Страстной бульвар

7. Побег Валета

Тонким льдом подернулась Москва-река, и каждый метр, пройденный теплоходом, сопровождается мерным хрустом. Отовсюду, похоже, идет удушливый столичный пар с запахами нечистот, но это вовсе не так страшно, как принято полагать. При должном желании, его можно совершенно не замечать.

Москва мертвенно чиста: ни единой машины. Ни единого фонаря. Луна светит аккурат через рубиновую звезду на Спасской башне, и все вокруг покрывается малиновым маревом.

Не знаю, куда мы плывем, и ждет ли нас в финале скрипучий трап, да и какая разница! Я чувствую себя в полнейшей безопасности, будто в случае крушения лишь промочу немного ботинки. Мне не жарко и не холодно. Мне – никак. И это мне нравится.

Я не задумываюсь о происходящем, и даже не подозреваю, что все вокруг совершенно нереалистично. Другие цвета, другие запахи.

Я облокотился на сетчатую ограду, и улыбаюсь. В правой руке, откуда не возьмись, появляется светящийся бокал шампанского.

— Ну, за тех, кто в море! – предлагаю я тост.

Рядом со мной стоит девушка. Она невероятно красива, и я, похоже, влюблен. Я не спрашивал ее имени, но отчего-то знаю его. Просто знаю и все тут, без всяких подробностей.

У нее большие, по-детски наивные глаза и совершенно непослушные волосы. Тонкие пальчики в белых перчатках нежно и как-то особенно трогательно ложатся на перила, словно она играет на рояле незамысловатую и прекрасную оттого мелодию, которую никто больше не слышит.

Я очень боюсь за нее. Она – еще совсем ребенок и не может ничего противопоставить этому миру. Не могу, конечно же, этого сделать и я, но мой энтузиазм с лихвой перекрывает дилетантский подход. Я хочу быть рядом просто чтобы точно знать: с ней, такой хрупкой и волшебной, не случится ничего плохого. И пока топчу эту землю, я готов ради нее на все, и не остановят меня ни библейские истины, ни свод современных законов.

— А куда мы плывем? – спрашивает она милым сердцу шепотом.

— Не знаю. Должно быть, куда-то, где тепло и еще не наступила зима?

«Я король Калифорнии!»

— Нет-нет, я люблю зиму! Неужели снег не прекрасен! Давай лучше просто туда, где сейчас хорошо.

Я снимаю с крючка капитанскую фуражку и аккуратно водружаю ее на голову своей спутницы.

— Правьте курс, миледи.

Она улыбается и прикладывает палец к щеке, изображая на личике гримасу серьезного выбора.

— Таммерфорс.

— Тогда нам дорога на север! Полный вперед, подбросить угля, и очень надеюсь, что на борту все еще остался кофе!

С этими словами, я схватил своего капитана за талию, и, приподняв легкую, как пушинку, девушку, закружил ее в быстром танце по палубе. Она заливисто смеялась, я громко декламировал белые стихи, и все это было настолько прекрасно, настолько не по-настоящему, что в сердце, на миг, подняла голову пришибленная тоска.

Я почувствовал тепло ее рук через кожаные перчатки, которые легли на мои виски. Прижав неземное создание к себе, словно ребенок любимую игрушку, я жадно сцепился с ней взглядом, пытаясь построить между нами, такими, может, и близкими, но разобщенными, мост. Я опустил ее на землю, и, когда я услышал, как каблуки ее сапожек стукнулись о металл, она вся как-то подалась в мою сторону. Мы чуть не столкнулись носами, и, кажется, случилось. Я зажмурился, как первоклассник, которого чмокнули в щеку за донесенный до подъезда портфель, почувствовал приторный вкус гигиенической помады на ее губах. Чтобы дотянуться до меня, ей пришлось приподняться на цыпочки.

Мы все плыли и плыли, мимо Кремля, в далекий давно сменивший имя Таммерфорс. И я был счастлив.

И так до тех пор, когда с неба не раздался самый страшный звук, который только можно было бы представить – ворчливый голос дверного звонка…

*
Кто-то настойчиво бил по кнопке звонка со стороны лестничной клетки. Вскочив, я, пораженный громом, заметался по комнате, любезно предоставленной мне для ночлега, натыкаясь в темноте на разномастные предметы интерьера, в поисках выключателя.

Свет озарил маленькую, но богато обставленную комнату. Здесь все напоминало о викторианской Англии – строгий стиль, хорошее дерево, высокий трельяж и, словно насмешка над дизайнером, широкая плазма во всю стену, на месте, где куда уместнее была бы картина прерафаэлитов.

Только чудом не расколотил стоящую на высоком постаменте вазу с белыми лилиями.

На часах без пятнадцати четыре утра – не самое подходящее время для почтальона. И разносчика пиццы. Да и для родственников из Нижнего Волочка. А значит – будет драка. А возможно, и поножовщина.

Нет, ну согласитесь, часто ли по ночам к вам просто так вваливаются люди, которые не пытаются вас ограбить или убить? К тому же, я стал чересчур мнительным за последний день, и не удивительно, что воспринял это на свой счет.

Наспех одевшись, я прихватил с электрического камина золоченый подсвечник. Не то чтобы он был тяжелый, но, если постараться, можно вывести кого-нибудь из строя.

А так как человек, открывающий дверь с подсвечником в руке, при том, что в стране ГОЭЛРО было уже почти сто лет назад, выглядит по крайней мере странно, я засунул его в рукав пиджака. Получилось неудобно, да и на высокий уровень маскировки это мало походило, но лучше чем ничего, верно?

Я слышал, как в прихожей Маша стучит копытцами к двери, и поспешил ее остановить. Сделав страшные глаза, я приказал ей не делать поспешных действий и первым подошел к железной двери.

Глазок в квартирах пони располагается куда ниже, так что пришлось сложиться буквой зю, чтобы посмотреть, кого же это занесла нелегкая.

Как камень с плеч свалился, когда по ту сторону я не увидел ни бравых людей в форме, ни толпы в черных кожаных куртках. Заместо них, там стоял один единственный, тщедушный, но вполне элегантно одетый пони.

Конечно, всегда оставалась вероятность того, что эти самые толпы людей с оружием прячутся за углом, поэтому я велел Маше опознать незнакомого посетителя.

— Ой, да это же папа! – она смерила меня взглядом, будто пытаясь понять, можно ли меня где-то спрятать. Естественно, будь я отцом, я бы очень нелицеприятно отнесся к молодому человеку, который ночью оказывается в одной квартире с моей дочерью, скорее всего единственной и любимой. Не убил бы, естественно, но разъяснительная беседа растянулась бы до утра.

Много чая спустя, я бы задавил юного Ромео авторитетом и мы бы разошлись. Мне приятно думать, что все пройдет именно так.

Извините, отвлекся.

Прятаться в шкаф я наотрез отказался. Что мы, взрослые существа, не сможем поговорить по душам, верно?

— Все будет ровненько, обещаю. Открывай и ничего не бойся. Как отца зовут?

— Стэйл. Стэйл Бискит.

— Это что же, выходит, у тебя в графе «Фамилия» в паспорте…

— Не время!

Я натянул на невыспавшуюся рожу некое подобие улыбки, попытался вспомнить нехитрые психологические приемчики, способные успокоить родителя.

Маша, повозившись с замками, открывает дверь.

— Папа, что случилось? Ты бы мог хотя бы позвонить.

Кобылка неумело оправдывает мое присутствие, и я, дабы ей помочь, хотел было взять все в свои руки:

— Мистер Бискит, доброй ночи. Меня зовут.

— Без разницы.

Я даже не успел удивиться его чудовищному акценту. Такое, знаете ли, даже у пришлых первой волны редко наблюдаешь. Я бы непременно изучил этот интересный аспект его речи поподробнее, если бы немолодой уже пони не проявил нетипичную прыть, и, обрушившись на меня всем телом, мощно двинул мне головой под дых. Да так, что я потерял связь с землей и рухнул головой на дорогой штучный паркет.

— Ой, — только и мог сказать я, беспомощно лупая глазами.

Один-ноль. Я никому и никогда не расскажу, с какой простотой меня уделал старый карликовый конь. Это за гранью понимания.

— Дима, — послышался звенящий Машин голосок и ее испуганная мордочка нависла надо мной, закрывая люстру. При этом, вокруг ее неровной сбитой прически образовался необычный ореол, который можно было сравнить разве что с нимбом – Ты цел?

— Еще не знаю…

Как часто бывает, сон, которого ты не помнишь, всплывает в памяти в самый неподходящий момент. Я внезапно понял, что точно знаю, как бы выглядела бы Маша, будь она человеком.

— Мария, ступай в свою комнату. Это последняя капля, завтра ты переезжаешь назад, отдельная квартира для тебя – роскошь совершенно лишняя.

— Папа, что происходит!

Оперевшись на локти, я подполз к стене и припал к ней. Затылок пульсировал, в глазах все мигало.

— Марш в свою комнату, и не показывай оттуда носа! – Бискит не на шутку вскипел, гаркнул на дочь, и она покорно, в последний раз обменявшись со мной взглядами, отправилась восвояси.

— Собственная дочь, — говоря сам с собой, Стэйл Бискит наворачивал круги по прихожей и меня упорно игнорировал – Хотела пригреть у себя на груди эту мразь…

— Я бы попросил.

— И ты тоже хорош, мальчишка! Как ты вообще вышел на нас. Признайся: кто выдал тебе информацию? Селезнев, Иуда… Ты сам бы до этого никогда не догадался.

Я хотел встать, но Бискит громкой топнул копытом и я, вздрогнув, съехал обратно.

— Решил меня оставить без последней сумки. Без последнего рубля… Сволочь. Не ожидал такой наглости, что ты после всего что сделал, просто заявишься домой к моей дочери.

— Не понимаю.

— Как же все-таки хорошо, что мне вовремя позвонили, и ты не успел сделать с ней ничего плохого. Наконец-то, эта катавасия закончится.

— Да что вы несете!

— Слушай меня! – Бискит, наступив мне на грудь, заорал прямо мне в лицо. Я почувствовал неприятный запах из его рта – Ты не представляешь, что ты развязал, сопляк! Ты представляешь, кто стоит за той шарагой, которую ты пытался подмять? Да мы тебя сгноим. Пойдешь по этапу в столыпинском вагоне! Будешь где-нибудь в Норильске лес валить или шить пуховики. И мы сделаем все, понимаешь, все, чтобы ты не выбрался оттуда живым! Вот, видишь! – пони вволок в квартиру дипломат, и, вытянув за веревочку документ, бросил его на колени. Даже раскрывать его не требовалось, чтобы понять: моими тривиальными проблемами занимается не простая налоговая, а чинные и обстоятельные федералы.

— Вы что, из ФСБ? И ювелирка тоже та была ваша?

— Ты слишком тупой даже для шестерки! В этой стране нельзя просто так владеть крупным бизнесом с мировым именем. У меня там доля, как и почти всех наших у власти. Отлично подходит для некоторых операций с наличностью.

Оффшоры не в моде?

— Признаюсь, несказанная удача то, что ты каким-то образом оказался тут. Провидение – и то благоволит мне. С Машей я поговорю, надеюсь, она хотя бы теперь перестанет пытаться найти новые знакомства среди вашего грязного рода.

Бискит тряхнул головой, видимо, включая гарнитуру, и вызвал снизу Ковалева. Телохранителя, или что-то вроде того. Достойный олигарха бронешкафчик, в дорогом костюме (дороже моего, без сомнений), стрижка – полубокс. Человек.

— Как тебя зовут?

— Дима.

— Я так чувствую, Дима, где находятся документы, ты не знаешь…

— Без малейшего понятия.

Бискит печально улыбнулся. Внезапная смена эмоций на его морде вызвала у меня приступ паники.

— Тогда и вопрос можно считать закрытым. Семен, свезите эту шестерку на Петровку, скажите, у нас появилась ниточка. Будет по дороге бузить – хлебалом о бордюр. Все, выполняй.

Итак, даже не попрощавшись, Бискит отправился в комнату, куда сослал Машу, а охранник, огромной лапищей схватив меня за расстегнутый пиджак, потащил к выходу. Я пытался извернуться, дабы увидеть кобылку в полуоткрытую дверь, но фигура ее отца заслоняла проем, и только его громкий басовитый крик провожал меня, пока я послушно шкандыбал по потертым лестницам перед Семеном.

— Что бы сказала мать, если бы была жива! Ты совершенно не думаешь ни о чем. Я надеялся, что ты повзрослеешь, что из тебя выйдет вся эта подростковая дурь!

Кажется, это все. Самый нелепый рояль в кустах, который мог случиться в моей жизни. Сумбурный диалог со Стэйлом приоткрыл мне глаза на случившееся.

Рейдерский захват «Копыта» оказался вовсе не таким простым делом, как предполагал безвестный человек, близкий к Кремлю, и решивший найти в цепочке своих подчиненных и наемников самую замшелую, самую паршивую овцу. Которой оказался я. Кто же знал, что пони-фирма, также как и многие другие крупные российские предприятия, адаптировались к специфике отечественного бизнеса. Откаты, взятки, крыша, ФСБ в совете директоров. Естественно, об этом не писали газеты – кто же будет понимать бучу, когда она в первую очередь накроет именно тебя.

Они ищут документы. Ищут, как мне кажется, слишком долго и без интереса. Конечно, что им вся эта кипа бумажек – они вполне могут нарисовать новую, и симулируя бурную деятельность, они просто копают под авторов махинации. Дабы покарать и вообще продемонстрировать, чем заканчиваются подобные авантюры.

Когда сталкивается машины организованной преступности и властолюбивой крыши – начинаются карательные акции.

— Что с рукой? – пробурчал конвоир.

— Перелом локтевого сустава. Шина.

Ужасно неправдоподобные враки. Если он полезет меня обыскивать – это же будет катастрофа.

Подсвечник все еще оставался у меня в рукаве, и я пытался смоделировать ситуацию, при которой я смог бы избавиться от этого парня. Можно было огреть его прямо сейчас и дать деру. Он, видимо, служил, и реакция у него должна быть будь здоров. Отоварит – мало не покажется.

А вот если ему врезать, когда мы будем в машине? Сконцентрировавшись на дороге, он даст мне некоторую фору. Дернуть ручник, и пока он будет вытягивать машину из заноса, дать оглоблей. Правда, есть шанс остаться в машине с переломанными после такого экстремального вождения ребрами.

И главное – надеюсь, у машины не дежурят еще парочка таких же отмороженных. Тогда точно можно здороваться с нарами.

У меня даже не было мысли о том, что самый гуманный суд в мире может помочь мне в этом деле. Полагаться только на себя – девиз любого молодого журналиста, катящегося в желтизну.

Мы вышли на улицу, Семен оперативно разблокировал двери двести двенадцатого Мерса и благоразумно посадил меня на переднее место пассажира. Черт его знает, что я могу учудить сзади, к примеру, попытаться придушить своего противника.

Меня, как ребенка, пристегнули, заблокировали дверь и даже не стали завязывать руки, чему поспособствовало то, что я наигранно помучался с неразгибающейся правой лапой. Вообще, я укрепился во мнении, что охранник Бискита невероятно хочет спать и просто хочет поскорее от меня избавиться.

Когда мы отъезжали, я до последнего пытался определить, где же окна той квартиры, в которой я сегодня искал себе ночлег. Мне было очень жалко себя, в первую очередь, и Машу, которой сегодня придется ой как несладко. Я принял решение, что когда все это закончится, обязательно подарю ей цветы и извинюсь за все те беспорядки, которые натворил в ее жизни. И сосредоточился на деле.

Охранник проигнорировал поворот на Красной Пресне и ушел глубже, по Конюшковской, что придало мне дополнительного энтузиазма. Он, видимо, не очень хорошо чувствует габариты дорогого автомобиля и не рискнул выходить на Садовое кольцо с такой крупной улицы, даже ночью. А значит, он выйдет на нее через мирный и пустой переулок далее.

— Тебя Семен зовут?

— А тебе какое дело?

— Да так, ничего. Просто решил поддержать беседу.

— Помолчи, ладно?

— Хорошо. А коробка – автомат?

— Заткнись, а! Хочешь, чтобы я тебе зубы сосчитал?

— Ладно-ладно. Хорошо.

Какие мы нервные.

— А закурить есть? – бросил я еще один пробный шар.

— Не курю.

— А, ну это правильно.

Проехав метров четыреста, хвала небесам, Семен включил поворотник и аккуратненько завел машину в переулок.

Все, дело было за малым. Я весь мысленно подобрался, вдохнул побольше воздуха и унял обезумевшее сердце.

— Стой, мать твою, остановись немедленно! Черт возьми, это катастрофа, натуральная катастрофа. Дерьмо собачье, да тормози ты!!!

Ковалев, что удивительно для такого крупного, и, наверное, смелого человека, за рулем и правда был подобен хельсинскому паникеру. Сняв ногу с педали газа, он втопил тормоз, и мы резко остановились.

-Да что такое! Говори немедленно, пока я тебе не всыпал по первое число!

— Фух, какой ужас. Я забыл в квартире мобильник. Мне должны были сегодня позвонить. Может, вернемся?

— Все, мое терпение лопнуло, выходи, коз…

— Сеня, извини.

Выкинув в его сторону правую руку, я огрел его по макушке спрятанным подсвечником. Голова оказалась на удивление крепкой, но цель была достигнута. Я вцепился руками в голову охранника, и пока тот, скосив глаза, определял откуда прилетело, познакомил его нос с рулевым колесом.

Крякнул клаксон, на руле остались следы крови. Продолжая наносить конвоиру несильные удары, я отстегнул его ремень безопасности, и, открыв дверь, поднул его на выход. Ковалев, держась за кровоточащий нос, вывалился из машины, и я занял его место.

— Я верну, честно! Бискиту привет!

Пересев на место водителя, я вспомнил те нехитрые навыки, которым обучался в автошколе. Права я сдавать так и не пошел, но надо быть непроходимым тупицей, чтобы запутаться в двух педалях автомата.

Машина сорвалась с места, я вышел на полупустое кольцо. В крови бурлил адреналин, и это стимулировало похлеще кофеина.

Финансовые махинации, экономические преступления, подделка документов, сокрытие преступления, нанесение гражданину РФ телесных повреждений и угон автомобиля.

А, ладно, все равно же оправдываться.

Я твердо для себя уяснил, что мне кровь из носу нужно добыть те злополучные документы. Где они – поди разбери. Хотя, кажется, я знаю в какую сторону копать.

Все-таки, дурак Ипатьев, что оставляет на своей визитке контактный адрес.