Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 11: "Весенняя лихорадка" - часть вторая

---

— «Раг, время пришло» — ворвавшись без стука, словно ураган, капитан Рэйр Файнд покосился на стражника, безо всякого движения стоявшего на своем шкафном посту, после чего дернул рогатой головой в сторону выхода – «Военно-полевой суд ждет. Ваши ноги!».

— «Меня еще не осудили, капитан, чтобы вы пытались заковать меня в кандалы» — прищурившись, я в упор взглянула на воинственно топорщившего подбородок жеребца – «И кодекс Гвардии не предусматривает применения к привлеченному к ответственности гвардейцу ограничительных мер в том случае, если он добровольно сотрудничает с трибуналом. Так что оставьте их при себе – не ровен час, их наденут не на меня, а на всех, кто был причастен к этому представлению!».

Поднявшись, я вышла из кабинета, презрительным пегасьим жестом хлопнув крыльями по бедрам. Внутри все дрожало, однако я решила довериться словам Желли, торопливо шептавшего мне выдержки из Гвардейского Кодекса — аналога местного УВК[10], и изо всех сил старалась держаться уверенно, и контролировать мочевой пузырь, как всегда, очень невовремя решивший напомнить о своем существовании.

«Напор, знание прав и обязанностей, плюс абсолютная уверенность в собственных силах. Не все попали в штаб с передовой, и большинство чтит устав и традиции, поэтому велика вероятность, что они спасуют перед уверенностью и напором» — так, кажется, говорил мне вишневый жеребец? Что ж, после всего произошедшего я была готова ему довериться… Но доверяла ли ему полностью? Нет. Наверное, я просто очень слабая личность, Твайлайт, и ты, как собиратель этих дневников, уже давно это поняла. Нет, я не доверяла Фруту Желли, как не собиралась доверять и впредь тому, чье предательство простить так и не смогла – однако я собиралась дать ему еще один шанс, не забывая, впрочем, бдительно послеживать за этим единорогом.

«Quis custodiet ipsos custodies?», как говорил один древний римлянин, «Кто устережет самих сторожей?». Кто будет контролировать тех, кто поставлен осуществлять контроль над другими? Этот вопрос пыталось решить немало светлых умов, и где-то внутри я понимала, что не мне, глупой и недалекой пегаске, осколку далекого прошлого, пытаться изобразить что-то там, где пасовали величайшие умы древности, и может быть, даже современности. Мне оставалось лишь надеяться, что я недаром дала второй шанс тому, кто уже предавал меня, кто отбросил присягу, кто…

«Не торопись. Кто знает, не поступал ли он правильно с точки зрения пони?» — подумала я, ставя ногу на первую ступеньку широкой лестницы, идущей вдоль внешней стены грибообразного здания Главного Штаба. Сообразуясь с привычной для Кантерлота архитектурой, пони привнесли в проект Маккриди нечто свое, разбавив царство прямых коридоров, белых стен, пилястр и ковролина изогнутой спиралью прикрытых темно-синей дорожкой ступеней, змейкой вившихся вдоль наружной стены. Скорее всего, наш путь должен был закончиться наверху, где, под крышей огромного «гриба», находился немаленький зал, способный вместить в себя множество пони.

«В конце концов, все, кто тебя окружает; все, кому ты доверяешь, утверждают в один голос одно – что еще месяц назад ты была безумной как попугай, обдолбавшийся тяжелыми наркотиками». Несомненно, это было преувеличением – что б ты там не читала про это, Твайлайт! — однако наводило на определенные мысли. Даже если отбросить чушь, которую несла Черри про светящиеся темным светом глаза (я вообще не представляла себе, как такое было бы возможно, даже теоретически), то выходило, что я вела себя не совсем адекватно, и это явно напугало даже тех, кто знал меня достаточно долго для того, чтобы привыкнуть к моим закидонам. Быть может, и Желли решил, что просто оказывает миру услугу, избавляя его от столь безграмотного командира?

«НЕ ИЩИ ОПРАВДАНИЙ» — достаточно сдержанно посоветовал голос внутри меня. Достаточно сдержанно для того, чтобы я поняла – Древний был недоволен, хотя и пытался этого не показать – «ОН ОСТАВИЛ ТЕБЯ. ПОДСИДЕЛ. ВНОВЬ ЖАЖДЕТ ВЛАСТИ».

«И получить ее он сможет только благодаря мне? Да ладно!» — хмыкнула я, глядя на проходивших мимо пони. Офицеры и рядовые, в повседневном, парадном и гражданском, они непременно останавливались поглазеть на меня, и мне приходилось стараться изо всех своих сил, держа голову гордо поднятой, и игнорируя удивленные, недовольные, а иногда – и злорадные взгляды. Они давили меня, словно копыта, опускавшиеся на мою спину и грудь, и казалось, еще немного – и я упаду на широкие, прикрытые ковром ступени, покатившись по ним до самого входа, где продолжу свой полет, пока не окажусь в самом Тартаре, где и положено находиться тем, кто причиняет мучения окружающим ее народам. Это была моя Каносса[11], тяжким грузом пригибавшая мою голову к земле, рождая воспоминания в моей голове. Темные, пахнущие кровью, сталью и холодом, они будили внутри меня ту темноту, что поселилась во мне в стылых северных лесах, войдя в мое тело и душу, и мне казалось, что под моими копытами вновь начинают звенеть молочно-белые ступени, ведущие к подножию грифоньего трона, а спину и шею нещадно лупцует рвущийся с привязи Дайнслейф. Дышать становилось все труднее, и на предпоследней площадке мне пришлось остановиться, пытаясь справиться с нарастающей одышкой.

— «Ничего… Страшного» — пропыхтела я, полуразвернутым крылом опираясь о стену. Ближайшее окно было приоткрыто, и я с наслаждением глотала жаркий воздух летнего вечера, в тот момент, казавшийся мне настоящим бореем, слизывавшим с мокрой шкурки капли выступившего на ней пота – «Просто… Все нормально. Сейчас пройдет».

— «Мэм, не пытайтесь выиграть время» — процедил у меня за спиной суровый единорог, крепко взяв меня за второе крыло тем особенно ловким движением, что безо всяких слов говорило даже непосвященным о том, что при любом неловком движении это самое крыло окажется заломленным за голову самым болезненным и унизительным образом – «У вас его просто не осталось. Вперед!».

— «Иду, иду» — вырываться я не стала, предчувствуя, что буду выглядеть еще глупее, когда окажусь на ковре, носом в пол. Быть может, на это и рассчитывали устроители этого цирка, ведь вести судебное заседание можно и без присутствия на нем обвиняемой – в силу ее чрезвычайной опасности для общества, например. Или психической нестабильности – «Капитан Файнд, вы никогда не задумывались о том, на чем зиждется пенитенциарная система?».

— «От меня не требуется обдумывания слов военных преступников» — я ожидала, что жеребец оскорбительным образом промолчит, проигнорировав мои слова, однако ответ не заставил себя ждать слишком долго – «Я знаю свою службу, и четко исполняю приказы. Поэтому заговорить или подкупить меня у вас не выйдет».

— «А стоило бы. Тогда ваша служба была бы для вас сплошной чередой волшебства» — поднявшись еще на один пролет, мы свернули в длинный, широкий коридор, лишенный окон и украшений в виде лепнины, портретов, и пилястров, столь щедро разбросанных по другим этажам. Дверей тут было не много, и возле каждой из них, у стены, располагались желтые коврики с рисунком, изображающим след от копыт – «Ведь основана она на том забавном, странном, непостижимом уму факте, что осужденный редко когда смеет сопротивляться своим тюремщикам. Забавно, правда?».

— «Нет!» — на этот раз ответ прозвучал резко и сухо. Остановившись, единорог указал мне на желтый прямоугольник, подкрепив толчком свой молчаливый приказ – «Встать здесь! С места не двигаться. Вас пригласят».

— «А что это?» — оказываться на подозрительной желтой штуковине мне совершенно не улыбалось. Кто знал, чем была эта штука, под которой вполне могла располагаться стальная пластина с парочкой достаточно толстых проводов, поэтому я притормозила, с подозрением разглядывая пахнущую соломой и краской подстилку – «И для чего? Это не опасно?».

— «Так положено!» — резким рывком, заставившим меня взвизгнуть от боли, капитан развернул меня вокруг своей оси, заталкивая на желтый прямоугольник. Подержав пару секунд неестественно выгнувшееся крыло, он наконец отпустил меня, и презрительно фыркнув, потянулся за кандалами, висевшими на его поясе – «Осужденные стоят тут, пока их не позовут! Понятно?».

— «Я еще не осужденная!» — с трудом возвращая на место немилосердно выкрученное крыло, я почувствовала, как меня начало колотить от злости, вспыхнувшей внутри, словно пожар. Заботливо выстроенные врачами препоны в моей голове разлетелись на части подобно кучам прошлогодней листвы, в которую врезался играющий жеребенок, и смывая преграды, по телу начало разливаться странное, тягучее, невообразимо сладкое ощущение, от которого по телу пробежала волна щекотливых мурашек. Вдруг стало очень тепло, и даже боль, вспыхнувшая над лопаткой, мне показалась пикантной и интригующей – как прелюдия к чему-то, что не должно было произойти.

— «Я… Еще… Не осуждена!» — прошипел вместо меня кто-то ртом, полным острых и длинных зубов. Нахмурившись, капитан сунулся было вперед, но затем резко сдал назад, взмахом хвоста призывая себе на помощь тройку гвардейцев, проделавших с нами весь путь до зала от моего кабинета.

«СКРАППИ…».

— «Не ты ли будешь мне судьей?!».

«СКРАППИ, ОСТАНОВИСЬ».

— «Кто дерзновенно посягнул на вольности, дарованные высшему сословью?!».

«СКРАППС!» — громкий окрик, словно удар огромного колокола, пронесся по моему телу, приводя меня в чувство, и развеивая темноту, застилавшую мне глаза. Пелена мрака понемногу отступала, страшась тех сильных, властных прикосновений, с которыми невидимая рука прошлась по моей шее, и спустившись на холку, вдруг приподняла меня над полом, встряхнув, словно нашкодившего котенка. Закрытые двери и погруженный в серый сумрак коридор; истлевшие наконечники трухлявых, рассыпающихся копий и скрип ржавых, несмазанных кандалов – все исчезло во вспышке света, озарившего тьму у меня за спиной. Серые, будто присыпанные пеплом, фигуры пони прижимались к стене, выставив перед собой два коротких копья, словно пытаясь защититься ими от чего-то ужасного, нависавшего над ними лишь пару мгновений назад; они казались мне статуями, выставленными в коридор по прихоти забывчивого художника, и навеки застывшими в широкой полосе молочно-белого света. Врезаясь во мрак словно нож, он прошел сквозь мое тело, безжалостно изгоняя из него разливавшееся по жилам тепло, наполняя каждую мышцу и косточку безжалостным холодом, хрустким снежком припорошившим мою шкурку, оставляя на стене картину, сотканную из теней трех пони, над которыми, подобно медузе, нависло чудовище с развевающимися прядями длинной, нечесаной гривы.

«ПРЕКРАТИ» — наваждение спало, отступая под натиском тепла, разлившегося по моему телу. Не было ни темноты, ни ржавых наконечников копий, упиравшихся в мою грудь, ни кандалов на поясе капитана. Был только свет, бьющий из открытой двери, заставивший меня подслеповато прищуриться в попытках разглядеть фигуру, застывшую в дверном проеме – «ЧТО С ТОБОЙ?».

— «Что тут происходит?!» — сердитым шепотом поинтересовалась фигура, глядя на четырех пони, живописной композицией застывших возле стены. Трое из них вжались в стену, словно пытаясь слиться с выкрашенной в белый поверхностью, став частью украшавшего ее незатейливого рисунка

— «Эээээ… Ничего» — осторожно поведя глазами по сторонам, я опустилась на все четыре ноги, и сделала вид, что это кто-то другой только что нависал над скрючившимися у плинтуса гвардейцами, раскинув крылья, и вытянув передние ноги, словно четвероногий граф Дракула, наметивший беззащитную жертву – «То есть, совсем ничего. Честно-честно! Мы это… Ну… Говорили».

— «Говорили?» — еще раз оценив увиденное, кобыла в замешательстве оглянулась, словно пытаясь решить, стоит пускать меня внутрь, или не стоит, но затем посторонилась, энергично помахав мне передней ногой – «Безответственные, глупые… жеребцы! Заходите немедленно!».

«ЧТО ЭТО БЫЛО?» — голос бился у меня внутри, мешая, сбивая с толку. Я попыталась отстраниться от него, перестать обращать на него внимание – но это было сродни попытке не замечать огромный колокол, болтающийся над твоей головой и периодически рождающий звук, который твои уши отказываются воспринимать, и о котором ты узнаешь лишь по волнам вибрации, сотрясающим твое тело.

«Не мешай! Нас, вообще-то, судить собрались!» — войдя, я попыталась оценить обстановку, поведя глазами по сторонам. Широкая, светлая комната выглядела достаточно уютной, если бы не десяток пони, сидевших за длинным, массивным столом, стоявшим в центре помещения. Судя по желтому половичку, аналогичному тому, что я видела при входе, стоять мне полагалось к ним боком, развернувшись в сторону подиума, где, за закрытым судейским столом, восседало сразу три личности, две из которых мне были знакомы – пусть даже этим знакомством я явно не стала бы хвастаться. Судя по гербу Эквестрийской Гвардии, украшавшей переднюю стенку стола, а также отсутствию каких-либо дополнительных мест для сидения, этот зал не был предназначен для публичных слушаний, и его донельзя официальный, «государственной важности» вид лишь подчеркивался развешенными на стенах знаменами, среди которых, как мне показалось, я заметила и алое полотнище Легиона.

— «Обвиняемая доставлена!» — доложила синяя кобыла. Вновь высунувшись за дверь и убедившись, что больше желающих почтить своим вниманием комнату не нашлось, она закрыла ее за мной, и указала в сторону желтого коврика с рисунком в виде копыт – «Займите свое место, офицер Раг».

Повиновавшись, я встала на указанное мне место, и развернувшись, уставилась на «высокий суд», находившийся на подиуме. Что ж, все было верно – в центре, словно мрачное божество, сидел Глиммерлайт Туск — Глиммерлайт «Челюсти» Туск — пристально глядевший на меня своими выцветшими глазами из-под мохнатых бровей. Его безукоризненный темно-синий мундир был декорирован множеством наград – от медалей и орденов, лучившихся драгоценными камнями, до драгоценных камней в виде этих самых орденов и медалей, составлявшими на его груди самый настоящий иконостас[12]. Сидевшие справа и слева от него пони не могли похвастаться таким количеством золотых, драгоценных и полудрагоценных побрякушек, но тоже нацепили на грудь все, что имели, показывая, что и они не отсиживались эти полгода в тылу. Удобно устроившаяся одесную[13] алая, словно капля крови, пегаска встретила мой взгляд с неприкрытым злорадством, многообещающе поиграв бровями в попытке намекнуть на то, какой тартар вскоре разверзнется под моими ногами. Ошую[13] от генерала сидел неизвестный мне земнопони с безразличным ко всему взглядом снулой рыбы. На груди последнего располагался орден из самого настоящего янтаря, ограненного в форме дубового листа – одна из многих и многих наград, о которой я не имела ни малейшего представления.

Впрочем, я бы не стала ставить себе в укор собственную неосведомленность по части наградных – в конце концов, не за этими побрякушками я отправилась когда-то в путь, длившийся уже многие годы.

— «Начинается заседание военного суда общей юрисдикции по делу лейтенанта Гвардии Эквестрии Скраппи Раг-Беррислоп, обвиняемой в совершении военных преступлений во время военного конфликта, произошедшего между Грифусом и Эквестрией» — поднявшись, значительным тоном произнес генерал. Из-за небольшого столика, стоявшего рядом с судейским помостом, раздался лихорадочный скрип пера, с которым занявшая за ним место кобыла начала стенографию заседания, от усердия подернув рукава темно-синего кителя, посверкивающего синими звездочками младшего офицера.

— «Список обвинений: умышленные убийства и подстрекательства к оным. Отдача преступных приказов. Незаконное уничтожение и присвоение имущества, не вызванное военной необходимостью. Незаконное лишение свободы, и умышленное лишение права на справедливое и нормальное судопроизводство…».

— «Кхем…» — я едва не поперхнулась, едва не подавившись собственным языком. В процессе оглашения обвинений я ощущала, как мои глаза, понемногу, сами собой начинают выкатываться из орбит, подвергаясь серьезному риску выпасть, и покатиться по полу – «Ааа… А вы уверены, что это все обо мне?!».

— «А также умышленные нападения на гражданское население, не принимавшее непосредственного участия в военных действиях. Нападения на не являющиеся военными целями жилища мирного населения. Акты мародерства» — не обратив внимания на мое жалкое блеяние, закончил Туск, не поведя в мою сторону и глазом – «В состав суда входят и представители Палаты Общин, поскольку рассматриваемое дело затрагивает граждан иных государств и областей. Поскольку отводов или прошений о слушании дела одним судьей от подсудимой не поступало, дело рассматривается в порядке безотлагательного. Председательствует судья генерал Глиммерлайт Туск».

— «Желаю заявить отвод!» — не найдя ничего лучшего, как соскочить с положенного мне места, завопила я. Список обвинений оказался для меня полной неожиданностью, и готовясь противостоять лишь попыткам вменить мне в вину беззастенчивую «прихватизацию», бодро осуществляемую среди клювастых господ, я оказалась совершенно не готовой к такому широкому списку своих прегрешений – «Судьи куплены! Родина продана! Идеалы попраны! И вообще, а судьи-то кто?!».

— «Отвод отклонен!» — с видимым удовольствием заявил генерал. Подхватив лежащий перед ним молоточек, он внушительно постучал им по деревянной подставке – «Вернитесь на место, лейтенант! Если я увижу, что вы сделали хотя бы шаг за пределы этого коврика, вы в ту же минуту окажетесь в камере, куда вам принесут приговор! Вам понятно?».

— «Но…» — в запале я собралась было спорить, но вовремя заметила ехидную ухмылочку Фур, с которой она повернулась к секретарю. Похоже, они неплохо успели меня изучить, и отрепетировали весь этот спектакль, поэтому мне не оставалось ничего другого, как сдать назад, и вновь взгромоздиться на позорный половичок, кипя от злобы и возмущения – «Я имею право на того, кто будет защищать мои интересы?!».

— «У вас нет тут «интересов», лейтенант» — усаживаясь на свое место, фыркнул Туск. В копытах генерала появилась пухлая папка, переданная ему алой пегаской, чьи размеры навели меня на нехорошее подозрение, что мои недоброжелатели не теряли времени даром – «Ваша задача – честно и как можно подробнее объясниться перед военным судом, который, как и общественность, желает знать, что сподвигло вас встать на путь преступлений. После этого будет оглашен беспристрастный приговор, который определит меру вашей вины, и дальнейшее наказание».

Сидевшая сбоку от меня «общественность» важно качнула головами.

— «Тогда я требую ознакомления меня с материалами дела!».

— «В связи с наличием в деле письменных показаний свидетелей совершенных вами преступлений, на которых вы можете повлиять, суд принял решение скрыть их от вас» — заявил старый жеребец. Похоже, ему нравилось каждой фразой макать меня все глубже и глубже в навоз, хотя краем глаза я заметила, как фигуры, сидевшие сбоку от меня, переглянулись – «Эти показания были проверены компетентными пони из канцелярии Ее Высочества, и у членов жюри нет никаких оснований в них сомневаться».

«Канцелярии?».

«КАЖЕТСЯ, НАШ СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. ТОЖЕ ПРИЛОЖИЛ КОПЫТО» — мозг, лихорадочно мечущийся от мысли к мысли, зацепился за эти слова, заставив замереть с открытым ртом от огорошившего меня озарения. Так значит, Стил Трэйл все же не простил мне ни дерзких слов, ни проигрыша в той афере, которую он решил провернуть в Легионе, раздираемом на части внутренними противоречиями, накопившимися за несколько лет. И теперь решил присоединиться к тем, кто радостно макал меня мордой в дерьмо. Ощущение большой, тяжелой руки вновь возникло у меня на холке, и на этот раз, в нем не было привычной мягкости – мне показалось, что меня были готовы взять за шкирку и потрясти, словно нашкодившего котенка – «СТРАННО. СКРАППИ, ТЫ… МЫ ТОЧНО ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛИ?».

«Эй, ты же меня знаешь!» — огрызнулась я. Подобный вопрос, да еще и от второй моей половинки, заставил меня хотя бы немного прийти в себя. «Старая» Скраппи на моем месте при этом вопросе точно залилась бы слезами, и надолго впала в депрессию. «Еще более старая» – устроила бы настоящую истерику. Что сделала бы «настоящая», я не знала, но целый месяц в лечебнице Стикки Виллоу, показавшийся мне маленькой жизнью, «новая» Скраппи Раг-Беррислоп уже не горела желанием оказаться в комнате с зарешеченными окнами и плотно запертой дверью, ощущая самую натуральную аллергию на разные методы ограничения подвижности и хитрые порошки, после которых можно было долго разглядывать мир в римановом пространстве – «Я просто брала выкуп за пленных риттеров, ясно? Не вымогала, не пытала, не убивала, в чем пытается обвинить меня этот старый козел, а устроила партизанскую войну! Жила на подножном корму, голодная и холодная! Видел, что сделали с моими крыльями?».

«МДАААА… ТЕБЯ ВООБЩЕ МОЖНО ОСТАВИТЬ ОДНУ ХОТЯ БЫ НА ВРЕМЯ?» — в гудевшем внутри меня голосе слышалась строгость, но все же я ощущала в нем заботу и нежность, которые Древний пытался скрыть за нарочито сердитыми словами. Рука вновь легла мне на голову, и мягко почесала пальцем за ушком, отчего моя задняя правая нога пришла в совершенный восторг, от удовольствия захлопав копытом по полу – «ЧТО Ж, РАССКАЖИ МНЕ. НО ТОЛЬКО НЕ ВРИ».

— «Итак, исходя из материалов дела, нам стало известно…».

Время кралось словно котенок, исподволь подбирающийся к клубку ниток, выпавшему из корзины задремавшей старушки. Стоя на отведенном мне месте, я тупо смотрела на бенефис генерала Туска – старый конь явно солировал в этом спектакле, и как хороший бенефициант, явно собирался получить от него весь доход в виде…

В виде чего?

— «Выступая в качестве невольного участника тех событий, я лично свидетельствую, что несмотря на получение подсудимой четких и однозначных приказов, она, вместе со своими подельниками…».

Что заставило его пойти на этот шаг? Разве он не понимал, что принцессы могут и не одобрить подобные телодвижения, исполняемые без их ведома и соизволения? Я была уверена, что понимал. Несмотря на все его недостатки, к которым я относила набриолиненную, тщательно расчесанную и уложенную гриву, а также пышные, отглаженные, резавшиеся на стрелках мундиры, мало обращая внимания на склочный стариковский характер, он не казался мне новичком в придворных интригах, и я ломала голову, размышляя, что же сподвигло его затеять этот процесс.

«И ТЫ ЕГО УБИЛА?».

«Покарала. Да, именно так – я покарала его за все, что он сделал, пусть даже большую часть он совершил одурманенным. Гриндофт говорил, что он и при жизни не блистал интеллектом, а уж попав под власть этой черной твари вообще слетел с катушек».

«ЭТО НЕ ПОВОД ДЛЯ УБИЙСТВА».

«Ой ли! Ты тоже собираешься уверять меня в том, что психов-рецидивистов нужно лечить?» — зло оскалилась я, краем уха слушая очередной пафосный бред, описывающий, как я коварно и подло заманила в ловушку беднягу фон Рабенсбаха, пообещав обменять всех пленников, после чего выдавила из него все дерьмо – в прямом смысле этого слова. Судя по позеленевшим мордам слушателей, перед которыми распинался старик, они верили его словам, и явно были не лишены воображения – «Убивший один раз достоин лечения. Убивший второй – заточения. Убивший же в третий раз…».

— «СМЕРТИ?».

— «ЗАБВЕНИЯ!» — эта мысль тяжелым колоколом прозвучала в моей голове, слившись с гортанным рычанием, которое я испустила, услышав о печальной судьбе короля грифонов. Эта война обнажила в нас то, что мы прятали многие годы, десятилетия и столетия под тонкой корочкой глазури, всякий раз называя ее «цивилизованность» или «культура». Одурманенный король стал чудовищем – но стала монстром и я. Лишившись поводьев, я понеслась вперед, подобно взбесившейся лошади, и долго не замечала обрыв, в который упала… И там раскинула темные крылья, несущие гибель всем, кто меня окружал. Принцесса забрала тело той белой пегаски, что мужественно выполнила свой долг, до конца оставаясь при дворе канцлера Грифуса и до самого конца посылая столь важную информацию своей повелительнице. Как знать, быть может, именно собранные ею сведения дали принцессам то драгоценное время, которое понадобилось аликорнам для того, чтобы одним стремительным выпадом, лично обеспечить тыл армии, стоявшей у неприступных стен грифоньей столицы. Почему в историю входили и входят ублюдки вроде фон Кварда – но не оставшиеся безымянными герои, чьи жизни сгорали в чудовищных топках войн?

— «Раг! Вы вообще меня слышите?!».

— «Слышу» — подняв голову, я отдернула от груди переднюю ногу, и уставилась на выдохшегося генерала, поднявшегося из-за стола. Не в последнюю очередь, именно из-за таких как мы, герои не попадали в хроники. Кому бы был интересен тяжкий груз ответственности, смертельной опасности, и осознания собственной беспомощности, который несла на себе та помощница канцлера Грифуса, что поставила на кон свою жизнь ради Эквестрии, семьи, и народа?

«НАМ».

«Да, нам».

— «Почему, Туск?».

— «Это вы сейчас мне задаете вопрос? Вместо того, чтобы отвечать на вопросы суда?» — вновь воздев себя над столом, грозно поинтересовался воинственный старикан. Измученный долгой речью, он грузно осел было в судейское кресло, но снова поднялся, услышав от меня то, что счел неподобающим в этот триумфальный для себя момент – «Это неуважение ко всем, собравшимся в этом зале!».

— «Почему мы не говорим о тех, кто заплатил свою цену, генерал?» — сделав шаг вперед, я сошла с «позорного коврика», и двинулась к судейскому подиуму, за которым сидела тройка пони, напряженно наблюдавшая за моей приближающейся фигуркой – «Вот вы тут уже битый час распинаетесь о моих похождениях, но ни словом не упомянули тех, кто был бы действительно этого достоин. Впрочем, как и я».

— «Вернитесь на свое место, лейтенант!» — дрожащим копытом утирая мокрую шерсть на шее, рявкнул единорог. Сидевшая рядом с ним Армед Фур наклонилась в сторону столика секретаря, делая ей какие-то знаки. Кивнув, та выскользнула из-за стола, и бочком-бочком, словно краб, шмыгнула в сторону двери – «Вернитесь на свое место, или я швырну вас в самую глубокую камеру, из которой вас не сможет высвободить ни один покровитель! Ваша судьба уже решена, и вам стоило бы подумать о своей дальнейшей жизни – в самом дальнем забое, какой только можно найти!».

— «Вы понимаете, господа, чего добивается прославленный полководец?» — проигнорировав генерала, я повернулась к представителям Палаты Общин, сидевшим за длинным столом, у окна. Облаченные в строгие костюмы, пони глядели на меня словно на опасного зверя, вдруг оказавшегося в переполненном помещении, без намордника и цепи – «Нет? Я тоже. Он хочет, чтобы я честно ответила на выдвинутые против меня обвинения? Хорошо – я не виновна. Я не совершала ничего из того, о чем было сказано в обвинительном акте. Этого достаточно?».

— «Похоже, что вы собираетесь упираться до последнего, лейтенант» — вяло пробормотал земнопони, сидящий слева от генерала. В течение всего заседания он практически не шевелился, гипнотизируя меня взглядом водянистых глаз, и даже голос его звучал как-то вяло, безжизненно, словно шорох травы на ветру – «Лично я считаю, что попытка обвинить вас в убийствах погрязнет в столь долгом и изощренном словоблудии, что мне кажется, этот пункт можно было бы и не рассматривать вовсе. В конце концов, мы все служим в Гвардии, а не в скаутском клубе распространителей печений…».

— «Ох, что вы, сэр! Как вы могли о таком даже подумать?!» — картинно ужаснулась я, прикрывая рот копытом передней ноги. За моей спиной послышался неуверенный смешок, робко прокатившийся по кабинету, когда я продолжила, старательно копируя образ старого отставного гвардейца, частенько встречавшийся в литературе разноцветных копытных, не исключая и комиксы, которыми полнились седельные сумки наших ребят – «Чтобы живые существа летели куда-то далеко-далеко лишь для того, чтобы потыкать друг в друга острыми железяками? Нет, нет, и еще раз нет! Только не во время войны! Нет, сэр! Как сейчас помню – мы били друг друга по морде цветками ромашек. Я лично отхлестала одного негодяя с криком «Уйди, противный!». Да, сэр – только так, и никак иначе. Да, сэр! Нет, сэр! Да здравствует Эквестрия! Да здравствует принцесса!».

— «Клоун пятнистый» — вздохнул земнопони, переводя скучающий взгляд на темное окно.

— «А сокровища?» — раздался первый неуверенный голос из-за стола, за которым восседала «общественность». По-видимому, приглашенная сюда для придания веса всему этому балагану, она чувствовала себя не в своей тарелке, и ее представители все чаще переглядывались друг с другом, тоскливо глядя в сторону закрытой двери – «Все знают о том, что Легион первым зашел на вражескую территорию, и забрал себе всю добычу».

— «Кто вам сказал такое, сэр?».

— «Все знают!» — увидев, что я не собиралась бросаться и тотчас же бить его по голове, единорог приободрился, и поправив шляпу-котелок, демонстративно развел в стороны передние ноги – «Об этом все говорят. Все! А молва – это хитрая штука, и раз появившись, уже не залезет обратно в бутылку, как дым. Вот и скажите нам – эти сокровища вы тоже «случайно» отыскали?».

— «Молва не врет» — ухмыльнулась я, краем глаза заметив движение на судейском подиуме. Услышав мои слова, трое пони на помосте непроизвольно подались вперед, ловя каждое мое слово – «Но преувеличивает. Мы действительно первыми вошли на территорию противника – согласно стратегическому замыслу, и по прямому приказу командора Гвардии Эквестрии Вайт Шилда. Но при всем при этом – и я готова повторить это даже в присутствии принцесс! – с нашей стороны не было ни одного акта мародерства или насилия над мирными жителями этих земель. Скажу даже больше – именно освобождаемые нами из-под гнета грифоньих можновладельцев мирные жители, задорно и с огоньком, обносили грифоньи поместья, вынося оттуда все, что было не прикручено, и не прибито».

«А то, что можно отодрать, не считается прибитым».

«ХОЗЯЮШКА ТЫ МОЯ» — на этот раз я не поняла, смеялся Дух, или плакал. Не исключено, что все вместе, и одновременно.

— «Мы брали местечки и городки, поместья и караваны, но ни разу не нападали на мирные поселения».

— «Естественно. Потому что там нечего было взять!» — ехидно парировала Армед Фур. Я заметила, что пегаска несколько раз, с плохо скрываемым беспокойством, покосилась на дверь – «Не нужно тут заливать про свои добрые намерения и материнскую любовь ко всем, кто тебя окружает, Раг! От Мейнхеттена до Трамплевании все пегасы знают о том, что у тебя поехала крыша! Что, будешь отрицать?».

— «Злобные инсвинуации!» — как можно небрежнее постаралась отмахнуться я, внутренне содрогнувшись от мысли о том, что именно могли бы рассказать обо мне недоброжелатели, коими я, как выяснилось, обрастала как блохами – «Я просто долго не спала. Бессонница. Отсюда и все странности в поведении. Это основы физиологии, моя хорошая – но думаю, это слово тебе вряд ли знакомо».

— «Значит, проведем освидетельствование, которое подтвердит твою невменяемость» — сверкнула в мою сторону глазами алая кобыла – «Но я уверена, это и так понятно всем собравшимся».

— «Сначала медицинский диплом получи» — фыркнув, я презрительно хлопнула крыльями по крупу, и вновь обратила внимание на перешептывающихся представителей Палаты Общин. Зачитав мне обвинения, Туск выдохся – и явно нервничал, видя, как инициатива уплывает из его копыт. Секретарь исчезла и не вернулась, а подсудимая, не делая ни малейших попыток объясниться или оправдаться, которые можно было бы в очередной раз поставить ей в вину, принялась вместо этого открыто издеваться над судьями. Он колебался и ждал – хотя я помнила, как быстро и энергично он действовал там, на севере, принимая рапорты и отдавая приказы. И эта разительная перемена еще яснее дала мне понять, что все про происходящее – не более чем постановка, причем постановка дрянная, слепленная на скорую ногу, без продуманного сценария, словно сами актеры были вынуждены наспех организовывать весь этот балаган в отсутствие режиссера. Значило ли это, что Туска попросили создать мне проблемы? Или же он сам, на свой страх и риск, решил устроить мне головомойку, чтобы подтолкнуть приглашенных сюда пони к каким-то действиям? Вопросов становилось все больше, а ответы по-прежнему были для меня недосягаемы – по крайней мере до тех пор, пока я не обнаружила бы информированный источник внутри той великосветской своры, что мнила себя правящим классом страны.

Что ж, значит, придется поработать и с этими рогатыми господами. В конце концов, чем они хуже земнопони или пегасов?

«ФАНТСИ ПАНТС» — как это часто бывало, Древний быстро нашел решение задачи, над которым бы я думала еще несколько дней, после чего – наверняка напилась, предоставив событиям развиваться так, как им бы этого хотелось – «УЗНАЕМ У НЕГО».

— «Другими словами, вы не опровергаете наличие у вас награбленного, Легат» — тем временем, подал голос один из единорогов, сидевший у самого края стола. Лет пятидесяти, подтянутый, он был столь плотно упакован в доспехи строгого делового костюма, что казалось, едва ли мог в них дышать. При все при этом он явно не испытывал ни малейшего дискомфорта от стягивавшего шею жесткого, накрахмаленного воротничка, а отставленный в сторону цилиндр был выше, чем у любого другого рогатого гражданина, присутствовавшего в зале суда – «Не вдаваясь в подробности того, как именно оно было добыто, я вынужден сделать вывод, что ценности, вывезенные из Грифуса, вы все же оставили себе. Это так?».

— «Ну…» — теперь, по-видимому, была моя очередь заколебаться при взгляде на обратившегося ко мне жеребца. В отличие от смешного и грустного щегольства генерала, весь его вид, вся манера держаться говорили окружающим о том, что этот пони обладал нешуточной властью, которая была заключена в нем самом. Уверенный, хорошо поставленный голос и четий вопрос, ответ на который можно было истолковать как в мою, так и не в мою пользу заставили меня напрячься и медлить, пытаясь сообразить, где находится та ловушка, в которую меня хотят заманить – «Не то чтобы себе…».

— «Я вас не понимаю».

«ОТВЕТСТВЕННОЕ ХРАНЕНИЕ».

— «Они у меня. На ответственном хранении!» — услышав подсказку, выпалила я, глядя на не в меру любопытного рогатого гражданина. Услышав эти слова, он удовлетворенно сощурился, но уже через мгновение вернул себе прежний вид, говоривший лишь о легкой заинтересованности. Так хищный зверь выпустил бы когти при виде насторожившейся жертвы, все ближе подходившей к месту засады – «И я их храню. Ответственно. Так, чтобы другим не досталось».

— «Как интересно» — серый жеребец сложил копыта домиком, и принялся внимательно изучать меня сквозь идеально прозрачное пенсне – «Это можно счесть крайне ответственным решением – хранить такую сумму в камнях и металлах…».

— «Ну, да… Я – сама ответственность» — мне решительно перестало нравиться, куда шел наш разговор.

— «И наверняка, было очень сложно удержаться, чтобы не взять ни единой монетки, ни единого слитка из этой горы сокровищ. Верно?» — настолько серьезно и убедительно произнес это серый единорог, что даже такой глупой и недалекой пони как я стала слышна в его словах неприкрытая насмешка – «Такая гора золота, серебра и драгоценностей – кто заметит пропажу одного небольшого мешочка?».

— «Те, кто ее охранял!».

— «О? Вы говорите серьезно?» — с холодным весельем осведомился у меня жеребец. Я заметила, что окружавшие его пони уловили, куда дует ветер, и подобравшись, уставились на меня. Теперь это были не томящиеся от беспокойства и скуки жеребцы и кобылы – передо мной сидела самая настоящая комиссия, состоявшая из важных персон, готовых к очень важной работе, ради которой они и были приглашены в этот зал – «Вы так доверяете всем тем, кого вы собрали под свое крыло?».

— «Да, я им доверяю!» — как можно тверже ответила я, изо всех сил гоня от себя образ возмущенного Рэйна, прокладывавшего себе путь сквозь окружавшую меня толпу – «По крайней мере, была уверена… Но это ничего не доказывает!».

— «Ну, а если предположить – чисто гипотетически, конечно же! – что некоторое изъятие наличности все же имело место быть, то кто это мог сделать, кроме вас?».

— «Никто! Я уверена в этом!».

«МОЛЧИ!» — голос Древнего опоздал лишь на мгновение. Услышав вырвавшиеся у меня слова, сидевшие в зале пони переглянулись – «АХ, ЧТОБ ТЕБЯ…».

«А что? Это же правда!».

— «Что ж, в этом я не сомневаюсь» — удовлетворенно откликнулся серый единорог, поднимаясь из-за стола. По тем уважительным взглядам, с которым остальные пони развернулись в его сторону, я сделала вывод, что по мою душу решили прислать не самую мелкую рыбку, имевшую даже собственного секретаря, неприметной тенью скользнувшего к своему патрону, чтобы убрать мешающий тому стул – «Вы были правы, генерал. Это дело явно нуждается в пристальном внимании не только генерального штаба. Здесь затронуты государственные интересы, и я рекомендую суду принять тщательное и взвешенное решение, которое устроило бы всех. И без ненужного в данном случае мягкосердечия, пожалуйста».

— «Что ж, я рад, что моя оценка этих деяний совпадает с вашим видением ситуации, господин Джет Сет, и надеюсь что вы, как спикер Палаты Общин, подкрепите его целесообразными юридическими комментариями» — старый генерал буквально просветлел после услышанного от богато одетого господина. Увидев, как успокоился Туск, я наконец-то сообразила, чьих слов он с таким нетерпением ожидал после своей обличающей речи, и тотчас же преисполнилась самых черных подозрений – «Я воспитал много блистательных офицеров, и слова «боевой дух» и «гвардейское братство» для меня не пустой звук. Но эта… Это даже не офицер, а ее смехотворным патентом можно лишь подтереться – как и всеми ее вымышленными «заслугами». Поэтому можете не волноваться – мы со всей строгостью разберемся с виновными, и накажем их так, как того требует закон».

«СТРАННО» — несмотря на бурю негодования, поднявшуюся у меня внутри, голос Древнего был задумчив и очень спокоен. Старик явно о чем-то задумался, несмотря на очередной фонтан словоблудия, поразивший приободрившегося полководца – «ПРИ ЧЕМ ТУТ ПАЛАТА ОБЩИН? ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЙ ОРГАН. НЕ ЛЕЗЕТ В ВОЕННЫЕ ДЕЛА».

— «Можно подумать, ты знаешь, что это такое на самом деле!» — едва слышно прошипела я, рывком оборачиваясь к бухтевшему что-то Туску, решив отложить более близкое знакомство с так и не назвавшим себя господином. В конце концов, спикер Палаты Общин – фигура публичная, и никто не помешает мне записаться к нему на прием, причем лично. С парочкой легионеров, прикрывающих тыл – «Это же законотворцы! Законодательная, а не исполнительная ветвь власти! Их вообще тут быть не должно!».

«НУ ТАК СКАЖИ ИМ ОБ ЭТОМ» — усмехнулся у меня внутри голос Духа, словно старикан вспомнил что-то приятное, и не потрудился даже обратить внимания на мои слова – «ЗНАЮ. ПОМНЮ, ДЕРЖАЛ ТАМ КОГДА-ТО РЕЧЬ. ДАЖЕ ИЗГНАЛИ ЗА ЭТО».

«Скажу. Все, что думаю. Но…».

Двери зала чуть дрогнули, когда за ними послышался шум, и чьи-то раздраженные голоса.

«Но веришь ли мне ты? В то, что я не виновата в том, что они собираются тут мне пришить?».

«ЭТО ВАЖНО?».

«Для меня – да. Очень важно» — шум в коридоре стих, и в зал вернулась хрупкая тишина, прерываемая лишь шорохом одежды, и перешептыванием собравшихся в нем пони. Почти не вслушиваясь в номера статей, которыми сыпал и сыпал Глиммерлайт Туск, заколачивавший их, словно гвозди в крышку моего гроба, я полностью погрузилась в себя. Не было ни возбуждения, ни злости – даже возмущение от несправедливости творившимся вокруг ушли, оставив вместо себя ощущение нараставшего страха. Я смирилась со многим – не простив себя, но решив попытаться исправить содеянное даже без того обещания, которое недавно дала. Однако я боялась – и не страшилась признаться в этом себе самой – что боюсь того приговора, который мне вынесет тот, кого я считала самой лучшей, самой светлой частью того, что во мне жило – «Я начала бы спорить с кем угодно, не побоясь, наверное, даже принцесс… Ну, ладно-ладно, не усмехайся. За исключением принцесс. Доволен? Но я могла бы смириться с чем угодно – но только не с твоим неодобрением, или недовольством. Понимаешь? Ты – лучшая моя половинка, и иногда мне кажется, что лучше бы принцессы не…».

«НЕТ!» — громыхнуло у меня внутри так, что я содрогнулась – «НЕ СМЕЙ ТАК ГОВОРИТЬ! ВСЕ БЫЛО ДОБРОВОЛЬНО! ВСЕ БЫЛО ДЛЯ ТЕБЯ! ДЛЯ ВАС! ТРАВА – ЛОШАДЯМ, ЛЮБОВЬ – ЖЕНЩИНАМ, И БУДУЩЕЕ – НАШИМ ДЕТЯМ. ПОТОМКАМ».

«Ты добрый. Но разве я достойна твоей доброты?».

«ДОСТОЙНА» — голос Древнего зазвучал неохотно. Чувствовалось, что он изо всех сил старался сменить тему разговора – «Я ВИДЕЛ, КАК ТЫ СЕБЯ МУЧАЕШЬ, МАЛЫШКА. КАК ВИНИШЬ. ТЫ ДОСТОЙНА БОЛЬШЕГО».

— «Но…».

«БУДЬ ДОБРОЙ. БУДЬ СМЕЛОЙ. ПОМОГАЙ ЭТИМ ПОНИ. Я ВСЕГДА БУДУ С ТОБОЙ, СКРАППИ».

— «…аппи? Скраппи Раг? Вы вообще меня слышите?» — увлекшись неслышимой для других беседой, я снова выпала из реальности, полностью отстранившись от окружавшего меня мира, и подняла голову, лишь услышав собственное имя, повторенное несколько раз – «Вижу, вы были правы, капитан. Она невменяема».

— «Я… Задумалась» — разлепив губы, пробормотала я, глядя куда-то сквозь генерала, сквозь кресло, сквозь весь судейский подиум. Перед моими глазами стоял тот загадочный лес, наполненный туманом и венчиками белых цветов асфоделей – и та, что на пару с Фисташкой, вывела меня из кошмара, указав мою лестницу в небо. Внезапно, ощущение полнейшего спокойствия; какой-то вязкой заторможенности, в которой я медленно дрейфовала, разглядывая стену, скрытую от моего взгляда спинкой высокого судейского кресла, начала отступать, возвращая меня к реальности. Ощущение чего-то важного проходило, оставляя за собой пустоту, постепенно заполнявшуюся скукой и раздражением. Какая-то очень важная мысль, почти пробившаяся в мои мысли, ушла, словно рыбка, вильнув на прощанье радужным хвостом, и это ощущение взбесило меня похлеще любых оскорблений, которые бросал в меня витийствующий Туск – «Генерал, вы что-то хотели? Тогда говорите уже прямо! Я уже устала делать вид, что верю во все это представление, которое вы устроили для этих уважаемых пони, и у меня слишком много дел, чтобы тратить время на глупые фарсы».

– «Мы хотим знать, где находятся сокровища, награбленные вами за время войны» — если у меня еще и оставались сомнения в том, кто верховодил в этом миниатюрном заговоре, то серый единорог их эффектно развеял, первым ответив на заданный мною вопрос. Если по-военному топорное исполнение прямо указывало на генерала, то роль важного господина в пенсне была для меня все еще непонятной. Он мог быть как режиссером всей этой пьески, так и просто наблюдателем, призванным направлять усилия неумелого, но импульсивного, и чрезвычайно уверенного в себе генерала.

Странное сочетание для столь старого и опытного в военном деле пони, надо было сказать.

— «Как вы понимаете, отпираться уже бесполезно – об этом знают и в Кантерлоте, и в Мэйнхеттене, и в еще нескольких больших городах, куда вы отсылали своих раненных» — продолжил единорог. Поднявшись, он вышел на середину зала, и медленно обошел меня по кругу, словно любопытствующий посетитель зоопарка, разглядывающий не виданную раньше тварюжку – «Зачем вам требовать дело, или свидетельские показания из него, когда все ваши подопечные, все сослуживцы, в один голос, сами того не подозревая, свидетельствуют против вас? А раз вы утверждаете, что награбленного у вас уже нету, мы делаем вывод, что вы его спрятали. Знаете, что это означает?».

— «Догадываюсь, что нечто очень неприятное?» — насупилась я, в свою очередь, глядя на единорога, словно акула, нарезающего вокруг меня один круг за другим – «Однако все это лишь ваши измышления. Ваши, и генерала Туска, который не позаботился придать этому судилищу даже видимость законности. Нарушены практически все судебные процедуры, не говоря уже о том, что в данный момент генерал не является командующим ни Легионом, на каким-либо подразделением Гвардии, поэтому его попытки обвинить меня, и тут же осудить, являются просто смехотворными. Если не преступными».

— «Что ж, вижу, что неоднократные судимости неплохо поспособствовали вашему знанию основ судопроизводства. Прискорбно» — покачал головой жеребец. Закончив околачиваться вокруг меня, он присел возле стола, и принял позу скучающего недовольства, заставив меня почувствовать себя нерадивой школьницей, принесшей отцу на проверку исписанный красным дневник – «Но тут вам они, увы, не помогут. Это предварительное слушание, на котором не происходит соревновательного процесса, и стороны всего лишь обозначают свои позиции. И да – суд так же может выступать обвинителем в случае, если он представляет интересы государства, и является надзорным органом по отношению к неблагонадежной персоне. Или вы забыли об этом? Разве вас не предупреждали о том, что после столь тяжелых правонарушений, которые вы уже умудрились совершить в столь юном возрасте, ваша жизнь будет рассматриваться очень и очень внимательно – в том числе, судьями того округа, в котором вы будете пребывать? Или вы и вправду решили, что ваша звериная изворотливость освобождает вас от ответственности за ваши поступки?».

«УМНЫЙ ПОНИ. ПРИЯТНО СЛУШАТЬ».

«И в чем-то он прав, верно?» — признаться в том, что я прослушала большую часть из того, о чем бухтела Твайлайт, когда зачитывала письмо, передающее меня на поруки шестерке подруг, было выше моих сил, и без того подточенных попытками сопротивляться охватывающим меня злости или отчаяния.

«НЕ БЕЗ ТОГО».

«Я знала, что ты это скажешь!».

— «В данный момент, вас обвиняют в совершении тяжких, и особо тяжких преступлений, направленных против жизни живых существ. В геноциде. В мародерстве» — видя, что я вновь о чем-то задумалась, продолжил единорог – «Вы отрицаете свою вину. Вроде бы, все предельно понятно, но знаете – я почему-то вам верю».

— «Ээээ… Серьезно?».

— «Что?!».

— «Конечно. Вы только поглядите на себя» — было крайне приятно любоваться ошарашенным выражением морды генерала Туска, однако я постаралась как можно внимательнее слушать серого единорога, толи не замечавшего, толи намеренно решившего сбросить маску незаинтересованного наблюдателя – «Вы столь молода… В конце концов, задача любого суда не покарать, а наставить на путь истинный, и я уверен, что столь юная особа не смогла бы сама придумать и осуществить все то, в чем вас обвиняют. Это деяния зрелого разума, закостеневшего, не побоюсь этого слова, в двуличии и злобе. Тиранический склад ума, придумавший и осуществивший все то, о чем говорится в этом обвинительном акте, и выставившей вместо себя виновной молодую пегаску, сбившуюся с пути – разве стоит доверять его обладателю? Стоит идти на жертвы? Или вы считаете, что вас снова спасет высокое покровительство?».

— «Я еще никогда не прикрывалась ничем покровительством!» — ощетинилась я, злобно глядя на серого единорога. На этот раз, он просто лучился сочувствием, покровительственно поглядывая на стоявшую перед ним «заблудшую душу», которую, по его словам, он собирался вырвать из тенет мрака. Что ж, старая песня на новый лад – теперь я понимала, что ничего не понимающий генерал, сердито сопевший за моей спиной на своем подиуме, нечего не решал. Решали другие – такие вот лощеные пони в дорогих костюмах за сотни битов, вновь решившие куснуть одну из сестер в надежде на то, что их усилия оправдаются, и можно будет сыграть на разладе двух соправительниц, получив для себя… Получив…

Чего они пытались достичь – я не знала, но была уверена в том, что допустить этого была не должна.

— «Прямо, быть может, и не прикрывались» — с видом полнейшего равнодушия пожал плечами единорог. Казалось, ему нет никакого дела до иллюзий, которые питает какой-нибудь жеребенок, прыгающий возле его ног, и грозящийся достать звезды с ночного неба – «Но сейчас вас никто не спасет от заключения, и последующий каторги — за растрату. Как вы уже сами сказали, никто не мог похитить денежные средства, награбленные вами в Грифоньих Королевствах, и спрятанные вами в надежде, что о них не узнает страна, в которой многие и многие пони хорошо ощутили на своих собственных шкурах, что такое пограничный конфликт с таким мощным и опасным противником, как грифоны. А что, если бы это была настоящая война, а не незначительные пограничные стычки? Нас бы раздавили! Разорвали! Заставили бы склониться перед победителями, которые могли бы поставить на колени весь этот мир – если бы захотели, конечно же. И вы это поняли, как поняли и ваши темные покровители. И принялись запасать золото и серебро, вместо того, чтобы вернуть их бедным и обездоленным пони. О, я все еще верю в то, что вы – такая же жертва, как и все остальные, поддавшаяся недобрым нашептываниям, но уверен, что вы можете, что вы жаждете искупить свою вину перед своими соотечественниками, прямо и открыто назвав тех, кто склоняли вас к этим преступлениям».

— «Пограничные стычки? Как интересно…» — скривилась я, поднимая копыто ко лбу. Едва удержавшись от того, чтобы прикрыть ногою глаза в жесте полного разочарования, я переборола себя, и принялась рассматривать потрескавшийся копытный рог, словно пытаясь разглядеть на сбитом ударами и долгой ходьбой мыске его какую-либо подсказку от своей «темной покровительницы» — «Как занимательно… Не Ее ли Высочество, Принцессу Луну Эквестрийскую, вы имеете в виду, дорогой спикер Палаты Общин?».

Тишину, опустившуюся на зал суда, казалось, можно было резать ножом на ломти, словно тортик.

— «Я? Э, нет» — усмехнувшись, покачал головой серый жеребец. Казалось, его не только не смутило прозвучавшее имя Повелительницы Ночи, но и чем-то порадовала моя сообразительность, с которой я решила ринуться в бой – «Я лишь задал тон и направление нашей беседе. Определенный тон и определенное направление. Все разоблачения вы сделаете сами – как и положено добропорядочной кобылке, изо всех сил старающейся встать на дорогу настоящего исправления. Безусловно, все названные вами персоны будут тщательнейшим образом проверены, и мы непременно выясним, кто за ними стоит. Куда ведут нити заговора. Конечно же, вам придется провести какое-то время с теми, кто будет вести это расследование, но я уверяю – бояться вам нечего. Вы находитесь среди тех, кто в будущем сможет стать вашими друзьями, и защитить вас от любой опасности, которую вы могли бы себе вообразить. В том числе – и для вашей семьи».

— «Это угроза?!» — замечание, брошенное словно бы вскользь, ударило меня подобно бичу, в болезненном спазме сокращая застоявшиеся мышцы, резкой болью протестовавшие против столь резких нагрузок, от которых я отвыкла за два месяца вынужденного безделья. Одним стремительным прыжком я оказалась перед сидевшим у стола единорогом, едва удержавшись, чтобы не вломить ему по холеной роже изо всех своих сил – «Ты угрожаешь моей семье, кусок навоза?! Да я тебя в говно вколочу, из которого ты недавно вылез!».

— «Что ж, я вижу, что семена зла посеяны слишком глубоко внутри вас, гражданка Скраппи Раг» — казалось, тот нимало не испугался стоявшей вплотную к нему, разъяренной кобылки. Но его все же выдали глаза, испуганно метнувшиеся из стороны в сторону в поисках какой-нибудь поддержки – «Поэтому ваше оправдание вряд ли вернется на повестку дня. Генерал Туск, я думаю, мы услышали все, что хотели».

— «Я тоже услышала много интересного!» — отступая на шаг от беспокойно шарившего глазами по сторонам единорога, я с ненавистью пнула безумно раздражавший меня коврик, и резко обернулась в сторону судейского подиума – «И я отказываюсь подчиняться решениям этого… Этого балагана! Уж слишком часто разговор стал сворачивать на деньги, якобы нечестным трудом добытые нами на севере – сдается мне, все это вы затеяли лишь для того, чтобы лишить меня моих призовых, прикрываясь словами о каких-то там выдуманных преступлениях!»

— «Довольно!» — поднимаясь из-за стола, грозно каркнул Глиммерлайт Туск. То и дело оглядывавшаяся на двери Армед Фур выскочила из-за стола, и мгновенно скрылась в коридоре, громко шурша темно-синей тканью парадного мундира – «Я заключаю вас под стражу, где вы и будете оставаться в ожидании суда!».

— «Думаю, это верное решение» — поддержал его спикер. Несмотря на спокойный голос, он украдкой вынул из кармана платок, которым вытер взмокшие лоб и виски – «Верное и своевременное. Я вообще не понимаю, о каких «призовых» идет речь. Еще одна галлюцинация этой ненормальной?».

— «Призовой закон регулирует отнятие вещей у неприятеля с соблюдением правил известных, принятых между державами воюющими, а также сами отъятые у неприятеля вещи, как движимые, так и недвижимые, а также живот и семейство его, взятые с боем» — хмыкнул со своего места земнопони. Янтарный орден на его груди качнулся, на мгновение мигнув теплыми желтыми переливами света, отразившихся от граней окаменевшей смолы. Казалось, ему не было ни малейшего дела до всего, происходившего в этом зале – «Согласно последней редакции, захваченное считается государственной собственностью, не подлежащей отчуждению, и лишь хранится у полководца. Совершившие же захват, будь то целое войско, или же его часть, вплоть до нескольких пони, получают только призовое вознаграждение, количество которого определяется специально собираемым по такому случаю призовым судом».

— «Он не используется уже почти семь сотен лет, полковник!» — вновь побагровел, наливаясь дурной кровью, Глиммерлайт Туск. Я вдруг почувствовала, что озабочена тем, чтобы старика не хватил удар прямо тут, в этом зале. Ведь наверняка и это тоже припишут мне лишь из-за того, что недалеко от него, в этот момент, находилась моя сердито сопевшая тушка – «Вы что, забыли, для чего вас сюда пригласили?!».

— «Безусловно, сэр. Однако я вынужден заметить, что мы целиком и полностью переключились на финансы, а это не совсем наша компетенция…».

— «Успокойтесь, полковник» — четвероногий чиновник едва заметно дернул ушами от тщательно скрываемого раздражения. Похоже даже его терпение начало подходить к концу при виде того, как я постоянно умудрялась превращать стройный сценарий суда в аналог публичных дебатов, наполненных шумом, спорами и взаимными обвинениями – «Я внимательно изучу этот вопрос, и даже если закон не был отменен, длительное отсутствие обстоятельств для его применения сделает этот обычай юридически ничтожным. На этот раз ей не удастся отвертеться».

— «Ах так?!» — решив добавить щепотку бедлама в этот суп взаимных раздоров, который заваривался не без моих скромных усилий, завопила я, бесстыдно пользуясь отсутствием куда-то запропастившейся охраны – «Так значит, «юридически ничтожный»?! Все это слышали! Все свидетели – только что спикер Палаты Общин признал, что все измышления про «награбленное», «утащенное», и просто ekspriopriirovannoye мной у грифонов являются юридически ничтожными! Ведь закона-то такого уже нет!».

— «Замолчите, вы…» — с отвращением поморщился Джет Сет, словно мой голос доставлял ему настоящее отвращение. Я не слишком обиделась, ведь это чувство демонстрировало множество пони, познакомившихся со мной поближе, однако решила когда-нибудь насрать под дверь этому денди, на фоне изысканного костюма которого я чувствовала себя грязной, заросшей, маленькой грубиянкой, злобно трясущей перед серьезными пони своей нечесаной гривой, спутанные пряди которой отросли практически до колен – «Даже если этот закон и действует, у вас было два месяца для того, чтобы предоставить все неправомерно добытые ценности уполномоченным для этого пони, и терпеливо ждать вознаграждения, которое последовало бы за этим – через какое-то время. Вы можете лгать, кричать, выкручиваться, но я уверен, что всем уже давно понятно, что растратили эти сокровища, или же передали тем, кто за вами стоит. И это лишь умножает тяжесть вашей вины».

— «За мной стоят только тени тех, кто положил свои жизни за то, чтобы наша страна победила!» — окрысилась я, раздумывая, не воспользоваться ли мне случаем, и не набить ли кому-нибудь морду, выразив, таким образом, свой протест по поводу всего происходящего. На этот раз рука Духа, предостерегающе опустившаяся мне на холку, не принесла должного умиротворения, а лишь разозлила меня еще больше.

Но в то же время, напомнила мне о том, что именно я собиралась сделать со своей военной добычей – даже несмотря на всю эту паучью возню, затеянную вокруг грифоньих сокровищ.

— «Именно они достойны зваться героями! Они сделали это не ради денег и славы, а лишь для того, чтобы Эквестрия оставалась Эквестрией, а такие пони как вы все еще могли делить то, что вам не принадлежит! Все, что мы захватили в Грифоньих Королевствах – все сосчитано, и находится под надежной охраной! И мы передадим все – вплоть до последней монетки! – специально назначенным для этого пони!».

— «О, неужели? Вы видите перед собой одного из таких пони. И как ответственный за принятие биллей[14] – в том числе и судебных – я готов свидетельствовать даже перед троном о том, что вы даже и не думали обращаться к счетной комиссии при министерстве финансов».

«УМЫЛ».

«Да уж…» — я на секунду смутилась, ощущая, как пропадает втуне весь мой бойцовский запал. Было похоже, что я все же доигралась, и лавируя в лабиринте законов, обычаев и постановлений, словно крошечная золотая рыбка, несущаяся по коралловому рифу, все же попалась в поджидавшую меня зубастую пасть – «Но я и вправду хотела все им отдать!».

«ТЫ БЫЛА ЗАНЯТА» — понимающе вздохнул внутри меня Дух. Я ощутила, как по телу распространяется тягучее ощущение беспокойства и чего-то такого, что я назвала бы ожиданием приближающихся неприятностей, превращающего напряженные мышцы в малиновое желе, подрагивающего от предвкушения хар-рошего ремня, который я уже ощущала всей своей пятнистой задницей – «НО ДА, ПОРКИ НЕ ИЗБЕЖАТЬ».

«Не приведите богини!» — вздрогнув, подумала я, когда перед моими глазами вновь встала темная каюта, и свист черного хвоста, со звонкими щелчками прохаживающегося по моим ягодицам – «Тебе что, тоже нравятся такие забавы?!».

Мой симбионт не ответил, но я с содроганием уловила промелькнувшую в нашем общем сознании картинку, на которой моя голова ритмично двигалась между ног здоровенного вороного жеребца, удерживающего ее копытами, словно какую-нибудь резиновую игрушку.

«Какой ужас… Стоп – у меня что, и вправду такая лохматая грива?! А щеки почему так смешно оттопыриваются?!».

От беззвучного хохота, раздавшегося в моей голове, меня едва не швырнуло на пол.

— «А меня предупредили, что такая комиссия есть?!» — ощущая, что мои щеки быстро становятся двумя пылающими маячками, я бросилась в безрассудную атаку, приплясывая на месте от нетерпения, дабы побыстрее покинуть опостылевший мне зал, пока волны жара, исходящие от моего тела, не донесли до окружавших меня пони, что среди них появилась кобылка, мысли которой занимали отнюдь не финансовые споры или пункты нарушенных ею статей международного уголовного права – «То, что я об этом не знаю, говорит лишь о том, как отвратительно вы выполняли свою работу!».

«О ГОСПОДИ! ДА ОТДАЙ ТЫ ИМ УЖЕ ЭТИ ДЕНЬГИ, КАК И ХОТЕЛА!» — едва ли не икая от смеха, посоветовал мне вредный Дух. Уловив мою растерянность, он, словно в насмешку, принялся бомбардировать меня настолько фривольными изображениями, что я удивилась, как подо мной еще не воспламенился половичок, на который я плюхнулась, изо всех сил поджимая предательски задравшийся хвост – «ИЛИ ТЫ РЕШИЛА ПОТОРГОВАТЬСЯ?».

«Еще чего!» — мысленно простонала я, изо всех сил стараясь не облизнуться при очередном воспоминании о той ночи на дирижабле – «Это все мое! Пусть попотеют, как я, когда их добывала!».

«ОХ, ЖЕНЩИНЫ…».

— «Не вам учить меня, подсудимая!» — сердито отрезал серый единорог. Похоже, муж был в чем-то прав, когда говорил мне, что я могла взбесить практически любого пони, практически на ровном месте – «В любом случае, свидетели убедительно показывают, что все награбленное хранилось в башне той крепости, которую захватил ваш отряд, после чего благополучно исчезло оттуда, безо всяких следов».

— «А я что, должна была выставить их на показ, словно в музее?!» — хлопнув себя по лбу от непроходимой глупости заявления этого тупого, как мне думалось, жеребца, презрительно фыркнула я – «У меня есть надежные пони, хорошо разбирающиеся в вопросах логистики особенно ценных грузов…».

— «Вот в этом мы нисколько не сомневаемся!».

— «…и которым я могла бы доверить транспортировку ценностей. Вы даже не представляете, какой это лакомый кусок для всех грифонов, и даже северных земнопони, которые останутся не у дел после этой войны!».

— «И где же они?» — насмешливо поинтересовался спикер Палаты Общин под шелест смеха, раздавшегося за его спиной – «Быть может, в вашем кармане?».

— «Они здесь, сэр».

Следившие за нашей перепалкой, пересмеивающиеся пони вздрогнули и замолчали, когда распахнувшиеся двери зала явили нашему взору вишневого жеребца, облаченного в стандартный доспех легионера. Из-за его спины, один за другим, выходили облаченные в железо фигуры, спины которых прогибались под тяжестью ящиков и мешков. Шаги облаченных в тяжелые, «боевые» накопытники ног гулкими ударами заставляли вздрагивать пол под паласом, а кувшины с водой – тоненько и жалобно задребезжать, когда тяжелый груз опускался на стол, опасно заскрипевший под наваленным на него весом.

— «Легат, мэм – ценности доставлены согласно вашему распоряжению!» — чеканя шаг как на плацу, отрапортовал мне Фрут Желли, грохнув копытом по груди, затем выбросив вперед ногу в злом римском салюте, все еще широко распространенном в Гвардии Эквестрии, и тяжело уступавшем невнятному «козырянию», не слишком удобному ни анатомически, ни чисто физиологически тем, кому приходилось таскать на себе что-нибудь потяжелее куртки или шарфа – «Прикажете провести опись?».

— «Просто распакуйте их».

— «Мэм?» — удивленно вскинул брови Желли, глядя на мою раскрасневшуюся мордочку. Судя по усмешке, он явно решил, что дебаты были продолжительными и жаркими, заставив меня смущенно опустить глаза – «Распаковать?».

— «Распакуйте все, фрументарий» — скомандовала я, глядя на вереницу пони, все еще втягивавшуюся через двери в большой кабинет, который кто-то по недомыслию посчитал целым залом. Похоже, Фрут приволок сюда всю мою преторианскую гвардию, и мне вдруг стало крайне интересно, какие же аргументы он использовал, чтобы заставить этих жеребцов и кобыл подчиняться его приказам – «Вываливайте прямо на стол».

— «Что это все значит?!» — громыхнул со своего места Глиммерлайт Туск. Голос генерала затих, неожиданно быстро заглушенный шорохом серебра, высыпавшегося из ящиков и мешков. С хрустом разламывая крышки, легионеры споро переворачивали емкости, с треском разрывая ушитые вощеными нитками горловины мешков, из которых на свет появлялись большие монеты с суровыми грифоньими профилями на аверсах, водопадом скользившие по полированной поверхности стола. Поверх них, из ящиков сыпались тяжелые слитки — большие и маленькие, с грифоний палец размером и больше, не говоря уже о многочисленных серебряных прутах толщиною с хорошую палку. Особняком, на вершине образовавшейся горы, расположились те самые «сокровища», о которых так много и долго вещали длинные языки сплетников – тиары и диадемы, заколки и броши, сережки для перьев и ушей соперничали друг с другом блеском рубинов и изумрудов, затмевая собой холодный блеск бриллиантов, подобно каплям дождя, покрывавших серебряную гору. Занятая накоплением этих богатств, реквизируемых в грифоньих городках и местечках, крепостях и замках, я понемногу превратилась в какого-то дракона, и слабо представляла себе, насколько же много я умудрилась утащить у грифоньих нобилей и магнатов. Зачарованные происходившим на их глазах чудом, пони таращились на все растущую и растущую гору сокровищ, ошарашенным гулом встречая очередной мешок или ящик, вносимый в распахнутые двери кабинета.

— «Богини! Это все захватил Легион?!» — потрясенно простонал кто-то из задних рядов. По одному, пони начали отодвигаться подальше от стола, когда количество денег и драгоценностей превысило все мыслимые пределы, и тяжелые монеты со слитками стали сыпаться через край – «А мой брат еще хвастался, что их из дворца никто не передовую не пошлет… Ох дурак, какой-же дурак…».

Наконец, засыпанный до самого пола, стол не выдержал и рухнул, заставив стоявших рядом с ним пони с испуганным криком попятиться, отступая от связок мечей, грозно сверкавших начищенными лезвиями. Слишком тяжелые для пони, как и доспехи, они поражали не только украшенными драгоценностями рукоятями, но и выделкой, а еще – едва заметным магическим ореолом, окружавшим отполированные клинки. На многих из них были заметны серьезные сколы, образовавшиеся от столкновения с нашим оружием и броней – в этих местах было заметно, как искривляется, искажается едва заметная аура магии, окружавшая зачарованные мечи и доспехи, бьющая искрами, словно неисправная электропроводка. От обилия серых всполохов, словно едва заметные нити черной паутины, раскинувшихся по воздуху, у меня зарябило в глазах, и я перевела взгляд на судейский подиум, разглядывая ошарашенных пони, таращившихся, как и все, на огромную кучу серебра.

— «Сэр! Сэр, это измена!» — обернувшись, я увидела Армед Фур, буквально вкатившуюся в распахнутые двери, за которыми исчезали последние легионеры, уносившие с собой опустевшие ящики и пару больших сундуков – «Легион взбунтовался! Они захватывают штаб! Ммммм! Ты за это еще поплатишься!».

— «Стоять!» — грубо рыкнул на застонавшую от боли пегаску розовый жеребец, которому, похоже, и предназначались последние слова. Втолкнув ее в открытую створку двери, ловким тычком он заставил ее покатиться по полу, и тут же оказался над ней, болевым приемом завернув ее крыло едва ли не к самому затылку капитана – «Не волнуйся, сейчас все расскажешь, кто тут против принцесс и Эквестрии зло умыслить задумал!».

— «Кентурион…» — укоризненно произнесла я, глядя на пегаса, подобно коршуну, нависавшего над обездвиженной жертвой. Услышав меня, Рэйн суетливо задергался, толи не зная, бежать ли ему прямо ко мне, или же держать задергавшуюся в его хвате кобылу – «Зачем же вы так грубо обошлись с капитаном Армед Фур? Наверняка это какая-то ошибка. Освободите ее как можно скорее. Это ведь одна из судей, и подумайте, какое впечатление вы произведете на остальных, вот так вот заламывая бравого капитана».

— «Самое что ни на есть наилучшее» — сварливо буркнул тот. Впрочем, жеребец внял моему приказу, и отпустил крыло жертвы, со стоном поднявшейся на ноги и кажется, даже решившей сделать шаг в сторону двери – «Она пыталась нас задержать, а потом позвать своих куриц! Но мы справились».

— «Вижу. Она пыталась сделать это одна? Смело…».

— «Да нет» — отмахнулся крылом Рэйн, не забывая, впрочем, приглядывать за красной пегаской. Кажется, капитан все же сообразила, что преимущество не на ее стороне, и поддерживая пострадавшее крыло, попятилась к подиуму, перед которым и заняла оборону, словно изувеченная, но не сдавшаяся героиня пегасьих преданий – «Там еще какая-то ЭлТи суетилась, и у капитана свой эскорт был – наши там с ними развлекаются, но вроде бы уже должны были бы повязать».

— «Ясненько. Передай, чтобы не зверствовали. В конце концов, это не грифоны, а наши же соотечественники» — мне стало понятно, что за шум недавно творился возле дверей, и куда исчезла вся охрана. Похоже, мои подчиненные, нимало не смущаясь, решили взять на копье все здание Генерального Штаба, и вытащить меня отсюда силой, если придется. Эта преданность грела, но в то же время заставила меня серьезно задуматься над тем, как объяснить все это командору Гвардии, которому непременно доложат обо всем, что здесь произошло. Впрочем, я решила не напрягаться, и решать проблемы по мере их поступления, памятуя о том, что даже эти позорные попихушки между командованием Гвардии и Легиона сухим бюрократическим языком можно превратить в «мероприятия по обеспечению безопасности ценностей» и «процедуру инкассации, требующей присутствия высшего командного состава и материально ответственных служащих». Странная серая паутина принесла с собой головную боль, медленно сдавливавшую мою голову в тяжелых тисках, заставив не на шутку задуматься про все эти насыщенные магией вещи, собранные в одном месте, и так странно влияющие на одну меня. Или не на одну? Оглядевшись по сторонам, я не заметила, чтобы окружающие меня пони как-либо реагировали на эти странные визуальные явления, которые я не замечала уже больше года, спокойно проходя через серые всполохи и линии, словно не замечая ничего вокруг себя. Единственное свободное место оказалось на самой вершине горы из сокровищ, куда я и полезла, спасаясь от всполохов непонятной мне аномалии, грозивших разорвать мой череп на сотню кусков.

«Забавно. «Дракон, страдающий от аллергии на золото» — наверное, это была бы самая грустная и поучительная история, когда-либо происходившая на земле».

— «Раг, что… Что вы творите?!» — прохрипел внезапно осевшим голосом Туск. Остановившись на вершине, я перевела дух, ощущая, как медленно отступает ломающая голову гемикрания[15], почти не ощущавшаяся, если я не смотрела вниз, на всполохи серого цвета. Гладкие и ломанные, длинные и короткие, они казались помехами, спрыгнувшими с экрана телевизора, рождая ощущение тупой, давящей боли в виске при каждом взгляде в их сторону – «Этого вам точно не спустят!».

— «А мне кажется, что теперь-то уж точно никто не посмеет тянуть меня в суд, или грозить трибуналом» — подняв с кучи небольшую, изящную диадемку, я крутанула ее на копыте, любуясь переливами кроваво-алых рубинов, безумно красиво смотревшихся на благородном серебре. Вспомнив о статуе из сардоникса, притаившейся в темноте королевского тронного зала, я вздохнула, и с содроганием уронила затейливое украшение, махнув хвостом в сторону пони, с открытыми ртами стоявшими вокруг серебряной горы – «Поглядите на них, генерал. Поглядите. Сейчас я могла бы купить их всех, с их семейством, домами, и всем гнусным ливером, которым наполнены политики всех видов и мастей. Но учтите, что я отдаю это все не просто так, не потому, что вы мне тут чем-то пригрозили – мы оба знаем с вами, что принцессы и командор возвращаются в Кантерлот, и протоколами этого суда они разве что не подотрутся, когда будут решать вопрос о том, кому пришла в голову светлая идея присвоить самому себе неограниченные полномочия. Конечно достанется и вам, и мне — за мои выкрутасы; и всем, кто окажется к этому причастен, или хотя бы слышал об этом — но не доложил, как того требует долг каждого пони».

— «Чушь!» — угрожающе проговорил от подножия кучи Сет Джет. В отличие от остальных, он смог стряхнуть с себя мягкое, ненавязчивое очарование серебра и драгоценных камней, и теперь храбро встал между мной и дверями, попытавшись оттолкнуть с дороги Фрута Желли. С тем же успехом, впрочем, он мог бы бодаться со стеною, но единорог усмехнулся, и сам уступил ему дорогу, вежливым наклоном головы демонстрируя, что он ни в коем случае не задерживает здесь спикера Палаты Общин – «После всего, что вы сегодня натворили, повелительница преклонит к нам свой слух. Вы еще поплатитесь – вы, и все, кто за вами стоит. Кланы этого не потерпят, и я говорю от имени сильнейших из них, Раг. Мы не потерпим новых миньонов, которые вновь будут наживаться на слабостях нашей принцессы, и обирать бедный народ!».

— «Можно подумать, это как-то относится лично ко мне!» — издевательски усмехнувшись, я скользнула вниз, к подножию кучи, вызвав к жизни небольшой серебряный водопад. Все, что я увидела в этом пони говорило мне о том, что шутить с ним точно не стоит. Однако я не смогла перебороть себя, и под неодобрительное бурчание Древнего решила подергать тигра за усы – «Никогда не была ничьим миньоном, и не собираюсь становиться им сейчас. Хотя ваше желание протолкнуть на это место кого-нибудь из вашего круга мне в целом понятно, но имейте в виду – принцессы не из тех, кто позволяет управлять собой, или своими чувствами».

— «Вы плохо знаете историю, Раг!».

— «А вы плохо знаете ваших принцесс! Впрочем, можете попробовать, но лучше – займитесь подсчетом призовых, ведь за каждую пропавшую монету придется отвечать уже не мне, а вам» — фыркнула я, оттирая плечом посторонившегося единорога, и направляясь в сторону открытых дверей, старательно гоня от себя ощущение головы, отделенной от туловища и тела, чью грудную клетку проломило огромное золотое копье – «Удачи вам в ваших начинаниях, господа. И не забудьте мои призовые!».

Выйдя из дверей, я вновь очутилась в полутемном коридоре. На этот раз он был забит практически полностью оккупировавшими его легионерами. Увидев меня, выходившую из зала суда вместе с фрументарием, узкое, забитое телами пространство огласилось приветственными возгласами, поневоле заставившими меня улыбнуться, отвечая проплывающим мимо мордам. Интересно, и что такое сказал им этот хитрый единорог?

— «Раг! Это не я! Честное слово!» — оказавшись на лестнице, я тут же попала в объятья розового пегаса, ухватившего меня поперек спины – «Небом и ветром клянусь – не я! Они сами как-то узнали, что я отлучился, и сцапали тебя!».

— «Да знаю я, знаю» — хмыкнув, я постаралась отцепить от себя Рэйна, и с подозрением покосилась на фрументария, тотчас же сделавшего вид, что он тут совершенно не при делах – «А что именно не ты сделал?».

— «Все!».

— «Понятно…» — вздохнула я, бредя вместе с сослуживцами вниз по лестнице. Незаметно покинуть здание не получилось, но по крайней мере, теперь каждый встреченный нами пони уже не пытался осуждающе поглядеть на мою фигурку, с неудовольствием косившуюся на белый плащ с алым подбоем, вновь оказавшийся у меня на спине. – «Жду от тебя доклад о том, как ты ничего не делал, а также от тех из твоей сотни, которые тоже ничем особенным не отличились. И как, по твоему мнению, я оказалась в штабе, хотя совершенно не собиралась туда идти или лететь. Ферштейн?».

— «Йа, йа. Натюрлихъ» — вздохнул розовый пегас, и тряхнув буйными кудрями, скатился вниз по лестнице, провожаемый взглядами гвардейцев, высунувшихся из всех коридоров, дверей, и даже окон, чтобы поглядеть на ту, что еще недавно брела наверх под конвоем, а теперь спускалась в роскошном плаще, и с многочисленным эскортом. Я мужественно перетерпела этот нездоровый интерес, при этом дав себе зарок определить в это место не менее пяти подопечных, которые должны были стать моими ушами и глазами в этом уютненьком гнездышке самоуправства, которые господа офицеры свили прямо под боком принцесс. Возможно, я и впрямь ошибалась, когда посчитала того же Туска не слишком опасным противником, но теперь уж точно не собиралась повторять своих ошибок. Но сперва…

— «Эй, Ник!» — остановившись на вершине лестницы, я на секунду замерла, а затем бросилась вниз, в большое фойе генштаба, где, на темном мраморному полу, сидел мой хороший знакомый. Сердито насупившийся жеребец нехорошо глядел, как я несусь к нему, перепрыгивая через ступеньки, восседая на высоком деревянном стуле, между ножек которого, шипя и сипло ругаясь, извивался розовый пегас, пытаясь высвободить шею и передние ноги, притиснутые к полу необычно низко расположенной перекладиной, скреплявшей ножки внешне безобидного предмета мебелировки – «Ну и что у вас тут за побоище, Маккриди?».

— «О да? Правда? Это я у тебя должен спрашивать, Раг!» — сердито буркнул мне синий земнопони, не делая ни малейшей попытки встать со своего стула, и так же равнодушно относясь к шипению и полузадушенным хрипам, доносившимся откуда-то снизу. Поведя передней ногой вокруг себя, широким жестом он предложил мне полюбоваться множеством тел, в самых разнообразных позах валяющихся по всему холлу. Большая часть из них принадлежала легионерам, хотя тут и там я замечала позолоченные доспехи гвардейцев, не менее живописно раскиданных по углам. Мигнув раз, затем другой, я озадаченно почесала себя за ухом, после чего вновь уставилась на бывшего копа, сопевшего, словно разводивший пары паровоз – «Почему все эти кретины решили, что в этом здании можно вести себя так, будто меня здесь нет, и никогда не было, а?!».

— «Это не я! Честное слово!»

— «Правда? Значит, ты будешь утверждать, что они пришли за мной? Учти, Раг – то, что я хорошо к тебе отношусь, и прикрывал твою симпатичную пятнистую задницу еще не значит, что я буду делать это всегда. И нет – даже не проси, чтобы я отпустил твоего идиота. Ты тут можешь устраивать драму, говорить, что он будет хорошим парнем, но знаешь что? Один твой «хороший парень» уже прислал сюда целый отряд, и я хочу решить между нами этот вопрос раз и навсегда прежде, чем он попробует сделать это снова».

— «Понятно» — буркнула я, с опаской глядя на телодвижения Рэйна, напоминающие пляску червяка на раскаленной сковородке – «Слушай, я не хотела, чтобы все так закончилось, понимаешь? Я просто хотела посмотреть, кто же дергает за ниточки моих явных недоброжелателей, оставаясь в тени. Вот и все».

— «И что же? Посмотрела?».

— «Угу. Не ожидала увидеть тут управляющего Палатой Общин».

— «То есть, ты уже и политикам умудрилась где-то поднасрать?» — увидев, что я мирно общаюсь с синим земнопони, несмотря на неказистый внешний вид, оказавшимся жутко опасным типом, розовый пегас сменил тактику, и попытался парочкой сильных ударов выбить ножки стула из скрепляющих их пазов – «Я всегда знал, что вы, комми[16], ненавидите свободу и демократию, и душите их везде, где найдете».

— «Ага. А вот либералы, конечно, были просто лапочками!» — тотчас же окрысилась я, глядя, как розовый жеребец почти доломал фиксировавший его стул, едва не вырвавшись на свободу. Однако исполниться его надеждам было не суждено – задняя нога Маккриди, до того свободно свисавшая с высокого стула, вдруг быстро и резко дернулась вниз, заставляя розового пегаса замереть в довольно забавной, и явно очень неудобной позе – «Я ведь рассказывала тебе, как погиб наш мир, правда? И из-за кого это случилось? Или тебе что, еще и картинку, для наглядности, нарисовать?!».

— «Это все лишь твои слова!».

— «А ты веришь словам, верно? Хотя я еще ни разу не видела доверчивого копа!» – постаравшись загнать вглубь себя просыпавшуюся злость, сквозь зубы прошипела я, сильным ударом копыта доламывая поперечину стула, которую почти что осилил валявшийся на полу Рэйн, тотчас же зашедшийся в приступе бурного кашля – «Можешь и дальше строить из себя Бэтмэна, негрила, но знаешь что? Теперь ты мне должен, Маккриди! Именно из-за тебя я едва не оказалась на каторге по насквозь выдуманным обвинениям, которые ты, я уверена, не потрудился даже проверить, хотя обещал! Что, это ты тоже будешь отрицать?».

— «Эй, я тут не при чем!» — вскочив на ноги, земнопони решил было вновь завернуть моему подчиненному ноги под мышки, но не стал торопиться, увидев мой предостерегающий жест, призывавший одного из них оставаться там, где лежит, а другого – не дергаться, и вести себя прилично – «Меня удивительно грубо отшили, заявив, что это не моего ума дела, и ни один из этой троицы не сошел с ума настолько, чтобы вводить в курс дела какого-то там охранника на добровольных началах. Это, конечно, все очень дурно пахнет, однако…».

— «…однако ты не стал копать дальше» — горько усмехнулась я, кончиком крыла похлопывая по плечу растиравшего горло Рэйна – «А еще друг называется! На свадьбу, кстати, тоже не пригласил».

— «А при чем тут это?» — выпучился на меня жеребец. Несмотря на обманчиво расслабленную позу, он явно был готов к тому, что розовый копытопашник вновь полезет выяснять с ним отношения – «Мы хотели... Ну, потом все так получилось… Эй, мы ж все еще друзья, верно? А друзья прикрывают друг друга!».

— «При том, что друзья так не поступают. Но да, мы все еще друзья – если ты еще не передумал, представитель угнетенного африканского народа» — вздохнула я, стараясь не делать резких движений, когда заметила, что под бабкой передней ноги Ник снова держит порядком покоцанную полицейскую дубинку – «И я благодарна тебе за то, что ты меня прикрыл. Поэтому разрешаю входить к себе в кабинет, открывая дверь задними ногами. Поверишь на слово, или пропуск тебе написать?».

— «Пропуск будет надежнее. И кстати, я много интересного слышал про эту твою дверь» — немного расслабившись, ухмыльнулся субтильный земнопони. Еще раз оценивающе поглядев на Рэйна, он засунул дубинку в петлю на боку, и аккуратно похлопал меня по плечу – «Поэтому нечего так блестеть глазами в предвкушении. Тот, кто выпил однажды все кофе у капитана Макклоски, пробравшись через ловушки, которые ставил этот параноик «на случай вторжения ВиСи[17]», точно не попадется в такую примитивную западню».

— «Оу… А ты точно не…».

— «Нет. Точно нет» — усмехнулся тот в ответ на мою робкую попытку все-таки заманить его в самое ужасное место наших казарм – «Но я хочу, чтобы ты знала – теперь я буду приглядывать за тобой гораздо внимательнее, и если те слухи о камерах пыток у тебя в подвале окажутся правдой, пощады не жди».

— «Слухи? Ты веришь слухам?» — я постаралась напустить на себя самый разобиженный вид, понемногу оттесняя от Маккриди своего помощника, налитыми кровью глазами глядевшего на неказистого земнопони – «Нет чтобы самому зайти, и проверить! Я вот уже всю голову сломала, но так и не придумала, куда повесить цепи и кандалы. Так что заходи, непременно заходи и посмотри хозяйским оком, куда можно будет дыбу пристроить».

— «Черт тебя подери, Раг! Опять твои шуточки?».

— «Слушай, не пыхти!» — поморщившись, я вновь пихнула крупом Рэйна, и намекающе наступила тому на копыто, призывая не суетиться, иначе он вновь огребет, но уже от своего непосредственного командира – «Ты вот, вместо того, чтобы критиковать или угрожать несчастной, запуганной всеми кобылке, подумал бы лучше о том, чтобы на самом деле сделать что-нибудь полезное вместо того, чтобы сидеть тут целыми днями, лишь на выходные возвращаясь домой. Например, организовал бы настоящую полицию, что ли».

— «Полиция? Откуда такие мысли? Разве она тут нужна?» — с видимым безразличием откликнулся земнопони, но я заметила, как странно блеснули его глаза, метнувшиеся в сторону балкона. Кажется, там стояла одна или две фигуры, скрывавшиеся в тени высоких колонн, но я не успела их разглядеть подробнее, отвлекшись на очередной десяток легионеров, с грохотом вломившихся в дверь фойе – «Эй, вы! Стоять! Ваши пропуска, сэры!».

— «Стоять, ребята!» — скомандовала я, видя, что ведущая десяток кобыла лишь насупилась, и решила двинуться напролом, сметая любые преграды, будь то тонкий, ажурный барьер перед входом, или невысокий, худой земнопони, поигрывающий дубинкой у них на пути – «Декан, где наш примипил?».

— «Блокирует казармы, и лагерь Гвардии к югу от города, мэм!».

— «Хорошо. Собирайте всех, кто тут валяется, и забирайте с собой» — я обвела крылом помещение, давая понять, что под «всеми» подразумевала именно всех, а не только тех пони, что были облачены в серые лорики сегментаты – «Ждите меня у входа. Задача ясна?».

— «Так точно, мэм. Могу я узнать…».

— «После узнаете» — как можно тверже ответила я. Увидев, что Ник немного расслабился, а Рэйн пока не пытался наброситься на того со спины, я вновь решила прощупать случайно возникшую в нашем разговоре тему, на которую столь показательно невыразительно откликнулся этот пони, оказавшийся крепким орешком, несмотря на не самую выразительную внешность – «Ну так что, Ник, возьмешься?».

— «Ты не ответила на мой вопрос – почему ты считаешь, что она нужна в этом мире?».

— «Потому что ты не видел всего этого мира, друг мой» — вздохнув, я проглотила все ругательства, которые успела мысленно вывалить на голову этого упертого мульего сына. Если мы оба, я и Ник, понемногу приобретали черты тех личностей, что сгинули когда-то, оставив нам свои тела, то я бы не удивилась, узнав, что и в прошлой жизни его носитель был таким же тупым засранцем – «Он не заканчивается в Вечнодиком лесу, или на северных окраинах Кантерлота. Я была… Я видела такое, что не могла бы представить себе даже в самых красочных снах. Этот мир полон загадок и магии, и в нем полно мест, где еще не ступала нога пони. И эти места частенько очень опасны. И именно поэтому Гвардии придется усилить патрулирование наших границ. Легион встанет на самых опасных участках, и будет перебрасываться с места на место, став, по сути, настоящим экспедиционным корпусом, что мы и продемонстрировали во время этой войны. А освободившееся место должны вновь занять шерифы, как это было когда-то в старину, или… Ну, я не знаю – какая-нибудь пониция, например».

— «Пониция, да?» — отвернувшись, земнопони приглядывал за моими подчиненными, собиравшими разбросанные по холлу тела. Приходя в себя, пони осовело крутили глазами, и стаскивая шлемы, принимались ощупывать внушительные шишки, оставленные на их головах простой, неказистой дубинкой обычного охранника-земнопони, и квело перебирали ногами в сторону двери – «Пони-ция… Ладно, если местным будет понятнее так, то не возражаю. Но это не совсем тот ответ, который я ждал. В Мейнхеттене Гвардия справляется, и ты это прекрасно знаешь».

— «Рано или поздно нам понадобятся пони, которые смогут поддерживать порядок, опираясь не на силу, а на знания и авторитет!» — я поняла, что начала сердиться, когда услышала собственный голос, звонко разносившийся под высокими потолками отделанного мрамором холла – «Ты хоть думал на пару шагов вперед? Нельзя быть полицейским и военным одновременно! Попав в заварушку, вояки просто делят присутствующих вокруг на своих и чужих, после чего начинают активное истребление последних, не сильно заботясь о гражданских, законах, и прочей мути, отвлекающей от боя и выживания. «Приемлемые потери» — слышал о таком?».

— «Больше, чем ты себе представляешь!» — рыкнул в ответ жеребец. Несмотря на грозный окрик, внешне он оставался удивительно спокойным, с удивлением разглядывая мою тяжело сопевшую мордочку, словно видел ее впервые – «Но допустим. И это все? А военное государство тебя не пугает? Ты вообще думала, что мы принесем в этот мир?».

— «Уж явно побольше, чем ты! И я хочу убрать всю эту мерзость подальше от Эквестрии – туда, где другие народы все еще считают нормой жизни рабовладение, угнетение и агрессию к своему и чужому народу! Но раз ты не хочешь этим заниматься – тогда ладно, не напрягайся! Придумаем что-нибудь сами! Все вы хотите остаться okhuenno чистенькими, рассказывая про тяжелый моральный выбор, слезу жеребенка, и прочую hernyu – но в упор не замечая при этом огромную лесопилку в северных лесах, где пони, похожие на скелеты, день за днем таскали огромные бревна по дорожкам из собственного govna! Ты, умник, видел, как эти вонючие, вшивые, потерявшие всякий облик полутрупы дрались за кусочки еды, которыми пытались их накормить мои ребята?! Нет! Поэтому мне nasrat, что ты там думаешь про полицейское государство, или подобную khuynu – я не допущу, чтобы подобное повторилось! Ни здесь, ни где-либо еще! А если ты не согласен с этим – то возьми свою дубинку, и засунь себе в…».

— «Эй-эй-эй! Спокойнее, подруга! Расслабься!» — последние отзвуки моего яростного крика еще не успели затихнуть под куполом огромного здания, как синий земнопони уже оказался рядом со мной, столкнувшись нос к носу с рванувшимся ко мне Рэйном, вместе с ним обхватив передними ногами мою тушку, рванувшуюся из их объятий – «Прекрати кричать, и успокойся. Мир, чика, мир!».

— «Мир, дружба, и жвачка! С тебя пачка!» — дернувшись, я отшвырнула от себя обоих жеребцов, яростными ударами крыльев заставив их проехаться по гладкому полу. Восстановить равновесие было несложно – куда труднее было вновь обрести душевное равновесие. Всего несколько дней назад мне казалось, что я вышла из темного леса на светлую, прямую дорогу, но теперь все больше убеждалась, что она совсем не похожа на ровное шоссе, которое я рисовала в своем воображении. Она вилась, огибая холмы и спускаясь в долины, и мне отчего-то вдруг захотелось опять очутиться в привычной уже палате с черно-белой кафельной плиткой пола, и многократно крашенной-перекрашенной решеткой на окнах, в которые скребутся ветки деревьев – «Хватит меня успокаивать, раз разозлили! Можешь выступить с проповедями в Палате Общин, Маккриди – там тебя ждет успех! А я так и останусь там, на улице – возить на своей спине бочки с говном, которое чистоплюи стараются не замечать! Удачи тебе, бывший полицейский!».

Услышав последние слова, Ник остановился, и молча стоял, пока остальные пони проходили мимо, направляясь вслед за мной на выход из здания штаба. Последним появился мой – теперь уже мой! – фрументарий, и вскоре, оказался рядом со мной, потеснив мгновенно ощетинившегося Рэйна.

— «Он кажется надежным пони, мэм» — негромко произнес он, быстро вставляя слова между слитным грохотом копыт, отмечавшим наши шаги. Непроизвольно мы перешли на скупую рысцу, которой отмахивали многие мили по заснеженным зимним лесам севера, и множество пони, несмотря на поздний час, все еще сновавших по широкому Проспекту Сестер, уступало дорогу нашему отряду, направлявшемуся к Малым воротам дворца – «Возможно, вам стоит с ним поговорить еще раз, когда вы оба остынете?».

— «Посмотрим. А сейчас – мне нужно это дело. Судебное. Понимаешь?».

— «Кажется, понимаю» — сухо проронил единорог.

— «Можно даже не все. Я хочу видеть ту часть, в которой содержатся показания этих «свидетелей». Это возможно?».

— «Честно? Мы постараемся, мэм» — окруженные коробочкой одоспешенных тел, мы рысили в сторону большой толпы, собравшейся в самом начале проспекта. Множество фонарей и факелов заставляли тени на стенах домов шевелиться, превращаясь в темную, угрожающе колышущуюся вуаль, сквозь которую, словно маленькие солнца, просвечивали окна домов – и в такт этим темным волнам двигалась большая масса пегасов и земнопони, собравшихся возле ворот, то собиравшаяся в кучу, то снова и снова растекавшаяся по проспекту.

— «Постарайтесь» — прищурившись, я заставила зрение уже привычно рвануться вперед. Что ж, похоже, Хай решил действовать стандартными методами, усвоенными во время этой войны, и приказал притащить целое облако, с которого и осуществлял разведку и командование этой операцией. Мне вдруг стало интересно – он и вправду собирался штурмовать дворец принцесс, и чьей это было идеей, ведь сам до такого додуматься не смог бы даже пьяный Буш Тэйл – «Пока они ошарашены, пока они не начали подчищать за собою следы, мы должны получить эти бумаги. Я должна их получить».

— «Понимаю».

— «Надеюсь, Желли. Очень надеюсь» — пробормотала я, глядя на тройку патрульных, рванувшихся к нам с головокружительной высоты. Что ж, пора было заканчивать этот бардак, и усмирить разбушевавшегося пегаса, пока мой названный брат не наделал каких-нибудь глупостей, способных оставить меня без него. В конце концов, удар по нему гарантированно выводил из строя как меня, так и большую часть Легиона, поэтому я вдруг невероятно отчетливо поняла, как можно было бы употребить эту новую сотню, считавшую себя хранителями тела Легата, и повернулась к рысившему рядом Рэйну, чтобы обсудить с ним пришедшую в голову мысль.

— «Это очень важно, ребята» — обратилась я к обоим жеребцам, синхронно повернувшим ко мне головы, уже облаченные в положенные по уставу шлемы – «Мне кажется, вновь наступают такие времена, во время которых мы должны точно знать, кому можно доверять, а кому – уже нельзя. И горе, если такие окажутся в наших рядах».

---

Весенняя ночь укрыла темными крыльями город, сотнями звезд глядя на замерший мир, не желавший умолкать с приходом ночи. Звеневший ручьями воды, сбегавшей со склонов Кантерлотской горы; разливавшийся соловьиными трелями и неумолчным скрежетом насекомых, выпиливающих на жестком хитине зубодробительные риффы любовных призывов, он был моим союзником этой ночью, скрывая кравшуюся в ночи пегаску от нескромного взгляда любого, кто пожелал бы выглянуть в окно.

Нет, я не изображала из себя ниндзю, не скрывала себя под черными тряпками ночного камуфляжа – напротив, блестел и сверкал на мне во всем своем великолепии мой парадный доспех, подаренный сослуживцами перед штурмом твердыни грифоньего королевства. Я не скрывалась, о нет, но двигалась по газонам и клумбам, тяжелыми прыжками преодолевая открытые пространства мостовых, стараясь избегать мягкого света магических фонарей, способных выдать меня пегасам-патрульным, неслышными парами и тройками скользивших в теплом ночном небе. Расположенный на южном склоне горы, этот район был одним из самых старых, и самых ухоженных в городе, спускаясь к его подножию каскадом из парков и скверов, прорезанных тихими улочками со множеством лестниц, дорожками для карет и портшезов[18]. В глубине ухоженных скверов, за чугунными оградами, едва доходившими мне до плеча, таились особняки, чьи старые, содержащиеся в легком, тщательно продуманном и любовно лелеемом небрежении стены со стариковской бессонницей вслушивались в шаги запоздавших гуляк, изредка прерываемых звонким, официальным стуком гвардейских накопытников опускавшихся на землю патрульных. Осведомившись у запоздавшего прохожего о цели его путешествия, и необходимости помощи с их стороны, гвардейцы вновь поднимались в небо, и на улицу опускалась недолгая тишина, быстро наполняющаяся воплями ночных птиц и неугомонных насекомых.

Шум этот был моим союзником – таким же, каким врагом была тишина. Проникнуть в нужный мне дом было не сложно – гораздо сложнее было не зашуметь, с грохотом навернувшись на кухонной плитке, влажной еще после уборки, и явно несобиравшейся миндальничать с какой-то там глупой пегаской, неловко протиснувшейся в дом через приоткрытое окно. К счастью, я вовремя заметила ее предательский блеск, а обилие ухваток для горячих кастрюль и сковородок помогло мне не разбудить жильцов этого славного домика, притаившегося у самого края небольшой платформы, чьи каменные ноги-опоры исчезали в темноте расположенного прямо под ней вишневого сада. Старые семьи, рода и кланы обустраивали в этих местах свои родовые гнезда, и чужаку со стороны нечего было и думать, чтобы купить один из таких вот особняков. Как бы ни относились друг к другу члены одного семейства, каждый из них грудью вставал на защиту фамильного дома, который можно было сдавать в наем, можно было забросить, оставив на откуп немногочисленным слугам, но никогда и ни за что не продавать его чужакам. Они были мерилом статуса, последним штрихом, который говорил о том, что у пони есть родословная, вызывавшая уважение даже тогда, когда в его тарелке могло быть самое обычное сено.

Впрочем, проблемы с деньгами обычно обходили жителей этих районов стороной.

«СТОИТ ЛИ ЭТО ДЕЛАТЬ?».

«Придется» — ноги осторожно несли меня вперед. Вверх по лестнице, стараясь не наступать на середины ступеней. Теперь по коридору, в одну из дверей. В какую? Подсказал нос – битый и ломанный, он все еще чуял запахи, доносящиеся из комнат жильцов. В одной из комнат спали жеребята – две кобылки, у одной из которых явно наблюдались проблемы с животиком… В другой — похрапывала пожилая пони, быть может, гувернантка или няня… Тяжелый запах духов подсказал мне о том, что в большой комнате чутким старческим сном спит пожилая кобыла – все еще молодившаяся, и не желавшая сдаваться на милость быстро летевшим годам. Как хорошо, что в коридоре лежит потертый, но все еще мягкий ковер, заглушавший тяжелую поступь покрытых сталью копыт!

«ЭТО МОЖНО БЫЛО СДЕЛАТЬ И УТРОМ. В КАЗАРМЕ» — Его Сонливость явно был недоволен задуманным, но все же старался не мешать, с присущим ему тактом и деликатностью понимая, что в случае поимки нам уже вряд ли удастся отбрехаться, как это случилось когда-то в особняке Дримов – «ЗАЧЕМ ПУГАТЬ БЕДОЛАГ?».

«Зачем?» — удивившись, я принюхалась, и тихонько толкнула бесшумно открывшуюся дверь, мысленно благодаря безымянного дворецкого или хозяина дома, не допускавшего даже мысли о неаристократичном скрипе дверных петель. Двухэтажный флигель, стоявший в глубине небольшого сада, скрывавшего от взгляда хозяев большую часть отдельно стоявшей пристройки, содержался в том же образцовом порядке, что и большой особняк, в который я забрела около получаса назад, вдоволь пооколачивавшись по темным комнатам каменного дома, надолго задержавшись в каминной, где вместе с Древним разглядывая портреты хозяев и их многочисленной родни – «А зачем было про меня всякие гадости рассказывать Туску? И не надо мне говорить, что его обманули, объели и обобрали – в конце концов, это его подпись стоит под показаниями, а не моя!».

«УМЕЙ ПРОЩАТЬ».

«Можно подумать, я не умею!» — мысленно фыркнула я. Просочившись в комнату, я огляделась, и рывком освободила на шее шнуровку плаща, позволив ему, освободившись, раскатиться у меня на спине, бело-алым чехлом покрывая массивные, украшенные гравировкой доспехи. Стараясь не выдать себя пощелкиванием механизмов и скрипом хорошо подогнанных сочленений, я аккуратно уселась в большое, старинное кресло, заняв идеальную, с моей точки зрения позицию у окна. Огромное, круглое, от пола до потолка, оно как нельзя лучше соответствовало моим планам, и я не смогла отказать себе в удовольствии полюбоваться какое-то время видом кудрявых деревьев, одевшихся в зеленые шубы весенней листвы. Крыши и кроны, кроны и крыши – они спускались все ниже и ниже к подножию Кантерлотской горы, где, несмотря на позднее время, все еще кипела ночная жизнь. Вздохнув, я отвела взгляд от многочисленных огоньков, ползущих по темному небу, и долго искала глазами отсветы далеких зарниц. Они сверкали все чаще, и казалось, сам воздух наполнился запахом скорой грозы, чье приближение знаменовалось первыми раскатами грома, тревожно пророкотавшего где-то на юге, над вершинами Собачьих гор. Вздохнув, я развернулась, и вытащив из седельной сумки картонную папку с бумагами, вновь пробежалась глазами по строкам, чернеющим на белой, писчей бумаге, периодически поднимая глаза на постель, в которой беспокойно шевельнулись укрытые одеялом единороги.

«ТЫ ОБЕЩАЛА ПРОСТИТЬ».

«Нет!» — твердо откликнулась я, с шелестом переворачивая очередную страницу. Делать это было куда как удобно с помощью новых экзопротезов, из которых, одной только мыслью, можно было выщелкнуть трехгранные пирамидки похожих на крючковатые пальцы когтей, бывших настоящим спасением для инвалидки, не обладающей даже банальнейшим копытокинезом – «Я не обещала ни забыть, ни простить! Я предложила просто перевернуть эту страницу в нашей жизни, и двигаться дальше, попутно предупредив всех и каждого, что если история повториться, жалости и снисхождения они от меня не дождутся! И что же мы видим? Как только появилась возможность, эти уроды опять решили макнуть меня в говно! Как считаешь, теперь пришла моя очередь?».

«БУДЬ СНИСХОДИТЕЛЬНА, МАЛЫШКА».

«Я постараюсь» — тихая грусть в голосе Древнего поразила меня до глубины души. Кажется, он тосковал, вместе со мною втягивая полной грудью запах эквестрийской весны – тосковал по чему-то такому, что я не замечала раньше, и теперь, улавливая смутные образы, проносившиеся в глубине нашего общего тела, вдруг оказалась не готова к тому, что мой верный друг, вторая моя половинка, как оказалось, скрывал внутри себя все эти годы нашего совместного существования в этом теле. Да, Древний любил, и хотел быть любимым, но этой весной даже тщательно скрываемые чувства переполняли его, доносясь до меня обрывками мыслей и воспоминаний – «Ну правда! И кстати, кто это запал тебе в душу?».

Ответа не последовало. Только шепот деревьев, да отсветы молний, вспыхивавших над вершинами далеких гор, тревожили уютную спальню. Дух явно не хотел делиться своими желаниями, но образы, все же мелькнувшие на секунду в моей… в нашей памяти заставили меня похолодеть.

«Нам хана» — я поняла это со всей обреченностью, обрушившейся на меня, подобно еще не начавшемуся ливню. Куда там до этого было какому-то там мечу, вновь оказавшемуся у грифонов! За то, что вновь и вновь всплывало перед моими глазами, нас должны были не просто сослать, а устроить показательную казнь-шоу, на память поколениям наших потомков – «Нам хана, и не просто хана, а… В общем, это pizdets».

— «Ммммм…».

— «Что… Что-то случилось, дорогой?» — раздавшиеся из постели голоса вернули меня к реальности, ненадолго отодвинув ощущение приближавшегося страха, загоняя его вглубь сознания, и позволяя сосредоточиться на происходящем в спальне. В конце концов, если никому ничего не говорить, никто ничего и не заметит… Верно?

— «Опять плохой сон?».

— «Да, наверное» — шелест накрахмаленных одеял и ворочавшихся под ними тел поселил ощущение теплоты, разлившееся у меня между бедер – «Опять этот сон».

— «Снова?».

— «Да. Гроза и Раг, сидящая в кресле… У нас… В спальне…».

С каждой фразой голос говорившего становился все более сиплым и тихим, пока окончательно не затих. Вскинув глаза, я смерила взглядом подскочившие на постели фигуры, и вновь, молча перевернула страницу, чей шелест показался оглушительным в наступившей вокруг тишине. Шелест листвы стих, и лишь вспышка озарившей небосклон молнии на секунду разогнала темноту, сделав еще более длинной и жутковатой ту тень, что отбрасывало старое кресло, в котором удобно устроилась фигура в массивных доспехах, продольный гребень на шлеме которой казался длинным, слегка изогнутым рогом, нацеленным в своих жертв.

Молчание затягивалось.

— «Кто вы, и что вы де…» — первой набравшись смелости, попыталась было поинтересоваться кобыла, но осеклась, услышав негромкое постукивание шестерен экзопротеза. Не глядя, я протянула переднюю ногу в сторону небольшого столика, выловив из стоявшей на нем вазочки карамельку, которую с хрустом разгрызла, делая вид, что не замечаю, как вздрогнули от этого звука сидевшие напротив меня пони.

— «Мммм… «Склонна к бредовым интерпретациям окружающей действительности»… Надо же» — не обращаясь ни к кому конкретно, вполголоса пробормотала я. Конфетная обертка была жесткой и пахла типографской краской, заставив меня вытащить ее изо рта, случайно задев бронированным копытом стоявший у столика полуторный меч. Тонкий, щемящий звук стали, запевшей от прикосновения к наполненному грифоньей алхимией артефакту, заставил одну из фигур буквально нырнуть под одеяло – «Прямо тебе заключение психиатра. Сколько талантов, оказывается, скрывалось у нас в Легионе… «Непочтительна к старшим по званию» — это еще ладно, но вот «Склонна к разрушительным галлюцинациям» — это как, интересно, вообще?».

— «Кхе… Раг… Легат…» — прочистив горло сиплым, надсадным, и донельзя фальшивым кашлем, единорог показался мне испуганным и смущенным, хотя я и не могла бы сказать этого наверняка из-за царившей в спальне темноты – «Это вы? Тогда что вы тут делаете?».

— «Хммм… «Не обладает должными навыками для командования Легионом»? А вот это уже интереснее» — вспышка молнии вновь озарила спальню, кровать и кресло, яростным блеском сверкнув на лезвии меча. Удар грома раздался секунд через десять – гроза приближалась, несущаяся по воздуху крыльями неутомимых пегасов Погодного Патруля – «А вот эта фразочка откуда взялась? «Считаю Легата Скраппи Раг не соответствующей занимаемой ей должности, о чем готов свидетельствовать…» — ну надо же! Меня оценили, и нашли непригодной для службы. Пойти, повеситься, что ли?».

— «Откуда… Откуда у вас эти записи?».

— «Тссссс…» — я поднесла копыто ко рту, приложив к губам изогнутую пирамидку блестящего когтя. Синеватый отлив загадочного сплава был почти не заметен в свете луны, погружавшейся в темные тучи, и казалось, что мои передние ноги отлиты из серебра, на котором, тонкими линиями, золотом вспыхнули символы солнца с недобрыми, изогнутыми словно кинжалы, лучами – «Все, что ты мог сделать, ты уже сделал. Ты присоединился к офицерам, поддержавшим тот мелкий мятеж. Ты переметнулся к гвардейцам, вместо помощи, решившим подмять Легион под себя. Ты дал показания против меня. И ты до сих пор считаешь, что этого мало для того, чтобы я заинтересовалась твоей предательской мордой?».

— «Я был не один! Не один я так считал, и считаю!».

— «Однако ни ты, ни кто-либо еще из твоей камарильи, не счел нужным подать рапорт о несогласии с моими действиями тому же примипилу, а через него – командору Вайт Шилду. Но нееет, вы сидели и ждали, раз за разом пытаясь выгадать что-нибудь для себя. И как, удалось чего-то достичь?».

— «Кранчи, она меня пугает!» — простонала из-под одеяла супруга кентуриона, не рискуя показать голову из мягких, теплых складок – «Подумай о наших жеребятах! Скорее, зови на помощь!».

— «По сравнению с вами? Ничего!» — услышав призыв своей второй половинки, единорог бросил быстрый взгляд в сторону двери, но моя обманчиво расслабленная поза убедила его в том, что дергаться пока было рано – «Все знают, сколько загребли вы, и ваша банда, которую вы называете «ближним кругом»! Все видели ящики и бочонки, которые сгружали в подвал крепости каждую неделю! Все знают, что вы не гнушались брать выкуп с каждого грифона, который мог заплатить!».

— «И эти «все» даже не подумали посчитать, во сколько нам встанет лечение каждого из говорливых ублюдков, который попадет под грифоний халберд» — усмехнулась я, переворачивая очередную страницу. Я прекрасно знала, что было написано на этих тонких, красивых листах, и просто поддерживала нужную атмосферу, как нельзя кстати усиленную приближавшейся грозой – «Откуда возьмутся биты на почести павшим, и пенсии их родным. Во сколько обойдутся награды и премиальные выжившим. Сколько будет стоить починка нашего снаряжения, и аренда повозок для перемещения всего нашего скарба из Кладбища Забытого в Кантерлот и Бастион. Никто об этом не думает, как никто из вас не подумал о том, чтобы закрыть ворота крепости, простоявшие нараспашку две недели, пока на вас не обрушилась грифонья орда. Кажется, это ее ты так метко обозвал «разрушительной галлюцинацией»? Что ж, она и впрямь оказалась для вас достаточно разрушительной… И после этого ты смеешь обвинять меня в «бредовых интерпретациях реальности», скот?».

— «Не я командовал патрулями!».

— «Угу. У тебя были другие заботы, верно?» — перевернув последнюю страницу, я захлопнула картонную папку, и задумчиво постучала ее уголком себя по губе, вслушиваясь в движения шестеренок под толстой стальной плитой нагрудника, похожей на причудливо изогнутые, и сваренные воедино трапецевидные пластины – «Но все это уже не важно. Совершенно не важно».

— «Мне обещали защиту…» — прошептал единорог. Похоже, мои «беседы» с пленными не остались секретом для служивших под моим началом легионеров, и сидевший на кровати единорог потянулся вперед, подтягивая к себе забившуюся под одеяло супругу, словно пытаясь защитить ее от неминуемого – «Сам генерал Туск…».

— «И кто еще?» — поинтересовалась я, убирая порядком потрепанную папку под плащ. Из предыдущих разговоров по душам я уже знала приблизительный список умников, затеявших эту комбинацию, но решила не рисковать, и еще раз пошуровать копытом в мешке, надеясь подцепить еще одну ниточку, которая привела бы меня к какой-нибудь крупной рыбе, решившей распространить свое влияние на недавно созданный генеральный штаб – «Туску нужен результат, а поскольку ты не из круга его подопечных, то и заботы о тебе он проявлять бы не стал. Предложил бы перевод в Гвардию, наверное, или почетную отставку, как мне кажется. А кто был тем, другим?».

— «Только генерал Глиммерлайт Туск».

— «Что ж, если так…» — ослепительно сверкнувшая молния на миг озарила всю комнату, погружая ее в ослепительно-белый свет. Окно содрогнулось от грохота грома, разорвавшегося подобно бомбе над самой горой, и я услышала, как за стеной захныкали проснувшиеся дети, напуганные приближающейся грозой.

— «И что теперь?» — угрюмо осведомился единорог. Он не был дураком или трусом, поэтому я не удивилась, увидев, как жеребец соскочил с постели, и вызывающе встал у меня на пути, прикрывая громко вскрикнувшую супругу – «Убьете меня, как и тех грифонов?».

— «У тебя хорошая жена, Кранч» — усмехнулась я, мысленно призвав Древнего не нервничать, и не портить мне всю обедню. В конце концов, если эти придурки считали меня воплощением зла, мне нужно было соответствовать заработанной репутации – «И детишки, я думаю, тоже симпатичные. Можешь передавать им привет от Легата».

Единорог буквально посерел от ужаса, в темноте став похожим на привидение.

— «Я могла бы многое сказать тебе, как и Аппер Джему, Свифти Боттлу, и прочим умникам, с рогом и без. Могла бы рассказать о Хорус Согнс, например. Об этой смелой пегаске, что до самого своего конца билась за Эквестрию. За меня, за вас, за будущее наших детей. О той, что погибла – но осталась верна своему дому. Она была той, что предупредила нас о грифоньих поползновениях несколько лет назад. За несколько лет она стала поверенной в делах самого подканцлера Грифоньих Королевств, став глазами и ушами принцесс в логове грифонов. Она была той, кто сложил голову в гнезде врага, так и не раскрыв ему наших планов. И я уверена, что она до конца верила в то, что мы придем – и спасем ее, вырвав из лап мучителей, которые приготовили ее живьем, и подали нам на серебряном блюде, заставив меня поверить, что это была наша Дроп. Наша Черри Дроп! Но мы не успели».

Из-под одеяла раздалась серия всхлипов. Я не знала, что именно так расстроило милую, чуть пышноватую даму, показавшуюся из своего убежища – угроза ли, исходившая от всей моей фигуры, или просто гроза? – но кажется, я недооценила тех, с кем свела меня судьба, сделав частью симпатичного пятнистого народа.

— «Ты… Ты ничего не рассказывал об этом, Кранчи».

— «И правильно делал, мэм» — не поворачивая головы, вполголоса откликнулась я. Первые капли дождя ударили по оконному стеклу, зазвеневшему от порывов холодного ветра, промчавшегося по кронам деревьев – «Нельзя тащить это сюда, в Эквестрию. Мы взяли на себя тяжелую ношу, и будем нести ее до конца, вдали от границ нашей страны. Мы поклялись сделать так, чтобы никто и никогда из вас, простых пони, не узнал того, что узнали мы. И мы продолжим нести нашу стражу на границах… Но уже без тебя, Кранч».

— «Значит, отставка?» — выдохнул единорог. В его голосе мне послышалось неприкрытое облегчение – «И где мне поставить подпись? На выходное пособие не претендую!».

— «Отставка?» — поднявшись, я исподлобья взглянула на жеребца, про себя проклиная свой рост, без шлема едва доходивший тому до подбородка – «Нет, Кранч, не отставка. Ты читал бумаги, которые подписывал при вступлении в Легион? Или этому единорогов не учат? Еще месяц, включая эти двухдневные отпускные, ты будешь служить в Легионе. Ты примешь участие в параде, и получишь все причитающиеся тебе награды, если к таковым представит тебя твой принцепс-кентурион. Ты получишь жалование за отведенное время, и уладишь свои дела, передав их своему заместителю. Ну а затем – я вышибу тебя из Легиона. За нелояльность. И это будет указано в выписке из твоего личного дела. Ты получишь все причитающееся тебе по контракту, но на наградные, которые вы смачно назвали «награбленным», можешь даже не рассчитывать – иди и выпрашивай их у тех, кто распоряжается большей долей нашей добычи, которую я отдала в эквестрийскую казну! Это понятно?».

Молчание было мне единственным ответом. Единорог посторонился, пропуская меня мимо кровати, но я заметила, как он вздрогнул, глядя на оставленный мною меч.

— «Я оставлю его тут. Как напоминание. Вернешь, когда придешь за отставкой» — предвосхищая вопросы, обронила я, остановившись возле двери. В ярком свете яростно хлещущих небо молний его лезвие казалось выточенным из куска настоящего фосфора, разбрасывавшего вокруг себя зеленоватые искры. Смерив взглядом единорогов, уставившихся на меня, словно на готовую к броску, ядовитую змею, я на секунду задумалась, что же видели перед собой эти добрые, по сути, существа. Покачав головой, я сделала вид, что прислушиваюсь к детским голосам, раздающимся из-за соседней двери, заставив родителей непроизвольно дернуться в мою сторону – «Не заставляй меня возвращаться за ним. Хорошо?».

---

— «Хорошо-то как…».

Раскинув крылья, я распласталась на светло-буром краю огромной каменной чаши бассейна, с первого взгляда, похожего на обычный городской пруд. На самом деле, он оказался бочагом – углубленным и расширенным руслом ручья, по которому, низвергаясь с каскада из облаков, бежала вода, окрашенная во все цвета радуги, столь же скрупулезно, как и она, поддерживая никогда не смешивающиеся цвета – трудолюбивые земнопони, жившие в этих местах, притащили откуда-то огромную каменюку размером с десяток домов, и расколов ее на две половинки, устроили у себя в городке настоящий высокогорный курорт, на котором каждый желающий мог порадовать себя купанием в громадной каменной чаше с покатыми стенками, барахтаясь в водах разноцветной реки. Множество пони стекалось в этот городок, раскинувшийся на плоских вершинах нескольких гор, жмущихся друг к другу среди великанов-собратьев, чьи седые вершины, покрытые снегом, в грозном молчании нависали над настоящим лабиринтом горных ущелий, к стенам которых лепились крошечные двухэтажные дома, похожие на разноцветные карандаши, сходство с которыми им придавали крыши, окрашенные в яркие, под стать радужным струям, цвета.

Как мне сказал муж, в них проживала одна из самых больших общин грифонов, которую можно было бы встретить в Эквестрии.

Он был прав, и прилетев в Рэйнбоу Фоллз, я опешила, встретив за первые несколько минут почти десяток грифонов, деловито сновавших по своим грифоньим делам – чрезвычайно занятые, они почти не обращали внимания на мелкую пятнистую пегаску, опустившуюся на платформу маленькой, тупиковой железнодорожной станции, и шарахнувшуюся прочь от первой же грифины, обратившейся к ней с приветствием, и предложением хорошо провести время в их городке. Наверное, после моего ухода, клювастая начальница станции долго крутила когтистым пальцем у своего виска, вспоминая лохматую дуру, с безумным видом разглядывавшую ее темно-синий пиджак с блестящими пуговицами, фуражку, и большие часы на массивной цепочке, то и дело отзванивавшие какие-то напоминания или предупреждения для своей хозяйки – ошарашенная дружелюбным поведением пернатой дамы приятного серо-белого цвета, я не сразу сумела выдавить из себя робкую улыбку провинциалки, впервые попавшей в мало-мальски приличный городок, и суетливо попятившись, удалилась, с трудом передвигая сведенными судорогой ногами, в моих мыслях уже несколько раз ломавших тощую птичью шею, скрывавшуюся под слоем белых перьев. Как оказалось, в кучковавшихся на плоских вершинах и горных карнизах домиках жили выходцы из самых разных уголков Грифоньих Королевств, уже давно и прочно забывшие свой дом, и наравне с аборигенами-земнопони, обслуживавшие этот горный курорт, превратив его в настоящий Диснейленд, если такой вздумалось бы построить исчезнувшим людям в бурном семнадцатом или восемнадцатом веке. Даже нынешним мэром его оказалась грифина, на чье трехэтажное поместье, прилепившееся к склону горы над центральной вершиной городка, мне с гордостью указали в первом же магазине, но к счастью, встречаться с этой дамой мне не пришлось, и проходя по горбатому мостику без перил, переброшенному через русло разноцветного ручья, я столкнулась со своими неугомонными отпрысками, с веселыми криками несущимися в сторону летнего кафе.

— «Хорошо» — согласился Плам, растиравшийся неподалеку мохнатым полотенцем, которые предлагались всем желающим искупаться в прохладных еще водах горной реки. В отличие от меня, научившейся ценить тепло за проведенное на севере время, земнопони смело влез под самые холодные, голубые и фиолетовые, струи, над самым бассейном отделявшиеся от остальных, бодрым своим уханьем умудрившись привлечь к себе внимание множества кобыл, с напускной ленцой следивших за подтянутым земнопони, храбро стоявшим под струями холодной воды, окатывающими его спину и шею. В отличие от него, я не полезла под водопад, несмотря на заверение окружавших меня родственников в исключительной полезности этих процедур, и долго, с подозрением, разглядывала разноцветную воду, испытывая обуревавшее меня желание добраться до вершины горы и проверить, не прохудилась ли там какая-нибудь археологическая находка, вроде бочки со стратегическим запасом мазута. Впрочем, мои опасения оказались напрасны – несмотря на странный цвет, местная вода оказалась похожей на самую обычную воду, а разница температур, которыми различались никогда не смешивающиеся цвета, привела меня в настоящий восторг, и я категорически отказалась выходить из радужного бассейна, стилизованного под обычное озеро с наклонными стенками из бурого, шершавого камня. Перелет дался мне нелегко – отраставшие понемногу маховые перья заставляли крылья нещадно зудеть, а их длина, еще не достигшая прежней величины, заставила меня намахаться своими пархалками до боли в спине. Занырнув по самую шею, я легла на покатый бортик бассейна, и широко раскинула крылья, ощущая, как чуть теплые, обжигающе-горячие, и прохладные струи массируют мое тело, расслабляя усталые мышцы и согревая косточки, продрогшие в струях холодного горного воздуха. Даже перемазавшиеся в сахарной вате дети, устроившие на моем теле дикие пляски, не смогли вытащить меня из этой купели блаженства; не говоря уже о Кабанидзе, с суровым уханьем топтавшемся по моей голове, и подозрительно поглядывавшем на звонко журчащую воду…

Но это прекрасно удалось Фруту Желли, одним своим появлением разбившему эту маленькую идиллию.

— «Монсеньора, могу я побеспокоить вас в этот приятнейший из дней?».

— «Ну, в общем и целом… Да» — булькнула я, немного покривив душой. Солнышко пригревало, лимонад был хорош, а веселые вопли резвившихся в бассейне детей грели сердце, заставив меня размякнуть, и просто наслаждаться жизнью, пусть даже мне и не удавалось сделать этого до конца. Не в последнюю очередь, и из-за вот такого вот анахронизма, который изо всех сил демонстрировал Фрут, каждый раз подчеркивая этим, что разговор между нами будет вестись как между вассалом и его сеньорой. Признаюсь, вначале этот единорожий официоз заставлял меня едва ли не лопаться от гордости, но уже за несколько дней откровенно надоел, заставляя ощущать себя жеребенком, в компании сверстников играющихся в каких-то шпионов, или членов тайного культа – «Новости из Нью Сэддла?».

— «В том числе и они» — покосившись по сторонам, Фрут присел на бортик бассейна, и принялся делать вид, что играется с резиновым утенком, прибившимся к пологому краю огромной каменной чаши. Он молчал, не начиная разговор до тех пор, пока околачивавшийся рядом Слим «Лидер» Плам не отправится к своей супруге, привлеченный радостными воплями своего сына, с детской непосредственностью отжавшего у Санни большой, липкий и сладкий клок сахарной ваты – «Заведующая нейрохирургическим отделением решила прислать вам большую коробку шоколадных конфет».

«С чего бы это вдруг?» — хмыкнув, я вспомнила мелкую, тонкокостную кобылку, с которой обменялись немалым количеством колкостей и откровенных оскорблений, сцепившись из-за моей просьбы оставить в ее отделении Пистаччио – «Насколько я помню, она вышвырнула меня оттуда взашей. Что изменилось?».

— «Судя по еженедельному отчету, который она приложила к письму, количество страдающих от кошмаров и посттравматических неврозов пациентов уменьшилось более чем наполовину. Возможно, таким образом она хотела бы извиниться за грубость».

— «Или же поржать над тупой пегаской, подложив в них какой-нибудь линимент собственного производства» — пожала плечами я. – «Например, смешав в равных пропорциях снотворное, слабительное и мочегонное».

— «Сомневаюсь».

— «Ты прав, эта идея звучит слишком банально для профессора ее уровня» — пожав плечами, я вздохнула, протянув ему бутылку с лимонадом. – «Можно извратиться и по-другому. Потом расскажу, как с кетамином, без реланиума, баловаться можно. В общем, не зря я оставила там Пистаччио, не зря…».

— «Она не упоминает никого напрямую, но хотела бы поговорить с вами лично».

— «Ясно. А чем тебя заинтересовало это письмо?».

— «Ничем. Просто передаю корреспонденцию, вхожу в курс дел…» — наверное, я стала излишне подозрительной, но все же мазнула настороженным взглядом по вишневому жеребцу, что явно не осталось им незамеченным — «В конце концов, я еще не потерял надежду вселиться в обещанный замок».

— «Значит, мне нужен секретарь» — потянувшись, я попыталась выбросить из головы все проблемы, поджидавшие меня за пределами городка, лежа в чаше разноцветной воды – «Или даже канцелярия».

— «Несомненно, учитывая положение дел с табуном примипила» — сухо улыбнувшись, поддержал мою мысль единорог. Вздохнув, он крякнул, но все же спустился по наклонной стеночке бочага, завалившись рядом со мной — «Раг, ты серьезные вещи слушать в состоянии?».

— «Да» — на этот раз его голос звучал гораздо серьезнее, без намека на всю эту культовую помпезность ушедших эпох – «Что случилось на самом деле?».

— «Принцессы возвращаются, Скраппи. Вчера пришло сообщение, что переговоры закончены, и повелительницы направляются в Кантерлот. Ее Высочество, принцесса Луна, вылетает из Пизы сегодня» — увидев, что эта информация меня не сильно заинтересовала, он снова вздохнул, и перевернувшись на бок, замолчал, провожая глазами пару кобыл и грифонку, о чем-то оживленно болтавших на ходу. Дождавшись, пока эта троица «совсем-совсем не заинтересовавшихся валявшимся без дела жеребцом» подруг удалится, оставив после себя терпкий, плохо скрываемый запашок, выдававший их с головой, он коснулся копытом моего крыла, случайно или нарочно делая вид, что просто пытается приударить за приятно проводящей время пегаской – «А еще те сокровища, которые мы отдали этим энтузиастам интриг, не попали в эквестрийское казначейство».

Я ощутила, как мой желудок превращается в тяжелый шар, и камнем падает куда-то в область таза.

— «Это точно?» — помолчав, осведомилась я. Наверное, со стороны эта пауза казалась очень многозначительной, но на самом деле, все это время я была занята не мыслительными усилиями, или игрой на публику, а обычными попытками обуздать самый настоящий страх, вгрызавшийся в мои кости – «Ты видел, сколько их там было? Да под ними мог треснуть не только стол, но и пол!».

— «Две с лишним тысячи фунтов» — с несчастным видом пробормотал единорог, ненадолго растеряв весь свой облик пляжного повесы, подкатывающего шары к очередной текущей кобыле, желающей о хорошем курортном романе. Потребовалось время, прежде чем он смог справиться с собой, и вновь улыбнуться пролетавшему мимо портье, понимающе подмигнувшему жеребцу. Что ж, похоже, в некоторых делах не имеют значения ни раса, ни вид, а только извечная мужская и женская солидарность – «Мой старший сын проходит стажировку в казначействе, и он уверен, что подобное количество серебра невозможно протащить без чьего-либо ведома – даже если просто принести, и сложить его в уголочке хранилища. Значит…».

— «Значит, оно в него не поступало» — жеребец лишь горько вздохнул, проследив глазами за моим копытом, недовольно махнувшим в сторону Графита, задумавшего вдруг вновь поиграть в ревнивого мужа, и направлявшегося к нам вместе с тройкой горластых жеребят, обосновавшихся на его спине. Что ж, было приятно видеть, что малыш подружился с моими проказниками, и теперь на пару с ними, горланил что-то не слишком мелодичное, восполняя отсутствие пока еще слуха громкостью криков и свиста, пытаясь подражать в этом парочке свиристящих вовсю близнецов – «Что ж…».

— «Я подвел вас, монсеньора. Мне нет оправдания, ведь отдать им часть добычи было моей идеей» — с убитым видом пробормотал жеребец.

— «Послушай, Фрут! Ты принес мне вассальную клятву?» — сквозь зубы процедила я, рывком переворачиваясь на спину. Не вняв моему предостережению, Графит все так же целеустремленно топал в мою сторону, судя по всему, догадавшись по одному только моему виду, что произошло нечто не слишком приятное.

— «Да. И я готов понести…».

— «И я ее приняла. Значит, теперь твои проблемы – это и мои проблемы тоже» — я шарахнула копытом по воде, подняв в воздух фонтан разноцветных брызг, заставивший лежавших и слонявшихся неподалеку грифонов и пони удивленно оглянуться на шум – «Именно так это и работает. Понял?».

— «Но…» — кажется, теперь вишневый единорог был ошарашен не на шутку, и даже забыл подняться из воды, когда я поднялась из бассейна, ступая на ровно подстриженный газон – «Согласно грифоньим обычаям, это вассал оказывает услуги сеньору, и обязан…».

— «Он много чего обязан» — резко ответила я, выхватывая у подошедшего мужа полотенце, тотчас же окрасившееся всеми цветами радуги, пройдясь по моей мокрой шкурке – «И с него многое спрашивается. Но я – не грифон. И мой вассал будет тем, кому я доверяю. Практически членом семьи. И если кто-то станет твоим врагом, Желли – он станет и моим врагом. Личным. И тогда он очень пожалеет, что решил поднять на тебя лапу или хвост. Пусть я могу не многое – но кое-что я умею, и буду всеми силами защищать свою семью. Даже ценой жизни».

— «Понял, сеньора!» — наконец сообразив, что нужно подняться, жеребец вскочил, и попытался поймать меня за копыто, чтобы запечатлеть на нем куртуазный поцелуй. При этом на рычание подобравшегося к нам Графита он отреагировал лишь недовольным движением ушей, словно пытаясь отогнать ими уж слишком настырную муху – «Я счастлив, что не ошибся в своем выборе, госпожа!».

— «Фрут, мы, кажется, договорились о чем-то?».

— «Да-да… Прости, Раг. Это я от восторга» — повинился тот, бросив острый взгляд на возвышающегося над ним жеребца, оттеснившего меня от единорога. На его гриве уже повисла «группа поддержки», оживленно переговаривавшаяся чирикающими детскими голосами, и с недвусмысленным предвкушением поглядывавшая на вишневого единорога, словно на большую рыбную котлету – «Понимаешь, они могли приберечь сокровища как вещественное доказательство…».

— «ИЛИ ПОДАРИТЬ ЕГО. ПРИНЦЕССАМ. ОТ СВОЕГО ИМЕНИ».

Сказанное вновь заставило меня похолодеть.

— «Нет. Они могут сделать еще тоньше» — выдохнув, я заполошно огляделась, пытаясь отыскать глазами всех пони, которых отправила сюда дожидаться возвращения непутевой пятнистой пегаски – «Нужно собрать… Нет. Отставить. Никого не нужно собирать. Пусть остаются на этом курорте!».

— «Проблемы?» — поинтересовался Графит, глядя, как я снимаю с его спины детишек, по старой привычке, задумчиво облизывая их недовольно сморщенные носы – «Тогда полетели вместе».

— «Да, мне понадобится твоя помощь, дорогой. Ты же поможешь своей любимой кобылке, правда?».

— «Конечно-конечно» — в голосе жеребца прорезались сальные нотки, от которых предвкушающе вздрогнули хвосты у сновавших поблизости отдыхающих, как кобыл, так и жеребцов – «Шубу? Карету? Браслеты или колье? Учти, мы ведь рассчитались только за первые два месяца разлуки».

— «Просто проводи меня до Кантерлота» — вздохнув, я смерила его уничтожающим взглядом, и двинулась в сторону изгороди из кипарисов, где, в тени, отдыхали на скамеечке Бабуля и Дед – «Мне придется навестить одного моего нового знакомого, и боюсь, что он может быть не слишком рад меня видеть, поэтому на эту встречу я собираюсь прихватить самый большой грифоний меч из тех, что найду… И кстати, твое предложение о шубе я запомнила, дорогой!».

_____________________________________
[10] Уголовный военный кодекс.
[11] Акт покаяния, смирения.
[12] Ироничное название для большого количества наград, украшающих грудь кого-либо.
[13] Одесную — справа, по правую руку. Ошую – по левую (устар. старослав.).
[14] Закон, юридический документ или постановление, имеющее силу закона в одном определенном случае.
[15] Hemicrania (лат. «половина головы») — мигрень.
[16] Commy (англ. сленг) Коммунист.
[17] VC (англ. жарг) – армейский жаргонизм, обозначавший партизанов Вьетконга.
[18] Переносная будочка с креслом, использовавшаяся для недолгих прогулок вместо громоздких карет. Могла оснащаться колесами, словно тачка, но в основном, переносилась парой носильщиков.