Сад Рэрити

А еще гуглдоки есть!

Мне было семь лет, когда я впервые уничтожила невинное существо.

Маленький сад был разбит позади дома моих родителей. Это мать выращивала овощи. Очень долго я не могла понять, зачем. Даже при помощи магии, у единорогов редко получалось что-то съедобное. Растения, цветы и овощи — всё это выше наших способностей. И этот жалкий сад состоял из маленьких, уродливых морковок, помидоров неправильного цвета и гороха, из стручков которого вытекала непонятная зелёная слизь. Моя мать должна была понимать, что у сада не было будущего. Она не земнопони, она не может выращивать еду. Так устроен мир.

Но она стоит на своем, из года в год. И когда её зелень достигает приемлемых размеров, она заставляет отца и меня давиться этими деликатесами. Мать будет светиться гордостью, но внутри прекрасно понимать, насколько же отвратителен вкус её овощей.

— Кушай зелень, Рэрити. Она полезна, — сказала бы она. — Селестия тебе свидетель, это и хорошая диета.

Я всегда имела стройную фигуру. Но моя мать в любом случае постарается задеть, просто потому что может.

Она будет холить свои дрянные растения, гордясь ими даже больше, чем мной. Почему? Неужто она так отчаянно нуждается в хобби? Или ей хочется что-то растить и любоваться этим без того разочарования, что она чувствует при виде меня?

Предположу последнее, но моя мать была настолько простодушным существом, что я сомневаюсь в наличии у неё такого уровня самосознания.

Но сад служил и другой цели. Именно туда я приходила после того, как отец закончит со мной. Никого не могло быть там ночью, ведь именно в это время он обычно приходил ко мне. А ещё я знала, что не могу рисковать, позволяя им видеть мои слёзы.

В большинство ночей, закончив со мной, он вылезает из моей кровати и молча ковыляет в свою комнату. А я буду лежать ещё несколько минут, совершенно неподвижная.

Восстановив самообладание, я вылезаю из постели и покидаю комнату, обязательно взяв подушку с собой. Луна, единственный источник света в доме по ночам, освещала узенький коридор между моей комнатой и чёрным входом. Я покину комнату и пойду по залитому лунным светом коридору, стараясь не скрипеть половицами.

Оказавшись снаружи, в саду, я пойду к месту, где мать держит удобрения. Я присяду над ними и наконец расслаблю мышцы. Только там я позволю остаткам отца вытечь, а часть меня при этом почувствует себя непривычно очищенной. Это действие наполовину ритуал и наполовину возмездие. Кучка земли и животных экскрементов — единственное место, достойное семени моего отца. Я твердила себе, что я просто контейнер, ответственный за транспортировку его скверны в нужное место.

Может, называть это садом весьма снисходительно. Он скорее походил на слишком большой кусок земли со странными ростками, больше напоминающими опухоли, чем овощи. Ещё это было единственное место во дворе, которому мои отвратительные родители уделяли хоть какое-то внимание. Между садом и границами нашего участка были только сорняки и разросшаяся трава.

И закончив церемонию очищения, я буду сидеть на крыльце чёрного входа, дожидаясь возвращения чувств. Я научилась покрывать себя саваном бесчувствия, как только отец пересекал порог комнаты. Я отделяла себя от этого мира, пропуская насилие мимо. Именно так я сохранила здравомыслие.

Но только он закончит, чувства начнут возвращаться. С каждым разом всё дольше, но мои эмоции всегда возвращаются, заползая в меня, будто хищные насекомые. После этого всегда наступает момент, сродни удару в живот, когда мой разум наконец осознает весь произошедший ужас.

И тогда я заплачу. Мой второй ритуал очищения за ночь.

Вот зачем мне нужна подушка. Крича и рыдая в неё, я могу высвободить боль и страх, никого не разбудив.

Как я была сосудом отцовского семени, подушка была сосудом моих эмоций. Она была разгрузкой, местом, где я могу избавится от ужасающей тяжести чувств. Закончив плакать, я больше не буду чувствовать горечь, боль или даже онемение. Я буду полностью пустой и холодной.

В ту ночь я смотрела на луну. Она была полной, и в то время силуэт принцессы всё ещё был виден. Я часто спрашивала себя, не спит ли она? Окутана ли она бесконечным сном в своей прекрасной сияющей темнице или бодрствует на поверхности большого безжизненного камня, навеки свободная от внимания других пони?

Я надеялась, что спит, потому что последний вариант наполнял меня непонятной завистью. Если я буду на луне, никто не сможет причинить мне боль. Но не принцессе я завидовала больше всего, а самой луне. Сияющей красотой которой восхищались повсюду. И вместе с этим она оставалась пустой, безжизненной и холодной.

Всем этим хотела быть и я.

Думаю, если бы я была красива, они любили бы меня. Если бы я была холодна, я никогда не любила бы их.

Не обременять себя чувствами, печалью, раскаянием, не это величайшая свобода? Если я ничего не чувствую, то никто не сможет сделать мне больно.

И никто не сможет остановить меня.

Надо понимать, что тогда я была ещё ребёнком. Лишь годы спустя я поняла, что свобода от чувств есть личная темница, что ключ ко всему не подавление себя, а полный контроль. Контроль себя, контроль других. Сделай мир своим, и он не сможет навредить тебе. Даже лучше, ты можешь вредить ему, как пожелаешь.

Но в ту ночь, я ещё не достигла подобного прозрения. Это была простая ночь, неотличимая от остальных: выплакаться, очиститься и понаблюдать за луной. Я помню, она была достаточно тиха для лета, так что я закрыла глаза, постаралась перекрыть любые раздражители, чтобы почувствовать себя пустой.

Моя медитация была нарушена необычным шелестом травы. Я открыла глаза. Что-то ещё было в саду помимо меня.

Кролик поднялся из травы. Я бы хотела, чтобы в этом существе было что-то особенное, некая уникальность, которую я буду помнить годы спустя. Но ничего не было. Маленький коричневый кролик, и больше ничего.

Животное осмотрелось, в той нервной манере, присущей кроликам, и прыгнуло к моркови матери. Он понюхал их и тут же отпрыгнул. Тот факт, что тупое животное умнее моей матери, не удивил меня.

Я раздражённо осмотрела кролика. Он нарушил мою тишину, но сделал это неумышленно. Возможен ли вообще злой умысел? Кролики не охотятся. Они проживают свои жизни без причинения вреда другим существам. Наоборот, они являются добычей, вечными жертвами.

Кролик наконец заметил меня и, вместо того, чтобы убежать, прыгнул ко мне, оказавшись у моих передних копыт. Для моего детского ума понять это действие оказалось трудно. Кролик не видел меня раньше. Он не знает, на что я способна. Меня давно научили опасаться остальных. Страх незнакомцев был вбит ещё в школе (хотя они никогда не говорили об опасности, что может исходить от тех, кого мы знаем лучше всего). А этот кролик не боится приближаться к незнакомцу. Кролики робкие животные, и всё же он не боится меня. Что-то подвигло его приблизиться ко мне, некое качество этого существа, которое я не могла понять. Но когда наши глаза встретились, я увидела это:

Невинность.

Он был маленький и скорее всего достаточно молодой. Теперь я понимаю. Он просто не познал страх, ещё никогда не боялся. За его короткую жизнь ничто пока не угрожало ему, и он всё ещё верил в полную безопасность мира. Он думал, что может приходить и делать, что захочет, и только доброта будет показана в ответ.

Я попыталась вспомнить, был ли момент в моей жизни, когда я чувствовала такую же свободу и безопасность. Но не смогла. Было ли это до начала осознанности жизни? Или никогда и не было?

Внезапно моя зависть луне исчезла. Я нашла новую цель в маленьком существе, что стояло передо мной. Но в отличии от луны, кролик был досягаем.

И что я видела в его глазах, было противно мне.

Я протянула копыто к нему. Я больше не раздумывала. Кролик любопытно склонил голову набок.

Я поместила копыто на его заднюю ногу и надавила. Я же не хочу, чтобы он убежал.

Животное пискнуло. Звук был короткий и тихий, почти вежливый. Но не кричал о помощи, а просто дал мне знать, что ему больно. Конечно, по его логике я сразу остановлюсь. Невообразимо желание одного существа намеренно причинять вред другому.

Я надавила сильнее. Кролику, всё ещё глазеющему на меня, понадобилось время для осознания происходящего. Я видела, как его глаза расширялись, когда на его маленький разум снизошло понимание. То, чему я так завидовала в нём, было быстро уничтожено.

Я перенесла весь свой вес на копыто и почувствовала маленький щелчок. Кролик забился в конвульсиях, паникуя из-за внезапной невозможности двигать сломанной ножкой. Он больше не смотрел на меня. Хорошо.

Я встала над животным и сконцентрировалась. Мой рог загорелся и сформировал светящееся магическое поле вокруг трясущегося тела. Целью больше не было разрушение невинности. Это уже произошло. Теперь я хотела понять границы своих возможностей.

Как далеко я смогу зайти, пока ничего не почувствую? Как близко я смогу подобраться к своему идеалу?

Магическое поле полностью обволокло животное. Я подняла кролика на уровень глаз. Затем мысленно произнесла заклинание, и поле превратилось в пузырь.

Герметичный пузырь.

Я стояла и наблюдала. Тупое животное паниковало, тяжело дыша. Весь воздух был быстро использован. И я смотрела, как глаза кролика опустели от ужаса, как он пытался вдохнуть кислород, которого не было, и как он медленно задыхался перед моими глазами.

Я не отводила глаза. Мой взгляд удерживался всё сильнее, как действия кролика становились всё отчаяннее. Как он начал пинать пузырь в бесполезной попытке спасти себя. И наконец, я наблюдала, как он повернул ко мне те же, ранее невинные глаза. Они так изменились за несколько минут.

В его глазах застыл вопрос.

И мой ответ был:

— Потому что ты приблизился ко мне.

Я смотрела на кролика, пока он совсем не перестал двигаться. И только тогда я рассеяла пузырь. Безжизненная тушка упала к моим ногам. Я уставилась на неё, не совсем уверенная, чего ожидать.

Я больше не чувствовала злость. Весь гнев пропал, когда я сломала кролику ногу. Я не чувствовала ни печали, ни раскаяния.

Чувствовала ли я удовольствие? Должна признать, что да. Каким-то образом, конвульсии искалеченного животного были весьма забавными. Но больше этого было опьяняющее чувство силы. Я сделала это с ним. Весь его мир был поглощён причинённой мной болью. В тот момент я была центром его существования.

Но всё удовольствие пропало, когда ему стало не хватать воздуха. Всё веселье от происходящего заменилось простой мыслью, раз за разом проносившейся у меня в голове:

"Что за пустая трата".

Признаю, я заставила себя позволить ему умереть. Мне нужно было знать, могу ли я убить. Могу. Но что с ним делать теперь? Я больше не могу причинять ему боль. Я больше не центр его существования, раз он мёртв. Теперь он был не более, чем гниющий кусок мяса. Его ценность, как подопытного, как жертвы, была глупо растрачена.

На секунду я подумала о погребении останков. А затем пришла мысль получше — бросить тело в траву за границу участка. Там его никогда не найдут. А вороньё поможет уничтожить останки.

Выучила ли я что-нибудь о себе в эту ночь? Я не уверена. Мне нужно было проверить кое-что ещё перед тем, как понять, чем именно я стала.

На следующий вечер отец снова навестил меня. Всё произошло как обычно. Но в ту ночь я не осталась в саду после очищения себя от него. Я направилась за пределы нашего участка, в поле. Вскоре я нашла место, откуда пришёл тот кролик.

Я тихо седела перед норкой, пока другой кролик не приблизился ко мне, точно так же, как и первый. В нём тоже я видела невинность. И я знала, что снова должна уничтожить её.

Я ушла, бросив позади кролика с переломанными ногами. Я оставила его там же, где нашла. Я искалечила его, дала познать страх. А затем позволила жить.

В ту ночь, под взглядом Лунной Кобылы, я поняла, кем и чем я была. Все те годы насилия отца надо мной, я мечтала убить его, но такие мечты никогда серьёзно не удовлетворяли мой гнев. Теперь я знаю, почему. Это было в противоречии моей природе. Убийство является уделом обездоленных фантазией и амбициями. Смерть слишком проста, слишком финальна.

Слишком милосердна.

Происходи всё позже, я бы не убила его. Я бы разрушила его.

Я проснулась в моей прекрасной комнате, окутанная лучами солнца Селестии. Я окружена роскошью и красотой. Я очень далеко от презренной нищеты моего детства.

Никаких изъянов вокруг. Всё, начиная от инкрустированного камнями зеркала и заканчивая изысканным кружевным тюлем, было выбрано лично мной, чтобы подчёркивать моё личное великолепие. Этот мир я создала своими собственными копытами.

Куски ткани усыпали пол, как и различные взрослые игрушки, цепи и использованный шприц. Что за превосходная ночь была. Что за дивное утро сейчас.

Я задрожала от удовольствия, наслаждаясь ощущением юного языка на своей киске. Сильвер Спун разместилась между моих ног, в своем самом любимом месте на свете. Я стараюсь не засыпать с ней, но иногда это просто случается, когда кто-то один или мы обе сразу вырубаемся на кровати от усталости.

А сейчас она будто кормилась из меня, словно ребёнок из матери. Её навык далеко превосходил возраст, она достигла языком достаточно глубоко и, двинув его выше, стала пробовать мой клитор. Я скорчилась от нахлынувших ощущений. Должна признать, у маленькой шлюшки талант.

Она вылизывала его, проглатывая моё возбуждение до единой капли. Она тяжело дышала, наслаждаясь вкусом и дрожа от желания. Мои соки были её небольшой одержимостью, и иногда я находила забавным не давать ей и капли. Я буду лежать, смеясь и стоная, пока какая-нибудь другая моя игрушка поглощает каждую каплю меня, а она будет смотреть, как голодный смотрит на пищу. Иногда это доводило её до слёз. Такова её преданность.

Я посмотрела на доставляющего мне удовольствие жеребёнка. Её грива грязная и слипшаяся от происходившего прошлой ночью. Под глазом стоял фингал, полученный пару ночей назад, когда мне осточертел её голос, и я лягнула без предупреждения. Свежие ушибы покрывали её тело, тоже следствие ночных торжеств.

Она уже повреждена, и каждую ночь я всё ближе подвожу её к разрушению. Оно уже началось, но происходит медленно, просачиваясь через тысячи маленьких порезов. Однажды я опустошу её, и оставлю позади разрушенную пустую оболочку. И она знает это, и превозносит меня за это.

Что за странный кролик забежал ко мне во двор.

Я дам ей честь привести меня к оргазму. Талант не подведёт её, и я вскрикну в экстазе, что происходит довольно редко. Она заметит это и улыбнётся.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Вон, — был мой ответ. Исполнив приказание, она бросила мне напоследок короткий и почтительный взгляд и покинула комнату.

А я буду лежать ещё несколько минут, купаясь в остаточном ощущении.

Когда я впервые уничтожила что-то невинное, мне было семь лет. С тех пор я больше не трогала животных. Когда ты можешь разрушать разумных существ, тупые звери будут лишь жалкой заменой.

Сколько я её знала, Сильвер Спун никогда не была невинной.

И всё же, как ни странно, я верю, в тот день, когда я сотру остатки её жалкой душонки в пыль, я буду наслаждаться этим моментом как никогда ранее.

И она тоже.