История, о которой забыли
Гибель дредноута
“Как я здесь оказался? Что я вообще тут делаю?», — мысли терзали мозг и сердце, но не могли вырваться наружу. Уайлд Ровер лежал на боку, поджав под себя ноги и, не моргая, смотрел в кромешную тьму. Он хотел сказать, закричать...Но вместо этого лишь бессильно замычал.
Сильный пинок копытом в спину прервал Уайлда.
-Заткни хлебало, дай поспать, уродец малохольный!, — прорычал грубый голос из-за спины. Пегас даже не поморщился от боли – он привык. Он лишь скрежетнул зубами – то ли от обиды на пинавшего, то ли от обиды на жизнь, то ли от злости на себя.
В ночлежке, где сейчас лежал на грязном истрёпанном матрасе на полу молодой пегас Уайлд Ровер, было особенно много пони. Гораздо больше, чем во всех предыдущих. Но радости от совместного пребывания в одном помещении с ними пегас не испытывал. Он ворочался на своей лежанке в тщетной попытке уснуть, но душный, вязкий воздух, в котором смешались запахи пота, грязи, общественного туалета, огражденного от «жилого помещения» невысокой тонкой перегородкой, перегара и затхлости, не давал уснуть некогда гордому пони. Но если с грязью, клопами и ужасной вонью можно было что-то сделать, то с тем, что творилось у Уайлда в голове, справиться было невозможно.
«Кем я был! Командир звена «Громовой Раскат»! Меня называли Изумрудным Смерчем! Моё звено наводило ужас на этих единорогов и земных…Как они трепетали, завидев меня и моих парней! А теперь всё…Всё ушло! И не просто ушло, а прихватив с собой мою жизнь… Сделав меня калекой. Оставив мне одно крыло да судьбу бродяги».
Всё это было действительно так. Уайлд Ровер был командиром звена «Громовой Раскат», элитного звена в составе второй эскадрильи тринадцатой штурмовой эскадры. Пять пегасов под командованием старшего лейтенант-коммандера Ровера наводили ужас на вражеские войска, одним лишь своим видом обращая их в бегство. В ту пору об этой смертоносной шестёрке ходили самые невероятные легенды – якобы они дышат огнём, голосом способны разорвать сердце, а шкуры их стальные. На самом же деле это были обычные пони, выделявшиеся лишь уровнем своей подготовки, дисциплинированностью и крайней беспощадностью. Воины единорогов и земнопони знали – если вовремя не скрыться – можешь считать себя трупом. Каждый из шестерых нёс на себе в бой по четыре «гром-камня» — металлические капсулы, начинённые пироксилином – открытием для тех времён революционным — и металлической же стружкой. При приближении к позициям врага пегасы выбирали приоритетные цели и с невероятной скоростью входили почти в вертикальное пике и с ювелирной точностью бросали бомбы, детонировавшие от удара и разносившие смертоносную начинку на несколько метров, превращая противника в агонизирующий фарш. Когда же боеприпасы подходили к концу – а случалось это весьма скоро – смертельное звено не возвращалось на базу. Они продолжали уничтожать. Теперь в ход шли их сильные ноги, которыми они, пикируя, подхватывали бежавших солдат и, взмывая почти до облаков, швыряли несчастных вниз.
Среди своих «Громовые Раскаты» считались элитой. Армия генерала Харрикейна разделилась на два лагеря – тех, кто хотел быть похожим на «Громовых» и тех, исполненных чёрной зависти, кто люто ненавидел этих воинов.
Феноменальная боевая эффективность поражала командование – ни одной проваленной боевой задачи, никаких потерь. Наоборот, потери после каждой встречи со «Звеном Смерти» несли их противники, теряя всякий раз воинов столько же, как при встрече с парой рот хорошо обученных единорогов.
Ходили слухи, что наград у этих пегасов было столько, что надевая их все, они могли с трудом оторваться от земли. Но это была неправда. Наград у этих пони было гораздо больше, но при том поднимались они в воздух с ними так же легко.
-Я обожаю войну!, — проревел жёлтый пегас, тряхнув чёрной, как дёготь, гривой, ударил копытом по столу и в два глотка осушил кружку крепкого сидра. –Ветер в ушах, ярость в крови, а эти козявки под тобой краснеют, визжат и дохнут! Медленно дохнут!
-А те, что пытаются бежать…,-промурлыкал, щурясь от удовольствия, тёмно-синий пегас с разноцветной всклокоченной не по Уставу гривой, -Как смешно они летят вниз. Как мешки сена!
Компания из шестерых пегасов за столом дружно захохотала и, чокнувшись кружками, мигом их осушили.
-Флатти и Дэши у нас как всегда, — заметил изумрудной масти с золотой гривой статный пегас, -самые гуманные!
-Уайлд, — прорычал жёлтый, -Я же просил не называть меня Флатти! Я Флаттеррейдж!, -он ударил себя в грудь копытом, -Если уж хочешь коверкать моё имя, зови меня Рейдж.
-А я не против Дэши. Звучит очень иронично, — хихикнул Шедоу Дэш, тёмно-синий пегас.
-А мне надоело, — буркнул красный пегас, положив голову на передние ноги, -Я не хочу больше воевать. Я устал. Я хочу, чтобы мы все -пегасы, единороги, земные — дружили, — он горестно шмыгнул носом и замолчал.
-Чё-то я тебя не понимаю, Бриз- прорычал Рейдж, -Ты сегодня вот этими копытами размозжил бошки пятерым рогатым! И ты бы прикончил их больше, если бы мог. А теперь ты их жалеешь?!
-Успокойся, Рейдж, — придержал его копытом Ровер, -Бриз перебрал, его потянуло на сентиментальщину. Отоспится он и всё придёт в норму.
-Нет, Уайлд, — помотал головой Бриз, -Я всерьёз подумываю уйти. Я не хочу больше проливать кровь и всякий раз отгонять от себя мысли, что вот этот полёт точно станет для меня последним.
-Мы не выбирали эту судьбу, — заметил Шедоу Дэш, -И уж точно не мы начали войну. Но мы в силах положить этой навозной куче конец. И валить сейчас, когда победа не за горами, не лучшая идея, дружище.
-Иксвинг, Энтерпрайз, вы-то чего молчите?, — командир обратился к сидевшим молча товарищам, братьям Сторм – самым быстрым пегасам среди всех.
-А что тут скажешь?, — ответил вопросом Иксвинг.
-Война – это хреново, — продолжил Энтерпрайз.
-Конечно, мы не хотим…
-…воевать и, тем более, рисковать…
-…своими шкурам, но раз такие обстоятельства, то…
-…что поделать, надо – значит, надо, приказ…
-…есть приказ.
Остальные пони довольно заржали над этой манерой братьев заканчивать фразу друг за другом. Эта синхронность и слаженность братьев была одним из основных тактических моментов в каждом бою.
-Парни, извините, мне надо продышаться, — сказал вдруг Бриз и, встав из-за стола, вышел из кабака в ночную темноту.
-А как думаешь, командор, — заговорил вдруг Дэш, -Скоро война кончится? Как по мне, бестолковое это дело. Я лично за то, чтобы все жили вместе. Ну, типа, дружно, а не как раньше. Когда собачились на каждом шагу. Вот и дособачились.
-Ты вспомни это дерьмо, когда будешь гром-камни кидать, — ехидно подметил Рейдж, -В такие-то моменты, небось, ни о каком единении не думаешь. А я тебе так скажу – никому не позволю воспринимать мой народ тупым агрессивным быдлом. Ни этим рогатым, которые на всё, как на навоз, смотрят, ни земным тупицам! Это вы здесь, может, потому, что так надо. А я потому, что сам хочу победить. Чтобы восторжествовала справедливость.
Уайлд не слушал их. Он знал, как должно быть. Он и не мог не знать – ведь он был командиром, а значит, отвечал за своих солдат. Уайлд знал, что война – это ужасно. И он был не против объединении. Но война…Это было единственное, что умел Ровер. Он был профессиональным солдатом, и конец войны значил бы конец его карьеры.
-Ну куда там Бриз запропастился!, — вдруг выпалил он, -Икс, Энтер, проведайте его!
Братья синхронно встали с мест и вышли на улицу. Меньше, чем через минуту оба с тревожными физиономиями ворвались в кабак. Иксвинг держал в зубах голубое перо – точь-в-точь как у Бриза.
-Всё, что нашли!, — воскликнул Энтерпрайз.
-Только перо и больше ничего!, — добавил Иксвинг.
-Громовые Раскаты! Ахтунг! На поиски Бриза!, — заорал на весь кабак Рейдж и бросился наружу, сметя дверь с петель. Остальные порядком захмелевшие солдаты помчались следом.
В кромешной темноте почти ничего не было видно. Даже Шедоу Дэш, обладавший одинаково хорошим зрением и днём, и ночью, теперь не видел ничего, что могло бы помочь. Он поднялся над кронами близстоящих деревьев и осмотрелся.
-Ничего не видно. И нико…
Глухой удар оборвал пегаса. Вскрикнув, он тяжело рухнул на землю. Встревоженные товарищи бросились к нему.
-Что произошло? Дэш! Что с тобой?, — пытался привести его в чувства Ровер. Радужная грива пегаса была мокрой на ощупь и Ровер с ужасом догадался, что это была кровь. Дэш лежал на его руках без движения. Дыхание его было слабым и чуть ощутимым.
-Его сбили вот этим камнем, — сказал Энтерпрайз, поднеся Роверу тяжёлый и влажный булыжник.
-Значит, эти мрази ещё здесь!, — взревел Рэйдж и взметнулся в небо. –Парни! Пойдём и уничтожим этих выродков!
-Икс, Энтер, тащите Дэша в кабак! Пусть ему окажут помощь. Проследите! Если через пять минут мы не вернёмся – возвращайтесь сюда. Если эти твари здесь, мы не дадим им сбежать. Флаттер, за мной!
С сумасшедшей скоростью взметнулись два воина, гонимые яростью и жаждой мести. В полёте каждый метр местности они просматривали привыкшими к темноте глазами, как вдруг неподалёку услыхали резкий и громкий свист. Спустившись на землю, они не сразу поняли, что за картина открылась их виду. И лишь разглядев всё точно, двое могучих и бесстрашных воинов остановились, как вкопанные. Сердца их бешено колотились и Ровер даже ощутил, что колени его задрожали. На небольшой поляне, освещённой несколькими факелами, стояло высокое дерево. Под деревом стояли трое высоких широченных земнопони, чьи налитые кровью глаза злорадно сверкали, предвкушая расправу. Но не поэтому дрогнули отважные пегасы. На одной из толстых ветвей дерева висел их боевой товарищ и близкий друг с детства – Найт Бриз. Глаза его, заполненные кровью, были навыкате, изо рта чуть высунулся язык. Сам же он обмяк и единственное, что приводило его в движение – колебания ветра.
-Ну вот и славно, — оскалился один из земных, -ещё двое подоспели. Не будем тянуть, парни, — обратился он к своим приятелям. Но это стало сигналом для пегасов. Заорав, что было мочи, вылив в этот вопль всю ярость и ненависть, пегасы применили свою старую тактику – поднялись высоко в небо и оттуда на высочайшей скорости начали пикировать вниз. Но что-то пошло не так на этот раз.
Рейдж, спикировав, схватил одного из земнопони, но тот оказался на удивление тяжёлым и здоровым. Флаттеррейдж не смог даже приподнять его. Под дружный хохот пегас упал на землю. Он попытался тут же встать, но два огромных копыта в мгновенье с размаху ударили его по голове. Для верности, а может, от крайней степени жестокости, те же копыта обрушились на хрипевшего Рейджа ещё несколько раз. После четвёртого раза они уже месили бездыханное тело героя.
В то же время Ровер попытался провести свою атаку, но уже на подлёте к земле был сбит крепким ударом задних копыт. Откатившись по земле, он попытался встать и поспешить на помощь Флаттеру, но сильные копыта земного не дали ему пошевелиться.
-Нет-нет, гнида, ты будешь смотреть, будешь!, — рычал конь и для верности несколько раз ударил Ровера. И Ровер смотрел. Он видел, как погибал его друг. Как погибало его звено.
-Сейчас сюда подоспеют…, — начал хрипло Ровер.
-Кто?! Те двое? Иксвинг и Энтерпрайз, если не ошибаюсь? Которые потащили вашу радужку в кабак?, — он ощерился и утробно захохотал, -Ну-ну. Удачи им. Да, кстати – мои парни уже должно быть добрались до кабака. Ты же не думал, что я оставлю твоих ублюдков без присмотра? И раз уж сам Уайлд Ровер не смог сладить с нами, то этих пятеро моих парней разделают твоих молокососов. К тому же в закрытом помещении.
Он ещё раз засмеялся тихо и зловеще. Роверу нечего было ответить. Он понимал, что враг прав. Прекрасно известно, что в ближнем бою и в ограниченном пространстве любой земнопони не оставит ни единого шанса. Поэтому тактику ведения боя с ними продумывали так, чтобы не подпускать их ближе, чем на сто метров.
-Что до тебя, командор Ровер, — прошипел земной и жестом подозвал одного из своих соратников, на спине которого был закреплён подготовленный ранее боевой топор, -сейчас ты понесёшь достойное наказание за содеянные злодеяния против моего народа.
Оруженосец выхватил топор и, удерживая его передними ногами, замахнулся, ожидая команды.
-Давай, руби! Ты убьёшь меня, но не сломишь. Тебе не победить меня, даже убив!, — гордо восклицал Ровер.
Но предводитель земных вдруг расхохотался.
-ты полагал, что я убью тебя?! Вот идиот! В чём же здесь смысл? Это не наказание. Если я убью тебя, тебе будет даже не всё равно. Тебе будет вообще никак. Нееет, это не наказание. Так ты просто не отделаешься. Нет, ты будешь жить! Теперь, Уайлд Ровер, ты будешь живым доказательством того, что на земных пони лучше бочку не катить.
Уставший стоять на задних ногах с занесённым топором пони наконец-то облегчённо вдохнул и опустил со свистом топор, отрубив пегасу правое крыло. Острая, тупая, жгучая, ноющая, воющая, тянущая, режущая — Ровер испытал в этот миг все виды боли. Исказившись, скорчившись и сморщившись, он принял этот удар, не издав ни звука.
-А ты стойкий. Мне это нравится, — злорадствовал предводитель земных. Он подошёл к тяжело дышавшему Роверу спереди и тот увидел в его копыте большой нож.
-Не волнуйся, летун, я только подкорректирую кое-что и отпущу тебя...
Ночь прошла. Не сомкнувший своего единственного уцелевшего глаза Уайлд Ровер с первыми лучами солнца проковылял к выходу, спотыкаясь о лежавших вповалку пегасов, по разным-чаще печальным-причинам оказавшихся здесь.
Выйдя за дверь, он вдохнул судорожно свежий воздух. С тех пор прошло уже достаточно много лет. Ровер не знал, сколько точно, но их хватило, чтобы привыкнуть жить с одним крылом, одним глазом и без языка.
Этих лет не хватило лишь на то, чтобы зажили раны на сердце. Напротив, казалось, что с каждым днём становилось лишь больнее.
У дверей ночлежки в луже грязи барахтался местный умалишённый Радужка. Его так назвали из-за цвета гривы. Поговаривали, что ему однажды ударили по голове, и, кажется, ограбили. Его подкармливали местные, а за это он исполнял какие-то нелепые, неуклюжие танцы. А сейчас он, кажется, принимал ванну.
Ровер отвернулся от него, закусив губу, и, хромая, поковылял отсюда. Так быстро, насколько мог. Так далеко, насколько мог.
Осколки тёмного прошлого в фундаменте светлого будущего
-Милена! Милена! Что за несносная девица!, — возмущался Люций Феррус, уважаемый дворянин, чистокровный единорог, гордившийся своей родословной не меньше, чем своей дочерью – Миленой, которая, впрочем, на сей раз преподнесла родителю неприятный сюрприз.
-Ну что такое, папочка? Что ты так раскричался?, — она сделала умиляющее-виноватые глаза и мило улыбнулась. Любое сердце растаяло бы при виде этой невинной мордашки, но Люций был слишком возмущён.
-Не строй из себя дурочку, юная леди! Ты что, не знаешь, который час?! Я велел тебе быть дома до наступления темноты! Мало того, что ты сбежала без спросу, так ещё и пришла так поздно!
-Но ведь пришла же!, — Милена прижалась к отцу, обняв его за шею.
-Ещё бы ты не пришла!, — ответил Люций гораздо спокойнее и тише, -Ты сама знаешь, какие нынче времена. А если бы ты нарвалась на банду пегасов или, — голос его сошёл на шёпот, -или даже на земных.
Милена, молодая единорожка, в скором времени заканчивающая школу, вдруг отстранилась от отца и, сделав несколько шагов по комнате, вдруг заговорила как-то нервно:
-Отец, ну что за предубеждения у тебя? Почему ты так относишься к другим?, — она повернулась к нему, устремив на отца отчаянный взгляд, -Земные – совсем не плохие! Пегасы…не знаю, наверное, тоже…Но земнопони…
Люция вдруг как озарило. Он сморщился и разочарованно замычал, качая головой.
-Нет…Ну нет же! Ну как так!, — восклицал он, -Как я мог пропустить это! Моя дочь спуталась с безродным земным! Проклятье на мою голову! Милена! Молю, скажи, что это не правда! Скажи – «отец, ты старый идиот, я ни с кем не спуталась, только единороги, только чистая кровь!»
Но Милена лишь покачала головой обречённо, отчего розовые кудряшки её весело запрыгали в такт.
-Я ни с кем не путалась, отец, — говорила она, чеканя каждое слово. –Но я действительно связалась с ними. И знаешь, я поняла! Это мы – варвары и ничтожные черви! Мы! Из-за нашей глупости гибли сначала урожаи, а потом и пони. Это мы виновны в этой войне, это мы…
Отцовское копыто отвесило звонкую пощёчину охнувшей единорожке, не знавшей – плакать ей, злиться или молча терпеть.
-Замолчи!, — вскричал отец, -Не смей нести эту чушь! С детства забиваешь свою голову всякой мерзостью…Вот, нашла, наконец, что впихнуть под свои кудри! Мы монстры? Тогда и я монстр! И мать твоя! И ты, неблагодарная девчонка! Или ты забываешь дорогу к этим мерзавцам, или забываешь путь в этот дом! Опозорив мой род, ты опозоришь всех единорогов! И если на то пошло…Ми-Милена! С-стой! Куда ты?!
Ничего не сказав, единорожка резко развернулась, пинком открыла дверь и галопом помчалась в ночную тьму.
Люций хотел было броситься за ней, но вдруг остановился.
-Ничего с ней не случится. Сейчас всюду бродят Охранные Отряды. Они найдут её раньше, чем она выйдет за пределы имения. Конечно, ей придётся долго выпрашивать у меня прощения…Но я хороший отец. Я прощу её.
Успокоив себя этими словами, Люций направился спать, полный уверенности, что на завтра его дочь если не сама, то в сопровождении Охранного Отряда вернётся в родное гнездо.
Лорд Феррус проснулся поздней ночью от того, что под окнами беспрерывно кто-то топал и переговаривался. Подойдя к окну, он высунулся на улицу и прокричал хриплым сонным голосом:
-Эй, да что там происходит? Тут некоторые спать пытаются!
Под окном то и дело проходили единороги из ближайших окрестностей – именитые и уважаемые пони шли куда посреди ночи, тревожно переговариваясь. Среди этой толпы то тут, то там, проходили строем Охранные Отряды. Наспех одевшись, Люций вышел на улицу.
-Силиций!, — окликнул он своего соседа, лорда Силиция, -Что происходит? Куда все идут? Шо там дают?
-Накрыли подпольный притон земных тут неподалёку. Я специально добирался сюда двадцать минут, чтобы увидеть это. Они там, говорят, готовили какую-то акцию Сейчас и поглядим.
В душе Люция появилось гнетущее противное предчувствие, которое он безуспешно пытался задавить. Вскоре, процессия дошла и до места назначения. На окраине леса, что был во владении лорда Делирия, стояла маленькая избушка, оцепленная «Охранками».
-Эти подлецы закрылись в подвале дома. У них там целый штаб, — вещал офицер, ответственный за происходящее, -мы выкурим их и пересажаем в тюрьму!
Единороги-солдаты укладывали солому по периметру избушки. Трое других с факелами ждали команды.
-Готово?, — нетерпеливо крикнул офицер и солдаты синхронно рявкнули «так точно!»
-Когда я зажгу солому, им будет хорошо, — сказал он себе злорадно, -Поджигай!
Три факела были брошены. Солома вспыхнула моментально, охватив избушку пламенем.
Единороги охали, вздыхали, дамы падали в обморок, джентльпони сдержанно кивали, одобряя «столь жёсткую политику».
В избушке показалось движение. Взгляды благородных единорогов приковались к окну, и которого в пламени высунулась голова земнопони, прокричавшего:
-Жгите нас, сколько хотите! Мы умрём, но дело наше будет жить! Даёшь единое государство!
-Даёшь единое государство!, — повторил звонкий девичий голос.
Словно тысяча игл вонзилась в сердце Люция. Этот голос он узнал бы из миллиарда других голосов.
-Милена!, — взревел он и бросился к полыхавшему домишке. –Милена, дочка!
-А ну-ка не подходите, милорд!, — отстранил его рослый сильный солдат, -Вы можете пострадать.
-Там..там..Милена! Моя дочь! Сделайте что-нибудь! Скорее, потушите…Освободите! Пустите меня!, — Люций метался то к толпе зевавших единорогов, то к солдатам, то пытался тщетно пробиться к избушке. Он словно обезумел, потеряв над собой контроль.
-Мы…за…бодное…иное…арство! Мы…за…монию!, — доносил ветер сквозь треск древесины голоса погибавших пони.
К Люцию подошёл офицер.
-В чём дело?, — грозно спросил он, нависнув над распластавшимся по земле несчастным, -Вы что тут устроили?
-Господин офицер, там моя дочь!, — рыдал Люций, хватаясь за офицера, как за последнюю надежду.
-Вот как?, — глаза вояки зло сверкнули, -Что ж, господин Люций, благодарю за сигнал. Мы обязательно выясним, какого лешего дочь столь влиятельного и серьёзного лорда делала в штабе вражеской подпольной террористической организации. Сейчас вы можете идти, но не переживайте – за вами скоро придут.
Сказав так, офицер отошёл от задыхавшегося в беззвучном плаче Люция и дал распоряжение распустить толпу зевак. Когда все разошлись, а избушка догорела, Люций, пошатываясь подошёл к дымившемся головешкам и вошёл в развалины. На полу он нашёл три почти до кости обгоревших тела — двое земных и одно, маленькое, с рогом. Безмолвно, без слёз Люций лёг на пол и обнял останки дочери, пролежав так до самого утра.
С первыми лучами солнца Люций Феррус проснулся и, не разбирая дороги, помчался вперёд. Он бежал что было сил, насколько позволяли его немолодые уже суставы и мышцы. Он знал, куда бежал. На востоке этих земель находилась пещера. Там часто видели земных, но сунуться не отваживались — несколько передовых отрядов так и не вернулись из тех мест. И теперь Люций держал путь туда.
Вот и пещера. Невысокий вход, из которого дохнуло сыростью и холодом. Но отступать единорогу было некуда. Он уверенно шагнул вперёд и зашагал в холодной тьме. Он не видел дороги, но знал, что идёт верно. Сколько он шёл? Десять минут? Или три часа? Теперь время для него не имело значения. Люций словно выпал из времени и пространства. Но внезапный, увесистый, резкий удар в нос остановил шествие отчаявшегося единорога.
Люций пришёл в себя от того, что кто-то влепил ему крепкую пощёчину. Лорд обнаружил себя сидящим на полу, передние ноги его были связаны с задними одной верёвкой. В центре пещеры горел костёр. Тут было очень просторно и не так холодно. С десяток земнопони было здесь, и каждый занимался чем-то — точили оружие, прибирались, что-то перетаскивали...
-Лопата! Лопата!, — закричал один из них, увидев, что Люций открыл глаза, -Рогатый очухался!
Пони побросали свои дела и встали перед ним со злорадными и в то же время любопытными взглядами.
Вперёд вышел, очевидно, главарь.
-Так ты очнулся, отец?, — спросил рослый крепкий пони — впрочем, как и все присутствовавшие. -Я — Лопата, типа главный тут, — представился он, не дожидаясь ответа.
-Люций Феррус, — машинально буркнул единорог бесцветным голосом.
-Те чё надо здесь, батя?, — спросил Лопата, грозно сплюнув.
-Я...Я пришёл...Потому что они убили Милену...
Пони переглянулись. Им стало казаться, что единорог «с приветом» и, кажется, этот «привет» намеревался передать остальным.
-Давай-ка по существу, — одёрнул его Лопата.
И Люций поведал им всё, что было. О подпольной организации, о поджоге, о дочери...О свободном и едином государстве. Земные слушали не без интереса. Когда рассказ был окончен, Лопата сплюнул ещё раз, для солидности, и спросил:
-Стрёмная история. Но от нас-то ты чё хочешь?
-Примите меня к себе! Я буду сражаться за вас! За свою дочь...За единение!, — Люций почти из шкуры вылезал от рвения.
Но земнопони лишь рассмеялись.
-Не хватало нам ещё рогатого!
-Да из тебя воин, как из меня балерина!
Лопата остановил галдёж, подняв копыто. Склонившись над Люцием, он сказал:
-Мы не можем тебя взять, дядя. Ты единорог. А мы вас не то, чтобы не любим...Скорее, не доверяем. Да и чё за хрень — единорог, сражающийся за земных? Кого ты хочешь одурачить?
-Я никого не дурачу!, — с пылом заговорил Люций, -Я видел, что они делал и ка они это делали! Если таков мой народ, я не желаю иметь с ним ничего общего! Раньше я гордился своим рогом и чистотой крови, но теперь это для меня позор! И я готов смыть его лишь кровью! Единорожьей! Неважно, чьей — моей или других...Но я готов искупить. Я готов сражаться за единение!
Лопата о чём-то задумался. По ходив вперёд-назад, он сказал:
-Пойми, дядя. Мы не против единства. И мы против войны. Мы так-то мирные. Но сейчас наша приоритетная задача — месть. Просто месть и всё. А там уж как получится.
-И для меня — месть, — прошипел Люций. -Я буду мстить единорогам. А когда почувствую, что полегчало, тогда и за объединения поговорим. А рог мой если вас смущает — так срубите его! Отломите! Скорее! Не желаю носить его!
Одобрительные возгласы прокатились по рядам пони. Лопата как-то по-особенному посмотрел на Люция.
-Мда? Серьёзно? Даже вот так? Лишай! Лишаааай!, — позвал он кого-то.
-Ча?, — отозвался кто-то из глубины пещеры.
-Зови Дурня!
-Он с Мотыгой и Булыжником картоху таскает!
-Да я тя не спрашиваю, ча он делает! Зови!
«Дуууреееень! Дуууурееееееень!», — раскатилось в глубине пещеры.
Через минуту, тяжело шагая, явился высоченный конь, одно копыто коорого было размером с голову Люция.
Лопата подошёл к нему. Даже он — Лопата — один из самых высоких жеребцов — еле достигал Дурню до подбородка.
-Дурень, смотри. Это — Люций. И он хочет к нам присоединиться. Всё, что от тебя требуется...
-Понял!, — рявкнул и кинулся на Люция. Но единорог даже не поморщился. Ему было теперь всё равно.
-Нет!, — скомандовал Лопата. -Нихрена ты не понял! Ты ж Дурень!
Что нужно сделать с единорогом, чтобы он стал как земнопони?
Дурень задумался, поморщился, почесал затылок и выдал:
-Убить?
-Нет, дубина! Рог! Убери ему рог и всё!
-Ааа! Это можно!, — повеселел Дурень и не успел более никто ничего вымолвить, как здоровяк схватил увесистый камень с пола пещеры и махнул им наотмашь над головой Люция.
Боль пришла позже. Сначала Люций почувствовал кровь на голове. Потом — осколки рога на полу. Корчась на полу от боли, он не слышал радостных криков земнопони. Одно лишь лекарство от этой боли было теперь у Люция. Теперь он был одним из них. Теперь он отомстит. Эти осколки на его лбу будут вечным клеймом для него. Но они будут и символом, уверял себя Люций. Символом свободы и равенства. Памятью о дочери.
-Эй! Люций — не подходящее имя для земного!, — сказал вдруг Лопата. -Отныне будешь Обломок.
-Мне нравится, — Люций улыбнулся. Он посмотрел ещё раз на осколки рога на полу искры прошлого медленно затухали в них, сменяясь бликами будущего.
Тёмная ночь перед рассветом
«Это никогда не кончится», — с горечью думал Граунд, глядя, как соседские жеребцы выстраиваются в неровные шеренги. Новый отряд земнопони покидал деревню, чтобы присоединиться к повстанцам, обосновавшимся в Эверфри.
Граунд был земледельцем, как и положено порядочному земному. Он любил жену, любил труд и ненавидел ситуацию, его окружавшую.
Война. Он уже шла, когда его родители только учились произносить первые слова. Всю жизнь свою Граунд провёл в осознании того, что война – это часть жизни, а вражда и презрение – неотъемлемые составляющие отношений между тремя народами пони. И Граунд подозревал, что война не прекратится и после его смерти. Однако сам он не принимал и не поддерживал этой никчёмной резни, как он сам называл войну. Граунд никогда не вставал в шеренги воинов. Он был земным. Земля – вот, что действительно имело значение. Имело силу. Граунд прекрасно понимал, в чём дело. Никто не хотел делиться и помогать. Просто так. Однако это не значило, что ему нужно было менять род деятельности.
-Я земледелец, — гордо говорил Граунд, -Я выращиваю пищу для пони. И я буду это делать, потому что это мой долг. Если бы каждый понимал свой долг и понимал свои обязанности…
Если бы все пони в ту поры были столь же мудры, как Граунд. Недавние события, обросшие крыльями слухов, быстро облетели земли земных и единорогов, не обойдя вниманием и Клаудсдейл. Зверское уничтожение штурмового звена пегасов «Громовые Раскаты», сожженный подпольный штаб повстанцев вынудили провести тайное совещание Платинум и Харрикейна, чтобы найти способ прижать к копыту «распоясавшихся» земных. И хотя переговоры проходили в чрезвычайно напряжённом ключе, пару раз охранники обеих сторон даже хватались за оружие, однако решение было принято единогласно.
-Земных одолеть очень сложно, — говорил генерал Харрикейн, -да, впрочем, нам это и не нужно. Необходимо подчинить их, сломить. Убедить в том, что они в наших копытах и в нашем распоряжении. Скажи, Платинум…
-«СкажиТЕ», — раздражённо поправила королева пегаса, но тот не обратил на это ни малейшего внимания.
-…что нужно, чтобы постройка рухнула?
-Ну, — протянула единорог, задумавшись, -необходимо разрушить его опоры, фундаменты…
-Именно! Убрать опоры! А что есть наши опоры?
Платинум вопросительно посмотрела на генерала. Тот лишь самодовольно улыбнулся в ответ.
На следующий день прокатился слух, что единороги и пегасы врываются в поселения земных и отнимают детей у родителей. Действия были подкреплены Указом, гласившим, что все жеребята земнопони, в возрасте от пяти до пятнадцати лет, в принудительном порядке направляются в интернаты и воспитательные колонии, ввиду «несоответствия условий содержания нормам». Крики, рыдания, мольбы – всё было безуспешно. Жеребят уводили в неизвестном направлении. Что с ними случалось – родители более не знали. Поговаривали, что некоторые иногда случайно замечали в строю Охранных Отрядов единорогов «кого-то, напоминавшего соседского парнишку».
Это не было далеко от истины. Лагеря для жеребят земнопони делились на два типа – трудовые, где из них готовили «профессиональных чернорабочих» и военные, куда направлялись наиболее физически развитые жеребцы. Однако это держалось в тайне. Никому из земных не позволено было знать об этом.
Сёла и деревни теперь казались опустевшими. Тишина, безмолвие и густая, липкая тоска окутала поселения земных. Казалось, с детским смехом и хлопотами вокруг надоедливых сорванцов ушла жизнь земных. Харрикейн оказался прав с «выбиванием опоры». Однако кое-что он всё же упустил. Произошедшее не сломило пони-земледельцев. Напротив, они стали ещё злее и нетерпимее к единорогам и пегасам. Участились случаи нападения на сборщиков урожая и даже на Охранные Отряды. Очаги возмущения возникали то тут, то там и зачастую их просто не успевали подавить.
С тех пор прошёл почти целый год.
Граунд вышел на улицу из дому, чтобы проверить рабочие инструменты.
-Эй, Граунд!, — прокричал один из жеребцов в шеренге, -айда с нами! В Эверфри! Будем засады устраивать «рогаликам». Да и «курятина» нас сверху не достанет.
-Нет, Кочерга, я останусь. Скоро сбор урожая. Кто-то же должен этим заниматься. Иначе мы и вовсе одичаем и начнём кору жрать. Да бутерброды с цветами строгать.
-Этим пусть кобылы занимаются! А мы будем воевать!, — горячо ответил Кочерга, -А если боишься, так и скажи!
Граунд покачал головой лишь. Зло – как снежный ком, говорил его отец. По маленькой снежинке налипнет тут, там…А в результате на тебя рухнет целая лавина.
Но и у жеребцов этих была правда. Сидеть, сложа копыта? Не годится. Слишком много зла рухнуло за эти десятилетия на головы пони.
-Не понимаю я тебя, Граунд, — подошёл к нему Том Стоун, командир импровизированного отряда, -У тебя увели двух дочерей. А ты в земле копаешься. Да ты первый должен в бой бежать, рвать этих негодяев!...
-Око за око и весь мир ослепнет, — ответил Граунд и поковылял к сараю.
Его дочерей действительно забрали год назад. Пятилетняя Лилит и семилетняя Кармин. Каждое утро он просыпался с мокрыми от слёз глазами, в надежде, что это лишь затянувшийся сон, и сейчас его дочки с радостными криками бросятся будить его…Ни кочерга, ни Стоун, попрекая его бездействием, не могли представить, как страдал Граунд. Но не в его силах было мстить. Он не был молод, силён и хитёр. Он не был воином. Снабжать продуктами повстанцев – это пожалуйста. Если это можно считать местью, то тогда Граунда можно было считать полноценным мстителем.
Да, план Харрикейна почти удался. Пошатнулась почва под копытами земнопони. Пошатнулась, но не ушла. Невозможно выбить землю из-под ног земнопони, как невозможно отнять небо над головой пегаса.
Уже за полночь деревня, в которой жил Граунд, проснулась от криков, смеха и песен. Из Эверфри возвращался ушедший утром отряд повстанцев. Все они были пьяны и веселы, живы и здоровы, что не могло не радовать. Они тащили какие-то тюки и ящики, а впереди пинками гнали какого-то единорога в очках, зализанной назад гривой и аккуратными усиками.
-Вы ответите за это, бандиты!, — негодовал он, -Моя королева вас всех…
-Заткни хлебало, а то останутся от тебя рожки да ножки!, — ржали жеребцы.
Граунд вышел на улицу и подошёл к еле стоявшему на ногах Кочерге.
-Что всё это значит? Кочерга, откуда эти вещи, единорог?...
Пьяно хихикая, заплетающимся языком жеребец ответил:
-Черз Эверпфри свайу павоз-ик-у гнали. Сааавсем страх потеряли!, — проорал Кочерга в сторону леса. –Ну мы-ых и трмзнули, гыгы. Там, непдлёку, — он махнул копытом, -Мжешь пйти псмтрть. Там дьтали всякии, инстраменты..Мжет, чё и прбрёшь себе.
Жеребцы расположились на земле и начали делить трофеи с вышедшими из домов жителями. Граунд же, потоптавшись на месте, вдруг сказал сам себе:
-А знаешь, старик…Ты заслужишь немного помародёрствовать. И быстрым шагом, на какой были способны его убитые работой суставы, он двинулся в чащу, прихватив из дома масляную лампу.
Разграбленная и разбитая карета была действительно неподалёку. Похоже, напали партизаны сразу, как только единороги въехали в лес. Кругом были разбросаны вещи, коробки, доски – составные части ящиков и кареты. Так же Граунд нашёл несколько бездыханных тел – это были молодые единороги, кажется, не самого низкого сословия. Тел ездовых Граунд не нашёл. Его посетила догадка – вряд ли единороги стали бы запрягать друг друга. Да и какие из них ездовые? Скорее всего, это были пленные земные, которых забрали с собой партизаны.
Граунд залез в карету в поисках чего-нибудь интересного. Нет, всё вымели подчистую. А что не забрали – переломали. Жеребец уже собирался возвращаться несолоно хлебавши, как вдруг…
-ЧИИХ!, — пискнуло что-то за его спиной.
Граунд чуть не подпрыгнул от неожиданности. За спиной его не было ничего, кроме крупного и тяжёлого на вид ящика под сиденьем…Граунд торопливо вытащил его и кое-как взгромоздил на сиденье. В ящике однозначно лежало что-то. Вернее, кто-то, теперь земнопони в этом не сомневался. К счастью, там не было замка. Граунд открыл крышку и сердце его сжалось, наверное, до размеров грецкого ореха. Две единорожки, обнявшись, лежали клубочком на дне ящика, смотря влажными, полными ужаса и обречённости большущими круглыми глазами. Когда Граунд открыл ящик, одна из единоржек, та, что была, видно постарше, прижала к себе малышку и инстинктивно вжалась в угол ящика.
-Ну же, малышка, иди ко мне! Я тебя не обижу!, — говорил Граунд медленно протягивая к жеребятам копыта и улыбаясь так искренне и добродушно, как только мог. Ему вдруг начало казаться, что это Лил и Кармин, только меньше.
-Не бойтесь, маленькие, идите ко мне. Я не дам вас в обиду.
Граунд бормотал эти незатейливые фразы, совершенно отключившись от всего мира. Словно в трансе, он тянулся к ним, улыбаясь, шепча и капая слезами в ящик. Вдруг старшая единорожка аккуратно отпустила сестру и медленно подалась вперёд, протянув дрожащее копытце. Граунд медленно проделал то же самое легко коснувшись своим натруженным копытом этого маленького и нежного.
Единорожка широко улыбнулась и вдруг, встав на ножки, прыгнула на грудь Граунда, молча обняв его. Прижимая малышку к себе, пони мысленно кричал на себя:
«Не смей плакать, размазня! Не смей! Если ты проронишь на малышку хоть одну слезу, я тебе все кости переломаю!»
Единорожка показала на сидевшую в углу сестрёнку и похлопала по передним ногам Граунда. Весело посмеявшись, пони взял дрожавшую малютку и прижимал теперь обеих к себе.
-Я никому вас не отдам. Я не дам вас в обиду. Клянусь, я сделаю всё, чтобы вы были счастливы, — он чмокнул обеих в носики по очереди.
Кобылки расслабились и, кажется, доверились Граунду. Они засыпали, тихо посапывая ему в грудь. Жеребец начал медленно покачиваться из стороны в сторону, мыча старую колыбельную, под которую засыпали его дочери.
Допев, он посмотрел на малюток. Он сладко спали, расположившись на его передних ногах. Младшая чуть приоткрыла рот и пустила слюну на него. Что, впрочем, ничуть не смутило Граунда.
-Я думаю, — чуть слышным шёпотом произнёс он, -у вас впереди огромное будущее. Вы положите конец этой войне. Вы принесёте нм мир. Я чувствую это в тебе, — он провёл копытом по нежно розовой гриве белоснежной единорожки, -и в тебе, — он аккуратно чмокнул в лоб её тёмно-синюю сестру, почти сливавшуюся с ночной темнотой.
-Ну а я, — прошептал он, откинувшись на сиденье кареты, -я клянусь, что сделаю всё от меня зависящее. Всё, что в моих силах.
Он знал, что в деревне его не одобрят. Приютить детей врага, подвергнуть такому риску всё поселение…Но ему было плевать теперь. Тепло этих двух маленьких беззащитных комочков грело его душу, вселяло надежду и уверенность в том, что он поступает правильно.
Граунд выглянул на улицу. Небо на востоке начинало чуть заметно светлеть. Тьма неминуемо отступала под натиском восходящего солнца.