Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 4: "Ты помнишь?"

«Но даже принцессы не любят тех, кто их постоянно о чем-то просит. Старшая терпеливо выслушает тебя, уточнит, смогли ли разобраться в этом суды и иные инстанции, после чего выпроводит тебя, выразив уверенность в том, что ее подданные справятся с твоим делом не хуже нее, одним своим словом вселяя в тебя надежду. А младшая…

— «Так значит, старик, ты был воином? А сейчас алчешь спокойствия? Неужели ты хочешь жить вечно?».

Признаться, я растерялся от такой прямоты.

— «Нет, Ваше Высочество, но…».

— «В НАШЕ время воины искали почетной смерти в бою, а не в презренной постели. Твои враги тоже были у НАС, требуя твою голову на серебряном блюде. Им было отказано».

— «Спасибо, Ваше Высочество» — задохнувшись от неожиданности, я поклонился, до глубины души надеясь, что сказанное повелительницей было лишь древней, тяжеловесной метафорой – «Я действительно рад, что нашелся хоть кто-то…».

— «НАМ все равно, воин. МЫ ценим твою храбрость, которую ты, возможно, когда-то и выказывал на поле боя, и теперь, столь храбро обиваешь НАШИ пороги, ища защиты от врагов, которых наделал ты сам. НАМ не нужны твои славословия, которые ты пытаешься мямлить дрожащими губами, но МЫ поможем тебе».

— «Я бесконечно признателен…» — я осмелился поднять глаза от пола и увидел, что в комнате мы не одни. На балконе стояла невысокая фигура в доспехах, которую я поначалу, принял за статую, и только высокий продольный гребень на шлеме, словно крючковатый коготь покачивавшийся в такт ее шагам, развеял мое заблуждение. Остановившись рядом со своей хозяйкой, пегаска – а это была именно она – с любопытством уставилась на меня, переведя затем черневшие в темноте глаза на свою повелительницу – «Но я осмелюсь спросить вас, если я вам не интересен – то почему? Почему вы согласились помочь, если даже Ваша божественная сестра…».

— «Оставь слова, старик. Все, что произошло – лишь плод твоей несдержанности в молодости, и проснувшегося малодушия под старость» — хмыкнула прекрасная принцесса, протягивая своей любимице какой-то документ. Вчитавшись, та хмыкнула, под стать своей госпоже. Я уже понял, кто стоял передо мной, и не мог поверить, что моя просьба будет исполнена так скоро, – «Ты не интересен НАМ, но МЫ – не НАША божественная сестра и повелительница всего народа, МЫ не любим, когда НАМ угрожают, пусть даже пряча угрозы за словесами, будто кинжал под попоной. Поэтому иди, и не терзайся больше – угрозы, о которой ты говорил НАМ, больше нет. Ведь так, НАША дорогая ученица?».

— «Придурки решили, что происхождение от ордена древних магов и воителей дает им привилегию распахивать ногой дверь в ваш кабинет, Госпожа?» — недобро усмехнулась та, отбрасывая хрустнувший пергамент – «Ну что ж, пора им напомнить, кого тут нужно бояться!».

Трот Сильный, «Воспоминания старого вояки, или Наставление юным гвардейцам».


— «Взгляни вокруг. Магия разлита в воздухе, она пропитывает нас, словно губки, наполняя одного больше, другого меньше. Но она есть в каждом живом и неживом существе, в каждой малой песчинке этого мира. Без нее была бы невозможна сама жизнь».

Удобно устроившись на балконе второго этажа, мы наблюдали за мельтешением в холле.

— «Единорог не просто излучает вокруг себя мегаглоубы магии. Рог – лишь инструмент. Что самый лучший из артистов без инструмента? И что из себя представляет полная бездарность, пусть даже с лучшим из инструментов?».

Стоя на балконе второго этажа одного из залов, мы незаметно наблюдали за кипучей активностью слуг, развернувшейся вокруг с приходом полуночи. Стоящий чуть поодаль от нас страж отсекал пробегавших мимо пони, не позволяя им отвлекать свою Госпожу от ответственного урока, который она изволила давать своей Первой, и пока единственной, ученице. Вечерний прием закончился, и ночь вступала в свои права, а с ней – и прислуга дворца, наводнившая парадное крыло замка. До самого утра они будут чистить и мыть, скрести и вытряхивать, чтобы утром обитель богинь вновь предстала во всем своем блеске и величии перед взыскательными взглядами как знати, так и простых пони. Войти в эту часть дворца мог практически каждый, и побродить по балконам парадного крыла, откуда открывался прекрасный вид на пышно, а зачастую даже красиво одетых пони, представляющих местную знать, капитал, или политическое влияние. Последнее котировалось ниже, нежели первые две составляющие, ценимые успешными пони, и в основном, благодаря существованию самих божественных сестер, но я понимала, что если это когда-либо изменится, если Селестия хоть раз решит дать слабину, то ловко подвешенный язык и способность влезть без мыла под хвост могут стать наиболее полезным товаром среди тех, кто рвется к славе, почету и деньгам. Входившие в этот зал пони важно шествовали между колонн, показывая себя во всей своей красе как окружающим, так и невольным зрителям из простых пони, толпившихся на балконах, после чего искали среди множества гостей тех, кто, как и они, прибыл в обитель правительниц с какой-либо целью, будь то приглашение на банкет или праздник, конференцию или торжественный прием. Такая открытость меня поражала, хотя желание принцессы держать копыто на пульсе всех мало-мальски значимых событий было понятно, но все-таки заставляло задуматься, а зачем же тогда в стране существовала Палата Общин, в которой когда-то знатно поскандалили я и Графит.

— «Скраппи, ты вновь отвлеклась».

— «А? Что? Да… Простите, Госпожа» — тряхнув головой, я постаралась сосредоточиться, преданно глядя на принцессу – «Извините. Ничего не могу с собой поделать. Плохо запоминаю лекции. Наверное, я визуал[1] – мне легче один раз показать, чем сто раз объяснять одно и то же».

— «Тебе повезло, что ты родилась столь поздно, и не застала те времена, когда учили с помощью розги, не делая поблажек нерадивым ученикам, сколь долго бы они ни прикрывались разными придуманными словечками» — посетовала Принцесса Ночи, строго покачав головой, на которой вновь красовались модные, причудливо изогнутые очки в ярко-красной оправе. Похоже, одна пронырливая библиотекарша все-таки удосужилась вернуть их хозяйке — «Что ж, значит, мы поступим по-другому. Гляди же!».

— «Смотрю» — покорно согласилась я, прилежно устремляя взгляд с балкончика на кутерьму между колонн зала. Принцесса величаво распростерла крыло, указывая на ковровую дорожку, которую раскатывали двое слуг, в то время как с другой стороны к ним приближалась группа пони, тащивших огромный, и явно тяжелый шкаф.

— «Гляди на сих земнопони! Узри, как магия струится сквозь их скользкие и влажные от пота тела! Каждый удар копытом подчинен тем же законам, что и взмах твоего крыла, иль сияние рога помогающего им единорога. Лишенные возможности летать и повелевать магией напрямую, они заключили ее в своих телах, и поступками своими творят не меньше, чем некоторые прожигатели жизни, кроме телекинеза и красивых фейерверков, не знающих, на что употребить свой рог! Вот, погляди – сейчас должно бы кое-что случиться…».

Похоже, Луна была права – пыхтящие рабочие неутомимо перли вперед, и наконец, запнулись о почти раскатавшийся ковер. Один из земнопони покачнулся, зацепившись копытом о край рулона, глухо всхрапнул – и натужно поведя плечом, вернул на место накренившуюся ношу. Обфыркав суетящегося вокруг единорога, облаченного в неброскую ливрею коридорного[2], они продолжили свой путь к лестнице, по видимому даже не подозревая, что за ними, с интересом, следила лишняя пара глаз.

— «Узрела?».

— «Ага… Наверное» — я покосилась на собственные ноги, непроизвольно переминавшиеся в такт шагам рабочих. Увидев соскальзывавший со спин земнопони шкаф, я на секунду напряглась и лишь потом ощутила, как так же, непроизвольно, дернула плечом, словно поправляя лежащий на спине груз. Похоже, это не укрылось от наблюдающей за мной Луны – «Но получается, все пони могут использовать магию? Считается, что для земнопони это невозможно. Разные религиозные книги трактуют это то как расплату за какие-то прегрешения, вылившиеся в лишение рога, то как тупиковую ветвь развития рода пони, то вообще, как признак низшей касты. Вот уж не думала, что пони могут быть такими расистами!».

— «Расовая сегрегация, веками существовавшая в обществе пони, была проверена веками, и даже теперь, когда моя божественная сестра взялась за перевоспитание наших маленьких подданных, пони склонны доверять скорее представителям своего вида, нежели кому-либо другому» — наставительно откликнулась принцесса, глядя с балкона на снующую внизу толпу. Ну да, с ее ростом, это было совсем не сложно — не то, что мне, едва достающей носом до перил – «Признаться, я удивлена. Откуда столько благочестия, моя дорогая? Почему именно книги религиозного толка привлекли твое внимание?».

— «Так других в Обители и не было» — я развела крылья, старательно изображая честность и простоту – «Только всякие религиозные тексты, наполовину погрызенные, наполовину отсыревшие».

— «Значит ли это, что ты соизволила сунуть свой бежевый нос только в те свитки и книги, что были на полке, которую тебя заставили убирать?» — вскинула бровь Луна, проницательно глядя на меня из-под локона гривы, едва заметно колышущейся под порывами невидимого простым смертным ветерка.

— «Ну… Убиралась. Ну, да. Другие полки убирали другие» — я смущенно ковырнула копытом мрамор пола, выбитая из колеи тем, как легко мать смогла меня раскусить – «Но ведь я сказала чистую правду. И я не виновата, что на той полке не было ничего другого!».

— «Тебе рановато совать свой нос в столь сложные материи» — категорично высказалась принцесса, быстрым взглядом в сторону мгновенно подобравшегося стража давая тому понять, что мы готовимся проследовать дальше – «Тем более, что ты была в столь дивном месте, о котором ныне и присно живущие не могли и мечтать, и зрела частицу тайны. Ужель то было напрасно?».

— «Н-нет, но…» — потупившись, я сглотнула. Почти два долгих года я старательно холила и лелеяла тот газон, что покрывал большущий холм, насыпанный над глубоким бункером, в котором я похоронила все воспоминания о том, что случилось в то роковое время. Воспоминания, казавшиеся давно и прочно забытыми, но теперь, каждый разговор с моими родственниками, вольно или невольно вовлеченными в ту тайну, заставлял содрогаться мой маленький внутренний мирок, и из трещин, обильно изрезавших мою любовно лелеемую постройку, начинали просачиваться терзающие меня мысли, каждую ночь, ледяными когтями впивавшиеся в мою голову и сердце. Я держалась и старательно отшучивалась в ответ на все намеки о произошедшем, но долго это продолжаться не могло. А теперь еще и мать, в присутствии пони с которой я вела себя сугубо официально, храня наш маленький секрет, тоже решила проверить на прочность крепость обнажившихся стен?

— «Что ж, тогда оставим этот разговор. Религия – наука сложная, и ты пока к ней не готова» — по-видимому, заметив, что затронутая тема чересчур явно выбила меня из колеи, Луна решила вернуть беседу в более конструктивное русло – «Пока ж – вернемся к магии. К истоку всего вокруг нас».

— «Да, Госпожа» — я ощутила смутную благодарность за то, что она не стала бередить воспоминания в моей голове – «Так значит, мир стал таким благодаря магии? И она находится в каждом из нас?».

— «В каждом из нас. В каждом из них. Во всех живых существах» — склонила голову аликорн – «Магия струится в каждом из нас. Магией пропитано все вокруг нас, и недаром говорят, что магия – это жизнь, и жизнь – это магия. Попробуй ощутить ее, почувствовать, познать каждым взмахом своего крыла. Ведь помнишь, что я говорила тебе о мире?».

— «Да, Госпожа. Я помню. «Мир лежит вокруг нас, и мы – часть этого мира». Но если магия доступна всем без исключения, то почему ей пользуются лишь единороги? Грифоны, земнопони – все они пробавляются одной лишь алхимией, и все они лишены рога. С другой стороны, те же цервиды, которые толклись одно время при дворе, тоже носят рога, и они…».

— «Так значит, все дело в одном лишь роге? А много ли ты знаешь об обрядах земнопони?» — насмешливо и покровительственно усмехнулась принцесса. Повинуясь движению ее крыла, я последовала за своей учительницей и госпожой в путь по дворцовым коридорам и переходам, старательно пряча глаза при виде кланявшихся Луне слуг и гвардейцев – «Возьми, к примеру, ту твою подругу, что день-деньской копается в земле. Ее семья, какой десяток лет, кланяется моей сестре своим джемом из грозояблок – скажи, откуда они их берут?».

— «Ну, эта история известна всем в Понивилле» – невольно повеселев, улыбнулась я – «Смит Эппл рассказывает, что обнаружила их, когда заблудилась в лесу. Потом их семейство научилось прививать эти дички к другим сортам, и у них даже сложилась традиция отмечать время сбора урожая какими-то ритуальными песнями и плясками… Ну, как я это слышала».

— «Сестра моя велела вызнать их секрет» — хмыкнула Луна, кивком головы отвечая на поклон двум деловитым пони, с умным видом строчащих что-то в своих блокнотах, в то время как облаченная в кружевной передник горничной Грасс что-то быстро им втолковывала, сверяясь со здоровенной книгой, лежащей перед ней на изящной тележке. Увидев меня, она нахмурилась, и я постаралась как можно быстрее прошмыгнуть мимо, беззастенчиво спрятавшись за важно шествующей принцессой – «Но даже самые умные единороги не смогли повторить то, что уже много десятков лет делает одна-единственная семья земнопони. Их саженцы, без возражения продаваемые этой захолустной семейкой, плодоносят — но лишь простыми яблоками, и не дают чудесных, радужных плодов. Как думаешь, почему?».

— «Ну… Монополия, ясен пень!».

— «Что ты сказала?».

— «Эммм… Простите, Госпожа. Монополия» — я с умным видом воздела голову к потолку, готовясь процитировать что-нибудь из раннего Маркса, но тотчас же запнулась о ковер и едва не покатилась вверх тормашками – «Ой. Простите. Ну, я хотела сказать, что монополия – это высшая форма организации бизнеса, и я сомневаюсь, чтобы Эпплы добровольно отдали своим конкурентам…».

— «Даже уступая личной просьбе принцессы?» — иронично дернула уголком рта Луна.

— «Аааа… Ээээ… Ну, тогда не знаю» — запнувшись, я в замешательстве посмотрела на идущую рядом мать – «А это точно? Ну, я имею в виду, просьбу?».

— «Воистину» — ухмыльнувшись, та едва заметно покивала головой. В ее глазах прыгали веселые искорки, вспыхивавшие и вновь затухающие, словно сгорающие звезды – «Какой же вывод сделаешь из этого ты, моя дорогая ученица?».

— «Ну…» — я честно постаралась изобразить напряженную мыслительную деятельность, но увы, в голову ничего подходящего не приходило, а мысли постоянно перескакивали то на оставшихся дома детей, то на неприятные шепотки, распространившиеся среди пегасьей части Легиона и явно имеющие цель донести до меня что-то нелицеприятное о моем дражайшем муженьке, то на Твайлайт, почтившую меня своим письмом, в котором она интриговала меня сообщением об «абсолютно новом изобретении, которое перевернет представление пони о письмах, и почте вообще!». Судя по маркам с изображением Мейнхеттена, она вновь пробралась в тот музей остатков былого величия чиелоуеков, зарывшись носом в кучу ржавого металлолома, костей и стиральных машинок с иллюминатором вместо крышки, и явно не собиралась вылезать оттуда до моего возвращения в Понивилль – «Эээ… Земнопони… Единороги… Погоди, она велела сделать это единорогам, я так поняла? И они не справились?».

Луна промолчала, лишь утвердительно склонив голову при виде нескольких хорошо одетых пони, внимательно изучавших огромный гобелен. Решив, что жест принцессы предназначался именно им, они с готовностью опустились на пол в глубоком поклоне.

— «Значит, эти яблоки могут выращивать только земнопони…» — прикусив губу, я пыталась заставит себя не думать о Твайлайт. И Графите. И Твайлайт. И снова о… — «Значит, существует особенная, земнопоньская магия? Которую колдуют только земнопони?».

— «Ох! Не эту ли мысль я пыталась донести до тебя все это время, моя верная, но пока еще не слишком умная ученица?» — страдальчески закатила глаза Луна, сворачивая в уже знакомый мне коридор, ведущий к ее покоям – «Что ж, будем считать, что урок сей пошел тебе на пользу, позволив вывести эту простую и незамысловатую мысль. В следующий раз я жду от тебя развернутого рассказа про обряды наших «лишенных магии» подданных, и вывод из того, что ты о них узнаешь».

— «Как прикажете, Госпожа».

— «И будь любезна, оставь этот официальный тон, когда мы одни» — утопая ногами в темно-синем ковре, мы прошествовали по широкому, длинному коридору, минуя многочисленные ниши со статуями, внимательно следившими за нами незрячими своими глазами. Тяжелые двери неслышно распахнулись, явив нам склонившихся в поклоне служанок принцессы, и так же неслышно закрылись за нашими спинами, отрезая от нас все звуки, доносившиеся из старой части дворца. Хотя, признаться, их было не так уж и много.

— «Уиииииии!» — дрыгнув ногами, словно непоседливый жеребенок, я прошмыгнула под Луной, и с разбега запрыгнула на гору подушек, на которых так любили спать аликорны. Вот ведь странно – во дворце было множество покоев, которые коронованные сестры занимали по несколько недель или месяцев, и в каждом из которых была огромная, роскошная кровать с непременным балдахином и мягкими, словно пух перинами, однако я видела, что больше всего принцессам были по нраву вот такие вот ложа из горки мягких подушек, рассыпанных прямо на полу. Одно из них я видела в Королевской Каминной – широком и низком, словно таблетка, зале, занимавшем вершину приземистой башни, на южной стороне дворца. Второе вот обнаружилось у Луны… Интересно, это все что-то значит, или любовь к таким вот ложам не больше, чем королевский каприз?

— «Никаких «Уиииии!» и прочих, неподобающих для леди, проявлений чувств!» — строго заметила Луна, словно забыв, что всего лишь несколько мгновений назад она просила меня держаться неофициально. Повинуясь движению ее рога, балконные двери широко распахнулись, и бледный свет поднимавшейся луны озарил половину покоев, причудливыми полосами ложась на пол, повторяя рисунок широкого витражного окна – «Еще не время. Ночь еще толком и не началась, поэтому мы можем заняться твоим прошлым заданием. Что скажешь?».

— «Сделано!» — как можно бодрее отрапортовала я, старательно закапываясь в подушки. Увы, как и всегда, я совсем забыла следить за тылами, и мать легко отловила меня, вытащив за хвост из постели, заприметив мой торчащий из подушек бежевый круп – «Эй! Ну честно же!».

— «Тогда поведай мне о том, что нового ты узнала об этом мире».

— «Много интересного. Хотя и видела мало» — призналась я, глядя, как Клауд и Мист, белыми призраками скользя по покоям, приводят в порядок разворошенную мной кровать – «Но я пыталась думать и «познавать», как ты меня учила, но это далось мне очень нелегко, так и знай. В общем… Я видела стол».

— «Стол?» — приподняла идеально очерченную бровь Луна – «Как интересно. И что же поведал тебе об окружающем тебя мире этот стол?».

— «Я видела культуру» — призналась я, невольно забывая о беззаботном веселье – «Я видела анатомию. Я видела века. Я училась… просто глядя на стол, представляешь? Но как такое возможно?».

— «Это был твой первый, и самый важный урок. Ты поняла, что учиться можно разными способами, и каждый опыт, пусть даже неудачный, несет в себе свой урок» — наставительно поведала мне мать, с нескрываемой гордостью глядя на меня от окна – «И это был ценнейший урок, уж поверь. Никогда не забывай о том, что можно и нужно не просто учиться, но верить и знать, что ты способна это делать! О, сколько бесталанных бездарностей просиживают свои крупы в Школе для Одаренных Единорогов моей дражайшей сестры лишь потому, что того захотели их знатные или богатые родители! Воистину, она подобна ловцу жемчуга, перебирающему сотни ракушек ради одной-единственной жемчужины. Ей нужны ремесленники, ловко обращающиеся с магией, но мы с тобой пойдем другим путем, теми тропами, которыми хаживали твои предки тысячу лет назад. Но вернемся к столу».

— «Я видела рабочий стол пони. Он был похож на верстак – толстая, изрезанная и поцарапанная коробка-столешница, простенькая окантовка, недорогая древесина без малейших признаков лака… В общем, обычный рабочий стол небогатого, но упорно трудящегося пони».

— «Но что-то привлекло в нем твой взор?».

— «Да. Ты заметила, что большая часть рабочих столов имеют столешницу, похожую на сплющенную коробку, с обязательными выемками на передней или передне-боковой поверхности?» – не зная, как описать переднюю часть стола, я поневоле использовала понятную мне, медицинскую терминологию – «Оказывается, там пони хранят свои свитки».

— «И что же?».

— «Свитки, понимаешь? Я глядела на эти углубления, полочки, карманы – называй их как хочешь – и даже нюхала пыль, оставшуюся от дерева и бумаги, и видела целую культуру, рожденную анатомией. Ведь свитки так удобно ложатся под бабки, их так удобно скручивать и разворачивать, зажав в углублениях под копытом, правда? Сама анатомия пони родила эту культуру – и изменилась вслед за ней, рождая массивные, соразмерные ноги с плотными костями запястий и пясти, которыми пони научились действовать не хуже приматов, драконов или грифонов с их пальцами и когтями. И виной всему – свитки. Простые свитки бумаги».

— «Все верно. Сам Старсвирл Бородатый не мог бы сказать это лучше» — кивнула Луна, привлекая меня к себе мягким крылом – «Теперь ты веришь мне?».

— «Конечно. Но это очень необычно – глядеть на вещь, и вдруг увидеть что-то из культуры, или при виде обыкновенного фонарного столба понять, что глядишь на жизненный уклад целого народа…».

— «Не просто глядеть, но познавать! Увы, это не то, чему учат в нынешних школах, выпускающих из своих стен ремесленников. Умелых ремесленников, признаться, но готовых променять проверенную временем форму на новомодные конверты, плоские и бездушные! Они не думают об связывающей нас всех магии, об отпечатках копытокинеза, покрывающих пришедшее послание, и о том, что разворачивая его, они прикасаются копытом к копыту писавшего его друга, и жаром губ своих или свечи согревшего скрепляющий свиток сургуч!».

— «Теперь они называются письмами» — поддакнула я, невольно поглядывая на кровать. Подушечки, подушки и подушенции соблазнительно возвышались посреди покоев в нарочитом, но выглядевшим чрезвычайно уютном беспорядке – «Я тут вот что подумала – а не может ли это быть совпадением? Я имею в виду, похожесть вещей, которыми пользуются пони, и теми, что использовали те, кто их сотворил? Пони, я имею в виду».

— «И что же?».

— «Эммм… Что ты имеешь в виду?» — оторопела я, отвлекаясь от созерцания всех прелестей кровати.

— «Я поинтересовалась, к каким же выводам пришла твоя маленькая, пятнистая головка» — поджав губы, чопорно сообщила мне Луна, в очередной раз давая мне повод задуматься, почему разговоры о людях вызывают у нее плохо скрываемое неудовольствие.

— «Ну… Я не знаю».

— «Точно?».

— «Думаю, что да» — я сникла, окончательно убедившись, что зря высказала эту мысль. Что поделать, язык, как и раньше, бежал впереди меня, без спросу молотя направо и налево – «Прости, если обидела…».

— «Неважно. Оставим эту тему» — решила принцесса, неторопливо прохаживаясь вдоль окна – «Я зрю, к чему ты подводила разговор. Проклятый ученик колдуна, сам ставший малефиком. Его уж ищут, но будучи по натуре скользким, словно змей, он затаился и обрубил все нити, что вели к нему и его логову. В который раз он скрылся кстати, и каждый раз – некстати для меня».

— «Селестия недовольна?» — не зная, что сказать, бросила я пробный шар. Казалось, еще вчера мир был таким понятным, настоящим, плотным, но уже в который раз мое старательно забытое прошлое вылезало из своей могилы, набрасываясь на меня, словно оголодавший вурдалак. Как же, при всей своей проницательности, она ошибалась, считая, что я хотела бы об этом узнать!».

— «Я хочу быть полезной своей сестре!» — отрезала мать, поворачиваясь ко мне спиной в попытке скрыть обуревавшие ее чувства – «Я хочу быть полезной своему королевству! Нашему королевству! И более не потерплю задержек и неудач!».

— «Так точно! Сделаем!» — вытянулась я по стойке смирно, пристукнув копытом о пол. Получилось, мягко говоря, не очень, и именно из-за мягкого ковра – «Завтра же отправляюсь в… А где, собственно, он прячется? Где потеряли его след?».

— «Нет!» — отрезала Луна. Обернувшись, она строго поглядела мне в глаза, словно стремясь убедиться, что ее слова восприняты мной абсолютно серьезно – «Ужель забыла ты, что было поручено тебе командором?».

— «Нет, но мы же решили, что до осени, а то и зимы, грифоны к нам не сунутся, поэтому у меня полно времени…» — опешив от столь категоричного запрета, я попыталась было подыскать убийственные, сражающие наповал аргументы, которые убедили бы вдруг заосторожничавшую мать – «В конце концов, кто сможет понять, как ловить этого поганца?».

— «Те, кому положено вынюхивать, высматривать и выискивать крамолу!» — отрезала аликорн, сопровождая свои слова категоричным взмахом крыла – «И не проси меня разрешить тебе вмешиваться в поиски, ясно? И хныканье не поможет. В конце концов, ты не маленький жеребенок».

— «Вот именно! Мне уже пять… семь… Восемь лет! Восемь, если бумаги не врали!» — нахмурившись, я топнула ногой, но уже скорее для проформы. Что-то внутри убеждало меня, что я вполне самостоятельная личность, и имею полное право идти, ехать или лететь туда, куда хочу, не отпрашиваясь, как школьник в туалет – «И вообще, я самостоятельная личность, и…».

— «Самостоятельная. Очень самостоятельная, и очень даже личность» — раздался позади меня знакомый голос. Взбрыкнув от неожиданности, я попыталась было дать деру, но быстро оказалась под мягким белоснежным крылом, плотно прижавшим меня к чьему-то горячему боку.

— «Доброй ночи, Скраппи» — как и ее сестра, Селестия умела подкрадываться абсолютно незаметно, словно землетрясение или ураган набрасываясь на ничего не подозревающих жертв лавиной безукоризненных манер, массивных королевских регалий и запахом ромашкового луга – «Доброй ночи, сестра. Ночь сегодня выдалась поистине чудесной, да простится мне это невольное отступление от канонов изящной словесности. Надеюсь, я вам не помешала?».

— «Я знала, что ты придешь» — ласково улыбнулась Луна. В присутствии белоснежной сестры, она теряла большую часть своего каменного холодка, которым, казалось, было пронизано все ее существо – «Мы как раз подходили к самому волнующему моменту в воспитании детей – к запретам».

— «Вот даже как. Должно быть, это будет трудным делом, учитывая нашу подопечную, не так ли? Ты уверена, Лу? Быть может, поручить ее заботам Реджинальда?».

— «Эй! Нинада никакого Реджинальда!» — я лихорадочно задрыгала ногами, пытаясь выбраться из-под белоснежного крыла. Я прекрасно помнила густые брови дворецкого Селестии, также как и его издевательства в виде гор книг на грифоньем и староэквестрийском языках, которые мне пришлось изучать за все время болезни, вызванной падением в полынью вслед за оставшимся без тормозов паровозом – «Это нечестно! И слишком жестоко!».

— «Я всегда знала, что смогу положиться на твои суждения, Селли» — сине-белый дуэт тысячелетних интриганок демонстративно отказывался замечать мою пыхтящую тушку, старавшуюся освободиться из мягкого белого плена. Не удивлюсь, если одна из них, а то и обе принцессы сразу, еще тогда, несколько лет назад, уже решили использовать меня для каких-то непонятных, но от этого, не менее пугавших меня планов, иначе зачем был брошен этот вполне очевидный намек? И тот самоучебник по «грифоньей азбуке, чертами да резами писанной», тоже всплыл в моей памяти, вместе с усами коренастого дворецкого… Нет, должно быть, это было просто совпадение! Этого просто не могло быть, ведь тогда все было в порядке, и в Эквестрии все было спокойно… Ну, кроме подручных милейшего Брайта, шмыгавших по стране. И просьб о помощи от мелких правителей грифоньих королевств. И знати, затевавшей какие-то интриги за спиной принцессы. И подготовки к смене трущейся возле престола династии. И…

«Черт! Нет, такого просто не бывает. Невозможно планировать на такой срок, заглядывая в будущее, словно в гороскоп какой-то! Или можно? Откуда мне знать, что именно предвидела Селестия – в конце концов, мне кажется, что именно она стоит за всеми этими приготовлениями… Могла она предвидеть то, что случится? Ох, не знаю!».

— «Итак, Реджинальд?».

— «Пожалуй, да. Реджинальд».

— «НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!» — завопила я, бросив попытки вырваться из хватки солнечной принцессы. Пробившись через пух и мягкие покровные перышки, я наткнулась на жесткие маховые перья, и тут же, нос к носу, столкнулась с тем, что когда-то, в разговоре с принцессой, назвала «стальным кулаком в бархатной перчатке» — гибкие и жесткие, не хуже, чем у меня, перья слегка раздвинулись, превратившись в отличную решетку, прутья которой пружинили под моими копытами, но никак не хотели меня отпускать. Сопя, я умудрилась просунуть между ними переднюю ногу, но тотчас же оказалась в воздухе, когда принцесса повела своим крылом, явив взорам повелительниц мою тушку, трусливо поджавшую хвост.

— «Нет?» — делано удивилась Селестия, бросив короткий, наполненный скрытым превосходством взгляд на сестру – «Странно, ведь мне казалось, что вы с ним отлично сработались и прекрасно поняли друг друга. Даже несмотря на то, что он описывал тебя как «неугомонную, пронырливую, наглую забияку», я расценила это как довольно лестную рекомендацию, ведь его слова говорили о том, что моя маленькая гостья – натура деятельная, любопытная от природы, и вполне способная постоять за себя. Мне кажется, он был бы рад вновь свести с тобой знакомство…».

— «Я не мелкая. Я компактная!» — сдаваясь, буркнула я. Шутить с повелительницами можно было до определенного момента, не спорю, но если принцессы считали, что какому-нибудь из их подданных срочно нужно исправить какой-либо недостаток, они становились поистине изощреннейшими палачами, пряча свои истинные замыслы под внешне нетрудными и вполне благопристойными поручениями.

Каждое из которых превращалось в пытку для наказуемого, который продолжал пытать сам себя, лишь бы не вызвать неудовольствие своих повелительниц.

— «Ладно, ладно. Оставлю это более опытным, более умным… И более доверенным пони».

— «Не обижайся, прошу. Просто восприми это как данность» — наполовину посоветовала, наполовину попросила Селестия, между тем не делая ни малейших попыток освободить меня из хватки своего крыла. Она держала меня, зажав мои ноги всего лишь двумя перьями, и по моей спине пробежался внезапный холодок от мысли, какой же на самом деле силой обладало это прекрасное, белоснежное, лебяжьей мягкости тело – «Помнишь, как ты говорила, что счастлива быть пони? Ты должна постараться, чтобы те самые пони, вся наша милая Эквестрия оказалась готовой к тому, что может произойти этой осенью, или даже зимой. Готовь свой Легион, обучай новичков, наладь взаимодействие с Гвардией – я знаю, что между вами до сих пор есть определенные трения… Но не смей и думать о том, чтобы начать свои собственные поиски, ясно?».

— «Это приказ?» — несмотря на неудобное положение, в котором я чувствовала себя лабораторной мышью, которую держат за хвост, мне все-таки удалось изобразить вскинутую в недоумении бровь, заставив Луну хихикнуть от столь явного копирования ее любимого движения – «Окончательное решение? Потому что я голосую категорически против, а поскольку нас в этих покоях лишь трое…».

— «Прости, Скраппи, но я согласна с Селестией в этом вопросе. Тебе нельзя вмешиваться в поиски этого беглого мага» — подумав, согласно кивнула Луна, проводя крылом по моей спине, отчего шкурка на ней начала сокращаться, буквально фонтанируя мурашками – «Просто поверь, что его ищут наши самые опытные, самые верные слуги. В том числе, и твой супруг».

— «Что?!».

— «Да, именно этим он занимался весь этот год. Он уже настиг было проклятого малефика, в которого превратилась сия мерзостная отрыжка единорожьего рода, но тот смог уйти, применив довольно необычное колдовство, и поэтому мы уверены, что наш слуга сможет настигнуть его вновь. Рано или поздно. Он, Медоу, Фролик – трое наших ликторов, сменяя друг друга, неустанно идут по его следу. Ужель сего недостаточно?».

— «Нет!» — рявкнула я, дергая задними ногами в попытках высвободиться из оказавшейся железной хватки принцессы – «Это очень опасно! А что, если с ним что-нибудь случиться? А что, если этот колдун на него нападет? А что, если…».

— «Вот именно!» — впервые на моей памяти, повысила голос Селестия, и я осеклась, безвольно повиснув на ее крыле, скованная проснувшимся страхом – «Вот именно, что это «очень опасно»! Кто, как не испытанный и верный слуга моей сестры, сможет выполнить столь сложное поручение, изловив скрывающегося преступника? Ты уже столкнулась с его посланцем – и что же? Разве ты забыла, что случилось потом?».

Оглушенная громовым голосом белоснежной богини, я молчала, не зная, что сказать, и только глупо открывала и закрывала свой рот, словно вытащенная из воды рыба. «Но так же нечестно!» — вот и все, что крутилось у меня в голове. Знать о том, что кто-то близкий и дорогой рискует своей жизнью вместо меня было настолько непривычно, настолько дико, что мне пришлось попытаться привести себя в чувство старым, испытанным способом – лихорадочно замотать головой, хлеща себя по щекам черно-белой гривой, весело и тревожно защелкавшей вплетенными в нее бусинами. Увы, это не очень-то мне помогло, и я продолжила беспомощно таращиться на спокойно, но непреклонно смотревших на меня принцесс.

— «Я понимаю, что ты волнуешься за своего мужа» — продолжила между тем Селестия, осторожно опуская меня на пол и ласково похлопывая крылом по голове, отчего мои задние ноги разъехались в разные стороны, словно у испуганной оленихи – «Но подумай, разве мы не волнуемся за тебя? Разве мы не боимся, что с тобой случится что-нибудь страшное, а мы, как тогда, просто не сможем тебе помочь?».

— «А, так значит, другим рисковать собой можно?» — попыталась было вновь завестись я, но быстро заткнулась, почувствовав на своей голове тяжесть большого крыла. Быть может, принцесса специально дала мне почувствовать, ощутить ее, тем самым немногословно напоминая, кто в этом доме хозяин? – «Почему я не имею права ему помочь?».

— «Увы, я боюсь, что тем самым ты ему лишь помешаешь».

— «Но как?!».

— «Как?» — присев перед открытой дверью балкона, Селестия на мгновение задумалась, прикрыв глаза и подставив морду ночному ветерку, приглашающе похлопав крылом рядом с собой – «Скажи мне, Скраппи, ты заботишься о своем доме? Я не имею в виду налог на имущество, регулярные посещения или проживание в нем. Я имею в виду, часто ли ты обновляешь мебель? Или может, чистишь и красишь полы? Обновляешь покосившиеся двери и меняешь солому на крыше? Мы с Луной заметили, что это довольно популярный способ крыть крыши в Понивилле, да и в других городках и селениях…».

— «Воистину, это удивительно!» — согласилась мать, присаживаясь рядом с нами – «Столько лет прошло, сколько веков – а крыши выглядят так же, как и тысячу лет назад. Вот только сами дома изменились…».

— «Но кое-что остается вечным, моя звездочка» — едва слышно прошептала ей сестра. Тяжелые крылья накрыли нас теплой волной, окунув в запах нагретого солнцем, звенящего полуденным зноем луга — «Например, любовь. Доверие. Семья. Скажи мне, Скраппи, отчего ты не решилась купить те занавески, вокруг которых ходила целый час? Конечно, в лавочке Пирса можно найти множество интересных вещей, но ты провела немало времени, примериваясь и прицениваясь именно к ним. Они тебе понравились? Тогда почему же ты их не купила?».

— «Они просто очаровательны, но… Понимаешь…» — я смущенно ковырнула копытом ковер, зачем-то попытавшись отодрать его от пола. Не получилось, и мне пришлось перевести взгляд на накопытники принцессы, тускло сияющие золотом в ночи – «Графит давно жаловался, что не чувствует себя хозяином в нашем доме, даже несмотря на то, что этот дом был подарен мне именно через него. И я хотела заглянуть в эту лавочку завтра или послезавтра, вместе с ним, чтобы он сам уговорил меня их купить, доказав, что именно эти шторки лучше всего подойдут в нашу комнату. Быть может, прикрикнул или даже топнул ногой. Но он сам, и… Эй! Вы что, следите за мной, что ли?!».

— «Признаться, я удивлена, дорогая Скраппи. Разве не ты говорила, что понимаешь, что такое бремя публичности?» — лукаво прищурилась солнечная принцесса, кивая в ответ на смешок, донесшийся из-под другого ее крыла – «Как любит говаривать моя милая Лу, «Публичность похожа на вшей – вывести сложно, легко подхватить, если ты из себя хоть что-нибудь представляешь». Увы, нынешние пони относятся к этим неудобствам с меньшей патетикой и философией, но в целом, фраза эта звучит довольно верно. Например, я знаю одну пегаску, которая чуть-чуть изменила мое расписание, едва не доведя беднягу Ньюзенса до умопомрачения. Не знаешь, кто это был?».

— «Ладно, ладно. Умыли» — вновь опуская глаза в пол, пробубнила я — «Но ведь не просто так, а для дела! Правда ведь?».

— «В любом случае, замена была не менее полезной, чем запланированное совещание. Я перенесла его на ночное время, извинившись перед приехавшими на него выборными и главами городов, городков и деревень, хотя последних среди гостей было не слишком много. Я ожидала, что предложенная тобой инициатива пойдет из городов в глубинку, но даже если все произошло и наоборот, то это лишь немного повлияло на мои планы. Однако вернемся к тебе и твоей семье, моя маленькая хитрюга. Ты можешь попытаться сменить тему разговора, но будь осторожна, ведь в следующий раз я не поддамся так легко».

— «Ну да, кто бы сомневался» — вздохнув, я закрыла глаза и откинув голову, попыталась расслабиться и получить удовольствие так, как это делала принцесса. Увы, получалось не очень – «Просто я хотела сказать, что Графит будет главой в нашей семье. Я пробыла без него целый год, и успела за это время многое обдумать. Я хочу, чтобы он забыл о своем прошлом, о жизни подчиненного, которая у него была все это время – сначала в семье, которая его презирала, потом в Страже. Я хочу, чтобы он был тем, кто распоряжается, а не тем, кем распоряжаются другие. Даже я. Особенно я. И именно поэтому я хочу потащить его по лавочкам и магазинам, найти то, что нравится ему и под шумок прикупить то, что понадобится мне для дома, потом завернуть и посидеть в каком-нибудь кабачке или ресторанчике… Да, мы женаты, словно два земнопони, но все еще плохо знаем друг друга, и я не хочу, чтобы это стало той трещиной, которая приведет к расколу».

Выдохнувшись, я запрокинула голову, и теперь уже безо всякой рисовки подставила взмокшую шею и грудь легкому ветерку, весело вцепившемуся в мои черно-белые пряди. Странно, что этот небольшой монолог вдруг отнял у меня столько сил, напомнив, что долгий день подошел к концу, а я еще так и не присела, без устали носясь то по плацу, то по дворцу. Напомнил – и смыл это чувство, ласково поглаживая быстро сохнувшую шкурку, с едва заметным свистом проносясь по бесчисленным ее волоскам. Сидевшие рядом принцессы молчали, думая о чем-то своем, хотя одной из них уже давно полагалось находиться в постели, а другой… Ну, я думаю, у Луны тоже были дела, кроме наблюдения за луной и жутких шуточек, которыми она баловала стоявших на часах гвардейцев. Если раньше служба во дворце была чрезвычайно почетным, хотя и не слишком обременительным назначением, то теперь количество желающих попасть в эти белокаменные хоромы резко сократилось, и явно не в последнюю очередь благодаря позапрошлогодней Ночи Кошмаров.

— «Что ж, это правильно. И очень верно» — наконец, проговорила Селестия, бросая на меня загадочный взгляд – «Несмотря на все наши усилия, немногие среди пегасов славятся подобной верностью своему партнеру, и уже несколько раз прозвучало предложение сделать тебя образцом для пропаганды семейной жизни. Что ты скажешь, Скраппи? Согласишься обдумать это предложение?».

— «Графит – мой муж» — проворчала я, растерявшись, и лихорадочно пытаясь сообразить, что же именно входит в обязанности образчика – «А мой партнер — это жизнь. Чрезвычайно активная, ненасытная, и с не в меру развитой фантазией. Поэтому… Ну, я даже не знаю…».

— «Подумай. Конечно же, я не потребую от тебя немедленного ответа, но готова принять его и сейчас, если тебе не потребуется время на раздумья» — повернувшись ко мне, принцесса едва заметно двинула плечом, словно делая какой-то быстрый, едва уловимый жест, увидеть который у меня все равно бы не получилось – «Конечно, тебе придется по-настоящему стать публичной пони, ведь твое изображение будет смотреть на окружающих с многочисленных плакатов, со страниц модных журналов и популярных газет. Разумеется, тебе придется общаться с прессой – без этого невозможно обойтись в современном обществе. Кроме этого, на твою спину опустится груз настоящей славы, но мне кажется, ты сможешь это пережить. А еще – это очень поможет популяризации твоего Легиона. Прости, что я некоторым образом вмешиваюсь в твои планы, которые, без сомнения, у тебя уже есть, но думаю, что вскоре вы станете героями дня. Подумай, быть может, это именно то, к чему тебя, все это время, вела твоя судьба?».

— «Аааа, быть «лицом с плаката»? Кажется, я поняла…» — внимательно слушая принцессу, я изо всех сил пыталась не поддаваться магии ее голоса – мягкого, убеждающего, советующего, словно старый добрый сосед, вышедший погреться на солнышко и остановившийся рядом с тобой, затеяв приятный, и ни к чему не обязывающий разговор – «Но мне кажется, что моя внешность не слишком подходит для того, чтобы быть идеалом и образцом. Да и в поньские стандарты красоты я тоже не укладываюсь…».

— «Отнюдь» — успокаивающе и в то же время, очень хитро улыбнулась Селестия, проницательно вглядываясь в меня искрившимися дружелюбием глазами – «Я знаю, что вот уже на протяжении нескольких веков каноном красоты считается чуть пышноватая фигура, которая нравится как жеребцам, так и кобылам, и если первые ценят мощную грудь и… кхем… прочие атрибуты мужественности, то кобылы стараются заполучить не слишком спортивную фигуру, балансируя на тонкой грани между пышностью и красотой. Как жаль, что с улучшением качества жизни, подтянутые крупы и сухая стать превратились в некое клеймо, говорящее о том, что их владельцам приходится много работать, что, в свою очередь, говорит о не слишком высоком достатке – признаюсь, это не то, что одобрили бы предки нынешних пони. Но мода постепенно становится привычкой, и сейчас самое время дать ей толчок, показав, какой привлекательной может быть подтянутая, мощная стать. А кто, как не военная косточка, сможет стать самой яркой представительницей нового поколения пони, любящих спорт, и здоровый образ жизни? Представь, как ты помогла бы им всем, став знаменитой и успешной. Ты — звезда, твои дети — принц и принцесса, и столь головокружительной карьерой, ты вдохновила бы многих пони последовать твоему примеру».

— «Подтянутая и мощная, говоришь?» — по уже въевшейся привычке тряхнув головой, я попыталась стряхнуть с себя магию очаровывавшего меня голоса тысячелетней интриганки, чьи соблазны казались не чем-то далеким и несбыточным, а уже свершившимся фактом, и нужно было просто кивнуть головой, чтобы… Задумавшись, я с неожиданной грустью оглядела свое побитое тело, сидящее на собственном хвосте. Дух спрятался, и как мне показалось, во все глаза разглядывал очаровавшую его принцессу, давая мне понять, что от него я ответа точно не дождусь – по крайней мере, пока рядом со мной находится роскошная, жаркая, чуть томная повелительница огромной страны, тепло тела которой я ощущала даже в эту летнюю ночь.

«Да уж, дал бог помощничка…».

«О, КАКАЯ ЖЕНЩИНА!».

«Нас колесуют[3], слышишь?» — если бы у меня была возможность, я бы спрятала морду в копытах, лишь бы не ощущать этого древнего, поросшего мхом казанову, откровенно пускающего слюни, словно озабоченный спаниель. К счастью, отвлечься от Древнего, занятого оценкой выдающихся достоинств принцессы, было довольно просто – достаточно было бросить взгляд на широкий рубец, змеящийся по правой передней ноге. Широкий, бугристый, за минувшие годы он чуть выцвел и потерял ту болезненную красноту, привлекавшую к нему взгляды всех видевших меня пони, превратившись в розоватую полоску искалеченной, лишенной шерсти плоти. Проведя по нему языком, я повернула голову, и не смогла удержать тяжелого вздоха, глядя на собственные спину и бок. Когда-то меня считали необычной, привлекательной или просто симпатичной кобылкой, чей вид заставлял окружавших меня жеребцов воинственно выпячивать грудь и потряхивать гривой, а если к этому прикладывалось еще и немного косметики – не оставались равнодушными и кобылы, что наглядно продемонстрировала когда-то Рарити, использовав в качестве лакмусовой бумажки Рейнбоу Дэш.

Но все это ушло – плоть разлетелась кровавыми клочьями под напором пилившей ее стали обвившего мою ногу троса, а приятно проминавшийся под копытами кобылий жирок убрали годы тяжелой жизни в Обители, вымыли дожди северных лесов… И вытопила огромная бойлерная печь, в которой извивалось мое, наполовину засунутое в нее, тело. Я превратилась в остаток, обрубок самой себя. От той пони, которую создавала принцесса, осталась лишь шкурка – огромные, переходящие друг в друга пятна бежевого и гнедого – да черные глаза, серьезно, совсем не по-кобыльи глядевшие на меня из стекла балконной двери, словно зеркало, отражавшее в себе еще молодую, но уже побитую жизнью пони.

«Образец, говорите…».

— «Все это можно поправить» — раздался над ухом шепот Селестии. Тихий и вкрадчивый, он был очень похожим на голос ее сестры, и если бы не запах горячего полудня, раскаленным маревом окутавший меня вместе с произнесенными принцессой словами, я не смогла бы понять, кто же именно так жарко и убеждающе шепчет мне на ухо, одной своей интонацией убеждая – «Согласись. Покорись. Успокойся и усни в мягкой колыбели, под присмотром внимательных глаз». Но что-то холодное, не враждебное, но ставшее жестким за все эти годы топорщилось, словно наждак, проходясь по вибрирующим нервам, не давая могучей богине играть на них чудесную, успокаивающую, чарующую мелодию мыслей и чувств. Возможно, это было мое сумасшествие, а может, я просто вконец обнаглела, но каждый раз, лишь стоило мне ослабить самоконтроль, как ядовитый дымок испарений доносил до меня рев раскаленной печи, холодную безнадежность обшарпанных стен и хрустящую темноту пакета для трупов, в котором оказалось мое тело. Мертвое. Окоченевшее. Возродившееся.

— «Простите меня» — повернувшись, я твердо поглядела на Селестию, все это время внимательно разглядывавшую мой затылок – «Простите, но я не могу принять столь щедрое предложение, мои повелительницы. Готова понести заслуженное наказание, но я считаю, что это была бы ошибка».

— «Поясни, пожалуйста. Почему же ты так считаешь?» — спокойно и без малейшего намека на неудовольствие, попросила принцесса. Луна, все это время державшаяся у нее за спиной, подалась было вперед, но передумала, и вновь вернулась на свое место, хмуро и напряженно глядя на спину сестры. Не ткнула бы ее чем-нибудь острым ненароком — по старой, так сказать, привычке…

— «Да, тело можно исправить. Как можно создать миф героической личности. Но думаю, это можно проделать с любой из кобыл, несущих свой пост во дворце. Да, их не много, но они есть, и подобрать кандидатуру не составит особых проблем, с любой внешностью, талантом и вообще, привлекательнейшую личность, пообтесавшуюся в кулуарах власти, хотя и рожденную в низах».

— «Тебя знают, Скраппи».

— «Знают. Как наглую выскочку, лукавую временщицу и вообще грубиянку и записную алкоголичку».

— «А так же героиню Северной войны» — негромко парировала принцесса – «Ту, чьи маневры целый год разбирали мои офицеры и которые уже два года как внесены в учебники по тактике сражений с превосходящими силами врага. Разве ты не заметила, как стали относиться к тебе рядовые гвардейцы, как и знакомые с тобой офицеры? Желая задеть тебя и твоих подчиненных, автор недавно вышедшей книги лишь укрепил твою славу, и теперь молодые и горячие пони стремятся попасть в Легион… Ну, или хотя бы получить экземпляр твоей книги. Не хочешь устроить небольшой прием? Поверь, очень многим будет приятно получить из твоих копыт книгу с автографом…».

— «Да-да. Я помню. Еще две тысячи морд, которые мне придется либо разогнать, либо лягать до тех пор, пока из этих горячих голов не вылетят все иллюзии по поводу службы в Легионе» — вздохнув, я оглянулась, стараясь как можно тверже взглянуть в глубокие, все понимающие, лавандовые глаза – «Простите… Прости меня. Но я не могу. Не хочу. Не имею на это права. Ведь если я это сделаю, если соглашусь на это заманчивое предложение, то я уже не буду той прежней Скраппи Раг. Я стану какой-то картинкой, образом, а я… То есть, мы – мы видели, как страдают те, кто вынужден, в силу непреодолимых обстоятельств, прятаться под чужой маской. И чем все это заканчивается. Конечно, если это так нужно, то я могла бы поболтать с тем, кого вы выберете на эту роль, но прошу – не ломайте меня хребтом через колено. Не заставляйте быть тем, кем я не хотела бы быть».

По комнате разлилась тишина. Лунный свет причудливо искрился на крошечных искорках звезд, вплетенных в легчайшие занавески – то ли капельках влаги, то ли и впрямь драгоценных камнях, россыпью искрящихся самоцветов рассыпанных по паутине кружева неизвестными мастерами. Поднявшись высоко-высоко, лунный диск, чистейший, словно умытый зимним снегом, едва заметно катился по небу, готовясь низринуться с высей во тьму, лежавшую у подножия Кантерлотских гор. Опустив глаза, я сидела, пытаясь придумать аргументы получше, чем те бессвязные отговорки, что вывалила на коронованных сестер, но в голове было пусто, и даже мой симбионт не спешил мне помогать, то ли уснув, то ли и впрямь наслаждаясь обществом Селестии, чьи запахи и тепло, словно мягкое облако, накрывало меня с головой.

— «Молодец» — крыло прошлось по моей спине, вынуждая меня заполошно вскочить на ноги, выгибая спину, по которой промчался веселый табун мурашек, заставив меня передернуться, по отдельности, каждой частью тела – «Ты молодец, Скраппи. Я довольна тобой».

— «Довольна?» — обернувшись, я увидела лукавую полуулыбку принцессы, похоже совершенно не расстроенной, и уж тем более, не негодующей из-за моего отказа – «Но я же… Я говорю, что не пойду в манекенщицы, Ваше Высочество! Это если вы вдруг прослушали. На всякий случай говорю».

— «Я слышала тебя» — усмехнулась Селестия.

— «И Мы тоже, сестра!» — победно протрубила Луна, ликующе поднимаясь на дыбы – «Мы знали, что дщерь Наша не сможет попрать возложенных на нее надежд!».

— «Да-да. Я тоже была в ней уверена» — отводя глаза, проворчала принцесса. Казавшаяся донельзя смущенной, она старательно отворачивалась от горделиво вышагивавшей вокруг нас сестры, довольной, словно ее любимая болонка выиграла на выставке главный приз – «Хотя, признаться честно, я не слишком старалась ее убедить. Надеюсь, мне это зачтется?».

— «Нисколько, дражайшая сестрица!» — широко ухмыльнулась Принцесса Ночи, с видом победителя, остановившаяся перед смущенной сестрой – «А раз проиграла – плати!».

«Что за… Они спорили на меня, что ли?!».

— «А может…».

— «Не может!» — громыхнула Луна, наступая на сжавшуюся на ковре сестру – «Ужель слово Солнечной Принцессы не стоит и шелудивого копыта?».

— «Вот, видишь, как меня шантажируют и угнетают?» — попробовала отшутиться Селестия, с беспокойством сверкая в мою сторону глазами, словно призывая меня помочь ей, но напрасно – признаться, я сама оторопела, с неимоверно глупым выражением на морде глядя на разворачивавшуюся передо мной сцену – «Лу, ну давай хотя бы со следующей недели…».

— «Завтра!» — победно рявкнула принцесса, словно коршун, раскрывая темные крылья над сжавшейся в комочек сестрой. Признаюсь, эта сцена будет всю жизнь стоять в моей памяти, как образец для единственной в своем роде, уникальной картины «Возвышение Найтмэр Мун» — картины, которая никогда не будет написана. По крайней мере, пока я жива.

— «Завтра начнется преображение нашего королевства!».

— «Луна, дорогая…».

— «Завтра начнется тот путь, что изменит всех Наших подданных безо всяких плакатов, без дешевой агитации и поддельных героев!».

— «Лу, прошу тебя…».

— «Завтра, с первыми лучами солнца, изменится самая важная часть нашего общества...» — голова Луны приблизилась к голове затравленно, словно кролик на удава, смотревшей на нее Селестии – «Его филейная часть!».

— «Это так на тебя не похоже!» — уронив голову на пол, простонала Солнечная Богиня, не обращая внимания на мою отвисшую челюсть. Где-то у двери раздался негромкий стук – похоже, одна из служанок грохнулась в обморок. А может, и обе разом, что было совершенно не исключено – «Как ты можешь быть такой жестокой по отношению к своей бедной сестре? Которая так тебя ждала? Которая не спала ночей…».

— «И которая наела себе громаднейшие фланки!» — жутковато ухмыляясь продолжила за нее Луна – «Я зрю, ты времени не теряла, и познала секреты силы ушедших? Быть может, их мы применим для того, что б вывести иное поколение пегасов – грузоподъемных, дабы носить это пухнущее не по дням, а по часам, тело?».

— «Это не правда!» — как-то совсем уж робко пискнула Селестия, зачем-то прикрывая крыльями свои тылы – «То есть, не совсем правда… Правда же, Скраппи?».

«ВРАНЬЕ!» — согласно бухнул Дух, явно сочувствуя трясущейся, как осиновый лист, принцессе.

— «Это правда!» — топнула ногой Луна, явно наслаждаясь моментом полной и безраздельной власти над своей сестрой – «Такими темпами, сестра, скоро нам придется вновь перестраивать замок, и делать в нем круглые коридоры, ведь по квадратным и даже прямоугольным закатывать тебя в тронный зал будет оч-чень неудобно! Но раз в преддверии надвигающихся событий мы не можем позволить себе таких трат…».

— «Прошу тебя!» — отбросив все свое достоинство, прошептала Селестия. Прикрыв глаза копытами, и вытянув назад подрагивавшие крылья, прикрывавшие круп, она казалась беспомощной жертвой, ожидавшей решения палача – «Молю!».

— «То с завтрашнего дня мы займемся фитнесом!» — гордо провозгласила мать, с гордым видом стоящая над сестрой, словно зачитывающий обвинения прокурор, словно деятельный адвокат и суровый судья в одном лице – «Ну-ну, не бойся. Это совершенно не страшно. Поверь мне, Селли – это пойдет тебе только на пользу. Спроси хотя бы вот у Скраппи».

— «Ээээ…».

— «Видишь, как она вдохновлена? Ты видишь, как ее тело просто пышет здоровьем? Напрасно ты отказалась от путешествия в нашу Обитель – уверена я, что буквально через год, твои подданные просто б тебя не узнали! И как она была права, когда говорила, что отдых в тех заповедных местах чрезвычайно благоприятен для поддержания здоровья и красоты!».

— «Ну, я бы не стала так категорично…».

— «Скраппи, что ты ей сказала?» — простонала Селестия, приоткрывая один глаз, и с тяжелым укором глядя на меня поверх золотого накопытника, поблескивавшего в полумраке покоев

— «Я? Ничего!» — удивленно откликнулась я, на всякий случай, отодвигаясь подальше от устроивших непонятную сценку сестер – «Совсем ничегошеньки!».

— «Не говори ей больше этого «ничегошеньки», хорошо? Не видишь разве — это ее злит!».

— «Да, вы можете рассчитывать и на это» — подумав, кивнула Луна, ласково подталкивая носом лежавшую на ковре сестру – «Вставай же, Селли! Восстань, или познай Наш гнев!».

— «Мне кажется, сегодня я еще нигде не билась головой…» — пробормотала я, массируя занывший висок. Голова гудела и кружилась в попытках понять, что же я только что видела, и отступив на балкон, я с настороженным недоумением глядела на двух повелительниц огромной страны, возившихся на ковре, в полутемных покоях. Вскоре стало понятно, что Селестия явно дурачится, изображая из себя беспомощную жертву, и хныканьем своим пытается добиться от сестры смягчения режима, который, как быстро выяснилось, Повелительница Ночи уже разработала и даже отпечатала для своей обожаемой сестрицы, причем в нескольких экземплярах. Однако ни похныкивание, ни мягкие укоры, ни откровенный шантаж с некими предложениями, высказываемыми на ушко с таким забавным румянцем на щеках, успеха Селестии не принесли, а тихий бунт и категорический отказ вставать был подавлен на корню с помощью щекотки. Вспотевшие и возбужденные, принцессы резво вышли на балкон, где обнялись, и опустившись возле перил, запрокинули головы, глядя на мерцающие звезды, серебряными гвоздиками держащие над нашими головами полог неба. Хихикая, словно школьницы, впервые выбравшиеся на ночное свидание, они шептались о чем-то, указывая крыльями куда-то наверх, и я постаралась подобраться поближе, чтобы разнюхать, о чем могут шептаться богини, разглядывающие ночной небосклон.

Ну, попыталась это сделать, по крайней мере.

— «А видишь вон то, за тучкой? Его еще плохо видно, но если оно покажется полностью, то ты вспомнишь его название».

— «Конечно же, «Селестии нужно худеть». Я не смогла его скрыть, как ни старалась» — с неохотой кивнула белоснежная принцесса, постаравшись перевести разговор на более приятную для нее тему – «Тебе не кажется, что в твоих покоях в последнее время стало довольно шумно?».

— «Согласна с тобою, сестра» — подкравшись к воркующим повелительницам, я не заметила роскошных хвостов, поскользнулась, и с визгом рухнула между ними, в довесок, самым жалким образом кувырнувшись вниз головой и шлепнувшись прямо под носом у заинтересованно разглядывавших меня принцесс – «Но отчего? Признаться, мне ничего не приходит на ум».

— «Издевайтесь-издевайтесь!» — пробурчала я, держась за ушибленный затылок – «Вот вырасту, вот стану самостоятельной, и тогда посмотрим, кто над кем посмеется!».

— «Обязательно вырастешь» — кивнула мать. Рог ее вспыхнул, и на небосклоне появилась еще одна звезда, прилипнув к одному из созвездий. Судя по непроизвольному движению крыла, которым Селестия как можно незаметнее попыталась потрогать свои роскошные тылы, было понятно, к какому созвездию она принадлежала – «Но вместе с возрастом и силой, приходит и ответственность. Не так ли?».

— «Ты познала силу, но думаю, готова познать и ответственность, Скраппи» — согласилась с ней ее божественная сестра, аккуратным движением копыта убирая с моей мордочки непослушную прядь растрепавшихся волос – «Ты навела порядок в кантерлотской части Легиона, но теперь тебе предстоит чуть более сложная задача, и я верю, что ты с честью выйдешь из этого испытания. Ведь время не ждет, и у нас с Луной есть для тебя еще одно маленькое поручение… Или просьба – смотря как на это посмотреть».

— «Сделаю все, что в моих силах!» — попыталась я вытянуться во фрунт. Конечно, лежа на прохладном полу балкона, сделать это правильно было не так уж и просто, и я вновь зашипела, потирая очередную шишку на затылке, старательно не обращая внимания на вежливо улыбавшихся сестер, в глазах которых стояло безудержное веселье – «А насчет этого… Не волнуйтесь, Ваши Высочества, я уже занимаюсь этим вопросом. Завтра же отправляюсь в Мейнхеттен… И не нужно на меня так смотреть, хорошо? Я все поняла. И пообещала, что не буду в это лезть. Хотя бы ради Графита».

— «Мы признательны тебе за понимание» — помолчав, осторожно проговорила Селестия, бросив на сестру короткий, многозначительный взгляд, пока та рассматривала мою насупившуюся тушку. Конечно, она была права – увлеченно работая с земнопони, составлявшими большинство кантерлотских казарм Легиона, я совсем позабыла о том, что в моем подчинении находится не полторы, а уже три тысячи пони, половина из которых расквартирована очень далеко от начальства.

И большая часть которых — самые настоящие пегасы.

Мейнхеттенский лагерь мы начали строить давно – еще до того водоворота событий, что привел меня сначала к Ядру, а затем – и в тот грузовой терминал для дирижаблей, на западе нашей страны. По иронии судьбы, он находился недалеко от Мейнхеттена – города на берегу внутреннего моря, бывшего то ли огромным озером, то ли и в самом деле морем, плененным когда-то в ловушке причудливых геологических процессов, и оставшимся в ней навсегда. И именно это позволило легионерам первыми появиться на месте чудовищного катаклизма, поглотившего огромную подземную и надземную крепость, в которую превратил терминал гений подмявшего его под себя Ханли Колхейна. Кстати, надо бы навестить этого скота – наверное, он и думать забыл о той, что едва ли не каждый месяц собиралась являться к нему для бесед о дружбе и магии с беспокойно ворочающимся и громко стонущим телом, лишенным глаз, языка и прочих выступающих частей, абсолютно не нужных обрубку плоти, оставшемуся от того, кто собирался трясти этот мир, словно любимую свинку-копилку. Признаться, я уже поняла, что командовать подразделением лишь силой своего авторитета и письменными приказами не получится, но по разным причинам, раз за разом откладывала свою поездку, однако теперь, когда на происходящее в нем обратили внимание даже принцессы, тянуть больше было нельзя.

В конце концов, намек был и так довольно прозрачен – «Разбирайся с этим, и побыстрее. Или мы разберемся сами».

«С одной стороны, почему бы и нет? Согнать туда всех тунеядцев, дураков и просто тех, кого не хочется видеть среди своих подчиненных, и пусть повелительницы их показательно выпорют. И ты не при чем, и головной боли меньше» — прикинула я, провожая глазами сгоревший в ночном небе метеор. Прочертив над нами полосу света, он развалился на несколько частей, каждая из которых, с гораздо меньшей скоростью, сгорела, стерлась о воздух, оставив после себя извилистый, быстро исчезающий след. С другой стороны… — «С другой стороны, это будет бегство от ответственности. Шаг, достойный опытного чиновника, но не Легата. Как посмотрят на тебя остальные? И как ты посмотришь после этого в зеркало? Как будешь смотреть в глаза стоящим напротив тебя, на плацу, подчиненным? Нет, завтра же еду, и пусть берегутся те, кто решил, что у Легиона нет твердого копыта, которое поставит на место зарвавшихся новичков!».

— «Я этим займусь, причем в ближайшее время».

— «Вот и хорошо. Я думаю, что тебе не помешает развеяться. Сменить обстановку» — светским тоном продолжила Селестия. Прищурившись, белоснежная богиня глядела вперед и вверх, на светлеющее небо – ночь уходила, уступая свои права разгоравшемуся утру, дыхание которого уже чувствовал небосклон, сменивший чернильную темноту на полосы светло-серого и голубого, красившие далекий виднокрай, скрытый за Кантерлотскими горами – «Между прочим, как ты смотришь на то, чтобы отправиться отдохнуть? Мы понимаем, что на тебя свалилось слишком много забот, и думаем, что небольшой семейный отдых тебе не повредит. Нашим внукам тоже стоит привыкать к путешествиям, ведь их страна раскинулась от западных прерий до восточных, считающихся непроходимыми гор. Прокатись с сними по Морю Вечности, посети галерею искусств Нью Сэддла, слетайте на курорты Галопфрейских островов, волею поселившихся там пегасов превратившихся в один огромный, бесконечный карнавал. Узри диковинки расположенных там базаров – признаюсь, я и сама хотела бы попасть туда, хотя бы на несколько дней… Увы, услышав об этом месте, Саншайн выпросила у меня отпуск – впервые за несколько лет – и укатила туда вместе с семьей».

— «Надеюсь, она не забудет о том, что ей полагается замещать тебя только лишь во дворце, но никак не на отдыхе?» — насмешливо фыркнула Луна. Идею о том, чтобы заменить себя кем-то еще Принцесса Ночи восприняла в штыки, целую неделю скрываясь, и дуясь на шутливое предложение сестры. Я слышала от служанок, что Селестия потом долго и искренне извинялась… Хотя подробности мне сообщить отказались, возбудив тем самым нешуточный интерес – «Смотри, сестра, как бы не поползли по Эквестрии слухи, что пока страна, напрягая все силы, пытается выбраться из дипломатического кризиса, задыхаясь в торговом эмбарго, что объявили заморские страны, ее правительница расслабляет свой круп на далеких островах, в обнимку с тортиком и пинья-коладой».

— «Тортик! Коктейли!» — неиллюзорно расстроилась принцесса, шмыгнув носом от избытка обуревавших ее чувств – «Решено! Как только Бугссоны вернуться из круиза, Саншайн останется тут за главную! А мы…».

— «Не боишься оставить ее со Скраппи?» — иронично вздернула бровь сидевшая рядом мать – «Представь себе заголовки – «Принцессу снимали с гардины, куда она удрала, спасаясь от своего верного Легата Легиона». Признаюсь, еще неизвестно, какой из этих слухов будет хуже».

— «Эй! Я это слышала!».

— «Неважно!» — с поразившей меня категоричностью махнула копытом ее сестра – «Грубо говоря, плевать! Трижды плевать! Я хочу в отпуск! Я и ты, Лу. Только я и ты. Ну, может быть, Скраппи, чтобы мы не слишком заскучали, валяясь под пальмами. Она будет втирать нам в спины кокосовое масло, пока мы будем загорать, попивая коктейли, а малыши – носиться вокруг, бегая за крабами, или строить замки из песка».

— «Ага. Мои копыта нежно проходятся по вашим спинам, втирая в них ароматные масла, заставляющие шкуру блестеть и нагреваться под жарким тропическим солнцем. Умело массируя шерсть, обильно умащенную благовониями, они спускаются все ниже и ниже…» — аликорны, как по команде, прикрыли глаза, целиком растворившись в мечтах, которые рисовал им мой вкрадчивый голос – «… а потом, изо всех сил, лупят вас полотенцем по попе, с криком «Подъем, Ваши Высочества! Прибыли послы из далеких стран, и ждут Вас на чашечку чаю!». Ух-хахахахахаха!».

— «Нет, пожалуй, обойдемся без милой четы Раг» — вздрогнула Селестия, похоже, наяву узрев нарисованную мной картину этого «отдыха».

— «Воистину!» — каркнула Луна, колыхнув своим дыханием мою гриву – «Сим Мы повелеваем – «Под страхом изгнания, запретить нашим подданным, носящим фамилию Раг, или приравненным к ним, иль имеющим с вышеозначенными Рагами родство, пусть даже и дальнее, отдыхать вместе с коронованными повелительницами Эквестрии на тропических островах!». Дата, подпись!».

— «Ну, вот и накрылся мой отпуск!» — притворно расстроилась я, не совсем понимая, зачем это повелительницам вдруг понадобилось выгонять меня из Кантерлота, причем не особенно этого и скрывая. Конечно, быть может, это я поумнела, легко и непринужденно догадываясь, что именно скрывалось за словами принцесс, однако я очень и очень в этом сомневалась, уже имея возможность не раз убедиться, как тонко порою играет повелительница света. С другой стороны, я могла быть настолько непроходимо и неизлечимо тупой, что мне буквально разжевывали прописные истины, оставаясь при этом в рамках приличий, и делая все для того, чтобы я решила, что сама догадалась о «скрытом» послании, стоявшим за словами принцесс.

«Оххх, ну почему все так сложно, а? Нельзя, что ли, просто сказать мне «Иди туда, и сделай вот это!». Нет, нужно мудрствовать, нужно устраивать сцены! Нет, целые представления!».

«А ТЫ РАЗОЗЛИШЬСЯ. ОПЯТЬ».

«А вот и ничего подобного! Хочешь пари? Посмотрим, что скажет Луна!».

— «И в самом деле, сестра. Пожалуй, им стоит отдохнуть, и вояж по стране благотворно скажется на их здоровье, а перемена мест даст пищу для ума» — не разочаровала меня мать, с задумчивым видом обозревая мою фигурку, по-прежнему лежащую возле ее копыт – «Семейный отдых – что может быть лучше для молодой четы? Вернувшись в Кантерлот, возьми детей, супруга, дочь моя, и приготовься к путешествию – быть может, Филлидельфия возбудит твой интерес?».

«Вот видишь?! Ей даже Графита для меня не жалко, лишь бы я свалила поскорей!».

«НЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО!».

— «Ммм…» — я сделала вид, что заинтересовалась. Куда же эти интриганки попытаются меня загнать? И почему именно сейчас?

— «Но если это слишком близко или обыденно для тебя, вы можете прокатиться на поезде. Куда-нибудь на восток» — предложила Селестия, в напускной задумчивости проводя краем крыла по моему подбородку, груди, и понемногу подбираясь к животу – «Прости, если мы вмешиваемся не в свое дело, но нам с Луной кажется, что если мы с тобой теперь не чужие друг другу и можем, пусть и с натяжкой, считаться одной семьей, то и мы могли бы принять участие в вашем путешествии… Хотя бы обсудив с тобой его маршрут. Еще раз прости, если я кажусь тебе слишком назойливой – признаться, у меня не было этого опыта уже… Давно, скажем так».

— «Опыта? Семейного опыта?» — не подумав, ляпнула я. Перо, щекотавшее мой живот, едва заметно дрогнуло, и отстранилось – «Ой. Прости».

— «Все в порядке, малышка» — на морде Селестии вновь появилась ее привычная и, можно сказать, повседневная маска доброжелательного внимания – «Итак, как ты думаешь, что это будет? Филлидельфия? Нью Сэддл? Дербишир? Или Троттингем – город из красного кирпича, с его знаменитой Научной Коллегией?».

— «И кучей грифонов в придачу?» — иронично фыркнула я, нисколько на этот раз не смутившись. После того памятного случая, по сути, положившего начало той краткосрочной войне, которую пони отчего-то называли Северной, я косо смотрела на любых представителей пернатых, не имеющих копыт – «Нет уж, знаете ли! Представляете, какой у них будет праздник, если им удастся получить в свои лапы Мясника Дарккроушаттена, вместе с семейством? Наверняка гулянья будут всенародными, и продолжаться не менее месяца кряду!».

— «Ты не совсем справедлива к этому народу» — возразила мне принцесса, переводя взгляд на светлеющие небеса – «Но я осознаю твою заботу и опасения. Тогда… Признаться, я даже и не знаю…».

— «Сталлионград?» — тихонько пробормотала я, внимательно следя за выражением на мордах коронованных сестер. Реакции не последовало и это заставило меня исполниться самых черных подозрений – «Остается только Сталлионград. Ну и зачем же я понадобилась в этом городе моим повелительницам?».

Принцессы молчали.

— «Эй, ну я же не настолько тупая» — я попыталась было пошутить, постаравшись прервать затянувшуюся игру в гляделки. Аликорны молчали, разглядывая друг друга, словно видели в первый раз, и из-за этого мне становилось очень и очень неуютно – «Мммм… Я опять сказала что-нибудь не то?».

— «Нет, ты права» — наконец, откликнулась Селестия – «Как интересно, моя дорогая, складывается практически каждый наш разговор, не находишь? Мне казалось, что в этом мире мало что может меня удивить, что каждый пони, которого я вижу, вписывается в один из шаблонов, и начиная разговор, я уже предвижу его начало, развитие и окончание. Я даже придумала названия для каждого из этих отрезков, играя с ними, словно с морскими ракушками и камнями, обточенными дыханием волн, нанизывая разговор, словно ожерелье — прекрасное или безобразное, поразительное или совершенно обыденное».

— «И только я не вписываюсь в эту схему?» — негромко поинтересовалась я, во все глаза глядя на нависавших надо мной принцесс. Ожидая откровения – и опасаясь его.

— «И только ты рвешь в клочья самую нить разговора» — помолчав, мягко улыбнулась богиня, заставив меня сжаться на вмиг показавшимся холодным полу – «Обрывки фраз и бусины слов разлетаются вокруг, подскакивают, и прыгая, превращаются в удивительный дождь, капли которого падают прямо в небо. И мы падаем вместе с ними, не зная, где закончится этот полет. Удивительно, не так ли, сестра?».

— «Простите меня еще раз. Я знаю, что не самая лучшая пони» — неловко поднявшись, я похромала к выходу из покоев, потирая набитые шишки на голове – «И не самый лучший собеседник. Вон, даже Твайлайт не может меня понять, пока не напьется. В общем, я уже ухожу, и завтра поеду в Мейнхеттен. Но я все же боюсь, что вас разочарую в роли посла – пусть даже и в Сталлионград».

— «Скраппи, ты молодец» — я остановилась, взглянув на сидящих у балконной двери принцесс. Селестия обернулась, серьезно взглянув мне в глаза – пронзительно, как это умела лишь она одна. Даже у ее сестры взгляд был немного мягче, пусть он и мог становиться абсолютно ледяным — «Поверь мне, я знаю, что переговоры – не твой конек. Ты посчитала, быть может, что довольно ловко выкрутилась во время нашего разговора, но с точки зрения риторики и дипломатии – сложного искусства переговоров и компромиссов — ты действовала очень грубо, топорно, и не привела ни одного действительно стоящего аргумента… За исключением единственного — ты была права, когда говорила, что перестанешь быть сама собой, если начнешь изображать из себя кого-то другого. И это была самая правильная твоя мысль. Ты говорила искренне, и именно это по-прежнему привлекает к тебе пони. Твоя искренность и вера в то, что ты говоришь. В то, что ты делаешь».

— «Да, я знаю» — развернувшись, я подошла к принцессам. Древний уже утихомирился, и я вновь ощутила тревогу, разлившуюся по мне от одного только ощущения присутствия рядом со мной белоснежной принцессы – «Я не устану просить прощения у тебя… У вас обеих за то, что prosrala все то, что вы пытались в меня вложить. Спустила в трубу всю красоту этого тела. Потеряла способность нравиться пони, быть для них привлекательной и даже очаровательной. Перестала быть для них объектом чувств и желаний. Я потеряла все это, и я виновата перед вами».

— «Нет, ты не потеряла. Ты изменилась» — ласково потрепав меня крылом по голове, возразила мне Луна. Селестия лишь покивала, всем своим видом выражая согласие со словами сестры – «Из объекта желания, из юной и свежей кобылки, ты превратилась в молодую кобылицу, и приобрела множество новых черт, которые по-прежнему привлекают к тебе пони. Разве ты не заметила, как изменился твой круг знакомств? Как тянутся к тебе земнопони, пегасы и единороги? И главное, кто именно эти пони».

— «Ну да, единорогов теперь среди них большинство…» — пошутила я, неловко улыбаясь нежданной похвале – «Но это не делает меня матерой переговорщицей или ловким послом».

— «Не пытайся изображать дипломата» — посоветовала мне солнечная принцесса – «Будь искренней, и пони это поймут. Я обещаю, что по возвращении из Мейнхеттена тебя не будет ждать какое-то конкретное задание, ведь у нас с Луной есть для тебя всего лишь маленькая просьба. Исполнить ее или нет – решать тебе. Но поверь, никто и не собирается использовать тебя, или вынуждать переступать через себя, заставляя быть тем, кем ты не являешься. Отправляйся к детям и не тревожься – с завтрашнего дня тебя ждут интересные, хотя и трудные дела. И помни – пусть ты отвергла предложенный, предначертанный тебе путь, ты всегда будешь для нас нашей маленькой Скраппи – той, что появилась на свет из желания и любви. Желания одной глупой и старой кобылы воссоединиться с любимой сестрой, ее лучиком света посреди бесконечного мрака веков».

---

— «Значит, уезжаешь?».

— «Да. Нужно разобраться с геморроем в мейнхеттенском лагере, поэтому, сам понимаешь…».

— «Понимаю» — похоже, супруг не был сильно расстроен, что заставило самые нехорошие подозрения вновь всплыть у меня в голове. С одной стороны, это могли быть просто слухи, но даже они не рождаются на пустом месте, а раз за разом звучащие вокруг пегасьи шепотки вычерпывали до дна все мое самообладание, и мне стоило немалых трудов спокойно реагировать на тут и там всплывавшую в разговоре одну и ту же тему, словно все пегасье племя, сговорившись, решило вывести меня из себя.

Слухи, вот уже месяц считавшиеся «горячей новостью» у крылатых сплетников, гласили, что у нового ликтора Принцессы Ночи появилась очередная подруга.

Конечно, подобные слухи курсировали и раньше – ну как же, такой жеребчина, и вдруг – однолюб? Невозможно! И пегасье племя, как сговорившись, принялось придумывать этому оправдания – от несвоевременного купания в холодной воде или полученной на службе травмы, до более экзотических вариантов, в которых принимали участие самые странные пони, часть из которых, насколько я знала, в этот момент пребывали в совершенно других местах и были отделены от моего черного муженька сотнями километров пути. А остальные, при этом, находились у меня на виду, и явно не могли совершать никаких поползновений в сторону моего супруга. Так что большую часть времени я относилась со спокойной иронией к этим влажным кобыльим мечтам, задаваясь вопросом, как скоро я сорвусь и потреплю кому-нибудь гриву, выдрав ее по волоскам за распространение слухов, порочащих мою семью. Однако данный шепоток заставил меня встряхнуться, и обвести недобрым, ревнивым взглядом всех, с кем Графит встречался по службе, и теоретически, мог встретиться даже по пути в тронный зал. Игнорировавшие меня сородичи из Клаудсдейла и Лас-Пегасуса вполне могли решиться на подобный ход, стремясь укрепить свои позиции при дворе, а о крылатых соблазнительницах, способных одним движением бедер выжать досуха даже бизона, говорили как о чем-то совершенно реальном, как и о курсах, на которые стремилась попасть каждая уважающая себя пегаска, имеющая планы на семейную жизнь в табуне.

Интересно, а кто-нибудь из моих подчиненных уже посещал эти занятия? Ну не к матери же мне с этими вопросами идти…

«ПОЧЕМУ ЖЕ?».

«Молчал бы, извращуга! Не приведи богини, Селестия узнает, что ты пялился на ее круп – не сносить нам головы!».

«БРОСЬ…» — однако на этот раз, в голосе Древнего не было должной уверенности.

«Ага, проняло?» — мысленно хмыкнула я, по очереди обнимая Графита, Бабулю с Дедом, и чмокнув на прощание веселящихся детей, направляясь к станции, где уже пыхтел, разводя пары, паровоз, притащивший за собой вереницу из девяти вагонов. Наш разросшийся городок, наконец, получил свой собственный поезд – конечно же, не сам паровоз и десяток вагонов, которые местные жители убирали бы за ненадобностью в сарай, а всего лишь свое название и время, прочно вошедшие в расписание южной ветки эквестрийских железных дорог, в котором наша станция превратилась в полноценную остановку, длившуюся почти четверть часа. Несмотря на столь очевидное признание нашего городка, паровозы, бегавшие по этому отрезку пути, были по-прежнему небольшими, с коротким паровым котлом, воронкообразной трубой и вечно отсутствующим тендером – в общем, одними из тех трудяг «два-два-ноль», что все еще бороздили просторы Эквестрии, из последних сил удерживая свои позиции под напором новых локомотивов, рожденных гением сталлионградских мастеров. Одним из недостатков этих небольших паровозов было отсутствие дополнительного вагона-тендера для хранения запасов воды и угля, на место которого паровозные компании нередко цепляли дешевый открытый вагон для провоза небогатых пассажиров и клади, больше походивший на маленький загон для скота, и что, как я слышала, нередко становилось причиной остановок паровозов прямо посередине пути. Судя по рассказам Твайлайт, это приключилось и с моими подругами несколько лет назад, застрявшими где-то в прериях Мягкого Запада, недалеко от Эпплузы, однако, по рассказам Твайлайт, машинистам удалось довести поезд до станции без посторонней помощи, просто впрягшись впереди него в постромки. Вот ведь забавный народец, эти пони! И зачем им тогда, скажите на милость, сам паровоз?

Свистнув, розовый паровозик уверенно набрал свой ход, и громко пыхтя потащил девять разноцветных вагончиков на запад, словно пытаясь догнать заходящее солнце, уже обдиравшее свои бока о вершины Дракенриджских гор. Первые вагоны были спальными – путешественникам предстояло одолеть немало миль, прежде чем прошмыгнувший у ног каменных исполинов состав достигнет, наконец, гостеприимной низменности у берегов внутреннего моря, прогрохотав по Серебряному Мосту – и именно в одном из них я поселилась, валяясь в свое удовольствие в уютной спальной нише, мгновенно влюбившись в потрепанные, но все еще свежие занавесочки на толстой трубе карниза, незамысловатую роспись на сосновых, слегка отлакированных досках, плоские бронзовые плафоны на потолке – похоже, создатели задумывали оснастить вагон лампами из светящихся кристаллов, но прижимистые владельцы натыкали по всему проходу керосиновых ламп, и сухо щелкнувший светильник не зажегся, негромко скрипнув под моим копытом, словно извиняясь за жадность дорожников. Свои седельные сумки я поставила рядом с собой, на протяжении всего пути ловя на себе недоуменные взгляды соседей – багажный вагон, как и его крыша, были полупусты, и окружавшие меня пони, по-видимому, недоумевали, зачем мне переть с собой свою кладь, словно опасаясь, что меня непременно ограбят или обворуют, украв дорогие моему сердцу мешочки.

И наверное, это было то, за что я так полюбила этот мир – мир, в котором воровство было не нормой, а исключением.

Зачем же я ехала в этот далекий город на западе? Вопрос был прост, и одновременно, довольно сложен. Осознание того, что Легион неимоверно распух, и теперь насчитывает три тысячи пони, опустилось на мою спину подобно мешку камней – я прекрасно помнила времена, когда считала, что с полусотней смогу понемногу увеличить созданный мной отряд до размеров батальона, не более, но теперь я начала понимать, что все разработанные мной варианты действий, все «планы пожара на случай эвакуации», грубо говоря, можно спустить в унитаз. Три тысячи пони, не считая обслуживающего персонала, которым, словно жирком, пришлось обрасти Легиону, и приемом на службу которых занималась не я! Вот уж воистину, хочешь рассмешить богинь – расскажи им о своих планах!

Когда-то я декларировала в своих письменных рассуждениях, нацарапанных по просьбе принцесс, что смогу обойтись парой батальонов, но с течением времени пришло понимание того, что прикидки и расчеты на лету хороши при прополке сорняков и планировании отдыха, но никак не при определении размеров подразделения, которым ты собралась командовать. Была ли в этом виновата я одна, или не обошлось и без командора, старательно занижавшего в разговорах численность эквестрийских войск, а также извечной белоснежной интриганки, с легкой подачи которой вся справочная информация о Гвардии напоминала скорее рекламные проспекты, нежели серьезные, объективные труды. Конечно, наш полк явно не был крупнейшим соединением в Эквестрии, но похоже, что столь крупные соединения практиковались в этом мире лишь для решающих сражений, а в остальное время, вся тяжесть войны и конфликтов ложилась на плечи гораздо меньших подразделений, равных по численности ротам и батальонам. По крайней мере, это было то, что я поняла после долгого совещания в новом Генеральном Штабе. И теперь, мне приходилось расплачиваться за отсутствие четкого плана на случай, если мне придется взять на себя ответственность за что-то более крупное, нежели кучка преданных мне солдат.

Но кто же мог подумать, что не имеющая ни малейшего отношения к армии пегаска вдруг встанет во главе целого полка?

— «Можно подумать, я об этом просила!» — буркнула я себе под нос, утыкаясь носом в очередную папку. Увеличение штата потребовало налаживания адекватного документооборота, но к счастью эта проблема решилась без моего участия, силой моей малышки Черри. Умненькая кобыла легко справилась с валом бумажной работы, и вскоре после моего прибытия из Обители, соседняя комната присоединилась к нашему кабинету, став своеобразным хранилищем нужных документов и бумаг. Снабдивший меня папками фрументарий был краток и лаконичен в своем описании происходящего, и теперь, во время поездки, я понемногу начала понимать, какая непростая проблема приближалась ко мне с каждым покачиванием вагона, с каждым перестуком колес.

О том, что в мейнхеттенском лагере творилось что-то недоброе, я поняла довольно быстро – из отчетов, вываленных мне на стол. Сперва зацепившись взглядом за один из них, потом за другой, а вскоре уже организовала себе целую подборку рапортов, сообщений и докладных записок на имя командующего Винда о дисциплинарных взысканиях, применяемых к тому или иному пегасу. Большая часть крылатых легионеров, за исключением части Первой и Второй кентурий, была сосредоточенна на западе Эквестрии – именно там, где, по моему замыслу, пегасы могли бы без помех постигать нелегкую науку воздушного боя, под присмотром инструкторов, на которых расщедрился однажды командор. Конечно, я понимала, что в первую очередь интересует Вайт Шилда, и была уверена, что это не только и не столько тренировки, но как это покажется ни странным, нисколько не обиделась, прекрасно понимая, что он, как командующий эквестрийскими войсками, просто обязан знать о том, что именно делает тысяча с лишним пегасов, собранная в одном месте, и вооруженная до зубов. Задумка была неплохой, но поморщив свой лоб над бумагами, я очень быстро поняла, что между строк сухих и формальных отчетов, на меня все яснее глядит заскорузлый, покрытый репьями и мухами, непривлекательный конский круп.

Поезд дернулся, и десяток страниц соскользнули с подушки. Я лишь покивала собственным мыслям, мельком просмотрев лежавший под ними документ. Судя по отчетам Черри, в мейнхеттенский лагерь поступало не больше разнообразных расходных материалов, чем обычно. Что ж, хорошо. А как тогда это соотнести с этими рапортами о дисциплинарных взысканиях, сиречь, наказаниях по попе палками и плетьми? Насколько я помнила из своего «отдыха» в Обители Кошмаров, длинные ременные плетки инструкторов редко когда отдыхали без дела, и если помножить одно на другое, то в этот лагерь должны были отправить уже несколько вагонов гибких осиновых прутьев… Что ж, выходит, все так и осталось на бумаге.

Вздохнув, я перевернула страницу, впиваясь взглядом в примитивные, черно-белые фотографии своих будущих подопечных. Похоже, что Фрут подобрал мне самых отчаянных хулиганов, но я решила не торопиться и разобраться с делами на месте, памятуя о том, что за самыми узколобыми и одаренными силой зачинщиками беспорядков обязательно стоит чья-нибудь неприметная фигура. Конечно, среди пегасов такой номер вряд ли бы прошел, но кто знает, кто знает… Поев, я вновь вернулась на место, и продолжила вглядываться в досье. Фотокарточка, метка, цвет шкуры и гривы. Фотокарточка, метка, цвет…

«ОХ И РОЖА У ТЕБЯ, ШАРАПОВ».

«Да уж. Наверняка задумчивая и может быть, даже одухотворенная» — я и впрямь почувствовала себя опером, просматривающим последние сводки по убежавшим, условно-досрочно освобожденным, и наконец-то севшим преступникам. Вздохнув, я покидала обратно в папку неприятно шуршащие документы, и вытянулась в своей спальной нише, бездумно глядя в окно. Да, похоже, принцесса все-таки была права и импровизации получаются у меня лучше, чем проработка и воплощение в жизнь долгосрочных планов. Наверняка это влияние одного старого и вредного духа, любителя выпить, и поподглядывать за крупами, на которые даже смотреть-то нельзя! Пролетавшие мимо холмы то отступали, открывая взгляду возвышавшиеся у горизонта горы, то вновь скрывали их своими зелеными спинами, когда поезд нырял в очередную лощину. Говорят, где-то там, неподалеку от гор, спешно строят еще одну ветку железной дороги, которая свяжет Мейнхеттен и Кантерлот, отвечая всем требованиям больших городов – компании реагируют на возросшие потребности в перевозках крупных и тяжелых грузов, которые невыгодно тащить по земле или воздуху. А интересно, может мне и впрямь, с помощью Фанси Пантса, организовать свое воздушное такси? Перевозки на летающих повозках, быстро и не слишком дорого, должны были бы заинтересовать богатых пони как в столице, так и в городе на побережье, однако что-то подсказывало мне, что на этом деле быстро не наживешься. С другой стороны, мои обязанности как Легата вряд ли позволят мне уделять много времени собственной компании, и тогда – прощай, мое воздушное такси, которое прикарманит кто-нибудь другой. Древний был со мной абсолютно согласен, подкидывая мне запомненные заголовки статей о «честном отъеме бизнеса», процветавшего в обществе людей. Достаточно было создать дефицит наличности, демпинговать, уводя клиентуру, замучить многочисленными проверками – и готово дело, ушлый делец получал свою фирмочку или фирму почти за бесценок. А уж если делец был грязным…

«НЕ БОЙСЯ. Я РЯДОМ».

— «Я знаю. И спасибо тебе» — прошептала я, глядя в темнеющее окно. Утомившиеся за день пони понемногу расходились, устраиваясь на койках, и лишь самые стойкие продолжали неспешную беседу, оставшись за столиками вагона-ресторана. Мне повезло, и на поезде вместе с нами ехало всего несколько детей, веселой и очень горластой стайкой проскакавших куда-то в начало состава. Бедные пассажиры их спального вагона… Я понадеялась, что очень нервных среди них нет.

«Спасибо тебе. И знаешь? Я найду тебя» — задернув шторки, я протянула копыто, выключая тихонько шипевшую керосинку – «Обещаю тебе, что найду тебя там, посреди этого черного моря».

«Я ЗНАЮ, СКРАППИ» — в голосе Древнего слышалась печаль и надежда, которые, я ощущала, он изо всех сил подавлял, стараясь не выдать мне своего сокровенного чувства. Напрасно, конечно же. Прижав передние ноги к груди, я уткнулась в подушку, глядя на проплывавшие мимо тени сквозь щелочку в занавесках, и стараясь не разреветься, боясь потревожить других. Но еще больше я боялась огорчить свою половинку души – своего друга, советчика и соучастника всей нашей короткой жизни. Того, кто стал мной, пусть даже и наполовину.

Утомившись, я так и уснула, до самого конца ощущая на себе теплую, невесомую руку, гладившую меня по шее, скользя бесплотными пальцами по прядям черно-белой гривы, заплетенной в залихватские косички.

---

— «Ого!».

«АГА».

Задрав головы, мы разглядывали сотворенное чьими-то умелыми копытами ущелье, в котором я оказалась сделав один-единственный шаг из здания вокзала – скромненького, по сравнению со стеклянными павильонами его кантерлотского собрата. Узкие и высокие, не выше шести-семи этажей, жилые здания протянулись как по линейке, формируя стены гигантского лабиринта, в котором тут и там возвышались громады местных «небоскребов», поднимавшиеся – страшно подумать! – на целых тридцать этажей в высоту. Оглянувшись, я прислушалась к доносившемуся из здания вокзала ритмичному шуму – похоже, мой сюрприз только что прибыл на место, всего на пару часов отстав от нашего старенького паровоза. Впрочем, это было неудивительно — судя по огромной струе иссиня-черного дыма, поднявшейся над вокзалом, прибывший локомотив вышел из ворот отнюдь не эквестрийских заводов, а его пронзительный свист мигом воскресил в моей памяти одного алого жеребца, увлеченного дирижаблями и паровозами. Как там его звали? Не помню, спросила ли я его, что значила в его имени буква «А.»…

Промаявшись пару часов у вокзала, я поняла, что встречать меня никто не собирался. Конечно, это было не критично, да и не очень обидно, но как говорится, все одно к одному… Уже это говорило о многом. Если назначенному ответственным офицеру приходится употребить столько времени сил для наведения порядка во вверенном ему подразделении, что он даже забывает о встрече командира, о которой ему было доложено еще несколько дней назад – это подразделение пора разгонять, или как минимум, хорошенько проредить, сменив офицерский состав и изолировав зачинщиков беспорядков.

Вздохнув, я задрала голову к небу, еще раз обозрев края искусственного каньона, на стены которого мы с Древним таращились все эти часы. Признаться, увиденное поражало, особенно после жизни в считавшемся захолустьем Понивилле и неспешном, размеренном Кантерлоте, на фоне Мейнхеттена казавшимися музеями под открытым небом. Город на побережье отличался от остальных городов – с первого взгляда было ясно, что пони живут в нем для того, чтобы работать и только работать, не отвлекаясь на мелочи жизни. Это просвечивало через окна, лишенные занавесок, глядело фасадами пяти и семиэтажных домов, из которых состояли стены искусственного лабиринта улиц, лишенных деревьев и травы. Редкие растения в кадках, выставленные на всеобщее обозрение, словно предметы гордости владельцев многочисленных заведений, блестели восковым глянцем, словно искусственные цветы – красивые, но абсолютно мертвые.

«Мейнхеттенцы ценят лишь ту красоту, которую можно положить в седельную сумку» — пошутил в поезде один из пассажиров, но теперь, при взгляде на тяжеловесные украшения фасадов домов, многочисленные магазины, пестревшие вывесками «Распродажа!» и «Скидки!», на толпы пони, словно река, несущиеся по прямым и широким улицам города, я почему-то уверовала в истинность этих слов. Быть может, и не вкладывая в них какого-то оскорбительного подтекста. В городе, где все вращается, мигает и не останавливается ни на миг, словно огромный рекламный стенд на крыше высокого дома, должно быть, сложно выкроить минутку хотя бы на то, чтобы сполна насладиться чем-то прекрасным. Вот и вошли в моду у местных пони такие вот «карманные чудеса» — короткие встречи, короткие разговоры, скоротечные выставки и большие музеи «Все в одном месте». Конечно, эта мысль все равно отдавала душком утилитаризма, но с другой стороны…

«Да, дружище, ты прав. Смешно, когда о прекрасном рассуждает та, кто считает вино испорченным виноградным соком».

— «Легат! Я здесь!».

— «Вижу, вижу. Не ори».

Чем дальше, тем больше мне не нравился этот город. В отличие от Кантерлота, улицы Мейнхеттена имели нормальные тротуары, хотя расположенная между ними брусчатая мостовая сразу же не понравилась моим копытам – казалось, что я все время куда-то соскальзываю, а стоит мне наступить между камней, как моя нога тотчас же сломается, разлетится и мгновенно отсохнет, пораженная неведомой болезнью. Судя по высокомерно-насмешливым взглядам прохожих, подобное здесь видели уже не раз, а на мои испуганные зигзаги, которые я выписывала между грохочущими туда и сюда каретами собралась поглазеть небольшая толпа. Привыкнув к размеренному, неспешному течению жизни в Кантерлоте и Понивилле, я была не готова ни к левостороннему движению возле вокзала[4], ни к снующим туда и сюда экипажам, ни к громким, злым окрикам и гудению допотопных клаксонов, установленных на оглоблях такси. Метнувшись туда и сюда, я завиляла между грохочущими каретами, даже не пожелавшими остановиться, пока, наконец, не выскочила на другую сторону улицы, ощущая себя полной дурой под откровенно насмешливыми взглядами прохожих. Подскакавшая кобыла осторожно прикоснулась ко мне крылом, словно рассчитывая, что я рассыплюсь от одного только ее прикосновения, а когда этого не случилась, непритворно расстроилась. Интересно, и почему?

«ДУМАЛА, ЗАДАВЯТ».

«Угу. Надо будет узнать, не написан ли у нее для меня некролог – так, на всякий случай».

— «Легат!».

— «Не ори на ухо, ладно?» — отдышавшись, я встряхнулась, сбрасывая со своей спины крыло рыжей пегаски. «Блуми Нэтл, двадцать шесть лет. Седьмая кобыла в табуне. Одна неудачная беременность. С родственниками не общается. Опцион Хая Винда, примипила Легиона» — услужливо подсказала мне память. Оказывается, не зря я читала в поезде все эти досье, ох как не зря, и теперь быстро поняла, кто попался мне на встречу. Что ж, посмотрим, что это за чудо оставил тут вместо меня Хай.

— «Итак, опцион…» — поправив перекрутившиеся на боках сумки, я оценивающе оглядела стоявшую передо мной кобылу, отметив как отсутствие положенного по уставу доспеха, так и прилизанную, красную гриву – похоже, в этом году были в моде стрижки в стиле «Длинный боб с челкой», что заставило меня покоситься на свои лохматившиеся косички. Судя по сверкнувшим глазам, кобыла заметила это, и в душе уже проклинала пятнистую ссучку, которая явно подметила, что подчиненная выглядит лучше, чем она, и поэтому непременно постарается сжить ее со света. Встав в обманчиво расслабленной позе, она по-уставному запрокинула голову, глядя куда-то поверх моей макушки, терпеливо ожидая продолжения моих слов. А вот хренушки – пауза затягивалась, и дождавшись, когда опцион переведет на меня взгляд серых глаз, я молча повела крыльями, изобразив молчаливое недоумение, и вновь уставилась на подчиненную.

— «Мэм?» — кажется, это ее проняло.

— «Не стой, как недоенная, опцион» — понимая, чего ждет стоящая передо мной кобыла, сварливо откликнулась я, решив немного подыграть этой пегаске. Если верить досье Фрута, с ней можно было иметь дело, и пусть даже она и не дослужилась до звания сержанта в Гвардии, мой фрументарий счел ее «перспективным материалом», намекая на то, что с ней придется поработать, прежде чем вводить в круг доверенных пони, которых я старалась распределить на ключевые посты – «Веди, а заодно и доложи, почему твой Легат вынуждена околачиваться, словно bomg, возле вокзала, а потом – рисковать своей жизнью, уворачиваясь от грохочущих деревянных монстров, бросавшихся на нее, словно древесные гончие».

— «Да, мэм!» — взмахнув крыльями, пегаска поднялась в воздух, но тут же приземлилась, услышав мое недовольное ворчание, и с удивлением уставилась на меня – «Мэм?».

— «Нэтл, мы полетим пешком» — терпеливо объяснила я, отталкивая плечом скакавшего мне навстречу гражданина. Спешивший куда-то жеребец пошатнулся, и едва не грохнулся, звонко заколотив копытами по тротуару в попытках удержать равновесие, однако даже не остановился, ограничившись лишь злобным, царапнувшим меня взглядом. Мотнув головой, я двинулась вперед, продираясь сквозь толпу, с перекошенными мордами спешившую перейти дорогу на ближайшем перекрестке. Забавно, но ни о какой разметке или дорожных знаках и речи не шло – пони просто вставали на дыбы, заполошно размахивая передними ногами, после чего стремительно бросались вперед, перебегая дорогу перед грохочущими туда и сюда экипажами, впряженные в оглобли которых трудяги-земнопони неистово терзали зубами мотающиеся у них перед носом рожки, оглашая улицы сердитым, гнусавым ревом клаксонов. Выбравшись из запрудившей тротуар толпы спешащих куда-то пони, я оглянулась на провожатую, висящую над моей головой.

— «Так куда нам, Нэтл?».

— «На восток, до выхода из города».

— «Эммм…».

— «Прошу за мной… Мэм. Быть может, будет лучше взять коляску? Идти придется далеко».

— «Веди» — вздохнув, я двинулась за приземлившейся пегаской. Неодобрительно поджавшая губы кобыла вздохнула, и торопливо, как все мейнхеттенцы, потрусила вперед, забавно покачиваясь из стороны в сторону. Двинувшись за ней, я с интересом пригляделась к ее ногам, негромко цокавшим по асфальту – что-то в ее походке меня настораживало, что-то было крайне необычным. Что-то…

— «Ого. Слушай, опцион, ты это самое… Inokhodets?[5]».

— «Мэм! Разрешите говорить открыто?» — резко остановившись, кобыла повернулась ко мне, самым неуставным образом уставившись мне в глаза. На морде пегаски было нарисовано самое настоящее отвращение – похоже, она ждала моего вопроса, и даже если и не поняла произнесенного по-сталлионградски последнего слова, то явно догадалась, о чем идет речь – «Да, я хожу и бегаю вот так, причем с рождения. Да, можете считать, что это неестественно. Но если вы считаете, что сможете надо мной поржать, или заявите, что я плохой гвардеец…».

— «То что?» — с интересом уставилась я на тяжело дышавшую передо мной кобылу – «Я что, обидела тебя? Или решила над тобой поржать, как ты только что заявила? Я лишь поинтересовалась, как это тебе так ловко удается переставлять ноги, и не упасть. Признаюсь, впервые вижу такую побежку…».

— «С этой «побежкой» я уделаю вас даже на земле… Мэм!».

— «Идет!» — похоже, Нэтл решила оправдать свое имя, попытавшись меня осадить, и продемонстрировав колючий и принципиальный характер[6]. Однако, намаявшись от безделья в трясущемся поезде, я была не против размять косточки, и с готовностью ухватилось за предложенное мне соревнование – «Стартуй! Я буду рядом».

— «Постарайтесь не отстать от меня, мэм…» — пригнувшись для низкого старта, торжествующе заявила рыжая, тряхнув блестящими от лака волосами короткой стрижки. Змеившаяся по ее шее, коротенькая щеточка остриженной «под нолик» гривы, задорно блеснула на меня некрупным кристаллом какого-то украшения – «И не глотайте много пыли. Это… Не… Полезно!».

— «Как скажешь!» — громко выкрикнув последние три слова в стиле «На старт-внимание-марш!», пегаска, как наскипидаренная, рванула вперед, быстро скрывшись за углом дома. Непроизвольно взбрыкнув передними ногами, я рванула вслед за ней, на ходу подтягивая на груди ремешок шлейки, притянув к бокам увесистые сумки с вещами. Рыжая и впрямь оказалась хорошим бегуном – быстро разорвав дистанцию, она вышла на сосредоточенный, покачивающийся аллюр, разбавляя стук тысячи копыт своими необычными, двойными хлопками, впрочем, быстро дополнившимися торопливым, тройным перестуком моего галопа. Обернувшись, она вскинула брови, увидев, как я прорываюсь сквозь так не вовремя перебежавшую через дорогу толпу, и вновь увеличила скорость, спрыгнув с тротуара на широкую проезжую часть.

«А вот это ты зря…».

Хлопнув крыльями, я сиганула через нескольких пони разом, в прыжке, уже привычно долбанув копытами по стене дома, и помянув добрым словом старика Праул Шейда, рванулась вслед за Нэтл, несущейся между грохочущих экипажей. Кобылка вспотела, и приблизившись к ней, я не смогла удержаться от искушения, и вдруг, неожиданно даже для себя самой, лизнула красиво двигающееся бедро с забавной меткой в виде трех разноцветных крестов. Вздрогнув, пегаска запнулась и едва не навернулась на проезжую часть, и лишь вовремя подставленное плечо не дало ей оказаться под копытами и колесами очередного желтого экипажа, терзавшего позади нас свой клаксон.

— «Эй, вы что, с ума посходили что ли?!» — рявкнул гнедой земнопони, всеми четырьмя ногами тормозя накренившуюся карету, опасно нависшую над его спиной. Оглянувшись, мы синхронно взяли с места в галоп, и по запруженным улочкам города вновь раздался ритмичный перестук некованых копыт, почти терявшийся в звоне подков и грохоте деревянных колес.

«Интересно, и что им мешает нацепить на них резиновые шины?» — думала я, поспешая за рыжей пегаской. Несмотря ни на что, она оказалась отличной бегуньей, а ее размашистый аллюр, казалось, идеально подходил для долгого бега – выбежав на какую-то широкую улицу, которую я про себя окрестила хайвеем[7], она резво двинула вперед, соревнуясь в скорости с бегущими во весь опор рикшами-такси, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не отстать от огненно-рыжей резвушки – «С другой стороны, до этого не додумался и Сталлионград… Хотя шума там было явно меньше».

Не обращая внимания на грубые окрики и гудение клаксонов, мы неслись вперед. Мимо проплывали бесконечные дома, выкрашенные тусклыми, блеклыми красками – какими-то серыми и невзрачными, словно здания, одно за другим, покрывались густой, серой пылью, через которую просвечивали яркие лампы, освещавшие их нутро. Наверное, это были какие-то офисы или конторы – я сомневалась, что кто-нибудь в здравом уме решится жить в этом грохоте – но все-таки стоило бы уточнить… Хотя зачем? Я не собиралась оставаться тут дольше, чем нужно, практически ощущая всей своей шкурой инаковость этого места. Привыкнув к эквестрийской глубинке и неторопливому ритму столицы, я чувствовала себя щепкой, попавшей в водоворот, и вынужденной мчаться все быстрее и быстрее, что бы хотя бы не утонуть. Мое внимание привлекли многочисленные магазинчики и что-то, похожее на гаражи, над открытыми воротами которых торчало изображение одной или нескольких подков, но увы, уточнить, что же это такое, я не успела – город резко закончился, будто отрезанный ножом, и высокие, многоэтажные дома уступили место одноэтажному пригороду. Несмотря на то, что сам Мейнхеттен мало уступал Кантерлоту в размерах, вместе с этими районами, состоящими из пыльных, скучных улочек, заполненных множеством пони, он был едва ли не больше столицы, втиснутой в душащий ее камень белоснежных стен. Брусчатка мостовых и тротуаров сменилась обычной грунтовкой, заполненной пылящими туда и сюда многочисленными повозками – тяжелые сталлионградские монстры, о трех осях кряду, словно корабли, возвышались над рядами фургонов мелких дельцов и «индивидуальных предпринимателей», словно разноцветные рыбки, крутившихся перед тяжело гремевшими фурами[8], влекомыми четверками и даже шестерками сосредоточенных земнопони, сердито рявкавших на остальных перевозчиков, то и дело сующихся им под ноги. Похоже, конкуренция тут была лишена налета того общеэквеквестрийского шарма, что я видела до этого дня, и с трудом выбравшись на проселочную дорогу, я еще долго с содроганием вспоминала это «шоссе», наполненное гремящими монстрами.

Где-то впереди легко и свободно бежала Нэтл – вырвавшись из мешанины фургонов на уходившую в поля дорогу, она уловила привычный ей темп, и легко и непринужденно топотала десятком метров впереди. Взмокнув, мы быстро покрылись коркой из красноватой пыли, поднимавшейся с сухой проселочной дороги, ведущей куда-то в поля, и вывалив покрывшиеся пеной языки, неслись по пустынному проселку, то нырявшему в душные, звеневшие неумолчным скрипом кузнечиков плантации кукурузы, то возносились на пригорки, словно проплешины на старой шкуре возвышавшиеся между полей. Куда бы я не бросила взгляд, везде, словно недвижимое, сонное море, раскинулись равнины полей, перемежающиеся початками силосных башен и водонапорных баков, вознесенных над травами на суставчатых ногах деревянных ферм. Скакавшая впереди рыжуха, казалось, и не замечала окружавших нас неудобств, непринужденно отмахиваясь хвостом от атаковавших нас слепней, уже присоседившихся и к моему крупу – из-за многочисленных косичек, в которые вновь были заплетены моя грива и хвост, мне было гораздо сложнее противостоять напору докапывающихся до меня насекомых, и получив болезненный укус чуть пониже хвоста, я взбрыкнула, и пулей ломанулась вперед, едва ли не обойдя указывавшую мне путь подчиненную. Увидев мой маневр, она попыталась ускориться, и захрапев, вновь попыталась меня обойти, но я вовремя заметила ее поползновения, и немного сместилась, поставив ее перед выбором – совсем невежливо бортануть начальство, сердито пыхтевшее впереди, или очутиться в придорожной канаве, наполненной тухлой, воняющей тиной водой, из которой на окружающий мир таращились глупые глаза здоровенных, с копыто величиной, головастиков, провожавших нас пупырышками коричневых глаз. Недовольно зарычав, она посторонилась и попыталась обойти меня слева – негоднице-иноходцу было проще поддерживать постоянную скорость, в то время как я была вынуждена то и дело сменять свой бешеный галоп на тряскую, экономную рысь, давая отдых нагревшимся ногам. Клянусь, я наяву ощущала, как движется кровь между бешено работающих мышц, как колотится сердце, перекачивая литры крови в моем стремительно несущемся теле, но вместо нарастающей усталости я ощущала лишь тепло, разливавшееся по ногам, животу и спине, обжигающий жар скачки, сменявшийся влажным, густым теплом отдыха на рысях – как это было не похоже на ощущения, что помнил мой симбионт! Внимательно следивший за нашими скачками Древний откровенно веселился, вместе со мной наслаждаясь ощущениями молодой, стремительно несущейся вдаль лошадки, лишенной необходимости поддерживать в воздухе привыкшее к прямохождению тело, не забывая, впрочем, подтрунивать над двумя не самыми умными пегасками, едва встретившими друг друга и тотчас же затеявшими соревнование на выносливость и скорость. Воспользовавшись тем, что я отвлеклась на необычно приставучего овода, Нэтл обошла меня и вырвавшись вперед, увеличила скорость, раскачиваясь и мотая головой, словно летящий под гору, плюшевый ослик, однако далеко не ушла, и поскользнувшись, проехалась на задних ногах мимо поворота дороги, с которого выезжала двухколесная арба, груженая дурно пахнущими, жестяными и деревянными баками.

— «Эй, вы что, с крыши рухнули, что ли?» — похоже, эта фразочка, во всех ее вариантах, была у местных жителей любимой. Видимо, при всех своих достоинствах, у столь удобной и ненапряжной побежки Нэтл, которой та могла без особых проблем преодолевать довольно большие расстояния, был один существенный недостаток, который она, вольно или невольно, уже несколько раз демонстрировала, вырываясь вперед – неустойчивость на поворотах. Там, где мне было достаточно прыгнуть или сменить ногу, входя в очередной поворот, пегаска притормаживала едва ли не до шага, и лишь сменив направление, вновь принималась работать ногами. Подметив это, я уже не отставала, и расслабляясь на длинных прямых, быстро нагоняла ее на поворотах, с заносчивым фырканьем обходя замедлившуюся подчиненную.

Вот так вот играясь, мы и добрались до нашей цели – мейнхеттенского лагеря Легиона. Надо бы ему придумать название получше…

— «Фууууух!» — выскочив на пригорок, мы синхронно затормозили, широко расставляя все четыре ноги. Нэтл удалось-таки, обойдя меня на полкорпуса, вырваться вперед, хотя она, как и я, тяжело поводила боками. Оглянувшись назад, я оценила пройденное нами расстояние и не поверила своим глазам – увлекшись, мы пролетели не менее десятка километров, петляя сначала по городу, а потом – по бескрайним полям. Небоскребы Мейнхеттена маячили теперь где-то на горизонте, скрываясь за волнами горячего воздуха, словно видимые, осязаемые течения, искажающие пространство над раскаленными полями, наполненными неумолчными песнями стрекочущих кузнечиков. Теперь становилось понятно, почему техника развивалась настолько неохотно в этом полнящемся магией мире – кого заинтересует самобеглая повозка, требующая для нормального функционирования хорошую, без ухабов, дорогу, топливо и дорогое обслуживание, когда ты можешь промчаться вот так, с развевающейся гривой, спеша по полям, по лугам и дорожкам навстречу восходящему солнцу и ветру? Кажется, я несколько переоценила роль одной хитрой правительницы, подспудно подозревая ее в подавлении и торможении прогресса… Весело мотнув головой, я задорно ржанула, и весело уставилась на пыхтящую Нэтл, наворачивающую вокруг меня бесконечные круги.

— «Нельзя… Останавливаться… Резко…» — пропыхтела она на ходу – «Нужно ходить. Будет легче… Восстановить дыхание».

— «Мы будем выглядеть идиотками» — пытаясь отдышаться, буркнула я, глядя поверх ее спины на возвышавшийся перед нами холм. Дорога уходила вниз, в небольшой, поросший бурьяном овраг, и уже оттуда, мужественно карабкалась наверх, прямиком к воротам новенького лагеря, блестевшего свежевыструганными досками забора.

«МДААААА…».

«Согласна» — мысленно произнесла я, забыв о дыхании, его восстановлении и прочей ерунде, занимавшей кружившую рядом пегаску. Какой там лагерь? Какой в задницу Легион? Стоявшее на холме сооружение было сложно назвать каким-либо словом, в точности отражавшим бы суть этого странного сооружения – перед моими глазами возвышалась самая настоящая башня! Сраная башня, из не менее сраного дерева, напоминавшая настоящий высотный дом! Здоровенный, пятнадцатиэтажный прямоугольник вырастал из каменного, на пять этажей, основания, стоявшего на краю обрыва, и устремлялся вверх, к небесам, задорно грозя раскаленному небу жестяными листами покатой, двускатной крыши. Поверхность его, словно декорация к фантастическим романам людей, пестрела балкончиками, окошками, дверями и длиннющими, опоясывавшими здание балконами, соединенными множеством лестниц, переходов и даже натянутыми кое-где веревочными мостками. Вытягивая шею то вправо, то влево, я глупо хлопала глазами, глядя на это чудо архитектурной мысли, и только разинула рот, увидев на стене, на уровне пятого или седьмого этажа, самые обычные двери – но только приделанные к голой стене.

Кто бы ни был этим архитектором-самоучкой, его стоило бы похвалить за столь необычный дизайн, благодаря которому здание выглядело так, будто его вывернули наизнанку… А потом вывести в чистое поле, поставить мордой к стенке, и расстрелять через повешение на электрическом стуле.

«А НИЧЕГО ТАК. ЗАБАВНО».

— «Спокойствие…» — стиснув зубы, прошептала я себе под нос, вовремя вспомнив данное принцессам обещание не рубить с плеча, и избегать опрометчивых решений – «Только спокойствие… Опцион! Это что за hernja такая?!».

— «Где?» — отдышавшись, оглянулась кобыла, случайно или намерено, опустив положенное при общении с вышестоящим по званию «Мэм». При взгляде на этот кошмарный сон перфекциониста, ее морда осветилась столь явной и незамутненной гордостью, что я с трудом удержала себя в копытах – «Это? А это наш лагерь… Мэм».

— «Лагерь».

— «Ну да».

— «Вот это?».

— «Да».

— «Хорошо…» — недобро процедила я сквозь зубы, пытаясь соотнести сооружение на краю обрыва, за которым весело блестела широкая гладь залива, с теми планами построек, которые я лично утверждала еще полтора года назад. Еще один урок для глупой, пятнистой кобылы – невозможно управлять хоть чем-нибудь всерьез, если рассчитываешь делать это с помощью писем и коротких инспекций. Да, после всего произошедшего в том терминале, слово «Мейнхеттен» вызывало у меня если не полноценную истерику, то приступы неконтролируемой паники – точно. Да, я старалась, как могла, оправляясь от тех психологических травм, старательно изображая оптимизм – но с другой стороны, я не знала, кто мог бы спокойно отнестись к долгим пыткам и поджариванию в настоящей печи, поэтому пыталась делать для себя послабления, и похоже, немного ими увлеклась, упустив из виду тот факт, что под моим началом, пусть даже и номинальным, все еще состояло более тысячи пони. И теперь, я воочию могла убедиться, к чему приводят подобного рода просчеты.

От тяжелых раздумий меня отвлекло целое крыло пегасов, прошедшее над нашей головой, и усвиставшее куда-то на запад, в сторону высоких городских башен. Проводив взглядом пятерку будущих подчиненных, я перевела взгляд на Нэтл, и вопросительно подняла бровь.

— «Мэм?» — нет, она положительно издевается!

— «Куда это они?» — я решила оставить на потом разбор наших с ней разговоров. Похоже, меня ждали проблемы посерьезнее, нежели бывшая гвардейская лошадь, вдруг резко и прочно «забывшая», как нужно отвечать командиру, и корчащая из себя случайную попутчицу – «Вот эти пятеро. Куда они помчались днем, без брони, и с тяжелыми сумками на боках?».

— «Я это выясню».

— «Хорошо».

Предел моего долготерпения вдруг показался мне тонким и острым, как незаметная, но от этого, не менее смертоносная удавка-струна, сдавившее мое горло.

Тяжело сопя, я глядела на выстроившихся передо мной пегасов, единорогов и одного старого земнопони. Потрепанный старикан казался бодрее всех присутствовавших в этом зале, в коем еще несколько минут назад бушевал настоящий ураган, но это меня не удивляло – в конце-концов, его наняли убирать это место, а не отчитываться о промашках его посетителей, поэтому, углядев мой разрешающий кивок, он тихо пошаркал за новой метлой, стараясь как можно быстрее исчезнуть из поля моего зрения. Старый его инструмент, с которым он шарился по балкону, сломался в самом начале моего бенефиса, переломившись о хребет какого-то наглого жеребца. Решивший мне похамить, молодчик стоял теперь ровно и смирно, и только сведенная судорогой морда давала понять, насколько ему сложно сделать любое движение, тотчас же отзывавшееся болью в излупленных крыльях и спине.

— «Стадо».

Присутствующие на экзекуции пони, включая Квик Фикс, как по команде, опустили глаза в пол. Кто-то из страха, кто-то – от явного стыда, а кто-то лишь для того, чтобы соответствовать моменту, не выделяясь из общей толпы. Обломки стола и подушки валялись вокруг безмолвными жертвами выплеснувшей из меня злости, истекая «последними каплями крови», белыми перьями кружившейся по широкому залу. Я буйствовала недолго, да и не очень активно, и признаюсь, мне было стыдно самой за столь некрасивые взбрыки перед подчиненными. Но… Увы, я не была умной пони. Я не была опытным и грамотным командующим. Я не была… Я много кем не была. Но я была точно уверена в том, что не позволю шайке крылатых уродов, переметнувшихся из Гвардии в Легион, устроить тут себе теплое гнездышко, перехватив власть у менее опытных пони, которых назначили их командирами, и заправлять отсюда всеми своими делами.

— «Все в порядке!» — ворвавшись в зал через разбитое окно, выкрикнул легионер, но тут же сконфузился, увидев мой ласковый взгляд оголодавшей гадюки – «То есть, я хотел сказать, что с ней все хорошо… Мэм».

— «Сраное стадо».

Резюмировав данный факт, я дернула крылом, отпуская пегаса восвояси. «Все хорошо» — это означало, что тупая кобыла, выброшенная мной из окна, порезалась не слишком сильно, и успела-таки раскрыть свои крылья, прежде чем превратилась в отбивную, накрепко законопаченную между частями небрежно надетой брони. Пытавшаяся мне возражать, потом – так и просто хамить, она делала вид, что не замечала предупреждающих жестов Блуми Нэтл, и скоро поплатилась за это – мой первый удар отправил ее на пол, а второй – прямиком в разлетевшееся на сотни осколков окно. Ураган бушевал не слишком долго и затронул не всех, но почувствовав волю, я дала почувствовать всем офицерам, всем собравшимся в зале деканам и кентурионам, что у командовавшей ими кобылы, до этого самого дня о которой они только слышали, или читали в присылаемых в лагерь бумагах, имеется собственный взгляд на порядок несения службы в отдельно взятом подразделении, а также – тщательно скрываемый, но от этого не менее скверный, нрав. Конечно, досталось и тем, кто услышал доносившийся из зала грохот и шум бушевавшей в ней драки, и самоотверженно бросился на помощь своим офицерам, до этого момента, разлетавшимся в разные стороны под моими размашистыми ударами. О нет, я не была ни Конаном-варваром, ни Терминатором, ни каким-нибудь супергероем – я просто почувствовала, что еще немного – и я начну убивать эту кодлу, в целом, наверное, неплохих пони, но в тот момент мне хотелось лишь бить, бить и бить этих уродов за то, что они сотворили с тем лагерем на тысячу с лишним пегасов, который, как оказалось, существовал лишь у меня на бумаге. За наглые авантюры, за безобразные аферы, за то, что несение службы они превратили в наемную службу, где бонзы из города, видневшегося на горизонте, платили им звонкой монетой. Всего лишь полтора года – а они развернулись по-крупному, превратив мейнхеттенский лагерь в настоящую частную военную компанию!

И этого я простить не могла.

Посмотрев на ободранные, саднящие ноги, я тяжело вздохнула, вновь отправившись в путешествие по залу, хрустя осколками стекла, попадавшего мне под копыта. Наверное, следовало поберечься, но пока мне везло, и я не успела порезать себе стрелки об острые кусочки окна – вылетевшая из него пегаска проделала в зеркале стекла огромную, безобразную дыру с забавно скругленными краями, фактически, разделив его пополам. Лишенная опоры, верхняя часть стекла обрушилась на пол, обдавая присутствующих в зале фонтаном осколков, в то время как я начала свой безумный разбег на прикрывшихся от летящего в них стекла подчиненных. Интересно, как им представляется теперь все, что произошло? Меня вдруг посетило знакомое чувство узнавания, словно все это уже где-то было, встречалось со мной раньше… Ах, да. Конечно. Вечер, когда я впервые встретилась с Защитником, пробравшимся в мой кабинет.

— «Присаживайтесь, сэры… Я сказала СИДЕТЬ!» — услышав мой окрик, отлупленные подчиненные вздрогнули, и бухнулись прямо на осколки, захрустев по ним небрежно затянутыми пластинами брони. Те, кто остался без лорики, решив не надевать эти тяжелые, давящие железяки, теперь тихо шипел, ощущая вонзавшиеся в задницу осколки и щепки, но громко протестовать не решился ни один из офицеров – похоже, до пегасов быстрее доходили такие вот методы невербального воздействия, нежели на упорных, если не сказать упертых земнопони.

— «Легионер Фикс!» — сидевшая неподалеку Квикки не отозвалась, круглыми от ужаса глазами глядя прямо перед собой. Ее шоколадного цвета шкурка взмокла от едкого пота, и только тычок крыла сидевшей рядом с ней Нэтл привел единорожку в чувство – «Фикс, мать твою за вымя! Подними уже голову и одари меня, наконец, взглядом своих прекрасных глаз! Да, я это тебе говорю! Что это такое?».

— «Ам.. Лаг…» — послушно поведя глазами вслед за моим крылом, она открывала и закрывала рот, трясущимися губами пытаясь выговаривать застревавшие в горле слова. Интересно, и что так ее испугало? Я сомневалась, что столь большое сообщество пегасов могло полтора года обходиться без драк – «Эт-то казарм-мы лаг… Лаг… Лаг-геря…»

— «Казармы лагеря?!» — мои брови взлетели так высоко, что мне показалось, что я ощущаю, как собирается шкура у меня на затылке, но совершенно не собиралась щадить нежные чувства своей протеже – «Прости, что я тут несколько отстала от жизни, полтора года шарясь по важным государственным делам, но последний раз, когда я видела наши с тобой планы, о реализации которых мы переписывались с тобой едва ли не каждый месяц, в них фигурировало восемь трехэтажных корпусов, плац и большая стена. Скажи, что из того, что я вижу, похоже на описанные мной здания?».

Опустив голову, единорожка молчала, прикрыв глаза молочно-белой гривой.

«Красивое сочетание. А как на нем будет смотреться кровь?».

— «Быть может, они где-то под этой безумной смесью замка японского феодала и тайваньской ночлежки?!» — усилием воли я постаралась задавить раздавшийся в голове голосок, и продолжала прессовать провинившуюся подчиненную, не жалея ее тонких и возвышенных чувств. Отрывая от души те скудные крохи, которые выделяла нам казна, я подписывала и подписывала отправлявшиеся в Мейнхеттен чеки, и я думаю, принцессы, прослышав о том, что случилось в тот вечер, могли бы понять мои чувства, когда я обнаружила, что меня нагло, цинично, и неприкрыто обманывали весь этот год – «Квикки, yiob tvoyu mat, где мой лагерь?!».

— «Прости! Прости! Прости! Они задержали материалы! Все материалы!» — не выдержав, как когда-то, заголосила единорожка. Упав на пол, она распласталась среди досок и осколков, приняв уже знакомую мне, униженную позу полного подчинения, прикрыв для надежности, копытами глаза – «Я говорила им, что это от тебя, а они только смеялись! Потом Блуми им говорила, а они только смеялись и над ней. А потом…».

— «Фикс!» — рявкнула я, поднимаясь на ноги. Услышав мой рык, единорожка заткнулась, и задрожала, как осиновый лист. Вокруг нее мгновенно образовалось пустое место – пегасы мгновенно раздвинулись в стороны, не желая задерживаться возле объекта показательной порки. Наивные, как дети, честное слово.

— «Д-да…».

— «Это что была за hernya?».

— «Я не…».

— «Открой глаза и имей уже наглость посмотреть на меня. ЖИВО!» — только после моего окрика подчиненная убрала копыта от морды, виновато уставившись на кончики моих копыт – «Так значит, кто-то не выдал тебе оплаченные материалы?».

— «Д-да, и…».

— «Оплаченные мной материалы?» — Квикки испуганно сжалась в комочек, в то время как по залу прокатился шорох и лязг, с которыми передернулись присутствовавшие в зале кентурионы – «Почему тогда я об этом не знала?».

— «Я могу дать ответ на это, мэм».

— «Правда?» — мне казалось, что мой голос заледенел, с трудом проталкиваясь сквозь покрывшееся инеем горло – «Что ж, кентурион Нэтл, я слушаю».

«Они посмели украсть У НАС? Смерть тварям!».

«Замолчи!».

— «Около года назад, торговцы стали задерживать строительные материалы, рабочие артели отказывались трудиться на стройке, а в довершение всего, их контракты стали перекупать крупные мейнхеттенские компании, теперь, владеющие обязательствами по строительству наших казарм» — стоя рядом с единорожкой, пегаска успокаивающе дотронулась до нее крылом, наивно полагая, что я не замечу этого за мельтешением ее ног, то и дело переступающих по хрустящему мусором полу. Это легкое движение не ускользнуло от моего внимания – «И как вы понимаете, выполнять их они не спешат, под разными благовидными предлогами».

— «Например?».

— «Забастовки грузчиков. Деятельность профсоюзов» — не отвела взгляд рыжая кобыла – «Приближалась зима, и мы… Я приняла решение использовать те материалы, что у нас были, для постройки временного здания».

— «Мда…» — над залом повисла хрупкая тишина, прерываемая лишь тихими всхлипами единорожки, да мерным постукиванием моего поножа – в начале нашей встречи, многие с удивлением поглядывали на эту красивую вещицу, полагая ее чем-то вроде костыля, но потом, в один прекрасный момент, убедились, что я использую ее не только для того, чтобы напустить на себя солидность, или ввести окружающих в заблуждение предполагаемой ущербностью. Что ж, ситуация складывалась не из приятных – если мои подчиненные (уже подчиненные, судя по скорбным, виноватым мордам) не врали, то против нас, а конкретно, против меня, играла какая-то сила. Сила, которая когда-то чуть не спустила под откос целый поезд. Которая поддерживала Редхеда Боунза, за год сколотившего целую компанию, и явно не собиралась останавливаться на достигнутом. Интересно, не эта ли сила столь долго и скрытно противостояла принцессам? Задумавшись, я уставилась на заходящее солнце. Поля, казавшиеся бескрайними с земли, вдруг показались мне зыбкой преградой, отделяющей стоящую на обрыве башню от чего-то темного и нехорошего, таившегося в этом современном, по местным меркам, городе, ставшим домом для десятков, сотен тысяч пони.

А интересно, сколько всего насчитывается жителей в этой стране?

— «Я разберусь с произошедшим» — наконец, нарушив молчание, буркнула я, обводя нехорошим взглядом сидевших передо мной подчиненных. Никого из присутствующих пегасов я не знала, и это заставляло меня чувствовать себя неуютно. Не будучи хорошим командиром, гениальным стратегом или харизматичной личностью, я подбирала себе подчиненных основываясь не столько на их навыках, которые, как я полагала, можно было воспитать или привить, сколько на некоем аналоге вассальной клятвы, доверии, которое они заслуживали у меня лично. И впредь, я не собиралась менять заведенный порядок. Теперь же, следовало лично оценить эти новые кентурии – проверив их в деле.

— «Я разберусь» — повторила я, закончив с осмотром кентурионов – «А пока, сэры и сэрихи, трубите общий сбор. Кто не знает, как это делается, пусть посмотрит в устав – на первый раз я прощу подобное небрежение знанием нашего основного закона. Где собрать своих подчиненных – думайте сами. Зиму мы пережили, решив не сообщать своему командиру о том, что ее кинули какие-то гражданские ssuki, а поскольку и летом никто не озаботился расчистить площадь под плац, то думайте сами. И поторопитесь – до вечерней поверки осталось не так много времени».

— «Скраппи! То есть, Легат!» — судя по дробному, спотыкающемуся перестуку, Квикки решила меня догнать, и естественно, покатилась вниз по лестнице, сшибая идущих за мной пони. Заметив небольшой балкон, я отступила в сторону, пропуская мимо катящуюся вниз кучу, и каким-то чудом умудрилась выцепить из нее Фикс. Грохоча, ругаясь и подпрыгивая, пегасы катились вниз большим и неровным шаром из множества ног, голов и хвостов, и судя по высоте лестницы, путь им предстоял и вправду неблизкий. Поставив на ноги свою протеже, я недоуменно нахмурилась, увидев, как единорожка вновь бухнулась мне в ноги – «Прости! Прости! Прости! Прости! Я не хотела! Я думала, что ты обрадуешься, увидев этот дом! Мы собирали его из всего, что было! Я и вправду не хотела тебя подводить!».

«Идиотка. Слабачка. Бесполезное существо».

«Заткнись, ты!».

«Ну и что же ты сделаешь, мммм?».

«Вот протрезвею, и ты сразу исчезнешь!».

— «Тебе следовало сообщить мне о затруднениях» — спокойно ответила я, похлопывая крылом по спине Квикки. То ли угроза и вправду подействовала, то ли я просто отвлеклась, но обычно веселый, а теперь – ужасно сердитый голосок замолчал, и я вновь могла общаться с окружающими без этих «ценных советов», которые давало мое больное воображение. Дух и вправду не врал – видимо, у меня вновь начинала шалить психика, но… Сглотнув, я постаралась запрятать как можно дальше тот страх, что волной омыл мое тело. Похоже, что отказ от той мощи, что пыталась впихнуть в меня принцесса, не прошел для меня бесследно, и кто знает, сколько времени мне осталось, пока дарованные мне силы не иссякнут, и созданный генетиками-самоучками организм не откажет, рассыпавшись, словно высохший глиняный голем. Поднявшись, единорожка уставилась мне в глаза, словно побитая собачонка – разве что хвостом не виляла от усердия… А, нет – уже завиляла.

— «Я думала, что мы справимся с этим, и не будем тебя утруждать…».

— «Мы – это ты и Нэтл?» — осведомилась я, глядя с балкона на залив. Море красиво блестело, отражая в своих волнах закатное солнце, опускавшееся между огромных опор громадного подвесного моста, окашивая серые балки в кроваво-красный цвет – «Что ж, вы пытались. Но в следующий раз, известите меня, хорошо? Хотя бы для того, чтобы мне потом не пришлось, как завтра, разгребать скопившийся за год навоз, общаясь с разными дельцами и продажными шкурами этого города».

— «Конечно! Обязательно!» — эх, юная и непосредственная, чем же ты приглянулась этой гвардейской лошадке? Ладно, разберемся по ходу движения. А может, и не стоит в это лезть… Задумавшись, я неспешно отправилась вниз, рассеянно кивая в ответ на неумолчный треск своей протеже, описывавшей все достоинства построенного ей замка. Теперь я уже не сомневалась в том, что это был замок – массивный снаружи и огромный внутри, он делился на четыре огромные секции, пронзающие его тело от первого и до последнего этажа, в свою очередь, состоящие из множества комнат, двери которых выходили на балконы, бесчисленными кольцами поднимающиеся до верхних этажей. Низкие перильца, отлакированные, темные полы, никогда не запирающиеся и даже не закрывающиеся комнаты на несколько пони – изнутри здание казалось настоящим птичьим базаром или голубятней, и ощущение от этого только усиливалось множеством перьев, тут и там валявшихся на полу, прилипших к стенам и лежавших на массивных, поперечных балках, удерживавших стены здания. Самое большое место в замке оказалось в центре – громадный зал начинался от самого входа, захватывая все пространство центральной части башни, вздымая свои своды почти к самой крыше здания. Стены его, усиленные грубоватыми, почти утилитарными колоннами из дерева, больше похожими на обычные строительные балки, были покрыты белой, успевшей местами пожелтеть штукатуркой, на которой чьи-то шаловливые копыта уже вывели несколько фривольных выражений, и даже накарябали несколько рисунков, пара из которых заставила бы покраснеть даже видавшего виды кентуриона, а не то что увлеченную цифрами единорожку, семенящую за моей спиной.

И именно в этом зале решили собраться пегасы.

Что ж, в сообразительности им было не отказать – построившись на холодном, каменном полу, первая пара кентурий стояла расслабленно, поджидая нового командующего, в то время как остальные пегасы парили сверху, так же попытавшись соблюдать какое-то подобие порядка, однако неспокойный нрав их давал о себе знать, и в результате, моим глазам предстала какая-то аморфная масса, колыхавшаяся в воздухе, словно стиснутая сетью, огромная куча воздушных шаров. Их было и в самом деле, очень много – похоже, неполная тысяча крылатых пони

«И ты собралась их одолеть? Люблю такие вызовы, и… Уважаю. Честно. Многие из воителей прошлого, незаслуженно забытые храбрецы, трижды, четырежды подумали бы, прежде чем входить в это место. Прими мои комплименты».

— «Я схожу с ума» — пробормотала я, совершенно не опасаясь быть услышанной кем-либо из окружающих за радостным щебетанием Квикки. Как и любой экстраверт, она оказалась до одурения навязчивой, на мой скромный взгляд, а вкупе с феноменальной отходчивостью и способностью говорить, не делая пауз даже для самых коротеньких вздохов, она могла на раз вывести из себя практически любого. На ее счастье, я испытывала к ней более сложные чувства, нежели любой другой легионер, и ощущая себя ответственной за ее судьбу, просто игнорировала больший поток изливавшейся из нее информации, отделываясь многозначительными «Ага», «Ну-ну» и «Что ж, поглядим».

— «Я просто схожу с ума…».

«Отнюдь. Ты только погляди на это!».

Что ж, тут и вправду, было на что посмотреть – в огромном зале, большая часть была устремлена вверх, а не в стороны, собралась огромная толпа. Даже на искушенный взгляд, было сложно сказать, сколько именно тут сгрудилось пегасов – на каменном полу помещения поместилась лишь пара кентурий, в то время как остальная, основная масса крылатых легионеров попросту висела в воздухе, медленно отмахивая крыльями, из-за чего казалось, что неровные ряды облаченных в туники лошадок играют друг с дружкой в какую-то древнюю игру, то чуть опускаясь, то поднимаясь повыше.

И как обычно все они, вся эта долбаная тысяча пони, трепалась на разные голоса.

— «Внииииимани-е!» — проорала стоявшая у входа в зал Нэттл, по-уставному, заканчивая слово громким, энергичным выдохом, слышимым наверное, даже в самых дальних закоулках этого общежития-дворца – «Легат!».

— «Посмотрим позже» — выходя на середину зала, буркнула я очередную словесную заготовку бормочущей что-то Квикки, и остановилась, глядя на раздавшихся вокруг пегасов – «А теперь, будь так добра – помолчи».

Окружившие меня легионеры неуверенно переглядывались, похоже, не зная, то ли проигнорировать меня, и по уставу, сохранять свой строй – если эту парившую надо мной кучу вообще можно было назвать строем – то ли попытаться построиться вокруг меня. Все это настолько явно отражалась на их мордах и фигурах, что я позволила себе кривоватую ухмылку, глядя, как пытающиеся сообразить, как им быть, подчиненные начали смешиваться в один большой, крылатый ком, сталкиваясь и переругиваясь, оставаясь на месте и пытаясь занять боле выгодное, с их точки зрения, положение. Вскоре, вокруг меня вновь царил настоящий птичий базар, оглушавший меня гомоном, криками и звуками борьбы, когда не сошедшиеся во мнениях пегасы начинали пихать друг друга грудью и боками.

— «Детсад на выезде» — покачала я головой, глядя на протолкавшуюся ко мне Нэтл. Уяснив для себя, что беззаботное существование заканчивалось, она быстро нацепила на себя положенные по уставу тунику и доспех, и теперь была одной из немногих, кто сообразил, что к ним приехал не простой ревизор. Совсем не простой.

— «Это нормально. Пегасы, мэм» — пожала плечами та, будто это слово все объясняло.

«Можно подумать, что нет! Сраные голуби…».

«Заткнись!».

— «МОЛЧАТЬ!» — устав ждать, пока крылатые подчиненные наконец сообразуются, и решат свои проблемы, я подняла крылья, и рявкнула в них, словно в акустическую раковину Кантерлотского театра, усилив свой призыв громким звуком рожка, в который, повинуясь моему кивку, подула опцион. Гнусавые звуки его наполнили зал, перекрыв гомонящие голоса пегасов, и вскоре, вокруг установилась относительная тишина, прерываемая звуками шелестящих над нами крыльев – «Что за базар?! Кентурионы, доложить о наличии вверенных вам кентурий!».

— «Первая Мейнхеттенская кентурия присутствует, в полном составе!».

— «Вторая Мейнхеттенская кентурия присутствует!».

— «Третья Мейнхеттенская кентурия…» — перекличка, на удивление, пошла довольно быстро. Окидывая взглядом группы легионеров, облаченных в одинаковые, серые туники, упакованных в броню и без нее, я быстро начала хмуриться, отмечая видимые глазом расхождения с заявлениями офицеров. Пусть я и была не самой умной кобылой, но меня редко когда подводили глаза, и я прекрасно видела, что количество пони разнится от роты к роте, нередко, достигая всего половины от заявленного количества бойцов. И это тоже говорило о многом.

— «Прекрасно. Просто отлично».

Перекличка закончилась, и в зале вновь стало тихо. Поворачиваясь на месте, я внимательно оглядела стоящих и парящих надо мной пегасов, ощущая себя ныряльщиком, заплывшим в большой косяк рыб, и глядевшим теперь на такую далекую поверхность воды через тоннель, образованный недружелюбно таращившимися на меня телами. Это ощущение только усиливалось благодаря доспехам, блестящим подобно чешуе, и мне пришлось приложить все свои силы, чтобы не вздрогнуть, выдавая свой страх. Я мало что знала о психологии пегасов, об их обычаях и предрасположенностях, и не имела ни малейшего понятия, как себя с ними вести. Мне оставалось лишь импровизировать, и быть абсолютно искренней – ведь именно это посоветовала мне принцесса. Просто быть самой собой – быть может, именно так я пойму, как же мне управлять всем этим безалаберным сбродом?

«Я ПОМОГУ».

«Будь сама собой».

— «Итак, сэры, я думаю, что вы видите меня впервые. Меня зовут Скраппи Раг. Наверное, все уже заметили мой красивый шлем с этим здоровенным, поперечным гребнем красного цвета? Это означает, что я тут командую. Это я объясняю тем непонятливым, кто еще не сообразил, почему вас собрали в этом зале и заставляют любоваться на новенькую, о которой, как я подозреваю, многие из вас даже не слышали» — сделав паузу, я огляделась, задирая голову как можно выше, и ловя ожидаемые скептические ухмылки. Подождав, пока мои слова дойдут до каждого из присутствующих, я по-куриному склонила голову на бок, и поинтересовалась, умильно растягивая слова – «У кого-нибудь есть возражения?».

— «Знаете, а я считаю, что…».

*БАЦ*

На свою беду, первая из открывших рот висела совсем недалеко от меня, и мне понадобилось лишь один раз хлопнуть крыльями, чтобы оказаться около своей первой жертвы, добровольно напросившейся на показательную порку. Удар облаченным в сталь копытом в грудь, и еще один вдогонку, по голове – и жертва собственного языка полетела на пол, держась за ушибленные места. Шарахнувшись от моих огромных, распахнувшихся крыльев, остальные заволновались и зашумели, впрочем, быстро заткнувшись от хриплого звука рожка.

«Это же сраные голуби. Разорви одного – и остальные будут тебя бояться. Вырви глотки их лидерам – и они станут тебя уважать».

— «Что ж, хорошо, что больше возражений нет» — опустившись, я показательно лягнула стонущую подчиненную, с криком улетевшую куда-то в захлопавший крыльями строй стоявших на полу кентурий. Неторопливо пройдя мимо расступавшихся передо мной пегасов, я обозрела большие ворота, служившие дверями для этого зала, и намекающе повела глазами на допотопный запор – «Итак, сэры, давайте попробуем еще раз. Меня зовут Скраппи Раг, и я являюсь Legatus Legionis – Легатом этого легиона. Приветствую вас, будущие бойцы Легиона».

Вес моим словам придал тяжелый грохот, толкнувшийся в мою спину вместе с порывом теплого, летнего ветерка. Распахнувшиеся за моей спиной ворота озарили мою фигуру косыми лучами заходящего солнца, наверняка красиво вспыхнув на облегченной, «офицерской» броне, лишенной поддоспешника и окольчуженных юбки и рукавов, но еще больший вес моей маленькой речи придали короткие копья двух первых кентурий, споро и умело втягивавшихся в замок. Пройдя вперед, чтобы не мешать подчиненным, я с удовольствием глядела на ошарашенные морды пегасов, увидевших облаченных в алое и золотое сородичей, с решительным видом замерших за моей спиной. Расположившись стеной, они быстро перекрыли выход из зала, в то время как часть Второй кентурии двинулась в сторону жилых помещений, из которых, вскоре, донесся неясный шум.

«А ты хитрая. Даже коварная. Иногда, я тебя просто обожаю – по крайней мере, когда не хочу прибить» — промурлыкал у меня в голове знакомый голосок.

— «Даааа, сэры и сэрихи, вы не ошиблись. Это начальство пришло по ваши души» — сполна насладившись произведенным эффектом, я вновь двинулась в центр зала. На этот раз не одна, и смешавшие строй подчиненные начали быстро отодвигаться от накатывающейся на них стены легионеров. Это и был мой «сюрприз» — две полные кентурии, мои самые доверенные пони, с большей частью которых я начинала этот проект, призванный дать принцессе около сотни, ну, может быть, тысячу пони, способных на сдерживание прорывов врага и охрану границы Эквестрии. Судьба распорядилась несколько иначе, и теперь, срочно отозванные с северной границы Первая и Вторая предстали перед струсившими новичками эдакими демонами из Тартара, разозленными долгой поездкой на другой край страны в срочно реквизированных у железнодорожников товарных вагонах. И для чего? Для того, чтобы напомнить зарвавшимся соплякам о субординации и уважении к старшим по званию? Не все тогда восприняли серьезно мою просьбу, но увидев собравшуюся в зале толпу, даже самые недоверчивые подобрались – в случае открытого бунта нам пришлось бы куда как непросто. И пусть эти ребята, до поры-до времени манкировавшие службой, не представляли из себя чего-то сложного для нас в равном или чуть большем количестве, но при почти трехкратном перевесе они могли доставить нам много хлопот. Да и открытый бунт мог дать повод принцессам попросту нас расформировать, и оттого давить его нужно было уже в зародыше – чем я и собиралась заняться, притащив с собой своих доверенных сослуживцев и подчиненных.

— «Это чистка рядов от разной швали, решившей, что уйдя из Гвардии в Легион, они устроятся здесь поудобнее. Как, например, та пятерка, что упорхнула в Мейнхеттен – эти ребята уже нарвались на арест и дальнейшее разбирательство. Кто читал устав, тот знает, чем это все может закончиться – и закончится, уверяю вас. Так же, как и для них».

Поведя крылом, я ткнула длинным маховым пером в сторону бокового прохода, через который мы вошли в этот зал. Из него, ругаясь, топоча копытами и что-то сердито крича, выметнулась небольшая толпа, активно подталкиваемая в спины своими кантерлотскими товарищами, бодривших найденных в жилых помещениях пегасов болезненными, обидными уколами коротких копий. Вырвавшись на простор, они решили было взлететь, но остановились, пораженные видом одоспешенных пони, недобро щурившихся на них через прорези шлемов. Основательно переработанные нами galea, в довесок к удерживавшей их на морде сбруи, получили прикрепленные к ней нащечники, основательно повышавшие защиту этой важной части тела, одновременно придавая легионерам довольно серьезный, если не угрожающий вид. С побочными эффектами в виде потертостей и мозолей пришлось на время смириться, однако протестующих почти не нашлось – уж слишком много было тех, кто носил на своих мордах отметины от ножей и сабель грифонов. Повинуясь моему жесту, легионеры Второй оттеснили найденных в комнатах «уклонистов», зажав их в ближайшем углу.

— «Вы – лучшие. Вы – лучшие из тех, кто вставал на защиту этого мира» — теперь был важен напор, напор и еще раз напор. Не дать этим пернатым буянам опомниться, не дать сообразить, что их больше нас. На серьезный бунт я не рассчитывала, но и не собиралась давать им понять, что я буду с ними торговаться – отнюдь! Я собиралась быстро и жестко впихнуть их в те рамки, которые ограничивали нас всех, которые позволяли бы эффективно командовать ими, а не пытаться каждый раз собрать воедино пегасью вольницу, похожую на ваза грифонов. Переглянувшись, стоявшие сзади ребята из Первой положили себе на спины щиты, и как когда-то, вышли вперед, приглашающе махнув хвостами, призывая своего командира и дальше пищать перед этими голубками, но теперь, с высоты их спин — «Вы – лучшие, или по крайней мере, будете ими. Уж это я вам обещаю. Не Вандерболты, лучшие летуны – кому нужны эти крылатые выпендрежники?! Не Серебряные Молнии – еще одна шоу-команда! Не Алые Подковы – спасатели и трюкачи, пачками разбивающиеся и ломающие себе шеи! Именно вы станете лучшими – по совокупности этих навыков. Знаете, чем отличается Легион от гвардейцев? Последние подменили собой органы правоохраны, и в большинстве случаев, связаны в своих действиях правилами и законами, а зачастую – еще и мечущимися под ногами гражданскими. Легионеры же этого недостатка должны быть лишены, и попадая в бой, должны уметь лишь поделить присутствующих на своих и чужих, после чего заниматься активным истреблением последних. Да, я сказала «истреблением», и это не оговорка! Вы будете теми, при чьем приближении грифоны будут писаться и звать свою маму, роняя дерьмо и яйца в кусты! Верблюды будут разбегаться при одном только упоминании ваших крыльев, как они уже делали при виде тех, кто сейчас находится перед вами, нося цвета знаменитых кентурий Легиона! И именно вы будете теми, кто понесет гнев и ярость Эквестрии на головы нашим врагам – вместе с Легионом!».

— «Легионом Легата Раг!» — рявкнул кто-то над моей головой.

И остальные поддержали его согласными возгласами, едва не заставившими меня поперхнуться очередной заготовленной фразой.

«Ого. А тебя тут любят… Хотя я до сих пор не могу понять, за что».

Тихонько ворчавшая стая притихла, вновь ошарашенная свалившимися на них новостями. Твердо стоя на алых, укороченных для удобства пегасов щитах, горящими глазами я обводила переглядывавшихся пегасов, при малейших признаках неповиновения готовая отдать приказ, и ссадить на землю тех, кто попробует посмеяться над моими словами. Тяжело пыхтящее подкрепление, висящее над моей головой, явно было согласно с моими словами, и наверное, именно это сыграло в тот день свою роль, ведь одно дело не соглашаться с какой-то малоизвестной кобылой – и совсем другое дело игнорировать тех, кто когда-то прошел парадом по улицам столицы, возвращаясь с Северной войны.

— «Конечно, вы подумаете «А теперь, начнется проверка?». Отвечу сразу – нет. И не просто потому, что я вдруг воспылала ко всем вам, мои милейшие сородичи, любовью и всепрощением, отнюдь. Я не буду делать каких-то организационных выводов – они уже сделаны на основании одних лишь документов и того, что сами принцессы обратили свое божественное внимание на тот бардак, что творится в нашем Легионе. В Легионе, который должен стать образцом для подражания, гордо неся знамя Эквестрии на ее границах! Увидев происходящее, я поняла, что во всем этом есть доля и моей вины, поэтому я предлагаю даже не забыть, а просто… Ну… Перевернуть эту страницу книги нашего бытия, сделав из всего случившегося соответствующие выводы. Но если я закрою глаза на все, что тут произошло за эти полтора года, то будьте уверены, что с этого дня, с этого самого момента, все косяки будут оперативно исправляться, а иногда – и нещадно караться, причем – в соответствии с уставом. Вашими командирами будут те, кто прошел сквозь огонь и воду, через пески и дожди, и эти пегасы научат вас, что значит быть настоящим легионером – тем, кто однажды прошел торжественным маршем по улицам нашей столицы, салютуя встречающим их принцессам, неся на своих спинах бремя победы в короткой, но жестокой войне. Как однажды, быть может, пройдете и вы. А если нет… То я уверяю вас, вы будете бояться. Не грифонов, не верблюдов, не фестралов – а меня, причем бояться больше, чем своих самых страшных кошмаров. Я обращаюсь к вам с этой сраной речью лишь раз, и второго раза, второго шанса, поверьте, не будет».

Это сломило последнее сопротивление. В рядах мейнхеттенцев наметилось движение, с которым они перемешивались, перемещаясь от группы к группе, образуя новые кентурии и крылья. Я уже заметила страсть этих крылатых лошадок образовывать группы из пяти морд, за которыми издревле установилось прозвание «крыло», и признаюсь, уже тогда подумывала о некоторой реорганизации в крылатых подразделениях Легиона… Объединяясь в кучи, пегасы выталкивали вперед своих выборных, подлетавших к нашему строю, и салютующих моей тушке, гордо вытянувшейся на спинах собратьев – хорошо еще, что ребята сдержались, и не ткнули в первых из них копьями, что явно не лучшим образом сказалось бы на моем реноме. Но все обошлось, и вскоре, мне оставалось лишь разбить всех покорившихся на сотни, каждую из которых я решила отдать одному из своих доверенных подчиненных – многие заслуживали повышение, и многих я хотела испытать, поэтому без труда отыскала среди Первой и Второй как желающих взвалить на себя груз воспитания молодняка, так и тех, кто отнесся к назначению с меньшим энтузиазмом. Ничего, увидят изменения в жаловании – сразу поймут, что кентурионство – это круто, особенно, если его, в принудительно-добровольном порядке, предлагает Легат.

Конечно, оставались и те, кто сбился в кучу, и недовольно поджав губы, завис над сотней главных уклонистов, словно отождествляя себя с этими лентяями, и показывая, что не купился на мою короткую речь. Честное слово, ну прямо как дети – решили, что тут будут с ними играться в демократию и выборы. Спустившись со щитов, я исподволь погрозила копытом довольно ухмылявшимся крикунам – тоже мне, нашли для себя икону! – и двинулась к главной массе недовольных, уже пытавшихся раздвинуть копья и взлететь. Пока ни у кого этого не получалось – бойцы из Второй не церемонились, и особо ретивые уже не раз получили по буйным головам наконечниками копий, порождая разносящийся по залу, сухой стук. Проводив глазами вытягивающиеся из зала сотни, вслед за своими новыми командирами, вылетавшие на вечернюю поверку и знакомство с теми, кто будет гонять их до седьмого пота, как гоняли их самих те, кто прошел Обитель Кошмаров, я перевела взгляд на стоявшую передо мной кучку. Да, по сравнению с остальной массой крылатых легионеров, они составляли едва ли десятую часть, и теперь, разговор у нас шел на равных, но глядя на упрямые выражения на мордах, сердито стучавшие копыта и слыша доносившуюся до меня ругань и угрозы, я начала понимать, что принцессы вмешались очень вовремя, отправив меня наводить порядок в этой части вверенного мне Легиона. Признаюсь, я содрогалась от мысли о том, какое бы меня ждало разочарование, если бы на нас напали вот именно сейчас, в этот же день – похоже, этих лежебок застали прямо во время вечернего расслабона, и на многих уже красовались ночные рубашки и даже ночные колпаки, непонятно для чего надетые на взлохмаченные гривы. Кивком головы, я приказала пропустить ко мне самую буйную лошадь, бесновавшуюся в центре толпы – признаюсь, уж очень меня заинтересовал выкрик о чем-то, что она «вычитала в уставе».

— «Так значит, речь шла про устав?» — поинтересовалась я, когда раздвинув в стороны копья, синюю крикунью допустили до моего тела – «И что же именно ты разглядела в этом уставе? Быть может, разрешение игнорировать командиров? А может, индульгенцию на отсутствие при построении? Почему ты, и подобные тебе, появились тут в таком вот виде? Что было бы, если бы в двери зала вошли не легионеры, а какие-нибудь гвардейцы? Вас прикопали бы в ваших постелях, раззявы! Вредители! Предатели! Изменники!».

— «Им разрешил кентурион!» — заорала на меня пегаска. Молодая, чуть полноватая, она была довольно симпатичной, если бы не большие, чуть на выкате, глаза, безумно таращившиеся на меня из-под модно остриженной и завитой челки, забавным локоном уложенной на правой висок – «Это было поощрение! Вот пусть он только вернется, и вы ответите за это!»

— «С нетерпением жду его возвращения» — ласково улыбнулась я в ответ на это заявление – «Итак, сэры и сэрихи, слушайте сюда. Вас обнаружили в казармах во время общего построения. Это залет, как сказал бы один мой знакомый, и залет крупный. Знаете, что за это бывает?».

— «Им было разрешено!».

— «За это бывает дисциплинарное взыскание, в Легионе, выписываемое палкой по попе» — не обращая внимания на отдельные выкрики, продолжила я. Большая часть провинившихся стояла молча, насупленные жеребцы и кобылы понимали, что были пойманы на горячем, и теперь настороженно зыркали по сторонам, пытаясь понять, какие еще неприятности им грозят как от меня, так и от неведомого кентуриона, который, как мне только что было сообщено, «разрешил». Похоже, что кто-то решил тут устроить свой маленький гешефт, и я собиралась разобраться, кто именно завелся у нас такой умный и смелый, что решил положить хвост на приказы старших по званию – «Но думаю, в вашем случае, его можно и усугубить, до двух лет каторжных работ в штрафных контуберниях. По совокупности провинностей, так сказать».

— «Это не в вашей власти! Я буду жаловаться! Отпустите меня немедленно, или уже через день, вы предстанете перед судом города Мейнхеттен!».

— «Да, конечно, в уставе сказано, что для этого нужно собирать трибунал» — кивнула я, оборачиваясь к синей скандалистке, и деловитым тоном продолжая беседу, подпустив в голос немного задумчивости, словно и не замечая подпрыгивавшей напротив меня пегаски – «Но в целом, это не проблема. Деканы и кентурионы будут понижены в должностях до своих подчиненных, а остальные отправятся выносить навоз за нормальными легионерами. Теми, кто не спит до вечера. Кто исправно несет службу. И кто не орет на свое начальство, грозя неведомым кентурионом».

— «Вы не мое начальство, ясно?!».

«Тааааак, а вот это уже интересно…».

Я не могла сказать, чей именно голос прозвучал, и раздался ли он у меня в голове, или я сама произнесла эти слова, но когда я обернулась, говорливая осеклась и сделала шаг назад, в то же время, продолжая вызывающе глядеть на меня с высоты своего роста.

— «Значит, ты не легионер?».

— «Какое умное замечание!» — издевательски произнесла синяя, воздевая голову к потолку – «Какое тонкое наблюдение! Нет, конечно же! Думаете, я похожа на ту свору бандитов, что вы притащили с собой для этого налета? Поверьте, скоро вернется мистер Коллар, и тогда вы заговорите по-другому!».

— «Нэтл!» — оглянувшись, я поняла, что пегаски рядом со мной нет. Похоже, она улетела вслед за остальными, и теперь, лишенная единственной пони, кто хотя бы что-то знала о происходящем в этом замке, я могла лишь недоуменно таращиться на сердито фыркавшую кобылу – «Однако же… Ну и сколько вас тут таких? Нестроевых пони, я имею в виду».

— «Тут еще трое гражданских, и я требую, чтобы нас отпустили, понятно? Я – адвокат, причем хороший, смею вас заверить, а мои связи – и того лучше. Поэтому, если вы нас не отпустите, причем немедленно, с принесением всех положенных извинений, то уже завтра вы будете заключены в камере, за насильное удержание ни в чем не повинных пони!».

— «Она это серьезно?» — поинтересовалась я у Квикки, выглядывавшей из-за спины одного из моих ребят. Единорожка утвердительно затрясла головой, и вновь спряталась за спину легионера – «Однако ж. Тогда… Декан Волкер! Отпустите вот эту… ну и остальных троих, на которых она укажет, и проводите. Вежливо. Все поняли?».

«До ближайшей камеры!» — прошептали мои губы.

— «Понял, Легат» — хмыкнув, с ленцой старослужащего, ответил тот, услышав мой шепот – «Сделаем в лучшем виде. Эй, вы! А ну-ка, подняли свои крупы, и пошли за мной! Быстрее! Легат тут вас что, до ночи ждать будет?».

Трое пони, один из которых оказался единорогом, стыдливо опуская головы и поджав хвосты, потрусили вслед за деканом, скрывшись в каком-то проходе. Думаю, он передаст их своим подопечным, которые быстро отыщут тут незанятую комнатку в глубоком подвале, а в том, что она была, я не сомневалась ни минуты. Ну не построили же они этот замок-бордель, на краю обрыва, да еще и без фундамента?

Хотя, зная Квикки…

— «Я ухожу!».

— «Что, прости?» — задумавшись, я уставилась на единорожку, ежившуюся под моим взглядом, словно лысый кот, попавший на мороз, и не сразу расслышала выкрик, раздавшийся из поредевшей толпы. Повернувшись, я поцокала к сгрудившимся в углу пони, разглядывая их, словно какую-то диковинку — «Я не ослышалась? Кто там собрался уходить? А вы вообще в курсе, что легионер, находящийся под дисциплинарным взысканием или трибуналом, вообще не имеет права вякать, в том числе и об увольнении?».

— «Я тоже. Мы увольняемся!».

— «Наивные, как дети» — я хмыкнула, глядя на ехидно ощерившихся легионеров Второй – «Слышали, ребята? У нас тут можно пожрать, поспать, потренироваться, словно в скаутском лагере, а потом заявить, что уходишь! Ну yebat menya konyеm, это ж просто праздник какой-то!».

Уставшие висеть на одном месте, подчиненные ответили мне согласным ворчанием, не сулившим ничего хорошего для оставшихся пегасов.

— «Ну и что же мне теперь с вами делать?» — пройдясь туда и сюда, я мрачно уставилась на разноцветную толпу – «Вас тут почти сотня рыл. Те, кто спали или занимались своими делами в то время, когда остальные вкалывали… Ну, как это они себе представляли. Наверняка, вы сейчас думаете, что глупо попались, причем совершенно случайно, и в тайне мечтаете о том, чтобы закончился этот день, вы получили свою положенную вам порку, и отправились дрыхнуть, а завтра… Завтра эта пятнистая дура уедет, и все станет как раньше. Скажу вам – вы зря на это надеетесь. Я не уеду ни сегодня, ни завтра, и теперь те, кто понял раньше вас, чем это пахнет, ну, или оказались менее изобретательными, и оттого, тянули лямку легионера – как они себе это представляли – теперь будут вкалывать до седьмого пота, до отваливающихся крыльев и дрожащих ног, чтобы когда-нибудь, нам всем было не стыдно и не страшно подняться с вами в небо».

— «Много вы знаете о небе…».

— «Что-что? Ну-ка, кто там такой смелый, в толпе? Подь-ка сюды…» — по моему знаку, копья опустились в кучу стоящих на полу зала пегасов, и словно палочки ловкого китайца, вытолкнули вперед вызывающе настроенную пегаску. Кобыла изо всех сил делала вид, что ей ни капельки не интересно все происходящее, и старалась вести себя так, словно это была обычная ссора между равными – «Так значит, ты знаешь о нем больше?».

— «Конечно. Я же не «наземница» какая-нибудь» — пожала плечами кобыла. Вышло признаться очень по-человечески – не зря же создатели этих забавных лошадок основательно поработали с их скелетом, дав их передним конечностям множество степеней свободы[9] – «А в уставе четко написано, что пегасы имеют право на однократный послеобеденный отдых и сон. Но видимо, не все его читали… Ауч!».

— «Ты забыла добавить «Легат» или «Мэм», знаток устава» — хмыкнула я, когда взмахивавший рядом со мной крыльями легионер звонко стукнул древком копья по непокорной голове кобылы, приминая ее основательно испортившуюся прическу – «Если кто-то еще не знает, как ко мне обращаться – спросите, я поясню. Как я уже сказала, сегодня – день примирения и всепрощения, поэтому ни один вопрос не останется без ответа… Вопрос, а не наглые наезды. Вы тут не там! Вам тут не здесь! Поэтому засуньте языки в задницы и молчите, когда вас спрашивают, ясно?».

— «Разрешите спросить… Мэм!».

— «Разрешаю».

— «Отдых по уставу отменяется?».

— «Да помню я, помню!» — буркнула я, разглядывая вставшую навытяжку кобылу. Вот что делает животворящий удар по голове! Вмиг запомнила, как нужно звать начальство – «И я помню про быстрый обмен веществ у пегасов, быструю утомляемость и прочее, и прочее, и прочее. Обычаи и легенды – и те помню. Читала. И именно поэтому ввела в устав этот раздел. И он остается в силе – разве мы тут собрались, чтобы его обсуждать? Но поскольку сейчас уже вечер, а вы, твари пернатые, были отловлены в казармах до отхода ко сну…».

— «Ясно, мэм! Разрешите идти?».

— «Стой тут. Мне нравится то, что ты хотя бы читала эту хрень, которую я сама уже не помню» – буркнула я в тяжеловесной попытке пошутить. Что ж, раз появились конкретные претензии – значит, может получиться и конструктивный диалог с наиболее накосячившей частью подчиненных, а это, по-моему разумению, дорогого стоило. И именно поэтому я не свирепствовала, а вела себя относительно спокойно, словно уставший, немного раздраженный, но в целом, вменяемый командир, которого можно недолюбливать, но в целом, можно и спросить о чем-то, и о чем-нибудь попросить.

— «А деньги?» — вылезший вперед жеребец был сух, подтянут и тонконог – настоящий красавчик, если я что-то понимала в пегасьем понимании прекрасного – «Легат, почему за эту службу нам платят так мало? Даже тем, кто, по-вашим же словам, где-то там маршировал на поверхности, и что-то там покорял! Мы специально узнавали!».

— «Что ж, вопрос поняла. Отвечаю — сам козел!» — усталым тоном произнесла я, глядя на вытолкнутого вперед жеребчика. За его спиной, в толпе, послышались робкие смешки – «А ты узнавал, как пашут те, кто прошел Северную войну? Это не они – это вы получаете столько, сколько они. Вглядись в добрые морды вот этих вот жеребцов и кобыл в желтых туниках, и подумай, насколько они рады такому вот обороту дел».

Судя по опущенному в пол взгляду, недовольный быстро вдохновился выражением морд моих подчиненных, висящих у меня над головой. Интересно, а если кому-нибудь придет в голову плюнуть вниз?

— «Это понятно. И объяснимо» — продолжила я, подходя к окруженной частоколом копий толпе – «Да-да, не нужно строить такое удивленное выражение. Все дело в том, что вами, до сих пор, командует капитан. Это, если тут есть те, кто не служили в пегасьих войсках самообороны, или как там у вас называется это сраное скаутское объединение, звание выше лейтенанта, но ниже майора. И жалование вам считается исходя именно из этого факта – жалование легионеров скалируется, сиречь, масштабируется, сиречь, пропорционально изменяется от звания к званию, беря за основу ту сумму, которую получаю я. А теперь посчитай, дружок, как много битов получает ваш Легат».

— «Но так же не честно!» — дружно взвыли пегасы. Эта новость, которой со мной не так давно поделилась Черри, оказалась для них пострашнее всех моих угроз. Признаюсь, я начала их понимать, зная уровень мейнхеттенских цен…

— «Не честно?! А что вы сделали такого, чтобы это изменить?!» — рявкнула я, взбираясь на спину одного из стоявших на полу пегасов – «Что вы такого совершили, чтобы принцессам вдруг стрррррашно захотелось вас отметить или наградить? Устроили тут скаутский лагерь, yebat vas v ukho?! Ну так поздравляю, принцессы вызвали меня на ковер, и ласково – так, что у меня pizda инеем покрылась! – попросили меня разобраться, что тут, mat vashu, происходит! И я разберусь, будьте уверены! Конечно, мне еще не снизили довольствие и не лишили звания, но я чувствую, что до этого уже не далеко».

Толпа пегасов просто взвыла.

— «Да-да. Как обидно, не правда ли?» — ворчливо заметила я, глядя на бурно протестующих сородичей – «Интересно, и что нам теперь делать?».

— «Нужно послать жалобу принцессам!».

— «Ага. А вместе с ней – и жалобщиков. Причем выбрать из них самых провинившихся» — я радостно хлопнула копытами, наполнив зал забавными, костяными звуками – «Отличная идея! Кто будет первым?».

— «Но мэм… Легат… Говорят, что вы – одна из учениц принцессы Луны! Быть может, вы как-то сможете на них повлиять?».

— «Говорят, сегодня кошка родила троих котят. Котята выросли немножко, но пить из миски не хотят» — скривившись, пробурчала я. Ишь, как быстро вспомнили и звание, и даже подробности моей политической жизни! Могут ведь, когда припечет! Ох уж мне это пегасье зазнайство – «Повлиять? Повлиять на нас всех могут принцессы, причем так, что те, кто останутся после этого в состоянии самостоятельно передвигаться, будут до конца жизни славить добрых повелительниц за то, что могут ходить поссать самостоятельно, а не лежа, и под себя! Единственный путь – это сделать так, чтобы в следующий раз, когда повелительниц заинтересует происходящее в этом месте, я отправилась бы за наградами для отличившихся, а не как обычно, получать за других pizduley. Поэтому только упорный труд спасет Эквестрию; ну, и конечно же, массовые расстрелы – куда ж без них-то. Кстати, тут кто-то крикнул про увольнение? Советую перечитать устав и те документы, которые вы подписывали, когда вступали в Легион. В отличие от всяких там банковских контрактов, в этом сраном листке было всего несколько пунктов, и никаких сносок, отмеченных звездочкой, и написанных мелким шрифтом в самом конце запутанного многотомника. Ваши задницы, в течение минимально положенного срока, принадлежат лично мне, и Эквестрии – в частности, поэтому уволиться со службы вы можете, лишь отслужив оговоренный срок, и не имея за душой наказаний, за которые вас пришлось бы сажать на цепь. Конечно, у нас не практикуется изоляция в комфортабельных камерах, да еще и с кормежкой, поэтому взыскания будут выноситься непосредственно по крупу, жесткой и болючей палкой-витисом. Но если накосячите по-крупному… Что ж, я смогу придумать вам такое наказание, что после этого вы сами побежите к принцессам с просьбой сослать вас подальше – желательно, на луну. Все понятно?».

Переглядывавшиеся пегасы растерянно молчали. Что ж…

— «Кентурион Биг Шот! Принимайте эту толпу под вашу команду!».

— «Будет сделано, Легат!» — кофейного цвета пегас поднялся в воздух, зависнув перед своими новыми подчиненными. Брат Буша Тэйла, он был отрекомендован последним как «свой в доску жеребчина!», и искренне пытался походить на своего обожаемого родственника, но, в отличие от последнего, был более хитрым, и своим непоседливым крупом ощущал, что ему куда как далеко до своего братца как по части подвигов на кобыльем фронте, так и до того отношения, на которое мог рассчитывать с моей стороны Тэйл, поэтому вел себя более осмотрительно – по крайней мере, пока. Я понимала, что очень скоро у меня добавится головной боли, и скрепя сердце, уже смирилась со скорой необходимостью кардинально увеличить расходы на количество заказываемых чехольчиков на весь Легион. В конце концов, мне было не слишком важно, кто массирует придатки моим подчиненным кобылам, но главное, чтобы на моей шее не повисла еще и забота об отпрысках, нежданно-негаданно появившихся на свет в моем подразделении. Хотя кажется, пони относились к этому немного проще, нежели давно исчезнувший человек.

— «Так, и что мы тут расселись? Встать, построиться! Вы все слышали Легата – теперь вы простые легионеры, поэтому шевелите копытами, и бегом в оружейную! Скоро вечернее построение, а я не хочу выслушивать от нашего Легата вопросы, почему вы, бездельники, одеты в какие-то обноски, да еще и в цветочек! Вот ты и ты – вы обе, после построения, придете отчитаться за столь явное небрежение уставом! И вот этого с собой прихватите – ишь, как ушами своими шевелит! Я вас научу, как нужно начальство приветствовать…».

«Что ж, похоже, Буши-2 оказался в родной ему стихии» — думала я, глядя, как тронувшиеся пегасы шагом, не взлетая, двинулись в один из коридоров, сопровождаемые своим новым командиром. Кивнув Квикки, робко жмущейся за моей спиной, я двинулась прочь, насмешливо представляя себе, что будет с этим теоретиком-казановой, когда он вплотную познакомится с нравами пегасьего общежития – «Что ж, поглядим, каким ты выползешь от этих крылатых кобыл – вон как они усмехнулись, живо сообразив, что жеребец-то еще не объезженный, и с традициями Клаудсдейла не знакомый. Нужно будет присмотреть, как бы не превратился мой бравый кентурион в подкопытного… Но это уже будет другая проблема. Пусть даст мне сработавшуюся, обученную кентурию, а там… Эх, командовать сотней было куда как легче, что ни говори!».

---

— «Красиво…» — пробормотала я, глядя на заходящее солнце. Край оранжевого диска, шипя, погружался в океан, даря последние лучи городу на побережье. Огромные здания темнели на фоне заката, словно горелые деревья, охваченные заревом лесного пожара. Если присмотреться, то можно было заметить вереницу воздушных шаров, взлетавших над городом, и направлявшихся в сторону океана. Экспедиция? Исследовательская миссия? Трансатлантический перелет? Я не знала, была ли здесь еще Атлантика – уж слишком незнакомым был рельеф, отображенный на картах страны, уж слишком незнакомыми были силуэты береговых линий… С другой стороны, вряд ли кто-нибудь из живущих узнал бы на карте свой собственный город или хотя бы край, замени на нем все названия на что-нибудь иностранное. Ну, и опять же, годы. Века. Тысячелетия. Все это меняло ландшафт не хуже какой-нибудь войны, о которой повествовал тот ушедший с планеты человек…

Взобравшись на самый верх, я выбралась на длинный балкон, опоясывающий верхний этаж дома, и положив голову на пахнущие деревом и дождем перила, задумчиво глядела на закат. Летний воздух был неподвижен, но в воздухе уже ощущалась ночная прохлада, вступавшая в робкую пока борьбу с волнами жара, поднимавшимися от нагретых за день полей, которые легкий бриз относил в сторону моря. Задумавшись, я не заметила, как зашуршала раздвижная дверь, и на балкон, споткнувшись, вывалилась Фикс, едва не кувырнувшись носом через перила. Уткнувшись в подставленное мной крыло, она села на попу, и молча уставилась мне в спину, словно желая, и не решаясь что-то спросить. Я не торопилась, разглядывая высокую, покрытую заклепками трубу, жерло которой торчало недалеко от замка. Если ее собирались использовать по назначению, то почему не сделали выше? Дым из нее определенно должен был бить прямо по верхним этажам дома.

— «Квикки, а что это за труба?».

— «Это печь. Здание внутри из дерева, и мы устроили в нем отличную тягу, не мучаясь с вентиляцией. Но именно поэтому в нем слишком сложно рассчитать приемлемый способ обогрева с помощью печных газов, который используется во многих домах — в том числе, и в кантерлотских казармах. Не говоря уже о том, что если, со временем, где-нибудь прохудится труба, то жильцам будет обеспечена невыносимая головная боль… Если не хуже. Поэтому из остатков кирпича, мы сложили котельную. Правда, труба получилась кривоватой, но думаю, это можно исправить парочкой крепких тросов».

— «А лифты?».

— «А зачем?» — очень натурально удивилась единорожка – «Ведь ты же писала, что это будет лагерь для пегасов, поэтому тут всегда найдутся те, кто сможет поднять груз или других пони на нужную высоту. Но на всякий случай, я предусмотрела в центре каждого жилого блока платформу на копытной тяге. Правда, у нас нет для них тросов или цепей, поэтому мне пришлось срастить оставшиеся после строительства веревки…».

— «Напомни мне, чтобы я не пользовалась этой конструкцией» — хмыкнув, я обернулась, и оценивающим взглядом уставилась на Фикс – «Квикки, ты и в самом деле сделала это все сама?».

— «Только инженерную работу» — скромно потупилась она. В разговорах на профессиональные темы единорожка мгновенно менялась, и забыв про заикание, общалась спокойно и уверено, словно и вправду ощущая себя в этих делах достаточно опытной пони – «Знаешь, а это было действительно весело. Постоянные смены планов, расчеты конструкций на лету, нехватка материалов – это было настоящее приключение, настоящий вызов, вроде той фабрики в Зебратауне, когда вся модификация производилась на лету, в шаге от работающих станков, которые мы меняли, как горячие маффины…».

— «Зебратаун? А это что такое?».

— «Это район такой. Там поселились зебры, иммигрировавшие откуда-то с юга. Он маленький, и почти незаметный – эти полосатые пони очень не любят чужаков. А еще – они странные, и страшные. Говорят, они повелевают духами, и…».

— «Понятно. И там есть фабрика?».

— «Там много что есть» — позабывшись, отмахнулась от меня шоколадная единорожка – «И фабрики, и вредные производства, и железнодорожные пакгаузы. Власти города не считаются с ними, считая этих переселенцев дармоедами, и пытаются их выжить, располагая вокруг самые неприятные предприятия города. Скажи, Скраппи, а это место – ну, которое мы построили для тебя – оно и вправду получилось ужасным?».

— «Да нет, оно замечательное… Учитывая сроки и материалы. Напоминает мне… Кое-что. А ты уверена, что оно простоит хотя бы год?».

— «Обижаешь!» — выкатила нижнюю губу единорожка, всем своим видом давая мне понять, как оскорбило ее мое недоверие – «При должном уходе, простоит не один десяток лет! Главное, не давать разводить в нем открытый огонь. Мы пытались подражать древним облачным замкам пегасов, но ты сама понимаешь, что дерево – плохой заменитель облаков, а с той вентиляцией-тягой, что мы тут устроили, любое неосторожное обращение с огнем может привести к неприятностям».

— «Значит, нужно следить, чтобы все лампы были на кристаллах».

— «Да, и следить за котельной. У грифонов есть интересные алхимические зачарования для труб, согревающих их каменные города, но мне пришлось использовать уголь, дрова и даже мазут».

— «Значит, нужно укрепить котельную. Включить ее в схему бастионов…» — задумавшись, я замолчала. Название лагеря, которое я долго и безуспешно придумывала вот уже больше года, само слетело с моего языка – «Дааааа... Так значит, простоит не один десяток лет?».

— «Были бы у меня хорошие материалы – простояло бы сотню. При должном уходе».

— «Хорошо. Квикки, перерой все свое барахло, но найди мне все документы, все закладные, контракты и прочую хрень, по которой тебе отказались отпускать строительные материалы. Я думаю, завтра мне предстоит много работы».

— «А мне?».

— «А тебе предстоит вновь засесть за чертежи и расчеты» — усмехнувшись, я похлопала единорожку крылом по голове, ощущая, как скрипят и вибрируют перья, соприкасаясь с ее длинным рогом – «Я привезла тебе несколько набросков. Ты видела их раньше, и даже пыталась что-то там посчитать. Но теперь у тебя будет вменяемое техническое задание, поэтому с тебя потребуются расчеты и чертежи в аксонометрической проекции. Не знаю, что это такое, но звучит довольно круто, поэтому мне они нужны, причем два сразу. Только вот не как в прошлый раз, ладно?».

— «Конечно!» — вздрогнула шоколадная пони, припоминая позапрошлую зиму в Кантерлоте – «Я.. Я все сделаю супер-скрытно!».

— «Ага. А в этом тебе помогут приехавшие со мной бойцы. В общем, беги, и постарайся до завтра найти интересующие меня бумаги» — махнув крылом, я отпустила рванувшую прочь протеже, но оглянувшись, окрикнула ее, заставив замереть на пороге – «И Квикки… Я рассчитываю на тебя. Сделай все хорошо, ладно?».

Кивнув, та бросилась прочь, и вскоре уже грохотала копытами по внутренней лестнице. Обернувшись, я долго глядела на солнце, провожая взглядом его последние лучи и самый краешек огненного диска, скоро пропавший за горизонтом. Огромный по меркам этого мира, город не спал, и мне показалось, что даже отсюда я слышу неумолчный грохот копыт и звуки музыки, долетавшие из открытых окон ресторанов и уличных кафе. Вскоре, мне предстояло выяснить на своей шкуре, что же скрывается за этими высокими башнями и сутолокой улиц-артерий, поэтому я долго стояла, словно недвижимый часовой, вглядываясь в силуэты высоких домов, и ощущая себя так, будто вглядываюсь в бездну.

«Что ж – Бастион. Название придумано, и теперь, мне понадобится все, что у меня есть, чтобы превратить это место в настоящую крепость. Замок японского феодала? Что ж, пусть будет так, но для этого мне понадобятся материалы, и похоже, именно мне придется их поискать по закромам местных чиновников и ушлых дельцов. В конце-концов, нельзя бесконечно трясти копилку принцесс, и именно это мне придется донести до местных прощелыг, чувствующих себя достаточно вольготно вдали от зоркого взгляда правительницы. Даже если это придется сделать с помощью Легиона».

---

— «Боюсь, я не смогу вам помочь» — развела копытами земнопони, глядя на выложенные перед ней документы – «Это очень старый контракт, и нам понадобится много времени, чтобы поднять старые данные из архива… Если они вообще там сохранились. Срок действия этого договора уже истек, и мне кажется, вам придется его перезаключать… Или заключать новый».

— «Я не слишком богатая пони, чтобы вот так вот дарить тысячи битов» — буркнула я, неприязненно глядя на косившихся в мою сторону клерков. Рабочий зал фирмы «Камень и цемент Западного побережья» был один в один похож на такие же рабочие помещения всех тех контор, что я обошла за эту неделю, не жалея ни сил, ни копыт. Тот же лабиринт из громоздких, черненых столов, покрытых истершимся зеленым сукном; снующие туда и сюда курьеры, разносящие пакеты и конверты с уведомлениями, которые клерки скрупулезно заносили в большие гроссбухи; режущий глаза свет ламп и неумолчный шум голосов, над которым, словно табачное облако, витал запах дешевого, пережаренного кофе.

Интересно, и где они его достают?

— «Хорошо. Где обитает владелец данной компании»?

— «Мистер Чиз «обитает» у себя на вилле» — ехидно парировала кобыла, строго глядя на меня поверх очков – «А наш управляющий находится у себя в кабинете, на втором этаже. Но у него очень плотный график, и кого попало он не принимает».

— «Поверьте, я готова подождать, хотя, если понадобится, могла бы пригласить его и к себе, для личной беседы» — доверительно сообщила я строгой даме – «Так где, говорите, находится его кабинет?».

Фыркнув, чернильная душа молча ткнула копытом в сторону широкой деревянной лестницы в конце зала. Собрав бумажки, я двинулась дальше, довольно быстро отыскав тощую дверь – единственную, украшенную расставленными по ее бокам кадками с наполовину засохшими цветами, и матовым стеклом, надпись на которой гласила «Мистер О. Кейк». Я постучала, но ответа так и не дождалась.

«Чиз и Кейк. Неплохое сочетание для сладкой парочки бизнесменов[10]. Почти как Кит и Кат».

От нечего делать, я встала у окна, принимаясь разглядывать окружавшую меня обстановку. Мейнхеттен был гораздо технологичнее Кантерлота. Склонная к консервативности, страна с трудом принимала нововведения в виде технологических новинок, в то время как Большая Подкова, как еще называли Мейнхеттен, глотала их, не жуя, словно свои знаменитые хот-доги с вареной морковью и сотней приправ. Пневмопочта, газовое освещение, центральное отопление и паровые, допотопные краны, разгружавшие швартовавшиеся у пирсов суда – все вокруг дышало контролируемым прогрессом. Прогрессом, сдерживаемым консерватизмом профсоюзов, чьих членов я видела тут и там. Уважаемые пони, облаченные в котелки и клетчатые жилеты с приколотыми к их лацканам значками профсоюзных организаций, они крутились на стройках и складах, у пристаней и заводов, внимательно присматриваясь к окружавшим их пони, ведя разговоры и иногда – «силовые беседы», осуществлять которые брались сопровождавшие их жеребцы и кобылы. Не находя возможности двигаться вширь, прогресс двигался вглубь, но по странной, кривой дорожке, скатываясь к обыкновенному украшательству, и даже самый задрипанный кран или сталлионградский паровой копёр сверкали замысловатым рисунком с измазанных грязью и маслом боков. Я часто видела этих деятелей, ведь именно из-за них, по словам Квикки, были сорваны мои контракты. И именно их я назначила на роль собственных Главных Врагов.

Устав таращиться в окно, я еще раз постучалась – и вновь без какого-либо ответа. Прошествовавшая мимо меня единорожка смерила взглядом мою нетерпеливо приплясывавшую у двери фигурку, и высокомерно вздернув носик, скрылась в кабинете управляющего, неся на своей спине поднос с высоким, металлически кофейником.

«Ага! Так значит, он там!».

Глубоко вздохнув, я еще раз постучалась, и решительно открыв дверь, зашла в кабинет. Я проделывала это не раз и не два за эту хлопотную неделю, каждый раз оставаясь в рамках приличий. И каждый раз обитатели кабинетов старались побыстрее выставить меня за дверь.

— «Мистер Кейк» — кивнув, я направилась к большому и важно выглядевшему столу, за которым сидел большой и важно выглядевший пони – «Можно к вам? Ни от чего не отвлеку?».

— «А вам что, назначено?» — интересно, откуда у пони все-таки эта мода на усы? На мой взгляд, усатая лошадь выглядит ничем не лучше иного инопланетянина. Насупившись, обладатель щетинистых, воинственно топорщившихся усов недобро поглядел на меня через весь кабинет – «Что это за мода такая, врываться в чужой кабинет, словно к себе домой? Запишитесь на прием у моего секретаря!».

— «Так я уже!» — понятливо закивала я, присаживаясь к столу, и бросая взгляд на жилет с ярко-красным значком, красовавшимся на Мистере Усатом – «Вот, пофмотрвите. Фелый год фдала фвоей офереди».

— «Что это?» — брезгливо осведомился Кейк, бросая взгляд на документ, красовавшийся у меня в зубах – «Мисс Слипс, узнайте, что это за бумажка!».

— «Какие-то контракты» — пожала плечами единорожка, листая телекинезом чуть влажные края листов – «Просроченные, конечно».

— «Тогда о чем вообще может идти речь? Всего доброго! Впредь внимательнее изучайте сроки выполнения работ».

— «А никаких работ и не было» — мило улыбнулась я. Эту сраную фразу я слышала уже не один раз, и признаюсь, она уже бесила меня до судорог в хвосте – «Контракт был на поставку двух тысяч бушелей просеянного песка, и десяти тонн обработанного камня к строительной площадке, находящейся на востоке от города. Прошел год. Где камень?».

— «Что-то я не припомню такого вот договора. Разве мы обещали кому-то камень, мисс Слипс?».

— «Нужно проверить архивы, поднять данные, и… Эй!».

— «Так проверяйте. Проверяйте архивы, склады и закрома!» — резко рыкнула я, вспархивая на стол. От удара моих крыльев, бумаги взметнулись в воздух, словно снежинки, кружась, опадая на стоящие в кабинете кресла и укрытый жестким паласом пол. Нависнув над сидящим в кресле пони, я приплюснула его голову лбом, вжимая управляющего в его роскошное кресло – «Я! Хочу! Получить! Свой! Камень!».

— «Ми-ми-мисс Слипс! Вызовите немедленно гвардейцев!».

— «Ага. Вызывайте. Прямо тут и оформим преступление. Начнем с подрыва обороноспособности страны, и закончим оскорблением Их Божественных Высочеств – посмотрим тогда, кого отсюда вытащат в кандалах!» — рыкнула я, продолжая плющить недобрым взглядом вертящегося под мной жеребца, старательно пытающегося принять подобающее для его статуса положение – «Ишь, придумали себе развлечение, срывать сроки исполнения контрактов под предлогом забастовок профсоюза, членом которого сами и являетесь! А посмотреть, через какой банк прошла оплата – ума не хватило? Ничего, я – не Фикс, я тут вам такое устрою – вы у меня сами камни таскать будете на этой стройке, ясно? Что б завтра же все материалы были возле Бастиона! Ты меня понял?!».

— «Мисс Слиппс!».

— «Уже!» — исчезнувшая за дверью во время моего выступления единорожка появилась довольно быстро, выглядывая из-за спин двух ражих кобыл, недобро глядящих на меня из-под гладких, синих шлемов Гвардии Мейнхеттена – «Вот, вот она, эта бандитка!».

— «Не бандитка, а разозленная клиентка!» — фыркнула я, слезая со стола. Сердито сопевший управляющий смог, наконец, разогнуться, дрожащей ногой принимаясь вливать в себя кофе. Повинуясь движению его дрожащего копыта, в дверь протиснулась еще пара мордоворотов в клетчатых пиджаках, занявшая место у кресла расстроенного босса – «А так же Первая Ученица принцессы Луны Эквестрийской. Чем могу помочь?».

— «Ох ты ж! Ну, тогда я – внучка Дискорда!» — фыркнула облаченная в доспех дама – «Так, криминальное отродье, ноги перед собой! Голову вниз! Показывай шею!».

— «Зачем шею?» — опешила я.

— «Узнаешь!» — недобро усмехнулась вторая, доставая из седельной сумки позвякивающие кандалы. Судя по двум маленьким и одному большому карабинам, они и вправду фиксировали ноги и шею задержанного.

— «Вы это серьезно?» — прищурилась я, глядя на переглядывающихся охранниц общественного порядка – «Попытка задержать или арестовать находящегося при исполнении офицера может быть расценена как попытка воспрепятствовать исполнению им своих служебных обязанностей, и приведет к жесткому сопротивлению. И не говорите потом, что я вас не предупреждала… Коллеги».

— «О, отлично! Еще одна сошла с ума!» — фыркнула первая, обходя меня с боку – «Сегодня в приюте Святого Ильхуфса день открытых дверей, или что? Третья за день! Не смена, а просто отстой!».

— «Погоди, Брилл» — остановила ее обладательница внушительных кандалов – «Мисс, назовите себя, и возможно, нам не придется применять меры стеснения. Если, конечно, вы отправитесь с нами добровольно».

— «Побыстрее уводите ее, офицеры!» — возмутился немного взбодрившийся Кейк, сердито глядевший на нас из-за своего стола – «За что я вообще вам плачу? Чтобы вы тут разговоры с ней разговаривали? Тогда отойдите, и не мешайте моим парням выполнить за вас всю работу!».

— «В кои-то веки, я согласна с этим господином» — подумав, кивнула я, забавляясь видом побагровевших рож гвардейских кобыл – «Присядьте, отдохните, выпейте кофе, пока я выбиваю мозги из этих мордоворотов, а потом уже оформите рапорт, что это именно эта троица на меня напала, а не я на них. А то знаю я таких вот умников – сначала набрасываются на тебя, яростно атакуя зубами и ребрами твои копыта, а потом плачутся гвардейцам, что их избила целая толпа!».

Стоявшие в углу «умники» яростно засопели, пожирая меня налившимися кровью глазами.

— «Не хотите? Хорошо, можно познакомиться и по хорошему. Скраппи Раг-Беррислоп, Легат Легиона. Дискутирую с данным джентельпони по поводу сроков выполнения контракта. А вы…».

— «Сержант Брилл. Сержант Багз. Гвардия Мейнхеттена. Что ж, мэм, тогда вам придется пройти с нами в участок, где вы сможете изложить все ваши претензии к этому господину» — казалось, совсем не удивилась Багз, демонстративно убирая кандалы – «Поймите нас правильно, мэм, ведь нам часто приходится сталкиваться с самозванцами и просто сумасшедшими…».

— «Самозванцы?» — искренне удивилась я, выпучивая на нее глаза – «Вы хотите сказать, что кто-то изображает меня?!».

«ОГО! ПОПУЛЯРНОСТЬ. НЕПЛОХО!».

— «Не только вас, мэм» — осторожно подталкивая меня по направлению к выходу, кивнула охранница – «За полгода мы видели трех принцесс, одного дискорда и пару Ильхуфсов Кантерлотских – последний ходил по рынку на задних ногах, и обмахивая всех лавровой ветвью, призывал разделить земные блага между нуждающимися. Думаю, вы нас поймете. Если мы повернемся и уйдем, нас строго накажут, а вы, как офицер, не можете допустить, чтобы это произошло. Ведь так?».

— «Ндааааа…».

«КЛАСС!» — восхитился Древний. Спокойный голос кобылы, ее доводы – все говорило о том, что ей и впрямь приходилось иметь дело с сумасшедшими. И вела она их куда как умело.

— «Тем более, что вы уже порядком нашумели во многих уважаемых конторах, и если это сделаем не мы, то другой патруль – наверняка».

— «У меня претензии ко всем этим гадам» — подумав, кивнула я, обводя крылом кабинет – «А некоторых я так и не нашла. Успели сменить названия, или просто закрылись».

— «Так за чем же дело стало?» — нарочито удивилась Багз, делая страшные глаза своей напарнице, вновь принявшейся подкрадываться ко мне сбоку – «Где искать исчезнувших пони, как не в участке охраны? Поговорите с капитаном, попросите навести справки – она, как уважаемый офицер, обязательно пойдет вам навстречу».

— «Что ж, это разумно» — вздохнула я, раздумывая, насколько заинтересуют мои проблемы алую пегаску, дуэль с которой пока не состоялась, но так и не была отменена. Оглянувшись, я принялась паковать разбросанные по полу документы, в чем мне немало помогла секретарша, мисс Слипс, явно желавшая, чтобы я поскорее покинула тот кабинет – «Жаль, я не додумалась до этого сама».

— «Да уж! Очень жаль!» — каркнул со своего места Кейк, выпрямляясь в своем кресле.

— «А ты, деляга, не думай, что все закончилось!» — обернувшись, я распростерла крыло, и не обращая внимания на округлившиеся глаза присутствующих в кабинете пони, без труда дотянулась им до управляющего, ткнув ему в грудь, словно пальцем, жестким маховым пером – «Передай своему хозяину, что вы не просто залезли в карман принцессам, но совершили еще более страшную промашку. Вы залезли в карман ко мне!».

Развернувшись, я с треском хлопнула крыльями, и покинула кабинет, слыша за собой топот потянувшихся следом охранниц.

— «Мы отправляемся в местный участок» — буркнула я ожидавшему меня у входа пегасу. Увидев его, кобылы переглянулись – даже без брони и туники жеребчина выглядел куда как представительно, благодаря немалым размерам всех частей своего тела – «Повязали, представляешь?».

— «Тогда, быть может, улетим?» — вопрос был здравый, заставивший напрячься стоящую за нашими спинами обладательницу увесистых кандалов – «Или позвать кого на помощь?».

— «Нет. Этот город отнесся ко мне неприветливо. Даже жестоко» — прикладывая ко лбу сгиб крыла в чрезвычайно драматическом жесте, заявила я в ответ на еще одно разумное предложение. Драка с местными гвардейскими забияками не входила в мои планы, хотя червячок соблазна уже шевельнулся в моей душе. Испытать подчиненных вот так вот, в потешном бою… Но нет, мне понадобится помощь местных, а после драки о ней придется надолго забыть – «Если мне суждено пострадать, томясь в глухой темнице – пусть будет так. По колено в воде, плавая от стены к стене на охапке гнилой соломы, я буду вынуждена стойко переносить все тяготы и лишения, выпавшие на мою долю! У вас, уважаемые, есть тараканы и солома?».

— «Нет. Только комфортабельные бетонированные камеры» — хмыкнула Багз – «Но если нужно, то заведем».

— «Кантерлотцы!» — в свою очередь, скривившись, буркнула Брилл. Кобыла рассекала спешащий нам на встречу поток легко и непринужденно, и пони расступались в стороны перед ее рысящей вперед фигурой, облаченной в фиолетовый доспех – «Вечно жалуются и ноют! Ни днем, ни ночью нет от вас покоя нормальным пони!». Рыся вперед, она еще долго обличала жителей востока страны, рассказывая, какими изнеженными и склочными являются жители центральной ее части. По ее словам выходило, что единственные, кто мешают мейнхеттенским пони жить – это другие пони, как с крыльями или рогом, так и без него, отчего бухавший за нами копытами легионер, вскоре начал угрюмо посапывать, сверкая глазом на разглагольствовавшую кобылу. В ответ, я толкнула свою любимую речугу-талисман об угнетении бедных земнопони крылато-рогатыми рабовладельцами, хитростями и соблазнами заманивающими бедолаг в коварные сети городов, в которых даже поесть невозможно, не отдав за жалкие листики вялого салата свою годовую получку. Теперь пришла очередь Брилл сердито отбрехиваться, защищая свой безумный город от моих колких нападок.

Так, ругаясь и споря, мы и добрались до здания городского участка Гвардии. Уже знакомое многоэтажное здание почти не изменилось, разве что вместо отставников-ветеранов на часах стояли настоящие гвардейцы, облаченные в красивую синюю броню. Похоже, принцесса все-таки решила, что за городом нужен глаз да глаз?

Миновав широкий холл, полнящийся ожидавшими своей очереди пони, мы отправились прямиком к приемному посту. Вскинувший на нас водянистые глаза земнопони удивленно переводил взгляд с меня на сопевшего позади пегаса, после чего уставился на подошедших охранниц, явно желая получить исчерпывающие объяснения моему присутствию в этом месте.

— «Задержана во время ссоры с управляющим торгово-строительной компании» — не дав им раскрыть и рта, сварливо заявила я. Подумала, после чего добавила, не желая оставлять места для сомнений – «С несколькими управляющими. Еще троих не нашла».

— «И что же? Были пострадавшие?».

— «Да нет…» — сконфузившись, призналась я, демонстрируя неловкость от того, что приходится беспокоить занятого пони такими вот мелочами – «Поорали друг на друга. Даже не подрались толком, и не побили ничего ценного».

— «Тогда чего вы хотите, мэм?!» — мгновенно свирепея, процедил сквозь зубы жеребец, взмахом ноги затыкая открывших было рты сопровождавших меня офицеров – «У нас очень много дел, поэтому будьте так добры, и присядьте в общей очереди! Потом, когда подойдет ваш черед, напишите жалобу на своего обидчика, и капитан или его заместители рассмотрят ее, после чего, в течение месяца, состоится первичное разбирательство, о котором вас известят! Идите!».

— «А капитан у себя?».

— «Капитан – очень занятой офицер, и если вам повезет, вы ее никогда и не встретите. Сегодня уже поздно, и вы к ней уже не попадете».

— «Ну вооот…» — недовольно протянула я, глядя на доставивших меня в участок кобыл – «И чего я тогда сюда перлась? Счаз этот достойный офицер еще скажет, что камеры переполнены, и мест у него нет…».

— «Вы что, обалдели, что ли? У нас в подвале настоящий аншлаг!» — сердито прошипел моим провожатым дежурный, нимало не смущаясь моих насторожившихся ушек-лопушков, тотчас же, словно меховые локаторы, повернувшихся в сторону шепчущихся гвардейцев – «Шесть ограблений, пять краж – сегодня тут все забито, словно театральный зал мюзик-холла! И это не считая той банды контрабандистов! Эта жара просто плавит пони мозги, так еще и вы приводите скандальную покупательницу с протекающей крышей! Что? Ну и что? Она может называть себя как угодно – у них, у пегасов, у всех мозги не на месте, и… Кого побеспокоила?!».

Изменившийся тон офицера явно не понравился сопровождавшему меня легионеру, мгновенно оказавшемуся рядом со мной. Зашептавшись, мейнхеттенцы явно о чем-то заспорили, и краем глаза, я углядела небольшой мешочек, исчезавший под столом дежурного офицера, перекочевавший туда из копыта Багз. Посовещавшись, троица уставилась на меня, словно решая, как же им поступить, и мне показалась, что в уставившихся на меня, разноцветных глазах, промелькнула удивившая меня тень беспокойства.

— «Как хотите, Легат, но мы отсюда уходим!».

— «Еще чего!» — сварливо буркнула я, стряхивая со своей спины крыло сопровождавшего меня легионера – «Вот представь, что я улечу. И что же? Знаешь, сколько мне еще придется обивать пороги наших коллег, пытаясь найти нужные мне данные? И сколько потом ждать? Нет уж, я лучше подожду их капитана тут, и решу все вопросы за один раз. Эти профсоюзные пони явно забрали себе большую власть в этом городе, раз могут договориться о защите с местными гвардейцами, и не зря они пытаются упрятать меня за решетку. Видимо, собираются навести обо мне справки, после чего – придут со мной «поговорить», как это принято в этом прогнившем месте» – я сжала зубы, вспомнив ту историю, рассказанную мне недавно Коралл Страйпс — «Поэтому я точно останусь. Хочу посмотреть на этих говорунов – не из их ли числа был тот жалобщик, добившийся увольнения задержавшего его гвардейца. Ну и морду козлины Фур увидеть будет приятно, когда она убедится в моей личности… Поэтому ты сейчас возьмешь ноги в крылья, и полетишь в Бастион».

— «Куда?!»

— «В наш лагерь. Теперь это его официальное название, ясно? Скажешь, что я задержусь тут на ночь, после чего – возвращайся. Один, и без всяких там… Иначе спугнем».

— «Спугнешь их, как же…» — буркнул пегас, направляясь на выход из участка. Проводив его взглядами и убедившись, что мой знакомый не собирается буйствовать и разносить все вокруг, кобылы направились ко мне, но теперь в их движениях не было и намека на былую расслабленность.

— «Следуй за нами. И без глупостей» — предупредила меня Брилл, поигрывая цепями кандалов, издававшими неприятный, беспокоящий уши перезвон – «Ты побеспокоила достойных пони, и теперь отправишься за решетку».

— «Ну, вот и хорошо!» — обрадовалась я, ощущая в животе какое-то беспокойство. С одной стороны, я не кривила душой, говоря о том, что хотела увидеть морду их капитана, которую видела всего полмесяца назад в Кантерлоте. С другой, я все еще испытывала инстинктивный ужас перед замкнутыми пространствами и цепями, и лишь с помощью любящего мужа да Древнего, поддерживающих меня на протяжении этих двух лет. И думаю, совсем не стоило забывать о том, что где-то еще бродил наполовину сумасшедший ученик старого Брайта, одержимый мыслью о мести, и все еще пытавшийся создавать себе помощников, выдергивая из небытия души давно ушедших существ. С другой стороны, мне даже не пришлось платить взятку, или что-нибудь разрушать для того, чтобы попасть за решетку, и мысль об оставшихся в неприкосновенности стратегических запасах позволила мне подавить еще не до конца изжитый страх перед замкнутыми местами – особенно, перед камерами заключения всех и всяческих мастей.

Подвал участка заканчивался длинным коридором, на входе в который меня тщательно обыскали и сфотографировали в обнимку с какой-то табличкой. Я не преминула развлечься, и то ухмылялась, глядя в объектив, то жмурилась от блеска допотопной магниевой фотовспышки, чем быстро взбесила возившегося со мной гвардейца. В конце концов, я покинула предбанник, оставив на память участку свое улыбающееся фото, на котором я была изображена в обнимку с тремя охранниками, безуспешно пытающимися освободить свои шеи из мои цепких копыт, и большой, черной табличкой, на которой был выбит какой-то порядковый номер. Цифры мне понравились – 03\28, и я решила не буйствовать, добровольно оставив имевшиеся у меня вещи в большой картонной коробке, стоявшей на спине опасливо косившегося на меня гвардейца, все еще потиравшего порядком помятую шею. После этого, я довольно быстро оказалась в одной из камер расположенных по обеим сторонам довольно длинного коридора. Наученные горьким опытом, сопровождать меня вызвались сразу несколько добровольцев, хотя короткие копья, которые прихватили с собой мои новые друзья, показались мне несколько излишними, но что поделать…

Как говорила Твайлайт, «Дружба – это магия!», и я собиралась скрупулезно следовать ее заветам – по крайней мере, пока это не шло вразрез с моими собственными планами.

— «А что, раздельное воспитание полов в этом городе еще не придумали?» — входя в камеру, ворчливо осведомилась я, оказавшись нос к носу с пятеркой основательно потрепанных пегасов, поднявших головы при звуках отъехавшей в сторону решетки. Их крылья топорщились изломанными маховыми перьями, а на мордах явно отпечатались следы чьих-то копыт. Поднявшись с грубых деревянных коек, в два яруса приделанных к стене, жеребцы придирчиво оглядывали мою фигурку, стоявшую у решетки – признаться, не самое отрадное и успокаивающее зрелище для моих глаз.

— «Ты нас тут че, вроде как, развлечь хочешь, Блю?» — поинтересовался один из них, глядя на гвардейца, ехидно скривившегося за моей спиной. Наверное, тот всерьез полагал, что отгородившись от меня черной, массивной решеткой, он мог чувствовать себя в полной безопасности – «И че, мы тут делить ее должны? По-братски?».

— «Мест нет, вот и бросили к вам новенькую» — с фальшивым сочувствием протянул тот, ухмыляясь при виде моей скривившейся мордашки – «Ну да вы же пегасы. Вам, говорят, не привыкать. Вот и сидите тут, все вместе. Все одно вас к другим не посадишь – обязательно драку устроите, смутьяны, а народ тут встречается интеллигентный, к дракам не приученный. А так, глядишь, и найдете, чем тут вместе заняться».

— «Ну спасибо за подсказку!» — рыкнула я, подходя к свободной койке. Деревянная поверхность неприятно кололась многочисленными заусенцами, но по крайней мере, это был не деревянный пол, и не впивавшаяся в мою промежность решетка, выставлявшая мою задницу на всеобщее обозрение – «Не забудь напомнить тебя поблагодарить, добрая душа».

— «Это ты нас, а не его благодарить будешь» — добродушно осклабился пегас. Охранник ушел, и дружная, хотя и помятая пятерка решила обратить на меня свое благосклонное внимание – «Ну что ж, по-братски так по-братски…».

— «Остынь, Стингс. Не нашего это полета птичка» — двинул растрепанным крылом приятного, салатового цвета другой пегас. Короткая, остриженная щеточкой грива заканчивалась ежиком волос и забавной, короткой косичкой, блестевшей над правым виском вплетенной в нее раковиной-улиткой – «Это ж наше начальство. Легат! Ну, а тебя-то за что сюда бросили, бедолага? Неужели за то, что так хотела нас найти?».

«Хммм… Так вот оно что…» — конечно я была не самой умной кобылой, но в тот момент, память на удивление быстро подкинула мне воспоминание о пятерке пегасов, прошмыгнувших над моей головой во время прибытия в Бастион – «Значит, их сюда загребли. А за что?».

— «КОНТРАБАНДА!» — Древний буквально лучился от гордости за свою догадливость – «ЗОЛОТО. БРИЛЛИАНТЫ… КОКАИН».

— «Угу. Кокаин…» — буркнула я, глядя на обступивших мою койку пони – «Так значит, ты и есть тот самый «кентурион», которым меня стращала одна синяя дура? Признаюсь, не впечатлена, учитывая место нашей встречи. Или ты всерьез думал, что сбежав от меня за решетку, можешь чувствовать себя в полной безопасности?».

— «Пампкин Коллар, к вашим услугам!» — издеваясь, осклабился тот, склоняясь в куртуазном поклоне – «Да-да, я тот самый, незабываемый «кентурион Коллар» — гроза кобыл и жеребцов. Увы, мой дорогой Легат, недолго ты была моим командиром, да и то – на бумаге».

— «Ну, а теперь я тут, и во плоти» — переворачиваясь на спину, выгнулась я, вытягивая натруженные, нахоженные за день ноги. Обступившие меня пегасы явно не были слабаками, и мне вдруг стало интересно, почему они не смогли уйти от схвативших их гвардейцев – «Так что можешь вешаться сразу, ибо теперь твоя жизнь превратится в личный филиал Тартара».

— «Знаете, позволю себе в этом усомниться» — хмыкнул жеребец, вновь располагаясь на полатях, и принимая позу, один в один похожую на мою – «Судя по всему, вы попали сюда не просто так, и поэтому, останетесь в этом милом месте, как минимум, до утра. Это если у помощника какого-нибудь детектива найдется время вас опросить в положенные законом семьдесят два часа, и вы сможете убедить его в вашей личности. Конечно, после этого вами займется капитан Армед Фур, и думаю, вы очень скоро выйдете из этого мрачного места – договоритесь там, или еще как-нибудь решите вопрос… по-кобыльи. К этому времени, мы будем уже далеко и не станем обременять вас своим присутствием».

— «Да ну?» — усмехнувшись, я сложила передние ноги на груди, задумчиво обозревая испачканные где-то колени[11] – «Какой оптимизм! И куда же ты денешься, когда разденешься, как говаривал один мой знакомый? Обрею, остригу все, что там у тебя осталось на крыльях, и на полгода окуну в захватывающую жизнь десятой контубернии распоследней кентурии нашего Легиона – чтобы прочувствовал всей своей душой, всем гнилым своим ливером, как облагораживает пони общественно-полезный труд. Ну, а если уж совсем заартачишься… Палок я привезла с собой довольно, а у деканов и кентурионов столичных кентурий большой опыт по части массажа ими филейных мест нерадивых подчиненных. Да-да, это я сейчас так намекнула на ваш скорый переезд. Гордитесь – увидите столицу королевства! Да и под моим ласковым и бдительным оком своевольничать будет сложнее. Ишь, взяли себе моду – на неделю исчезать, командира игнорировать, да еще и посмеиваться над ним при личной встрече. Я тут все ноги сбила, разыскивая этих дебилов, а они тут в камере прохлаждаются, вместо того, чтобы как положено, тихо-смирно лежать в отделении неотложной помощи какой-нибудь местной больнички!».

— «Да, очень радужная перспектива» — легко согласился со мной Коллар, не обращая внимания на заворчавших коллег. Судя по его виду, описанные мной перспективы пегаса совершенно не трогали, хотя мне показалось, что его голос стал чуть более напряженным – «Но увы и ах – малоосуществимая. Видите ли, Легат Раг, мы тут подумали, и приняли решение уйти в отставку. Поэтому, как вы понимаете, ваши палки вам придется использовать несколько по-другому. Конечно же, я буду с теплотой вспоминать о нашей негаданной встрече, но нет-нет-нет, даже не просите меня остаться. Я решительно против таких мер».

— «Правда? И почему?» — ночь, опустившаяся на город, еще только началась, и я решила поболтать с этим странным пони. Кем был он до того, как вступил в Легион? Зачем он это сделал, если решил из него уйти, причем довольно скандальным образом – убежав, и попавшись при этом на горячем? Если они и вправду принадлежали к криминальному миру, или имели с ним какие-то связи, я могла бы сдать их Графиту – в конце концов, личное отношение принцессы дорогого стоит, но и лишняя галочка в послужном списке ему совсем не повредит… А с другой стороны, это открывало заманчивые перспективы узнать получше тех, о ком я только слышала в этом дружелюбном, лишенном еще лютой злобы мире.

— «Потому что мы – истинные пегасы. Птицы свободного полета. И в неволе не размножаемся» — легко засмеялся салатовый, демонстрируя ухоженные зубы. Его сотоварищи разбрелись по койкам, принявшись коротать долгие часы за сном, или просто таращась на серые стены – «Это вам, наземникам, не привыкать. А мы хотим чувствовать ветер в крыльях, и видеть землю далеко-далеко внизу, а не ходить по ней, попирая копытами. Мы…».

— «Да-да-да. Расскажешь, при случае, в баре. Думаю, тебя с удовольствием выслушают и даже поддержат» — не выдержав, рассмеялась я. Конечно, это были очень правильные слова, на секунду заставившие меня представить себе бескрайнее небо и абсолютную, ничем не ограниченную свободу… Но признаться, звучали они довольно глупо из уст того, кто попался, как кур в ощип, и теперь пропагандировал мне ценности «истинных» пегасов, без смущения и всякой задней мысли, обзывая меня «наземницей». Да, учиться и учиться ему до по-настоящему хорошего собеседника. Вроде Фантси Пантса – «А все-таки, как вас поймали, свободолюбивые вы мои? И главное – на чем? Я, конечно, при случае, все равно это узнаю – как ты понимаешь, прикрывать моим хвостом свои темные делишки у тебя больше не выйдет, да и промашечка у тебя вышла совершенно ужаснейшая в тот день, когда ты улетел…».

— «Правда? И какая же?» — ехидно осведомился пегас.

— «Ты улетел. А я, прижав к копыту всю вашу пегасью вольницу, уже неделю вью из нее веревки. Даже не знала, что пегасы способны так потеть! Но ничего, инструктора у вас есть, и они только рады произошедшим изменениям в командовании кенутриями, а теперь – будет и настрой, ведь я пообещала всех, кто оставался в тот день в Бастионе, не наказывать за прошлые грехи. Не забыть их – о нет! – а просто не наказывать, сделав вид, что поверила в их способность осознать и исправить собственные ошибки. А вас, пятерых, там не было. Так что никакой индульгенции – только жесткая порка, и только хардкор!».

— «Впервые слышу эти слова» — спокойно пожал плечами Коллар. Его подельнички владели собой хуже, и приподнявшись на лавках, тревожно вглядывались в мою фигурку, задумчиво облизывавшую шрам на правой ноге – «Но в любом случае, это была наша последняя встреча. Письменную просьбу об отставке я пошлю вам по почте, в знак своей бесконечной признательности за наше знакомство и выдержку – ведь мы опасались, что вы будете искать нас всей своей дружной семьей подхалимов и подкопытников, обосновавшихся в ваших казармах. Но даже не уговаривайте – в Легион я не вернусь. Эта идея себя исчерпала, и теперь, нам придется придумывать что-то другое».

— «Ну-ну. Попробуй» — помолчав, пробормотала я, глядя на исцарапанные стены. Камень крошился под копытами, но под внешней, легко отделяющейся от стены штукатуркой, угадывался слой монолитного бетона, копать который пришлось бы не один год – «И как же ты собираешься выбраться отсюда? Выйдешь под залог?».

— «Ой, мадам! Зачем такие сложности, которые приносят одну лишь головную боль всем – и тому, кто платит за тебя залог, и тебе самому, и даже твоим покровителям? Меньше нужно читать дурацких комиксов и детективов. Все просто – лишь только пробьет полночь, улицы опустеют, а пони устремятся по домам, в подвал спустится один неприметный охранник…».

В конце коридора громко, гнусаво скрипнула открывшаяся дверь. Звонкие шаги облаченных в сталь копыт наполнили узкий, высокий коридор, приближаясь к нашей камере.

— «Он сделает вид, что случайно или нарочно, открывает нашу дверь, или просто обронит ключи возле решетки…».

— «Эй, Тонг!».

— «Чего тебе?» — остановившийся возле соседней камеры гвардеец резко обернулся, и ключ, висевший у него на боку, словно бы случайно, зацепился за прутья решетки. Еще один резкий поворот, и стальной прутик со звоном упал на пол, закатившись ко мне под кровать. Попрепиравшись с невидимым нам собеседником, охранник сердито плюнул, и отправился восвояси, громко и демонстративно костеря нерадивую напарницу.

«УХ ТЫ!».

«Ахренеть!» — я была солидарна со стариком. Вот, значит, как делаются дела в Мейнхеттене!

— «А теперь он уйдет. А мы – уйдем отсюда!» — торжествующе закончил пегас, поднимаясь со своей койки. Быстрый бросок к решетке, осмотр – и вот уже пятеро пони, едва слышно постукивая копытами, выбирались из камеры, стараясь не беспокоить сидящих в соседних клетушках заключенных. Обернувшись, жеребец открыл было рот, чтобы выдать какую-нибудь явно ехидную фразочку про взаимовыручку, и что мы с ним теперь были квиты, но быстро осекся, увидев, что я все так же расслабленно лежу на кровати, с интересом наблюдая за их манипуляциями – «Хммм… Мадам, я кажется сказал, что мы уйдем отсюда. Все мы. Или вы собираетесь наслаждаться местным гостеприимством еще несколько дней?».

— «Коллар…».

— «Да?».

— «А кто тебе сказал, что я вообще собираюсь за тобой бегать?» — вздернув бровь, вдруг резко и холодно поинтересовалась я, наслаждаясь видом опешившего жеребца, враз растерявшего свою вальяжную наглецу – «Я оказалась тут лишь потому, что захотела поглядеть на вас поближе, в естественных условиях, так сказать. Поглядеть, как ты будешь выглядеть за решеткой или на каменоломнях. Нет-нет, не стоит вздрагивать – по крайней мере, не так сразу. Сейчас тебе помогли, ты думаешь, что уберешься отсюда – что ж, попробуй. Но даже когда ты выйдешь из этого участка, помни, что звание Первой Ученицы принцессы Луны Эквестрийской дается не за красивые глаза, и рано или поздно ты приползешь ко мне на брюхе – все вы приползете, соглашаясь на все, что я от вас потребую. Даже не попрошу, а именно потребую, и вы будете этому рады, как дети. Так что беги, и помни – рано или поздно, твои слова о небе будут лишь буквами на бетонной стене, поверх которой будет лежать тень от тюремной решетки. День за днем. Месяц за месяцем. Год за годом…».

— «Кол, ты идешь?!».

— «Ид-ду» — просипел перехваченным горлом пегас. Махнув копытом, я отвернулась к стене, задумчиво разглядывая испещренную неразборчивыми каракулями поверхность и ощущая, как начинает давать о себе знать моя постоянная спутница – паранойя. Им помогли, конечно – но с другой стороны… С другой стороны, этот охранник остановился именно возле меня, и именно под мою койку полетел этот несчастный ключик. Конечно, можно было бы списать это на совпадение или случайность, но что, если бы на моем месте лежал бы кто-нибудь другой? Не думаю, что охранник стал бы так рисковать, совершенно не опасаясь лишнего шума, который поднял бы неумелый беглец. Его пришлось бы ловить, и слухи о произошедшем быстро достигли бы ушей как начальства, так и газет, не говоря уже о том, что вся злополучная пятерка вряд ли бы успела куда-нибудь уйти за столь короткое время. Значит, выпустить хотели не их, или даже не только их, а это означало…».

«ОНИ ЗНАЮТ О ТЕБЕ».

— «Ты прав, дружище» — буркнула я, ложась на живот, и устремляя задумчивый взгляд на приоткрытую дверь – «Боссы выяснили, кто я такая, и решили намекнуть мне, что если я буду хорошей кобылкой и по-тихому слиняю, не доставляя никому неудобств, то они сделают вид, что между нами ничего такого не было. Умно, дискорд побери!».

«ЭХ, ЗНАЯ ТЕБЯ…».

— «Ну, тебе не повезло, что тебя прибило к такому глупому телу» — рассмеялась я, слыша приближающиеся шаги охраны. Услышав мой голос, идущий остановился, а затем быстро и как-то очень нервно подбежал к решетке камеры, с недоверием уставившись на открытую дверь, и мою сибаритствовавшую на полатях фигурку.

— «Чем могу помочь?».

— «Аааа… Эээээ…» — на подошедшую к двери охранницу было жалко смотреть. Растеряно оглядев помещение, она уставилась на меня с таким видом, словно узрела вместо меня Графита, растянувшегося на узенькой койке, а произнесенные довольно дружелюбным тоном слова почему-то заставили ее испуганно вздрогнуть, нервно перебирая ногами – «Эээээ…».

— «Чего не так-то?».

— «Ээээ… Тонг?!» — прекратив, наконец, жалобно блеять свои «Эээээ», белая кобыла попятилась, и быстро ускакала обратно за дверь – «Тонг! Я… Ээээ… Я тут забыла ключи, и…».

— «Да ну вас нафиг!» — сердито ругнулась я, выбираясь из камеры под режущий глаза свет висящих под потолком ламп. Стало окончательно понятно, кого именно собирались выпустить из этой камеры, и я была отнюдь не первой на очереди. Однако, и не последней. Увидев, что план по вышвыриванию меня прочь из участка обломался на самом интересном месте, охранница просто свалила, в отчаянии буквально тыча меня носом в открытую дверь – на, мол, беги! Все для тебя же! – однако я решила не спешить. Кто знает, быть может, неподдельная заинтересованность гвардейцев в том, чтобы я побыстрее свалила, имела под собой не только денежную составляющую? Конечно, я была далека от мысли о том, что вокруг меня все святые, но столь дивного, открытого и буйного размаха коррупции и разного рода преступлений, как в Мейнхеттене, я не видела в этом мире нигде, поэтому смотрела на плюющих на все и всякие правила дельцов, на охраняющих их продажных гвардейцев, словно на обитателей какого-то зоопарка, вырвавшихся из своих вольеров. Признаюсь, копошилась, копошилась в голове гадкая, сладкая и привлекательная мыслишка о том, чтобы и меня кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь подкупил. Ну хотя бы пончиками. Или печенькой. Или золотом в таком вот замечательном, матерчатом мешочке. Нет, ну а чем я хуже других?

«БУДЬ ВЫШЕ ЭТОГО».

— «Ага, тебе легко говорить. А я, между прочим, со вчерашнего дня не еденная!» — расстраиваясь, буркнула я, проходя мимо небольшой, незапертой двери с надписью «Выход. Вход и выход только в сопровождении и кандалах», из-за которой тянуло ночной прохладой. Пост рядом с выходом был пуст, а судя по еще горячей чашке кофе, именно тут находилась та самая охранница, что исчезла за дальней дверью, через которую я попала в подвал. Отхлебнув бодрящего напитка (фу, горько!), ничтоже сумнящеся, я почапала дальше, пока не попала в небольшой предбанник, еще не так давно имевший честь быть фотоплощадкой для меня, единственной и неповторимой. О чем-то негромко спорившие гвардейцы, жеребец и кобыла, буквально выпали в осадок, увидев у края откидного стола мою мило улыбавшуюся тушку, уже прихватизировавшую со стола чей-то сладкий пончик, и намекающе тычущую копытом в сторону знакомой коробки, стоявшей на соседнем стеллаже.

— «Цвай хамбургерс унд кола, битте».

— «Эээээ…».

— «Ну кто ж так говорит? Нужно «Нахтэр, битте!» кричать. Или «О, йа-йа! Дас ист фантастишь унд аппетитлихь!». А не вот это вот, то что вы счаз произнесли».

— «Ээээ…» — похоже, кого-то заклинило.

— «Что, нету?» — непритворно опечалиласзь я, обкусывая пончик. Пончик закончился очень быстро. Ну и где же в этом мире справедливость? – «Тогда мои вещи, уважаемые. Мне у вас не понравилось, и я ухожу. Навсегда».

«ЗНАНИЕ-СИЛА!».

«Не знаю, к чему это ты сейчас сказал. Это ведь тебя заставляли учить грифоний» — подколола я Древнего, топая из подвала в сторону дежурного офицера. К ночи копытный народ рассосался, и стук моих копыт был отчетливо слышен в полупустом холле, на жестких половичках и скамейках которого дремали припозднившиеся посетители гвардейского участка, часть из которых озонировала воздух кислым запахом перегара, вырывавшегося из приоткрытых ртов. Ходившая по залу кобыла внимательно приглядывала за посетителями, неторопливо топая мимо раскинувшихся на половиках фигур, но не делала ничего, чтобы разбудить или выпроводить их из участка, и лишь поигрывала деревянной дубинкой, ритмично постукивавшей ее по ноге. Подойдя к массивной конторке, я стянула с нее желтоватый лист бумаги, и расположившись перед дежурным офицером, принялась его заполнять, сверяясь с вытащенными из сумки документами. Да, я вела себя нагло, на грани фола, и если бы гвардейцу пришла в голову мысль позвать на подмогу своих товарищей, входивших и выходивших из дверей, я оказалась бы за решеткой быстрее, чем успела бы заказать еще и картошку-фри. Однако застывший за своей стойкой офицер был тем самым, что окунул меня в каталажку несколько часов назад, и немного поколебавшись, земнопони убрал копыто от странного вида машинки, стоявшей у края стола, и снабженной длиннющим, сияющим раструбом, словно древний граммофон. Закончив, я протянула листок настороженно глядевшему на меня гвардейцу, после чего развернулась, и неторопливо покинула участок, сопровождаемая взглядами служащих в нем вояк.

«Фууууух!» — выйдя на свежий воздух и убедившись, что мой сопровождающий где-то задерживается, но никто не собирается меня преследовать, разрывая ночной воздух трелями свистков и вспышками фонарей, я присела на лавочку, стоявшую на углу гвардейского участка, и с наслаждением втянула в себя сладостный воздух свободы. Впрочем, тут же поперхнувшись и пожалев о содеянном – неистово парившая решетка, скалящаяся на мир у края тротуара, тут же забила мой нос ароматом разлагающихся отходов, выцепив из нашей с Древним общей памяти запахи овощного рынка, набитого тухлой капустой. Закашлявшись, я сморщилась, и вскинув голову, попыталась очистить нос заливчатым кашлем, но увы, вместо этого лишь поперхнулась, когда наглый, жирный мотылек, отделившийся от группы таких же, как он, бездельников, тучей вьющихся вокруг негромко шипящего газового фонаря, залетел мне прямо в рот, заставив скривиться и выплюнуть недовольно трепыхающий крылышками, мокрый комочек. Сердито плюнув, я поняла, что день, как и вечер, у меня определенно не задался, и побрела в сторону перекрестка, вновь, как и всегда, забыв про собственные крылья, удобно устроившиеся у меня на боках.

Как выяснилось – к счастью.

Мое внимание привлек негромкий шум из переулка, идущего вдоль боковой стены гвардейского участка – при моем приближении раздался звонкий стук, и освещавший его фонарь мгновенно потух, рассыпав по узкому пространству между стен сноп белоснежных искр, вырвавшихся из расколовшегося кристалла. Вновь что-то грохнуло, упало, и в переулке установилась недобрая, густая тишина, в которой, казалось, напрочь вязли попадавшие в него звуки. Остановившись, я испуганно уставилась в темноту, в которой уже зародилось какое-то движение – осторожное и медленное, оно скрывало в темноте какие-то тени, скользящие в промежутках между полосами света, падавшими из окон, и явно двигавшиеся в мою сторону.

«Тааааааак…».

В моей голове мгновенно материализовались все ужасы, которые, как я точно знала, жили в канализациях и подворотнях Нью Йорка. Черепахи-мутанты, злобные демоны, вампиры и тентаклеподобные Нечто, размахивая клешнями, жвалами и щупальцами, тихо подползали ко мне из темноты, изо всех возможных видов еды, определенно, предпочитая юные кобыльи тела, забредшие к ним на обед, и я уже приготовилась истошно заорать, соответственно всем канонам жанра ужасов, однако притормозила, едва издав первый, полузадушенный писк.

«А что, если это наши? Ночная Стража, я имею в виду. Заорешь тут, а они потом растрезвонят, что дурочка, и боишься темноты. Это ж стыдоба-то какая будет! Да и Луна потом подкалывать начнет. И Селестия. Особенно Селестия».

«УВЕРЕНА?» — казалось, Дух не разделял мои опасения и всеми силами призывал меня к осторожности, вместе со мной, вглядываясь в темноту переулка. Казалось, под его бесплотным взглядом, бесформенные тени уменьшались, двигаясь ко мне, пока не превратились в фигуры обыкновенных пони, скрывавшихся в неверных тенях. Увидев меня, они, как по команде, остановились, после чего вновь, осторожно, двинулись на свет.

«Эй! Да это же…».

— «Раг! Легат! Ты что тут делаешь?!» — раздался из темноты негромкий, злобный шепот. Мелькнувшая в полосе света салатовая шкура с блесткой-ракушкой на виске заставила меня несказанно удивиться, от облегчения, шумно выдохнув и утерев выступивший на шее пот – «Не стой там! Сюда иди!».

«НАРКОКУРЬЕР».

«Ага. Контрабандисто. Бандито-гангстерито» — я не поддалась на провокации в виде песенки, всплывшей у меня в голове – «Пампкин Коллар».

— «Стой там, иди сюда… А я-то, глупая, думала, что армейский сленг – это моя прерогатива» — усмехнувшись, я постаралась как можно незаметнее встряхнуться, и отклеить от задницы трусливо вжимавшийся в нее хвост – «Вылезай на свет, беженец несчастный. Вы ж улететь хотели, или нет?».

— «Хотели!» — с неожиданной злобой прошипел до того довольный жизнью жеребец, настороженно оглядываясь по сторонам. Тусклый свет окон обрисовал глухой переулок, заканчивающийся тупиком, выход из которого вел только на улицу, по которой, то и дело сновали легионеры, отправлявшиеся на дежурство, возвращавшиеся с рапортами, и тащащие задержанных забияк, громыхавших стальными кандалами – «Ты видела наши крылья? Я даже на крышу взлететь не могу! Все перья обломали, мерзавцы!».

— «А пути отступления? Неужели тот, кто это все устроил, не мог подогнать вам какое-нибудь такси?» — я почти физически ощущала, как Старик прикладывает широкую руку к глазам, мечтая не слышать того, что несет одна глупая и наивная кобылка – «Я, конечно, не профессионал обходчица законов…».

— «Ну да! Думаешь, мы тут совсем дикари, и не читаем кантерлотских газет?».

— «Да, не умею обходить законы» — продолжила я, недюжинным усилием воли стараясь не обращать внимания на прошипевшего это наглеца – «Но мне всегда представлялось, что побег – это что-то такое… Ну… Ну, когда бегут. То есть, бегом бегут. Гвардейцы свистят и бросаются в погоню, бандиты убегают на большой и быстрой тачке, лавируя среди спешащих куда-то жителей, и пытаются вырваться за город… В общем, все взрывается, переворачивается, сверкает и гудит. Ну, как-то так».

— «Тачка? Это я должен посадить в строительную тачку его…» — выйдя из тени, здоровяк показал ободранным крылом на зеленого пегаса – «А потом, толкая перед собой эту самую тачку, бежать с ней вперед, надеясь, что меня примут за строителя? Слышь, Кол – она еще более безумная, чем ты!».

— «Она издевается, дурак. А ты уши развесил!» — сказал, как выплюнул, Коллар, с ненавистью глядя на стоявшего рядом жеребца – «Стингс, мерзавец! Где обещанный фургон?».

— «Можно подумать, что я знаю! Должен быть здесь».

— «Что-то я не заметила никаких фургонов» — с фальшивым сочувствием произнесла я, старательно скрывая возбуждение, густо замешанное на самом настоящем азарте. Увидеть так близко настоящих гангстеров-бутлегеров-контрабандистов, о которых даже Древний лишь читал, да смотрел разной степени крутости фильмы, я даже и не мечтала, особенно в этом добром и законопослушном мире. Конечно, до настоящих гангстеров-отморозков им было, к счастью, далеко, но все равно – это было настоящее приключение – одно из тех, которыми так любила хвастаться шестерка моих понивилльских подруг, рождая у меня чувство нешуточной зависти. В конце-концов, спасение принцессы, противостояние древней богине и разным злонамеренным сущностям, вроде лорда хаоса – все это были их подвиги, на фоне которых моя жизнь казалась чередой унылых и бессмысленных дней. Решив во что бы то ни стало добавить в свою копилку то самое, настоящее приключение, я принялась во все глаза таращиться на нервничающую пятерку, распластавшуюся вдоль стен.

— «Да, фургонов нет! Нигде нет!» — сообщил еще один пегас, отправившийся на разведку. Выглянув из переулка, он поводил мордой по сторонам, и как можно незаметнее уполз в него обратно, бросившись к своим подельникам – «Зато вот там, на перекрестке, строится целая толпа гвардейцев!».

— «Чего?!».

— «Толпа? Ночью?» — непритворно удивилась я, в свою очередь, выглядывая из переулка. Да, перевозчик был прав – на перекрестке, возле пары одиноких карет-такси, собирались около двадцати пони, звонко цокавшие облаченными в накопытники ногами с соседних улиц. Было похоже, что они кого-то собирались искать, и лишь ждали приказов своего офицера – признаюсь, донельзя знакомая картина, заставившая меня фыркнуть от накатившей на меня ностальгии. И как там без меня справляются Черри и Хай? Вернувшись, я застала компанию в состоянии, близком к тихой панике, и если Стингс и Коллар лишь нервно, испуганно переругивались, то оставшиеся едва ли не бросались на стены, раз за разом стараясь взлететь на посвистывающих прорехами крыльях – безо всякого эффекта, надо сказать.

— «Ага. Целый взвод» — вернувшись, доложила я, морщась от громкого хлопка, с которым один из контрабандистов грохнулся на брусчатку, неплохо приложившись головой – «Вряд ли они собираются искать именно вас…».

— «Нужно что-то делать!».

— «Что? Что именно делать?!» — схватившись за голову, завыл Стингс – «Нас слили, Кол! Слили! Дали убежать и предупредили этих шавок, чтобы нам накрутили побольше срок! Я не хочу на каменоломни, слышишь?! Не хочу!».

— «Заткнись. Я думаю!» — напряженно отозвался пегас. Судя по нервным движениям его ушей, прислушивавшихся к звону кованых копыт за углом, процесс шел пока не слишком удачно – «Раг! У нас есть Раг!».

— «Чееего у вас есть?!» — опешила я, делая большие и круглые глаза, стараясь не слушать сотрясший мое тело хохот Духа. Старый негодяй нашел в этой фразе что-то донельзя забавное, и теперь, терзал мой слух переливами адского хохота, сделавшего бы честь любому ужастику за миллион баксов – «Да я вообще мимо проходила!».

— «Но ты остановилась. А значит – прониклась сочувствием к бедным, угнетенным пленникам…».

— «К кому? Сможешь это повторить еще раз, чтобы я запомнила?» — ехидно фыркнула я, глядя на уставившихся на меня пегасов – «Просто я еще ни разу не видела Настоящих Эквестрийских Бандитов, и решила посмотреть, как же они выглядят на самом деле. В газетах пишут одно, подруги рассказывают совершенно другое, в детских книжках пишут…».

— «О богини, к вам взываю я!» — хватаясь за голову, вновь взвыл Стингс – «Наши жизни висят на волоске, а единственная наша надежда – какая-то трахнутая на всю голову кобыла! Богини! Ну почему вы помогаете этой сумасшедшей, а не мне?!».

— «Ну, наверное потому, что вы уже давно ходите по грани, презрев ее законы» — вполне серьезно и с небольшой долей ехидства, откликнулась я – «Так зачем же им вам помогать? Сами себя за решетку загоните, без всякой помощи со стороны. Ишь, чего удумали – алкоголь, сигареты да наркотики таскать! Да я б вас сама прибила, что б не мучались!».

— «Сига… Нарко… Откуда ты вообще берешь такие слова?» — скривился, словно от зубной боли, Коллар – «Ничего такого, что могло бы повредить другим пони, мы не таскаем! А теперь, стоило нам потерять груз, как мы оказались за решеткой, да еще и убежали! За такое нас по загривкам не погладят, это точно, поэтому нам нужно убираться отсюда, и побыстрее!».

— «Ну что ж, раз ты уверяешь, что не вредишь другим пони…» — скептически ухмыльнулась я, представив себе на миг «благородного бандитос», приключениями которых зачитывалась понивилльская молодежь – «То препятствовать я вам не стану. Удачи в побеге».

— «Эй! Ты нам что, не поможешь, что ли?!» — прекратив драть на себе гриву, поднял голову Стигс – «Мы ж вроде как не чужие, а?».

— «Вы официально уведомили меня о собственной отставке» — пожав плечами, я двинулась к выходу из переулка, даже не пытаясь скрывать широкую улыбку, перекосившую мою мордаху. Неужели хоть раз мне удастся сделать что-то правильно, без запугиваний и мордобоя? – «Да и бандиты, связанные с криминалом, да еще и подчиняющиеся каким-то неизвестным мне личностям, в моем Легионе абсолютно мне не нужны. Да, это мой Легион, и в нем действуют мои правила. Так что удачи, джентельпони. Она вам понадобится».

— «Стой!» — я сделала еще два шага, сделав вид, что не расслышала хриплого выкрика за моей спиной – «Стой! Мы… Мы согласны. На все».

— «Ой ли?» — лениво обернувшись, я покосилась на замерших пегасов. Понурившихся, опустивших свои бесполезные крылья. Сдавшихся, и готовых просить – «Так ли уж и на все?».

«ОН ЗАПОМНИЛ».

«Да, ты прав. Но надолго ли?».

— «На все» — без колебаний, кивнул Пампкин Коллар, покосившись на своих коллег – «На торговлю нет времени, поэтому я согласен на все, даже драить отхожие места в этом твоем Легионе. Но ты должна пообещать, что не выдашь нас – ни Гвардии, ни… Ни кому-либо другому. Идет?».

— «Я не торгуюсь, Коллар» — стерев с морды ехидную ухмылку, бросила я отшатнувшемуся в ужасе пегасу, уже слышавшему грозную поступь двинувшегося куда-то взвода гвардейцев – «Я требую, и мне подчиняются. Как Первой Ученице богини. Как Легату. Как своему командиру».

— «Согласен!» — громко рявкнул пегас – «Мы все согласны! Клянусь!».

— «Что ж, я тебя услышала» — подумав, кивнула я в ответ на этот отчаянный вопль – «Принимаю. Что ж, убогие, двигайте за мной. Нам еще топать и топать до Бастиона».

---

— «Не могу в это поверить!» — держа дрожащими копытами стакан, пробубнил жеребец, обращаясь главным образом ко мне и вливая в себя очередную порцию дешевого, скверно очищенного сидра, пахнувшего плесенью и отдающего горечью яблочных косточек и огрызков – «Они просто взяли – и пропустили нас! Пропустили, словно ничего и не произошло!».

— «Отсюда мораль – нехрен думать, что самый умный. В своих командиров нужно верить!» — хмыкнула я, поедая нарезанную соломкой картошку с морковными котлетами. Прогорклое масло царапало горло, а «грибной соус» был похож на обыкновенную сметану, присыпанную вонючим укропом, от запаха которого першило в носу. Однако, я была слишком голодна, чтобы перебирать подаваемые разносолы – «А тем, кто не верит – враз в морду, безо всяких там заумствований. Зато такие звезды вспыхнут – обещаю!».

— «Да, с этим сложно не согласиться» — пробормотал салатовый жеребец.

— «Эй, вы! А ну, стоять!» — выкрикнул чей-то звонкий голос, когда следовавшая за мной пятерка пони уже прошла перекресток и свернула на длинную авеню – широченную улицу, пересекавшую город вместе с со своими товарками с севера на юг. Конечно, в плане градостроительства это место, построенное по одному генеральному плану, а не выбухшее из ставших тесных ему стен, было намного удобнее в плане навигации и передвижения, нежели все, что я видела до этих пор. Для того, чтобы узнать, где находится необходимая улица, нужно было лишь дойти до перекрестка, и взглянуть на табличку с названием улицы, пересекавшую любую авеню – в отличие от проспектов, они, в своем большинстве, не имели названия, а лишь порядковые номера, и нумеровались с юга на север, образуя поперечные перекладины в решетке дорог, пронзающей тело Мейнхеттена. Нам оставалось лишь двигаться по Парк Авеню, мимо того самого парка, давшего ей свое название, чтобы попасть на большую площадь, где, как я надеялась, я уже смогла бы найти путь до вокзала, откуда легко смогла бы попасть на то самое шоссе, что привело меня в Бастион. Однако, кое-кто явно решил вмешаться в мои планы.

— «Стоим, стоим!» — с ленцой и тщательно скрываемым испугом, откликнулась я, придерживая широко распахнутыми крыльями рванувшихся вперед подчиненных. Ну да, уже подчиненных – я решила проверить, насколько искренним был Коллар, когда выкрикивал пугавшие его самого слова клятвы – «А вы куда рванулись, volchiy korm?! На месте стоять, и не вякать!».

— «Кто такие?» — грохот копыт рванувшихся за нами пони быстро нарастал, и вскоре, мы оказались окружены десятком гвардейцев, облаченных в синие доспехи с золотой бахромой, повторявшие цвета флага славного города Мейнхеттена. Вышедший вперед офицер носил на груди до неприличия здоровенную, золотую звезду – при желании, такой можно было и от удара укрыться, словно щитом. Обернувшись, я неторопливо двинулась ему навстречу.

«КАК НЕУДАЧНО…» — древнему тоже не понравилось, как быстро нас обнаружили в полумраке широкой площади, освещенной по центру висевшей на тросах лампой, бросавшей неверный, желтый свет на брусчатую мостовую – «БЕЖИМ?».

«Нельзя. Они мне доверились» — мысленно скривилась я, ощущая, как колотится сердце. Эти ребята явно были не из робкого десятка, и окриком я вряд ли чего-либо добилась – разве что очередной ночи в каталажке. Остановившись перед внимательно глядевшим на меня жеребцом, я постаралась как можно спокойнее осведомиться – «Слушаю?».

«Молодец, Скраппс! Утверждение, произнесенное как вопрос – теперь не получится себя выдать за местную даже при всем большом моем желании. Хотя и видок у меня, наверное…».

— «Кто такие?» — повторил гвардеец, смерив меня цепким взглядом от кончиков копыт до ушей, трусливо прижатых к затылку – «Назовите себя, именем Гвардии Мейнхеттена!».

— «Легат Легиона, Скраппи Раг» — как можно увереннее, постаралась выдохнуть я, стукнув себя копытом по груди в стандартном приветствии легионеров, и старательно не замечая прискакавших на огонек гвардейцев, быстро и профессионально взявших нас в кольцо – «Чем обязана, лейтенант?».

— «Подтверждающие документы с собой?».

— «Кхем… А давно их нужно с собой таскать?» — замешкавшись, робко осведомилась я, уже ощущая на себе ехидные взгляды гвардейцев, и отчаянные – пегасов, сгрудившихся за моей спиной – «Я тут всего неделю с лишком провела, и пока не в курсе таких вот нововведений. ЭлТи, ты это серьезно, или просто решил власть свою продемонстрировать маленькой и жалобной кобылке?».

— «Эти правила действуют уже год. Так значит, никаких документов? И у этих тоже?».

— «Никаких!» — мотнула я головой, ощущая, как внутри леденеет большая и длинная сосулька, скользя по моим внутренностям куда-то в сторону хвоста – «А как они должны выглядеть? Ты бы хоть показал мне типовой бланк или что-нибудь вроде того. А то как-то нехорошо получается – Легат прилетела, и не знает, какие и кому показывать документы».

— «Ну, тогда вы отправитесь за мной в участок, и там вам все покажут!» — не без злорадства откликнулся обладатель шикарной звезды на броне – «Кстааааати… Эй, а ну-ка, у кого там описание этих контрабандюг? Говорят, они там затевали какой-то побег…».

«НАМ ПОРА!».

«Бей их! Бей и беги! Пока не очухались!».

«Заткнитесь! Заткнитесь вы все!» — зажмурившись, скривилась я, до хруста сжимая неприятно скрипнувшие зубы. Нужно было срочно выкручиваться из этой ситуации, и увы, я вновь, как всегда, не нашла ничего лучше, как устроить фирменный скандал с пряными нотками истерики.

— «А не пошел бы ты…».

— «Чеееего?» — очень ненатурально оскорбился гвардейский офицер, в то время как его подчиненные радостно сунулись вперед, предвкушая какое-никакое, а развлечение – «Оскорбляем представителя власти, мэм? Препятствуем закону? Ну, тогда пеняйте на себя…».

— «Я скорее попеняю тебя!» — сердито взвизгнула я, отталкивая от себя крылом холеную морду жеребца. Не ожидавший такого, он отшатнулся, несмотря на немаленький вес, но я не собиралась давать ему возможность очухаться. Голова кружилась, ноги дрожали, но я стремилась вперед, ощущая, что спасти меня в этой ситуации может только напор, напор и еще раз напор – «Что, решил погарцевать перед кобылой? Да я вообще только что оттуда, и знаешь, что мне сказали? Ни-че-го! Мол, капитан ваша завтра будет! Да я вообще срать хотела, когда она там будет — меня она не постеснялась на дуэль позвать, а сама где? Так ей и передайте – я ее ждать не собираюсь!».

— «Чегооооо?» — на этот раз вопрос гвардейца прозвучал скорее недоуменно, заставив меня чуточку взбодриться. Похоже, мне удалось слегка сбить с него спесь, и теперь оставалось только не останавливаться на достигнутом. Будь на его месте любой опытный пони, я бы уже раз пять узнала, чем пахнет местная мостовая, но похоже, этот молодчик еще не так давно получил офицерское звание, и несмотря на намекающее покашливание стоявших рядом с ним подчиненных, полез со мной препираться, за что немедленно и поплатился, отступая под напором кобыльего крика.

Вот уж воистину – «Не вступайте в спор с дураками и дурами. Тем самым, вы опуститесь до их уровня, где они попросту задавят вас опытом».

— «Чего-чего… Ничего! Ты что, лейтенант, мое звание плохо расслышал? Или вот этот шарфик модный на ухи давит? Я только что вышла из вашего сраного участка, и возвращаться в этот вшивый барак не собираюсь, понятно?! Чтобы капитан бегала с какими-то сраными бумажками по вашим кабинетам? Да ты, видно, пьян, или совсем ohrenel с горя!».

— «Мэм, не нужно так кричать» — видя, что его начальник сел в лужу, напористо возразил мне другой земнопони. Нет, все-таки интересно – и как они сами друг дружку различают? Все белые, с зелеными глазами – дарованный магией доспехов облик, конечно, имел мало общего с кардинальными изменениями организма, которые ночные стражи называли тем же самым словом, но я всегда немного терялась, когда видела перед собой ровные ряды одинаковых болванчиков. Единственным исключением из этого правила был отдельный отряд лоботрясов и раззвездяев, служивших в дальних закоулках кантерлотского дворца – на этих бедолаг даже магия нормально не ложилась, отчего за ними прочно закрепилось прозвище «Четверка Неумелых»[12]. Но их на улицы и не выпускали, ограничивая их бестолковую и деструктивную деятельность кухней, дворцовым парком и гвардейскими казармами, где они не могли причинить уж слишком много вреда. Что ж, похоже, и славный Мейнхеттен не чурался взяточничества и кумовства...

— «Вы хотите загреметь в клетку? Если нет, то прекратите кричать!».

— «У меня не резиновое терпение, сержант!» — рыкнула я, но сочла за лучшее не нарываться уж слишком явно – «Я провела на ногах целые сутки, ловя этих придурков, и теперь единственное мое желание – добраться, наконец, до Бастиона, затолкать их в самую дальнюю камеру, и впасть в кому. Желательно, часов на двадцать, не меньше».

— «Куда, простите? И что за пони вместе с вами?».

— «В наш лагерь. За городом. На побережье залива» — терпеливо, словно ребенку, объяснила я переглянувшимся охранникам правопорядка спящего города – «По поводу этого домины я уже написала вашему капитану вот-такую бумагу с просьбой разобраться с местными дельцами, и не собираюсь еще и отсиживать свой круп у нее в приемной, словно проситель какой! А пони эти… Да самоволка! Слиняли, причем на глазах у начальства – в общем, все как всегда».

При слове «самоволка» обступившие меня гвардейцы расслабились, принимаясь обмахиваться хвостами и переступать звенящими по брусчатке накопытниками. Самовольная отлучка из расположения части, иначе «самоволка», была неотъемлемым атрибутом службы в любом виде войск, и принимала, порой, чрезвычайно забавные формы – от простых и безобидных «задержались в пути на несколько часов», чтобы завернуть в ближайший кабачок, до настоящих побегов с конспирацией и вовлечением в процесс многочисленных сообщников. Вернувшись из Обители, я возблагодарила небеса и богинь за то, что они даровали мне моего фрументария, Фрута Желли, который, не теряя зря времени, успел окутать сетями осведомителей и наушников почти весь Легион, и вскоре после прибытия все причастные, расслабившие крупы без начальства, быстро вспомнили об отдельных положениях устава, за время моего отсутствия выветрившихся у них из головы. Почти – потому что в Шестой Отдельной кентурии Буши Тэйла творился настоящий бардак как по части конспирации, так и в отношении дисциплины, поэтому наблюдение за этими дикими северянами можно было вести и со стороны. Да и к службе они относились не столь ревностно, а скорее, как к образу жизни, и отлучки в город случались куда как реже, чем в остальных кентуриях – то есть, почти никогда. Уж слишком разный был жизненный уклад у них, и жителей столицы.

— «Мы тоже не просто так околачиваемся по улицам!» — приведя немного мысли в порядок, вновь влез в разговор лейтенант, удостоившись неодобрительной рожи, которую состроил за его спиной отступивший назад сержант. Признав меня если не за вышестоящего офицера, то хотя бы за служащую Легиона, гвардейцы немного расслабились, и уже не обступали нас плотной толпой, что вызвало глубокий вздох облегчения за моей спиной – «Поступила информация, что пойманные бандиты собираются удрать из-под стражи, поэтому мы собираемся предотвратить этот побег всеми возможными путями. Вы слышали? Всеми возможными путями! Нам известно примерное описание этих криминальных элементов, и в нем фигурирует и зеленый, и желтый, и бурый пегасы – и что-то такое я как раз вижу перед собой!».

— «Ну, вы прямо моих придурков описали» — хмыкнула я, стараясь не косить глазами в листочек, висящий перед единорогом – «Эй, вы! Признавайтесь, что успели без меня натворить? Вы что, воры и убивцы?».

— «Не… Кхем… Нет. Никак нет, мэм!» — поперхнувшись, сипло проворчал Коллар – «Мы ж вам сказали, что…».

— «Нет? Ну ладно. Но если увидите таких – сразу докладывайте, ясно?» — строго приказала я своим новым подчиненным, после чего, обернулась к офицерам – «Ну вот, среди моих охламонов таких нет. Забрала их из вашего участка минут тридцать назад. С другой стороны, где еще быть этим похмельным, избитым рожам, как не за решеткой? Теперь вот из-за них в расположение пешком плестись… Кстати, а может, вы нас туда подкинете? Ну, ради нового знакомства, туда-сюда… Нет?».

— «Я ничего не понял. Так они были в нашем участке?» — переглянувшись с недоумевающими подопечными, медленно произнес гвардеец, словно пробуя эти слова на вкус. Судя по его озадаченной морде, что-то в моей речи поставило его в тупик – «И их оттуда отпустили?».

— «А что ж им за самовольное оставление части – талоны на бесплатное, усиленное питание выдавать?» — вскинула я брови в ответ на этот вопрос, вызвав негромкие смешки толкущихся вокруг мейнхеттенцев – «В Легионе гаупвахты нет, поэтому хитрые приемчики, вроде «Мы побуяним, а потом отдохнем в комфортабельной и прохладной камере» у нас не проходят. Кому нужен легионер, которого могут избить простые пони? Никому! А уж если ему и крылья поощиплют…».

— «Кхе-кхем… Их было много, Легат» — натужно прокашлявшись, негромко сообщил мне Коллар, со значением поводя глазами вокруг – «Очень много, мэм».

— «Тогда нужно было отступать, и побыстрее! Перегруппироваться, и вернувшись, начистить рыло!» — развоевавшись, рубанула я крылом, заставив шарахнуться в сторону стоявших рядом гвардейцев – «И где поддержка? Почему за своими послали, я вам говорю?! Молчать, когда вас спрашивают!».

— «Эй, если вы тут собираетесь устраивать драки, то быстро окажетесь за решеткой… Мэм! Вместе со своими подчиненными!».

— «Плевать! Не первый день живем!» — ощущение опасности отступало, и я настраивалась на все более игривый лад – «Но никто, вы слышите, никто не посмеет хвастаться, что побил моих легионеров! По крайней мере, в честном бою! С кабацкими драками разбираться будет тот, кто первый прибыл на место, но обязательно с привлечением уполномоченного офицера от всех сторон, как Гвардии, так и Легиона. В общем, договоримся. Не впервой. Ну так что, за город не довезете? А то нам пешком идти и идти…».

— «Вы что, видите где-нибудь упряжных пони, мэм?» — презрительно фыркнул лейтенант. По взмаху его копыта стоявший рядом сержант зычно отдал команду, и обступавшие нас гвардейцы, не торопясь, двинулись обратно на площадь, что-то негромко обсуждая – «При всем моем уважении, меня ваша речь не впечатлила. И знайте – пусть вы даже и какой-то там высокопоставленный офицер, но буянить в этом городе мы вам не позволим. Я вам не позволю. И отныне, Мейнхеттенская Гвардия будет приглядывать за вами, куда бы вы не пошли. Ах да, и в следующий раз, я не закрою глаза на отсутствие у вас документов... Мэм».

— «Да уж…» — буркнула я. Сейчас, отойдя от горячки спора, я вновь оценила весь этот разговор и нашла его крайне глупым. Наверное, нам просто повезло, вот и все. Командуй ими тот сержант, а не молоденький лейтенант, мы бы уже вовсю парились в каталажке. Однако, пронесло – демонстративно обфыркав удалявшихся гвардейцев, я повернула в сторону Парк Авеню, и едва не улетела прочь, словно банный лист, от порыва воздуха, вырвавшегося из пяти одновременно выдохнувших глоток.

— «Это что сейчас вообще было?!» — с обалдевшим видом прохрипел Стингс, глядя то на меня, то на удалявшихся гвардейцев – «Они что, нас просто так отпустили?!».

— «Хочешь догнать их и расспросить?» — зло бросил ему салатовый пегас, припуская вслед за мной по ночной авеню, громко топоча при этом копытами по остывшей от дневного жара брусчатке – «Не забывай, они сказали, что все еще ищут нас, поэтому нужно срочно валить из этого города!».

— «На вокзале вас точно ищут. Как и на крупных шоссе» — задумчиво размышляла я вслух, топая вдоль темнеющего за высокой оградой парка. В неверном свете фонарей, казавшихся крошечными светлячками, обсевшими извилистые дорожки, в нем бурлила неведомая мне ночная жизнь, но даже несмотря на все тренировки и испытания, суть которых я не намерена доверять даже этой бумаге, мне не казалось зазорным чувствовать в тот момент, что я не хотела иметь ничего общего с этой жизнью – «Быть может, вплавь? На карте эти проливы вокруг острова выглядели не слишком широкими…».

— «Зато течение там достаточно сильное, чтобы унести нас в открытый океан. Да и где нам ночью взять лодку?».

— «Не говоря уже о наших сородичах, наверняка патрулирующих реку» — поддакнул у меня из-за спины Стингс – «Не вплавь же ты собралась их пересекать?».

— «Если будет нужно – то и вплавь у меня поплывешь» — пообещала я, вертя головой по сторонам. Увы, как назло, в этой части города открытых заведений не наблюдалось, а мои ноги с каждым шагом все чаще и чаще цепляли мысками копыт шершавые камни мостовой и высокие бордюры. Навалившаяся усталость все больше и больше давала о себе знать, как и буквально взвывший живот, словно оголодавший монстр, бросавшийся на ребра – «Нет, мне все это надоело! Коллар! Где тут не самое посещаемое заведение, где можно перекусить, ну и вообще, скоротать ночь? Я не собираюсь отгавкиваться от каждого патруля, который мы встретим по пути из этого поганого города!».

 — «Город тут не при чем» — думая о чем-то своем, заявил салатовый пегас, останавливаясь на очередном перекрестке. Группа пони, окруживших стоявшую под фонарем карету-такси, насторожено наблюдала за нами, и лишь убедившись, что мы идем мимо, вновь продолжила негромкий разговор – «Это самый свободный город в Эквестрии, и поверь, я знаю, о чем говорю. И да, я знаю одно такое место. Но я считаю, что мы должны уходить. Сейчас».

— «Хорошо».

— «Хорошо?».

— «Конечно» — хмыкнула я, вертя головой по сторонам. Больше от скуки и ради борьбы со сном, нежели от любопытства. Что может быть привлекательного в высоких, пяти и десятиэтажных зданиях, увенчанных бесчисленным количеством шипящих и плюющихся паром труб? – «Люблю, когда у подчиненных в голове есть какие-то мысли. Созревая там, они дают поистине удивительные всходы, когда, запертые в черепушке, начинают бродить там, словно вино. И именно поэтому основная задача младшего командного состава заключается в том, чтобы вверенный им контингент был все время занят, выматываясь так, чтобы кроме мыслей о еде и постели их уже ничего не волновало. Так что могу за вас лишь порадоваться – вы еще не приобщились к общественно-полезному делу по мытью плаца под дождем, и выкрашиванию травы в зеленый цвет. Так что мы идем в это заведение. Вперед, Коллар!».

— «А зачем ее красить-то?!» — недоуменно вякнул его приятель.

— «А незачем» — хладнокровно ответила я, переводя взгляд на напряженно рысившего впереди меня контрабандиста. Судя по ушам, по порывистым движениям, и по всему его внешнему виду, он должен был быть просто в бешенстве – я еще плохо читала эмоции пони, этот сложный язык запахов и тела, поэтому вряд ли углядела бы слабые эмоции жеребца – «Тут, Стингс, главное не практическая польза или здравый смысл – главное, чтобы вы zaebalis. И уж поверьте, этого с сегодняшнего дня будет предостаточно».

— «Я не…».

— «Командир!» — хлопнув крыльями, рядом со мной опустился давешний легионер, тяжело поводя боками, к которым прилипла желтая туника с белой каймой, заставив заполошно шарахнуться окружавших меня контрабандистов – «Уф! Еле нашел! Биг Шот дал команду третьей контубернии прочесать весь город, и найти тебя, чего бы это ни стоило».

— «Гррррр!».

— «Ага. Хорошо, что я первый тебя отыскал. Эти ребята, на перекрестке Семнадцатой и Парк-авеню были не слишком любезны, но все же указали, куда ты пошла».

— «Скорее, повезло не тебе, а этому коричневому кретину» — буркнула я, обозревая легкий, «походный» нагрудник и стальные ногавки, прикрывавшие остро пахнущую потом тунику пегаса – «Я же сказала, чтобы ты не отсвечивал, когда вернешься взад!».

— «Виноват, Легат! Но кентурион Шот был предельно точен в своей короткой речи, когда сказал, что если с тобой что-нибудь случиться – опять — то кентурион Тэйл оторвет нам… В общем, к службе готов!».

— «Ох…» — вздохнув, я бросила взгляд, на мрачно переглянувшихся контрабандистов. Признаться, эта опека со стороны старых товарищей начала меня откровенно удручать, заставляя чувствовать себя какой-то «дочерью полка». Конечно, легионер не был виноват – его дело исполнять приказания офицеров, а мое…

«А мое – не подставляться, добавляя им головной боли».

— «Ладно, двинулись. Пущай полетают, раз им так хочется, и силу некуда девать. Поди, опостылело несколько дней трястись в душных вагонах, вот и хочется косточки поразмять» — решив не выделываться, я тряхнула головой и кивнула мрачному, словно грозовая туча, пегасу – «Веди, Коллар. Где там это твое заведение?».

— «И что, теперь все будет вот так?» — мрачно спросил меня зеленый пегас. В отличие от своих подельников, он не ел и не пытался утопить в сидре эмоции, спущенные с поводка – «Подъем, отбой, «Разрешите отлить, мэм?», и прочая строевая муштра?».

— «Угу».

— «Отстой».

— «Сможешь это произнести после боя – освобожу от занятий» — мрачно хмыкнула я. Помню, как я бесилась, пытаясь совладать с непослушным, выворачивающим челюсть копьем. Как пыталась вертеть в воздухе горки, бочки и прочие элементы пегасьего полета. Как стояла в первой линии строя, вместе со всеми прикрываясь щитом, пока остальные, под руководством инструкторов, старательно тыкали в нас тупыми тренировочными копьями, стараясь пробить нашу оборону. Кому не повезло – получал деревяшкой в нос или зубы, а кто недостаточно старался – такой же палкой получал горяченьких по закрытой пластинами лорики заднице. И как эти выматывающие душу издевательства вдруг обращались на поле боя в привычно-рутинные движения, прикрывавшие нас от налетающего врага.

— «Отстой!».

Мы помолчали, думая о чем-то своем. Я не сомневалась, что зеленый попробует улизнуть. Он казался борющимся с самим собой, и безнадежно проигрывавшим эту битву. Его что-то тянуло прочь – наверное, небо и та эфемерная свобода, о которой с придыханием говорили пегасы. Признаюсь, для меня это ощущение было каким-то далеким и нереальным, словно ненадежное облако или мираж. Жить где придется, перелетать с облака на облако, ночуя в прохладном белом войлоке и завтракая травой и найденными плодами? Нет, совсем не мой стиль! И пусть другие пишут красивые книги и стихи о прекрасном, беззаботном житье, я вряд ли променяю эту жизнь, полную радости и страдания, за существование оторванного от дерева листа.

Но некоторые воспринимали такую жизнь как некоторое откровение, как дарованную свыше свободу.

— «Я вижу, что ты прямо извертелся, Пампкин» — глядя в опустевшую тарелку, буркнула я, пододвигая к себе стакан яблочного сока. Это было все, что оказалось безалкогольного в этом маленьком ресторанчике-баре, но, по крайней мере, оно не воняло плесенью и яблочными огрызками – «Что, уже раз десять пожалел о данном слове? Вижу, вижу по глазам, что пожалел. Это нормально. Страх ушел – и проснулось то, что называется «самолюбием». Оно-то родное и впивается в душу, отчего вот тут, в груди, становится гадко-прегадко, словно фунт укропа сожрешь. И вот тут-то и обнаруживается, чего стоит твое слово».

— «Ты же не восприняла его всерьез?».

— «Отчего же?» — покосившись на напряженного, словно струна, пегаса, я продолжала цедить сок, смывая с языка послевкусие прогорклого масла и приправы, выдаваемой за грибы – «Ты сказал, я услышала – остальное так, несущественные детали».

— «Я не хочу попадать за решетку! Никто не имеет права лишать пегаса свободы!».

— «А зачем это ты мне говоришь?» — нахмурившись, вскинулась я. Еще не рассердившись, но уже почувствовав, как становится пресным яблочный, с мякотью, сок – «Ты сходи, и тем гвардейцам это расскажи! Думаю, они возрыдают, как дети, и отпустят тебя, да еще и на дорожку платочком помашут».

— «Ты нами воспользовалась!».

— «Оправдания, оправдания» — несмотря на тяжелую волну животной злобы, поднявшейся у меня в груди, внешне я старалась выглядеть как можно спокойнее. Бар был пуст и даже если бы мы принялись разносить в нем все на кусочки, то вряд ли смогли бы кому-нибудь помешать, кроме флегматичного единорога, механическими движениями протиравшего свои бокалы.

Интересно, а не проще ли было бы их просто вымыть?

— «Ну, мы, вродь как слов-во дали?» — подал голос из-за барной стойки Стингс – «Ты сказал «Клнус!». Я сам слышал!».

— «Ага. Как дал – так и забрал» — Коллар промолчал, и я решила ему немного помочь, ответив вместо него его подчиненным, навострившим уши на своего вожака – «Мерзавцам, что нарушают закон, все до лампочки. Еще полчаса назад при виде тех гвардейцев, он тряс губой, бил себя пяткой в грудь, и со слезами на глазах рассказывал, что ничего незаконного он не делал, а если и сблудил разок, то лишь по пьянке, и молодости лет. Но вот опасность отступила – и что?».

— «Мы не делаем ничего, в чем ты пыталась нас обвинить, Раг!» — взорвавшись, громыхнул копытом по столу пегас, не обращая внимания на стоявшего неподалеку единорога. Рогатый жеребец платил нам той же монетой, неторопливо расставляя протертую посуду на полках – «Мы просто перевозим бриллианты!».

— «Да ну?» — съехидничала я – «Это в Эквестрию-то? В страну, где камни, целыми друзами, растут в каменистой земле, как… Как камни?».

— «Х-ха! Эти жалкие имитации? Да ты просто не видела настоящих бриллиантов!» — с высокомерным видом полного превосходства вскинулся салатовый, но тут же притих, понизив голос и украдкой посмотрев на маячившую неподалеку спину бармена – «Этот навоз, годный лишь на дешевые украшения да освещение домов, можешь оставить себе! Лишь в далеких странах, на юге, западе и востоке, можно найти настоящие камни, годные для украшений самих принцесс! Это страшные Черные горы на востоке – тупицы из Сталлионграда считают их зоной своих интересов, и охотятся на перевозчиков драгоценного груза, мечтая рано или поздно найти и взять те горные твердыни, в которых добываются драгоценные камни. Это Седельная Арабия, где живут те странные земнопони, похожие на помесь пони и жирафа. Это Камелу. Это…».

— «И что, просто торговать не получится? Почему же их запретили?».

— «Потому что только две семьи, два клана единорогов во всей Эквестрии, имеют право добывать ввозить и торговать драгоценными камнями! Только два! И только один – работать с бриллиантами, как традиционными, так и цветными! Вот и подумай, какие они заламывают за это цены. Мы таскаем эти камни для… уважаемых пони, скажем так, и не делаем ничего, что могло бы повредить прочим пони, понятно? Можно сказать, мы благородные контрабандисты, а не какие-нибудь бандиты, которыми наводнен Мейнхеттен и его окрестности!».

— «И все-таки ты любишь этот город, хотя я не могу понять, почему» — хмыкнула я, не желая вступать в спор с ищущим себе оправдания контрабандистом. Конечно, я сделала в своей голове пометку поподробнее узнать у осведомленных пони об этом странном ограничении, но решила не подавать виду, что верю словам Пампкина – все же, он был заинтересованной стороной, да еще и пытался от меня улизнуть. Поэтому я сделала вид, что просто приняла к сведению его слова, не слишком ими заинтересовавшись – в конце-концов, мое жалование Легата не могло сделать из меня завсегдатаев модных ювелирных магазинов. Поведя глазом в сторону двери, звякнувшей гнусавым колокольчиком, я повела уже головой, с наслаждением ощущая, как похрустывают шейные позвонки и расслабляются натруженные за день мышцы. Забавно, а я и не знала, что лошадиные шеи устроены таким образом, что им легче поднимать голову и держать ее вертикально, нежели ее опускать. Профессор Бастион говорил что-то про большое количество мощных связок и мышц, но я не слишком внимательно слушала его объяснения, в отличие от Духа, хотя по личному опыту могла бы сказать, что в чем-то он был прав, и поднимать голову и шею от земли было гораздо легче, чем сгибать их, ощущая, как напрягаются даже те мышцы, о существовании которых в своем теле я прежде даже и не догадывалась.

— «Наверное, потому, что его связывает слишком большое количество обещаний, данных самым разным пони» — проперхал за нашими спинами сухой, старческий голос. Обернувшись, я увидела нескольких пони – пегасов, земнопони и пару единорогов, стоявших у входа в этот маленький бар, и недвусмысленно перекрывавших дорогу к выходу из помещения. Рядом с нами, отделенный от нас лишь хлипкой преградой в виде крыла моего подчиненного, мгновенно оказавшегося рядом со мной, стоял пожилой, одышливый земнопони, неприязненно глядевший на нас из-под кустистых бровей. Казалось, ему было не слишком приятно наблюдать, с каким интересом я оглядываю его сухопарую фигуру, облаченную в дорогой костюм-тройку.

Хотя меня всегда забавлял вид одежды на пони, прикрывавшей лишь переднюю часть их туловища. Интересно, а самые уязвимые части организма прикрывать было не принято? А почему? Неужели это была просто мода, или вековые традиции «встречать опасность лицом к лицу? А может, все дело в каком-нибудь хитром строении понячьего тела, благодаря которому, по словам того же Графита, им было «приятно, когда определенные части тела овеваются свежим ветерком»?

— «Я хочу с тобой поговорить» — проскрипел старикан, и пыхтя, присел за дальний от входа столик, словно бы и не сомневаясь, что я, безо всяких вопросов, составлю ему компанию. Поведя глазами по сторонам, я подумала, и присела рядом с ним на жесткую циновку, которую в этом заведении выдавали за традиционный мягкий половичок, тут же уколовшую мой зад сухими травинками. Через пару секунд к нам присоединился и Коллар. Вид у жеребца был такой, словно он увидел змею, чуть-чуть промахнувшуюся мимо его ноги, и вместо этого, укусившую его любимый сенбургер с маком. Интересно, и что так его испугало?

— «Ну и как твое здоровье, юная госпожа? Как тебе понравилась оказанная услуга?».

— «Благодарю от всей души» — я помедлила, охватывая взглядом старика. Темно-бардовая, выцветшая шерсть; бурая, с проседью, грива, тяжелое дыхание – он казался обтянутым шкурой скелетом, но живые, стального цвета глаза цепко, недобро и как-то болезненно сверкали из-под тщательно уложенных волос, внимательно глядя на меня, и лишь изредка переходя на сидевшего рядом Коллара, вздрагивавшего каждый раз от этого недоброго взгляда – «Последнее время поясницу потягивает, а еще голова с голодухи начинает болеть, стоит только пропустить положенный по уставу прием пищи. Но в целом – «Не дождетесь!», как любили говорить мои сородичи. А как ваше самочувствие? И что это была за услуга?».

— «Услуга, которая принято оказывать между умными пони» — проскрипел скелетоподобный, рождая в моей голове не слишком приятные воспоминания. Подняв копыто на уровень плеча, он застыл, но не успела я удивиться столь странному жесту, как приблизившийся к нему единорог почтительно положил на него тонкую папку, из которой, на стол были выложены уже знакомые мне документы – их оригиналы лежали в моей седельной сумке, и их перечень с названием фирм, я оставила в мейнхеттенском гвардейском участке. Перечень, кстати, тоже там был – он лег на стол последним, словно самое веское доказательство оказанной мне услуги – «Узнаете?».

— «Издалека? Не признаю» — я попыталась было сделать козью морду, но не преуспела в этом начинании, отчего ужасно расстроилась. В тот момент, когда мне более всего было нужно убедительно сыграть роль Чрезвычайно Важной Персоны и Мастера Переговоров, мои мозги, нахлебавшись маслянистой подливы из-под морковных котлет, нагло дрыхли, раскинув в разные стороны подергивающиеся лапки. Увы, приходилось вести себя как обычно, и это тоже не доставило мне большого удовольствия – «Но думаю, я догадалась. И как это вам удалось увести их из-под носа гвардейцев?».

— «Умные пони всегда найдут выход из непростой ситуации» — пропыхтел старикан, цепко вглядываясь в мою морду, отчего мне казалось, что в нее впивается множество тонких и острых крючков. Что-то серое, едва заметное, словно волны нагретого воздуха, колыхалось возле его нагрудного кармана, в такт пульсации шейных вен, и это согласное движение завораживало меня, словно пламя свечи – «А если это еще и деловые пони, то среди них считается хорошим тоном намекнуть, когда кто-то готов совершить крупную ошибку. Теперь вам понятнее, о какой услуге идет речь?».

— «Аааа, вы об этом…» — я непритворно и враз поскучнела. Ожидая чего-то опасного или ужасного, я не была готова к тому, что те самые «говоруны» появятся так скоро, да еще и отыщут меня в этом злачном, прокуренном месте, от потолка и стен которого разило дешевым табаком, едва ли не самосадом[13]. Однако же вот они, стоят у двери, послав вперед какого-то старика… — «А к этим накладным идет еще что-то в довесок? Например, указанные в них материалы, или золото? Признаюсь, меня бы устроило первое – я не собираюсь терять время, бегая по этим жуликам вновь, вместо моей подчиненной».

— «Кхе… Вам так понравилось в заключении?» — боднул меня хитрым взглядом старик. Дернувшийся вперед Коллар уже открыл было рот для бурных протестов, но поперхнувшись, вернулся на свое место, съежившись под змеиным взглядом земнопони.

— «Мне кажется, вас неверно информировали, или вы сами ошиблись» — твердо ответила я, глядя в бесцветные глаза – «Я совершенно не собиралась заключаться. По роду своих дел я попадала в самые разные места, но если я и собиралась где-то передохнуть, то это совершенно не повод думать, что мне там понравилось. Поэтому я просто взяла – и ушла, спросив перед этим охранников, когда появится их капитан. Вот и все».

— «Да неужели?».

— «Честное, благородное слово. Вон, у Коллара спросите. Это пегас, который сидит рядом со мной. Он…».

— «Я знаю, кто он!» — пульсация возле кармана стала быстрее, а волны горячего воздуха теперь уже буквально окутывали шею и голову земнопони, соперничая с участившимся ритмом его шейных вен. Интересно, если это стеноз, то сколько процентов? На вид, не менее семидесяти пяти…[14] — «А он знает, кто я. Но это неважно».

— «Согласна» — подумав, кивнула я, по-прежнему глядя на старика. Я понимала, как не нравится ему этот взгляд, но ничего не могла с собой поделать, и завороженно глядела, как бьются жилы под шкурой на шее – «А что важно?».

— «Важно то, что вы вышли оттуда, не так ли?».

— «Я уже сказала, что не собиралась проводить там много времени» — хмыкнула я в ответ, лаская взглядом насупившегося земнопони – «Как говорил один знаменитый… кхем… пони, «Вежливость – главное оружие вора!». Так что выйти оттуда было не сложно. Было достаточно просто вежливо попросить».

— «Так значит, если бы я вежливо попросил, они бы выпустили меня из камеры?» — подавшись вперед, недоверчиво вопросил зеленый пегас, тотчас же удосужившийся от нас обоих, меня и старика, осуждающих взглядов – «Вот так вот просто?».

— «А тебя что, зовут Скраппи Раг?».

— «Да уж… Справедливо» — буркнул незнакомец, так и не удосужившийся назвать нам свое имя – «Я слышал от встречавших тебя пони, что ты злобная, циничная, и аморальная, и пока то, что я вижу, лишь подтверждает мои наблюдения».

— «Спасибо. Я стараюсь» — растянула я уголки губ в подобии скромной улыбки, и даже ковырнула копытом стол.

— «Так же, как в том терминале, несколько лет назад?».

Повисла неловкая тишина.

— «Мммм… Что, простите?» — наконец, собравшись с духом, я подняла глаза от стола, уткнув их в бардового земнопони. Теперь меня не смущали ни эти странные завихрения-галлюцинации, вызванные переутомлением и голодухой, ни возраст говорившего, ни его связи – передо мной сидел тот, кто посмел мне напомнить о произошедшем, посмел сделать вид, что знает что-то о том, что случилось в том месте, в нескольких десятках миль от Мейнхеттена, и я ощутила, что готова забить ему в глотку его же слова, вместе с зубами, и не стесняясь преклонных годов. Хотя опасная жизнь, которую вел этот земнопони, наверняка подразумевала и такой исход дел.

— «Ты прекрасно меня слышала, юная кобыла. Или ты считала, что твое появление в том месте надолго останется тайной? Очень многие пони вложились в это начинание, ожидая существенных прибылей от открытия первой постоянной воздушной линии «Мейнхеттен – Кантерлот – Филлидельфия». И все они потерпели существенные убытки. Естественно, им хотелось бы разобраться, кто в этом всем виноват».

— «Понимаю» — я разлепила пересохшие губы, стараясь, чтобы голос дрожал не слишком уж явно от сдавливаемой ярости. Похоже, прошлое вновь выползло из своей могилы, и теперь все ближе подбиралось к моему горлу. Настороженность и сочувствие омыли мою душу, но сейчас Древний ничем не мог мне помочь – только пытаться вновь и вновь потушить съедавшую меня злость. А так же самый обычный страх.

— «Ну так что же?».

— «А ничего» — залпом опорожнив свой стакан сока, я махнула копытом, требуя добавки. Почему-то мне показалось, что стоящий к нам полубоком бармен обязательно заметит этот жест. Так и случилось, и вскоре, передо мной оказалась еще одна кружка, терпко пахнущая сочными дарами садов – «Погляди на меня, старик. Мне сложно поверить в то, что эти «многие» всерьез подумали, что такая маленькая, жалобная и безобидная кобылка, как я, способна сжечь к huyam sobachim все это место, раскатать его в тонкий блин, а потом – поссать на уголечки. Погляди внимательно – разве я выгляжу способной на такое? Вот, то-то! Поэтому я удивлена, что эти «деловые» пони восприняли такую версию всерьез. Кучи трупов, ни одного выжившего – а обвинили почему-то именно меня. Нехорошо. А может, тогда назовешь хотя бы нескольких из этих «многих», которые чего-то там хотят, и чего-то там требуют? Быть может, справедливости? Так их есть у меня! Составь мне список, и я прям завтра отправлюсь добро причинять, да ласкам подвергать! Можешь использовать любой из этих листочков».

— «Вижу, знающие пони в тебе не ошибались» — одышливо проскрипел старикан. Подскочивший к нам единорог быстро и ловко собрал разбросанные по столу листы с копиями контрактов, словно его хозяин боялся, что я наброшусь на документы, и стану их жрать у него на глазах, исходя обильной пеной изо рта – «Значит, время намеков и полумер прошло».

— «Оно прошло, когда эти «знающие пони» решили, что круче них – только яйца, да и то, в профиль. И дело не в том, что оно вышло именно из-за этих контрактов…».

— «Причины их расторжения в одностороннем порядке были оговорены и указаны в документах! Ни один суд не признает твоих требований!».

— «… а дело все в том, что эти самые пони посмели залезть в мой карман. В мою кассу. Полезть буром в мой Легион. И теперь, когда ты меня увидел, любезнейший, можешь делать что хочешь. А я – буду делать то, что я должна. Только и всего».

— «Ах вот даже как…».

— «Конечно» — недобро усмехнулась я, поводя полураскрытыми крыльями, отчего по помещению пронесся ветерок, заставивший насторожиться как сопровождавших старика пони, так и стоявшего за моей спиной декана Второй – «Да, я понимаю, что на таких вот переговорах принято общаться намеками и экивоками, и сейчас я должна была произнести что-то красивое и угрожающее, вроде «Мистер, вам нравятся хризантемы? Нет? Зря, ведь они будут чудесно смотреться на вашей могиле, если вы откажетесь от наших условий». Да, но я не самая умная пони, поэтому сказала все коротко и прямо. Люблю такой стиль – прямой и безыскусный, как штурм здания, набитого вооруженными бандитами. Вы понимаете, о чем я говорю?».

— «Дикарка! Ты хоть представляешь, с какой силой ты собралась бороться?» — холодно осведомился таинственный старик, движением копыта останавливая подавшихся вперед сопровождающих. За моей спиной раздался едва заметный шелест стали, извлеченной из ножен – «Тут тебе не спорные земли севера, и никто не собирается махать на тебя мечом или накопытником. Тебя засудят, и бросят в камеру, а потом – отправят на каменоломни. Город не строится сам по себе, и молодые пегасы, как впрочем, и земнопони, желанная добыча в шахтах и на рудниках. Думаешь, тебя спасут высокие покровители?».

— «А ты не подумал, что я сама себе высокий покровитель?».

— «Ну так что мне передать заинтересованным пони?».

— «Эти пони меня ни о чем не спрашивали. Передавай им что хочешь».

— «Они узнают об этом» — прошелестел старикан, с заметным усилием поднимаясь с коврика. Волны жара пульсировали в бешеном ритме, окутывая его голову и грудь – «Думаю, вскоре вас посетят».

— «Жду с нетерпением» — фыркнула я, ощущая, как распиравшая меня злоба заставляет сердце стучать с не менее бешеным ритмом. Проводив глазами выходивших холуев старика, я повернулась к сидевшему рядом Коллару. Пегас был ни жив, ни мертв, и выглядел не слишком здоровым.

— «Эй, Пампкин! Ты говорил, что это тихое место!».

— «Я тоже так думал» — пробормотал тот посеревшими губами – «Нам нужно уходить. Срочно. Тогда есть шанс, что заведение не спалят дотла еще до утра».

— «Ага. Прям побежала» — фыркнула я, стараясь успокоить бушующие эмоции. Больше всего мне хотелось вскочить, и разнести вокруг что-нибудь твердое, хотя бы – вот этот вот стол, после чего впиться зубами в чью-нибудь шею, ощутив на языке горячие капли крови.

«Спокойнее. Спокойнее! Вдох-выдох! Вдох-выдох…».

— «Ты не понимаешь, а тем временем…».

— «А тем временем, я бы хотела услышать, почему мы заглянули именно в этот бар» — буркнула я, открывая глаза. Мне надоело играть в дурочку, и делать вид, что все происходящее – лишь цепь случайностей, к которым я не имею ни малейшего отношения. Было понятно, что меня все плотнее и плотнее обкладывали, словно загнанного зверя, но честное слово, я не представляла, как можно было быть настолько тупым, чтобы с копьем выходить на озверевшую мантикору. Или я себе льщу, и все мои силы, что я собрала под Мейнхеттеном, не стоят и выеденного яйца? Быть может, уже готовы силы Гвардии и бандитские шайки, готовые дать мне отпор? А что, если они решат бить меня исподтишка, травить моих подчиненных, насылать проверки и другими путями ставить палки в колеса? От этой мысли меня бросило в пот, и для того, чтобы успокоить нервы, мне вновь пришлось приложиться к бокалу.

— «И что, все знают про тот проклятый грузовой терминал дирижаблей?».

— «Это было во всех газетах страны» — закивал головой контрабандист, явно обрадовавшись смене направления, в котором пошел разговор – «Туда и в самом деле вложили очень много денег. Даже организовали трест «Мейнхеттен энд Колхейн Партнершип», во главе которого встал один из воротил Дна».

— «Дна? Что за дно?».

— «Д.Н.О — Деловое Независимое Общество. Так называется тот мир, что скрывается под карамельной оболочкой общества, которое тебе известно. Изнанка мира, как говорят о нем эквестрийцы. И населяют его «деловые пони». Пони со связями и без, богатые и бедные, но все они готовы идти до конца в попытках урвать свою долю пирога».

— «Короче, преступники».

— «Деловые пони».

— «Как их не назови. Ну и что же? Они почувствовали, что их обошли на повороте? Неправедно разорили?».

— «Да уж» — нервно хмыкнул жеребец, пригладив вздыбленную гриву – «Ох и обошли. Сначала все подумали, что это сталлионградцы решили устроить весь этот ужас – только ушибленные на голову варвары с востока могли провернуть такое ужасное преступление, но потом… В общем, я не знаю, что там случилось – то ли мейнхеттенские заправилы полезли на восток и получили там по зубам, то ли авторитетные эксперты что-то там накопали, но вся шумиха очень быстро сошла на нет, а причиной катастрофы стали считать взрыв дирижабля, распространившийся на горючие материалы, которые хранились в этом месте в нарушение всех инструкций. Сгорело много всякого, и главное – дорогого. Например, от жара испарились золотые побрякушки – редчайшие экспонаты, между прочим! – которые один из музеев решил переслать по воздуху в другой, опасаясь задержек и неурядиц в пути. Железные статуи из Сталлионграда, драгоценности – в общем, совершенно негорючие штуки…».

— «И мы не удивимся, если они вдруг всплывут через несколько лет в чьих-нибудь коллекциях» — успокаиваясь, несколько нервно хмыкнула я. Стоявший позади декан с хрустом забросил меч в ножны на плече, заставив пятерку контрабандистов испуганно вздрогнуть.

— «Я пролетал там однажды… По делам. От терминала осталось лишь озеро расплавившегося камня, да здоровенный, футов в двадцать, столб. Ну, еще остатки причальной мачты, да скрюченные железяки — каркас дирижабля. Просто удивительно, что кто-то смог выжить! Что могло там случиться?».

— «Тебе же сказали – взрыв газа» — доверительно сообщила я глядевшей на меня во все глаза пятерке пони – «Умные пони глупости не скажут. Так что примем это за рабочую версию. Кстати, а что случилось с выжившими?».

— «Ну, я слышал, почти все умерли через какое-то время в больницах. Вроде бы выжил один из единорогов» — подал голос Стингс, враз протрезвевший при виде посетившего нас пони, но теперь, вновь принявшийся вращать глазами в разные стороны, словно алкогольдегидрогиназа резко покинула его кровь, устремившись вслед за вышедшим из бара земнопони – «Если это вообще был единорог. Говорят, он лишился всех выступающих частей тела, и не мог даже говорить, потому что ему оторвало язык. Его поселили в приют Святого Ильхуфса, и после чего – постарались быстро забыть. Хотя поговаривают, что это была какая-то важная шишка из правления этого треста, иначе за ним бы не ухаживали так усердно – целую палату отдали под него одного».

— «Да что ты говоришь?» — заинтересовалась я, разом сбрасывая с себя хандру. Ревущий огонь печи вновь громыхнул в моих ушах, но теперь, я лишь взъярилась, услышав отзвуки пламени в адской печи. Этот ублюдок, что выжил, несмотря ни на что — он все еще коптил это небо, окруженный заботой и лаской тех самых пони, которых он хотел превратить в опутанных долгами и страхом рабов. Грохнув допитым бокалом по столу, я тряхнула головой, разгоняя сонную одурь, и с маниакальной улыбкой уставилась на подавшегося от меня пегаса – «Так, наши планы изменились – мы отправляемся на прогулку!».

— «Раг! Нам нужно убираться отсюда!».

— «Что за выкрики, рядовой?» — хрипло поинтересовался за моей спиной легионер, насмешливо щеря щербатый рот. Вот забавно, а я и не помнила, как его зовут – кажется, Бим?

— «Это они так привыкают» — хмыкнула я, поднимаясь с колючего половичка, и глядя на окрашивавшееся рассветным багрянцем небо, видневшееся в конце узкого переулка, в котором находился бар – «Да и ты приглядись к своим новым подопечным».

— «Уже» — фыркнул декан, обласкав «подопечных» не предвещающим тем ничего хорошего взглядом – «Бездельники да хулиганы. Мы таких в Клаудсдейле «бродягами» кличем. Ничего за душой, да и в душе – одно небо».

— «Много ты знаешь о небе!».

— «Что ж, я рада, что вы нашли общий язык» — подытожила я разговор, доставая из седельной сумки стопку монет, и по одной опуская их на барную стойку, проводя по каждой языком, прощаясь с утекавшим изо рта богатством. Блин, да на эти деньги, да в Понивилле, я могла жрать целый день! – «Бим, да? Дружок, у меня для тебя есть особенное задание…».

---

— «Вот это день! Вот это день!».

— «Вот это встреча!» — улыбнулась я, увидев идущих мне навстречу пони. Пятеро из шести подруг, не спеша, выходили из какого-то заведения, дожевывая хрусткие палочки жареной картошки-фри, при виде которых, мой рот наполнился слюной, напоминая мне, что кроме жалкого ужина, я не получила за двое суток практически ничего – «Твайлайт, Эйджей, Флатти, Дэш, Пинки – а вы-то как тут оказались?».

— «А-га! А вот и наша пятнистенькая мама!» — с визгом выпрыгнула из-под меня Пинки Пай, заставив заполошно шарахнуться в сторону – «О, мне кажется, ты стала еще пятнистее, если вообще можно быть еще пятнистее, чем ты! Наверное, я не видела больше пятнистых кобыл, кроме тебя и малыша Пипа, но он не кобыла, поэтому я точно-преточно не видела больше пятнистых кобыл, и поэтому решила, что ты самая-пресамая пятнистая кобыла, если, конечно принцесса Луна не пятнистая — ведь это метка у нее на крупе, а не пятно? Или пятно, а не метка? Ты же ее ученица, и знаешь об этом точно-преточно… А ты что тут делаешь, кстати, а?».

— «Ээээ… Да так, приехала по делам» — ухмыльнулась я, обнимая по очереди всех подруг, и косясь хитрым глазом на стоявших за мной легионеров. Увидев принцессу, те быстро выпали в осадок, и склонились до земли, перекрывая оттопыренными задницами проход вечно несущимся куда-то пешеходам, с криками неудовольствия запрудивших за нами всю мостовую. Не обращая внимания на несущиеся им в спину вопли, подчиненные выдержали потребную по этикету паузу, после чего разогнулись, с неудовольствием уставившись на орущих что-то пони. Признаться, их это не слишком-то впечатлило. Да, тут явно был не Кантерлот… — «Твай, не нужно прятаться или розоветь от смущения – тут просто народ дикий, до этого о принцессах только слышавший, а твое фото в газете было без крыльев. Вот и не признают».

— «Эээ… Знаешь, я бы предпочла сохранять свое инкогнито. Государственная тайна. Хорошо?» — враз смутившаяся заучка юркнула за спины подруг, провожая встревоженным взглядом проходящих мимо пони. Как выяснилось – зря. Вечно бегущие по своим делам мейнхеттенцы не собирались падать ниц, или каким-либо другим образом выражать верноподданнические чувства — казалось, нескончаемая, несущаяся куда-то толпа даже и не подозревала, что рядом с ними, на расстоянии вытянутой ноги, находится новая правительница всей этой огромной страны. Ну, или соправительница – не знаю, как эти аликорны собирались делить между собой власть. Немного успокоившись, Твайлайт окинула взглядом мое воинство из восьми пегасов, трое из которых были выряжены по всей форме легионера, и недоуменно уставилась мне в глаза – «А ты приехала сюда по делам, как я погляжу?».

— «Ну да. Разного рода дела…» — задумчиво проговорила я, оценивающе глядя на смутившуюся вдруг Твайлайт, и стараясь не замечать ни верещания Пинки, теребившей меня за гриву и выспрашивающей что-то про «милых малюток», ни нахмуренной морды Рейнбоу Дэш, с собственническим видом придвинувшейся к полыхавшей от смущения подруге. Я оказалась в этом месте отнюдь не случайно, ведь в паре десятков метров от нас находился вход в огромное здание приюта, укрытого за поросшим декоративным плющом, чугунным забором. Я провела уже около получаса возле этого строго выглядевшего здания, и пока не приметила какой-либо подозрительной активности, но с другой стороны, какая подозрительная активность может быть в госпитале? Чтобы затеряться в нем, достаточно было просто пройти в небольшую арку ворот, и поднявшись по ступеням, войти в довольно современное здание, притаившееся за увитой листьями оградой, но я все равно медлила, не решаясь переступить порог этого заведения, словно опасаясь этой встречи — встречи с собственным прошлым. С собственными ошибками, превратившимися в череду страшных, наполненных страданиями дней. Кто знает, позволят ли мне увидеть этого пострадавшего? А может, вопреки моим приказам, ему смогли восстановить хотя бы часть утерянных органов, и теперь, он просто скрывается от возмездия, сидя в этом месте? Узнать ответ можно было лишь войдя под каменные своды госпиталя, но для этого мне нужен был кто-то, кто мог бы отвлечь от меня внимание персонала, и принцесса подходила как нельзя кстати на эту чрезвычайно ответственную роль.

— «Слушай, Твайли, а ты тут на отдыхе, или все-же с неофициальным визитом?».

— «Мы приехали помочь Рарити» — тряхнув разноцветной гривой, заявила Дэш, паря в воздухе рядом с подругами – «А еще – посмотреть «Ржание с холмов». Это самый потрясный, самый лучший мюзикл во всей Эквестрии!».

— «Ну-ну, сахарок. Ты прям уж очень увлекаешься этим представлением. Неужели оно такое замечательное? Ты ж не любишь мюзиклы, да?».

— «Пффф! Поющие пони – это не круто!».

— «Понятно. Значит, с полуофициальным» — хмыкнула я, с видом матерого злодея, потирая копыта передних ног – «А знаешь что, Твайли…».

— «Нет!».

— «Чего «Нет!»? Ты ж еще не знаешь, что именно я хотела сказать!» — прищурилась я на голубую пегаску. Наши отношения с ней вошли в прежнюю колею, и после всего произошедшего мы если и не стали хорошими подругами, то по крайней мере, стали относиться к друг другу теплее, нежели когда бы то ни было, однако год вдали друг от друга вновь заострил все складывавшиеся между нами противоречия. Другими словами, мы вновь принялись друг друга шпынять, и похоже, вскоре должны были сойтись в отвратительной, но неизбежной драке.

Признаться, я даже и не знала, какой был бы ее итог.

— «У тебя такой вид, словно ты что-то задумала» — обвиняющим жестом пегаска ткнула в меня передними ногами, словно призывая подруг в свидетели того, что я собиралась, по ее мнению, натворить – «А я помню, что именно ты задумывала все эти несколько лет. Берегись, Твайлайт – она еще не успела отомстить нам с Пинки за ту птичью кормушку рядом твоим окном, поэтому она явно задумала что-то ужасное!».

— «Дэш, прекрати. Как Скраппи может задумать ужасное?» — поинтересовалась бывшая единорожка, при этом, поглядывая на меня с известной долей скептицизма – «Да и я не собираюсь ввязываться ни в какие авантюры. Может, послушаем, что Скраппи хотела нам предложить?».

— «Я? А вот ничего!» — обидевшись, я уселась на попу, и показала подругам язык – «Вот и не скажу! Пусть бедные сиротки сами себя развлекают, влача беспросветное существование в беспросветной тьме беспросветных больничных палат! О, малютки! Не видать вам солнечного света! Стенайте, заламывая ноги, пока проходящие мимо пони развлекаются, смеясь и купаясь в лучах целительного солнечного света, наслаждаясь вкусной жареной картошкой… Ням-ням-ням… Фуууу! Ну кто туда опять столько масла набузовал?!».

— «Эй, Скраппс! Это конешн все мило…» — смущенно ухмыльнулась Эпплджек, глядя, как я коварно придвигаюсь к Твайлайт во время своей короткой, но весьма экспрессивной речи, чтобы в один момент зарыться мордочкой в бумажный пакет с картошкой, торчащий из-под ее крыла – «Но о каких малышках ты вообще толкуешь?».

— «Видишь вон тот дом, Эпплджек? Вон ту громадную юдоль страданий?» — подойдя к рыжей пони, я обняла ее за шею, поворачивая голову подруги к зданию приюта – «Там, именно там таятся в беспросветном мраке отчаяния малютки, оставленные или потерявшие родителей, а также инвалиды и ветераны всех видов и мастей. Как жаль, что среди нас есть пони, считающие, что не нужно давать им немного тепла и надежды, которые может поселить в их сердцах посещение особы королевских кровей! О, бедные малютки!».

— «Ээээ… Скраппи, ты хочешь сказать, что они были бы рады видеть принцессу?» — отчего-то засомневалась Твайлайт, неловко поводя головой, словно на ее шее вдруг образовался очень узкий, сдавливающий горло воротник – «А… А ты точно уверена, что им бы этого хотелось? Я не отказываюсь, ведь принцесса Селестия одобрила бы такое начинание, я уверена. Но не кажется ли тебе, что…».

— «О нет! Я бы очень не хотела видеть бедных сироток расстроенными! Твайлайт, тебе не кажется, что мы можем сделать так много для всех этих несчастных пони, просто побывав у них в приюте?» — в свою очередь, расстраиваясь, пробормотала Флаттершай. Тихоня, и единственная из всей Большой Шестерки, которую я откровенно побаивалась, несмотря на ее демонстративное дружелюбие и безобидность. С годами это чувство немного притупилось, но ее голос по-прежнему заставлял шерсть на моем загривке приподниматься, а копыта – зудеть от непреодолимого желания убежать, или придушить эту няшу-тихоню – «Умм… Ну, если вы, конечно, не возражаете. Я думаю, что даже Рейнбоу Дэш с нами полетит, правда? У нее доброе сердце, я знаю, и она точно не хочет расстраивать бедных малюток».

— «Ничего подобного я не говорила!» — окрысилась на меня Дэш, передергиваясь, как и я, при звуках предостережения, проскочившего в обманчиво мягком голосе – «Да я вообще вытяну любую встречу! Давай, показывай, где эти унылые жеребята! Я покажу им, что такое настоящий герой!».

— «Уррррра! Больничная вечеринка!».

— «Ну, вот и хорошо» — резюмировала я, оглядываясь на своих подчиненных, с обалдевшим видом взиравших на этот молниеносный развод сиятельной особы и морд, к ней приближенных – «Тогда я пошла, а вы – следом, с интервалом в пару минут. Нужно же организовать все так, чтобы там никто в обморок не грохнулся от свалившегося на них счастья».

Как выяснилось, проникнуть в это заведение оказалось не так сложно, как я себе представляла. Устав препираться с медрегистратором, всеми четырьмя костями стоявшей на страже покоя обитателей этой юдоли скорби, я просто подождала, пока за моей спиной звякнут стекла большой и широкой двери, после чего проорала на весь холл «Приветствуйте – Ее Высочество, принцесса Твайлайт Спаркл Эквестрийская, со свитой!», и сложив крылья, отошла в сторону, согнувшись в глубоком поклоне.

— «Ээээ… Привет?».

«Молодец. Очень по-королевски, Твайлайт».

— «Принцесса приветствует своих подданных!» — разогнувшись, зычным голосом, взревела я, словно опытный конферансье или тот мордатый дядька, которого завели во дворце коронованные сестры для ублажения чувства собственного величия посещавшей его знати. Оставив на секунду подругу махать крылышком стягивающимся в вестибюль обитателям приюта, я отступила к стойке администратора, не в последнюю очередь для того, чтобы полюбоваться обалделой мордой замершей за ней медсестры.

— «Ну как, вы по-прежнему будете утверждать, что я с вами шучу?» — не отрывая глаз от смущенно улыбавшейся подруги, прошипела я, в свою очередь, демонстрируя окружающим самую широкую улыбку. Трое гвардейцев, временно прикомандированных мной к четвертой принцессе страны, казались не менее обалдевшими от всего происходящего, и с крайне одухотворенными рожами отирались рядом с объектом своего наблюдения, своей броней, шелестящими кольчугами и парадными туниками, выглядывавшими из-под брони, создавая торжественную атмосферу начатому мной действу – «Известите руководство – пусть мчит сюда, и быстренько придумает Ее Высочеству программу посещения этого заведения, ясно? В первую очередь, Ее Высочество интересуют малолетние обитатели этого приюта, а также инвалиды – но ни в коем случае не страдающие психиатрическими заболеваниями. Ее свита может расстроиться при виде сумасшедших, а если расстроится свита – то расстроится и она. Думаю, мне не нужно пояснять, что в таком случае, грозит этому клоповнику?».

— «Да-да. Конечно! Безусловно!» — вытянувшаяся в струнку кобыла лихорадочно строчила что-то карандашом прямо поверх какого-то бланка, записывая мои многомудрые пожелания и мысли. От ее ехидного скептицизма, которым она поливала меня из-за стойки на протяжении последних пяти минут, не осталось и малейшего следа – «Мы сделаем все, чтобы принцесса осталась довольна! Это большая честь для нас!».

— «Я рада, что вы это понимаете» — холодно проворчала я, провожая глазами удалявшуюся толпу, следующую по пятам за принцессой. Последней шла пятерка моих подопечных, явно незнающих, что же именно им предстоит делать – то ли бежать, то ли прятаться, смешавшись с толпой. Перехватив взгляд Пампкин Коллара, я кивком головы приказала ему следовать за уходившей шестеркой подруг – «Принцесса чурается пышных церемоний, но всегда готова утереть слезы всем страждущим, как и ее фрейлины и подруги. Поэтому советую показать им дружелюбных старичков и умилительных малышей, дав возможность поболтать с какими-нибудь отставниками производств и инвалидами-работягами».

— «Да-да, конечно! У нас есть все, о ком вы говорили! Думаю, Ее Высочество останется довольна!».

— «А это зависит только от вас» — строго ответила я, покосившись на широкую переговорную трубу, к которой буквально прилипла медрегистратор – «Я пройдусь по зданию и прослежу, чтобы ничто не побеспокоило принцессу во время общения со страждущими. Тут есть безнадежно больные?».

— «Конечно. Третье крыло, седьмой этаж».

— «Туда ее не пускать. Придумайте любой благовидный предлог, чтобы программа посещения не включала в себя осмотр пациентов без ног, глаз, ушей и прочих частей тела. Что, у вас и такие есть?».

— «Д-да. Увы…» — пусть я была не самой наблюдательной пони, но от меня не укрылось, как вздрогнула медсестра при упоминании мной этих примет – «В том самом отделении…».

— «Значит, я отправляюсь туда, и лично прослежу, чтобы Твай… Принцесса Твайлайт Спаркл Эквестрийская не попала в то место» — твердо провозгласила я, окидывая взглядом красивый холл со множеством колонн, между которых стояли опустевшие диваны и пуфики – «Значит, третье крыло, седьмой этаж?».

— «Да, но…».

— «И помните, что по итогам этого посещения будет решаться вопрос о статусе вашего заведения!» — узнав все, что мне было нужно, я как можно внушительнее потрясла воздетым в воздух копытом, скорее даже не для и без того вдохновленной кобылы, а больше для подлетевшего к нам земнопони, облаченного в костюм с накинутым поверх него больничным халатом – «Принцессы не раз получали от попечителей данного заведения приглашения посетить это место, считая его самым передовым в плане презрения за инвалидами, и Их Божественные Высочества вняли многочисленным просьбам, прислав юную, но мудрую принцессу с внезапной, внеплановой проверкой. Думаю, вопросы, поднятые на совещании министром здравоохранения, решатся для вашего приюта положительно, но для этого вам нужно всего лишь не завалить это мероприятие. Все понятно? Ну, вот и хорошо».

Озадачив своих слушателей этой Длинной и Крайне Серьезной Речью, я важно прошествовала в сторону лифтов, напустив на себя самый озабоченный вид. Несмотря на неодобрение цели моего визита, сквозившее в каждой мысли Древнего, он по достоинству оценил мой экспромт, выдуманный от начала и до конца, и теперь хохотал, заглушая своим смехом звук шагов по красивому мраморному полу. Все здание приюта было выполнено в довольно своеобразном стиле, и вскоре, мне начало казаться, что я брожу по настоящим залам музея или огромного замка-особняка. Мрамор и лепнина украшали первые этажи, где располагалась какая-то клиника, где приема врача ожидало множество пони, как пришлых, так и постоянных обитателей данного заведения, привозимых на осмотр на приятно поскрипывавших каталках – сидячих и лежачих, но непременно тяжеловесных, составленных из множества стальных трубочек и трубок, с неизменными каучуковыми шинами. Забавно, и почему пони не додумались перенести это новшество на колеса своих многочисленных повозок? Конечно же там, где начинались больничные этажи приюта, благолепие уступало место функциональности; синим, зеленым и серым стенам, белым потолкам и широким коридорам, соединявшим отделения, разделенные множеством стен с широкими, но почти непрозрачными окнами, пропускавшими лишь солнечные лучи, да приятный глазу свет настенных плафонов. Поднявшись на позвякивавшем лифте на седьмой этаж, я вывалилась из звонкой клети, представлявшей собой огороженную решетчатыми стенками платформу, и резво поскакала по коридору, оглядываясь по сторонам.

Тут было гораздо тише. Похоже, что все крыло было отдано под безнадежно больных пони, и мимо меня, не таясь, проплывали столы и тележки, наполненные полотенцами, бинтами и тазами с водой, стоявшие возле выкрашенных в суровую синюю краску стен. Палаты в отделении были большими, широкими, и явно рассчитанными на более тесное соседство, чем то, которым могли похвастаться их обитатели, занимавшие залы иногда и по одному. Рыся вдоль дверей палат, я заглядывала в те, что были открыты, но убедившись в том, что их постояльцы были мне не знакомы, двигалась дальше, пока не набрела на широкое и светлое помещение с одной-единственной кроватью, стоявшей возле приоткрытого окна. Летний ветерок лениво шевелил занавески, и в такт ему, слегка поднималась и опадала крахмальная, белая простыня, накинутая на чье-то тело, лежавшее в окруженной со всех сторон бортиками постели.

— «Ну, здравствуй, Колхейн. Или мне лучше звать тебя Боунз?».

Лежавшая под простыней фигура не пошевелилась, простыня осталась неподвижной, скрывая под собой мерно дышащее тело, словно лежавший под ней прятался от меня под этим жестким, белым куском ткани. Резко дернув копытом, я отбросила мешавшуюся мне простынку, после чего уставилась на лежавшего в кровати единорога.

Да, время не пощадило Редхеда Боунза, и хотя прошло всего два года, и до того не страдавший от полноты единорог превратился в настоящий скелет, плотно обтянутый кожей, рождавший в моей памяти картины Освенцима, Бухенвальда и Дахау[15]. Небрежно отрезанные, оторванные когда-то конечности его заканчивались почти у самых бедер и плечей тщательно сформированными культями, а выколотые глаза и отрезанные уши таращились на мир влажными, розовыми провалами. Грязно-белая шкура его отсвечивала множеством подпалин, а от гривы и хвоста остались лишь жалкие пучки топорщившихся волос, множество которых лежало на белоснежном белье. Однако за два года жизни лежа, почти без движения, не оставили на нем даже пролежней… Что ж, похоже, тут о нем заботились даже лучше, чем где-либо в ушедшем от нас мире, и даже отсутствие языка не стало помехой для его существования.

— «Помнишь меня? Я — твой самый страшный кошмар».

Негромко сопящая фигура не откликнулась. Не шевельнулись прижженные обрубки ушей, не моргнули полупрозрачные веки, прикрывая влажную глубину пустых глазниц – мучитель, убийца и насильник мирно спал у моих ног, не просыпаясь даже от звука моего голоса. Не так себе представляла я нашу встречу, совершенно не так, и невольно запнувшись, я осеклась – как можно было наслаждаться победой над поверженным врагом, если он просто валяется тут, как дубовая чурка? В смятении тряхнув головой, я сделала шаг назад, затем другой, и отправилась в путь по большой и светлой палате. Тут явно прослеживалось более бережное отношение к пациенту, нежели в других помещениях отделения для безнадежно больных – разукрашенные стены, пара кресел со столиком, заваленным какими-то журналами, и даже небольшой диван с подвешенной над ним полочкой, заставленной десятком книг. «История Эквестрии, с древнейших времен до наших дней», «Житие преподобного Ильхуфса Кантерлотского», «Записки Филлидельфийского клуба», «Лавка несуразностей», «Запад и восток» — ни одного из этих произведений я не знала, хотя кажется, про «Лавку» и «Записки» уже слышала разговорах образованных пони, ну а о «Житии» и говорить не приходилось. Забавно получается – злодей, оказавшись в плену своего собственного тела, лежит и просвещается, судя по чьим-то очкам, оставленным на столе. Ему читают книги, обмывают и кормят, в то время как я…

«НЕ ТОГО ЛИ ЖЕЛАЛА?».

«Того. Но я не ожидала, что пони…».

«ЧТО БУДУТ ДОБРЫ?».

— «Да. Я не ожидала, что они будут к нему добры» — пробормотала я, осматривая стоящую у входа кушетку. Судя по шкафчику и столу, это был ночной пост медсестры или сиделки, поднимавшейся по звону допотопного будильника, звонко стучавшего у изголовья кровати, и согласно расписанию, проводящей все необходимые процедуры. Ну-ка, что там у него через пятнадцать минут?

— «Я вот думаю, Боунз – а почему ты еще жив, а?» — царапнув взглядом «меню», я отправилась в очередной круг по комнате, в конце концов, остановившись возле окна. За моей спиной послышался короткий, влажный всхрап – это пленник, запертый надежнее, чем где-либо еще в этой вселенной, втянул в себя воздух. Проснулся? Увы, просто повернул голову на бок – «Ты ж не какой-то абориген, не выросший среди пони, и давно должен был бы сойти с ума в этой вечной темноте, без движения, без возможности поговорить или хотя бы увидеть что-либо. Вон, взял бы, да и утопился в той лохани, где тебя купают. Но нет, ты живешь, несмотря ни на что. Несмотря на то, что наделал в своей жизни – как в той, так и в этой».

Не добившись ответа, я бросила взгляд на неподвижное тело, после чего вновь выглянула в окно, выходившее в небольшой дворик. Где-то внизу, в колодце из стен госпиталя, отдыхали обитатели этого приюта, бродя по зеленому газону, или тихо и мирно сидя в креслах каталках, расставленных вдоль стен. Вновь беспокойно повозившись, единорог поудобнее устроился на своей подушке, и снова затих. Забавно – он спал так спокойно, так мирно, что я вдруг почувствовала какой-то сюрреализм, непонятную комичность всей ситуации, ведь все это время он держался, и вроде бы даже не сошел с ума, судя по отсутствию вязок и смирительных рубашек в обозримом пространстве, а я… Окруженная родственниками, друзьями и любящей семьей, я уже через полгода попыталась нажраться таблеток. Ну и кто же после этого слаб? Вслушиваясь в медленное дыхание Боунза, я с удивлением поняла, что чудовище и вправду, тихо и мирно спит – вот так просто, не понимая, что рядом стоит та, кто способна сделать его существование поистине невыносимым.

«Подушка. Подушка, положенная на морду – и все случится само собой».

Подойдя к кровати, я уставилась на множество подушек, разложенных по периметру кровати, и уберегавших тело пони от соприкосновения с жесткой и прохладной сталью откидных бортиков кровати. Любая из них подойдет.

«Просто положим ее на него, и недолго подержим. Долго и не понадобится».

Подняв ближайшую, я бездумно уставилась на белую наволочку, скользя взглядом вдоль волокон накрахмаленной ткани. Ведь это могло произойти и случайно, не так ли?

«Клади и держи. И больше никаких кошмаров. Я обещаю».

— «Рыбка?».

Вздрогнув, я выронила подушку из копыт, оборачиваясь к приоткрывшейся двери, в которую скользнула фигура кобылы, облаченной в розовый медицинский халат. Белая пони с красно-черной гривой, пряди которой были кокетливо уложены под колпачок, с каким-то спокойным удивлением уставилась на меня окрашенными в алый цвет глазами, недоуменно скользя ими то по мне, то по раскрытому Боунзу, на спине которого красовалась выроненная мной подушка. Казалось, она хотела сказать что-то еще, но почему-то смутилась, и быстро прогарцевав к постели, осторожно укрыла лежавшего на ней единорога, вновь натягивая на него простыню.

— «Простите. Я… Мне показалось, что это… В общем, кажется, я вас перепутала… Кое с кем».

— «Кхе…» — отступив на два шага назад, я кашлянула и отвела глаза, не в силах вынести этот вопрошающий взгляд белой кобылы. При виде ее, мне вдруг показалось, что я смотрела в зеркало, видя саму себя – такой, какой я была всего год назад, измененная магией того безумного колдуна, по приказу принцессы, спрятавшего меня под чужой личиной от любопытных и недружелюбных глаз. Я не могла разглядеть ее метки, скрывавшейся под халатом, и сквозь тонкую ткань видела только три карточки-картинки – интересно, и что же на них было изображено?

— «Привет. Я… Я тут зашла, и… В общем… Ну…» — замешкавшись, прошептала я, глядя куда-то в бок – «В общем, хотела поправить ему подушку. Вот. Точно. Поправить подушку».

— «Вы очень добры» — на полном серьезе ответила кобыла, ловко поправляя разворошенную мной постель. Остановившись, она отступила назад, оглядывая плоды своих трудов, словно скульптор или художник, оценивающий созданную им композицию – «Ему бы это было приятно, ведь очень мало пони, желающих посетить это место, и еще меньше тех, кто готов сделать что-то для таких вот больных».

— «А он нас не…».

— «Нет, он спит» — коротко улыбнулась та, проводя копытом по спутанным волосинам, оставшимся от гривы – «Увы, жизнь без ног, без глаз и языка, в темноте, окончательно его измотала, поэтому мы разработали график приема снотворного, которое позволяет ему спокойно поспать. Только представьте себе эту жизнь – вечная ночь, и невозможность ни поговорить с кем-либо, ни увидеть говорящего, ни прикоснуться к нему. Это ужасно, поверьте».

«О, она даже не догадывается, насколько мы это представляем!».

«Прошу тебя… Не сейчас…».

«Правда? А может, ты забыла?».

— «Это было бы просто ужасно» — сухо согласилась я, пытаясь глядеть на что-нибудь другое, на ту же кушетку у входа, например, чтобы не видеть, с какой искренней заботой эта сиделка расчесывает жалкие остатки стариковских волос. Лежавший на кровати единорог, от рога которого остался неровно отломанный пенек, который я лишь чудом не вырвала целиком из его головы, казался древней развалиной, держащейся за жизнь лишь усилием воли и напряжением сведенных судорогой копыт.

— «Спасибо. Мало кто понимает, как тяжело приходится этому старичку» — легко согласилась пони, на секунду поворачиваясь ко мне мордой, и демонстрируя приколотый к халату значок – «Меня зовут Сплит Хит, и я тут, чтобы заботиться о мистере Колхейне. А вас как зовут?».

— «Я… Меня…» — горло царапнуло непонятная сухость, словно порыв жаркого воздуха из окна – «Я просто зашла. Сопровождаю принцессу Твайлайт Спаркл, посетившую приют. Вот, решила зайти…».

— «Понимаю. Спасибо вам – к нему очень редко заходят посетители» — очень искренне произнесла кобыла, заставив меня сжать зубы в приступе тихой, какой-то бытовой и почти равнодушной ненависти, вновь проснувшейся у меня в груди. Древний оставил меня, недовольный моим желанием поглумиться над поверженным врагом, и все, что у меня осталось – это мое безумие. Лишившись привычного страха перед бдительным оком Древнего, оно развернулось вовсю, тихо шурша в моих ушах, словно перекатывавшийся по барханам, черный песок – «Он был очень важным и богатым пони. Держал целый трест. Построил первую причальную вышку за пределами Мейнхеттена для новых дирижаблей. Наверное, он смог бы принести еще много пользы этому городу, но увы… Катастрофа, случившаяся два года назад, оставила его вот таким».

— «По… Понимаю» — прокаркала я. «Помнишь, как тогда, когда он этой рыженькой занимался? Как она орала…» — всплыли в моей голове слова одного из моих палачей. Сколько пони прошло через этих двух извергов – Колхейна и Вуда?

— «Конечно, к нему иногда приходят его старые партнеры. Рассказывают, как идут дела» — продолжила рассказ кобыла, не замечая выражения на моей морде, кривившейся от ненависти и неслышного, болезненного смеха – «Иногда даже с какими-то юристами, когда нужна его подпись. Они наклоняются к нему, делают вид, что выслушивают его, и потом уходят, чтобы проворачивать свои дела. Говорят ему о полученной прибыли, построенных вышках и новых дирижаблях… Они обманывают его, хотя это и нехорошо».

«Ты помнишь, как она орала?».

— «А родственники?».

— «Родственников нет. Ну, или они достаточно заняты дележкой его наследства, чтобы появляться здесь» — пожала плечиком Хит. Из прикроватной тумбочки показалась мягкая щетка, принявшаяся с шуршанием скользить по костлявому телу, расчесывая свалявшуюся шерсть – «Мне кажется, нехорошо так просто оставлять пони в беде, пусть даже ему и не выбраться из этого состояния. Даже если пони безнадежно болен, это не значит, что ему нельзя помочь».

«Ты помнишь, как она орала?».

— «А если…» — тяжело вздохнув, я повела головой, ощущая невидимую удавку, затянувшуюся на моей шее. Волны жара из окна становились все более заметными – на Мейнхеттен неудержимо накатывался очередной, безумно жаркий день – «А если он не такой вот хороший? Что, если произошедшее с ним – это лишь следствие его… Его ошибок? Его действий? Того, что он совершил? Я… Я знаю… Я видела… Я видела, что могут совершать такие вот богатые пони. И богатые, и бедные, и…».

— «Конечно, мистер Колхейн вряд ли мог прожить безгрешную жизнь» — помолчав, согласилась сиделка, продолжая обижахивать своего спящего пациента – «Но поверьте, делать правильные вещи, пытаться стать лучше, никогда не поздно. И мы должны давать пони шанс стать лучше. Давать им возможность поступать правильно».

«Ты помнишь, как она орала?».

— «Даже если они сделали ужасные вещи?».

— «Даже если так. Нужно дать им возможность. Дать им шанс стать чуть-чуть лучше. Пусть даже пони и совершил злодеяние, мы не должны отказывать им в надежде».

— «О да. Представляю себе!» — прикрыв глаза, я дрожала всем телом, желая убежать, скрыться от этого негромкого голоса, в котором сквозило непоколебимая убежденность в своей правоте – «О, эти интеллигентские метания – как это мило! «Ты еще не дорос до настоящего преступника, Денис – так ступай, и дорасти!»,[16] как говорилось в одном из комментариев к рассказу одного уездного врача. «Дать пони шанс», как же! И за чей же счет? Дать ему еще больше жертв? Позволить пытать, убивать и запугивать еще больше пони, в надежде на то, что бешеная собака нажрется быстрее, чем кончатся жертвы?!».

— «Ведь если не давать им такой возможности, если не пытаться исправить их – чем тогда мы будем лучше них? Чем мы будем лучше обычных палачей?».

«Ты помнишь, как она орала?».

— «Я не… Я так не думаю» — просипела я, отступая к двери. Волны жара, бьющего в мою морду, выталкивали меня из комнаты, заставляя прикрывать слезившиеся от солнечного блеска глаза, отчего мне казалось, что сидевшая у постели фигура облачилась в одеяния из яркого света, окутывавшего ее, словно нимб – «Я считаю, что каждому должно воздаться по его заслугам».

— «Правда?» — мудро усмехнулась сияющая фигура – «И кто же тогда будет их палачом?».

«Ты помнишь?».

— «Найдутся… Желающие…».

— «Но будут ли они достойными?».

«Ты помнишь?».

— «Не знаю!» — в отчаянии, срывая горло, прохрипела я в заливавший палату свет – «Но одно я могу сказать точно – я, Я буду их палачом!».

— «Поверь, я пыталась» — усмехнулась сидевшая у кровати пони. Красавица, и страшнейшее из всех чудовищ у ее ног – «Я искренне старалась воздать всем по заслугам, но очень быстро поняла, что все самые страшные преступления совершаются лишь от того, что окружающие не понимают друг друга. А непонимание рождает страх, ведущий к ненависти. Как я когда-то прочитала в газете, одна умная пегаска однажды сказала – «Присвой кому-нибудь дурное имя – и ты с легкостью сможешь его повесить». Признаюсь, я думаю, что это была лишь злая метафора, но я считаю, что она была абсолютно права. Мы не должны судить окружающих только по слухам и сплетням, и давать каждому пони возможность поступать правильно. Ведь иногда, им нужен всего лишь один-единственный шанс доказать, что они могут стать лучше. Я очень хотела бы познакомиться с этой интересной особой».

Вздрогнув, я попятилась, прикрывая глаза. Древний был прав — зачем, зачем я пришла в это место? Позлорадствовать? Поиздеваться? Убить? Или все-таки ища что-то, пытаясь разобраться с одним незаконченным делом? Кто именно дал мне право становиться чьим-то палачом?

— «Пони! Сами пони дают это право!» — набрав в грудь воздуха, я остановилась в одном шаге от двери. Один-единственный шаг, и я буду свободна от этих мыслей, от света и жара, исходящих из открытого окна. Всего лишь один шаг… Но я не могла сделать его, оставляя эту прекраснодушную дуру вновь и вновь убеждаться в своей правоте – «Все эти размышления заканчиваются с первым же криком невинной жертвы! С первым же видом разверзнутой раны! С первой же каплей крови! «Мы не должны быть палачами»? Правда? А кто тогда встанет между озверевшим от безнаказанности преступником, и невинной жертвой? Кто будет объяснять родственникам зверски замученных жертв, что их жестокий убийца – хороший, blyad, пони, и в детстве он любил бабочек и щенят?».

— «Мисс…».

— «Уж наверняка не такие вот теоретики, провозглашающие красивые, но неприменимые в жизни лозунги! Они пишут книжки и произносят проповеди, но не утешают жертв тех, кого призывали отпустить и кому хотели дать шанс! И я посмотрела бы на их морды, когда что-то ужасное случилось бы с их близкими! С их родными! О, это было бы выше всех и всяческих наслаждений! Это была бы поистине вселенская справедливость!».

«Ты помнишь?».

— «Мисс!» — притворенное окно отрезало яркий, режущий глаза свет, запутавшийся в легкой шторке. Поднявшись, Сплит Хит подбежала ко мне и не долго думая, прижала к своей груди мое трясущееся тело, исходящее криком и злыми, жгучими слезами – «Мисс, прошу вас, дышите! Вдох-выдох, вдох-выдох. Успокойтесь, прошу».

— «Я… Я буду их палачом – потому что это то, что я умею» — прошептала я в черно-алую гриву, царапнувшую мой нос запахом грязи и едкого порохового дыма – «Это та судьба, которая уготована лейкоциту, несущемуся за зараженной клеткой или бактерией. Белоснежный шарик Рафаэлло, купающийся в теплой крови. Есть Т-хелперы, В-протекторы, но иногда больше нужны Т-киллеры, способные найти – и покарать. Не убить, но казнить, выполняя пославшую их волю. И я молюсь, чтобы пони никогда не понадобились эти, третьи[17]».

— «Но чем тогда они будут отличаться от обычных убийц?».

— «Тем, что действуют не подчиняясь собственным желаниям или инстинктам, как бешеные псы, а лишь выполняя волю пославших их пони. Тех, кто действительно верит в то, что любому злодея можно дать шанс. Можно постараться сделать его лучше. Исправить его. Тех пони, которые сами разуверились в том, что этот шанс нужно предоставлять».

— «Это… Интересно. Необычно» — отстраняясь, призналась Хит. Поглядев мне в глаза, она достала из кармашка на плече чистый носовой платок, протягивая мне серую тряпицу – «Признаться, никогда не думала, что можно представлять себе это вот так. Простите, если мои слова вызвали у вас столь бурную реакцию».

— «Ничего страшного, мисс Хит. Это моя вина» — высморкавшись в тряпочку, я с неловкостью отвела глаза, ощущая какое-то холодное отрешение от всего происходящего, словно корка из льда, покрывшего мое сердце – «Просто… Ладно, забудьте. Считайте это бредом глупой кобылки, которой уже нужно бежать, пока ее не хватились остальные члены свиты. Но перед уходом, я хотела бы попросить у вас об одном одолжении».

— «Конечно. Что я могла бы сделать для вас?».

— «Передайте пожалуйста Ханли, когда он проснется, что к нему заходила его старая знакомая, и передавала привет бывшему ветеринарному врачу из Кальмоначчи».

«Ты помнишь?».

«Помнишь?».

«Помнишь?».

---

— «Легат! Эй, пропустите!».

— «О богини! Ну ни днем, ни ночью от вас нет никакого покоя!».

Ворча, я поднялась с постели, глядя на расстилавшиеся за окном поля. Под мои покои выделили целый зал на верхнем этаже Бастиона, и вечернее солнце красиво окрашивало темные лакированные доски в розовый цвет, когда опускалось за башни маячившего на горизонте Мейнхеттена. Узкий деревянный балкон, отделенный от зала прозрачными раздвижными стенами; пузатая, словно облако, подушка-постель; такие же раздвижные дверцы неприметных шкафов, прячущихся за неброским орнаментом стен – покои как две капли воды были похожи на общие комнаты прочих легионеров, и отличались от них разве что гигантскими размерами, и при удаче, могли вместить в себя не один десяток пони. Несмотря на все мои возражения, на балконе, сменяя друг друга, несла караул пара пегасов из Первой, кому не досталось своих подопечных, и глядя на их удовлетворенные рожи я отчетливо поняла, что не всем пришлась по вкусу моя идея с добровольно-принудительным присвоением званий. Что ж, это было понятно – несмотря на склонность к карьеризму и врожденную страсть к состязаниям, среди пегасьего племени встречались и те, кому были по боку звания и должности, а так же высокое денежное довольство. В мирной жизни они шли в Погодные Патрули, а в Легионе – зависали на должности деканов и рядовых, довольствуясь отсутствием какой-либо ответственности, и повышенным вниманием представителей противоположного пола из гражданских, нашедших что-то невообразимо привлекательное под подолами разноцветных легионерских туник. Проснувшись, я долго не могла сообразить, где же я нахожусь – предыдущая прогулка по городу, под струями косого дождя, основательно вымотала меня, заставив лечиться приемом теплого пунша – двадцать тысяч капелек, перед сном. Все, что доктор прописал. Хотя, учитывая мое пришибленное состояние, выпивавший со мной доктор мог и ошибиться в дозировках…

— «Ну что вам еще?!» — прохрипела я, глядя мутным взором за расстилавшийся за окном туман. Поля, протянувшиеся до самого горизонта, купались в молочно-белом вареве, наползавшем со стороны залива, где уже тревожно звенел колокол на маяке, за много миль окрест предупреждая об опасности заходящие в порт корабли. Из белой пелены, на горизонте, острыми пиками гор проглядывали небоскребы Мейнхеттена, и их матовый блеск вновь напомнил мне о заботах , навалившихся на мою спину.

Операция, о которой я предпочитала помалкивать, шла полным ходом, и несмотря на сопротивление как врагов, так и некоторых друзей, развивалась, в целом, успешно. Я усмехнулась, вспоминая, как переведя дух, спустилась на первый этаж приюта Святого Ильхуфса, где встретила своих подруг, выходящих из приветливо распахнутых дверей. Как выяснилось, приют был чем-то вроде санатория по реабилитации пациентов, перенесших самые разные заболевания, и в его стенах нашлось место как для хронических больных, живших в нем в течение многих лет, так и для совершенно юных пациентов, восстанавливавшихся и ожидавших отправки к родителям, в пансионаты или детские дома. Я лишь ухмылялась, слушая веселую трескотню подруг, и ободряюще похлопывала крылом по спине Твайлайт – кажется, Ее Книжное Высочество все же немного отмякло, и искренне улыбалась, вспоминая искреннюю радость, с которой встречали ее самые маленькие обитатели приюта. Судя по искреннему огорчению персонала этого заведения, их в самом деле подкупила простота как новой принцессы, так и ее свиты подруг – кажется, Пинки умудрилась устроить там целое представление, пообещав приехать к обитателям пансионата и в следующем году. Проводив подруг до отеля, я наотрез отказалась от уговоров взять несколько такси, и долго гнала своих подчиненных под палящим западным солнцем до самого Бастиона, с гордым видом обфыркивая все их попытки поныть про то, что пегасы не рождены для бестолкового бега по земле. Но все-таки двое суток без сна и почти без еды сыграли свою грязную роль, и к концу скачки, я едва передвигала ноги, держась скорее на самолюбии, чем за счет силы ног или неведомых «скрытых резервов организма», о которых так любили посудачить кумушки на скамейках моего родного городка. Сдав пегасов на попечение новым кентурионам, я грохнулась где-то на балконе, и проспала почти целые сутки, обнаружив себя в этом огромном помещении, полнившемся звуками грохочущего в стекла дождя.

Дождь… Я до сих пор вспоминаю с улыбкой запах крашеного дерева, впитывающего в себя влагу, разливавшуюся в воздухе во время дождя. Стук капель по доскам балкона оказался безумно уютным, а небольшая, стоявшая у кровати печка, наполненная полыхающими синим алхимическим огнем камнями, делала мои покои довольно уютными, чему лишь способствовали широкий и низкий столик, и деревянная этажерка-подставка с распяленным на нем комплектом доспехов легата.

До сих пор не понимаю, и зачем Хаю понадобилась вся эта помпезность? Для себя что ли, загодя, приготовил?

Возвращаясь из пробежек по городу, я любила вдыхать исходящий от них запах стали и войлока, матерчатых ремней и жесткого, колючего гребня на шлеме. Письмо, улетевшее в Кантерлот к моим родным, вернулось с довеском, и вот уже две недели как я, словно бешеная собака, носилась по Мейнхеттену, делая то, о чем, втихаря, задумывалась уже не один месяц. Торговцы, мастера на фабриках и подрядные рабочие уже вздрагивали, видя мою фигурку на своем пороге, отряхивавшуюся от капель дождя. Этот город впивался в меня своими незримыми когтями, вытягивая из меня силы и волю, заставляя каждый день ощущать себя немного слабее, чем раньше, и я старалась как могла, сохраняя свои силы и укрываясь от волн жара, прокатывавшихся почти каждый день по бесконечным, запруженным улицам города. Я ненавидела Мейнхеттен, и не боялась признаться в том ни себе, ни окружающим, и предпочитала путешествовать по нему в плохую погоду, во время дождя, порождая множившиеся за моей спиной шепотки. Занятая своими делами, я изредка встречала пасущихся в нем подруг – в отличие от меня, Большая Шестерка чувствовала себя просто превосходно, и веселилась на полную катушку, не обращая внимания на мое нытье. Похоже, что фонды на поддержание статуса принцессы были явно больше, нежели скромное жалование Легата, и подруги с головой окунулись в пространную жизнь нуворишей, негаданно получивших свалившееся на их головы богатство, и я только качала головой, глядя как наш Элемент Щедрости отставляет в копытах официантов, швейцаров и портье суммы, на которые в Понивилле можно было накормить целый взвод. Быть может, это даже была идея принцессы Селестии – проверить, как будет вести себя ее протеже, дорвавшаяся, наконец, до богатства, но пока то, что я видела, играло лишь на Твайлайт – подруга отличалась неложной скромностью, предпочитая если и тратить кристаллы и биты, то лишь на понятные любому пони удовольствия – хуфекюр, ресторанчики, музеи и салоны красоты, не пытаясь покупать без разбору разные тряпки, украшения и липовый антиквариат, отсылая покупки домой, словно награбленную добычу.

Конечно, случались и ссоры – например, между мной и Рейнбоу Дэш, громко объявившей, что ей нравится этот безумный город, и вызвавшую любого несогласного биться с ней в каком-то состязании – то ли Стальной Пони, то ли Железный Человек… В общем, все закончилось тем, что я, со всего маху, влетела в деревянный водонапорный бак, по традиции, расположенный на крыше одного из домов, не угнавшись за подрезавшей меня подругой, а Дэш… Ну что ж, жалования принцессы хватило на сеанс лечебной магии, вправившей кости и убравшей отек в вывихнутом запястье, доставшемся ей в награду за попытку посостязаться с легионерской лошадкой в хуфврестлинге. В пику мне, она вновь нацепила безвкусную красную кепку с синим козырьком, и идеограммой «Люблю Мейнхеттен!» в виде двух глупых значков – сердечка и небоскреба, в которой постоянно рассекала по городу, не уставая фыркать вслед моей проносящейся мимо фигурке.

Другая ссора произошла уже без меня, и мне удалось застать лишь ее отголоски в виде Рарити, с жалобным видом таращившуюся на витрину какого-то магазинчика под струями поливавшего ее дождя. Надо же — ну просто иллюстрация к одному древнему мюзиклу!

— «Освежаешься, Рэр?» — плюхнувшись рядом со вздрогнувшей единорожкой, я критически обозрела ее распрямившуюся гриву, потерявшую последние следы магической завивки – модного заклинания, которым пользовались единороги, после чего уставилась на витрину, критически обозрев выставленные в нем платья – «И прррральна! Эта жара меня просто убивает! А еще эти огромные дома с кучей стекол, действующие, как тепловые экраны – я просто не представляю, как пони вообще способны тут жить… Кстати, это твои, или просто шпионишь за конкурентами?».

— «Здравствуй, Скраппи. Ах, это… Да, мое. Но…».

— «Твое платье уже в магазинах? Так это же здорово!» изумилась я, переводя взгляд с трех вариантов легкого платья, снабженных забавным аксессуаром в виде шелковой розетки из роз, крепившейся на переднюю ногу – «А чего ты такая печальная, словно рабыня Изаура? Что вдруг случилось?».

— «Ах, Скраппи, я была плохой, неблагодарной пони!» — в отчаянии покачав головой, белая единорожка с неподдельной грустью уставилась в широкую лужу, скапливавшуюся на камнях тротуара – «Мои подруги… Они помогли мне, потратив весь день и всю ночь для того, чтобы помочь изготовить эти прекрасные платья. О богини, они даже пропустили тот мюзикл, на который я раздобыла для них билеты ради того, чтобы я не опозорилась на том показе мод! И чем я их отблагодарила? Как они могут верить мне после того, как я использовала их дружбу, кричала на них и буквально оскорбляла, будто каких-то наемных рабочих?».

— «Вот уж не ожидала от тебя такого…» — хмыкнула я, искоса глядя на белую единорожку, в отчаянии, уткнувшуюся лбом в стекло магазинной витрины – «Конечно, тебя иногда заносит на поворотах, но так… Имей в виду, что ты старше них всех, но все-таки, их подруга. А друзья, пусть даже и старшие, не должны помыкать друг другом».

— «Они были так добры со мной, а я…».

— «Ты все-таки такая королева драмы, Рэр» — хмыкнула я, обнимая подругу мокрым крылом, укрыв ее от тяжелых, холодных капель – «Ну, полно тебе всхлипывать под дождем. Ты ведь раскаялась, правда? Я вижу это, и поэтому считаю, что тебе нужно помириться с подругами».

— «Да, я была несдержанна, импульсивна и… И повела себе крайне неприлично. Забыла, что такое дружба. Но как теперь исправить все то, что я, забывшись, натворила? Разбитую чашку нельзя склеить вновь…».

— «Да ну? И кто тебе такое сказал?» — усмехнулась я, вспоминая про Сплит Хит, и последнюю нашу попойку – «Уверяю тебя, что дружба – это не глупая чашка, и не зависит от падений и невзгод. Разве ты, одна из Элементов Гармонии – тех, о ком пишут книги! — не поняла, что настоящая дружба сильнее всех невзгод? Сильнее гнева вернувшейся из изгнания богини, сильнее древнего духа хаоса и безумного колдуна? Признаться, я удивлена, дорогая. Или тебе не хватает силы духа пойти и помириться с подругами?».

— «Но что я могу теперь сделать? Просто прийти и сказать «Давайте забудем все, что я натворила»? Вот ты бы смогла после этого посмотреть им в глаза?».

— «Ну так выполни свое обещание, и своди их на шоу, ради которого вы все приехали в это место. Ухххх, этот город! Я просто не представляю, как…».

— «Да-да, Скраппи, за этот неполный месяц мы все уже поняли, как сильно ты не любишь Мейнхеттен» — утерев слезы, с легким раздражением откликнулась единорожка, глядя из-под мокрых перьев на утихавший дождь – «Конечно, режиссер – мой старый знакомый, и он был в восторге от костюмов, которые я сшила ему для одной из постановок. Он, конечно, еще тот бонвиван[18], но признаться, этот недостаток вполне понятен, и при его деньгах лишь добавляет ему шарма. Благодаря ему я достала те билеты, но из-за моего самолюбия, мои подруги пропустили спектакль, помогая мне за одну ночь сшить новую коллекцию одежды. Даже если он и сможет достать мне билеты, я не уверена, что наши подруги дождутся следующего спектакля. Житье тут не такое привольное, как мне казалось, а некоторые финансовые затруднения…».

— «И не говори» — хмыкнула я, убирая крыло, уставшее торчать в полуразвернутом виде над какой-то там рогатой модельершей. Действительно, эка невидаль! И не перед такими доводилось воздух месить! – «Я сама удивляюсь, как пони вообще могут жить в этом месте. А что, если устроить им внеочередной показ?»

— «О, это полностью исключено! Актеры никогда не согласятся работать вне графика – ну, ты же слышала про все эти ужасные профсоюзы, правда? Режиссеру тоже не поздоровится, если это представление будет перенесено…»

— «Рарити».

— «Что?».

— «Ты путешествуешь в компании с принцессой» — приблизив мордочку к белому уху, для чего мне пришлось приподняться на дыбы, сообщила я мокрой кобыле – «И после этого ты все еще не знаешь, что сказать актеру или их управляющему?».

— «Погоди… Но это… Это же…» — распахнула голубые глаза Рарити, лихорадочно переводя взгляд с меня на расположенную позади нас афишную тумбу, с которой на мокрые улицы таращились какие-то пони, одетые в деревенские костюмы – «Это гениально! Я думаю, никто не устоит перед врожденным обаянием нашей милой принцессы! Правда, она часто стесняется своего титула, но при этом выглядит такой душкой, а если заранее представить ее труппе… Скорее! Быть может, они еще не уехали!».

— «Ага. Ну что ж, рада была помочь» — хмыкнула я, глядя на удалявшуюся единорожку. Эх, приятно все-таки помогать друзьям. Пусть даже иногда и беспомощным, словно младенцы.

— «Нет, это положительно невозможно!» — схватившись за голову, сердито зарычала я, поднимаясь с кровати. Словно сговорившись, голова и желудок мгновенно решили мне намекнуть, что резкий подъем с постели – это была не самая лучшая из моих идей, и подло уронили меня на пол. Застонав, я прикрыла копытом глаза, борясь с головокружением и усиливающей тошнотой, мечтая, чтобы оравшая за дверью фигура сложила бы свои крылышки, и сбросилась с балкона в залив, избавив своего Легата от опасности скоропостижно скончаться от разрыва пульсирующей болью головы. Что-то глухо звякнуло под моей ногой, и приоткрыв глаза, я уставилась на собственное отражение, искаженное боком небольшой, плоской бутылочки из дутого стекла, скрепленной со своими товарками примитивной самоклеющейся лентой.

Так, это еще что? Ах, да, корона…

«Эй! Это моя корона! Эт-та я тут крлева… ик… виски!».

«Шта? Крлева? А я тебя не выб-бирала! Караул устал! Вся власть Легату! Сымай крону, говорю!».

Ах вот оно как… Сжав виски, я жалобно застонала, старательно гоня прочь видения вчерашней попойки. Лежавшая рядом газета легонько трепетала на сквознячке, проникавшем в зал через рассохшиеся, неплотно подогнанные рамы раздвижных стен, стуча меня по носу заломившейся страницей. «СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК! На следующий же день после посещения приюта Святого Ильхуфса важной делегацией из Кантерлота, один из его обитателей попытался выпрыгнуть из окна, покончив тем самым свою жизнь самоубийством! И тем страшнее эта весть, ведь у несостоявшегося самоубийцы не было ни ног, ни глаз, ни языка! Наши источники, близкие к высоким гвардейским чинам, сообщают, что…». Что ж, похоже, мое посещение приюта не прошло даром, и Сплит Хит в точности исполнила мою просьбу, правда, чуть позже, явившись ко мне сама, требовать каких-то там объяснений. Я отпихнула газету, и сморщилась от неприятной, ноющей боли в правой щеке. Кажется, сначала меня оглушили газетой, словно провинившуюся собачонку, а потом… Что ж, судя по здоровенному синяку, набухавшему под шкурой на морде, декоронация не прошла без эксцессов, но в целом, завершилась очень даже неплохо, как и совместная попойка, закончившаяся примирением.

Довольно бурным примирением.

— «Бим… Впусти…» — прохрипела я, старательно отводя глаза от деревянного шарика с лентами-завязками, выкрашенного в нарочито праздничный, алый цвет. Кажется, похожее приспособление я видела у Пинки, в ее заветном сундучке, но раскалывавшаяся голова не способствовала археологическим изысканиям в глубинах собственной памяти. И почему, скажите на милость, у меня так саднят бедра, будто меня кто-то и в самом деле порол?

«И что мы только вчера пили? Во рту словно табун лошадей ночевал!».

— «Легат! Скорее!».

— «Нэтл… Я тебя убью!» — просипела я, словно больная и старая гадюка, прикрывая копытами уши, грозившиеся взорвать раскатами грома мой бедный, страдающий мозг – «Вот только встану, найду чем похмелиться, и тотчас же раскатаю в тонкий блин! Или стенку тобой оштукатурю! Кто ж так орет по утрам?».

— «У нас пропажа! Пропал целый патруль!».

— «Дааа? И кто это?» — я честно попыталась изобразить воинственную заинтересованность, но не преуспев в этом, вновь уронила голову на пол, уткнувшись носом в какие-то ремешки. Это что, шлейка, что ли? А разве раньше у меня были все эти штуки?

— «Пятеро пегасов, которых вы привели пару недель назад из города. Они пропали!».

— «Да что ты говоришь… А записку – записки никакой для меня не оставили? Думаю, это было очень грубо с их стороны».

— «Записку? Нет… То есть, мы не искали, но если нужно…» — растерялась рыжая пегаска, нетерпеливо приплясывая на месте, за что мне сразу захотелось ее придушить. Однако увидев тянущуюся к ней ногу, она почему-то решила, что это был мой безмолвный призыв к действиям, и тотчас же сорвалась с места, разорвав вязкую, туманную тишину грохотом некованых копыт.

Вот, кстати, еще одна идея, которую я так и не удосужилась развить в полноценный приказ по Легиону. Как мы будем обходиться в походах без собственных кузнецов?

— «Нашли! Мэм!» — пегаска вернулась довольно быстро, застав меня за заталкиванием брошенных кем-то сокровищ под тяжелую подушку-кровать. Обернувшись, я боднула подчиненную недовольным и откровенно похмельным взглядом, после чего продолжила свое занятие.

— «Эээээ… Мэм?».

— «Читай!» — буркнула я, с недовольным видом присаживаясь на кровати, и поправляя корону из бутылок, вновь красовавшуюся на моем челе – «Прочти ж сию бумажицу, и будь точна, нисколь не умаляя бранных слов, что изливают, словно желчь, утёкшие мои подданные. Достойной каре подвергнуты будут глупцы!».

— «Тут написано… Нет, мэм, ругани нет» — старательно отводя глаза от блестевших на моей голове драгоценностей, сообщила кентурион – «Только четыре слова — «Прости, нас зовет небо». Больше ничего».

— «Точно?» — скривившись, я потерла висок, задев при этом довольно тяжелые бутылки. Как жаль, что они не были полны того противного и горького напитка, которого мы выхлестали вчера едва ли не половину ящика, на удивление собравшимся вокруг завсегдатаям того бара. Бутылки отозвались сочувствующим звяканьем, приятно холодя мой разгоряченный лоб – «Ни надписей «Скраппи Раг – ссука!», ни обвинений, ни жалоб – ничего?».

— «Эээ… Нет, мэм. Точно ничего. Можете поглядеть».

— «Нет уж. Я тебе верю» — простонала я, понимая, что если попытаюсь навести налитые кровью буркала на что-либо мельче, чем повозка или фургон, то немедленно верну все выпитое и съеденное накануне.

А возможно и то, что могло попасть в меня после этого.

— «Хорошо».

— «Прошу прощения… Мэм?» — удивленно вскинула брови рыжая. Я ответила «державным», бараньим взором, уставившись сначала на нее, а затем – на залитые туманом поля. Похоже, что солнце уже встало, как было похоже и то, что сегодняшний день Погодный Патруль вновь объявит дождливым, проливая на раскаленные крыши и мостовые Мейнхеттена целительный дождь, испарявшийся белым туманом – «Разве мы не должны их искать?».

— «Их не похитили, Блуми. Они убежали» — буркнула я, продолжая разглядывать белесую пелену, из завихрений которой вырастал наш Бастион. Прелюбопытное, должно быть, было зрелище, если глядеть на него со стороны… — «И поэтому слушай мой приказ – объявить всю пятерку в розыск по обвинению в дезертирстве, уклонению от выполнения долга, и… И еще – контрабанде, без указания запрещенных товаров. Легионеров к этому не привлекать – объявим их преступниками, и пускай шерифы и гвардейцы суетятся, вылавливая этих «джентльменов удачи». Крылья у них обрастут, но пока они будут вести жизнь простых земнопони, скрываясь как можно дальше отсюда… Ну, или наоборот – именно тут. Хотя вряд ли – в Мейнхеттене их тоже разыскивают, а уж узнав, что они лишились моего покровительства…».

— «Вашего покровительства, мэм?».

— «Да, моего покровительства, Блум» — вздохнув, я поднялась с постели, и неверными шагами двинулась вперед, выходя на балкон – один из многих, опоясывавших тело Бастиона как снаружи, так и внутри. Воздух был холоден и свеж — словно и не было той жары, что докучала нам все эти дни казавшегося уже бесконечным пребывания в Мейнхеттене. Белое варево медленно клубилось, скрывая от меня огромные поля, раскинувшиеся на востоке от Большой Подковы, как называли аборигены свой сумасшедший город, и из него, понемногу, начинали просачиваться звуки, словно оттаявшие по весне лягушки, вылезавшие из сковывавшего их льда. Звон рынд на проплывавших по заливу баржах и мелких судах, лихой посвист поезда, пробиравшегося сквозь глухой туман, сердитые взревывания легионерских рожков, созывавших подчиненных на обязательную утреннюю зарядку… — «Ты вроде как из Клаудсдейла, да? Значит, еще не поняла всего, что происходит между пони в этой стране. В нашей стране. Поэтому если хочешь чего-то достичь в этой жизни, то смотри, учись и пытайся думать как командир, а не как тупой исполнитель чужой воли. Эти ребята… Эти пегасы, будем теперь говорить о них так, раз мы решили вычеркнуть их из своих рядов, они крупно рискуют, обманывая меня уже во второй раз. И пусть они считают, что риск – дело благородное, и пегасам не пристало лишаться неба, но… Знаешь, я думаю, что пегас – это нечто большее, чем кишечник и крылья. Я пока еще не нащупала этот особенный, пегасий путь, но почему-то уверена, что он есть. Меня уже не так сильно тянет к земнопони – быть может, наелась этой земной романтики по самое горло, а может быть, это задание нашей принцессы немного приоткрыло мне глаза – не знаю. Но я уверена, что однажды, я пойму ваш летучий народ, как поняла до этого земнопони. Так что не трать время попусту, а займись документами, оповещениями и прочими канцелярскими делами для наших принцесс. Должна же я буду отчитаться, к чему привела моя поездочка в ваш голубятник, правда?».

— «Хорошо, я сейчас же этим займусь».

— «И еще одно, Нэтл» — остановившись, пегаска вместе со мной уставилась вниз, в туманную дымку, из которой до нас донеслись первые за сегодняшний день скрипы, шуршание железных шин и глухие ругательства множества пони, волочивших нелегкий груз по промокшей, раздолбанной дороге через бесконечные поля – «Пожалуйста, пришли ко мне Квик Фикс. Мне кажется, нам необходимо расширить площадку для хранения строительных материалов».

Стукнув копытом по груди, пегаска отчалила, легко перескочив через перила балкона, оставляя меня таращиться в белесую мглу. Замок оживал, наполняясь топотом ног и зычными выкриками собиравшихся на построение пегасов, в то время как тяжело вздохнувшая труба котельной плюнула первыми выхлопами ароматного древесного дымка. Запахи разогревавшейся пищи проникали во все помещения Бастиона, подсказывая самым ленивым, что опоздавшие могут вполне остаться без еды, ведь судя по слабому запаху гари, у дежурных контуберний вновь пригорела еда, а это значит, что кто-то вполне рискует остаться голодным. Надо бы накрутить им хвосты, да лень… Вздохнув, я уткнула голову в перила, испытывая непреодолимое желание плюнуть со всей этой высоты в прохладное, мокрое море, плещущееся где-то у подножья стены. Туман понемногу редел, раздираемый острыми иглами небоскребов, и из прорехи уже сверкали омытые утренней росой крыши, словно далекое обещание жаркого утра. Вздохнув, я осторожно стянула с головы свой алкогольный трофей, и медленно, нога за ногу, побрела умываться. Мне предстоял еще один долгий и напряженный день, наполненный бесконечными препирательствами со строителями, целыми фургонами приезжавшими из Мейнхеттена в составе огромных обозов, везущих тяжелые камни, дерево, цемент и песок – всего, чего уже год не хватало Фикс для строительства моего Бастиона. Ничего, теперь он станет лишь краше, а этот пегасий замок будет его центром. Уж очень мне нравился его вид, напоминавший вонзенный в землю меч — так пусть это послужит напоминанием о последствиях тем, кто решит замахнуться на эту страну, весь этот мир, и Легион.

И судя по казавшимся бесконечными караванам из повозок и фур, дельцы и их покровители из профсоюзов сделали правильные выводы из моего посещения приюта Святого Ильхуфса.

«Ты было право, мое сумасшествие. Я помню. А они будут помнить меня».

__________________________________________________

[1] Визуал – люди со склонностью к наиболее полному восприятию информации через зрительные образы, в противовес аудиалам, воспринимающих ее на слух; дискретам, склонным к осмыслению и рассчетам; а так же кинестетикам, схватывающих все через тренировки.
[2] Коридорный – слуга, обслуживающий ряд комнат в гостинице или ином здании, оборудованном покоями для гостей.
[3] Колесование – вид казни, при котором осужденного привязывали к колесу, после чего ломали конечности и позвоночник, после чего оставляли умирать.
[4] S4E08 – Rarity takes Manehattan.
[5] Иноходь – род движения лошади, при котором она поднимает и опускает передние и задние ноги с одной стороны тела, что приводит к забавной, покачивающейся из стороны в сторону походке.
[6] Нэтл (англ. Nettle) – крапива.
[7] Хайвей (англ. Highway) – автострада для скоростного движения транспорта, по которой запрещено движение со скоростью ниже установленной в правилах.
[8] Фура (нем. Fuhre) – до середины XX века так назывались длинные, вместительные повозки, идущие в составе обоза.
[9] Здесь — совокупность и разнообразие движений в нескольких плоскостях, которые может совершать конечность.
[10] Скраппи обстебывает фамилии дельцов, складывающиеся в слово Чизкейк – приготовленный на водяной бане пирог или торт.
[11] По-английски, эта часть тела лошади называется именно коленом – knee. По-французски – carpe, запястьем. Лошадники, определитесь уже!
[12] Желающим причаститься, об их приключениях может поведать Hakar-Kerarmor.
[13] Самосад – табак собственного посева и приготовления.
[14] Скраппи подозревает у сидящего напротив нее пони стеноз (сужение) брахиоцефальных артерий, вызывающее заметную глазу пульсацию сосудов в области шеи.
[15] Концентрационные лагеря, существовавшие во время Второй Мировой войны.
[16] Скраппи вспоминает А.П. Чехова и его рассказ «Злоумышленники».
[17] Виды лимфоцитов – белых кровяных клеток, обеспечивающих иммунитет организма.
[18] Любитель пожить в свое удовольствие, весельчак и балагур.