Стальные крылья: Огнем и Железом
Глава 3: "Камень у темной воды"
Однажды, уже после заключения мира, отец принимал у себя Солнцеподобную. С ней же была и Зверь. Застольные разговоры, приличествующие для гостей и хозяина, развлекавшего их разумной, неспешной беседой, касались всего, кроме прошедшей войны – слишком глубоки были раны на душах и телах бойцов с обеих сторон, но из-за вина, туманящего разум, или под влиянием скрытой под шкурой натуры, спор вырвался на волю, и поселил распрю между пирующими. Проигравшие, но с честью отступившие, боевые вожди стали хвастаться могучими воинами своих племен, что на потеху и вразумление внимательно глядевшим на них гостям, боролись друг с другом и демонстрировали знание воинского искусства. Послушав одних и других, отец не поверил словам одного из панцирных пони, что поборов любого их воина один на один, наши могучие хемуу отступят перед сотней таких же, даже превосходя их числом в сотню раз. «Какой из ваших лагерей я могу посетить, чтобы убедиться, что это не хвастовство?» — спросил он, вероятно, желая поймать пришельцев на лжи. «Да любой!» — с злобной радостью воскликнула Зверь в ответ на кроткий вопрос Солнцеподобной – «И ежели там найдется то, что будет мне или гостям не по нраву, я разрешаю им лично выпороть всех, ибо другого они не достойны!». Оставив своих преданных вождей и друзей оказывать знаки внимания Светозарной богине, он отбыл, но вскоре, вернулся назад.
Во время оставшегося пира он был молчалив, и поднимая заздравные чаши, нисколько не улыбался, бросая расстроенные взгляды на доблестных вождей, уверенными речами своими провозглашавших скорый расцвет моего народа, под мудрым управлением храброго владыки способного выдворить любых врагов из Великой Саванны.
«Мы были глупы, и не нам с ними ровняться» — сказал он, когда пир закончился, и злобно ухмыляющаяся Зверь покинула священное место, сопровождая отбывшую северную богиню – «В то время как наши вожди похвалялись своей храбростью на поле боя, проводя время в пирах и охотах, где забивали бессчетное количество животных и рабов, а воины их оттачивали мастерство в единичных поединках да братских междоусобицах, эти пришельцы ни минуты не сидели без дела. И оттого я нарекаю глупцом всякого, кто решит похваляться старинными обычаями схваток». По просьбе своих приближенных, Великий рассказал о лагерях, где даже после войны ни на секунду не замирала жизнь, поведав о виденных им ровных рядах белоснежных палаток, о сотнях одоспешенных пони, посвящавших каждую минуту тренировкам или укреплению лагеря, о злых и неутомимых мануу – пехотинцах, что в тяжелых своих доспехах, ведомые вожаками, действовали слажено и содружно, словно одно копыто, одна нога, одно крыло. «Время схваток один на один прошло» сказало он, проливая горькие слезы над поруганными заветами предков, что не спасли их народ в трудный час – «И надлежит нам безотлагательно думать, как можно исправить сие».
Иийиса Нгомо Сесе Квамбе, «В доме моего отца».
Что ж, процедура нашего отбытия запомнилась мне надолго.
Конечно, ее нельзя было сравнить даже с самым захудалым парадом, даже отбытие правительницы из какого-нибудь захолустного городка всегда обставлялось гораздо веселее и красочнее – я уже могла убедиться в этом, несколько раз сопровождая Принцессу Ночи на встречу с ее подданными. По крайней мере туда, где выныривавшая из облаков темно-фиолетовая повозка не заставляла пони с криками разбегаться во все стороны. Таких мест было не много, и каждый раз глядя на их жителей, с подобострастием склонявшихся перед своей повелительницей, я научилась улавливать скрытые движения в толпе – словно течения, скрывающиеся под поверхностью воды, и выдающие себя лишь легкой рябью и бурунами на ее поверхности, они были практически незаметными для непосвященного взгляда, и я искренне радовалась, в первые раз или два, по крайней мере пока заметившая мое веселье мать не обратила мое внимание на кое-какие нюансы этих встреч – и тогда все стало на свои места. С моих глаз упала пелена, и прибыв в очередной городишко – кажется, это был расположенный на север от Понивилля Холлоу Шейдс – я внимательно, новым взглядом оглядывала толпящихся перед нами пони, видя заискивающие улыбки и дрожащие ноги, готовые согнуться в подобострастном поклоне, а за спинами их владельцев – напряженные, расчетливые глаза жен, мужей и родителей, что-то одобрительно шипевших своим родственничкам и чадам в то время, когда, как им казалось, сиятельная гостья была отвлечена чем-то другим. Похоже, с течением лет, прошедших после возвращения сестры эквестрийской правительницы, в обществе пони появились, наконец, те, кто не то что бы не боялся новую-старую принцессу – не думаю, что среди обывателей было много таких смельчаков, никогда не слышавших о Найтмер Мун – но, по крайней мере, пытающиеся извлечь из своего служения или демонстративной лояльности младшей из двух сестер какую-либо выгоду. Знала ли об этом Луна? Знала, наверное, иначе не обратила бы мое внимание на подобострастие некоторых своих подданных, но, похоже, воспринимала это как должное – не демонстрируя, подобно Селестии, маску благожелательного интереса ко всему, что нес очередной соискатель внимания правительницы, но игнорируя все то, что не попадало в сферу ее интересов или считалось ей недостойным внимания коронованной особы. Я не уставала поражаться столь непонятному для меня, необычному складу характера и ума, демонстрируя которые, она каждый раз ставила в тупик не только меня, но и окружающих ее пони.
Во время отбытия из Обители все было гораздо скромнее – на площадках вновь отстроенных башен собралось несколько десятков стражей, и еще больше порхало вокруг, с крайне деловым видом проносясь на почтительно расстоянии от башни. Среди серых теней я с удивлением отмечала и обычных, еще не получивших облика пегасов – то ли идея наказания путtм принудительного эксгибиционизма, по моему примеру, что называется, пошла в массы, то ли это был такой незамысловатый план моего прикрытия, наскоро придуманный нашей Госпожой. Мне показалось, что среди мелькавших неподалеку тел я увидела Буллфинч, и даже помахала ей крылом, но после устыдилась своего порыва. Что принесла я в ее жизнь, кроме боли и первых серьезных ран?
«ОНИ НАРВАЛИСЬ».
Да, Дух был прав, и мои противники тоже не шутили – не успей я уклониться от того удара, и это меня б, словно курчонка, снимали бы с пронзившего тушку копья. Но день за днем, чем дальше – тем яснее, я понимала, что делаю что-то не так. Провозгласив себя когда-то защитницей этого чудесного народа, я, словно медведь в малине, разрушала, топтала и уничтожала все вокруг себя, размазывая по своей древней, лохматой шкуре чужие жизни и судьбы, вместо ягод. «Ты всегда причиняла окружающим тебя пони только боль и страдания!» — сказала мне Рампейдж. Наведавшись к ней однажды, я застала ее неподвижно лежащей на койке апотекариума — в своем трусливом безумии я едва не превратила ее голову в фарш, начиненный обломками костей, и теперь ей предстояло пройти длительный курс лечения и реабилитации, даже несмотря на все искусство Флинта. В нелепой надежде хоть как-то загладить свою вину, я приходила к ней по утрам, и терпеливо играла роль санитарки, вынося за ней судно и перекладывая с каталки на кровать, когда та возвращалась с предписанных врачом процедур. К процессу лечения меня не допускали – быть может, и к лучшему, но видимо, мой вид причинял Монинг столь сильную боль, что она даже произнесла несколько фраз, чтобы заставить меня уйти, когда я решила подменить задержавшегося где-то помощника Доктора Смерть, и самостоятельно подмыть не державшуюся на ногах кобылу.
— «Ты заставляешь окружающих тебя пони страдать, врываясь в их жизнь и заражая своим безумием. И те, кто пытаются причинить тебе боль, либо пытаются тебя убить – либо становятся твоими последователями. Соратниками. Друзьями. Или все вместе, одновременно. Я видела это – ничто не изменилось под этим сраным небом, ничто! – и я решила тебя сломать. Но вместо этого, ты сломала меня, и знаешь что? Я не в обиде. Честно. Но знай, что все, кого ты по-настоящему любишь и ценишь, все те, кого ты считаешь своими друзьями – они все обречены на страдания. Они всегда будут страдать – из-за тебя».
Это была наша последняя встреча с этой странной кобылой и идя к повозке принцессы, я не удержалась, и несколько раз оглянулась, прикидывая, успею ли до отлета метнуться в апотекариум, чтобы… Не знаю – быть может, вновь попросить прощения? Узнать, что она имела в виду? Но повозка тронулась, набирая ход; мерцавшие таинственным голубым светом фонари, свисавшие на черных цепях с острых шипов, качнулись, и, ударив крыльями, я поднялась в воздух, послушно следуя за эскортом принцессы, махнув на прощанье всем тем, кого узнала за этот бурный, насыщенный событиями, и довольно бестолковый год. Действительно, чего я добилась? Стоило мне попасть в десяток новичков – и они почти проигрывают Давилку. Оказываюсь в десятке уже состоявшихся и повышающих квалификацию стражей – и они тотчас же оказываются в плену у тех, кого привыкли считать бестолковыми паркетными шаркунами. Инструктор, взявшаяся нас учить, оказалась на больничной койке, и ей несказанно повезет, если она не останется калекой на всю жизнь…
«НЕТ НИЧЬЕЙ ВИНЫ».
«Правда? И кто же больше не виноват – я или они?».
Разорвав клубящиеся тучи, повозка взлетела в темные небеса. Крылатые тени, рванувшиеся было в нашу сторону, вдруг резко повернули назад, испуганно ревя под аккомпанемент шипящих молний, хлещущих по львиным телам и скорпионьим жалам. Родившийся где-то в глубине мрачных туч, гром, бушуя, издевательски гремел, вторя раскатами громовому хохоту, сопровождавшему бегство хищников, осознавших, что добыча оказалась уж слишком страшна. Пробив влажный войлок облаков, повозка понеслась на северо-восток, и несмотря на год, проведенный в Обители, мне пришлось постараться, чтобы не отстать от взявшихся работать крыльями стражей.
Похоже, Луна и впрямь не чуралась быстрой езды.
Темный лес внизу и ночное небо с сотнями перемигивающихся звезд раскинулись сверху и снизу, заставляя меня чувствовать себя букашкой, замурованной в стеклянном шаре. Сколько ни маши крыльями, сколько ни бейся о стекло – выхода не найти вовек. Бурный горный ветер утих, зацепившись боками за оставшиеся позади горы, и с разочарованным шипением сполз в долину, отдавая нас на волю воздушных течений, словно реки, переплетавшиеся в ночной темноте. Коляска двигалась все быстрее и быстрее, и вскоре, я начала ощутимо поддыхивать, силясь догнать экипаж принцессы, то и дело скрывавшийся от меня за проползавшими по небу облаками.
Но признаться, не очень-то и хотелось.
«Возвращаемся в Кантерлот. А что нас ждет там, в белокаменном городе? Признаться, я скучаю по Графиту, по Бабуле с Дедом, по своим подругам и ребятам из Легиона. Но кто я теперь? Та, кто не стала принцессой; та, кто осмелилась противостоять самой Селестии; кто отвергла дарованную ей власть… Кто я теперь?».
Свистящий в ушах ветер прекратил трепать мои лопушки по мере того, как я понемногу замедлялась, бросив бороться и соревноваться в скорости с экипажем принцессы и, раскинув крылья, принялась искать подходящее по размерам облако. Вскоре, мои крылья ощутили мощный толчок теплого воздуха, поднимавшегося от спящей земли в холодное ночное небо, плечи расслабились, и я начала подниматься все выше и выше, зорко следя за удаляющейся кавалькадой. Скоро эти шкафы выдохнутся и угомонятся, а когда они повернут в сторону Понивилля, довольно удачно находящегося недалеко от пересечения нескольких воздушных путей, тут-то я их и настигну.
Задумавшись, я с вялым интересом глядела на мелькавшие подо мной вершины деревьев. Огромные леса, похожие в темноте на бесконечный океан, распростерлись от края до края земли. Чернеющие вершины деревьев сливались в бесконечные валы, чьи неподвижные гребни накатывали на далекие горы, а реки блестели лунными дорожками, прорезая чернильную темноту. Изредка где взблескивал свет – крошечные, желтые крупинки, словно золото, мерцали из темноты – и вновь уносились назад, исчезая с первым взмахом крыла. Сереющие росчищи, глухие деревушки, выдававшие себя столбами белых дымов, протянувшихся в небо ароматными белесыми струями, тракты и затерявшиеся в лесах плоты, темными кляксами чернеющие на серебре рек – эта земля была обитаема, несмотря на то, что говорили о ней эквестрийские пони, но эта жизнь казалась мне какой-то неявной, таящейся от самой себя, и других. Деревья мелькали все ближе и ближе – казалось, я могла бы рассмотреть любую иголку на мохнатых лапах елей, едва ли не хлещущих меня по морде. Вот одна из них задела мое копыто. И другая. И третья…
«БЕРЕГИИИИСЬ!»
«И что это за рев в голове?».
Громко чихнув, я открыла глаза, резко вскакивая на все четыре ноги.
— «Бль… Ауч!».
Ну хорошо, осторожно поднимаясь. Вскочить не удалось из-за тянущей боли, с садистским сладострастием впившейся в мое крыло. Я замотала головой, едва ли не шлепая себя ушами по щекам, но кроме полетевшей во все стороны хвои, из моей головы больше не выпало ничего – ни остатков мозгов, ни каких-либо мыслей о том, как я тут вообще оказалась. Голова не болела, лишь затекшая шея и одеревеневшее тело подсказывали мне, что я провела немало времени, распластавшись среди твердых как камень корней огромного дерева.
— «Эммм… Аууууу?» — как-то очень робко вопросила я, глядя на чернеющие в полумраке стволы. Лесные исполины стояли недвижимы, лишь легкое поскрипывание доносилось до моих ушей – «Где я?».
Ответа не последовало. Лунный свет, обманчиво спокойный, продирался сквозь смолистые ветки, и его серебристые лучи, косо падающие на усыпанную прошлогодней хвоей землю, живо напомнили мне тот, другой лес – холодный и неподвижный, навеки застывший в матовом, безжизненном свете.
— «В любом случае, это была глупая попытка!» — буркнула я, осматриваясь по сторонам. Вместе с пониманием того, что я, по-видимому, упала и заблудилась, понемногу приходило и беспокойство, накапливающееся во мне с каждым шагом. Не понимая, что же мне теперь делать, я бесцельно обошла по кругу огромный ствол дерева, едва не приклеившись боком к шершавой коре, но вскоре остановилась, с беспокойством отмечая наливающееся болью крыло.
«Вывих? Ну, только этого мне еще не хватало!» — по счастью, плотно прижатая к боку и неестественно вывернутая конечность не слишком-то и сильно вгрызалась в мой загривок и холку, если я не беспокоила ее понапрасну и не пыталась подергать крылом. А взмахнуть ими очень даже хотелось – несмотря на кажущуюся тишину, лес полнился особенной, ночной жизнью, и чуткие животные, понемногу приходившие в себя после моего шумного падения, вновь занялись своими загадочными делами. Почему шумного? Ну, мое «приземление» наверняка было не слишком тихим, учитывая то количество иголок, что прилипло к моей шкурке и гриве, не говоря уже о разбросанных вокруг ветках – одна из них была ненамного меньше моей ноги. Удивительно, как я еще ничего не сломала…
«КАК ТЫ?».
— «Просто отлично!» — сердито выдохнула я через ноздри, огласив окружающий меня лес громким, раздраженным храпом – «Просто чудесно! И как мы до такого докатились? Как я вообще оказалась в этом лесу?».
«МЫ ЛЕТЕЛИ»
«Издеваешься?»
.«ВСПОМНИ ФИЗАЛИС»
«Физзи? Ну и что с ней такого?» — озираясь по сторонам, я выбрала направление, и пошла, ориентируясь на свет луны, выбрав путь в ту сторону, куда меня манили лучи серебристого света – «Чего это ты вдруг о ней вспом… Ой».
«ВОТ-ВОТ!» — казалось, Древний просто сочился добродушным сарказмом. Одновременно с его словами, в моей голове всплыло казалось бы, уже давно забытое воспоминание о том лихорадочном полете вокруг Понивилля, с огромными почтовыми мешками, болтающимися у меня под животом – и бездне. О той, о которой мне отказалась рассказывать Физзи, когда приводила меня в сознание после падения. Она что-то говорила про то, что пегасы засыпают… Высотная болезнь? Голова категорически отказывалась соображать, и напоминала пустой амбар, из которого вынесли все сено.
— «Но что же мне теперь делать? И почему Луна решила продолжить свой путь без меня?» — я растерянно огляделась, но взгляд упорно цеплялся за казавшиеся одинаковыми в полумраке, древесные стволы, и чернеющий между ними подлесок. Мой голос заставил лесную живность вновь притихнуть, и я смущенно понизила едва заметно дрожащий голосок, переходя на негромкий шепот – «Разве они не заметили, что меня с ними нет?».
«МЫ ПРЯТАЛИСЬ!» — с поистине джентльменским великодушием напомнил Древний, холодком неудовольствия давая понять, как он отнесся к этой идее – «ШАЛИЛИ!»
— «Ладно, ладно! Я поняла! Я не самая умная кобыла, и ты это знаешь!» — дернувшее болью крыло заставило меня болезненно поморщиться, и окончательно испортило мне настроение – «Да и в конце концов, не мог за мной уследить, что ли? Вот уж действительно, у семи нянек…».
«ТИХО!»
Повелительный тон приказа заставил мое тело вздрогнуть, словно колокол, в медный бок которого врезался тяжеленный язык. Вскинув голову, я поняла, что ночная живность вновь затихла, но теперь ни одна лесная зверушка и не подумала вернуться к своим делам – лес затих, и в этом недобром молчании мне почудилась явная и неприкрытая угроза.
*хрусть*
«БЕЖИМ!»
— «В жопу!» — взвизгнула я, срываясь с места. Пелена упала с моих глаз, и совершив отчаянный прыжок едва ли не через голову я, словно испуганная олениха, бросилась прочь – подальше от темных холмиков, неслышно скользивших по лесной подстилке, и окружавших меня со всех сторон. Мысли вылетели из головы, оставляя вместо себя ширившееся чувство страха, перерастающего в леденящий кровь ужас – теперь я сама была добычей, и охотники неслись по моим следам. Гулко грохоча копытами по гудящей земле, я неслась по ковру из старой хвои, перепрыгивая через коряги и бурелом, продираясь сквозь колючий кустарник, хлещущий ветками мне по глазам, и ударяясь плечами о так некстати выпрыгивавшие мне навстречу деревья, громко вскрикивала от боли и ужаса. Гнавшие меня по лесу существа не издавали ни звука, и тем страшнее мне становилось, когда, время от времени, откуда-то сбоку, наперерез мне вылетало чернеющее в темноте нечто, распластывая в длинном прыжке казавшееся непередаваемо огромным и длинным туловище, снабженное множеством коротких, беспорядочно молотящих воздух лапок. От одних я успевала увернуться, других – притормозив, пропускала вперед, а третьих – принимала на плечо, встречным ударом отшвыривая непередаваемо горячие, пахнущие опасностью и ржаво-кислым потом тела на проносящиеся мимо стволы. Они исчезали из вида бесшумно, словно призраки, и я вновь продолжала свой бег, не рискуя остановиться и выяснить, что же именно это было.
Но вот кусты кончились, и едва я успела подумать, что еще немного – и я попросту упаду, не в силах справиться с бешено рвущимся из груди сердцем, как безумная полоса препятствий завершилась, и я вылетела на небольшую поляну, в конце которой гостеприимной пастью дракона чернела большая нора. Разбросанные тут и там кустики зашевелились, с громким потрескиванием разворачивая ко мне свои длинные, лианоподобные побеги, и не успела я удивиться, как уже проехалась носом по жесткой и очень колючей траве, влетая в гостеприимно ощерившийся зев. Год Обители не прошел для меня даром, и тело сделало все само – сделало правильно, и пересчитывая боками холодные и скользкие камни, я слышала удаляющийся треск, с которым эти мелкие отпрыски населяющих Обитель гигантов осыпали незваных пришельцев десятками острых и твердых шипов. Думаю, преследующим меня существам этого оказалось достаточно — по крайней мере, когда мир перед моими глазами перестал вращаться, периодически стукая чем-то твердым то по темечку, то по враз занывшему носу, и превратился в каменную, замшелую стену, никто не попытался вскочить мне на спину и впиться острыми зубами в загривок. Застонав, я прикрыла копытами глаза, не желая подниматься с такого уютного, хорошего, твердого, а главное – неподвижного каменного пола, но раздавшийся откуда-то сверху очередной залп трескучей канонады ясно дал мне понять, что преследователи, кем бы они ни были, не отказались от своих планов всего лишь из-за десятка колючих кустов. Тяжело вздохнув, я собрала в кучку глаза и конечности, после чего поднялась и огляделась – кажется, меня занесло в какую-то пещеру? Судя по звуку капель, разбивавшихся о каменный пол, да замшелым стенам, укутанным густой порослью какого-то лишайника, под покрытым лесом холмом скрывалась настоящая скала, в таинственные недра которой вел довольно узкий проход, спускавшийся куда-то вниз, в сторону весело журчащей воды. Откуда я это видела, спросите меня вы?
«ХМММММ…»
— «Ага. Ты сегодня необычайно говорлив!» — тяжело дыша, я переводила взгляд с темнеющего над моей головой входа в пещеру на круто уходящий вниз проход, освещенный неярким, потусторонним светом фосфоресцирующего мха. Выступавшие из светящегося ковра длинные гибкие побеги закручивались на концах, словно усики бабочек, сияя крохотными ягодками-фонариками, дорожки из которых стелились по стенам, уходя вниз, во влажную глубину этого странного места – «Это что, грот? И кто это был? Они ушли, как ты думаешь?»
Дух не ответил, но я ощутила наполнившее меня сомнение – похоже, он не разделял мою веру в столь поспешные выводы, или в благоразумие преследовавших меня существ. Что ж, думаю, он был прав – в сущности, что такое десяток-другой колючих кустиков, когда прошедшие посвящение фестралы спокойно чувствовали себя в целой роще их гигантских собратьев? Поэтому, услышав очередную порцию сущих щелчков, я осторожно поковыляла вниз, постанывая и кляня собственную неловкость, этот ночной полет и ненадежное плечо. Похоже, то падение в ту соляную шахту сыграло со мной злую шутку, и теперь, в довесок к остальным своим болячкам и последствиям перенесенных когда-то травм, я получила и привычный вывих[1] плеча, с которым мне теперь придется жить до конца своих дней. Не самая приятная перспектива… Падение вновь сдвинуло крыло, нижний вывих перешел в передний, и теперь я болезненно ежилась, ощущая, как плотно прижатое к боку, оно оттягивает мою шкуру перекатывающимся под ней шариком головки плечевой кости. Нет, все-таки, это отстой! С другой стороны…
«С другой стороны, альтернатива была куда хуже» — подумала я, старательно игнорируя всплывающие в голове картинки, изображающие мою тушку, расплескавшуюся вместе с не рождённым приплодом на дне глубокой шахты, словно перезрелый арбуз. Древний явно решил меня взбодрить и, признаться, у него это получилось, невзирая на нехороший осадочек, оставшийся у меня на душе. Покатый пол уводил меня все глубже и глубже и несмотря на мои подспудные страхи, был абсолютно чист – я не встретила на своем пути ни костей, ни обрывков шкуры или остатков трапезы хищника, который бы жил в этом месте. Лишь камешки да пучки светящейся травы, осыпавшей блестящую пыльцу мне на копыта, отмечали мой путь – похоже, во влажном воздухе этой расщелины семена не могли бы летать, и им были необходимы помощники, случайно или намерено уносящие их подальше от родительских соцветий. Шум воды становился все слышнее и наконец, не без опаски, я сунула нос в небольшую пещерку, по щиколотку залитую холодной, прозрачной, шумящей водой. Выбегавший из трещины в стене родник звенящим ручьем разливался по полу пещерки, оставляя на его поверхности дорожку из камней, ведущую прямиком к грубому постаменту, сложенному из тяжелых, неотесанных камней. На этом возвышении, почти касаясь низкого потолка пещеры вздыбленной гривой, возвышалась статуя пони.
«ОГО!» — даже Дух не смог сдержать своих чувств, вместе со мной разглядывая творение неизвестного мастера. Конечно, ему было далеко даже до ширпотреба, украшавшего улочки самых захолустных городков, но несмотря на некоторую топорность работы, чувствовалось, что ее создатель вкладывал душу в свое творение. Вырезанная, выбитая из черного камня статуя кобылы возвышалась над гладью ручья, отражаясь в рябящей воде темным монолитом. Тонконогая, высокая, с неестественно длинными конечностями и шеей, она была все-же узнаваема – отчасти благодаря королевским регалиям в виде диадемы и накопытников, хоть и имеющих мало что общего с настоящими украшениями принцесс, но выполненных, с любовью и вниманием к деталям, из мореного дерева, светлыми полосами выделявшегося на темном камне. А еще – благодаря известной многим, очень многим метке на крупе в виде полумесяца, выведенного на полированных каменных бедрах чьей-то дрожащей ногой.
— «Ого. Кажется, у кого-то тут завелся поклонник!» — криво усмехнулась я, морщась от боли в неосторожно потревоженном крыле. В углу пещерки приютилась небольшая лежанка из отсыревшей соломы, накрытой рваной дерюгой[2], возле которой лежали какие-то инструменты, тщательно перемотанные веревкой, погасший фонарь и что-то, напомнившее мне тщательно пережеванную пищу, со временем, превратившуюся в вязкое, биологическое нечто, обильно поросшее плесенью и мхом. Увы, более ничего интересного в пещере не нашлось, хотя я долго недоумевала, зачем был нужен тяжелый камень, явно неспроста оставленный возле статуи, возле задних ее копыт. Вроде бы, алтарь должен был находиться в другом месте…
— «Места, где преклоняются Богине Ночи, не перевелись на эквестрийской земле!» — ворвавшиеся в пещеру громовые раскаты Кантерлотского Гласа заставили меня испуганно пискнуть, и шмыгнуть за статую, словно гриб, торчащую посреди пещеры, и оттуда лихорадочно обозреть ловушку, в которую загнала себя я сама. Вот уж действительно, ни зарезаться, ни удавиться нечем… — «И то, что прочим мнится безумством святотатства, считаем Мы достойным подражания примером!».
— «Кто… Мама!» — в очередной раз высунувшись из-за задней ноги каменной фигуры, я обнаружила, что поднимаюсь в воздух, вздымаясь к потолку вслед за предателем-хвостом, потащившим меня вверх тормашками наверх, прямиком к морде ухмыляющегося аликорна, с суровой иронией рассматривавшего мое раскачивающееся тело – «Это ты? Я… Ты… Ты знаешь, как меня напугала?! Я тут едва ручей не сделала, похлеще, чем этот!»
— «Я рада, что застала тебя в добром здравии, моя милая Скраппи» — не спеша отпускать из хватки своей магии мой хвост, мать внимательно оглядела меня, поворачивая, словно диковинную зверушку или фрукт, не обращая внимания на мое сердитое шипение и задние ноги, трусливо поджатые к животу – «Признаюсь, я волновалась за тебя, и позволила себе столь бесцеремонно прервать твою прогулку засим, чтобы напомнить о твоем материнском долге перед моими внуками. Твое отсутствие не осталось незамеченным, знаешь ли».
— «Ну извините! Просыпаюсь я, и вдруг – уже в лесу, с вывихнутым крылом, и бесконечной верой в своих спутников, которые, в этот момент, оказывается, уже улетели далеко-далеко!» — попыталась огрызнуться я, но быстро поняла, что болтаясь вот так, вверх ногами, да еще и с абсолютно беззащитным тылом, я вполне могу накликать на свой круп что-нибудь похуже, нежели просто поверхностный осмотр. Интересно, и чего их всех так тянет при осмотре моего организма именно к этой части пятнистого тела? – «Простите, что не догнала! И кстати, с нами еще кто-то?»
— «Отнюдь»
— «Тогда чего ты вдруг взялась вещать мне Кантерлотским Гласом?»
— «Сие потребный тон в том месте, где отправляются обряды Повелительнице Ночи, Скраппи» — наконец, Луна удовлетворилась увиденным, и опустила меня на мокрые камни. Впрочем, я не исключала, что этому способствовали и звуки, которые помимо моей воли вырвались у меня изо рта грозными предвестниками непередаваемого нарушения этикета, который должно было соблюдать всем без исключения в присутствии Высочайших особ. Однако, я не рискнула развивать эту мысль, лежа в холодной водичке, и пытаясь заставить мир встать на место, ну, или хотя бы, перестать менять право и лево каждые несколько секунд.
— «Поверю тебе на слово».
— «Но думаю, в каждом правиле находятся исключения, если верить моей сестре. Поэтому отложим урок изящной словесности, раз путь привел нас в это удивительное место».
— «Ага. Ох и привел…» — расстроенно передернулась я, с тревогой глядя на правое крыло. Мне показалось, или оно начало отекать? Уловив полный иронии и тщательно скрываемой заботы взгляд той, что назвалась моей матерью, вольно или невольно, приложив силы к созданию того, кого этот мир уже несколько лет знал под именем Скраппи Раг, я бросила разглядывать пострадавшую конечность, и вытянулась, словно на смотре. Да, похоже, я действительно начала забывать, кем еще я являюсь для нашей всемилостивейшей Госпожи…
«Но как же тогда мне себя вести?».
— «Наедине друг с другом мы будем вести себя просто, по-семейному» — разрешила мои сомнения Луна – «Ну-ну, не обижайся, и не сопи, как рассерженный хомячок. Я уже говорила тебе, что со временем твоя открытость для окружающих станет твоим злейшим врагом, не так ли?».
— «Не называй меня так, ладно?» — буркнула я, отводя глаза. Да, уж сколько раз твердили мне окружающие, что даже если я молчу и усердно делаю вид, что в моей голове не может родиться даже зачаток какой-либо мысли, мое тело просто орет о том, что я на самом деле думаю или чувствую, предательски выставляя меня обнаженной на посмешище окружающих меня пони. Конечно, хохотать над этим никто бы не стал, а если бы и стал – то думаю, недолго проходил бы со своими зубами, но зарабатывать, а вернее, усугублять ту дурную славу, которую я уже получила в определенных кругах этой страны, мне было абсолютно ни к чему. Но увы, каждый раз выслушивая ласковые укоры и нравоучения от родных и близких я уже буквально через несколько дней напрочь забывала о языке лошадиного тела, бывшего едва ли не более информативным для окружающих, чем вовремя сказанное словцо. Наверное, это сказывалось влияние Духа, ведь язык человеческих жестов, при всем его разнообразии, явно не включал в себя движения хвоста и крыльев, подергивания шкурой на самых разнообразных местах тела, жесты ушами, позы и даже то расстояние, на котором стояли наши разноцветные потомки при общении друг с другом. И вся эта сложная наука мигом вылетала у меня из головы…
— «Меня так Графит называет, собака страшная. Издевается, гад. Ты это от него услышала?».
— «Я наблюдала за своим хомячком. Мистер Снаффлз тоже любил посопеть, да и ворчал почти так же забавно» — убедившись, что в ее недостижимых для простых смертных, да и для некоторых богинь, навыках алхимика пока не было необходимости, Луна отправилась в турне по пещере, внимательно осматривая статую, стоявшую на импровизированном алтаре. Похоже, она удовлетворилась осмотром моей тушки, явно не собиравшейся загибаться тут же, на скользких и холодных камнях, поэтому мне оставалось лишь следить за ней взглядом, неловко переминаясь у края холодной воды – несмотря на год, проведенный в Обители, я так и не смогла перебороть себя, и хотя бы присесть на грязную рогожу, покрытую подозрительными сальными пятнами. Кто знает, какой зоопарк мог водиться под ней, в холодной и влажной глубине этого соломенного ложа? – «Ммммм… Что ж, сие познавательно, спору нет. Принимаю!».
— «Ты о чем?» — проклятое плечо вновь начало ныть, и я, как можно незаметнее, поковыляла к замшелой стене, осторожно приложившись пострадавшей частью тела к холодной и скользкой растительности. Стало немного легче – «Мне кажется, это в честь тебя отгрохали. Всю эту пещеру, я имею в виду. И что ты принимаешь – вот это вот поклонение?».
— «Она образовалась сама» — безапелляционно заявила Луна, обходя по второму разу шумящий водой грот. Голос принцессы искажался в замкнутом помещении, заставляя мою голову звенеть, а грудь – сжиматься от ощущения нехватки воздуха, которая существовала лишь в моей голове – «За несколько веков я успела насмотреться на самые разные геологические процессы, протекавшие прямо у меня на глазах. И да – я приемлю сие выражение безграничного восторга от поклоняющегося мне жеребца, пусть даже и выраженное столь прямо и, по мнению моей сестры, уж очень старомодно».
— «Старомодно? И это тебе говорит та, чьи храмы стоят в крупнейших городах и небольших поселках, по всей стране?».
— «Зато может ли моя сестра похвастаться тем, что на ее статуи изливается почитание поклоняющихся ей пони?» — тонко и как-то очень скабрезно хихикнула мать, проводя крылом по статуе, и задерживая маховое перо возле какой-то точки у основания хвоста. Приглядевшись, я вдруг осознала, отчего это круп у каменного изваяния выглядел так, словно его долго и тщательно полировали, и для чего неизвестному зодчему понадобился этот камень у задних ног статуи. Покраснев, я зажмурилась, и протестующе затрясла головой, впрочем, тут же сморщившись от остренькой боли в плече.
— «И ты… И тебя это не возмущает?!».
— «Возмущает? Отчего же меня должно это возмутить?» — подняла идеально очерченную бровь Луна, бросая на меня откровенно насмешливый взгляд – «Ужель не была ты наслышана в Камелу о том, какой властью обладала Темная Кобылица, шепоту которой не мог противиться ни юный жеребец, ни убеленный сединами старик? Или ты выбросила из мыслей тот храм, чьи стены приютили вас во время вашей первой брачной ночи?».
— «Но… Нет, я все равно не понимаю» — сдалась я, обессиленно сползая на холодный пол – «Кто-то вытесал из камня твою статую, и теперь, каждый вечер…».
— «Не кто-то. Жеребец» — поправила меня мать, втягивая воздух раздувающимся носом – «Не юный, не слишком старый, и в самом соку. Да, когда-то, много веков назад, меня почитали покровительницей чувственной любви, и вижу я, что несмотря на все старания моей сестрицы, память о Принцессе Ночи еще жива в сердцах пони!».
— «Ну… Да, наверное» — неохотно согласилась я, все еще ошеломленная от увиденного и услышанного в этой пещере. Пожалуй, потерявшая все аликорн не желала сдаваться так просто, и с болезненной гордостью говорила об утраченных силах, впервые заставив меня по-настоящему задуматься, с каким же противником пришлось столкнуться Солнечной Принцессе. И каковы же были силы той, что заточила свою сестру на тысячу лет, на луне. Да, пожалуй, на фоне этого нового знания, наша схватка в Ядре и последующее поражение Селестии становились как минимум подозрительными… — «Прости, я не хотела тебя обидеть или смеяться над твоей паствой, или верующими, или как еще вы называете таких вот пони… Я всего лишь вознегодовала, когда решила, что он просто извращенец, который посмел выкатить свои яйца на мою мать. Вот!».
— «Запомни, моя милая Скраппи, в религии нет ничего простого» — наставительно заметила Луна, убирая от статуи свое крыло. Мне вдруг показалось, что покрытая капельками влаги поверхность теперь выглядела иначе. Сколы и грубые, неотесанные места сгладились, шея стала чуть более пропорциональной, а наполовину отколотый хвост вдруг оказался похотливо заброшен на спину, заставляя меня неожиданно для самой себя залиться краской, словно старшеклассницу, обнаружившую среди родительских вещей неприличный журнал – «Запоминай и учись, ведь эту науку многие так и не смогли изучить до конца, исчезнув из истории навечно! Предпоследняя пассия моей милой сестрицы находится в самом начале этого непростого пути, но ее можно обвинять в чем угодно, но только не в глупости или безалаберности, когда дело касается ее власти, и я уверена, что она очень внимательно слушала лекции той, с чьим опытом не сравнится ни одно знание или учение в мире».
— «Ты Кадензу имеешь в виду?» — непонимающе вскинув домиком брови, осведомилась я. Сидеть на холодных камнях было очень неудобно, и очень скоро я поднялась, стараясь не морщиться и не скрипеть от боли во вновь растревоженном плече. В конце концов, страж я, или где? – «Ну так она же принцесса, вот и пускай грызет гранит науки. Я-то тут при чем? Если я доживу до того момента, когда она организует какой-нибудь неприличный культ, ты будешь первой, кто узнает о том, чем именно ее сектанты занимаются на своих сборищах. А себе я предпочитаю этим голову не забивать».
— «Я вижу» — хмыкнула богиня, с ласковым сожалением глядя на дергающуюся мордочку – «Но скажи мне, отчего ты отстала от нашего выезда? При всей моей любви к тебе, моя дорогая, я далека от мысли о том, что тебе пришло на ум посетить это место лишь из праздного интереса».
— «Ну…» — я смущенно потупилась, ковырнув копытом пол. Говорить правду не хотелось, молчать тоже было глупо, поэтому я решила выбрать меньшее из двух зол – «Это… Я не знаю. Казалось бы, летела и летела вслед за вами, а потом рррраз – и я уже на земле. Вот, даже крыло себе выбила, видишь?» — по мере того, как я рожала этот плод собственной фантазии и дипломатического мастерства, мой голос становился все тише и тише, а последние слова и вовсе потерялись за плеском воды. Опустив голову под ироничным взглядом матери, я вновь принялась ковырять копытом пол, ощущая как мои ноги, помимо моей воли, начинают выдавать мелкую, противную дрожь.
Молчание затягивалось.
— «Да уснула я, уснула!» — наконец, не выдержав этой пытки молчанием, выкрикнула я. Вопреки моим страхам, на морде стоявшей напротив меня матери отражалось не неудовольствие или скрытое злорадство, а лишь слабо скрываемая озабоченность, с которой она ощупывала взглядом мою фигурку – «Клянусь, я даже не знаю, что это было! Такое происходило всего один раз, несколько лет назад, еще до нашего знакомства! Тогда меня выручила Физалис Файр, но она отказалась мне говорить о бездне. Что это вообще такое-то?!».
— «Насколько мне известно, пегасы называют это «высотным опьянением». Думаю, нужно будет узнать об этом у Селли» — слегка нахмурившись, откликнулась Луна, приподнимая копытом мой подбородок, и внимательно глядя мне в глаза, словно стремясь увидеть в них что-то необычное – «Что же до Бездны… Небесные Луга – и Бездна. Это места, куда отлетают души умерших, Скраппи, и если первое является олицетворением всего доброго и хорошего, что есть в этом и том мире, то Бездна… Скажем так, это ничто. Полное и окончательное окончание всего».
— «То есть, это то, что еще называют Тартаром?» — я поежилась от ощущения холодка, пробежавшего между лопаток – «Мне кажется, когда я… Когда меня… В общем, агромаднейшая воронка, втягивающая в себя черный песок – это оно?».
— «Нет, Скраппи. Тартар – это не место для живых… Но и не место для мертвых. Осколок непередаваемо древнего места, он просто есть, и является узилищем для многих, очень многих существ, присутствие которых в этом мире мы не стали бы терпеть. Бывший когда-то тюрьмой, он превратился в место обитания для этих весьма странных созданий, и мы с сестрой считаем, что так будет лучше – для всех».
— «А…».
— «А Бездна – так пегасы называют то место, куда отлетают души погибших в небе. О нет, там нет мертвых – оно поглощает попавшие в нее души, не оставляя после них ничего. Именно поэтому крылатое племя говорит о тех, кто внезапно умирает в полете «Его забрала Бездна. Его тело разбилось о землю – а душа пропала в Ней» Те, кто умерли наглой[3] смертью, не смогут отправиться на Небесные Луга, не смогут стать облаками, не смогут переродиться в своих потомках – и именно поэтому твоя подруга отказалась тебя просвещать, ведь если бы случилось несчастье, то твоя тень навечно легла бы на ее душу. И именно так Селестии удалось усмирить и привязать к себе воинственное пегасье племя – обещанием освобождения от того непередаваемого ужаса, что многие века забирал себе едва ли не до половины крылатого народа».
— «Ого…» — потрясенно прошептала я – «Но это же не просто обещание, правда? Это место на самом деле есть?».
— «Именно так, Скраппи» — кивнула мать, осторожно прижимая меня к своему боку мягким, соразмерным крылом. Копыто ее бесцельно прошлось по основанию постамента, передвигая лежащие на нем блестящие камушки и грубо вырезанные фигурки – «Ведь ты сама видела его, когда твоя душа, отделенная от бренного тела, вздымалась ввысь по Последнему Пути, не так ли? Теперь ты понимаешь, почему я говорила тебе о том, что в религии нет ничего простого?».
— «Теперь понимаю» — под крылом богини было тепло и уютно, и я быстро ощутила, что перестала дрожать от всепроникающей, промозглой сырости подземного грота – «И да, я буду помнить этот путь до конца своих дней. Его – и вашу помощь. Прости меня, пожалуйста. Я правда не хотела тебя обидеть, посмеявшись над вашими верованиями»
— «Я не обижена, дорогая».
— «Нет, правда! Я не самая умная кобыла, и сужу о том, о чем не имею ни малейшего понятия!» — строптиво мотнув головой, заявила я, отстраняясь от теплого бока, и делая шаг вперед, оказываясь перед изменившейся статуей. Мой взгляд упал на край постамента, где лежали блестящие камушки, перламутровые раковины, судя по дырочкам, снятые с ожерелий, грив или ушей, и безыскусные, деревянные фигурки. Простые приношения, оторванные от тела или сделанные специально – сколько труда потребовалось грубым, привычным к плугу или топору копытам земнопони, чтобы сделать хотя бы одну? И сколько бы это заняло сил у меня?
«А я бы и не смогла» — горько подумала я, вслед за матерью, проводя копытом по постаменту, легонько касаясь чьих-то даров – «Я вряд ли смогла бы удержать в копытах что-либо кроме ложки или копья. Вот и вся разница между нами – пока эти земнопони, таящиеся в древних лесах, создают, я только и делаю, что разрушаю, ломаю и жгу. Даже создав Легион, я лишь построила машину по переработке живых в неживое – этим ли мне стоит гордиться?
— «Я не понимаю этот мир. Я не могу в него войти!» — горько прошептала я, прижимаясь лбом к каменной ноге – «Каждый раз, когда мне кажется, что я обжилась среди пони, оказывается, что я, словно камень, лишь скольжу по поверхности воды! Я причиняю зло каждому, с кем я встречаюсь на своем пути – но куда он меня ведет? Я заявляла, что хочу защищать этот мир, и что получается? Да я просто разношу его на куски!».
— «Не думаю, что все так просто, Скраппи».
— «Правда? Я тут, скуки ради, зашла в библиотеку твоего замка! Знаешь, у тебя несколько однобокая по тематике библиотека, да и та почти вся съедена мышами, но вот некоторые книги все же уцелели. «И придет зло на землю и в небо, и всколыхнется мировой Эфир, и потеряют пегасы крылья, а магию – единороги. И ступит на развалины мира та, чьи поступки будут совершены не по злобе душевной, а от незнания добра или зла, ибо неспособна она будет отличить одно от другого. Но истинно говорю вам – страдать будут все, ибо не останется непричастных!». Ничего не напоминает, а?».
— «Думаю, это не составляет особенной тайны» — фыркнула мать, дотрагиваясь крылом до моей напряженной спины – «Всего лишь «Жизнеописание Ильхуфса Кантерлотского, писаное в сотую годовщину со дня вознесения оного, со всеми дополнениями и комментариями учеников его и свидетелей чудес, творимых сим праведником». Удивлена? Должна же я быть в курсе того, что удалось нареформировать моей сестре в течение моего отсутствия, не правда ли? Ну и что ты можешь сказать хорошего о книге, которую не стали трогать даже крысы?».
— «Это была одна из нескольких уцелевших страниц».
— «Могу себе представить!» — фыркнула она, по-видимому, находя некоторое удовольствие от созерцания моей спины, передергивающейся под проходящимся по ней крылом – «И именно она послужила причиной столь разительной сменой твоего настроения? «Мрак, тьма, пророчества, нам всем хана и все такое» — ужель не эти ли слова ты часто произносишь, говоря о разных запутанных предсказаниях?».
— «Да, я была глупа. Но даже увидев все то, что остальные пони видят всего лишь раз, в конце своей жизни, я почему-то начинаю находить все больше соответствий между разными старинными текстами и тем, что случается вокруг меня. Тем, что я устраиваю вокруг. Те беды, что я приношу всем, кто меня окружает… Разве ты этого не видишь?».
— «Рампейдж была глупа, и поплатилась за это» — с поразившим меня безразличием откликнулась Луна – «Она всегда была странной пони, и даже я не стала тратить силы в попытках ее постичь, и не стану утомлять тебя рассказами о том, что она успела натворить со дня своего вступления в Ночную Стражу. Однако, в этот раз она взялась играть с огнем, и опалила на нем свои крылышки. Представь, что окружающий нас грот объят не светом мха, но огнем – будешь ли ты винить себя, или огонь, коль прикоснешься к нему своим боком?».
— «Ну… Наверное, я бы долго плакала, а потом – написала бы на него. Чисто из вредности!» — робко улыбнулась я, отрывая голову от статуи – «Пусть знает, кого жжет!»
— «Именно, моя дорогая» — кивнула головой мать, не пытаясь скрыть усмешку, приподнявшую уголки ее губ – «Так же поступила и она. Так кого же тут винить, кроме глупой кобылы, что обожгла паром свой глупый круп?».
— «Я едва не убила ее…».
— «А потом – донесла до апотекариума. Ты стала доминантой, ты держала в копытах ее жизнь – и своим поступком взяла на себя ответственность за ее дальнейшую судьбу. Не удивляйся, если оправившись, она склонит пред тобой свою выю – по древнему пегасьему закону, сим действом ты указала на нее как слабейшую из вас двоих, и если нынешнее племя еще чтит тот древний порядок, то вскоре ты будешь приятно удивлена».
— «Приятно…» — я поразилась горечи, пронизывающей мои слова – «Как я могу заботиться о ком-то, когда меня саму, раз за разом, вытаскивали с того света – не важно, Луга это были, или просто белоснежный смерч. Почему, раз за разом, я никак не могла умереть? Быть может, ты знаешь ответ и на этот вопрос?».
— «А ты не думала, что мы боялись за тебя, моя хорошая?» — принцесса привлекла меня к себе и пользуясь тем, что я была не в силах трепыхаться, боясь потревожить некстати разнывшееся плечо, вновь устроила меня у себя под крылом – «Я думаю, что Селестия пыталась сделать что-то такое… Прости, я не сильна в науках современных. Однако лукавить я действительно не стану – совокупив наши силы, мы «выключали» тебя, притушив огонек твоего разума, когда ощущали, что тебе грозит смертельная опасность. И знай, что это то, за что я никогда не стану извиняться, или просить меня простить – быть может, яснее тебе станут мои чувства, когда твои малыши научатся сбегать из-под опеки своей родительницы или бабки. А еще яснее – когда они научатся летать. Посмотрим, что ты скажешь мне тогда!».
— «Выключали? Как?!».
Молчание. Лишь звонко шумит вода, разбиваясь о побелевшие от минеральных отложений камни грота. Вновь молчаливая улыбка, так похожая на ту, что демонстрировала окружающим ее сестра. Понятно, ответа я не дождусь… Хотя какой ответ я хотела получить, ничего не зная о магии?
— «Не приведи богини!» — содрогнувшись всем телом, выдохнула я, представив себе близнецов, кувыркаясь, летящих к жадно ждущей их земле – «Уж пусть лучше будут жить как земнопони!».
— «Никому не дано избежать своей судьбы!» — властно оборвала меня Луна, заставив своим голосом загудеть окружавшие нас стены – «Ни нам, ни тебе, ни кому-либо другому. Да, мы следили за тобой – не взглядом, но духовно, следуя мыслями по твоим следам, где бы ты ни была. Да, мы уберегали тебя от лютой смерти, и не раз – но лучше так, чем-то, что случилось бы, погибни ты вдали от дома. Поверь, тогда бы ты и вправду очутилась на страницах хроник тех, кто смог бы написать об этом сказки!».
— «Что ты имеешь в виду?» — вздернув голову, я уперлась носом в подбородок матери. Уже забытое ощущение, которое я когда-то ощутила далеко-далеко в южной стране, во время, казалось бы, ни к чему не обязывающего застольного разговора, вновь навалилось на меня, словно мешок камней – «О чем ты говоришь?!».
— «У каждого свой путь. Поверь, мне было горько, но я смирилась, увидав доказательства того, что он верен. Ну, или просто не хуже остальных» — вздохнула та, глядя на возвышающуюся перед нами статую – «Просто поверь в то, что ты нужна нам, Скраппи – ты нужна нам обеим».
— «Я… Я верю» — тяжело вздохнув, я постаралась справиться со всем тем ворохом ответов, что свалился на меня, по моему же желанию, кстати, словно куча прелых листьев, самым простым и испытанным образом – просто не думать об этом. Получилось, мягко говоря, не очень – «Ну и зачем же я вам нужна?».
— «Непосредственна, как всегда!» — ухмыльнувшись, фыркнула Луна – «Но не думается ли тебе, моя милая дочь, что теперь моя очередь задавать тебе неудобные вопросы? Например… Ну, хотя бы вот об этих украшениях».
— «Да уж, украшения!» — фыркнула я, покосившись на заднюю ногу, над самым копытом которой, переливаясь, позвякивала пара золотых колец. Странно, но заинтересовав меня лишь однажды, во время прибытия в Понивилль, они странным образом умудрялись ничем не привлекать моего внимания, чего нельзя было сказать о Графите. Кажется, этого негодяя нешуточно заводило их ритмичное позвякивание, и каждый раз нависая над моей распластанной, как курчонок, тушкой, он нет-нет, да и косился светящимся глазом на мои задранные кверху ноги, плотно охватывающие его живот и круп. При воспоминании о позах, которые мы однажды решили попробовать, я покраснела и постаралась скрыть нарастающее смущение за нарочитым покашливанием, попытавшись сменить неудобную тему – «Даже не знаю… Когда все это началось, я обнаружила их на себе, и сразу же попыталась снять, но неудачно. Ну, а потом… Не знаю, почему, но они не привлекали моего внимания. А что? Это важно? Ты что-нибудь знаешь об этом? Скажи мне сразу, иначе я буду спрашивать Селестию, или пролезу к тебе в комнату, ночью!».
— «И вот так вот всегда. Вместо ответа – очередная порция вопросов и угроз!» — картинно закатив глаза, пожаловалась статуе Луна – «Пойми же наконец, неразумная, что важно не то, что нам необходимо от тебя, а важны лишь твои чувства к нашему миру! Оглянись вокруг – ужель не зришь ты красоты, что окружает тебя со всех сторон? Дыхание мира во всем вокруг нас – в покачивании травинки, в ночном ветерке, в шепоте звезд и в гнилостном свечении мха на этих стенах! Выйди на поверхность, и услышь приветствующий твое рождение для мира треск колючек, впивающихся в твою плоть! Беги, задыхаясь, от неведомой опасности, ощущая, как мир проникает в твою грудь вместе с ледяным воздухом и ветром, колышущим твою гриву! Найди убежище – и обнаружь там следы чьих-то копыт, скрывших в укромном местечке свою тайну! Ужель я ошибалась в тебе, и ты и впрямь решила уподобиться глупому камню, прыгающему по поверхности воды?!».
Испуганная громовым голосом принцессы, я задергала ногами, отползая от нее подальше, пока не уперлась спиной в постамент. Казалось, стоявшее на нем изваяние стало выше, и столь же грозно, сколь и наступавший на меня оригинал, глядело на скрючившуюся у его ног напуганную пегаску.
— «Я.. Я не знаю, чего я…».
— «Это все ерунда!» — топнув ногой, взревела Повелительница Ночи. Серебряные накопытники, мягко обхватывающие ее ноги до середины голени, звонко ударились о камень, выбивая из него водопад искр, сверкающим потоком окативших и меня, и постамент, и воды подземного ручья – «Каждое живое существо знает, чего хочет, и желаниям этим есть число три: «потребность в жизни», например, есть первое из них – жить хочет даже червь, и бабочка, и пони! Жить, безопасно размножаться и любить, а также быть любимым, важным, нужным! Второе есть потребность знать, уметь, исследовать и видеть результат своих трудов – вот то число, присущее всему, что мнит себя чуть выше червяка! И третье, наконец – потребность в гармонии, порядке, красоте! Узнай порядок сей – и сосчитай немедля, где твой передел, чего ты хочешь от этого мира! Тогда-то и поймем, что именно в тебе противится природе!».
— «Я… Луна, я…».
— «Подумай, и ответь!».
Дрожа, я забилась в уголок, до судорог в ногах напуганная этим превращением. Мне уже довелось видеть лик Солнечной Богини, иногда являемый в моем присутствии Селестией, в этот миг, превращавшейся во что-то неземное, запредельное для понимания – казалось, это тот самый мир о котором напомнила мне Луна, вдруг обрел плоть, и смотрел на меня миллиардами глаз, оценивая и решая мою судьбу. И теперь, я вдруг поняла, как глупы были те, кто считал вернувшуюся сестру Солнцеподобной лишь прихотью своей венценосной повелительницы. Как глупа была я, считая в глубине души, ее несчастной, забитой жертвой произвола старшей сестры. И как я, наивная, могла еще полагать, что могла чем-то навредить этим богиням?! Надвигавшееся на меня тело чернело темнотой космических пространств, синева колышущейся гривы мерцала вуалями туманностей и всполохами звезд, а глаза… Зажмурившись, я скрючилась у ног статуи, прикрывшись здоровым крылом и страстно желая оказаться где угодно, но только подальше отсюда.
— «Не бойся меня, моя маленькая» — шепот, тихий, словно шорох развевающейся на бегу гривы, проник в мои уши, заглушая неумолчный плеск воды. Запах ночных трав проник в мои ноздри, окутывая меня пьянящими ароматами, заставляющими голову приятно кружиться, а сердце – сжиматься в тревожной истоме – «Тебе нечего бояться, кроме самой себя. Не открывая глаз, взгляни на себя, и не головой, но сердцем почувствуй свое место в этом мире. Чем будешь ты для него – завоевательницей, строительницей, исследовательницей? Или… Чем-то большим?».
— «Да!» — сжавшееся в комочек тело понемногу успокаивалось, но мечущийся в панике разум ухватился за последнее слово – «Я не хочу завоевывать, клянусь! Я… Просто я не могу… Я делаю то, что умею!».
— «Тогда взгляни на меня».
Прошло немало времени, прежде чем я смогла подчиниться приказу, и выглянуть из-за подрагивавшего крыла сначала одним, а затем и другим глазом. Испытующе глядя на меня, напротив застыла Луна, гордо несущая на себе регалии, положенные принцессе огромной страны. Так напугавшая меня богиня исчезла, но теперь я смутно ощущала ее присутствие, как и присутствие чего-то необычного, чего-то огромного, словно небо, пропитывавшего все вокруг – и стены, и каменный пол, струящегося вместе с водой и колышущегося во влажном воздухе пещеры. Это ощущение росло и крепло, и стоило лишь мне закрыть глаза, как я ощутила себя чем-то маленьким и невесомым, пылинкой, купающейся в воздухе залитого солнечным светом бального зала, за распахнутыми окнами которого раскинулся свежий, пропитанный утренней прохладой мир… И даже самая маленькая пылинка была чем-то важна для этого мира. Но чем? Мысли путались и оседали на дно реки, словно срезанные водоросли, скручиваясь в тугие клубки, оставлявшие после себя не озарение, но смутное понимание чего-то важного, чего-то…
— «Взгляни на меня, и скажи, где твое место в этом мире?».
— «Я не знаю. Честно» — дрожь почти прошла. Экзотические запахи крутились у меня в голове, словно легкий наркотический дымок, мешая соображать, и оставляя на свободе лишь предчувствия и ощущения. Открыв глаза, я одурело уставилась на склонившуюся надо мной принцессу, внезапно понимая, как же глубоки ее глаза – почти как у Селестии, но не скрывающиеся под маской усталой от жизни правительницы – «Я хочу любить этот мир! Я хочу заботиться о нем, и беречь его – как я хотела когда-то, выбравшись из того проклятого колодца. Я не хочу, чтобы в дальних деревнях маньяки убивали жеребят. Я не хочу, чтобы кто-то умирал в сыром подземелье, пронзенный прорастающими сквозь него кристаллами, и я точно не хочу, чтобы кто-то лишал воли этот прекрасный народ! Я не хочу… Я не позволю отобрать у единорогов магию, у земнопони – их свободу, а у пегасов – крылья!».
— «Что ж, тогда ты сможешь понять и четвертую часть сего счисления» — пошатываясь, я поднялась, робко принимая помощь изящно завитого крыла принцессы, в нерешительности остановившись перед ней. Казалось, я физически ощущала испытующий взгляд статуи, скользивший у меня между лопаток – «Но вывести ее ты сможешь для себя лишь сама. Никто другой не сможет объяснить сию загадку, но разгадав ее, воскликнешь ты и назовешь себя слепцом, негаданно прозревшим! Решишься ль ты посвятить тому свою жизнь?».
— «Да!» — в тот момент, моими устами говорила сама надежда. Усталость от непонимания того, что происходит вокруг, ошибки и неудачи казались мне топким смоляным озером, смертельной ловушкой, и с дикой надеждой, я ухватилась за протянутую мне веточку помощи. Выдержит ли она меня? Отбросив цеплявшие меня сомнения, я стиснула зубы и, не обращая внимания на боль в растревоженном крыле, склонилась до земли перед Принцессой Ночи – «Я хочу стать частью этого мира — не на словах, а на деле! Прошу тебя, научи меня! Будь моей наставницей и повелительницей, но теперь уже – по-настоящему!».
Не грохнул гром, не сверкнула молния – стоявшая напротив аликорн была выше этих дешевых единорожьих эффектов. Склонившись до земли, я приложила губы к накопытнику принцессы и не отрывалась от него, пока не ощутила на своем затылке ободряющее, призывавшее меня подняться прикосновение.
— «Вот теперь, ты на самом деле вызвалась стать моей ученицей» — с загадочной улыбкой напутствовала меня Луна. Глаза ее сверкали, словно рождающиеся звезды, и я смущенно потупилась, вновь ощущая странную потребность упасть к ее ногам – «И ты вновь станешь ей, моя дорогая. Первой – за тысячу лет».
Родственники были встречены, дети устроены, принцессы сданы охране и вельможам, и наконец в моем плотном расписании обозначился небольшой перерыв. Официально я должна была докладывать о своем прибытии командованию Гвардии Эквестрии, частью которой, хоть и отдельной, все еще был Легион, но я решила потратить его с большей пользой, и словно снег на голову свалилась на своих обожаемых подчиненных.
В буквальном смысле этих слов.
— «А ну стоять!» — хлопнувшись посреди плаца, я постаралась сдержаться и не застонать от боли в отбитых копытах. Все-таки этот фокус с «крутым», в стиле Ночной Стражи, приземлением, легче было делать на чем-нибудь мягком, ну или, по крайней мере, не мощеном здоровенными каменными плитами. Пригнувшись, я пропустила над собой обутые в тяжелые накопытники ноги патрульной тройки, вознамерившейся вырубить нарушителя ловким хлопком по затылку и, не двигаясь с места, решила просто понаблюдать за развитием событий, с интересом глядя по сторонам. К вящему моему удовольствию, создаваемый нами механизм провернулся на удивление быстро, и спустя несколько секунд меня окружало не менее пяти копий, пара которых очень красноречиво уперлась мне под крылья. Да, молодцы ребята – любое неосторожное движение неминуемо закончилось бы для меня парой лишних дырок в боку.
— «Молодцы!» — сама того не желая, я расплылась в улыбке, видя перед собой знакомую морду Рейна. Последовавший за мной розовый пегас отринул карьеру ночного стража, и, с благословения Луны, уже который год вместе с остальными выходцами из Обители Кошмаров создавал вместе со мной Легион. Надо же, уже кентурион? А как орал, что не хочет командовать… Интересно, и почему я об этом не знаю? Ох, несдобровать чьему-то желтому крупу…
— «Рейн? Поздравляю с повышением!».
— «О, командир!» — веселея прямо на глазах, расплылся в ухмылке пегас. Щекотавшие меня копья убрались, но переглядывающаяся дежурная тройка незнакомых мне пегасов так и осталась маячить над моей головой. Новички? Наверное… — «Погоди, я сейчас тессерария кликну. А ты к нам надолго?».
— «Ну ты и наглец, Рейни! «Надолго», надо же! Я тут узнала, что ты решил зажилить попойку в честь повышения в должности, поэтому приняла решение вернуться и прижать всех к копыту!» — тессерарий, если это была Сильверхуф, явно не торопилась, а вместо нее, в дверях административного корпуса появилась синегривая фигурка, облаченная в неброскую попону. Окружившие меня пони, знавшие меня уже давно, заметно напряглись.
— «Легат» — протиснувшись через обступивших меня легионеров, приветствовала меня Черри. Со времени нашей последней встречи она похорошела и кажется, все-таки смогла перебороть себя и природу, наконец-то поправившись в нужных местах, как я обещала ей еще в Камелу – «Эй, тут что, кому-то нечего делать?».
— «По местам, народ!» — рявкнул опомнившийся Рейн – «Вернуться к патрулированию! Третье крыло – наряд вне очереди! И если еще раз пропустите кого – будете палками питаться, понятно?».
— «Так она летела слишком быстро, словно разбиться собралась!» — принялся оправдываться один из пегасов, но судя по звонкому удару витиса, опустившегося на шлем, его доводы не произвели должного впечатления на Рейна – «Аррр! Понял, кентурион! Исправлюсь, кентурион!».
— «Быстро? На то она и Легат, дубина бескопытная!» — хмыкнув, я отправилась вслед за Черри во второй, «офицерский» корпус казарм, слыша за спиной удалявшийся голос розового пегаса – «Она вам яйца могла бы открутить, пока вы там соображали, что к чему, и сказать, что так и было! Я вам потом расскажу, как мы с ней…».
«Что ж, определенно, тут мало что изменилось, и это хорошо. Однако, надо будет узнать, что это за «сюрприз» приготовил мне Хай».
— «Я гляжу, мной тут уже пугают новичков?» — поднимаясь по лестнице, кинула я пробный шар. Сдержанная реакция обычно словоохотливой Черри, письма которой были самыми длинными из всех, что я получала в Обители, заставила меня насторожиться и, глядя на ее покачивающийся перед моей мордой круп, я ощутила странный дискомфорт, перерастающий в предчувствие скорых неприятностей. Та не ответила, но стоило лишь нам очутиться в нашем общем кабинете, как белая кобыла буквально влипла в мою грудь, с грохотом прижимая меня к двери.
— «Скраппи! Я так рада!».
— «Черри, что случилось?» — неловко улыбаясь, я обняла тискающую меня в объятьях пегаску, ощутив исходящий от нее запах – мягкий, теплый, уютный, как нагретая солнцем комната, как домашний пирог – «Держишь марку? Блюдешь честь офицера? Я уже подумала, что успела тебя чем-нибудь обидеть».
— «Глупости! Как я могу на тебя обижаться?» — отстранившись, подруга внимательно поглядела мне в глаза – «Просто теперь нам предписано блюсти честь офицера Эквестрийских Войск, так что поприветствовать тебя как следует мне было можно только тут. Не волнуйся, все наши, вся «старая гвардия» в курсе – Хай узнал от твоего Графита, что ты собираешься прилететь, поэтому ребята уже готовят тебе встречу в кабачке, на соседней улице».
— «Ого! Отлично!» — обрадовалась я, пропуская мимо ушей пассаж про «гвардию». Я ж не принцесса какая-нибудь, и слава богиням, не была обременена каким-нибудь почетным эскортом и прочими глупостями, положенными бы мне в таком случае по рангу – «Погудим! Стоп, а ты чего же, не придешь?».
— «Я не смогу. Дела…» — отвела глаза та.
— «Чеееееррииииии...».
— «Нет-нет, у меня и вправду дела. А уж если меня там заметит капитан Стомп, мне точно несдобровать. Так что даже не уговаривай, хорошо?».
— «Черри, я что-то не поняла. Какой офицер? Какой моральный облик?» — изумилась я, обхватывая копытами морду пегаски, и, в свой черед, внимательно глядя в ее забегавшие глаза – «Кажется, ты что-то недоговариваешь, мой сигнифер?».
— «После твоего отлета старшим стал Хай» — не стала ломаться Черри, с удивившей меня решительностью принимаясь докладывать о произошедших изменениях – «В общем, все шло так, как мы тебе и писали, но с одним отличием – командор Шилд прислал к нам проверяющую. Это было тем условием, с которым он брал к себе в Академию Гвардии Эквестрии офицеров из Легиона, и эта ссу… Прости, офицер Стомп – в общем, она старается сделать из нас образцово-показательных воинов, а командор, словно этого мало, шлет и шлет проверяющих, и надо мной нависла нешуточная опасность лишиться этой должности и звания».
— «Это как?!» — оторопела я. Кто-то, помимо моей воли, собирался снимать и назначать моих офицеров? Вот это поворот…
— «Ну, я…» — отчего-то засмущалась подруга – «В общем, это неинтересные канцелярские дела. Точку не там, где надо, поставила. Печатью шлепнуть забыла. Ты же ненавидишь скучные канцелярские дела, верно? Хотя, если тебе интересны запросы, отчеты, бланки и переводы, я с радостью ими с тобой поделюсь».
— «Ну уж нет!» — отпуская Черри, рассмеялась я, и осторожно присела за стол. За год ее стараниями полупустой кабинет стал гораздо уютнее, оброс шкафами, занавесочками на окне и потертым половичком. Узкая и длинная лавка превратилась в сортировочную доску для документов, исчез огромный грифоний фламберг со стены, но кое-что осталось неизменным, и я с наслаждением втянула в себя запах старой пыли и рассохшегося паркета, трогая копытом свой старенький стол. Интересно, а как там моя заначка? Вот она, моя хорошая… Эй!
— «Высохло!» — твердо ответила Черри на мой невысказанный вопрос, вместе со мной провожая глазами муху, с сердитым жужжанием вылетевшую из горлышка глиняной бутылки – «Или испарилось! Скраппи, серьезно, тебе нельзя употреблять это ужасное пойло! Я полила им цветок и, представь себе, он отрастил пару щупалец и вот-такенную пасть!».
— «Это же был коктейль из позапрошлогоднего сидра Эпплов, и особых добавок от Кропа Шедоу!» — расстроилась я, тряся над ухом бутылочку в надежде, что в ней осталось хоть что-нибудь, хотя бы на донышке… Но нет, гадкая муха выпила все – «Черри, если еще хоть кто-нибудь еще раз выльет мой сидр – клянусь, я сама отращу себе пару щупалец и вот-такенный рог!».
— «Мужу пожалуйся!» — парировала белая засранка и показала мне язык – «Думаю, он будет рад внимательно тебя выслушать».
— «Я предана и раздавлена неблагодарностью самых близких существ!» — уронив голову на стол, провозгласила я, в доказательство вздымая над головой бутылку – «И теперь, я в гневе!».
— «Скраппи…».
— «Теперь я пойду вниз и поделюсь своею болью со всеми, кого встречу на своем пути! Берегитесь, прогульщики, самовольщики и лентяи – идет Легат с проверкой!».
Выйдя из кабинета, я двинулась вперед, в поисках жертв. Надолго моргнувший на Посту Номер Один[4] легионер в мгновение ока получил в довесок к положенному по уставу шлему мусорную корзину, вместе с содержимым, очутившейся на его сладко похрапывающей голове. Увлеченно беседовавшие о чем-то девичьем кобылы из десятой контубернии, спотыкаясь и падая, с визгом унеслись прочь, буксуя по мокрому полу разъезжающимися ногами, когда их крупы в полной мере ощутили на себе всю тяжесть влажных половых тряпок, которыми я умудрялась хлестать их на бегу, до самого поворота коридора. Выйдя из здания казарм, я с наслаждением втянула в себя воздух, и с предвкушением повела глазами по сторонам в поисках того, кто мог бы разделить со мной тоску-печаль и скрасить мне ожидание неблизкого вечера. Увы, ничего интересного на глаза не попадалось, и даже занимавшиеся на тренировочных площадках или отрабатывавшие элементы построения на плацу легионеры, казалось, усерднее застучали копьями и короткими мечами, завидев мою тяжело сопящую фигурку. Хотя…
— «Сто-ять! Кру-гом!» — скомандовала я, но три фигуры, кравшиеся вдоль стены, вдруг испуганно взбрыкнули, и заплетающимся аллюром ломанулись куда-то в кусты. Наивные…
«И кто тут высадил эту ерунду?» — недовольно подумала я, ныряя в ровный ряд оказавшихся чрезвычайно колючими кустиков, высотой едва доходивших мне до холки. Спотыкаясь и гремя доспехами, нарушители – а это были именно нарушители, даже на мой невзыскательный взгляд – продирались сквозь колючую поросль, умудряясь оставлять за собой целую просеку даже в не слишком широких кустах, и мне оставалось лишь следовать в их фарватере, с интересом обоняя запах перегара и кобыльих духов. Наконец, мне это надоело, и хлопнув крыльями, я взвилась над головами тройки беглецов, решив подождать их у ближайшей лестницы на стену.
«Так-так-так. И что же у нас тут?».
— «Эй, вы, трое!» — вывалившаяся из кустов троица была облечена в зеленые туники Пятой кентурии. При ближайшем рассмотрении, все трое оказались кобылами – белыми, как на подбор, чего не могли скрыть скособочившиеся, расхристанные доспехи – «Так-так-так! Идите-ка обе сюда! Где вы были, когда вас не было? Были там, где были, но быть там не должны были, но были?!».
— «Ох, кон-нский хрен…» — очень тихо, на ее взгляд, прошептала одна из них. Юная кобылка, перебирая красивыми и тонкими ногами, не меньше других озонировала воздух запахом какой-то кислятины – похоже, что вина. Или сидра? Я принюхалась, но нет – яблочный запах отсутствовал, а вместо него, до меня доносились волны сладковатого, какого-то «гламурного» перегара. На морде одной из трех кобыл, задом наперед, был нацеплен шлем, и похоже, именно она перла вперед не разбирая дороги, прокладывая путь своим товаркам. Они что же, вот так вот заявились сюда, будто так и надо?
— «Позвать сюда кентуриона Пятой. Живо» — ледяным голосом процедила я, глядя на пошатывающееся трио. Вот уже минуту порхавшие надо мной караульные обернулись достаточно быстро, и к моменту появления офицера пьяненькие нарушительницы только начали засыпать – стоя, словно слоны, положив друг другу головы на холку.
— «Ага. Кентурион Хунк. Ну-ка, полюбуйтесь – ваши сокровища?».
— «Легат!» — стукнул себя по груди кентурион. За давностью лет, я, быть может, и забыла его разгильдяйство во время Северной войны, но так и не сподобилась перевести куда-то еще, так и оставив на должности командующего Пятой кентурией, обучавшей новичков. Судя по отсутствию жалоб и каких-либо шепотков от товарищей по оружию, он оказался на своем месте, или, по крайней мере, не претендовал на что-то большее – «Приветствую тебя, Легат! Эти? Ну, одеты как наши. Но кто они… Нет, я их впервые вижу. По крайней мере, единорогов среди моих сейчас нет – сами знаете, это товар редкий, и тянуть лямку земнопони их можно заставить только из-под ремня».
— «Единорог?» — удивилась я, подходя к стоявшим передо нами кобылкам, и принимаясь стаскивать с них шлемы. Хунк оказался прав – все трое были единорогами, а скособочившиеся шлемы неплохо скрывали их небольшие пока рога. Молодые кобылы и, как мне показалось, еще подростки, проснулись и с недоумением уставились на меня пьяными, налитыми кровью глазами.
«Ого. А еще говорят, молодые ничего не умеют. Я бы в их возрасте так пить не смогла…».
— «Хунк, поручаю их вам» — осмотрев пойманную добычу, я повернулась к кентуриону, старательно игнорируя раздавшиеся за спиной, неаппетитные звуки. Похоже, одной из пришелиц приспичило поблевать – «Отвести в подвал и выяснить, где они взяли доспехи. В средствах не стесняйтесь, но поаккуратнее – все же подростки… В общем, ремень вам в копыта. Дети у вас уже есть?».
— «Есть. Но от пегаски» — дернул щекой пони, недобро покосившись на раскачивающихся кобыл – «Так что можно сказать, что и нет. Сама знаешь, Легат, как это у вас заведено. Так что сделаю. А ну, за мной!».
— «Что-то тут явно без меня разболталось, Черри» — задумчиво поделилась я мыслями с подругой, тихо подкравшейся ко мне, и с удивлением глядевшей на оставшуюся после нарушительниц дурно пахнувшую лужу – «Поэтому давай-ка вернемся в наш кабинет, возьмем толстую пачку бумаги, и быстренько, вкратце, набросаем на ней примерный список того, что я должна знать, как командующий этим бардаком».
— «Знаешь, тогда, я боюсь, нам вряд ли хватит времени, да и чернил…».
— «Ну, тогда тебе придется осваивать навык не только копытописного, но еще и ротописного письма» — пожала плечами я, игнорируя удивление нелетучей пегаски – «Для быстроты процесса можешь взять перо хоть задними ногами, но к вечеру, моя дорогая сигнифер, я хочу знать, кто и чем дышит в Легионе, особенно думая, что меня тут по-прежнему нет. И вызови ко мне Фрута Желли».
— «За нашего вернувшегося Легата!» — взметнувшиеся к потолку кружки, бокалы и иная посуда опустились и дружно опрокинулись в глотки окружавших меня пони. Смущенно улыбнувшись, я махом отхлебнула половину тяжелой кружки, разглядывая сидевших вокруг меня товарищей и друзей – веселящихся, отчего-то радующихся моему приезду, словно я привезла им подарки к Дню Согревающего Очага, а не кучу новых проблем и нововведений, о которых пока не знал никто из присутствующих в кабачке.
День прошел несколько сумбурно, но довольно быстро – занявшись неотложными проблемами, я быстро закопалась в растущей у меня на столе куче бумаг, исчерканных пометками, запросами, черновиками грозных приказов и указаний. Конечно, большая часть их была создана на откуп бюрократической машине, без которой невозможно было бы представить себе функционирование сколь-нибудь крупного государства, но их наличие являлось тем минимальным требованием, которое предъявлялось к Легиону органом управления всеми вооруженными силами страны – Генеральным Штабом Гвардии Эквестрии. Это не так давно созданное образование, явилось ответом командора на вызовы новых времен, одним из которых стало увеличение поголовья разноцветных жителей Эквестрии, что, естественно, потребовало и увеличения вооруженных сил страны. Ох, лукавил командор, говоря мне при первом нашем знакомстве о тысяче с чем-то гвардейцев – по моим данным, уже на тот момент их было гораздо, гораздо больше, но этот принципиальный герой мог счесть, что организация даже сотни пони в один единый отряд была бы непосильной ношей для выскочки-авантюристки, пробравшейся к подножью эквестрийского престола. Идеи Ника, какими бы они ни были, он высмеял и, наверное, мне просто повезло, что я предложила что-то более простое, нежели взаимодействие на поле боя многочисленных полуавтономных соединений, объединенных в единое целое переносными устройствами связи, если я правильно поняла командора. Время вроде бы доказало мою правоту, но, в то же время, одна операция, которую вряд ли можно было бы назвать войной по меркам старого мира, еще не была показателем, а периодически отсутствующее на своем месте командование, будь то я или Скрич, никогда не шли на пользу даже самым дисциплинированным солдатам. Поэтому, засев в кабинете с кувшином смородинового морса, я проторчала там до вечера, разгребая накопившиеся за год завалы.
И почему пони до сих пор не придумали телеконференции или удаленное управление, позвольте вас спросить?
Кабачок, в который мне удалось затащить и Черри, находился не совсем на соседней улице, а кварталом дальше – похоже, все-таки кого-то заставили вызубрить устав как Легиона, написанный мной в состоянии жестокого похмелья, так и гвардейский устав, в котором, помимо основополагающих вещей, был целый раздел о том, как должен вести себя «образцовый гвардеец», и какие трудности могут встретиться на его пути. Так вот, одна из статей предписывала офицерам обращать внимание на наличие питейных заведений неподалеку от мест, где будет расквартирована часть, и тотчас же сообщать в органы местного самоуправления о том, что данные заведения не могут находиться ближе чем в трех сотнях метрах от несущих нелегкую службу гвардейцев. Кажется, в прошлом человечества тоже было подобное положение, но, независимо от этого, устав в этот вечер мы не нарушили, хотя и набились в довольно небольшое помещение маленького бара, флегматичный хозяин которого, тряся тремя лохматыми подбородками, без какого-либо намека на шею плавно переходившими в грудь, безо всякого неудовольствия встретил шумную компанию в туниках, живо составившую подковой все его столы, и теперь дружно отмечавшую под звуки патефона прибытие на их головы пятнистой носительницы всяческих неприятностей.
— «За нас, ребята! За Легион!» — гаркнула я ответный тост и осушила оставшуюся часть кружки. Напиваться как хрюшки мы не собирались, поэтому сидр был не слишком крепок, и больше напоминал молодое шампанское, мягко лизнув мою голову горячим языком, веселыми пузырьками царапнув горло и нос – «Черри, хватит таращиться на хозяина. У него проблема со щитовидной железой, если я не ошибаюсь, поэтому имей совесть, не смущай чело… пони. Хорошо?».
— «Прости. Просто я никогда такого не видела» — прижимая к груди кружку и настороженно косясь по сторонам, пробормотала подруга – «А ты уверена, что это не заразно? Ни капельки? Ни чуть-чуть?».
— «Хочешь, пойду у него спрошу?».
— «Нет-нет, не стоит!».
— «Тогда не задавай глупых вопросов, хорошо?» — ухмыльнулась я, старательно давя всколыхнувшееся в душе раздражение от столь явного недоверия к моим словам – «Черри, расслабься! Тут что, без меня тебя снова обижали? Ну так покажи только копытом, я им живо ноги попереломаю!».
— «Нет, просто я думаю, мне не стоит привлекать к себе внимание» — призналась та, с явным сожалением глядя на еще полную посудину, из которой она едва успела отхлебнуть – «Я посижу с вами немного, а потом…».
— «Черри, помнишь, что я сказала тебе, когда ты попыталась дуть мне в уши по поводу твоих планов на сегодняшний вечер?».
— «Да, Скраппи. Ты сказала, что я иду с тобой, и это приказ».
— «Правильно» — я обняла за плечи белую пегаску, сгибом крыла приподнимая ее кружку на уровень наших носов – «Потому что я улучила минутку, и поинтересовалась у Хая, чем это таким важным он обременил свою спутницу жизни. И знаешь, что он мне ответил?».
— «Думаю, да» — сдаваясь, пробормотала та, прикладываясь к посуде. Хихикнув, я стерла с ее морды пенные усы, легонько чмокнув в нос, отчего подруга зарделась словно маков цвет, но, дернувшись разок, передумала вырываться и даже потерлась носом о мою шею – «Скраппи, мы так скучали! Ты не поверишь, было так скучно и так тревожно, особенно после того, как твой муж рассказал о том покушении. Мы думали, думали, и решили, что все это, весь этот лес и страшные растения, о которых писали в газетах – это все попытка подобраться именно к тебе. И как там… Ну…».
— «Где «там»? Ах, «там»… Там нормально» — сообразив, о чем спрашивала Черри, я приложилась к очередной кружке, забросив в рот фруктовое канапе, растекшееся по языку свежей дыней. Как и арбузы, эти штуки еще не исчезли у нас, словно апельсины, хотя и были не такие большие, сладкие и сочные, как их собратья с южного материка – «Они разрешили пересдачу тем, кому это не удалось, и если пегас смог выжить в Грязи еще полгода, то ему дается еще один шанс. Но в этом случае, как ты понимаешь, Давилку проводят сами инструктора».
— «Не хочу даже вспоминать об этом!».
— «Ну и не вспоминай» — тепло улыбнулась я, поглаживая копытом животик подруги, под белой шерсткой которого, как я знала, скрывался небольшой шрам, оставшийся ей на память о годе кошмара, в который превратилась тогда ее жизнь – «Послушай-ка, мне кажется, или ты поправилась?».
— «Ну, я…».
— «Итак, собратья по оружию, внимание!» — солидно поднявшись над столом, Хай вновь поднял длинный и узкий бокал, в котором плескалось что-то мутно-бардовое, словно свернувшаяся кровь – «Сегодня мы выпьем за всех, и еще не раз, но сейчас, я предлагаю вновь поднять бокалы за нас, за наш Легион, и за нашего командира, которого мы знаем еще с Обители. Ну да, да – не все ее знают со времен наших первых похождений, но сейчас это не имеет значения. Она вернулась, и я думаю, скоро у нас появятся два новых, еще юных, рекрута, которых она обязательно представит своим соратникам и друзьям. За пополнение в наших рядах, нынешнее и будущее!».
— «За пополнение!».
— «Ага, за пополнение, Хай!» — на этот раз, я выдула больше, чем полкружки. Интересно, а если попробовать ее заглотить целиком? Даже не знаю, что закончится раньше, сидр или воздух в моих легких – «И за твой сюрприз, примипил ты мой ненаглядный!».
— «Ага! Я знал, что тебе понравится!» — ухмыльнулся мой заместитель, похоже, совершенно не подозревая, что узнав об этом самом «сюрпризе», я была готова его разорвать. Еще тысяча с лишним пони! Тысяча! Да откуда они все взялись?! Увидев бумаги, я сначала не поверила своим глазам, и даже подумала про себя, что Черри, наконец-то, доигралась со своими бумажками, которые, в отличие от меня, она видела как нечто совершенно реальное, в то время как я глядела на них волком, считая докучливой обузой и узаконенным способом всех бюрократов пудрить окружающим мозги, делая вид, что и они заняты очень важной и нужной работой. Увы и ах, все это оказалось правдой, и теперь наши казармы оказались забитыми под завязку – и это при том, что большую часть рекрутов удалось расселить в лагере для пегасов, недалеко от Мейнхеттена. Кстати, пора бы туда заглянуть…
— «Спасибо. Удружил» — кивнула я, взмахивая ногой с надетой на копыто ручкой кружки, щедро орошая окружавших меня собутыльников ароматным напитком – «И сколько нас теперь?».
— «Три с чем-то!».
«Ой».
— «Три? Тысячи? Пони?» — медленно произнесла я, отставляя сидр и внимательно глядя вмиг протрезвевшими глазами на идиотски лыбящегося по соседству со мной Буша, сидевшего в обнимку с двумя незнакомыми мне кобылами в туниках из серого, некрашеного полотна – «Да вы обалдели! Где ж я вам на всех офицеров-то найду?!».
— «Дык мы того, уже нашли!» — объяснил мне мой старый знакомый – «Вот, погляди, каких я тебе душек выбрал, а?».
— «Значит, ты мне выбрал. Душек. Спасибо, дорогой Тэйл» — хоть я и старалась говорить ровно, похоже, в моем голосе все-таки проскользнуло что-то недоброе, и зашебуршившиеся под крыльями пегаса кобылы начали лихорадочно одергивать себя, приводя в порядок измятую одежку, избегая при этом смотреть мне в глаза – «Я подумаю над тем, чтобы утвердить твое назначение данных пони на должности сотниц».
— «Простите, мэм!» — отстранив попытавшегося что-то вякнуть Буша, вылезла вперед одна из его пассий. Похоже, пегас сообразил, что сказанул что-то не то и, подобравшись, преданно сверлил меня глазами, тяжело сопя через нос, словно разводящий пары паровоз – «Коралл Страйпс, мэм! Третье отделение Первого Мейнхеттенского взвода, мэм! Десятница, но теперь уже бывшая, мэм! Временно исполняю обязанности сотницы Третьей Учебной кентурии, мэм! Уволена за несоответствие занимаемой должности, мэм!».
— «Из десятницы – сразу в сотницы?» — я с сомнением поглядела на сидевшую передо мной единорожку. Нежно-зеленая грива, светло-бежевая шерсть с парой неправильной формы пятен на крупе, короткий и гладкий рог – она была довольно симпатичной, при том, что ей явно перевалило за тридцать. Забавно, а она очень даже ничего… Моргнув, я сосредоточилась, уловив ехидно поднятую бровь моего бравого кентуриона, по праву считавшегося половым террористом всея Легиона – «И что за несоответствие должности, о котором вы столь честно решили мне сообщить?».
— «Отказалась выдать бандитам своего подчиненного, мэм!» — высунулась из-под крыла пегаса синяя земнопони – «Логнботтом, мэм! Пятое отделение Первого Мейнхеттенского, вылетела вслед за этой принципиальной дурой за драку с офицером. Без выходного пособия и с поражением в гражданских правах, мэм!».
— «Как интересно…» — я потянулась к канапе, задумчиво обсасывая пахнущую дыней зубочистку. Пить расхотелось, ведь вокруг начало происходить что-то очень интересное – наверное, не менее интересное чем то, почему Легат почти весь день на своем посту, а такие новости проходят мимо – «Черри, что за хрень?».
— «А это я ее попросил ничего не говорить» — честно ответил пересаживавшийся к нам Хай, притащивший с другого конца стола что-то ягодно-кремовое, нанизанное на деревянные шпажки – «Угощайтесь, коллеги, и не тушуйтесь, Легат не такая страшная, какой хочет показаться. Да, кстати, это я их уговорил сразу сказать, почему они здесь».
— «Молодец, примипил. Теперь мне не нужно думать, почему они свинтили с насиженного места в Мейнхеттене, ты прав. Мучиться размышлениями о том, как бандюгам удалось выкинуть из Гвардии двух сержантов гораздо интереснее».
— «Нас выкинули не эти мейнхеттенские отморозки, а скотина-капитан!» — мгновенно насупилась Коралл – «Вы явно не были в Мейнхеттене, мэм, и не знаете местных порядков. Гвардия там подчиняется Кантерлоту лишь формально, а на самом деле – все уже давно куплено, на корню. Любые должности покупаются и продаются, а если вдруг земнопони захочет подняться выше сержанта, или, в крайнем случае, лейтенанта… В общем, я даже и не знаю, какое мохнатое копыто ему нужно иметь, чтобы потеснить рвущихся на командные должности пегасов и единорогов».
— «А что же командор? Или принцессы?».
— «Принцессы далеко, а богатые пони – близко» — подала голос Лонгботтом – «Да там все так устроено, что даже если и приедет проверка из штаба – ее тотчас же купят или покажут бумаги. Много бумаг. И согласно им, ты оказываешься виноватой во всем, включая извержение вулкана, ограбление банка и срыв сезонной миграции драконов. Один молодой дурачок, еще не знающий жизни, решил задержать убегавшего преступника, но, на его беду, тот оказался «серьезным пони», имевшим знакомых среди не менее серьезных воротил. Так, по цепочке, его жалоба дошла до тех, кто решает дела в масштабах района, а затем – и города. Мне было предписано посадить его под домашний арест, и не появляться там пару дней…».
— «Что бы тогда произошло?» — очень спокойно спросила я, отчего сидевшая рядом Черри поежилась и успокаивающе погладила меня по крылу – «Ну, с этим новичком, я имею в виду».
— «С ним бы «поговорили», я думаю» — пожала плечами бежевая единорожка – «Подкупили бы, или заставили отказаться от своих показаний силой. Тем более, у него семья и маленькая дочь».
— «Ясно. Для вас это будет иметь какие-либо последствия?».
— «Последствия?» — желчно усмехнулась Коралл, на секунду постарев на десяток лет – «Вышвырнута из Гвардии с однократным выходным пособием. Выкинута из родного города. Пасусь тут, за половину той суммы, которую получала бы на своем месте. Куда уж хуже-то?».
— «Ну, например, вдруг вас захотят навестить те, кто все это устроил?».
— «А зачем?» — не поняли меня кобылы. Это немного успокаивало – я, как и Древний, прекрасно помнила зверства «братков» в лихие девяностые. Как хорошо, что этот мир еще не знает подобных вещей.
«А не знает ли?» — всплыла в голове негаданная мысль. Тело пошло мурашками, сосредоточившимися на его нижней половине, словно предвестники опаляющего огня надвигавшейся ко мне печи – «И кто может быть уверен, что подобные этому «попаданцу» пони, наученные старым ублюдком, не действуют сейчас в этом городе победившего капитализма? Кто будет искать их жертв на дне моря, с примотанным камнем к ногам?».
— «Неважно. В общем, имейте в виду, что я буду за вами присматривать, ясно?» — переглянувшиеся кобылы синхронно кивнули, постаравшись как можно более браво вытянуться на подушках – «И первым моим заданием непосредственно вам, помимо ваших непосредственных обязанностей, будет поддерживать контакт с вашим бывшим подчиненным. Делайте что хотите, хоть ложитесь под этого горемыку, но узнайте, как именно у него идут дела, и намекните, что если он захочет круто поменять свою жизнь, то в желтом доме, на пересечении Канатной и Роз, для него всегда найдется место. Вы меня поняли?».
— «Да, мэм!».
— «Будет сделано, мэм!».
— «Ну, вот и славно. Эй, фрументарий! Фрут! Ты все слышал?».
— «Я все слышал, Легат. Не беспокойся, я все понял, и прослежу за всем лично» — успокоил меня Желли, отвлекаясь от негромкой беседы с официанточкой. Юная пони, чем-то неуловимо похожая на стоявшего за стойкой хозяина заведения, лихорадочно записывала что-то в свой блокнот, краснея и нервно дергая головой, отчего карандаш то и дело рвал желтоватую бумагу. Закончив мучить блокнот, она поскакала на кухню, в дверях еще раз оглянувшись на отвернувшегося от нее единорога. Ну, ты смотри, как весна на нас действует…
— «Видите этого мощного старика? Этот могучий ум в здоровом теле?» — вновь обратилась я к новоиспеченным кентурионам. Услышав мои слова, Фрут усмехнулся, явно уловив подколку в моих словах, в то время как Буши ревниво зафыркал – выкарабкавшихся из-под его крыльев кобыл больше интересовала я, чем он – «Это наш доблестный фрументарий, то есть – особист, контрразведчик, и просто замечательный пони Фрут Желли. Не обманывайтесь его званием кентуриона, и приучите себя, а также вверенных вам пони, что слушаться его нужно беспрекословно, и со всеми интересными вещами, касающимися Легиона, тотчас же бежать нужно именно к нему. Он может говорить и действовать от моего имени – так же, как и наша сигнифер, Черри Дроп, а также мой примипил, Хай Винд. Вам это о чем-нибудь говорит?».
— «Да, мэм!» — поколебавшись, кивнула Коралл, обводя глазами всех представленных мной пони – «Сделаем, мэм».
— «Ну как тебе пополнение, командир?» — расслабляясь, развязно поинтересовался Буш. Ответить я не успела, привлеченная громким, каким-то истеричным звяканьем колокольчиков, отброшенных врезавшейся в стену дверью. Шум быстро затих, и даже хрипевший в уголке патефон подавился какой-то песенкой, когда в заведение, недобро ухмыляясь, вошло пятеро гвардейцев в сопровождении гордо выступавшего офицера.
— «Так-так-так. Оттягиваемся во время службы?» — ехидно прищурившись, смутно знакомым голосом бросила белая пегаска. Оглядев веселившуюся компанию, она безошибочно нащупала меня своими зелеными глазами – «Хотя учитывая присутствующих тут личностей, я этому не удивлена».
— «Патруль?» — удивилась я, глядя на незваных гостей, выстроившихся перед дверью. Один из гвардейцев проскакал через все заведение, и встал возле задней двери, ведущей то ли на кухню, то ли в туалет, а может, и в оба помещения разом – «И чем обязаны?».
— «Гуляем? Празднуем?» — игнорируя мой вопрос, иронично осведомилась кобыла, идя вдоль стола. Сидящие за ним кентурионы опускали головы, словно провинившиеся в чем-то жеребята, и с непонятной надеждой поглядывали в мою сторону – «И это в свободное от службы время? Или все-таки в служебное, а?».
Собравшиеся в баре легионеры негромко заворчали, словно свора побитых собак.
— «Вот ты, Хай Винд, примипил, заместитель своего командира Раг – ты уже подготовился к сдаче экзамена на соискание воинского звания? А ведь он начнется уже завтра! И чем ты собираешься поразить собравшихся там офицеров? Запахом дешевого сидра?».
— «Эй, что за ерунда? Нормальный же сидр!» — возмутилась я, но быстро заткнулась, поняв, что возмутилась лишь я одна. Дернув ухом, гвардейская кобыла проследовала дальше, напомнив мне жнеца, отмечающего свой путь колосьями склонившихся голов.
— «А вы? Сотники, а собрались тут пьянствовать, словно простые подростки! Мне что, завтра нужно будет бегать за каждым, требуя у него доклад? Или вы вновь будете трястись и что-то мямлить завтра на утренней разводке?».
«Странно. А перед кем еще им оправдываться? Перед Хаем?» — с удивлением подумала я, глядя на разворачивавшуюся передо мной картину. Признаться, я перестала что-либо понимать, а то, что участники этой странной и явно безобразной сцены не обращали на меня никакого внимания, лишь добавляло в нее сюрреалистичных цветов. Так ощущают себя те, кто видит сон и, понимая это, никак не могут проснуться.
— «Черри Дроп, душечка!» — подруга вздрогнула и постаралась закопаться поглубже под мое крыло – «Я сколько раз вам говорила об особом режиме лично для вас? Два? Пять? Десять? Теперь говорить не буду – пакуйте вещи, и собирайтесь к родителям или в свой табун!».
«Да что тут за хрень происходит?!».
— «Завтра, на линейке, вы все будете наказаны. Ясно?» — закончила свой выговор незнакомка, двигаясь в обратном направлении. Кривая стола несла ее ко мне и волей-неволей, заставила ее обратить свое внимание и на меня, когда нахмурившись, я поднялась, и встала на пути идущей ко мне пегаски – «А это кто тут у нас? Неужели вернувшаяся командующая этим подразделением? Ну-ну, милочка… Скажите, а вы уже доложили о прибытии в Штаб Гвардии? Или, может быть, уже получили распределение? Почему-то мне кажется, что нет. Что молчите? Язык проглотили?».
— «Винд, ты ее знаешь?» — стиснув зубы, я, в свою очередь, проигнорировала заданный мне вопрос, посмотрев на сидящего рядом Хая. Странные процедуры, о которых говорила мне незнакомка, поставили меня в тупик, а начальственный тон всерьез заставил разозлиться — «Мне кажется, она вас знает, судя по вашему пришибленному виду. Или я ошибаюсь?».
— «Это капитан Гвардии Лауд Стомп» — ответил за него Желли, поднимаясь с места – «Вы уже встречались — полтора года назад, во время кампании в пограничных землях. Стомп, послушай, не стоило так…».
— «Сидите, сержант!» — холодно отчеканила та, прерывая моего фрументария – «И прошу вас, в следующий раз, не влезайте в спор двух офицеров без разрешения. Особенно если одна из них является куратором вашего подразделения, а вторая… Вторая даже не знает, утвердят ли ее в этой должности, или нет. Это понятно?».
— «Предельно, мэм» — спокойно откликнулся тот – «Прошу разрешения обратиться, мэм».
— «Отказано!» — лязгнула белая кобыла, не отводя взгляда от моей тяжело сопящей морды – «Итак, что вы можете мне ответить на заданные вам вопросы?».
— «Вон!».
— «Что?».
— «Я сказала вон отсюда!» — заводясь, зарычала я – «Кто есть ты, смеющая требовать ответа в таком бесстыдном тоне у Первой Ученицы Госпожи? Лишь Гвардии капитан, в безумии своем алкающая славы, или подсыл, имеющая целью расстроить праздник сей?! Не потерплю!».
«Разорву!» — только и успела подумать я. Грудь вперед, перенести вес на передние ноги, отставить задние, и опустив голову, отвести назад шею — тело напряглось, и мягко скользнуло вперед, без малейшего труда принимая ту напыщенную позу, что когда-то разучивали мы с Госпожой. Однажды мне удалось уже, шутки ради, воспроизвести ее на дирижабле, хорошенько попугав местный народ, и вот теперь все повторилось, но на этот раз не было никакого веселого смеха, разрядившего обстановку – что-то недоброе, тяжелое поднималось во мне, словно муть со дна ручья, и эта новая, темная часть меня искренне недоумевала, отчего стоявшая напротив пони, как и все, кто находились в этом баре, не упали ниц, приветствуя их… Я не знала, кого именно, и эта заминка, это непонимание, почему-то рассердили меня еще больше – «Пади, и приветствуй Нас так, как полагается, безумная!».
Вот теперь в небольшом зале бара установилась настоящая тишина. Кто-то подавился сидром, и не смея громко кашлянуть, тихо хрипел, словно астматик в тумане; кто-то негромко охнул. От входа вдруг донесся звонкий стук, с которым из копыт гвардейцев выскользнули копья. Отпрянувшая пегаска затрясла головой, пытаясь справиться с трясущимися ногами, явно намекающими хозяйке, что во избежание неприятностей стоило бы быстренько пасть ниц, а уж потом и разбираться в происходящем. Нахмурившись, я обвела глазами всех, находящихся со мной в зале, отмечая, какой эффект произвели мои слова. Похоже, лихорадочно подбиравшие копья гвардейцы были впечатлены, как, впрочем, и окружавшие меня легионеры. А вот стоявшая напротив бравая гвардейская кобыла все-таки смогла справиться с потрясением, вызванным моим жалким подобием того Кантерлотского Гласа, которым так свободно владели принцессы, и теперь, с явным испугом глядела на меня сверху вниз.
Но мне казалось, что это я гляжу на всех сверху.
— «Это… Это что сейчас такое было? Учтите, вы ответите… Я не… Да что это такое…» — забормотала она.
— «Не пред тобой ли, предводитель сотни, отчитываться будет та, по мановению которой десяток сотен воинов готовы все, как один, помчаться на врага?! Безумие твое поистине злочинно! Пади – или познай Наш гнев!».
Возле двери вновь что-то грохнулось. Кажется, на этот раз это был один из злотобронных вояк.
— «Ниц, безумная!» — в душе что-то клокотало, словно вулкан, лавой злобы растекаясь по венам. Так это та, кто вознамерилась следить за вверившимися мне пони? Та, кто диктовала им, помимо меня, как жить, как отдыхать и что носить? А дальше что? Быть может, расскажет, как дышать?! Не потерплю!
«Тьфу-тьфу-тьфу, что это мне в голову-то лезет?!» — выныривая из кровавой дымки, уже заволакивавшей мои глаза, я лихорадочно замотала головой, стараясь вытрясти из нее этот рев, гулом отдававшийся во всем моем теле. Это было так странно, так непонятно… и так приятно, что я по-настоящему испугалась – испугалась того, что вдруг потеряю над собой контроль, превращаясь в… Даже и не знаю, в кого. Стоявшая напротив капитан испуганно прядала ушами, и явно порывалась грохнуться передо мной, как требовал мой ревущий голос. Но это явно было лишним, и с внезапно прорезавшимся стыдом, я протянула вперед крыло, останавливая ту на полдороги к полу.
— «Не нужно сие» — я постаралась, чтобы мой голос не дрожал, и оттого, слова прозвучали как-то холодно и сухо – «Поднимись и ответствуй – зачем ты прервала наш отдых, капитан Лауд Стомп?».
— «Я… Это моя обязанность!» — прохрипела пересохшим ртом пегаска, не в силах справиться с нижней челюстью, все время норовившей оказаться где-то в районе ее груди. Раньше других оправившийся Фрут поднялся, и стараясь не слишком явно коситься на меня, усадил свою своенравную знакомую на подушки, набросанные возле стола. Подобравшие товарища гвардейцы сгрудились возле входа, решая, то ли бежать за подмогой, то ли драться, не щадя живота, за своего капитана. Помаявшись, бедняги решили воздержаться от каких-либо телодвижений, за что были вознаграждены моим сухим кивком – «Раг! Это… Что это… Что это было?».
— «Этого не было. Ясно?» — пройдя на свое место, я плюхнулась на подушки, и в зыбкой тишине, долго смотрела на поверхность темного колодца, которым представлялась мне стоявшая на столе кружка. Наконец, я подняла голову, и со всей доступной мне строгостью вгляделась в окружавшие меня морды – «Ничего этого не было. Все поняли?».
— «Дык, эта…» — замялся Буши, озадаченно потирая шею. Мои новые подчиненные, словно мыши, осторожно выглядывали у него из-под крыльев – «А что это бы…».
— «Кентурион Буши Тэйл, вы плохо слышали Легата?» — осведомился Желли, к тому времени набросивший свой плащ на спину капитана. Избавившаяся от своего шлема, зеленогривая пегаска машинально завернулась в него, незряче уставившись куда-то в стену – «Ничего не было. Никто ничего не слышал и не видел. Всем все ясно?».
— «Конечно» — ответил за всех своих подчиненных Хай. Я буквально ощущала, как его настороженный взгляд царапает мою спину – «Думаю, нам всем послышалось».
— «Хорошо» — вздохнув, я посмотрела на пустую стойку, за которой, всего пару минут назад, еще стоял хозяин заведения. Оставшийся открытым кран бочонка, из которого, шипя и пузырясь, бежала пахнущая яблоками и дубом струя сидра, был явно не против наполнить мою кружку – «Итак, что это только что было? Что вы тут забыли, капитан? Что это за куратор такой?».
— «Я… Я должна была курировать молодых офицеров Легиона, оставшихся без командира» — кажется, еще не отошедшая от потрясения пегаска вновь попыталась нырнуть вперед, сгибаясь в поклоне, но благодаря следившему за ней фрументарию, осталась на своем месте, когда его копыта придержали подавшееся вперед тело – «Ни один из вас не обучался в академии Гвардии, ни одного из сидящих тут не аттестовали, поэтому командор не стал пускать все на самотек. Он бы еще мог поверить, что вы… Что ты…».
— «Говори свободно» — разрешила я, все еще пребывая во власти того наваждения, что охватило меня вместе с гневом. Не была ли тут замешана та встреча в пещере, в далеких лесах Старого Королевства? Я не знала ответа на этот вопрос, да и не стремилась его искать, сосредоточенно сдерживая ту мрачную злость, что ударила мне в голову при виде всей этой сцены – «И обращайся к Нам на ты».
— «Слу-слушаюсь» — вновь вздрагивая, пробормотала Стомп, бросая на меня тревожный и недоуменный взгляд, как и ее подчиненные, забившиеся в дальний угол возле двери, словно стайка испуганных сов. По крайней мере, именно этих забавных пернатых они напомнили мне своими округлившимися, как блюдца, глазами – «Командор решил, что Легион нуждается в постоянном присмотре, особенно, когда в него вливается столько новичков, и поручил это мне».
— «Даже и не знаю, чем вы их соблазнили» — проворчала я, кидая взгляд на перешептывающихся подчиненных – «Пообещали невесть что, да?».
— «Мне кажется, тут сыграла роль та книга о Северной Войне. Ее написал этот скандальный писака Скуп или Скоп…» — вновь подала голос пегаска. Похоже, несколько раз упомянутое звание командующего всей Гвардией Эквестрии позволило ей подозрительно быстро оправиться от потрясения, а меня – сделать в памяти зарубку о том, что просто орать дурниной на оппонента явно недостаточно. Тут, похоже, нужен опыт, и немаленький. Как раз в тысячу лет – «В общем, в ней он отдает честь мужеству Гвардии, хотя делает это очень неуклюже, и кидается грязью в ваш Легион. И, на взгляд всех, кто там был, он явно увлекся, расписав вас как свору смутьянов и бунтовщиков, почем зря бросающихся на полчища грифонов. Кто же знал, что битва под Белыми Холмами станет настолько привлекательной для молодежи?».
— «Я вот, например, не заметила в ней ничего привлекательного» — буркнула я, старательно отбрасывая в сторону воспоминания о том бесконечном и кровавом дне – «Значит, пони начитались книжек с картинками и дружно решили вступить в Легион? Буш, Хай – вы знаете, что делать!».
— «Половина отсеется уже через месяц» — успокаивающе махнул крылом Винд – «Ну, хорошо, пусть и не половина, пусть даже и часть. Твоя протеже, Квик Фикс, уже три раза переделывала чертежи казарм для Мейнхеттена, и кажется, взялась за них в четвертый. Если бы ты ее поторопила, то к концу лета мы бы уже справляли новоселье».
— «Три тысячи пони…» — я покачала головой – «Поэтому Вайт Шилд так за вас взялся? И кстати, Стомп, что это был за непонятный выпад в сторону нашего сигнифера? Почему Черри Дроп боится лишний раз выйти из казармы?».
— «А… Эээ…» — кинув в мою сторону опасливый взгляд, выдала кобыла – «Мне кажется, будет лучше, если она сама вам расскажет, Госп… Мэм».
— «Хорошо. Да будет так!» — помолчав, буркнула я, сделав вид, что не заметила, как вздрогнула подруга – «Если на этом список претензий, придирок и прочего навоза исчерпан, я предлагаю вернуться к празднику. Эй, эй! Что за кислые морды?».
— «Да ладно тебе, командир!» — примиряюще прогудел Буш, вытряхивая из-под крыльев прячущихся там кобыл. Похоже, те совершенно обалдели от такого поворота дел, и не знали, кого из нас больше бояться, меня – или пришибленную пегаску, все еще сидевшую рядом с обнимавшим ее Желли – «Смотри, уже темно, а завтра у кого-то трудный день… А еще кое-кому уже пора в кроватку!».
Он по-дружески ткнул копытом в плечо Черри, отчего-то зашипевшей на него, словно разбуженная гадюка.
— «Думаю, капитан Стомп в чем-то права. Собравшись тут все вместе, мы, фактически, обезглавили наш отряд» — дипломатично высказался Желли, мягко удерживая по-прежнему кутавшуюся в его плащ подругу – «В будущем нам всем стоит подумать, как не допускать подобного впредь. А сейчас, я думаю, нам стоит заканчивать эту пирушку. Как думаете?».
— «Ладно, ладно» — видя согласно кивающие головы, не стала настаивать я — «Насильно мил не будешь. Хотя я еще долго буду привыкать к дневному образу жизни. Может, у кого какие таблетки есть?».
— «Расскажешь потом, как там было?» — воспрял душой и телом Буши – «Обитель! Это же так круто! Среди гвардейцев что только о ней не шепчут, а у нас командир туда на отдых летает!».
Что ж, судя по окончательно офонаревшему виду патруля, если мой кентурион и привирал, по своему обычаю, то в этот раз не слишком-то и сильно. Похоже, теперь мне придется каким-то образом, отслеживать еще и то, что именно обо мне шепчут пони? Нехочууууууу!
— «Если будешь хорошо себя вести» — хмыкнула я, проталкиваясь среди облегченно загомонивших соратников – «Эй, пони! Хозяина кто-нибудь собирается искать?».
— «Я этим займусь» — пообещал Фрут. Оставшаяся в одиночестве Лауд, опасливо оглядываясь, начала пробираться к выходу, явно мечтая оказаться подальше отсюда. Нет, не понимают пони черного юмора, что ни говори.
— «Как видите, сэры, никакого нарушения общественного порядка тут нет» — вежливо и как можно спокойнее, проговорила я, подходя к жмущимся у двери гвардейцам. Похоже, это были новички, еще не заслужившие права на ношение большой и красивой звезды в центре нагрудника – «Поэтому я не смею вас больше задерживать. И не болтайте лишнего, понятно?».
Судя по тому, с каким облегчением белые жеребцы и кобылы выскочили за дверь, им было ничего не понятно. Что поделать – при следующей встрече с принцессами придется признаваться во всем самой. А может, послать им письмо?
— «Эй, Лауд!» — вздрогнув, кобыла остановилась у двери, за которой уже исчезал хвост последнего из ее подопечных – «Можешь доложить обо всем командору, я же — сама все объясню принцессам. Мы можем сделать вид, что между нами сегодняшней встречи попросту не было, но заруби себе на носу – попытки просочиться в Легион в качестве администратора чреваты резким ухудшением как карьеры, так и самочувствия, и никаких «эффективных менеджеров» я тут не потерплю. Можешь расценивать это как материал для «шепотка». Все понятно?».
— «Д-да… Легат» — передернувшись, кивнула пегаска и, опустив голову, вышла за дверь.
«НЕКРАСИВО».
«Я знаю, дружище» — меня саму передергивало когда, помогая окружавшим меня пони расставлять на место столы и стулья, я вспоминала о произошедшем – «Но согласись, это была уже наглость».
«ТЫ СОРВАЛАСЬ».
«Конечно, а ты бы не сорвался? Ладно, не переживай, завтра вечером отправимся в этот штаб, а потом – в академию. Должна же я поболеть за своего примипила? И кстати… Прости, если мой вопрос покажется тебе странным, но… В общем, помнишь ту ночь, когда мы залезли в тот «тирольский домик» гвардейцев, орудовавших в Обители? Так вот, я хочу знать… Скажи мне правду, прошу – ты точно не слышал никакого голоса у меня в голове?».
«НЕТ» — ощущение спокойствия пропало, омытое фонтаном ужаса, пробежавшего по моему телу. Смутные образы, навевающие печаль и тревогу пронеслись у меня в душе – придавленные, скрытые, но все же ощутимые даже на фоне того ужаса, что сковал мои ноги, заставив опуститься на подушку посреди опустевшего бара. Задохнувшись от нахлынувшего страха, я бесцельно смотрела и смотрела в крашенную стену, как совсем недавно, не более получаса назад, смотрела на нее белая пегаска, до одури испуганная раскатами громового Гласа.
— «Нет? Но как же…».
«ТОЛЬКО ТЫ» — раздавшийся во мне голос был полон тревоги и тщательно скрываемой печали – «ТОЛЬКО ТЫ ОДНА».
— «Ну и что это такое? Что это за навоз, а?!».
Раннее утро встретило меня запахом свежести и шуршанием метел по камню. Вставшие раньше всех, штрафники, позевывая, мели плац, очищая старые плиты от песка, нанесенного на них за ночь с тренировочных площадок непоседливым ветерком, и вяло поругивали несносных голубей, словно нарочно ждавших, когда шоркающие своим инструментом пони расчистят очередной квадрат, чтобы они могли всласть погадить на чистое место. Территория казарм, бывшая когда-то пустырем, занимала место размером равное хорошему району, и в наряд по уборке ее выходили иногда всей кентурией, свободной от дежурства и повседневных обязанностей, равно как и от занятий. Бетонные стены угрюмо взирали на прохожих, топорщась мощными контрфорсами, словно ребра, выступавшими почему-то с наружной стороны стен, а ворота закрывались на здоровенный стальной рельс, явно спертый с железной дороги, и на всякий случай, прибитый к стене за один конец тяжелой корабельной цепью. За воротами лежало огромное, мощеное каменными плитами пространство плаца, на котором проходили построения и все важные мероприятия, имеющие отношение ко всему Легиону. Трехэтажные здания казарм, разделенные на три корпуса, с трех сторон охватывали плац, сжимая его выкрашенными в песочный цвет стенами. Два узких и длинных корпуса могли похвастаться высокими башенками, доставшимися Легиону от некогда квартировавших тут пегасов, в то время как огромное, напоминающее пакгауз строение первого корпуса, служило в качестве административного здания и дома для Первой и Второй кентурий, в которые попадал не всякий легионер. Тренировочные площадки, мощеные гравием или песком, были разбросаны вокруг зданий казарм. Одни были утыканы множеством примитивных тренажеров для работы с весом, другие представляли собой большие арены для боя, на которых могли сходиться по две сотни пони за раз. За первым корпусом – я не поленилась слетать и разнюхать – стараниями наших пегасов, в мое отсутствие была разбита длинная грязевая полоса, утыканная всевозможными препятствиями и даже несколькими деревьями, позволяя земнопони и единорогам почувствовать вкус грязи на марше, а пегасам — отрабатывать жесткие посадки.
С одобрением взирая на образцовую картину, еще не нарушенную криками, толчеей и беготней, я порысила в подвал, по дороге наслаждаясь каждой секундой, которое дарило мне мягкое утреннее солнце, ласково согревающее мою коротко остриженную шерстку. Узнавший меня часовой кивнул, и открыв скрипучую дверь, завозился с ключами, отпирая стальную решетку, ведущую в пахнущий сыростью и влажной глиной подвал, из которого уже доносились чьи-то начальственные вопли.
«Что-то рановато они проснулись. Ну и кому же тут неймется?».
— «Что это за срач вы тут развели, рогатые?!».
«Голос мне знаком – кажется, это Грейп Рэйн там выступает? Не помяла бы она этих девчонок ненароком…».
Я оказалась права, и раскрытая настежь дверь камеры встретила меня зрелищем широкого и массивного крупа – поистине монументальных размеров земнопони нависла над скукожившимися в уголке единорожками, пытавшимися спрятаться друг за друга от гнева наступавшего на них сухопутного кита. Негодующе воздетая нога толстухи еще не успела опуститься, и я бросила взгляд на стену, почти до самого потолка исписанную какими-то глупыми ругательствами. Похоже, нашим нарушительницам не повезло оказаться в этом месте в то время, когда десяток Рэйн заступил в караул, и если бы не я, случайно оказавшаяся тут в такую рань, вполне возможно, что разозленная десятница уже оштукатурила бы ими эту же стену.
— «Легат? Проснулась?» — несмотря на габариты, и перекатывающиеся под шкурой жировые запасы, земнопони двигалась быстро и ловко, как на тренировках, так и в жизни, служа предметом гордости для своего десятка, с которым она обращалась словно опытная многодетная мать – «Поздоровеньки! Уже поутречала, аль опять нееденная?».
— «Здравствуй, Грейп» — войдя в камеру, я демонстративно обозрела открывшуюся мне картину, уделяя особое внимание исписанной стене – «Нет, еще не завтракала. Ты же знаешь, я пегаска не гордая, поэтому отдельного стола у меня не заведено. Так что я вместе со всеми, после зарядки. А у тебя тут что за шум?».
— «Кушать надо плотно и крепко, особенно – молодой матери!» — наставительно заметила легионер, с грохотом отодвигая деревянное, неприятно воняющее ведро – «Иначе откуда ж жирку завязаться? Кушать нужно «с горкой», тогда и молоко не уйдет, и детишки здоровыми и крепкими будут. Ну, а вы чего уши развесили, прошмандовки мелкие? А ну, встали, когда на вас Легат поглядеть решила!».
— «Это произвол!» — пискнула одна из кобыл – «Я буду жаловаться!».
— «Непременно» — кивнула я, останавливая двинувшуюся вперед десятницу – «Об этом-то я и хотела с вами поговорить. Мне, например, крайне интересно, кому именно вы будете жаловаться, чтобы я с чистой совестью могла нагадить этому мерзавцу в суп. Ну, или сделать еще что-нибудь забавное. Честное слово, это уже просто смешно – напиться с новичками из Пятой, побрататься, обменяться броней и одеждой, после чего – заявиться в расположение Легиона. И все это – якобы, ради шутки?».
— «Мы решили, что это будет достаточно забавно!» — с вызовом проговорила одна из узниц камеры, сверкая на меня голубыми глазами. Интересно, это у единорогов такая мода, красить гриву во все оттенки синего, или близкородственные связи начали проявляться уже не только внутренне, но еще и внешне, делая их похожими друг на друга?
— «Ну, мы вчера действительно, неплохо посмеялись» — хмыкнула я, вновь обозревая написанное. Ничего нового на стене не появилось, и почерпнуть из намалеванного тоже было нечего. Хоть бы название группы какой написали, или команды игроков в хуфбол, идиотки, дабы Легат от жизни не отставала — «Особенно когда одна из вас наблевала в кусты, а вторая – описалась и уснула в собственной луже. Признаюсь, никогда не понимала, как можно так нажраться, хотя, когда-то даже пыталась…».
— «О да! Это я прекрасно знаю!» — воспылав воинственным духом, начала хамить мне самая симпатичная из этой тройки, с юношеской непосредственностью воображая, что выглядит при этом сильной и смелой – «Мне отец все про вас рассказывал! О том, как вы пьете в дешевых забегаловках, и что вы сами еле просыпаетесь по утрам в луже своего… Своего… Собственного навоза, вот! И все, кто сюда набился – это сплошное отрепье, я теперь это прекрасно вижу!».
— «А ну заткнись, мерзавка!» — на этот раз останавливать Рэйн я не спешила, и через мгновенье, белая кобылка прописалась в том же углу, где лежали ее товарки, барахтаясь на их телах – «Еще чего удумала – сквернословить при офицере! Вот уйдет Легат – я тебя рот с мылом вымыть заставлю!».
— «Молодец, Берил. Теперь ты их по-настоящему разозлила» — простонала одна из подруг бойкой кобылки, держась за голову.
— «Ах так?!» — вскочив, тяжело засопела от злости и обиды единорожка, осветив камеру зазвеневшим от магии рогом – «Ну так получайте! Вот! Вот! Сами напросились!».
— «Вот что?» — подняла я бровь, глядя, как о мою грудь разбиваются голубые искры, вылетающие из рога кобылки. Признаюсь, мне с трудом удалось остановить рванувшуюся вперед десятницу, буквально встав на пути несущегося паровоза – «Декан Рэйн, ну зачем же кричать такие слова, да еще и мне на ухо? Утро было таким хорошим, птички пели, голуби летали…».
— «Я сейчас этим голубкам перышки-то повыдергиваю!» — злобно прорычала Грейп, тяжело сопя мне в затылок – «Эх, добрая ты стала, Легат! Еще годик-то назад, небось, они уже б по углам валялись, юшку[5] по мордам размазывая!».
— «Да и сейчас успеют» — скупо хмыкнула я, легким шлепком по морде отправляя ошарашенно замолчавшую красотку обратно в угол. Похоже, она не могла поверить, что ее магия не оказала на меня совершенно никакого впечатления, просто впитавшись в мое тело – «Значицо так, идиотки рогатые – вы набедокурили, и влезли туда, куда влезать не стоило. Поэтому, ощущая в себе несказанную доброту и единение со всем миром, я решила вас не бить… Не спорь, Грэйп. Пока не нужно… Поэтому, сообразуясь с добротой и этим самым ощущением единения и открытости всему миру, я решила дать вам возможность исправиться, ясно? Просто и незатейливо дать вам прожить целый день в шкуре рядового легионера, место которых, «шутки ради», вы решили вчера занять. Так ведь?».
— «Нет! Мы собирались сделать это вчера! Но сегодня передумали, и требуем нас отпустить! Иначе вам всем не поздоровится!».
«Нет, ну надо же, какая неугомонная».
— «Типичные кобылы. Думала, передумала… А кого это волнует, детка?» — буркнула у меня за спиной декан, явно обрадовавшаяся озвученному мной наказанию. Что ж, ее можно было понять, и этим дурам уже через несколько минут придется убедиться в этом на собственной шкуре – «Вы туники нацепили? Бронь надели? Считай, записались в легионеры! Можно отправлять, Легат?».
— «Ага» — потянувшись, я усмехнулась, глядя на надписи, накаляканные на стене каким-то камешком или щепкой – «На сегодня я зачисляю Берил и ее подруг по несчастью в рекруты Легиона. Вы будете причислены к контубернии декана Грейп Рэйн – вот она, эта нежная и чуткая пони, тяжело дышащая от избытка любви ко всему живому, и к вам – в частности, за моей спиной. Вы будете наделены всеми правами и обязанностями рекрутов, будете делать все, что делают ваши товарищи по десятку – его у нас называют контубернией – и если к вечеру не наделаете уж слишком много косяков, то завтра утром сможете отправиться домой. Жаловаться или отсыпаться – как захотите».
— «А если мы просто возьмем – и уйдем отсюда?» — с вызовом объявила единорожка – «Что тогда? Казните нас?».
«Нет, она точно нарывается».
— «А если нет…» — я равнодушно пожала плечами и похлопала ее крылом по голове, отчего та присела на разъезжающиеся задние ноги – «У края плаца есть пара столбов с кандалами, а рядом – палки и пара плетей. Подумайте, захотите ли вы узнать о том, для чего они предназначены, или все-таки засунете свой подростковый гонор себе под хвост, и признав, как взрослые пони, свою вину, сделаете все, как надо? Решите это, и думаю, этот день пройдет с пользой для всех нас. А теперь – на зарядку. Уводите, декан!».
— «Вам это так не сойдет, Раг! Слышите?!» — выходя из камеры, завопила Берил, подталкиваемая к выходу из подвала похохатывающей Рэйн – «Отец до вас доберется! Он вас…».
— «Жду не дождусь!» — рассмеявшись, крикнула я в ответ, задрав голову к каменному потолку подвала – «И кстати, название нашего подразделения пишется через «и», а слово «ссука» — с двумя «эс». Желаю приятного, а главное – плодотворного дня!».
Погожий денек в Кантерлоте – что может быть лучше поздней весной? Отработав положенные, да и не очень положенные занятия, я подбросила Черри большую часть бумажной работы, и пользуясь ее временным отсутствием на месте, тихо улизнула прогуляться по давно не виданной мной столице.
Но отойдя всего на пару-тройку кварталов от дворца, я поняла, что эта хорошая мысль пришла в голову не только мне одной.
— «Твайлайт! А ты что тут делаешь? И почему в таком вот виде?»
— «Привет, Скраппи. Я так рада видеть тебя в добром здравии!» — нервно вздрогнув, замеченная мной подруга натянуто улыбнулась, и быстро-быстро сбежала с лестницы Школы для Одаренных Единорогов Принцессы Селестии, непривычно аккуратно проталкиваясь через толпу рогатой школоты, рвущейся в обитель знаний — «И не нужно смеяться! Все это не просто так!».
— «Да уж, понимаю, что не просто» — прыснула я – «Колись, зачем ты сюда ходила, да еще и в столь экстравагантном виде? Подглядывала за единорогами в душевой или раздевалке?».
— «Фу, как грубо!» — немедленно рассердилась та, впрочем, краснея до кончиков ушей – «Нет, мне нужно было досдать кое-какие долги».
— «Тебе? Долги?» — удивленно вытаращилась на нее я, словно у самой младшей из принцесс вдруг появились лишние ноги, или выросла еще одна голова – «Понятно... Именно поэтому ты надела этот зеленый парик и огромные красные очки? Кстати, не у Луны ли я видела их когда-то на носу?».
— «Эй, не трогай, не трогай меня, Скраппи!» — зашипела Твайлайт. Схватив меня зубами за сгиб крыла, так удобно расположенный почти у самой моей груди, она опрометью рванулась на другую сторону улицы, воровато кося глазами по сторонам. Я болталась рядом с ней, словно бумажный флажок, и ощущала себя пленницей сумасшедшего клоуна-убийцы. Да уж, а сил у нее явно прибавилось. Видимо, все-таки в этом опринцесивании что-то такое полезное есть… — «Вот, сядь тут! Ты разрушишь всю мою маскировку!».
— «Эммм… Ну, как скажете, Вашвысочство!» — фыркнула я, потирая укушенную конечность – «Конечно, никто не догадался, увидев тебя в этом виде. Даже я не сразу тебя узнала, и догадалась только по куче книг, которую ты несла перед собой телекинезом».
— «Правда?» — просияла коронованная победительница школьных конкурсов, заставляя меня спрятать морду в копытах – «Я знала! Я знала, что это мне поможет! В книгах Старсвирла написано, что Принцесса Ночи создавала для забавы очень интересные артефакты, и теперь, я могу с уверенностью сказать, что ее очки, определенно, являются одним из этих устройств! Но ты права, мне придется поработать над магией, чтобы не слишком выделяться из толпы, и тогда моя маскировка станет совершенной!».
— «Агась. Можно подумать, что я слышу Пинки Пай» — хрюкнула я, стараясь поскорее забыть вид фиолетового аликорна, облаченного в ядовито-зеленый парик и модные красные очки, левитирующего вслед за собой огромную кучу из самых разнообразных книг. Наверняка, преподавателям до сих пор икается при воспоминании об этом зрелище – «Значит, ностальгия замучила? А почему не попросишь принцесс преподать тебе науку превращений в кого-нибудь другого? В смысле… Ну, я не то, чтобы намекаю на кого-то, нет-нет, но я точно знаю, что вы, гады рогатые, и такое умеете!».
— «Ну, принцесса Луна занята более важными делами» — тотчас же сникла фиолетовая заучка, ковыряя копытом какой-то камушек мостовой. Похоже, она совершенно не замечала кучи книг, угрожающе накренившейся в ее магическом поле над зонтиком кафе, в которое затащила меня скрывающаяся от своих будущих подданных принцесса, как и испуганных прохожих, шарахающихся от этого библиотечного монстра – «А принцесса Селестия каждый раз говорит мне, что магия дружбы – вещь очень сложная, и еще недостаточно хорошо изученная, поэтому мне стоит расширить свои горизонты».
— «Расширить горизонты?» — недоуменно переспросила я – «Горизонты чего? И куда расширить? А главное — зачем?».
— «Она так и сказала, «расширить горизонты», я запомнила каждое ее слово!» — чопорно поджала губы Твайлайт, словно престарелая учительница, цитирующая эпохальное высказывание нерадивому ученику – «Думаю, это означает, что я должна проверить, не забыла ли я сделать чего-либо важного, и как видишь, она оказалась права. Я проверила свои старые списки…».
— «И нашла в них неотмеченный пункт «Разнузданная оргия»? Ну, тогда все понятно!» — я ощутила, как мои губы начинают раздвигаться до самых ушей в широкой, сладкой улыбочке – «Так вот какие «горизонты» имела в виду принцесса! Воистину, мудра наша повелительница, и по праву стоит выше всякого пони! А где еще смогут их «раздвинуть», как не в общежитии колледжа или академии? Вот, помню, когда-то…».
— «Скраппи! Это не смешно!» — взъярилась отчего-то Твайлайт. Интересно, отчего это? Неужели всего год моей отлучки совсем отучил их от жизненно необходимой доли моего черного юморка? Вот что значит надолго исчезать из дома! – «Ты вечно… Угхххх! Я даже забыла, какая ты!».
— «Твайли…».
— «Что?!».
— «На тебе парик горит» — совершенно серьезно произнесла я, изо всех сил сжимая бедра, чтобы не заржать в приступе неконтролируемого смеха – «Уймись уже, ладно? А то я тебе быстро напомню и носочки, и все остальное. Хочешь?».
— «Нет, не хочу!» — фыркнула та в ответ, но быстро стушевалась, не вынеся моего испытующего, глаза в глаза, взгляда – «Нет, я не то, чтобы совсем не… Ну, то есть, не совсем не... Иногда, даже совсем не… Ухххх, ну почему, стоит тебе появиться где-нибудь неподалеку, я тотчас же начинаю чувствовать себя очень глупой?!».
— «А это для того, чтобы кое-кто не загордился, что стал принцессой» — криво усмехнулась я, решив сменить тему, иначе кому-то не избежать подгоревшей гривы и бровей – «Ладно, а что ты тут делаешь на самом деле? Ну, помимо того, что подглядываешь за аппетитными крупами в душевой?».
— «Я решила пересдать экзамен по основам статистики, Скраппи» — проигнорировав мою последнюю фразу, поведала мне Твайлайт – «Я недостаточно уверенно получила по этому предмету высший балл, поэтому мне нужно было пересдать экзамен, чтобы быть абсолютно уверенной в собственных силах. Особенно – теперь».
— «Что ж, удачи тебе в этом» — хмыкнула я, покосившись на объемные седельные сумки на боках подруги – «А это, наверное, твое домашнее задание?».
— «Когда профессор Йорсетс узнал, что я хочу помогать нашим принцессам управлять Эквестрией, он порекомендовал мне уделять больше внимания важным прикладным наукам, одной из которых является статистика!» — гордо выпятила грудь Твайлайт. Вместе с ней, выпятились и полные свитками сумки, угрожающе поведя в мою сторону вздувшимися боками. На всякий случай, я сделала вид, что испугалась, и отодвинулась в сторону. Удовлетворенные, авоськи опали, продолжая пристально следить за мной с боков таскающей их принцессы – «И поэтому я собираюсь получить как можно больше данных о том, как вырос наш городок, что нужно его жителям и как много семейных связей образовалось в нем и за его пределами за прошедшие десятки лет. Я уверена, это будет потрясающий доклад для ближайшего праздника!».
— «Ага. Уверена, это будет просто потрясающий доклад» — поскучнев, кивнула я, решив не добавлять, что в полной мере его смогут оценить лишь те, кто не уснет на его середине, да Солнечная Принцесса, обладающая поистине божественным терпением и вызывающим зависть умением поддерживать беседу, думая при этом о чем-то своем – «Удачи тебе с этим. А чего это они все перевязаны так официально?».
— «Потому что это официальный реестр семей, построивших Понивилль, Скраппи» — снисходительно потрепала меня по голове будущая правительница четырехногого народа – «Это очень важные бумаги, и поверь, пони уделяют много внимания родству, особенно земнопони, и чуть меньше – единороги. Если хочешь, можешь присоединиться ко мне в этом замечательном исследовании – я уверена, что это пойдет тебе на пользу».
— «Эээээ… Твай, ты знаешь, я только вернулась, и на меня свалилось сразу столько хлопот…» — быстро уловив, куда дует ветер, я замотала головой, от усердия, едва ли не шлепая себя ушами по щекам – «Поэтому я лучше с удовольствием послушаю твой доклад или, например, поболею за тебя, когда ты будешь его читать пораженным слушателям, но…».
— «А что, это неплохая идея!» — похоже, фиолетовая обладательница магической тиары меня уже совершенно не слышала, с головой уйдя в мир своих грез, который, как я подозревала, был наполнен цифрами, книгами и страшным зверем по имени «математический анализ». Совершенно забыв обо всем, включая и собственную маскировку, Твайлайт притиснула меня к себе, совершенно не обращая внимания ни на свалившийся парик, ни на повисшие на серебряной цепочке очки, болтающиеся у нее под подбородком – «Нет, это просто отличная идея! Мы возьмем себе каждый по несколько семей Понивилля…».
— «Одну семью!» — прохрипела я из пылких аликорньих объятий.
— «Хорошо, ты возьмешь одну семью. И тогда, мы вычислим и нарисуем все родословные всех семей, свяжем их с другими, и изобразим огромное генеалогическое древо города! Ну разве это не чудесно?! Я уверена, его можно будет вышить на большом полотне, и выставить в Ратуше нашего городка!».
— «Твайлайт…».
— «Это будет восхитительно! Почти так же восхитительно, как счисление интеграла Риммула! Какую семью ты выберешь, Скраппи?».
— «Воздуха…».
— «Воздуха? Хммм, я не помню такой семьи…» — в благородной рассеяности позабыв о том, что нам, простым смертным, зачем-то нужно дышать, принцесса потрясла меня, прижав к себе, словно свою любимую куклу, давая мне в полной мере ощутить то, чему изо дня в день, подвергался этот несчастный тряпичный осел, и если бы не этот, озадачивший ее вопрос, то думаю, мне выпала бы сомнительная честь стать первой жертвой грядущей тирании науки – «Скраппи, что это с тобой? Тебе нехорошо?».
В ответ, я смогла лишь громко втянуть в себя воздух, издав звук взбесившейся канализационной трубы, и громко сопя, растянуться на коврике возле стола, тяжело дыша и с удивлением глядя на утратившую маскировку подругу.
— «Это я… От радости» — прокашлявшись и надышавшись, буркнула я в ответ на недоуменные взгляды бывшей единорожки – «Вдохновилась, понимаешь ли, твоей радостью по поводу предстоящего исследования. Ты же мне поможешь с ним, правда? Ну, я имею в виду, покажешь, как это делается, и личным примером, так сказать, все сделаешь, как надо. Ведь так? Зачем таким безрогим недоучкам, типа меня, путаться под ногами научных гениев-единорогов? Я так, в сторонке постою».
— «Скраппи, ты забыла, что сказал тебе профессор Йорсетс? Не важно кто ты, пегас или единорог, ведь к знаниям должен стремиться каждый!».
— «Ладно, ладно. Уела. Я тупая» — покорно согласилась я, лихорадочно пытаясь сообразить, как мне выбраться из этой медвежьей западни, в которой я оказалась вместе с голодной до знаний принцессой. Не уверена, какое соседство я предпочла бы больше, ее или медвежье – «Тогда я пойду собираться? Лепестки цветов в глазури, легкое вино…».
— «Ээээ… Зачем?» — поинтересовалась Твайлайт, неудержимо наливаясь темно-бардовым цветом.
— «Ну как зачем? Для нашего вечернего исследования» — я вскинула бровь, попытавшись браво, в стиле Буши Тэйла, окинуть оценивающим взглядом подругу. Признаться, получилось, хотя и не с тем блестящим результатом, которого этот половой террорист достигал одним движением хвоста – «Ты только представь себе – поздний вечер в библиотеке, треск огня за решеткой камина, запах книг и мы, лежащие на подушках, в куче книг. Перья щекочутся, проходя по шерсти, губы приоткрываются, беззвучно произнося слова…».
— «Скраппи!» — покраснев, как рак, Твайлайт подскочила ко мне и хорошенько встряхнула, вырывая из блаженных видений, в которые я, незаметно для себя, погрузилась, едва ли не пуская слюни у всех на виду – «Я говорила про занятия, правда-правда! Про обычные занятия!».
— «Я тоже» — ухмыльнулась я. Застонав от досады, подруга отстранилась, и несколько картинным жестом стукнула себя по лбу копытом. Интересно, а если туда набить подкову? Стоит подумать и поводить носом по поводу того, сколько нужно снотворного аликорну, чтобы гарантированно вырубить его хотя бы на десять минут.
— «Нет, Скраппи. Мы будем заниматься этим отдельно друг от друга! Исследованиями и статистикой, я имею в виду!» — откраснев свое, отрезала новоявленная принцесса, своей поправкой заставив меня громко и насмешливо фыркнуть – «Ты выберешь одну из семей Понивилля, а я возьму на себя всех остальных. Чью семейную историю тебе хотелось бы составить? Учти, хоть твои приемные родители и очень хорошие и добрые пони, они новички в нашем городке, поэтому выбери кого-нибудь еще, желательно – проживших в Понивилле хотя бы два или три поколения. Иначе тебе будет не интересно».
— «Ага. Можно подумать мне и так будет крайне весело и забавно!» — негромко пробурчала я, мысленно шаря по улочкам старого доброго Понивилля. Я знала в нем многих, но историю чьей-либо семьи, признаться, я и не слышала, не слишком вникая в подробности жизни тех, с кем имела лишь шапочное знакомство – «Ну… Тогда… Колгейт!».
— «Она пришлая» — помотала головой Твайлайт, доставая из сумки сложенный вчетверо лист бумаги – «У нее нет корней в нашем городке».
— «Эммм… Берри Панч?» — с надеждой осведомилась я – «У нее вроде бы был какой-то родственник тут, в Кантерлоте…».
— «Тоже самое. Не пойдет».
— «Рифф?» — просияла я, вспомнив поселившуюся напротив парочку пони – «Они старожилы!».
— «В первом поколении» — уточнила безжалостная повелительница цифр и статистических данных – «Скраппи, не ленись! Уверена, ты достойна большего, и даже принцессы стали очень тепло отзываться от тебе, даже несмотря на твое поведение».
— «Не читай эквестрийских газет!» — парировала я, ощутив уже знакомое недовольство от упоминания этих бумагомарателей – «Ах, других-то и нет? Тогда никаких не читай! Рэйнбоу Дэш? Она обрадуется этому подарку, точно-точно!».
— «Да, это было бы неплохо… Но к сожалению, она даже живет не в городке, а где-то неподалеку, в облачном доме. Не пойдет».
— «Ну тогда – Эпплы!» — рассердившись, я стукнула головой по столу – «Эпплы! Эпплы! Эпплы! Только яблоки, только хардкор!».
— «Скраппи, прекрати буянить!» — вновь нацепив на себя очки, попыталась отчитать меня Твайлайт, оглядываясь на собирающуюся вокруг толпу. Проходящие мимо пони останавливались, глядя на это безумие, и видя мою тушку, лупящую головой по столу, словно отбивая поклоны принцессе, сами склонялись до земли. Ой-ой, интересно, что же будет, когда это заметит Твайлайт? – «И что значит «жестко»[6]? У яблок нет твердого ядра, только семена в их сердцевине».
— «Да хоть орехи!» — закончив изображать из себя укуренного в хлам металлюгу, я сердито уставилась на Твайлайт. Пожаловавшись, что я заставляю ее чувствовать себя тупой, эта рогатая заучка умудрилась выполоскать мне все мозги за неполные десять минут, и я почувствовала, что нужно плавно и ненавязчиво закруглять этот разговор, пока она не вспомнила о своем кураторстве, и не всучила мне еще какое-нибудь замечательное и интересное задание, вроде подсчета насекомых в Кантерлоте, и примерную плотность их распространения по всем паркам столицы – «Все, хватит! Я беру Эпплов, и точка! В конце концов, они мои друзья, а Эпплджек даже была подружкой невесты на моей свадьбе! Так что я обязана отплатить ей хотя бы этим!».
— «Ты уверена, Скраппи?» — стянув с носа очки, Твайлайт с сомнением уставилась на меня странным взглядом, словно раздумывая, смогу ли я хотя бы написать имена этого семейства – «Этот род имеет связи по всей стране, и число их родственников напугало даже меня. Хотя…».
— «Уверена! Я люблю земнопони!».
— «Ну хорошо» — сдалась та, видя мою непреклонную решимость, а также налитые кровью глаза – «Тогда ты занимаешься Эпплами. Успеешь к послезавтрашнему дню?».
«Слетать в Понивилль – несколько часов. Поболтать с Эпплами – до утра. Вернуться обратно. Кажется, все просто».
— «Да легче легкого!».
— «Ну, вот и хорошо» — облегченно произнесла Твайлайт, смахивая со лба воображаемый пот.
— «Эммм… Твайли…» — я намекающе ткнула копытом за спину подруги, призывая ее обратить внимание на то, что творилось за ее спиной – «Кажется, тут к тебе пришли. Какая-то делегация, если не ошибаюсь».
— «Что? Какая еще делегация?» — встрепенулась та, с приятной глазу живостью подпрыгивая на месте, и разворачиваясь в указанном мной направлении – «Ох, нет!».
— «Ага. Это они все к тебе пришли!» — я расплылась в широкой, доброй ухмылке оголодавшего людоеда. Окружившие нас пони, дружно ринулись вперед, заметив обращенное к ним внимание принцессы, и вскоре, фиолетовая аликорн оказалась окружена множеством спин и загривков, склонившихся в низком поклоне. Крутясь во все стороны, Твайлайт нацепила на морду заискивающую улыбку, хотя мне показалось, что она лишь выискивает путь для поспешного отступления, но было уже поздно, и мне оставалось лишь помахать ей копытом, и с приличествующим моменту хохотом удалиться, утаскивая с собой свиток, скрепленный посверкивающей золотом печатью Канцелярии Ее Высочества, принцессы Селестии Эквестрийской. В конце концов, что значили родственники, если та же Эпплджек наверняка знала их всех наизусть? Мне оставалось лишь запастись бумагой, карандашами и морем терпения для того, чтобы вспомнить позабытые навыки черчения, и нарисовать эту долбаную родословную одного из старейших родов земнопони. В конце концов, это наверняка не страшнее написания устава или сдачи экзамена командору Гвардии Эквестрии.
Эммм… Правда?
— «Легаааат! Легат, мэм!» — свесившийся с парапета стены, декан дежурной сотни призывно помахал мне копьем, ткнув им в сторону плаца – «Там эти… Ну, как их… Наказанные. Разбушевались. Забастовку, грят, устроим!».
— «Правда?» — заинтересовалась я, стуча копытами по плацу. Рядом со мной дружно грохотала отправляющаяся в душевые кентурия Буша, метя лохматыми ногами камень плит. Пожалуй, за этот год северяне и вправду втянулись в ритм легионерской жизни, и теперь даже выглядели почти неотличимо от остальных, выделяясь лишь ногами да нечесаными гривами, в волосы которых были заплетены бусины, ракушки, перья, и прочий мусор, который я обычно видела лишь в помойном ведре. Нарушители дисциплины и вправду торчали на краю площади, да еще и обвели место своей стоячей забастовки меловой побелкой, которой регулярно мазались быстро темнеющие потолки казарм – ну прямо три тополя на Плющихе, белеют в темноте, аки лебеди.
— «Та-ак, и что тут у нас за натюрморт?» — недовольно поинтересовалась я, подходя к единорожкам. Забавно, но несмотря на всячески демонстрируемое желание удрать из расположения нашей части, они так и не рискнули скинуть ни туники, ни броню, по-видимому, памятуя о крепких палках из виноградной лозы, которые таскали на боку или плече кентурионы. Что ж, умницы. Еще бы к гонору и возможности… — «Что стоим, как не доенные, а? Вот ты, легионер! Почему накопытники не вычищены?! Накопытники нужно чистить еще вечером, и с утра надевать, на свежую голову!».
— «Я не хочу больше… Я ухожу!».
— «Понятно» — хмыкнула я, глядя на другую бунтовщицу, грива которой топорщилась от побелки — «Ну и что это за хрень, а? Почему ты, легионер, такой неровный квадрат нарисовала? Ты что, дальтоник, что ли?!».
— «Я тоже не хочу больше находиться в этом месте» — сумрачно буркнула та, попытавшись принять как можно более развязную позу. Стоявшая за моей спиной Рэйн сердито скрипнула зубами, и стушевавшаяся кобылка тотчас же встала ровнее. Ну, или по крайней мере, не пытаясь расклячить ноги шире собственных плеч – «Я тоже хочу уйти. Пожалуйста…».
— «Мы все уходим, и поэтому, требуем немедленно нас отпустить!» — не дожидаясь нового ехидного вопроса, выступила вперед Берил. На ее ногах красовались свежие ссадины и гематомы, проступавшие сквозь короткую, белую шерсть, а венчик одного из копыт был сбит неплотно подогнанным накопытником. Похоже, самой непокорной досталось больше всех, и я задумалась о том, что было бы, если бы нарушительницы оказались пегасами. На цепь сажать их, что ли?
— «Вы нарушаете закон, Раг!».
— «Какой именно?» — поинтересовалась я, со скучающим видом глядя на стоявшую перед собой троицу – «Быть может, напомнишь? Хотя нет, не трудись. Я думаю, он говорит о том, что нельзя удерживать пони против его воли, и склонять к принудительному труду. Так?».
— «Да, и я могу процити…».
— «Согласна. Рабовладение – одно из самых тяжких преступлений, оно противно природе, поэтому мы бились насмерть с теми проклятыми грифоньими рабовладельцами, и будем это делать и впредь, где бы ни томились оказавшиеся в неволе пони» — топнула я, перебив запальчиво возражавшую мне единорожку – «И как это относится к вам, а? Что вы молчите? Вы, переодевшись, пытались проникнуть в казармы Легиона! Скажите-ка, а во дворец вы прорваться не пытались, чтобы там поссать и поблевать, как сделали это вчера, на противоположном углу плаца? Там тоже есть казармы, и не одни!».
— «Это была шутка!».
— «Шутка? Вы совсем не читаете газеты?» — я широко раскрыла глаза, ощущая, что еще немного – и я начну либо буйствовать, пытаясь вбить хотя бы немного разума в эти глупые юные головы, либо начну хохотать, как буйный домовой – «Гастат, не делай умную морду! Ты же будущий кентурион, тебе это не идет! Шутить тут можно только по приказу, и отвечать на шутку по команде, уставным «ХА-ХА-ХА!». Но неважно – я устала с вами спорить. От порки вас отделяет только то, что вы еще не подписали ваши бумаги. На них же было заведено досье, так?».
— «Эээ… Так точно!» — не стала спорить со мной Рэйн. Понятно, что Минти, на которую тихо и незаметно спустилась вся бумажно-кадровая работа, было совершенно не до того, чтобы переводить совсем недешевые бланки на каких-то там нарушителей, и максимум, что было сделано – это внесение записи о происшествии в толстенный журнал, передаваемый от смены к смене.
— «Понятно. Они сегодня в чем-нибудь отличились?».
— «Никак нет. Ныли, пыхтели да ползали, словно гусеницы».
— «Эй, это враки!» — возмутилась Берил, сердито стуча копытом по плитам. Шум стихал, вечерний развод закончился, и легионеры потянулись в казармы или к воротам, где формировались ночные патрули и выдавались наряды – «Вы только и делали, что издевались над нами и остальными дураками, которые приперлись в этот… В этот клоповник! Да просто я не собираюсь тут ни с кем соревноваться, ясно? Вы нам не ровня!».
— «Правда? Докажи!» — издевательски протянула я, едва не расхохотавшись от проскочившего в речи единорожки явно армейского оборота речи. Ну погляди, что с некоторыми один день строевой делает, а! Похоже, у нее и впрямь есть потенциал, хоть и нераскрытый. Заинтересовавшись, я решила попробовать провернуть с ней тот же трюк, который подхватила от Твайлайт Спаркл, и на который, уже неоднократно, попадалась она сама – «Хорошо же! Торжественно, при всех обещаю, что если вы, втроем, сможете продержаться тут хотя бы неделю, я сама, торжественно вручу вам знаки отличия, как самым настоящим легионерам, и с помпой, провожу вас до самого порога казарм!».
«Поклевка…».
— «Очень нужно!» — фыркнула белая, к ее чести, быстро поняв, в какую ловушку я пытаюсь ее заманить. Увы и ах, молодая кобылка еще не знала, что, как говорила одна моя добрая знакомая, к загону обычно ведет несколько путей, поэтому, мне оставалось только промолчать, и как можно более иронично ухмыльнуться. Наконец, видя, что я не собираюсь продолжать разговор, она выдавила – «Не очень-то и хочется, понятно? А… Ну а если у нас не получится? Я даже и не собираюсь соглашаться, понятно вам? Просто спрашиваю!».
«Подсечка…».
— «Значит, не справитесь» — я равнодушно пожала плечами, поведя хрустнувшими суставами крыльев – «А уж насколько вы не справитесь, будет зависеть от вас самих, ведь со вчерашнего времени, вы числитесь рекрутами Легиона, и на вас так же, как и на остальных, распространяется действие устава – пусть и в несколько смягченной форме. Его вы, кстати, тоже должны будете заучить, вместе с остальными, в перерывах между занятиями. Ну а раз вы все такие из себя уверенные и крутые, пожалуй, будет только честно усложнить вам задачу – я выдам под ваше начало еще пять… нет, пожалуй, даже восемь рекрутов. Можете выбирать или кинуть клич – мне все равно, но все они будут вашей ответственностью и головной болью, и за каждого из них вы будете отдуваться лично, если подчиненные будут ни в ухо, ни в рыло».
— «ЧТО?! Но…».
«А вот и улов. Посмотрим, какая выйдет уха».
— «Согласны? Вот и ладушки!» — хлопнув крыльями по бокам, я развернулась, направившись в сторону административного здания казарм, на третьем этаже которого располагались узенькие, два на три шага, комнаты-пеналы офицеров – «И кстати, раз уж вы намалевали там этот косоугольник, то тут вам и нести внеочередное дежурство, до самой глубокой полуночи».
— «За чтоооооо?!» — донесся до меня удаляющийся вой мгновенно протрезвевшего трио. Похоже, они уже видели в своих мечтах, как разносят в пух и прах ту «банду», поливать которую грязью не успевали лишь самые заштатные газетки – «Это не честноооооо!».
«Думаю, нужно присвоить их контубернии этот клич. А что, звучит очень неплохо!».
— «За то, что обосрались в свой первый, самый важный день!» — забавляясь, крикнула я, покосившись на тяжело ступавшую фигуру, нарисовавшуюся в дверях столовой – «Кентурион, внеси их в расписание патрулей как какой-нибудь «Пост № 1.5». И сообщи тессерарию.
— «Сделаю» — пробасил Браун «Кабан» Брик. Пристроившись рядом, он громко затопал вслед за мной, глядя, как зажигаются факелы и фонари на стенах, зданиях и башнях казарм – «Ты хочешь отдать их мне? Почему? Декан их неплохо гоняла».
— «Да, неплохо. Но я хочу, чтобы они запомнили это не просто как несколько дней в лечебно-трудовом профилактории[7], о нет. Я хочу, чтобы эти дни они едва могли волочить от усталости ноги. А потом…» — остановившись, я взглянула в звёздное небо, в котором купалась россыпь мерцающих звезд. Часть из них двигалась по небосклону пятнами теплого, мерцающего света – это небесные повозки пегасов, несмотря на поздний час, спешили по своим делам – «Потом они должны преодолеть себя, и сделать что-то, о чем они будут помнить еще очень долго. Через боль, пот и грязь, но сделать, и желательно – не в одиночку, а в составе своей контубернии. Ну что, берешься устроить им такое GTO?[8]».
— «Тоже мне, сложность!» — хмыкнул Кабан – «А к чему такие хитрости? Они что, особенные пони?».
— «Нет, наверное» — потерев копытом занывшую от долгого стояния в неудобной позе шею, пробормотала я, устремляя взгляд к громаде замка принцесс, нависавшего над городом и всем понячьим миром – «Не думаю. Но мне кажется, что так будет правильно. У них есть задатки – по крайней мере, у одной, а я видела мало существ, которым не пошла бы на пользу трудовая терапия. Хорошо чистит голову от всякого мусора, который образуется в ней от длительной работы этой самой головой. Ну и в конце концов, не могу же я позволить, чтобы подрастающее поколение не знало, как правильно пишется «Скраппи Раг – ссука!» и «Долой Легион!», правда?».
«Нет! Я передумала! Я ненавижу земнопони!».
Схватившись за голову, я застонала, бессильно утыкаясь в необъятной длины бумажную ленту, в раскатанном виде, занявшую весь мой стол. Как могла одна семья расплодиться настолько? Как могут все эти родственники не запутаться во всей этой генеалогической чепухе? «Авраам родил Исаака»? Ха-ха! Жалкие дилетанты по сравнению с любым из земнопони! Только начав читать, уже через пятнадцать минут я поняла, в какую ловушку я загнала сама себя, выбрав вроде бы ничем не примечательное семейство, а через четыре часа – люто возненавидела всех и всяческих копытных, сколько бы их ни было на свете. Складывалось ощущение, что все население Эквестрии, лишенное рога или крыльев, только и делало что жрало яблоки да трахалось, плодя на свет новых и новых Эпплов! Спустя пять часов я не выдержала, и уронила голову на стол, тихо завыв в пахнущие пылью и тленом бумажные горы. За все это время, я едва успела продвинуться в изучении лишь жалкого десятка потомков могучего Эпплфита, да поразит Богиня бесплодием все его потомство до семнадцатого колена, и уже смутно понимала, что мне не объять это необъятное нечто. Семьи расползались по Эквестрии, как тараканы, а горы документов, которые подтаскивал и подтаскивал ко мне выбившийся из сил клерк библиотеки, явно намекали мне на то, что и там они занялись своим любимым делом – плодиться и работать, работать и плодиться. Если верить выведенным мной статистическим данным, каждую минуту в этой стране, где-то рядом, быть может, даже за ближайшей стеной, должна была залезать друг на друга очередная парочка Эпплов! Полет в Понивилль откладывался – меня вызвали на какое-то непонятное, новое для меня заседание в штаб Гвардии, о котором еще год назад не слышала не только я, но и сам командор, поэтому вместо легкой прогулки и чая с Эпплами, мне пришлось по самые уши зарыться в пыльные тома Королевской Библиотеки.
— «О Селестия! И как они только сами не запутались, и не перетрахали друг друга?!» — не поднимая головы от стола, отчаянно провыла я. Услышав неподалеку шаги, я с подозрением взглянула на подошедшего ко мне, зеленого земнопони.
«Клянусь, если от него хотя бы пахнёт яблоками – удавлю! Оскоплю! Самолично!».
— «Мисс, вам еще что-нибудь нужно?» — даже не пытаясь скрыть невысказанную мольбу, прозвучавшую в его голосе, поинтересовался у меня земнопони – «Тут последние данные переписи, проходившей десять лет назад в Филлидельфии, и…».
— «Нет, спасибо. Думаю, этого будет достаточно» — растянув губы в фальшивой, болезненной улыбке, ответила я, бросая полный ненависти взгляд на библиотечную тележку, забитую неподъемными фолиантами. И ведь не сошлешься теперь на беременность, заставив этого жеребчика переворачивать страницы и подавать мне карандаш — «Благодарю вас, любезный…».
— «Нутти. Нутти Эпплероне» — с готовностью ответил повеселевший пони – «Тогда я пойду?».
Я ощутила, как у меня задергался глаз.
Вскоре, я сдалась. Убедившись, что осталась одна в библиотеке, на пару с большим фонарем и связкой ключей от этого гостеприимного места (нет, все-таки, в звании Первой Ученицы Принцессы Ночи было больше пользы, чем в умозрительном титуле Твайлайт, который и знал-то не каждый), я еще долго боролась с сотнями, тысячами вариаций имен земнопони, в которых, присутствовали яблоки или другие продукты, так или иначе, изготавливавшиеся из этих плодов. Но затем, я не выдержала, и злобно хлобыстнув об пол здоровенный том «Халифланкс: история именитых родов», долго рвала и метала по залу горы исписанных бумаг, под конец, разрыдавшись над поганым свитком. Обиднее всего было осознавать, что это была моя, и только моя вина, ведь это я выбрала это семейство, совершенно позабыв о том, как подруга хвасталась своими связями с прорвой земнопони, накануне моей свадьбы. И тем обиднее было осознавать, что даже угробив на поставленную перед собой задачу целый день и большую часть ночи, я не продвинулась вперед ни на шаг. Шмыгая носом, я проклинала свою глупость, яйцеголовость Твайлайт, плодовитость Эпплов и все яблоки на свете, ощущая, как в груди зарождается недобрый огонек. Так значит, они решили захватить этот мир, наполнив его своими верными солдатами, с промытыми яблочным соком мозгами? Франкенштейнами, питающимися яблочным желе? Перед моими глазами поднималась новая заря цвета Макинтош[9], озаряя багряными лучами бесконечные толпы жеребцов и кобыл, словно волны, накатывающихся на мой стол, грозя унести меня куда-то далеко-далеко, в подсвеченную ядовито-зеленой зыбкой даль, пропахшую яблочным соком. Поднявшись, я бросилась к столу, хватая зубами скверно очиненное перо. Скорее, скорее остановить этот безумный инбридинг[10], пока мы все не проснулись, погребенные под толпами пропахнувших яблоками жеребят! Перо скрипело и брызгалось чернилами, выводя на бумаге одно имя за другим – отшвырнув проклятые хроники жеребцов-осеменителей, десятилетие за десятилетием, засевающих частичкой Эпплов каждый район этой страны, я вносила в них имена других семей, перемешивая последних из яблочной семейки в безумный компот, в который добавила клубники, апельсинов и даже каких-то сухофруктов, если я правильно перевела эти проклятые имена… Время бежало, словно очередной Эппл на случку, но свиток быстро заканчивался, а я еще столько должна была сделать, чтобы предотвратить проклятое вторжение, чтобы не дать этим засранцам засадить всю Эквестрию своими яблонями, сделав из нее бесконечный яблочный сад…
«Богини, что я несу?».
Тяжело дыша, я остановилась, прекратив лихорадочно мотать головой, выписывая вымышленные даты и имена. Свиток почти закончился, а мне нужно было сделать еще так много, стольких яблочных пони предстояло раскидать по разным семьям, чтобы уже никто не мог устроить на Эквестрию этот яблочный набег. Нужно было… Нужно…
Закатив глаза, я ощутила, как мои губы вновь раздвинулись в маниакальной усмешке. Так значит, разбавить компот? А что, если он сам себя разбавит, надувшись и лопнув, словно воздушный шарик, напоровшийся на иглу? Ошметки полетят по всей стране, даже странам, но дело будет сделано, и тогда… Тогда… Не мучаясь дальнейшими раздумьями, я люто, бешено захохотала, наполнив старинный зал раскатами жуткого смеха, и чиркая по бумаге обломанным пером, вывела последние буквы, кривившиеся, словно моя жизнь.
Одно короткое имя, слышанное мной когда-то от моей хорошей и доброй подруги.
«Получите, бескрылые негодяи! Думаю, немного взбитых сливок пойдет только на пользу вашему яблочному пирогу!».
Уснула я там же – вспыхнув безумием, разум быстро перегорел и отключился, словно лопнувший от времени и заключенной в нем магии кристалл. Уронив голову на покрытый чернилами свиток, я проспала за широким библиотечным столом до утра, и сон мой был полон марширующими колоннами земнопони всех цветов и расцветок, проходящих парадом по Красной Площади с транспарантами, изображающими все виды яблок, сколько их было в том, и этом мире.
Наверное, именно в эту ночь я начала немного понимать единорогов, и впервые за всю свою недолгую сознательную жизнь, усомнилась в необходимости раскабаления этих лишенных и рога, и крыльев копытных.
«Неплохо устроились господа гвардейцы» — думала я, цепляя отросшей за год шерстью вокруг копыт влажную после дождя траву дворцового парка. Покрытые каплями росы, травинки изо всех сил хватались за мои ноги, словно спеша отдать хотя бы кому-нибудь всю ту влагу, что скопилась на них за прохладную весеннюю ночь, и подойдя к узкой калитке, отделяющей дворцовый комплекс от новенького здания Генерального Штаба Эквестрии, я промокла по самое пузо, и долго отряхивалась под неодобрительным взглядом престарелого гвардейца, стоящего возле нее на часах. Город менялся, и после года разлуки с ним, я ощущала это, пожалуй, даже острее, чем кто бы то ни было в целом мире, за исключением, быть может, принцесс. Напряжение, пока еще незаметное, понемногу меняло окружавший меня мир разноцветных лошадок, оно стояло повсеместно появившимися вдруг невысокими, кованными заборчиками возле гладких прежде стен домов, оно маршировало вместе с гвардейскими десятками, направлявшимися к выходу из города, оно патрулировало небеса вместе с блестящими доспехами пегасами… И настороженно поглядывало на меня из цепко обшаривающих мою фигурку глаз часовых, застывших возле каждой лестницы, каждого перехода в отдельные части дворца.
Да, комплекс дворцовых зданий разросся, да простят мне потомки этот канцеляризм. Я уже не могла думать о нем как о том, прежнем дворце, который я видела несколько лет назад, впервые очутившись в Кантерлоте по приглашению Солнечной Принцессы. Старательно маскировавшийся под почти нетронутый уголок дикой природы, с намеренно, старательно запущенным парком, ставшим пристанищем для некогда обширной коллекции диких животных, он встряхнулся, и скинув с белеющих стен груз веков, развернул свои плечи – пристройки, и вновь, как когда-то, вознесся над растущей столицей. Ворота его были по-прежнему широко раскрыты, но вместо двух полусонных гвардейцев, возле них околачивался целый десяток, старательно демонстрировавший дружелюбие всем входящим в них пони, однако я поежилась под своей раззолоченной туникой, почувствовав на себе их пристальные, цепкие взгляды, которыми они окидывали каждого встречного. Начинка дворцовых стен изменилась гораздо разительнее, и буйная растительность старого сада сменилась широкими, казавшимися бесконечными газонами, разделенными на участки тщательно постриженными кустами – зеленые изгороди тянулись бесконечными заборами, вдвое выше роста любого пони, ползли низкими бордюрами, и даже дорожки, все вдруг, как одна, замаскировались в траве, приняв соответствующий моменту вид плоских камней, змеившихся по этому тщательно ухоженному лугу. От бесконечного мелькания изумрудно-зеленого, белого и золотого у меня мгновенно разболелась голова, и к зданию Штаба Гвардии я подошла надутая, словно сыч, недобро зыркнув на стоявших возле него гвардейцев.
На меня, так же недобро, поглядели в ответ.
— «Скраппи Раг. По делу» — коротко отрекомендовалась я. Ответом мне стали еще два настороженных взгляда – «Ребята, что с вами тут всеми такое?».
— «Вам назначено?».
— «Ну да. Сегодня пришел нарочный от командора».
— «Пропуск».
— «Ась?» — признаться, я растерялась. Пропуск? Аудиенция? Похоже, тут кое-что поменялось гораздо сильнее, чем я представляла себе за год своей отлучки – «Мне не присылали пропуск. То есть, я могу не входить?».
— «Вход из дворца открыт только для тех пони, кто имеет при себе пропуск, заверенный в канцелярии принцессы!» — отчеканил один из белых жеребцов, и тут же подозрительно прищурился, увидев неподдельное облегчение, нарисовавшееся на моей морде – «Но если вас пригласили в штаб, вы должны выйти из дворца, и пройти через главный вход, где вам выдадут временный пропуск».
— «Вот ведь… Бюрократы!» — в сердцах топнув ногой, я обфыркала высокомерно поглядевших на меня гвардейцев, и потрусила к ближайшей калитке. Конечно, можно было бы и перемахнуть через стену, как раньше, но кто знал, что могло ожидать меня при попытке взлететь в свете новых, пока еще неизвестных мне правил и распоряжений? Газоны и море солнечного света заставляли меня чувствовать себя рыбой, которую выложили на сковородку, хотя, признаться, мое мнение явно не разделяли многочисленные посетители дворца, гулявшие по травке и нежащиеся в жидкой тени высоких кипарисов, поэтому я решила прогуляться, и поводить вокруг носом на предмет каких-нибудь хитрых правил, нарушив которые, я тотчас же окажусь если не за решеткой, то уж точно – лежащей мордой в земле. Представив себе крутящих мне ноги и крылья обормотов командора, вроде тех, что встретились мне в Обители, я тихо вздохнула, и решила не выделываться, а тихо и очень мирно покинуть это место – в конце концов, я всегда смогу отбрехаться, что меня не пустили, и вообще, во всем виноват командор, не удосужившийся прислать мне какую-то бумажку.
«НАС ВИДЕЛИ. ПРОВЕРКА?».
— «Думаешь?» — негромко выдохнула я, проскальзывая в узкую калитку. По счастью, охранявший ее гвардеец не стал ломаться, а отсалютовав мне, закрыл за моей спиной тихо скрипнувшую, золоченую решетку, вновь напустив на себя вид неподвижной восковой фигуры – «Ты прав, если подумать, с этого белого гада станется. Наверняка смотрит на меня, словно Селестия в свой телескоп, и тихо ржет, извращуга!».
Ответом мне стало лишь ощущение знакомого подтрунивания. Так, в дружеской пикировке, мы провели еще пятнадцать минут, которые мне потребовались для того, чтобы обогнуть такой небольшой, казалось бы, дворец, добравшись, наконец, до увенчанного колоннадой, главного входа в Штаб Гвардии. Архитекторы, похоже, не стали мудрить, и возвышавшееся надо мной здание напоминало огромный, раздувшийся гриб, увенчанный аккуратной шляпкой крыши, аккуратные, плавно изгибавшиеся вниз края которой придавали ему вид накрытого блюдцем жбанчика с медом, но кажется, вместо ароматного жидкого золота, в нем водились сердитые, работящие пчелы, две представительницы которых встречали меня сразу за дверью, с интересом воззрившись на мою сопящую фигурку.
— «Вам назначено?».
— «Агась. Скрап… Ффффууууух! Скраппи Раг, по приглашению командора Вайт Шилда» — выдохнув, отрекомендовалась я, в подтверждение своих слов, похлопав себя крыльями по бокам. Гвардейцы переглянулись. Затем уставились в список, лежащий перед ними на невысокой конторке. Затем – вновь на меня.
— «Скраппи? Раг?».
— «Агась».
— «К командору?».
— «Дааааа…» — я проглотила просящееся на язык слово.
— «По делу?».
— «Пропустите, офицер. Ей назначено» — ответить я не успела. За моей спиной раздался знакомый голос, при звуках которого единорог и пегаска вытянулись в струнку, выбросив вперед правую ногу. Обернувшись, я обнаружила за своей спиной ухмылявшегося Маккриди, на фоне снующих туда и сюда гвардейцев выглядящего совершенно непрезентабельно. Наверное, его часто путали бы с уборщиком, если бы не его бессменная голубая рубашка и широкий пояс с дубинкой, на рукояти которой болтался массивный красный жетон – «Приветствую вас, миссис Раг».
— «И я приветствую вас, Ник Маккриди!» — не осталась в долгу я, всем своим тоном дав понять, что именно я имела в виду – «Играемся?».
— «Скорее, проверяем частные аспекты общей организации несения постовой службы» — извиняющимся тоном откликнулся синий жеребец, протягивая мне такой же здоровенный жетон, но уже желтого цвета, с широкой красной полосой, который я, повертев и понюхав, повесила себе на шею – «Вы задержались, и я решил встретить вас лично».
— «О, вы столь любезны! Право, не стоило так утруждаться!» — издевательски пропела я, оглядываясь по сторонам. Миновав огромный холл, словно труба, уходивший куда-то вверх, в оккупированный лепниной полумрак свода, мы поднялись по лестнице, и углубились в хитросплетение коридоров, ярко освещенных многочисленными светильниками и неброскими люстрами, прикрытыми плафонами из матового стекла. Дубовые панели, фальшивые колонны на стенах, между которыми висели многочисленные флаги и портреты воинственно выглядящих пони, куча дверей, в которые входили и выходили деловито сновавшие вокруг гвардейцы, живо напомнило мне муравейник, наполненный тысячами мельтешащих термитов. Сходство только усилилось, когда мы миновали достраивающуюся часть этого термитника, из открытых дверей которой до меня донеслись звуки пилы и лихорадочно работавших молотков.
— «Нравится?» — небрежно осведомился Ник, вместе со мной, с видимым удовольствием вдыхая запахи дерева, краски и нагретого железа, острыми зубьями пил впивавшегося в новые доски – «Я даже и представить себе не мог, как быстро работают эти пони! Представь себе, никакой волокиты, никаких неурядиц и бесконечных согласований – по велению принцессы собрали одно-единственное заседание, просмотрели наброски, и быстренько все утвердили, причем чертежи главный архитектор забрал с собой, а пока он их дорабатывал, рабочие уже принялись копать котлован. Ну, ты же знаешь, какой из меня инженер… Но идея им понравилась».
— «Погоди-ка, ты хочешь сказать, что все вокруг – это твоих рук дело?!» — изумилась я, останавливаясь, и окидывая взглядом оставшийся позади коридор. Рядом со мной остановился и Ник, мгновенно попавший под копыта спешившего куда-то гвардейца, и если бы не тяжелый, неуклюжий прыжок последнего, боюсь, бедолага лишился бы пары ребер и ног – «Ох ничего ж себе! Это ж… Охренеть просто!».
— «Нравится?».
— «Да просто обалденно!» — засмеялась я, дружески ероша гриву на голове приятеля – «Мне следовало бы сразу догадаться. Словно в какую-то правительственную контору США угодила. Ну, как их показывают в фильмах».
— «Принцесса попросила меня принять посильное участие в какой-то там реорганизации ее войска, и я не смог отказать» — признался тот, вновь углубляясь в хитросплетение коридоров, внимательно поглядывая на висящие под самым потолком значки – «Кажется, она совершенно не обиделась, и даже одобрила мое желание никаким образом не вмешиваться в конфликты, ни на чьей стороне. Поверь, мне хватило этого дерьма и там, поэтому я не хочу и не буду тащить его сюда, хорошо? А вот помочь, построить тут что-нибудь такое – это пожалуйста, это я всегда готов».
— «Ага. Оккупировать какую-нибудь страну, и первым делом – отгрохать в ней филиал Пентагона!» — расхохоталась я, не обращая внимания на недовольные взгляды снующих вокруг вояк – «Ник, ты просто лапочка! Обожаю вас, ребята, за вашу непосредственность и искреннее недоумение, почему очень многие недолюбливают звездно-полосатый образ мыслей. Значит, это здание — твой первенец на архитектурной стезе? Круто! Нет, правда, здорово получилось. Обожаю этот стиль начала двадцатого века. Надо будет и у себя что-то такое завести. Поможешь?».
— «Всегда пожалуйста. За отдельную плату» — хмыкнул Ник, по-видимому, уже устав напоминать мне о моей неполиткорректности. Интересно, это он специально меня каждый раз так подкалывает, пытаясь сойти за лубочный образ офисного янки? – «Но вообще-то, тут и у тебя есть свой кабинет. Покажу после заседания штаба. Тебе, кстати, сюда».
— «Мне? А почему только мне?» — поинтересовалась я, останавливаясь перед двойными дверями, возле которых стояло двое часовых – «Ты не пойдешь?».
— «Нет, я не пойду» — понизив голос, вздохнул синий земнопони, нервно хлестнув себя хвостом по ногам. Я покосилась на стоявших у дверей гвардейцев, но те по-прежнему делали вид, что их тут не было и нет – «Сама королева одобрила мое нежелание причинять вред кому бы то ни было в этом мире, и даже сказала, что сама мечтает о том дне, когда не понадобятся средства принуждения в виде Гвардии, судов, исправительных заведений и подобного рода дерьма. Поэтому я не хочу играть в эти игры, Раг. И тебе не советую».
— «Ну надо же, коп-пацифист!» — ухмыльнулась я, демонстративно покосившись на метку, доставшуюся зеленому земнопони. Кандалы, изображенные на его бедрах, казались потускневшими и неровными, словно это место давно не остригали… или пытались лихорадочно свести проступающий на шерсти рисунок – «Ладно, Ник, ты прав. Ты кругом прав. Вот только о таком вот дне не мечтают те, кто живет по соседству, и я не собираюсь день за днем слышать о том, сколько боли и зла причинили пони какие-то там пернатые ублюдки, считающие, что лихой налет, грабеж и рабовладение – это хорошо, приятно и достойно настоящих воинов. Я не собираюсь терять мужа и детей из-за таких вот химероподобных тварей. И вообще, никого не хочу терять».
— «Это была всего лишь банда. В Понивилль уже прилетали грифоны, и я с ними познакомился – сначала по долгу службы, а потом и ради интереса. Забавные зверушки, клянусь богом. И ничего в них кровожадного нет. Это просто психологическая травма, Раг. Хочешь, я познакомлю тебя с хорошим психологом?».
— «Ну уж нет!» — скривившись, я замахала ногой, словно отгоняя от носа неприятный запах – «Опять от мужа достанется. Да и в последнее время сидр какой-то хреновый стали гнать, спиртягой так и разит. То ли они его из огрызков делают, то ли метанол подливают…».
— «Нет, я про настоящего психолога тебе говорю» — усмехнулся зеленых нахал – «А не про этот твой обычай напиваться до посинения[11], если дела идут хорошо, плохо, или вообще идут. Клянусь, ты становишься похожей на ирландца – только они пьют на работе!».
— «Ложь и клевета!» — возмущенно фыркнув, я развернулась к двери, хлестнув хвостом по морде любителя желтой прессы – «Поменьше читай этой ерунды в газетах. Или вообще их не читай. В общем, приятель, я не агитирую тебя вступать в Гвардию или Легион. Быть может, ты и вправду нужнее где-нибудь еще, поэтому будь счастлив, и постарайся держать ухо востро, когда в город опять заявятся грифоны. Хорошо?».
— «Оукей, Раг. Удачи тебе».
— «И тебе» — обернувшись, я криво ухмыльнулась, и принялась выцарапывать из гривы пропуск, за время нашей прогулки по зданию, сбившийся куда-то в область лопаток – «Итак, сэры, куда мне идти?».
— «Сюда… мэм» — похоже, моя широкая и самая искренняя улыбка, которую я только смогла изобразить, произвела на них не совсем то впечатление, на которое я рассчитывала. Переглянувшись, гвардейцы распахнули массивные, выглядевшие определенно тяжелыми двери. Весело щелкнув бусинами, вплетенными в косички хвоста, я вошла в большой и светлый кабинет, в центре которого, на возвышении, находился огромный овальный стол, возле которого сидело множество пони, преимущественно серой и белой масти, все, как один, облаченные в светло-синие рубашки с черным галстуком, и разнообразными шевронами[12] на плечах. Как по команде, они обернулись, вскидывая головы, уставившись на меня с таким видом, словно я, только что, громко и публично испортила воздух. Моя улыбка несколько потускнела.
— «А вот и Легат Легиона соблагоизволила, наконец, явиться!» — раздался насмешливый голос Вайт Шилда. Оккупировавший место во главе стола, командор с иронией покачал головой, увидев мою замявшуюся у входа фигурку – «В Легион еще не завезли такую новинку, как устройство для отсчета времени, называемое в народе часами? Проходи и присаживайся уже, Раг! «В ногах правды нет», как говорят в Сталлионграде, не так ли?».
— «Выше я ее тоже не встречала!» — скорее по привычке, огрызнулась я, бодро потрусив вперед, но тотчас же оступилась, зацепившись копытом за край подиума, и с грохотом покатилась вперед, лишь по счастливой случайности не задев никого мелькавшими в воздухе ногами. Когда комната перестала вращаться перед моими глазами, я обнаружила, что оказалась возле единственного свободного места. Удачно, что ни говори. Теперь осталось только сделать вид, что все так и нужно, но сперва… — «Ай! Мой носиииик!».
— «И ради этого мы все ее ждали, командор?» — поинтересовался седоусый пегас. Лошадь с усами – это, наверное, было бы первое, что я бы внесла в книгу под названием «Самые невероятные вещи, встреченные мной на пути. Автор – Скраппи Раг», но кажется, никого из присутствующих не интересовало мое мнение по данному вопросу.
— «Не исключено, что и для этого!» — простонала я, держась за пострадавшую часть тела, вновь порадовавшую меня звонким хрустом – «И вообще, нужно законодательно запретить строить ступени без лестниц! Выношу вопрос на голосование – кто за?».
— «Если фонтан кобыльей глупости и столь же искрометного остроумия иссяк, мы можем начинать» — дернул щекой командор – «Не воспринимайте на свой счет, майор, к вам это не относится».
— «Я прекрасно это поняла, командующий» — насупившись, алая кобыла зло зыркнула в мою сторону – «Думаю, теперь все готовы, командор».
— «Ну что ж…» — откашлявшись, Шилд поднялся, нависая над столом – «Вы все знаете меня, а я знаю большинство из вас. Многие из присутствующих были моими учениками, многие – соратниками в нелегком деле защиты Эквестрии от любых врагов, внешних и внутренних, и я без преувеличения могу сказать, что с каждым из вас я готов стоять плечом к плечу против кого бы то ни было. Вы все – ну, почти все – компетентные офицеры, не понаслышке знающие свое дело. Но сейчас, я вынужден признать, что мы облажались. Все мы».
«Ого. И в чем это Я облажалась?!».
— «Быть может, еще не поздно все переиграть?» — нахмурилась красная обладательница колючего взгляда – «Отвести назад части, увеличить количество патрулей вдоль границ, продемонстрировав там наше присутствие. Подать этим летающим кошкам прямой и недвусмысленный сигнал о том, что мы не вынашиваем агрессивных планов…».
— «Время для полумер и мирных инициатив еще не пришло» — перебил свою подчиненную Вайт Шилд. Поднявшись, командор неторопливо двинулся вокруг стола, похрустывая накрахмаленной рубашкой, сверкавшей широкой планкой[13] воинских наград – «Или уже прошло, если взглянуть на все трезвым взглядом. Но все, что мы предпринимали за это время, все наши усилия привели лишь к тому, что царившая у кошек междоусобица начала перерастать в гораздо более неприятное для нашей страны явление – в освободительное движение».
— «Освободительное?!» — я не смогла сдержаться, и все-таки решила вякнуть что-нибудь со своего места, но тут же стушевалась под неодобрительными взглядами прочих офицеров, головы которых повернулись ко мне, словно орудийные башни тяжелых линкоров – «Ээээ… Извиняюсь… Но что они вообще хотят освобождать? Разве мы захватили у них хоть что-нибудь своего? Я слышала, что принцесса повелела оставить границы в неприкосновенности, и…».
— «В присутствии старшего по званию младшие чины просят разрешения задать вопрос, или выполнить любое другое действие. В том числе, и испортить воздух ртом!» — до хруста сжав неприятно заскрипевшие зубы, прошипела мне алая. Кобыла оказалась пегаской, крылья которой расправились за ее спиной, дрожа от еле сдерживаемого негодования – «Я вообще не понимаю, зачем сюда позвали тебя, недоделка! Отправляйся за дверь, и жди там, пока не позовут! Это научит тебя не открывать свою сенорезку, пока не получишь разрешения!».
«Недоделку?».
— «Повторишь это еще раз, blyadina?!» — вырвалось у меня помимо моей воли. Волна злости прошла через мое тело, заставив все четыре ноги дернуться, словно примериваясь, как бы половчее бросить меня в драку. Злости, да – но еще и странной настороженности, разлившейся по животу, и понемногу, начавшей переходить на грудь. Я вдруг ощутила эмоции, словно жидкости с разной температурой, разливавшиеся по комнате и скручивающиеся в небольшие водовороты вокруг каждого из нас. Что-то тяжелое и неторопливое, холодное и белое, исходило от Вайт Шилда, медленно плывшего по кабинету, словно охотящийся сом. Сидевшие вокруг пони… О, это были небольшие водовороты, горячие ключи, самый горячий из которых буквально обжигал меня своей ненавистью, просвечивая красным сквозь невидимые струи. И все это многообразие, весь этот бушующий поток набирал свой ход, и проходил сквозь меня – внутрь меня, изливаясь… Я тряхнула головой, ощущая, как начинает кружиться потолок. Сердце забилось как сумасшедшее, выбивая безумный ритм в сжимающей его клетке из ребер, бросаясь на лихорадочно трепыхавшиеся легкие, а зубы, словно чужие, уже лихорадочно терлись друг о друга в желании вонзиться в чью-то шкуру, прокусить жесткий волос, и разорвать податливую плоть.
«Спокойнее. Они опасны».
«Вот! Слышал?!».
Ответом мне было молчание внутри, и раздраженный гомон снаружи. Вновь этот приятный, мелодичный голосок, и недоброе, внимательное молчание Древнего. Все, как тогда.
— «Я повторю это тебе еще не раз, пятнистая подстилка!» — тем временем, продолжала ругаться на меня пегаска, словно я в чем-то провинилась лично перед ней – «Тебе вообще тут не место! Ни тут, ни где-либо еще! А если захочешь получить от меня более наглядный урок…».
— «Армед Фур, успокойтесь» — оказавшийся рядом со своей подчиненной, неодобрительно прогудел командор. Его копыто легонько опустилось на плечо скрипевшей зубами кобылы, однако та едва не ткнулась носом в стол, словно ее изо всех сил лягнули обеими ногами — «Признаюсь, я долго ждал, когда раздастся этот голос. Ты все-таки не утерпела, да, Раг?».
— «Эй, я не обзывалась на эту ssucharu!».
— «После совещания! В небе! Ровно в пять, после полудня!».
— «Это время называется «семнадцать часов», идиотки кусок!».
— «А ну, хватит!» — пристукнул копытом командор, наполнив кабинет эхом раздавшегося неподалеку разрыва чего-то большого и мощного, килотонн эдак на пять. Пригнув головы, мы прижали уши, спасаясь от грохота и последовавшего за ним гудения, раздавшегося от стола, на который опустилась нога единорога, и уже молча, продолжили сверлить друг друга злобными, не предвещающими противнице ничего хорошего взглядами – «Теперь я понимаю, почему грифоны ведут себя столь вызывающе! Фур, в чем дело?! И это про вас я только что говорил, что вы способный и компетентный офицер?».
— «Разрешите доложить, командор? Это же пародия на гвардейца! Она выглядит словно дешевка в этом своем платье, она не знает даже азов! И это ей отдали под начало три тысячи тех голозадых дристунов, что слетелись в Гвардию, словно мухи на навоз? Да я разгоню их одной своей сотней!».
— «Кажется, где-то я уже это слышала» — успокаиваясь, проворчала я, неодобрительно качая головой. И почему я вдруг вспыхнула, словно порох? Мне нужно было сидеть и молчать в тряпочку, тем более, что я совсем забыла про воинскую дисциплину, и сцепилась с этой стервью, явно бывшей чем-то большим, чем паркетные шаркуны, толкущиеся в замке. Я не слишком-то боялась назначенной мне дуэли – ну прилетим, ну помашем копытами, эка невидаль. В Обители так решалось большинство вопросов между десятками, поэтому меня это совершенно не заботило. А вот собственное поведение – всерьез насторожило. Нужно было браться за ум, и побыстрее. Опустив голову, я ощутила нарастающее чувство вины, замешанное на злости, но на этот раз, уже на всех – на поддевшую меня майора, на командора, зачем-то притащившего неопытную в этих делах пегаску на это важное совещание гвардейских зубров, и прежде всего – на себя, вновь позволившую своей глупой, кобыльей натуре взять над собой верх.
— «Командор, я прошу меня извинить» — переведя дух, я собралась с силами, и покосилась на подошедшего ко мне сзади Вайт Шилда – «Я повела себя недостойно и неумно. Но думаю, отчасти в этом виноваты и вы, раз пригласили на вашу встречу такую глупую кобылу, как я, да еще и весной. Не так ли?».
— «Раг, как я уже говорил, ты позор для офицера» — помолчав, хмыкнул единорог. Трогать меня копытом он не стал, наверное, чувствуя, что я вряд ли пережила бы такое выражение его чувств – «Однако и тебя, оказывается, можно натаскать, чтобы ты была хоть немного похожа на вменяемого пони. Поэтому никаких дуэлей, дамы. В том числе и над Кантерлотом. Вы меня поняли?».
В ответ, со всех сторон донеслись сдержанные смешки, заглушившие наше обоюдное ворчание. Ощутив погладившую меня, невидимую руку, теплой волной прошедшуюся ото лба до самого кончика хвоста, я немного расслабилась, и поглядела на остальных офицеров, сидевших за большим столом. Кажется, они решили отнестись к нашей ссоре как к очередной «кошачьей драке», которые регулярно вспыхивали между представительницами сильнейшего пола каждой весной, что в принципе, меня устраивало – уж лучше считаться обуреваемой гормонами самкой, чем просто дурой, с которой лучше не иметь никаких дел, а в идеале – и ничего общего. Однако мой взгляд, словно намагниченный, все время возвращался к надувшейся пегаске, после насмешливых слов командора проглотившей очередную угрозу, и теперь, с сердитым видом обозревавшую какую-то карту, висевшую на одной из стен. Что-то подсказывало мне, что от нее стоит держаться подальше, и не столько из-за проблем со здоровьем, которые она могла мне причинить, сколько… А вот из-за чего – я так и не смогла понять, хотя точно чувствовала, что мы еще столкнемся с ней на кривой дорожке. Но почему?
«Она – как глина. Или навоз. Запачкает и наградит несмываемым запахом, и хотя большой опасности она не представляет, стоит держаться от нее подальше. Хотя бы для того, чтобы пахнуть ночными цветами, а не луком и вонючим гвардейским вином».
«Вот опять!» — встрепенувшись, я выпрямилась, заслужив еще порцию неодобрительных взглядов. Бухтевший что-то командор вещал внимательно слушавшим его пони о каких-то столкновениях, диверсиях и угрозах, а я, обхватив копытами голову, вновь опустилась за стол, остановившимся взглядом уставившись на его полированную поверхность – «Слышал?!».
Древний молчал, понемногу, наполняя меня ощущением тревоги, которую, как мне показалось, он всячески пытался от меня скрыть. Бесполезно, естественно. Разве он не слышит? Ну почему он не слышит этот приятный, мелодичный голосок, выговаривающий слова немного в нос, с таким милым французским акцентом?!
И вновь тишина.
Тупо глядя на темное дерево, я не сразу сообразила, что все в кабинете повернулись ко мне, и внимательно разглядывают то-ли меня, то-ли мою замечательную во всех отношениях тунику. Подняв голову, я недоуменно поглядела на собравшихся в ответ, не понимая, чего от меня понадобилось этим умным гвардейцам, явно декорированным множеством наград.
— «Ась?».
— «Раг, ты вообще меня слушала?».
— «Ну…» — я неопределенно повела головой в неопределенном жесте, который можно было расценить как согласие, отрицание или призыв обратить внимание на пролетающую мимо журавлиную стаю, которую мы непременно бы заметили, если бы в кабинете были окна – «Местами. А что? Вы говорили про столкновения, про грифонов, которые снова щелкают клювом, еще о чем-то… А я-то тут причем? Подчиненные докладывали мне, в письмах, что патрулирование проходит штатно, без особых эксцессов. Ну подкололи кого-то там над лесом, ну накрыли очередную шайку – так ведь в превентивных целях, до того, как те успели устроить что-то нехорошее. У меня сейчас вся Вторая и Шестая кентурии шастают вдоль железки, от Нью Сэддла до Троттингема, и пока не докладывали о чем-либо необычном».
— «Естественно они не докладывают!» — страдальчески закатил глаза белый единорог – «Эта дорога, по сути, является границей, отделяющей область, которую Сталлионград считает зоной своих интересов, от мест, которые их не слишком интересуют. Конечно, там абсолютно спокойно, ведь твои дружки с грифонами едва ли не целуются, рот в клюв! В Троттингеме вообще нельзя уже даже присесть, чтобы не оказаться на каком-нибудь грифоне, даже и без их Научной Коллегии, которая почти беспрепятственно разнюхивает все, что им заблагорассудится, прикрываясь научными изысканиями или проведением картографических работ! Зачем им нарываться, если вокруг и так все подано им на блюдечке? А вот на северо-западе наших границ все не так мирно, как ты пытаешься себе вообразить».
— «Нас испытывают на прочность каждый день» — буркнул усатый пегас, уныло косясь на карту Эквестрии, занимавшую всю стену зала за спиной командора – «Фрогги Пасс, Тамбелон, Новерия – каждый из этих гарнизонов испытывает сильнейшее давление со стороны грифонов. Неделю назад крыло погналось за грифоньей стаей, голов эдак в десять, и едва унесло ноги от остальной части отряда, поджидавшей их возле одного из горных пиков. Нам нужны резервы, командор, и именно гвардейцы, а не те мягкоперые новички, которых прислал Лас Пегасус. Иначе, боюсь, вскоре грифоны смогут основать свой проклятый город в этих горах, а мы и знать об этом не будем».
— «Это возможно?» — спокойно и даже мягко поинтересовался Вайт Шилд.
— «Легко. Вы же знаете, как действуют эти милитаристы – сначала они основывают где-нибудь небольшое поселение, затем начинают меновую торговлю с местными, проникают в города и работают в них под видом кузнецов, охранников и провожатых, а затем – объявляют местность принадлежащей какому-нибудь барону или фрайкерку, или как еще они зовут своих властителей. И привет – земля уже под властью Короны! И не придерешься – не выгонять же их из города, который, как оказывается, они уже отгрохали в пещерах!».
— «Они продвинулись слишком далеко за эти тридцать шесть – сорок лет…» — задумчиво пробормотал единорог, подходя к висящей на стене карте – «Всего сорок лет назад Пиза был хоть и большим, но приграничным городом, в котором мирно уживались и грифоны, и эти северяне с мохнатыми ногами и невообразимым гонором. А теперь это их земля…».
— «И не только эта» — кашлянув, поднялся с места молодой земнопони, светло-серую морду которого обезображивал отвратительный шрам. Он был незаметен с моего места, и лишь когда тот повернулся в мою сторону, я заметила багровую полосу, проходящую от вздернутого в вечной, неестественной ухмылке уголка рта до разваленного напополам уха, прямо через отвисшее нижнее веко, влажно блестевшее в матовом свете люстр – «Корона вновь начала движение, пытаясь раздвинуть свои владения, потерянные за время междоусобиц. Я слышал, у них появился способный полководец, которому прочат славу Полипетанга, но кто это – неизвестно. Боюсь, когда он закончит разбираться с мятежными бондами и баронами у себя в тылу, на севере и западе Грифоньих Королевств, то он вполне может приняться и за нас».
— «Хорошо. Я жду от вас максимально подробные рапорта о происходящем в ваших зонах ответственности» — нахмурившись, покивал командор, делая какие-то пометки у себя в блокноте. Я передернулась, глядя, как подхваченное магией перо само по себе выплясывает по бумаге – «А сейчас, я жду ваших соображений о том, как мы можем поступить дальше. Помните, что время, данное нам нашей принцессой, подходит к концу, и мне не хотелось бы докладывать ей, что все наши усилия оказались тщетными».
— «И что нам делать с этими рогульками!» — донесся чей-то голос с другого конца стола – «Они просто закидывают нас камнями, и если бы не доспехи, то я и не знаю, что было бы с пегасами. Земнопони страдают от них меньше – все же щит для камня подходит лучше, чем крылья, по которым и метят эти кошкообразные твари!».
— «А это мы спросим у нашего Легата» — с неприкрытой издевкой ответил командор, оборачиваясь ко мне. Перо поднялось от блокнота, и ткнуло в меня покрытым чернилами концом, словно обвиняющий перст – «Раг, потрудитесь объяснить присутствующим, что нам делать с этим детищем вашего больного разума, и почему оно есть на вооружении у грифонов, а у нас – только синяки да переломы».
«Так, вот и началось» — подумала я, покрываясь мерзким, холодным потом, словно ученик, внезапно попавший на экзамен по предмету, о существовании которого уже и позабыл. Конечно, я готовилась к этому вопросу, споря сама с собой, приводя аргументы и контраргументы, но оказавшись под прицелом десятков недобро сощуренных глаз, я почувствовала, что растерялась. Нужно было срочно исправлять ситуацию, но вот как? В голове было пусто и тихо, словно на чердаке старого, давно заброшенного дома.
— «А может, вы сами?» — да, не лучшее начало речи, но мне вдруг захотелось куда-нибудь провалиться, исчезнуть, ну или хотя бы избавиться от столь пристального внимания окружавших меня офицеров – «Ну, вы же сами говорили, командор, что только новички прячутся за броней…».
— «Не нужно пускать дым в глаза, Раг» — недобро дернул щекой единорог – «И не перевирай мои слова. Как ты сама говорила, это у тебя украли чертежи этого гнусного устройства, которое все до этого времени считали лишь забавной для преступников и хулиганья. И это по твоим чертежам они сделали рогульки, которые сейчас мечут камни в таких же пони, как и ты. В основном в пегасов, конечно же, но тем не менее, суть от этого не меняется. Ты же знаешь, чем это тебе грозит, не так ли?».
— «Повышением в звании?» — попыталась отшутиться я. Не вышло, и я вновь сникла под укоризненными взглядами гвардейцев. Нет, в мыслях это было гораздо, гораздо проще!
«Оправдываешься? Зачем?» — признаться, я была рада чему угодно, что помогло бы мне разрядить эту неловкую тишину. Даже этому голосу, которого, как уверял меня Древний, просто не было в моей голове – «Гвардейцы испугались камней? О, как измельчало ваше племя. Голуби! Толстозобые, толстозадые голуби! Слушать противно».
«Что ж, в этом есть смысл».
— «Эй, можно подумать, они бы не догадались, что в противников можно пошвыряться камнями!» — немного приободрившись, я заставила себя вскинуть голову, и ринулась в атаку – «Значит, по вашим словам, командор, наших бойцов можно разогнать простыми рогатками? Теперь я даже и не знаю, чем мне может грозить потеря такого важного секрета – быть может, наградными? За вскрытие махинаций в наших войсках, которые, как оказалось, совершенно небоеспособны, раз отступают от града камней!».
— «Это не просто град камней!» — нахмурившись, топнула ногой алая, впервые, с момента нашей перепалки, влезая в разговор – «В то время как нам приходится гоняться за ними по всему небу, эти птицекошки попросту забрасывают нас камнями, после чего удирают прочь! А тех, кто гонятся за ними, просто разделяют, или заманивают в засады!».
— «Как я и боялась…» — вздохнув, я покачала головой, представив себе, что бы могли наделать эти твари с луками или арбалетами. Нет, это оружие нельзя давать грифонам – с их цепкими лапами они будут стрелять из них в два раза чаще, чем пони. А может быть, и в три.
— «Боялась? Значит, ты это предполагала!» — торжествующе рявкнула майор, обводя собравшихся торжествующим взглядом – «Командор! Похоже, предательство все-таки вскрылось! Разрешите задержать эту хамку?».
— «Не спешите, Фур. Дадим ей время высказаться» — с сомнением ответил единорог, внимательно глядя на меня через весь стол – «Если ты это предвидела, Раг, то почему ничего не сказала? Почему не предупредила меня, чтобы мы все могли подготовиться к тому, что обрушивает теперь на нас враг?».
— «Я написала подробный доклад принцессам…».
— «Да? А они, в своем всеведении, не соизволили поделиться этим с нами!» — отрезал командор. Вскочив, белый жеребец принялся вышагивать взад и вперед, и от его шагов столешница гулко и тревожно вибрировала, словно полковой барабан – «Зато они всемилостиво разрешили нам самостоятельно урегулировать эту ситуацию со спорными землями на севере, прислав на помощь когорту дипломатов – только теперь уже под наше начало. А оказалось, что мы, по твоей милости, сели крупом в муравейник! И что теперь прикажешь с этим делать?».
— «Ага, значит, это я во всем виновата?!» — обвинения командора живо настроили меня на боевой лад. Отбросив приличия и субординацию, я сама бросилась в драгу, словно пружинка, вскочив из-за стола – «Захотели поиграть в укротителей грифонов! Решили, что сами с усами! Сами всех заборете, и вновь, как раньше, все в белом и с венком на голове! А вот зась вам, как оказалось! Вы тут виновного хотите найти? Ну да, я согласная! Виноватая во всем, включая вымирание пингвинов на юге Африки и таяние паковых льдов!».
— «Хватит нести чушь!» — гаркнул Шилд, но теперь и я закусила удила, не обращая внимания на вскочивших офицеров.
— «Чушь? Дай мне пять лет, и я дам тебе такое оружие, что эти твои рогульки ты раздашь детям, как забавные и абсолютно безобидные игрушки! Ты пройдешь с ним по всему миру, устраивая геноцид и беря города на копье, даже не видя их за горизонтом! Хочешь такие игрушки, мой дорогой командор?».
— «Что ты мелешь, пятнистая?!» — двинувшись ко мне, единорог, словно айсберг, разметал не успевших убраться с его дороги, и навис надо мной, словно снежная шапка, готовая сорваться с горы – «Не бывает такого! Только богини…».
— «Не бывает? Ты будешь приятно удивлен!» — выдохнула я в свирепо кривившуюся морду жеребца. Забавно, а я раньше и не догадывалась, что у него тоже есть тщательно постриженные, или даже скорее сбритые усы – «По крайней мере, первые пять или десять лет. Представь себе – пони, прошедшие по всем странам и континентам, железным копытом подавляя всякое сопротивление! Мечи, копья, доспехи – все это в прошлом, ведь оружие на их боках пробивает даже не самую толстую сталь, причем на расстоянии до тысячи шагов, и неважно, в каком направлении! Грифоны летят с небес, словно пронзенные птицы, бизоны огромными тушами гниют вдоль железных дорог, вынуждая пассажиров закрывать окна и двери, пряча носы от смрада и вони; цервиды, дромады, зебры – все они превращаются в окровавленные куски мяса, ведь оружие, которое я могла бы тебе дать, убивает их еще до того, как они увидят врага! Города будут гореть, когда оружие начнет свое дело, а вышедшие навстречу враги – разлетаться кровавыми кусками, даже когда пони будут промахиваться, и оружие будет бить рядом с ними. И это будет продолжаться пять, ну, может, десять лет. Максимум. А потом…».
В комнате установилась оглушающая тишина.
— «И что произойдет потом?» — медленно спросил меня Шилд. Ринувшиеся ко мне гвардейцы замерли, услышав мое предложение, и теперь, с недоумением и недоверием переглядывались, словно и не веря в то, что я могла такое предложить – «Почему… Почему десять лет?».
— «Потому что через эти десять лет наши враги – тех, кого мы не добьем – они изобретут похожее оружие» — отрезала я. Голова вновь начала пульсировать, наливаясь неприятной болью, тонкими иглами вонзившейся в череп. Присев обратно за стол, я приложила копыто к виску, потянувшись за стеклянным кувшином с лимонадом. Лучше бы в нем была простая вода – «Оно ведь, в целом, не сложнее этих самых рогулек — там, откуда я родом, это было развлечение для хулиганов да детворы. И вот когда наши враги, озлобленные на весь копытный род, украдут, скопируют и начнут изготавливать это оружие – вот тогда и настанет конец для всех пони. Или не для всех. Но злоба поселится в сердцах некогда мирных народов, и мы начнем резать друг друга, по живому резать, отрывая друг от друга кровоточащие куски, и жадно пожирая лишь для того, чтобы в следующий миг, вновь наброситься на свою жертву, на своего убийцу, на своего врага».
— «Что за ахинея!» — пробормотала где-то сзади алая пегаска – «И она хочет, чтобы мы поверили…».
— «Помолчите, майор» — кобыла осеклась, услышав хриплый голос командора – «Ты и вправду в это веришь, Раг?».
— «Мой народ почти уничтожил сам себя с помощью такого оружия» — подняв глаза, честно ответила я, глядя в глаза Вайт Шилда, стараясь не обращать внимания на тревожно переглянувшихся офицеров. Не упрятали бы в дурку, чего доброго…
Вновь воцарилось молчание.
— «Прошу всех садиться» — наконец, пробасил командор. Отвернувшись, в глубокой задумчивости, он прошел на свое место, тяжелым взглядом рассматривая собравшихся в зале подчиненных. Шушукающиеся пони о чем-то переговаривались, поглядывая то на меня, то на друг друга, и мне казалось, что я, вольно или невольно, заляпала их чем-то грязным и мерзким, лишь рассказав об этом соблазне, о тех возможностях, что я могла бы им даровать.
— «И что, ты никогда не хотела воспользоваться этим оружием?» — вновь подала голос никак не желавшая угомониться Фур – «Рассказала нам тут сказку, в стиле своей повелительницы, и думаешь, мы в нее поверим? Это что, какая-то магия? Наговор? Проклятье?».
— «Это оружие может сделать и использовать даже земнопони» — скривившись, я решила ответить на вопрос, столкнувшись с вопросительным взглядом командора – «Конечно, не сразу, и не голыми копытами, но имея в своем распоряжении слесарную мастерскую, он сможет его сделать даже в одиночку. Не быстро и не слишком качественно – но сможет. А уж если взять за основу завод, вместе с его инженерами, слесарями, химиками и разнорабочими, то выпускать его можно будет целыми пачками. Расходные материалы, конечно, придется изготавливать отдельно, но если перевести промышленность всей страны на их изготовление… В общем – нет, никогда не хотела. И не собираюсь, заметь. Заруби себе это на носу, на голове, выцарапай на брюхе – в общем, делай что хочешь, но такого оружия я пони не дам! Я полюбила этот народ, я слишком привязалась к нему, и хочу стать его частью, поэтому вы это говно никогда не получите! Точка!».
— «Да-да-да. Ужас, кошмар, чудовищная магия…» — нет, эта красная язва точно нарывалась! – «Комадор, сэр – мне кажется, это просто кобылья истерика и розовые сопли, не имеющие ничего общего с действительностью. Разрешите я ей займусь, и мы быстро узнаем всю правду!».
— «Кажется, что-то подобное решил для себя ваш предшественник, капитан Страйк» — подняв голову со скрещенных перед собой копыт, подал голос Шилд, в упор глядя на смутившуюся отчего-то пегаску – «Он решил, что может бросить вызов Раг и ее сброду. Итог известен нам всем».
— «Это была случайность! Мы выстоим против чего бы то ни было, и справимся со всем!».
— «Правда?» — копыто командора нырнуло куда-то под стол, появилось обратно, и по столешнице, гремя и подпрыгивая, прокатился странный предмет – «Даже с этим?».
Притихнув, гвардейцы уставились на заостренный с обеих концов, и расширяющийся к середине, небольшой металлический цилиндр, к одному из концов которого был грубо приварен стальной стержень, снабженный некогда яркой, а теперь – испачканной и наполовину оторванной лентой из бело-синей ткани. Больше всего он напоминал веретено, с приклеившимся к его кончику, разноцветным клочком пряжи, однако я засомневалась, что командор решил успокоить присутствующих, завершив это совещание заседанием клуба анонимных любителей кройки и шитья.
— «Это доставили мне из Новерии» — веско бросил единорог, обводя глазами присутствующих – «Эту вещь нашли на пепелище разоренного поселения, в Заброшенном лесу. Она пробила крышу из соломы и досок, и воткнулась в дощатый пол. Видимо, только поэтому ее и не нашли те, кто разорил поселение северян. Какие будут идеи, сэры?».
— «Мне знакомы эти цвета» — медленно проговорила я. В памяти всплывал веселый летний день, и лагерь под Кантерлотом, разбитый на месте старого парка – «Белое с синим. Именно такой была основная расцветка клана Кимакен. Расстались мы под Дарккроушаттеном не очень-то мирно, не спорю, но чтобы вот так…».
— «Ты узнаешь эту штуку, Раг?».
— «Кажется, даааа…» — протянула я, подкатывая к себе веретено. Увесистая оказалась штучка, и я бы не удивилась, узнай, что она пробила довольно толстую доску – «Их называли… Как же звучало это слово… Фуршетки… Фашины… Фле… Флешетты. Кажется, флешетты. Разбрасывали с воздуха. Они были очень эффективны против скопления живых существ на открытой местности. Откуда они там взялись?».
— «Я бы тоже хотел это знать» — поднявшееся в воздух веретено, покачиваясь, зависло над столом, и его недобрый блеск рождал во мне самые мрачные предчувствия. Даже голос, навязчиво бубнивший что-то в голове, затих. Молчал и Древний.
Кто придумал эти штуки? Грифоны? Вряд ли, ведь я ничего не слышала о том, чтобы крылатые кошки кидались чем-нибудь тяжелым на головы гвардейцев или легионеров, а ведь любые технологии проходят в своем развитии одни и те же этапы, от простых и незамысловатых вещей и устройств до сложнейших комплексов, требующих для своего изготовления развития нескольких смежных областей. Даже самая простая шариковая ручка, за полторы минуты изготавливаемая на коленке Дядюшкой Ляо, требует развития химической и металлургической промышленности, поставляющих для нее свои компоненты, а также наличия теории управления и конвейерного производства. Те же ядра, те же флешетты, насколько мы помнили это вместе с Древним, проходили в своем развитии несколько этапов, и если вторые быстро сошли со сцены, вытесненные с поля боя бомбами, то развитие метательных снарядов не прекращалось ни на минуту, однако и их развитие проходило все те же этапы, от каменных ядер, которыми баловались еще крестоносцы, до сложных устройств с раздельной боевой частью, реактивными двигателями и системой наведения на цель. Эта штуковина просто не могла появиться ниоткуда, а значит…
«ПРИНЦЕССЫ. ПЕГАС. МАШИНА».
«Да, похоже, что они и впрямь не смогли добраться до этого ученика Брайта. Похоже, мне самой нужно навестить милейшего доктора» — мрачно подумала я. Скольких еще пони убьют подобными штуками? Какая еще гадость есть в запасе у грифонов? Чего еще нам от них ждать?
«ПРОЩЕН».
«Это ты его простил! Не я!» — огрызнулась я на замечание Духа, потирая занывшую грудь. Тщательно спрятанная, похороненная память о прошлом мягко толкнулась наружу, безо всяких усилий поднимая над собой могильный холм, что насыпала я сверху над воспоминаниями о произошедшем под Мейнхеттеном. Бедра покрылись мурашками, и в моих ушах вновь, как когда-то, раздался рев пламени, радостно рвущегося ко мне из распахнутого зева печи – «Если бы мне дали его повидать, хоть разочек…».
— «…аг! Раг! Ты меня вообще слышишь?».
— «А? Что?» — вскинув голову, я обнаружила, что на меня смотрит весь кабинет. Поведя головой, я попыталась состроить виноватую ухмылку. Не вышло.
— «Ты опять сидела и бормотала что-то себе под нос» — заметил Вайт Шилд, с интересом рассматривая меня, словно экзотического обитателя какого-нибудь серпентария – «Общалась с высшими силами? Обращалась к мудрости божественных правительниц? Поведай нам, неразумным, что же делать дальше? Откуда взялись эти штуки? Я вижу по глазам, что они тебе явно знакомы, поэтому хочу услышать от тебя, да и от всех присутствующих тут пони, что же именно нам предстоит с этим делать».
«Ага, хочет он… Я бы тоже хотела узнать, что именно с этим всем делать» — тоскливо подумала я, ощущая тот груз ответственности, который взвалил на меня этот проклятый единорог. Взвалил элегантно и словно походя, облекая приказ в словестную мишуру, превращающую его в практически просьбу. Наверняка именно так ощущали себя земнопони, влача беспросветное существование под гнетом воинственных пегасов, готовых забрать то, что им нужно, грубой силой, и утонченных единорогов, готовых опутать тебя сотнями договоров, страховок и перестраховок, после которых ты сам, как и все будущие поколения, оставались бы у них в неоплатном долгу. Наверное, именно поэтому люди с такой иронией относились к выдуманному одним профессором[14] эльфам – вроде бы помощь нужна именно им, а выходит, что это ты напрашиваешься и умоляешь дать тебе какое-нибудь задание, и в чем-нибудь, да помочь. Вздохнув, я тоскливо мазнула глазами по высказывавшимся офицерам, но не найдя ничего интересного, уставилась на карту Эквестрии и прилегавших к ней земель, словно пытаясь найти в ней подсказку. Скоро очередь дойдет и до меня, но кажется, я уже знала, что именно я предложу собравшимся тут пони. Сплав отчаяния, страха и подспудной надежды вновь заставил меня ощутить себя нерадивым учеником, не выучившим заданный урок, но теперь, итоговую оценку будут ставить не строгие учителя, а сама жизнь, глядевшая на меня глазами нескольких пони, собравшихся в этом кабинете для окончательного решения своих проблем.
Вот только что мне было им предложить? Плод своего страха?
— «А ты что скажешь, Раг?».
— «Ну…».
— «Не нужно нукать, прошу» — поморщился Шилд, словно один только звук моего голоса уже вызывал у него жестокую мигрень – «Ты же понимаешь, я надеюсь, что я не случайно пригласил на это закрытое совещание Первую Ученицу Принцессы Ночи, и теперь, я хочу услышать ответ той, что пасется у горних высей, внимая божественным словам».
— «Тогда…» — я вновь заколебалась, даже несмотря на то, что командор впервые за годы нашего знакомства поименовал меня титулом, который без конца высмеивал все это время, пусть даже и в попытке переложить на мою спину ответственность за решение созданных ими самими проблем. Имела ли я право на это? Ведь я собиралась защищать пони, помогать им, а не тащить их за гривы на бойню!
Это была не вспышка озарения. Не божественное знание. Рыская по закоулкам памяти в последней, бесплодной попытке отыскать в ней хоть что-нибудь, что дало бы мне возможность предложить любое, даже самое неудобное, но мирное решение, я вдруг вспомнила то, что увидела в Бездне. Безумное видение двух умирающих существ, задыхающихся, заживо разлагающихся в клубах пожирающего их розового дыма. А что, если это действительно будет кто-то, кого притащили в этот мир? Битва при Ипре, где впервые был применен хлор, позднее, замененный ипритом! Флешетты тоже оттуда, из времен Первой Мировой, как и тактика их использования – на бреющем полете сбросить десятки воющих стрел, пробивавших даже толстые доски блиндажей! Стиснув зубы, я тихонько застонала, уже не обращая внимания на то, что на меня смотрят множество пони, забыв о достоинстве и звании, обо всей мишуре, которую во все времена почитали важной или приличествующей моменту. Жизнь дорогих мне существ оказалась в опасности, а я – я развлекалась и пряталась, искренне, наивно и глупо полагая, что это я была тем центром, вокруг которого вращался этот мир.
Самонадеянно и очень глупо.
— «С Грифусом нужно кончать».
— «Что?!».
— «Поясни» — потребовал командор, до хруста сжав перед собой копыта.
— «С Грифусом нужно заканчивать» — эти слова дались мне тяжело, но дальше стало легче. Так вскрывшийся нарыв, истекая гноем и сукровицей, приносит несказанное облегчение больному, уменьшая терзавшую его боль – «Они что-то планируют, и нам нужно больше данных о том, что именно задумали эти кошки. Даже не что, а как именно они хотят это осуществить. Что – уже понятно. Они собираются нападать».
— «Ты уверена?» — голос единорога перекрыл поднявшийся шум. Вскакивая со своих мест, пони начинали жарко убеждать командора, себя и друг друга в том, что грифоны не могут, грифоны не станут, грифоны не посмеют… Я решила помолчать, глядя на темную поверхность стола. Теперь уже не имело значения то, что скажут эти достойные командиры своих частей, ведь мне стало понятно, что я, вольно или невольно, озвучила то, чего боялся командующий Гвардией Эквестрии, и чего он надеялся избежать. Время текло, словно крупицы песка между копытами, но мне казалось, что у нас еще было время, но вот сколько именно его отмерила нам судьба – этого не знал никто.
Разве что только принцессы.
— «Да, я убедилась, когда вы показали мне эту штуку» — дождавшись, когда шум стихнет, кивнула я мрачному, словно грозовая туча, единорогу – «Они использовались против земнопони севера, верно? Насколько я помню из книг по истории, которые мне давала Твайлай… простите, принцесса Твайлайт Спаркл, в попихушках с Грифусом всегда использовались пегасы, и это разумно, учитывая наличие у них крыльев. По сути, вся их армия – это кавалерия, род высокомобильных войск, способных к быстрому перемещению, за которыми не угонится ни одна пешая сила, но теперь… Теперь они испытывают оружие, нацеленное именно на тех, кто ходит по земле. Они готовятся воевать с единорогами и земнопони, что может говорить лишь об одном – Грифус готовит вторжение, и готовиться сделать это в стиле блицкрига, в виде молниеносной войны. Соединения грифонов прорываются к важным объектам на максимально возможную глубину территории противника, минуя крупные воинские соединения, после чего принимаются за уничтожение командных и снабженческих центров, не ввязываясь в бой с сильным противником. Тот сам разбежится, лишившись управления и припасов. А чтобы эти крупные части чем-нибудь занять, их можно забросать с большой высоты, посыпая вот такими вот штуками, в то время как другие части устраивают резню в их тылах. Убить, быть может, этими хреновинами получится и немногих, но раненных будет предостаточно, что даже лучше. Гораздо лучше!».
— «Да она просто больная!» — с отвращением выплюнула Фур – «Командор, ее опять понесло! Может, она жрет какие-нибудь грибы или травы, как дикари с южного материка?».
— «Почему лучше?» — вопросы Шилда были точны, и как всегда, по существу. Похоже, он и впрямь воспринял мои слова близко к сердцу – «Раненный противник, после лечения, снова может встать в строй».
— «Да. Но пока он не встал, один раненный – это обуза для своих товарищей, это минус один или два пони, которые будут его нести. Это целые лагеря или обозы, доставляющие их в расположенные за линией фронта больницы, а ведь их же еще и нужно охранять. А если фронта нет нигде, а неуловимый противник просто летает, где хочет…».
— «Значит, ты уверена» — пробасил белый единорог. Казалось, он постарел сразу на пару десятков лет, и на миг, мне показалось, что передо мной сидел не тот несгибаемый культурист, каким я привыкла видеть этого мощного, еще не старого воина, а много повидавший и переживший старик, на закате своих дней, вдруг узревший перед собой все свои страхи.
— «Я сама бы так поступила» — опустив глаза, негромко призналась я.
— «Ты просто отвратительна!» — прошипел кто-то с другой стороны стола.
— «Что ж, отвратительна или нет, но теперь, у нас есть хоть какое-то подобие плана врага» — молчание длилось недолго, как недолго длилась и та слабость, что позволил себе командор. Поднявшись на ноги, он вновь, как и раньше, молодцевато и внимательно оглядел повернувшиеся к нему морды своих офицеров – «За неимением лучшего, используем его как основу для составления плана, предусматривающего, в том числе, и такое развитие событий. Сэры, я засажу за разработку дальнейших мероприятий всех своих специалистов, от вас же я требую, прежде всего, молчания и повышенного внимания ко всему, что происходит на вверенной вам территории. Вынюхивайте, высматривайте, выслушивайте все, что может помочь нам в деле защиты нашей страны. Отмените все увольнительные и отпуска, удвойте тренировки и занятия по знанию местности и типовых приказов по подразделениям… В общем, не мне вас учить. Легат Легиона станет нашим представителем перед принцессами – Раг, ты меня поняла?».
— «Эммм… Кажется, да» — неуверенно кивнула я – «Постараюсь подуть в уши нашим божественным повелительницам на предмет запасов, формирования складов и вообще, общей милитаризации. Вряд ли получится – ну, вы же знаете богинь, они наверняка уже все знают, и потихоньку ржут над нашими метаниями. Но постараюсь, честно».
— «Договоришься о встрече?».
— «Для вас? Эммм… Конечно» — вновь промямлила я, оглушенная тем, что ко мне вдруг стали обращаться не с требованиями, а за помощью – «Думаю, завтра с утра. Отлягаю эту долбанную комиссию по устроению праздников – перепуганные свалившейся на них ответственностью придурки до сих пор не успокоятся, и каждый месяц осаждают принцесс с просьбой об утверждении программы развлечений, словно пони Эквестрии веселятся только по команде свыше, хотя уже почти два года, как Селестия скинула с себя это ярмо, чему она была, кстати, только рада. Да, думаю, завтра с утра. Я воспользуюсь вашими гвардейцами?».
— «Скажи капитану Скаю, что действуешь от моего имени» — кивнул единорог, не обращая внимания на раздраженное шипение «Святотатство!», раздавшееся сразу с нескольких сторон при упоминании имени принцессы всуе – «Что ж, сэры, теперь я предлагаю вам пройти в другой зал, где у нас находятся карты и полноразмерный макет страны, где мы попробуем с вами представить, какими силами мы располагаем. Собирайтесь, друзья – мы идем на войну!».
— «Ваши Высочества…» — я поклонилась, придерживая крыльями детей. Впечатленные размахом этого «небольшого» приема, они жались к моим ногам, и с энтузиазмом принялись прятаться за материнскими порхалками. Куртуазно расправив в разные стороны крылья, я склонилась до пола в глубоком поклоне, краем уха слыша по бокам завистливые вздохи и шепотки. Этот жест и позу предложила мне Луна, увидев, как я непроизвольно топорщу свои перышки, грудью наступая на преградившего мне путь новичка, впервые оказавшегося на ответственном посту, и решившего во что бы то ни было не допустить меня на прием. И похоже, теперь во дворце появится новый придворный стиль поклона «а-ля пегас».
— «Наш верный Легат» — благосклонно улыбнулась мне Селестия, бросив быстрый взгляд на сестру, воплощением горделивой неприступности, восседавшей на сдвоенном троне – «Мы рады видеть тебя после длительного отсутствия. Был ли приятен твой отдых? Как поживают наши милые внуки?».
— «Благодарю Вас, Ваше Высочество» — вновь склонилась я, старательно не обращая внимания на негромкий шум, пронесшийся над приглашенными гостями. Обычно чрезвычайно тонкая, словно смертоносная рапира, Солнечная Принцесса в тот день изволила, не скрываясь, напомнить собравшимся гостям о статусе моих детей, а заодно – и о моем собственном положении, пусть и неофициальном. Значит, так было нужно – «Санни, Берри, что нужно сказать бабушкам?».
— «Баба!» — сунулась вперед Берри. Почувствовав на своем крупе ободряющее прикосновение моего крыла, она выскочила вперед, но тотчас же застеснялась, и едва не растянулась на полу, затормозив перед первой ступенькой возвышения, на котором стоял трон принцесс – «Бааабуууфкааааа…». Ее брат, тем временем, оробел и обняв мою ногу, прятал ото всех свою мордочку, застенчиво поглядывая на спускавшихся к нам принцесс. Подхватив магией внучку, Селестия улыбнулась оробевшей малышке, и потершись носом о ее нос, незаметно поправила на ней сбившийся на спину медальон. Дети росли, и золотые побрякушки росли вместе с ними – серебро испещренной рунами оправы скрылось под толстым слоем золота, и теперь, укрывавшие близнецов вместилища магии выглядели очень солидно, больше напоминая кулоны, в центре которых находились черные камни, изготовленные когда-то одной старой единорожкой. Оказавшись в объятьях Луны, Санни примерился было захныкать, но передумал, услышав негромкое, намекающее похлопывание моего крыла, и вместо этого, принялся мусолить копыто, засунув его себе в рот.
Клянусь, вот подрастет – попрошу его бабушку наделать много-много зеленки, и намажу все конечности, язык, и даже хвост.
— «Как прошло твое возвращение, Скраппи? Все ли хорошо в Легионе?» — негромко поинтересовалась Селестия, вместе с сестрой, величаво выступая по ковровой дорожке, благосклонно кивая в ответ на подобострастные поклоны знатных, важных, или просто интересных пони, чем-либо заслуживших привилегию появиться во дворце. С начала приема прошло немало времени, прежде чем правительницы обратили на меня свое внимание, что, с одной стороны, могло расцениваться как пренебрежение и выражение монаршего неудовольствия, если бы это случилось на вечернем приеме или званом вечере, а с другой… С другой стороны, во время официального представления, выхода и поклона, это котировалось совершенно иначе, и чем позже принцесса заговаривала с кем-либо из приглашенных, тем больше у него было времени на разговор, тем больше внимания она собиралась уделить этому счастливчику. Зная это, я игнорировала высокомерные взгляды присутствующих на приеме пони, и только усмехнулась от мысли о том, каким же несмышленым младенцем я была по сравнению с этой тысячелетней интриганкой, ведь очень многие, включая даже меня, посчитали ее желание видеть у подножия трона не кого-нибудь, а целого примипила, желанием публично меня уязвить, указать мое место. И только сейчас я начинала понимать, насколько глубоким и дальновидным было это решение, ведь благодаря ему, я училась придворному этикету, глубокому пониманию скрытых процессов, происходивших в залах дворца, и заводила полезные знакомства, заодно, запоминая своих будущих противников и скрытых врагов. Ну и конечно же, умению спать с открытыми глазами, иногда – даже тихонько похрапывая в тягучем и клейком летнем воздухе. И не нужно было никаких экзаменов, книг и нудного заучивания титулов, названия кланов и семей – все они мелькали у меня перед глазами, день за днем, и наверное, я могла бы похвастаться, что знаю все самые основные и самые важные силы нашего королевства… Могла бы, если бы не отлучилась на одиннадцать месяцев в Обитель. Поэтому теперь мне вновь предстояло принюхиваться и приглядываться на предмет изменений в балансе и расстановке сил среди знатных единорожьих родов, земнопоньских кланов и может быть, даже пегасьих союзов. Последние мало почитали родство, каждый из крылатого народа считал себя силой, не нуждающейся в чьей-то помощи, и лишь сталкиваясь с откровенной семейственностью, царившей на поверхности этой страны, они принимались сбиваться в большие и малые союзы, эдакие клубы по интересам, стараясь пробраться во дворец. Забавно, при всем при этом, они вели себя так, словно меня у подножия трона вообще не существовало, даже на картинке, и лично меня пока не побеспокоил ни один крылатый собрат. Впрочем, я платила им той же монетой.
— «Да так…» — столь же тихо, и очень нейтральным голосом откликнулась я – «Три тысячи?! Я не могу поверить в это! А так же в то, что вы с Луной тут абсолютно не при чем!».
— «Поверь, мы даже и не думали вмешиваться, и поучать выбранных тобою пони, как им исполнить их долг» — светски улыбнулась принцесса, вежливым наклоном головы приветствуя знатное семейство, словно случайно, заступившее наш путь, бросившись за якобы «убежавшим» жеребенком. Маленький единорог, почему-то в девчачьей рубашонке, шлепнулся на круп посреди ковровой дорожки, и хлопая зелеными глазенками, зачарованно уставился на подходивших к нему аликорнов. Искренне улыбнувшись, Селестия подняла малыша, и что-то ласково шепнув ему на ушко, передала родителям, за что немедленно удостоилась ревнивого свиста Берри, всю дорогу порывавшейся перелезть с моей спины на крыло коронованной бабки, используя для этого все доступные ей средства, включая рот, полный крошечных молочных зубов – «Но думаю, мы сможем обсудить это после, а пока – не хотела бы ты осмотреть покои, которые мы выбрали для близнецов?».
— «С удовольствием, Ваше Высочество» — я проглотила готовое сорваться с языка острое словцо. Ну сколько им раз можно говорить, что мои дети будут жить в Понивилле? Вот только разберусь с финансами, и… Что ж, видимо, надоело коронованным бабкам мотаться в нашу глухомань, и каждый день нюхать детские подгузники, да и время, похоже, наступало такое, что их присутствие в столице требовалось ежеминутно, а не по выходным. Мысль об изменившихся временах заставила меня вспомнить об утреннем совещании и просьбе командора – «Кстати, Вайт Шилд просил об аудиенции. Это важно. Очень».
— «Так почему бы и не сейчас?» — негромко поинтересовалась белоснежная аликорн, с одобрительной улыбкой наблюдавшая, как знать раскланивается с ее сестрой – «Я могла бы принять его сразу после того, как ты выскажешь свое мнение о покоях, положенных маленькому принцу и принцессе».
— «Подождет» — буркнула я, стараясь сохранять приличествующее моменту выражение на морде. Честно говоря, получалось не очень – «Пусть подготовится. Наверное, ты уже знаешь, что он хочет тебе доложить?».
— «Знаю» — не стала скрывать Селестия. Свернув в один из коридоров, принцессы простились с раскланявшейся толпой придворных и чиновников, направившись вверх по широкой лестнице, бесконечным винтом сотен ступеней свернувшейся в чреве одной из башен дворца. Пыхтя, я потопала вслед за ними, периодически пошатываясь под весом карапузов, вовсю барахтавшихся у меня на спине. Их занимало все – блестящие дубовые перила; огромные окна, за которыми реяли флаги, украшавшие крыши и башни дворца; медные стержни, прижимавшие ковер к скользким мраморным ступеням, и мне приходилось раз за разом дергать крыльями, водворяя гомонящих отпрысков на место.
— «Однако я бы хотела услышать твое мнение по этому поводу. Ты не занята в ближайшие полчаса?».
— «Для вас я всегда свободна» — честно призналась я отчего-то охрипшим голосом, старательно отворачивая глаза от маячивших передо мной королевских крупов. Древний, старый развратник, явно питал нездоровый интерес к чуть-чуть пышноватым, белоснежным бедрам идущей впереди кобылицы, и мой взгляд, помимо моей воли, то и дело скользил по белоснежным, красиво сложенным голеням, покачивающимся ягодицам, кокетливо посверкивавшим краешками солнечных меток, искусно остриженной репице хвоста, из-под которой мне в глаза ударил солнечный зайчик, отразившийся от чего-то крошечного и золотого. Мои глаза буквально прикипели к приблизившемуся к моей морде крупу принцессы, когда покачивавшийся в такт ее шагам хвост немного дернулся, открывая моему взгляду скрывавшуюся под ним молочную белизну, переходящую в аккуратное, нежно-розовое…
«Сдохни, мозг! Сдохни! А тебя, старый развратник, я удавлю сама! Лично! Где б ты там ни сидел!».
— «Ауч!» — задумавшись, а вернее, засмотревшись, я не заметила, как мы забрались на вершину этой, казавшейся бесконечной лестницы, и приложилась головой о косяк. Глаз мгновенно стал заплывать – похоже, я ударилась не слишком удачно, повредив расположенный слишком близко к поверхности кожи сосуд. Теперь придется ходить с фингалом, словно меня кто-то бил. Обидно.
«ОНО ТОГО СТОИЛО!».
«Убью! Обоих!».
— «А вот и покои малышей!» — с какой-то несвойственной ей гордостью провозгласила принцесса, заходя в просторную залу. Широкая и светлая, она была похожа на настоящий пегасий дом – по крайней мере, как я его рисовала в своем воображении, ведь нельзя считать за образец тот барак летной школы Клаудсдейла, в котором поселили нашу полусотню во время нашего визита в облачный город. Устланный мягким, белоснежным ковром, пол без предупреждения переходил в витые колонны, поддерживавшие узкое каменное кольцо, отчего казалось, что мы находимся в беседке, стоящей на облаках. Это впечатление только усиливалось искусным рисунком на расположенных за колоннами стенах, изображавшим открытое небо, по которому бежали далекие облачка. Балконная дверь, забранная в изящную арку, вела на небольшой балкон с низкими и широкими перилами, а по центру комнаты стояла широкая и низкая кровать, напоминавшая приземлившееся отдохнуть облачко.
— «Это для Берри. Соседняя комната выполнена в чуть более сдержанных тонах, для Санни» — едва не лопаясь от гордости, сообщила мне Луна – «Что скажешь, мать наших внуков?».
— «Это… Просто потрясающе!» — забыв о подбитом глазе, я завертелась по комнате, вместе с детьми, осматривая, обнюхивая и пробуя копытом все, что мне попадалось на глаза – «А колонны что, мраморные? А где же свет? А куда можно будет поставить шкафы и стол для занятий? Нет, сначала – детскую кроватку!».
— «Я рада, что тебе понравилось это место» — удовлетворенно констатировала Солнечная Принцесса, с улыбкой глядя на мой неподдельный энтузиазм. Очутившись на кровати, жеребята принялись с визгом носиться по ней, подпрыгивая, словно кузнечики, на пружинящей под ними поверхности. Приблизившись ко мне, Селестия обняла меня крылом, с удовольствием глядя на маленьких проказников, к которым, к моему изумлению, присоединилась и Луна. Под весом ее тела кровать покачивалась и фыркала, словно ленивый кит, отчего жеребята взлетали намного выше, в полете умудряясь счастливо визжать, размахивая маленькими крылышками – «Мы с Луной провели немало времени выбирая, как должны выглядеть комнаты, достойные наших внуков. Но стоило лишь только нам начать разговор о покоях, в которых должна жить одна маленькая, но столь любимая нами пегаска, как поверишь ли – тотчас же начинали ругаться. Былое единодушие исчезало, и вот уже несколько раз мы были вынуждены мириться после того, как едва не оттаскали друг друга за гривы. Конечно, ты понимаешь, что это должно остаться в тайне...».
— «Спасибо. Я… Уммм… Я это очень ценю…» — призналась я, не отрываясь, глядя в склонившиеся надо мной лавандовые глаза. Слова прозвучали глупо и неестественно, но в тот миг, у меня вылетело из головы все, что только можно, оставив после себя лишь запах свежескошенного луга, от которого кружилась голова. Горячее дыхание коснулось моих губ и ноздрей, и движимая тяжелым, необоримым позывом, идущим откуда-то изнутри, я потянулась вперед… Чтобы уткнуться губами в щеку аликорна, чей казавшийся мне огромным глаз разглядывал меня с любовью и дружеским участием, но мне показалось, что я уловила во взгляде принцессы неожиданно взволновавшую меня кокетливость. Губы ее осторожно и мягко коснулись моего глаза, заставив меня вздрогнуть от целого водопада мурашек, обрушившихся на мою спину. Горячая волна рванулась откуда-то изнутри, подкашивая мои ноги… Но тихо посмеивающаяся кобылица отстранилась, с тихим весельем разглядывая мою пошатывавшуюся тушку, глупо вращавшую разбегающимися глазами.
— «Легче?» — сев на попу, я глупо ощупала нижнее веко. Кажется, боль понемногу стихала, хотя синячище еще прощупывался под шкурой. Эх, хорошо быть пони – шкурка скроет мелкие недостатки внешности!
— «Чему ты смеешься?» — ласково поинтересовалась Селестия, за спиной которой я углядела Луну. Прекратив скакать на постели, та ревниво нахмурилась, и принялась аккуратно подползать к сестре, левитируя перед собой большую подушку… пока не уперлась лбом в вовремя подставленное принцессой копыто задней ноги. Увидев это, я захохотала во весь голос, держась за живот, и шлепая себя крыльями по бокам, пока не свалилась на пол. Подхватив нас обоих магией, Луна издала победный клич, и плюхнулась на кровать, заставив меня, детей и Селестию подпрыгнуть, как на батуте, приземлившись по обеим сторонам от гордо улыбавшейся матери.
— «Нет, ну правда, Скраппи, над чем ты хохочешь?».
— «Знаешь, я почему-то подумала, «Как хорошо быть пони!». Представляешь?» — расслабившись, я растянулась на кровати, до хруста вытягивая ноги и крылья, с улыбкой глядя на лежащих рядом аликорнов. Принцессы с интересом разглядывали меня, словно пытаясь угадать по моему внешнему виду, что же именно у меня на уме – «Впервые за всю свою жизнь. Даже непривычно как-то».
— «Ты счастлива, моя Скраппи?» — поинтересовался у меня голос матери, заставивший шерсть на моем ухе смешно встопорщиться, щекоча нежную кожу внутри. С другой стороны раздалось негромкое, ревнивое фырканье – «Ну хорошо, наша Скраппи. Довольна, Селли?».
— «Более чем» — признательно поклонилась та, пододвигая ко мне жеребят, с веселым смехом карабкавшихся по ее крылу, и уже успевших помять на нем немало перьев. Представляю, в какой ужас придет придворный куафер… — «Признаюсь, мне очень редко выпадают столь приятные минуты, которые я буду помнить еще очень и очень долго».
— «Ага. Она нагрузила себя работой, и теперь «коллекционирует» их, словно драгоценности» — громким шепотом, «по секрету», сообщила мне Луна, на этот раз, добившись грустной усмешки. Обернувшись, я погладила по крылу улыбавшуюся нам богиню, и вскоре, ко мне присоединилась и Луна, нежно потершаяся мордой о шею сестры.
— «Да, буду помнить очень и очень долго…» — с легкой грустью повторила принцесса, глядя на обнимавшую ее компанию – «Как жаль, что дела наши, в отличие от прочих существ нашего мира, никогда не закончатся, верно?».
— «Верно» — нахмурилась я. При воспоминании обо всем, что навалилось на меня с момента прибытия из Обители, во рту мгновенно поселилась неприятная кислинка – «Ты хочешь узнать про то, о чем мы говорили с Вайт Шилдом?».
— «Я знаю об этом, хотя и в общих чертах» — терпеливо кивнула Селестия – «Но я хотела бы услышать твои выводы и предположения. Быть может, даже предложения, если они у тебя уже есть».
— «Предложения?» — я слепо уставилась в потолок, на скользящие по нему тени и солнечные лучи, подсвечивающие нарисованные облака. Забавно, этот мир так чист, так свеж и нетронут еще тлетворным влиянием злобы и зависти, чувством собственничества и всевозможных ограничений, что мы могли бы сейчас валяться на облаке, высоко-высоко над дворцом… Но все равно прячемся за каменными стенами, загоняя себя в них, словно в клетки. Идя во дворец, я уже знала, что именно предложу своим повелительницам, подругам, матери и тетке, но все же как можно дольше старалась оттянуть этот миг. Ведь после него уже никто не сможет чувствовать себя в безопасности.
А может, не стоит оно того? Ну допустим, я окажусь не права. Допустим, Грифус не затевает войны, а эта штука… Ну может она быть просто грузилом, выпавшим из сумки одного из нападавших на поселение? Может. Пусть даже грифоны и тщатся прекратить раздоры внутри Королевств, найдя себе внешнего врага, за своими пределами, на которого можно показать когтем и крикнуть «Ату их, ату!», но раньше с ними боролись и даже побеждали. Ползучая аннексия хороша, когда противник ее не замечает, или не хочет замечать, и неплохо работает в обе стороны. Чего только стоила эта трехмесячная война, во время которой грифонов вышибли из Заброшенного леса и Белых Холмов, да так, что только перья летели! Разве сложно нам будет повторить подобное еще раз? Не думаю. Так зачем я хочу привнести в этот мир еще больше зла?
«А газ?» — напомнила я сама себе, следуя взглядом за извивами лепнины, украшавших колонны и лежащий на них архитрав[15] – «Если это и впрямь кто-то из возвращенцев, которому проклятый маг пообещал новую жизнь в обмен на знания? Думаешь, он не поделится своими секретами на жизнь в этом мире? Разве ты хочешь, чтобы его заполонили такие, как тот ублюдок, что пытал тебя в грузовом терминале? Всего за год он стал важной шишкой в Мейнхеттене, распространив свое влияние даже на Сталлионград, а представь, что будет, если этот ученик-недоучка примется призывать самых разных людей? Что принесут они в этот мир?». От нарисовавшейся перед моими глазами картины мне стало не по себе. Жуть – вот что ждало этот добрый и дружный народец, и на фоне грядущих событий, мое решение было практически незаметно за вихрем событий, готовых поглотить этот мир.
— «Клянусь, я не хотела, чтобы так получилось» — прошептала я, закрывая глаза – «Я никому ничего не сказала, клянусь!».
Принцессы молчали.
— «Я не хотела приносить ничего злого в этот мир, но теперь…» — закрыв глаза копытами, я медленно раскачивалась, до боли вглядываясь в цветные пятна, мельтешащие под веками, не замечая прильнувших ко мне детей – «Я боюсь, что нам придется вернуться к тому, о чем я думала полтора года назад».
— «Ты уверена, что это необходимо?» — спокойно спросила меня Селестия. Не осуждая. Не порицая. Интересуясь.
— «Нет. Я не уверена» — шепнула я, стараясь оттянуть этот миг. Но все было напрасно – «Но без этого, нас просто сомнут».
— «И поэтому, ты решила вспомнить о том, что собиралась поручить своему инженеру?» — я представила, как поднимала бровь мать. На морде – величавое спокойствие, а в глазах – затаенная тревога.
— «Да. Нам придется принести в этот мир еще немного зла – для того, чтобы сделать добро. Для того, чтобы пони могли защитить себя от тех, кто велением создателей более приспособлен к доминированию среди других видов. Но как же это больно – знать, что ты несешь зло в этот мир!».
«Drujische!
Pishet tebe ne samaya lutshaya podruga, ne samaya umnaya pegaska, i ne samaya otvetstvennaya mat’. Ya ne znayu tvoih politicheskih ubezdeniy, no eto pismo doljno ostatsya v tayne oto vseh, kto loyalno otnositsya k grifonam. K lubim grifonam, daje jivischim v Ekvestrii Ili Stalliongrade. Nam nujno vstretitsya I pogovorit. Boyus, povod budet pechalniy. I kstati, osveji svoyu pamyat otnositelno vsego, chto kasayetsya voyni Stalliongrada s Selestiey, osobenno – posledney osady Stalliongrada.
Tvoya glupaya, I uje ne beremennaya znakomaya, Scrappy Rag».
Тщательно присыпав написанный текст песочком, я подула на него, свирепо раздувая щеки, и поднимая небольшую песчаную бурю, накрывшую половину кабинета. Придирчиво повозив по написанному какой-то бумажкой, я убедилась, что чернила должным образом подсохли, и не выдадут написанного, отпечатавшись на конверте, после чего упаковала письмо в обыкновенный, ничем не примечательный конверт. Проведя большую часть дня на тренировочных площадках казарм, я наконец ощутила ту тягучую, слегка болезненную усталость, наполнявшую хорошо поработавшее тело словно мед, и теперь, отфыркиваясь после холодного душа, сочиняла письмо одному своему знакомому, живущему за много-много миль от Кантерлота. Не письмо даже – записку, то как она была важна для меня в этот момент! Покосившись на открытое окно, на этот раз, для верности, забранное тяжелой решеткой, я вздохнула, и прислушалась к неумолчному шуму, сопровождавшему каждый день в казармах Легиона. Да, местные жители уже осаждали принцессу, жалуясь на глухие, хоровые вопли и неумолчный шум; на лязганье накопытников по плитам; на яркий, режущий глаза свет и постоянный грохот и звон. Вернувшись из Обители, я долго ходила как пьяная, поминутно тряся головой, уши которой были забиты, словно ватой, этим неумолчным шумом, хотя, как мне кажется, про свет они явно приврали. Ну, или не приврали – насколько я помню, ощетинившиеся контрфорсами стены мы освещали особенно тщательно, и не наша вина, что самые дешевые из ярко светящих кристаллов испускали такой отвратительно-белый, режущий глаза свет. Изнутри территория казарм каждый вечер озарялась уютным, желтоватым светом фонарей, висевших через равные промежутки на стенах и зданиях – я извлекла урок из проникновения в Дарккроушаттен, и несущая караул кентурия не имела при себе источников света, способных выдать патруль с головой. Впрочем, в свете нашей иллюминации, трудно было не заметить маячивших на стенах легионеров, но я старалась приучать себя и их к тому, что однажды, уже очень скоро, мы окажемся в окружении довольно враждебной среды, и осторожность никогда не бывает излишней в нелегком деле несения караульной службы.
«Ну вот, теперь на философию потянуло» — подумала я, покосившись на маячившие где-то за стенами окна домов, часть из которых находились явно выше уровня стен. Все они, без исключения, обзавелись тяжелыми ставнями, закрытыми даже в этот теплый весенний день – похоже, соседство с Легионом доконало местных жильцов, уставших искать на меня управу у своей принцессы. Нет, ну надо же – они каждый месяц, словно по расписанию, собирались на пару часов возле ворот казарм для того, чтобы по-кантерлотски сдержано поскандалить, требуя тишины и спокойствия для себя, и своих домочадцев. И это после того, как я весь день, зубами, писала им прочувственные письма с извинениями за столь шумное соседство! Нет, все-таки нет в мире совершенства! Вот дождутся, что я начну распускать самые гнусные слухи про этот квартал, а потом, пользуясь паникой и резким падением цен на жилье, скуплю к чертовой матери все окружающие дома, и продам их втридорога! Ну, или отдам своим офицерам.
От раскрывавшихся передо мной перспектив я на какое-то время выпала из реальности, словно в компьютерной игре, покупая и продавая дома, перестраивая район по своему вкусу, и к моменту, когда за дверями послышался громкий топот ломящегося ко мне подчиненного, я, идиотски хихикая и потирая копыта, мысленно заканчивала укрепрайон, с кучей вышек, колючей проволокой и недреманной стражей, шарящей прожекторами по небу и земле.
— «Звала, Легат?».
— «Проходи, проходи» — встав из-за стола, я прошлась по кабинету, с удовольствием ощущая, как проходится по шерсти теплый сквознячок. Остановившись у окна, я прикрыла решетку – она открывалась только внутрь комнаты, и запиралась лишь изнутри, без чего невозможно было закрыть само окно. Проделав весь этот ритуал, придуманный, как ни странно, примипилом Виндом, я задернула занавески, после чего постаралась изобразить самое проницательное выражение на морде, рассматривая стоявшего у стола кенутриона. За год моего отсутствия ничего не изменилось – Браун «Кабан» Брик был таким же коренастым, таким же бурым, с такими же кривыми ногами и похоже, даже чуть погрузневшим, однако глядя на него, я бы не решилась затевать с ним соревнование на силу или выносливость, не опасаясь опозориться и в том, и в другом споре. Но в данный момент меня интересовали не его волосатые конечности с нестриженой шерстью вокруг копыт, а его происхождение, а также его контакты с родственниками и скорее всего – с начальством, которое, похоже, и прислало его к нам с какой-то определенной целью. Не исключено, что это было приглашение к дальнейшему диалогу или демонстративно открытый канал для связи с белоснежным городом, оставшимся далеко на востоке, и теперь, мне предстояло проверить, что же именно задумали те, с кем не так давно, мы распутали одно неприятное и прямо скажем, грязное дело.
— «Кабан, мне нужно, чтобы ты передал это письмо комиссару».
— «Какому комиссару?» — поверхностная проверка не удалась. С другой стороны, чего я ожидала? Что он начнет отнекиваться или строить из себя дурачка? Хмыкнув, я кивнула в сторону белого конверта, лежавшего на краешке стола.
— «Я написала его имя на конверте. Но сделать это нужно быстро, и так, чтобы об этом не узнала ни одна душа. Сделаешь?».
— «Постараюсь. Доверишь мне отвезти его лично, или пошлешь с нарочным?».
— «Если обернешься быстро – то сам, а если нет…» — я задумалась, постукивая копытом по нижней губе, неосознанно копируя жест матери, когда она о чем-то задумывалась, глядя при этом на предмет своих раздумий. Тогда я еще не замечала этой странной привычки – «Нет, пожалуй, отвези сам. Сдашь дела своему опциону, и потихоньку уедешь туда, куда тебе нужно. Именно уедешь, Кабан – я не хочу, чтобы ты передавал его по цепочке. Да-да, я не собираюсь выяснять, кто именно тут твой связной или пони, которому ты доверяешь – поверь, мне нет пока дела до всей этой ерунды, но я хочу, чтобы это письмо попало к комиссару Старху «Вилы» Джусу, минуя даже его соратников из комиссариата. Он знает, что с этим делать».
— «Когда?» — хотя морда лохматого сталлионградца по-прежнему ничего не выражала, кроме положенного по уставу рвения, я ощутила, что он немного растерян. Ну еще бы – наверняка ожидал, что я буду расспрашивать его о его задании или хитрить, или еще каким-либо образом пытаться выведать о связанных с ним пони. А я вот не стала этого делать, и пусть теперь всю дорогу до прекрасного города на реке, мучается сомнениями и подозрениями, зачем это понадобилось его глупой соотечественнице передавать послание в комиссариат. Ну, а заодно и проверим, на вшивость.
— «Когда начинать?».
— «Хоть сейчас. Крайний срок – до вечера» — я демонстративно отвернулась к окну, показывая, что не хочу знать даже того, куда он положит письмо – «В подвале, в одной из камер, я оставила седельную сумку. В ней деньги и еще пара писем – их можешь опустить в первый же почтовый ящик Сталлионграда. Но это, маленькое, передашь лично в копыта. Усек?».
— «Как скажешь, Легат».
— «И еще одно, Брик» — остановившись на пороге, земнопони настороженно зыркнул на меня из-под надвинутого на брови шлема – «Письмо не отдавать никому, кроме комиссара. Пусть даже сам Генеральный Секретарь присядет рядом с тобой в вагоне, и дружески похлопав по спине, предложит передать эту писульку по назначению. Или еще какой-нибудь друг, знакомый, а также доброхот. В случае непредвиденного… Разрешаю его съесть. Сжечь. Закопать. Но оно не должно попасть в чужие конечности. Это понятно?».
— «Сделаю, Легат» — подумав секунду, мрачно кивнул Кабан, и выйдя, тихо прикрыл за собой дверь. Я повернулась к окошку, и распахнув его, полной грудью вдохнула городской воздух, пахнущий последними лужами, нагретым камнем и свежевыстиранным бельем. Где-то наверху, на крыше одной из казарм, легионеры развешивали свежевыстиранные туники и поддоспешники, и свежесть их, отдающая мылом и жарким полуденным солнцем, вдруг напомнила мне запах приближающейся грозы. Я не знала, доберется ли до места мой посыльный – уже который день после совещания, моя паранойя цвела пышным цветом, но я старалась не выказывать обеспокоенности, и продолжала заниматься своими делами, коих, как оказалось, осталось не так уж и много. Внимательная и умненькая Черри, казалось, знала все лучше меня, и теперь, мне оставалось только решать текущие вопросы и недоумевать, почему лучшая подруга постаралась как можно незаметнее ускользнуть из казарм, отпросившись по каким-то делам. Почему Хай, неуверенно мямля и пряча глаза, попросил для нее разрешение уходить пораньше со службы? Мне вдруг показалось, что негодяи решили в тайне связать себя узами брака, но подумав, я отбросила эту идею – все-таки мои друзья были пегасами, и несмотря на все одобрение, которое они высказывали по поводу моего решения приобщиться к культуре земнопони, я ощущала, что этот свадебный обычай еще не слишком широко разошелся среди пегасьего племени. Ну и ладно – весна, чего еще ждать от крылатого народа? Пусть веселятся, пока есть время, стремительный ток которого я ощущала сквозь копыта. Оно шуршало, черным песком прокатываясь между шерстинками моей шкуры, но пока нас еще не засыпало, пока еще можно было что-то сделать, и я собиралась приложить все усилия для того, чтобы нас не накрыло с головой, погружая в беснующуюся, бесконечную бездну.
Ведь, как сказала Луна, за ней уже нет ничего.
Стряхнув с себя меланхолию, так не вовремя прокатившуюся мне по мозгам, я встряхнулась, и воровато оглянувшись по сторонам, полезла копытом под лавку, доставая оттуда тяжелый и длинный грифоний меч. Предназначенный для двух лап, он недобро поблескивал широким и длинным клинком, наполовину утопленным в ножны.
Что ж, думаю, еще одна порция нагрузок мне явно не повредит.
— «Ох, прекрасно!» — пробурчала я, делая круг над совершенно незнакомым мне лесом – «Заблудилась! Ночью! Отлично!».
Нет, похоже, Черри была права – эта железяка, больше похожая на рельсу или рессору, явно не шла мне на пользу. Заигравшись с весело сверкавшим мечом, я не заметила, как наступил вечер, и только надтреснутый звук легионерского рожка заставил меня выпустить изо рта рукоятку тяжелого оружия. Я мысленно продолжала называть ее этим словом, поскольку не смогла, да и не очень-то и пыталась найти подходящий аналог для грифоньих лап или зубов пони, как, впрочем, и не смогла управляться с ней с помощью своего рта. Похоже, эта штука не была рассчитана на то, что ее будут мусолить во рту всякие-разные, не очень-то и умные кобылки, поэтому я решила не выделываться, и не пытаться соревноваться с остальными земнопони, с ухмылкой глядевшими, как я скрипела зубами по оголовью эфеса. Ухмылочки быстро испарились, когда я подхватила его передними ногами, и даже без копытокинеза, удобно удерживая его под бабками, принялась наносить тяжелые, рубящие удары по манекену, с грохотом разнося его на части. Похоже, я увлеклась, и очень быстро фигура пони, составленная из скрепленных цепями чурбаков с надетыми на них элементами старых доспехов, развалилась на части, которые я, со свирепым рычанием, добила, вонзив загудевший клинок в образовавшуюся в металле щель, со скрежетом продвинув его до самой земли. Это был второй из разломанных мной манекенов за одну неполную неделю, поэтому меня дружно выпроводили прочь, напомнив о куче срочных дел, которые без Легата решить было совершеннейшим образом невозможно. Обидевшись, я упорхнула со службы, перед отлетом, в профилактических целях накрутив дежурной кентурии хвосты, и вскоре, уже парила в ночном небе, вместе с сопящими в котомках детьми направляясь в сторону Понивилля. Ночной поезд до нашего городка отменили, но я самонадеянно решила, что уж точно не собьюсь с пути в наполненном редкими ночными возчиками небе. И вот результат.
— «Просто, blyad, отлично!».
Увы, ругань не возымела никакого эффекта. Паря в ночном небе, я беспокойно оглядывалась по сторонам, не узнавая расположенного подо мной леса. Где-то недалеко взблескивала небольшая река, бегущая между деревьями, но и без нее высокие Собачьи горы, проплывавшие по правое крыло, яснее ясного говорили о том, что я заблудилась, и скорее всего, уже давно пролетела ставший мне родным городок, слишком круто забрав к юго-востоку от железной дороги, чей отраженный свет, служивший мне в ночи ориентиром, затерялся, приглушенный тонкими, но многочисленными облаками, перегоняемыми сразу несколькими десятками Погодного Патруля. Наверняка это был тот огромный массив Белохвостого леса, что протянулся через всю страну, от Кантерлота до Филлидельфии, и лишь небольшая часть которого, пораженная древней магией воюющих аликорнов, получила название Вечнодикий лес. Однако, в тот момент, мне было глубоко безразлично, над каким же именно его участком мы находились – утомленная суматошным днем и полетом, я начинала уставать, а проглянувшая между тучками луна только мешала, пряча в своем серебряном свете далекие искорки деревень и селений.
— «Да, нужно что-то делать…» — пробурчала я, неосознанно прижимаясь поближе к реке, кроме гор, бывшей моим единственным ориентиром – «Нет, я понимаю, конечно, что все реки впадают в океан, но до него, если верить картам, еще половина материка! Не хотелось бы ночевать с детьми где-нибудь на облаке…».
«РЕКА. СЕЛЕНИЯ. ПОТЕРПИ».
— «Ну да, ну да. Разумные всегда старались селиться по берегам рек. Я помню!» — мое настроение начало портиться, подпитываемое тем морализаторским тоном, которым решил поговорить со мной этот Дух. Ну надо же, открыл, понимаешь, Второй закон Ньютона! Я, быть может, знала это и сама! И вообще…
«А ТЕПЕРЬ?» — в голосе симбионта сквозило неприкрытое злорадство. Не знала, что он способен на такие эмоции.
— «Нет, надо мной положительно кто-то издевается!» — рявкнула я, глядя себе под брюхо. Река подо мной впадала в небольшое озерцо, где и раздваивалась… нет, растраивалась, выбегая из него в три разные стороны. Один рукав бежал куда-то в горы, становясь самостоятельной рекой, второй – шел вдоль них, а третий забирал круто на восток, теряясь среди покрытых лесами холмов. Вот тебе и на… И куда же теперь мне лететь?
— «НЕ В ГОРЫ. С НИХ».
— «Слушай, дружище!» — я постаралась не злиться, однако не смогла говорить иначе, как сквозь плотно сжатые от злости зубы – «Мы, blayd, заблудились! Вокруг ночь! На моих боках – голодные дети и вокруг нет никакого жилья! А тебя волнует, наполняет ли эта сраная река это не менее сраное озеро, или выбегает из него в горы?!».
«ПРОСТИ».
— «Забудь!» — я сердито засопела, вновь набирая скорость, и следуя за прихотливыми извивами лесной реки. Песчаные берега ее были хорошо различимы в свете луны, хотя они и доставили мне пару неприятных минут, скрывшись за чем-то, что я посчитала густыми, склонившимися над водой кронами деревьев. Впрочем, темный промежуток закончился, и я увидела высокий, гремящий в полутьме водопад, низвергавшийся в расположенную за ним долину. Окружавшие его землистые стены были покрыты десятками деревьев, и несмотря на все мое беспокойство, я сделала два лишних круга, недоумевая, какая же сила заставила просесть огромные массы земли. Наверное, вскоре эрозия почвы превратит этот гигантский склон в покатую возвышенность, а затем и в покрытый лесом холм, но думаю, лишь у моих детей, а может, и у детей моих детей, будет возможность увидеть, как это происходит на деле.
— «Надо же, сама-то веду себя как исследовательница!» — пробурчала я, оставляя позади гремящую стену, и вновь возвращаясь к бегущей вдаль реке. Лес понемногу густел, и вместо листьев, все чаще топорщился колючими лапами елок и елей, между которыми я заметила теплый огонек, говоривший о том, что в этих местах тоже живут если не пони, то по крайней мере, относительно разумные существа. Снижаясь, я постаралась выкинуть из головы мысли о том, что будет, если хозяевами деревянного, сложенного из кондовых бревен дома окажутся те же грифоны, но мне повезло – после долгого стука в дверь, из пропахшего паутиной и пылью полумрака выплыла старая, желтая кобыла, подслеповато сощурившаяся на меня из своего капора[16].
— «Привет вам!» — несмотря на скрипучий голос, она не шепелявила, и в целом, не производила того впечатления древней старушенции, как, например, Бабуля Смит. Подозрительно оглядев меня с ног до головы, она уставилась на головы близнецов, словно шляпки грибов, выскочившие из моих седельных сумок – «А кто ж вы такие будете?».
— «Эмм… Меня зовут Скраппи. Скраппи Беррислоп» — отрекомендовалась я, несколько оробев от той деревенской бесцеремонности, с которой меня оглядывали выцветшие зеленые глаза. Свечка в старом, латунном подсвечнике, стоявшая на полочке у двери, сердито защелкала, когда мимо нее прошмыгнула быстрая тень, едва не задувшая трепещущее пламя – «Я заблудилась и решила узнать, нет ли тут поблизости какого-нибудь городка. А то знаете, так пить хочется, что даже переночевать негде…».
— «Оу, что же это я?» — встрепенулась пожилая пони, отступая от двери, и приглашающе поманив меня в пыльную глубину дома – «Проходите, проходите. Я извиняюсь заранее, ведь я не ожидала гостей… Осторожно, не упадите!».
— «Спасибо, я… Ауч! Я постараюсь» — зайдя внутрь, я немедленно споткнулась обо что-то, и с грохотом покатилась по захламленному полу. Но гораздо сильнее был грохот, послышавшийся за моей спиной! Оглянувшись, я изо всех сил заработала ногами, разбрасывая во все стороны пачки старых газет, опутывавшие мои копыта носки и драные одеяла, по-видимому, служившие кому-то постелью, а так же прочую ерунду, веером разлетавшуюся под ударами моих ног. Вскочив на первый пролет узкой, скрипучей лестницы, я с испугом уставилась на разъезжавшуюся, рассыпавшуюся гору какого-то мусора, с угрожающим рокотом двигавшуюся по комнате, словно гротескную пародию на домино. Грохоча, валилась какая-то мебель, поверх которой, жалобно звеня, кувыркался огромный, допотопный граммофон; сдвинувшаяся с места, кадушка с яблоками, чей прелый запах я ощущала даже через клубы пыли, отправилась в путешествие по комнате, заминировав своим содержимым всю комнату в ожидании чьих-то неосторожных копыт; звенело стекло и громко звякали подковы – казалось, вся комната пришла в движение, пустившись в невообразимый, сюрреалистический хоровод. Покрутив головой, я постаралась найти пути к отступлению – мне вдруг показалось, что вот сейчас, уже в следующий миг, мусор сложится во что-то ужасное, и превратившись в какого-нибудь монстра из старинных баек, непременно на меня нападет, иссушая мое тело и мозг, превращая в обезумевшую, неопрятную старуху, тащащую в дом всякий хлам. Единственный путь лежал вверх по лестнице, на второй этаж, но его надежно оккупировала желтая земнопони, подслеповато щурившаяся в сторону грохочущего ада, разверзшегося на первом этаже. Клубы пыли взметнулись до потолка, когда волна мусора вздохнула в последний раз, надежно погребая под собой входную дверь дома, и в этой удушливой, пыльной завесе, вдруг начали открываться большие, сверкающие, и очень недобрые глаза.
«Нам хана».
«БЕЖИМ!».
— «Ну-ну-ну, что тут за шум?» — впервые с момента начала этого кавардака, подала голос старуха – «Опять безобразничаете, негодники?».
— «Бабуля, поберегись!» — завопила я, прыжками взбираясь по ветхим ступеням. Делать это приходилось очень и очень осторожно, и я успела пару раз основательно приложиться головой и носом о жесткие ребра, когда мои копыта скользили по вытершемуся вязанному ковру.
— «Что? Хде? Кто?» — забормотала та, глядя на прыгавшую к ней компанию, состоявшую из меня, и радостно голосящих жеребят. Похоже, дети решили, что все это – какая-то веселая игра, явно призванная избавить их от скучного времяпровождения в материнских сумках, и весело, задорно чирикали, как всегда, перейдя в моменты возбуждения, на непонятный, уже давно и прочно забытый, фестральский язык.
Если эти немелодичные вопли воробьиной джаз-банды можно было считать языком.
— «Ну-ну-ну, опять расшалились, негодники?» — тяжело дыша, я присоединилась к бабке, с испугом глядя на подкатывавшееся к моим ногам море из пыли. Глаза мигали, двигались, скрываясь между силуэтами погребенных в пыли предметов, и явно двигались к нам, с тупой и настороженной злобой оглядывая мое аппетитное тело – «Это что за безобразие такое? Вы уж простите их, дорогуша. Они бывают такими безобразниками. Вылезай, мистер Флаффи! Иди сюда, Руфус. Иди сюда, дорогуша».
Я едва успела открыть рот для протестующего вопля, поскольку не собиралась иметь ничего общего с любым из демонов, которых могла призвать эта ведьма, как вверх по лестнице протопали чьи-то лапы, и перед нами, из душной пыли, вылез большой, черный кот. Остановившись, он уселся на нижней ступеньке лестницы, уставившись на нас вытаращенными желтыми глазами, чудно смотревшимися на фоне белого треугольника шерсти, охватывавшего его морду и рот.
— «Руфус! Ах ты негодник! Иди-ка сюда!» — заскрипела старушка, умильно глядя на своего питомца. Из темноты первого этажа, в ответ знакомому голосу, раздалось мяуканье и вой, подтверждавшие одно из моих худших подозрений – весь дом, вся эта бревенчатая хибара, была наполнена целым стадом из кошек, прыгавших, бежавших и подкрадывавшихся к лестнице, пока кто-то большой и изящный, хорошо различимый на фоне окна, планомерно отхаркивался, пытаясь извергнуть из себя что-то большое и неудобоваримое. Признаюсь, я бы не удивилась, если бы это был череп давно пропавшей служанки старухи.
— «Вот, поглядите-ка, дорогая! Это Руфус. Руфус, поздоровайся с этими заблудившимися пони».
— «Мрррряяяуууу!» — похоже, Руфус не желал иметь ничего общего с пони, сколько бы их ни было на всей эквестрийской земле. Взаимное желание, кстати говоря, ведь я тоже не собиралась знакомиться со всем этим зверьем, которым, где-нибудь две или три тысячи лет назад, непременно заинтересовалась бы Священная Инквизиция.
— «Меня звать Голди Делишез» — тем временем, вещала мне пожилая пони, отправляясь вверх по лестнице. Покосившись друг на друга, мы с Руфусом направились вслед за ней, изо всех сил стараясь не замечать идущего рядом соседа – «А вы хто будете?».
— «Как я говорила, меня зовут Скраппи Беррислоп. Мы заблудились, и вы пригласили меня переночевать, за что я вам искренне благодарна».
— «Оу? Ах, ну да не за что, дорогуша» — махнула подагрической ногой Делишез, не переставая при этом подниматься по лестнице. Не представляю, как ей это удавалось проделывать, учитывая еще и подсвечник, намертво приклеившийся к ее копыту. Наверняка какая-то особенная магия земнопони?
— «Переночуйте у меня, канешна жеж» — второй этаж был захламлен не меньше, чем первый, но по крайней мере, низкие потолки уменьшали опасность откинуть копыта, получив по макушке увесистым томиком какой-нибудь из книг, в беспорядке громоздившихся вдоль стен – «Вот, в этой комнатке вам будет удобно. Я живу по соседству, за следующей дверью. Ох, и не давайте этим шалунам вам надоедать!».
— «Ага. Им не дашь, как же…» — пробурчала я, укладываясь на старую, пыльную, скрипучую кровать. Комната была захламлена не меньше, чем остальная часть дома, но по крайней мере, тут не было ничего, что поднималось бы кучей выше моей головы. Шляпные картонки, какие-то чемоданы и свертки закрывали собой стены и погребенное под ворохом аккуратно сложенного белья трюмо; темные портреты, неразличимые в темноте, мрачно таращились на меня, словно кошки. Рассевшиеся вокруг, эти создания внимательно осматривали меня, словно деля между собой мою тушку, опасливо сжавшуюся в центре кровати.
— «Прошу прощения, дорогая. Признаюсь, я не ждала сегодня гостей» — проскрипела Голди Делишез, вновь появляясь у входа в комнату, в сопровождении неизменного подсвечника с тускло горевшей свечой. Повозившись, она сгрузила на столик широкий поднос, уронив с него множество мелких вещей, тотчас же канувших во мраке – «Но думаю, твоим жеребятам не помешает немного подкрепиться».
— «Спасибо, мисс Делишез» — признательно кивнула я, поднимаясь с кровати, и обнюхивая принесенное угощение. Что ж, думаю, черствое печенье с горячим молоком им мало чем повредит – «Это было очень кстати».
— «А, бросьте, мои дорогие. Временами тут бывает немного одиноко, и только такие праздники, как День Воссоединения Эпплов, заставляют меня подвигать поясницей, и размять эти старые кости».
— «Эпплов?» — я вскинула глаза на желтую земнопони, от удивления, уронив в миску печенье, которое вымачивала в молоке для Берри. Та мгновенно оценила открывшиеся перед ней перспективы, и с ликующим писком бросилась ее ловить, при этом, навалившись передними ногами на голову брата, с бульканьем, скрывшуюся в теплом молоке – «Вы их родственница?».
— «Агась. Я, можно сказать, хранительница истории Эпплов, хотя мои родственнички и любят повоображать, что в этой старой, сморщенной голове помещаются воспоминания только о нашем роде!» — самодовольно заявила она, демонстрируя мне свою метку, изображавшую яблоню с несколькими желтыми яблоками, висящими на ветках, и раскиданных вокруг ее корней – «А ты из чьих будешь? Из какой ветви? Из филлидельфийских Беррислопов, или тех, что живут в Белохвостье?».
— «Я? Ну, я из тех, что жили в Хуффингтоне. Это ближе к Стэйблсайду, чем к Филлидель…».
— «Ах, значит, Хуффингтон? Ну, тогда мы мигом определим, откуда ты родом!» — радостно заскрипела пожилая пони, исчезая за дверью вместе со своей свечой. Она не выглядела слишком старой или больной, хотя ее надтреснутый голос мог говорить о том, что она провела свою жизнь на свежем воздухе, и частенько болела простудой. А может, просто орала до хрипоты на своих бесчисленных кошек.
«ПЫЛЬ. АЛЛЕРГИЯ. ХОБЛ».
«Ну да, конечно. Многоуважаемый диагност проснулся!» — насмешливо фыркнула я. Без старушечьего огонька комната стало очень неуютной, хотя моих драчунов это совсем не смущало. Отловив носившихся с писком по всей кровати детей, я принялась умывать их перепачканные в молоке и крошках печенья мордочки, шоркая по кривившимся личикам длинным, розовым языком — «Думаешь, Хроническая Обструктивная Болезнь Легких? А то, что одышки не слышно, тебя не смутило?».
«ДЕЛО ВРЕМЕНИ».
«Пророк, блин! Нет чтобы что-то хорошее придумать!».
«ЗА ЭТИМ В ЦЕРКОВЬ».
«Вот договоришься – отведу тебя в храм богини, и буду там поклоны бить!».
«АГА. СОЛНЕЧНОЙ».
«Тьфу на тебя!» — не выдержав, фыркнула я, неосторожно попав Берри в ухо, за что сразу же получила копытом по носу. Пришлось укусить хулиганку за попу – не сильно, но чтобы почувствовала, что мамка не в настроении, и нужно сидеть смирно, изредка делая положенный по уставу вдох – «Еще раз увижу, что пялишься на ее круп…».
— «А вот и я!» — прервав столь интересный разговор, в котором я угрожала, с точки зрения постороннего, самой себе, в комнате появилась какая-то облезлая кошка, затем – дрожащая свечка, и следом за ними – желтая бабка, волокущая за собой какой-то томик – «Так значит, Беррислоп, да?».
— «Агась. Из Хуффингтона» — закончив бороться с собой и детьми, я наподдала обоим сорванцам, и распихала их по сумкам – «Мы, кстати, недавно породнились с Эпплами. Ну, как породнились – стали добрыми друзьями. Я даже замуж вышла в их семейном платье, благодаря Эпплджек Эппл, из Понивилльских Эпплов.
— «Ах, малютка Эпплджек! Как же, помню! Мы у нее год с лишком назад такой хороший Праздник Воссоединения устроили, любо-дорого было посмотреть!» — ударилась в воспоминания старая пони, присев на стопку из коробочек, затрещавших под ее седалищем – «У меня даже фотографии их остались. Хочешь взглянуть на ее пинетки?».
— «А у вас и такое есть?».
— «Оглянись вокруг!» — с гордостью, хотя и не слишком быстро, распрямилась бабулька, поведя копытом по сторонам – «Весь этот дом, все эти комнаты заполнены памятными для нашего рода вещами. У меня есть точильный круг могучего Эпплджуса, подковы скакуна Эппл Тарта, и даже фонарь Биг Сид! Ох, сколько же раз у меня хотели забрать их в музей… Но я отказала, и в будущем откажу!».
— «Да, пожалуй, тут им будет лучше» — призналась я, разглядывая пылевые разводы. Непотревоженные ничем, кроме лапок вездесущих кошек, они копились тут уже много-много лет, и внезапно, я ощутила странную волну, пробегавшую от позвоночника до самого лба, когда глядела на все эти вещи, погребенные в вечном полумраке старого домика, затерянного в лесах. Кто знает, с какой целью их сложили сюда, гнить и разлагаться под слоем консервирующей их пыли? Быть может, это и впрямь наследство Эпплов, которое они хотели бы преумножить и сохранить? А может, это был обычный мусор, бывший чем-то памятным для этой пожилой пони, нашедшей, как и я, в этой жизни, какой-то свой якорь, держащий ее на земле? Что заставило ее уединиться – желание одиночества или нечто большее? Поведя глазами по сторонам, я вновь уставилась на старушку, бурчавшую что-то одобрительное ластившимся к ней кошкам.
— «Скажите, мисс Делишез, а у вас каких-нибудь записей о вашем роде нет? Ну, например, каких-нибудь генеалогических книг, которые я могла бы почитать на ночь. Я теперь, в некотором роде, породнилась с Эпплами… Ну, если верить словам Эпплджек. Да и ее домашние были не против».
— «Ох, моя дорогая, родство среди земнопони – вещь очень сложная, и для того, чтобы его хорошо понимать и не ошибиться, нам нужно хранить много записей, и тебе очень повезло, что ты попала именно к такой пони!» — распрямившись, гордо топнула подрагивавшей ногой желтая пони – «Вот, погляди. Справа от спинки кровати».
— «Гляжу. Стопка книг».
— «Полная летопись нашей семьи, всего нашего славного рода» — напыщенно провозгласила Голден, пихая копытом стопку из книг, тотчас же выстрелившую в нас клубами из пыли – «Двадцать один том, и ни одной книгой меньше!».
Я содрогнулась. Если это был лишь поименный список…
— «Не возражаете, если я скоротаю ночь за чтением? Мне было бы очень интересно, не пересекались ли раньше члены наших семей» — умильно попросила я пожилую кобылу, пряча за улыбкой безумный оскал. Нашествие должно было быть остановлено любой ценой, и я находилась прямо у его истоков!
— «Конечно, дорогая» — пожала плечами земнопони, ставя на прикроватную тумбочку свой подсвечник. При этом, вниз полетело еще несколько предметов, часть из которых с глухим звоном разбилась, приземлившись в толстый слой пыли, скопившийся между тумбочкой и кроватью – «Только постарайся не закапать воском кровать. Она принадлежала старому Грэйпэппл Соус, да примет его душу богиня, да и не делают больше таких. И ежели тебе не трудно будет, спусти их утречком вниз. Старовата я уже для таких вот подъемов за этими книгами… Но только чур, моей кузине Смит об этом не говорить!».
— «Да, сейчас не делают ни таких книг, ни таких вот кроватей. Гонят один бездуховный новодел» — покивав и повздыхав за компанию с хозяйкой дома, я наконец простилась с болтливой, как все старухи, Голди Делишез, и убедившись, что она отправилась спать, открыла первый из двадцати одного тома. Да, это был детальный список, дополненный немного запутанной, но в принципе, довольно удобной системой навигации по поколениям и годам, чем-то похожей на нумерацию листов автомобильного атласа дорог, и покосившись на быстро уснувших жеребят, я пододвинула к себе свечку, зарываясь носом в пыльные листы. Конечно, вряд ли я смогла бы хоть как-нибудь исправить эту или подобные ей книги – увы, уж слишком красивым был в ней почерк, уж крайне разветвленной система поиска и обозначений, уж слишком много перекрестных ссылок на разные имена, но я была уверена, что смогу что-нибудь сделать со всем этим беспределом. Слишком уж много было Эпплов в округе для простого, ничего не значащего совпадения, слишком уж разветвленной была их семейная история, и вряд ли было простым совпадением то, что я, заблудившись, вдруг вылетела прямо к источнику всех этих яблочных бед. Судьба? Быть может, но и судьба над чем-то не властна, поэтому я позволила себе лишь короткий перерыв перед долгим ночным бдением, и повздыхав над превратностями жизни, вновь принялась за дело.
Меня ждала одна долгая, бессонная ночь, наполненная запахом пыли и старых, наполовину засохших чернил.
— «Скраппи! Вот ты где!».
— «Эммм… Нет! Это не я!» — тотчас же пойдя на попятную, откликнулась я, от неожиданности вздрагивая, и припуская вперед, в сторону дома. Увы, удрать не получилось – облачко магии подхватило меня под пузо, осторожно приподнимая над землей. Еще немного поработав ногами, я все-таки смирилась, и с недовольным видом поплыла к Твайлайт, с ехидным видом глядевшей на мою пыхтящую мордочку.
— «Мы должны были встретиться еще вчера, Скраппи. Ты помнишь?».
— «Конечно! Как я могла забыть!» — преувеличенно бодро воскликнула я – «Дети, поздоровайтесь с тетушкой Спаркл. Что нужно сказать этой фиолетовой засранке, не знающей ни жалости, ни меры в своей тиранической тирании?».
— «Бябя!».
— «Ухххх, Скраппи! Как ты вообще собираешься сдавать экзамены на чин, если ты только и делаешь, что летаешь неизвестно где?!».
— «Нет, Берри. Это не бабушка» — попеняла я дочери, не обращая внимания на негодующую фиолетовую заучку – «Это тетя Твайлайт. Попробуй еще раз. Тетя Твааайлайт…».
— «Тятя Твалят!».
— «Вот, молодец» — расплылась я в улыбке, глядя на скачущую по моей спине дочь. Явившись в Понивилль поздно утром, я решила пройтись по городку, и побаловать малышей парой больших и сладких глазированных яблок, прихваченных в Сахарном Уголке, и уж совсем не ожидала увидеть тут Твайлайт, с деловитым видом бредущую куда-то в сторону Вечнодикого леса. Заметив меня, рогатая тиранша тотчас же подкорректировала свои планы, и в итоге, я вновь оказалась в позиции оправдывающейся стороны. А я не любила оправдываться, ни тогда, ни, собственно говоря, сейчас. Что бы там ни говорила Селестия!
— «А ты утверждала, что они не заговорят! Один-ноль, с тебя должок!».
— «Скраппи, я не утверждала, что малыши не заговорят!» — несколько наигранно, на мой взгляд, возмутилась младшая из принцесс – «Я всего лишь сказала, что согласно статистике, как это ни прискорбно, около тридцати процентов жеребят имеют проблемы с речью, но уже в раннем возрасте…».
— «Так, малыши, кажется, тетя Твайлайт не хочет платить по счетам. А значит – никаких больше засахаренных яблочек и шоколадных кексиков. Увы».
— «Скраппи, ты… Ухххх! Ты просто невозможна!» — тряхнув головой, сердито топнула мисс Королевский Круп. Быстро оценив все последствия моих слов, дети согласно запрокинули головы, и разинув рты, громко засвистели, жалуясь на столь вопиющую несправедливость – «Хорошо, хорошо! Я согласна! Довольна?».
— «Иииии… Цыц!» — довольно ухмыляясь, я выдержала паузу, словно опытный конферансье, после чего резко сложила крылья, с треском шлепнув или по сумкам. Икнув, жеребята притихли, жалобно шмыгая и глядя на мою подругу, с обалдевшим видом взиравшую на эту картину.
— «Скраппи… Ты шутишь! Ты что, научила их плакать по команде?!».
— «Еще чего!» — возмутилась я, облизывая зареванные мордочки жеребят, вцепившихся в мою гриву – «Это, знаешь ли, не ваши принцесьи методы подавления народных масс, тут нужен тонкий и осторожный подход… Ну ладно, ладно. Не нужно пускать пар из ушей. Я просто научила их затыкаться, когда этого требует мать. Но все равно, с тебя причитается. Посидишь с малышами, когда я тебя попрошу?».
— «Фух. А я уже решила, что ты вновь потребуешь сидра, или этого грифоньего вина, как пару лет назад!» — облегченно рассмеялась Твайлайт, демонстративно смахивая выступивший на лбу пот – «Я не хотела бы вновь чувствовать себя виноватой, если бы с тобой опять что-нибудь произошло. Ведь мы же друзья, правда? И я хочу быть уверенной, что поступаю правильно, поступаю хорошо по отношению к другим. Особенно, если они – мои друзья».
— «Ты права» — вздохнув, я потрепала по головам детишек, а затем и подругу, проведя кончиком махового пера по ее рогу, отчего та невольно вздрогнула – «Я все время забываю о том, что нужно вести себя хорошо. Сдерживаться. Делать хорошее. И я рада, что у меня есть ты и все, кто меня окружает. Как я уже сказала принцессам, я вдруг ощутила, что счастлива быть пони. Представляешь?».
— «Оууу, это так здорово!».
— «Да уж. Сама не подозревала, что такое может случиться» — смущенно промямлила я, прижимая к себе обнявшую меня Твайлайт – «Ну ладно, я-то еще научусь под твоим копытоводством быть хорошей пони. А ты что поделываешь? Неужели так и киснешь в нашем тихом городишке?».
— «Ну, тут не соскучишься, поверь мне на слово. Например, я до сих пор пытаюсь разгадать загадку того странного ларца, который появился возле Дерева Гармонии. И нигде, ни в одной книге библиотеки нет даже упоминания о необходимых для него ключах!».
— «Да? А что это за сундучок такой забавный?» — вяло заинтересовалась я, пытаясь отобрать у Берри бусину, вплетенную в кончик одной из косичек, из которых состояла моя грива. Заглотив блестящий шарик, она повисла на пряди волос, словно пузатый ротан[17], с рычанием дергая головой и задними ногами – «Может, он волшебный? Дашь посмотреть?».
— «Нет-нет, Скраппи. Я уверена, что мы сами найдем ответ, как открыть эти замки!» — не на шутку обеспокоилась фиолетовая аликорн, при этом, отступая от меня на два шага, словно всерьез опасаясь, что я наброшусь на нее, и примусь отбирать эту неведомую коробку – «Ты же знаешь, как влияет на тебя магия… А точнее, как влияешь на нее ты. А вдруг он сломается? Или развалится? Или вообще, испарится? Магия очень сложная вещь, Скраппи, а этот ларец очень важен, как сказала мне принцесса Селестия, поэтому прости, но я бы не хотела рисковать – по крайней мере, пока не буду окончательно уверена в том, что же это такое».
— «Ну, как скажешь» — держа перед собой косичку, я осторожно пощекотала дочь сгибом крыла. Та вновь зарычала, косясь на меня наглым рыжим глазом, но после третьего раза не выдержала и захихикала, выпуская изо рта обслюнявленное украшение материнской гривы – «Вот, видишь, какое у меня самой есть персональное чудо? И не одно, прошу заметить».
— «С ними все хорошо?».
— «Да. Скучали по маме, и по друзьям» — я нахмурилась, вспоминая произошедшее за эти два года – «Твайли, слушай. Я давно хотела сказать… Ты уж прости, что я часто заставляю вас переживать, или действую вам на нервы. Я правда не хочу быть грубой, плохой или неблагодарной, просто… В общем, я скучала по всем вам. Правда».
— «Я знаю, Скраппи» — вновь расплылась в искренней и доброй улыбке Твайлайт, обнимая меня передними ногами и крыльями. Надо же, как быстро учится Ее Высочество «Зачем-Мне-Эти-Штуки?». Так, глядишь, и летать скоро начнет получше, чем я — «Мы тоже по тебе скучали. Принцесса сказала, что туда не носят почту, но твоим домашним каким-то образом удавалось тебе писать – наверное, через Графита – поэтому мы знали, что с тобой по-прежнему все в порядке. Ну, как может быть в порядке в том месте, где ты была».
— «Потом расскажу. За чаем. Или сидром» — вежливо улыбнулась я в ответ на невысказанный вопрос, своей лучшей «я никогда об этом не расскажу» улыбкой – «Ну ладно, что мы все обо мне. Ты-то куда так рысила? Ладно я, земнопони крылатая, но ты могла бы и порхать, словно бабочка. А еще – висеть на месте. И выделывать прочие пегасьи штуки».
— «Висеть на месте – это, наверное, лучшее, что у меня получается» — засмущалась Твайлайт, переводя взгляд на Санни. Забравшись мне на голову, он аккуратно, словно кошка лапой, трогал принцессу за рог, сосредоточенно высунув набок язык, и совершенно не подозревая, что наглое рыжее возмездие, пыхтя, уже крадется по моей шее, нацелившись на его хвост – «В общем, принцесса Селестия прислала мне письмо, в котором рассказала о старом замке, где когда-то она жила вместе с Луной, и о библиотеке, которая должна была там остаться».
«После тысячи лет? Не слишком ли грубая игра, принцессы?».
— «Ну да. Это был их путевой дворец, как я слышала» — кивнула я головой, ощущая, как чьи-то копытца плотнее охватывают мою шею. Кажется, сейчас будет драка… — «Но мне кажется, там вряд ли могло что-то остаться, кроме руин. Да и книги вряд ли пережили тысячу лет на открытом воздухе».
— «Нет-нет, Скраппи. Там все замечательно сохранилось. К моему удивлению, погибла только малая часть книг, а все остальное сохранилось в практически первозданном виде. Я лишь вернулась за припасами, и теперь опять хочу бежать в эту разрушенную библиотеку. Кстати, ты не видела Спайка?».
— «Нет. А это что, морковка?» — рассмеялась я, глядя на топорщащиеся ботвой седельные сумки бывшей единорожки – «И кто же будет ее хрумкать, ты или Спайк?».
— «Тебе следует знать, что морковь улучшает зрение в плохо освещенных местах на семь целых, двадцать пять сотых процента!» — ну, вот и рывок. Подпрыгнув, Берри вцепилась в хвост брата, и оба они, кувырком, полетели на голову Твайлайт, и если бы не моя расторопность, успели бы подпортить имидж новой принцессы, облагородив ее облик парочкой красивых синяков. Схватив голосящих и дерущихся детенышей, я рассовала их по сумкам, плотно прижав к телу ворочавшихся в них отпрысков, после чего обернулась к обалдевшей от неожиданности подруге.
— «Ээээ… Скраппи, что это сейчас было?».
— «Это? Это обычный, самый заурядный час в семье Раг. Одна большая драка, пара небольших скандалов с выдачей подзатыльников и шлепков, а также бесконечные шалости и игры» — я беспечно пожала плечами, шикнув на вяло заскулившие сумки – «Я тут узнала, как интересно всё-таки устроен детский желудок: когда в него уже не влезают три последние ложки супа, туда прекрасно помещаются четыре печеньки, пяток конфет и литр сладкого молока. Можешь записать этот занимательный факт для своей коллекции необъяснимых загадок природы».
Мы рассмеялись, и вновь обнялись, дружески потираясь носами.
— «Да, это действительно бесценный факт. И я тоже скучала по тебе, Скраппи. Иногда мне кажется, что ты осталась одна, кто действительно меня понимает, помимо принцесс».
— «Что ж, значит, мы не зря встретились этим утром. И кстати…» — я покопалась в одной из сумок, выудив из него тяжелый свиток, для надежности, завернутый в непромокаемую ткань – «Вот то, о чем мы с тобой договаривались. Я перерыла всю библиотеку, но дополнила и исправила его. Теперь это самый полный и наиболее точный список всех родственников семейства Эппл. Довольна?».
— «Конечно. Спасибо, Скраппи. Надеюсь, тебе было интересно выполнять это задание» — она усмехнулась, глядя на мою скривившуюся мордочку – «Ну хорошо, хотя бы не скучно? И почему он такой влажный?».
— «Ой-ой…» — вывернув шею, я заглянула в сумку к Берри, и тотчас же припустила домой – «Извини, Твайлайт! Тут приключилось несчастье! Паааааберегиииииииииись!».
Кажется, подруга что-то прокричала мне вслед, но признаться, в этот момент, мне было не до того, что скажет фиолетовая заучка о плотности или впитывающей способности пергамента. Держа в зубах протестующе пищащую дочь, я неслась по городку, грохоча копытами по вспоминавшей мои шаги дороге, с каждым шагом ощущая, как Понивилль вновь входит в мое тело и кровь. Каждый удар копытом, каждый прыжок заставляли мое тело вибрировать, как барабан. Проснувшийся Древний подбадривал меня, и окрыленная, я ломилась вперед, не разбирая дороги, проносясь мимо домов и скамеек, почтовых ящиков и открытых дверей, уже видя вдалеке слегка покосившийся, двухэтажный домишко, на пороге которого застыли три поджидавшие меня фигуры. Громко, оглушающе громко хлопнули крылья, посылая меня вперед, но я не заметила этого звука, несясь, словно стрела, в объятья своих близких, с каждым шагом обретавших плоть, превращаясь из воспоминаний, которые так и не смогла вытравить из меня Обитель, в одних из самых дорогих для меня существ во всем этом прекрасном и свежем, вновь новом и первозданном для меня мире.
Я возвращалась домой.
____________________________
[1] Привычный вывих – последствия перенесенной травмы или особенностей развития сустава, при котором повторные вывихи могут случаться самопроизвольно, при незначительных физических нагрузках или неудачном движении конечности.
[2] Дерюга – грубая ткань, мешковина.
[3] Нагло (старорусск.) – быстро, скоропостижно, или – что чаще – насильственно.
[4] Пост №1 – в воинских частях — пост по охране боевого знамени.
[5] Юшка – просторечное название крови, обычно – из носа.
[6] Дословный перевод англ. слова hardcore.
[7] Лечебно-трудовой профилакторий, или ЛТП – вид лечебно-исправительных учреждений для хулиганов, тунеядцев и алкоголиков всех видов и мастей.
[8] ГТО – «Готов к Труду и Обороне» — нормы физкультурной подготовки для всех возрастов.
[9] Макинтош (англ. McIntosh) – популярный в Северной Америке сорт яблок.
[10] Инбридинг – близкородственное скрещивание, инцест.
[11] «Drink till all’s blue» — допиться до белой горячки.
[12] Шеврон (фр. Chevron) – нашивки на одежде для определения воинских званий.
[13] Орденская планка – приспособление для ношения орденских и медальных лент, в виде небольших прямоугольников, обтянутых орденскими лентами.
[14] Скраппи намекает на Д.Р.Р. Толкина.
[15] Брус или балочное перекрытие, лежащее на колоннах.
[16] Капор – женский головной убор XIXв. в виде раструба или воронки, обрамлявшей лицо.
[17] Ротан – некрупная рыба, водящаяся в реках России и Китая, откуда в XX в. попал в европейские водоемы.