Лечебница
Глава 14
— Пинки?
— Да, Твайлайт?
— У меня есть вопрос.
— О? И о чем?
— Трикси всегда показывает магические фокусы во время урока?
— Ага! Здорово ведь, правда?
Твайлайт глянула в сторону.
— Да, занятия гораздо лучше, если соединить математику и цирковое представление. Потому что и правда сложнее заснуть, когда она взрывает в классе магические фейерверки на волнующей лекции о вещах, которые я прошла уже много лет назад.
— Я знала, что тебе понравится мисс Луламун! — широко улыбнулась Пинки. Сарказм Твайлайт она даже не заметила. — Видишь? Школа — это здорово, правда?
Твайлайт односложно буркнула в ответ, изо всех сил стараясь не скривиться сердито еще сильнее. По крайней мере, это ненастоящие фейерверки, — подумала она, будто в этом было какое-то утешение. Для нее особой разницы не получалось — громкие взрывы волшебных искр были вполне настоящими, а потому мешали ей спокойно проспать это занятие до конца.
На мгновенье Твайлайт почувствовала укол вины за саму мысль заснуть на занятиях. Пока она была маленькой кобылкой, она не могла о таком даже помыслить. Сейчас же во всем надо было винить чистое презрение к учительнице, классу и преподаваемой теме. И хоть она изучила эту тему много лет назад, а преподавала ей кобыла, которую она совершенно не уважала, окончательно избавиться от стыда за такое желание она все равно не могла.
И все же вроде и нельзя сказать, что я не пыталась ничего сделать, — напомнила она себе. Поначалу она была настроена касательно учительницы настороженно, но оптимистично, и надеялась узнать что-нибудь, что поможет ей лучше понять окружающий ее сейчас мир. Тем не менее, Трикси оставила расспросы Твайлайт без ответа, каждый раз напоминая ей, что этот день посвящен математике и вопросы по социологии или естественным наукам должны подождать до другого занятия, где им будет место по расписанию. Парта была как ловушка — Твайлайт сидела на месте и чувствовала, как монотонность целого часа занятий разъедает ее терпение жгучим раздражением. Всякие попытки использовать это время с пользой оказались тщетными по вине Трикси, которая примитивными магическими трюками вывешивала в воздухе разноцветные цифры или взрывала снопом искр уравнения, чтобы отметить правильное решение. Ученики были от этого в восторге, но Твайлайт все эти взрывы и свистки раздражали и отвлекали. Твайлайт не могла даже думать нормально, когда в классе взрывался очередной салют в честь правильного ответа очередного пациента, чудом сумевшего найти частное от двух сумм.
И все же Твайлайт чувствовала немалое удовлетворение от того, что смогла так долго продержаться, не выдав раздражения. Единорожке только два раза сделали замечание за то, что она отвечала на вопросы для других учеников, и она чувствовала, что продемонстрировала в течение занятий серьезный самоконтроль. Ее, конечно, заставили слушать самовлюбленную бахвалку, преподающую математику уровня начальной школы классу, состоящему из пациентов психбольницы, но она все-таки смогла вести себя как нормальная пони. Никаких капризов и истерик, никаких перевернутых парт, и даже никто не заплакал. На фоне того, что обычно происходит в Бродхуфе, такое достижение стоит отметить.
К счастью, перемена после урока проходила под открытым небом, во дворе больницы. Теплые солнечные лучи и свежий воздух были как бальзам на растрепанные нервы Твайлайт: как опытный массажист, они вытянули все напряжение из ее тела. Она и не подозревала, как соскучилась по живой природе, пока не почувствовала под копытами свежую траву и не услышала пение птиц в кронах деревьев.
Мне это было необходимо, — подумала она, блуждая взглядом по двору. Двор этот был простым прямоугольником, отделенным от внешнего мира с двух сторон оградой, а с двух других — самой больницей. То тут, то там росли деревья, меж которых виднелись занятые разными делами пациенты. Это место было спокойным, умиротворенным и расслабляющим, если не обращать внимания на громоздкое и жуткое здание больницы, а также увенчанную колючей проволокой ограду.
Твайлайт перевела взгляд на Бродхуф. Она видела его снаружи впервые и тут же обратила внимание на то, что его стены несли на себе неожиданное количество стильного и вычурного декора. Центральная часть больницы, увенчанная шпилями и декоративными зубцами вдоль карниза крыши, явно мечтала быть крепостью. Стиль служил поздней романтической интерпретацией средневекового эквестрийского замка, но был при этом лишен изящных тонких линий и благородных арок Кантерлотской архитектуры. Тянущиеся вдоль стен заросли ползучих растений и истертая временем и непогодой каменная кладка придавали постройке налет древности и постоянства, которые будили в кроющемся в душе Твайлайт историке живой интерес.
Трудно себе представить больший контраст, чем разница этой части здания с остальным Бродхуфом. Пристройки выходили из центрального здания, как пальцы скелета[1]: одни прямые линии и острые углы. Простую кирпичную кладку покрывал толстый слой белой краски, а потеки грязи под окнами и вдоль карнизов красноречиво говорили, что этих стен уже давно не касалась кисть.
Здание выглядело строгим и мрачным и не напоминало собой ничего из виденного Твайлайт прежде, насколько она могла вспомнить. Понивилльские коттеджи буквально распирало от индивидуальности — во всем городе не было двух похожих домов. Даже в больших городах, таких как Мейнхеттен или Кантерлот, в архитектуре всегда была некая мера художественного вкуса. Какой бы красотой Бродхуф ни обладал когда-то в прошлом, все это было давным-давно утеряно и заменено на унылую утилитарную архитектуру и дешевую краску.
Даже здания здесь выглядят неправильно. Твайлайт вздохнула, отвернувшись от больницы, и перевела взгляд на Пинки Пай. Подруга шла бок о бок с ней и напевала под нос какую-то мелодию, блуждая взглядом где-то в облаках. Она, наверное, ищет те, что напоминают животных. Твайлайт улыбнулась, вспомнив, как они после пикников искали образы в облаках. Взгляд сам собой скользнул вниз, безжалостно притянутый шрамами на бедре Пинки. Улыбка мгновенно пропала.
Не имеет значения, насколько веселой она выглядит сейчас. Она страдает. Тебя ждет работа, Твайлайт. Принцесса рассчитывает на тебя.
Слегка распрямившись, Твайлайт неловко прокашлялась, привлекая внимание Пинки Пай к себе:
— Это, Пинки, я, э, подумала, может, ты мне расскажешь немного о себе? Ну, знаешь, раз я ничего почти не помню как надо?
— О! Я почти забыла об этом. Это типа несложно: ты, в принципе, ведешь себя почти так же, и вообще, — сказала Пинки Пай. — Ну, так чего ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?
— Я помню кое-что. Ну или, по крайней мере, мне кажется, что я помню, — Твайлайт помедлила. — Ты… выросла на каменной ферме, так?
Она сделала резкий глубокий вдох, как только это произнесла, приготовившись к любым катастрофическим последствиям, к которым могут привести расспросы подруги о прошлом. О Селестия, только не плачь! Только не плачь!
— Да, я выросла… — Пинки Пай моргнула. — Погоди, ты сказала каменной ферме?
Твайлайт нерешительно кивнула.
— Да?
Без всякого предупреждения Пинки Пай вдруг взорвалась смехом: ее хохот ударил по Твайлайт, почти как настоящая физическая сила.
— Каменная ферма? Ха! Каменная ферма! И что там сажают? Гальку? — Пинки рухнула набок и обхватила грудь передними ногами, сотрясаясь от веселого смеха.
Твайлайт тупо глядела на нее сверху вниз.
— Э…
— О, может, семена — это гравий! — выла Пинки, катаясь по земле с боку на бок.
— Это не так уж смешно, — нахмурившись, ответила Твайлайт, слегка порозовев щеками.
Пинки вскочила на копыта и обвела передней ногой территорию больницы.
— Вот, погляди, у нас в этом году будет большой урожай булыжников, — сказала Пинки, жуя листочек травы и изображая низкий голос жеребца. — Надеюсь, не будет ранних заморозков, а то пострадает гранит! — закончила она, вновь заливисто засмеявшись.
Постепенно хихиканье Пинки Пай сошло на нет, и Твайлайт закатила глаза:
— Ладно, «хаха», каменное фермерство — это глупость. Я же говорила тебе, что я наверняка не помню всего в точности, как ты.
Пинки отшатнулась; ее веселье сломалась, как кусок песчаника под сильным копытом.
— О нет, Твайлайт, прости, пожалуйста! — затараторила она. — Я не хотела над тобой смеяться! В смысле, я смеялась не над тобой, вовсе нет! Просто «каменная ферма» звучит очень смешно, и я, э…
От взгляда полных искреннего беспокойства голубых глаз подруги по спине Твайлайт пробежала волна виноватой дрожи.
— О, не волнуйся об этом, — заявила она, с трудом натянув ободряющую улыбку. — Это и правда довольно глупо звучит.
Пинки склонилась, неуютно близко приблизившись нос к носу к Твайлайт с такой ужасной серьезностью на лице, что единорожка вспотела.
— Ты в этом уверена? Ты не расстроилась?
— А-ага, абсолютно, — ответила она, чуть-чуть отклонившись назад и растянув улыбку пошире. — Видишь? Я совсем не расстроилась.
— Фух! — Пинки в показном облегчении вытерла лоб и опустила плечи. — Я уже всерьез забеспокоилась! Не хотелось бы, чтоб моя самая лучшая подруга подумала, будто я над ней смеюсь, например.
— О, вовсе нет! Я тебя знаю — ты никогда так не поступишь с друзьями, — сказала Твайлайт, не сводя с лица приклеенную улыбку на случай, если еще какая-нибудь ее фраза зашвырнет Пинки в очередной приступ депрессивного самобичевания. — Виновата только я и мои, ну, знаешь, «поломанные» воспоминания, которые такие детали, ну… размывают.
Пинки Пай кивнула.
— Это логично. Доктор ЭйДжей говорила ведь, что у тебя есть какие-то проблемы с побочными эффектами, от которых воспоминания наперекосяк. Хочешь об этом поговорить? Я обещаю, я не буду смеяться, — она нахмурилась, постукивая по подбородку копытом. — Ну, если ты не пошутишь, конечно. Вот тогда я рассмеюсь от души — вот так!
— Хорошо, я поняла! — торопливо сказала Твайлайт, чтобы прервать наглядную демонстрацию еще до ее начала, пока Пинки делала глубокий вдох. — Тебе необязательно показывать, как ты умеешь смеяться. Я это помню очень даже хорошо. Я только хочу узнать о тебе побольше и удостовериться, что в моей голове все соотносится с… этим, — она обвела копытом территорию больницы, после чего снова пошла неторопливым шагом по полю, тщательно обдумывая сказанное.
Несколько минут они шли спокойно, шагая вдоль стальной ограды. Пройдя под кроной очередного одинокого дерева, Твайлайт остановилась и обернулась к Пинки.
— Прости, если я тебе кажусь грубой, Пинки. Я просто… в последнее время происходит слишком много странных вещей, которых я не понимаю, — произнося эти слова, Твайлайт изо всех сил старалась изобразить печаль. Это было несложно — растерянность и одиночество были вполне реальны. И все же она не видела никакого смысла в том, чтобы сдерживаться. Ее подруги — хорошие пони, и заработав их сочувствие, ей будет гораздо проще добиться помощи. И чем скорее они согласятся мне помочь, тем скорее я смогу помочь им. Мелодраматично вздохнув, Твайлайт глянула в сторону:
— Даже мои воспоминания не совпадают с реальностью. Я четко помню, как ты говорила мне, что выросла на каменной ферме. Я легко могу себе представить, как ты говоришь о своей семье, родителях и сестрах. Но как мне быть тебе хорошей подругой, если я даже не знаю твоего настоящего прошлого?
Надо отдать Пинки должное — она даже не моргнула, когда Твайлайт упомянула каменную ферму второй раз. Вместо очередного приступа смеха, она улеглась на прохладную траву и жестом предложила Твайлайт к ней присоединиться. Она ничего не сказала, пока они устраивались, и просто смотрела на Твайлайт, ожидая, когда та продолжит.
— Предположим, — сказала Твайлайт, глядя себе на копыта, — представим, что тебе нужно сделать что-то очень важное, но ты не можешь, потому что все твои знания внезапно оказались неправильными. И как бы ты ни пыталась раздобыть необходимую информацию, ты только и делаешь, что причиняешь боль тем пони, которым хочешь помочь. И, что хуже всего, ты не можешь даже предположить, причинит ли этот вопрос им боль или же окажется изначально верным! А потом…
— Тебе интересно, откуда мои шрамы, да? — вопрос прозвучал болезненно тихо, но мягкий тон ее голоса заставил Твайлайт запнуться на полуслове. Пинки отшатнулась, когда единорожка подняла голову и уставилась на нее, но не отвела взгляда. — Ты ведь именно об этом говоришь, так? Ты хочешь узнать, откуда они у меня.
Твайлайт облизала губы, не в силах оторвать глаза.
— Ну… я хотела…
— Это не страшно, что ты хочешь у меня спросить. Ты хотела со вчерашнего дня, — тихо сказала Пинки, блуждая взглядом печальных глаз по удивленному лицу Твайлайт. — Я знаю, я не самая умная пони, но я и не дурочка. Тебе рядом со мной неловко. Ты на меня смотришь и каждый раз явно пытаешься не глядеть на бедро. Ты хочешь узнать про шрамы, но беспокоишься, что меня обидишь.
— Я не… — начала Твайлайт, ерзая с боку на бок.
— Нет, ты хочешь, — мягко перебила Пинки. — Мой особый талант — знать, когда расстроены мои самые лучшие друзья, и понять, что все из-за проблем с памятью, о которых мне сказала доктор ЭйДжей, совсем не сложно. Воспоминания у тебя есть, они там, в голове, но они просто другие. Ты знала, кто я, но думала, что мои волосы должны быть пышными, и не знала о… шрамах. Ты помнишь меня, но не меня, которая я. Типа, ты помнишь, что я выросла на ферме, но думаешь, будто это каменная ферма. Ты пытаешься это как-то совместить и не знаешь, что происходит, и хочешь просто понять мир, и из-за этого ты становишься абсолютно… эм… абсолютно дестабилизированной.
— Дестабилизированной?
Пинки Пай кивнула.
— Ты мне подарила на последний день рождения словарь, и я уже почти дочитала все слова на «Д».
Еще до того, как Твайлайт успела спохватиться, она уже рухнула на бок, смеясь так, что ей стало трудно дышать. Единорожка понимала, что это не так уж смешно, но она смеялась не над какой-нибудь шуткой. Она смеялась от облегчения. К тому времени, когда Твайлайт смогла наконец успокоиться, она почувствовала, как целая гора упала у нее со спины: вся тяжелая, давящая атмосфера меж двух подруг мгновенно развеялась без остатка.
И все же Твайлайт не смогла сдержаться и посмотрела на Пинки с виноватым видом. Но не успела единорожка открыть рот, чтобы извиниться за столь неуважительное отношение к столь серьезной и мрачной теме, как Пинки Пай просто ей улыбнулась:
— Твайлайт, ты моя самая лучшая подружка, и я не хочу, чтоб ты была такая серьезная и печальная каждый раз, когда мы вместе. Так что просто спрашивай все, что хочешь, не откладывай в долгий ящик — так мы скорее вернемся к смеху и радости. Потому что смех и радость куда лучше, чем такая тоска и, эм… — Пинки подняла взгляд наверх, сосредоточенно наморщив лоб.
— Скорбь? — подсказала Твайлайт.
— Эй, нечестно! — надулась Пинки. — Я не дошла еще до «С»!
И через мгновенье подруги уже громко хохотали, даже распугав своим шумным весельем последних птиц с веток над головой.
Твайлайт надолго замолчала, восстанавливая дыхание, и уставилась в небеса, провожая взглядом улетающих вдаль птиц. Она понимала, что откладывает неизбежное, но целенаправленно держалась, пока могла, за это ускользающее чувство покоя. Спустя несколько долгих минут она повернула голову к Пинки, которая лежала на животе и смотрела на свою подругу с напряженным ожиданием. Вопрос упирался, цеплялся за язык и не желал с него срываться. Твайлайт чувствовала, что не готова. Пинки тоже не выглядела готовой.
— Ты уверена, что хочешь рассказать мне о… э, ну, знаешь…
Пинки Пай закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Она кивнула.
— Значит… как ты получила эти шрамы?
Пинки невольно дернулась, и это движение показалось острым осколком льда, впившимся Твайлайт в грудь, но единорожка заставила себя хранить молчание.
— С-со мной произошел… несчастный случай на ферме. Еще до того, как я получила Метку, — сказала Пинки. Она схватила свой хвост и, медленно поглаживая, подняла его перед собой, как кутающийся в одеяло маленький жеребенок. — Мы были обычными фермерами, и у нас обычно не было времени на развлечения или чего-нибудь вроде в-вечеринок. Там всегда было скучно и уныло: просто бескрайние поля пшеницы. Но однажды я увидела эту… эту…
— Большую радугу? — тихо сказала Твайлайт.
— Да! — ответила Пинки, улыбаясь дрожащими губами. — Она была чудесной! Я и раньше видала радуги, конечно, но эта… о, вот эта была особенной! Я была так счастлива, что хотела улыбаться без конца и хотела, чтобы все остальные, кого я знаю, чтобы они тоже все улыбались. И я подумала, что раз радуги бывают не так часто, как хотелось бы, надо бы принести в жизнь моей семьи немного цвета и радости. Т-так что я не легла однажды спать и потратила целую ночь на украшение амбара всем, что только смогла найти. Но чтобы все было по-настоящему особенным, я решила, что семье нужны угощения, так что я… — она плотно прижала уши к голове и замолчала ненадолго. — Я… я хотела испечь для них торт, как м-мамочка мне обычно делала на дни рождения. Но…
Пинки Пай крепко зажмурила глаза, и Твайлайт почувствовала, как осколок льда еще глубже впился ей в грудь. Подруга сделала несколько тяжелых, шумных вдохов через дрожащие губы и даже почти не обратила внимания, что Твайлайт протянула к ней копыта и сжала ей путо.[2]
— Н-но… — в уголках ее глаз блестели слезы, но она все равно пыталась продолжать свою историю. — Мне не разрешали пользоваться духовкой. Я просто… я просто хотела, ч-чтобы они были счастливы, и… — Пинки, делая вдох, захлебнулась стекающими по подбородку слезами. — Но там был оггг… оггг… оггонь! — Пинки разрыдалась в голос и, со стонами свернувшись в плотный клубок, зарылась головой в копыта.
Твайлайт даже не успела заметить, как метнулась вперед и, обхватив подругу передними ногами, заключила ее в крепкие объятья. Пинки тоже сжала ее в ответ, прижавшись к Твайлайт, будто в мире кроме нее ничего больше не осталось.
— Там был о-огонь, и я н-не хотела, я пыталась потушить, н-но он не тух и потом загорелись занавески и стены, и я не могла его никак сбить, и дверь не открывалась, и… и… и я п-плохая пони!
Оказавшись по другую сторону баррикады из слез, Твайлайт с прискорбием обнаружила, что не знает, что ей делать. Она терла подруге спину и нежно шептала успокоительные слова, от бессилия которых чувствовала себя совершенно беспомощной. В отчаянии ища хоть какой-то выход, она принялась судорожно перебирать в памяти книги о дружбе, которые успела в свое время прочитать. Нет… нет… нет! Неужели я ничего не читала о том, как утешать друга при срыве? Погоди, что мне говорила Эпплджек там, в туалете? Вспоминай! Пинки нужна твоя помощь!
Твайлайт заметила это далеко не сразу, но пока она соображала, что ей предпринять, рыдания Пинки Пай стали тише: подруга просто лежала, бессильно привалившись к ней. Пинки всхлипывала время от времени, а Твайлайт продолжала осторожно гладить ее по спине.
— Я не х-чу быть пл-хой пони… — прошептала Пинки Пай, пряча лицо за прямыми локонами гривы.
— Ш-ш-ш-ш… все хорошо, — проворковала Твайлайт, старательно имитируя собственную мать, когда та успокаивала расстроенную чем-нибудь маленькую единорожку. Она качала на ногах голову Пинки Пай, вспоминая слова, которые ей за вчерашним ужином сказала Эпплджек. — Ты не плохая пони. Все хорошо. Ты не плохая пони, — Пинки Пай крепче прижала нос к промокшему плечу Твайлайт и заскулила. — Ш-ш-ш. Все хорошо.
Обнимая подругу, потерявшая счет времени Твайлайт мягко водила копытами вверх-вниз по бокам Пинки, а та беззвучно рыдала в ее шерсть. Тишина оглушала. Она повторяла все те же пустые ободряющие слова, ломая голову над тем, как бы ей сказать что-нибудь более значимое. Я должна попросить ее продолжать? Или я должна замолчать и сидеть тихо? Может, мне надо позвать медсестру? — спрашивала она себя, слегка поерзав на месте, чтобы сменить немного позу. О Селестия, почему я не читала ничего про помощь пони с эмоциональным срывом? В самом деле, я же читала книги даже о том, как организовать пижамную вечеринку!
Шевельнувшись еще раз, Твайлайт нахмурилась, чувствуя, как что-то упирается ей в бок. Она протянула туда переднюю ногу, чтобы поправить, как ей казалось, слишком крепко сжавшее ее копыто Пинки, но наткнулась на мягкий тряпичный предмет, торчащий из кармана робы. Твайлайт вдруг озарило, и она тут же вытащила на свободу тряпичный сверток.
— Пинки? — нежно спросила она, пряча предмет за спиной.
Ответом подруги был просто сдавленный неразборчивый звук.
— У меня для тебя есть кое-что.
Пинки шмыгнула носом.
— Ч-что?
— Это, э, твой новый друг.
Пинки Пай медленно подняла голову.
— Друг? — спросила она, растирая распухшие веки. — В смысле?
— Это моя добрая подружка Смарти Пантс, — широко улыбнулась Твайлайт, продемонстрировав старую куклу. Улыбка слегка ослабела, когда единорожка заметила, что Пинки просто неотрывно смотрит на игрушку.
— Вот, может, тогда ее подержишь? — добавила она, положив куклу на копыта Пинки.
Пинки несколько раз перевела взгляд мокрых покрасневших глаз с Твайлайт на Смарти Пантс и обратно. Твайлайт мысленно себя пнула, испугавшись, что опять каким-то образом все испортила.
— Смарти Пантс! — воскликнула Пинки Пай, крепко обняв куклу. Издав неясный звук, где-то между хихиканьем и фырканьем, Пинки потерлась о старую игрушку носом, развеяв широкой улыбкой сомнения Твайлайт.
— О, значит, ты ее знаешь?
— Конечно знаю! — прощебетала Пинки Пай. Тем не менее, ее внезапное веселье портили по-прежнему продолжающиеся всхлипы. — Мы с тобой, Гамми и Смарти Пантс постоянно устраивали чаепития. Конечно, нам не разрешали настоящий чай, но все равно было очень весело.
Пинки внезапно прищурилась.
— Твайлайт! Как ты можешь просто взять и отдать Смарти Пантс? Это очень грубо! Она же типа твоя самая старая подруга. Поверить не могу, что ты просто ее кому-то отдаешь. К тому же с кем же тебе тогда проводить групповые занятия в палате, если ее нет? А?
Твайлайт неожиданно для себя покраснела.
— Я не знала, что ты, э, знала про Смарти Пантс.
— Это не оправдание! Ты должна немедленно извиниться! — заявила Пинки, протянув Твайлайт Смарти Пантс.
Единорожка глянула на куклу.
— Извини… пожалуйста?
Как судья, согласный со справедливым вердиктом, Пинки строго кивнула головой.
— Так-то лучше, — добавила она и снова прижала к себе Смарти Пантс. Вытерев насухо нос, она взглянула на Твайлайт уже гораздо спокойнее. — Но зачем ты хотела отдать мне Смарти Пантс, даже если бы я ее не знала? — она вдруг погрустнела. — Ты разве ее больше не любишь?
— Конечно же, люблю! — громко возразила Твайлайт, не желая, чтобы Пинки соскользнула обратно в депрессию и слезы. — Я обещаю. Я просто немного выросла из кукол и…
— Но она же твой друг! — перебила Пинки Пай, вновь грозясь залиться слезами. — Разве можно просто отказаться от друзей, если станешь для них слишком взрослой?
Ее слова глубоко ранили сердце Твайлайт, но их холод открыл ей глаза.
— Пинки, ничто на свете не убедит меня от тебя отказаться, — заявила она, добавив в эти слова столько тепла и уверенности, сколько смогла. — Я хочу отдать тебе Смарти Пантс только потому, что ты — моя самая лучшая подруга, и мне ужасно больно видеть, как ты опять плачешь. Особенно когда… — Твайлайт опустила глаза, —…когда изначально виновата в этом была я.
Твайлайт чуть ли не подпрыгнула, когда Пинки Пай вдруг обхватила передними ногами плечи единорожки и прижала ее к себе.
— Не расстраивайся, — сказала Пинки. Отстранившись, она мимолетно улыбнулась неловкой улыбкой. — Я сама тебе разрешила спросить… об этом. Мне, конечно, грустно, но это вовсе не значит, что я не хочу тебе рассказать. Мой талант — нести пони счастье, а ты несчастна, потому что у тебя из памяти пропало много всяких штук. Я хочу тебе помочь, но я ничего не могу сделать, только говорить правду. Она, конечно, бывает неприятная, но я не хочу хранить секретов от своей самой лучшей подруги. В конце концов, не каждую проблему можно решить вечеринкой, — Пинки Пай вновь мягко улыбнулась. — Но, впрочем, вечеринка никогда никому не мешала.
Пинки вытерла щеки передними ногами, выглядя теперь чуть увереннее.
— К тому же доктор Рой мне сказал, что говорить о том, от чего я плачу по ночам, мне на самом деле помогает, потому что дает справиться с печалью. У меня, конечно, еще бывают грустные моменты, но мне теперь чаще бывает хорошо.
Твайлайт похлопала Пинки Пай по плечам.
— Ну, так это же здорово!
Пинки помедлила, но в итоге медленно покивала в согласии.
— Это ведь хорошие новости, так?
— Да, пожалуй…
— Пинки, ты же не хочешь, в самом деле, оставаться в больнице?
Пинки помотала головой.
— Нет, я просто…. Мне страшно, что может случиться, когда я вернусь домой. Пока я не попала сюда, я никому не могла принести радости, потому что мне самой не было радостно. А теперь у меня есть замечательные друзья и кругом добрые ко мне пони, и мне не надо волноваться, что я кому-нибудь случайно наврежу, — она потерлась носом о затылок Смарти Пантс, глядя на Твайлайт. — К тому же я боюсь, что может случиться, когда я снова увижу ферму. Семья говорит, что они меня ни в чем не винят, но я знаю, что это была только моя вина. Я не знаю, как мне теперь смотреть им в глаза.
Твайлайт помедлила.
— Твоя… семья? Я думала, твоя семья…
Пинки склонила голову набок и уставилась на Твайлайт.
— Разве твоя семья не… эм… — Твайлайт замолчала, соображая, как сформулировать вопрос как можно мягче.
Ничего не предполагай. Мысль возникла в голове совершенно неожиданно, и Твайлайт дала себе воображаемую пощечину. С тех пор как ее поглотила тень, она только и делала, что строила предположения о своих друзьях и об окружающем мире. Ни один ученый никогда ничего не предполагает просто так, когда сталкивается с неизвестным. Собравшись с мыслями, она положила копыто на плечо Пинки.
— Я знаю, это, наверное, болезненная тема, но что случилось с твоей семьей?
— Что случилось с моей семьей? — спросила Пинки, смотря теперь на нее с недоумением вместо меланхолии.
— Что случилось во время… пожара?
— О, — прошептала Пинки Пай. — Когда начался пожар, они… они были наверху, спали. Я кричала им, но к тому времени уже было слишком много дыма, и весь первый этаж уже горел.
Пинки говорила тихо и часто прерывалась, но, к облегчению Твайлайт, слез больше не было.
— Огонь так страшно ревел, что я даже ничего не слышала. Я побежала наружу, к колодцу, за водой, чтобы хоть что-нибудь сделать… Казалось, будто я одно ведро набирала целую вечность, и когда я вернулась, весь дом уже был в огне. Папа всегда мне говорил, что делать, если начнется пожар, но я его не послушалась и побежала внутрь с ведром. Я должна была сделать хоть что-то! Я не могла просто сидеть и смотреть, как горит дом. Особенно, к-когда я сама была виновата в пожаре...
Пинки зажмурила глаза и съежилась, прикрыв хвостом ожоги.
— И вот тогда обрушилась крыша.
Твайлайт уставилась на нее, бессильно открывая и закрывая рот.
— Я мало что помню, — продолжала Пинки. — Доктора мне потом сказали, что я потеряла сознание от отравления дымом. Папа сказал мне, что нашел меня без сознания и придавленную куском горящей крыши.
— Значит, твой папа… он выбрался из дома?
— О да! Папочка был там настоящим героем, — восторженно выдохнула Пинки. — Дым его разбудил сразу же, так что он схватил мамочку, побежал в мою с сестрами комнату и вывел их всех на крышу через окно. Он повредил лодыжку, когда спрыгнул вниз, но все равно помог им всем прийти в себя. А потом он сказал им бежать в город за помощью, а сам пошел искать меня.
— Откуда он знал, что ты там? — спросила Твайлайт. Несмотря на понимание, что эта история — всего лишь вживленная искусственная память, она все равно внимательно ловила каждое слово Пинки.
— Он сказал, что услышал снизу чьи-то крики, а когда увидел, что меня не было в кровати, решил, что это я, — сказала Пинки, становясь все возбужденнее по мере развития истории, размахивая копытами и стирая печаль со своего лица. — Так что он обошел дом кругом, выломал кухонную дверь с петель и безо всякой защиты вбежал внутрь. Ну, он говорит, что ему пришлось внутрь вползти, потому что дыма было ужасно много, но он, короче, меня нашел и сумел вытащить наружу. Он был солдатом на войне, так что он знал кое-что про первую помощь. Доктора сказали, что, если бы он не знал, как делать искусственное дыхание, я бы умерла, — глаза Пинки сверкали от слез, а сама она отстраненно улыбалась, глядя куда-то за горизонт.
— Мой папочка — самый лучший на свете, — тихо добавила она.
После рассказа опустилась тишина, во время которой Пинки перебирала свои воспоминания, и Твайлайт не хотела ее прерывать. В конце концов Пинки обернулась к единорожке, будто вспомнив наконец, что та сидит рядом. Улыбка пропала с ее лица.
— Вот, так все и случилось. Я была плохой пони, я не слушалась правил и отвлеклась и почти… почти п-погубила свою семью.
Резкий переход от возбуждения к самоуничижению оцарапал сердце Твайлайт, как наждачная бумага.
— Ты была просто маленькой кобылкой, — возразила она, вновь обняв подругу. — Ты хотела привнести в жизнь семьи немного радости, но что-то пошло не так. Всякое случается.
— Разве ты не поняла? Я почти погубила свою семью, — резко огрызнулась Пинки, издав то ли рык, то ли всхлип, и сердито уставилась на Твайлайт. — Я должна была облегчить им жизнь, а вместо этого мы потеряли все! Все! И это была целиком моя вина! — через считаное мгновенье огонь в ее глазах пропал, и она вяло опала в объятьях Твайлайт.
— Это была целиком моя вина, — тихо повторила она. — Я рыдала целыми днями и не могла взглянуть на семью и не расстроиться. Я знала, что, когда плакала, я делала им только хуже, но не могла остановиться. Мне хотелось просто умереть.
Это заявление поразило Твайлайт, лишив ее дара речи, а тем временем Пинки продолжала изливать душу:
— Что, если… что, если такое случится снова? Что, если я захочу кому-нибудь помочь, принести кому-нибудь радость, но даже не замечу, что делаю что-то плохое, и только ужасно, ужасно наврежу? Я не могу жить без присмотра.
— Такому не бывать, Пинки. Я знаю, что ты хорошая пони, — сказала Твайлайт, добавив в голос немного силы и твердости своих нерушимых убеждений. Ведь сама она в точности знала, что происходит: именно об этом и предупредила ее принцесса Селестия. Друзья отделились от истинных себя. Я не собираюсь оставлять Пинки наедине с мыслями, будто она притягивающая катастрофы неудачница, которая не может о себе позаботиться, — пообещала она самой себе, разглаживая гриву Пинки Пай. Если мне удастся вернуть их к тому состоянию, в котором они и должны быть, если я смогу залечить те раны, что нанесла их разуму тень, тогда они смогут избавиться от своих наваждений. Они зависят от меня. Спасти их могу только я. И как только я спасу своих друзей, я подберусь на шаг ближе к победе над этой тенью и спасению всей Эквестрии!
Почувствовав, что эти оптимистичные размышления значительно улучшили ее настрой, Твайлайт потерлась носом о Пинки.
— Я в тебя верю, Пинки Пай.
Пинки покраснела.
— Н-но что, если я ошибусь? Здесь, по крайней мере, есть доктора, и медсестры, и санитары, и буфетчицы, и уборщики, которые проследят, чтобы я никому не причинила вреда.
— Ну, в самом деле, ты же должна будешь в итоге отсюда уйти, так? — Твайлайт слегка отстранилась и заглянула Пинки прямо в глаза. — По крайней мере, на свободе ты сможешь без помех организовывать настоящие вечеринки и приносить многим пони радость. Разве ты этого не хочешь?
— Ну… да, вроде как приятная мысль, — признала она.
— И ты себя чувствуешь уже не так печально и депрессивно, как раньше, правда?
— Да, то есть, я по-прежнему из-за этого грущу, но у меня теперь целая куча друзей! Они меня часто веселят и отвлекают от печальных мыслей. А раз мне хорошо, то я и другим могу сделать хорошо. Но стоит мне подумать о возвращении на ферму, я просто… я не могу ни о чем думать, кроме того, как я там наломала дров. Семья говорит, что меня не винит, но стоит мне взглянуть в их глаза, мне кажется, они… мне кажется, они просто считают меня за маленькую больную кобылку, которая сожгла их дом.
Пинки вздохнула.
— Ну, разве тебе обязательно возвращаться на ферму? — спросила Твайлайт. — Почему бы тебе не переехать в город? Могу поспорить, ты с легкостью сможешь начать новую самостоятельную жизнь. Я уверена, что ты хорошо приживешься в Понивилле, — она широко улыбнулась. — Тебе там стоит поискать местечко под названием «Сахарный Уголок». Могу поспорить — ты станешь отличным пекарем.
Пинки с ужасом поглядела на Твайлайт.
— О нет, я не могу! Только плохие пони готовят без присмотра! Я могу отвлечься, и что-то пойдет не так, и я не замечу и не остановлю, пока не поздно, и…
— Я имела в виду не это, — перебила Твайлайт, пока Пинки опять не накрутила себя до очередного приступа истерики. — Я имела в виду, что тебе стоит пойти туда и спросить у владельцев, нужна ли им помощь в обмен на обучение ответственному подходу к пекарскому делу. Ты же любишь выпечку, правда?
— Ну да, но…
— И другие пони тоже любят, так?
— Ага…
Твайлайт улыбнулась.
— Ну тогда как только поймешь, как все делать ответственно, ты принесешь радость многим пони. Ты же ведь этого хочешь?
Пинки поковыряла копытом землю, прижимая к себе другой ногой Смарти Пантс.
— Ага… н-но мне кажется, мне не стоит ничего печь.
— Ты не сможешь вечно прятаться в больнице. В мире слишком много пони, которые рассчитывают на тебя. Они в тебе нуждаются. Если ты останешься здесь, то в их жизни не будет солнечного света, а только тени и печаль. Они нуждаются в пони, которая будет нести им счастье, — Твайлайт улыбнулась. — И на всем белом свете только ты можешь подарить им всем смех и радость.
Пинки улыбнулась в ответ, и эта улыбка становилась все шире по мере того, как она осознавала слова Твайлайт. Увидев понимание в глазах подруги, единорожка почувствовала, как в груди разливается радость и облегчение от заслуженной победы.
— Ага, и правда звучит круто, — сказала Пинки. — Я была бы очень рада куче друзей. И рада подарить им всем счастье. Из-за здешних правил я не могу устраивать вечеринки даже под присмотром, — она поглядела на Твайлайт с надеждой. — Меня там правда научат? Я уже прочитала те кулинарные книги, которые ты мне одолжила, но я не умею на самом деле печь. Но я очень старательная и супер-сильно сосредоточусь на изучении всего, что нужно! Так что, может, я смогу их уболтать, чтобы они мне дали попробовать.
— Я знаю, они согласятся, — кивнула Твайлайт, укрепляя оптимизм Пинки Пай. — Тебе, главное, надо перестать страдать над прошлым и начать думать в положительном ключе. Если сможешь, то я готова поспорить — тебе будет по плечу все, чего только пожелаешь.
— Ага! — выкрикнула Пинки, вскочив на ноги. — Я могу стать отличным пекарем! Мало того, я могу стать отличной вечериночной пони! Я могу печь торты, и кексики, и пироги, а еще я могу планировать всякие веселые штуки, и дарить подарки, и помнить дни рождения! Я смогу устраивать вечеринки каждый день!
Твайлайт рассмеялась, наблюдая за Пинки, которая закружилась перед ней со счастливым видом. Держа в копытах Смарти Пантс, она перечисляла Твайлайт и кукле разнообразные вещи, которые непременно помогут ей организовать самые лучшие вечеринки. Ну, оказалось не так уж и сложно, — подумала единорожка, слушая скачущую вокруг нее Пинки, которая в тот момент описывала правильный метод нарезки серпантина. Твайлайт немного тревожило, что знания по организации вечеринок у Пинки опирались только на книги и журналы, но она не могла отрицать: ей было приятно видеть энтузиазм подруги. Пока Пинки была отвлечена, Твайлайт обратилась к своему списку дел и развернула в уме воображаемый свиток. Итак, ладно, теперь я знаю, от чего страдает Пинки и как это исправить. Тень разбила ее внутреннюю гармонию, убедив, будто в прошлом вечеринка, на которой она получила свою Метку…
Она мысленно запнулась и обернулась к Пинки Пай, которая в этот момент крутилась на месте, держа в копытах Смарти Пантс.
— Э, Пинки?
Пинки прекратила крутиться и одним ловким движением уселась на землю без намека на головокружение на лице.
— Да?
— Как ты получила свою Метку? — спросила она настолько непринужденно, насколько было возможно.
Пинки покраснела.
— О. Ну, тут нет ничего такого впечатляющего. То есть, ты же получила свою, когда была в одной комнате с Принцессой Селестией.
— И все же я бы хотела послушать, — надавила Твайлайт.
— Ладно, но это правда ничего особенного, — сказала она, сияя светло-алым румянцем на щеках. — После пожара я очень много времени провела в больнице. Я много спала, а когда не спала — мне было довольно скучно. Родители меня часто навещали, но они были очень заняты перестройкой дома. К тому же я не могла с ними проводить много времени, потому что мне становилось грустно и, ну, понимаешь, так что пока я не спала, со мной были только медсестры и иногда доктор. А потом однажды в палату привели кобылку, на соседнюю кровать. Ее звали Кловер, и она была на год младше и тоже… тоже побывала в пожаре.
Пинки глянула вниз, на сжатую в передних копытах Смарти Пантс.
— Мне повезло. А у Кловер были очень неприятные ожоги на все бока, и она почти не могла двигаться. Но она могла говорить, так что мы быстро подружились. Когда с кем-то говоришь — время идет быстрее. Мы говорили обо всем, вообще обо всем. Она меня утешала, когда мне бывало грустно, а я ее отвлекала, когда ожоги болели особенно сильно. Мы говорили о семьях — ее отец работал городским садовником, а мать была какой-то писательницей. А еще мы говорили о друзьях и постоянно играли в слова.
— Несколько недель спустя я уже вполне выздоровела, так что доктора собирались меня выписывать. Я расстроилась, потому что не хотела возвращаться на ферму, но Кловер очень старалась меня утешать, чтобы я не плакала постоянно. Она всегда была рядом, всегда рада помочь, всегда старалась, чтобы я улыбнулась, даже сразу после того, как вернулась после своей операции. Может, я не заметила, потому что так сильно печалилась, но… у нее, похоже, никогда не было посетителей. Мы вместе провели в одной палате больше месяца, а я ни разу не видела ни ее мамы, ни папы. Когда я спрашивала медсестер, они все как одна смотрели на меня с ужасно грустным видом и говорили, что ничего не знают. Однажды я очень крепко пристала к одной из них и все-таки убедила ее рассказать, и она сказала, что родители Кловер погибли в пожаре.
Пинки крепко зажмурилась.
— Той ночью я первый раз плакала не о себе.
Твайлайт неловко поерзала, но Пинки продолжила рассказ, не поднимая взгляда от куклы.
— На следующий день я убедила медсестру помочь мне сделать что-нибудь, чтобы как-то помочь Кловер. Когда ее увезли на физиотерапию, мы пошли спрашивать у всех докторов и медсестер, есть ли у них чего-нибудь для вечеринок. Мы им объяснили, зачем, и нас сразу же поддержали. Медсестры принесли мешки с конфетами, которые лежали у них просто как перекус или хранились до праздников, и многие пошли в кафетерий, чтобы набрать разной еды. Все вроде были очень рады помочь. Я и не заметила поначалу, потому что очень увлеклась подготовкой, но я впервые тогда не плакала ни разу за целый день. Я очень хотела, чтобы все было идеально.
— В конце концов, час или два спустя, Кловер вернули в палату, и ее там встретила толпа пони со всей больницы, и они все хором крикнули ей: «Сюрприз!». О, как она была рада! Мы завалили ей всю кровать цветами, и открытками, и конфетами, поставили тарелку с тортом и завешали все шариками. Десятками шариков! Как настоящая вечеринка, и вся в честь Кловер. Мы играли, и слушали музыку, и даже угостили ее шоколадными кексиками — она мне сказала, что это ее любимый сорт. Медсестры пришли к нам в обеденный перерыв, и к нам постоянно заглядывали доктора и посетители, чтобы поинтересоваться, что происходит, так что в палате постоянно была большая толпа. Я не помню, чтобы Кловер была раньше такой счастливой. Впервые после пожара я тоже была счастлива. Каждый раз, когда она смеялась и улыбалась, я чувствовала себя живой.
Подняв голову, Пинки вновь улыбнулась Твайлайт и залилась румянцем, вернувшимся в полную силу.
— Я, э, на самом деле не помню, когда именно получила Метку. Это случилось во время вечеринки, но я слишком увлеклась выдумыванием игр для Кловер, в которые она могла бы играть, не вставая с постели. Ближе к концу одна медсестра спросила меня о Метке, и так я узнала, что наконец-то ее получила, — сказала она, глянув на здоровое бедро. — Тогда я поняла, что по-прежнему хочу нести пони радость. Мне очень приятно было видеть, как они смеются, и улыбаются, и хорошо проводят время. И за весь вечер я не пролила не слезинки.
— Ого, — Твайлайт выдохнула, тепло улыбаясь в ответ. Даже в фальшивом мире, сотворенном злой тенью, Пинки Пай по-прежнему верна своим друзьям и страждущим. Она вытерла скопившуюся в уголках глаз влагу.
— Ого, — повторила она. — Вот это история.
— О, да ничего такого уж особенного, — скромно ответила Пинки. — Я просто подумала, что ей не помешает поднять настроение.
— И я думаю, это многое говорит о тебе как о пони, — продолжила Твайлайт, встав на ноги. Она не хотела уступать скромности подруги и желала донести ей свою мысль. — Ты приложила столько усилий только чтобы подарить один день счастья страдающей пони. Ты решилась поговорить на невероятно болезненную тему только чтобы заполнить пару провалов в моей памяти. Даже страх, который по-прежнему держит тебя в больнице, основан на беспокойстве, что ты можешь случайно причинить боль другим.
— Твайлайт… — начала Пинки, смущенно зарывшись лицом в Смарти Пантс, будто желая спрятаться от похвалы.
— Я серьезно. Я отвечаю за каждое слово. Ты особенная. Ты моя лучшая подруга, и я знаю, что ты всегда будешь готова помочь нуждающимся. Ты не плохая пони. Ты восхитительная пони, — Твайлайт прикинулась, что не заметила пару слез, покатившихся по щеке Пинки, пока они обнимались.
Уронив Смарти Пантс на землю, Пинки крепко сжала Твайлайт в ответ, и так они сидели в теплых лучах вечернего солнца, пока…
— Извините, но вы должны прекратить.
Пони в тревоге отстранились друг от друга и увидели стоящего над ними санитара с написанным на лице легким раздражением. Твайлайт перевела взгляд с него на подругу.
— Что прекратить?
— Обниматься, — пояснил он. — Физический контакт между пациентами запрещен.
— Но она же плакала! — возразила Твайлайт.
Санитар посмотрел на Пинки Пай.
— Больше не плачет.
Твайлайт открыла было рот, чтобы выдать ему все, что о нем думает, но почувствовала на ноге копыто Пинки, передавшее невысказанную просьбу держать себя под контролем.
— Ладно. Мы больше не будем, — улыбнулась Пинки. — Мне было очень грустно, но теперь мне гораздо лучше.
Он продолжал угрюмо их разглядывать.
— Хорошо. Главное — не попадитесь мне за этим делом еще раз, — буркнул он наконец.
Твайлайт подождала, пока санитар не уйдет за пределы слышимости, а затем повернулась обратно к Пинки.
— Никакого физического контакта? Но мы же просто обнимались! — проворчала она, сверля взглядом хвост уходящего прочь жеребца.
— Прости, это была моя вина, — сказала Пинки.
— Нет, это никак не может быть твоей виной. Ты была расстроена из-за моих вопросов, и я сделала то, что должен делать любой друг, — стараясь утешить Пинки, Твайлайт говорила сдержанно, но мысленно она рвала и метала от ярости. У меня так хорошо получалось! Мне в самом деле удалось до нее достучаться, даже заработать доверие. Если бы у меня было больше времени и меньше долбаных отвлечений, я бы доказала ей, что она правда хорошая пони и умеет заботиться о других. Я смогу ее спасти, если удастся убедить ее стать той Пинки, которую я помню.
Подруги встали с травы и продолжили прогулку вдоль ограды, стараясь идти не слишком близко друг к другу из страха опять навлечь на себя гнев санитара. Твайлайт хотела продолжить разговор в надежде, что еще несколько небольших упоминаний реальной жизни Пинки Пай поможет вытянуть ее из этой мрачной фантазии, в которой она оказалась заперта, но каждый раз, когда Твайлайт поднимала вопрос касательно прошлого Пинки, та уводила разговор в сторону. Момент был потерян.
Пока Пинки рассказывала, как угодила в неприятности из-за того, что за обедом держалась копытами с одним миленьким жеребчиком, Твайлайт обнаружила, что невольно разглядывает высокие и мрачные стены Бродхуфа. Я точно делаю все правильно? — спросила она себя, разглядывая мелькающие в окнах далекие силуэты. Принцесса Селестия сказала мне очень мало. Я ее правильно услышала? Я ее вообще слышала? Твайлайт содрогнулась: ледяной ветерок сомнений взъерошил ей шерстку. Нет. Нет, я определенно ее слышала. И я такое уже проделывала, в некотором роде. Все как с Дискордом. Мне просто надо напомнить подругам, кто они на самом деле. Если я смогу завоевать их доверие, как завоевала доверие Пинки, то я на один шаг приближусь к победе.
Когда подруги прошли мимо двух пациентов, играющих в какую-то непонятную игру с мячом по правилам, которые известны только им одним, Пинки, не подав даже виду, что еще всего несколько минут назад рыдала до умопомрачения, повернулась к Твайлайт:
— Ну, что будешь делать на занятиях по копытоделию? Я вот подумываю написать большую картину со всеми моими друзьями! Я ее потом повешу себе на стену, и тогда девочки будут всегда со мной. А ты?
— Ну, — начала Твайлайт, но замолчала: ее внимание привлекло мерцание света в дальних окнах, и к тому моменту, когда она подняла туда взгляд, весь участок коридора больницы погрузился во тьму. Она прищурилась и разглядела, как из тени спокойным шагом вышла фигура, судя по размерам — жеребец. Это электрик? — задумалась она, отметив про себя тяжелые одежды. Жеребец шел по коридору, и шерстка у нее на загривке вставала дыбом, пока она следила за ним взглядом. Лампа за лампой, свет гас у него над головой, будто он сеял за собой тени. Очертания его тела были смутны и неразборчивы. Взгляд цеплялся только за белую морду, ярко выделяющуюся на общем фоне подобно огоньку свечи темной ночью, и что-то в ней было неправильным. Она была острой и узкой, как клюв. Твайлайт содрогнулась, понадеявшись, что это маска.
Мерцание ламп заставляло тени танцевать вокруг него и изображать какую-то кошмарную пародию на жизнь, будя в памяти кошмар, о котором единорожке хотелось бы забыть навсегда. Она внимательно следила за его движением и за тем, как коридор позади него затапливало чернильной тьмой.
— Твайлайт?
Твайлайт испуганно вякнула и подпрыгнула в воздух. Приземлившись на дрожащие ноги, она уставилась широко распахнутыми глазами на Пинки Пай и, тяжело дыша, выговорила:
— Ч-что? — спросила она хриплым шепотом, пытаясь удержать рвущееся из груди сердце на месте.
— Ого! — Пинки Пай ахнула и попятилась на несколько шагов. — Я только спросить хотела, как ты себя чувствуешь! Ты смотрела на больницу и не говорила ни слова минут пять.
Твайлайт несколько раз моргнула, после чего наконец поняла слова подруги.
— Ты это видела? — спросила она, чуть ли не выкрикнув этот вопрос.
— Что видела?
Твайлайт ткнула копытом в сторону здания.
— Это!
Пинки прищурилась.
— Часовню?
— Нет, жеребца в окне! — воскликнула она с растущим раздражением в голосе и повернулась обратно к больнице, чтобы показать Пинки, куда надо смотреть.
Он смотрел прямо на нее.
По позвоночнику Твайлайт побежал ледяной поток, и холодный ужас сковал намертво все суставы. Не говори глупостей, он не смотрит на тебя. Он просто выглянул в окно, — пыталась она себя убедить. Не помогло. Она не могла оторвать глаз от белого разрыва в сплошной темноте. Он, казалось, притягивал ее к себе; все ее поле зрения заполнила клювообразная маска.
Пинки надавила Твайлайт на плечо, и та резко вдохнула, не заметив даже, что все это время стояла, затаив дыхание.
— Твайлайт, с тобой точно все нормально? — вновь спросила Пинки Пай, глядя на нее с глубоким беспокойством на лице.
Наваждение ушло, и Твайлайт медленно кивнула, пытаясь при этом вернуть ногам чувствительность. Она глянула еще раз на здание, но в окне было пусто.
— Я… Я не… — выдавила она, блуждая взглядом из одного конца коридора в другой. Лампы снова горели, и нигде не было ни следа странно одетой фигуры. Стряхнув со своих мыслей сосульки, она обернулась к Пинки. — Ага, я в порядке. Я просто… мне показалось, будто я что-то увидела.
— Ага. Ты сказала, что увидела какого-то жеребца, а потом задрожала, резко вдохнула и… о.
Лицо у Пинки медленно растянулось в понимающей улыбке. Она подмигнула.
— О! Твайлайт влюбилась в милого жеребчика! — громко воскликнула она и пошла скакать вокруг Твайлайт.
Единорожка отшатнулась на шаг.
— Чего?
— Твайлайт с жеребцом — тили-тили-тесто, Ж-Е-Н-И-Х И Н-Е-В-Е-С-Т-А!
— Ни в кого я не влюбилась! — возразила Твайлайт, невольно покраснев. — Я увидела какого-то странно выглядящего жеребца и…
— Странно выглядящего? — Пинки высунула язык в отвращении. — Фу-у! Он что, горбатый? — она для наглядности выгнула спину. — Двухголовый? Трехглазый? О, может, он сделан из слизи!
— Забудь! — буркнула Твайлайт и протолкнулась мимо Пинки. Быстро глянув на больницу, на случай, если он снова возник в окне, и не обнаружив там никого, она пошла дальше вдоль ограды. Пинки Пай догнала ее спустя несколько мгновений. Она не сказала ничего, но сердитая гримаса на лице Твайлайт становилась еще злее каждый раз, когда единорожка слышала хихиканье Пинки и ощущала у себя на затылке ее взгляд. Просто не обращай на нее внимания. К тому же это заслуженно — нечего было пугаться и нервничать из-за какого-то электрика. Он явно никем другим быть не мог. Это логично: тяжелый рабочий комбинезон и защитная маска — необходимые вещи для работы с электричеством. Ты просто поддаешься стрессу.
Не обращая внимания на игривые подмигивания Пинки, Твайлайт попыталась увести разговор со своей гипотетической влюбленности на какие-нибудь более продуктивные темы. Пусть нервы у нее и расшатаны, ее это не остановит. Перед ней лежит миссия, и ничто не устоит у нее на пути.
[1] Да. Пальцы. Ответственности не несу.
[2] Ура. Теперь я знаю, как на самом деле называется эта часть тела лошади. По-английски это fetlock. По-русски все несколько сложнее — это путо(путовый сустав)/бабка + венчик и щетка. Венчик — волоски спереди копыта, щетка — сзади.