← Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 13 Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 15 →

Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 14

На этот раз сборы были не столь поспешными, но неотвратимыми. Упаковав вещи в мешки, мы аккуратно уложили на них тех, кому не стоило лететь самому, и сдержанно попрощавшись с охотниками, двинулись прочь – в сторону замка де Куттона, по дороге к которому нас должен был поджидать отряд, посланный королем. Конечно же, эта фраза была слишком радужной и оптимистичной, но вспоминая наш поход по перевалу, затем бреющий полет по краю болот, к которым раз за разом возвращался мой взгляд, я передумала писать о долгих, выматывающих сутках полета, во время которого не происходило решительно ничего. Работа крыльями, постоянная ротация расслабившихся за время вынужденного отдыха в крепости легионеров, короткие привалы со скудной едой – все это уже было, и не раз, за время этого путешествия, и даже самые закоренелые оптимисты уже и не вспоминали о том, для чего мы все здесь собрались. Похоже, я слишком буквально восприняла совет тетушки пролететь по стране, и пообщаться с населяющими ее существами – но что поделать, если судьба вновь закрутила меня в водовороте событий, и я вновь неслась над поверхностью темной воды?

— «Раг, не дергайся. Пей больше мяты» — ехидно посоветовал мне Равикс. Да-да, Твайли, тот самый Равикс, вновь нагло возлежавший на подвешенных мне под брюхо тюках. Этот мерзавец, пошептавшись о чем-то со своими подельничками, в последний момент решил отправиться вместе с нами – то ли для того, чтобы проконтролировать сам процесс переговоров, то ли как представитель Ордена, чтобы сразу же, на месте, оформить все соглашения, не надеясь на монаршие слова.

— «Не люблю мяту. От нее какать холодно» — буркнула я, стараясь глядеть в даль, чтобы не встречаться взглядом с Грасс. Несмотря на уже имевшийся опыт полетов «на стропах», как обзывала я про себя комфортабельное перемещение верхом на мешках, влекомых четверками пегасов, она все еще отчаянно трусила, и судорожно цепляясь за веревки, гудевшие на ветру, всегда была рада отвлечься, и сорваться на кого-нибудь рядом. Или же на меня, независимо от того, на каком расстоянии от нее я находилась.

— «Мята – это еще что! А вот если во Вкусном Уголке перекусишь, срать вообще невозможно – аж глаза на лоб вылезают!» — не смогла не поделиться своими впечатлениями Кавити. Как и остальным, ей и в голову не могло прийти, что я могла ее обмануть, поэтому после прошедшей ночи она приободрилась, и снова превратилась в задиристую крылатую кобылу, источник постоянных головных болей для соратников и начальства – «Это такое заведение в Ресторанном Ряду. Повара – эмигранты из Седельной Арабики, наполовину арабиканцы – наполовину единороги. Но готовят… Я себе чуть копыта не откусила! Правда потом еще два дня срала фейерверками, и орала так, словно села случайно на столб!».

— «Да, сейчас бы пожрать…» — согласились с ней сверху, и вскоре вся пегасья стая галдела, будто мигрирующие воробьи, вспоминая самые экзотические блюда, которые доводилось пробовать в Кантерлоте. Даже Рэйн, зорко поглядывавший по сторонам, закатил на секунду глаза, явно вспомнив какое-то блюдо, которое пробовал давным-давно, еще до начала этой поездки, а может, и раньше, до последней войны.

— «Раг, заставь их прекратить!» — Грасс, еще зеленее, чем обычно, решила громко повозмущаться, вновь выбрав целью своих жалоб и требований почему-то именно меня, словно это я, в совершенно непечатных выражениях, смаковала подробности своих кулинарных пристрастий – «Дети же рядом! Представляешь, чего они только наслушаются? И с нами же граф!».

— «О, не стоит так беспокоиться насчет меня» — с извечно вежливой, наполненной ехидством ухмылочкой, заверил тот заволновавшуюся земнопони. Услышав расчириковшихся легионеров, везущий детей на спине Графит вначале решил отойти от нас против ветра, но почему-то замешкался, и даже буркнул что-то про вафли с кленовым сиропом. Вот уж не знала, что ему нравится такая еда – «Признаюсь, меня чрезвычайно захватила эта потрясающая история, в которой так сочно живописуются впечатления от местной кухни, и связанной с нею, очень важной темой сранья».

Грубые шуточки? Не спорю. Но вот в таких шуточках прошел сначала один день, затем второй. Местность под нами, вначале мрачная и совершенно запустелая, быстро менялась на долины, окружавшие невысокие горы, на склонах которых я замечала не крупные, но многочисленные грифоньи города. Каменистые зеленые пастбища, виноградники, луга и каменистые пустоши – ни один язык не повернулся бы назвать эту землю пустынной, Твайлайт. В отличие от пони, грифоны предпочитали селиться коммунами, которые я обозвала «птичьими базарами» — особенно их города в скалах или горах. Почти лишенные дорог, в которых мало нуждались крылатые птицекошки, они выглядели россыпью дверей и окон, испещрявших поверхности каменных стен. Но встречались и замки, и сложенные по всем правилам привычного мне строительства домики, и даже фермы, густо разбросанные по склонам холмов, на которых раскинулись пастбища и виноградники. Кое-где я увидела даже огороженные камнем пространства лужаек, на которых паслись многочисленные животные, похожие на жирных, ленивых кролей, а вдоль каждой речки блестели на солнце каменные бассейны – это были рыбьи садки, наполненные серебристыми обитателями.

И везде, в этой идиллии и пасторали, ощущался скрываемый, но все сильнее ощущаемый страх.

— «Погляди-ка, что там случилось!» — приказала я Рэйну при виде кучки грифонов, окруживших каменный портик грифоньего дома, как это было принято у зажиточных владельцев, устроенного прямо в холме. Рядом с обеспокоенно клекочущими сородичами возвышался воин в кольчуге, усиленной латными наплечниками и бляхами на груди. В его лапах я увидела большое копье, на конце которого трепыхался черный прапор с белым значком. Еще два одоспешенных грифона вышли из дома, и я заметила, как раздалась при их виде толпа.

Иногда мне казалось, что эта особая пегасья амитропия была в той же степени наказанием, как и благом.

— «Плохие новости, и хорошие, Раг!» — вернувшись, негромко сказал Рэйн. Обернулся он быстро, но в процессе его ожидания мы все же встали в циркуляцию, и экономя силы, сделали над фермой пару кругов, болтаясь в восходящих потоках под пролетающим облаком – «Хорошая – это то, что мы нашли тех, кто должен был нас встречать. Плохая – у них там какое-то убийство произошло, представляешь? Кажется, эта дрянь и сюда добралась!».

После такого известия просто пролететь мимо я уже не могла. Услышав короткий рапорт, Графит подобрался, и коротко поглядев на меня, понесся вниз, под восторженный вой близнецов, радостно завизжавших у него на спине.

Как оказалось, на рыбной ферме был странный шум, и сунувшиеся утром соседи увидели залитые кровью садки, в которых кто-то или что-то выпотрошило всю рыбу, разбросав внутренности по двору. Вторым неприятным сюрпризом оказался сам великий гроссмейстер ордена Черных Башен – это его прапор реял на копье надувшегося от важности оруженосца. Вместе с двумя риттерами и шестью дамуазо, он был отправлен встречать наше посольство, но верный своему долгу риттера и командора уважаемого ордена, он был вынужден остановиться, чтобы расследовать это вопиющее происшествие.

— «Мы не дождались вас в Куттон де Пре, и двинулись навстречу» — прогрохотал гроссмейстер. На этот раз он сменил свой тяжелый боевой карстенбруст на походный хауберк, нашитые на кольчужную рубаху и брюки пластины которого были украшены известными многим белыми контурами зубчатой башни. Украшенная не менее богато, она была явно удобнее, чем тяжелый доспех, заставив меня с грустью вспомнить скорлупки, в которую превратилась моя броня – «Для чего вы появились здесь именно сейчас?».

— «Тут произошло что-то странное. Как я могла пролететь мимо?» — удивилась я, глядя за спину грифона, в то время как один из его одоспешенных риттеров вынес из дома какой-то мешок, осторожно снимая его со спины.

«Нет, не мешок» - поправила я себя, глядя на тонкую лапку, свесившуюся из-под края мешка – «Это сверток. А в нем…».

— «Грасс! Кавити! Уберите детей!» — повернувшись спиной к скорбной ноше, положенной риттером на скамейку у входа, рыкнула я. Бросив один только взгляд на происходящее, пегаска сглотнула, и принялась подталкивать в сторону Грасс и детей, пытаясь скрыть от тех страшное зрелище. Но судя по виду качнувшейся от ужаса земнопони, она все же увидела главное, и воспрепятствовать этому я не успела.

— «Что же тут произошло?».

Несчастье случилось ночью. Вернувшийся на рыбную ферму юный грифон всю ночь не зажигал огня, а когда обеспокоенные соседи решили узнать, не нужна ли им какая-то помощь, обнаружили жуткое разорение на преуспевающем некогда хозяйстве. Нашлась только мать, слепо шатавшаяся позади дома между рыбьих садков – приведенная ко входу, она сгорбилась возле крыльца, в беззвучном горе заламывая узловатые лапы, и прикрывая ими слепо глядевшие в пространство глаза, не замечая ни спрашивавших ее что-то соседей, ни сочувствующего рокотания гроссмейстера. При моем появлении она вообще прикрыла голову крыльями, за что я тотчас же удостоилась настороженных взглядов толпы, от которых поспешила укрыться, не найдя ничего лучше, чем отвернувшись, осматривать труп, с которого уже стянули драную мешковину. Зрелище было ужасным – кто-то или что-то попросту разорвало несчастную жертву, от которой осталась лишь шкура и перья, из которых торчали обломки костей. Добираясь до внутренностей, кто-то варварски вырвал ей ребра, и я ощутила, что готова вернуть свой скудный обед, глядя на неестественно вывернутые задние лапы, буквально выломанные из таза.

— «Я… Я должна осмотреть дом» — пробормотала я, ощущая, что мир снова начал покачиваться перед глазами. Не слушая говорившего что-то гроссмейстера Башен, я ввалилась в коридор. В одной из комнат царил беспорядок, стол перевернут, а на полу виднелось влажное, пахнущее медью пятно. Дверь была сломана изнутри, а на полу, возле множества перьев, я заметила белые царапины, оставленные на камне когтями.

— «Он был еще жив, когда его принялись поедать» — негромко проговорил Графит, появляясь рядом со мной. Крыло супруга сочувственно прижало меня к его боку, но даже пытаясь защитить меня от увиденного, он не знал, как смягчить произнесенные злые слова, и не раздумывая, выдал всю правду – «Он сопротивлялся, но… Правда, есть что-то странное, у входа. Такие же следы».

Тяжело дыша, я огляделась вокруг.

— «Уйдем отсюда» — мягко, но настойчиво потянул меня к выходу муж.

— «Нужно… Нужно обыскать это место. Ради него» — при мысли о том, что случилось здесь, под покровом ночи, моя кровь закипела. Минута слабости прошла, и горевшее пламя внутри понемногу начинало превращаться в настоящий пожар – «Тут должно быть что-то, что поможет найти убившее его существо».

— «Думаешь, тут произошло то же самое?».

— «Не похоже?».

— «На первый взгляд да. Но как же далеко они забрались!».

Осмотр дома не дал ничего. Оставленные следы борьбы, место убийства, комнаты – мы облазали все, но ничего, казалось, не предвещало беды. Ни записей, ни дневников, ни рисунков – все убеждало нас в том, что трагедия разыгралась внезапно, но все-таки что-то царапало мозг, заставляя напрасно обыскивать немногочисленные комнаты, коридор, и кладовки.

Зацепку нашел, как ни странно, Графит.

— «Вот, погляди» — он протянул мне смятый листок, исчерченный старогрифоньими чертами и резами. Писался он в спешке, и в темноте я никак не могла разобрать, что же было нацарапано на бумажке – «Лежала между стеной и входной дверью. Кажется, висела на двери. Бедняга нашел ее и пытался спрятаться у себя в комнате. Но его вытащили оттуда, судя по царапинам на двери».

Я сглотнула, ощутив неприятное, тянущее чувство, похоже на голод, возникшее при мысли о том, что я сделаю с тем, кто это все сотворил.

— «Ты заметила, что дверь не взломана? Ее открыли изнутри».

— «Но кто? И ты говорил, что возле входной двери обнаружил такие же царапины, как и эти?».

— «Странно, ведь если жертву уволокли из одной комнаты в другую, то откуда взялись следы возле двери? Она вырвалась – или был еще кто-то?».

Вопросы накладывались один на другой. Вопросы звучали в толпе, окружавшей раздавленную горем мать, сгорбившуюся возле входа. Кто-то добрый накинул на нее плащ, в который бедняжка закуталась, спасаясь от обрушившегося на нее несчастья. Графит и Кайлэн вновь скрылись в доме, в то время как я стояла среди толпы, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Хотелось найти и покарать того, кто это совершил, и не важно, грифон это был, пони, или еще какой-нибудь вид разумного существа. Хотелось не слышать предположений, возмущений, стонов и просьб, которыми сыпали перепуганные грифоны. Если забыться, и закрыть глаза, то сложно было бы отличить этот гомон от любого другого, который можно услышать в толпе, и не важно, принадлежащей пони, грифонам, или любым другим существам. Каждый из нас хотел жить, трудиться, растить детей, и на закате своих дней видеть, что жизнь была прожита точно не зря – и в эту картину совершенно не вписывались кровавые события прошлой ночи, как не вписывалась и убитая горем грифонка, вздрагивавшая под плащом. Она пряталась позади дома – или скрывалась за ним? Но почему тогда не улетела? И кем нужно быть, чтобы убить своего ребенка?

«Ты так говоришь, словно уже знаешь ответ».

«Да, я видела и такое. И мечтала сделать все в этой жизни, чтобы подобного не повторялось нигде. Я не верю, что такое может случиться в этом мире».

«Тогда нужно понять, что же именно произошло».

— «Тут написано…» — принимая у Кайлэна записку, пробурчал гроссмейстер Башен. Его передняя лапа сжалась, щелкнув огромными, с мое копыто, когтями – «Но что это значит, и как такое возможно? Монстр…».

— «Монстр все это время был здесь» — прошептала я, глядя на дверь. Следов взлома действительно не было, в то время как дверь в комнату несчастного юнца была практически разнесена. Какая-то неправильность во всей этой ситуации все больше и больше тревожила меня, заставляя настороженно ловить раздувающимся носом ленивый летний ветерок, напоенный смрадом разлагающихся рыбьих кишок. Заметив мою нервозность, стоявшие неподалеку легионеры задергались, и вскоре, ведомый Кавити, первый десяток рванул к ближайшим облакам, унося мою семью в безопасное небо. Настороженно шаря глазами по двору и собравшейся в ней толпе, я вдруг заметила графа – не двигаясь, как и я, и кажется, даже не дыша, он разглядывал убитую горем грифонку, сверля ее жутким, немигающим взглядом.

И точно такой же взгляд я увидела у Графита, появившегося из дверей.

— «Магистр, что было в этой записке?» — напряженно поинтересовалась я, в свою очередь, уставившись на выжившую жертву, потерявшую единственного сына. Бурая, неприметная шерсть с серыми перьями на крыльях и голове – взгляду не за что было зацепиться. Быть может, он глядел на что-то в толпе?

— «Кажется, теперь понимаю…» — вновь сощурившись, гроссмейстер смерил взглядом Кайлэна Оактаунского, затем, повернувшись, кивнул своим дамуазо в сторону грифонки, кутавшейся в старенький плащ – «Взять ее! Осторожно!».

Монстр прыгнул.

Еще секунду назад он сидел, всем своим видом изображая обезумевшую мать, лишившуюся речи от горя, но через миг в нашу сторону уже летело что-то большое, напоминающее бурую перьевую тряпку, разинувшую огромную пасть. Обрушившись на копья оруженосцев, оно пригнуло их к земле, и вновь прыгнуло, шелестя, словно елочная мишура.

Графит не подвел. Да, я не слишком высоко отзывалась о фехтовальных способностях мужа, но быстро убедилась, как многого я не знаю о своем жеребце. Скакнув вперед и в сторону, он закрыл меня своим телом от приближающегося чудовища, затем попросту испарился, с тихим шипением растворившись в черном дымке, появившись сбоку от монстра. Удар всех копыт отбросил чудовище в сторону, где его уже ждали гостеприимно поблескивающие копья легионеров, меч Равикса, гроссмейстерский халберд – и накопытники Рэйна, с которыми тот бросился на упавшее существо.

Однако быстрее всех были вилы, с сухим стуком ударившие в спину монстра.

— «Ан трево, гарсонс!» — оглушительно свистнул пузатый грифон из толпы, принимая из лап стоявшей рядом грифонки здоровенный плотницкий топор – «За наших детей! Ан эво!».

— «Не могу поверить!» — прошептала я, когда вся эта перепуганная толпа вдруг ощетинилась вилами, палками, и даже кинжалами и ножами, мгновенно появившимися на свет из-под засаленных курточек и кожушков. Стоявший неподалеку Равикс отпрыгнул, снова прыгнул вперед, вращая одним копытом порхавший как тросточка меч, и крутанувшееся на месте чудовище вновь прыгнуло и зашуршало по воздуху, стремясь вырваться из окружения. И единственным слабым местом была, скорее всего, именно наша парочка.

Мы ударили одновременно, земнопони – в подкате, с непостижимой скоростью рубанувший мечом по нижнему краю растрепанного существа, в то время как я, прыгнув навстречу чудовищу, ударила мечом по гладкой, покрытой перьями голове, с которой на нас таращились блестящие, ничего не выражающие пуговицы влажно блестевших глаз. Каждый из десяти лопнул, с отвратительным шлепком встретившись с лезвием Фрегораха. Это решило исход этого прорыва, и рухнувшее на землю чудовище полетело в мутный, наполненной рыбьими потрохами садок.

Через секунду, туда же упала и я, и стоя по брюхо в мутной, грязно-красной воде, принялась лупить Фрегорахом по шевелящемуся телу чудовища, раз за разом опуская его на оказавшиеся чрезвычайно плотными перья. Подаваясь под моими ударами, они противостояли даже зачарованному оружию, и спустя несколько десятков ударов уже я вылетела прочь из бассейна, прикрываясь от веера вонючих брызг и кусков разорванных рыб. Вслед за мною вылетел и монстр – испачканный, как и я, в рыбьих кишках, костях и вонючем сусле, он развернулся во весь свой немаленький рост, разбросав в стороны обнаружившиеся хитиновые лапы с когтями. Плоский как простыня, покрытый со спины буро-серым, в белую крапинку, пером, с изнанки он представлял собой одну огромную, во все тело, пасть, усеянную короткими, крючковатыми зубами, покрывавшими всю ее отвратительную мясистую поверхность. Эти отвратные зубы предвкушающе задрожали, когда монстр бесшумно бросился на меня, игнорируя взмах верного, но такого короткого Фрегораха – и вдруг остановился, выгнувшись и задрожав, когда на его спину обрушился первый звонкий удар закованного в сталь копыта.

— «Отвлеки его, командир!» — заорал откуда-то Рэйн. Кажется, его голос доносился со спины чудовища, как и серия глухих ударов, заставившая непробиваемого монстра пугающе засучить громадными своими когтями в такт гадкому хрусту, пришедшему откуда-то изнутри плоского тела. Покачнувшись, существо упало на землю, и лишь в последний момент копыто Графита успело дернуть меня за хвост, выдергивая из-под опускавшейся на меня, гостеприимно распахнутой пасти. Оно все еще пыталось куда-то ползти, даже несмотря на мои попытки проткнуть его Фрегорахом – покрывавшее его спину перо царапалось, но не подавалось даже напоенному алхимией клинку. Однако оно не смогло противостоять ударам копыт, которые вновь обрушил на его спину розовый пегас, с хрустом ломая что-то важное в теле чудовища. Дергаясь и извиваясь, оно попыталось было достать нас своими конечностями, и даже смогло перевернуться – но все решил мощный удар, с которым халберд магистра ордена Башни буквально перерубил чудовище пополам, разрубив ужасающую пасть от головы до коротеньких, рудиментарных ножек, и по самый обух уйдя в истоптанную, пахнущую рыбным соусом землю. Еще несколько минут чудовище корчилось в долгой агонии, крючки коротких зубов скребли топор и его рукоять, но вскоре монстр затих, и вонючая зеленая жидкость быстро перестала течь из огромной рубленной раны, нанесенной позвякивавшим зеленоватыми молниями оружием могучего грифона.

— «Мерзкий клопарь, драть его во все дыры, а?» — бурно дыша, поинтересовался у меня Рэйн. Ткнув поверженного врага раз, затем другой, он дождался, когда магистр вырвет из чудовища свой топор, после чего вынул из чехла на плече длинный, острый нож, похожий на тот, что таскала на себе Кавити, и деловито потыкал поверженного врага – «Надеюсь, оно мертво. Не хотелось бы, чтобы эта тварь мне ноги откусила в процессе».

— «А что это ты собрался с ним делать?» — подозрительно осведомилась я, бросая взгляд на возвышавшегося рядом грифона. Взгляд и выражение его головы (или морды? Бывают ли у грифонов морды вообще?) почему-то не сулило мне ничего хорошего.

— «Накидку из него себе сделаю. Вроде твоего воротника» — жизнерадостно сообщил мне обычно сдержанный пегас, заставив меня поперхнуться уже готовым приказом не маяться дурью. В его глазах я увидела тот блеск сумасшествия, который видела в глазах тех, кто только что вышел из боя, и лишь покачала головой, поняв, что сейчас совсем не время читать мораль едва не сорвавшемуся с катушек, обычно такому сдержанному жеребцу, клокотавшему от переполнявшего его адреналина. Что ж, похоже, эта профессия, этот образ жизни, превратившиеся в саму жизнь, все же надламывали что-то внутри нас, и кто знает, какие бездны Тартара таились внутри у каждого, заставляя совершать нелепые и чудовищные в своей чудовищной нелепости поступки, от которых кровь стыла в жилах, и в которые, понемногу придя в себя, не верили и мы сами? Вот и Рэйн, образец самого спокойствия и рассудительности, вдруг показал, что даже он не избежал своего собственного, персонального ада, который запер где-то внутри себя, заставив впервые подумать о том, что нам все-таки необходимы психологи, о которых талдычили мне пони гораздо умнее, или просто опытнее меня.

Ну, или же самые настоящие священники. Но были ли таковые у пони?

— «Хоооорошо…» — Пробормотала я, оставляя в покое приятеля, занявшегося свежеванием трупа под неодобрительным взглядом присоединившегося к нему Равикса, решившего, что ему тоже абсолютно необходимы зубы неведомого монстра, и он тут же, не сойдя с места, умрет, если не отковыряет себе пару десятков. Жеребцы… Мне же оставалось вытереть с мордочки вонючую, соленую жижу, и робко улыбнуться неодобрительно взглянувшим на меня фестралам, после чего все-таки обратить внимание на здоровенный нагрудник, уже давно маячивший у меня перед носом.

Или даже, учитывая разницу в размерах — над головой.

— «Итак, Легат, ты не вняла моему слову, и проигнорировала приказ убираться из Королевств под угрозой самых неприятных последствий?» – прогрохотал здоровенный грифон. Его лапа привычно покоилась на древке богатырских размеров халберда, извлеченного из раздербаниваемого пегасом чудовища, и учитывая недавний удар, носил он его с собой не для простой похвальбы – «Ну и как же прикажешь понимать этот демарш?».

— «Потом, все потом!» — отмахнулась я, невольно взмахнув Фрегорахом. Не смейся, Твайлайт, но я долго боялась и недолюбливала это оружие за его кровожадность, как бы дико это, наверное, для тебя не звучало по отношению к неодушевленной вещи, однако впервые я поняла, что мне будет жаль расставаться с этим не длинным, но таким удобным мечом. Упрятав одобрительно свистнувшее мне что-то оружие в ножны, я с отвращением отбросила голову селедки, прилипшую к моим волосам, и испытующе уставилась на грифона – «Я никуда не двинусь, пока не узнаю, что было в этой записке! Как вам удалось узнать, что это была она?».

— «Переверни, прочитай, и ты все поймешь» — вздохнул гроссмейстер риттерского ордена Башен, протянув мне бумажный клочок.

«Корвус, не ходи домой! Ни в коем случае не ходи домой! Если увидишь меня – беги! Это не я! Ничего не спрашивай – просто беги!» — по слогам, прочитала я, глядя на кривившиеся черточки – «Я люблю тебя, сынок! Просто беги!».

Дернувшись, мое копыто до боли прижало к груди измятую, изляпанную записку. К тому месту, где лежали рисунки несчастного ребенка, сгинувшего в темноте сырого, дикого леса.

«Ты очень добрая. Слишком добрая. По крайней мере, когда дело касается страданий других» — негромко, и как-то удивленно произнес мне на ухо голос древней фестралки. Словно Найтингейл и сама удивлялась подобному выводу, сделанному в результате наблюдений за моими бестолковыми поисками, метаниями и крушением многих надежд – «Не знаю, заложено ли это было в тебе изначально, или же таков твой удел – гореть душой за других… Но послушай меня, и запомни – никто не сможет тебе помочь. Понимаешь? Никакие мысли умников лекарей, никакая алхимия – особенно она! – не сможет заменить тебе твоих собственных суждений и чувств».

«Но что же тогда делать? Как быть? Кто сможет помочь, если я снова начну терять связь с реальностью?».

«Только не принцессы!» — помолчав для внушительности, ядовито усмехнулась внутри меня Найтингейл, после чего еще раз, медленно и задумчиво произнесла — «Только не принцессы».

Цель нашего путешествия и вправду оказалась неподалеку – всего в полудне неспешного полета от той рыбной фермы, где произошла трагедия. Горные долины, среди изумрудных пастбищ которых возвышались изогнутые арки известняковых скал, показались мне очень уютными, хотя чем дальше мы устремлялись на северо-запад, вдоль гор, тем более холодным становился воздух, а ярко-зеленая трава все чаще была присыпала снегом, пушистые хлопья которого падали мне на язык. В одной из таких горных долин, посреди виноградников, расположился старый, неухоженный замок, еще сохранявший следы былого величия. Он показался мне подозрительно знакомым, и прищурив глаза, я долго разглядывала приблизившуюся картинку, пока, наконец, не сообразила, где же я видела эти мощные контрфорсы, когда-то гордо выступавшие из стен, теперь наполовину обрушившихся и увитых плющем, добравшимся до самых машикулей, формой своей повторявших верхушку донжона, гнилым, полуразрушенным зубом торчавшим над посеревшей от времени черепцей главного здания замка.

«Ах, да – мы же тут славно напились, когда взяли весь его гарнизон» — подумала я – «Штурмующая его кентурия отличилась, нащелкав самострелами половину оборонявшихся, при том, что им было поручено просто сопровождать обоз. Потом было шествие с факелами, допрос пленных… Или нет? Не помню. Я вообще плохо помню те дни сумасшедшей гонки и битв».

Всю дорогу я думала над словами Найтингейл. Не могло же такое быть, что все это было из-за каких-то таблеток! Но память услужливо подсовывала воспоминания Древнего, и наши общие знания раз за разом возвращались к синдрому отмены. Могло ли быть так, что нерегулярно, с частыми перерывами принимаемые препараты устроили из моей головы филиал сумасшедшего дома? Слова Селестии и Луны, неодобрение Найтингейл понемногу сливались воедино, вызывая мучительную тошноту от нахлынувшего чувства страха, в конце концов, заставив попросту проблеваться в полете, едва не уронив охапку мешков, и завопившего что-то Равикса.

Я успела понадеяться, что на него попало хоть что-нибудь.

— «Ничего-ничего, дорогая. Мы это уже проходили. Помнишь?» – подхватив меня в воздухе, успокаивающе прогудел муж. Меня вновь вывернуло наизнанку, причем ему на копыта, а этот мохнатый придурок лишь счастливо улыбался, словно что-то полезное совершил! – «Ну-ну, не торопись. Мы с этим справимся, вместе. Верно? Мы вместе, Скраппи, ты и я».

Мне захотелось лягнуть его, и пинать всю дорогу до замка.

От этих мыслей отвлекли меня презабавные существа – атры, похожие на медуз. Технически, это и были медузы – фосфорицирующие, полупрозначные красавицы, медленно парившие над землей на высоте роста пони, привлекавшие к себе множество светлячков. Они искали цветы, в чашечки которых запускали свои щупальца, и я подумала, что они питаются только пыльцой, пока не заметила, что они размазывают по себе цветочный нектар, привлекая мелких мушек, без опасения садившихся на клейкие щупальца.

— «Виноделы их обожают» — просветил меня Равикс, когда я приземлилась на вершине холма, склоны которого были опоясаны ровными рядами виноградной лозы. До замка было крылом подать, но то, что двигалось в его сторону, было гораздо интереснее и важнее, чем любые переговоры с грифонами, встревоженно переговаривавшихся в вышине — «А вот этих тварей – не очень».

— «Серьезно?».

— «Безусловно. Познакомься – мегалорфины. И да, это монстры» — произнес Равикс, слезая с мешков, и указывая копытом на огромные туши размером побольше любого слона, чьи головы были украшены длинными, раскинутыми в стороны рогами. Морды громадин, медленно шагавших по винограднику, напоминали плоские костяные маски без малейших признаков рта, находившегося под подбородком, на конце короткого, мясистого хоботка, которым те шарили между кустов виноградной лозы, с производительностью пылесоса засасывая в себя ягоды, листья, и даже неосторожных атр, не успевших убраться с дороги чудовищ – «Но те, что изменились, перестав быть порождением Тартара. Напитавшись магией нашего мира, они стали чем-то другим, но все так же опасны для окружающих».

— «И… Что они делают?» — спросила я, заворожено глядя на приближающиеся громады. Похожие на помесь жирафа и слона, зверюги были сложены удивительно гармонично, и даже густая бахрома свалявшейся шерсти на пузах, опускавшейся до самой земли, нисколько не портила их в моих глазах.

— «Шатаются туда и сюда, уходя все дальше от порождающих их пустошей, лежащих за Грифусом, в еще неисследованных землях. Учатся жить. Просто жить» — пожал плечами жеребец. Оглянувшись, он медленно отступал в сторону выбеленных солнцем и дождями валунов, украшавших вершину холма, где уже приземлился Графит, Рэйн, и сопровождавшие их пони. Кажется, он совершенно не разделял моего восторга при виде подходивших к нам чудовищ, каждый шаг которых отдавался в моих копытах гулкой, интригующей дрожью вздрагивавшей земли. Зачарованная зрелищем приближающихся гигантов, я совершенно забыла о том, что следовало бы убраться с их дороги, и только опустившаяся рядом нога, способная поспорить своей толщиной с иными дворцовыми колоннами, заставила меня отбросить оцепенение, и поглядеть на нависавшую надо мной многотонную смерть.

— «Ух ты…» — пораженно прошептала я, снизу вверх глядя на громадное чудище, медленно склонившее голову, и поглядевшее на меня в ответ.

— «Раг, осторожно отойди от него. Медленно, шаг за шагом» – напряженно сказал Равикс. Краем глаза я заметила, как его копыто плавно скользнуло в сумку, извлекая из нее какой-то маленький пузырек, наполненный красноватой субстанцией – «Когда я брошу эту флягу – сразу падай на землю, и не двигайся. Или улетай».

— «А нахрена?» – удивилась я, недоуменно глядя на пони, в напряженных позах застывших на вершине холма. Мое копыто нащупало длинную прядь мохнатых, курчавых, похожих на баранье руно волос, свисавших по обе стороны головы чудовища, и я непроизвольно ухватилась за нее, заставив чудовище дернуть своей головой, подбрасывая меня в воздух.

— «Уииииии!».

— «Раг!».

Неторопливо и как-то очень осторожно, чудище мотнуло головой, и спустя миг, я оказалась у него на загривке, вцепившись в курчавый помпон, торчавший на затылке мегалорфина. Мои ноги с трудом могли охватить загривок чудовища, под шкурой которого перекатывались могучие мышцы – по сравнению с ним любой слон выглядел дрищеватым обглодышем, не в силах состязаться с невероятным зверем ни ростом, ни весом, ни статью, ни даже своими бивнями, размер которых точно уступил бы двум его роскошным рогам. Бугристые, раскинувшиеся в стороны от утопавшей в бурой гриве башки, они казались костями, решившими пробить себе путь через шкуру и черный, вьющийся волос, покрывавший голову, горло и живот мегалорфина. Никакой медлительности и неповоротливости — в отличие от жирафов, слонов и прочих доисторических существ, двигалась зверюга ловко и быстро, без труда переставляя толстые, длинные ноги, выбросившие комья земли, когда повинуясь удару моих копыт, чудовище скакнуло вперед, и плавно набирая ход, двинулось по кругу, обходя уставившихся на нас сородичей странного зверя.

— «Рааааг!».

— «Уииииии! Скраппи – повелительница чудовищ!» — вновь взвизгнула я, не в силах передать словами восторг, охвативший меня от нахлынувших ощущений. Я чувствовала удары могучих ног, погружавшихся в мягкую почву, движение мышц под толстенной шкурой, пахнущей мускусом, травой и немытой шерстью; чувствовала, как мое дыхание замедляется, приноравливаясь к вдохам и выдохам могучего зверя. Наклонившись вперед, я схватилась за длинные уши, и потянув за одно, заставила дивное чудище повернуть, останавливаясь перед раздавшимися при его приближении сородичами. Немного мельче его, телки или коровы (кто знает, как окрестили их местные и охотники, знающие этих быко-слоно-жирафо-динозавроподобных существ?) прянули в стороны, издав серию тревожных, ноющих звуков, но увидев, что глава стада смирно стоит без движения, удивленно поглядывая на оседлавшую его шею блоху, робко подобрались поближе, поднимая на меня свои похожие на маски головы с темными, влажными глазами.

Показавшимися мне довольно осмысленными, кстати говоря.

Вновь накатившая волна восторга заставила ударить ногами по вые грозного зверя, размерами превышавшего наш понивильский дом, отправляя его в тяжелый галоп. Тряслась земля, подпрыгивал весь мир вокруг, и ветер бил прямо в грудь – я мчала вперед на живом корабле, рывками за уши заставляя недовольно скулящего монстра двинуться вдоль виноградных рядов. Оставлять их среди раздолья ягод и медуз мне показалось сущим расточительством, и я решила угнать их подальше, избавив своего учителя фехтования от необходимости рассказывать всем и каждому про черную неблагодарность своей ученицы. Опять же, вино, которое изготавливали из винограда, интересовало меня куда как больше, чем желание пожрать каких-то там мутировавших жирафо-слоно-динозавроподобных бычар. Оглянувшись, я залихвастки взвизгнула, и погнала свое импровизированное стадо в сторону соседних холмов, удивленно вскрикивая при виде фонтанов камней, которые поднимали огромные ноги, без малейшей заминки разносившие в прах низкие каменные изгороди, сложенные из ноздреватых булыжников, едва прихваченных цементным раствором. За несколькими из них лежали чьи-то владения, хозяин которых явно был против того, чтобы где-то рядом проходил Легион, и чье сожженное поместье я разглядела на горизонте, у подножия другого холма. Там же лежали и одичавшие за полгода, заброшенные виноградники, чьи увитые плющом кусты привлекли внимание моего четвероногого транспорта, решившего самовольно остановиться, и пожевать перезревшие ягоды, лопнувшие шкурки которых источали тяжелый спиртовой аромат. Однако, почувствовав ободряющий пинок в основании длинного уха, он недовольно заныл, и вновь почапал вперед, обходя по кругу вершину каменистого холма, вскоре, скрывшую от меня удавлявшийся замок де Куттона.

Вот только еще пьяных динозавров мне под боком еще не хватало!

— «Ладно, отдыхай, здоровяк» — наконец, позволив своей коняге остановиться, выдохнула я, похлопав копытом по шее чудовища, довольно, как мне казалось, замотавшего головой. Оглядев разбредшееся по округе стадо, решившее, что после такой ужасной гонки, длившейся целых двадцать минут, им абсолютно точно нужно чем-нибудь перекусить, чтобы не скончаться тут же, на месте, от нервного и физического переутомления, я распахнула крылья, и прыжком смахнулась с бычары, весело свистнув болтавшимся где-то сверху пегасам и мужу, недобро глядевшему на меня с высоты, и спустя несколько минут, оказалась рядом со своими попутчиками, оперативно передислоцировавшимися на стены ожидавшего нас замка.

– «Ну вот, а ты говорил, что они чудовища» — попеняла я Равиксу, обнаружившемуся вместе с остальными в безопасности каменных стен – «Нормальные же зверюги. Чего в них опасного-то?».

— «Она сумасшедшая» — твердо сказал белогривый жеребец, сочувствующе похлопав по плечу приземлившегося рядом Графита. Копыта мужа непроизвольно дернулись, когда его глаза остановились на моей шейке, словно предвкушая, как бы половчее ее свернуть, избавив близких от моих выходок, регулярно добавлявших в их гривы порции седых волос – «Эти гиганты, когда разозлятся, могут и стены замков сносить. Как ты думаешь, почему их почти что стихийным бедствием посчитали?».

— «Потому что не умеют с животными общаться. Или коров никогда не держали» — хохотнула я, все еще пребывая на кураже от столь необычной поездки. Никогда не держал их и Древний – это было что-то новое, что-то личное, что-то мое и только мое, и от этого нового ощущения хотелось петь или летать, кувыркаясь в воздухе словно бабочка, или сумасшедший пегас – «В общем, замечательные существа! О, Графит, я тут подумала – а давай…».

— «Не давай!» — обломил меня муж, загораживая от меня крылом возбужденно оравших что-то детишек, с ловкостью белок прыгавших то по нам, то забиравшихся на спину благосклонно взиравшему на них Кайлэну. Он даже заслоних их своим телом, словно решил, что я наброшусь на жеребят, и потащу их кататься на гигантских, монструозных, и непередаваемо опасных мега-жирафо-быках – «Скраппи, ты что, вновь что-то из сумки у Равикса сперла?».

— «Фу, как грубо!» — буркнула я, любезно раскланиваясь с опустившимся неподалеку гроссмейстером Башен, подарившим мне столь кислый, недовольный взгляд, что у меня мгновенно засосало под ложечкой – «Нет в вас романтической жилки. Но ничего – я знаю, где этих красавцев можно заставить пастись».

— «Скраппи, нет!» — твердо сказал муж, предлагая крыло моей сводной сестре, с трясущимися ногами двинувшейся в сторону лестницы – «Даже и не думай. Понятно?».

— «Ага. Конечно-конечно» — понятливо закивала я, целиком уйдя в свои мысли, направленные на то, как протащить этих красавцев через перевал. Что на это скажет Буши, обнаружив способных топтать дома чудищ под стенами нового городка. И как отреагируют на них жители Каладана. Занятая столь важными размышлениями, я вздохнула, и показав язык пристально наблюдавшим за мной пони, с цокотом двинулась вслед за ними, спускаясь по узенькой лестнице в замковый двор.

В конце концов, можно будет пока оставить их здесь, а потом переслать их самой себе же по почте.

Управляющий принял нас со всей любезностью. Прочитав письмо своего сеньора, древний грифон почему-то переменился в лице, если можно было так сказать о внешнем облике этих птицекошек, и вместе со всею прислугой вел себя настолько заискивающе и подобострастно, что я старалась поменьше встречаться с ними, ограничив свои перемещения несколькими залами, покоями, и винным подвалом, из которого меня вытащил муж, устроивший моей филейной части незабываемые ощущения, которые возникают всякий раз, когда очень больно сесть на собственный зад. Но долго исследовать этот небольшой, старый замок у меня и не получилось, ведь сразу после прибытия меня взяли в оборот те, кто не собирался баловаться, а был полностью сосредоточен на скучных политических игрищах, которые считали настоящей жизнью.

Наверное, они просто никогда не катались на таких замечательных зверях.

— «Значит, ты утверждаешь…».

— «Я ничего не утверждаю, магистр» — дернула щекой я, прикладываясь к бокалу. В нем, как это ни странно, было даже не перри, а обычный грушевый сок. Прислуга поместья была проинструктирована бдительно пасшимся неподалеку муженьком, и бутылки с чем-то крепче, чем чай, были тщательно убраны подальше от моих загребущих лапок, вынуждая меня вести самый здоровый, полезный, и вызывающий зубовный скрежет с зевотой образ жизни – «Но я уже слышала от маркиза де ла Пиза-Друнгхар о новом «после», который прибыл в Грифус, и даже держал речь перед Ландтаагом, так любезно решившим заточить меня в темнице, подальше от столицы Грифоньих Королевств. И позже, от своих доверенных грифонов и пони, узнала о том, что некто пытался выдавать себя за меня, но уже в Заброшенных землях, по обе стороны Великой. Я приказала схватить самозванку, но пока была занята, и не в курсе, удалось ли энтузиастам поймать этих умников, путешествующих в компании контрабандистов. Поэтому о ваших угрозах не осведомлена, но уверена, что вы выполните их, и как образец чести, немедленно арестуете проходимцев, доставив на суд королю. Думаю что он, как и я, будет весьма в этом заинтересован».

— «Гроссмейстер» — снова поправил меня грифон, задумчиво глядя в огонь громадного очага, украшавшего парадную залу. Любили грифоны этот элемент декора, очень любили, как я успела убедиться, и редкая комната в богатом жилище обходилась без самого захудалого камина – «Подмена, перевертыш, фальшивый посол… И чем ты можешь подтвердить свои слова?».

Наши разборки мы решили отложить до утра, подальше от любопытных глаз испуганной толпы фермеров, рыбарей и виноделов, оставшихся оплакивать погибшую семью, и выискивать монстров среди себя и соседей, под присмотром оставшихся с ними риттеров, в отсутствии сеньора этой марки или кантона, призванных творить суд и расправу. А также помогать нуждающимся, позаботиться о честном урегулировании связанных с происшествием дел, и всем тем, что должен делать господствующий класс по отношению к массам, как я поняла сдержанный ответ отправившегося с нами магистра. В реальности, конечно, все часто получалось иначе, но по скупым словам большого грифона, риттеры старались оправдывать свои добродетели, к коим стремились, чтя слово и дух Код оф Элдер Риттершафт – насколько это у них получалось, конечно. Кажется, его удивила моя озабоченность тем, что произойдет дальше с его соотечественниками, и он даже не стал на меня орать и грозиться халбердом, когда я заявила, что не намереваюсь задерживаться в Куттон де Пре, как и предписывало мне послание короля – а может, это все было из-за Кайлэна, с чрезвычайно важным, надутым видом представившегося лидеру древнего ордена, и долго отплясывавшего с ним грациозные па и антраша, принятые среди благородных господ, решивших должным образом поприветствовать друг друга. Поэтому разговор отложили на следующее утро, за которое я успела помыться, и превратиться из зловонного зеленого ежика, украшенного остатками монстра и рыбьих потрохов, обратно в достаточно миловидную, глупенькую пегаску, блестевшую глазами из-под безжалостно укороченной челки, если можно было доверять установленным в покоях большим зеркалам. Отказавшись от освежающей песочной ванны (я вновь долго охреневала от такого элемента прининга, принятого у грифонов), я оказалась в обеденном зале, куда была препровождена целой оравой слуг, бдительно, аки церберы, охранявших винный подвал, дорогу к которому я вспомнила быстрее, чем куда-либо еще. Там-то меня и взял в оборот благородный великий магистр ордена Башни, и как тогда, на переговорах, я решила отнестись к его словам с должной серьезностью, как советовали мне граф и супруг.

— «Например, рекомендательными письмами от маркиза Друнгхара».

— «Всего лишь местный вельможа, выбившийся к солнцу из-под земли» — кажется, это было грифоньим аналогом пословицы «из грязи – в князи», и я решила запомнить интересную поговорку, многое говорящую об этом народе.

— «Запиской хорошо знающего меня Армана дю Плези, графа де Куттона, своим слугам, любезно предоставляющего этот замок в мое пользование на время путешествия в Грифус, и обратно».

— «Бродяга, пускай и известный своими дуэлями и фрондой по отношению к королям» — брезгливо протянул грифон, глядя на письмо маэстро Высокого искусства – «Ты хорошо его знаешь?».

— «Он был моим учителем фехтования, пусть и недолго».

— «Однако ж…» — протянул с каким-то новым интересом взглянувший на меня гроссмейстер.

— «Ну, и письмо профессора алхимических наук Хуго фон Гриндофта, королевского алхимика, своему отцу, Килтусу фон Гриндофту Третьему» — с видом Германа я выложила на стол третий свиток, усмехнувшись от распиравшего меня желания победно крикнуть «Тройка! Семерка! Туз!», но сдержалась, ведь не все бы смогли понять всю соль этой сцены^[77] – «Он, кажется, у вас тут работает королем?».

— «Не юродствуй, и произноси с уважением титул монарха, которому сама помогла короноваться» — буркнул грифон, внимательно разглядывая печать на свитке, разворачивать который пока не решился, подергав за витую ниточку с большим куском сургуча – «И где же теперь наследный принц?».

— «Оттуда, где он поселился, его теперь и за уши не оттащишь!» — хохотнула я, удостоившись тяжелого, недоброго взгляда, напомнившего мне, сколько костей в организме пегаса, и как легко будет огромному грифону ломать их одну за другой – «Нет, серьезно! Мы звали его с собой, но он предпочел остаться, и исследовать останки чудовища, которое мы завалили».

— «И наверняка оно было большим и страшным».

— «Ну… Видали и побольше» — не обращая внимания на скепсис в голосе грифона, осторожно ответила я, передернувшись от мысли об Орзуммате, Великом Пожирателе, как назвал это создание Ворлдвайд – «Но я тут совсем не при чем! Это его охотники завалили, и муж – вон он сидит. Я просто рядом немножечко полетала».

По мордам Равикса и Графита ничего нельзя было прочесть, но я видела, как синхронно дернулись их копыта, словно уже смыкавшиеся на одной противной пятнистой шейке.

— «В общем, он выполняет свой долг, как отпрыск правящего дома» — туманно высказалась я, не желая трясти знакомством своим и фон Гриндофта-младшего, с охотниками на чудовищ. Кто знает, что об этом думают те, кого короли считали опорой Каменного Трона? – «А в довесок – вот вам список с послания короля, предписывающего мне отправляться в Грифоньи Королевства».

Выложив, словно козырь, последний клочок пергамента, я сделала ехидную мордочку хотя бы для того, чтобы досадить важничавщему риттеру, осмелившемуся допрашивать меня, словно бедную родственницу или какого-то проштрафившегося дамуазо. Словно на протяжении этой поездки не мы, а кто-то другой, отбивались от полчищ диковинных зверей, которых считали чудовищами, и чудовищ, оказавшимися просто зверями! Словно мы были просителями, пришедшими к порогу богатого аристократа, походя решавшего, отправить ли нас восвояси, или кинуть корочку хлеба! Эти мысли возникли и сформировались в моем сознании ужасно медленно, как мне казалось в тот миг, напоминая огнедышащую лаву, медленно и необоримо затапливавшую равнины, склоны, и противостоящую даже волнам бесконечного океана – я еще не знала, откуда они появлялись и куда уходили, но попросту вспыхнула, словно спичка, услышав очередной комментарий грифона о каком-то сомнительном свитке, появившемся у абсолютно сомнительной пони, которую он лично выкинул за порог своих королевств.

— «Эта бумага – она могла взяться откуда угодно. И даже если то была не ты, что была не тобой…» — я на мгновение выпала в осадок, услышав подобный речевой оборот, показавшийся мне калькой с какого-то другого языка. Возможно, и новогрифоньего, чьи гортанные звуки казались мне довольно приятными, словно курлыканье сытого голубя, но походили на полную тарабарщину – «…то у нее тоже было много бумаг, пусть и не писанных королем».

«В целом, он прав. Я бы никогда не доверилась кому-либо, не облеченному доверием Матери Ночи».

«Ненавижу этих задавак!»

«Правда? Интересно, смогла бы ты, использовав все свое остроумие, обаяние, или что там у тебя есть вместо них, заинтересовать хотя бы этого грифона? Не бойся, по нему видно, что в делах любовных у него воображение на уровне табуретки, поэтому трудно быть не должно. Ну, по крайней мере, любой дурочке, впервые увидевший достоинство жеребца — а вот для тебя это может оказаться непосильной задачей…».

«Слушай, угомонись, а! У меня ведь муж есть!» — буркнула я, помимо воли, окидывая сидевшего напротив грифона оценивающим взглядом. Не найдя в этом шкафу с антресолью ничего для себя интересного, я моргнула, и выбросила эти бредни из головы, стараясь не отвлекаться на издевательское похихикивание Найтингейл.

— «Раг! Ты меня вообще слышишь?» — вновь, и кажется, безуспешно воззвал ко мне грифон.

— «Я все слышу! И вообще, у вас там в Грифусе что, принято тыкать дамам?!» — вызверилась я, оглянувшись по сторонам в поисках чего-нибудь теплого, чем я смогла бы укрыться от понемногу крепчавшего сквознячка, уныло гудевшего в оконных щелях.

— «Дамам, конечно, не принято. Но это относится к дамам. А ты-то тут при чем?» — совершенно естественно изумился грифон, заставив меня злобно запыхтеть, словно наглотавшегося таблеток хомячишку – «При всех твоих несомненных достоинствах, в коих могли убедиться все те, кто встречал тебя на пути, твое подлое происхождение не дает тебе право называться дамой. По крайней мере, пока ты не решишь начать путь с ваза – самых низов, и понемногу, взмах за взмахом, поднимаясь все выше и выше. Но и тогда ты останешься просто выскочкой из низов, не лучше любого виноградаря или рыбака».

— «Та-ак…» — негромко, но зло протянул Графит, с прищуром глядя на важного грифона. Переведя взгляд на мужа, я увидела, как тот медленно поднимается из-за стола, бурно сопя раздувающимися ноздрями. Признаюсь, я никогда не думала, что носы пони – настолько сложный орган, и когда впервые увидела, как действуют их носовые ходы, под влиянием нагрузок или эмоций в несколько раз увеличиваясь в размерах, то еще долго приучала себя не таращиться на каждого встречного, и не пытаться каждую секунду щупать собственный нос. В отличие от вздыбившегося мужа, Кайлэн был спокоен, словно поньская версия эквестрийского Будды, и задумчиво изучал бросившего мне оскорбление грифона, будто и в самом деле пытаясь понять, что сподвигло того на подобного рода слова. Ситуация накалялась, но даже ощущая мгновенно вспыхнувший внутри меня порыв вбить этому грифону в глотку его же слова, я все же медлила, теряя драгоценные секунды на… На что-то. Что-то внутри, что остановило мой сиюминутный порыв. Что-то сродни сдержанному неодобрению – и поддержке, похожей на большую, теплую ладонь, погладившую меня по спине. Эхо из прошлого, похожее на голос, едва-едва доносящийся из невообразимой дали. Замерев, я вслушивалась не в слова, но в звуки и мысли, вихрем пронесшиеся у меня в голове – такие близкие, такие успокаивающие, похожие на освежающий глоток холодной воды, водопадом обрушивающийся на разгоряченную голову. Что значили все эти политические дрязги и придуманные кем-то там кодексы чести? Что значили оскорбительные слова, если они не могли оскорбить? Усмехнувшись такому подходу, я машинально потерла горевшую грудь, после чего попросту рассмеялась прямо в рожу внимательно глядевшему на меня грифону.

— «Дорогая, мне кажется, дети требуют твоего внимания!» — процедил сквозь зубы Графит, с недоумением зыркнув на мое крыло, дотянувшееся до него с другой половинки стола, по которому сиротливо раскатились важные документы – «Почему бы тебе с ними не погулять, пока мы говорим с этим господином?».

— «Ну, наверное потому, что тогда вы вцепитесь друг другу в глотки?» — предположила я, успокаивающе похлопав по груди супруга крылом – «Не обращай внимания на его манеры, дорогой. Это лишь недостаток воспитания, помноженный на наиподлейшее происхождение, только и всего. Думаю, нам стоит простить такой недостаток манер, ведь этот грифон еще может быть нам полезен – по крайней мере, как сопровождающий, о чем написал нам король. Надеюсь, он знает местные воздушные пути – мне не хотелось бы застрять еще в каком-нибудь замке, напоминающем самый настоящий курятник».

Последние слова я произнесла нарочито жеманно, словно завсегдатая модных кантерлотских салонов, еще не решившая что ей делать при виде жирного таракана, невесть какими путями оказавшегося в обители роскоши и гедонизма, заставив мужа поглядеть на меня совершенно безумными глазами. Лишь спустя пару долгих минут он наконец выдохнул, с гневом поглядев на высокомерно задравшего клюв грифона, неодобрительно качавшего головой. Вместе с ним, к нашему удивлению, покачал головой и Кайлэн, похоже, в чем-то солидарный с этим долбаным пернатым шахматистом, и даже если я чувствовала, что все это неспроста – в этот миг я попросту наплевала на все предчувствия и ощущения, желая продлить то состояние, в котором мне не нужно было думать о чем-то, переживать за последствия каждого своего действия, каждого вздоха. Да, я знала, что потом мне будет плохо, что я снова начну корить себя за все то, что увидела у себя на пути, и не смогла, не успела исправить. Ну а пока – я коротко дернула щекой, вызывающе уставившись в глаза магистру ордена Черных Башен.

— «Плохо. Хотя и не безнадежно» — высказался тот, взглянув отчего-то на графа Оактаунского, согласно кивнувшего на его слова. Эти двое вдруг показались мне старыми, умудренными интриганами, с грустью глядящими на юное поколение, пришедшее им на смену – «Но дело тут даже не в том, чтобы ответить площадной бранью на оскорбление или вызывающий тон, а в том, чтобы вовсе не оскорбляться. Иначе вы долго не протяните в Грифусе, став жертвой опытных бретеров, или поссорившись не с теми грифонами, с которыми ссориться можно и нужно. Найдется много желающих испытать вас на прочность, узнав, насколько крепкие у вас костяки, и ваши политические противники попросту сметут вас, смешав со всяким мусором и отребьем, наводнившим столицу наших прекрасных королевств».

— «Спасибо за то, что объяснили мне это» — проглотить обиду за сказанные слова оказалось не сложно, когда я поняла, что меня просто испытывали, и вполне возможно, что по требованию короля. Эдакая старческая забота, выраженная в совсем не деликатном выносе мозга, да еще и с помощью чужих лап – как это было знакомо! — «Но знаете, гроссмейстер, я вдруг поняла, что мне абсолютно плевать на то, что там подумают обо мне в Грифусе. Как посмотрит на меня дворянское сословие. Как встретит знать. Странно – я волновалась об этом, а сейчас, когда вы решили меня испытать, вдруг поняла, что страх и волнение куда-то ушли. Что все это не важно».

— «А что же тогда, по-вашему, важно?».

— «Вот это» — на стол осторожно опустились порядком помятые листы из скверной, дешевой бумаги. Рисунки рассыпались по столу, но мне вдруг показалось, что на его полированную поверхность опустились тяжелые плиты – «То, что ищет по ночам простых грифонов и пони. То, что гонит прочь всяких монстров, которые убегают от чудовищ еще чудовищнее, чем они. А не какая-то там грызня из-за власти или передела земель».

— «И ты собираешься все это остановить?» — пророкотал магистр ордена, разглядывая выложенные мной изображения ужаса, бродящего прямо под клювом тех, кто должен был от него защищать. Держа двумя коготками порядком измятые листы, он с изрядной долей скепсиса разглядывал то меня, то эти безмолвные свидетельства произошедших трагедий – «Одна? Или с помощью своих слуг?».

— «Посмотрим. Если благородное риттерство и ваза окажутся столь трусливы, что не решатся выступить против того, что таится в ночи…» — я бестрепетно встретила тяжелый взгляд огромного грифона, рывком забирая себе разлетевшиеся по столу листы. Что ж, не только он умел хамить, или вежливо оскорблять своего собеседника с целью узнать, как тот отреагирует, как будет выкручиваться, и какие слова будет искать для того, чтобы не опуститься в глазах того общества, что считало себя солью земли – «От того, как поведут себя те, кто провозглашает себя лучшей частью народа, будет зависеть и моя позиция как посла. В конце концов, я здесь лишь как проводник воли пославших меня принцесс, не так ли?».

Надеюсь, мне удалось хотя бы в малой мере повторить тот демонический смешок, которыми иногда любили баловать меня на миг приподнимавшие свои маски аликорны, заставив вздрогнуть всю эту банду, устроившуюся за столом.

«Правильно. Пугни их!» — неизвестно чему обрадовалась Найтингейл. Иногда она вела себя как юная, вздорная, боевая кобылка, показывавшаяся из-под маски умудренной и битой жизнью стервы, заставив меня задуматься над тем, что есть маска – и что есть носящие ее мы, добровольно прячущиеся под личиной, от которой страдаем, не в силах отказаться от искусственной кожи, понемногу заменившей родную? – «Не часто доводится вывести из себя этих гордецов!».

— «Предпочитаю вообще никого не пугать» — пробурчала я себе под нос, обратив внимание на перешептывающихся фестралов, едва слышно обменивавшихся тихими фразами. Они показались мне настолько похожими, словно сошедшие с одного и того же семейного портрета, что озадаченная этим зрелищем, я не сразу обратила внимание на одного из оруженосцев, быстро влетевшего в зал. Как и многие пегасы, грифоны предпочитали передвигаться на собственных крыльях, вися над полом, и опускаясь на землю тогда, когда количество ходящих по ней существ превышало количество тех, кто парил в небесах. Всегда держа клюв по ветру, грифоны жили в мире социальной иерархии, и в коридорах замка я часто могла убедиться, какой сложный танец из спусков и подъемов приходилось им выполнять, когда нужно было разминуться с тем или иным соотечественником, а то и целой их группой, состоящей из риттера, ваза и слуг. Если в центральной Эквестрии и Кантерлоте все заканчивалось демонстрацией вздернутых к небу носов, то здесь, в стране пернатых птицекошек, все было гораздо сложнее – но в то же время, более наполнено смыслом. Ощущение участия в каком-то грандиозном костюмированном спектакле не покидало меня все то время, что понадобилось нам, чтобы выскочить из-за стола, и вслед за вежливо, но нетерпеливо махнувшим нам гроссмейтером устремиться наружу, на опоясывающую замок-скалу крепостную стену.

Города, мимо которых мы пролетали впоследствии, были величественными, Твайлайт, и замок Куттон де Пре вполне соответствовал излюбленной архитектуре грифонов. Величественными были как огромные города-государства вроде Асгарда или Иглгарда, маячившие на горизонте, так и самые обычные городишки, выстроенным вокруг небольшой горы. Казалось, грифоны не строили здания – они просто стесывали саму гору, убирая все лишнее, и рождая на свет настоящие шедевры зодчества. Весь их облик казался одним огромным дворцом, в котором дома-комнаты многочисленными ярусами выступали из тела горы, острыми шпилями упираясь в самое небо, а немногочисленные, широкие дороги вели к массивным дверям, ведущим куда-то в тело исполинских городов-зданий, так непохожих на жилища пони. Замок Куттон де Пре, наследственное владение де Куттонов, во всем повторял облик больших городов, поэтому мой плевок, который я подарила голубям, рассевшимся на контрфорсах, пропал втуне, унесенный холодным ветром, взьерошившим мои едва просохшие после купания перья. Столпившиеся над воротами грифоны о чем-то возбужденно переговаривались гортанными голосами, но я и сама уже разглядела надвигавшуюся с востока непонятную темноту. Так выглядит шторм, подбирающийся к утлой посудине, и как при надвигающемся шторме, все вокруг нас замерло в тревожной неподвижности, прерываемой лишь холодными порывами ветра, бросавшего мне в глаза редкие пушистые снежинки, падавшие с затянутого хмурыми тучами неба.

— «Погодный патруль тут и не пролетал, как я погляжу» — хмыкнул Рэйн. Встав рядом с Графитом, чье дыхание я ощущала у себя за спиной, он так же, как и я, вглядывался в темноту, наползавшую из-за многочисленных, невысоких горных пиков – «Ну и чудеса. Кажется, надвигается гроза… Но я не вижу отблеска ливня, и туч. Словно вон там просто темнеет… И снова идет туман. Вон, видишь, как он струится по земле?».

— «Собирай наших!» — выдохнула я, на секунду вглядевшись в том направлении, что указывало пегасье крыло. Услышав наши возбужденные голоса, грифоны обернулись, и по их нервному, всклокоченному виду я поняла, что и они углядели недоброе в этой надвигающейся темноте – «Отправь тройку на разведку! Остальным – тревога, общий сбор в холле через десять минут!».

— «Сделаем» — кивнут Рэйн, огибая подходящего к нам грифона. Забавно, но имя этого важного и славного риттера раз за разом вылетало у меня из головы. А может, он никогда мне и не представлялся – кто знает, и за давностью лет, его деяния, титул и герб сохранили для нас лишь геральдические справочники и исторические труды, копаться в которых желания у меня не было, да и нет. Я предпочитаю помнить его таким, каким он запомнился мне в тот день – тяжелым, подтянутым, стремительным, на ходу подхватывающим у дамуазо свой любимый халберд, который с почтением и видимым глазу усилием таскали за ним сразу два оруженосца. Обозрев наш небольшой табунок, сгрудившийся на стене, он задумчиво пощелкал клювом, после чего величественно простер свою когтистую лапу, указывая на приближающуюся темноту.

— «Идет темнота. Как окогченный риттер, как гроссмейстер ордена Черной Башни, и как носитель славных фамильных и жалованных гербов, я поклялся королю защищать вас, посол. Но перед глазами неведомого, что идет на нас из земель Талоса, я настойчиво предлагаю вам улетать, сохранив свою жизнь и достоинство до того мига, когда они уже не будут нужны вашей стране» — твердо проговорил он одну из старинных формул, встречавшихся мне когда-то, давным-давно, в книгах, подобранных суровым дворецким принцесс. Или не мне, но Старику? Прошло всего несколько лет, а прошлое уже стиралось из памяти, превращаясь в раздробленное конфетти из воспоминаний, мыслей и чувств – «Оставленные мной на ферме риттеры еще не вернулись, и надежда на это крайне невелика».

— «Значит, нужно это остановить до того, как Мгла придет и сюда».

— «Честь риттера, честь гроссмейстера ордена покроется бесконечным позором, если вам будет нанесен хоть малейший урон, пока вы находитесь под моей защитой» — не согласился со мною грифон, выразительно глядя на графа Оактаунского, под шумок, вылезшего поглядеть, что за шум. Он безошибочно определил его как самого здравомыслящего среди всей нашей банды, и теперь обращался к нему, взывая к разуму пони, собравшихся на стене – «Ваша судьба лежит на западе, в великой столице Грифоньих Королевств. Мы же сделаем все, чтобы сдержать подступающее зло».

— «Тогда, по зрелому размышлению, наш долг велит нам… Остаться» — огорошил всех присутствующих, включая меня, фестрал. Вежливо поклонившись гроссмейстеру, он взглянул на нахмурившегося Графита, и тоже указал крылом на подбирающийся к нам мрак, вместе с туманом, затапливавшим соседнюю долину – «Ты чувствуешь?».

— «Да. Все, как вы говорили».

— «Тогда вспомни, чему я тебя учил» — ободряюще улыбнулся вельможа, поманив моего мужа вслед за собой. Проигнорировав мою беспокойно крутившуюся на месте тушку, они прошли мимо, и с озабоченными мордами скрылись в замке, оставив меня полоскаться на холодном ветру, смахивая с носа редкие, крупные, похожие на белоснежные перья, снежинки. Поглядев вместе со мной вслед удалившейся парочке, гроссмейстер недовольно выдохнул через нос, и скрипучим, пронзительным голосом принялся гонять своих дамуазо, по сути, делая что и я, и вскоре на стенах было уже не протолкнуться от сотни грифонов и пони, встревоженно взглядывавшихся через остатки машикулей в приближающуюся темноту. Набрякшее серыми тучами, небо клубилось на границе со Тьмой, наливаясь тревожащей чернотой. Порывы холодного ветра становились сильнее, заставляя меня ежиться и вздрагивать, пытаясь разглядеть улетевших разведчиков. Я понадеялась, что у Рэйна хватило ума не отправлять их в надвигающуюся темноту, дошедшую до глубокой, хотя и узкой речушки, где та остановилась, словно пытаясь нащупать несуществующий брод. Болезненно-зеленый, туман стелился по склонам холмов, накрывая виноградники и затапливая дороги, по которым стремился вперед, зажатый со всех сторон низкими каменными изгородями, подбираясь к замку, стоящему на холме, и я почувствовала неприятный, желчный привкус во рту когда сообразила, что сделает он с виноградом. Похоже, урожай этого года можно будет выбросить на помойку, и за одно только это можно было возненавидеть тот темный полог, что наползал на нас с востока.

— «Докладывай!» — буркнула я, испытав облегчение при виде трех точек, превратившихся в легионеров. Рванув откуда-то из-за замка, они отправились в сторону темноты, и покрутившись на ее границе, опрометью ломанулись назад, подлетев к краю стены. Вообще, ее сооружение казалось мне данью традиции, нежели осмысленным действом, ведь располагавшаяся за нами гора, истыканная многочисленными узкими окнами-бойницами, не располагала к длительным осадам, и я уже не раз морщилась, представляя, как должны были чувствовать себя оборонявшие замок грифоны, когда каждый выпущенный легионерами болт, не попавший в цель, звонко отскакивал от каменных стен прямо в спины защитников. Конечно, после удара о камень убить или ранить они не могли, но думаю, ощущения оставляли не самые лучшие. А если бы это было что-нибудь покрупнее?

— «Много ужасных зверей! То есть, чудовищ!» — выпалила кобыла, поминутно оглядываясь назад. Треща крыльями, она перекувырнулась на месте, и снова заплясала перед стеной, будто и вправду рвалась в бой с неизвестными существами – «Мэм, они ломают дома! Как галеты! Только камни летят!».

— «Поняла! Готовьте самострелы!» — что ж, похоже, судьба решила преподать мне урок, и окончательно в этом я убедилась, когда отправилась в замок на поиски родственников. Там я встретила мужа, после чего в полной мере ощутила, как чувствовал себя на моем месте Графит, когда уговаривал меня поберечь себя и жеребят, отправившись в безопасное место. Появившись в своем облачении стража вместе с сосредоточенно прищурившимся графом, он и слушать не захотел о том, чтобы я ему помогала, и согласился лишь на срочную эвакуацию меня, моей сводной сестры, и детей.

— «Поверь, мы справимся. Обязаны справиться!» — решительно прервал он мое горячечное бормотание, после чего мягко подтолкнул крылом к покоям, из которых обеспокоенно выглядывала Грасс – «Дорогая, и как ты собираешься мне помочь голышом, без брони? Разгонишь чудовищ розовыми элефантами, или силой своего оптимизма?».

— «Поколочу!».

— «Несомненно. Но потом. Я тебя тоже отшлепаю» — пообещал мне лохматый придурок, заставив залиться краской на глазах Грасс, голова которой тотчас же появилась в дверях – «Помнишь, что ты мне говорила? Теперь твоя очередь следить за своими близкими, поэтому ты пообещаешь мне никуда из замка не улетать».

— «Даже если на него нападут?» — словно между прочим, поинтересовался Кайлэн. Облокотившись на статую, он внимательно разглядывал какой-то выцветший гобелен у нас над головой, как всегда, нацепив на морду извечную мягкую полуулыбку фестральей Джоконды.

— «Ах, дискордов хвост… Хорошо! Обещай мне, что ты будешь защищать себя и детей, и не станешь бросаться на всяких чудовищ. Договорились?».

— «Грррр!».

— «Значит, договорились» — удовлетворенно кивнув, муж важно отчалил, рысцой почапав на выход, оставляя меня тихо беситься в покоях, отведенных для нашей семьи. Конечно, служба во дворце научила меня держать себя в копытах, и всегда сохранять безмятежность разума и спокойствие духа, поэтому даже за закрытыми дверьми я не уронила достоинства эквестрийского посла в глазах слуг, испуганно сновавших по коридорам.

А разлетевшийся о стену бюст какого-то грифона все равно мне никогда не нравился.

— «Снова бежим. Снова прячемся» — с усталостью и печалью проговорила Грасс. Ее взгляд раз за разом возвращался к узким окнам покоев, словно она ожидала увидеть там армии, подходящие к нашим стенам – «Когда-то я мечтала отправиться в путешествие вместе с кем-то, кто выполнял бы важное поручение наших принцесс. Или самой двинуться в путь, прихватив вагончик родителей. Но теперь, когда я увидела, что на самом деле представляют собой эти «приключения», о которых так красиво пишут в романах… Ох! Как ты думаешь – это наследие предков? Или что-то другое тянет нас в путь, даже если мы понимаем, что будет очень нелегко?».

— «Гены. И мир. Неисследованный, готовый принять нас» — улыбнулась я, привлекая к себе возбужденно скакавших детей. Краем глаза увидев Кавити, я кивнула ей в сторону родственников, призывая ее и еще трех кобыл из сотни Рэйна не толочься без дела в дверях, а приступать к возложенным на них обязанностям. Кто прислал их, Рэйн или муж, было вопросом чисто академическим, разбираться в котором мне было попросту лень, поэтому я принялась мерить покои шагами, раз за разом одергивая себя, оказываясь возле двери. Я знала, что если я выйду на стену, или хотя бы выгляну в коридор, то непременно окажусь возле своих товарищей, сражающихся с неведомым — без меня. Как им удалось так быстро, а главное, так легко задвинуть меня, оставив тут, в этих комнатах, в этой каменной коробке с низким потолком, дожидаться известий от сражавшихся с темнотой? – «И вообще, о каких ты приключениях говоришь? Мы снова несемся вперед, снося все заслоны, снова лупим по головам, и получаем в ответ — это же такая рутина!».

— «Ру… Рутина?!».

— «Угу. Очередной день из жизни глупых милитаристов» — потянувшись, вздохнула я, с неудовольствием ощущая как воздух гуляет по телу, каждая мышца которого желала ощутить на себе вес любого, даже самого завалящего доспеха – «Вот у героинь Эквестрии настоящие приключения. Когда Твайлайт и ее подруги рассказывают про них, у меня просто слезы наворачиваются на глаза от мысли о том, какой скучной бывает моя жизнь».

Зеленая земнопони молча глядела на меня очень большими и круглыми глазами.

— «Мы – это иммунный ответ тела на проникшую в него заразу. Враги – болезнь, а мы – лекарство. Белые кровяные тельца, способные лишь убивать, и ценой своей жизни защищающие других. Только и всего» — вздохнув, я совершила еще один круг по покоям, с интересом прислушиваясь к топоту, раздававшемуся из-за приоткрытых дверей. Неслышная походка или посвист полета слуг разительно отличалась от торопливого стаккато металлических накопытников легионеров, и я была уверена, что сумела бы отличить тяжелую, властную поступь грифоньих риттеров, или глухие, гулкие шлепки копыт своих офицеров. Однако ни тех, ни других пока не было слышно, а значит, все шло относительно хорошо… Или плохо – смотря что происходило вокруг замка.

— «Классно сказано, мэм!» — я поглядела на Кавити, но кажется, та не лукавила, и не пыталась при всех подлизаться в ответ на мою сумбурную речь – «Может, мы будем использовать эти слова, когда нас будут провоцировать всякие тупые и нетерпимые сам… Дураки?».

— «Даже нужно. Но если дураки, по странному совпадению, окажутся исключительно противоположного пола…».

— «Никак нет, мэм!».

— «Вот и хорошо» — на всякий случай буркнула я, заметив тот особенный блеск в глазах отпетой шаловливки, который возникал всякий раз, когда этим дочерям Дискорда удавалось завлечь в свои сети очередную невинную душу. Похоже, она считала, что битва за мою еще не проиграна, так что теперь мне явно следовало опасаться чего-то более изощренного, чем пролезшая в мою постель неугомонная Лиф – «Ох, как же невыносимо ждать! Эй, кто-нибудь! Поднимите уже свои ленивые жопы, и узнайте, как там у наших дела!».

— «Мэм, кентурион Рэйн обещал лично доложить вам, когда все закончится» — напряглась кобыла. Судя по лихорадочно забегавшим глазам, урок она усвоила, и не горела желанием снова оказаться между дувух огней непосредственного и вышестоящего начальников – «Прикажете отправиться мне?».

— «Нет. Будем ждать Рэйна» — что ж, я тоже умела учиться на собственных ошибках, что бы там не говорили посмеивающиеся надо мной аликорны, и решила не испытывать судьбу, слишком вольно обращаясь с выстроенный нами командной вертикалью – «Надеюсь, он знает что делает. Но blyad, как же это невыносимо – ждать!».

— «Вы это уже говорили, мэм».

— «Да, но мне все еще скучно. А давай я тебе разок в ухо дам?» — вновь забегав по комнате, и мало что не залезая по стенам на потолок, предложила я. Ощущение тревоги скрывалось за нарастающим возбуждением, и чем дальше, тем больше я ощущала себя жеребенком, мимо которого проносятся сверстники, бегущие к огромному парку аттракционов – «А за это целый маффин подарю. Потом».

— «Ээээ… Мэм?» — на всякий случай отступив к окну, Кавити вновь забегала глазами по сторонам. Кажется, она наконец сообразила, в какую ловушку загнала сама себя, очутившись в одной комнате со скучающим Легатом, и отчаянно искала выход, обнаружив его за окном, в которое вытаращилась, мгновенно позабыв даже о подбирающейся к ней пятнистой угрозе — «Ох! Мэм! Кажется, их это совсем не впечатлит!».

— «Кого это там еще не впечат… лит…» — выпендрилась было я, подбираясь к окну, но тотчас же поперхнувшись заготовленной фразой. Что ж, в чем-то эта изворотливая шаловливка все же была права, и при взгляде на приземистые, вытянутые тела, размерами превышающие иные повозки, я не смогла не признать, то скользящим в подступающем мраке существам и мое, и любое другое копыто, показалось бы разве что укусом некрупного комара. Извиваясь, словно жирные ящерицы, они появились из-за покрытого туманом холма, оставляя за собою ясно видимый след из потоптанной травы и виноградных кустов, змеившийся вслед за ними. Фронт темноты постепенно охватывал замок, и я не слишком-то удивилась, когда увидела, как одно из темных существ дернуло длинным, бугристым рылом, похожим на челюсти огромного крокодила, и походя развалило какие-то каменные домики, попавшиеся ей на пути.

— «Ого…» — пробормотал кто-то из легионеров, вместе с нами прилипнув к окну. Поднявшиеся от удара в воздух, камни веером полетели в сторону замка, поражая воображение собравшихся в комнате пегасов, благодаря своей особенности зрения видевших все это зрелище во всей его грозной красе – «Мэм, вы видели?! Оно же целый дом разнесло!».

— «Похоже, планы несколько изменились…» — нарочито медленно произнесла я. Раньше я бы занервничала, ощутив, как скрестились на мне взгляды всех, кто находился в покоях, но побывав в шкуре простого легионера, и постепенно поднимаясь все выше и выше, я уже привыкла, и почти неосознанно постаралась принять как можно более деловой и сосредоточенный вид. «В мирное время бегущий офицер вызывает лишь смех, а в военное – панику», поэтому я постаралась одним своим видом подбодрить занервшичавших подчиненных, пытаясь сообщить им то теплое возбуждение, что понемногу накапливалось где-то внутри – «Что ж, значит, будем их поприветствовать».

— «Скраппи! Ты обещала никуда отсюда не выходить!» — задергалась Грасс, похоже, как и все, пропустившая закрученный мною речевой оборот – «А как же… А как же мы?».

— «Не волнуйся. Мы вернемся через пару минут» — не моргнув глазом, соврала я, пристально разглядывая дальние холмы, очертания которых еще виднелись за пеленой наступавшего тумана. Его волны понемногу скрывали собой очертания сгоревшего замка, и чем дольше я смотрела на темную щепку полуразрушенного данжона, понемногу скрывшегося в темноте, тем интереснее становились мои мысли – «Не волнуйся, я оставлю с тобой пару наших. А мы просто сделаем пару кругов над долиной и поглядим, что это там вдруг произошло. Ну, и наших предупредим».

— «Правда?» — кажется, ей самой отчаянно хотелось в это верить.

— «Честное слово!» — обернувшись, я коротко обняла испуганную земнопони, как можно более убедительнее поглядев ей в глаза – «Я просто слетаю кое-куда, и сразу вернусь. Вот увидишь – все будет тихо и мирно. Никто даже и не заметит, поверь».

— «ИИИИИИИХХАААААА!» — завизжала я, от восторга выбивая передними копытами барабанную дробь на затылке огромного мегалорфина, тряской рысцой топотавшего по ровным рядам виноградной лозы. Защищенный на макушке помпоном из жесткой, курчавой шерсти, он не обратил ни малейшего внимания на этот перфоманс, и поведя рогатой башкой, уверенно двинулся мимо замка, в сторону вихляющих черных существ, поспешно сматывавшихся в направлении темной завесы, подступившей к самым стенам – «Дави их, Крикет! Намотаем скотов на рога!».

— «Он не похож на сверчка^[78]» — заявил кто-то из легионеров у меня за спиной. Щелкнув, самострел послал болт в полумрак, опустившийся на долину, и одна из скакавших к нам теней покачнулась, и через несколько прыжков покатилась по истоптанной, перепаханной ногами гигантов земле – «Скорее на кузнечика, или кита».

— «Командир сказала «сверчок» — значит, сверчок. И никаких китов и кузнечиков! Понял?» — заорала летевшая рядом Кавити. На нее самострела не хватило, поэтому она сновала вдоль стада четвероногих гигантов, и ее длинная эспада исправно обагрялась зеленовато-желтой субстанцией, вонзаясь в спины и бока гончих мглы – «Мэм, вон они! Уходят налево!».

— «Я им уйду! Я им сейчас уйду!» — зарычала я, пинками по длинным ушам поворачивая свой сухопутный корабль в сторону скотских рептилий, вознамеривших завернуть на и без того порядком пострадавшие виноградники де Куттона. От мысли о том, что разгневанный тем разорением, которое учинила его худшая ученица, он абсолютно точно лишит меня как и без того немногочисленных уроков, так и своего домашнего вина, в моей груди снова вспыхнул недобрый огонь, заставивший «надавить на педали», подгоняя покачивавшуюся под нами зверюгу. Шестиногие существа, которых я, недолго думая, обозвала таззаргонами (на самом деле, вначале название было немного другое, но услышав его, Грасс решила завалиться в обморок, на радость неугомонным детишкам, тотчас же принявшимся скандировать на все лады вырвавшиеся у матери слова), совершенно не обращали внимания на крутившихся над ними грифонов, и только появление нашей тяжелой кавалерии в виде маленького стада мегалорфинов заставило их отступить от стен замка, к которым они уже примеривались своими зубастыми пастями с невероятно вытянутыми челюстями. Похожие на шестилапых крокодилов, они очень резво бегали по земле, но даже мощные шеи и челюсти, способные перегрызать сами камни, ничем не могли им помочь против таранных ударов костистых рогов. Не знаю, были ли у этих чудовищ какие-то счеты между друг другом, или же подступавшая Мгла разродилась невиданными существами, еще не встречавшимися ни в этом мире, ни в том – но Крикет продемонстрировал похвальную сноровку, когда набежав, мотнул своей огромной и плоской башкой, накалывая на рог одну из этих рептилилий, после чего, наступив ногами на извивающийся хвост, с отвратительным, мясистым хрустом попросту разорвал ее пополам, вызвав бурю восторга у своих седоков. Топоча большими ногами, хозяин стада погнался вслед за остальными, не нуждаясь ни в понуканиях, ни в дороге, и мне оставалось лишь понадеяться, что все жители окрестных домов успели спрятаться в замке, ведь здоровенные конечности мегалорфина с одинаковой легкостью разваливали изгороди, низкие каменные заборчики, и даже попадавшиеся на дороге дома, сложенные из крупных камней. Попытки разбежаться и атаковать с разных сторон, растащив ощетинившееся рогами стадо пресекли уже мы, осыпав слишком умных чудовищ болтами, некоторые из которых все же нашли свою дорожку в плотной черной чешуе, заставив замешкаться монстров, один за другим, попадаших под колонны топтавших их ног. Потеряв еще нескольких тварей, таззаргоны бросились прочь, поэтому наше появление на поле боя вышло донельзя триумфальным, ознаменовавшись долгими, унылыми звуками мегалорфинов, похожими на нытье страдающего несварением кита. Привстав на спине покачивавшегося гиганта, я обозрела поле боя, после чего снова пнула своего скакуна, недовольно задвигавшего ушами, и погнала его вокруг холма, топча стелившихся по склону гончих мглы, стремившихся добраться до окопавшихся на его вершине грифонов. Облаченные в кольчужные доспехи, они с попеременным успехом орудовали своими халбердами, вынося одну за другой гончих мглы, но с шестилапыми кроколисками воевать не решались, ограничиваясь наскоками с воздуха, во время которых пытались сократить количество крючковатых их лап. Гроссмейстер, вместе с прибывшим к нему на помощь отрядом, удерживал крошечный домик на вершине холма – свалив вместе несколько телег, они устроили импровизированные баррикады, и сдерживали подбиравшихся к ним гончих, вызывая таззаргонов на бой.

Признаюсь, этот глубокий стратегический замысел я так до конца и не поняла.

«Интересно, и что бы значило это странное слово?».

«А я и сама не знаю!» — гордо ответила про себя я, заставив свою бесплотную попутчицу испустить тихий, отчаянный вздох существа, полностью разочаровавшегося в жизни. Опуская и поднимая рогатую башку, мегалорфин давил и бодал гончих мглы, не успевших убраться у него из-под копыт, ничуть не беспокоясь об улизнувших, ведь те, кто успевал отскочить, убравшись с пути несущегося гиганта, попадали под ноги следовавшего за ним стада, выстоившегося в узкий клин за своим вожаком. К шестилапым чудовищам они не совались, с тревожными стонами обегая крокодилоподобных монстров по широкой дуге, но я заметила, что случайно или нарочно, гул от топота многочисленных ног сбивал рептилоидов с толку, позволяя живому тарану атаковать дезориентированных жертв.

«Этой фразой, милочка, можно описать все те звуки, которые ты обычно издаешь своим ртом».

«А ты… А ты…» — повернувшийся к нам таззаргон хлестнул туда-сюда своим толстым и длинным хвостом, ощерив длинную пасть, ощетинившуюся сталактитами и сталагмитами длинных, конусообразных зубов. Их внешний вид привлек мое внимание даже в полумраке, наброшенном на долину, и я решила забрать себе несколько для того, чтобы позже, как можно более пристальнее, их изучить, послав потом с Равиксом профессору Хаго.

«Соберись! Не время думать о привлекательных жеребцах!».

«Ты серьезно считаешь его привлекательным?!» — не поверила я. Пока мой скакун тряс лохматой башкой, поводил внушительными рогами, и вообще, всячески демонстрировал последнему из оставшихся в живых таззаргону, что его судьба уже почти решена, я приподнялась на шее мегалорфина, обозрела окопавшихся на холме, пытаясь отыскать глазами серого земнопони, ловко исчезнувшего перед самым наступлением Мглы – «Грубый, наглый, невоспитанный хам!».

«Если это говоришь ты, моя дорогая, то значит, что так не понравившися тебе жеребец умен, обаятелен, и знает себе цену, не поддаваясь на сопливое обаяние подростка, никак не желающего взрослеть» — хмыкнула тень древней фестралки, снова напоминая, какой же язвой при жизни она, вероятно, была. Впрочем, волновалась я и вправду напрасно, и белогривый земнопони обнаружился на холме, в компании грифонов и грифин, отбивавших атаки многочисленных гончих мглы, бесшумно скользивших среди широких проплешин, остававшихся на темной земле. На моих глазах он вскочил на одну из телег, и почти акробатическим пируэтом ушел от прыжка двух черных тел, в полете, несколько раз крутанувшись вокруг своей оси, нарезая в фарш пролетевших мимо чудовищ не хуже вертолетного винта. Подобный фокус я видела впервые, и остолбенев, пришла в себя лишь благодаря нижней челюсти, звонко хлопнувшей меня по ногам.

«Ну разве он не красавчик, а?».

«Эй, хватит меня склонять к… Ко всякому!» — надеюсь, что моих покрасневших шеи и щек было не видно в сером, мутном полумраке. Наконец, все формальности были соблюдены, и Крикет ударил передними ногами по загудевшей земле, расплескивая волны тумана, заставив меня вновь ухватиться за шерстяной помпон на голове. Просвистевшая где-то сверху пара фестралов обожгла меня взглядом светящихся глаз, и снова усвистала куда-то во мрак, по направлению к черной завесе, словно театральный занавес, надвигавшейся на нас из-за реки – «У меня муж есть, и дети!».

«Ох, милочка! Не льсти себе, будь добра. Этот кусочек явно не для тебя».

— «Вперед!» — покраснев еще больше, я выхватила меч, и почти театрально взмахнула свистнувшим Фрегорахом, указывая им на шестилапую тварь, с гулким, едва слышным рычанием бесновавшуюся на земле – «Подвези меня поближе – я хочу поразить его своим мечом!».

«О, Мать Ночи! Что ты несешь?!».

— «А что? Получилось достаточно героично» — хмыкнула я, услышав за спиной хлопки приутихших было самострелов. Решив, что мои героические вопли относятся и к ним, пегасы удвоили усилия по сокращению и без того крайне скудных запасов болтов, с трудом удерживаясь на спине беспокойно задвигавшегося существа. Посчитав, что последний шестилап является вызовом именно ему, Крикет зачем-то решил сойтись с ним вплотную, и теперь лупил ногами по земле, словно пытаясь перевернуть извивавшуюся перед ним тварь, довольно ловко действуя при этом рогами. Защитники холма разразились громкими криками, когда ему наконец удалось подцепить кончиком рога одну из кривых, когтистых лап, подбросив в воздух нелепо задергавшееся тело, и кажется, даже не догадывались о том, как чувствовали себя те, кто болтались, словно тряпочки, на спине одного из сражающихся гигантов. Промелькнувшая где-то сбоку, Кавити набросилась было на шестилапого крока, чье брюхо на миг оказалось повернутым к небу, но едва успела уйти в сторону, спасаясь от молотящего по воздуху хвоста, после чего решила не испытывать судьбу, и вновь принялась кружиться над стадом.

Мне показалось, или ее эспада выглядела как-то не так?

Все же сила и напор победили. Рванувшись вперед, Крикет опустил огромную, длинную ногу прямо на хлопнувшую рядом с ней пасть, и уже не опасаясь задергавшегося, засучившего всеми лапами и телом врага, принялся топтаться на нем, с хрустом ломая кости черного существа. Вскоре все было кончено, и окружившее нас стадо снова пристроилось за вожаком, которого я одобрительно потрепала за длинные уши, что-то радостно голося. Однако бой еще не был закончен, и пусть мы смогли разорвать, растоптать и отбросить всех шестилапых зверей, с другого берега узкой, глубокой реки на нас продолжала накатываться темнота, из которой валили все новые и новые гончие мглы, грациозными скачками летевшие вдоль рядов виноградной лозы.

— «Вперед, Крикет!» — завопила я, вновь безо всякого смысла потрясая мечом, словно полковой комиссар, взмахами сабли придающий твердость духа дрогнувшим скаутам города-государства востока. Прервав удовлетворенные вздохи-нытье, с которыми восторженные самки слоно-жирафо-носорогов окружили своего вожака, я вновь напинала по ушам этот дом на длинных и толстеньких ножках, заставив его с недовольным бурчанием развернуться навстречу врагу – «А ну, съебались в ужасе, твари позорные! Сейчас я вам распечатаю коробку звездюлей!».

Увы, против быстрых и подвижных созданий, мегалорфины были бесполезны. Перемещаясь изящными скачками, гончие мглы легко уходили от ударов огромных рогов, проскальзывали между колоннообразными ногами удивительных существ, и даже имели наглость запрыгивать им на бока в попытках выгрызть кусок мяса побольше. К счастью, порхавшие до того вокруг нас без особого смысла, легионеры принялись деятельно пресекать эти попытки, в пикировании вонзая короткие копья в жадные пасти, и насквозь пробивая черные, блестящие в полумраке тела. Кое-кто даже попытался приземлиться на спины другим мегалорфинам, но быстро оставили эту затею, едва не оказавшись под ногами нисколько не одобривших эту затею существ.

В конце концов, они были монстрами, как говорил Равикс, пусть и изменившимися под влиянием магии этого мира.

И тем удивительнее было то, что огромный Сверчок, как я обозвала своего скакуна, позволял мне командовать им, безропотно снося все мои требования и команды, осмеливаясь выражать свое недовольство лишь тяжелыми вздохами и унылым нытьем, заменявшим, похоже, им самую речь. Это было странно, волнующе и удивительно – управлять этим сухопутным линкором, и даже во время горячего боя с огромной стаей черных существ я нашла время задуматься, как бы выглядела прогулка на спинах этих чудовищ, неспешно бредущих по изумрудным лугам, неся на спине меня и мое семейство в сторону далекого моря. Удовлетворенно вздохнув, я отложила эту идею на будущее, решив чуть попозже озадачить компетентных пони или даже принцесс настоящим названием этих чудовищ, а тем временем, мне оставалось только крутиться на шее тяжело топотавшего слоно-жирафо-носорогопотама, криками и взмахами меча указывая своим подчиненным наиболее наглых представителей неведомых существ, зачем-то рвущихся прямо к холму. Ну не могло же их так возбуждать какое-то там черное знамя с изображенным на нем белым контуром башни, и длинное, золоченое древко, вместо острия, украшенное шикарным потиром^[79]? Однако именно на холм лезла почти половина черных тварей, в то время как остальные набрасывались на тревожно стонавших мегалорфинов, и пользуясь тем, что у легионеров стали заканчиваться болты, вскакивали на самые их бока, пытаясь отбить от клина то одно, то другое чудовище, и даже добраться до седоков. Все больше и больше легионеров начало подниматься со стен, кружа над полуразрушенными зубцами машикул, в полете посылая один болт за другим в лезущих на стены тварей. Повинуясь моим пинкам, Крикет устало заныл, и тяжело бухая колоннообразными конечностями, потопал вдоль замка, неохотно мотая рогатой башкой, скорее для устрашения, нежели на самом деле решив поднять на рога ловко отпрыгивающих тварей. Не все из них успели убраться с нашего пути, и многие нашли свой конец под ногами топочущего за нами стада, по широкой дуге пробежавшего вокруг замка, вслед за своим вожаком. Увы, какого-то особенного эффекта это не принесло, и вернувшись туда, откуда мы начали этот забег, я махнула крылом, подзывая к себе Кавити для того, чтобы отдать приказ об эвакуации замка. Удержать его мы не могли, да и не стали бы этого делать, рискуя оказаться погребенными под пеленой мрака. С трудом перескочив через реку, темный полог неуклонно наползал на нас, понемногу поглощая увитые лозами склоны холма, и нам вновь предстояло бежать, спасаясь от многочисленных порождений темноты.

Вот только куда можно было убежать от этой всепожирающей Тьмы?

Две звезды родились на затянутом темнотой небосклоне, падая с лишенных света небес. Сходясь перед пологом Тьмы, одна из них мерцала, то разгораясь то вновь уверенно вспыхивая подобно второй, твердо и ясно горевшей на всем пути до земли. Там они сошлись, и в ослепительной вспышке столкнулись, рванувшись к распахнувшимся небесам.

Да, небо раскрылось, как раскрывается бутон цветка. Темно-фиолетовая до черноты роза, лепестки которой напомнили мне о старом земнопони, протирающем стаканы в прекрасном готическом храме чревоугодия, и на секунду, мне показалось что я даже ощутила коснувшийся ноздрей густой аромат вставленного в петлицу бутона. Затканное мраком, похожим на чадный угар, на повисшую в воздухе, почти не осязаемую угольную пыль, оно распахнулось во всю свою необъятную ширь, обрушивая на нас свою бесконечность, наполненную мириадами звезд. Непередаваемая громада луны поднималась в наполненное ими небо, и я поняла, что вскрикнула, подаваясь назад, подаваясь под напором ночного светила, чье сияние давило подобно бетонной плите. Оно было нисколь не похоже на мощный, ровный жар солнца, способного растопить черный лед, вновь старавшийся заморозить внутри меня что-то очень дорогое и важное, но в этот миг, молочно-белое сияние было ничуть не слабее лучей своего дневного собрата, заставляя нависавшую над нами Тьму разойтись. С оглушительным треском разрывая себя на лохмотья, падавшие и рассыпавшиеся пеплом на пути к засеребрившейся земле, мгла уползала, трусливо шипя и не принимая боя, распадаясь на части под разгневанным оком луны. Белый диск ее, лишенный того мрачного символа, что говорил посвященным о заточенном на ней аликорне, был нереально, непредставимо огромным, занимая четвертую часть небес, и окруженный звездами, загадочно взирал на нас — оглушенных, испуганных, пораженных до глубины души развернувшейся схваткой гигантов, в которой мы были не более чем муравьями. Часть звезд двигалась, и пересекая диск ночного светила, превращались в темные точки, танцующие в свете своей повелительницы. Сохраняя правильный строй, они двигались вместе с нею, в то время как новые и новые звезды начинали падать с небес, серебристыми искрами прошивая удирающий мрак.

— «Матерь ночи...» — пораженно пробормотал кто-то позади меня, но я не обратила внимания на ошарашенных подчиненных, окончательно добитых творящимся вокруг светопреставлением. Казалось бы, жившие в мире магии, пони должны были спокойнее, чем я, реагировать на подобные битвы умопомрачительных сил, а вот поди ж ты… Что ж, разбаловала их Селестия, превратив магию в почти бытовую услугу, доступную практически всем. Что и говорить, если даже единороги могли прожить спокойную, мирную жизнь, довольствуясь общим образованием, и спокойно перебиваясь телекинезом, светом, и прочими маленькими фокусами, похожими на отвертку или фонарь. Что ж, возможно, все это было не просто так, и принцессы решили расшевелить свое спокойное, теплое, загнивающее болотце…

Вот только мне очень нравилось, как оно там «гнило».

Что ж, живым богиням и повелительницам было виднее, а пока — нам предстояло покориться их строгим речениям, и идти вперед, оседлав эту беззвучную звездную бурю. Свет луны гремел с небес, отзываясь в моем теле едва заметной дрожью, вторящей неслышному перезвону порхающих звезд, преследовавших отступашую тьму. Раскрыв пошире затосковавшие по открытому воздуху крылья, я согнала со спины испуганно скулившего Крикета обалдело таращившихся в небо бойцов, и сама спорхнула с бросившегося прочь слонопотама, с комичной поспешностью ломанувшегося куда-то вдаль, в виноградники, вместе со своим стадом стремясь уйти подальше от страшного света луны. Забавно, что солнечный свет их нимало не беспокоил, но я решила, что эта тайна достойна остаться неразгаданной, как перчинка, присутствующая в блюде, но еще не попавшая на язык. Фестралы — а кто еще мог выписывать восторженные кренделя, купаясь в молочной дымке ночного светила? — вновь выстроились в небе рядами, образовав какой-то сложный и незнакомый мне глиф, отчего замедлившаяся было Тьма вновь дернулась, и принялась все быстрее отступать прочь, за реку, словно испуганные мегалорфины, стремясь скрыться, оставляя растворяюшиеся в воздухе клочья подранной шкуры. Собрав наконец обалдевших в край подопечных, я пронеслась вместе с ними над разрушенными укреплениями на холме, постаравшись как ни в чем не бывало отсалютовать собравшимся на них грифонам и пони, повела легионеров вперед — на восток. Туда, где еще клубились последние клочья тумана, никак не желавшие уходить, освобождая эти суровые горные земли от зла, что пришло вместе с ним. Туда, где завеса мрака еще сопротивлялась настигающим ее фестралам. Туда, где блестели редкие огоньки, безмолвной просьбой о помощи восставая из темноты. Мы могли улететь — но я не могла развернуться, и бросив все, вновь отправиться в мир светских раутов, ядовитых мыслей и лживых речей, сопровождающих неискренние переговоры. Здесь гибли живые существа, здесь гончие тьмы приходили с туманом, а по ночам ужасные мимики проникали в дома, питаясь ужасом и плотью ни в чем не повинных грифонов. Здесь Тьма просачивалась в умы и души, стараясь поглотить эти земли, превратив их в огромное озеро темноты — как могла я вернуться обратно?

Нам всем предстояла нелегкая работа, но теперь мы знали, что надежда не умерла. Знала это и я, а теперь — даже те, кто опустил свои крылья и лапы, кто сам убедился, что помощь пришла, и достаточно просто выстоять для того, чтобы победить. Это была нелегкая доля, тяжелое испытание, и черная, возможно, даже неблагодарная работа для нас, пришедших с ласкового, безопасного, надежного юга…

Но кто-то должен был доделать ее до конца.

После этот бой назовут «победой при Обербуа» — по названию речки, а не замка, прочно вошедшего в историю грифонов как «Явление Матери Ночи при Кон де Пре». Были и другие бои – трехдневная осада Мглистой Долины, закончившаяся прибытием целой сотни стражей под командованием Медоу и Фролика – двух оставшихся ликторов Госпожи, вновь распахнувших небеса для гневного ока луны. Вцепившись копытами и зубами, клювами и лапами в тот перевал, мы отстояли узкий проход среди гор, стянув на себя, наверное, всех чудовищ, которые могла только бросить на нас Мгла. И каждый раз я чувствовала, что это еще не конец, что где-то еще таится последний, самый огромный из трех червей, известный по древним преданиям как Орзуммат. Великий Пожиратель прочно занял место в моих снах, но теперь, вместо оглушающей пустоты, его песни встречала лишь злоба, словно огнедышащая лава, кипевшая у меня в душе, заставляя того страдальчески петь из темноты, наполненной тысячью глаз гнилостно-зеленого цвета. Бегущие беженцы, вымершие поселения, залитые туманом долины с опустевшими лугами и виноградниками встречали нас на нашем пути до марки Дерхауз, где мы и остановились, взирая на море темноты, разливавшееся на востоке, до темной горы, неприступным бастионом возвышавшейся на горизонте. Кое-где еще блестели, словно звезды во мгле, огни каменных городов, выраставших из волн туманного моря, но помочь мы им в тот момент не могли, что печалило не только меня, но и стоявшего рядом грифона, чей гордый профиль определенно был достоин того, чтобы увековечиться в бронзе или граните.

Правда, после закончившейся войны, легионеры считали, что грифоны и сами по себе неплохо смотрелись бы на древках наших штандартов.

— «Нам понадобятся все силы для того, чтобы привести эти земли обратно, под владычество Каменного Трона» — вместе со мной, Графитом и графом, глядя на бесконечные сумерки, заявил гроссмейстер. Расположившись лагерем на открытом всем ветрам плато, мы смотрели в темноту, которую не могли рассеять лучи заходящего солнца, и понимали, какой каплей в море был наш отряд, к которому присоединились риттеры из других орденов, дружественных Черным Башням, вместе с нами пришедшие сюда, на границу относительно безопасных земель.

— «Грифоны не готовы?».

— «Нет должного единства» — нехотя признал гроссмейстер, поглаживая свой халберд. Огромная секира, полыхавшая синим пламенем в каждом бою, собрала внушительную жатву порождений врага – «Ты и сама это знаешь».

— «Это и значит быть не готовыми» — вздохнула я. Признаться, за время этой поездки те опасения, что вложила в меня принцесса, несколько поблекли, и я с определенной уверенностью могла бы сказать, что в ближайшие годы грифоны вряд ли могли бы собрать против нас хоть какое-то войска, о чем честно собиралась ей сообщить. Но увы, послать с письмом было некого – по большей части из-за огромного расстояния, которое потребовалось бы преодолеть, да и опасения, что за это время новости уже устареют. Но все чаще меня посещала та мысль, что как молния, возникла во время самого первого проявления силы Луны – и все чаще я начинала думать о том, так ли уж опасалась грифонов старшая из двух сестер, посылая к ним Первую Ученицу своей любимой сестры.

«Я сделаю для нее все, что могу, и даже больше» — эти слова, сказанные во время одного из кризисов в жизни Луны, когда мы, я и Селестия, по-разному, но сообща, пытались вытащить Луну из нараставшей депрессии, все больше казались мне не случайными, и в свете происходящего, наполненными зловещим смыслом – особенно при виде грифонов, которые массово и открыто принялись добавлять к своим гербам самые разные украшения в виде полумесяца, вписанного в луну. Галуны и серебряные бляхи, цепи и медальоны, и даже навершия штандартов – каждый из тех, кто был с нами в этом коротком походе, обзавелся отличительным знаком, говорящем о его принадлежности к свершившемуся чуду. Как оказалось, грифоны были теми еще гордецами, а уж получив такой замечательный повод, да еще и с откровенно эзотерическим душком, мгновенно получили возможность выделиться среди сородичей, задрав клюв едва ли не до самой луны. Плохо было то, что какая-то сволочь (Здоровенная, лохматая, бородатая, черная сволочь!) любезно сообщила им, какой умозрительный и ничего не значащий титул носила у себя на родине находящяся среди них дама посол, и уже через несколько дней ко мне приперлась целая делегация, в ультимативной форме потребовав исчерпывающих ответов о том, какими обрядами и приношениями им почитать мою повелительницу, которую они решили возвести в ранг то ли наперсницы, то ли соперницы, то ли любовницы Хрурта, чья сила прекрасно дополняла сказания о древнем полубоге грифонов. Заодно мне предложили если не возглавить, то уж точно вступить в несколько культов, которые они, по привычке, сразу же обозвали орденами. Светские и военные, они носили самые разные названия, в очередной раз доказав, что фантазия у пернатых птицекошек не уступает понячьей, и вскоре в моих глазах начало рябить от вычурных и громогласных названий. «Ночные стражники», «Осененные Звездами», «Звездные Странники» (Это название я полностью одобрила), и даже «Дозорные Полной Луны» (я долго каталась от смеха, представив, что сделает с этими шутниками узнавшая об этом названии Госпожа^[80]), и прочие, и прочие, и прочие – все они хотели знать, как почтить ту, что дала им надежду, и силой своей доказала могущество, которому можно и нужно служить. Не в том ли был иезуитски-коварный план белого аликорна? При одной только мысли об этом меня охватывал страх, когда я пыталась представить себе года и десятилетия, прошедшие с той поры, как это странное, непередаваемо прекрасное существо задумало возвращение любимой сестры. А может, это были века? Случайно найденная тобою книга, Твайлайт, написанная сотни лет назад одной из учениц Божественной. Случайно собравшаяся в одном городке группа пони, случайно оказавшихся носителями качеств, необходимых для активации артефакта, случайно оказавшегося в замке, случайно расположенного неподалеку от захолустного городка. Случайно найденный Графитом дневник, случайно написанный древним единорогом, по чистой случайности оказавшимся учителем божественных принцесс… Круг замыкался, и я чувствовала себя песчинкой в бесконечном водовороте, изо всех сил уворачиваясь от прямых ответов, и очень мило, по мнению окружавших меня долбанных шаловливок, краснея при упоминании о покровительнице чувственных ласк, которой считали младшую из двух аликорнов.

Интересно, и почему это вдруг они вспомнили про этот замечательный факт?

В общем, мне удалось убедить этих проклятых сектантов в том, что любые их ритуалы будут благосклонно приняты повелительницей ночи, а в последствии и к единообразию можно будет прийти – когда, конечно же, будут написаны должным образом священные книги. При упоминании последних я тут же смоталась, и долго пряталась под одеялом, затравленно рыча на любого, кто пытался вытащить меня из-под него, служа объектом подколок со стороны семьи и легионеров все дни, которые мы провели в дороге назад.

Но это дало мне возможность не только осмыслить и записать все произошедшее, но и почитать ваш подарок, Твайлайт, чуть приоткрывший мне завесу тайны над делишками единорогов.

Как писал сам Старсвирл в своем легендарном фолианте «De artis Magicae»: «Существует три предела могуществу чародея. Первый из них духовный — сколько энергии Творения из окружающего Мирового Эфира сможет он вместить в душу свою для необходимой цели. Второй — физический. Выдержит ли его тело манипуляцию с таким количеством энергии? Третий же, но лишь по счету, а не по важности — понимание. Понимает ли чародей, что делает? Понимает ли, как осуществляется им задуманное?». При более внимательном изучении, и во вменяемом состоянии, я все больше и больше убеждалась в том, что писался ваш подарок для меня, или подобных мне существ. Несмотря на обилие текста, я все чаще ловила себя на мысли о том, что в нем отсутствует какая-либо конкретика, когда дело доходило до формул, или конкретного описания магических практик. Даже в той части, которую писала ты, Твайлайт, все формулы были заменены их пространными описаниями, в которых обозначения заменялись ворохом слов, или описанием выражаемых ими эффектов. Да, я тупая кобыла, подруга, но беда именно в том, что я неплохо знающая тебя тупая кобыла, и быстро уцепилась взглядом за это несоответствие, натолкнувшее меня на нехорошие подозрения. Ну, а когда я углубилась в каллиграфическую красоту записей Луны, эти подозрения стали уверенность, ведь ее отрывки были лишены конкретики вообще! Описывая непередаваемую красоту невидимого прочими мира, краски которого могли созерцать лишь обладавшие рогом, ее записи контрастировали с суховатостью твоих выкладок, но и в одном, и в другом случае, вы описывали что именно могла ваша магия, но ни словом не упоминали о том, как именно это можно было бы сделать. Созданная для ознакомления и введения непосвященного в мир магии, она уносила меня в полет, повествуя о недоступных другим чудесах, напоминая то ли прекрасную сказку, то ли наркоманский трип обдолбанного физика-ядерщика, начитавшегося на ночь постулатов квантовой механики и теории струн. Но даже старательно выхолащивая и продумывая свой текст, вы не учли того, что сам язык ваш, рожденный обладающими магией существами, волей-неволей вас предавал, и наталкиваясь тут и там на заинтересовавшие меня обороты, я окончательно убедилась в том, что вы всеми силами пытались от меня скрыть, тут и там вылавливая из волн словес раз за разом царапавшие мой взгляд слова.

Единороги могли видеть магию.

«При первом взгляде...», «Если рассмотреть заклинания более пристально, станет ясно, что…» — увидев однажды слово «вязь», я все чаще и чаще складывала в голове кусочки головоломки, мозаики, пазла, который вы создали из книги для глупой пегаски. Похоже, что под этим словом скрывалось множество способов направлять свои внутренние силы на достижение определенного результата, каждый из которых представлял из себя определенную последовательность заклинаний, каждое из которых взаимодействовало с предыдущим и последующим, в особо запутанных случаях, являясь составной частью каждого из них. Придя однажды к этой мысли, я долго лежала, вглядываясь в темноту, шелестевшую дыханием спящих спутников, понемногу догадавшись, что именно напоминает мне это слово. Компьютерный код. Белковую последовательность. Теорию фракталов. Меньшее, являющееся частью большего, объединенные в определенной последовательности части которого могли создавать совершенно новые и неожиданные комбинации эффектов и сил. И часто по одному только виду остаточных следов от примененной магии можно было понять, что делал единорог, какими силами он оперировал, и именно по сложности, ритмичности и взаимодействию друг с другом частей заклинания разглядеть своеобразный почерк работавшего с магией существа. «Фарифаранская вязь» — всплыло у меня в голове услышанное когда-то слово. Кажется, именно ее использовала когда-то мать? Что ж, обдумав эту мысль, я с сожалением убедилась, что даже не откажись я от того бесценного дара, которым одарили меня аликорны, я никогда не стала бы магом, ведь это искусство было сродни высшей математике, требовавшей оперировать в уме с множеством зубодробительных формул, да еще и за какие-то доли секунд. Не знаю, сделано ли это было случайно, или создатели этих забавных существ предусмотрели обязательный в таких случаях «предохранитель», отсекающий тупых и нерадивых существ с плохо развитой нервной системой, оставив им для существования вполне удовлетворявший тех свет и телекинез – но в очередной раз покачала головой, убедившись в предусмотрительности ваших создателей. С другой стороны, те же риттеры неплохо себя чувствовали, достигая равновесия между силой и умом, превращаясь в эдакие самодостаточные орудия уничтожения, способные дать фору иным военным изделиям ушедших людей. Тоже вопрос… Что ж, совершенства нет ни в чем, и вздыхая, я принималась за следующую главу, скользя копытом по притухавшим от моих прикосновений страницам, то и дело занося заинтересовавшие меня мысли в растущую кипу листов – на радость мужу, буквально пархавшего в небесах от того, что его неугомонная женушка проводит все свое время в дилижансе, высовываясь из него лишь на разминку, да изредка, по утрам, потошнить. В отличие от настороженно поглядывавших на меня пони, явно не понимавших, почему вдруг начальство решило отказаться от порочной, с их точки зрения, привычки дрючить подчиненных – наверняка только ради того, чтобы занять их еще чем-то еще более жутким и потным! – и безвылазно сидит в дилижансе, даже не слишком раскачивая его во время прыжков на сиденьях, которыми я развлекалась с детьми, грифоны отнеслись к такому поведению благосклонно, вообразив, что именно так и должен выглядеть настоящий посол. Объяснять им, что сосредоточенно работающий посол не слишком дружественной державы обычно не приносит ничего хорошего принимающей его стороне, я не рискнула, и продолжала копаться в бумагах, деля время между дневником, подаренной книгой, и детьми. Грифус приближался, а с ним приближалась и развязка всего этого путешествия…

Но почему-то она казалась мне только началом.

¹↑ [77] Намек на повесть А.С.Пушкина "Пиковая дама". В переносном смысле — ставка ценою в жизнь.

²↑ [78] Крикет (англ. Cricket) — сверчок.

³↑ [79] От греч. Poter (кубок) – богато украшенный кубок или чаша, использующаяся для религиозных обрядов.

⁴↑ [80] (Англ. «Full moon») — "полная луна". Кобылье выражение, обозначающее месячные. Что ж, Скраппи нахваталась от пони не только хорошего, но и плохого.

Флаттикула

Бар Эпплджек

Гармония стихий

Выручи меня!

Афганистан Экспресс

Морковный заговор

Тринадцать комнат

День кьютимарки

RPWP-2: "За тысячу лет Эквестрия изменилась"

До смерти хочу туда попасть / Dying to Get There

Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 14