Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 16

«Король нуждается в твоей поддержке, и немедленно!» — мысль, неприкрыто звучавшая за заявлением грифона, настроила меня с одной стороны на боевой лад, а с другой – вновь заставила дергаться за детей и родственников. Однако, казалось, почти никто не разделял моих тревог, и видя спокойных, как танки, командиров, успокоились и легионеры, принявшись глазеть по сторонам. Нас, словно важных господ, усадили в летающие повозки, нижняя часть которых была скрыта плотным туманом, скручивавшимся в элегантные завихрения, при виде которых мне на ум пришло сравнение с судном на воздушной подушке. Но в отличие от тех узкоспецифичных и очень шумных изделий предков грифонов и пони, эти открытые ландо парили над землей абсолютно бесшумно, одним своим видом продемонстрировав частичку экспортной статьи доходов Эквестрии. Конечно, такие были и у пони, но в силу склонности своей к консерватизму и большому количеству земнопони среди всего населения (а может, именно благодаря последнему), выглядели они куда архаичнее, и обязательно снабжались колесами, чего не избежали экипажи даже таких могучих существ, как принцессы. В любом случае, двигались мы быстро, и впряженные в постромки, грифоны доставили нас достаточно быстро к дворцовому комплексу, вырубленному в стене огромного зала, над входом в который я заметила прятавшуюся в тени надпись, выведенную серебром.

«Воззрись же, о путник, на чудеса, подарок Матери Ночи».

Надпись была выполнена на старогрифонском, да еще и скрывалась в тени, но она быстро выпала у меня из головы при виде большого парка, разбитого в подгорном зале. Я мгновенно узнала эти низкорослые деревья, которые видела в кабинете у матери несколько лет назад – тогда еще голые, состоявшие из одних только студенистых щупальцев с обсевшими их светлячками, теперь они обзавелись аккуратными листьями, которые кропотливый садовник не подстригал, но закручивал, придавая деревьям понравившийся ему вид. Проложенные между ними дорожки с обычной грифоньей педантичностью делили сад на симметричные треугольники и квадраты, но я заметила влияние и другой, еще незнакомой мне культуры, влияние которой увидела в невысоких многоярусных террасах из белоснежного камня, так же усаженных этими странными деревцами. Их кроны подрагивали, словно под невидимым ветерком, когда мы проходили мимо – коляски высадили нас у входа в парк, и подобно прочим грифонам, мы отправились к дворцу на своих четырех, ведь даже гордые и заносчивые жители города, передвигающиеся исключительно над землей, отчего-то не рисковали подниматься выше нескольких метров над камнем, словно боясь стать добычей этих странных, древоподобных существ. Я уже не могла думать о них как о просто деревьях, когда первая же «актиния» медленно потянула ко мне свои разворачивавшиеся щупальца, усеянные перемигивающимися светлячками.

Но я ошибалась, и лишь повернув голову, поняла, что они потянулись к детям, громко чирикавшим у меня на спине.

— «Традиции и кодекс требуют от каждого проявлять уважение, и не подниматься над кронами, чтобы не заслонить своими крыльями для других вид этих висячих садов» — произнес мажордом, двигавшийся рядом со мной. Мне показалось, что в его обычно скрипучем голосе появились романтические нотки, когда круглые птичьи глаза обозрели полосы лунного света, падавшие откуда-то с потолка. Направленные под углом, они создавали рассеянный жемчужный свет, в котором безумно красиво перемигивались светящиеся ветви волшебных растений, растущих даже на толстых колоннах, поддерживавших свод, откуда они свободно свешивались с традиционных грифоньих балкончиков, похожих на завитки пены, или стилизованные формы облаков – «Раньше пфердактинии хватали слишком гордых или глупых грифонов, устраивая ослушникам самую настоящую порку, но вскоре запрет стал традицией, нарушать которую попросту неприлично. Тысячу лет здесь был лабиринт из колючих растений с острыми шипами, а в дворце рисковали селиться только злодеи и сумасшедшие, одним из которых был знаменитый Кономор дер Блаубарт. Но теперь, как может видеть ваша милость, все изменилось».

— «Красиво…» — пробормотала я, глядя на символы полной луны и вписанной в нее полумесяца. Толпы грифонов бродили по парку, с некоторой острасткой притрагиваясь когтистыми лапами к веткам-щупальцам, и за расфранченными толпами знати, фланирующими по дорожкам, я увидела целые семьи, любовавшиеся загадочными древоподобными существами во время прогулки по темной сине-зеленой траве.

Но если предположить, что это были те самые растения, которые я видела в кабинете принцессы еще несколько лет назад, вырисовывалась довольно интересная картина.

«Пожалуй, можно сказать, что «Интрига приобретает интерес», как любит говорить одна из принцесс».

— «Его Величество выбрал этот замок для приема посла в честь ежегодного праздника, во время которого забываются распри, и все грифоны могут невозбранно посетить этот сад. Малые ходят и летают среди великих, и отказывать в просьбах в такой день уже считается моветоном. Чем часто многие и пользуются».

— «Что ж, поскольку это будет лишь презентация верительных грамот, то принц и принцесса могут остаться в парке и погулять, пока мать занимается скучной посольской работой» — сделала я свой ход, краем уха отметив неприятную для меня параллель, проведенную надутым стариком. Можно подумать, что это я напросилась на этот прием во дворце, лягать его тройным взбрыком!

— «Думаю, ваша милость захочет показать их Его Величеству» — не согласился со мною старик, слегка притормаживая перед небольшой толпой разодетых господ. Выйдя на дорожку, переговаривавшиеся грифоны и грифонки словно невзначай, заступили нам дорогу, посмеиваясь и поглядывая на своего представителя, вожака, с крайне надменым видом разглядывавшего нашу кавалькаду.

— «Ну, господа, и где же этот посол?» — протянул крепкий на вид грифон, поля шляпы которого были лихо заломлены с одной стороны, придавая ему беззаботный, и в то же время угрожающий вид, ассоциировавшийся у меня с каким-нибудь флибустьером – «Право же, я вижу перед собою только кучку перепуганных пейзан, ощетинившихся граблями и мотыгами».

— «Че орешь?! Я посол!!» — иногда сознание брало надо мною верх^[87], как любили выражаться пони. Сдавив железным копытом волнения и переживания за семью, я была слишком занята контролем за этими чувствами, и не подумала о том, чтобы контролировать и самое себя. В итоге, я даже не задумалась прежде, чем скакнуть вперед, и бронированной грудью врезаться в грудь отшатнувшегося дворянина, вынужденного замахать крыльями, чтобы не опуститься бесславно на свой зад – «У кого ко мне какие просьбы, или вопросы?!».

«Да, милочка, ты просто прирожденный дипломат» — тяжело вздохнула внутри Найтингейл.

— «Кажется, этот гарсон желает что-то нам сказать?» — становясь передо мною, поинтересовался граф, буквально оттеснив от вскочившего бретера мою рычавшую тушку, скребущую копытами по камням. Лишившись глухой брони, он нацепил на себя еще более пышную сбрую, выделявшуюся богато инкрустированной кирасой и легким поддоспешником-пурпуэном, украшенным кольчужными вставками-рукавами, попоной, и множеством кружевов, скрывавших нарядные шелковые шнуры, которыми крепились элементы доспеха. Странная шапочка с длинной, спускавшейся по шее до самых лопаток пелериной, выделялась широкими, напоминавшими пейсы лентами, свисавшими до груди, на которую я не могла не обратить внимания – уж слишком выделялась она из привычного вида одежд, напоминая какой-то сугубо церемониальный, или этнический элемент одежды, но я не обратила внимания на взволнованный вздох Найтингейл, сердито пыхтя на посмевших заступить нам дорогу. Понял это и граф, почему-то именно в этот момент решивший разобраться с нашим обидчиком, хотя я не раз и не два говорила ему, что главная помощь от него потребуется именно в зале – «Хотя что может умного произнести такой вот невежа, не уступающий дамам дорогу, и подметающий подхвостьем чистые до того дорожки дворцового парка?».

«Ха-ха. Ну-ка, скажи еще раз, что это я не умею в дипломатию!» — подумала я.

— «Что вы сказали, сударь? Вы назвали меня невежей?» — вскочив, громко воскликнул желающий драки молодчик. Такие вот бретеры, или браво, уже много веков выполняли роль подсылаемых к неугодным громил, всеми силами нарываясь на драку, и калеча своего оппонента, при известной доле ловкости, обставляя дело как самую обыкновенную дуэль между не поделившими что-нибудь господами – «Пожалуй, вам придется взять свои слова назад, пока я…».

— «Вы не просто невежа, сударь, но и позер» – кажется, фестрал решил сделать все, чтобы его поняли предельно точно, и не в последнюю очередь собирающаяся вокруг нас толпа, привлеченная зрелищем назревающего скандала – «И я с удовольствием обрубил бы за это ваши жалкие уши, если бы ваш Хрурт был настолько добр, и смилостивился над вами лично, чтобы хотя бы задуматься об их необходимости. Но даже если бы это чудо случилось, из-за их непомерной длины окружающие вас грифоны непременно бы стали интересоваться, не затесалось ли среди ваших достойный, но слишком торопливых в постели предков, самых обыкновенных ослов».

— «Довольно!» — пока окружающие, включая меня, с открытыми ртами слушали этот «трехэтажный дворянский загиб», задира начал наливаться дурной кровью, окрасившей желтую восковицу его клюва в яркий помидорный цвет, и схватившись за длинную рапиру, выхватил ее из жалобно щелкнувших ножен – «Вы ответите за это кровью!».

— «Господа! Эдиктами королей дуэли запрещены!» — вклинился между ними королевский камердинер, для острастки, сверкнув на зачинщиков ссоры слепым своим глазом, что несколько поумерило пыл друзей обиженного хама, собравшихся у него за спиной – «Все ослушавшиеся столкнутся с самыми серьезными последствиями нарушения этих законов!».

— «Безусловно. Ведь государство стоит на законах, без которых жизнь была бы попросту невозможна» — не глядя на мажордома, величественно согласился фестрал. Его взгляд не отрывался от глаз собеседника, сурово скрипевшего внушительным клювом, не выпуская шпаги из когтистых лап, одна из которых была одета в показавшуюся мне крайне подозрительной перчатку. Уж больно жесткими были ее формы для обыкновенной бархатной безделушки столичного модника – «Но помимо законов тварного мира, есть и законы божественные, и это божественное право, дарованное нам теми, кто стоял и стоит превыше нас, всегда проявляет себя, если вдруг дворянин – случайно, конечно же! — встречает на пути другого дворянина. Тогда это была бы просто встреча, которая никоим образом не подпадает под королевский эдикт. Такое могло бы произойти в одном из коридоров, ведущих в соседний зал, например… Мне кажется, там находится один примечательный кабачок, в котором подают свежие подгорные устрицы, и молодое шабли?».

— «Вы прекрасно осведомлены, сеньор» — помолчав, все так же грубо ответил ему грифон. Помолчав, он наконец убрал свое оружие в ножны, и бросил на меня долгий, полный ненависти взгляд, никак не вязавшийся в моем представлении с моею скромной особой, вроде бы, еще не успевшей никому и никак насолить – «Да, возможно, это была бы попросту встреча между дворянами, по случайности, оказавшимися там вместе с друзьями. К примеру…».

— «К примеру, через десять минут» — неприятно и очень высокомерно ухмыльнулся Кайлэн, взглядом выхватывая кого-то из толпы – «Я собираюсь отправиться туда, чтобы попробовать вино урожая девяносто третьего года и свежие мидии в приятной компании. Например, в компании известного Шарля де Мури де Батц де Кастельмора. Месье, могу я просить вас составить мне компанию в этом угодном Хрурту деле?».

— «О, тре бьен! Мое почтение, господа. Мое почтение, госпожа посол!» — не узнать и не улыбнуться при виде этого здоровяка, пьяницы и балагура я не смогла, и вежливо раскланялась с маэстро живописи, как и говорил нам Равикс, выжившего при той безнадежной защите Люгенсбродена. Приодетый как с картинки, он вновь оттанцевал положенные па, размахивая новенькой шляпой, после чего так же чопорно раскланялся с остальными, особенно обращая внимание на столпившихся за спиною задиры господ. Отдав должное этикету, он остановился рядом с Кайлэном, заносчиво поглядев на задиристо распушивших перья бретеров – «Какие могут быть сомнения, господа? Располагайте мною полностью, ваша светлость!».

— «Если дела ваших милостей улажены, я прошу вас освободить нам дорогу» — возмущенно каркнул старый мажордом, с помощью жезла распорядителя прогоняя с пути недостаточно быстро двигавшихся господ, хвостом потянувшихся вслед за удалявшимися дуэлянтами, направившимися к другому выходу из зала. Граф шествовал впереди, не оборачиваясь, и довольно любезно переговаривался как с де Кастельмором, так и с решившим спровоцировать нас забиякой, удостоившись нескольких недоуменных взглядов Графита, провожавшего своего друга глазами до тех пор, пока все они не скрылись за светящимися ветвями.

— «Сопровождающий вашу милость господин очень смел, делая вызов сеньору де Бутвилю. Этот сканадальный бретер известен почти по всем королевствам, а по ряду известных причин я не могу послать королевских гвардейцев для обеспечения выполнения эдиктов нашего короля».

— «Хуже то, что теперь наше положение стало совсем безнадежным» — тоскливо произнесла я, глядя на приближающийся дворец. Мимо нас проплывали многочисленные группы знати и простых ваза, шумевшие о чем-то своем, или слушавшие народных трибунов, витийствовавших на спинах соратников из толпы – «Дорогой, знаешь, какое правило было у создателей при таких вот встречах вооруженных господ? «Если что-то выбивается из общей картины, или просто идет не так – мгновенно сворачивайся, и уходи». Предлагаю поступить точно так же».

— «Думаю, ты права» — неожиданно ответил супруг, тревожно вглядываясь в толпы, запрудившие парк и любимые грифонами лестницы, идущие от парковых дорожек до входа во дворец – «Мне казалось, что ты реагируешь на все чересчур бурно, но я вижу, что ты не ошибалась. Все это не похоже на мирную встречу очередного посла. И если это она и есть, я задаюсь вопросом о том, где же находится старый».

— «А вот это мы сейчас и узнаем» — прошептала я при виде здоровенного грифона, преградившего нам путь на последнюю лестницу перед входом. Грудь его была упакована в блестящую кирасу, на шляпе я могла бы без проблем танцевать, а кинжалом и рапирой пользоваться как длинными мечами – «Если, конечно, это по нашу душу, а не за Кастельмором. Уверена, этот выпивоха отметился даже тут».

Долго ждать не пришлось ведь впереди мажордом короля уже сцепился с вышедшим нам навстречу здоровяком – каждый из двух грифонов размахивал увитым разноцветными лентами жезлом, но за спиной встречавшего нас толклась толпа суровых вояк в кирасах, со здоровенными протазанами, в то время как у старика в тылу было лишь пять десятков пони, которых тот должен был сопроводить в тронный зал.

И кажется, он быстро проигрывал этот бой.

— «Дорогу коннетаблю Грифуса!» — горячился наш проводник, однако его противнику было начхать на горячечную речь старика, ведь в его лапах был почти такой же жезл, разве что ленты, плотно обтягивающие золотую основу, были алыми, а не бирюзовыми – «Это дело не касается Ландтаага! В замах короля властвует коннетабль!».

— «Но он подчиняется коронному сенешалю!» — рявкнул тот, для убедительности огрев спорщика по загривку своим замечательным жезлом. Мне пришло в голову, что тот, кто придумал и раздал чиновникам эти штуки, явно был тем еще шутником, втайне наслаждавшимся петушиными боями административного аппарата. Но тело уже действовало независимо от меня, за много лет привыкнув думать уже после того, как совершить что-то глупое, вроде прыжка на здоровенную пернатую тушу для того, чтобы выхватить из ее лап нелепую разноцветную палку, с радующим слух звоном соприкоснувшуюся с клювом вельможи.

— «А сам по хлебалу не хочешь?!» — рыкнула я, отбрасывая в сторону бесполезный кусок золота и разноцветных тканей, которым от души отоварила по морде грифона – «Тебя что, мама старших уважать не учила?!».

«Я готова смеяться до колик, если тебя сейчас не прибьют. Как тебя вообще родители выносили?».

— «Пооосооол…» — прошипел схватившийся за клюв здоровяк, чей взгляд не предвещал мне ничего хорошего. Хотя в его голосе звучало удивившее меня неприкрытое злорадство – «Посол напала на коронного сенешаля?!».

— «Коронный сенешаль, посягнувший на свиту посла?!» — возмущенно зарычала я, не давая грифону развить эту тему, обвинив меня в нарушении дипломатической неприкосновенности. Их было больше, на их стороне были вооруженные защитники короля, но в этот миг я наконец поняла, что же именно происходило в Грифусе, и отчего так торопился король. Понимание этого пришло ко мне резко, и было оглушающе величественным, словно восход полной луны, или закат солнца, погружающегося в океан – когда-то такие прозрения сравнивали с громом во время проливного дождя, с глотком ледяной воды в безводной пустыне, или ударом по голове пыльным и старым мешком. Ко мне же оно пришло вместе с пониманием, во что же именно вляпалось это посольство.

Это был рокош, и мы оказались вовлечены в намечавшийся бунт против самого короля.

— «Не смешите меня! Все видели…».

— «Все видели, как вы ударили одного из моей свиты!» — решив не отступать, решив, что только напор не даст этому вельможе задержать меня, а в идеале, попросту выкинуть из дворца, для чего он, скорее всего, и был послан, я вновь, как и раньше, принялась наводить пылевую завесу, обрушивая на противника мешок многочисленных бессвязных обвинений, заставляя распылять внимание и утрачивать стройность мысли. Подленький кобылий приемчик, которому стоит научиться и тебе, мой дорогой ментор с высшим образованием – «Все видели, что вы искали ссоры со мной! Все видели, что вы ненавидите пони, поэтому презираете и объедаете лично меня! Что, скажете, что это не так?!».

— «Все это не имеет ни малейшего смысла!» — кажется, мне все-таки удалось заставить заколебаться эту тушу, с недоумением сделавшую шаг назад. Алая лента поперек груди, говорившая окружающим, что носившему ее дарован титул барона, казалось, скукожилась вместе с говорившим, недоуменно поглядевшим на менее примечательных личностей, словно случайно шнырявших у него по бокам – «Я не знаю вас! А моим долгом является не допустить проникновения всяких ненадежных личностей на торжественный и очень важный прием!»

 - «Ах, вот как? Несколько дней назад меня посетила целая делегация Ландтаага в составе владетельной герцогини, графини и целой маркизы, и предлагала мне всякое за то, чтобы я предстала перед Ландтаагом» — вспомнив о недавней встрече, и прозвучавших во время нее не слишком-то завуалированных намеках, решила пойти ва-банк я. Если Гриндофт был прав, и эти умники действительно решили поиграть в рокош, стянув в город своих сторонников, то оставаться в посольстве было бы не слишком умной затеей, и мое присутствие лишь навлекло бы гнев толпы на остававшийся там персонал. Поэтому я решила прорваться к Гриндофту – и будь, что будет. Графит уведет Грасс и детей, но даже если не сможет забрать всех, я была уверена в том, что у короля-то должен быть заранее приготовлен путь к отступлению – в конце концов, не зря же его хранители тела клевали свой паштетец – «Ну вот, я и пришла. Где обещанное?».

Пауза длилась долго.

— «Так вы… согласны?» — после длительных раздумий, удовлетворенно протянул здоровяк. Перья двигались на его челе, выдавая лихорадочную работу мысли, но сколько бы тот ни оборачивался к подпевалам, сколько бы ни глядел на окна дворца, подсказок он не дождался, и был вынужден действовать сам. Хотя эти серые личности казались мне куда как опаснее вооруженных до кончика клюва дворян – «Тогда заходите… Но только одна!».

«Что ж, действительно – тупой и исполнительный. Таких лучше всего ставить на те посты, где нужно лишь стращать и не пущать. Никого не напоминает?».

«Когда-нибудь я окончательно протрезвею, вычищу из печени остатки лекарств – и ты пропадешь».

«Даже не мечтай, мышка моя. Даже и не мечтай».

— «Мы отправимся все вместе!».

— «Одна! И только одна!» — рявкнул барон, подкрепив свои слова взмахом лапы, по которому перед дверями скрестились церемониальные протазаны. Вот только заточка у них была далекой от любого церемониала – «Слово Ландтаага!».

— «Знаете, уважаемый, в сталлионградском языке есть слово «нет». Обычное, казалось бы слово…» — я сделала шаг назад, быстрыми движениями ушей призывая легионеров сосредоточиться, и приготовиться к драке – «Тоже состоящее из трех букв и трех звуков. Вот только пишется и произносится оно совсем по-другому. Так что khuy вам, уважаемый! Мы войдем туда все – или никто!».

— «Вы одна! Вы пришли за наградой – так идите, и получите ее!» — эта фраза понравилась мне еще меньше. Нет, не такой уж это был и дурак, каким он пытался себя показать, и я сделала очередной шаг назад под клекот и издевательский свист из толпы, собиравшейся на лестнице и прилегающих к ней террасах.

— «Так, дорогой, все идет совсем не так, как надо» — уже не скрываясь, произнесла я, широко распахнутыми крыльями скрыв от ухмыляющихся грифонов свое семейство – «Хватай Грасс и детей. Сможешь выбраться?».

— «Должен!» — глухо проговорил муж, вставая за спиной Грасс, в копыта которой я сунула возмущенно завопивших детей. В его голосе я услышала тщательно скрываемый страх, резанувший меня холодным ножом – «Милая, продержись, хотя бы немного!».

— «Должнааааа…» — поняв, что за родственников можно не волноваться, удовлетворенно протянула я. Отодвинув тревогу за них на задний план, я постаралась сосредоточиться на текущей задаче, гадая, как можно отвлечь и стянуть на себя всех возможных преследователей, не сильно уменьшая количество своих бойцов. При взгляде на набившуюся в сады толпу, простого решения просто не находилось – по крайней мере, пока я не взглянула на самое большое скопление древовидных полипов, встревоженно шевеливших светящимися щупальцами с высокой ротонды^[88]. Она казалась ожившей новогодней елкой или сюрреалистичной декорацией к рассказу о подводных чудесах, и я сразу же вспомнила о той мастерской, в которую приводил меня Гриндофт – «Графит! Видишь вон ту огромную клумбу? Ну, которая гуще всего увита этими ветками или щупальцами? Дуйте туда, и прячьтесь среди ветвей! Ищите потайной вход – я уверена, что она оставлена тут не просто так!».

— «Кажется, ты права» — гулким шепотом откликнулся муж, пристально вглядываясь в переплетение ветвей. Если я была права, то эта архитектурная форма была не каким-нибудь украшением, а самым настоящим убежищем – уж слишком заманчиво шевелились ее щупальца, принимаясь усиленно перемигиваться, когда на нее падал мой взгляд. Неужели и Луна, в свойственной аликорнам манере, тихо и незаметно строила далеко идущие планы, в отличие от планов сестры, рассчитанные на конкретную ситуацию? – «Отправимся туда вместе!».

— «Нет. Действуем как договорились» — я положила копыто на Фрегорах, и сделала первый шаг вперед, раскрытым крыльями закрывая Графита и Кавити, по моему прямому приказу, ухватившую вскрикнувшую от испуга Грасс – «Я иду, барон! И со мною идет мой почетный караул и члены посольства! Вы по-прежнему настаиваете, чтобы я шла одна?».

«Три…».

— «Да!».

«Два…».

— «Вы желаете лишить меня достоинства посланника Эквестрии?» – еще один шаг. Еще один слитный шаг обутых в железо копыт, от которых, казалось, вздрогнула лестница – «Вы считаете, что вы можете заставить меня сложить полномочия представительницы принцессы Эквестрии, Селестии Эквестрийской?!».

Нахмурившись, грифон положил копыто на рукоять своего оружия. Когда он начнет его вытаскивать – я сделаю свой ход, ударив в открывшуюся подмышечную впадину, прямо в средостение, постаравшись добраться до сердца.

«Один…».

Я остановилась, и приготовилась. Две секунды казались липкими, словно клей, но я ощутила каждую из них. Это было странное состояние готовности, во время которого я точно знала, что мой удар будет мгновенным, и произойдет в нужный момент; что тело готово, от носа до последнего волоса на хвосте. Что меч не подведет, и пробьет обнажившееся на миг тело словно восковой манекен. Это был миг предельной четкости, предельной ясности, предельного сосредоточения и расслабленности; понимания, что все уже предрешено. Не так ли чувствовала себя пуля за секунду до выстрела, или клинок, падавший на обнаженную плоть? Это состояние длилось всего пару мгновений, но мне казалось, что я могла бы вечно купаться в этом ощущении, подарившем мне понимание чего-то очень важного, немыслимо ценный опыт – состояние озарения. Понимание, что я готова, и что готовилась к этому почти всю свою жизнь.

Кажется, древние называли это сатори – внезапным пониманием окружающего тебя мира, и твоего места в нем, в один-единственный, конкретный момент.

— «Я не испугаюсь каких-то там пони!» — воинственно щелкнул клювом здоровяк. Однако его лапа так и осталась на рукояти не успевшего покинуть ножны оружия, когда к нему подлетел один из неброско одетых подсвинков, что-то зашептав по-грифоньему на ухо патрона – «Но я преклоню слух к вашим униженным мольбам, и позволю вам зайти. Одной».

— «Всем вместе» — твердо ответила я. Не имело значения то, что скажет этот молодчик, не так давно возведенный в баронское достоинство, судя по не обмятой пока еще ленте. Не имело значения то, что отвечу ему я. И кажется, он все-таки понял что-то по моим глазам, не отрывавшимся от круглых грифоньих гляделок, что самое важное будет сделано позже, всего лишь через один краткий миг – «Барон, вы же понимаете, что нет никакой разницы, тридцать ли пони со мной, или сто. Вы все прекрасно знаете – так для чего нам продолжать этот фарс?».

«Разговоры закончены» - удивляясь своему спокойствию, я поглядела в глаза каждому из пяти оппонентов, стоявших напротив меня. Тридцать у меня за спиной – и весь зал, все сотни вооруженных дворян и мелкопоместных ваза против нас. Но сейчас, в этот самый момент, были только я – и они. Смутившиеся, оглядывающиеся по сторонам в поисках поддержки и указаний – «Плохо работаете, господа заговорщики. Но я пройду – мы всегда проходим вперед».

— «Ладно. Можете заходить!» — наконец, махнул лапой барон. Брезгливым жестом крылом он велел посторониться своим советникам и клевретам, пропуская нас к открытым дверям, куда мы и направились под удивленный гомон тех, кто еще недавно освистывал нас из толпы — «Ваша награда ждет вас, посол!».

— «Я знаю» — негромко, сама себе, ответила я, не обращая внимания ни на язвительный тон барона, ни на порскнувших в разные стороны заговорщиков. Я была уверена в том, что Графит добрался в безопасное место, откуда мог перенести наших близких, по одному или всех сразу, пока Кавити охраняла это неприметное здание, похожее на странную клумбу — не зря, ох не зря оставили ее здесь слуги Всетемнейшей. Однако теперь их судьба была в копытах принцесс, пославших своих названных родственников прямиком в это опасное место, и мне оставалось лишь молиться о том, чтобы планы этих бессмертных существ учитывали и такой вот исход затеянных «переговоров». А мне – мне оставалось лишь идти вперед, получая и возвращая удары в надежде на то, что все случившееся и то, что случится, будет не напрасным, и послужит торжеству дела богинь, уже не раз и не два дававших мне возможность убедиться в своей правоте.

Ведь надежда – это то, что мы не имели права терять, пока за нами приглядывают эти дивные, неописуемо древние существа.

---

— «Вот и конец нашего пути. Вы готовы?» — подойдя к высоким дверям, осведомился мажордом короля. Этот дворец гораздо меньше напоминал тот древний, монументальный зал с коллонадой, где я впервые увидела Каменный Трон – место, символ и само седалище бесчисленных королей, возглавлявших грифонов со времен самого Хрурта, и до наших дней. Но и он внушал чувство почтения всем, кто оказывался в его стенах и коридорах, высота которых явно преобладала над шириной. Произнеся эту довольно двусмысленную фразу, он заглянул в щель, образовавшуюся между приоткрытыми дверьми, после чего широко распахнул их, обрушивая на нас потоки блеска и яркого света – «Посол Эквестрийского королевства явилась на аудиенцию к королю, риттерам, магнатам, и всему благородному сословию ваза!».

— «Возможно, я никогда не говорила этого вслух, но… Джентельпони, для меня было честью служить с каждым из вас» — помедлив, я повернула голову, чтобы обозреть оставшееся со мною воинство, проходя глазами по жестким, хмурым мордам, тревожно сжатым губам и напряженным телам. Каждый из нас провел эти полгода вдали от дома, и я надеялась, что в последний момент мы друг друга не подведем – «Двинулись. И помните, что мы представляем Эквестрию!».

Зал был полон. Земнопони сказали бы «яблоку негде упасть», пегасы – «в этом небе не протолкнуться», а единороги… Кто знает, что они говорили – уж больно загадочного образа мыслей были эти рогатые господа. В любом случае, я сразу же увидела возвышение в конце зала, на котором стоял небольшой трон, смотревшийся до неприличия маленьким на фоне огромных полотнищ, занимавших всю стену дворца. Складки их нависали над троном, и именно они, а не громада самого зала с выступающими из стен полуколоннами, привели меня в легкий трепет – каждая из них могла вместить в себя целый дом! Я не имела понятия, сколько же весила вся эта толстая, ворсистая ткань, похожая на титанических размеров ковер, но вдруг ощутила непонятное желание вскарабкаться на него, и остаться там жить, словно белка, прыгая с одной складки на другую.

«Не отвлекайся, прошу!» — с усмешкой мурлыкнул мне на ухо голос древней фестралки – «Успеешь еще наиграться, если останешься в живых».

«Обещаешь?».

«Если не потеряешь ни одной части тела, я тебе орешки каба куплю».

Наше прибытие породило взрыв шума. Забитый под завязку, зал напоминал огромный птичий вольер, в котором грифоны о чем-то спорили, крича друг на друга, облюбовав для этого не только пол, но и несколько ярусов балконов, с которых было куда как сподручнее орать, а иногда и плеваться на собеседника, особенно если он располагался внизу. Блестящий и скользкий паркетный пол служил настоящей ареной для множества тесно сбившихся групп, каждая из которых приволокла с собой какое-нибудь знамя, воткнув его возле стены. Пока их количество делилось примерно поровну с обеих сторон, хотя важные господа возле левой стены явно добирали размерами флагов и количеством гербов, в то время как их противники справа могли похвастаться разве что разношерстностью, да наличием древних доспехов, выглядевших весьма архаично на фоне полукирас, камзолов и кружевных воротников. Часть благородных грифонов окружала своих лидеров, часть из тех, что стояли поближе друг к другу, громко выясняли отношения, вовсю понося своих оппонентов, и поведя носом по сторонам, натренированным долгим стоянием в почетных караулах у трона взглядом я заметила довольно подозрительных личностей, сразу бросившихся мне в глаза. Хорошо вооруженные, облаченные в бригантинный доспех, различавшийся разве что цветом суконного материала, скрывавшего под собою пластины от лат, они с показным бездельем фланировали по залу, явно высматривая всяких там приближающихся Скраппи Раг.

 Гриндофт сидел на троне в окружении десятка придворных – вот только вид был не слишком довольный у нового короля. Выход из тени, кажущийся триумф, короткое торжество – и вот, спустя несколько месяцев, все рушится на глазах. Соратники предают один за другим, марки, бургграфства и кантоны все громче вопят о сепаратизме, среди подданных назревает узаконенный бунт — королевства рушатся на части и без чудовищ, все дальше и дальше проникающих в подвластные земли. Одно из них пришлось останавливать лично, и где – под самой столицей! Достаточно будет лишь поинтересоваться, кто же именно это был, и уже через несколько дней о воссозданных, спаянных воедино волей фельдмаршала королевствах можно будет забыть. И это заставило меня вновь задуматься о мести – изощренной, коварной, готовившейся много-много лет, ведь кто, как не я, пытавшаяся создать что-то из ничего, пусть даже это и был выделенный из Гвардии и Стражи отряд сорвиголов, решивших, что воевать можно и по-другому, могла понимать, как это трудно, а подчас, и попросту невозможно. И от всех кажущихся совпадений, обрушившихся на тех, кто решил, что может обыграть аликорнов, просто захватывало дух. И вместе с этим чувством приходило постепенное понимание, что все это не случайно, что все это было запланировано именно на тот случай, если все предыдущие планы вдруг реализуются, и сбудутся все мечты. Смешно это слышать, Твайлайт? Мне тоже было бы смешно, не услышь я однажды одну забавную фразу на каком-то модном собрании, где оказалась случайно, по долгу службы в те времена, когда, обидевшись на справедливые, в целом, упреки соратников, пряталась в зимнем дворце. «Победить – не проблема. Но нужно понимать, что потом делать с этой победой» — эта фраза накрепко засела у меня в голове. Вначале – как афоризм, приписываемый прекрасному белому аликорну, находившему время, чтобы почтить своим присутствием своих подданных, выбравшихся в кантерлотский дворец. Потом как источник возмущения, когда я взглянула на нее с точки зрения тех, кто проливал ради этой победы кровь, свою и чужую. А затем заставила крепко задуматься, когда эта самая победа, добытая кровью, огнем и железом, оказалась попросту выдернута из моих копыт. Нет, я не сердилась на Гриндофта – в лечебнице Стикки Виллоу у меня было много времени на то, чтобы подумать, и я призналась сама себе, что не смогла бы удержать ситуацию под контролем. Приводя к покорности грифонов, я бы вскоре стала тираном, и закончила свои дни вот так же, на троне, в чине какого-нибудь гауляйтера, окруженная ненавистью, получив в конце концов несколько заслуженных ударов клинком. И если бы я была поумнее, то непременно нашла бы кого-нибудь вместо себя, на кого обратился бы взор «завоеванных» птицекошек, и кто разгребал бы эти авгиевы конюшни, чтобы потом появиться во всем белом, и примирить грызущиеся стороны, с аппетитом скушав и тех, и других.

И это возвращало нас к мысли о том, кто же именно стоял за всеми бедами, обрушившимися на грифонов.

— «Подойдите ближе, посол!» — проорал надутый герольд, все это время важно семенивший перед нами до ступеней возвышения. Сопровождавший нас служака так и остался в полумраке коридора, и я поняла, что мне сильно не нравятся личности, окружавшие короля, как и то, что я оказалась слишком близко от них, и одна. Мой почетный эскорт остался позади, образовав жиденький коридор, по которому я прошла, как на параде, до самого тронного возвышения – «Поклон Его Величеству, правителю Короны, Пизы и прочих, и прочих земель, Килтусу фон Гриндофту Третьему!».

«Заметила?».

«Охренеть! Он вроде как еще король – но лишь пары земель, совсем разоренных войной, а также спорных территорий».

«Кажется мне, что мы опоздали».

— «Ваше Величество…» — склонившись в глубоком, до самого пола, поклоне, я куртуазно расправила крылья, вызвав за спиной легкий шорох завистливых шепотков. Не сомневаюсь, что именно после этих моих показательных представлений и пошла мода на «широкий пегасий» поклон, так что думаю, я имела законное право на чувство гордости, войдя в число законодателей дворцовой моды обеих королевств – «Я, Скраппи Раг-Беррислоп, приветствую вас от имени принцесс Селестии и Луны Эквестрийских!».

Разогнувшись, я с едва заметной улыбкой поглядела на Гриндофта. Да, сдал король после всех этих приключений, явно сдал, но я заметила, что его лапа все так же крепко лежит на навершии Дайнслейфа, стоящего возле трона в обычных, ничем не примечательных ножнах.

— «Мы хады этой встхече, и пхиветствуем тебя, посол!» — громко заявил король, поводя глазами по сторонам, словно отыскивая кого-то. Не найдя за моей ни души, он пошевелил густыми перьями, словно брови, лежащими над глазами, и вновь обратился ко мне – «Я помню, ты ханьше никому так не кланялась. Что же вдхуг изменилось?».

— «Не хотелось, чтобы герольду попало. Хороший же мужик, если особенно пристально не присматриваться» — схохмила я, краем глаза заметив, как стал надуваться, словно лягушка, громогласный толстячок с жезлом распорядителя. Вообще, я имела в виду совсем не его, а оставшегося за дверями одноглазого служаку, но кажется, удар попал точно в цель, пусть и не в ту, что я метила – «В конце концов, у всех свои обычаи, и этот, как мне известно, не самый плохой».

— «Приветствуя короля, послы пони обязаны склониться до пола!» — я удивленно оглянулась на герольда, выразительно указав глазами на пол, которого только что едва только носом и не коснулась – «Кроме того, новые законы церемониала требуют от послов опуститься при этом на колени!»

«Новые законы церемониала?».

«Так-так-так. Кажется, происходящее становится более понятным…».

«Это переворот. И король теперь будет ширмой, за которой будут скрываться истинные правители этих земель».

«Сама догадалась, или кто подсказал?».

«Ну, это же не бином Ньютона описывать. Это политика. Если из всех возможных решений найдешь самый противоречивый и грязный – считай, ты нашла единственно возможный, которым воспользовались политиканы. Думаешь, я не поняла, зачем его окружение так настойчиво замазывает его грязью, стараясь перессорить со всеми вокруг?».

«О, Мать Ночи! Какой ты загубила талант!».

— «На колени!» — снова рявкнул герольд.

— «Серьезно?» — я посмотрела на Гриндофта, все больше и больше выгибая поползшую вверх бровь. Тот сидел неподвижно на своем каменном троне, лишь повернул голову немного на бок, словно ему и самому было интересно, как я выйду из этой пикантной ситуации – «Странные у вас тут обряды…».

Толпа за нашими спинами дружно охнула, когда я бодро поцокала к трону, и медвежонком полезла на колени к обалдело уставившемуся на меня королю.

— «Новому королю я готова поклониться – особенно такому, что не стал им по рождению, как породистая собачка, а сделал себя королем» — откровенно произнесла я, глядя в глаза старому другу. По крайней мере, я все еще считала его таковым, и хотела, чтобы и Гриндофт видел его во мне. Ведь он позвал на помощь не верных риттеров, если такие еще оставались в его королевствах, а именно меня – «А вот дядюшку Килтуса, с которым мы через столько прошли, я бы с удовольствием обняла».

Время капало неспешно, словно застывающий мед. Наконец, когтистые лапы, увенчанные положенными монарху кольцами — родовыми, гербовыми, государственными и личными печатками – неспешно сомкнулись вокруг меня, и под удивленные вздохи и гомон молвы, король наконец-то обнялся с послом, к вящему одобрению занимавших правую сторону грифонов, и визгливому недовольству стоявших с крайней левой стороны зала.

— «Я тоже хад встхече с тобой, неугомонная поскакушка. Но я не вижу с тобою своего сына, Акланга» — милостиво произнес монарх. Поведя глазами по сторонам, он склонился к моему уху, и едва слышно прошептал – «Скхаппи, слезай. Это пыла хохошая шутка, но ты мне сейчас фсе задние лапы отдавишь!».

— «Ох, прости!» — признаться, я и не подумала, что влезла на старика в полном штурмовом доспехе, поэтому резво спрыгнула на пол, понадеявшись, что вдоволь попозировала перед худохниками, сгрудившимися со своими мольбертами на одном из балконов – «А что до Акланга – я оставила его в Кантерлоте. Юный принц крови даже в столь юные годы пользуется несомненным успехом у дам. Да и в высшем обществе стал известной фигурой, обласканной вниманием и доверием наших принцесс».

— «Условием вашего прибытия было возвращение принца Акланга фон Гриндофта!» — вновь заорал за моей спиной пухлый герольд. Вначале я даже вздрогнула от такого немелодичного вопля, с перепугу пообещав себе поступить с ним так же, как с той злополучной рындой «Ле Авантюр», но потом даже пожалела беднягу. Это ж какую луженую глотку и легкие нужно иметь, чтобы по должности орать не переставая. Бедная его семья, если такая вообще у него есть… — «Это нарушение дипломатических соглашений Эквестрийской стороной!».

— «В любую другую страну я с удовольствием привезла бы ребенка. Я даже захватила своих – юным правителям нужно с детства правильно развиваться, и расширять кругозор» — развернувшись на месте, я изобразила горящий праведным негодованием взгляд, уткнув его в поперхнувшегося в самом начале фразы грифона – «Но только не в такую дикую, а точнее будет сказать, одичавшую страну».

«Кажется, ты развеселилась. Что-то задумала?».

«Это месть, Найти! МЕЕЕЕЕЕСТЬ! Смотри, и учись!».

— «Пони, проигравшие в этой войне, считают Грифоньи Королевства дикими?! Это оскорбление высшего порядка!».

— «Да, Грифоньи Королевства считались светочем культуры и моды!» — с пафосом воскликнула я, оборачиваясь к собравшимся в зале грифонам, и с нескрываемым наслаждением бросая им в рожи все те фразы, что звучали в таком же большом и светлом зале чуть больше года назад – «Но я убедилась, что обычаи в ней еще более дикие, чем те, в которых один королевский посол упрекал нашу страну! Даже в самых безумных своих приключениях я не видела, чтобы кто-нибудь посягал на жизнь юного пони или грифона! И вы хотели, чтобы я притащила юного принца сюда, где даже дети не могут чувствовать себя в безопасности? Фи! В какой дыре вас воспитывали вообще?!».

«Вот так, ссучечки! Жрите свое говно!».

«О, я чувствую, что за этим стоит безумно интересная история…» — проворковал в моей голове голосок Найтингейл, в то время как зал вновь взорвался криками, когда собравшиеся на прием господа принялись обсуждать брошенные им слова. И судя по отдельным, доносившимся до меня словам, такой жирный и толстый намек на состоявшееся прошлым летом посольство не остался незамеченным – «А ты бываешь очень мстительной и коварной. Очень нужные качества для правителя!».

«Погляди на Гриндофта. Я нагляделась, к чему приводят мечты о власти. Поэтому на какой-нибудь трон или в кабинет президента смогут затащить разве что мой бездыханный труп, если смогут выкопать его из самой глубокой могилы».

— «О чем это вы говорите, посол?!» — вновь строго вопросил меня толстяк, возмущенно тряся объемным брюхом, украшенным множеством лент. Интересно, если они настоящие, то может ли вельможа быть бароном, герцогом и графом одновременно? – «Вы имеете наглость утверждать, что в наших спасаемых Хруртом королевствах вам был нанесен какой-то ущерб?».

— «Не знаю, кто и когда их спасал, но прямо здесь, перед дворцом, на нас напали какие-то хулиганы. Представляете? Поэтому мне пришлось отправить обратно в посольство своих детей. Юные принц и принцесса из Эквестрийского Королевского Дома должны были быть представлены своему дядюшке Килтусу – но увы, безумие, коснувшееся этой страны, заставило меня озаботиться их безопасностью, как я озаботилась безопасностью сына короля. Я бы не простила себе, если бы что-то случилось с Аклангом».

— «Это пхавда?» — помолчав, осведомился Гриндофт. Поднявшийся в зале ор позволил нам разговаривать свободнее, не шепчась, и не нарушая нормы церемонилала – «Или очередная интхига?».

— «Честное слово. Мне не понравилась шваль, которая набилась в этот дворец, поэтому семья отступила с десятком моих бойцов, и попыталась спрятаться в парке. Кажется, тут назревают проблемы, а?».

— «Боюсь, что ты даже не пхедстваляешь, какие» — вздохнул король. Я заметила, что его чело разгладилась, когда я опровергла не прозвучавшую, но явно стоявшую за всем мысль о том, что это очередной смертоносный выпад белоснежного Макиавелли, один из последних в череде финальной серии финтов, подготавливающих главный удар.

— «Тогда, быть может, подарок немного развеет печаль короля?» — заметив, что шум в зале стал понемногу стихать, осведомилась я, принимаясь отстегивать богато украшенные ножны, в которых удобно устроился Фрегорах – «Этим подарком Вашему Величеству кланяется маркиз Жако де Клюни де ла Пиза-Друнгхар, и заверяет Ваше Высочество в своей безоговорочной преданности Грифоньим Королевствам».

— «Какой чудесный подарок, Ваше Величество…» — прозвучал позади знакомый голос, заставивший меня подпрыгнуть, и еще в полете развернуться, приготовившись к бою. Баронет Хуго ле Крайм, собственной противной персоной, подходил к возвышению вместе с несколькими клювастыми господами самого надменного вида. Надменного и хорошо вооруженного вида, должна была бы сказать при виде их коротких, широких рапир – «Да еще и один из известных… Вот только как быть с самой фигурой посла? Преступница, повинная в гибели множества наших соотечественников, да еще и находящаяся под приговорами заочно проведенных судов, которыми она могла бы подбить свой кафтан наподобие древнего разбойника, благородного пана Лаща^[89] – это ли не оскорбление высшего порядка со стороны наших милых соседей?».

— «Не знаю о местных порядках, любезнейший. Но ведь вы уже два раза побывали королевским послом при нашем дворе, и ничего – такому козлу даже морду по-нормальному не набили! А чем я, спрашивается, хуже?».

— «Как всегда нагла, груба и невоспитана» — с видимым сожалением покачал головой ле Крайм под дружный хохот сторонников партии короля – «Но боюсь, что ваши покровители забыли, что при должном нарушении дипломатическиого этикета или нарушении достигнутых ранее договоренностей, посол признается персоной нон-грата, и высылается из страны в течение нескольких часов. Думаю, это как раз тот самый случай».

— «Об этом надо было думать раньше, перед тем, как меня приглашать! Причем не только как посла, но и как приватную особу!».

— «О, неужели?» — ехидно осведомился барон. Да, теперь и он стал полным бароном, судя по алой муаровой ленте с золотым тиснением по краям. Его слова были встречены одобрительным гулом слева – «И кто же, позвольте узнать, вас сюда звал?».

— «Ты!».

— «П-простите?!».

 - «Ты звал меня в Грифус!» — возмущенно завопила я, отступая к краю тронного возвышения, и оборачиваясь к собравшимся в зале грифонам – «Ты! Ты требовал, чтобы я явилась в Грифус! Король, которому ты служил, через тебя потребовал, чтобы я прилетела сюда, и поклонилась ему, умягчив его сердце подарком! Поэтому я и прибыла сюда, и поклонилась королю, и даже нашла достойный монарха, любезный его сердцу подарок – все, как у меня требовали грифоны через своих достойнейших представителей, которых выбрали сами!».

— «Кхем… Я свидетельствую, что все было совсем не так! Это приглашение было…».

— «А я призываю в свидетели риттера Корка де Финта – того, что охотился на меня, стремясь доставить своему королю!» — увидев, как смешался мой недруг, я решила бить наверняка. Не зря, ох как не зря называла правду самым сильным оружием наша принцесса. И я била этой правдой наотмашь, наверняка, выкрикивая намертво впаянные в память титулы и имена – «Канцлера Пуиссона Гранд Бека, в присутствии командора Эквестрийской Гвардии, благородного Вайт Шилда из рода Шилдов, клана Шайнинг, потребовавшего меня прибыть к королю! Призываю в свидетели риттеров и всех благородных ваза, что я прибыла по первому же их зову! И нет в том моей вины, что прямая дорога в Королевства оказалась мне недоступной – отбросив отвергнувший меня воздух, я опустилась под землю, и все же достигла поставленной мне цели, представ перед теми, кто ко мне взывал!».

«Ох, милочка! Да тебе просто стихи писать нужно» — вздохнула в моей голове древняя фестралка, когда закончив вдохновенно врать, я отвесила собравшимся вежливый поклон, прижимая к груди согнутое крыло – «Те, что бескрылые обычно пишут у себя на заборах — две буквы древнего алфавита, и знаки высшей математики. Скоро ты и до собственнокопытно написанного без ошибок резюме дорастешь».

«Ну ты и язва!».

«Ну-ну, милочка, не переживай. Только посмотри, на что ты способна, если тебя расшевелить, или лично заинтересовать в происходящем».

— «Так вы согласны даже на суд?».

— «Посол – фигура неприкосновенная во всех цивилизованных государствах! А по всем юридическим вопросам обращайтесь к моему адвокату — Эквестрия, Мэйнхеттен, адвокатская контора «Мэйн и партнеры». Там вас с радостью выслушают, и примут принесенные бит… Ну, разберутся с финансовыми вопросами, я имею в виду».

И вновь шум, без которого, наверное, не обходилось ни одно собрание грифонов. Раньше я думала, что это пегасы самые шумные и буйные существа, но по сравнению с этим сеймом, как обозвала я про себя торжественный королевский прием, самые разнузданные пегасьи банкеты казались скромной вечеринкой для престарелых паралитиков, перенесших третий инсульт. Отступив назад, я предоставила возможность клювастым господам выплеснуть друг на друга всю радость и негодование, скопившиеся у них в зобу, и всласть поорать на оппонентов, хватаясь за рукояти кинжалов, сабель, мечей и рапир. Обернувшись, я заметила старшего сына Гриндофта, когда Хаго фон Гриндофт, облаченный в парадную мантию, появился из-за скрытой за драпировкой двери. На груди у профессора красовалась тяжелая серебряная цепь с подвесками, а под крылом находился тяжелый и длинный футляр, несомненно приготовленный для Фрегораха. При взгляде на меч мне почудился обвиняющий блеск белого шара навершия, которое я когда-то обозвала «противовесом». Кажется, Гриндофт сказал, что его выточили из кости древнего дракона – быть может, отсюда росла обуревающая меня жажда вонзать его в чью-то плоть? В любом случае, теперь это был подарок, и я должна была возвратить его законному владельцу, который бы в полной мере оценил все достоинства этого меча – не то что я, пользующаяся великолепным оружием словно простым инструментом.

Но судя по холодку, пробежавшему у меня под еще недавно державшим его копытом, меч думал иначе.

— «Ваше Высочество!» — я вежливо поклонилась профессору, бросая взгляд на короля, с задумчивым взглядом изучавшего ножны с наполовину извлеченным из них мечом. Я постаралась отбросить весь этот бред, что напридумывала себе под влиянием сказок о волшебном оружии, и задавила странное ощущение недовольства, возникшее при виде чужих лап, касавшихся Фрегораха – «А вы быстро вернулись в столицу. Надеюсь что там, откуда вы прибыли, все хорошо?».

«Надеюсь, охотники на чудовищ больше не испытывают проблем со зверьем?».

— «Вполне, госпожа посол» — столь же вежливо кивнул мне грифон, явно поддерживая мое решение вести себя сугубо официально – «Верный своему долгу естествоиспытателя, я часто путешествую, но теперь дела призвали меня в Грифус. Там, где мне довелось провести с огромной пользой немало часов, все хорошо, причем настолько, что я с радостью ухватился за необходимость вернуться к отцу, пока меня не заставили шить новые мантии для мастеров и их учеников».

«Все в порядке. Но эти оглашенные все же ободрали червя, и на полном серьезе собираются шить себе кожаную броню из шкуры с его задницы, к чему собирались припахать и меня. Поэтому я умыл лапы, и с радостью променял один бардак на другой».

— «Рада слышать, что все закончилось удачно» — ухмыльнулась я, кивком указывая на Фрегорах. Вложив меч в ножны, король положил его на ручку трона, и теперь глядел на меня, словно прикидывая, отрубить голову сразу, или же настрогать тонкими ломтиками, проверяя, не затупила ли я ценный артефакт – «Как и обещала, я донесла его адресату. Возвращаю законным владельцам. Я взяла его из лап разбойников, но теперь, пройдя через банки ростовщиков, он возвращается к вам чистым и незапятнанным прегрешениями прежних владельцев. Это подарок маркиза, но я хочу сказать от себя – берегите его. Это доброе оружие, и оно заслуживает достойного владельца».

— «Она говорила это и мне, отец» — пожал плечами младший из двух Гриндофтов в ответ на недоумевающий взгляд короля – «С вашего разрешения, фрау, вы повторяете эту мысль каждый раз, словно пытаетесь убедить в ней больше себя, нежели нас».

— «Помнишь, что я говохил тебе о таких мечах, Скхаппи?» — усмехнулся король в ответ на мой полный искреннего непонимания взгляд – «Как ты тумаешь, почему этот новоявленный пхавитель Пизы вдхуг хешил его отдать?».

— «Ну, он сказал, что меч не подошел никому из его окружения, да и выглядел слишком невзрачно, несмотря на заверения банкиров в том, что он был напитан грифонской алхимией…» — запнувшись, я подумала, что это не совсем те слова, которые ждут от дарителя, или его посланника – «Но я уверена, что это отличный клинок!».

— «Он пришелся тепе по ноге?».

— «Удобнее, чем что-либо. Правда, мне кажется, он предназначен скорее для колющих ударов».

— «Неудивительно…» — удовлетворенно кивнул тот, внимательно разглядывая бурлившую в зале толпу. Грифоны орали, грифоны стучали лапами, грифоны хватали друг дружку за грудки – в общем, шли нормальные, истинно демократические выборы, а не то вялое представление для обывательских глаз, которое устраивали правительства в прошлом, и наверное, в настоящем. Мне вспомнилось, с какой усмешкой вспоминал Древний прочитанные некогда материалы о первых законодательных собраниях его страны. Решив собезьянничать, и ввести у себя истинно демократический институт в том виде, как он описывался наукой, правители столкнулись с тем, что депутатов приходилось рассаживать так, чтобы те не смогли не только дотянуться, но и доплюнуть друг до друга. А когда демократия была с приставкой «псевдо», все было гораздо спокойнее и представительнее — зачем плеваться и переживать, когда все уже известно заранее, и решено в кулуарах дворцов? Так что передо мной разворачивалась настоящая, незамутненная демократия во всей ее страшной красе, поэтому мне не пришлось далеко ходить, устраивать приемы или конференции, о чем я немного переживала, страшась оказаться один на один с какими-нибудь акулами политики и торговли. Вместо этого мне пришлось перекрикивать клювастых говорунов, почему-то решивших, что с особой эквестрийского посланника нужно общаться исключительно ором. Впрочем, винить в этом я их не могла – такой шум стоял вокруг нас. Появлялись и распадались фракции, собирались и разругавшись, разбегались союзы – это был самый обычный базар, на котором царил самый настоящий торг, направляемый двумя группировками, и я заметила, что мало-помалу, правые начали уступать, все чаще взрываясь нестройными воплями вместо своего растерявшегося представителя, в то время как фракция, собравшаяся возле левой стены, казалась более спаянной, монолитной, направляемая лапами опытных политиков и магнатов, чьи гордые профили невозмутимо взирали на происходившее в зале. Участок вокруг тронного возвышения неумолимо сужался, когда сдавшиеся присоединялись к бывшим соперникам, или уходили на балконы, сокрушенно качая головами. Я плохо понимала, о чем идет торг, мгновенно потонув в потоке дат, названий городов и поветов, а также заключенных когда-то договорах. На моем месте должен был быть настоящий дипломат, и не один, а вместо этого мне приходилось лишь пожимать плечами всякий раз, когда кто-нибудь пытался воззвать ко мне, апеллируя к каким-нибудь датам или древним договорам.

— «Видите, Ваше Высочество? Все происходит именно так, как я и предсказывал» — поклонившись, доверительно проговорил ле Крайм. Новоиспеченный барон не зазнался, не надувал торжественно щеки, и не выпячивал грудь, служа памятником самому себе, как многие магнаты у левой стены, а внимательно приглядывал за этим птичьим базаром, но почему-то он казался мне гораздо опаснее, чем его распушившиеся соотечественники – «Конечно, факт просроченной платы за Кантерлот теперь является всего лишь историческим анекдотом, но как говорится, зернышко к зернышку, верно?».

— «Эй, вы там что, Кантерлот делите, что ли?» — обернувшись, охренело поинтересовалась я – «А не рано ли начали, господа? Я, между прочим, все слышу и знаю, где вы живете!».

 - «Нет. Это просто политическое недоразумение» — вальяжно ответил мне бывший баронет. Меня позабавило, что он снизошел до ответа, но следующая фраза расставила все по местам – «Боюсь, что речь идет совсем не о нем. А о короле, который допустил это недоразумение, на которое последовал очень тонкий и остроумный ответ, в результате которого Грифоньи Королевства лишились последнего выхода к морю, а Гриффонстоун превратился в помойку, которой пугают непослушных грифонят».

— «А при чем тут…».

— «А посмотрите на эту генеалогию, дорогая» — ле Крайм ткнул когтистым пальцем на стену, где был вывешен огромный плакат, на котором множество линий соединяло миниатюрные портреты, сливаясь в одну, ведущую прямиком к имени нового короля – «И вам станет ясно, что воцарившийся в наших королевствах род уже принес немало бед Грифусу и грифонам».

— «Как-то ты слишком смело это говоришь» — покосившись на нахохлившегося короля, буркнула я, вызвав саркастическую ухмылку у стоявшего рядом грифона.

— «Я просто предупреждал, что именно к этому все и придет. Несмотря на все мои заслуги и попытку предотвратить этот плебисцит^[90], заседание Ландтаага все же произошло, и речь короля не удовлетворила лордов. Поэтому стойте и наблюдайте, как рушится все, что было создано за эти годы».

— «Вы забываетесь, ле Крайм! Я все еще король!» — сердито каркнул со своего места Гриндофт. Понизив голос, он с негодованием поглядел на издевательски поклонившегося ему грифона – «Ле Крайм… Ты вознесся благодаря мне, и так отблагодарил за предобрейшее?».

— «А он сейчас скажет, что это было «прогрессивное решение, объективно соответствующее текущему моменту». Не так ли?» — зло фыркнула я, зыркая по сторонам. Пожалуй, я ошибалась, и это был не прием, и не заседание местного совета правителей входящих в государство земель – это был вотум недоверия королю, и поскольку окружающие вели себя так, словно этого самого короля и не существовало, я решила, что пора бы напомнить и о себе, раз уж этого не собирались делать эквестрийские дипломаты. Собравшись на самом дальнем балконе, облаченные в строгие официальные пиджаки, эти пони настолько старательно делали вид, что не имеют никакого отношения к происходящему, что я решила, что их непременно нужно будет вознаградить, и лично выдать каждому орден, с размаху пришпилив его толстенной булавкой к груди. Или даже гвоздиком, да потолще – «Ваше Величество, разрешите произнести короткую речь перед собравшимися господами?».

— «Боюсь, здесь у вас слова нет» — вновь гадко ухмыльнулся ле Крайм – «И я бы советовал приберечь свой голос для суда. Поверьте, там он вам понадобится».

— «Разрешаю» — королю пришлось строго поглядеть на герольда, прежде чем тот разинул свою огромную пасть, огласив раскатами голоса громаду шумевшего зала.

— «Спасибо. Господа, товарищи, братья и сестры…» — едва отгремели под сводами раскаты громового вопля, призывавшего к тишине, я спустилась с тронного возвышения, и двинулась вперед, в подающуюся и расступавшуся передо мной толпу. Сумасшествие? Быть может, если бы я была голышом. А вот в полной выкладке для штурма, как уже неофициально называли подобного рода броню, я чувствовала себя естественно, словно и не было этих тяжелых, сковывающих движение доспехов и плотного поддоспешника. Что ж, в чем-то маэстро фехтования был прав, и мало кто сразу мог понять, как меняет нас наша одежда – «… Друзья мои, птицеголовые. Многие в этом зале знают, кто я. Если кто-то еще не знает – пусть ему объяснят, я подожду».

По залу вновь прокатились крики и гвалт. Я терпеливо подождала, пока орущие не утихнут, и пару раз хлопнула крылом по голове особо буйных, решивших поорать какую-то кричалку на новогрифоньем прямо мне в морду, после чего продолжила говорить – «Так вот: я понемногу начала понимать происходящее, и знаете, что? Я с вами согласна, и поддерживаю все, о чем вы говорите» — дождавшись, когда бурлившее в толпе возмущение понемногу сменится удивленным гулом, я развернулась, и удобно уложив крылья на спину, пошла вдоль рядов короля – «Вы считаете, что с приходом Его Величества Килтуса фон Гриндофта Третьего ваша жизнь изменится к лучшему, и вы сможете подняться, с его приходом получив заслуженную награду, за которую вы проливали кровь, и стирали лапы неподъемной работой. Что он будет лучшим королем, чем те, что были до него. И я считаю, что вы правы».

— «Эквестрийский посол высказался в поддержку монарха! Еще яснее заявить о предательстве, вызревшем под сенью Короны, было бы просто невозможно!» — напрягая связки, заорал один из вельмож. Оглянувшись, я заметила взгляд ле Крайма, которым тот обменялся с важными левоцентрийскими господами. Похоже, Гриндофт был прав, и этот грифон служил сразу двум господам, как и он, вынашивая свои, далеко идущие планы – «Ле трейзон, братья! Измена!».

— «С другой стороны, есть те, кто думает, что королю нужно уйти» — дождавшись, когда в зале установилось какое-то подобие тишины, я направилась к толпе, кучковавшейся слева. Часть грифонов при моем приближении даже подалась назад, словно увидев приближающуюся акулу – «Те, кто желает смены династии, думая, что королевская власть пошатнулась, и предлагая свои кандидатуры – вон, как мнутся в углу достойные ваза со свитками генеалогий в лапах. Что ж, я считаю, что это достойная цель – и слабый, не способный править монарх должен уйти. Поэтому я поддерживаю ваши стремления».

Даже не поворачиваясь, я ощущала, как взгляд короля и его немногочисленных сторонников буравил мой затылок. Не самое приятное ощущение, поверь мне, Твайлайт.

«Ты же понимаешь, что дело идет к мордобою?».

«Пффф! А почему бы и нет?» — подумала я, медленно двигаясь в сторону помоста, по дороге подарив угрожающий взгляд барону ле Крайму в ответ на его презрительную мину – «Знала бы ты, как проходили выборы понтифика в Риме… А тут что? Ни одного отравленного, ни одного замурованного заживо, не говоря уже о заколотых, задушенных, и просто пропавших. Не выборы, а детский сад^[91]».

— «Так как же нам преодолеть это противоречие?» — поднявшись по низким и широким, под лапу грифона, ступенькам, я вновь обернулась, уткнув свой лучший примипильский «Я знаю, где вы живете, если что!» взгляд в шумевшую толпу благородных птицельвов – «Конечно же, я просто глупая кобылка, и не могу соревноваться умом и сообразительностью с магнатами, благородными риттерами, владельцами рудников или титанами лесозаготовок… Вот только эти умные и сообразительные довели Королевства до точки, за которой лежит пропасть! Что мешало требовать не свержения короля, например, а расширения должности какого-нибудь канцлера, а? Обозвать его попышнее – королевским, или «коронным» канцлером, например, после чего делегировать ему часть власти, наделив правом управлять исполнительной или судебной ее ветвью. И чтобы выбирали его простые ваза, всеми королевствами, сообразуясь с умом и совестью. Тогда у королевской власти появится сильная оппозиция, выражающая точку зрения и простого народа, и торгового сословия – в противовес сословию высшему, обычно, толпящемуся возле трона. Король умен, силен, и пользуется поддержкой в народе – и канцлеру остается непыльная работенка главного министра. А если династия ослабела – канцлер становится номинальным главой государства, выражая интересы всего народа, тогда как королю остается выполнять представительские функции, и быть тем знаменем, вокруг которого сплотится народ, если придет беда. Подумайте об этом, господа дворяне и благородное сословие ваза! Подумайте, но учтите, что беда уже пришла, и мы должны сплотиться вокруг знамени, каким бы потрепанным и старым не выглядело оно. Чудовища рвут на части ваши земли! Тьма надвигается с востока, и уже захватила Талос! Подниметесь ли вы, дадите ли ей отпор – или продолжите грызться в склоках, пока враг не протрубит у ворот?!».

«Толпу метафорами не завлечь. Говори проще, громче, на чувства дави!».

— «Грифоны вы, или жалкие тряпки?!» — раскинув крылья, уже во всю глотку завопила я, вняв предостережениям Найтингейл, покрывая своим голосом поднявшуюся бурю из голосов. Соглашающиеся, протестующие, отвергающие и поддерживающие, они слились в грохот прибоя, на фоне которого я выкрикивала злые, провокационные, будоражащие сердца и головы слова – «Я, простая кобылка, обремененная родственниками и детьми, столкнулась с монстрами и тем, кто их ведет! Дважды мы видели Великого Пожирателя – Орзуммата, и пока вы здесь орали, убили двух его сильнейших слуг, распластав на части, и выдрав из глоток сердца! Неужели грифоны окажутся слабее, чем пять десятков самых обычных легионеров?!».

«Не «мы», а ты, моя дорогая. Не забывай, что упускать случай создать себе репутацию нельзя. Мелкие подвиги забываются, словно вспышки сгорающих звезд».

— «Жалкие вы тряпки, или грифоны, в конце-то концов?!».

И снова шум. Снова крики. Но на этот раз собравшиеся в зале кричали и спорили друг с другом, не делая различия между тем, кто и к какой партии принадлежит. Вброшенные мною слова поселили смущение в умах и душах грифонов, а обещание возможности биться, а не убегать, заставляло все больше и больше горластых выборщиков подступать к своим вождям, требуя защиты для их городов, поветов и даже отдельных местечек. Сама того не желая, я посеяла настоящий хаос в доселе стройно, хотя и бурно идущем заседании Ландтаага, и на секунду задумалась, что какие же линии прошлого, какие аллели^[92] сошлись воедино во мне. Не была ли я попросту генетической помойкой, образовавшейся за сотни лет этого странного и жуткого эксперимента принцессы? Тогда это объяснило бы тот испуг, который на секунду промелькнул на их мордах, когда повелительницы четвероногого народа узнали о моем намерении размножаться – пожалуй, еще одну Скраппи Раг Эквестрия бы не перенесла.

— «Ловко, клянусь Хруртом!» — презрительно выдохнул ле Крайм, когда я вновь обернулась к королю – «Похвалили. Сделали вид, что разделяете устремления и противников, и сторонников короля. А потом ткнули клювом в насущное – в самый помет. Умно, даже остроумно. Ну, да кто хозяйка…».

— «Советую всегда помнить об этом» — огрызнувшись на выпад бывшего посла Грифоньих Королевств, в этот самый миг, на радость одной царственнокрупой интриганке бодро трещавших по швам, я оглянулась, и посмотрела на зал. Занятые спорами, грифоны мелькали перед глазами всполохами модных одежд, взмахами лап и разинутых клювов, но где-то на периферии зрения все еще маячил какой-то предмет, серебрящийся в памяти и в глазах какой-то мыслью, воспоминанием, которое я хотела бы забыть навсегда – но не смогла. Вместо этого я выкопала котлован, в котором устроила железобетонный бункер, где похоронила их, насыпав сверху холм, на котором построила дом и поселилась в нем, словно недреманный страж. Но теперь, когда дом разрушился, холм превратился в кратер, на дне которого курились ядовитым дымом обломки казалось бы нерушимых конструкций, мое прошлое вновь подняло голову, и преследовало меня с яростью оголодавшего маньяка, показывая свою уродливую морду из-за каждого угла. На этот раз это были сотни блестящих густым, серебряным блеском нитей, свивавшиеся в десятки забавных цепочек, из которых состояло нелепое украшение, ошейником сидевшее на шее серого пони. Не думая в тот миг ни о чем, я ударила крыльями, и двумя гулкими ударами отправила себя на балкон, приземлением заставив отхлынуть от ограждения собравшихся там клювастых парламентариев, устроивших великолепную груду возле захлопнувшейся двери. Но словно этого было мало, брошенный мною взгляд на короля, вокруг которого уже толпились подозрительно немногочисленные хранители тела, вдруг зацепился за толстую, укутанную в бархат фигуру, скрывавшуюся за спинами важных магнатов, и не видимую с тронного возвышения, но открытую всему остальному залу.

— «Бек! Ssuka, Гранд Бек, паскуда уродливая!» — заорала я, едва ли способная перекричать поднявшийся гвалт. Да, это был экс-канцлер Короны, Пуиссонт Гранд Бек, сидевший в не слишком удобном, но выглядевшим важным кресле с высокой резной спинкой. От короля его прикрывали спины прочих магнатов, важно глядевших на собравшихся в зале сторонников и противников короля, но сам он был преотлично виден остальным грифонам, за которыми следил блестящими, на выкате, глазами, топорща выкрашенные в белое и красное перья на тщедушной груди, размеры которой компенсировались разве что объемом затянутого в желтый атлас живота – «Башку этого ублюдка! На блюде!».

Разрывалась между двумя стогами сена, как один античный осел, я заколебалась, но все же смогла выбрать тот, что казался мне важнее и ближе. Решив, что с экс-канцлером можно будет разобраться и позже, независимо от того, кто кого победит, я перепрыгнула через кучу, барахтавшуюся у дверей, и ударом плеча выбила жалобно хрустнувшие створки, за которыми оказался какой-то длинный коридор. В конце него закрывалась еще одна дверь, за которой я увидела мелькнувшие синие пряди хвоста, и разъярилась еще больше, с грохотом ударившись о новую преграду. Эти двери были сделаны на совесть, и сколько бы я ни ломилась в трещащие створки, никак не хотели мне уступать. Отступив на несколько шагов назад, я оглянулась, и ощерившись, ударом крыльев послала себя прямо в окно, прикрывая голову передними ногами, сложенными у груди. Даже не знаю, как я вообще додумалась до такого, с моей патологической боязнью высоты, но вспоминая произошедшее, я вполне отдаю себе отчет в том, что в тот момент не думала абсолютно ни о чем, превратившись в кусочек бушующей ярости, плотно упакованной в штурмовые доспехи. Сделав в воздухе полукруг, я точно таким же образом попала за запертые двери – попросту влетев в расположенный за ними коридор. Тот был пуст, и я начала распахивать одну за другой все встречавшиеся мне двери, действуя то копытами, то плечом, в поисках старого недруга заглядывая в расположенные за ними покои. К счастью, закрытых дверей на моем пути не наблюдалось (или я просто их не заметила), а к несчастью – во всех комнатах не было никого, кто отдаленно напоминал бы одного из троих содержимых, похитивших когда-то из кантерлотского театра одну глупую пятнистую кобылку. Конечно, я не заглядывала под каждую кровать, в каждый ящик и шкаф, но понадеялась на то, что у мерзавца не было достаточно времени, чтобы спрятаться достаточно хорошо, не потревожив при этом обстановку покоев – и не распугав находившихся в них гостей.

«Где же ты, тварь?!» — тяжело дыша, подумала я. Коридор заканчивался стеной со статуей какого-то важного грифона, и мне оставалось лишь метаться от одной двери до другой, заглядывая в комнаты, и пытаясь отогнать предательскую мысль о том, что я крупно облажалась, и вновь позволила призракам прошлого вылезти из своей головы.

«Не думаю. Для призраков этот пони слишком быстро убегал, достаточно материально хлопая дверьми на ходу».

«А говорят, что призраки умеют хлопать дверями, выть, и цепями звенеть…».

«Пока я слышу только звон своих безжалостно истязаемых нервов!».

«Ну, вот! А говоришь, что звенеть не умеют».

«О, как я тебя порой ненавижу!» — мысленно препираясь в уме сама с собой, я двинулась по коридору. Первый запал погони прошел, и я начала понимать, что обыскивать каждую комнату я могла бы до следующего дня. Но и в то, что отсюда не было другого выхода, я не верила, познакомившись с системой проходов для персонала в кантерлотском дворце, поэтому бодро порысила вперед, прислушиваясь, не донесется ли откуда-нибудь звук открывающейся двери, или, к примеру…

«Ты слышишь?».

— «Да» — выдохнула я, ощутив, как тревожно забилось сердце. Где-то впереди, из-за одной из последних дверей, доносились голоса, то громче, то тише разносившиеся по коридору. Визгливый говорок жеребца я не узнала, в то время как два другие принадлежали кобылам, и если первый показался мне смутно знакомым, то второй я не узнала, но поневоле замедлила шаг, вслушиваясь в приятный голос, что-то дерзко выговаривавший гундосящему собеседнику. Его тембр, интригующая хрипотца и легкое грассирование заставило мое сердце сжаться от зависти, когда я вспомнила, что сделали с моим собственным голосом лютые морозы и проливные дожди, поэтому ноги понесли меня не прямо к двери, а к статуе в конце коридора, из лап которой я выдернула здоровенный грифоний цвайхендер. Как говорили мне многие пони, включая и наших принцесс, грифонов считали заядлыми милитаристами, но только сейчас я поняла, насколько они были правы, ведь даже бутафорский, казалось бы, меч, со скрежетом выдравшийся из каменных лап, был остер, как и перед первым своим боем, а на едва заметные обрывки зацепившихся кое-где нитей явно давали понять, что блестевшее лезвие протирали регулярно, со знанием дела, и от души. Что ж, это давало мне лишний повод порадоваться за этих крылатых птицекошек, признающих лишь яркие чувства, настоящее вино, и самые настоящие мечи и доспехи, ведь кое-чем из этого собиралась воспользоваться и я.

— «Алло, Галочка? Потрясающая новость!» — весело проорала я, с грохотом вламываясь в двери покоев, жалобно хрустнувшие под ударом моего плеча – «Сейчас ты умрешь!».

Как обычно, в такие моменты время сжималось, разбиваясь на короткие, рубленные фрагменты, похожие на взмахи меча. Охватив взглядом неплохо обставленную комнату, в которой обнаружилась часть моего семейства в виде Грасс и детей, я остолбенела. Переведя взгляд на серого земнопони, на морде которого появилось злобно-испуганное выражение, делавшее его похожим на затравленную крысу, я снова взъярилась, одним непрерывным движением выхватывая стальную оглоблю из-под крыла. И наконец, ошарашенно замерла, увидев скрывающуюся за портьерой фигуру – облаченная в зеленый плащ с изумрудной фибулой на груди, она на мгновение остановилась, пропуская рванувшегося в скрытый проход жеребца, и задорно улыбнувшись, скрылась за опустившейся занавесью, махнув на прощание черно-белым хвостом, оставив меня недоуменно пялиться вслед убегающим негодяям, одного из которых я готовилась лично разрубить на куски. Не буду клясться или уверять тебя в этом, Твайлайт – я просто знала, что сделала бы это даже в присутствии принцесс или короля… Но внезапно обнаружила, что не имела никакого желания нападать на странную незнакомку, так ловко подделавшую мой образ, что даже король не сразу раскусил эту дрянь, если верить слухам и недомолвкам грифонов. Ощущение, похожее на то, что посетило меня в наполненном туманом сне, вновь сжало голову и навалилось на плечи, заставляя опустить занесенную ногу, готовую швырнуть тяжелый меч, словно копье, пусть даже не раня, а просто сбивая с ног беглецов. Что-то странное творилось вокруг, события шли мимо меня, и я никак не успевала ухватить их за хвост. Вот и теперь — казалось бы, догони серую гниду, с оттягом, хекая, рубани мечом по ногам, и вглядываясь в черные глаза, вонзи меч в такое же черное сердце. Сколько зла он успел причинить? Сколько мерзостей сделать? Задержавшийся в этом теле лишь благодаря ошейнику, надетому на него незабвенным профессором Брайтом, он уже несколько лет назад должен был отправиться в Колодец Душ, прекратив терзать своим присутствием это несчастное тело – и вот, когда он почти оказался у меня в копытах, вновь что-то помогло ему уйти!

«Не что-то, а ты сама, дорогуша. Но сама история обещает быть невероятно захватывающей, если кто-то соблагоизволит перестать темнить, и расскажет ее от начала и до конца».

«Позже» — нахмурившись, я уставилась на Грасс, с недоумением глядевшую то на меня, то на занавесь, за которой скрылась незнакомка. Из-за ее спины выглядывали любопытные головки детей, как мне показалось, с опаской таращившиеся на вернувшуюся мамашку, явно собиравшуюся вновь тиранить своих домашних – «Грасс, что вы тут делаете, вообще?!».

— «Мы? Это же ты сказала, что мы теперь в безопасности!» — возмутилась зеленая земнопони, явно не спеша бросаться в объятья своей спасительнице – «Не подходи! Что вообще происходит? Кто из вас двоих Скраппи Раг?».

— «А это не заметно?» — фыркнула я, отбрасывая в сторону меч, с грохотом приземлившийся возле камина. Кажется, наличие оружие у меня в копытах нервировало сводную сестру, хотя почему – я не совсем понимала, ведь после повторной стажировки в Обители совершенно справедливо считала, что голыми копытами можно сделать не менее больно, чем любым из клинков – «Ладно, рассказывай».

— «Вы пошли на этого важного и злого грифона, а мы побежали обратно в сад» — если Грасс и хотела продолжить со мной препираться, выясняя, кому тут что чудится, или у кого двоится в глазах, то быстро передумала, наткнувшись на мой кипящий возмущением взгляд – «Сначала деревья нас не пускали, но потом твой муж посадил себе на спину детей, и ветки перестали нас отталкивать. Мы оказались в какой-то беседке – там было очень красиво, все светилось и переливалось из-за ветвей, которые окутывали беседку…».

— «Ясно. Дальше» — отбросив в сторону плотную ткань, я несколько раз ударила плечом в дверь. Бесполезно – кто-то предусмотрительно оборудовал ее могучим засовом и механизмом, найти который я не могла, но все же принялась шарить копытами по обе стороны от двери в поисках скрытого переключателя. И почему во всяких тайных местах никогда не делают большую красную кнопку?

— «Потом мы долго шли по коридору под землей, и поднимались по лестнице. Было темно, но твой муж сказал не пытаться что-то нащупать, а идти вперед. И что опасности не было».

— «Ладно. Ну, а тут-то вы как оказались?».

— «Вот я и рассказываю – по этому тоннелю мы пришли в королевскую опочивальню…».

— «Тоннель, ведущий туда, где король наиболее уязвим? В целом, логично» — бросив шарить копытами по стене, прищурилась я на кобылку – «А почему ты подумала, что пришла в королевский блудуар?».

— «Может быть, потому, что я служу во дворце?» — понемногу успокаиваясь, иронично отозвалась Грасс. Увидев, что пропахшая потом, железом и злобой кобыла вроде бы не собирается набрасываться на них и есть, жеребята выкатились из-за ее спины, с недоверием и опаской осматривая, обнюхивая, и даже пробуя на зуб мою новую красивую тунику – «Или потому, что в этом зале обнаружилась большая королевская кровать?».

— «А может, там еще и королевская любовница обнаружилась? Ну, чтобы точно с дороги не сбиться?».

— «Как хорошо, что ты первая об этом упомянула!» — съехидничала зеленая земнопони – «Не знаю, кем королю приходилась эта дама, но она там тоже была, и даже любезно подсказала, где мы находимся».

— «Ну, а потом?» — пинками гоня из головы образ Греты ле Гранд, счастливо посвистывающей в королевской опочивальне под сжимающим ее в объятьях королем, поинтересовалась я, даже не удивившись раздавшемуся в голове перезвону веселого смеха.

— «Потом мы встретили тебя. Точнее, ту, другую тебя. Ты, то есть, она, сначала удивилась, потом обрадовалась, и потащила нас в эти комнаты».

— «Чаем напоила…».

— «Ревнуешь?» — прищурилась на меня Грасс, не спеша покидать диванчик, словно пытаясь укрыться на нем ото всех свалившихся на нас бед. На столике рядом с нею я заметила несколько чашек, и опустевшую вазу с крошками печенья, молчаливо свидетельствующую о набеге моих троглодитов – «Она сначала удивилась нашему приходу, но мы ничего не успели сообразить, как твой муж погнался за каким-то большим синим земнопони, а она привела нас сюда, и…».

— «Графит погнался за Стивом?!» — я бросила шарить глазами по стенам, и взволнованно метнулась к дверям – «А Кавити? Я оставляла с вами десяток бойцов!».

— «Когда Графит убежал, ты – то есть, она – заявила, что от твоей подчиненной дурно пахнет, и отправила ее мыться, приказав не возвращаться, пока та не станет пахнуть вкусно, как весенний луг. Кажется, эта пегаска была несогласна, но все равно отправилась в покои дальше по коридору, чтобы нам не мешать».

— «Охренеть! А остальные дебилы куда провалились?» — выглянув в коридор, я оценила количество выходящих в него дверей, прикинула шумоизоляционные свойства старого камня… Да, тут можно было устраивать учения кавалерии без риска кого-нибудь разбудить – «Неужели вместе с нею отправились?».

— «Когда ушла эта Кавити, ты – то есть, конечно же, она – заявила, что не собираешься приветствовать короля с такими грязными и оборванными пони, и послала их…».

— «Мыться? Или nakhuy?!».

— «Стричь бабки» — с чопорным видом ответила Грасс.

Несмотря на всю серьезность происходящего, на всю грозившую нам опасность, я вначале вытаращилась на зеленую земнопони, не сразу поверив своим ушам, а потом захихикала, в конце концов зайдясь в коротком, злом смехе, оглашавшем длинный, изгибавшийся коридор на всем протяжении нашего пути обратно в главный зал замка. Да, у ссучки явно был стиль и хорошо подвешен язык, если та смогла уболтать не только рядовых легионеров, но и тех пони, что я считала приближенными к себе. Впрочем, после той стычки, я совершенно не удивилась тому, что Кавити не стала раздумывать над приказом, и ее появление на нашем пути, обернутой в розовые полотенца и пушистые накопытники, заставило меня зайтись поистине сатанинским хохотом, услышав который, подчиненная Рэйна мигом исчезла в ближайшей двери – только тапочки и мелькнули. Не слушая глупых вопросов, я погнала своих недогадливых родственничков в зал – я не собиралась оставлять их на милость особо опасных маньяков, как оказалось, стадами разгуливавших по дворцу, поэтому притащила прямо к тронному возвышению, воспользовавшись незамеченной в спешке лестницей, ведущей к расположенным за троном дверям. Охранявшие их грифоны отсутствовали – они все были там, в зале, стоя в жиденьком почетном строю неподалеку от короля, а на деле, готовясь выйти вперед, навстречу представительной делегации, собравшейся в центре зала.

Что ж, теперь я видела, что мое отсутствие не осталось незамеченным. А может, они его и ожидали. Увы, я не училась на своих ошибках, и даже получив урок от Гриндофта-младшего, так его и не усвоила. Я не осталась в зале, убежав искать серого земнопони, и даже зная, что там находился старый недруг пони, выдача которого была одним из первых моих условий, все же бросилась за Моу. Или его звали Мо? В целом, это было не важно – я завалила элементарные, казалось бы, переговоры, позволив противникам выступить, и в свой черед, приготовленными аргументами разнеся все, что я попыталась изобразить своим писком. Надавив посулами, богатством и авторитетом, они легко сломили сопротивление, и теперь готовились приступить к основному действию этого спектакля – свержению короля.

— «Ваше Величество!» — патетически воскликнул баронет, неведомо какими путями ставший бароном. Отойдя немного в сторону, он встал чуть в стороне, так, чтобы не оказаться в одной шеренге с приближающимися герцогами и графьями, но в то же время повернулся к трону, отвесив глубокий поклон королю, став похожим на отколовшегося от стаи хищника, поджидающего вспугнутую остальными добычу – «Позвольте мне высказаться. Мне кажется, что все происходящее лишь дурной сон! Слова короля о том, что он не стремится к абсолютной монархии, упали на мое исстрадавшееся сердце подобно целительному бальзаму. Сама природа, сами горы и долы склоняли слух к избраннику грифоньего народа, и только самое высохшее, зачерствелое сердце не трепетало от умиления, и лишь самые бесстыдные глаза не проливали над ними потоков слез! И потому я абсолютно не верю в то, что безо всякой причины король нарушил заповеди, изложенные в основополагающих документах наших Королевств! Должна же быть для этого причина, не так ли?».

— «Король не подписывал хартий!» — нахмурившись, каркнул Гриндофт. Его лапа легла на рукоять Дайнслейфа, все так же мирно стоявшего возле трона в резных, деревянных, потемневших от времени ножнах – «Я пхишел к власти «Де дроу дивайн» — по высшему пхаву, взяв в лапы Дайнслейф! Ни один из вас не хискнул возхазить мне! Ни один из вас не бхосил мне вызов до кохонации! А теперь же, воспользовавшись отсутствием вехных мне риттеров, сдехживающих вхага на востоке, вы, словно стая гохных шакалов, хаздихаете отчизну на части?».

— «Мы протестуем против нарушения природных прав ваза!» — одышливо завопил экс-канцлер. Наткнувшись на мой пристальный взгляд, которым я провела от кончика его клюва до кисточки на хвосте, словно могильщик, снимающий мерку для гроба, он выпятил украшенную лентами грудь, давая понять, что ничего не боится. Но все же слегка задержался, словно случайно сбившись с шага, которым к помосту подходили разрешенные законом бунтовщики – «Из лучших представителей Ландтаага должны быть избраны сенаторы, и король должен править, опираясь на их мудрый совет! Четвертая часть доходов короля должна быть потрачена на войско, и без согласия Ландтаага и советов ваза король не имеет права ни начинать войну, ни заканчивать ее каким-то там «миром»! Поглядите все, сколько же статей Артикулов было нарушено! Сколько природных прав ваза было попрано! И теперь, словно плевок нам на грудь, сюда пробралась эта коварная интриганка, принеся с собой «волю принцесс»! Разве это не конец всего мира?!».

— «Беда! Погибаем! Измена!» — вновь взорвался воплями зал, и я с разочарованием увидела, как отступают, с недоумением разводя крыльями, те, кто еще не так давно драл глотку за короля. С выражением удивления, они начинали переговариваться, и я буквально слышала этот гул, складывавшийся в слова «Абсолютная власть?! Так вот в чем тут дело…».

— «Враг на востоке! Сен Дро пал!».

— «Нет! Еще не пал! Они не бегут!».

— «Еще как побегут! Пойдут по примеру Талоса!».

— «Вспомните о Албре Первом!».

— «При короле Албре погибли все ваза!» — надрывались зазывали за спинами главарей. Зазывал, которых не было у нас. Распространителей слухов, наушников, шептунов, распространителей слухов, и прочая, и прочая, и прочая. Тех, кто так нужен вот на таких вот съездах – «Измена, братья! Измена!!».

— «Изменивший отчизне тиран обязан уйти!» — напрягая голос, взвизгнул Гранд Бек, уже в открытую ухватившийся за длинную рапиру. Свое оружие он носил параллельно земле, поэтому при попытке подняться на задние лапы, чтобы удобнее выхватить его, разорвав пышный бант, перевязывающий рукоять, он едва не напоролся на собственное оружие – «Да здравствуют природные привилегии ваза! Да здравствует Ландтааг!».

— «Vsya vlast sovetam!» — заорала я в ответ. Оружия у меня не было, и я медленно отступала на возвышение перед троном, пока не уперлась спиной в реденький почетный караул. Разодетые в церемониальные доспехи и вооруженные церемониальными, раззолоченными протазанами, они скрыли от меня Гриндофтов, детишек и Грасс, готовясь до последнего защищать короля. В принципе, я бы не удивилась, узнав, что почетный эскорт короля тоже сменился, причем прямо перед заседанием Ландтаага – «По какому праву вообще опальный преступник находится здесь?!».

— «Ун дер Кёнинг абсолют, вэр эн узарт Виллен тут! Король правит, пока выполняет нашу волю!» — громко вскричал что-то на старогрифоньем еще один жилистый, настолько худой и мослатый грифон, что его дорогое платье висело на нем, словно на вешалке – «По праву, закрепленному в избирательной капитуляции! По праву, закрепленную в священных Артикулах!».

— «Видите, Ваше Величество?» — с настолько скорбным видом пробормотал ле Крайм, что его пантомимой не обманулся бы даже жеребенок, а не то, что неприятно ухмыляющаяся грифонка, шедшая в рядах заговорщиков с двумя изящными и длинными кинжалами, проволочные ножны которых казались замысловатыми украшениями на платье – «Это было неизбежно. Теперь власть возьмут сильные – по естественному, присущему каждому грифону праву. Ну и по праву сильного, в конце концов».

— «Что ж, это работает в обе стороны, верно?» — ощерилась я, нехорошо глядя на новоявленного барона. Пусть все пошло наперекосяк, и мало соответствовало образам в моем сне, но я верила, что Графит и его скользкий дружок успеют прийти к нам на помощь. Нужно было просто продержаться – и я намеревалась сделать это, даже ценой своей жизни — «Юс Талионис, как говорили древние. «Право на равное возмездие». И сегодня мы все испробуем его до конца!».

— «Ваше Величество, эти господа настроены очень решительно» — быстро проговорил ле Крайм, глядя на уверено выступавших вперед дворян, за спинами которых, словно хвост, потянулись не самые приметные личности в не самых дорогих и броских камзолах. Вот только оружие и повадки у них были гораздо опаснее, чем важно шествующие впереди главари – «Быть может, стоит преклонить слух к их требованиям, и соответствующими эдиктами признать их природную власть, умягчив, таким образом, сердца несогласных? Я верю, что все это происходит из-за простого недопонимания, и готов лично произнести на примиряющем пиру такую прочувствованную речь, что от нее расплачется даже камень!».

— «На своих похоронах ее каркнешь» — прошипела сквозь сомкнутые зубы я, резким движением головы отбрасывая в сторону опустившийся на глаза локон. Скосив глаза, я уже приметила торчавший сбоку протазан, похожий на помесь копья с трезубцем, и мне оставалось его только схватить, посылая в грудь ближайшему умнику, рискнувшему первым подняться на помост. История шла по спирали, и как наяву я увидела зал с огромной лестницей и ворочавшейся в нем толпой, бившейся во славу и ради благосклонности короля, защищая свои исконные права против внешних врагов, и друг друга.

Вот только теперь уже я стояла на ее вершине, и уже было готово оружие, которое отыщет дорожку в броне, отправляя меня на свидание с теми, кто ждал меня там – в прохладном, смолистом лесу, полном белых свечей асфоделей.

— «Раг! Раааааг!» — перекрикивая гвалт, настойчиво лез в уши голос профессора. Оторвавшись от созерцания приближающихся врагов, я недоуменно взглянула на взволнованного грифона, тщетно пытавшегося протиснуться между стоящих бок к боку хранителей тела, не дававшим принцу покинуть это ненадежное убежище возле королевского трона. В его лапах был зажат тот самый футляр из красного дерева, украшенного гравировкой и позолотой, однако теперь он был открыт, и мои глаза прикипели к лежащему в нем грузу, который тщетно пытался протянуть мне закутанный в мантию Гриндофт-младший. Резко дернув лапами, он подбросил его содержимое, и ударом закрывшейся крышки отправил его прямо ко мне – «Держи!».

Звуки зала затихли, скрывшись за опустившейся на меня пеленой. Что-то длинное, тяжелое, обладающее солидным, радующим душу весом упало на подставленную ногу, и само легло мне под бабку массивной, рассчитанной на ногу пони рукоятью длиною почти в четверть передней ноги. Навершие, черенок и гарда его, казалось, были выкованы из полупрозрачного, темно-красного металла, чем-то похожего на стекло, покрытое безыскусным рисунком, похожим на сколы, оставшиеся от молота или долота, а серый, с узором бесконечных разводов, клинок казался лишенным какой-либо заточки, поразив меня переливами красного света, вплетающимися в саму сталь. Кажется, это была та самая заготовка, которая раз за разом попадалась мне под копыто во время осмотра замка ордена Охотников на чудовищ, но теперь мастер удалил все лишнее, выковав или даже вырезав из переплетения кристаллических структур большой полуторный меч, как влитой, прикипевший к моему телу.

«Твои друзья предадут тебя» - не голос, но образы пронеслись в моей голове. Тихий шорох черного песка в бесконечной пустыне, кипящей под ударами хлещущих ее молний, падающих с ночного неба.

— «Почуяла…» — ошеломленно прошептал Гриндофт-младший, когда мои ноздри расширились, словно у зверя, почуявшего близость добычи. Этот меч… Он пугал меня до усрачки, но внезапно я поняла, что не могу, не готова, не желаю отдавать его кому-то еще. Словно кусок мозаики вдруг занял свое место, почти не ощущаемой теперь тяжестью лежа у меня под копытом – «Имя, Раг! Быстрее! Ты должна дать ему имя!».

«Твоя семья отвернется от тебя» - шорох стал ближе, вместе с приближающимися врагами, уже поставившими лапы на первую ступеньку тронного возвышения, но я смотрела не на них. Не на толкущихся позади хранителей тела. Не на шипевшего что-то ле Крайма. Я глядела на камень, уютно сидевший в гнезде на гарде – огромный даже по меркам нынешних ювелиров, он был окаменевшей каплей свернувшейся крови, отозвавшись на мое прикосновение глухим, хорошо знакомым мне стуком — словно громадное сердце тяжело трепыхалось во тьме в такт мерцанию кровавой звезды в его таинственной глубине. Я знала этот камень, а он – он знал меня, ведь именно я выдрала его из глотки чудовища, что встретило нас под горой.

«Здесь нет света. Ты одна. И ты утонешь во тьме».

— «Шопот… Червя…» — выдохнула я, проводя копытом по длинному, полуторному клинку, не отрывая взгляда от камня, внутри которого пульсировала алая звезда, мерцание которой вызывало к жизни глухой, тяжелый стук, раздававшийся где-то над миром, похожий на натужное, болезненное биение огромного сердца – «Таким будет твое имя. Шепот Червя!».

Меч вспыхнул. Глубокий, бардовый цвет рванулся из центра камня, и выпрыгнув из пасти крохотного нагльфара, голова которого украшала рикассо, сотней извилистых дорожек пробежался по карберриту, и наконец, с неприятным, отдающимся в зубах звуком окутал загудевшее лезвие, прокрашивая алым темно-серую сталь.

— «Посол пронесла с собою оружие! Измена!» — завопила пышногрудая дама, взглядом опытной самки определив, что оружие у соперницы куда как длиннее, чем у нее, и гораздо, гораздо опаснее, а это совершенно не честно. Интересно, она и вправду решила, что я сунусь сюда, в наполненный вооруженными грифонами зал, с коротким, совсем не дуэльным, мечом, которым разве что зарезаться можно? Интересные у них понятия о честности и чести!

— «А ты думала, что будешь меня безнаказанно своими клювочистками тыкать?» — ехидно оскалилась я, для пробы взмахнув своим новым оружием. Почему своим? Даже не знаю, Твайлайт. Возможно, даже тебе когда-нибудь попадались в копыто перо или книга, или любой другой инструмент, при одном взгляде на который ты вдруг понимала, насколько он удобен, привычен, и словно бы создан лично для тебя? Именно это ощущение и было тем чувством, которое подсказало мне, что эта вещь создавалась для моих копыт. Лезвие меча мягко мерцало в такт тяжелому биению камня, и почти без звука резало воздух, когда я описала им правильную восьмерку-мулине, следя за порхавшей, словно бабочка, рукоятью – «Подходи, дорогуша, живо на башку укорочу!».

«Надо же – даже то, что я предпочитаю оружие хорошо уравновешенное, или даже с чуть более тяжелой, чем клинок, рукоятью, предусмотрел».

«Это опасная вещь. Очень опасная» — негромко и напряженно прошипел голос Найтингейл, показавшийся мне непривычно озабоченным – «В наше время связываться с имеющим имя оружием рисковали только самые могучие воины, посвятившие всю свою жизнь этому ремеслу. Владеющий этим оружием да познает на себе всю его силу, и мало кому хотелось становиться зависимым от него одного. Еще есть время передумать».

«Посмотрим. Но в целом, ощущения неплохие… Хотя, возможно, еще один камень в навершии не повредит».

«Похоже, уже нет» — вздохнула она.

«Не волнуйся. Я не верю во всю эту мистическую белиберду, и меч для меня остается всего лишь инструментом» — самонадеянно пожала плечами я, этим самым плечом оттирая в сторону решившего было сунуться вперед хранителя тела. Действительно, какая все-таки разница, что будет у меня в копытах, когда на нас обрушатся враги? Все больше и больше грифонов начинало присоединяться к тем, кто шел на нас или летел, попирая старые обычаи, запрещавшие подниматься в воздух, без особого на то дозволения, в присутствии особы королевских кровей, а из дальнего конца зала, от распахнувшихся дверей, доносился шум и особый, знакомый уху лязг стали по стали, говорящий о том, что к нам пытается прорваться мой маленький, куцый отряд. Его остановят, конечно же, попросту завалив всей собравшейся массой, но может быть, им и удастся еще уцелеть, если успеют отступить прочь из зала…

Но зная Рэйна, надежды на это было мало.

— «Скраппи!» — донесся до меня голос Графита. Появившийся из дверей возле трона, муж был обмотан какими-то тряпками, в которых с трудом прослеживались шторы одного из дворцовых окон, но порадоваться за такой хороший вариант использования занавесей в качестве перевязочного материала, придуманный и введенный лично мной, мне помешали темные пятна, пятнавшие мягкую ткань – «Уходим! Живее!».

— «Графит, уходи!» — я знала, что это случится. Предугадывала. Предчувствие матери, что никогда не обманывает, говоря, что с детьми случиться беда – «Грасс и дети — уноси их отсюда!».

— «Нам не справиться! Уходи!».

— «Мы знали, что это случится» — проворчала я, пытаясь совладать с голосом. Превратившийся в хриплый, опаленный северным холодом и южным зноем, начальственный рык, он уже ничем не напоминал тот голосок, что выводил задорные или грустные песни под сводами старого кантерлотского кафе. Некстати вспомнился голос незнакомки – той, что разбудила во мне воспоминания о глупом, ничего не значащем сне. Сердце матери помнило — и не давало забыть.

— «Нет! Мы не можем уйти без тебя!».

— «Прошу тебя, унеси их отсюда! Я знаю, ты можешь!» — я вышла вперед, раскинутыми в стороны крыльями прикрывая семью от своры бретеров. Копыто неторопливо скользнуло по тяжелому наплечнику, каким-то привычным, знакомым уже жестом пытаясь достать из-за спины уже лежавший под копытом меч, пульсирующий алым камнем – «Уходите. И помните – я люблю вас. Люблю больше, чем жизнь!».

Яростно растопырив длинные, жесткие перья, похожие на большие ножи, я поудобнее перехватила негромко гудевший меч, и шагнула навстречу возмущенно заоравшим грифоном. Как по команде, они качнулись вперед, обходя остановившуюся шестерку, но в следующий миг замерли в нерешительности, когда поднявшийся с трона король хрипло заклекотал, сбрасывая мантию из горностая, и одним широким прыжком оказываясь рядом со мной.

— «Ваше Величество!» — ахнул ле Крайм. Остальная шестерка заговорщиков нерешительно мялась на месте, увидев, как крючковатые пальцы старика крепко охватили рукоять Дайнслейфа, как по клинку пробежали первые золотистые искры, и как окутался знакомым, ненавистным мне золотистым пламенем меч, впервые признавая над собою власть нового короля. Короля без скидок и оговорок, союзов и политических соглашений. Того, кто интриговал, строил заговоры и козни против внутренних и внешних врагов, придя к власти словно бы неохотно, но с желанием спасти от распада свою родину, свой дом, свой народ. Чего не хватало этому древнему чудовищу? Крови? Или же ощущения конкурента, подрагивавшего неподалеку в такт биению огромного сердца, наполнявшего целый мир? На эти вопросы могли бы ответить лишь самые умные существа – но увы, как обычно, в самый нужный момент они были как никогда далеки, вновь и вновь оставляя право и обязанность творить историю тем, кто был лишь ее исполнителем, проводником, готовясь оценить сделанный нами выбор. Ошарашенно глядя на загоревшийся меч, признавший королевскую кровь через сжимавшую его лапу, бывший баронет обернулся, быстро размахивая лапами в попытках привлечь внимания важной шестерки – «Ваши светлости! Дамы и господа! Вы видите, видите это?! Оружие в ножны, господа! Оружие в ножны!».

— «Прочь, ле Крайм!» — заклекотал Гранд Бек, наконец-то справившийся со своей длинной рапирой. Странно заточенное, оно напоминало широкий и длинный меч, лезвие которого сужалось к концу, превращаясь в узкий и плоский кончик рапиры – «Ничего не изменилось! Или вы хотите предать еще раз? Так сказать, стать предателем дважды?».

— «О, пусть только попробует» — нехорошо ухмыльнулась грифонка, принимая из лап еще одной дамы в рядах заговорщиков большие серебряные ножницы, украшенные горстью переливающихся самоцветов – «Просто выстрижем знак отречения не на одной груди, а на двух. Вперед же, барон! Вы уже почти стали графом!».

— «Впехед, Скхаппи» — эквестрийский старого короля был неплох, но пожалуй, худшим из всех, что звучали в этом зале. Но я понимала его и без слов – они были попросту не нужны, и сделав шаг вперед, ударила по широкой дуге грозно зашуршавшим клинком, впившимся в чью-то плоть.

Прошлое, закованное в такие тесные, грубые, давящие, и абсолютно вышедшие из моды латы, столкнулось с будущим, облаченным в кирасы, колеты и кружева. Остался на месте Ле Крайм, за спиною которого на мгновение мелькнула фигура с кинжалом – пожалуй, это был закономерный итог для того, кто работал на двух господ, и получал дивиденты с обеих сторон. Сделали шаг назад заговорщики, пропуская вперед профессионалов своего дела – настоящих бретеров, наемных фехтовальщиков и прочих сребролюбивых господ, действовавших не языком, а кинжалом. Ощетинился редким заслоном из протазанов отряд хранителей тела, ради почета положенных королю, закрывая собою замерших возле трона высоких гостей. Я отрешилась от всего, раскрываясь навстречу происходящему, ощущая, как бухает в груди сердце, приноравливаясь к тяжелой пульсации, приходящей из глубины этого мира. Взлетев, закружились вокруг белые и серые перья, падая на наши головы, словно снег. Кипящая кровь разбудила в груди хриплый, свистящий полукрик-полурев, закончившийся низким рычанием, клекотавшим в груди, предупреждая так не вовремя очутившихся рядом о том, что гнева уже не сдержать, и пусть оплачут себя неудачники, оказавшиеся на нашем пути. Что-то шипела в ушах Найтингейл, что-то пытался шептать подрагивавший в копытах меч, но я не слышала их просьб, советов, посулов, сосредоточившись – и распадаясь на части, концентрируясь на защите – и бросаясь в атаку, не щадя ни себя, ни врагов. Где-то рядом гудел золотистыми росчерками магического пламени меч короля, торжественным колоколом гудевший на стали кирас, обнаружившихся под одеждой убийц, кинжалы, рапиры и сабли которых должны были подправить историческое событие, приводя его к нужному заговорщикам итогу – но Шепот лишь тихо шуршал, оставляя за собою шлейф растворявшейся в воздухе черной пыли, впитывавшей алую кровь, обильно выплескивавшуюся из очередного разрубленного тела. Удар, защита, и рипост на противоходе – звенящий от зелени чар, меч очередного убийцы со скрежетом чертил очередную черную полосу по доспехам, увязнув в отлетавшем чешуйками карберрите, пока лапы наемного мечника еще сжимали его рукоять, а глаза неверяще глядели на пульсирующий алым камень, когда меч вдруг оказывался по самое рикассо в прикрытой сталью груди. Рывок, поворот на одной ноге – и тело улетает в сторону, словно выпущенное из катапульты, обрушиваясь на заходящих слева врагов. Маэстро де Куттон был бы доволен, я полагаю, и сохранила надежду на то, что он не попадется нам среди заговорщиков. Где-то сбоку мелькала новомодная узкая рапира, рассыпая зеленые искры – я еще могла удивляться, видя ле Крайма, без шляпы и с оборванными в лоскуты рукавами любимого им алого камзола, отбивающегося от наседавших на него убийц. Спасать его я не собиралась, но независимо от моего желания, отброшенный мною мертвец заставил врагов предателя смешаться и отступить, растягиваясь на заляпанном алым и белым полу.

Десять против двоих – это много. Двадцать против троих – это уже чересчур. А пять десятков, словно волны, бросающихся на отступивших на тронное возвышение – это слишком даже для нас. Не героев из древних саг, не воителей и не посланников неведомых сил – просто тех, кто долго шел к намеченной цели, возвышая не только себя, но других, взяв ответственность за судьбу доверившихся им грифонов и пони. Достойно легенд, полагаю – погребальных, конечно, ведь пятеро против двоих – это закономерный итог. Принимая на броню удары сабель и рапир, я вдруг поняла, что не подвожу итог своей жизни, и не пытаюсь подвести баланс, словно бухгалтер, сводящий дебет с кредитом перед богом, а просто вспоминаю свои первые вздохи в этом новом, чудесном мире, свои первые знакомства, свои взлеты и падения, холод севера и тепло прижавшихся к боку детей. Их глаза, которые с испугом и возбуждением глядели на меня из-за спин прикрывавших их королевских хранителей тела. Испуганную мордочку Грасс, ее копыта, закрывавшие испуганно кривившийся рот. Рычащего мужа, с жутким оскалом орудовавшего перерубленным древком протазана. Чьи-то фигуры на верхнем балконе, глядящие на свалку внизу. Удар, полуповорот, шипящая «мельница», сотканная из восьмерок мулине, отбивавшая в стороны рвавшиеся ко мне кинжалы. Чей-то жалобный крик, и нарастающий шум в конце зала – похоже, отряд Рэйна стоял до конца, сдерживая рвущихся из парка грифонов. Рокош набирал обороты, превращаясь в обрушившуюся на нас бурю, мелькавшую круговертью растопыренных лап, простого и зачарованного оружия, взлетающих и падающих кинжалов, сабель, мечей – и снега. Алого, алого снега, миллиардами окрашенных в алое перьев падавших на наши головы под тяжелый, давящий на перепонки звук ударов огромного сердца. Не требовалось притирки и тренировки – меч сам лег под копыто, словно был рожден под него, и с шуршанием черного песка, оставляя за собой шлейф из исчезающей пыли, разваливал надвое сунувшихся под удар. Рядом тяжело взлетал и падал орел на гарде Фрегораха, гулом золотого пламени обрушиваясь на врагов – король устал, и его хриплое дыхание свистом отдавалось в ушах, заставляя меня все чаще уходить в оборону, отбивая мечом предназначавшиеся ему удары, принимая полагавшиеся мне на броню. Сил на то, чтобы наорать на все еще кучковавшихся возле трона родственников уже не было, и я все чаще трясла головой, смаргивая кровь, льющуюся из глубокого пореза, перечеркнувшего наискось лоб и разрывавшуюся от боли скулу. Мы отступали, но за спиной у нас оставалась лишь пара шагов, когда шум в зале усилился, и все больше и больше заговорщиков бросились прочь, стремясь убежать, или схватиться со слитной, черно-красной массой, выплестнувшейся из дверей, и ударившей в спину сторонникам рокоша, наседавших на короля.

— «Магистр…» — прохрипела я между бурными вздохами, вместе со свистом и скрежетом вырывавшимися из вздымающейся груди. От усталости хотелось упасть и не двигаться, но я все еще нашла в себе силы, чтобы опереться на отставленное крыло, на которое тотчас же навалился король, крючковатыми лапами цепляясь за мою укрытую потрепанной кольчугой порхалку – «Эй… Величество… Ты там как? Жив, старичок?».

— «Староват я становлюсь… Для этого гуано…» — совершенно по-риттерски прохрипел в ответ Гриндофт. Я не заметила на нем ран, но увы, судя по посеревшей восковице надклювья, этот бой дался старику нелегко – «Все-таки… Они пришли…».

Да, они пришли, в блеске и славе, как истинные риттеры, коими они и являлись. Толпа облаченных в черненые кольчуги и полные латы грифонов выплеснулась из дверей, и сохраняя излюбленный свой строй всех времен и народов, клином – «свиньей» — ударила по заговорщикам, наседавшим на короля. Вооруженные молотками с укороченной рукоятью и узким шипом на древке, они быстро и неотвратимо двигались вперед, без остановки нанося удары всем, кто имел глупость кинуться на эту стену из черной стали, в центре которой реял стяг черной башни, вписанной в белый круг, на практике преподавая урок гражданским сабле- мече- и кинжаломахателям того, чем отличается армия от любого отряда самых лихих и безбашенных рубак. Никакого фехтования – просто каждого сунувшегося к строю ждал не один, а сразу несколько ударов с разных сторон, отправлявших на пол окровавленное тело, а масса из стали и плоти двигалась дальше, неотвратимо накатываясь на каждого, кто стоял у нее на пути. Мне показалось, что мои глаза подводят меня, когда в расплывающемся мареве перьев и крови, растекающейся по глазам, я увидела спешащие к нам фигуры, подозрительно похожие на пегасов в потрепанных легионерских доспехах – прорвавшись через остатки заговорщиков, они мгновенно окружили тронное возвышение, подставив спины под мою закачавшуюся фигурку.

— «Рэйн?» — прошипела я, словно умирающая гадюка. Мои глаза прикипели к перевязанному лбу пегаса, из-под повязки на котором стекала струйка крови из потревоженной раны, пятная алым розовую шерсть – «Уводи наших. Забирай короля. Помоги Графиту».

Кривясь и резким движением крыла стирая мешавшую кровь, жеребец что-то спрашивал у меня, но в тот миг мой разум разрывался от множества противоречивых мыслей, хлынувших через трещины в пыльном коконе, ставшим моею броней. Меч выпал из ослабевших копыт, и стоя рядом с оперевшимся на меня королем, я хрипло дышала, приходя в себя от удара по чувствам, рухнувшим на мятущийся разум словно звонкий мешок, наполненный стеклянными елочными игрушками. Все окружающее казалось нереальным, двигавшимся, покачивавшимся, но я нашла в себе силы стоять относительно прямо, не позоря звание Легата позорным падением перед врагами.

Впрочем, таковых становилось все меньше и меньше – не зная жалости и не слушая криков восставших, пытавшихся объяснить им свою политическую программу, включавшую в себя пострижение и обезглавливание короля, риттеры планомерно и не останавливаясь сокращали поголовье высокородных господ, и плевать хотели на тыкавшие в их строй клювочистки. Слабозащищенные соперники риттеров тоже понимали, что саблей или кинжалом даже одну здоровенную хрень в карстенбрусте или полном грифоньем доспехе хрен завалишь, поэтому начали отступать, пытаясь скрыться в глубинах дворца, или бросали оружие, сдаваясь на милость победителей. Таких сгоняли в угол, где уже выросла здоровенная куча ободранных и порядком помятых господ, среди которых я заметила и давешнюю шестерку местных предводителей дворянства, выглядевших особенно жалко на фоне нахохлившихся соратников, уже безо всякой приязни глядевших на бывших господ, кутавшихся в оставшиеся от одежды лохмотья. Мазнув взглядом по оголившейся заднице одной из грифонок, торчавшей между оборванными соратниками по борьбе, я вновь попыталась донести до упершегося отчего-то Рэйна всю важность дальнейшего отступления, пытаясь прорваться сквозь неприятный, усиливающийся звон в голове, но не преуспела, и занятая борьбой с попытавшимся заграбастать меня мужем, забыла даже вздрогнуть, когда открывшаяся балконная дверь, через которую скрылась часть заговорщиков, с треском распахнулась, исторгнув из себя убежавших, скомканной массой из перьев, крыльев и лап чебурахнувшуюся на истоптанный пол разнесенного зала.

«Могу поспорить, в этом почему-то снова обвинят именно меня» — успела подумать я, отмахиваясь от настойчиво втиравшего мне что-то Рэйна, зачем-то пытавшегося осторожненько так меня повалить, и глядя на фигуру Кайлэна, замершего на балконе в чрезвычайно гордой и представительной позе. Грудь навыкат, нос к потолку, шерсть на груди распушил – только ленты и ордена «спаситель отечества» не хватает, хоть сейчас портрет для дворцовой галереи пиши. И тот взгляд, которым он обвел погром в зале Ландтаага, обласкал тылы трясущейся в куче пленных грифонки, и с возмущением уткнулся в меня, был вполне ожидаем, поэтому я проигнорировала его, с самым независимым видом вздернув нос к потолку.

Ой.

Ну ладно, не уткнула, а просто попыталась вздернуть голову, отчего орбита планеты сместилась, вызвав разрывы тектонических плит и выход на поверхность магматических пород мантии и ядра, сотрясших до основания континент, на котором располагалась Эквестрия и Грифоньи Королевства. На фоне этого катаклизма прошло почти незамеченным легкое головокружение, которое испытала одна отдельно взятая пегаска, попытавшаяся несколько раз перевернуться вслед за полетевшей куда-то головой. К счастью, с боков меня подпирала парочка дуболомов, хотя их попытки сдвинуть меня и уложить пресекалась мной на корню, ведь я не могла позволить себе демонстрировать слабость в присутствии тех, кто пришел к нам на выручку. Не в этот момент высочайшего триумфа эквестрийской дипломатии…

Ладно, кому я вру на страницах этого дневника? Я просто не могла сдвинуться с места, понимая, что если хотя бы прилягу – то уже не встану, и унесут меня оттуда только волоком, похоронив все то, ради чего мы шли, ползли и летели вперед, теряя спутников и друзей.

— «Графит… Подведи меня к пленным» — прошипела я, поправляя крылом сползающий из-под него меч. Как и каким образом он оказался у меня, я даже не представляла, но решила как можно быстрее избавиться от этой штуковины, отдав ее в коллекцию замка принцесс. Пусть порадуются пополнению, да и поговорить будет с кем, пока я буду тянуть лямку придворного раба, изображая из себя прилежную секретаршу.

— «Скраппи, тебе нужно прилечь!» — если бы не латная защита шеи, меня бы уже давно взяли за шкирку, и унесли куда-нибудь прочь. Но доспех был сработан на совесть, хотя наличие возникающих при движении сквознячков быстро дало мне понять, что идеальной защиты не существует, а хлюпающий в накопытниках пот, горячими струйками стекавший в них по телу, намекал на необходимость в дальнейших тренировках на выносливость, и изменении конструкции гамбезона. Всего десяток-другой минут интенсивного столкновения, а я уже похожа на выжатую половую тряпку!

— «Заткнись, и помоги мне дойти!» — прошипела я, наваливаясь на бок мужа. Он тоже заработал довольно порезов и гематом, но раз уж у него оставались силы морочить мне голову, то пускай и отдувается, дубина! – «Если мы сейчас не закрепим этот успех, то все было напрасно, понимаешь?».

— «Ты отправляешься домой первым же поездом. Ясно?» — прошипел благоверный, как можно более незаметнее придерживая меня крылом. Наверное, со стороны мы были похожи на прогуливающуюся влюбленную пару, но только его поддержка и не давала мне грохнуться на пол. Я не могла, не имела на это права, иначе, вместо рокоша Гриндофту досталась бы знать, ошалевшая от сознания собственной значимости, ведь тогда, в глазах всех грифонов, именно представители цвета риттерства и спасли бы попавшего в беду короля от незавидной судьбы быть посланным с почетной делегацией к Хрурту, чтобы лично доложить Пресвятейшему об обстановке в любезных ему королевствах. Поэтому требовалось быстро, стремительно закрепить нашу позицию, чтобы ни у кого не возникала и тень глупой мысли о том, что вернувшийся с избранными риттерами гроссмейстер кого-то тут спас, а не подоспел к шапочному разбору, выбив дорогущие окна, и истоптав весь паркет. Поэтому я так гордо, как только смогла, кивнула здоровенному грифону, вновь упакованному в свой кастенбруст, и направилась к пленным, стараясь не поскользнуться внутри своего ставшего неподъемным доспеха. Позади фон Гриндофт-младший уводил столь же гордо уходившего отца, чей брошенный на меня взгляд я прекрасно поняла, и только прикрыла глаза, признавая его правоту. Он знал, для чего я это делала, как знал и то, что я знала, почему он должен сам покинуть зал, еще до меня подойдя к заголосившим при его виде пленным, и молча постояв возле них, тяжелой поступью покинул изуродованный зал, нацепив на чело маску озабоченного тяжелыми думами государя. Хотя я могла бы поспорить на гнилое яблоко против легатского жалованья, что он, как и я, попросту старался не упасть там же, где и стоял.

— «По праву сильного, говорите?» — просипела я, с трудом проталкивая слова в сорванное, пересохшее горло. Отыскав взглядом Гранд Бека, я посмотрела на него, пока сдувшийся пузан не отвел взгляд, после чего пару раз ткнула в него копытом, заставив отшатнуться от алых брызг, слетевших с металлического накопытника – «Что ж, король оказался сильнее. Поэтому «Ваэ Виктис», гнида — Горе Побежденным! Я не стану вмешиваться в ваше правосудие, Пуиссон, но знай – я лично потребую твоей выдачи, падаль, и тогда, в моем новом замке, на юге, ты вспомнишь о своих кулинарных пристрастиях во времена правления прошлого короля!».

Развернувшись, я гордо вскинула голову (не смей усмехаться, подруга!), и ощущая, что планета снова начала совершать поворот оверштаг, неторопливо, в несколько приемов, поворачивая мир под моими ногами, направилась к выходу, окруженная коробочкой из бронированных тел. Каждый шаг приближал ко мне двери за тронным возвышением, каждый вздох делал их ближе, и когда оглохшая от звона в ушах и ослепшая от мелькающих в глазах серых мух, я ввалилась в расположенный за ними неприметный, лишенный освещения коридор, то только тогда позволила себе опереться на Рэйна, наконец-то закрывая глаза, и с настоящим наслаждением окунулась в поджидавшую меня темноту, опускаясь на такой чистый и мягкий, с распростертыми объятиями принявший меня пол.

«Hello, darkness, my old friend…».

---

Утро? День или вечер? Сквозь частокол слипшихся ресниц я видела белые стены и кафельный пол. Толстая масляная краска на стенах, некогда белая, но со временем, превратившаяся в мягкий беж. Выкрашенный в белое потолок. Одинокий светильник с шарообразным плафоном. Старомодная стальная кровать на колесиках, и передвижная ширма из рамы, с натянутой на нее белой тканью. Все вокруг было настолько казенным, что я буквально почувствовала, как на моих зубах скрипит жесткая, накрахмаленная хлопчатобумажная ткань простыней, за которые цеплялась каждая шерстинка моего тела. Узкие окна-бойницы, за которыми плавала предрассветная хмарь. Что ж, понятно – тюремный госпиталь.

Я закрыла глаза.

Следующее пробуждение началось с ощущения поильника, осторожно коснувшегося моих губ. Почему я знала об этом? Да потому что лечебница Стикки Виллоу, Твайлайт. Именно поэтому я не делала резких движений, и не сломала подошедшему пару-другую костей, чтобы прикрываясь им, как заложником, попытаться выбраться из этой «палаты». Впрочем, тюремщиком оказалась миниатюрная пожилая грифонка, через полуоблезлые перья которой просвечивала розовая, в старческих складочках, кожа, видимая на неприкрытых риттерским наметом^[93] участках головы. Как и у многих риттеров, это нашлемное украшение, смотревшееся странно на старой облезлой синице, было украшено каким-то гербом, рассмотреть который я не успела, выдув поильник за тройку глотков. Разговора тоже не получилось – удовлетворенно покивав головой, птицекошка резво засеменила прочь, на прощание ободряюще похлопав меня по груди скрюченной лапкой с обломанными коготками. Возможно, это было пожелание поправляться, но я бы поставила на то, что мне просто посоветовали не дергаться, и дожидаться появления палача.

В конце концов, будущему горелому мясу не требовались богатые покои и лейб-медик самого короля.

— «Дорогая, ты как?» — разбудил меня голос мужа. Сама не заметив того, как вырубилась, я заполошно вскочила с постели, ударившись носом о перетянутую бинтами грудь, и вновь отлетела в подушки. На этот раз их было гораздо больше, а тоненькая простыня сменилась настоящим шерстяным одеялом с грозным старогрифонским «хинтабайне», вышитым алой шерстяной ниткой на одном из краев.

Забавно. Казалось бы, обычное слово, обозначающее задние лапы – а если произнести, то звучит так, словно у тебя потребовали развернуться, положить ноги за голову, и самому прислониться к стене.

— «Нормально» — проскрипела я, выкарабкиваясь из мягкого плена. Я не заметила на себе кандалов, но вполне возможно, что это было лишь следствием того, что убежать из этого места было попросту невозможно. Впрочем, это не объясняло присутствия мужа… Хотя для последнего прощания как раз было бы в самый раз.

— «Все плохо?».

— «Очень» — вздохнул супруг.

— «Ясно. Как дети?».

— «У короля. С ними Грасс в качестве гувернантки».

— «Хорошо» — я откинулась на подушки. В голове было тихо, и даже обычно шуршащие без умолку тараканы на этот раз сидели очень тихо, забившись по самым далеким щелям. Попытавшись понять, чем же именно меня опоили, я вдруг пришла к мысли о том, что мне попросту не о чем больше переживать – мой путь подходил к концу, и было обидно лишь то, что мне пришлось тащить с собой столько хороших ребят, попавших в эту дипломатическую заварушку. Впрочем, они были эквестрийскими легионерами, и я запретила себе думать о том, что чувствовали они в этот час, ожидая прихода нового утра. В отличие от остальных я точно представляла себе, где мы встретимся с ними, и знала, что кто-нибудь из тех, кто ушел раньше, будут поджидать нас среди белоснежных цветов. Осталось только убедить мужа отправиться с весточкой для принцесс – и я с легким сердцем осталась бы тут, ожидая последнего скрипа открывающейся двери.

— «Хорошо… Ты же знаешь, что должен лететь».

— «Куда? И зачем?».

— «Передать весточку принцессам».

— «Я вот не пойму, ты действительно не можешь остановиться, и хотя бы немного отрешиться от дел?».

— «Действительно. Чего это я» — хмыкнув, я поглядела в темное окно. Увы, в оконном стекле отражался лишь тусклый свет желтого светового кристалла – «Убежать не получится?».

— «А куда? И зачем?».

— «Действительно…» — мы говорили так, словно были последними выжившими на превращенном в хлам корабле, бесцельно трогая куски развороченного корпуса и обломки приборов, прекрасно зная, что пользы от этого нет, но по профессиональной привычке выдвигая идеи, и самостоятельно отбрасывая их прочь после нескольких слов – «Слушай, ты можешь скрыться, и добраться до Кантерлота? Хотя бы ради меня?».

— «А почему это ты вдруг захотела меня отослать?».

— «Ты прикидываешься тупым, или тебя действительно по голове сильно били?» — раздражение начало прорываться сквозь окутывавший меня кокон апатии, но не разжигая привычный огонь, а заставляя покрываться колючками, выраставшими из холодного, стального панциря – «Я не хочу тебя потерять!».

— «Об этом нужно было раньше подумать!» — тоже завелся мой благоверный, тряся надо мною отросшей, нечесаной бородой – «До того, как пытаться загнуться там, в этом зале! Скраппи, ответь мне – только честно! – почему ты с таким ненормальным, маниакальным упорством, раз за разом, пытаешься умереть?!».

— «Ничего я не хотела! Я просто пыталась закрепить наш успех, и не дать гроссмейстеру Башен захапать все лавры. И если бы не усталость, хрен бы они меня взяли живьем!».

— «Не знаю, кого ты там хотела вдохновить своей сереющей мордочкой, но грифоны и вправду были поражены, когда эквестрийский посол шаталась по залу, оставляя за собой красные дорожки из крови!».

— «Слушай, ну не гунди! Даже жеребенку было понятно, что это все накапало. С доспеха» — скривилась я.

— «У тебя из доспеха чуть ли не половина галлона крови выплеснулась, когда с тебя удалось его снять!» — рявкнул тот так, что ветром меня буквально вжало в подушку – «А эти твои замечательные латы теперь можно выкинуть только в помойку!».

— «Пиз… Преувеличиваешь!».

— «Это ты скажешь врачу, который после операции и перевязок выглядел так, словно в бочке крови поплавал!» — зарычал супруг, копытом вдавливая меня обратно в подушки — «Он до сих пор не верит, что ты еще жива, и постоянно присылает кого-нибудь проведать, не нужно ли уже палату освобождать! А доспех я тебе потом обязательно покажу. В нем дырок больше, чем в филлидельфиском сырном торте! Ты что, вообще ничего не почувствовала?!».

— «Ну… Устала немного…».

— «Ты меня в могилу загонишь!» — закончив сверлить меня сердитым взглядом, простонал муж, поднимая голову в сторону открывшейся двери, из которой появилась уже знакомая мне дама, похожая на гибрид престарелой матушки риттера и бенедектинской монашки. Скормив мне целый лоток мерзко воняющих резиной облаток и порошков, с кроткой улыбкой она залила в меня целый чайник какого-то сладкого до рвоты настоя, после чего, вновь похлопав по темечку, быстро исчезла из камеры, плотно закрыв за собою толстенную деревянную дверь.

— «Надеюсь, что нет» — решив действовать, я вновь потянула себя из кровати, шлепком отбрасывая потянувшееся ко мне копыто – «Так, дорогой, начинай собираться. Я сейчас разобью этот светильник, и как только кто-нибудь зайдет разузнать, чем это мы таким предосудительным занимаемся, ты быстренько вырубишь его или ее, и мы рванем отсюда со всех ног! Задача ясна?».

— «Вырубим? Убегать? Скраппи, зачем?» — недоумевающе уставился на меня этот стероидный тормоз – «На всякий случай напоминаю, что мы в гостях, и эти добрые дамы ухаживают за тобой. Поэтому веди себя как посол, а не дикарь из северных лесов. И без этих твоих живодерских штучек!».

— «Ага. Настолько милые дамы, что бросили меня в камеру!».

— «Нас приютил орден милосердных сестер Ведруды Брудхальгской, и это не камера, а палата их госпиталя» — название ордена Графит произнес медленно, с трудом продираясь через дебри старогрифоньего языка, впитавшего в себя множество диалектов северных гор – «Ты потеряла много крови, поэтому тебя спешно доставили сюда. Операция была долгой – врач сказал, что тебя спасли латы, но ран было слишком много, поэтому он зашил только самые серьезные, а остальные закрылись под действием новых аптечек, поэтому тебе предписан покой, иначе он ни за что не отвечает».

— «Миленько. Значит, королевского лекаря я не достойна?» — сердито фыркнула я, не желая расставаться с иллюзией избранности, и вообще, общей важности для мироздания. Оказывается, для меня даже камеры пожалели! Наверное, решили, что даже если и захочу убежать, то после такой кровопотери лететь смогу недалеко, и недолго – как раз ровно столько, чтобы тянуло на побег из-под стражи, с соответствующими последствиями – «Что ж, ожидаемо. А в остальном, я слишком уродливо выгляжу?».

— «Ты выглядишь замечательно!» — тотчас же забегал глазами супруг, но я уже ощутила, как неприятно топорщится шкура на левой половине мордочки при любой попытке моргнуть, или пошире открыть рот – «Скраппи, послушай, все замечательно! Тебя восстановили! Тебе же почти половину морды снесли! А врачи все зашили, и теперь почти незаметно, ни капельки незаметно! Ну же, Скраппи! Все хорошо!».

Да, все было отлично.

— «Ох, Скраппи…» — пробормотал муж, и осторожно прижал к груди, которую я обхватила, и в которую зарылась, чтобы никто не видел и не слышал, как судорожно зарыдала считавшая себя холодной, несгибаемой, и много пережившей Легат, прощаясь с еще одной частичкой себя, оставшейся в этих северных землях.