Янтарь в темноте
Глава седьмая «Рыцарь и дракон»
Рэйнбоу Дэш любила приключения. Честно и осознанно — любила. В двенадцать она уже побывала на северном полюсе, к четырнадцати закончила свой первый кругосветный полёт. Этот океан — большую лужу — она пересекала из края в край раз десять, потому что хотела и могла. Но кое-чего не хватало.
Немного радости в приключениях, где ты одинок. А спутников не завезли. «Сильнейшая пегаска поколения», — так её называли, и другие «сильнейшие» не хотели скучать в тени её славы, а чуть послабже попросту не тянули её темп. Смысл ведь не только в том, чтобы отметиться в каждой столице мира — достижение давали тому, кто делал это быстрее других. И она была быстрее — каждый раз хоть ненамного, но быстрее прошлогодней себя.
Она хотела, чтобы её признали. Она сознавала, почему её сторонятся, но не умела иначе. Командная работа — запрещалась; кроме исключительных случаев; её сила ослабляла других.
— Дэш, смотри, здесь два винта, чтобы закрепить обод. Затяни их до предела, а то вдруг улетит.
— Ага.
Дэш мотнула головой, потянулась. Она сидела у перил, на палубе Саншайна, помогая маленькой земной с её новым ветряком. Эпплблум — так звали земную, и она была классной кобылкой. Во-первых сумела подружиться со Скут, что не каждому даётся, а во-вторых — выдающееся достижение — не подсела на «Подземелья». Был у Блум единственный недостаток — она как огня боялась полётов. Но, дракон, у каждого свои недостатки! Никто не был совершенством во всём.
Она познакомила Блум с кое-какими хитростями аэродинамики, объяснила что такое вихри в потоке и поляра крыла. И младшая подруга прониклась, да так прониклась, что за неделю они закончили с расчётами, а за вторую уже собрали третий по счёту ветровой маховик. Каждый был чуть лучше предыдущего, и пусть всё ещё уступал по мощности «Конструкции Винди», зато, как считала Блум, в надёжности здорово превосходил.
Дэш помогала не потому что интересно — на самом деле она не любила циферки. Она знала ровно столько, сколько необходимо, чтобы хорошо летать. Но Блум заслуживала помощи, как и любая пони, которая ставила бы перед собой великие цели и выкладывалась на полную, чтобы их достичь. Это называлось — родственная душа.
Ей хотелось помогать другим. Это ведь достойно. Если не в небе, то хотя бы на море; если не в корабельной команде, то хотя бы так.
— Фььююх, как ты без одежды не замерзаешь? — Блум снова подула на копыта, забавно пыхая облачками пара, улетавшими в высоту.
— Шоколадки ем. Хочешь?
— Ага.
Скрип сумки, шорох, и она вытянула пару плиток с изюмом. Самые вкусные. Обе достались маленькой земной и её подруге-единорожке, тоже прибежавшей посмотреть на установку ветряка. А со Скут они разломили арахисовую, вязкую и горькую на вкус, зато очень, очень питательную. Пока глупые почтальонши таскали полные сумки маффинов, умные кругосветчики выбирали ореховый шоколад.
— Ну, всё готово? — Дэш подёргала лопасти. Они крепились крепко-накрепко, так что можно было не опасаться, что оторвётся и в кого-то улетит. Ещё был защитный обод, но неудобный, его цепляли уже после установки ветряка.
— Винт справа, винт слева…
— Да помню я!
Она вновь потянулась, распрямляя крылья, подхватила махину с лопастями. Был штиль: выдохшиеся за вчера пегасы ещё не проснулись — но как только они съедят свою утреннюю овсянку, начнётся лёгкий ветерок, а потом и крепкий, ближе к полудню. Вот тогда-то ветряк и выйдет на полную мощность, пойдут замеры, а к вечеру уже снимать. Ну, или раньше, если вездесущая Твайка изволит поднять голову — эта рогатая повсюду совала свой нос!
Впрочем, если днём что случится, прикрывать Эпплблум, это уже забота Дёрпи. А она с утра до ночи летала: то с погодной разведкой, то с маяками, а то и со срочной депешей к пингвинам мыса Фарвель. Смешные создания, кстати — вроде птицы, но толстые и очень мудрые: они строили ледяные замки, устраивали гонки, а ещё летали под водой. И говорили всё время о чём-то очень сложном, слегка заикаясь, так что получалось забавное «ко-ко-ко».
Насвистывая, Дэш поднялась к верхушке мачты. Крепления открыть, крепления закрыть — их они установили заранее — а теперь винты, скрипучие и тугие. Да и ветряк, надо признать, оказался слегка кривоват. Что поделать, хороший чертёж спотыкался о реализацию. Умелые рогатые только фыркали на их просьбу: «Сделай за шоколадку», — а с Динки и её жеребчиками результат был известно каким.
Гриву всколыхнуло.
— Хм, сразу три балла, что за дела? — она оглянулась.
Северное сияние поднималось над горизонтом. И ветер был тёплым, гораздо теплее, чем тот леденящий восточный бриз.
— Похоже на неприятности, — Рэйнбоу призадумалась, наскоро прикидывая, начнётся ли шторм.
Позади заскрипело.
— Дэш, ветряк!
— Спокуха, сейчас закреплю!
Копыта на винт. Повернуть, ещё раз повернуть. Что же, сволочь, тугой-то такой? Лопасти раскручивались — вибрация мерзкой дрожью отдавалась в ногах. А блокиратор они не приспособили. Не сообразили, блин.
— Дэш, бросай его! — заорала Эпплблум. — Вниз! Спускайся вниз!
Ага, а ветряк прямо в рубку, разрубая все снасти по пути. Вот веселье-то будет, вовек не отмоются. Лопасти уже мелькали со свистом, а ветер всё крепчал.
— Вниз! Падай вниз!!!
Рэйнбоу прижималась к мачте со всей силы, пытаясь помочь единственному затянутому креплению. За спиной вращалась смерть.
— Ты только не оторвись, только не оторвись… — шипела она, пытаясь закрепить второй винт. Копыта дрожали.
Огромная сила пыталась сорвать её, но пока что удавалось держаться и даже понемногу делать дело. Она была сильной пегаской — исключительно сильной — и вовсе не тупой. Она знала, что даже единственного крепления достаточно, чтобы удержать ветряк. Она, блин, сама рассчитывала его!..
И она ошиблась. Что-то хрустнуло позади.
Её рвануло, ударило, закрутило — бросило вниз. Взгляд поймал ветряк, свистящим колесом улетевший за борт, вихрь сорванных канатов, упавший парус, всплеск воды. А потом её шибануло тоже: прямо о воду, твёрдую как камень, до хруста челюсти и темноты в глазах. Но она не потеряла сознание. Бывало и хуже. Рэйнбоу расправила крылья, пытаясь сориентироваться, где в этой мути верх, а где низ. Холод обжигал.
Всплеск — сверху. Знакомая оранжевая мордочка — такая испуганная. Дэш улыбнулась ей, обнимая, и взмахнула крыльями. Пара мгновений, и они со Скут уже парили над поверхностью воды.
— Ну, случается. Лоханулась, — вздохнула Дэш.
— Ты… ты ранена!
Взгляд вниз. Стекающий к ногам ручей крови, рваная рана через пол-брюха и бока.
— Звездец…
Взмах крыльев, бросок к мостику. Проклятье — запертая дверь! Она попыталась отворить, но поскользнулась, едва не упала. Боли не было. Темнота поднималась в глазах.
— Не двигайся! — крик рядом.
Её окружили другие пони. Испуганная Динки, ошарашенная Блум, дежурный медик с гвардейцами, кто-то ещё. И, дракон, это было стыдно! Не для того она работала над своей репутацией, чтобы сначала пораниться по дури, а теперь ещё и метаться, пугая всех.
— Спасите, а? — она попросила, неловко улыбаясь.
И только тогда пришла боль.
Ей часто вспоминался тот день. Два года назад, почти ровно, последний день того особенного лета, когда она путешествовала не одна. Ей было пятнадцать, а Скут — почти одиннадцать. И Дэш забила на достижения, чтобы помочь подруге встать на крыло.
Обычно младшие учились у старших, но им со Скуталу было наплевать. Простые пегаски не летали через океан всего лишь парами, но в гробу они видали эти правила. Пусть кругосветку — рановато, но уж океан-то взять они могли. Две дюжины монеток, пара сумок с плащ-палатками, увесистая связка шоколадок на грудь, и они были готовы. От Клаудсдэйла до Балтимэра, от побережья к Грифоньим островам — четверо суток полёта, а дальше вперёд и только вперёд. Неделя над океаном, сон в надувной лодке и строгий расчёт воды. Дэш не сомневалась, Скуталу выдержит, как в её возрасте справлялась и она сама. Скут бы и с кругосветкой справилась, но в кругосветных путешествиях был один маленький изъян — дорогие они.
Они хотели взять океан сходу, но подзадержались. Буря кружила над островами, да такая, что даже грифоны попрятались по домам. Небо грохотало, горело от вспышек молний, и будь они со Скут чуть менее подготовленными летунами, ветер бросал бы их словно листву.
— Это твой шанс, Скут! — она заорала тогда. — Такое раз в жизни даётся! Не упустим его!
Любая пегаска училась полёту, но чтобы подчинить небо, нужно было сделать что-то выдающееся. И полёт через око бури, вот он, исключительный шанс. Герои это делали в одиночку, но кого волнуют предрассудки?.. Они всё делали вдвоём! Они свернули, не дав себе отдохнуть. Время уходило. Срок жизни бури недолог, особенно когда это одно из тех чудовищ, которые угрожают стране. Теперь это была уже гонка не с бурей, а самой Селестией. И да, они собирались её опередить!
— Слушай, Скут, это несложно. Это почти как забраться в логово дракона, дать ему по носу и сбежать. Мы пойдём ущельями, прикрываясь грядой. Буря чует движение, а зрение у неё не очень, так что мы её опередим. Мы спрячемся, а в нужную минуту возьмём свой приз! И не спрашивай, «что за награда», что-то клёвое случается всегда!
Это отец рассказывал, а у неё самой ещё не было опыта с бурей. Искала повсюду, полмира облетела, но что-то не везло. Пегасов-то много, а штормовых облаков мало. Ну так это и правильно: великие достижения на то и великие, что даются не всем! Впрочем, не до восторгов сейчас.
Они прошли каньонами, до побережья Грифинтонской косы, а шторм кружил уже над головами, слизывая кусты со скал десятками смерчей. Скут молчала, а её оранжевая шёрстка побледнела чуть ли не до белизны. Да и она сама, должно быть, выглядела не лучше. Но, дракон, слиться сейчас?!.. Да никогда! Единственный шанс в жизни Дэш не собиралась упускать.
Показалось око бури — странно-светлое пятно среди клубящихся туч. Время не ждало. Они нашли прямой участок ущелья, разогнались, набрав скорость рванули вверх. Пять мгновений бьющего в лицо ветра, и стало ясно, смерчи безнадёжно опаздывают. Десять мгновений, и они взвились над скалами — теперь и молнией не достать! Буря их как будто не замечала; а они, крыло к крылу, зависли уже в её сердце, среди до странного спокойных тёплых ветров.
И вдруг сверкнуло. Огненная вспышка отпечаталась в глазах, в лицо ударило жаром. Потом пришёл грохот, ужасный грохот. Из моря поднимался гейзер воды. Их закружило, ослепших и оглушённых понесло вниз. Дэш схватила подругу со всей силы, вслепую попыталась набрать высоту, но уже не успела. Их ударило, протащило о скалы. Скут оказалась внизу.
Наверное, в тот миг что-то внутри сломалось. Дэш расплакалась над телом подруги. Она пыталась сделать хоть что-то, хотя бы вернуть дыхание, но не получалось ничего. Скуталу только дрожала, мутнели глаза.
— Нэста.
Она услышала одно короткое слово.
— Что?
— Фарн.
Тело оцепенело. Она не смогла двинуться, не смогла встать. Мысли исчезли. Не было ничего, только пустая и вязкая темнота. Но потом прозвучало ещё что-то, и вдруг Дэш осознала, что снова видит и слышит, а рядом с ней мотает головой ошарашенная Скут.
Селестия что-то делала с её крыльями. Мелкие, как будто хрустальные осколки вились вокруг. А потом был разговор, где богиня объяснила, какие они дуры, и как эпично облажалась она сама. Прямо так и сказала. Им не повезло оказаться в неправильном месте, а она поспешила — и так случилось то, что случилось. «Дружественный огонь», — как она это назвала.
— Лягать, колется-то как, — Скут пробормотала.
— Будет хуже. Твоим крыльям здорово досталось, они приняли на себя весь удар. Что осталось, я собрала, а теперь попытаюсь вживить замену. Сложим копыта на удачу, чтобы отторжение не началось.
Они сложили копыта, все трое. Но этого оказалась недостаточно. Были недели в Кантерлотской и Клаудсдэйловской больницах, ещё несколько операций, разные доноры и разные доктора, но Скут ничего не помогало. В конце её крылья снова разобрали и собрали. Когда-то большие, почти как у неё самой, они превратились в крошечные отростки, но благодаря этому хоть немного начали служить.
«Отрастут», — поначалу надеялась Скуталу. Но спустя год перестала улыбаться, а потом и вовсе замкнулась, избегая всех, даже её. Да и она сама, что лгать, чувствовала себя неловко в обществе подруги. Вины не было — больше печаль.
Веки дрогнули, глаза открылись. Рэйнбоу Дэш попыталась встать.
— Стой! — оранжевые копытца прижали её к кровати. — Тебя только что зашили.
Тогда Дэш просто потянулась, насколько смогла. Грива рассыпалась на подушке. Она чувствовала себя странно. Внутри не болело, но тянуло так, будто её внутренности вытащили, кое-как сшили, а затем вложили обратно. После ранения Скут она ходила на курсы первой помощи. Она знала, где находится печень, и куда ударила лопасть маховика.
— Вот, значит, как поменялись роли, Скут? Будем теперь вместе унывать?
— Нет! Что ты! Ты поправишься. Врачи говорят: «Выпустим через пару недель». Тебе только шкуру порезало, ничего страшного.
Удача. Её всегда сопровождала удача. Другим вокруг не везло, а ей — везло исключительно, словно что-то вытягивало чужую удачу и вливало в неё. И это, чёрт побери, было несправедливо! Она всегда мечтала стать легендой: что до той бури, что и после — но не такой ценой. Только не такой ценой.
— Скут, делай что хочешь, но притащи сюда Блум. Прямо сейчас.
— Оуу… будет непросто.
— Бей их, рви зубами, но притащи. Сейчас!
Скуталу сверкнула глазами, бросилась к выходу. Дверь лазарета открылась, дверь закрылась, снаружи послышался испуганный писк. Эпплблум явилась заплаканной, а следом за ней в комнату заскочила та мелкая единорожка, сразу же запечатав дверь своим волшебством.
— Блум, слушай сюда, — Дэш приподнялась, отчаянно надеясь, что не выглядит слишком больной. — Слушай, дерьмо случается. Готова поспорить, какая-нибудь твайка уже вылила на тебя очередной ушат. А ты держись. Мы доберёмся до суши и продолжим. Я тебя уважаю, я на твоей стороне.
Блум шмыгнула носом и совсем расклеилась, а Дэш уже ловила взгляд младшей подруги. Когда-то они понимали друг друга с полуслова, с полумысли, и Рэйнбоу очень надеялась, что Скут тоже услышала её. «Поддержи», — вот всё, что хотелось сказать. Поддержать, это ведь несложно, и очень тяжело одновременно. Она бросила любимый Клаудсдэйл ради подруги! И уже через год едва не сливалась в марафоне. Уныние Скут было просто невыносимым, но где-то за этим унынием скрывалась та прежняя Скуталу, которая умела и улыбнуться до ямочек на щеках, и сама кого угодно поддержать.
— И всё же это моя вина… — прошептала Блум, тыкаясь носом о край постели.
— А то. Ты не представляешь, как я в те мгновения мечтала о рычажке для блокировки лопастей. Ты ведь его допилишь в следующий раз? Допилишь. Так в чём же проблема? Просто сожми зубы, не слушай тваек, и иди вперёд.
Эпплблум кивнула, и этого уже было немало. Кто там говорил, что лучшим лётчикам Эквестрии полагается знать физику и тренироваться от сна до сна? Чушь собачья. Этого недостаточно. Полёт под названием «жизнь», это что угодно, но точно не одиночество. Хватит с неё одиночества. Она будет помогать Блум только за то, что маленькая земная поддерживает Скуталу. Так, опираясь друг на друга, они достигнут куда большего, чем поодиночке.
Потому что это круто. Чертовски круто понимать, как устроена жизнь.
Твайлайт дрожала. Доспехи надёжно закрывали её тело, «Маска идеала» прятала испуганное лицо, но глаза-то всё выдавали. Она украдкой поглядывала в зеркало кают-компании, и видела там очень уставшую, красноглазую мордочку, которая хотела бы просто спрятаться под одеялом и не думать ни о чём.
— Ветер крепкий, семь баллов, в прогнозе падает до шести, — говорила Мисти Флай, глава погодной службы. Она была снаружи, речь то и дело перебивало шумом помех.
Разведка прошла спокойно, но природа западного циклона так и не стала понятнее: одно было ясно, источник силы — взбешённые чьим-то нападением облака.
— Очевидно, это противник. Отрезает пути, — высказалась Глоу. Она, вместе с полудюжиной офицеров стояла рядом, а остальные говорили из россыпи амулетов на столе.
Их загоняли. Сначала как будто пытаясь остановить, что Глоу определила ещё неделю назад, а теперь гнали в ловушку. Воды вокруг потемнели. Твайлайт слышала о «Тёмной воде», и даже специально собирала сведения, когда готовила Экспедицию. Но так далеко на севере, в такой концентрации?.. Это не могло быть случайностью. Тёмную воду запрещалось пить — она кислотная — и суда водить через неё тоже запрещалось. Сталь, керамика покрытий, даже волшебные щиты — всё распадалось, всё ржавело до дыр.
Когда-то Тёмную воду называли «Морем распада». Когда-то, в эпоху злых богов, «Море распада» скиталось по суше, нападая на города и огромные сухопутные корабли. И теперь единственная мысль занимала все чувства, заставляя дрожать. Неужели они ошиблись? Тёмная богиня не прикончила их в Кантерлоте только затем, чтобы убить сегодня: всех разом, медленно и мучительно, не оставив ни шанса спастись?..
— Это Найтмер Мун? — Твайлайт спросила тихо.
— Нет, не она. Во-первых не в её характере, во-вторых бессмысленно, а в третьих неэффективно…
Брат говорил громко, обращаясь и к ней, и ко всем остальным:
— …Суда продержатся от двух недель до месяца. Путь свободен. Сила наших пегасов больше, чем у противостоящих ветров. Мы в любом случае успеваем дойти до побережья. Думаю, враг слабее нас, поэтому вместо того, чтобы явиться лично, пытается взять на испуг.
— Или мучает, чтобы ослабли к началу боя, — Глоу возразила, хмурясь до морщинок в уголках глаз.
Они с Шайнингом и остальными офицерами принялись обсуждать детали: какие суда и куда поставить, какие прикрыть, а на каких оставить только команды пегасов. Сотня парусников, это конвой длиной в десятки миль, и часы требовались, чтобы перестроиться в буре-защитный ордер; а как воевать на море, никто даже смутно не представлял.
Во время войны Твайлайт пыталась читать учебники тактики, стратегии, военной логистики, но душа к этому не лежала, каждый раз одолевали мысли о плохом. Единственное, что она усвоила чётко — война ничем не отличается от любого другого бедствия. Была стихия, называемая врагом, а против неё прочность составляющих государство систем. Так получилось, что для себя она выбрала другое призвание — создавать системы, а вернее перестраивать под Экспедицию те формы организации, которые были созданы куда более опытными пони, но под условия большой страны.
Она сформировала конвой Экспедиции: где все суда чётко знали своё место, а дежурные шхуны всегда готовы были помочь попавшему в беду. Она сделала медицинскую службу: со спасательными планёрами и бригадой хирургов, готовой день и ночь. Она с братом начала реформу стражи и ополчения: чтобы все способные сражаться научились слушаться команд, а неспособные вовремя прятаться. Наконец, что-то начало получаться с пегасами, чьи отряды теперь делились и по способностям, и по специализации, а не просто по названию и тотемному зверьку. Всё это было сделано ради единственной цели — чтобы никто не погиб.
Да, бывали болезни, бывали смерти от старости. Твайлайт знала, что неизбежно встретится с этим. Но любая смерть была ошибкой, которую можно отсрочить, а то и вовсе избежать. Каждый раз, когда она думала об этом, вспоминался Кантерлот. День, когда она не заметила подступающей беды, и все едва не погибли; а она бессильно наблюдала, как подруга умирает под копытами врага. Бессилие — вот что было второй причиной, почему она не спала по ночам. Никто не должен был этого испытать.
Инструкции, ясные и краткие, готовые на худшие случаи жизни, это спасала от бессилия. «Пони за бортом?» — дать сигнал, продолжать движение, выбросить спасательные круги, дежурный планёр прибудет ровно через три минуты. «Поломка на судне?» — дать сигнал, выйти из строя, держать курс, ждать полчаса до прибытия дежурной шхуны и команды мастеров. «Ранение в полёте?» — дать сигнал, развернуть спасательный плот, ждать команды Вондерболтов, которые могут достичь любого патруля погодников меньше чем за час.
Система работала, система спасала жизни, не создавая при этом заторов и задержек среди судов. Но что делать, если сигналов станет слишком много? Если сразу сотни пони окажутся посреди ледяного океана? Если не один, не два, а десять парусников пойдут ко дну?
Она знала, что тогда случится. Она что угодно бы сделала, чтобы этого избежать.
— Твайлайт? — брат обратился.
— Слушаю.
— Мы с Фларри решили поднять паруса. Раз уж есть ветер, воспользуемся им. Пернатым нужен отдых, а чутьё подсказывает, что вскоре нам понадобится помощь каждого пегаса.
«…И каждого волшебника», — она закончила невысказанную мысль. Она и Глоу, Шайнинг и команда Гринблэйда, старый генерал Блэкстоун и неполная сотня других единорогов, способных убивать. Что-то глубоко не так было в устройстве мира, если самые толковые пони одновременно являлись и опаснейшими убийцами. С другой стороны, может это и правильно. Если не им, то кому?..
Шайнинг был убеждён, что если враг явится — его уничтожат. Нельзя быть злым, храбрым и одновременно могущественным в мире тысячелетнего Солнца. Такие не выживали. Последнего бегемота Селестия прикончила столетия назад, драконы давно смирились, а если среди правителей других наций и остались скрытые ненавистники Эквестрии, то у таких в подчинении вовсе не было волшебных сил.
Глоу, напротив, не хотела ждать нападения. Она называла свою тактику «Упреждающий удар». Высотные планёры с мастерами «Поиска», боевые команды в готовности на кораблях, обнаружение, подавление магии и сразу же атака. С высоты и всей силой, что у них только есть. Был у этого плана единственный недостаток — флот оставался без защиты. Если враг покажет себя, а затем атакует — то всё: сотни, тысячи умрут.
Твайлайт сидела, сжав голову в копытах. Все ждали её решения. Она хотела бы выбрать что-то среднее, но вдруг не хватит сил? Как на атаку, так и на защиту. Она хотела бы сбежать, но тогда придётся решать Шайнингу, а он долго ей объяснял, почему военный не должен быть лидером мирной миссии. Почему-то все считали, что решать должна именно она.
А она дрожала, перед внутренним взором мелькали сотни и тысячи лиц.
— Так что, Твай? — Глоу коснулась плеча.
— Ты права.
— Хм…
— Мы найдём это чудовище и уничтожим. Мы не допустим, чтобы кто-то тронул флот. Он напал первым. Разрешаю использовать всё.
Когда-то она не понимала, почему Селестия так жёстко отвечает на любые угрозы. А теперь всё стало очевидно: это её пони — они не умрут.
Что-то затевалось. Рэйнбоу Дэш каждой частицей своей пегасьей сути чуяла это! А её не выпускали. Вот тебе овсянка на завтрак, вот тебе пшёнка на обед, вот тебе манка на ужин. Сладкое можно? Нет, нельзя: сиди, скучай. Ну так она и не против была бы поскучать: поработать с картами, почитать что-нибудь о Востоке, или хотя бы ту дёрпину беллетристику, но, дракон, что-то здесь было не так!
Шестнадцатый день пути, семнадцатый. Третьи сутки в лазарете, страшный мандраж. Она отправила наконец-то очухавшуюся Эпплблум на разведку, и сведения как-то не утешали. Вондерболты дружно снялись, а рогатые бегали с банками светящейся краски и что-то вырисовывали на бортах кораблей. «Концентраторы», — отвечала Динки, сама удивлённая: с чего это защитные заклинания вдруг сменились на кучу боевых.
Восемнадцатый день пути, девятнадцатый. Рана уже прошла, даже не чесалась, а её держали взаперти. И тогда Дэш сказала себе: «Хватит». Она начала действовать. Скут и Блум, Динки и её фанаты — все разбежались по кораблю, передавая весточки кому надо. И слоупоки зашевелились. Вскоре под подушкой уже лежал амулет связи, настроенный на канал гвардии, а она с друзьями знала всё.
— Ошалеть, они дракона убивать будут, — шептала Динки. — Дракона! А я здесь сижу…
Смешно. Мелкая рогатая мечтала о подвигах. Хотя нет, на самом деле Дэш было вовсе не смешно. Стоило начаться проблемам, как все твайки дружно сдурели от страха. Убить дракона? Ладненько. Может и получится. А они не подумали, что у него могут быть маленькие дракончики? Что у него есть мама и отец, братья и сёстры? Очень большая и, блин, несомненно злопамятная семья.
А если и нет, всё равно, как-то это не по нашему.
— Блум, ты принесла ключи?
— Ага.
Такая умница. Вообще, двери не запирали, но ей нужен был ключ от склада, где гвардейские пегасы хранили своё добро. Без амулетов с пометками теперь никого не отпускали: рогатые дежурили на палубах день и ночь. Был единственный вопрос, что она собирается делать?.. Очевидно — набить чешуйчатому морду. О да, у неё был опыт! Здоровые, конечно, хари, но не железные, а ещё у них было очень чувствительное место, прямо на носу.
Если проблемы не решались словом, они решались копытами. Ну а если уж и копытами не решались, хрен с ним, можно и убить. »Эскалация», — так это называлось по-умному. И твайки, видимо, были не очень умными, раз решили играть по собственным правилам, не зная сути игры.
Амулет связи зашуршал, послышались позывные.
— Динк, будь другом, отвлеки врачей. Встречаемся на складе. Скут, Блум, вы со мной.
Три кивка, восторженные улыбки. И она улыбнулась тоже, ничуть не лукавя. Если уж её везуха вытягивала удачу у других, то у маленьких тваек начинались большие проблемы. Любят по-хитрому? Будет им по-хитрому. Тихой сапой она скользнула к выходу: друзья проверяли путь впереди.
Запах трав, недавнего ужина, конец коридора. Весёлая болтовня Динки, мгновение ожидания и шаг вперёд. Суть манёвра в том, чтобы идти тихо, но так, будто право имеешь — тогда никто не заметит ни бледную морду, ни наскоро прикрытые плащом бинты. А вот и выход на палубу, скрип тяжёлой двери. Она поёжилась. Как, вообще, можно было вылечиться на дурацкой пшёнке? Жалкие четыре дня, а она бы уже душу отдала за котелок хорошего такого, аж до дыма из ушей перчённого рагу.
Она отворила дверь, и все мысли забылись. Горизонт горел. Северное сияние спускалось к океану, а впереди, тёмной завесой на полнеба, поднималась стена буревых туч.
— Даа… что-то намечается.
— Тихо! — шепнула Блум.
Умница же. Мгновение, и маленькая земная протянула ключи, второе, и уже отвлекала стражника, а Скут побежала разведывать путь впереди. Кто там из рогатых хвастался, что умеет ладить с жеребятами? Неа, ни хренатушки он не умеет. Видел бы он их в деле, сразу бы зауважал!
Она взмахнула крыльями, вдоль борта перенеслась к пристройке на носу корабля. Живот обожгла резкая боль. Ну да и чёрт с ней — можно потерпеть: как в тот раз, когда она тащилась сотню миль до конца гонки, промокшая, голодная и на одном крыле. Только в воду сейчас лучше не падать. В воду, вообще, лучше никогда не падать, но сейчас особенно: волны какие-то чёрные, блестящие, будто масла налили, а ещё они против ветра идут.
— Всё чисто, — вернулась Скут. А вскоре и Блум с Динки. Три мордочки в ожидании смотрели на неё.
Как бы их не обидеть…
— Так, слушайте. Блум, ты следишь за рубкой. Динк, слушай эфир. Скут, ты на связи.
Кивки, улыбка в ответ, и она занялась делом. Хорошо смазанная дверь, прохладная комната, а за тамбуром пристройка погрузочной шахты. Здесь-то гвардейцы и устроились: потому что и снаряжаться удобно, и не холодно, и если что можно мигом открыть потолок.
Амулет пометки, ещё один для связи, наконец-то тёплый комбинезон. Чуть подумав, она полезла в доспехи. Потому что копыто в нос, это весомо. А стальное копыто — весомее вдвойне. Скут здорово помогала: пластины в креплениях щёлкали одна за другой.
— Дурацки выглядишь, — подруга едва заметно улыбнулась.
— Пофигу. Сиди здесь и будь на связи. Если что понадобится, тебе меня снарягой снабжать.
Не понадобится — она знала: но враньё со Скут получалось уже само по себе. Чтобы не обидеть, чтобы не задеть. Поганая привычка, которая только больше портила всё. Но ладно, не до того сейчас. Шлем, поножи, перевязь. Подпрыгнуть, проверить, и на выход, где уже свистел громовой ветер, а рогатые в доспехах опасливо поглядывали на океан.
Буря приближалась.
— Господа, внимание. Врага мы засекли. Азимут сорок, на двести под водой, перед фронтом бури. Сейчас он в шести милях от нас, быстро приближается…
Дэш слушала, как Шайнинг раздаёт приказы гвардейцам. Много их собралось на палубе Саншайна, почти полная сотня: вон и Твайка со своей Недотёпой, вон и их собственные головорезы, которыми командовал в общем-то неплохой парень, Гринблэйд. Короче, вся элита Экспедиции. А что до неё — она вперёд не лезла; не дурная же; это в небе да в суматохе легко затеряться, а пока что она ждала, чтобы вместе со всеми взлететь. Живот мерзко тянуло.
— …Походный строй — коробочка. Предбоевой — охват. Начинаем с линии «Черри». Повторим задачи. Красное звено — подавляет. Синее — пролом защиты. Серое — главный удар. Зелёные, белые, чёрные — дублируют вторым эшелоном. Жёлтые — спасатели и резерв.
Сложно у них всё было. То ли дело у погодников: налетели, покружили чутка, а там тучи уже и развеиваются. Впрочем, и погодные команды уже готовились, и простые гвардейцы — рогатые то ли не знали, как всё обернётся, то ли хотели прикрыться толпой.
— Помните, — вмешалась Твайлайт. — Все иллюзии будут с белым шлейфом. Они начнут ложную атаку за минуту до вас.
Значит, всё же не толпой. Пони вокруг и правда были какие-то странные: неподвижные, с белыми ободками на шее. И, кажется, это был её шанс. Осторожно Дэш стала продвигаться от строя гвардейцев к поддельным пегасам на носу корабля.
— …Сейчас обманки выходят на курс, а мы начинаем через три минуты. Проверьте ещё раз снаряжение. У каждого должна быть пометка, связь, спасательный жилет.
Рэйнбоу пристроилась в конце строя иллюзий. Первый ряд разбежался, взлетел, затем второй, третий, а в четвёртом была уже она сама. В боку закололо, на мгновение помутнело в глазах. Что тут сказать — хреново лечили. Но пофигу, она была уже в воздухе, жгуче-холодный ветер бил в лицо. На ней были лётные очки, шлем, тёплая маска, а всё равно дубак стоял такой, что она удивлялась, как море ещё не покрылось льдом.
Чернота впереди, чернота внизу, блеск льдин справа и слева, и небо в бирюзовых разводах, таких ярких, что слезились глаза. Она следовала за строем поддельных пегасов, а рядом был другой такой же отряд, ниже третий, выше четвёртый — обманки взлетели разом со всех кораблей.
— Минутная готовность, — послышалось из амулета связи.
Что-то поднималось из океана. Вода вспучилась, тёмной колонной потянулась вверх. А затем она увидела дракона. И пусть издали он не казался особенно великим — копытцем легко накроешь — она, блин, умела соизмерять угловые размеры. И как только прикинула, расширились глаза.
— Ошалеть… Да так же нечестно!..
Колоссальная харя была больше фрегата, шея тянулась в небеса, а чешуи топорщились так, будто драконище очень и очень недоволен. Глаза горели, словно две копии Балтимэрского маяка. А потом дракон ухмыльнулся, и показались клыки, такие огромные, что можно было бы наколоть в ряд по дюжине китов.
В этот миг Дэш осознала — копытами тут не обойтись.
— Начинаем, — голос Шайнинга был спокоен, будто приглашал друзей на званный обед.
Рэйнбоу Дэш встряхнулась. Раз уж твайки держатся, чем она хуже? Тем более — попытка, не пытка. То, что не сработало на Злюке из Диколесья, могло сработать на слишком много о себе возомнившем драконе. Только аккуратнее надо — чтобы ненароком не зашибить.
Она быстро прикинула. До цели — две мили. Облака — полторы. Угол атаки — сорок пять. Понеслась. Она ускорилась, оставляя позади неровный строй обманок. Она знала свой предел — тридцать крылосил, или три десятка обычных пегасок, скрытых в весьма-таки аэродинамическом теле. И пусть тридцать, это чертовски много, каждая мелочь в полёте значила всё. Она вытянула копыта, сложив их перед головой, накрепко сжала задние ноги. В лицо било, ветер оглушающе свистел.
Десять мгновений — предельная скорость. Ещё десять — первая миля позади. Следующая сложилась в пятнадцать, а третья и четвёртая в двадцать пять. Зная, что миновала дракона, она начала вираж. Циферки мелькали перед внутренним взором. Как успеть быстрее рогатых? Как случайно не зашибить? Как, проклятье, нацелиться в эту иголку посреди океана, когда она сама будет над слоем облаков?!..
— Дэш! Что ты творишь?! — голос Твайлайт. Прямо над ухом.
— Спасаю! Заткнись и защищай своих!
Вездесущая Твайлайт окончательно убедила — она сделает это. Всем твайкам на зло! Дэш разогналась до предела, спиралью, а затем и вертикально уходя в облака. У обычных пегасок с высотой силы падали, а у неё прибывали. Скорость всё росла и росла.
Миля за десять секунд, миля за восемь, миля за семь. Она чувствовала себя странно. Всё тело кололо, дыхание сбивалось, но зато начисто исчезла боль. Слой бури остался далеко позади, показались звёзды, и наконец-то, уже задыхаясь, она вырвалась в слой стратосферных облаков. Рэйнбоу огляделась. Чёрная муть перекрывала небо. С такой высоты она не видела, да и ни за что не смогла бы увидеть огни кораблей. Но плевать на изъяны плана: с капелькой «крути» решалось всё!
«Хочу видеть», — она решила, и накрепко зажмурилась. Мгновение ничего не было, а на второе внизу показались линии, туманности, оттенки. Маленькая, чернокрылая аликорница смотрела на неё, на пол-мордочки расширив восторженные глаза.
— Не до тебя! — Дэш выкрикнула, мысленно отбрасывая фантом.
Взгляд потянулся ниже, легко проникая за слой облаков. Вот и драконище — колосс в океане, к которому приближался рой злых огоньков. Им оставалось две мили, жалкие семьдесят секунд.
— ЭЙ, ХАРЯ! СМОТРИ СЮДА!
Она представила, как хватает небо копытами, как тянет его, — и понеслась вниз. Крылья сложились, теперь от них уже ничего не зависело: это не она летела, это сам воздух двигался, с каждым мгновением уплотняясь всё больше и больше, до хрустальных граней и радужной синевы. Она ощущала себя уже не пегаской, а огромной кометой, зашедшей на цель. Голова дракона оборачивалась — медленно-медленно — и с каждой оставшейся позади милей всё больше росла.
Раз. Два. Три…
— ЭЙ, ХАРЯ! БЕГИ ПОКА ЦЕЛ!
Дракон ухмылялся, смотря на неё. Ну так, ёпт, она могла и по-плохому.
Семь. Восемь. Девять…
— ЭТО МЕГА. СОНИК. РЭЙНБУМ!!!
Глаза прищурились, огромный носяра закрыл весь обзор. В тот же миг комета встретилась с океаном. Дэш услышала этот гром, переходящий в рёв, а сама неслась всё дальше и дальше. Сквозь муть, сквозь черноту и сквозь грохот, когда внизу что-то раскололось. И всё исчезло в тот же миг.
Рэйнбоу Дэш нашла себя среди чего-то влажного, давящего и очень холодного. Глаза болели. Перед носом дрожал испуганный краб. «Выплыть», — мелькнула единственная мысль. Крылья поднялись, опустились, она рванулась вверх, но что-то держало: словно сама вода превратилась в ловчую сеть.
И вдруг вода отступила. С хрипом она свалилась на дно.
Это была сфера. Шар воздуха на дне океана. И Дэш понятия не имела, как выбраться отсюда. Испуганный краб убежал, водоросли пружинили под копытами, а в свете фонарика она видела, как что-то движется снаружи. Что-то огромное, но вовсе не такое исполинское, как харя посреди океана. Харя дракона, которого она пришибла, не рассчитав сил…
— Ох ёпт, да я же не хотела… — она выдохнула, приложив копыто ко лбу.
И вдруг стало ясно: хотела, не хотела, но таки не зашибла. Та самая харя показалась снаружи. Дракон смотрел, скалясь на неё. И клыки были не такие уж огромные: так, с полдюжины пегасок наколоть.
— Опаньки. Ты меня съешь?
— Мит, нэсто аннуд'рох, — дракон оскалился ещё больше.
— Только не говори, что не умеешь по-нашему! Все умеют по-нашему! Даже обезьяны, тупые как бревно!
— Фарн!
Что-то шибануло в голову, язык отнялся. Но странное чувство тут же прошло.
— Что сказать-то хотел? — она оскалилась тоже.
Дракон забавно поднял бровь, и она тоже подняла. Он ухмыльнулся — и она ухмыльнулась. И тогда когти поскребли о блестящий серебром лоб. Уел, мерзавец. Так она не умела — когтей не завезли.
Дракон заговорил, и гудящий, трубный голос зазвучал отовсюду вокруг:
— Я отпущу тебя. Передай остальным: пусть берут планёры и убираются к чёртовой матери. Флот вторжения останется здесь.
— Флот вторжения? Да ты охренел!
Дракон оскалился снова. Ну так и она оскалилась, но вскоре уже сама зачесала лоб.
— Так, слушай, — Дэш заговорила, подходя ближе к водной стене. — Тут какая-то дикая ошибка. Мы не такие сволочи. В смысле, всякое бывает, но «вторжение»? Так мы не козлим.
— Сколько раз повторять, — дракон разъярился. — Это мой океан! Моё владение. А на Востоке вас не любят. Видеть вас не хотят.
— Чушь собачья! Я трижды в кругосветку летала. У меня в Маэт-Кэре куча друзей!
— Ловить вас, сволочей, не переловить…
Дракон как-то осунулся, погрустнел.
— Меня Дэш зовут. Рэйнбоу Дэш. А как тебя?
Волна прошла по водным стенам сферы. И в тот же миг всё вокруг изменилось: исчезли водоросли, растаяло дно. Секунду она чувствовала себя словно в полёте, а затем над ними зависла огромная тень корабля. Сфера двинулась наверх.
— Стой! — она схватилась за сумку на груди. — Вот, шоколадка, возьми!
Все шесть плиток, она схватила их зубами, уткнулась мордой в водную стену. Мало, конечно, но, блин, кто же знал.
— Возьми, а? — она попросила.
Дракон как-то задумчиво склонил голову, а потом всё же подхватил магией свой шоколад. Он щёлкнул когтями, и перед носом зависло что-то поджаристое, пахнущее семечками. Вафельная трубочка? Нет, показалось. Это был жареный в масле кренделёк. Она отломила кусочек, прожевала, проглотила. И улыбнулась. Вполне искренне, ибо почему бы не улыбнуться, когда делятся вкуснотой.
— Давай я позову остальных? Они там все перепуганы до усрачки, но, вообще, неплохие ребята. А Твайли даже хорошая. Вот, шоколадки например, раздаёт всем за просто так.
Дракон призадумался, будто прислушиваясь к чему-то.
— Давай, а? Подраться всегда успеем. Но как-то хреново это, сразу с драки начинать.
— Хорошо. Притащишь сюда свою Твайли, будем говорить. Жду час.
Час? Оу, такая-то уйма времени! И ни секунды она не собиралась тратить зря. Взмах крыльев, и вода ударила холодом. Ещё взмах, и удивлённый дракон остался позади. Она взлетела над океаном, и сразу же узнала, что за корабль был сверху. Старый добрый «Саншайн»!
— Скут, слышишь меня?
— Дэш!!!
— Я в норме! Твайки вернулись?!
Оказалось — вернулись. И прямо сейчас, в рубке, держат совет.
— Посторонитесь! С дороги! — она бросилась к окутанному сиянием кораблю. Кружащие вокруг пегаски разлетались, стражников столкнуло потоком ветра, а потом вдруг чёрная-пречёрная пони метнулась наперерез.
— Дэш! Ошалеть! Как ты сделала это?! Как?!..
— Не до тебя!
Но дурная пони не послушалась. Удар лбами, звёздочки в глазах, и они закружили над водой.
— Звуковой барьер, понимаешь?! Звуковой! В вертикальном полёте! Ты взяла его без внешних средств! Как?!
— Не. До. Тебя!
Рэйнбоу оскалилась, столкнувшись нос к носу с дурной мышепони. А та улыбалась до ямочек на щеках. Фанаты! Чёрт, как же она ненавидела фанатов. Любила, не без этого. Но и ненавидела вместе с тем!
— Слушай… — зашептала мышепони.
— Нет, ты, слушай! Автограф хочешь?
— А?.. Ага! — мышепони часто-часто закивала головой.
— Держи!
Промокшая сумка, конверт, стопка фотографий, которые она на всякий случай всегда таскала с собой. И вот, вроде подходящая. «Рэйнбоу. Рэйн-Боу Дэш — лучший лётчик Эквестрии». Она протянула фотографию дурной мышепони, почти умоляюще заглядывая в глаза.
— Отвяжись, а?
— Кудах!
— Нет! Я должна знать!
Что-то кольнуло за ухом. Мысли исчезли, всё почернело вокруг.
Твайлайт кружила по рубке. Она задыхалась, всё тело взмокло, а столы перед взглядом странно подпрыгивали. Но она знала: дело не в столах, а в ней самой. Глаз дёргался, мордочку под «Маской идеала» сковал переходящий в ужас страх.
— Подведём итоги. Операция провалена, цель ушла. Сейчас враг идёт нашим курсом, прикрываясь корпусом Саншайна. Дэш или погибла, или в плену.
— Погибла, — Твайлайт остановилась, кивнув себе.
— Не факт…
— Глоу, ты была в гуще сражения, а я следила за всем. Ты представляешь, что такое тысяча тысяч бочек пороха? Мегабочка пороха! Это был направленный взрыв, от стратосферы до дна океана. Я не знаю, как она это сделала, но она была в эпицентре. Никто после такого бы не уцелел.
Твайлайт сознавала, чётко как никогда, — она провалилась. Храбрая пегаска погибла из-за неё, просто потому что ничего не знала. А они — знали всё. Они вели дракона уже третьи сутки, оценивая его возможности и пределы сил. Его водные иллюзии, его дальность мгновенного перехода, его мощность в атаке — как личную, так и в управлении «Чёрной водой».
Врага звали Гланмир: шестой из десятка сильнейших драконов мира, самозваный владыка Моря Ветров, а с недавних пор, получается, и всего Восточного океана. Известно было, что Эквестрию он не любил. Не той тупой ненавистью, которая убивает носителя, но вполне достаточно, чтобы вредить по мелочам. Уход Селестии, видимо, развязал ему когти, а их путешествие — задело за живое. Вьюги, бури, чёрная вода — он не останавливался перед крайними средствами, хотя и не спешил убивать.
Но это случилось. Пони погибла, а значит смертный приговор подписан — дни дракона были сочтены. Селестия всегда убивала за такое: без шансов, без прощения, без надежды уцелеть. И Гланмир знал это, а значит тоже никого не пожалеет: он будет убивать и убивать, чтобы «уйти красиво» — он теперь не остановится ни перед чем.
— Что он делает? — Твайлайт спросила, остановившись перед стеклянной стеной рубки. Корабль окутывал аметистовый щит.
— Странно, но ничего.
Шайнинг тоже встал рядом, положив копыто ей на плечо.
— Враг сам загнал себя в ловушку. Теперь ему не уйти.
Легко сказать. Она в этом сомневалось: умные противники не подставлялись намеренно, умные противники не оставляли жертве шансов. А враг был не просто умным, а ещё и умелым, до этого часа он использовал всё: от маскировки, до ложных целей и обманных атак. Они должны были напасть — немедленно! — пока враг уязвим; но прямо сейчас не могли. Ещё не всех жеребят эвакуировали с Саншайна. Твайлайт позволила бы себе рискнуть взрослыми пони, но маленькими — никогда.
— Мы повторим ту же тактику, но в этот раз вдесятером, — Шайнинг заговорил, обращаясь к собравшимся в рубке офицерам. — Твайлайт?
— Готова.
— Хорошо. Твоя задача — следить за врагом. Начинай с этой минуты, мы должны знать не просто его координаты, а положение тела и головы.
Ответив, как положено, она сосредоточилась на заклинании. Взгляд затуманился, слух затопило тонким писком, но сквозь сталь переборок она теперь чётко видела змеистое тело врага.
— Гринблэйд, вы с отрядом блокируете «Переход». Начинайте по команде и не отвлекайтесь ни на что. Моя задача — держать противника и сбить его защиту. Глоу, ты пронесёшь бомбу к его голове.
Они знали всё это. Тактика была одинаковой для всех волшебных чудовищ, с которыми гвардии приходилось воевать. Зафиксировать, сбить защиту, обездвижить, казнить. И последнее было далеко не просто. Драконы рождались крепкими, запредельно крепкими: молодые — как камень, а жившие столетия — прочнее чем сталь. Даже «Луч», способный ранить аликорна, только опалил бы такому чешуи на голове. Но после войны у них были ракеты, были щито-прожигающие бомбы: новые взрывчатки, с которыми порох даже близко не сравнить. Изобретение — дитя необходимости. И да, пони умели изобретать.
А воевать — не очень. Поэтому даже с лучшими из них брат разъяснял задачу по пунктам. Он не использовал слово «убить», он говорил «уничтожить». Он делил задачу на такие мелкие подзадачи, где каждый отдельный участник и не убивал вроде, а только блокировал, нацеливал, взрыватель поджигал. Последнее должна была сделать Глоу: ей было проще всего.
— Эй, там Дэш вернулась! — мелкая единорожка заскочила в рубку, восторженным взглядом уставившись на них.
— Правда?.. Я…
— Разрешаю. Проверь!
Твайлайт сосредоточилась. Она знала метку каждой пони Экспедиции. Она могла найти каждого за десятки миль! И она попыталась, а потом снова, и снова — выбиваясь из сил. Но она не нашла Рэйнбоу. Метка исчезла, вокруг была только пустота.
— Прости, Динки. Её нет.
Жеребёнка увели, после чего проверили судно ещё раз. Да, оставались взрослые, собравшиеся на верхней палубе, но маленьких вывезли всех. Взгляд вернулся к дракону. Он по прежнему плыл под килем, будто готовя что-то ужасное, или попросту не зная, что они могут достать его даже под водой. А щит над кораблём не мог держаться вечно: у них не было кристального сердца, и поэтому он быстро, очень быстро слабел.
Что же, оставалось последнее. Решение зависело от неё.
— Разрешаю начинать, — она сказала.
«Прости нас».
Найтмер Мун работала. Она смотрела на спящую пони, зависшую над поверхностью воды, и видела её целиком: Каждую клетку её тела, каждую основу её родовой памяти, каждый оттенок души. Но этого было мало — она готовилась узнать гораздо большее: каждую мысль и каждое чувство, от рождения и через все её семнадцать лет.
Пони не догадывались об этом, но на самом деле у каждой из них была абсолютная память. И не только у высших разумных: у каждой мышки, мухи, червя. Но кроме того существовал защитный механизм, который приоткрывался только в сновидениях. Так выходило, что боль прошлых ошибок развеивалась, сомнения тускнели, и даже любовь постепенно становилась лишь тенью самой себя. Это и называлось жизнью в мире маленьких пони. Что до аликорнов, у них с сестрой всё было иначе: они учились, развивались, достигали совершенства в умениях — но не теряли себя.
Она была жеребёнком. Кобылкой двенадцати лет с опытом полутора тысячелетий. Сестра — чуть младше, хотя в день их встречи она уже скиталась по миру десятки лет. Они оставались маленькими, потому что маленькие — сильнее. Их восприятие мира было глубже, точнее, чувственнее, чем у взрослых. Они могли касаться нового и отступать, не застревая в плену иллюзий. Её память была памятью шагов вперёд и возвратов, чтобы новым взглядом оценить меняющийся мир. Иногда казалось, что десятки чернокрылых аликорнов стоят рядом, и она была каждой, но прежде всего — младшей из них.
Точно так же она могла взять память другого. Коснуться, познать, и поставить рядом с «чернокрылыми» обычную пони. Личности сливались, опыт объединялся: она словно бы вновь рождалась аликорном, но после этого начинала жизнь обычной пони, проходя весь её путь. Круто, и вместе с тем ужасающе. Взрослеть — отстойно! Она ненавидела это даже больше одиночества, камня и тупой пустоты. В последний раз она повзрослела, взяв память гвардейца по имени Гринблэйд. Его преданность семье едва не стоила ей жизни в Кантерлоте, а очередной цикл возврата ослаблял, временами превращая в слабоумную земную двенадцати лет.
Но с Рэйнбоу ведь будет всё в порядке? Она такая клёвая! Сильная, смелая, независимая. Точно такая же, какой была её идеальная Найтмер Мун…
— Кудах!
— Не мешай.
Идеальная Найтмер Мун исполнила своё предназначение. Она не могла идти дальше, потому что её путь вёл в никуда. Теперь она сокращала имя, называя себя просто «Найтмер». А как звучало бы «Найтмер Дэш?» «Рэйнбоу Мун»? Брр, что-то ей не нравилось ни то, ни другое. Но что уж там, бывало и хуже: когда-то в детстве она называла себя пиратским прозвищем «Сайлор».
Воспоминания текли потоком, дополняя её. Она была ловкой и сильной, драчливой, но далеко не тупой. Бывало, что она ошибалось, но чаще оказывалась права, а её не понимали. В мире наивных от природы мудрец слыл простаком. Тогда она научилась доказывать правду силой, словом, а затем и собственным именем. Потому что не могла, не хотела иначе: плохо ей было, когда другие загоняли себя в никуда.
— Кудах! Кудах! Кудах! — кто-то кричал.
Ей непросто было с друзьями. Равных-то не было. Но в конце концов, плюнув, она выбрала ту, кому помощь требовалась больше, чем остальным. Их многое связывало. А потом они встретили Селестию и узнали, что она тоже ошибается, тоже делает глупости, а потом в унынии хлопает себя копытом по лбу. Скут здорово досталось, и ей тоже — хотя её восстановленные крылья идеально прижились.
Она стала божеством, не заметив этого. Каждая мышка тоже, но была огромная разница между крупицей силы в кожистых крыльях и тем океаном, что достался Рэйнбоу Дэш.
— Да, сестрёнка так и не стала хорошим лекарем.
— Кудах…
Воспоминания возвращались в далёкое прошлое, в век Зимы. Они с сестрой тогда едва справлялись. Силы хватало, но что сила без мастерства?.. В тот век по знаниям магии аликорнов обошла бы любая из сегодняшних тваек. И тогда было решено передать часть власти крылатому народу. Перламутровые облака узнали пегасов как друзей — и с того дня помогали им во всём.
Сами же крылатые ни о чём не догадались, а уже через века относились как к должному, что погода подчиняется им. Это было рискованной игрой с самого начала, и вот, теперь воочию явился её результат — власть пегаски сравнилась с властью божества. Это должно пугать, но вместо того хотелось смеяться, широкая улыбка держалась на лице.
Безрогая аликорница жила рядом. И пожалуй, найдись кто, способный закончить её превращение, она стала бы куда достойнее таких случайных пони, как они с сестрой. Но этого не случится. Божественное божественному, а земное земному. Миру и так неслабо досталось от них двоих.
Но хватит, процесс закончен. Глаза открылись. Новым взглядом она смотрела на мир.
— Надо бы Скут подлечить.
— Кудах.
— То есть?..
Она огляделась, цепенея. Их с Дэш покрывали брызги красной влаги. Стояли суда, в небе кружили вооружённые пегасы — и тело дракона покачивалось среди опадающих волн.
— Только не говорите мне, что я вырубилась…
Дэш очнулась, огляделась тоже.
— Да как же так…
«Хочу домой».