← Глава восьмая «Касание былого» Глава десятая «Забытые» →

Янтарь в темноте

Глава девятая «Замок на Утёсе»

Дело было вечером, делать было нечего. Скуталу зевала. Вообще-то она взяла печенье, но кусочек к кусочку корзинка быстро закончилась; как и те динкины тянучки; и даже шоколадка, которыми их Дэш снабжала коробками, но при условии, что только на всех. И этих «всех» на «Саншайне» набралось слишком много. Толпы, толпы чёртовых жеребчиков! После дракона все они обожествляли Дэш.

Не, Скуталу пыталась отпугивать. Ей не влом. Даже пугалку сделала — тройку стальных гаек на верёвке, называемых болас. Как махнёшь, и все шугаются, как закрутишь до свиста, и все с визгом бегут. Только стража отбирает, приходится делать снова: жестянкам же не объяснишь, что копыта тренированного пегаса вдесятеро страшнее. Зато остальные знали. Боялись. Уважали. Она регулярно поясняла «на носах», так что у жеребчиков уже чуйка выработалась: все не то что стороной её обходили, а как увидят бросались бежать.

Она сидела посреди битком набитой жеребятами корабельной столовой, а на пять шагов рядом было тихо, пусто и уютно. Никто не мешал. Ужин давно закончился, столики отодвинули к стенам. Скучные разошлись, а свои остались. Эпплблум что-то чертила в альбоме, забавно фыркая; Дёрпи возилась с очередным письмом, которые никому не показывала; а ещё здесь была Динки, а значит и уйма — уйма! — повсюду сопровождавших её очкариков. Все молчали, подняв уши — рогатая размышляла над очередной партией великой игры. Сегодня это был Замок-на-Утёсе: «Дом кошмаров, место перемен».

Динки рассказывала вслух:

— …За стенами Замка скрывался сад, где заросли блестели янтарём и ониксом, а в ровной как ледяные кристаллы траве скользили латунные формы гигантских насекомых. Здесь не было жизни от начала времён, но тем не менее сад существовал, менялся, касался мира снаружи и отражал его. Повсюду стояли чёрные как смоль статуи. Огромные драконы и исполинские левиафаны, крошечные рядом с ними безрогие и двурогие, даже немногочисленные пони — когда-то властные, знаменитые на весь мир, но ушедшие в никуда. Ужас застыл на их лицах, блики отражались в обсидиановых глазах.

Буу! Страшные истории Скут любила, так что тоже прислушалась, подняв уши над головой.

— …Их было трое, вскрывших древние ворота. Трое юных Хранителей, защищённых силой волшебных камней. А вела их Дэринг, наконец-то узнавшая свою истинную природу и судьбу…

Пфе. Кому нужны сказки о судьбах?.. Это не круто, когда всю жизнь героя определяет то ли метка, то ли выстроившаяся в день рождения цепочка звёзд. Но, надо отдать Динки должное, она этим не увлекалась: кубики лежали рядом, и история могла свернуть под самым неожиданным углом.

— …И вот оно, гигантское чудовище. Ма'арут! Предвестник Неизбежной Смерти, огромный словно семь пони, размахивающий лезвиями на гибких как змеи окончаниях лап. Он напал, мгновенно оказавшись рядом, исполинские конечности взвились к скрытым дымкой небесам…

Глухо стукнули игральные кости. Раз, другой, третий. Динки заулыбалась.

— …Но Дэринг ловко парировала каждый удар. Она поймала мгновение, когда в круге лезвий появился просвет. Копыто сдёрнуло плащ. Оборот, и бросок вперёд. Лезвие застряло, древний клинок не мог пробить многослойную ткань. Молнией мелькнул катар и маховик вылетел из тела автоматона. Старинная машина заглохла, открывая путь в глубину…

— Но разве маховик может держать энергию дольше года? Даже если он на магнитах и в вакууме?

Это Эпплблум вмешалась, и кислая как лимон Динки принялась чесать лоб. Но вот кто-то ещё влез, кто-то ему ответил, и единорожка поспешила продолжить, пока все не передрались за маховики.

— …Итак, путь был свободен. Впервые за тысячелетие копыта пони ступили в залы Замка-на-Утёсе. Колонны золотистого металла поднимались высоко вверх, тьма скрывала потолок. Да и был ли потолок в этом месте? Всё пропитывал дух древнего волшебства. Не было ни одной пылинки на ровном камне пола, щёлкали и потрескивали механизмы в стенах. Дэринг насторожённо оглядывалась, но новые враги не спешили выходить. Автоматоны никогда не были способны на хитрость, чтобы подготовить ловушку, но тот, кто управлял ими…

— А что у тебя всё то драконы, то автоматоны? В оригинале там ослики были, кстати говоря.

Единорожка скривилась, оглядывая влезшего очкарика.

— Ага, в оригинале всё было иначе. А оно нам надо? Это не круто, сколько раз объяснять! Не круто, когда пушка говорит «БАХ», и нет партии. Не круто, когда идёшь себе идёшь, а вдруг «БАМС» — и нет ножек, мина взорвалась. Потом, вообще звездец, эти пулеметалки…

— Пулемёты, — поправила Эпплблум. — Клёвые штуки, кстати. Только чертёж из твоей книги чушь полная, он в принципе не заработал бы.

Динки фыркнула.

— Ага, как же, клёвые. Да я даже под магазинные винтовки ошалею правила переписывать. Нет, ребята, никаких пулеметалок. Нуфф сказал.

Ха, как бы ни так. Очкарики тут же взвились: мол, как же это без пулеметалок? Что за дикость? Что за блажь?.. А Скуталу поглаживала стальные гайки боласа, да и думала о своём. Не, она была не против всех этих стреляющих штук, и даже из арбалета, бывало, постреливала по яблокам. Это удобно, когда «щёлк» — и нет волчары. Но как-то не круто. В сто раз круче связать хищнику лапы, а потом раздавить горло, заглядывая в глаза.

Не то, чтобы у неё был опыт, но Скут знала — другие не могут, а она могла.

— Ну, блин, ладно!.. — Динки взмолилась. — Одну штуку оставим. Как там его? Револьвер?.. Пусть будет особенной наградой, как жутко древний артефакт.

На том и порешили. История потекла дальше, где подземелья Замка сменились солнечными лугами Оленики, дубравами Великой Кабании, а следом и скальными террасами Аттики, которую не-такие-как-все козы не захотели по правилам называть. Впрочем, в реальном мире не было ни Оленики, ни Кабании — это Динки снова придумывала — зато на пути Экспедиции их ждала потрясная Борея и чопорный как хурма Кервидас.

Так Рэйнбоу рассказывала. Дэш где только не бывала: они вместе любили поседеть за картами, прикидывая путь нового кругосветного полёта. Ещё у них был глобус, большой и очень подробный, в который можно втыкать булавки, а ниткой измерять расстояния. Тысячи и тысячи миль, которые, если у тебя есть крылья, становились просто ничем. Быть пегасом, значило быть свободной. Границы? Какие ещё границы?! Даже когда они существовали, крылатым было просто наплевать. Пятьдесят миль в час, пятьсот в день, три тысячи в неделю — два месяца, чтобы по экватору облететь весь мир. Но Дэш это делала вдесятеро быстрее. Да она была первой, кто показал миру кругосветку за шесть дней!

А ещё они с Дэш могли взять планёр: купить фруктов в Зебрике и продать в Кантерлоте; могли отметить день рождения в гонках с грифонами; могли жить в палатке, зная каждый город страны как родной. Вот что было пегасьей сутью! И хватит уже заливать про равенство: если земные с рогатыми не очень-то отличались, то была дичайшая дистанция между странниками суши и теми, кому покорились небеса.

— Тьфу… — Скуталу поморщилась.

«Странники суши», «Покорители небес» — как завернула-то. Это всё динкины «Подземелья»: с одной стороны игрушка отвлекала, а с другой — как-то муторно становилось, больно, уныло. Играть не хотелось. Ничего уже не хотелось. Сдохнуть бы, а нельзя.

Ей было неполные тринадцать; плащ скрывал пустое место, где должна быть метка; а изуродованные крылья болели по ночам.

Текли минуты, складываясь в часы, а работа над новой историей кипела. Дэринг то, Дэринг сё. Вообще, Скуталу нравилась эта хитрая мерзавка, но чутка бесило, что за крылатую играет Динки. Однажды Скут сказала ей: «Копыта прочь от моей Дэринг Ду!» — ну и попробовала сыграть сама. Получилось убого. Тупо не хватало умений, не хватало ума.

Она знала свой талант — полёты. Но судьба — сука. Ей было что возразить.

— Пиццы будешь?

— А?..

Ароматный кусок оказался перед носом. Скут попробовала — вкусно, с грибочками — и кивнула устроившейся рядом Дёрпи. Интересно с ней было: вроде и обычная, каких много; а потом как шуганёт всех, да прямо до усрачки. Один тот случай с практикой перевязки чего стоил. Тупые-то думали, что Дёрпи учит медицине; неа, она учила мышекрылых не разбиваться — и как-то желающих летать поубавилось, когда все вдоволь насмотрелись на открытый перелом.

Так, размышляя о ранениях, крови и пищащих жеребчиках — Скуталу съела первый кусок пиццы, а за ним и второй. Можно было бы и третий, но уже не хотелось. Сытные же. Она не любила объедаться перед тренировкой. И если до полудня это был бег, хотя бы сотня кругов по палубе «Саншайна», то вечером стойки: на одном копыте да со свистящей сталью боласа вокруг. Игра со смертью! Шутка, конечно, но всё равно прилетало очень больно, особенно когда в ухо или по глазам. Зато потом, как хорошенько измотаешься, отлично засыпалось. Иногда снилась семья.

Скут мотнула головой.

— А мы с тобой похожи, — шепнула Дёрпи.

— Специально бесишь?

— Хочешь, в нос дам?

Взгляд сосредоточился на копыте, замершем у носа. Довольно большом, с аккуратно подстриженной шерстью на пясти и ровными, блестящими краями. Дёрпи пользовалась лаком. Ну что за рогачество?.. Стыдоба же. И нет, вовсе не хотелось получать в нос от лакированной кобылы — за такое воображаемые динки засмеют.

— А хочешь, жестянок отлупим? — предложила Дёрпи.

— Жестянок?

Пегаска загадочно улыбнулась.

— Хочу!

— Жди!

Мгновение, хлопок крыльев, грохот ударом распахнутой двери. Дёрпи унеслась метеором, в коридоре кто-то вскрикнул, кто-то запищал.

— Эм… что она задумала? — это Динки спросила.

Скуталу пожала плечами. Что тут обсуждать: Дёрпи — это хаос, Дёрпи — это кошмар. И прекрасно знавшие это жеребчики с опаской поглядывали на выход. Много их собралось в зале столовой: если считать с кобылками, ровно полсотни, а со взрослыми и сотня наберётся. Пегасы со всей Экспедиции, единорожки со значками гвардии, много весело болтавших козочек и земных. И все свои, все динкины, — начинающие мастера «Подземелий», а кроме них те, кто за компанию прилетел на «Саншайн».

Часы показывали полночь. Обычно к этому времени злые твайки всех гнали спать, но сегодня-то день рассвета! Сон отменялся, всё отменялось! Все как на иголках ждали, когда же в окнах покажутся первые лучи Солнца. И да начнётся эпический праздник, к которому, между прочим, уже заготовили торты. Дэш обещала организовать что-то особенное, даже круче «Балтимэрского рассвета», где десятки тысяч фонарей освещали горизонт.

Дверь вновь грохнула, копыта зло застучали о паркет.

— В чём дело? — удивилась Динки.

Дум, дум, дум — гремели окованные сталью копыта. Дюжина стражников в полных доспехах направлялась к единорожке, а вела их небезызвестная Глоу. Морда её хмурилась, а нос морщился так, будто лимоны хрустели на зубах.

— Да что такое?

— Нет, я всё могу понять, — Глоу остановилась. — Но втихую гнать термитную смесь? Гнать бочками?! Ребята, что, чёрт возьми, вы задумали?!..

— Эмм…

— Вы конченые!..

— Я могу объяснить!

— …Нет, не можешь. Сначала ты выдашь нам своих безумных учёных и остальные тайники, а потом мы решим, что с вами, дурнями, делать.

Скуталу поднялась, оборачивая болас вокруг пясти; остальные осторожно обходили дюжину рогатых в броне. Струхнули, очкарики?.. Фигу вам. Она первой заняла позицию напротив выхода, изготовилась, ухмыльнулась остальным. О, с каким же удовольствием она оглядывала побледневшие морды: страх реальный, близкий и болезненный, соперничал с опаской перед стражниками — и настоящий страх побеждал.

Между тем Глоу встретила неожиданное препятствие.

— Ребята, а вы не охренели? — гвардейская пегаска зло щурилась, закрыв собой Динки. — Эта мелочь под нашей защитой! Не нравится что-то?.. Ну так вперёд. Планёр, Шайнинг, Эквити.

Оу, родственная душа! Взгляды пересеклись, и Скуталу ухмыльнулась ещё шире. Жестянки — охренели. И пусть гвардейцы тоже были жестянками, но жестянками с понятием! А не как эти твайки, которые считали, что раз под глав-твайкой ходят, то им можно всё.

Толпа обступала дюжину стражников: одни очкарики тряслись, другие гудели — шум нарастал. И только Блум, смущённо улыбнувшись, скользнула мимо в дверной проём.

— Бунт на корабле?

— По носу дать? — предложила гвардейская пегаска.

— А сумеешь? Копытца-то не коротки?

Глав-твайке прилетело: здорово так, аж до звона о пустую башку. Но, надо отдать ей должное, не растерялась: Глоу тут же послала ответочку — с вертушки в грудину — да так круто, что гвардейская пегаска едва не свалилась на пол.

— Стойте!.. — заорала Динки.

Все уставились на неё.

— Эмм… То есть гасите их!

Понеслась. Свист сквозь зубы, бросок боласа, прыжок вперёд. Глав-твайка не успела и «кви» сказать, как её задние ноги захлестнуло, а в круп вмазало аж до взвизга с другой стороны. Вместе они покатились по паркетному полу. Кто-то на кого-то кинулся, кто-то восторженно запищал.

— Без магии! — заорала Глоу.

Зря она так. Зря недооценивала! Скут врезала рогатой в грудь, и уже через миг сжимала шею «ножницами», не давая набрать воздуха. В лоб прилетело, а спустя мгновение по носу, под глаз — Глоу яростно отбивалась, пытаясь встать. Здоровая? Сильная?.. Ха! А пегасы всё равно сильнее! Кобыла из гвардии тоже кинулась на врага, а потом Динки, Дёрпи, толпа очкастых жеребят. Дюжину стражников просто разметали!

— Начнёшь колдовать, в рог укушу, — пообещала Скут.

Тут же удар в нос, второй, третий — привкус крови, вспышки в глазах. Ну всё, сама напросилась! Ответочка лбом, прямо по рогу — и тот особенный двоящийся взгляд. Поплыла, рогатая, кончился запал. Тем временем ребята вязали слабо отбивавшихся стражников, через яростные крики слышался придушенный писк.

— Так, половину банды мы повязали, — заговорила Динки. — Остальных возьмём в кубриках. Черри, Берри, следите за каютой Твайлайт. Дёрпи, Блитс, вы с гвардией берёте рубку. Нужно отрезать им связь.

Вот это дело. До сих пор Скут смотрела на лимонную рогатую, ну, как смотрят на лимонную рогатую. Свысока. А ведь душок-то есть! Все аж оцепенели вокруг, одна Дёрпи не терялась, уже натягивая Глоу на рог блокиратор. И где успела раздобыть?..

— Сдурели? — слабо выдохнула Глоу, но её никто не слушал. Копыта в петли, голову в мешок, и добро пожаловать в подсобку. С пособниками режима короткий разговор.

А гонору-то было, гонору. Дюжина жестянок, все рогатые — а кончились так быстро, что даже мирняк на палубе не всполошился. Ничтожества. Настало время показать оставшимся твайкам, кто здесь власть!

Они шли. И как шли! Жеребчики во главе с гвардейцами врывались в кубрики, вязали стражников и пособников режима. Офицеров взяли в рубке, капитана в душевой. Рогатые с красными повязками оцепили палубу, пегасы в алых масках спешили на остальные суда. Они не хотели этого, они долго терпели — но время пришло. Гремели яростные крики, по кораблю неслась песня мятежа.

Счастье даром для всех!
Время правды настало!
К целям ложным бежать!
Наша совесть устала!

Скуталу шагала справа от Динки, а слева Эпплблум — и душа пела, синхронно звучали шаги. Три широкие улыбки отражались в блестящих гранях стен. Взяв рубку они решили — Дэш будет новым лидером Экспедиции. Разобравшись с капитаном гвардии, договорились, что Шайнинг, в принципе, тоже ничего. Сестрёнок не выбирают. Но с архи-твайкой нужно было заканчивать. И они были готовы к этому — впереди темнела дверь обители зла.

— На счёт три, — обернулась яркоглазая Динки. — Раз.

— Два!..

— ТРИ!!!

Прыжок, удар плечом, и с жутким грохотом дверь влетела во внутреннюю стену. Они ворвались. Огляделись. Твайки не было! Спряталась, гадина. Зато в центре каюты ждал другой гад. Всамделишный. Дракон скрипел когтями, оглядывая их.

— Как это понимать?

— Ну здравствуй, Спайк, — Динки приблизилась. — Как гребень. Не чешется? Коготки не дрожат?..

Дракон склонил голову на бок, разглядывая её.

— Закончилась тёмная эра, Спайки. Сдавайся по-хорошему. Может и пощадим.

Дракон прищурился.

— Не сдаёшься? Что же. Скут, взять его!

Свист, бросок боласа, когтистая лапа — перехватил, гад! — но копыта уже неслись к нахальному носяре. Удар, и злющая морда! Ответный удар! Её отшвырнуло как пушинку, затылком по стене. В глазах аж белые точки заплясали.

— Наших бьют!

Что-то вспыхнуло. Дракона шибанули магией, он рявкнул заклинанием в ответ. Сквозь муть в глазах Скуталу видела, как чудовище волной захлёстывают гвардейские пегаски. Мелькнула лимонная грива Динки, звонко ударили копыта; Блум обвилась вокруг когтистой лапы и яростно грызла чешую.

— Вяжите гада! Вяжите!..

Появились верёвки, цепи, кто-то умный притащил огнеупорный мешок. Жалкие мгновения, и чудовище спеленали так, что родная твайка не узнает. И вдруг в комнате стало очень тихо, только прерывистое дыхание слышалось вокруг.

— Что вы… творите?

Невысокая единорожица показалась из душевой. Копной торчала растрёпанная грива, краснели глаза.

— Взять её!

Скут успела первой. Схватила за шею, придушила. Твайка с коротким вскриком свалилась на пол, а там уже подоспели и другие. Очень злые другие. Даже у мирной милашки Эпплблум заплывал подбитый драконом глаз.

— Почему?..

Они смотрели на единорожку. А Твайлайт смотрела на них. Мутным, испуганным, сонным взглядом. Совсем не таким взглядом, каким должен смотреть поверженный тиран.

— Слушайте, ребята… — Динки задохнулась. — А мы ведь того, победили…

— Стоп, что?!..

Взгляд упал к поверженной Твайлайт, поднялся к ошарашенной как никогда Динки, к лицам пегасок и жеребчиков вокруг. Они что, правда победили?.. Не будет больше никаких тваек?! Никакой школы, никаких стражников, никакой фасоли на обед?! Они смогут вскрыть склад и поставить ящики с шоколадом прямо в коридорах! Смогут спать днём и бездельничать ночи напролёт! Смогут играть сколько захочется, не спрашивая ни у кого разрешения?!..

— Ехуу!!! — воскликнула Скуталу.

Но это был единственный крик.

Твайлайт всхлипнула, сворачиваясь калачиком, прижала копыта к лицу. Она… плакала? И одновременно пыталась что-то сказать.

— Кто… кто главный?

— Эмм… Шайнинг?

Единорожка оцепенела. Гвардейцев оглядывали испуганные глаза.

— Не в том смысле! То есть, ну, он тоже под замком.

— Ой, блииин… — выдохнула гвардейская пегаска.

Они смотрели друг на друга. Толпа с одной стороны, и единорожка с другой, неловко пытавшаяся развязать своего дракона. Динки скрипела о пол копытом, гвардейские пегаски дрожали; а рядом ждала Дёрпи, оглядывающаяся с таким смущённым видом, будто только сейчас осознала, какое же чудовище спустила с цепи.

Наверное, во всём мире была лишь одна пони, которая бы нашлась, что делать теперь.

«Блум?» — Скуталу хотела обратиться, но не успела. Маленькая земная начала действовать раньше. Копытами о грудь гвардейских пегасок, и назад их, назад — пока последняя большеглазая мордочка не скрылась за дверью. Теперь закрыть каюту, запереть — в этом помогла сама Скуталу — а подруга уже принялась развязывать Спайка. Верёвки с опутанного словно катушка дракона падали одна за другой.

— Это была просто игра. Дурацкая игра. Извини, мы не думали, что зайдёт так далеко.

Твайлайт снова всхлипнула, а её драконище смотрел с такой концентрированной злобой, будто собирается спустить им шкуры здесь и сейчас. Алмазно-острыми и блестящими как сталь когтями. Он поднял за шкирку Эпплблум — Скут попыталась вмешаться — но тогда дракон схватил её тоже. Они молчали. Скут могла бы много чего сказать: с вертушки по роже, прямым в глаз, кромкой копыта по носу. Но как-то не хотелось — момент не располагал.

Жил-был дракон на суше, и одна пони дружила с ним; жил-был дракон в океане, и та же пони убила его. А теперь она плакала. Скуталу не любила драконов, но всё равно, как-то неловко было на душе. Мерзко. Погано. Настроение, ещё минуту назад пробивавшее небеса, упало в адские глубины. Она бы всхлипнула — будь твайкой. Она бы зарычала — будь драконом. Но она не была ни тем, ни другим. Так, бесполезное ничтожество, которое ждёт пустая, беспросветная жизнь.

Скуталу шмыгнула носом.

— Отпусти, — это был голос Твайлайт.

Ноги подогнулись. Оказавшись на полу Скут едва не упала, а рядом с ней мотала головой испуганная Эпплблум.

— Мы просто увлеклись.

— Да ясно уже, — единорожка поднялась, пытаясь поправить мокрую гриву. — Всё правда так плохо? Вы ненавидите меня?..

Сложный вопрос, но да — есть немного. Скуталу опустила взгляд, да и Эпплблум на ложь не решилась. Были в мире такие штуки, называемые паровыми котлами, — они обогревали корабли. Так вот, после месяца в океане каждый корабль сам по себе был паровым котлом. Потому что нельзя взять и запереть кучу пони в тесных кубриках, требовать сна по расписанию и бани в порядке очереди — а самой сидеть в личной каюте со здоровенной ванной и пушистым ковром!

Правда, ванны не было, только крошечная кабинка с душем; да и заставленная полками каюта больше напоминала рабочий кабинет.

— Я не могу сдаться, — сказала Твайлайт. — Что угодно обо мне думайте, но я не сдамся. Мои пони не умрут.

Взгляды пересеклись. Единорожица уже не плакала: цепко и хмуро их оглядывали покрасневшие глаза. Вот она — истинная морда тирана. Злая, волевая, несломленная. На мгновение Скуталу залюбовалась ей. И вообще, не такая уж она сволочь была, эта архи-твайка. Вот, лоб ощупала, — и боль сразу же поутихла — а потом Эпплблум чем-то подлечила, а чтобы не сильно щипало, подвязала под глазом холодный компресс.

— Спайк, этих под замок. С остальными разберусь я сама.

— Эмм… — Эпплблум запнулась. — Может не надо?..

— Надо.

Ошибочка вышла — всё-таки злая: тиран есть тиран. К сожалению, архи-твайкин дракон был ещё злее. Он тащил их, пока волшебница расчищала коридоры от испуганно пищащих жеребят. Он держал их когтями за шеи, так что Эпплблум вся тряслась, а Скуталу даже пошевелиться боялась, чтобы не проколоть шкуру. И уже внизу, когда нос поймал ароматы кухни, дракон сделал худшую гадость — он их разделил.

Блум бросило в одну подсобку, Скуталу в другую. Захлопнулась стальная дверь.

Скуталу лежала на корзине морковки. Невкусной, суповой — но неизбежно хрустящей. Когда грустно, она ела, а в остальное время тренировалась. Раньше она надеялась, что так крылья быстрее отрастут. Нихрена от той надежды уже не осталось, но привычка есть привычка — отказаться нелегко.

В её жизни хватало разочарований. Взлёт, падение. Взлёт, падение. Шмяк, шмяк, шмяк — чуть ли не каждый год: то в чём-то малом, а иной раз так, что дальше не хотелось жить. «Жить не хочется», — это было нормой. В Понивиле гнетущее чувство отступало, но стоило чуть выглянуть в Диколесье, как тут же возвращалось опять. «На кой тогда тебе эти путешествия?» — она себя спрашивала. Ответа не было, а Скут всё равно тренировалась: бегала каждый день десятки миль, прыгала и разносила ударами коряги — посылая к чёрту школу и всех прочих смевших что-то там гавкать тупиц.

Крылья отрастут — она обещала себе. Только какими они отрастут без тренировок?.. Поэтому Скут выжимала из этих тупых отростков всё, что те только могли дать. Но годы шли, лучше не становилось. Потом пришла Найтмер Мун и всем раздала новенькие кожистые крылья. Всем, кроме неё. Наверное, по очень простой причине — потому что не затратила на неё и доли секунды, а обрубки крыльев всегда скрывал плотный зелёный плащ.

— Ненавижу, — прошептала Скуталу. И едва не чихнула. Было пыльно, тяжело дышать.

Десятки мешков с крупами и бобами валялись в кладовке за кухней. И мука, уйма муки! Кто-то притащил дырявый мешок и мука теперь тонким слоем покрывала всё. Один быстрый выдох, и вся эта белая муть снова поднималась в воздух, заставляя раз за разом чихать.

Сидевшая в соседней подсобки Эпплблум пыталась вскрыть дверь, но ничего у неё не получилось. Пришли жестянки, забрали, увели на допрос. И Скут не знала, давно ли это было? Минуты назад? Часы?.. Она могла считать только вздохи, но сбивалась уже на сотом, когда мучная пыль особенно сильно лезла в горло и нос.

«Сколько ещё здесь сидеть? — спрашивала она себя. — Час? День?»

Похоже, не судьба ей увидеть «Праздник рассвета». Да и будет ли праздник?.. Бочки с термитом нашли, значит огненное шоу отменяется. Потом Рэйнбоу Дэш, что она сделает, если твайки прицепятся? Известно что — размажет носы сволочам, да и улетит восвояси. А одна бескрылая пегаска останется. Ей часто приходилось выбирать: путешествие с Дэш, бесполезным балластом на планёре; или не такой уж плохой Понивиль. Остаться всегда было проще.

Скуталу вздохнула, устраиваясь поудобнее на корзине с морковью. Вытянула очередной овощ, захрустела. Хрум, хрум, хрум — звучали унылые звуки, сквозь которые жуть как хотелось почесаться в носу. Ей никогда не нравилась морковка, потому что как шерсть оранжевая, да и вообще.

Тянулись долгие, долгие минуты… Пока чьи-то шаги не прозвучали извне.

— Эээ, там есть кто-то? — Скуталу осторожно поднялась.

— А, вот ты где!

«Дэш!» — Скуталу вскочила. Морковка в угол, копыта о дверь — и море, море мучной пыли, которая тут же затянула всё вокруг.

— Аапчхи! Гадость чесучая!.. Ааапчхи!!!

— Эй, там с тобой всё в порядке?

— Нет! Аапчхи!.. Не в порядке! Вытащи меня!

Мгновение, другое, скрип, ругательство — страшный скрежет — и дверь попросту вырвало. Скуталу бросилась наружу, хватая подругу всей четвёркой копыт. Сквозь чиханье и всхлипы нос тёрся о шерсть.

— Аапчхи!.. Век не забуду! Аапчхи!.. Сдохну, но отплачу!

— Да пустое, Скут! Не думала же ты, что я позволю другу в застенках гнить? Погнали, хочу тебе что-то показать!

Радужный хвост мелькнул в двери, Скут бросилась следом. Пронёсся коридор, дальше лестница наверх; ещё коридор, удивлённые лица, ступени к верхней палубе. С пары оборотов распахнулась наружная дверь. Потянуло холодом, но уже не таким страшным как раньше — льды остались далеко позади.

Рэйнбоу остановилась на палубе.

— Что за сюрприз? — Скуталу подбежала ближе.

— Надевай! — на копыте висели защитные очки.

Скут привычным движением натянула их — ещё раньше, чем успела что-то осознать. Дэш взлетела, через миг оказалась сверху, крепкие ноги схватили за бока. Рывок, и их с огромной скоростью понесло в небо. Всё выше, выше и выше, пока Саншайн не превратился в крошечную фигурку — копытом накроешь — а остальные суда Экспедиции не показали себя цепочками путевых огней.

Очень скоро исчезли и путевые огни, они поднялись над облаками.

— Смотри! Вперёд смотри!

Скуталу подняла взгляд.

Линия горизонта светилась. Мир лежал так далеко внизу — так страшно и привычно далеко: затянутый чёрно-янтарными облаками, клубящимися в первых солнечных лучах.

Слёзы смачивали уголки прищуренных глаз. Болезненные, жгучие слёзы, но не от яркого света, а от зависти к подруге и стыда за себя. Снова разные мысли кружились, наседая со всех сторон. Зачем она выбиралась из той кладовки, если всё равно обречена гнить в застенках своего искалеченного тела? А путешествия в диколесье? Что давали они?.. Только пыль в носу и боль в ногах, а ещё дикую усталость — чтобы отдых потом казался облегчением.

Всё, что она делала эти три года, не имело смысла. Это не жизнь.

Голубело море, белели густо усеявшие небо пёрышки облаков; а ещё был блеск Солнца: на волнах, на стали бортов, в слезах собравшихся на палубах мышекрылых пони. Никто не хотел уходить, все часами смотрели на медленно поднимающуюся полосу рассвета, всё ярче и ярче освещавшую горизонт. Созданные для ночи глаза слезились, но постепенно привыкали к свету дня.

Паруса наполнил западный ветер. В этот раз настоящий: его не создавала магия, он дул из-за разницы температур. Минул двадцать пятый день пути, двадцать шестой. Показались чайки, а вскоре и любопытные утки. Двадцать седьмой день пути — и счастливые пегаски вернулись с полными корзинами еловой хвои. И наконец, к исходу двадцать восьмого дня свершилось: над горизонтом открылось побережье Восточного континента, а вернее один из бесчисленных островов на краю косы Моря Ветров.

— Высаживаемся, — решили тогда главы Экспедиции.

И чёрта с два они решили бы что-то другое, когда на палубы высыпали пять тысяч восторженных земнопони, готовых хоть вплавь, но добраться до вожделенной суши. Своего дома, своей вотчины, своей любви. И высадка началась! Колонна из сотни судов перестроилась в ровные шеренги, разом упали сотни якорей, и тысячи ведомых пегасами лодок понеслись к побережью. Кричали чайки, крякали встревоженные утки, но громче всего звучал тонкий мышепоньский писк.

— Кайф, кайф, кайф… — шептала Эпплблум, целуя песок и прибрежную гальку, ничуть не смущаясь грязного носа и солёного привкуса на языке.

Блин, да у неё копыта разъезжались! Хотелось прижаться брюшком к суше и просто обнимать, обнимать, обнимать! И она делала это! Она каталась по траве и смеялась, махая крылатым в небесах, а рядом кайфовали толпы таких же земных, наконец-то вернувшихся в родную стихию. От счастья всё просто звенело внутри!

— Кайф, кайф, кайф…

Это длилось, длилось и длилось, пока все не замёрзли. А потом их ждали уже подготовленные товарищами палатки, бадьи с тёплой водой и зефирки с походного очага. Лучший праздник на свете! Вдвойне лучший, потому что начинался новый год.

Новый год, новый год! Коньки, ёлки, апельсины! Правда у них были только ёлки — а вернее маленькие ёлочки Утиного побережья, самые большие из которых вырастали в аккурат до носа, если стоять на задних ногах. И это, кстати, было очень удобно — никакие стремянки не нужны. Чтобы не обижать хвоистых, лагерь разбили в стороне от еловой рощи, и теперь превращали её в сияющий гирляндами зимний лес. Эпплблум тоже украшала зимнелесье, вместе с сестрёнкой, бабушкой и братом, Динки и Скуталу, и другими друзьями, среди которых мелькала то яркая грива Рэйнбоу, то соломенные вихры Дёрпи, а то и сиреневая чёлка едва-не-побеждённого тирана. На самом деле неплохой пони, которая вроде как злюка, но наказывать не умела от слова «совсем».

Работа кипела. Снега не было? Не беда — пегасы наколдуют! Гирлянды заканчивались? Тоже ничего — время тваечкам поработать. И Твайлайт со своими помощниками вовсю трудились, превращая скалы в поднявшихся на дыбы звёздных медведей, а бесчисленные ручьи побережья в серебристые потоки, по которым можно шагать, копыт не замочив. И всё звучало вокруг, всё пело! Слышался ритмичный перестук барабанов у собираемой сцены, ноты флейты и клавесина, чья-то весёлая скрипка — много чего ещё. Ленивцы Экспедиции мигом вспомнили о своих талантах, стоило всем оказаться на твёрдой земле.

Тогда и Эпплблум решила:

— Кайфу время, а делу хотя бы час.

Она кивнула себе, ещё раз лизнула солёную гальку, да и тихой мышкой поспешила к центру лагеря. Земно-пьяные земные валялись повсюду, восторженные пегасы кружили в небесах, а её путь вёл дальше, к сосредоточию всей рогатости мира — огромной как шатёр палатке: штабу Экспедиции и дому Твайлайт Спаркл.

На входе стояли стражники; аж четверо; во главе с печально известной Глоу Черривайн. Как-то они насторожились, прищурились; но Блум, тепло улыбнувшись, уже пробегала мимо. Травка, кустик, травка, кустик — поцелуй в листочки и ещё раз поцелуй — а вон офигенный малинник, жаль уже без ягод. Но ей ничего, она пристроилась рядом, тыкаясь носом в колючие ветви. Уши поднялись над головой.

В шатре звучали голоса:

— …Да, нам всем нужен отдых, — говорила Твайлайт. — Но безопасность Экспедиции прежде всего. Путь до Бортона суда выдержат, а там уж о гавани и снабжении мы договоримся без труда.

— Ты всё ещё не понимаешь…

Это был голос Спайка. Вроде обычный, как у взрослеющего жеребчика, но в окончаниях слов какой-то шипящий, страшноватый, чудной.

— …Раз мы убили Гланмира, то должны закончить начатое. Взять его земли, его сокровища, и, если есть, его семью.

— Это…

— Да, дикость, но иначе нас не поймут. Убийство ради сокровищ, это мерзость, но понятная. А когда дракона убивают мимоходом, это хуже в стократ. Так кем мы должны стать в глазах его сородичей? Жадными негодяями, или монстрами, от которых неизвестно чего ждать?

Послышался горький вздох. Приглушённо Твайлайт с драконом заговорили о деталях. Циферки, азимуты, ветры и дистанции. Куда послать геодезистов, какие гавани выбрать по карте, где разместить лагерь, а где нуждавшийся в обслуживании флот. Часто звучало название «Имрат Сул», или Замок-на-Утёсе, рядом с которым у Гланмира был скрытый под водами озера дом.

Эпплблум слушала, широко улыбаясь. Было одно волшебное слово, от слогов которого у неё подрагивали уши а хвост вертелся волчком. Сокровища. Со-кро-ви-ща. Богатства тысячелетнего дракона! О, да она даже могла себе это вообразить! Огромный, блистающий зал! Коллекции всех древних чеканок: от эфесов Юникорнии до асов Княжеств и эквестрийских золотых бит. Хрустальные ларцы, полные древних как мир алмазных яркосветов; чаши рубинов и звёздного сапфира. А ещё бесчисленные свитки, полотна, витражи — за которые коллекционеры выложат вдвое, а то и втрое больше.

Да уж, стоило представить, аж слюни текли. Только не стоило забывать, что сокровище в логове мёртвого дракона может легко превратиться в куда более простое слово. Уже не со-кро-ви-ще; а кро-ви-ща. Это только в сказках у ценностей не было охраны, пока дракон спал, пусть и по-драконьему чутким сном.

И охрану сокровищницы, судя по всему, милые тваечки собирались хорошенько проредить.

Эпплблум всегда старалась быть реалистом. Нельзя так запросто взять и ограбить драконий дом, если ты жеребёнок! И твои друзья жеребята, и друзья твоих друзей тоже те ещё жеребята. Успех восстания — стечение обстоятельств: они не могли просто взять команду гвардейских пегасок и отправиться в путь. Не справятся, напугают всех, может даже погибнут.

Стоило подумать о смерти, как старый ожог на спине тут же начинал зудеть. Представлялись ловушки: огненные ямы — сжигавшие пони дотла; молниевые разрядники — убивавшие одним касанием; чудовищные автоматоны в усыпанной лезвиями латной броне. Но за всем этим ужасом скрывалось то, в чём она нуждалась больше всего на свете. Богатство. Хоть одна шкатулка алмазов, хоть один мешочек ценимых нумизматами монет. Без богатства в жизни ничего не достигнешь. Богатство значило власть.

Особенно когда ты одна из по-уши-в-долгах Эпплов, которым уже ни один банк не даёт кредит.

— Слушай, Динки… — Эпплблум решилась. — Я тут узнала кое-что…

Она рассказывала, а подруга внимала: лимонная чёлка скрывала восторженный взгляд. Сокровищница дракона, это не шутки, а значит «Командой Троих» дело не обойдётся. Нужны будут и пегасы прикрытия, и те, кто расчистит путь. Самим тут ловить нечего, и поэтому они должны в лепёшку расшибиться, но попасть в армию тваек, которые будут штурмовать драконью цитадель. Суть в том, чтобы вовремя отделиться от армии: когда штурм закончится, а сокровища ещё не подсчитали; вот тогда-то нужно будет действовать очень быстро и по-уму.

Итак, что понадобится: термит и динамит; ножи, «Дымовики» и «Вспышки»; палочки-разрядники и самовзводные арбалеты; обязательно фляги, аптечки и маскировочные плащи. Что НЕ понадобится — проблемы: поэтому Дёрпи должна всё знать. Как, впрочем, и Рэйнбоу — она в доску своя. И, наверное, Шайнинг, — потому что без серьёзной волшебной поддержки операцию не осуществить.

— Блумик, тебе не говорили, что ты гениальный стратег?

Неа, не говорили. Мордочка зарделась. А потом Динки вдруг поцеловала в нос, и от неожиданности Эпплблум едва на круп не осела. Только крепкое объятие подруги не дало упасть.

— Обожаю тебя, Блуми! Вперёд!

Всеобщие праздники — для обывателей. Для героев каждый день — праздник! Пока осоловевшие от радости земные готовились к новому году, они занялись делом. Стражник, тычок носом — связка ключей. Склад гвардии — рюкзаки, плащи и снаряжение. Динкины химики-взрыватели и широкие улыбки: коллекция таких ярких «Вспышек» что хоть драконов гасить. И наконец самое сложное: впереди ждал шатёр командира гвардии, и настоящая задача, с какой могли справиться только такие гении дипломатии, как они с Динк.

Кроме Шайнинг Армора в шатре оказалась Рэйнбоу — собранная такая, задумчивая — но сразу же повеселевшая, стоило им появиться. Она широко улыбнулась, щуря глаза.

— Мы хотим пойти с вами… — начала Динки Ду.

— Мы должны пойти с вами! — поправила Эпплблум.

И началась история, искренняя, — как они и решили. Эпплблум рассказывала об одной маленькой земной, которая родилась достойной большего, чем бесконечная работа в яблоневых садах; Динки о кобылке, которая любит и желает быть любимой, и всё сделает, чтобы стать выше и сильней. И поэтому они должны сделать это. Они должны достичь вершины своего Замка, чтобы обрести счастье — и чтобы история мира запомнила их.

Рэйнбоу слушала, приоткрыв рот. Шайнинг молчал.

— Ты… ты ведь понимаешь? — спросила Динки.

— Ага.

Жеребец прижал копыто к морде, наморщил лоб.

— Возьмите нас, пожалуйста. Мы будем полезны…

— Дай подумать.

Эпплблум разглядывала морду единорога, задумчиво-хмурую рожицу пегаски — и что-то явно шло не так. Если у рогатого был вид «что я сотворил», то у пегаски «да они охренели». Ну и что, если и так? Это было чертовски несправедливо, что какой-то там семнадцатилетней пернатой достаётся сила мегабочки пороха, а земная рядом ничего своего не имеет, кроме бантика, давно превратившегося в бандану, и кошелька с набором отмычек на груди.

— Сделаем так, — заговорил Шайнинг. — Мы берём вас…

— ЕХУУУ!!!

— Ага. Только с одним условием. Вы будете в штабе от начала и до конца операции. Это и правда хорошая идея, вам нужно учиться и поддерживать репутацию лидеров. Но вы не войдёте в крепость, пока сапёры не закончат свою работу. Вся сокровищница дракона будет в вашем распоряжении, как только мы обезопасим её.

«Сокровищница… в её распоряжении?»

— Эмм… — Эпплблум призадумалась.

Предложение было щедрым. Нереально, невообразимо щедрым! Что-то в самой его сути было не так.

— Это… не достижение, — прошептала Динки Ду.

— Смерть — не достижение. Серьёзно, ребята, это работа сапёров, а не таких как вы, или даже я.

Ага, сапёры — скучные рогатые, которые щупами и магией обследуют каждый хуф замковых залов, разберут ложные стены и аккуратно обезвредят ловушки. На второй день придут оценщики с кисточками, фотоаппаратами и большими учётными книгами — чтобы описать каждую монетку, каждый самоцвет. На третий день всё вывезут до последнего камешка, уложат в трюмы под сотней запоров. И всё, ребята, приключение закончилось, твайки весь опыт пожрали, но вы не печальтесь — экскурсии по замку, это тоже ничего.

Это почти как построить завод варений и сидра, а бедных Эпплов выбросить на обочину жизни. Не догадались, не успели, не сумели оформить кредит — так и прощайте: мир не будет ждать.

— Это несправедливо, — прошептала Эпплблум. — Я понимаю, жизнь не игра. Но мы… просто хотим быть значимыми. Хотим быть рядом.

Единорог коснулся её шеи, заглянул в глаза.

— Вы и будете рядом. В точности как я или Твайлайт. А мастера поиска пусть сделают свою работу. Разве это не мудро? Разве это не честно?..

Она опустила взгляд.

— Я понимаю тебя, Эпплблум. Когда мы доберёмся до обжитых земель, я поддержу твои проекты. Уверен, если мы возьмёмся за дело вместе, Экспедиция достигнет гораздо большего, чем если бы действовали порознь. Когда мечты объединяются, тогда мы творим по-настоящему великие дела.

А вот говорить последнее было большой ошибкой. Эпплблум вдохнула и выдохнула, резко кивнула, и ухватив Динки за гриву поспешила наружу. Всё стало ясно. Шайнинг бы позволил ей хоть купаться в золоте, но при одном условии…

«Не важно, кто и чем владеет, если король владеет всем».

Гнев поднимался из глубины души. И нет, рогатый не должен был видеть этот гнев. Он проницательный, он хитрый, он опасный — он точно такой же, как она сама! А значит он не будет держать противника вблизи. Стоит ему узнать, и всё: пара слов, и она потеряет дружбу со Скут и Динки — потеряет всё!

Потому что она уязвима. Она не добрая, не верная и не наивная. Она не ради того борется за своё место в мире, чтобы стать кирпичиком чьего-то проекта. У неё есть гордость! Океан гордости. А ещё злость, жажда силы, жажда власти — и больше ничего.

— Блуми, я тебя обожаю!..

Наверное, больше ничего…

Динки улыбалась. Счастливо, пусть и чуточку устало, потирая до слёз утомлённые глаза. Новый год на то и новый, что начинается с подарков и чудес. И она попросила подарок: крошечный, совсем маленький — просто чуточку доверия. Взять их в Замок. И друг согласился, улыбнувшись ей. А потом был праздник, где она пела на сцене арию Сноудроп, а Шайнинг «Последнее Испытание», умея рассказывать, но не очень-то — петь:

Тьма и свет — вот два крыла,
Несущие в пространстве этот мир.
Тьма не воплощение зла,
Она дана для равновесия сил.

Знаешь ли, что магом тьмы,
Богиня смерти в бездне заперта?
Знаешь ли, что маги тьмы и света
Закрыв бездну стерегут её врата?

Тёмный маг не тот, кто зол,
А тот, кто прибегает к силам зла.
Их как средство подчинив той цели,
Что, быть может, и светла.

Грустная это была история, трагичная; но за ней последовала песенка «Непутёвого рыцаря», а после в лицах и стихах вся сказка о прекрасном городе Маэт-Кэре, гордых киринах, чёрной как смоль Мире и рыжегривой Дэринг Ду. И бедолагу Рэйннбоу, кстати, пришлось перекрасить! Потому что все думали, что она всё равно крашеная, хотя та и отбивалась изо всех сил. А дальше были воздушные танцы, флейты, снег и огроменный фейерверк.

Динки веселилась, как ещё никогда в жизни: отрываясь за месяц, полный забот. Всё, что она делала, было не зря! И эти «Подземелья», которые, как мастеру, ей уже надоели до чёртиков. И возня со всеми бестолочами мира, коих с утра до ночи нужно было слушать, успокаивать, носики подтирать. Кто-то кого-то обидел? Динки накажи! Кто-то путается в правилах? Динки объясни! Где-то волшебную штуку не поделили? Динки рассуди! И так каждый день и каждый час.

Чёртова тысяча жеребят, это не шутки. У неё уже шея болела от кучи цепочек с амулетами связи. Дёрпи учила: «Пили иерархию!» — и она сделала это! Теперь были не только команды игроков, но и коллегии мастеров над ними, а ещё выше писательские группы. Некоторые толковые, а другие себе на уме — и ей приходилось очень, очень много работать с ними, чтобы всё не развалилось. «Сила в единстве», — учил Шайнинг, и она делала всё, что только могла.

Даже то дурацкое восстание, по-секрету, было самую чуточку подстроенным. Потому что чтобы подружить гвардию и жеребят, нужно было найти кого-то, против кого они могли бы дружить. Стража вписалась идеально. Гвардия, вообще-то, тоже стража — но это мелочи жизни. Цвет доспехов разный? Разный! Стало быть серебристых лупи, с золотистыми дружи. Новая игра ошалеть как увлекла всех. Даже слишком.

Но их простили, не могли не простить! А значит простят и ещё раз!..

— Скут, — Динки обратилась на следующий день после праздника, когда место лагеря аккуратно прибрали, а сопровождаемые довольными утками корабли уже входили во внутренние воды Моря Ветров. — Скут, пошли с нами! Будет весело! Без тебя никак нельзя. Вор есть, колдунья есть, но без варвара мы ни за что Замок не возьмём!

Скуталу морщилась, будто лимон проглотила. Отказывалась она на планёре лететь. Всё уже готова, гвардейцы собирались, а она шастала вокруг с таким видом, будто собирается обратно в кубрик сбежать. А без Скуталу нельзя. Потому что друзья так не поступают — и мелкокрылая злюка, несмотря на все свои недостатки, была в доску своя.

— Скут, — нос прижался к носу. — Без тебя мы фиг что сделаем. Мы же команда. Мы же друзья!

Общими усилиями с Блум они всё-таки затащили злюку в планёр. Не очень-то она вырывалась, но весь полёт сидела, прижав копыта к покрасневшей мордочке. Пегасочка с планёро-фобией! Расскажешь кому — фиг поверит. Ну да и ладно, у каждого свои заморочки: она, например, до жути боялась лягушек. И что с того? Да ничего — популярные в Кантерлоте «Жабьи сады» она просто обходила стороной.

Да, Кантерлот — нелюбимый и ужасный. Давно она оттуда сбежала, ровно два года прошло — седьмая часть жизни: зато такая богатая на события, что другим хватило бы и на сотню лет. И вот эндшпиль! Они летели в дёрпином планёре, болтая обо всём на свете; а впереди и позади, сверху и снизу — повсюду виделись кристальные крылья и разноцветные шлейфы воздушных машин. Весь батальон гвардии вылетел единым строем. Тысяча пегасов, земных и единорогов — они следовали над морем, а впереди уже виднелись склоны прибрежных гор.

— Зависть, зависть, зависть… — шептала Эпплблум.

— Как в старые добрые времена! — восхищалась Дёрпи.

Самой мрачной здесь была Скуталу, так что Динки нет-нет, да и подкармливала её тянучками. Друг же. А друзья для того и созданы, чтобы им было весело. Если хорошенько торкнет, можно было представить весь мир как море тянучек, в котором плавают кораблики друзей. Просто у некоторых были сети, чтобы ловить тянучки, а у других — нет. Но это вовсе не значило, что нужно объедаться до тошноты, а другим показывать язык.

— У меня идея, — вдруг сказала Эпплблум.

— Ау?

— Видели те ящики с реагентами, что набрала Твайлайт? Это наш шанс. Я понимаю так: сегодня они подготовят лагерь, оцепят Замок и обследуют на ловушки. Должны управиться быстро, на фотографиях донжон невелик. Мы к этому времени примелькаемся в штабе, послушаем что да как, а когда все расслабятся, вот тут-то нам ящики и пригодятся. Хвост ставлю, их ещё до ночи в Замок перенесут!

— Хмм…

Мелькнула мысль: а выбираться-то как? С Дёрпи и «ценностями» на погрузку?.. А что — идея. Главное, чтобы Шайнинг не заметил, а то ведь расстроиться. Ей жуть как не хотелось расстраивать любимого. Но ведь не факт, что заметит, а если отказать подруге, уж она-то обидится наверняка.

— Да ладно тебе, Динк, — Эпплблум улыбнулась. — Нам не помешает горстка другая алмазов, а у тваек не убудет. Чай не чужое, а драконье берём.

Взять сомнения — и пинком их, пинком, пинком. Чтобы неповадно было. Сомнения — для слабаков, а героев ждёт полный сокровищ Замок. И они возьмут его! Они команда — или кто?!..

И Дёрпи с ними. А Дёрпи — к удаче! Дёрпи — лучший на свете талисман!

Скалы и редкие рощи лиственниц проносились внизу, обрывистые склоны всё тянулись и тянулись, по обе стороны перекрывая горизонт. Это было исполинское ущелье, раскинувшееся на мили в ширину: почти такое же огромное как Эквестрийский Великий каньон. Тот самый, где жили волшебные огнемышки, злые бычки-горгоны и понемногу торговавшие с пегасами алмазные псы.

— Дёрп, а как думаешь, здесь алмазные псы водятся?

— Неа. Здесь — не нужны.

Ну, раз Дёрпи так считала. Хотя, без подземельников горы не горы, скучно без них.

Между тем зелени внизу добавилось: кроме лиственниц показались осины и карликовые берёзы, а выше по склонам бесчисленные кустарники, что усеивали каждый скальный разлом. Ручьи падали водопадами, быстрая река по имени «Серебрянка» вела к усеянной островками дельте в «Бухте Фьёр».

Это Дёрпи подсказывала названия. Вон там пещера «Большого древесника», а чуть дальше «Малого», вон болотце «Семи уток», а за холмом сто лет назад жил «Ленивый Хвощевик». Прямо-таки чудовищная детализация. Иногда Динки щупала крылья подруги, чтобы проверить, не твайка ли это часом замаскировалась, но нет — пегаска была настоящей, а улыбалась так ярко, что отблески Солнца играли в глазах.

— Эй, смотрите, мы на месте!

Замок висел над пропастью, на краю ущелья. Малахитово-серые стены, невысокие остроконечные башни округлых форм, а ниже под склоном фундаменты других строений. Будто когда-то здесь стояло поселение, но было брошено и разрушалось паводками долгие века.

— Это последний из городов Эглан, — пояснила Дёрпи. — Жили такие пони на свете. Неприметные шёрсткой и серебристые гривой. Жили-жили, да и себя изжили. В конце концов все восточные ветви нашей культуры переселились в Эквестрию, потому что Селестия просила, да и вообще, вместе веселей.

Планёр поднялся над ущельем, промелькнули привратные башни и стены, внутри редкой листвой зеленел сад: деревья которого совсем не походили на те берёзы и осины, что росли повсюду вокруг. Густой он был, но запущенный — словно неведомый садовник собирал растения со всего мира, а затем бросил, и самые южные засохли, оставшись чёрными статуями среди листвы выживших сортов. Над кронами дубов виднелся донжон. Невысокий, с прямыми углами башенок и наклонной крышей, украшенный галереей в мозаиках зелёного стекла.

— Приглядись, Блум, — обратилась Дёрпи. — Видишь эти узкие скруглённые стены, веерные своды, зубцы шириной в неполный хуф? Не укрепления, а смех один. Это «Пламенеющая готика», второй век до нашей эры: очень похоже на наш собор в Эврё. Так строились ещё до появления «выжигателей», пушек и планирующих бомб. Потом пошли те толстостенные бастионы и крепости-пирамиды, уродливые, как их ни украшай.

Ага, при одном взгляде на Замок вспоминались учебники истории: когда-то пони строили такие же крепости в горах. Пару самых южных фортов Юникорнии давно раскопали археологи и местами сумели восстановить, туда даже жеребят на экскурсии водили. Все остальные крепости великих государств прошлого оставались далеко в ледниках.

Лётные колесницы, словно рой разноцветной мошкары, кружили вокруг замка; десятками приземляясь на уже размеченном для высадки плато. Поднимались волшебные щиты и плетения сторожевых заклинаний, а следом за ними и палатки, навесы, шатры. Всё скрипело, всё гремело: гвардейцы переговаривались короткими командами, а мирные кобылки-археологи восторженно пищали, уже размещая своё оборудование: из которого Динки узнавала только дальномеры, и то какие-то странные, а ещё фотоаппараты, которые тут же принялись щёлкать, снимая Замок со всех ракурсов и высот.

Что сказать — неумехи. Она одна во всей компании была художником, чем и не преминула воспользоваться, выставив мольберт на самом видном месте. В облачке магии взлетела палитра, карандаши заскрипели по холсту. Чуть работы, и готов набросок, немного труда угольком, и уже ясны контуры, чёткие, как они и должны быть. А теперь тени, блики, выбор цветов — самое сложное в работе художника. Что их фотография? Только и может, что на чёрно-белой пластинке запечатлеть вечный рассвет. А она рисовала Замок в лучах заходящего Солнца, с яркой дорожкой, наискось пересекавшей озеро и теряющейся в скалах, среди блистающих в свете заката бесчисленных ручьёв.

— Мило получилось, — кто-то сказал.

Мило?.. Всего лишь мило?!.. Да это был её шедевр! Лучший рисунок после портрета Эпплблум с персиками! Лучший из сотен других! Динки оглянулась, уже готовая высказать нахалке всё, что о ней думает, когда увидела сиреневую гриву и смущённый взгляд. Это была Твайлайт, и она тоже держала небольшой холст. Тот же Замок, только фоном, а на переднем плане морда водного дракона. Рядом с ним вечно хмурый Спайк и десятки знакомых рожиц, выведенных наскоро, но очень живо. В неокрашенном наброске Динки легко узнала Эпплблум, Скут и себя.

Рисунок Твайлайт был лучше, причём в разы…

Талантливые пони — талантливы во всём.

— Ты победила, — вздохнула Динки Ду.

— Нет, я просто сказать хотела, что мы начинаем. Идём в штаб?

Твайлайт заглядывала в глаза, неловко улыбаясь. Копыто, будто в жесте примирения, поднялось над землёй. Эта странная особа… пыталась подружиться? Подружиться с ней?.. Уже ничего не понимая Динки ответила на жест, коснувшись небольшого копыта. А ещё оказалось, что сама Твайлайт была по росту не выше её.

— Эмм…

— Я была не права… — начала Твайлайт.

О, да неужто?!

— …Я думала, что всё можно решить бумагами, а личные контакты доверить помощникам и друзьям. Я ошибалась. Я буду прислушиваться к вам. Если что-то нужно, если что-то не так — просто обратись. Если это в моих силах, я постараюсь помочь.

Права Скуталу: битьё в нос — облагораживает! Только всё равно как-то неловко было: будто искали себе врага, искали, а нашли невиновную пони, которая и без тычков в нос старалась сделать путешествие легче для всех. А что школу не отменила — ну, так не догадалась наверное. Не подумала, каково это, делать домашку в душных переполненных кубриках, когда глаза и так слипаются после Игры. А ещё на «Саншайне» спустя месяц пути пахло далеко не фиалками. Воду грели бочками, но всё равно триста пассажиров, это не шутки — помыться удавалось не каждый день.

Тогда Динки решилась:

— Можно сразу просьбу? От имени всех? Давай отдохнём на суше, хотя бы месяц. Все так устали. Мы там в стенки биться будем, если сразу снова плыть.

— Но… — Твайлайт поджала уши.

— Пожалуйста!

— Конечно, — Твайлайт запнулась, — ты права.

Вот что называется — обратная связь! Герои-то волевые, сильные, заносчивые — им не понять, что чувствуют запертые в консервных банках жеребята. И нет, никакие шоколадки с настольными играми уже не помогали — нужно было бегать, бегать и снова бегать, прыгая, обнимаясь и катаясь по мягкой траве. Потому что пони не созданы для моря! И если шею пощупать, нифига там не было жабр.

Они кивнули друг другу, направляясь к штабному шатру. И как-то легко, радостно было на душе.

Полутьма, напряжённые мордочки офицеров, иллюзия Замка в центре не самого крупного в лагере шатра — таким был штаб операции. Вон Твайлайт, устроилась на мягкой лежанке, а рог ярко горит; вон Шайнинг, стоит рядом с кучей амулетов связи; а вон и Дёрпи с друзьями — к которым нужно поскорее присоединиться, чтобы никому не мешать. А Глоу с Рэйнбоу, кстати, не было видно — остались защищать флот.

— Вспомним задачи, — заговорил Шайнинг Армор. — Команды «Поиска» идут с юга, начиная от барбакана и внешней стены; роты «Периметр» и «Штурм» в готовности на планёрах; «Барьер» следует за «Поиском», выдерживая дистанцию; «Эскорт» в подчинении посла.

Он начал с того, кто и кому подчиняется. Динки уже не раз замечала, что Шайнинг ставит превыше всего именно иерархию: и не важно, касалось ли дело гвардейцев, или игравших в «Подземелья» жеребят. Впрочем, получше познакомившись с гвардейскими пегасками, она убедилась, насколько, дракон, неуловима, призрачна это граница: гвардейцы не отличались от её жеребчиков, вот ничуть. А ещё они по ролям разыгрывали операцию! Серьёзно! Шайнинг говорил, что случилось такое-то бедствие, а командиры отвечали, что предпримут в ответ. Добавь кубики, и выйдут чистые «Подземелья»; только если в игре испытание встречала всего лишь четвёрка героев, то здесь целые роты, которые должны любого противника попросту шапками закидать.

С диким чувством нереальности происходящего Динки наблюдала, как полная сотня волшебников, разделившись на десятки, обшаривает внешнюю стену Замка, а затем и внутренний двор. Каждый камешек, каждую кочку, каждый куст — при этом даже не заходя за стены. Если им что-то не нравилось, в подозрительное место залетала «Вспышка» или бомба с «Чихучим газом», а спустя минуты тщательной проверки — подрывной заряд. Стены покрывались дырами, показывая бьющие искрами узоры заклинаний внутри.

— Как-то это грубо… — прошептала Эпплблум.

— Зато риска — ноль.

Это Дёрпи ответила, а спустя время и вовсе принялась пояснять детали. Вон внешнюю стену, защищённую чем-то могущественным и странным, попросту отрезали от источника силы; вон направленным взрывом вскрыли донжон в стороне от главных ворот. Вон сломали крышу сразу в нескольких местах. Названные «сапёрами» волшебники будто из принципа не пользовались дверями и лестницами — новые проходы они пробивали сами, где захотят. А ещё была дюжина археологов снаружи, напросившихся на миссию, и их испуганные мордочки морщились от каждого взрыва, а по щекам текли дорожки слёз.

— Это жестоко…

— Лес рубят, щепки летят.

Да какое там рубят! Замок разбирали по камешкам! Мало им было дыр в стенах, настоящий кошмар начался, когда за подземелья принялись «Копатели». Так назывались стальные трубы, набитые жидкой взрывчаткой и с вращающимися дырчатыми головками — их прижимали к земле, накрепко закрепив магией, а потом сверкала искра и в небо бил гейзер дыма, смешанного с каменной крошкой. Скважины пробивали за секунды, а если открывалось что-то внизу, то единороги, даже не спускаясь, ощупывали тайные комнаты магией. Никто не заходил внутрь, никто не рисковал.

Они играли не по правилам! Они превращали игру непонятно во что!..

— Это…

— Это армия, детка!

В Замке были ловушки, но их попросту взрывали. Внизу шастали какие-то глиняные ящеры, но Твайлайт сказала: «Неживые», — и их тоже начали разносить на куски. Всё горело, всё грохотало, в небо поднималась смешанная с дымом гранитная пыль. Пустоты в скале находили «Сейсмическими волнами», тайные комнаты вскрывали с поверхности, а ценности вытаскивали левитацией. Вскоре к лагерю уже понесли первые ящики, набитые пока что не золотом, а свитками в футлярах и кучами запылённых обгоревших книг.

— Я не хочу на это смотреть, — прошептала Динки.

Шаг и ещё шаг, входное полотно палатки; свежий ветер и привкус каменной пыли, которая проникала повсюду, даже через волшебные щиты. Динки стояла, не зная что и думать. Ясное дело, что штурм замка армией, это совсем не то, что прогулка компании приключенцев; но не настолько же! То, что творили гвардейцы было бессмысленно! Жестоко! Беспощадно!

Хуже чем в книгах, где писали о злых единорогах прошлого, которых боялся весь мир.

— Это дикость какая-то…

— И всё же это оправдано… — послышался голос.

Дёрпи вышла следом за ней.

— …Понимаешь ли, Динки, у скал есть глаза, у камней есть уши. Нас ещё не почтили вниманием, но после битвы с Гланмиром полмира наблюдают за нами. Нам теперь не так-то просто будет играть в мирных милашек, но оно и к лучшему. После сегодняшнего «мягкого увещевания» любой правитель дважды подумает, прежде чем чинить нам препятствия. Да и крылатые жеребята будут в безопасности, гуляя по чужим городам.

Динки стояла, опустив взгляд, копыто перекатывало камень. Политика, везде эта политика! Она уже говорила, что ненавидит эту гадость?.. Так вот — она ненавидела. Не просто ненавидела. НЕНАВИДЕЛА! Эта грязь разрушала семьи: заставляя маму уходить, а отца требовать невозможного от жеребёнка. Эта грязь заставляла её знать то, к чему душа совсем не лежала: как командовать, как строить интриги, как бросать глупых жеребчиков в драку, чтобы они дружили с одними и ненавидели других.

Она не хотела этого. Она не для того сбегала из дому, чтобы снова лезть в ту же трясину. И она училась не только рисовать, но и танцевать, петь, придумывать истории — всем тем штукам, которые приносят не только тянучки и уважение товарищей, но и наполняют жизнь смыслом. В облаке магии висел холст с рисунком замка. Динки развернула его, вглядываясь в руины за осиновой рощей, снова опустила взгляд. Теперь там уже не на что было смотреть: замок стоял как прежде, но уже не живой, не красивый — а словно та медная ваза из музея: настолько избитая, изломанная, будто её пинала толпа злых скуталу.

— Можно же было как-то иначе?.. — Динки обернулась к старшей подруге.

— Да сотней способов! Но мы выбрали именно этот, — пегаска как будто смутилась. — Но кое-что ещё можно исправить.

— А?

— По-секрету, — Дёрпи приблизилась. — Я бывала здесь раньше. Не думаю, что идея с ящиками сработает, но я знаю тайный проход.

Стоп! И она молчала?!.. Взгляд вернулся к смеющимся глазам Дёрпи: таким непроницаемо весёлым, что аж жутко становилось. Пегаска подмигнула, забавно щурясь от пыльного ветерка.

— Я вот думаю, самой идти, а вас оставить снаружи, или хоть раз в жизни поступить по-умному, отправив легкозаменимую мелочь вперёд?

Копыто коснулось груди пегаски, носа, снова груди. Подруга так неловко улыбалась.

— Тык.

Касание лба лбом, странная щекотка: Дёрпи дыхнула ей в гриву, будто бы сдувая что-то невидимое; ухмыльнулась.

— Нет, хватит с меня авантюр. Готовь ребят, Динки! Приключение ждёт!..

С чего начинается Приключение? Именно! С надёжной команды. И Блум со Скут, снаряжённые по уши, топали следом, а быстрая как ветер Дёрпи указывала путь. Лагерь гвардии они покинули на удивление просто: Дёрпи взяла планёр, да и сказала Твайлайт, что возвращается с ними на флот. Вот только сделав большой круг они вернулись обратно; планёр остался под ёлкой в скальном разломе, а они теперь следовали вдоль ручья по его дну.

Чуть выше по склону угадывались руины поселения, а дальше них точки кружащих над Замком планёров и пыльное облако. Частые взрывы эхом звучали вокруг. Дёрпи вела их, нервно топорща крылья; уши торчали над головой.

— Ребята, давайте начистоту. — Дёрпи остановилась, обернувшись к ним. — У Гланмира был приёмыш, жеребчик из местных. Он сейчас прячется здесь, в убежище под замком. Боюсь, что он либо сам убьётся, либо твайки его ненароком зашибут. Если я полезу его выручать — будет непросто, вся защита Замка кинется на меня. Если твайки доберутся — аналогично. Но вы там будете в безопасности, потому что маленькие ещё. Защита Замка не реагирует на жеребят.

— Хмм…

Динки не удивилась. Когда старшая подруга нервничает, значит задумала гадость. Но одного у неё не отнять — Дёрпи была честна.

— Девчонки, — старшая пегаска опустила взгляд. — Вытащите, а? Дайте ему по носу, если не захочет. Свяжите, если будет упрямиться. Потом спрячем где-нибудь. Не полезно ему с твайками встречаться, убьётся ещё.

— Да без проблем, — ответила Эпплблум, облегчённо выдохнув.

Дёрпи, конечно, даёт — всю интригу испортила. Но раз могут зашибить, значит дело серьёзное. Да и вызов посильный. Что им единственный жеребчик? Сплюнуть и растереть. Но это грубо, так что обойдутся и дипломатией. Меньше всего на свете хотелось бить в нос и без того пострадавшего жеребёнка. Может, даже такого же грустного, как Скуталу.

— Итак, мы на месте, — Дёрпи остановилась, касаясь неприметной скалы. — Это прямой путь к убежищу. Держите глаза открытыми и ушки на макушке, берегитесь ловушек. Ну, капканов там, растяжек, что ещё средний жеребчик мог намутить.

— Да справимся мы, справимся!

Скуталу весело скалилась, а Эпплблум чуть нервно ухмылялась — зато щурилась так целеустремлённо, что аж захотелось её за ушко куснуть. Смущённая Блум — самая красивая Блум на свете! Но смущать будем позже, дело прежде всего.

— Эдро.

— Эм, что?

Дёрпи касалась скалы, и камень под её копытом… растекался? Это была не дверь, не тайные ворота, а выглядело так, будто что-то проникло в гранит и плавило его, безо всякого огня и града осколков создавая скважину, а после и широкий проход.

— Брр… а не раздавит?..

Эпплблум ждала, Скуталу настороженно хмурилась — и тогда Динки шагнула вперёд. Всем страхам назло! Она шагала и шагала, по мягко-пружинящему словно резина камню, пока не почувствовала остальных позади. Тогда ноги сами собой бросили в галоп. Не оглядываясь, вперёд и только вперёд! С тяжёлым дыханием, со свистом сквозь зубы, с рычанием — и с коротким взвизгом, когда нос вдруг ткнулся в холодный металл.

Проход закончился, они оказались в узкой и длинной комнате, дальнюю стену которой перекрывала древняя как мир рассохшаяся дверь. Вокруг стояли корзины… с репой? Ага, с репой. А ещё с луком-пореем, странно-ворсистой картошкой и корешками сельдерея. Сильно пах чеснок.

— Ну, по крайней мере наш жеребчик — не вампир.

— А?

Настороженная Скуталу такая настороженная. Так что Динки взяла её мордочку в копыта, да и объяснила, что если кто-то ест картошку с луком и чесноком, значит он, скорее всего, не ест жеребят. А ещё он живой, стало быть с носом — мягким и тёплым — по которому можно хорошенько ударить, если что-то пойдёт не так. Только не со всей дури: потому что иногда Скут так вмажет, что жеребчики прибегают плакаться — и запасы тянучек, следовательно, иссякают вдвое быстрей.

Смешки, посветлевшие мордочки, и лучи светокристальных фонариков, которые они нацепили на головы, чтобы было удобнее идти. Без фонариков страшно, пусть даже и есть очки ночного зрения, а у Блум со Скут их крутые мышепоньские глаза.

— И всё же давай договоримся, — начала Эпплблум. — Я иду вперёд, вы немного позади. Если там есть ловушки, я их замечу… Ну, или разминирую собой.

А вот фигу ей. Если вместе, значит всё вместе. Скуталу изготовилась со своим боласом напротив двери, Динки осторожно приоткрыла её магией. Скрипу-то, скрипу! Но что поделать, всё взяли — а маслёнку не догадались захватить. Они осмотрели коридор с помощью зеркальца, проверили «Вспышками», но дальше, чертыхнувшись, пошла уже Блум.

— Да, блин, я знаю что делаю! Это важно. Ступайте за мной шаг в шаг!

— Рассуждая логически, кому понадобилось бы ставить ловушки рядом с кухонной кладовой?..

— Гррр…

Эпплблум фыркнула, да и припала носом к полу. Шаг вперёд, и как будто принюхалась, ещё шаг, и принялась водить носом вдоль стены, чуть высунув язык. Они стояли посреди вырубленного в скале коридора: довольно широкого, так что двое легко могли разойтись; ближний конец туннеля был тупиком в нагромождении корзин с крупами и овощами, а дальний терялся за возвышающимся поворотом — он явно вёл в сторону Замка.

Даже под землёй слышались приглушённые отзвуки взрывов среди руин, которые становились всё громче — злые твайки направлялись сюда. Но время ещё было: Дёрпи обещала им три, а если повезёт, и все четыре часа.

Они продвигались, хотя и очень медленно, изучая каждую трещинку пола и стен. Вернее, Блум изучала, простукивая длинным шестом, Скут настороженно оглядывалась, а Динки, чувствуя себя не очень-то нужной, больше разглядывала не скучные стены, а друзей. Не злую пегаску, конечно же, а пушистогривую милашку Эпплблум.

Латунная шёрсткой и яркогривая, удивительно грациозная для земной и очень… Давай говорить честно! Сексуальная! Особенно когда шастает вдоль стены, отбросив неудобный плащ с сумками, а нос прижав к полу, так что мышцы бёдер красиво очерчиваются под шерстью, а от природы потрясающе густой хвост скользит по ногам. И Блум обмахивается им! Потому что прячет в нём щупы и отмычки, и одним лёгким движением меняет тот инструмент, что держит в зубах.

Это нормально, когда кобылке нравится другая кобылка?.. Да более чем! Особенно когда вокруг куча поклонников, а задолбали они так, что сил терпеть уже нет.

— Блуми…

— А?

— Не, ничего…

Маленькая земная как раз проверяла стену, простукивая лезвием ножа. Поначалу аккуратно, а потом и со всей силы: раз, другой, третий — пока что-то не откололось, падая вниз.

— Хм… глина? — Динки приблизилась.

Это был замаскированный под камень щиток. Глиняный, гулко звучащий, но, как оказалось, не тяжёлый — вместе со скут они легко его выломали и оттащили в проход.

— Блумик, иногда я поражаюсь твоим талантам. Как ты догадалась?

— Сама так делала.

— Хм?

— В смысле — тайники.

Открылась лестница ниже, а за ней очередной вырубленный в скале проход, на вид такой же широкий, как и ведущий к замку. Вновь они следовали шаг в шаг, а Блум обнюхивала каждый хуф пола. Она шла очень медленно, очень осторожно, прощупывая всё впереди длинной стальной лентой, а иногда прося магией потыкать особенно подозрительный выступ на стене. Шли минуты, складываясь в десятки, но коридор всё не кончался; а отзвуки взрывов, напротив, как будто приближались — появился тот запах каменной пыли, каким был наполнен лагерь наверху.

В поисках пролетел час, близился к середине второй. Они выломали несколько дверей и решёток, прошли уйму проходов и кучу развилок. Под руинами города был настоящий лабиринт. И залы с колоннами — похожие на старый водопровод, и особенно широкие туннели, напоминающие давно заброшенные выработки, — но больше совсем непонятные тупики, полные пустых и узких ниш в стенах. И ни единой надписи, ни единого рисунка — только серый камень и серая пыль.

Скука, скука, скука — смертельная скука! Словно мастер подземелий даже не старался, а из архитектурных направлений знал только утилитарный стиль.

Динки предлагала следовать правостороннему правилу, но Блум только зыркнула, и теперь вела их куда-то, толком не объясняя ничего.

— Мы же заблудимся так, — в очередной раз вырвался вздох.

— Не заблудимся.

— Но всё же…

Эпплблум обернулась.

— Ты когда-нибудь перебирала яблоки, Динки Ду?

— Ау? Нет.

Эпплблум вернулась к изучению стены, но вместе с тем продолжила говорить:

— Тебе повезло. Давай расскажу, каким выглядит мир, когда ты перебираешь яблоки. Поначалу это не так уж плохо, даже интересно; ты их просто считаешь. Хорошее направо, плохое налево, маленькое сюда, большое туда. Но они не кончаются. Тогда ты начинаешь считать ящики, так проще. После сотого ящика тебе видятся странные штуки, от усталости слипаются глаза. Сестрёнка говорит: «Иди спать», — и ты засыпаешь. А на следующий день тебя ждёт ещё сотня ящиков, потому что нужно перебрать весь урожай. Тогда ты понимаешь, что в этом мире что-то глубоко не так…

Маленькая земная остановилась, вновь простукивая стену. В этот раз за тонким слоем глины скрывалась окованная металлом дверь и замочная скважина. Хмыкнув, Эпплблум принялась возиться с ней.

— …Итак, после трёхсотого ящика ты осознаёшь, что это просто несправедливо. Но ты же одна из Эпплов, ты должна помогать семье. Тогда ты плачешь всю ночь, а наутро идёшь в библиотеку, за учебником механики. Ты читаешь, ты учишься, идут годы. Через твои копыта проходит тысяча ящиков, потом вторая. Ты больше не плачешь по ночам — для слёз нет времени, ты работаешь над своим первым проектом. И в конце концов, после третьей тысячи, ты делаешь механизм. Больше тебе не приходится перебирать яблоки, машина всё делает за тебя.

— Хм, ты изобрела перебиратель яблок?

— Ага. Хотелось получить патент, хотя бы на имя сестрёнки. Но ты знаешь, как это бывает — хорошие идеи приходят в разные головы, какая-то рогатая из Троттингема опередила меня.

Замок щёлкнул, но Эпплблум прислушивалась, не спеша открывать дверь. На проход дальше она внимания не обращала, и только отмахнулась от Скут, когда та предложила разведать сначала там.

— А как ты угадываешь, куда нам…

— По сквознякам, Динк, по пыли и сквознякам. Где жильё, там очаг, а значит и хорошая вентиляция. Теперь слушайте, девчонки, я думаю, наш зверёк нас уже заметил. Мы его почти загнали, теперь будем брать. Только сразу к Дёрпи не потащим, есть идея получше. Скут, ты шуганёшь его; мы допросим жеребчика и возьмём столько ценностей, сколько сможем утащить, хорошенько нагрузим Дёрпи. Пусть спрячет пленника и сокровища где-нибудь в пещере неподалёку, а мы тем временем сделаем ещё несколько заходов. Будем работать до тех пор, пока твайки не пожалуют. Даже если поймают — плевать. Пусть хоть стыдят меня перед сестрой, хоть взаперти держат, всё равно выкарабкаюсь — а капитал перекроет любую боль.

Скуталу присвистнула, проверяя нож и болас, и Динки, под взглядами подруг, тоже вытащила палочку-разрядник. Тык — и хоть волка с ног свалит. Но это, наверное, больно: меньше всего хотелось проверять на других.

— Давай сначала попробуем по-хорошему?

— Знаешь что, Динк? Хватит с меня яблок. Ненавижу. Терпеть их уже не могу.

Говорят, в мире есть волшебные штуки, называемые Элементами. Элемент Верности, Элемент Щедрости — а Элемента Жадности почему-то нет. Мир так несправедлив!

Очередная рассохшаяся дверь, зеркальце и фонарик, — осторожно открыть, осмотреть — и, неожиданно, обжитая комната! Потёртый, но очень пушистый на вид ковёр лежал перед умывальником и бронзовой печуркой; на верёвочке сушился плащ. А ещё Динки заметила статуэтку. Очень забавную. Это был маленький, с копытце, котик, но украшенный как печеньице и совсем не хищный на вид.

— Так, теперь тихо, — Эпплблум прошептала. — Чую, он где-то здесь. Окружаем и берём.

— Мяу?

Глиняный котик обернулся, разглядывая их.

— А?

Глаза котика загорелись.

— Что-то у меня плохое предчувствие…

— Динк, выруби его!

Сверкнуло. С визгом Блум отшатнулась, дверь захлопнулась под ударом Скут. И яркий, но не слепящий свет очерчивал проём. Это был… котик-фонарик?

— Так, Динк, напомни. Дёрп говорила нам, что её жеребчик волшебный?

— А какой ещё может быть жеребчик у дракона?!..

Дыхание вырвалось со свистом, всё тело трясло. И вдруг Динки ощутила, как что-то её тыкает — нечто упругое и плоское, прямо в бедро.

— Скут, даже если я тебе нравлюсь, моё сердце принадлежит другой…

Динки наткнулась на взгляд Скуталу, увидела мордочку Блум. Обе рядом, обе впереди. И обе в ужасе смотрели на что-то позади неё.

— Б-бежать?

— БЕЖИМ!!!

Динки рванулась, споткнулась, покатилась по полу. Закричала. И подруги в тот же миг метнулись обратно. С диким взглядом Скуталу пронеслась рядом, Эпплблум с ножом в зубах перескочила через неё.

— Хрррюю!..

— ПОЛУЧИ!!!

Резкий оборот, разрядник в зубах. Динки ощутила, как палочка утыкается во что-то твёрдое — и со всей силой единорога активировала её.

— ХРРЮююххх!..

Плясали лучи фонарей, с безумным блеском в глазах Блум размахивала ножом. А ещё была туша, огромная щетинистая туша, что слабо отбивалась под хваткой Скуталу. Острые кабаньи копытца дёргались, захваченные боласом, шею здоровенного хряка привязывало к передним ногам. В пятак ему уже прилетело — маленькие чёрные глазки испуганно зыркали на них.

— Дёрп, дери тебя семью ежами! Какого дьявола ты не предупредила, что наш жеребчик — здоровенная свинья?!

— Хрррюююиии…

— Местный?! Местный жеребчик?!.. Аха-ха-ха-ха!!!

Блум хохотала, выронив нож. Её трясло так, что зубы стучали. Ей было плохо, а значит плевать на собственные страхи: вскочить, обнять, ощупать — и со всей силы прижать к себе. Такая мокрая, потная от ушек до копыт— она всё же не была ранена, как на первый взгляд, так и на второй. Скут уже заканчивала связывать кабанище, а Блум всё тряслась.

— Мы справились. Всё хорошо…

— Нихрена не хорошо! Я… ударила его. Семь раз ударила! К-крови нет!

Взгляды вернулись к накрепко связанной и слабо хрюкавшей туше. Скуталу медленно отступала к ним. Шкура кабана и правда была прорезана — в одном, в другом, в третьем месте — а в четвёртом и вовсе до подпалины обожжена. Но крови не было. Мелкие глазки навыкате горели как пара углей.

— Он неживой… — Динки пролепетала. — немёртвый…

— Признавайся, где сокровища? Планёр ждёт! Мы спасём тебя!

Были на свете крутые пони. Крутые как Дёрпи, как Шайнинг, как Рэйнбоу Дэш. Но едва ли во всём мире нашлась бы пегаска, такая же храбрая, как Скуталу. Потому что они с Блум тряслись, а она вернулась, и теперь, вдавив в пятак копыто, заглядывала немёртвому в глаза.

— Это же з-зомби…

— Кто?

Динки подумала, да и решила не рассказывать. Блаженны несведущие, ибо не боятся ничего. Между тем Блум, прогнав яростно мяукавшего глиняного котика, вытаскивала из комнаты тележку с упряжью. Общими усилиями со Скут они принялись грузить кабанью тушу сначала на подмостки, а после и на колёса. Динки стояла в конце коридора, не в силах подойти.

— Хрррююю… хрррююю… — зомби слабо скулил.

Вдруг что-то щёлкнуло. Словно металл ударил о металл.

— Ау? — Динки обернулась.

Луч фонаря поймал фигуру. Невысокий пони. Земной. С перевязью и сумками. Сузившиеся зрачки блестели в огромных как блюдца глазах, белая грива лежала в беспорядке. А на груди у него было что-то, отблескивающее металлом. Гранёная трубка, что смотрела на неё.

«Щёлк, щёлк», — звякала металлическая штука, жеребчик со всей дури дёргал крючок.

— Эм, привет? — Динки шагнула ближе. — Это твой… кабанчик?

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

— Извини, что мы так. Мы просто…

— Рахэн аннуд'хот!!!

Белогривый бросился вперёд, над копытом блеснула сталь. Лезвие — большой нож. Он летел к ней, всё ближе и ближе, целясь прямо в глаза — и ударил, с треском дёргая гриву, ухо, шкуру головы. А второе копыто врезало по рогу. Ярчайшая вспышка отпечаталась в глазах, а следом за ней пришла боль. Ужасная боль.

Динки повалилась, скуля.

Жеребчик уставился ей в глаза, перевёл взгляд на свой нож…

— СДОХНИ!!!

С оглушающим криком Скуталу бросилась на врага. Сквозь муть в глазах Динки видела, как он оборачивается, выставив нож, как поднимает оружие. А потом его захлестнуло плащом, снесло, вбило в стену. Жеребчик закричал. Удар, хруст, и крик прервался. Снова удар, хлюпанье — брызги на лице.

— Стой!

Тень промелькнула над ними. Скуталу отбросило. И вдруг всё загремело, зазвенело вокруг: что-то мерцающее, жуткое выходила из стен. А посреди этого стояла серая тень, которая уже подхватила жеребчика и оцепеневшую Скут. Мгновение, и тень оказалась рядом — Динки тоже ощутила крепкую хватку, а под боком дрожащее тело Эпплблум.

Их подбросило, с дикой силой рвануло куда-то. Надавило будто каменной плитой, в глазах помутнело, жуткая боль шла от рога к голове. И Динки бы закричала, но голос отнялся — даже пошевелиться она не могла.

— Эдро!

Стены расступались, мягкой ватой забивая уши, ноздри и глаза. Что-то вспыхивало, обжигало, дёргало их — но серая тень сносила всё на своём пути. И они вырвались. Оказались посреди неба и солнечного света. А снизу тянулась темнота.

— ЭТО ВРАГ! СТОЙТЕ НАСМЕРТЬ! БЕЙТЕ ВСЕМ!!!

Пегаска закричала, и только теперь Динки узнала голос. Самый знакомый на свете. Дёрпи несла их к сияющему разноцветными щитами лагерю на плато.

Твайлайт работала. Шесть рот, восемнадцать отрядов, пятьдесят четыре боевые команды — семь сотен гвардейцев и ещё триста пони в лагере — она следила за ними, видя всех разом как россыпи разноцветных огней. В центре внимания был Замок — переплетение векторов, граней и провалов; а под ним сеть подземных проходов, где скользили группы ярких звёздочек, оставляя за собой метки подрывных зарядов и тонкие нити огнепроводных шнуров.

Она была лидером, но не военным специалистом, и поэтому без крайней необходимости не вмешивалась в работу штаба. Твайлайт видела, запоминала и воссоздавала, а офицеры смотрели на иллюзию и пытались по мере сил интерпретировать её.

— Сокровищницу мы взяли, — говорил Шайнинг. — Предлагаю на этом и остановиться. Обратите внимание на строение катакомб — чем глубже заходят команды «Поиска», тем сложнее им поддерживать огневую связь друг с другом. Ловушка очевидна. Если мы продолжим, враг может сосредоточить силы на единственный отряд.

Ему возразили, да и сама Твайлайт не готова была согласиться. «Начал — заканчивай», — этому её учили с детства. Нельзя показывать слабости. Особенно когда флот Занимает гавань в полусотне миль, а значит всего в часе неспешного полёта, или в двух минутах для любого, кто способен на «Дальний переход». К сожалению, ничейные гавани, подходящие для армады в сотню судов, это редкость исключительная: в обжитом мире рядом с такими строили города.

Здесь же крупных поселений не было, только руины Имрат Сула, а среди них единственный Замок, который хоть и оказывал сопротивление, но слабое — потому что Гланмир был одиночкой: без армии, без нации, без живых слуг. Замок охраняли сформованные в глину духи места, иногда называемые «немёртвыми». Знакомый по войне с Найтмер Мун противник, не отличающейся ни силой, ни умом, но тем не менее способный убить.

— Ладно, давайте подорвём всё, — Твайлайт решилась.

Между озером и подземельями была естественная дамба — скальная перегородка в неполную сотню хуфов. В самом начале операции её проверили сапёры, а после заминировали. Затопить, завалить проходы, а затем бить «Гидроударом» до тех пор, пока все катакомбы не обрушатся. Неделю, может и месяц — долго и муторно, зато надёжно. Чтобы ни одного следа защитных заклинаний не осталось внизу.

Нормально делай — нормально будет. Вот главное правило военного искусства. А если оступишься, тебя свергнет орда сдуревших от вседозволенности жеребят.

— Так, внимание на город, — насторожился Шайнинг.

Что-то сверкнуло. Линии ещё недобитых заклинаний разгорались внизу.

— «Поиск», отходим потихоньку. «Барьер», готовьтесь взрывать.

Вспышка снаружи, ощутимая дрожь земли.

— ЭТО ВРАГ! СТОЙТЕ НАСМЕРТЬ! БЕЙТЕ ВСЕМ!!!

Яркая точка вырвалась из руин города. Пегаска неслась к лагерю, а за ней тянулась серая волна.

— Хм, «ищущие» и «злобные». Удачно они попались, бездумно идут.

Волна вырвалась из под земли и теперь разворачивалась в небе. Фронт темноты направлялся к ним.

— Взрывайте дамбу, господа.

Шайнинг кивнул ей, после чего перенёсся прочь из палатки. Круги планёров в небе стремительно перестраивались: роты «Периметра» и «Штурма» готовились встретить врага.

— Численность?

— Секунду, — Твайлайт сосредоточилась. — Настоящих меньше сотни. Прикрываются обманками, «Смещением» и «Тьмой».

— Селекция?

— Не могу.

Она пыталась, но обманок было слишком много, а тонкие как туман «ищущие» дико маневрировали между ними. Впрочем, нед худа без добра: аэродинамика — безжалостная штука, и чем больше враг метался, тем медленнее двигалась орда. Времени хватало. Дистанция в три четверти мили — и подсветка: тонкие лучи от командиров огневых команд. Дистанция в полмили — и приказ: «Огонь!»

Первый залп — потоки «Звёздочек», росчерки молний, слепящие как Солнце лучи. Две роты с воздуха, две роты с земли, рота охраны лагеря — сосредоточенный удар трёх сотен бойцов. Промахи, ошибки, сгоревшие обманки — и неизбежные, хотя и случайные по сути попадания по врагам. Десятая часть алых меток погасла. Шесть секунд подготовки — и второй залп: предсказуемая точность, предсказуемый результат.

— Половину выбьем.

— Шестьдесят процентов, — уточнила Твайлайт.

— Бейте по флангам.

Тридцать секунд до столкновения, это пять залпов, достаточная для «полного уничтожения» сумма потерь. Но враг не останавливался, не бежал. «Ищущие» неслись к укрытому щитами лагерю, уже миновав и Замок, и набравшие высоту планёры крылатых рот. Теперь орду обстреливали со всех сторон, с оптимальных дистанций и с идеальных для захвата целей углов. Только благодаря куче обманок враг ещё держался: но и они сгорали сотнями, вместе с десятками настоящих теней.

— Не отстреливаются.

— Не могут, — объяснила Твайлайт.

Это были всего лишь «ищущие» — тупые как пробки предтечи «теней» Найтмер Мун. И если тени были чудовищно опасными, умными, умелыми противниками, то эти лишённые тел создания только подставлялись под удар.

— Слабоумие и отвага, — пробормотала кобыла из штабных.

Твайлайт только покачала головой, когда оставшиеся после пятого залпа «ищущие» достигли лагеря. Ожидаемо, они сосредоточили удар по единственному щиту — не было и неожиданностью, что проломили. Но там их уже ждал Шайнинг — он перенёс в центр сосредоточившейся орды шрапнельные бомбы и уничтожил её единственным ударом; только ошмётки посыпались на траву.

Нападение роты на батальон, открытая местность, закономерный итог.

— Всё же хорошо, что мы дальше не полезли, — сказал Шайнинг, вернувшись в штабную палатку. — Под землёй они были бы опаснее в стократ.

— А кто-то полез, — вмешался заместитель. — Тут из госпиталя докладывают. У нас двое раненых, лёгкий и тяжёлый.

— Но ведь… не должно быть, — Твайлайт вновь проверила иллюзию. Шесть рот, пятьдесят четыре боевые команды. Тысяча пони — испуганных, настороженных и удивлённых. Но не раненых. Она чувствовала всех.

— Это жеребята. Без пометок.

«Нет…»

Твайлайт поднялась, кивнула брату. Теперь наружу, быстрым шагом, чтобы никому не показывать слабости. Только выйдя из шатра она позволила себе скривить лицо. Бежать в госпиталь — запрещалось: медики знают свою работу. Оставаться — тоже: потому что нет ничего хуже, чем ударившийся в панику командир. И потому она просто дрожала, поддерживая себя левитацией, чтобы не упасть.

Они могли отступить, могли не идти сюда. Но всё же пришли — по её воле — и беззащитный пострадал.

Твайлайт видела себя как в зеркале. Статуя из золота и аметиста: пластины созданных заклинанием доспехов, лицо под «Маской идеала», непроницаемо-чёрные кристальные очки. Но кого это обманет?.. Под слоями защиты пряталась дрожащая и взмокшая от пота единорожка, которая едва держалась, хотя и сотню раз уже клялась себе: «Не сдамся. Не отступлю».

Теперь же двое раненых. Но ведь не погибших? Ей бы сказали, если бы кто-то погиб?..

— Дёрпи… — Твайлайт прошептала. — Это всё она.

Отсвет рога, поиск метки, мгновенный переход. Чёрная от гари пегаска сидела снаружи госпитальной палатки, прижимая к груди корзину арахиса. Орешки похрустывали, мелькал язык.

— Ты что натворила?..

— Поешь со мной.

Земляной орех. Поджаристый, солёный, пахнущий маслом и жаром печи. Подождав мгновение Твайлайт всё же взяла предложенную порцию, захрустела сама.

— Говоря кратко, я облажалась, — начала Дёрпи, поднявшись подле неё. — Говоря комплексно, мы все облажались, но таки решили задачу боя без серьёзных потерь. В госпитале два жеребёнка: Динки с лёгкой раной головы, второй с разбитой гортанью и тяжёлой черепно-мозговой травмой. Но он выкарабкается: земные, вообще, крепкие ребята…

Дёрпи рассказывала дальше. О мелком земном жеребчике, которого не раз видела в доме Гланмира; о своём знакомстве с драконом, который учил её кое-каким волшебным штукам в обмен на сведения из Эквестрии. И о ссоре, после которой ей путь в Замок был заказан. Наконец о том, почему Имрат Сул следовало уничтожить, раз уж Гланмир полез в драку и так неудачно погиб.

— Это проблема взаимодействия, — заключила Дёрпи. — Я не хочу делиться с вами всем что знаю. И не изменю решение. Вы не хотите прислушиваться к моим советам, хотя наши цели совпадают. Это кризис доверия, и у меня нет чётких мыслей, как его разрешить.

Твайлайт вздохнула. Она знала, что Дёрпи на многое способна, но не могла и представить себе, что рядом с ними живёт чудовище, готовое отправить жеребят на смертельно опасную миссию. А во главе другое чудовище — которое и убьёт, и ограбит, и разрушит — всё сделает ради безопасности своих. Пони так легко становились чудовищами: ради мечты, ради близких, просто из страха. И теперь она не знала, что думать: вновь, как и с тем жеребячьим восстанием, не находя в себе права судить.

— Ты обещаешь не делать так больше? — спросила Твайлайт.

Взгляды встретились, и Дёрпи покачала головой.

— Тогда…

— Не спеши терять союзника. Дай мне месяц, и ты убедишься, что мои мотивы благородны, а стратегия оправдана. Если это недостаточная причина, добавлю, что жеребчик, которого мы взяли, скорее убьёт себя, чем останется в плену. Меня он знает, а вас ненавидит. Он видел убийство Гланмира от начала до конца.

Твайлайт убрала доспехи, отбросила «Маску идеала» и дурацкие солнцезащитные очки. Теперь она смотрела в глаза Дёрпи, едва сдерживая гнев.

— Думаешь, можно так запросто манипулировать мной?!

— Да, именно так я и думаю. Когда речь идёт о жизнях, я говорю себе простую фразу: «Заткнись и считай». Иными словами, я лично убила бы жеребёнка, если это спасёт двоих. Что до тебя, ты ищешь любого решения, лишь бы не рисковать подопечными, при этом подставляя конечную цель.

Дёрпи говорила, прижав копыто ей к груди.

— …Мы следуем разным этическим парадигмам. Я вижу то, что не видишь ты; ты видишь то, что не вижу я; поэтому с сегодняшнего дня мы начинаем сотрудничать. Я буду делиться с тобой планами, а ты спрашивать моего совета. Каждый вечер мы будем наедине обсуждать работу Экспедиции и предстоящие задачи. Если мы не найдём согласия, то воспользуемся теоремой Байеса, и пусть теория вероятности рассудит нас.

Твайлайт вдохнула и выдохнула, всеми силами удерживаясь, чтобы не сорвать контакт глаз. Это было испытание воли. И взгляд Дёрпи — огненно-жёлтый, яростный, жестокий — давил словно исполинская плита.

— Что посоветуешь сейчас? — спросила Твайлайт.

— Не спешить. У скал есть глаза, у камней есть уши. Вскоре все значимые фигуры на континенте узнают, что им до нашей военной силы, как раком до Маэт-Кэра. Уродами мы себя уже показали, теперь будем играть милашками. Предлагаю выбрать Шайнинга, Рэйнбоу и «Вондерболтов», и отправить их в посольство отсюда и до Белой гавани. Что до нас, нам следует отдохнуть.

«Отдохнуть?..»

Дёрпи отвела взгляд, убрала копыто с груди. Теперь она стояла, чуть топорща крылья и поскрипывая о землю задней ногой.

— Так что, союз? — пегаска спросила тихо.

Твайлайт подняла копыто к лицу. Она всегда ненавидела драки, но здесь и сейчас хотелось врезать злой Дёрпи по носу. Со всей дури, аж до брызг крови и взвизга. Чтобы одумалась, чтобы очнулась. Но та не очнётся и не одумается, потому что считает себя мерилом всех вещей.

Как, впрочем, и она сама.

— Да, союз.

Страшилки в Ночь Кошмаров (Nightmare Night tales)

Заговор знаков отличия

Не вынесла душа поэта

Дружба - это чудо. Диктатор

Медовый час

Наследие пришельцев

День из жизни штаба команды супер-злодеев

Секретная служба Её высочества

Разбитые надежды

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Янтарь в темноте

Глава девятая «Замок на Утёсе»

Глава девятая «Замок на Утёсе»

Предупреждение