The Unexpected Love Life of Dusk Shine / Нежданная любовная жизнь Даска Шайна

Проклятые Селестией билеты на Гала, явившиеся из глубин Тартара ч.2

Глава 2 ч. 2

Даск не мигая уставился на Пинкамину. Наконец, после долгой паузы, он с облегчением рассмеялся. Это был лучший розыгрыш в его жизни! Бока единорога тряслись от смеха. Но вскоре Даск заметил, что Пинкамина сохраняла молчание. В ее глазах отчетливо читалось презрение. Веселость быстро покинула его. То, что “Пинки” не засмеялась вместе с ним заставляло Даска чувствовать себя несколько неуютно. Единорог откашлялся.

— Хорошо, Пинки, это была отличная шутка. А теперь развяжи меня.

Мгновенно взорвавшаяся яростью Пинкамина набросилась на Даска, нанося удары с каждым выкрикнутым словом.

— Я *БАЦ* ЖЕ *БАЦ* СКАЗАЛА *БАЦ* ТЕБЕ: *БАЦ* Я *БАЦ* НЕ *БАЦ* ПИН-*БАЦ*-КИ!!! *ШАРАХ!*

От боли из глаз Даска брызнули слезы.

— М-мой н-нос! — всхлипнул он.

— Слабак, — скривилась Пинкамина.

— Г-где я? — спросил Даск свою мучительницу.

— Подвал Кейков, — ответила она. Пинкамина бесцеремонно копытами открыла рот Даска и с удовлетворением отметила, что ей удалось выбить ему несколько зубов.

— Пока с тебя хватит. Теперь скажи: хочешь выйти отсюда живым?

— Да! — торопливо выкрикнул Даск. — Клянусь Селестией, да!

— Тогда тебе придется ответить на мои вопросы, — продолжила Пинкамина. “Ну да, лузер,” подумала она. “Как будто я так просто тебя отпущу.”

— Во-первых, как выглядит Пинки Диана Пай?

Даск растерянно заморгал.

— ...Чего? — недоуменно спросил он. В ответ Пинкамина впечатала копыто в стену рядом с головой Даска, оставив в бетоне солидную вмятину.

— Ты из какой страны? — резко спросила она.

— Чего??

— Никогда не слышала о стране “Чего”! Вы там говорите на Эквестрийском?

— Чего? — оторопело повторил Даск.

— ЭКВЕСТРИЙСКИЙ, ЛЯГАТЬ ТЕБЯ, ТЫ НА НЕМ ГОВОРИШЬ?! — рявкнула Пинкамина.

— Да!

— Тогда ты понял, что я сказала?

— Да! — в панике выдохнул Даск.

— Опиши, как Пинки Диана Пай ВЫГЛЯДИТ!

— Чего? Это полная бессмыслиц-
— Скажи “чего” еще раз! — оборвала кобылка Даска, не оставляя ему времени собраться с мыслями. Она подняла с пола кусок арматуры. — СКАЖИ “ЧЕГО” ЕЩЕ РАЗ! Прошу! Умоляю, лягать тебя, скажи “чего” еще один, последний в твоей ляганной жизни, разик!

— Она розовая, — Даск лихорадочно пытался подобрать описание. — У нее пышная грива...

— Она похожа на пустое место? — произнесла Пинкамина с кривой усмешкой маньяка на лице.

Рот Даска открылся быстрее, чем он успел сообразить.

— Чего? — спросил он, стараясь не смотреть ей в глаза. Пинкамина молча нанесла арматурой удар своему пленнику туда, куда никогда не светит солнце.

— ОНА. ПОХОЖА. НА. ПУСТОЕ. МЕСТО. — медленно повторила она.

— НЕТ! — взвизгнул Даск.

— Тогда почему ты относишься к ней, как к пустому месту, а, Даск? — произнесла Пинкамина таким тоном, словно они беседовали о погоде. Даск мог только скулить от боли. Пинкамина терпеливо ожидала его ответа. Спустя десяток минут лихорадочное дыхание единорога замедлилось до судорожных глубоких вдохов. Даск отчаянно пытался успокоиться.

— П-почему т-ты э-э-это делаешь, П-пинки Па-а-а… Пинкамина? — дрожащим голосом спросил он.

— Это все твоя вина, — ответила она, прикрыв глаза.

У Даска отвисла челюсть.

— Чего?

— …*ТРАХ!*

— Мои шарики!

Несколько дней назад...

— В этом-то и дело, Принцесса, — отозвался Даск. — Стоило мне только узнать, что значит иметь друзей, как я расстаюсь с ними.

Друзья.

Вот кем была для Даста Пинки: другом. Часть ее души умерла, когда Пинки услышала эти слова. Ей хотелось заплакать. Нет, она не могла себе это позволить, она на вечеринке! Проведение вечеринок всегда было смыслом жизни Пинки. У нее просто не было выбора. В конце концов именно это означала ее кьютимарка! Делать всех пони счастливыми.

Она должна нравиться всем пони.

Не какому-то одному пони, это было бы слишком эгоистично! Если уделять свое внимание кому-то одному, то остальные почувствуют себя брошенными. А заставлять кого-то почувствовать себя брошенным — худший поступок на свете! Она это знала.

Она слишком хорошо это знала.

Суть вечеринки в том, чтобы всепони веселились, и ей нравилось видеть, как всепони веселятся, так что логичным решением было устраивать вечеринки при каждой возможности! Правильно? Она просто не могла прекратить улыбаться, ведь это означало, что кто-то еще перестанет улыбаться, а она не могла этого допустить. Она спасла Эквестрию став воплощением Смеха! Она должна устраивать вечеринки.

Даже если никто не устроит вечеринку для нее в ответ.

Даже если Даск Шайн никогда не полюбит ее в ответ, из-за того, что она будет слишком занята какой-то вечеринкой в честь дня рождения собачки чьей-то родственницы. Она помнила имя каждого пони в городе, но никто из них не разделял ее интересы, не слушал ее советы, не обращал на нее внимания, а кое-кто даже не помнил ЕЕ имени! Но она всегда улыбалась.

Она сказала себе, что все будет хорошо, что она и Даск будут друзьями и… все. Даже если это и шипфик. Она не могла расплакаться, вечеринка должна продолжаться! Она вылавливала плавающие яблоки. Начала летку-еньку под веселую песенку. Устроила несколько розыгрышей, Играла в Приколи-Пони-Хвост. Даже узнала, что Миссис Кейк ждет жеребенка, и скоро можно будет сыграть с новым приятелем! Она веселилась всю ночь! Всепони веселились.

Так почему же, когда она вернулась к себе, она плакала, пока не заснула?

Следующее утро...

С тяжелым вздохом, Пинкамина попыталась разбудить себя.

— Пора вставать, Пинки! Поднимай наш ленивый круп с кровати, — обратилась она к своей второй половине.

Пинки сохраняла непривычное молчание.

— Еще одна шутка, Пинки? — раздраженно спросила Пинкамина.

— И чем я заслужила эту тишину? — саркастично продолжила она. — Обычно тебя не заставишь умолкнуть.

Она недовольно отбросила одеяло. И неверяще выдохнула.

Она двигалась. Сама! Ей не удавалось двинуть ни единым мускулом уже десятилетие! Пинкамина попробовала еще раз. Она опять двигалась!

— Пинки, признаю, на этот раз шутка удалась. А теперь прекращай, ты даешь мне ложное чувство надежды.

Никакого ответа.

Пинкамина сбросила их тело с постели и принялась кататься, беспорядочно дрыгая ногами, словно капризный жеребенок.

— Этого для тебя хватит, Пинкс? — сердито выкрикнула она, валяясь на полу. В следующее мгновение она увидела свое отражение в зеркале.
Свое отражение. Не вид Пинки Пай, смотрящей на нее из зеркала. Кобылка с длинной прямой гривой и озлобленными глазами застыла с широко открытым ртом. Пинкамина принялась судорожно обшаривать разум в поисках мыслей Пинки.

Пятнадцать мучительных минут спустя, четверь часа сожалений о каждом разе, когда она желала тусовщице смерти, и тихого плача, когда она просто сидела на месте и думала изо всех сил, Пинкамина наконец смогла отыскать Пинки.

И закричала от страха.

Пинки, съежившись, лежала в дальнем уголке их подсознания, от нее доносились лишь ощущения боли, бесконечной внутренней пустоты и отвращения к себе.

— Пинки Пай, ответь мне! — хрипло прокричала Пинкамина.
[— Уходи, —] всхлипнула Пинки, [— отстань от меня.]
— У тебя нет права торчать тут в одиночестве и отчаянии!!! — прорычала ее альтер-эго.

— Этим должна заниматься Я, помнишь? Ты не можешь занять мое место! Какого сена мне теперь делать?

Внезапно снизу раздался голос:

— Пинки, ты в порядке? — прокричал Кэррот Кейк, —Я слышал, как ты кричала.

— В-все хорошо, босс! — ответила Пинкамина, пытаясь придумать подходящую отговорку, — Это… просто… колики! Да, очень сильные колики!

— О, — донеслось снизу, — Тогда, считай что у тебя выходной!

“У меня проблемы,” подумала она. “Пинки, как такое вообще случилось? Что вчера произошло?”
Но Пинки снова замолчала.

“В этом виновата Найтмер Мун? Элементы Гармонии отлягали наши мозги? Их магия высосала весь твой Смех? Нет? Но что же стало причиной? Или… кто?” Пинкамина заскрипела зубами, осознавая.

— ...Даск Шайн, — тихо прошипела она, — с-сын мула.

Легкий отзвук признания от Пинки подтвердил догадку Пинкамины.

— Как он посмел разбить тебе сердце? Заметь, я была против того, чтобы ты сближалась с ним! Ну, я была против того, чтобы ты сближалась с кем-нибудь вообще, но все равно! — осознав, что ее эмоции слишком разыгрались, Пинкамина воспользовалась советом из своих уроков управления гневом: глубоко вдохнула и медленно сосчитала до десяти.

— Послушай, — начала она снова, — может я тебя и ненавижу, но я не хочу видеть тебя в таком состоянии. Что мне сделать, чтобы ты вернулась?

Пинки не ответила.

— Отлично! — проворчала она, раздражаясь из-за того, что ее игнорируют. — Тогда я сделаю по-своему!

Она остановилась.

Как именно “по-своему”? Долгие годы она была голосом в голове Пинки и практически забыла, каково это — действовать самостоятельно. “Сосредоточься, Пинкамина,” размышляла она. “Решение должно быть связано с причиной проблемы. А что я могу сделать с Даски?”
Она принялась перебирать идеи. Поговорить с ним? Он чувствителен, как кирпич, и признание лишь ухудшит дело. Убить его? Слишко просто, да и Пинки вряд ли сможет простить ее после этого. Изнасиловать? Если заставить его ублажать их обоих против воли, то у Пинки будет чувство вины, да и самой Пинкамине были противны мысли об этом. Она ненавидела жеребцов (потому что все они — озабоченные извращенцы) и ее передергивало от одной мысли о том, что они будут прикасаться к ней. И тут Пинкамину осенило: Месть!

Она не станет его убивать, но когда она им займется, он будет мечтать о смерти. План медленной, заполненной болью и мучениями пытки начал складываться в ее голове.

И впервые за многие годы Пинкамина искренне улыбнулась.

Текущее время...

— Пинкамина… — голос Даска был полон вины и сожаления. — Я… не знал. Поверь мне, я совсем не желал ранить чувства Пинки.

Он всегда считал Пинки немного странной, но и предположить не мог, что ее депрессия приведет к раздвоению личности, или что она примет те его слова слишком близко к сердцу. Он никогда еще не чувствовал себя так плохо.

— Конечно, ты не знал, — зло усмехнулась Пинкамина, — Никто не знает! Как ты думаешь, почему у нее есть Я?

Ее глаза заполнились слезами.

— Пинки… — прошептал Даск, пытаясь достучаться до светлой половины. Он знал, что надо сделать. “Ради Селестии,” молился единорог про себя, “пожалуйста, пусть она меня услышит! Я так виноват перед ней и хочу лишь чтобы она меня простила.”

Пинкамина занесла свое копыто для очередного удара.

— Я ЖЕ ГОВОРИЛА, НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ-
— ...ты пойдешь со мной на Гала? — закончил он. Пинкамина застыла на месте. Ее грива сама собой собралась в пушистое розовое облако, а на лице появилась знакомая дурашливая улыбка. Пинки Пай вернулась, радостная, как никогда.

— ОйДаскитыдействительноэтогохочешь? — выпалила она в своей обычной сверхскоростной манере. — Я думала, что ты проведешь меня и в конце пригласишь всех нас, но это куда лучше канона! Я обязательно должна рассказать КэрротуКейкуимиссисКапКейкиБерриПанчиДерпииВинилСкратчиСкуталуиПипсквикуиЛил’ПипиоднойстатуекотораядолжнабытьДискордомноонещенеосвободился...

— Пинки? — прервал ее Даск.

— Да, лучший на свете кольтфренд? — ответила она.

— Развяжи меня, пожалуйста, — попросил он.

— Глупенький, — хихикнула Пинки. — Ты можешь сделать это сам! Транквилизаторы прекратили свое действие еще во время флешбека.

— ...Чего?

*БАЦ*

— Мои шарики!

— Прости, рефлекс. Сейчас поцелую и все пройдет!

Даск на мгновение замер.

— ...Нет.

Эх, забудьте Даска, он такой бука. Давайте веселиться на моей версии Гала!

На Гранд Галопинг Гала как всегда царит скука. Полная, совершенная, абсолютная, смертельная скука. Оркестр никогда не играет веселых песен, никто из гостей не поет, и кто вообще в наше время танцует вальс?

Внезапно в зал врываются Пинки Пай и Даск Шайн, готовые спасти всехпони от непроглядной тоски. И когда я говорю “врываются”, я имею в виду здоровенный металлический шар, проламывающий стену. Я хватаю свой мегафон и обращаюсь к вопящим гостям (Что? Кому какая разница, почему они вопят):

— Внимай, Кантерлот! — звуки моего голоса разносятся по всему замку. — Это Вечериночная Революция! Долой занудную и скучную музыку! Долой предрассудки, что ‘Pony Pokey’ только для детей! Вперед! Обретем свободу под эти басы!

Я вынимаю из ниоткуда крутые мощные колонки и они своим звучанием отправляют шайку Октавии в небытие.

— Это величайшая вечеринка в известной истории пони! — перекрикивает Даск грохочущую музыку.

— Да! — отвечаю я, сияя от счастья. — И мне никогда не удалось бы ее устроить без тебя! И даже если нас за это арестуют и мы попадем в утренние новости, я верю что все в конце концов закончится хорошо. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что я буду вместе с тобой, — шепчу я на самое ухо. — А теперь продолжаем! Нам еще нужно устроить в королевской прачечной пенное веселье! Всепони знают, что без этого вечеринка — не вечеринка!

Пока Даск Шайн поднимался наверх, Пинки без умолку болтала о том, какую супер-дупер потрясную вечеринку она устроит на Гала. Первым, кого увидел единорог, выбравшись из подвала, был Спайк.

— Спайк? — шокированно спросил Даск. — Где ты был все это время?

— Ну, — начал дракончик, — я сидел у тебя на спине, как вдруг из ниоткуда выскакивает Пинки Пай и *БАЦ!* и ты в отключке! Я уже собирался закричать, но она объяснила, что это просто новая вечеринка-сюрприз, когда ты сначала вырубаешь гостя, а приходит в себя он уже на вечеринке.

Он пожал плечами.

— Наверняка такое недавно придумали в Хуффингтоне. Ты все не приходил и не приходил в себя, так что Пинки дала мне коробку вкуснющих кексиков, чтобы я не заскучал. Кстати, не хочешь попробовать? С натуральной сапфировой посыпкой!

У Даска задергался глаз.

— Ты в порядке, братан? — как ни в чем ни бывало спросил Спайк. — Тебе не понравился праздник?

— Не хочу вдаваться в подробности, — нервно ответил его названный брат. Даск притянул дракончика к себе, и, убедившись, что Пинки (а, главное, Пинкамина) не может их подслушать, зашептал:
— Не доверяй Пинки, когда она кажется огорченной, и особенно, если она поменяет свою прическу.

— О чем шепчетесь? — спросила Пинки Пай, протискиваясь между ними.

— Ааа! — подпрыгнул Даск.

— Ни о чем! — выпалил он. — Совершенно ни о чем. Абсолютно ни о чем и определенно ни о чем таком, о чем тебе захотелось бы узнать!

— Оки-доки-локи, — беззаботно улыбнулась она, не проявляя и малейших признаков своей темной стороны.

— Обязательно позови меня, когда в следующий раз будешь говорить ни о чем. Просто обожаю беседы на эту тему. Однажды мы с Дерпи разговаривали ни о чем, и мы говорили часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами...

Тут Даск и Спайк поняли, что им так и не удалось пообедать и решили отправиться к тому ресторану, который они собирались посетить до того, как их прервала Пинки.

Пока парни заказывали еду, Пинки, словно заевшая пластинка, бесконечно повторяла одно и то же. Ее высокий голос минуя уши сверлом входил прямиком в мозг, сводил челюсти до хруста зубной эмали и заставлял жалеть о способности слышать. И это длилось и длилось и длилось.

— И часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и часами и час-
— ПИНКИИИ! — заорал Даск, не выдержав непрекращающегося потока слов.

— Да?

Даск глубоко вдохнул, на несколько секунд задержал дыхание, приводя свои нервы в относительный порядок и предложил:

— Может поменяем тему?

— Так я и сказала! — воскликнула Пинки.

— Что?

— Так я и сказала Дерпи! Знаешь, я обожаю болтать ни о чем так же, как и она, но в тот раз говорила одна только Дерпи! Ты просто не поверишь, как долго это пегаска может говорить. Она просто понятия не имеет, когда нужно умолкнуть! Разве это не самая раздражающая привычка в мире? — она на мгновение остановилась. — Даски-васки?

— Да, Пинки?

— Тебе стоит перестать биться головой о стол. Он уже шатается. Серьезно, что этот стол тебе такого сделал?

Даск остановился, уткнувшись лицом в столешницу.
“Хуже просто не может быть. Это хуже всего, что могла бы придумать Пинкамина,” думал он, ощущая как внутри черепа разрастается мигрень. “О, небо, молю тебя, пошли мне спасителя, что избавит меня от этого Тартара-на-земле...”

— Дорогуша! — услышал он изысканный голос Рарити. — Я слышала, что ты был приглашен в Кантерлот, на Гранд Галопинг Гала, и у тебя есть свободный билет. Это самое замечательное из того, что пони-будь для меня делал. Ты такой джентлькольт!
“...Беру свои слова назад,” раскаялся он в своих мыслях. “Это хуже. В десять раз хуже. Создательница Фауст, пусть Пинки не услышит этого, мой круп больше не выдержит!”

— Вообще-то, — заговорила Пинки, — Даски пригласил меня на-
— Как я сказала, это самое замечательное из того, что пони-будь для меня делал! — продолжила Рарити тем же голосом. — О, я вижу, как это будет...

На Гала, где мечты Рарити обретают реальность...

Мы входим в бальную залу с грацией и достоинством, присущими лишь благородной чете. Гости взирают с благоговением, как во всем своем великолепии шествует единственный и неповторимый принц Даск Шайн. Естественно, всепони в зале знают тебя, но кто эта прекрасная кобылка рядом с тобой? Кто танцует с тобой, заботится о тебе, дополняет тебя и восхищается тобой при каждом удобном случае?

Конечно, это буду я, дорогуша! Не та уродливая кобыла, которая пыталась тебя изнасиловать, мой драгоценный. Как только она посмела украсть твой первый поцелуй? Меня не волнует, что она давно-потерянная-и-вновь-обретенная сестра Селестии. Мне все равно, что это был праздник в ее честь и меня не заботит, что она провела тысячу лет на Луне в полном одиночестве, НИПОНИ НЕ ПОСМЕЕТ ТРОНУТЬ МОЕГО- Извини. Я немного… разошлась. Где я остановилась?

— На части, где ты меняешь его на меня? — с надеждой спросил Спайк.

— На части, где я вырываю тебе глотку? — прорычала Пинки, преображаясь в Пинкамину.

— Ухх, — сказал Даск, по прежнему уткнувшись лицом в стол. — Мой рог застрял.

Бальная зала, конечно, дорогуша! Нашим нарядам, которые я создам, будет завидовать весь Кантерлот (и Луна). И лишь часы пробьют полночь, ты опустишься передо мной на одно колено и протянешь сверкающий 24-каратный бриллиант чистейшей воды, украшающий классическое золотое кольцо, и по моему лицу скользнет одинокая слеза.

Конечно, мой ответ будет исполнен элегантности и достоинства.

На нашей свадьбе будет присутствовать весь высший свет Эквестрии. Прости меня, дорогуша, но я уже выбрала имена для наших жеребят. Но не беспокойся, я сохраню их в тайне от тебя, чтобы не испортить сюрприз. О, мы будем так счастливы вместе!

Пинкамина уселась на свой круп, задыхаясь от ярости.

— Разбежалась, ты ляганная %$@#, — прошипела она. Даск вызывал у нее ненависть, но отдать его какому-то рогатому пугалу после того, как она положила столько сил, чтобы Даск был вместе с Пинки? Никогда! — Да после того, что ты тут наплела, я тебя к нему ближе десяти футов не подпущу!

— Как ты меня назвала?? — ахнула Рарити. — Настоящие леди не пользуются подобными словами! Вставай, Даск, мы уходим!

— Не могу, — печально ответил единорог.

— Что? — воскликнула Рарити, не веря своим ушам.

— Я недостаточно хороша для тебя? — всхлипнула она.

— Нет, я буквально не могу. — ответил Даск. — Мой рог засел в столешнице, и я еще не оплатил счет. Эй! Я даже еще не съел свой обед!

— Ты пригласил Пинки в ресторан? — драматично закатила глаза Рарити. — Как ты мог? Я думала, между нами есть что-то особенное.

— Я думаю, между нами может быть что-то особенное, — вклинился в разговор Спайк.

— ЗАХЛОПНИ СВОЙ РОТ, СПАЙК! — совместный рык двух кобылок опрокинул дракончика на спину. Услышав перепалку, к столу подбежал официант.

— Какие-то п’облемы, леди? — произнес он с сильным пранцузским акцентом. Он и понятия не имел, какой прорыв хаоса намечался в его ресторане. Для взрыва достаточно было небольшой искры.

— Нет, — произнесла Пинкамина сквозь стиснутые зубы. — У тебя есть какие-нибудь проблемы, Рарити?

— Никаких, — прошипел ее кровный враг.

— Вообще-то, — сказал Даск, пытаясь разрешить ситуацию. Две взбешенных кобылки перевели на него свои взгляды.

— ...Не могли бы вы мне помочь вытащить рог из стола? — промямлил он.

— Коньечно, месье, — приложив всю свою силу, официант освободил Даска из материальной ловушки, оставив его погибать в социальной.

— Если моя помощь больше нье т’ебуется, то я п’инесу ваш заказ. — он на мгновение остановился. — О, п’ошу мьеня п’остить, я вижу, у вас еще один гость. Чьто будьете заказывать, мадемуазель?

— Стакан воды, пожалуйста, — вежливо ответила Рарити. Она прикрыла свои глаза. — Я не планирую надолго здесь задерживаться.

— Да-а? — произнесла Пинкамина с плохо скрываемой угрозой. — Похоже, кое-кто просто обожает планировать.

С каждым словом, усугубляющим ситуацию, Даск все глубже и глубже вжимал голову в плечи, чувствуя, как все глубже и глубже становится его могила.
“Я мертвец," сглотнул он. “Я мертвее мертвеца. Я запутался хуже, чем муха в паутине. Как я угодил в это безумие? Почему ты оставила меня, Селестия? За что я заслужил такое? Это из-за того раза, когда я получил 5- вместо обычной 5+++++? Но я же расплатился за это неделей ненависти к самому себе!”

— И что ты имела в виду? — резко спросила Рарити, когда официант отошел достаточно далеко.

— Ты выбрала имена для ваших с Даском жеребят? Кто вообще так делает? — презрительно хмыкнула Пинкамина.

— Вообще-то, это было несколько жутковато, — пробормотал Даск.

— Ах так?? Значит, мечтать по-твоему “жутковато”?!! — в глазах Рарити вспыхнул огонь бешеной ярости.

— Не бей меня! — нырнул он под стол.

— О, нет, — произнесла Рарити неожиданно нежным, любящим голосом. — Я и не думала причинять тебе вред, солнышко. Знаешь, что? Если подумать, мне не стоило так… спешить и давить на тебя. Что, если я прощу твою маленькую ошибку и даже помирюсь с Пинки? Мы могли бы начать с чистого листа и я буду уважительно относиться к твоему мнению, а не обращаться с тобой так, словно ты — последняя пара модной обуви на распродаже.

Даск приподнял брови.

— Все, что для этого нужно: отдать мне этот билет, — соблазнительно улыбнулась она.

— Через мой труп, — отрезала Пинкамина.

— Осторожнее с желаниями, Пинки, дорогуша, — безмятежно ответила Рарити, телекинезом поднимая со стола вилку. В ответ Пинкамина тоже вооружилась своей вилкой.

— Не называй меня Пинки, — процедила она сквозь зубы.

— Отчего нет, Пинки? — ухмыльнулась единорожка. от ее слов просто веяло холодом. — Это тебя раздражает?

Внезапно, шерстка Пинкамины стала ярко-розовой, а грива взорвалась сумасшедшими завитками, словно зерно поп-корна. Пинки вернула контроль над своим телом.

— Ни капельки, Рарити! — злобная гримаса на ее лице сменилась всепрощающей улыбкой. — Бабуля Пай научила меня еще одной вещи, кроме смеха над страшилками, — уметь подставить вторую щеку, особенно для друзей!

Даск и Спайк облегченно выдохнули. Хоть единорог был немного лучше знаком с Пинкакминой, чем Спайк, дракончик не хуже Даска ощущал убийственное напряжение, висевшее над их столиком.
“Слава Фауст, все закончилось,” подумали они одновременно. Никто из них не знал, что загнало Пинкамину обратно в подсознание Пинки, впрочем это не мешало чувствовать безмерную благодарность к Пинки за ее позитивное отношение ко всему и способность всегда принимать любого пони близко к сердцу. Но в ее поведении чувствовалась какая-то неправильность. Пинки излучала чуть больше веселости, чем обычно, словно она что-то задумала. Что бы то ни было, Рарити, похоже, пока ничего не замечала.

— О, спасибо тебе, Пинки, — самодовольно улыбнулась модница. — Рада, что ты взглянула на это с моей стороны.

Пинки взяла свою тарелку с маргаритбургером и сеном фри и запустила ее прямиком в Рарити. Горчица и соус стекали по лицу единорожки, перемешиваясь с макияжем. Жареное сено и частички бургера запутались в ее прическе, придавая ей нелепый, унизительный и довольно забавный вид.

— Вот, — произнесла Пинки совершенно невинным и бодрым голосом, в котором не чувствовалось и следа Пинкамины. — А это тебя раздражает?