Юноша в саду
Глава 1
Флаттершай стояла в ванной комнате, снова и снова вытирая полотенцем свои передние копыта. Она, прищурившись, смотрела в предрассветную тьму, пытаясь понять, откуда появилось то необычное чувство, из-за которого она проснулась.
— Я... Я могла бы поклясться, что мои копытца были мокрыми... да-да, словно бы мокрыми, — сказала она вслух самой себе. — Как будто... Как будто я брызгалась в воде.
Она поднесла полотенце к лицу, которое и без того было сухим. Хотя это странное ощущение уже уходило, Флаттершай никак не могла забыть то чувство. Так это было похоже на настоящую воду.
Тяжело вздохнув, она вышла из ванной, оставив полотенце у раковины. Тихонько пройдя мимо спящего Эйнджела, она встала перед кроватью и осторожно стянула зубами одеяло. Проведя копытом по простыне и не нащупав там мокроты, она очень обрадовалась, выкинув из головы ужасные воспоминания о том, как в летном лагере она ходила в постель.
Усталость снова начала наваливаться на пегаску. Но таким настоящим показался ей этот сон. Флаттершай могла бы точно сказать, что она будто мчалась куда-то, разбрызгивая копытами воду. Или кто-то другой разбрызгивал.
Флаттершай подумала, может ли вообще сон быть настолько живым, настолько ярким.
— Это... Это было так реально... — прошептала она, снова ложась в постель. Утопнув головой в мягкой подушке, она начала размышлять, через сколько же времени ей вновь удастся заснуть.
Заснула она, впрочем, быстро, но в Стране Грёз было еще много видений, что могли помешать ее покою...
Солдаты, разбрызгивая воду, переправлялись через реку. Ледяная вода тут же заливала их башмаки; носки и штанины уже промокли насквозь. Юноша слушал, как первый сержант загонял уже выбравшихся на берег солдат в строй.
— Давайте, парни! — услышал юноша голос сержанта, только-только выбравшись на берег в насквозь промокших ботинках. — Назад в строй! Это мы здесь основная сила, мальчики, именно от наших действий все зависит!
Кричали все офицеры, начиная от первого сержанта и капитана вплоть до самого полковника Титболла. И поскольку каждый отдавал совершенно разные приказы, солдаты Пятьдесят Девятой нью-йоркской добровольческой пехотной дивизии поворачивались то направо, то налево, то снова направо.
Наконец бойцы вновь выстроились в ровные линии. Юноша будто почувствовал всю силу этой несокрушимой армии. Вдоль передней линии на лошадях проскакали несколько всадников. Юноша взглянул на них, чтобы хоть мельком увидеть пронесшегося мимо генерала Седжвика, приехавшего сюда, чтобы произнести последние напутствия своим подчиненным.
Его речь никого не вдохновила. Глаза всех были устремлены в даль, простирающуюся за далеким лесом. Туда, где уже можно было услышать треск ружейных выстрелов и где можно было увидеть запущенный снаряд еще до того, как свист его падения достиг бы ушей.
— Вперед! — раздался голос подполковника Стетсона. Люди приготовились. — Марш! — И в который раз Пятьдесят Девятая наряду со всеми остальными принялась в унисон впечатывать ботинки в землю.
— Пятая рота, оружие на правое плечо! — раздался голос капитана. Его юноша тоже только слышал: разглядеть силуэт офицера в густом утреннем тумане он не мог. Юноша вместе с остальными взвалил свой Спрингфилд на плечо и чуть вздохнул, согнув правую руку.
Вокруг него раздавался тяжёлый топот. Юноша слышал и видел, какая мощь и сила скрывается в этом непоколебимом людском потоке.
Далекие звуки мушкетной пальбы становились громче, и юноша, толкаясь вместе с остальными, чувствовал, как ком появляется у него в горле.
— Как тебе это, Элли? — услышал он высокий, пронзительный голос Льюиса — еще одного парня из Кингстона. Он шел во второй линии и теперь ему приходилось чуть ли не кричать, чтобы юноша его расслышал. — Вся бригада генерала Гормана сейчас топает впереди, мы — здесь, а ребята генерала Ховарда лишь в нескольких шагах позади нас. Почему, как ты думаешь, Седжвик так поступил? Почему он разделил все наше подразделение на три линии?
— Думаю, что знай я это, — ответил юноша, — сам бы был генералом.
— Тишина в рядах! — закричал незнакомый офицер.
— Наверное, потому, что ему так приказал генерал Самнер, а тому приказал генерал Маклелан, а генерал Маклелан абы что никому не приказывает, — ответил пожилой солдат, шедший поодаль.
Вся рота разразилась смехом, все шагая вперед и не обращая внимания на угрозы офицера.
Артиллерийский снаряд разорвался прямо над стоявшими невдалеке деревьями, осыпая зеленые листы кусочками стали. Огромный древесный ствол с гулом рухнул чуть ли прямо не на солдат, шедших в следующей бригаде.
Все в роте тут же замолкли. Отдалённые звуки мушкетных выстрелов стали казаться бойцам еще громче.
— Раз, раз, раз, два... — кричал офицер, чтобы рота продолжала идти в ногу вместе с остальным батальоном.
Рота, батальон, полк, бригада, дивизия, корпус... Не люди представлялись юноше при упоминании этих слов, а шахматные фигурки. Он посмотрел направо, на огромную линию одетых в синюю форму солдат, идущих мимо поля ещё низкой пшеницы, направляясь в сторону леса.
— Чертовы деревья! — проворчал солдат слева от юноши, наткнувшись на ветки дерева, мимо которого они проходили. Пригнувшись, он попытался пройти через них, но ветки стащили с него винтовку с фляжкой. Они со звоном полетели на землю. Солдаты снова захохотали. — Чертовы южанские деревья! Здесь, в Мэриленде, их столько же, сколько и в Вирджинии. А уж там-то их до черта!
Строй все-таки был нарушен; пробираясь через заросли, бригада распалась на маленькие группы. Глядя на переднюю линию, юноша видел низко опущенный Государственный флаг Соединенного Королевства вместе со знаменем его Пятьдесят Девятой дивизии. Их бережно нес почетный караул, — сержант со своим отрядом — оберегая шелк от колючих веток.
— Рота, подтянуться! В строй, парни, в строй! — снова закричал сержант. Стоявший рядом с ним лейтенант Руса повторил команду.
Начали появляться новые всадники. Полк снова построился в длинные линии. При появлении генерала Даны, солдаты из его бригады чуть вышли вперед.
— Поравняться с Пятьдесят Девятой нью-йоркской! — закричал генерал, мчась вдоль линии. — Поравняться с Пятьдесят Девятой! Поравняться с ними!
Солдаты отступили на несколько шагов. Бригада генерала начала наваливаться на роту юноши. Он почувствовал, как пять тысяч человек начали сжимать его со всех сторон.
— Оружие на грудь! — выкрикнул генерал. Солдаты приподняли винтовки перед собой и приставили их левому плечу.
Снова послышались веселые возгласы. Юноша заметил, что где-то через семьдесят ярдов ветки заканчиваются. Шедшая впереди бригада Гормана скрылась в серой дымке тумана.
Тут раздался новый взрыв; стоявший рядом с юношей солдат громко выругался. Теперь стреляли еще ближе. Почти прямо по ним. Солдаты в линии тут же начали пригибаться к земле.
— Спокойно, парни! — закричал лейтенант Руса, держа перед собой саблю, не давая солдатам разбегаться. — Мы выйдем туда вместе! Мои бравые ребята...
Последние деревья расступились перед ними, и юноша, с трудом проглотив застрявший в горле комок, вместе со своей ротой вышел из леса.
Под ярким солнцем Флаттершай прогуливалась по саду, напевая веселую песенку. Казалось, что даже солнце подпрыгивает ей в такт.
— Эйнджел! — весело позвала она. — Эйнджел, не мог бы... Не мог бы ты принести мне лейку?
Кролик одарил ее нерадостным взглядом, но все же пошел искать лейку. По его возвращению Флаттершай стояла у стеблей кукурузы. Зеленые и высокие, они устремлялись прямо в небо позднего лета.
— Ох! — все восхищалась пегаска. — Ну разве не великолепно? Должно быть... Должно быть будет очень вкусная, не правда ли, Эйнджел?
Она взяла лейку, собираясь начать поливку. Но не успела Флаттершай и поднять ее, как высокие и зеленые стебельки кукурузы начали меняться.
— Что? О нет, о нет! Нет! — снова воскликнула она, взлетая над стеблями. На ее глазах широкие листья сморщились до сухих комочков, а сами стебельки потеряли свой цвет. Вскоре кукурузы Флаттершай не стало, а вместо не на грядке была лишь сморщенная масса. Мёртвые, сгубленные в самом расцвете сил стебельки упали на землю.
— Почему!? Ох, как, что... — одними губами шептала она, приземляясь прямо посреди сухих, коричневых стеблей. — Что...
Флаттершай смотрела на них, пытаясь понять, что могло произойти с растениями, которые только пару минут назад были такими зелеными и такими полными жизни.
Земля под ее копытами задрожала. Послышались стоны. Много стонов. Казалось, будто кто-то кричал прямо из-под земли. К ужасу пегаски, из впадины, что образовалась прямо посреди грядки, повалили клубы белого дыма...
Флаттершай, запищав, села прямо в постели. Приходя в себя, пегаска вглядывалась в темноту комнаты. Тяжело и отрывисто дыша, она снова упала на подушку. Была глубокая ночь, и на улице всё так же оставалась непроглядная тьма. Чуть успокоив дыхание, она поглядела на дальний угол комнаты. Там спал Эйнджел, и пегаска пожалела, что не может просто встать, прижать его к себе и вместе с ним вернуться в постель. Теплота его тела помогла бы ей перенести эту ночь.
Но все это предоставило бы маленькому кролику еще больше причин для грубости. Так что, чуть поерзав на подушке, Флаттершай закрыла глаза и принялась ждать новый сон.
— Черт подери! — выругался солдат, стоявший позади.
— Господи! — воскликнул другой.
Юноша, услышав, как то же самое сделал стоявший теперь уже позади Льюис, сделал глубокий вдох.
Серый туман утра смешивался с дымом. Дым этот поднимался над тем, что, как понял юноша, недавно было кукурузным полем. Стебли были сметены ядрами и выстрелами так точно и ровно, будто здесь поработал серп жнеца.
А посреди поля носились, падали и вскакивали люди... Много людей.
Глядя на марширующую перед ним бригаду, юноша видел, как топот солдат поднимал опустившийся на землю дым от тысячей выстрелов, разбивал его на маленькие облачка, парившие прямо между поломанных стеблей.
Снова раздался залп. Юноша вместе с тысячами других солдат повернулся на звук. Где-то впереди он заметил красные всполохи.
Это было партизанское орудие сил Конфедерации. Оно стреляло прямо по ним.
— Господи! Боже мой! — закричали слева. Вокруг засвистели пули. Юноша тут же упал на землю, вздрагивая от каждой, пролетавшей особенно близко. Раздались новые взрывы; земля буквально затряслась. Но теперь стреляли справа, оттуда, откуда пришел со своей ротой юноша. Стало быть, сейчас конфедератам отвечали солдаты Союза. И отвечали они не менее жестче.
— Глядите в оба! — услышал он громкий, грубый голос подполковника Стетсона. — Не обращайте внимания на пули, мальчики! — громко, но спокойно говорил он, проходя позади юноши. — Не подставляйтесь!
Вдалеке юноша увидел силуэты солдат из бригады, что шла впереди них. Все больше пуль проносилось в воздухе, и он заметил, что строй той бригады будто колебался. Услышав выстрелы, люди мялись, борясь со страхом. Кто-то делал шаг вперед, а кто-то отступал. Странная волна шла по строю солдат. И отблески редкого солнечного света, едва пробивавшегося сквозь дым, отражались на лезвиях их штыков.
Штыков...
Юноша рванулся за своим, ткнув локтем стоявшего рядом солдата.
— Никто не отдавал приказа идти в штыки, Бэссет, — раздался голос лейтенанта Русы.
Юноша взглянул на спокойно проходящего мимо лейтенанта. Свою саблю тот держал на плече, чуть вращаю ею, держась за рукоятку.
— Прошу прощения, сэр, — забормотал юноша, стаскивая с головы кепи. — Просто волнуюсь, сэр.
Лейтенант улыбнулся ему, круто развернулся на пятках и вскинул саблю над собой, начиная наступление.
— Это, черт возьми, что еще такое? — воскликнул Стетсон. — Куда они собрались? Гляньте-ка на это, ребята. Батальон генерала Френча решил устроить себе выходной! Либо они не правы, либо мы... Ха! Ну, что вы думаете об армии, об этой несокрушимой армии?
Юноша посмотрел влево и увидел, как шедший с ними батальон медленно поворачивался, направляясь в сторону пушки южан.
Чуть вдалеке он заметил небольшое белое здание. Обычная церковь, как ему показалось. Но не такая, как у квакеров или пуритан.
Вокруг церкви что-то копошилось. Юноша прищурился, пытаясь узнать, что это такое. Скоро он получил ответ на свой вопрос. Остановив свой взгляд на шагающей впереди бригаде Гормана, юноша заметил, как солдаты обходили что-то, что лежало в остатках кукурузы.
Они обходили людей. Искалеченных, истекающих кровью людей...
— Прошу вас, не наступайте на меня! — взмолился один из раненых, когда солдаты проходили мимо.
Все, кто шел перед ними и после них, все, включая Пятьдесят Девятую нью-йоркскую и другие разделения бригады, чувствовали ужас, проходя мимо раненых, изувеченных и уже мертвых.
— Воды! Воды, пожалуйста...
— Сэр... Парень, я не могу уйти отсюда. Я идти не могу... Не поможете, а? Сэр!
— Господи, прости меня! О Боже, как же больно!
Раненые корчились от боли, лежа прямо посреди скошенных кукурузных стеблей. Другие уже не корчились. Мундиры их были разорваны, а на рубашках выступали огромные красные пятна. Они спокойно лежали, смотрели на небо и молились.
Юноша почувствовал, как кто-то схватил его за ремень рюкзака. Он знал, что это Льюис. Он тащил юношу через кукурузное поле, чтобы тому не пришлось открыть глаза, не пришлось смотреть на искореженные тела, разорванные чуть ли не на куски ружейными пулями или мушкетными шариками, которые десятками тысяч пролетали над полем.
Приоткрыв глаза, юноша увидел, что земля вокруг была буквально покрыта этой массой, этой ползающей, раненой и умирающей массой.
Мужчины, что лежали посреди остатков кукурузных стеблей звали их, просили о помощи.
Мужчины обеих сторон.
— Пожалуйста, не затопчите меня, — глухо простонал раненый, мимо которого они шли. — Прошу вас, пожалуйста, обойдите!
— Я не наступлю на вас, — ответил юноша, толкнув шедшего рядом солдата так, чтобы он и Льюис смогли пройти рядом. Он посмотрел на раненого бедолагу.
Он посмотрел в глаза мальчика ничуть не старше его самого, одетого в серое пальто и рваные коричневые брюки. Под ними натекла большая лужа крови.
И уже догоняя ушедших вперёд солдат, он все смотрел на этого конфедерата.
Это был первый южанин, которого юноша видел в своей жизни.
Юноша чуть отстал от линии строя, так что сейчас он догонял своих, глядя на их спины. Но глаза молодого южанина всё стояли у него перед глазами, даже когда офицер скомандовал: "Оружие к плечу!"
Юноша перехватил винтовку правой рукой и приставил к плечу.
— Посмотрите-ка на это! Что стало с Тридцать Четвёртой нью-йоркской? Эй, парни! Что, хотите взять Ричмонд сами, а?
Юноша посмотрел вперед, сквозь туман и дым. Действительно, один из полков бригады Гормана просто-напросто вырвался из общей линии. Развернувшись, они зашагали к уже далёкому лесу и белой церквушке. Они все также играли марш на барабане и держали флаги, будто их вообще ничто и не беспокоило.
Солдаты обеих бригад принялись бросать кепи в воздух. Со смехом они звали солдат того полка и свистели им вслед. Но, невзирая на их насмешки, солдаты Тридцать Четвертой нью-йоркской дивизии исчезли в смеси тумана и дыма.
Скоро звуки мушкетных выстрелов раздались оттуда, куда они пошли. И снова в бригадах наступило молчание, прерываемое командами офицеров, громкий голос которых перекрывал крики раненых бойцов.
Всё это напомнило юноше одну овцу, которую ему пришлось погружать на "Олбани", пароход компании "Дневные прогулки по реке Гудзон". ("Hudson River Day Line" — прим. перев.) Одну из тех, что ему за два года работы в доках пришлось загрузить в трюма заходивших в Кингстон кораблей.
Овца просто бродила по палубе, в то время как юноша и другие носильщики загружали трюм отправлявшегося вниз по реке судна. Юноша все глядел на овцу, зная, что в скором времени им придётся загнать в трюм и ее.
И как только большие колеса корабля закрутились, а из труб повалил пар вперемешку с дымом, все они взялись за ее поимку.
Вероятно, она знала, что ждет ее по прибытию в Манхэттен. На их глазах овца бросилась на вращающееся колесо и разбилась насмерть о воду Гудзона.
Вспоминая об этом случае, юноша вместе со своей ротой мерным шагом шел через кукурузное поле. Туманное, влажное утро подходило к концу; уже было девять утра. Они продвинулись далеко вперёд, оставив позади тех, кто просил помощи и тех, кто лишь тихо лежал на дымящейся земле.
Прошла, казалось бы, вечность, прежде чем полк их достиг забора, что шел вдоль дороги, расположенной параллельно кукурузному полю и небольшим лесочкам на другой его стороне.
У забора было еще больше несчастных. Кто-то из них еще двигался, но многие уже нет.
Юноша видел, как шагающая впереди бригада преодолевала преграду. Люди, спотыкаясь, неорганизованным потоком перелезали через забор. Другая же бригада, вернувшись на поле, перестраивалась так, чтобы при преодолении преграды избежать новых смертей, которых не сумели избежать те, что лежали сейчас там.
Юноша взял себя в руки. Он не хотел смотреть ни на лежащие под забором тела, ни на раненых, сползавшихся туда в отчаянной попытке выжить.
Через несколько мгновений его отряд достиг забора. Юноша усмехнулся про себя — для него это было то же, что прыгнуть с верфи на пароход.
— Прыгайте, мальчики! Сохраняйте силы для самого прыжка! — раздался голос Стетсона. Юноша направился к забору большими прыжками, чтобы с должным разгоном перемахнуть через него.
Добежав, юноша закинул винтовку за спину. Она висела там даже в сам момент прыжка. Но как только он перекинул ноги, она зацепилась стволом за другого перепрыгивающего солдата. Юноша чуть не грохнулся на землю. Придя в себя после прыжка, он заметил чужую винтовку, которая лежала рядом с его... Шарпс!
Юноша подумал, кому могла принадлежать эта славная вещица. Оглядевшись, он увидел ответ на свой вопрос.
Рядом с забором, опираясь на руки, на коленях сидел солдат, ища что-то на земле. Юноша разглядел зелёную форму снайперских стрелков, одних из элитных войск армии.
— Эй ты, в зеленом! — позвал юноша, спрыгнув с забора. Стрелок не обратил на того внимания; юноша поморщился от такого невежества.
— Уронил что-нибудь, зеленый? Чего ты тут ищешь? — снова спросил юноша, потянувшись за оружием.
Стрелок повернулся и посмотрел на него. Юноша выронил из рук свой Спрингфилд, с ужасом глядя на снайпера.
Нижняя челюсть солдата была полностью разнесена выстрелом. Стрелок ковырялся в земле, пытаясь найти остатки зубов, будто веря в то, что их можно как-то вставить обратно. Остановившись, он посмотрел на юношу с отвращением и унынием в глазах. В его перепачканных руках были комья земли и травы.
Юноша пытался поднять свою винтовку, а снайпер все смотрел на него. Его язык, свисая прямо из горла, свободно болтался, чуть касаясь остатков бороды стрелка. Он уже затвердел и слипся от крови.
— Бэссет! — закричал лейтенант Руса. — В строй!
Еще раз взглянув в глаза стрелка, юноша вскочил на ноги и побежал прочь от него. Переходя дорогу, он заметил ещё одного снайпера в зеленой форме, уже мертвого. Руки у него были вытянуты. Юноше показалось, что несчастный пытался уползти; темные пятна следовали за ним вдоль дороги.
Юноша быстро перепрыгнул еще один покосившийся заборчик, высоко держа Спрингфилд над головой, и встал в строй. Тут офицеры, будто обретя дар речи, снова принялись приказывать. Юноша занял свое место. Место в этой шахматной игре... Пятая рота, первый батальон, Пятьдесят Девятая нью-йоркская добровольческая пехотная дивизия, третья бригада, второе подразделение, второй корпус, армия Потомака.
И даже будучи окруженным всеми этими шахматными фигурками, являясь частью одной из них, он чувствовал себя одиноким. Одиноким и очень напуганным.
"Стрелки — лучшие солдаты, что у нас есть, — думал юноша, вместе со всеми вертясь то направо, то налево, то снова направо. — Если такое случилось с ними, то что же тогда будет со мной?"
Бригада Гормана вышла вперед. Фигуры пехотинцев тут же исчезли среди деревьев, поглощенных дымом. Послышались хлопки мушкетных выстрелов и крики раненых, разносившиеся по лесу.
"Что же будет со мной? — снова и снова спрашивал себя юноша, с трудом проглатывая комок в горле. — Что же тогда будет со мной?"
Наступил живой и ясный рассвет. Флаттершай открыла глаза и моргнула, щурясь на свету, что вливался в ее комнату через окно.
Прижав к себе одеяло передними копытами и застенчиво зевнув, она снова устроилась на кровати. Пегаска все витала где-то между реальным миром и Страной Грез.
Но долго ей так пролежать не удалось. Кто-то начал стучать по ее заднему копыту. Сперва легко, но потом все сильнее и настойчивее. Вновь открыв глаза, она увидела неодобрительную мордочку своего давнего подопечного, смотревшего на нее снизу вверх.
— О, Эйнджел, доброе утро! — сказала она, схватив того передними копытами. С подавленным взглядом кролик смирно лежал на груди у хозяйки. Наконец, протерев копытом глаза, та, в последний раз зевнув, окончательно проснулась.
Эйнджел сложил лапки на груди и ухмыльнулся. Хотя он, конечно, был не против по-обниматься с хозяйкой, но будил он ее не только поэтому.
Нет, была работа, которую предстояло выполнить. Нужно было покормить зверей и позаниматься с садом. А бурчание у него в животе дало понять пегаске, что в том, чтобы она поскорее проснулась и принялась за дела, имеется и его личный интерес.
— Ах, Эйнджел, — сказала она, вставая, — этой ночью у меня были такие странные сны. Я... Я таких снов не видела уже... Ну, никогда не видела, мне кажется...
Он бесстрастно на нее посмотрел. Хотя она все гладила ему живот, но глаза ее смотрели в никуда. Она снова задумалась о ночных видениях.
— Это... Ой, прости Эйнджел! — все размышляя над приснившимся, она наклонила голову вбок, и копна розовой гривы упала на кролика. — Я... Я не знаю точно, о чем был тот сон. Но там был пар, и деревья, и маленький белый домик... и треск. Как трещотка... И еще что-то хлопало. Много-много раз хлопало.
Флаттершай замолчала, её глаза беспокойно бегали по комнате. Эйнджел вздохнул, схватил ее копыто и потряс. Маленький кролик делал всё, чтобы помочь хозяйке отогнать дурные видения.
Она ему улыбнулась. Эйнджел, почувствовав ещё одну возможность наконец-то начать этот день, указал себе на рот. Вовремя забурчал живот.
— Ой! Ой! — Флаттершай только поняла, что утро уже уходит. Встав с постели, она, чуть потянувшись, осторожно поставила кролика на пол.
— Ты... Ты готов завтракать? — спросила она. — Думаю, что да.
Кролик снова сложил лапки на груди. Постучав задней лапой по полу, он недоверчиво посмотрел на нее.
Остаток утра заняла обычная рутина, и Флаттершай быстро нагнала проведенное в постели за обдумыванием сна время.
— Доброе утро! Как вы сегодня? Хорошо себя чувствуете? Да? — спрашивала она каждого из своих друзей, в ответ слыша только щебет, писк и хрюканье, которые понимала лишь она вместе с немногими другими пони.
— Хорошо себя чувствуете? Это же просто замечательно! — пегаска, взлетая на крыльях, начала напевать свою обычную песенку, и голос ее звучал все громче и громче по мере того, как звери собирались вокруг Флаттершай. Эйнджел слушал ее, и отчасти был рад, что его хозяйка снова стала собой.
Конечно, от этого ему и стало хуже, когда она внезапно остановилась.
Эйнджел попрыгал к стене, разделявшую гостиную и кухню. Там он увидел Флаттершай. Пегаска снова смотрела в никуда, уронив тряпку, которой она вытирала пыль. Крылья ее чуть замедлились, и, приземлившись, она уставилась в окно.
Кролик опять вздохнул. Подскочив к хозяйке и схватив ту за копыто, он поволок ее на улицу. Может, надеялся он, работа в саду выведет Флаттершай из раздумий о тех видениях, что занимали ее голову.
— Ах, Эйнджел, — сказала она после того, как кролик указал ей на солнце и лейку, — это было так странно, будто... будто воспоминания. Как если бы все это уже случилось. Но я этого не помню. Будто... Будто все это было на самом деле.
С каждым днём принцесса Селестия опускала солнце все раньше, а поднимала все позже, соблюдая древний ритм древнего мира, что был до Эквестрии. Осень затронула и сад пегаски. Яркие весенние цветы уже отцвели, и сейчас здесь росли только вялый иссоп, почти завядшие хризантемы да гордый аконит.
Цвета лепестков радовали глаз; Флаттершай глядела на них и улыбалась. Но не только ради этой красоты она была здесь. Начиналось время сбора урожая, а сад ее был заполнен разнообразными овощами, уже почти созревшими.
Хоть и не всегда, но пегаска старалась ухаживать за садом. Такая забота была, видимо, естественна для нее. Жизнь есть жизнь, и будь то животное, птица, рептилия или, как сейчас, овощ, мягкие прикосновения Флаттершай будто пробуждали их к дальнейшему.
В то время как пегаска трудилась, Эйнджел сидел напротив лейки, нежась на осеннем солнышке. Критично оглядев сад, он заметил несколько сорняков, которые за целое лето так и не были им обнаружены.
Попрыгав к краю сада, кролик презрительно взглянул на них. Поплевав на лапки и потерев их друг о друга, Эйнджел приготовился было вырвать маленьких непрошеных гостей с земли его хозяйки...
— Ах! — с ужасом воскликнула Флаттершай. Эйнджел замер на месте, поднял уши и начал озираться. У пегаски дрожали копыта.
Она со страхом смотрела на горизонт, а сердце ее билось все чаще и чаще. Нет... Не может этого быть!
— Хлопки... хлопки, хлопки, хлопки, — часто задышала она, вставая на задние копыта, ища что-то за садом. — Трещотка, Эйнджел... Эйнджел, я только что слышала треск... Только что!
Эйнджел подпрыгнул к пегаске и схватил лапкой её копыто. Он глубоко вздохнул...
Кролик тоже слышал этот треск, что раздавался за домом.