыми из-за проказ одного мага, сейчас она не могла отметиться и этим, ведь один проезжающий герой помог людям, убрав заклятье. О том, с чего герою вообще вздумалось сунуться в такую глухомань, расскажет известная мудрость, гласившая: “Приключение всегда найдёт своего героя”. Единственное, о чём спорили обитатели деревушки, — это вопрос о том, являлся ли герой Настоящим. Настоящие герои не воруют овец. Защитники теории героя говорили, что он таки снял заклинание, а овцу взял просто потому, что оплату его трудов так и не представили. Их противники насмешливо хмыкали, напоминая, что Настоящим героям нужна лишь слава, а презренное золото или еда их только смутят. В любом случае, споры неплохо скрашивали скучные деревенские вечера, которые народ предпочитал проводить в единственной таверне на всю округу. Впрочем, единственным твёрдым сторонником фальшивости героя был хозяин украденной овцы, так что деревне не грозили пьяные драки. По крайней мере, из-за злосчастного животного.

Сегодняшний вечер, однако, обещал быть чем-то поистине особенным: трактирщик — данмер по имени Дирам Серети — объявил всей общине, что тот, кто захочет увидеть что-то поистине особенное, должен прийти к нему с последними лучами солнца.

Суровые крестьяне, не приученные к тому, что много позже и совсем в другом мире назовут пиар-ходом, сплёвывали сквозь зубы и обещались друг другу ни в коем случае не приходить: неча нагнетать! Однако на закате таверна была полна народу, свободных столов уже не хватало, поэтому трактирщику пришлось выкатывать бочки с пивом, чтобы хоть как-то заменить столь досадное неудобство. И это обстоятельство с успехом компенсировало недостаток необходимых предметов интерьера. Вполне можно посидеть и за бочками. Или осушить их. Но самые умные выбирали оба варианта одновременно.

Многие, не дожидаясь обещанных чудес, начинали предаваться неожиданному празднику жизни, постигая через осушение кружек с пивом высший смысл.

Наконец, Дирам вышёл в центр небольшой площадки для выступлений, где выступали жонглёры или фокусники, волей случая оказавшиеся в Эльсвелле. Привлекая внимание ещё ожидающих зрелищ крестьян, он махнул рукой. Убедившись, что его слушают, трактирщик торжественно заявил:

— Господа и дамы, — последовал элегантный поклон к немногочисленным представительницам женского пола, явившимся сюда вслед за мужьями, — я переполнен радостью! Несомненно, мою таверну озарила счастливая звезда, ибо произошло событие, столь редко встречающееся в современном мире.

Зал загудел в предвкушении чего-то необычного.

— Да-да, я абсолютно уверен, что многие из вас даже не представляли себе… — Данмер помолчал, силясь подобрать соответствующее слово, но быстро сдался и произнёс лишь: — такое.

— Впрочем, они заявят о себе сами! Встречайте наших гостей, достопочтенных Винил Скрэтч и Октавию Мелоди!

Трактир на мгновение нырнул в тишину, в которой отчётливо читалось недоумение — странные имена поразили сердца недалёких крестьян. Пожалуй, их недоумение выросло куда больше, когда соизволили показаться гостьи. Разумеется, о них доходили слухи о так называемых “пони”, но вживую их давно уже никто не видел. Несколько человек встали и вышли из таверны. Остальные остались, но ожидание того, что вообще сможет показать столь неожиданный сюрприз вроде них, стало ещё более ломким.

Дирам отошёл к стене, встав рядом со своими сёстрами — Урнси и Адоси. Трактирщик широко улыбался.

— Знаешь, — произнесла Урнси, понаблюдав немного за пони: Октавия взяла с собой на сцену странную штуковину, а Винил с трудом протащила туда кучу каких-то коробок. Её рог слабо светился, заставляя отсвечивать её непонятные инструменты. — Никак не могу взять в толк, что ты нашёл в них. Да и вообще, на мой взгляд, это ненормально. Это увлечение, то, что ты вступил в проклятый Дом, который даже признавать не собираются…

— С чего ты взяла, что можешь решать, что нормально, а что нет? — раздражённо бросил Дирам.

— Как маленький, право слово, — Поддержала сестру Адоси. — Пора бы и взрослеть.

Её брат некоторое время молчал, наблюдая за тем, как готовятся пони.

— Я старше тебя на тридцать лет, а Урнси — на все пятьдесят. Вряд ли вы можете указывать мне, что делать, — Наконец ответил Дирам.

— Ах, и это лишь ещё одно подтверждение, что мужчины остаются детьми даже тогда, когда имеют внуков, — Адоси констатировала это с лёгкой усмешкой.

— Пусть будет так, — Дирам решил поставить точку в этом бессмысленном диалоге, уйдя в подвал, чтобы принести себе хорошего вина. Раз уж жители Эльсвелла довольствовались малым, не стоило разочаровывать их фактом того, что где-то есть напитки получше. Но себя травить данмер не собирался.

Когда же данмер вернулся из кладовой, концерт уже начался. Октавия каким-то образом умудрялась добывать из деревяшки у неё на плече — или того, что у пони заменяет плечи, — необычную, но завораживающую мелодию. Музыка мягко дотронулась до трактирщика, обволокла его тёплой волной и скользнула внутрь — в душу. У Дирама по коже пошли мурашку, на секунду сознание его уплыло, а тело осталось раскачиваться на поверхности моря того, что можно было назвать классической музыкой. И тут в дело вступила Винил — из её коробок полился резкий, прерывистый мотив, странным образом гармонично сплетающийся с переливами мягкой облачности игры Октавии. Дираму пришло в голову странное сравнение: если музыку Октавии можно было представить как тёплый воздушный ток, то Винил — в качестве буйного огня, разогревающего своей игрой страсти в любом живущем. И ветер, который в других условиях согревал бы, обдувал разгорячённое от близости огня тело, добавляя в него ноту спокойствия.

Данмер стоял, прислонившись к стене и закрыв глаза: отбивая ногой ритм, он изредка отпивал вино из кружки, продолжая слушать. Мелодии сменяли одна другую, погружая Дирама в подобие транса. Он не знал, сколько времени продолжалось представление — полная дезориентация не пугала, а наоборот, создавала иллюзию того, что он находился не на Нирне, а где-нибудь выше — в безбрежном океане Забвения.

Когда последняя мелодия впиталась в воздух, как хрустальный ручеёк впитывается в землю, зал по-прежнему молчал. Крестьяне, давно уже не прикладывавшиеся к своим кружкам, молча смотрели на выступивших музыкантш. А потом кто-то в глубине трактира начал хлопать. И остальные, словно дожидаясь сигнала, вторили ему. Раздались поощрительные крики. Октавия и Винил стояли на сцене, разгорячённые и уставшие. Поклонившись, они сошли со сцены, забрав при этом свои инструменты.

Подошедшая к Дираму Адоси счастливо улыбнулась:

— Отлично они сыграли! А уж сколько мы получили сегодня! Если они останутся ещё на пару-тройку дней, то мы точно заработаем месячную выручку.

Трактирщик отстранённо кивнул.

— Да-да, несомненно. А сейчас я должен поговорить с ними…

Пони обнаружились в комнате, которую Дирам специально выделил для них. Дверь была открыта.

— Могу я войти? — Стоя на пороге, спросил эльф, постучав костяшками пальцев по дверному косяку.

— Разумеется.

Данмер вошёл внутрь. Винил Скрэтч спала, растянувшись на кровати. Октавия, заметив взгляд эльфа, произнесла.

— Она чересчур устала. Её аппаратуру мы пока разместили в конюшнях, а виолончель, — Она кивнула в сторону стула, на который как раз собирался сесть Дирам, — Может и здесь полежать.

— Э-э-э, конечно, — Сконфуженно промямлил данмер. Вряд ли эта… виолончель осталась бы целой, усядься он на неё.

— Так вот, вы собираетесь завтра уезжать?

Октавия помотала головой.

— Нет. Здесь довольно дружелюбные обитатели, а нам надо отдохнуть от путешествий. — Она прошептала так, что Дирам едва смог услышать её, даже несмотря на присущий эльфам острый слух:

— Мы уже изрядно прошли сегодня.

Данмер потёр руки.

— Тогда вот как мы поступим: денег за размещение и еду я с вас не возьму, а вы будете каждый вечер давать концерт. Согласна?

Октавия задумчиво почесала копытом нос.

— Ну, нам всё равно надо тренироваться, чтобы держать себя в форме. По копытам!

— А? В смысле, по рукам, да.

Трактирщик уже собрался покинуть комнату, когда Октавия, слегка покраснев, спросила у него:

— А где здесь у вас… — Она замешкалась, — туалет?

Дирам ошалело посмотрел на неё, потом почесал затылок.

— А-а-а, вы же… пони не… вам надо? — Как-то жалобно подал голос данмер

Октавия засмеялась.

— Какая чушь! Конечно, нет. Так, небольшая шутка.

Дирам запоздало изобразил натужный смех.

— Да, шутка, конечно… гм, тогда до завтра.

Волшебная сказка, покрывшаяся было трещинами под ударами реального мира, продолжила жить, несмотря на законы логики.

Тель Фир

Что такое жизнь в гигантских грибах? Прежде всего, это запах, нет, Запах, витающий повсюду, проникающий в любую комнату и вцепляющийся в предметы так крепко, что вытравить его просто невозможно. Представьте, что весь ваш дом пропах одним устойчивым ароматом, который сам по себе, возможно, не так уж неприятен, но обонять его часы, недели, годы — всю свою жизнь, учитывая, что волшебники Телванни — те ещё затворники, просто невыносимо.

Твайлайт осторожно толкнула позолоченную дверь и вошла внутрь. Специфическое амбре грибницы ворвалось в её ноздри, заставив аликорна смешно чихнуть. Запах немного дезориентировал, так что лучшей ученице Селестии пришлось облечь себя в магическую оболочку, заодно фильтруя воздух внутри неё. Чуть отдышавшись, она направилась по длинному узкому коридору, стенки которого едва заметно подрагивали в такт некому неслышному ритму. Стены желто-зелёно-коричневого цвета наводили тоску, и изредка встречающиеся светильники с трудом разгоняли полумрак тесного туннеля.
“А ведь снаружи это выглядело куда более… колоссально и красиво,” — мысли Твайлайт скакали из-за непривычной обстановки. — “Интересно, как Дивайту удалось вырастить такой дом? Он использовал заклятия роста, или такие грибы существуют в природе?”

Неспешно перебирая копытами, Твайлайт Спаркл трусила вперёд, оставляя позади сектор за сектором. Их границы отмечались особыми светильниками и небольшим изменением стен коридора.

Кобылка разглядывала необычные — шары пульсирующего пламени, каким-то образом держащиеся в воздухе, — светочи, изучала стены и потолок, но однообразие обстановки невольно дарило ощущение скуки и постоянства. Поэтому Твайлайт была изрядно удивлена, найдя за очередным поворотом не тянущуюся в бесконечность дорогу дальше, но небольшой зал с раскиданными на полу тут и там разноцветными подушками. Пара стульев и маленький стол на их фоне смотрелись ненужными излишествами. Видимо, так считала и обитательница странной комнаты — к аликорну, с натугой поднявшись, подошла молодая данмерка в костяной броне.

— Здравствуйте, меня зовут Альфа Фир. Вы к Дивайту? — Приятным голосом осведомилась хозяйка.

— Да, точно, к нему. То есть, — Порой аликорны способны на невероятные вещи. Например, покраснеть, несмотря на фиолетовую шерсть. — Здравствуйте, меня зовут Твайлайт Спаркл. Я… да, насчёт обучения.

Альфа продолжала дружелюбно улыбаться.

— Конечно. Его покои располагаются вверх по коридору справа от меня. — Она показала на проём, который пони до этого не замечала. — Дойдёте до золотой двери с надписью “Не входить”, свернёте направо по коридору. Потом придётся слегка полетать, но для вас, вижу это не проблема.

Аликорн автоматически кивнула, хотя вовсе не была уверена в своих способностях к полёту. Иногда просто не успеваешь освоиться с тем, что получаешь.

— Большое спасибо. А… — Твайлайт сделала небольшую паузу. — Зачем вы носите здесь доспехи? Ну, они же неудобные, довольно громоздкие, наверняка вам мешают… А вы в своём доме…

Альфа Фир задумчиво оглядела себя. Потрогала правый наруч, провела рукой по костяной пластине понож.

— Это всё мода. Сейчас не выйти в свет без того, чтобы нагрузить себя десятком-другим килограммов амуниции.

— Но… вы ведь у себя дома…

Данмерка с вежливой внимательностью человека, который терпит собеседника лишь потому, что врождённые манеры не позволяют ему послать надоедливого прилипалу, кивнула головой.

— Это точно. А что?

Твайлайт Спаркл встряхнула головой и, не рисуя вступать в дальнейшее обсуждение, улыбнулась Альфе.

— Ничего. Я пойду, пожалуй. — Она повернулась спиной к странной женщине.

— Удачи, — Приглушённо донеслось сзади, а потом раздался характерный звук громыхания доспехов, по которому можно всегда угадать, что носящий их весьма неосторожно сел. В обществе, где царило бескультурье, такое назвали бы падением.

Аликорн коснулась копытом места, где начинался новый туннель. Пол ощутимо уходил вверх, и, пройдя по нему пару минут, Твайлайт ощутила подбирающуюся усталость. К счастью, пол постепенно выровнялся, а через некоторое время показалась развилка. Левый проход вёл куда-то вниз, правый — оставался на том же уровне. Между двумя рукавами располагалась дверь, на которой было нацарапано “Не входить”.

Природное любопытство без особого труда победило капитулировавшую осторожность и отчаянно отбивавшийся здравый смысл. Твайлайт магией попробовала подёргать ручку. Та легко подалась, и дверь распахнуласть.

Открывшаяся ей картина жутко напоминала портал. Дрожащее марево висело прямо в воздухе. Изредка от краев дрожащего пространства к центру устремлялись маленькие искорки разного цвета. Это не мешало разглядеть то, что располагалось за полотном дрожащей энергии. Высокие, просто чудовищно гигантские здания, множество торопливо куда-то направлявшихся людей, странные самодвижущиеся повозки…

Твайлайт с грохотом закрыла дверь, для уверенности пару раз подёргав ручку.

— Нет уж, в последнее время и без того было достаточно порталов в другие миры.

И аликорн свернула в правый коридор. Тот оказался достаточно маленьким, так что через пару десятков метров и несколько поворотов Твайлайт оказалась в месте, которое можно было с уверенностью назвать спальней. Несколько шкафов, полки, заполненных странных кореньями, камнями и книгами, и кровать — монстр, в объятьях которого могла спокойно потеряться целая армия могущественных и древних волшебников.

Твайлайт Спаркл прошла в центр комнаты, внимательно осмотрела обстановку, особое внимание уделив кровати — но Дивайта не было нигде. Некоторое сомнение вызывала лишь кровать, но приближаться к чудовищному сооружению пони не собиралась.

— Так, а что там та странная женщина говорила о полёте? — Пробормотала Твайлайт себе под нос и задрала голову, чтобы изучить потолок. Его не было.

Как выяснилось чуть позже, потолок всё же имелся в наличии. Вот только напротив валявшегося на полу коврика располагалась дыра, создавая впечатление, что вся спальня являлась лишь дном большого колодца.

— Я вам что, с рождения летаю? Не хочется что-то о стенки биться, — Твайлайт даже помотала головой, представляя, что с ней может случиться. Нужен был другой способ.

Она ещё раз пробежалась взглядом по комнате, пока её взор не зацепился за нечто странное — на одном из комодов стояла бутылочка, к которой была привязана записка: “Выпей меня".

Аликорн приблизилась к бутылочке и, магией отвинтив крышку, осторожно понюхала содержимое. Пахло чем-то сладким.

— Стоит ли это пить? В башне самого старого и сильного волшебника этого мира? Что ж, живём один раз.

Залпом она проглотила жидкость, оказавшуюся на вкус приторно сладкой, словно сироп. Минуту постояв на месте и не почувствовав ничего особенного, она разочарованно хмыкнула и сделала шаг вперёд. Копыто увязло в воздухе.

— Это ещё что за шутки? — Удивлённо уставилась на выкинувшую фортель конечность Спаркл. С силой опустив копыто, она смогла поставить его на пол.

— Хм, это что-то вроде хождения по воздуху? То, что надо!

Необычная прогулка оказалась штукой утомительной. Колодец тянулся и тянулся, и Твайлайт успела не раз пожалеть о решении пойти в ученицы к Дивайту. Но всё неприятное имеется свойство заканчиваться, так что в конце концов аликорн поднялась на уровень, где Дивайт Фир предпочитал проводить свои дни. Помещение представляло из себя лабораторию со множеством колбочек, ретортами, старыми книгами, словно опалёнными неким пожаром, и едким запахом, перебивавшим даже грибной аромат.

Сам маг, одетый в красную мантию, на которой виднелись многочисленные прорехи от различных алхимических смесей, обнаружился рядом, сидя в роскошном, хоть и немного подгоревшем кресле. Напротив него стояло ещё одно. Твайлайт с тщательно скрываемым вздохом уселась в него. Повисла тишина.

— Итак, Твайлайт Спаркл, ты наконец пришла. — Первым нарушил завесу молчания Дивайт.

— Точно, — Несколько равнодушно ответила измотанная аликорн.

— Позволь поинтересоваться, как ты сюда поднялась? Явно не на крыльях. Магия?

Твайлайт махнула копытом.

— Нашла пузырёк с надписью “Выпей меня”. Там же было зелье хождения по воздуху?

Маг Телванни удивлённо воззрился на пони.

— Нет, там находился отвар для уменьшения роста. Но, видно, твоя магическая сущность изменила суть эссенции, превратив её в зелье левитации.

— Правда? — Поинтересовалась изрядно польщённая Твайлайт, попутно удивившись тому, зачем Дивайту вообще мог понадобиться такой настой.

— Нет, конечно. Просто шутка. — Улыбнулся волшебник.

— Дурацкая шутка, — прошептала разочарованная Твайлайт. Затем, ещё сильнее понизив голос, едва слышно произнесла: — И паршивая отсылка.

Дивайт встрепенулся, разрушая свой образ могучего и ничему не удивляющегося полубога.

— Что ты сейчас сказала? О какой ещё…

— Нет-нет, вам послышалось, я ничего не говорила, — Поспешила успокоить мага аликорн.

Стремительно переводя тему, она сказала:

— Я пришла просить у вас места вашей ученицы, маг Дивайт.

Всё ещё несколько встревоженный волшебник лишь кивнул. Потом, натягивая обратно маску всезнающего мудреца, размеренно протянул:

— Что ты знаешь об окружающем нас мире?

— Э-э-э, он существует.

Дивайт покачал головой.

— Нет-нет, я не об этом. Так вот, позволь мне рассказать тебе кое-что.

Он чуть пошевелился в кресле, меняя позу.

— Нирн всегда был полем многих Сил и течений, богов и полубогов. Они заведуют каждый своим собственным полем, изредка вторгаясь на территорию других. Некоторые, например Акатош, распоряжающийся временем, очень сильны. О них можно сказать Высшие. Они считают, что управляют хрупкой системой, частью которой является материальный мир. Но они ошибаются. Ни один из них не способен создать кого-то вроде вас. Я имею в виду пони, — Пояснил маг, поймав удивлённый взгляд Твайлайт.

Волшебник из Дома Телванни продолжил.

— И никто из Высших не может точно сказать, как появился он сам. Я считаю, что наша Вселенная является рабочей площадкой некого сверхбога. Я называю его Архитектором, ведь его обязанность — возводить целые миры. Всесильное и бессмертное во всех смыслах нашей Вселенной существо. Именно оно по своей прихоти закинуло пони сюда. Я не знаю, с какой целью она так поступило, но надеюсь, что когда-нибудь смогу это выяснить.

Данмер замолчал. Твайлайт закрыла глаза и, подумав немного, подала голос.

— Неплохая теория.

Маг сцепил руки в замок, подавшись к аликорну.

— А ты знаешь другую?

— Ну, я ведь помню, как сюда попала, — Задорно улыбнулась Твайлайт.

— И как же? — Нетерпеливо спросил Дивайт. Маска бесстрастности снова покинула его.

Улыбка аликорна стала шире. Пони ничего не ответила.

— Не хочешь говорить… что ж, жаль. Загадка всё равно не была столь интересной, будь ответ так близок. — Дивайт откинулся обратно на спинку кресла.

— Я согласен принять тебя в ученицы. Но с одним условием. Ты должна чем-то дополнить мою теорию.

Это должно быть абсолютно правдивое утверждение, с котором нельзя не согласиться.

Твайлайт постучала копытами друг об друга.

— Дополнить теорию? Ну, не знаю… Хотя, — Она просияла. — Я догадываюсь, что может подойти.

Дивайт молча кивнул, ожидая. Твайлайт немного оттянула миг своего откровения, а затем выпалила:

— Нужно мыть руки или копыта перед едой.

Некоторое время тишина в лаборатории прерывалась лишь тихим побулькиванием варящихся зелий.

Затем маг промолвил:

— Это не совсем то, чего я ожидал. Какое отношение эта фраза вообще имеет к моей гипотезе?

— В вашей теории не было ни слова про руки и копыта, а также необходимость мыть их перед едой. Я исправила эту досадную оплошность, — Лучезарно улыбнулась Твайлайт.

— Действительно, — Хмыкнул данмер. — У тебя нестандартный подход к ситуации.

Он подумал ещё чуть-чуть и заявил:

— Думаю, мы сработаемся.

Ну как же обойтись без ОС'a?

Смеркалось. Солнечные лучи с трудом проникали сквозь густую крону деревьев, практически не освещая землю. Лес медленно, но верно наполнялся звуками ночной жизни. Первые цикады робко бренчали свою незамысловатую мелодию, вторившую уханью одинокой совы. Вдалеке забывшаяся кукушка надрывалась, пытаясь изобразить из себя соловья. Она ещё не заметила, что её время подходило к концу, и эстафета переходила к тем, кто предпочитал слабое мерцание звёзд и тусклое свечение Мессера и Секунды палящим солнечным лучам. В таких густых зарослях, впрочем, разница отнюдь не виделась чрезмерной, так что здесь различия крылись в мелочах, готовые, словно грабители, подкрасться в тенях поближе, чтобы внезапно ударить по голове обмотанной тряпками дубинкой. Впрочем, в отличие от бандитов, довольствующихся содержимым карманов неудачливого прохожего, голодная рысь с удовольствием отужинает зазевавшимся путником, бродящим в одиночку по ночным чащобам. Рыси, равно как и другие хищники, вообще крайне редко проявляют милосердие. Порой кажется, что животные понятия не имеют о таком великом изобретении человечества, как гуманизм. Но это лишь на первый взгляд, ведь никто и никогда не слышал о зверях, вводивших новые налоги или устраивавших гражданские войны.

Стремительно окутывавшую Скайрим темноту ночи несколько разгонял маленький костерок, у самых границ которого находились трое. Одетые в довольно паршивые доспехи, которые буквально умоляли о починке и хотя бы капле полироля, изрядно потрёпанные и уставшие, они вызывали несколько брезгливую жалость, схожую с сочувствием дворняге, болеющей лишаем. Однако это ощущение пропадало, стоило лишь вглядеться в лица отдыхающих. Типично нордская внешность дополнялась множеством шрамов, изрядно отросшими волосами и тем выражением лица, которое наличествует у людей, давно соскочивших с пути закона, мостовой закона и даже тропинки закона. Обыватель не ошибся бы, назвав этих нордов бандитами с большой дороги.

Главарь, сидевший на небольшом пне и опознанный в лидерстве благодаря чуть менее грязному внешнему виду, шумно поскрёб щетину, привлекая внимание парочки помощников.

— Ветки кончаются, — произнёс он сиплым голосом, головой указывая на маленькую кучку хвороста рядом, — Свогг, сгоняй за добавкой.

Рыжий детина справа от главного, зевнув, возразил:

— Чой-то я? Не хочу, чтоб меня в лесу сожрали, Холмар! Вон, пошли лучше Алофа, всё равно дурью мается, бедолага!

Он звучно рассмеялся. Третий и последний участник банды, самый хлипкий из троицы, боязливо поёжился, вглядываясь в темноту, царившую за пределами маленького круга света.

Холмар нахмурился, раздражённо ударил по боку пня.

— Я тебе сказал, ты и иди! Совсем ошалел, если я приказал, так делай! — он плюнул в костёр, недовольно зашипевший, — У Алофа хоть мозги варят получше, чем у тебя. Или, — глаза главаря опасно сощурились, — На моё место метишь, погань?

Свогг поспешно помотал головой, поднялся с места.

— Нет, ты чо! Я ж завсегда готов, только местечко нагретое неохота оставлять… — рыжий норд потянулся, разминаясь. Перехватил брошенный на него Холмаром взгляд, быстро протараторил. — Да иду я, иду!

Вполне вероятно, что стая волков, пробегавшая в этот миг рядом с лагерем, смогла бы закусить отошедшим Своггом, но судьба и ещё нечто неощутимое, витавшее в лесном воздухе бесплотным призраком, решили распорядиться иначе. Вспышка яркого света, на мгновение ослепив разбойников, осветила ближайшие окрестности, отчего ночные обитатели испуганно притихли. Пару секунд стояла тишина, прерываемая тихим потрескиванием костра и приглушенными ругательствами старавшихся проморгаться нордов.

Около лагеря бандитов раздался бодрый — пожалуй, излишне бодрый — голос, заставляя только обретших зрение разбойников удивлённо вытаращиться на говорившего. Нельзя, впрочем, сказать, было ли это вызвано голосом или внешностью пришельца. Возможно, виноват был сам факт нахождения кого-то, умевшего разговаривать, в пределах пары тысяч шагов.

— Наконец-то, я уже совсем устал ждать! Никогда не думал, что эти штуки делаются так долго, — произнеся эти слова, ослепительно-белый аликорн с красной гривой переступил с копыта на копыто.

Его кьютимарка представляла собой странное серебристое облако, исходящее из непонятной конструкции.

— Пора осваиваться в этом мире, как думаете? Чёрт, — пони поперхнулся, — я хотел сказать скамп, я ведь даже не представился! Меня зовут Контрайвд Койнседенс, и я… — он оглядел себя, — Я аликорн! Представляете? Хм, интересно, что Он придумал?

Неописуемое выражение лица нордов Контрайвд замечать категорически отказывался.

— Ну, вы знаете все эти условия, правильно? — Он произнёс странное сочетание на незнакомом языке, — Должен быть подвох. Возможно, меня ожидает безумие. Или я окажусь машиной — ну, такой механической игрушкой. Вероятно, я просто человек, который каким-то образом оказался в теле аликорна. И теперь мне придётся выживать в этом суровом мире, привыкать, заводить друзей и… — На протяжении этой речи Койнседенс мрачнел. Потом, прислушавшись к себе, заявил:

— Дьяв… Шигорат, нет! Я обычный аликорн! Никакого подвоха, что за чушь. Такого убогого развития событий я не ждал, это попросту скучно. Эй, вы чего застыли истуканами? — Обратился он к Алофу, Своггу и Холмару. Онемевшие от изумления разбойники стояли, открыв рты. Первым очнулся главарь.

— Эт чо ещё за хрень?

— Ну, на пони похож, тока у них либо крылья, либ’ рог, либо ничего, — подсказал Алоф.

Тем временем белый аликорн задумчиво смотрел на троицу.

— Вы ведь бандиты, верно? А почему не нападаете? Это ведь приключение. И в нём я заведу первых друзей, всё по чести. — поинтересовался Контрайд.

— А чо на тебя нападать, скажи-ка мне? Есть не просишь, конь конём. Вали своей дорогой, чудо, —

Холмар сел обратно на пенёк, демонстративно игнорируя доставучего аликорна. Посмотрев на него, остальные норды поступили так же.

У нежданного гостя был вид ребёнка, у которого отняли конфетку, при этом ещё и поругав за то, что сам не догадался подарить раньше.

— Так. Это ненормально. Нечисто тут что-то, придётся магичить, — со вздохом констатировал Койнседенс. Его рог засветился, отчего вокруг пони тут же собралась куча надоедливой мошкары. Аликорн напряжённо чем-то занимался, пока не замечая маленьких представителей фауны Скайрима.

— Ага, вот оно что! Психо-щит на каждом из пони, гасящий любое проявление агрессии по отношению к нему со стороны обитателей Нирна. Можно было бы что-нибудь и пооригинальнее присобачить. Нет, мне такое даром не надо. Пора снимать.

Ещё одна короткая вспышка подсветила тело аликорна, заодно испепелив в пепел комаров, бабочек и прочих насекомых, вьющихся вокруг него.

— Вот теперь заживём.

Контрайвд с удовлетворением посмотрел на медленно поднимающихся бандитов. Холмар и Свогг обнажили мечи, а Алоф судорожно пытался вспомнить, куда он дел свой лук.

— Шпионил за нами, конь цветной? — с какой-то даже ласковой интонацией произнёс главарь. — Ну, больше уж ни за кем следить не будешь, гад!

Прыжком преодолев расстояние между ним и Контрайвдом, он замахнулся клинком. Аликорн рефлекторно сделал шаг назад и зажмурился. Его рог снова засветился, а когда Койнседенс наконец открыл глаза, то увидел, что на месте разбойников осталась только их одежда и доспехи. Три силуэта, в которых смутно угадывались лисы, исчезли в ночи.

— И что это сейчас было? — пони недоумевающее огляделся. — Я что, могу превращать людей в зверей? Ха, может, я ещё и воскрешать из мёртвых могу? — он прислушался к себе.

— Проклятье, нет! Нет-нет-нет-нет, дьявол, зачем?! — завопил аликорн пару секунд спустя. — Архитектор, Ты ублюдок! Таких демиургов, как Ты, надо душить в их межвселенских колыбелях ещё в младенчестве!

Контрайвд застонал. Потом подошёл к почти погасшему огню и подпитал его толикой магии.

— Будь Ты проклят, — прошептал Койнседенс, глядя прямо в костёр, где теперь танцевали свой таинственный танец огненные духи. — Сделать из меня типичного Марти Сью… Я Тебе не прощу.

Ночь окончательно вступила в свои права. И одинокий аликорн, сидевший у костра, наблюдая за язычками пламени костра, тягостно вздохнул.

Перемирие и немного птичьих домов.

Высокий Хротгар. Крепость, являющаяся оплотом для старцев, именующих себя Седобородыми. Величественное сооружение, возведённое в незапамятные времена как символ победы человечества над силами природы, покорения вершины самой высокой горы Нирна, сейчас кипело жизнью. У подножия Глотки Мира располагались два лагеря — имперских лоялистов и повстанцев, ратующих за свободу северной провинции. Взаимное недоверие и многочисленные подозрения витали в воздухе, едкой кислотой отравляя души воинов, северные ветры вкладывали в умы ледяные осколки вражды. Тайные и явные талморские агенты чумными крысами проникали повсюду, разнося заразу раздробленности. Людской улей бурлил, разделённый на два цвета — красный и синий. Разумные разных рас терпели соседство неприятеля — до поры.

В самой обители, тем не менее, находилось лишь несколько человек, не считая монахов, — таковы были условия встречи. В глубинах монастыря старцев раздавались шумные голоса спорящих людей.

— Возможно, я чего-то не понимаю, — горячился пожилой имперец, при взгляде на которого, как ни странно, смотрящего отнюдь не посещали мысли о старческом бессилии, — Мы собрались здесь ради заключения перемирия. Что здесь делает он? — Вопрос был задан тем тоном, каковым обычно произносятся вопросы, на которые знаешь ответ. И он тебе не нравится.

— Обычная практика Дома Радуги, Эсберн. Ты прекрасно знаешь это, — Отозвался другой старик в обычном сером плаще. Впрочем, назвать его “стариком” было так же сложно, как обозначить прекрасное выдержанное вино благородной лозы “передержанной кислятиной”. Лицо его было исполнено. Просто исполнено, ибо он был выше всяких “сил”, “надсил” и прочих пафосных, но не всегда уместных слов.

Эсберн перевёл взгляд на желтую пони с розовой гривой.

— Хорошо, но что здесь делает она, Арнгейр?! — с едва скрываемой яростью процедил глава Клинков.

— Флаттершай со мной. Что-то не так? — Массивный воин с рогатым шлемом и огромным, едва умещающимся в ножнах за спиной мечом, спокойно встретил взгляд Эсберна. Тот вздохнул, едва различимо пробормотав что-то вроде “одевятьбоговкакянелюблюидиотов”. К счастью для него, на это никто не обратил внимания.

Фигура в голубом плаще пошевелилась, меняя позу.

— Рад, что мы достигли согласия. Это очень поможет в будущих переговорах, несомненно, — Данмер с аккуратно подстриженной бородкой подарил присутствующим ослепительную, хотя и немного слащавую и отчего-то казавшуюся скользкой улыбку.

— Я думаю, нам стоит поспешить в зал. Нас уже ждут, — несмотря на свои слова о спешке, Седобородый весьма размеренными шагами двинулся вперёд. За ним последовали остальные.

“Переговоры уже превращены в комедию. И это лишь начало!” — Эсберн шёл за всеми, а стремительно мчащиеся мысли, не давая ему покоя, витали вокруг главы Клинков.

“Дом Радуги — сборище сумасшедших. Но хотя бы не все они извращенцы,” — Он с отвращением посмотрел в спину данмеру. Тот, словно уловив взгляд, повернулся к Эсберну и кивнул ему, затем отвернулся и продолжил идти.

“Здесь абсолютно не нужны пони, это факт. Акатош, чем думал Довакин? Если, конечно, ему есть чем думать. Дуболом.”

Уже подходя к залу с круглым столом, можно было услышать доносящиеся оттуда крики. Но они смолкли, стоило лишь опоздавшим войти. Воцарилась тишина, которую, впрочем, не смог бы назвать доброй самый оптимистичный человек на свете. Хотя бы потому, что его съел дракон. Они далеко не всегда оказываются мудрыми и всезнающими существами, такими как в сказках.

Первым высказался Ульфрик.

— Я ухожу. Никакого перемирия, я не собираюсь участвовать в этом фарсе.

Он поднялся. Галмар Каменный Кулак, стоявший за его спиной, посторонился, давая ему пройти.

Генерал Туллий тоже встал из-за стола.

— Впервые я согласен с моим противником. Думаю, лучше будет покинуть это… место.

Пожалуй, никто не ожидал тонкого, прерывающегося голоса, наполненного неуверенностью в своих действиях.

— Не надо… нам, умм, необходим мир… я хочу сказать… драконы могут, умм, быть плохими, но мы же не плохие, верно? — пегаска покраснела, как только все взгляды в комнате упали на неё, — То есть я хочу сказать, умм, мы здесь все хотим стать друзьями, верно?

Предводитель Братьев Бури с раздражением потёр руки.

— Страну раздирает война, Алдуин вернулся в Нирн, а мы тут слушаем непонятно кого! Не хочу тратить своё время на такую чушь.

Вперёд выступил Драконорождённый.

— Я считаю, что нам необходимо прислушаться к голосу разума! Ведь мы все знаем, что нам нужен мир. Стоит отринуть былые разногласия ради такого, как считаете?

Он с надеждой обвёл зал взглядом. Люди отчего-то нашли пол и потолок комнаты куда более интересным зрелищем, нежели пронзительный взор Довакина. Никто не ответил.

— А ведь тут ни у кого нет оружия, — задумчиво протянул мужчина в рогатом шлеме, — Кроме меня.

Он медленным жестом вытащил свой меч из ножен. Угрожающе покачал его в руках — одной удержать его было трудновато — и заявил:

— Мне бы не хотелось показывать наглядно, что случится, если кто-то пожелает выйти из этой комнаты. Возможно, мне придётся сделать непоправимый шаг, о котором я буду сожалеть. Без сомнения, мне будет стыдно и больно. Но это в будущем. А пока…

“Недоумок. Акатош, какой же он недоумок.” — мысли Эсберна плавали в стремительно загустевшем потоке слов, медленно собирающихся в целые предложения, — “Он угрожает двум влиятельнейшим людям этой страны. Они не забудут, а если Довакин убьёт их… Алдуину не придётся ничего разрушать.”

Ульфрик бесстрастно посмотрел на замершего Драконорождённого. За его спиной Галмар, покраснев от злости, взглядом пытался испепелить человека с мечом. Туллий закрыл глаза и помассировал веки пальцами. Потом, приняв какое-то решение, сел обратно.

— Что ж, — произнёс Буревестник, усаживаясь на место. Он ничего не добавил.

Драконорождённый обрадованно улыбнулся, убирая меч.

— Рад, что вы не стали вынуждать меня поступить неразумно.

Арнгейр занял место во главе круглого стола, называвшегося так вопреки тому, что он был

овальным. У создателя сего каменного шедевра имелась своя особая геометрия. Подождав, пока остальные рассядутся на стулья, он торжественно объявил.

— Переговоры объявляются открытыми. Прежде всего, стоит представиться. Я Арнгейр, один из Седобородых.

Усевшиеся люди начали представляться.

— Ульфрик Буревестник.

— Галмар Каменный Кулак.

— Довакин, Драконорождённый, герой и победитель чудовищ, спаситель…

— Умм, Флаттершай.

— Нивос Дралор, представитель Дома Радуги. — Данмер почти не уделял внимания людям, предпочитая смотреть только на пони.

— Эсберн. Просто Эсберн, — на эту реплику сидящий рядом с Ульфриком Галмар громко хмыкнул. Глава Клинков не мог быть “просто”.

— Генерал Туллий, глава Имперского Легиона.

— Эленвен, эмиссар Талмора. — Эсберн обнаружил, что альтмерка многозначительно посматривает на него, постукивая пальцами правой руки по столу. Талмор охотился на Клинков, и вид эмиссара в данный момент выглядел очень… обещающим.

— Сегодня мы собрались за этим столом, чтобы обсудить дальнейшую судьбу Скайрима. Дабы не было недомолвок, думаю, стоит спросить, удовлетворены ли стороны.

Ульфрик лениво бросил, не глядя на Эленвен.

— Почему здесь находится шпион Доминиона?

Эльфийка повернула голову к нему, улыбнувшись краем губ.

— Не шпион, а эмиссар. Следящий за исполнением Конкордата Белого Золота.

— Всё же я хочу, чтобы её удалили, — не обращая внимания на похолодевший взгляд талморского агента, продолжил Буревестник.

Довакин помотал головой.

— Не пойдёт, она должна остаться.

— Да? Жаль, жаль, — король Скайрима не выглядел разочарованным, зато Галмар просто вскипел:

— С чего это он тут раскомандовался?! — Каменный Кулак уже начал подниматься, когда в глаза ему бросился блеск яблока меча Драконорождённого. Сконфуженный, он уселся обратно.

Седобородый положил руки на стол, постучав по нему пару раз.

— Раз больше никаких возражений не предвидится, начнём сами переговоры. Генерал, вам, как лицу, ещё не высказывающему свои… соображения, представляется первое слово.

Туллий с достоинством поднялся, оглядел собравшихся.

— Благодарю. Прежде всего, необходимо провести чёткую границу между территориями, оставшимися под контролем Империи, и теми, которые захватили Братья Бури.

— Несомненно. Как показано на карте… — Арнгейр остановился. Карты не было. Он ясно помнил, как день назад просил подготовить карту для предстоящего совета. Но стол был девственно чист, если

не принимать во внимание парочку хлебных крошек.

— Маленькое недоразумение, ничего серьёзного. Кому-нибудь нужно найти одного из моих братьев и рассказать ему об этой оплошности, — Седобородый задумчиво почесал то, что послужило поводом к такому имени.

Не сговариваясь, взоры заседающих скрестились на одном мыслящем. На Нивосе Дралоре.

“Он всё равно здесь ничего не делает,” — удовлетворённо подумал Эсберн. — “Так хотя бы чем-нибудь полезным займётся.”

Ни для кого не было секретом то, что данмеры вели себя довольно раскованно во всём, что касалось секса. Так и среди приверженцев Дома Радуги существовала особая группа эльфов, интересовавшаяся пони именно с целью поисков удовольствий. И хотя ни одного случая связи между данмерами и существами из неведомого мира зарегистрировано не было, всякий обычный человек или мер чувствовал к таким эльфам брезгливое отвращение. Эсберн не стал исключением. Голубые мантии служили своеобразным маяком, указывающим на некоторую нестандартность отдельного данмера.

Нивос закашлялся, обнаружив, что стал объектом внимания стольких персон сразу. Затем поднялся и, чуть поклонившись всем сразу никому в отдельности, сказал:

— Я могу позвать кого-нибудь.

— Это будет наилучшим выходом, — Арнгейру успешно удалось скрыть нахлынувшее облегчение.

Данмер направился к выходу, но был остановлен полувозгласом-полушёпотом:

— Умм, у меня есть маленькая просьба, господин Дралор. Не могли бы вы подойти поближе?

— Для вас — что угодно, леди, — Тёмный эльф с довольной улыбкой подошёл к месту, где сидела Флаттершай, и прислушался к тому, что она прошептала. Улыбка покинула его лицо, и он с озадаченным видом произнёс:

— Я постараюсь найти то, что вам нужно, но это всё же монастырь…

— Спасибо, — кроткая улыбка пони заметно воодушевила данмера, вышедшего из зала чуть ли не прыжками.

Над оставшимися переговорщиками повисла тяжёлая тишина. Говорить без карты было не о чем: обвинения и взаимные упрёки были высказаны ещё перед началом переговоров, так что теперь оставалось лишь ждать, изредка поглядывая в лицо виновато улыбавшемуся Арнгейру.

Казалось, прошли годы, прежде чем Нивос вернулся с картой. Заседающие обрадованно зашевелились — обсуждение продолжалось. Данмер же кивнул со своей обычной скользкой улыбочкой Флаттершай.

— Я выполнил вашу просьбу, миледи.

— Превосходно, господин Дралор. Большое спасибо, — пони счастливо кивнула головой.

Разместив карту на столе, данмер занял своё место. И после столь долгих приготовлений переговоры начались. По-настоящему.

Эсберн следил за процессом заключения мира, становившимся всё более напряжённым. Стороны не желали уступать ни дюйма своей территории, но наиболее яркий конфликт возник из-за обвинений имперцев, касавшихся резни, учинённой людьми Ульфрика против своего народа. Обстановка накалялась, и распалённые взаимными оскорблениями, слишком плохо завуалированными, чтобы остаться незамеченными, участники собрания постепенно повышали голоса. В этой всеобщей суматохе никто не заметил тихого голоса, скромно о чём-то упомянувшего. Но звук вытаскиваемой из ножен стали услышали все. Обернувшись на Довакина, который со спокойным видом указал на оставшуюся ранее не услышанной Флаттершай, собравшиеся в зале перевели взгляды на жёлтую пони. Та, умудрившись покраснеть от стеснения, прошептала:

— Умм, я знаю кое-что, что поможет нам всем успокоиться. Нам ведь важно быть спокойными, верно? Я прошу вас, генерал Туллий, и вас, умм, король Ульфрик, пройти со мной в отдельную комнату. Нас сопроводит мой друг, Драконорождённый. Господин Дралор, куда вы положили инструменты?

Ульфрик и Туллий, насторожившись, спросили одновременно:

— Какие ещё инструменты?

Несколько сконфужено взглянув друг на друга, они замолкли. Но через мгновение генерал Имперского Легиона, найдя в себе силы, произнёс уже слегка заезженную фразу:

— Кто дал ей право распоряжаться здесь?

Невинную позу Драконорождённого в эту секунду оттенял лишь его гигантский меч.

— Умм, я так думаю, что небольшой общий труд пойдёт нам всем на пользу, верно? Он сблизит нас и сделает всех друзьями! А скворечник можно будет поставить для птичек, верно?

У Галмара дёрнулось веко.

— Ты хочешь, чтобы король Скайрима делал скворечник? Да ещё и вместе с этим… — у правой руки Ульфрика не нашлось приличного определения для имперского пса, коим он несомненно считал Туллия.

Предводитель Легиона поднялся из-за стола и подошёл к Флаттершай. Эсберн с непроницаемым видом сидел за столом, размышляя, стоит ли ему смеяться или плакать. Остановился он на том, что ему было бы неплохо выпить чего-нибудь погорячее.

 — Я согласен, — у Туллия было лицо человека, оказывающего величайшую услугу в жизни. И непременно считающего, что вы должны ему за это очень и очень многое.

С глубоким вздохом Ульфрик кивнул головой.

— Хорошо…

— Что ж, ведите нас, господин Дралор, туда, где лежит всё необходимое! — Флаттершай светилась от осознания того, что её план работает.

Когда действующие лица спектакля наконец ушли, Эсберн обнаружил, что остался практически наедине с Эленвейн. Не считать же Арнгейра, умудрившегося заснуть буквально через пару минут после того, как опустел зал?

— Рада нашей встрече, господин Эсберн. Вживую, если вы меня понимаете, — проворковала эльфийка.

— Намекаете на досье? Странно, что вы не попытались меня тут же прикончить — мужчина обнаружил, что ему крайне неудобно находиться под пристальным взглядом эмиссара Талмора.

— Ну-ну, вы прекрасно знаете, что такое дела государства. Иногда стоит на время забыть про них. Тем более что ваш Император собственноручно сдал ваших людей нам после заключения мира, — Альтмерка следила за каждым движением Эсберна.

— Не надо пытаться раздразнить меня, вам всё равно не удастся.

— Правда? Мне кажется, я уже весьма в этом преуспела, — вглядевшись в лицо посланника Доминиона, глава Клинков понял, что та искренне развлекается. Ярость горячим потоком омыла его внутренности, но Эсберн осадил себя. Он уже и без того вёл себя очень глупо. По-мальчишески.

Остаток времени до появления главных действующих лиц прошёл в бессмысленной беседе. Как это

часто бывает, лишь с врагом можно без помех поболтать о том о сём. Хуже уже не будет.

Вернувшиеся в зал участники собрания громко спорили. Повышенный тон, красные лица и безумные взгляды говорили о высокой важности проходившей дискуссии.

— Я уверен, что именно ты запорол заднюю стенку! Казалось бы, как можно косо приколотить её?! И после этого ты называешь себя королём Скайрима?!

— Будь я проклят, если не ты рисовал чертежи! Это всё твоя вина, и…

Эсберн решил прервать информативную беседу вежливым покашливанием, заодно разбудив Арнгейра, умудрившегося спать под какофонию голосов спорящих.

— Я так понимаю, что со скворечником вы закончили. А как насчёт соглашения перемирия?

Ульфрик прервал гневную тираду о том, что такому бездарю, как Туллий, нельзя давать в руки рубанок.

— А… кхм, точно. Что там было? Вот, я не собираюсь просто так отдавать Маркарт в руки Империи!

Последив некоторое время за двумя предводителями, вновь начавшими пререкания касательно городов Скайрима, глава Клинков спросил:

— То есть никакой пользы от совместной работы не получилось?

— Умм, почему же? Мы сделали прекрасный скворечник, — Флаттершай казалась искренне удивлённой.

Пожалуй, в последовавших прениях не принимал участия лишь Нивос Дралор. Данмер напряженно вслушивался, стараясь уловить источник шума, услышанного пару минут назад. Источник этот приближался, и он ужё открыл было рот, чтобы сказать об этом, когда дверь в зал с грохотом распахнулась и в комнату влетел непонятно кто, промчавшийся почти через половину помещения, чтобы сбить Флаттершай с ног, отталкивая её в сторону. Остальные тут же отскочили подальше. Неясный звук разнёсся по залу откуда-то сверху, и гигантская люстра — настоящее произведение искусства, состоящее из десятков свечей и специально ограненных камней, разбивавших свет на десятки маленьких зайчиков, — шумно упала на пол, вызвав небольшое землетрясение. Впрочем, его стоило назвать “горотрясение” или, на худой конец, “монастыретрясение”.

Все в зале потрясённо смотрели на люстру. Арнгейр, пригладив немного встопорщившуюся седую бороду, неторопливо произнёс, оправившись первым:

— Хм, а ведь я даже не помнил, что такая штука здесь висит…

— Старость не радость, да? — Потрясение переговорщиков усугубилось, когда они обнаружили нового мыслящего в комнате, — белого пони с крыльями и рогом — поднимающегося на копыта и помогающего встать не пострадавшей пегаске.

— Совершенно вер… А ты ещё кто такой? — Поперхнувшись, спросил Седобородый.

— Я Контрайвд Конседенс, аликорн. А ещё я наконец спас Флаттершай! В четвёртый раз, правда…

— Умм, что значит “в четвёртый раз”? — Удивлённо произнесла жёлтая пони.

— Множественность вселенных, рукава времени… Так, чушь всякая. Ну, собственно, я пошёл. Не хотелось бы вас прерывать, всё такое…

И белый аликорн покинул зал.

После столь странного случая некоторое время все стояли, не шевелясь. Первым сбросил оковы безмолвия Туллий.

— Где подписать? Я слишком стар для такого. А ещё я устал. Стендарр, как я устал.

Ульфрик, ничего не говоря, подал ему документ. Некоторое время был слышен лишь скрип пера по бумаги. Затем пришла очередь Ульфрика, но, в конце концов, договор был составлен. Он был достаточно хорош для того, чтобы не удовлетворить обе стороны, так как составлялся при непосредственном участии Довакина, слабо представляющего себе процесс дипломатии. Более того, в конце стояла чья-то приписка, благодаря которой Дом Радуги получал множество льгот в Империи в целом и в Скайриме в частности. Но всем было уже наплевать.

Участники совета разошлись. Из них всех был по-настоящему рад только Нивос Дралор, и оттого его улыбка была ещё более скользкой, чем обычно.

Эсберн подошёл к Драконорождённому, стоящему рядом с Флаттершай. Несколько неуверенно потоптался, но всё же решился завязать разговор.

— Послушай, парень. Может, это не моё дело, но ты уверен, что грозить убийством Ульфрику и Туллию было правильным решением? Ну, когда ты стоял с мечом, всё такое…

Довакин удивлённо переглянулся с пегаской.

— Я не угрожал. Я имел в виду, что, если они не прекратят ссориться, мне придётся сломать свой меч, чтобы показать, что Скайриму не нужна война. — Он задумался, напряженно пытаясь что-то вспомнить. — Ну, жест… как его там… символический, вот! Честно говоря, не уверен, что смог бы его даже согнуть. И мне было бы стыдно, эх… Хорошо, что того не произошло, да?

Драконорождённый улыбнулся.

“Интересно, кто первым отдаст приказ о его устранении — Имперцы или Братья Бури? Как же я хочу выпить…”

— А, действительно. Я просто пошутил, парень. Конечно. Символический жест, они подумали то же самое, — с совершенно непроницаемым видом произнёс Эсберн.

Вьюга пела свою ледяную песню на вершине Глотки Мира. Снег по-прежнему слепил глаза своим чистым белым цветом. Зима продолжала править страной, и ей не было никакого дела до возившихся в своих низких делах букашек. А где-то внизу, около подножия горы эмиссар Альтмерского Доминиона подготавливал засаду на одного из последних Клинков…

Нет, далеко не говорящий сыр...

Просьба к тем, кто считает себя паладином или просто человеком слишком впечатлительным: не читайте. Этот текст... весьма специфичен.

Пустота. Белое Ничто. Именно так можно было охарактеризовать пространство, в котором оказался Контрайвд Койнседенс. Ровный мягкий свет лился отовсюду, убивая намётки теней, немыслимых в месте вроде такого. Тут не было ничего. Впрочем, даже “ничего” отсутствовало здесь. Если приглядеться, можно было заметить, что даже здешний свет на самом деле не существовал. Хотя и его отсутствие было вопросом спорным.

Белый аликорн, каким-то чудом не сливавшейся с не-обстановкой, царившей здесь, пригляделся вдаль. Единственная чёрная точка, сразу же замечаемая по причине того, что больше ничего не было, медленно, но верно приближалась.

— И как это я тут оказался? — Слова исчезали, едва покидая уста аликорна. — Неважно. Раз уж я здесь, стоит познакомиться с местными обитателями, ха!

Контрайвд сделал шажок — и тут же оказался рядом с точкой, оказавшейся представительным мужчиной в богатой парчовой одежде с изящным посохом, увенчанным большим красным кристаллом. Расстояния в этом месте также не имелось.

Некоторое время встретившиеся рассматривали друг друга. Отчего-то Койнседенсу сразу не понравился странный мужчина, улыбавшийся нелепой улыбкой чудака, забывшего надеть штаны при выходе на работу. И нисколько этого не стесняющегося.

— Кхм, привет. Э-э-э, а ты, собственно, кто? И что это за место? — Только сейчас аликорн заметил густую тень, каким-то образом пульсировавшую под незнакомцем. Изредка от неё отрывались маленькие кусочки, протуберанцами отлетавшие подальше, чтобы раствориться в месте, где существование теней было невозможным. Койнседенс похолодел, внутри поселилось парадоксальное предчувствие неприятностей. Он попробовал отвести взгляд от очередной части тени — и не сумел. Внутри что-то танцевало, приковывая внимание и лишая воли, заставляя всматриваться дальше. Глубже. В самую… бездну?

Зачарованный тенью, аликорн пропустил ответ мужчины, продолжив смотреть. И лишь чудом, напомнив себе о том, какие возможности дал ему Архитектор, собравшись и заставив себя неимоверным усилием воли, Контрайвд перевёл взгляд на лицо человека с пугающей и манящей тенью.

— А, что? Я… — он закашлялся, — Отвлёкся. Повтори, пожалуйста.

Мужчина открыл рот, облизнул губы и медленно, с видимым удовольствием произнёс чуть ли не по слогам.

— Моё имя — Шигорат, Принц Безумия. — Человек, оказавшийся вовсе не человеком, повёл посохом по сторонам, — Интересное местечко, не правда ли? Такое… насыщенное и вместе с тем уютное.

Аликорн несмело улыбнулся. У него немного отлегло от сердца. Но тут его взгляд упал на тень, и остатки прежних страхов тут же вернулись обратно, чуть потряхивая тело. Жидкий огонь побежал по коже Койнседенса, едва заметно обжигая.

— Да-да, точно. А я… — С каждой секундой огонь становился всё болезненнее, — Контрайвд Койнседенс. А-а-аликорн. Ты вроде как заведуешь Дрожащими островами, верно? Ну, говорящий сыр, всё такое…

На протяжении недолгой речи аликорна трясло всё сильнее. Выступившая испарина не справлялась с огнём. Контрайвд попробовал остудить себя магией, но она не справлялась. Создавалось ощущение, что этой боли даже не существовало нигде, кроме как в воображении пони.

Шигорат секунду недоумевающее глядел на трясущегося всё заметнее аликорна. А потом, словно вспомнив что-то, засмеялся пузырящимся смехом невменяемого.

— Ты… ты… ты… думаешь, что БЕЗУМИЕ — это говорящий сыр? Ты правда считаешь так? — Аликорн отстранённо смотрел за тёмными пузырями, внутри которых дымились отражения двух фигурок, стоящих посреди Ничто. Одна из фигур повернулась лицом к пони, и тот увидел, что тень, изображавшая его, едва заметно кривилась. Вместо лица у неё была гротескная маска.

Шигорат продолжал, едва успевая переводить дух прежде, чем очередная порция веселья выплёскивалась из него истеричными воплями, огранёнными подобно ледяным лезвиям, ранящими и одновременно остужающими.

— Дрожащие острова… подумать только! Ни капли безумия там и не было! В этом и заключался парадокс, понимаешь? В обиталище невменяемости росла парочка психоделичных цветков! Как думаешь, я именно из-за того, что творится на Дрожащих островах, не прихожу в план смертных? Да этих островов даже не существует!

Краем глаза Койнседенс уловил движение. Он стремительно повернулся ему навстречу, но всё, что он увидел, — пустоту, стекающую ему под ноги. Огонь всё больнее жёг шкуру.

— Мальчик мой, — Шигорат принял серьёзный вид едва ли не мгновенно, — Безумие хорошо тем, что оно способно принимать оболочку логики. Действовать в согласии с ней — до поры до времени. А вот логика существовать в безумии не может. Жаль, да? Так вот — говорящий сыр может быть безумием. Но, — он постучал посохом по Ничто, и в левой руки у него появилась маленькая мышка, грызущая головку сыра, — чаще всего это лишь жалкая пародия на безумие. Люди так непоследовательны; их всегда тянет ночь, они стремятся к своей звериной сущности, хотят сбросить рамки…

Белый аликорн не слушал Принца; его внимание захватила пустота, сгущающаяся и подбирающаяся всё ближе к нему. Боль всё сильнее охватывала его, заставляя стоять неподвижно, так как, едва лишь Койнседенс шевелился, она вгрызалась всё сильнее.

— В сущности, этим страдают всё мыслящие, — продолжал Повелитель Безумия, задумчиво рассматривая мышь, доевшую сыр и сейчас постепенно деформирующуюся, — Звериные инстинкты заставляют их считать, что под покровом темноты любые их действия оправданны. Они забывают лишь одно, — То, что раньше было мышью, стало прозрачной каплей, — безумие не означает темноту. Свет! Свет и огонь! Безумию нет дела до освещения! — Последние слова Шигорат прокричал, создавая эхо умирающего звука.

Жидкая боль прогрызла себе путь к венам Койнседенса, и тот упал, сраженный невыносимыми спазмами, тысячью муравьёв проделывающих себе дорогу дальше — в мозг и сердце, захватывая по пути остатки воли и здравого смысла.

Шигорат поднёс стремительно краснеющую каплю к морде пони.

— Кровь аликорна! У неё есть прекрасное свойство — она настоящая! Ощути её в себе, она живёт сама!

С трудом разомкнув глаза, Койнседенс мутным взглядом оглядел каплю. В ней отражался он сам, окутанный в тысячи, миллионы блестящих нитей тьмы и света, раздиравших его на части, копошившихся внутри. Твари искрящимися каплями катались по несчастному, выжигая на нём дорожки, тут же зараставшие пустотой. Аликорн закричал, закусив губу так крепко, что на ней выступила кровь. И тут же всё исчезло. Боль, невидимые муравьи под шерстью, нити — всё.

Остаточные конвульсии ещё оставались в теле Койнседенса, не желая покидать нагретое место, когда тот с огромным трудом поднялся. Ничто лениво текло, оставаясь на месте. Завихрения, которых раньше не было, белёсыми потоками скапливались в нескольких местах, более не приближаясь к аликорну.

— Говорящий сыр! Умора! Я ведь ничего не делал, ты знаешь… — Принц Безумия принял задумчивый вид, качая кровавую каплю у себя на ладони. Затем приложил её к посоху, и капля застыла, став рубином.

— Вот где ты был, поганец! Ты, наверное, не видел, но этот камешек куда-то делся, пока ты знакомился с тем, что сейчас так популярно у смертных. — Даэдра в обличие человека покачал головой, — Всё дело в поголовной неграмотности. Они считают, что говорящий сыр — это безумие, хотя…

Контрайвд Койнседенс с подступающим ужасом смотрел на вихри того, чего нет. Они поглощали друг друга, становясь больше. И в них постепенно проглядывала чернота такая сильная, что она казалась ослепительной. Разум аликорна трещал, стремясь вместить невместимое. В груди рождались невнятные всхлипы, бессмысленным воем вырываясь наружу.

— Н…н-н-н-е…т-т-т.. Не на-а-а-а…до…

Шигорат подошёл к трясущемуся пони, отечески положил руку на голову, мягко, но настойчиво привлекая внимание.

— Посмотри сюда… в этот камень… присмотрись, ну же, — он уговаривал Койнседенса, как уговаривают малыша съесть ещё одну ложку супа. Медленно, нехотя взгляд аликорна встретился со взглядом Принца Безумия. В его глазах извивались призраки насекомых и маленьких змеек, ручейками стекавших на лицо. Вздрогнув, Контрайвд посмотрел на навершие посоха. На рубин.

— Ваббаджек сделает всю работу… и… пуф! — Шигорат отошёл в сторону. Напряжённый, покрытый липким потом пони не заметил этого, всматриваясь в точку, где находился камень. Судороги пронзали его тело подобно кинжалам, вонзаясь в мышцы и заставляя их дрожать в пароксизме страдания.

— Собственно, я не люблю сыр. Его вкус кажется таким… неестественным, — бесстрастно заметил Даэдра.

Контрайвд Койнседенс не слушал. Он находился в своём мире, созданном миражами страха и отчаяния. Вихри разорвали оболочку Ничто, обнажив тьму настолько чёрную, что в ней растворялись другие цвета. Танцующие призраки темноты, вырвавшись из заточения, прикосновениями ласкали аликорна. Яд этих толчков заставлял тело дёргаться. Змеи пустоты, обвивая копыта пони, вонзали зубы, истекающие концентрированной тьмой, в плоть, делая её камнем. Контрайвд Койнседенс обращался в мрамор, около которого танцевали тени и змеи. Темнота. Змеи. Змеи из темноты.

Приложив невероятное усилие, аликорн пошевелился. Призвав свою магию, он попытался отмахнуться от миражей, но та проходила сквозь призраков, не замечая их.

“Кровь аликорнов. Она настоящая.”

Красные от слёз и боли глаза Койнседенса посмотрели вниз. На левую ногу. Немного магии. Капелька крови.

Магический порез на ноге оказался мал, чудовищно мал — но едва выступила красная жидкость, видения отступили, оставаясь на границе видимости. Они там. Ждут. Всегда.

— Я победил! Да! Я жив! — Радостные всхлипы вырывались из груди аликорна. Но они сменились стонами, когда отступившие было миражи придвинулись ближе.

— Нет! Только не опять, пожалуйста!

В истощённом мозгу Контрайвд Койнседенса ласточкой билась одна мысль: кровь. Кровь остановит их.

Снова призвав на помощь магию, он рассёк в нескольких местах кожу и шерсть на обеих передних ногах. Под ним тут же стала растекаться маленькая красная лужица, в которую он окунул копыто. Затем он принялся чертить небольшой круг, изредка дёргаясь, когда подобравшаяся поближе тень или змея чуть касалась его.

— Круг… поможет… остановит… спасёт… — Как заведённый, бормотал Койнседенс.

Шигорат равнодушно смотрел на то, как пони чертит фигуру на Ничто. Кровь слегка блестела, будто находясь под светом множества прожекторов.

— Игрушка сломалась. Они всегда ломаются, — пробормотал Принц Безумия, опустив взгляд на тень под ним. Из тени вынырнуло нечто.

— Это мерзко. Просто мерзко, — новое действующее лицо скривилось, глядя на что-то завопившего пони, только что закончившего круг.

Даэдра слегка усмехнулся.

— Нет, Дискорд. Это то, что многие так превозносят. Безумие. Вот только оно слегка отличается от говорящего сыра, а?

Дух Хаоса поморщился.

— Говорящий сыр я и сам могу сделать. Но вот такое…

— Самое забавное, что мне даже не пришлось прикладывать усилий. Я просто стоял. Он что-то спросил, а потом его унесло в себя. И говорить ничего не пришлось. Смертные так легко заражаются семенем безумия… У него в голове всё это кажется куда более весёлым, — он ткнул в сторону теперь катающегося по Ничто Контрайвд Койнседенса тростью.

— Да? И почему же у меня ты не вызываешь ничего такого? Кстати, что он делает?

Даэдра отвернулся от судорожно вбирающего воздух в лёгкие аликорна. Его крики, отражаясь от стен Ничто, затухали и разрастались, словно маятник.

— Забавное местечко. А, ты что-то спросил? Кхм, Хаос не поддаётся безумию. Хаос сам состоит из безумия и логики, смешанных в символических пропорциях. Хотя, если говорить честно, в нём ещё много что есть… — Принц Безумия дёрнул головой, — Ему кажется, что круг из его крови обернулся гигантской змеёй. Игрушка пытается одолеть свой кошмар.

Шигорат махнул призрачной рукой, на мгновение выросшей из его груди.

— Пойдём. Здесь нет ничего интересного.

Дух беспорядка повёл глазами, умудрившись при этом потерять один.

— Знаешь, я один противостоял двум могущественнейшим сущностям. Умудрялся игнорировать мощные артефакты. Но меня одолел, — Дискорд понизил голос до шёпота, — Сюжетный Поворот. Смотри, как бы он и тебя не зацепил. Перевоспитают и далее по списку.

— К счастью, мой дорогой друг, — раскатистый смех Даэдра заглушил хрипы аликорна, — в каждом

Сюжетном Повороте есть доля безумия. И я вечно буду таким, как сейчас.

— А с ним что будет?

Принц Безумия приобнял своего собеседника, мягко уводя его от Контрайвд Койнседенса.

— Игрушка сломалась. Если он каким-то чудом и освободится от оков этого не-мира, вытащить проросшее зерно безумия до конца ему уже не удастся. И поделом.

Он с притворной печалью вздохнул. Оба собеседника уходили всё дальше от лежащего пони, и их силуэты постепенно растворялись в пене пустоты.

— Безумие — это далеко не говорящий сыр…