История Барда
Песнь Первая - Легенды Фоста
И спросил тогда Бард у Судьбы:
— Что ждет меня?
— Будущее, — ответила та.
— Что оставил я позади?
— Прошлое.
И задумался Бард.
— А справа что?
— А тебе-то какая разница?
Твайлайт Спаркл. Исследовательская работа на тему "Легенды, сказки и предания крайнего севера Эквестрии"
С чего начинается история?
Быть может, с того, как давно и в насколько далекой галактике она происходила? Или же с описания норы главного героя и последующих оправданий того, что в этой норе очень даже неплохо живется, что сразу наводит на мысль о том, что здесь замешаны особые таланты рассказчика и влияние рекламного агентства? А может, вместо истории о жилище, нам поведают о детстве этого героя, которое практически ничем не отличается от самого обычного детства, за исключением пары-другой пустячных случайностей, вроде бородатого великана ворвавшегося в дом в три часа ночи только для того, чтобы поздравить его с днем рождения и вручить задержавшуюся почту? А что если нас сразу бросят в самую гущу событий, предоставив нам возможность самим разобраться во всем происходящем, а также карандаш и пустую заготовку для словаря?
Все может быть.
А правда... Правда заключается в том, что на самом деле это не так уж и важно. Именно поэтому мы пойдем самым простым из возможных путей, которые только существуют в искусстве сложения историй. На самом деле этот прием используется настолько редко, что его даже можно считать почти нечестным, но, к нашему счастью, единственная комиссия, которая следит за подобными нарушениями находится за два миллиона дней пути и тридцать измерений от нас, так что вы вполне спокойно можете подсесть поближе к огню, потому что прямо сейчас...
Мы начнем с самого начала.
И начало это случилось давным-давно...
Давным-давно, в те старинные времена, когда Эквестрия была еще молодой, когда волшебники были настоящими волшебниками, герои — настоящими героями, а крошечные ящерицы шишкоеды с северного побережья — настоящими крошечными ящерицами шишкоедами с северного побережья, в тени сосновых лесов и по соседству со скалистыми фьордами, симпатичными зигзагами врезающимися в землю, стоял городок Фост.
Он был самым большим городом Севера Эквестрии, что служило поводом для немалой гордости всех его жителей, пока им не напоминали о том, что он к тому же был еще и единственным. Добраться до него являлось почти непосильной задачей — только путь до ближайшего указателя занимал почти половину недели, а тем пони, которые могли похвастаться наличием крыльев и отсутствием здравого смысла, предстояла встреча с дождем, заливавшим всю округу почти круглый год, делая перерывы лишь для того, чтобы жители могли сполна насладиться почти засохшей грязью и снежными сугробами высотой с дом. Хорошая погода давно забросила попытки добраться в эти места и предпочитала отдыхать на каком-нибудь солнечном побережье в компании кокосовых пальм, шезлонга и прохладительных напитков.
Этому городку совершенно нечем было похвастаться кроме, разве что, отличных пеньковых канатов, сладкого мёда, невероятного умения приготовить нечто съедобное даже из морских водорослей и того, что в среднестатистического его жителя сидра помещалось чуть больше чем в среднестатистическую бочку. И, конечно же, все местные гордо именовали себя настоящими северянами, которые, как известно, кличут "теплокровными южанами" всех, кто живёт ниже по карте даже в том случае, если сидр в кружках у тех замерзает всего на пару дней позже.
Ах, да, ещё Фост гордился своими сказками...
Рассказывать сказки так, как рассказывали их здесь, не умели ни в одном другом месте. Начать хотя бы с того, что жители Фоста относились к ним очень серьёзно, не ограничиваясь парой минут перед сном. Ни в одном другом городе не умели так слушать, не умели так наслаждаться повествованием, не переносили свадьбы из-за того, что сегодня — вечер пятницы, и ни в одном другом городе не было камина длиной в сорок шагов. Короче говоря, сказки здесь очень любили. И все потому, что они были далеко не самыми обычными сказками. И создавались они тоже не самым обычным образом.
Давайте на минутку взмоем в небо над городом, избавимся от искушения убраться из него куда подальше так быстро, как только можно, и внимательно окинем взглядом все вокруг. На самом деле, в самом городе рассматривать в общем-то нечего: пара-другая улочек, дюжина дюжин низких хижин, прижавшихся к заливу и копошащиеся в этом заливе лодки ловцов водорослей, которые не тонули только потому, что морскому дну стыдно было принимать у себя подобный хлам. Но стоит лишь отвлечься от этого неприглядного зрелища и обратить свое внимание на ближайший холм, как вы тут же увидите, что прямо на нем расположено самое большое и самое заметное здание в городе, больше похожее на перевернутый корабль — кое-где из крыши даже торчат весла. Однако, чем ближе вы будете его разглядывать, тем сильнее вам будет казаться, что его оно стоит тут благодаря копытам строителей, а не капризу обидчивой морской волны: стены его выглядят довольно прочными, крыша — надёжной, а над дверями иногда даже проскальзывают зачатки резьбы по дереву, оставленные главным архитектором за пару мгновений до того, как его успели оттащить. Если не обращать внимания на всю необычность этого строения, перед вами окажется самый обычный дом, способный, при желании, вместить очень много пони в любую погоду, исключая, правда, землетрясения и цунами.
Да, чудеса архитектуры есть во многих уголках Эквестрии и, будем совсем честными, кое-где найдётся даже парочка тех, что посимпатичнее, но здесь, в Фосте, вы можете найти то, чего нет и никогда не будет ни в одном из них. Здесь вы можете найти Сказителя. Нет, нет, он вовсе не принадлежит к самым обычным рассказчикам, которые годятся лишь на то, чтобы заинтересовать слушателя. Если представить, что повествование — это пища для души, то они всего лишь напичкают вас парой фруктовых салатов, тогда как встреча со Сказителем — это нечто вроде приглашения на огромный пир. Никто не знает кто он, как он выглядит и сколько ему лет, хотя старожилы могут припомнить, что он жил здесь ещё в те времена, когда о вендиго никто не слышал, Эквестрии не было и в помине, а Фост был всего лишь мелким южным поселением. Все знали только о том, что раз в семь дней в главном зале большого дома загорается гигантский очаг и голос, прекрасный как пение звонких горных ручьев и сладкий как четыре мешка сахара, упавшие в бочку мёда, рассказывает всем собравшимся древние предания, сказки и легенды, причём ни один пони не может сказать, что Сказитель хоть раз повторился.
Каждая из этих историй наполнена волшебством. Каждая из этих историй захватывает дух и поражает воображение. Каждая из этих историй абсолютно невероятна. И, что важнее всего, каждая из этих историй произошла на самом деле.
Во всяком случае, в это очень хочется верить.
Колёса безнадёжно застряли в миниатюрном океане свежей грязи.
Возможно самый последний во всей Эквестрии бард спрыгнул с телеги и очутился на земле, ответившей гостеприимным чавканьем. Возможно самый последний во всей Эквестрии бард внимательно осмотрел колёса. Возможно самый последний во всей Эквестрии бард выругался возможно самыми последними во всей Эквестрии словами. Проливной дождь с каждой минутой все сильнее барабанил по лужам, веткам деревьев и настрою двух усталых путников. Бывает, конечно, что случаются ситуации и похуже этой, но вот так, сходу, не всегда получается составить даже начало списка. Бард обреченно закатил глаза.
— Все, дальше не поедем, — мрачно сообщил седой пони, тянувший за собой поклажу и сидевшего на ней барда. — Дорогу совсем развезло.
— И как же мне добираться до города? — поинтересовался Бард, осторожно проверяя сохранность висящей на боку лютни. — Я ведь даже не знаю в какую сторону идти.
— А ты глянь на табличку, — ухмыльнулся его проводник.
— "Оушен Бриз и сыновья. Пожалуй, лучшие водоросли на северном побережье”? — предположил Бард, впиваясь взором в указатель, прибитый к ближайшей сосне.
— Выше.
— “Дабро Пажалавать В Горад Фост”, — прочёл бард, со смутным подозрением, что тот, кто ставил этот знак случайно пропустил одну из букв. Ну или, если принять во внимание местных жителей, неслучайно оставил ее себе. — “Горад, каторый вы никагда не забудите.”
— Ага, — угрюмо фыркнул пони. — Он самый.
Бард кивнул и продолжил изучать радушно приветствие, под которым обнаружилась пара полезных советов вроде "ни коем случае не оставаться на ночь в лесу, гораздо безопаснее попробовать блюда из водорослей" и совершенно ему противоположного. Характер написанного окончательно убедил его в том, что с письменностью горожане были знакомы не понаслышке, но до изобретения грамотности им необходимо было чуть больше времени. Пары веков, к примеру, должно было хватить.
— Так значит, дальше я иду один? — с опаской осведомился Бард.
— Да, да, — проворчал проводник, пытаясь вытолкнуть тележку обратно на тропинку. — Мы договаривались, что я довезу тебя до города, но зайти туда вместе... Нет, спасибо я уже там бывал.
— И что? — сглотнул бард.
На мордочке старика появилась широкое подобие ухмылки. За все две недели пути, которые он провел вместе с бардом, он еще ни разу не был так близок к тому, чтобы улыбнуться.
— Увидишь, сынок, — пообещал он. — еще увидишь...
Фост оказался самым непримечательным местом из всех, в которых бард побывал за всю свою жизнь. Надо сказать, что до этого дня он познакомился со многими уголками Эквестрии, восхищался небесными чертогами пегасов, наслаждался гостеприимством земных пони и даже успел оценить всю красоту бального зала самой принцессы Платинум, пока его не выгнали за то, что он набивал сумку бесплатными закусками. И, конечно, в своих путешествиях он приобрел большую известность: не было ни одного трактира, таверны или постоялого двора, где его бы тут же не узнал владелец заведения. В основном из-за того, что он так ни разу и не заплатил.
Но этот город оказался всего лишь... самым обычным городом. В нем не было абсолютно никакого волшебства, дух приключений полностью вытеснялся духом морской соли и пережаренных водорослей, а местные жители похоже развлекались тем, что пытались придумать себе занятие на вечерок, не связанное с придумыванием иных занятий. Воздух был просто пропитан ароматом обыденности, и, если бы у барда была аллергия на скуку, ему не хватило бы и целого сундука носовых платков.
Но это был определенно тот Фост, о котором он слышал, а слышал он много. Царство дивных легенд, героических сказаний, чудесных сказок, захватывающих приключений и даже, в некоторых особо подробных версиях, различных интересных частушек. Ничего этого не было и в помине. Любой житель, с которым бард пытался заговорить, мог рассказать ему только о водорослях, море, водорослях, погоде, лодках, водорослях, способах ловли водорослей и о том, как правильно готовит свежие водоросли так, чтобы на вкус они хоть чем-то отличались от несвежих. К середине дня слегка поникший бард записал тридцать различных рецептов, но так и не нашел ни одной истории, достойной эпической баллады, если не считать рассказа старого морехода о том, как водоросли спасли его лодку от морского монстра. Бард был склонен поверить ему — на месте чудища он бы и сам предпочел закусить пересохшим гранитом, чем попытать счастья в поедании морской зелени, но от одной мысли, что ему придется взять этот сюжет за основу, его начинало мутить, а мордочка приобретала слегка зеленоватый оттенок. Ну прямо как водоросли.
И вот, в тот самый момент, когда Надежда устала взмахивать своими робкими крылышками и ушла на обеденный перерыв, а сердце барда заныло от тоски, печали и нехватки сидра в организме, он в последний раз взглянул на небеса в поисках знамения, которое указало бы ему его истинный путь. Он был готов согласиться на что угодно: на оглушительный громовой раскат, на странную форму облака, на огромную говорящую голову и даже на пролетающего мимо дракона, если тот будет держаться подальше от пожароопасных объектов, но именно в тот миг, когда он больше всего нуждался в подсказке свыше, Судьба решила, что будет гораздо лучше, если не произойдет вообще ничего.
О, нет, конечно мы не станем утверждать, что в эту секунду не случилось абсолютно ничего интересного — все вещи, которые представил себе бард действительно произошли, вот только чтобы увидеть ближайшую из них, ему потребовалось бы в одно мгновение переместиться на десять тысяч шагов — расстояние, через которое весьма затруднительно разглядеть что-нибудь невооруженным глазом, особенно если не знать что именно стоит разглядывать. Весь фокус в том, что именно мы видим перед собой прямо сейчас и какой смысл мы в это вкладываем. Если перед нами ничего нет, то никакого смысла и не существует, правда? Многие пони думают так. Истина же в том, что иногда отсутствие знамения является знамением само по себе.
Как бы то ни было, наблюдая за небесными знаками, все же не стоит забывать иногда смотреть себе под ноги...
— Вам помочь? — приветливо осведомились два симпатичных копытца.
— Нет, спасибо, — быстро ответил бард. Для существа, у которого четыре ноги и всего один центр координации, вскочил он довольно быстро.
— Я вижу, вы и сами справились, — хихикнула стоявшая перед ним кобылка. — Что же такого интересного вы увидели наверху?
— Вас, — улыбнулся бард. Надежда на то, что она не заметит, что он слегка пошатывается, слегка подтаивала, как снег в середине июля. — Не позволите ли мне поинтересоваться. как же зовут прекраснейшую из драгоценностей этого чудесного городка?
— Кэнди, — кивнула драгоценность. — Кэнди Найт. А вы…
— Бард, — сообщил бард. — Мое имя…
— Кхм… Простите, но мне уже пора, — единорожка обеспокоенно оглянулась, тряхнув своей гривой цвета морской волны, из-за чего в воображении барда поднялся пятибалльный шторм. — Приятно было познакомиться.
— Взаимно. Но куда же вы так спешите?
— Сегодня я должна помочь Сказителю, и я, похоже, опаздываю. — Свит перевела взгляд с дома на холме на заинтригованного барда. И беспомощно вздохнула. — Знаете, уже так поздно. Я была бы так благодарна, если бы нашелся отважный пони, который мог бы проводить меня…
— Что? А, да, конечно, — вздрогнул бард. — Если вы примете мою скромную помощь.
— Приму, — улыбнулась кобылка. — Но нам придется поторопиться. Сказитель не любит долго ждать...
…И это было абсолютной правдой. Ждать Сказитель не любил. Что, однако, совсем не мешало ему подогревать эту нелюбовь во всех остальных пони — прошло не меньше получаса с тех пор как Кэнди убежала куда-то во мрак дальних углов здания, оставив барда наедине с его светящимся рогом, темнотой, сквозняком и воспоминаниями о прошлом которых, к слову, оставалось всего на пару затянувшихся минут. История его жизни вовсе не тянула на грандиозную эпопею, а на детство так и вовсе можно было подать в суд за бессобытийность, но тем не менее даже в ней нашлась бы пара ярких моментов. К примеру, сразу после того, как он получил классическое для тех времен (то есть никакое) образование и покинул родительский дом в поисках приключений, его жизнь круто изменилась — он приобрел много новых знакомых (которым был должен), собрал множество интереснейших историй со всех уголков страны (в основном тех, что не упоминаются в приличном обществе) и даже пару раз попадал на столичную афишу (прямо над надписью “Разыскивается”), что служило поводом для немалой его гордости. А учитывая его природную самооценку и патологическое отсутствие скромности, оставалось только удивляться, как его еще не разорвало от осознания собственного совершенства.
Бард решил оставить воспоминания в стороне и скоротать время в размышлениях о Вечном.
Вечного ему хватило ровно на тридцать секунд.
Единорог пробормотал нечто невнятное, нервно взглянул на бессмысленно-огромный камин, поерзал на скамейке, тряхнул рогом, пытаясь разогнать царившую вокруг абсолютную тьму и аккуратно положил рядом с собой свою старую шестиструнную подругу. Та ответила ему легким дребезжанием. Некоторое время после этого они провели вместе в молчаливой беседе, вглядываясь в окружение, а затем рог Барда запылал еще ярче, и лютня поднялась в воздух. Воздух не произнес ни слова.
А затем струны лютни задрожали, и на свет появилась Музыка.
Не то чтобы это была какая-то особенная симфония, нет. Всего лишь самая простая мелодия, которую бард наигрывал, чтобы поддерживать ритм очередной баллады или поэмы. Но обычно она звучала в небольших залах дешевых гостиниц или в благоухающей темени городских улиц, и никогда не сталкивалась с подобной обстановкой — строители этого зала создали для акустики все, что могли, исключая жертвенный алтарь, а дубовые стены собирали звуки бережнее, чем ростовщики — золотые монеты. Довольно кивнув, Бард прикрыл глаза и погрузился в море звука. Струны колыхались будто игривые волны, музыка лилась легко и непринужденно будто нежный бриз, а сама мелодия была так прекрасна будто… Будто это играл вовсе не он...
Дрова в камине полыхнули ярким пламенем.
От удивления бард раскрыл глаза и уронил инструмент на пол. Но Музыке это вовсе не помешало — она продолжила захватывать зал своим звучанием, все набирая силу, как если бы талант барда внезапно осознал, что никакой хозяин ему не нужен и решился на сольное выступление. Но вот поток звуков дрогнул, и начал меняться, становясь все более и более напряженным — простые, обыденные ноты начали заменяться чувствами: радостью, печалью, вдохновением, грустью, любовью, и пораженный Бард осознал, что нечто подобное невозможно сыграть на обычном струнном инструменте.
Нет, для этой мелодии нужны другие струны — струны, которые натянуты прямо в вашей душе...
Это было больше чем волшебством. Это было настоящим чудом.
— Приветствую тебя, странник, — произнес голос, мягкий и нежный настолько, что им можно было укрываться в морозные ночи. — Добро пожаловать в скромную обитель Сказителя. Присядь поближе к огню и узри картины прошлого, что дарит нам искусство повествования, которое, без всякого сомнения, поразит тебя до глубины души и будет поразительней, чем все, что ты слышал до этого, а также…
— Спасибо, но мне это не нужно, — прервал ее бард. — Я и сам в некотором роде сказитель, и этим меня не удивить.
— Да? — голос заколебался. — О, тогда ты, должно быть, ищешь достойного учителя, дабы познать все тонкости мастерства плетения историй, захватывающих сердце и…
— Вообще-то нет.
— Тогда… — растерянно протянул голос. — Тогда я не знаю, зачем ты пришел.
Бард мечтательно прикрыл глаза.
— На самом деле, — медленно произнес он, доставая из сумки на боку лист бумаги и перо с чернилами. — Я пришел сюда, о знаменитый Сказитель, для того, чтобы просить тебя об одной небольшой услуге.
— И какой же? — полюбопытствовал голос. — Если тебе нужна особенная история, которую ведаю лишь я, то стоит тебе лишь только произнести свою просьбу, как я тут же...
— Подпиши, пожалуйста, вот здесь и здесь, — прервал ее бард, протягивая листок в неопределенную темноту. — Заранее спасибо.
В воздухе повисла озадаченная тишина. Все окружающие барда звуки словно удалились в соседнюю комнату для совещания, а когда они вернулись, то привели с собой силуэт пони, почти неразличимый на фоне полыхающего в камине пламени. Вглядываться в него было весьма непростым занятием, но барду все же удалось определить, что принадлежал он единорожке и при том весьма симпатичной. Обычно этого хватало для развязки непринужденной беседы, но в тот момент бард решил, что лучше приберечь запас комплиментов для следующего случая — воздух и так был напряжен до такой степени, что его можно было убирать лопатой.
— Что это? — наконец спросила кобылка. Голос ее все еще напоминал мед, вот только теперь за этим медом летели очень злые пчелы.
— Грамота, — пояснил бард. — Вручается мне в подтверждение того, что я действительно бард и что зовут меня не иначе как…
— Знаю, знаю, — фыркнул силуэт. — И это все? Ты тащился в такую даль только чтобы получить мою рекомендацию?
— Технически, да, — кивнул Бард. — Потому что ни одного другого барда в Эквестрии я не видел ни разу в жизни..
Кобылка задумалась. Она словно бы взвешивала все за и против, но в какой-то момент одна из сторон подбросила в качестве аргумента наковальню, и ей со вздохом пришлось кивнуть барду.
— Хорошо, — ответила она. — Я подпишу ее, но сначала, докажи мне, что ты этого достоин?
— Правда? — Бард закатил глаза. — И что же мне сделать? Спеть? Станцевать? Рассказать забавную историю? Неужели по мне не видно, что я — бард?
— Нет, — беспощадно отрезала сказительница. — Скажи, ты знаешь “Песнь о храбрости”?
— Ну конечно.
— “Песнь о смелости”?
— Куда ж без нее.
— “Песнь о безрассудстве”?
— На улицу не выхожу, не повторив.
— “Друзья будут друзьями”, “Зимнее Сказание ”, “Принцесса Вселенной”?
— Все до одной.
— “Маленькую птичку”? Двенадцать куплетов?
— Тринадцать, — торжествующе улыбнулся бард. — И еще припев.
— Ладно, верю, — согласилась кобылка. — А как насчет сказания о Храбром Сердце?
— Не знаю такого, — нахмурился бард. — И никогда не слышал. Его ведь не существует, верно?
— Пока что не существует, — поправила сказительница. — Но, не узнав его, ты не станешь настоящим бардом. Кстати, ты не задумывался, почему я рассказываю свои истории так, будто сама пережила их на самом деле?
— И почему же?
— Потому что это действительно так, — единорожка шагнула вперед, и всполох огня на мгновение осветил ее гриву, напоминающую морскую волну. — И, если ты все еще не отказался от своей мечты, ты должен будешь сделать то же самое.
“О, нет, — внутренне простонал бард. — Хорошо хоть, она не упомянула ни о каком пророчестве…”
— Следуй пророчеству, — возвестила сказительница. Глаза ее загорелись неестественным синим светом. Следует отметить, что загораться любыми цветами для глаз неестественно вообще, но в этом оттенке синего действительно присутствовало нечто поразительное, словно сквозь ее зрачки на барда смотрела сама бездонная гладь океана. Во всяком случае, лоб барда уже начал промокать.
“Только бы не в стихах, пожалуйста, только бы не в стихах…”
— Там, где морской прибой гремит,
Герой сияющий стоит.
И ждут три спутника его;
Отвага, Верность, Волшебство.
И пусть как путеводный свет
Послужит скромный мой совет.
Запомни же, как он звучит:
Не все то злато, что блестит!
“Проклятье…”
— И это конец? — поинтересовался бард. — Никаких пожеланий или напутствий? Неужели ты ничего не скажешь мне на прощанье?
— Не хотела бы я быть тобой, — честно ответила единорожка и слегка коснулась рогом его лба...
Мир на мгновение исчез.
Бард пробормотал под нос какое-то слово.
Мир появился вновь. И на этот раз перед бардом гордо стояла точно такая же дверь, что и в прошлый.
Прямо за дверью обнаружился тот же самый пейзаж, который он оставил за собой на входе, вот только теперь он выглядел гораздо моложе. Местами даже более чем гораздо — Принцесса Платинум наверняка отдала бы половину королевства за секрет столь разительных перемен. Бард вздрогнул — у него сложилось стойкое ощущение, что сейчас все окружение выглядит гораздо более агрессивно чем раньше, и, если эта легенда и позволит копыту барда ступить в нее, то уж точно позаботится о том, чтобы он не сделал второй шаг.
Бард резко оглянулся. Как он и ожидал, никакой Сказительницы позади не было и в помине, а пламя огромного камина уже начинало медленно потухать. Единорог поднял с пола лютню, поправил перевязь с сумками на боках, последний раз бросил взгляд на догорающие поленья и шагнул вперед, навстречу дивному новому миру.
Который отчего-то показался ему совсем старым.
Под крыльями трех черных воронов, летевших высоко над уровнем моря и пределом воображения земных созданий, расстилалась безграничная водная гладь. То и дело в палитру из оттенков синего попадали небольшие дрейфующие льдины, но птицы не придавали этому никакого значения — вороны вообще не любят глядеть по сторонам, а если и смотрят сверху вниз, то только на кого-нибудь, кто стоит прямо под ними. Воздух тем временем становился все холоднее, и перья воронов то и дело начинали трепетать, когда очередной порыв ветра настигал летящую троицу.
Через несколько мгновений из клювов птиц начали появляться небольшие морозные облачка.
На крыло одного из них опустилась снежинка.
Но вороны все летели и летели вперед, не обращая внимания ни на что, кроме только им видимой точки назначения.
Как оказалось, зря.
Потому что именно в этот момент все вокруг окрасилось ослепительным белым светом.
Со стороны могло показаться, что бард заблудился, но на самом деле это было вовсе не так. Ведь для того, чтобы заблудиться нужно для начала сбиться с пути или окончательно потерять направление, что достаточно трудно сделать, когда ни того ни другого у вас не было с самого начала. Так что наш герой вовсе не потерялся, нет. Но, честно говоря, для него это было довольно слабым утешением. Он просто совершенно не представлял куда ему нужно идти, и от этого ему становилось ничуть не лучше. Несмотря на то, что Фост не отличался особо крупными размерами, найти в нем хоть что-нибудь было труднее, чем отыскать стог сена среди лесного пожара. Отчасти это было схоже с поиском ключей от дома за несколько минут до выхода — рано или поздно они всегда окажутся на видном месте, к примеру у вас в зубах или замочной скважине, но произойдет это никак не раньше, чем вы начнете куда-либо опаздывать. В связи с этим в голову Барда пришли две мысли: первая — вряд ли он найдет тут замочную скважину, в которою мог бы поместиться целый герой, и вторая — неплохо было бы наплевать на все это и поискать ближайшую таверну. И вовсе не нужно иметь под копытом хрустальный шар и шатер с плохим освещением, чтобы угадать, какая из мыслей задержалась там подольше.
А ведь он даже не просил отправлять его сюда! Все, что ему было нужно — это жалкая закорючка внизу свитка, которая бы подтвердила его права барда, разрешила бы ему присутствовать на официальных приемах предводителей всех трех народов и позволила бы брать с собой столько бесплатных закусок, сколько смогут выдержать его седельная сумка и два запрятанных в ней мешка. Вместо всего этого он получил несколько часов плутания по одинаковым серым улочкам, которые за несколько поколений не очень-то изменились. В местном диалекте слово “прогресс” отсутствовало напрочь, а простой принцип “не ломай то, что работает” успешно заменял его с самого основания поселения.
Но, если взглянуть с другой стороны, в этом были и свои плюсы. Перемещение в недалекое прошлое открыло для Барда целый новый мир и, несмотря на то, что он не знал, какие именно виды спорта популярны в этих местах и можно ли сделать на них ставки, перспективы перед ним открывались весьма радужные.
Начать хотя бы с того, что в этом времени ни один пони его не знал.
А значит, он никому не был должен.
В компании этих раздумий бард, сам того не заметив, вышел к небольшому перекрестку и стукнулся головой об указатель, гласивший, что путник, повернувший направо сможет добраться до гавани и сполна насладиться шумом морского прибоя и неземным видом самых наисвежайших (всего три монеты за ведро) водорослей. Поворот налево же скромно сообщал, что в городскую таверну завезли новую партию сидра, обладающего совершенно земным вкусом и трехлетней выдержкой, что сразу переводило его из разряда “наисвежайшего” в совсем другую категорию. Мордочка единорога расплылась в довольной улыбке.
Следуя всем законам повествования, логики и просто здравого смысла, его прямая дорога лежала в сторону моря, где, как ему показалось, бард даже заметил небольшой металлический проблеск. Дорога в сторону порта обещала ему путешествие, наполненное встречами, приключениями и опасностями, которые наверняка оказались бы интереснейшими, захватывающими и героическими, а в девяти случаях из десяти еще и смертельными. А в таверне его ждет еще один заурядный вечерок, размеренное потрескивание очага и, в лучшем случае, немного бесплатного сидра. Короче говоря, скучнее некуда.
И нужно было быть самым неисправимым и бесчестным эгоистом на свете, чтобы просто так взять и пойти по этой дороге.
В общем-то выбор был очевиден.
Бард тяжело вздохнул, прощально махнул хвостом и свернул в сторону.
Белоснежная, искрящаяся серебром равнина простиралась сколько хватало глаз. То тут, то там можно было заметить несколько огромных сугробов, возвышающихся над снежной гладью, но они не нарушали хрупкой гармонии пейзажа и лишь подчеркивали общее впечатление — снег и правда казался бесконечным. Вполне возможно, что он таким и был. Вполне возможно, что, смотря на него, вы рано или поздно смогли бы коснуться взглядом линии горизонта. Вполне возможно, что именно в этом спокойной и умиротворенной картине заключалась великая сила мудрости и терпения. Вполне возможно, что через пару мгновений у вас просто заслезятся глаза.
Вполне возможно, что все сказанное выше — абсолютная неправда.
Настоящая суть дела заключена в том, что на равнине было очень холодно. Настолько холодно, что вы вряд ли сможете представить себе подобные условия. Даже воздух здесь казался загустевшим и тяжелым, а многолетние льды, сковывающие поверхность только и мечтали что о чашке горячего какао и мягком одеяле. Суровые морозы уже много лет правили этой землей и бережно ограждали ее от опасностей внешнего мира, включая теплые антициклоны, глобальное потепление и солнечную радиацию, что в итоге привело к тому, что жизнь в этих местах в теории была возможна только в замороженном состоянии. И тем удивительней, что на практике она тут все же существовала.
Там, где равнина заканчивалась обрывом и образовывала небольшой уступ, нависающий над безмолвной ледяной вечностью, стояла пони. Несмотря на то, что саван окутывающего ее холода загонял ледяные клинья прямо в кровь, минуя бесполезную шерстку, она не носила никакой теплой одежды. А тот факт, что дышать тут можно было только с помощью костра и ледоруба, совсем не мешал ей довольно улыбаться. Пони была высокой и стройной как дрейфующий айсберг, ее распростертые крылья подобно первому снегу трепетали на ветру, а светло-синяя грива неспешной лавиной обтекала длинный витой рог. На боку у нее скромно примостилось небольшое изображение снежинки.
И эта пони разговаривала с ветром.
Нет, не подумайте, то был вовсе не какой-нибудь заурядный ветерок, нет. Это был настоящий порыв обжигающе-студеного воздуха, которому вовсе не нужны были зубы, чтобы кого-нибудь укусить. Он был жестоким и беспощадным, настоящим детищем угрюмых зимних небес. Нечто подобно вполне могли извергать вулканы, если бы вулканы были ледяными. С первого взгляда могло показаться, что он жил своей собственной жизнью, а со второго у вас не осталось бы в этом никаких сомнений — вряд ли самый обычный ветерок способен окраситься в бледно-голубой цвет и заиметь горящие синие глаза. А о разговорах и вовсе не стоит упоминать.
— Ну же, рассказывай, — повелительным тоном промолвила кобыла и в нетерпении ударила передним копытом в снег. Голос ее напоминал битый горный хрусталь в ведерке с мороженым.
— Все почти готово, Госпожа, — прошелестел ветер. — До исполнения нашего плана осталось не так уж и много времени, стоит лишь набраться терпения…
— Терпение? — презрительно фыркнула пони. — Ты говоришь мне о терпении? Сколько зим я ждала этого мига? Сколько всего мне пришлось перенести ради него? Для терпения больше нет времени, оно есть только для действий!
— Но, Госпожа, разумно ли это? — заколебался ветер. В воздух тут же поднялся нерешительный рой снежинок.
— Ты смеешь осуждать мой приказ? — глаза кобылицы гневно полыхнули льдом.
— Нет, нет, ни в коем случае, — быстро протараторил ветер, отодвигаясь немного в сторону. — Как прикажете, повелительница. Но что нам делать с Принцессой Лета?
— Она… — пони на мгновение запнулась. — Она не помешает нам. На этот раз все будет по-моему.
— Замечательно, — улыбнулся ветер, что, учитывая отсутствие мордочки как таковой, вышло у него довольно неплохо.
— Ты свободен, — повелительно кивнула кобыла. — Пока что.
Ветер довольно ухнул и в ту же секунду растворился в воздухе, а пони так и осталась стоять на уступе и глядеть вдаль взором, пронзительным как сосулька, падающая с парапета. Где-то там, за горизонтом, лежали совсем иные земли, гуляли иные ветры и жили совсем другие пони… И рассказывали там совсем другие истории…
— Эта легенда станет величайшей легендой из всех, — тихо прошептала она. — И как же мне жаль, что ее так никто и не услышит…
— Так, говоришь, ты — скальд? — задумчиво протянул трактирщик, критически осматривая размазанную по стенкам стакана грязь. Над ней он работал уже целых полчаса, и был уже почти готов к тому, чтобы превратить ее в подлинное произведение искусства. Еще немного, и из этого стакана жидкость можно будет только есть. — Играть-то хоть умеешь?
— Нет, виндиго тебя раздери! — бард раздраженно топнул копытом. — На самом деле я — очень застенчивый, живу в лесу с моими друзьями-кроликами и зашел сюда только для того, чтобы прикупить корзинку цветов на завтрак. Неужели по мне не видно?
— Нет, — трактирщик подозрительно прищурился. Сарказм для него был всего лишь очередным словом из тех, что он не умел писать. — Сядешь за крайний столик, начнешь играть. Сыграешь хорошо — ночлег и ужин бесплатно. Сыграешь плохо — у нас тут море воды и целая ночь впереди. Поскакали?
— Поскакали, — кивнул Бард, протягивая упитанному земнопони копыто. Трактирщик выглядел так, будто все свободное время посвящал усиленному питанию, и даже бочонки с сидром на его фоне выглядели страдающими от дистрофии. Бард, конечно, слышал о том, что хорошего пони должно быть много, но этого наверняка хватило бы аж на двух.
Столик у самого камина был совсем крохотным и, наверное, сделанным из древесины какого-то дерева, как и все остальные предметы вокруг барда за исключением, быть может, посетителей. Которых, к слову, было не так уж много — всего пара-другая постоянных клиентов, небольшая шумная компания и нервный тип, судорожно прикидывающий, хватит ли ему мелочи, чтобы оплатить лишнюю кружку сидра. Бард провел копытом по столу и довольно ухмыльнулся. Копыто почти намертво приклеилось к поверхности.
Есть вещи, которые не меняются даже через века, и провинциальные таверны — самое яркое тому подтверждение. Бард почувствовал себя прямо как дома.
Лютня поднялась в воздух, и первые звуки музыки заняли свои места за пустыми столиками. Посетители начали оглядываться в сторону Барда, но он полностью сосредоточился на мелодии и мечтательно прикрыл глаза. В этот момент, наполненный лишь его творчеством и тишиной, из которой рождались простые, но вместе с тем удивительные звуки волшебного напева, абсолютно ничто не могло потревожить атмосферу идеального покоя, царящую в тихой безмятежности таверны…
…Кроме, разве что, оглушительного треска выбитой двери и столь же оглушительной пары хриплых криков...
— Она здесь, не дайте ей уйти!
— Он здесь, не дайте ему уйти!
Следующие события развивались чересчур стремительно и закончились бы гораздо раньше, чем это предложение, если бы не в нашей власти было бы замедлить ход времени и насладиться происходящим во всей его красе.
Вслед за выбитой дверью в таверну ворвалась невысокая кобылка с шерсткой приятного салатового оттенка, нежно-розовой гривой и огромными прелестными глазами. Общее миловидное впечатление портил только лязг латных накопытников и взгляд, в котором сквозило нечто холодное, стальное и очень увесистое. На ее бедре красовалась изогнутая морская раковина.
Не теряя ни секунды, пони в два прыжка добралась до крайнего столика, просмотрела на дверь, перевела взгляд на барда, снова взглянула на дверь и, словно сделав какой-то вывод, ловко юркнула за спину ошарашенного музыканта. Звуки музыки резко стихли.
Тем же временем внутрь ввалился другой посетитель — молодой единорог унылого серого оттенка, в котором без труда можно было узнать волшебника. Правда, общий вид его казался несколько неопрятным, блестки на шляпе сверкали слишком уж ярко, а плащ был сделан из очень простой и грубой ткани. Будь она ещё хоть немного проще, плащ был бы картонным. Копыта волшебника слегка дрожали от страха.
Единорог поправил съехавшую на глаза шляпу, а его взгляд обскакал помещение в поисках возможного места для укрытия. К счастью для владельца, ему не пришло в голову спрятаться в одной из пустых бочек. К несчастью для барда, ничего лучше, чем затаиться в самом тёмном углу зала, он так и не придумал. Единорог собрался с силами и скакнул вперёд, повторяя маневр пегаски с той лишь разницей, что в процессе она не споткнулась об столик и не повисла у Барда на шее.
А потом в таверну ворвались стражники.
Нет нужды описывать классических стражников этой эпохи, ведь за прошедшие поколения служители закона могли сменить окрас шкур и фасон доспехов, но никак не образ мысли. Угрюмые морды, тяжелые копыта — эти пони до мозга костей были настоящими профессионалами своего ремесла. Барду уже доводилось встречаться с такими типами, и самым ценным знанием, которое он вынес из этих встреч, было то, что ничем хорошим они не заканчиваются. Здешние стражники своё дело знали и были намерены доделать его до конца. Только вот не для всех он окажется счастливым.
"Неужели в этом городе есть что-то, что нужно охранять? — в мысли Барда наконец пробилось запоздалое удивление. — Да что вообще происходит?"
Стражники немного потоптались на месте, после чего вперёд вышел их командир. То, что именно он был тут главным, легко угадывалось по пышному плюмажу и слабому налету интеллекта на морде.
— Именем канцлера и закона, приказываю вам сдать оружие и выйти с пустыми копытами. Иначе мы будем вынуждены применить силу, — в этом месте командир кашлянул. — Возможно даже не раз.
Из зала раздалось несколько аплодисментов.
— Я сдаюсь! — волшебник сполз с барда и, пошатываясь, поднялся на все четыре ноги.
— Молчи, идиот! — шикнула на него кобылка. — Ты нас всех угробишь!
— Да кто вы вообще такие? — взорвался бард. — Какого сена вы тут делаете?
— Спокойно, спокойно, — примирительно произнесла воительница. — Меня зовут Флаттершелл, и мы всего лишь... немного поговорили со здешними властями насчёт оплаты моих услуг... В общем, через полчаса они уже оклемаются, а я уже буду далеко-далеко, если только два болвана не наделают кучу ошибок. Надеюсь, мы поняли друг друга?
— А я тут причём? — простонал бард.
— Сдавайтесь! — вновь проорал командир. Голос его звучал все так же уверенно, даже не глядя на пробежавший за его хвостом шепоток, в котором отчётливо проскользнули слова "трое" и "подкрепление". Кольцо стражников начало сужаться.
— Нап-помните мне, как называются эти п-палки с острием на конце? — простучал зубами волшебник.
— Копья, — услужливо подсказала Флаттершелл.
— Многовато их вокруг, — философски заметил бард.
— Точно.
Стражники сделали ещё один угрожающий шаг. Теперь, когда они стояли так близко к злосчастному столику, Бард без труда смог разглядеть мелкие детали вроде седых прядей в гриве, зрачков и отражающегося в них недалекого будущего. Ему срочно нужна была дельная мысль, но в голову как назло приходили только раздумья о чернильнице, пергаменте и хорошем нотариусе. Кольцо стражников выглядело слишком плотным, чтобы через него проскочить, и слишком лязгающим, чтобы прорваться с боем. Договоры и прочая дипломатия остались далеко позади, и барду не оставалось иного выхода кроме как пустить в дело свои последние козыри — природное обаяние и наглую ложь.
— Стойте! — вдруг закричал он. — Вы не знаете с чем связались!
— Правда? — тут же отозвался командир. — И с чем же?
Бард набрал в лёгкие побольше воздуха.
— На самом деле, я — не тот, кого вы видите перед собой. Ибо я — древний ужас, пришедший из глубины веков, — нараспев произнёс он. — Я — создание сотканное из теней и ночных кошмаров, которые станут реальностью, если вы не уберетесь с моего пути! Звуки моей лютни принесут злобу и разрушение в этот жалкий мирок, а ваши сердца будут принадлежать мне, стоит лишь мне начать свою песнь. Я — ваш темный властитель и самое страшное воспоминание! Падите ниц, смертные! Ибо кара моя будет ужасной!
Стражники отшатнулись и тревожно зашептались. Не то чтобы они сразу поверили в подобную чушь, но, вы ведь знаете, всегда есть шанс, что вы ошибаетесь…
— Ха-ха, — произнёс наконец капитан. — Тебе не напугать нас лживыми речами!
Бард кивнул и поднял лютню в воздух перед собой. Первые ручейки магии ударили по струнам, и по залу разнесся аккорд, который вполне могла сыграть молния, ударившая в чей-то гроб. Все стоящие вокруг пони невольно вздрогнули.
— Ха-ха, — вновь улыбнулся стражник, хотя и без следа былой непоколебимости. — А что дальше?
— Изыди! — в воздухе раздался зловещий громовой раскат.
— Не верю.
— ИЗЫДИ НИЧТОЖНЫЙ, ИБО НЕ ВЕДАЕШЬ ТЫ УЖАСОВ, ЧТО ТЕБЕ УГОТОВАНЫ! — на одно мгновение дневной свет, выливавшийся из окон померк, а последующий за этим звук невозможно передать, не имея под копытом пары-другой привидений. Большинство стражников тут же отступили на пару шагов, прикрывая глаза и уши, а те, кто этого не сделали, были заняты более важными делами. Например, пытались зарыться головой в деревянный пол таверны. Среди них, к удивлению барда, оказался и командир.
— Кха-кха, — судорожно прокашлялся он. — Не губи, умоляю.
— Пожалуй, я пощажу тебя, — согласился Бард. — Пока что.
С гордо поднятой головой и не менее гордо растрепанной гривой, выдававшей в нем профессионального искателя приключений и пони, у которого с рождения не было расчески, музыкант переступил через дрожащих стражников и уверенной рысцой затрусил к выходу. Вскоре к нему присоединились и его новые случайные знакомые, нагнавшие его в самых дверях заведения. Пегаска с наслаждением потянулась и вдохнула свежий воздух.
— Очень эффектно, — с уважением сказала она. — Не знала, что барды так могут.
— Я тоже, — признался Бард. — И в мыслях не было.
— А что мы будем делать дальше? — с тревогой в голосе спросил волшебник.
Троица дружно оглянулась назад. Стражники все ещё пребывали в состоянии полного оцепенения, а посетители с глубочайшим интересом изучали днища своих кружек. Никто не произнёс ни слова.
— А дальше... — повторил бард. — А дальше мы постараемся убраться отсюда до того, как они поймут что к чему. И я очень прошу вас поторопиться.
Настоящий герой, как известно, должен выделяться двумя очень важными качествами: безграничной храбростью и ослепительно сверкающими латами. Хотя, если подумать, они совсем не вяжутся между собой.
Посудите сами, если герой обладает поистине неисчерпаемым, непоколебимым, несгибаемым абсолютным мужеством, то никакие доспехи ему и вовсе не нужны, ведь в этом случае он лишается любой возможности доказать свою доблесть всему остальному миру. К тому же а) сталь все равно не защищает вас от когтей мантикоры, драконьего пламени и прочих стандартных геройских рисков, б) в них вы больше похожи на консервную банку и в) вы даже не представляете, как сложно нацепить на себя все эти железные штуковины. Особенно, если у вас есть хвост и вы еще не удосужились облысеть.
Герой, стоящий на пристани, возможно и не претендовал на вхождение в первую двадцатку самых смелых героев всех времен и народов, но эта неприятная мелочь нисколько его не смущала. А все потому, что там, где все остальные смельчаки полагались на счастливый случай и постоянное везение, наш герой столь же уверенно полагался на прочность своих лат. И пока что статистика была на его стороне.
Его латы были не просто произведением искусства, нет. После их создания искусство продало свои инструменты и в слезах вышло на пенсию, понимая, что уже не в силах повторить этот шедевр. Лучи света падали на стальные пластины и оставались там, медленно стекая с боков сверкающими водопадами. Одного блеска позолоты хватило бы, чтобы ослепить неосторожного противника, а общее впечатление складывалось в пользу того, что она будет блестеть даже в кромешной тьме. Короче говоря, пони в доспехах выглядел героичнее некуда, если только не принимать во внимание, что в девяти случаях из десяти героизм и глупость — синонимы.
Герой чихнул, вежливо прикрыв мордочку копытом. Герой прогулялся по деревянному настилу, расправляя и складывая затекшие крылья. Герой устало зевнул.
Герой вздохнул, сел за невысокий столик и посмотрел на лежавший перед ним свиток. Свиток с пометкой “Кантракт” обиженно уставился на него. Через несколько секунд совесть пегаса поборола пренебрежение к правописанию, и герой стыдливо отвернулся в сторону ближайшего переулка как раз вовремя, чтобы увидеть вылетающую из-за угла троицу пони, которые предположительно страдали от тяжелой формы заболевания шеи, не позволявшего им смотреть вперед. Пони стремительно неслись к нему.
— Эй, вы! — окликнул их пегас. — Не хотите присоединиться ко мне в поисках приключений?
Первый из скачущих — единорог с лютней на боку и безумным взглядом — вдруг резко затормозил. Его копыта оставили четыре глубоких борозды на досках пристани. Сделай он это чуть быстрее, они наверняка загорелись бы.
— Ну и ну! — только и успел произнести он.
— Да, хотим! — земнопони возникла словно из ниоткуда и оказалась гораздо более решительной, чем ее товарищ, который уже начал потихоньку пятиться назад. — Эм… Это что, твой корабль?
Все четверо повернули головы в сторону причала. Назвать это “кораблем” означало навсегда поставить крест на карьере морехода — даже выражение “лодка с парусом” выглядело опрятнее этого корыта. Хотя, если вы помните, в любой ситуации можно найти как хорошие, так и плохие стороны. Так вот, хорошая сторона заключалась в том, что, несмотря на свой вид и законы физики, это судно все еще плавало. Плохая — это единственное, что вы могли сказать о его надежности.
— И как же он… оно… эта штука называется? — как можно вежливее поинтересовался волшебник.
— Принцесса Лета, — мечтательно улыбнулся герой. — Там, на носу, видите?
Пони вновь уставились на корабль, заметив на этот раз резную носовую фигуру, обладавшую шеей пони, гривой пони и мордочкой пони, что, по правде говоря, особого сходства с пони ей так и не придавало. Бард сразу же вспомнил легенду о скульпторе, который сваял статую кобылы невиданной красоты, влюбился в нее без памяти и слезно вымаливал у каждого проходящего мимо единорога заклинание оживления. Музыканту вдруг резко захотелось узнать, не работает ли это заклинание в обратную сторону. Неловкая пауза тем временем растянулась как водорослевая лепешка в копытах хорошей хозяйки и вот уже как несколько минут застенчиво водила копытом по земле, не давая никому вымолвить ни слова. Наконец, бард собрался с духом и все-таки заговорил:
— Это, без сомнения, прекрасное… гм… судно и очень выгодное предложение, но, если вы хотите узнать, что я думаю по этому поводу, то я заявляю, что я категорически против. Эта плавучая лохань и пяти минут на плаву не продержится, и я уже не говорю о мхмфхфм….
— Мы согласны, — быстро заявила земнопони, упорно не замечая попыток Барда вытащить ее копыто изо собственного рта. — Что дальше?
— Думаю, что мы должны подписать контракт, — с серьезным видом сообщил герой. — Вам полагается равная, в данном случае — одна четвертая часть добычи, все права, геройские льготы, зарезервированное место в песне и, конечно же, вторая позиция в очереди на копыто и сердце Принцессы Лета. Которую мы, к слову, и собираемся спасти. Есть вопросы?
— Да, есть один, — задумчиво кивнула кобылка. — Четвертая часть — это много?
— Достаточно.
— А Принцесса красивая?
— Прекрасна, как первая летняя заря.
— Считай, что я в деле, — воительница не глядя макнула копыто в чернила и с силой стукнула им по бедному куску бумаги. — Можешь звать меня Флаттершелл. Не обращай внимания на мои доспехи: на самом деле я — очень застенчивая, живу в лесу с моими друзьями-кроликами и каждое утро пью чай из ромашек...
— Следующий? — герой в упор посмотрел на барда. Тот уже вовсю изучал содержание контракта, особенно то, что было написано внизу и прочий нечитаемый мелкий шрифт. Особенно прочий нечитаемый мелкий шрифт.
— Поход в самое сердце северного океана? Равные риски? Заморозка, сожжение, разрывание, отсечение, случайные магические эффекты, разжижение и превращение в табуретку? — Бард позеленел. — Знаете, я лучше пойду. У меня там еще недопитая кружка сидра оставалась…
За углом раздалось бряцание доспехов и короткие отрывистые команды. Судя по общему напряжению говоривших, к пристани они направлялись вовсе не ради долгой романтической прогулки, если, конечно, романтика не означает конвой и глубокие ямы с прочными решетками. Волшебник испуганно охнул.
— А знаете, — выпалил бард. — Я передумал. Меня все устраивает. Отличное предложение, спасение Принцесс, захватывающее приключение, неоправданные опасности, неопределенная награда… Так чего же мы ждем?
— Меня, — пробурчал волшебник. Как выяснилось, зря. Потому что его все равно никто не услышал.
— А как тебя зовут? — поинтересовался герой, глядя на то, как бережно Бард перенес свою лютню на скрипучую палубу корабля.
— Мое имя…
— Неважно! — бросила Флаттершелл. — Эй ты, в шляпе, шевелись там. Стражники уже почти что здесь. Или тебе так хочется найти неприятностей на свой круп?
Волшебник молча поправил остроконечную шляпу и с видом оскорбленной до самого подола плаща личности процокал по мостику до самой палубы. В мгновение слегка проржавевшего ока якорь был поднят, парус — расправлен, а сам корабль натужно заскрипел и тронулся в путь, оставив позади пристань, полную слегка разочарованных стражников. Некоторое из них даже пустили слезу. К счастью для барда, тот не видел, что сквозь слезы на мордах большинства из них пробивались едва сдерживаемые улыбки. И уж конечно, ему очень повезло, что прилетевший с севера порыв ветра унес в сторону их насмешливый хохот.
Принцесса Лета вышла в море. И расстилалась перед ней лишь безграничная синяя гладь, да полоска горизонта маняще подзывала к себе...
— Эй, салага! — задорно крикнула кобылка проходящему мимо единорогу в мантии. — Не сколдуешь нам немного попутного ветра, разрази тебя гром?
— А ведь сколько раз я ее просил, — пробубнил себе под нос волшебник, горделиво отворачиваясь в сторону. — У меня ведь и имя есть. Неужели так трудно запомнить? Всего-навсего какой-то Старсвирл…
Принцесса Лета вышла в море.
И именно так началась эта история...