Искры миров
Глава VII. Их три десятка с лишком...
Я не знаю, как бы я жил,
Если бы я жил один...
Осень — это просто красивая клетка,
Но в ней я уже, кажется, был...
— Так, а теперь давай следующую гласную, «о». Приготовилась? Раз, два. О-о-о-о…
— О-о-о-о-о-а-а-а-а…
Единорожка замерла с открытым ртом, но звук, ушедший в писклявый тон, напряг ее связки, и она откашлялась, приложив копыто ко рту. Тихо и скромно…
— Видишь, Оля, что происходит при неправильной постановке. А теперь посмотри, как нужно складывать губы…
Зинаида Александровна сложила губы в трубочку и расширяя ее, начала произносить звук «О-о-о-о-о-о». Твайлайт же внимательно наблюдала за этими действиями и также медленно сложила губы подобно тете Зине.
— Вот, хорошо, а теперь голос.
— О-о-о-о-о-о-о-о…
— Видишь! Попробуй еще….
Единорожка чуть ли не с восторгом, улыбаясь, начала заливать комнату напряженным «О-о-о-о-о». Она сидела на кровати, аккуратно, не без моей помощи, подложив поврежденную ногу под себя, и в таком положении повторяла за тетей Зиной все ее упражнения. Шел второй день учения моего домашнего единорога и вот уже четвертый, как я этого единорога… знаю. Хотя в целости будет все-таки три… Неважно. Ей становится лучше. Намного… Нет, намного лучше…
— Молодчина, Оля, мо-лод-чи-на! Теперь давай еще одну гласную, «у». Приготовилась? Ага… У-у-у-у-у-у-у…
— У-у-у-у-о-у-о…
За одну ночь она почти восполнила все свои силы, утром практически разбудила меня тихим голоском в моих мыслях «Доброе утро». Эта утренняя доброта меня пробудила на все сто — я почти выпрыгнул, весь в холодном поту, дрожа как тяжело больной лихорадочник. Мне нужна была целая минута, чтобы осознать произошедшее и вспомнить, наконец, о телепатии Твайлайт.
— Связки уже не так напрягаются, правда? Теперь смотри. Это как с «о», но губы делаем уже…
Вчера тетя Зина поговорила с Твайлайт от силы полчаса — после этого единорожка моментально отрубилась. Учитель ничего от меня не скрыл, пересказал весь разговор с ней. Поначалу единорожка слушала ее и только уточняла, что от нее потребуется во время этого обучения, спросила время обучения, как ее будут учить — Зинаида Александровна сама поразилась таким вопросам, как она сказала, достойные настоящей начинающей учительницы…
— Так, молодец, молодец, и теперь снова. У-у-у-у-у-у-у…
— О-у-у-у-у-у-у-у-у-у…
Нет вы бы видели ее лицо! Она словно научилась взглядом рисовать картины, а теперь доходит до шедевров! Чую, я несколько суток буду слышать это пение… Знаете, странно. Очень странно. Когда Твайлайт поет гласную в первый раз, она словно никогда раньше не открывала рот и не использовала голос. Как только она поет во второй раз, приходит ощущение… тумана. Будто кто-то поет в тумане. Я даже не знаю, почему это происходит… Но что еще интереснее, ее голос, хоть и в тумане, не кажется таким… свежеиспользованным, что ли… Он лишь немного хриплый. И у меня такое ощущение, что через несколько таких «песен» ее голос будет не хуже человеческого…
— Ну что я могу сказать? Ты самая лучшая ученица, которую я когда-либо видела. Молодец, — тетя Зина провела рукой по ее гриве. — Но это не значит, что ты должна расслабляться. Итак, мы выучили три буквы, три гласные, три звука. А-а, о-о, у-у. Теперь будем их заучивать. Итак, повторяй их.
— А-а… О-о… О-у…
— Так, стой. Чувствуешь ошибку на последнем звуке? Ты должна сузить губы, и побыстрее. Вот так, о-о, у-у, о-о, у-у…
— О-о… Оу-у… О-о… У-у… У-у… О-о… У-у!
О чем я говорил? Приличный женский голос, только будто женщина больна. Да, редкий голос… Честно скажу, если бы Зинаида Александровна была возрастом лет эдак… двадцать-двадцать пять… Да, думаю, у нее был бы похожий голос. Особенно последние, более уверенные нотки, тогда голос Твайлайт уже напоминает учительский. Если бы они говорили наоборот, веселая была бы картина — единорог обучает человека с больши-и-и-и-им восторгом…
— Повторение — мать учения, Оля. А теперь попробуем наоборот. Готова? У-у, о-о, а-а…
— У-у… Уо-у… У-у… О-о… Оа-а…
— Чуть-чуть не то, попробуй еще.
— О-у… У-у… О-о… А… А-а…
— Давай, у тебя получится!
— У-у… У-у… О-о… А-а…
— Бра-а-а-во, Оля, у тебя получилось всего за три повторения!
— А-ха…
Мда, выглядит забавно… Черт, как я быстро теряю тему. Я говорил о вчерашнем дне и уже перешел на голос единорожки. Ай-яй-яй… А о чем я говорил? Кажется… Поначалу единорожка та-тата-та-тата… А, да, тетя Зина была удивлена вопросами… А потом сказала, что Твайлайт начала расспрашивать о нас, о том, где мы, но не сильно ждала ответов. Тетя Зина отметила, что она почти… бормотала в мыслях. Она заваливала ее вопросами и быстро дошла до вопросов обо мне. Имя, какое у меня прошлое, как я здесь живу… И тоже не ожидая ответов. Позже тетя Зина просто ушла, нет, почти убежала, а единорожка, как я уже сказал, вырубилась…
— А теперь давай еще одно упражнение и приступим к следующей гласной. Итак, теперь ты должна пропеть их вместе, сначала «А-а-о-о-у-у», а потом «У-у-о-о-а-а». Ясно? Давай…
Вы не удивлены, что единорожка понимает тетю Зину? Я тоже поразился, когда учитель на пенсии начал урок, разговаривая с учеником при помощи языка. Учитывая то, что ученик языка не знает. Я потерпел несколько минут, но потом все же спросил у Твайлайт, что за дела. Языком, разумеется. А она ответила с помощью телепатии «Я сегодня утром поняла, что могу слышать ваши мысли с небольшими затратами сил. А когда я слышала эти мысли, и вы их проговаривали вслух, я смогла вас понимать ушами. Невероятно, правда?». Конечно, это упростило дело, хотя она все-таки не сможет стоять на магическом «ожидании» весь день, это так или иначе утомляет ее, как если пробежать быстрым бегом километр, или рысцой четыре. И так, и так усталость будет, разница лишь в «времени» и «быстроте»… Забавно, что я так легко запоминаю ее слова. Они же как мои собственные мысли… А свои мысли запомнить проще простого…
— А-а-о-о-у-у… У-у-о-о-а-а…
— Оля, восхитительно! Прекрасно! С первого раза!
Зинаида Александровна даже захлопала, а Твайлайт, сияющая ярче Солнца, радостно взглянула на меня. Я сидел в углу, на личном стуле — Зинаида Александровна напрочь отказалась использовать его в роли учительского — и кивнул ей с улыбкой. Она будто начала мне больше доверять… Приятно? Я так думаю, да… Вот только я не заметил, как ее ро… Как я? Кхм-кхм, просто замечательно! Признаюсь, я не думал, что ты за один день сможешь выучить азбуку! Но я ведь произнесла только три буквы… Три гласные… И выучила пока только их… Знаешь, Твайлайт, пусть я и не учитель, но такая скорость мне о чем-то да говорит. Я буду поражен еще больше, если ты не успеешь за этот день. Ты же не будешь меня еще раз попусту удивлять? Постараюсь. Знаете, это оказалось так… просто… Похоже, тот язык, который я когда-то знала, был похож на ваш. Возможно… Даже очень. Надеюсь ты скоро вспомнишь все. Я тоже… У меня все время такое чувство, что я уже как будто ухватилась за воспоминание… Но оно ускользает. И снова, я начинаю вспоминать, я даже могу сказать то, что я увидела… Но я не могу говорить. И я все быстро забываю… Не огорчайся, Твайлайт. Ты и недели не отдохнула. Все придет со временем. А теперь… давай, не трать время на пустые разговоры… Чем больше будешь учиться, тем быстрее доучишься! Х-хорошо…
Единорожка засмеялась. Впервые я увидел ее смеющейся без всяких вмешательств. Она просто смеется… Но какое это зрелище для меня… Я как будто жизнь кому-то спас…
— Что ж, раз у нас так все быстро идет… Хочешь отдохнуть?
К слову о «мыслительно-голосовом» слухе Твайлайт. Он действует прямо как обычный слух — сконцентрировать единорожка может только на одной… голове… Поэтому сейчас я могу свободно думать. Черт, это для меня уже как какое-то редкое явление… Подарок какой-то…
— Нет? Ты не хочешь отдохнуть? Вот это твердость! Милок, где ты молодец, так это в подборе бездомных. Такой ученицы и среди людей почти не встретишь, а среди пони... Мне даже становится стыдно за род человеческий.
— Посмотрим, Зинаида Александровна. Оля мне пообещала сегодня всю азбуку выучить… — я с ухмылкой взглянул на Твайлайт.
— Всю азбуку?! Милок, скажи, что ты шутишь.
Твайлайт ответила боевой улыбкой.
— Спросите у нее, Зинаида Александровна…
На опустевшем лице тети Зины застыло секундное изумление и спустя пару мгновений ему вернулась жизнь. Однако изумление не исчезло.
— Мда… Вот где надо соревноваться, а не во всяких бегах и футболе… Особенно драках. Ладно, ясно все с вами, но учить я буду как обычно. Так, Оля, не отвлекаемся, если ты не хочешь опозориться. Следующая гласная… И! Итак, снова, попробуй повторить. И-и-и-и-и-и…
Я хочу встать.
— Так, Твайлайт, мы уже говорили об этом.
Но ведь…
— Никаких «но»! Если бы я в точности знал, как ты повредила ногу, может, я бы еще и сегодня тебя отпустил, но я не знаю!
Я проверяла ее. Я могла сидеть, у меня даже получалось сменять положения самой!
— Не понял, когда это ты успела до таких упражнений дотянуться?!
О-ой… К-когда вы еще спали…
— О, ну что за жизнь у меня… Тогда тем более не дам встать. Только если ты не испытала ни капли боли.
Мне не было больно. Совсем.
— Точно?
Абсолютно, мистер Человек.
— Давай-ка без этих «Человек». Зови меня как хочешь, но только не «Человеком». Я повторяю, Твайлайт, точно?! Я буду спрашивать долго.
Ну… Ну да, было больно… Чуть-чуть… Совсем чуть-чуть…
— И это-то совсем чуть-чуть на постели! Да у тебя на ковре ноги моментально подкосятся! Не-е-ет, Твайлайт, пока лежи.
Может, хватит мне лежать? Я устала все время видеть этот синий цвет и одну белую дверь! Мне надоело чувствовать эту надоедливо теплую мягкость! Я хочу встать и идти!
— Твайлайт! Нет! Я говорю, нет! Нельзя тебе вставать!
Почему?! Неужели только из-за какой-то ноги? Вы же можете меня поддержать!
— Нет! Я ничем помочь не могу. Не сможешь ты сегодня встать и точка.
Прекрасно! Отлично! Скажите, а сколько я еще пролежу? Не дней, сколько недель? Две? Три? Может, еще месяц, а? Может быть, мне еще год пролежать? Так будет лучше, и нога лечится, и я нигде не мешаю…
— Хватит, Твайлайт. Ты встанешь, но не се-год-ня!
А что мне мешает? Я же управляю своим телом.
— Не надо!
А почему не надо? Попробую сама...
— Нет! Я говорю, нет!
И что такого? Что из этого? Я могу сейчас встать…
Я соскочил с места и прижал к кровати единорожку.
— Если я говорю «нет», значит, нет!
Я взглянул в ее глаза. В этом прохладном лавандовом море, сузившемся от страха и накипающей злости, тлела настоящая ярость. Раз — и тлеющий мерцающий огонек обратился пожирающим пламенем.
Неужели у меня появился хозяин?! И он мне еще говорит о том, что бы я не боялась! Да, очень просто заковать беззащитное существо в цепи и «успокаивать» его, может, перестанет бояться… Но мне страшно! Вы уже практически держите меня в постели!
— Это для твоего же блага, Твайлайт.
Все так говорят! А на деле? На деле это «благо» лишь в ваших глазах…
— Ради всего святого, Твайлайт, успокойся!
Успокоиться? Я еще не разозлилась…
— Хорошо. Хорошо! Я терпел, я сдерживался, но теперь я устал. Пожалуйста, вставай! Только я не буду глядеть на это. Я вообще лучше уйду…
Я быстрым шагом покинул спальную комнату и хорошо ее захлопнул — будет знать, как наглеть… Я со всего разбегу сел на диван и рукой закрыл глаза. Черт подери… Я ведь догадывался, что к такому приду. Догадывался! Не каждому захочется неделями лежать в кровати… Особенно в другом мире. Особенно такой личности, как Твайлайт. А такую личность не везде встретишь…
Действительно, как за четыре дня можно не просто наизусть выучить азбуку (Хотя с такими повторениями, что я слышал…), но еще и спокойно говорить слоги, а также несколько имен (Пусть и сама Твайлайт об этом почему-то не догадывается). Как Зинаида Александровна спрашивала у нее, что мы проходили вчера, так она все выкладывает с точностью, будто узнала все половиной часа ранее. Тетя Зина говорила, что такими темпами она и стихи к воскресению учить будет… Хотя это и шутка, но для пенсионерки такие перспективы не выглядят настолько невероятными…
И вот теперь я фактически наплевал на нее. Странно, почему я ее все-таки не пустил… Хотя нет, нет! Почему странно? Эта нога мало того, что сломана, она также полна порезов, все равно, маленьких или нет. Вдруг что случиться? Вдруг все-таки нога не окрепла? Тогда все будет намного хуже, чем вначале — кость может искривиться намного сильнее… Так ведь у нее шина... Ну… И что шина? Это улучшает удобство? Шина — не костыль, а для пони костылей нет… Но ведь можно сделать. Ага, сделать, так просто это звучит… Сделать! Сделать легко пока только на словах… Но попробовать… Ай, пошло оно все…
Щелк.
В голове внезапно что-то переключилось. Вам не знакомо такое чувство? У меня оно впервые. Будто механизм мозга, ржавый и поломанный в нескольких местах (Что нормально для человеческого экземпляра) неожиданно, с характерным щелчком начинает идти под другим ритмом, шестеренки начинают идти в другую сторону, предварительно замерев. И этот момент, когда весь твой разум замирает, самый необычный и красочный. Попробуйте сутки напролет махать рукой с каким-нибудь грузом, махать, махать, не переставая, а потом разом остановить руку. Всего лишь на секунду. И начать крутить в другую сторону… Именно этот секундный момент я и ощутил. Но мозг, как всякий бессловесный механизм, покорно заработал древними деталями…
Я сказал, что это чувство для меня ново? Я ошибся. Я вспомнил, что такие обстоятельства однажды произошли со мной… Когда я был подростком. Да, я вспомнил, тогда было все то же самое. За одним исключением — механизм менялся на четыре года и двести двадцать пять суток дольше…
Что я делаю? Зачем я делаю? Для чего я делаю? Слишком много вопросов для моей узкой головенки, в которой тяжело умещаются даже обычные воспоминания. Обычные, казалось бы, вопросы. На них даже и ответить не трудно.
Так они представляются сначала.
А потом ты думаешь больше и больше, задаешь себе эти вопросы и строишь ответы, чтобы через секунду растереть эти самые ответы в порошок за их старостью, плоскостью и неимоверной глупостью. Вот это чувство мне знакомо, еще как знакомо… С одними людьми ты говоришь просто, для других сечешь слова, а третьи слышат речь гения — не встречались ли вы с таким? Интересно еще и то, что я ни слова не произношу и боюсь сказать лишнее. Может, все, что я говорю — лишнее? Молчание — золото. Истина — серебро? Тогда правда не ценится…
Я посмотрел на свой дом. Нет, не на квартиру, в четырех с чем-то стенах которой я сейчас занимаюсь очень важным для разрушения нейронных клеток делом — мышлением, — не о ней, а о доме, которым я всю свою жизнь гордился. О котором говорил, которым любовался, и который был для меня всей опорой жизни, достигнутой невообразимым трудом вершиной. Я посмотрел на него и, наконец, после долгих споров с самим собой и поглощающих желания сомнений, решился его коснуться. Я решил коснуться моего яблока Эдема. Дряхлый, сгнивший картон сломался от легкого любовного касания, подпорки из дерева треснули, пройдя последнюю ступень до превращения в труху, и великий когда-то «дом» рассыпался прямо на моих глазах…
А я почему-то безразличными глазами гляжу в пустоту, наполненную гнилым сырым запахом — ароматом Смерти. Я смог ощутить все свое богатство, которого просто не существовало. А теперь осталась лишь память и останки. Путь вперед свободен. Иди! Теперь нет никаких «цепей», стеснявших твои движения, они рассыпались вместе с тем же «богатством». Иди. Чего же ты стоишь?
Последний раз, не считая этого дня, как мне снился «кошмарик» — первый день, когда тетя Зина начала обучать единорожку. А сегодня он снова мне приснился. Я его помню, как утром — я лежу и не могу встать, а надо мной — звезда. Звезда падает вниз, ярким светом слепя меня. Я не мог закрыть глаза… Я начал бить пол, начать колотить его, но он не хотел отдаляться от звезды… Я хотел закрыть лицо руками, но руки перестали слушаться. Я боялся света… А потом я закричал. И наступила тьма…
Смысл в том, что я помню? Я все равно их не понимаю. Они не страшны, но воспоминания о них заставляют вздрогнуть. С самого первого моего «кошмарика» я начал прятаться в темноте… Я начал убегать от света! Черт побери!
— Черт побери!
— Милок? Что у тебя там?
От неожиданности я развернулся и заметил нашего учителя, стоявшего в проеме на выход из моей квартиры. Зинаида Александровна еще на втором уроке сменила одежду, посчитав, что домашняя обстановка улучшит показания Твайлайт. Вместо довольно строгой блузы, в которой тетя Зина всегда ходила дома, на ней был сарафан, старый, которому явно не один десяток лет, но который именно этой древностью сохранял свой уютный домашний оттенок. Во всей моей памяти я бы не нашел какой-то иной обстановки, какую испытываю сейчас…
Однако как она зашла?
— Зинаида Александровна, что вы здесь делаете? Неужто вы теперь у меня живете?
Тетя Зина нахмурилась. Подозревающе нахмурилась… Кажется, я сказал лишнее.
— Полчаса назад я пришла к тебе, как обычно, за час до урока, чтобы приготовить вам что-нибудь на обед, а сейчас отлучилась домой за парочкой продуктов…
Я протер лицо рукой. Неужели так и есть? Я поглядел на часы. Полпервого… Черт, а ведь правда, Зинаида Александровна приходит к двенадцати… Что со мной? Я начинаю забывать…
— Ах, да… Простите, Зинаида Александровна, забываю…
Однако ее взгляд не поменялся. Она продолжала хмуриться, приподнимая в легком изумлении бровь и разглядывая меня. Внезапно расслабив свое лицо, сделав его самым что ни на есть спокойным, она села рядом со мной.
— Милок, что произошло?
— Ничего, ничего, Зинаида Александровна… У меня ведь такая память, могу забыть все, что было минуту назад, стоит лишь отвлечься на что-то захватывающее… Вы знаете это...
— Таких вещей ты никогда не забывал, милок. И что же такое захватывающее тебя заняло, раз ты позабыл даже о моем пятиминутном отлучении, гм?
— Ну… Я тут… Мизинцем ударился…
Я посмотрел на свою ногу и потер мизинец. Знаете, сейчас для меня не было ничего необычного, но чуть позже я разглядел одну забавную вещь. Подумайте, такая, не постыжусь сказать, идиотская отговорка выглядела еще… хуже перед самой Зинаидой Александровной. Со стороны, естественно. А когда оказываешься в таких условиях, любая отговорка кажется кругом утопающему, каким бы дырявым и бракованным он не был…
— Если бы ты ударился мизинцем, ты бы точно не сидел на диване. Да и я бы услышала. Нет, придумай что-нибудь получше. Или скажи правду.
Знаете, какой самый ужасный, самый страшный и полностью парализующий взгляд? Взгляд чистейшей доброты. Забавная вещь, эта психология человека. Великое правило этики — поступай с другими так, как хочешь, что бы поступали с тобой — можно развернуть, вывернуть, перекрасить, вырезать нехорошее слово на нем, но его принцип никогда не исчезнет, это я понял давно. Когда ты встречаешь враждебность — ты готовишь враждебность. А вот когда на тебя идут добротой, рука с мечом не поднимется. Хочется отбросить его и чуть ли не пойти и не обняться…
— Ладно… Еще раз простите меня, однако у меня сейчас малость тяжелый моральный момент.
— Так расскажи о нем. Если ты, конечно, не хочешь решить его в одиночку.
Я вздохнул и устроился поудобнее на своем синем диване. Тысячи ягодиц его удавили, а пара проверенных способов вновь сделали мягким…
— Думаю, я уже много чего порешал на свою голову. Да о чем рассказывать? Тва… Оля, Оля… Оля захотела встать.
— Встать? Что же ей… Ах, да, да, склероз… У нее же сломана нога…
— Именно. Я пытался ей сказать это, все-таки она и недели не пролежала после того, как повредила ногу, но эта единорожка… Не хочет лежать.
— Остается представителем Лошадей, милок. Пусть она и похожа на человека многим…
— Очень многим, Зинаида Александровна, поверьте мне…
-…очень многим похожа на человека, внутреннюю природу никак не удержать. Ты когда-нибудь видел, слышал, читал о лежавших по нескольку суток лошадях?
Я порыскал в своей памяти такую информацию, хоть и с самого начала понимал, что ее нет. Просто привычка…
— Думаю, ты не мог о таковых прочесть, — учитель вовремя предотвращает ответы на риторические вопросы. — Даже больные скакуны встают и идут. Потому что их жизнь лежит в движении, только так они и выживают.
— А как насчет сломанной ноги? Задней, между прочим. Что, если главный двигатель жизни неспособен работать?
— Смерть, милок. Однако и с таким недугом лошади выживают. Почему?
Пауза затянулась, но отвечать на вопрос, который мне все же показался риторическим, я не решился.
— Всяка тварь помирать живой хочет, так говорил мой бывший сосед по даче. Даже если кажется, что нашла животинка свою смерть, она все равно встает и идет. Идет, пока не упадет в бессилии. Он рассказывал, что именно так погибла его лошадь. Кто-то там на нее напал, пока она бегала по округе с хозяином, а сам он убежал, хоть и не желал оставлять свою любимицу. День он ждал ее. Ночь не спал. А потом на утро он увидел ее. Хромающую, окровавленную. Он радостно побежал к ней, почти прыгал от счастья. А что произошло, когда он добежал? Когда он обнял ее? Она фыркнула, смерив своего хозяина, как он сказал, гордым взглядом, мол, вот я, победительница. И упала. Мертвой…
Я почувствовал, как мое сердце забилось быстрее, а к горлу подступил комок. Я будто оказался тем человеком, чья храбрая лошадь встала между ним и опасностью, сражалась с силой, которую она могла даже не знать, и выжить. Чтобы дойти до дома и умереть в руках хозяина…
— Конечно, эта история немного о другом… Я ее случайно вспомнила… Но ты только подумай. Идти, идти, и пасть, остановившись. Это достойно лошади… Ты должен понимать, что держать Ольгу в кровати лишний раз — опасно. Разумеется, она не умрет от такого, ее организм, скорее всего, легко привыкает к человеческим условиям. Но в ней загубится та природная редкость, которую человек продал за свой разум…
Не стоит говорить, что означали для меня эти слова. Я давно уже понял свою ошибку, давно все решил, но все равно, как будто ради проверки, продолжил этот разговор. Я очень часто это делаю. И знаете, что? Это никогда не было лишним. Каждый раз я узнаю что-то новое для себя. Помнится, именно этому меня учили в школе, и именно за это я молчу — другие будут говорить тебе лишь новое, тогда как ты от себя не узнаешь ничего…
— Зинаида Александровна, я понял. Я… Я сам не знаю, что на меня тогда нашло. Помогите мне.
— Прости, милок, но я уже помогла тебе. Я не смогу решить сама твои проблемы, как ты не можешь сейчас мгновенно вылечить ногу Ольги. Просто не смогу.
— Хм… Ладно, я и так прошу много… Однако вы понимаете, что если она и встанет, то уж пойти не сможет?
— Конечно.
— Прекрасно…
Теперь появляется другая проблема — как поставить Твайлайт на ноги. Буквально. О чем я размышлял? Она могла встать… только с костылем! С костылем, верно… Так как таких костылей еще не придумали, самое время поторопить события. Хм…
— Зинаида Александровна, где, вы говорили, инструменты Петра Борисовича лежат?
Твайлайт?
Ты не спишь?
Молчишь? Ну ладно… Молчи. Я тут… принес кое-что. Посмотришь?
Я присмотрелся к единорожке, спрятавшейся под одеялом, но так и не приметил выявляющих ее магию искорок, которые могли вылезти даже сквозь одеяло. Значит, лежит и не… магичит. Забавно, а вот как могут появляться эти частицы? Что они из себя представляют? Может, некую магическую… пыль? Волшебная пыльца! Без эффекта, однако. Может, лишняя энергия концентрируется в таких маленьких частичках и выпадает из рога… Неважно.
Скорее всего, она решила устроить бойкот. Слушайте, мне впервые в жизни бойкот объявила пони. Единичный, скажу я вам, случай. Ну, в принципе, так даже лучше… Можно устроить некое подобие сюрприза.
Я тихонько раскрыл дверь и начал заносить костыль. Я не собирался сильно оттягивать момент, поэтому сразу приставил его к кровати, все так же с минимальными шумами. Признаться, работенка эта, как я говорил, руками делалась намного дольше, чем словами. Я не имел каких-то познаний в столярном и плотничьем мастерстве и включил мальчишеское воображение. Инструментов, когда-то принадлежавших покойному Петру, хватило сполна, но материал нашелся внезапно. Я просто сел на табуретку, служившей «точкой всемыслия» прежнему мастеру, и она, издав последний скрип, поддалась гравитации. Конечно, сломать целую память о любимом кому-то человеке — ужасный грех, я сам в кошмарном состоянии вскочил и взглянул на Зинаиду Александровну. Я ожидал практически всего, что угодно — грусти, слез, вздохов, даже гнева, однако итог меня поразил больше всего. «Вот и материал», — сказал тогда пенсионерка. Чтобы не казаться совсем уж бессердечным, я осмелился спросить, ведь это стул ее мертвого мужа! «Который я давно хотела выбросить, но Петя запрещал. Нет уж, пусть лучше на дело, чем на мусорку уйдет. А про память не беспокойся — бегающая-прыгающая Оля будет последним делом старика…» Ошеломленный, я постарался вернуть мысли в нужное русло. Ну раз так… Значит, последнее вам, Петр Борисович, спасибо, от меня и единорожки… Почивайте с миром… Черт, слезы наворачиваются… Пора включить холодный режим. Я вздохнул тогда и принялся доламывать представителя древней мебели…
Колеса бы все облегчили, но ни вырезать, ни достать я их не мог — пришлось делать именно костыль, классический, для пони. Я взял ножку, которая, слава древяным изделиям, оказалась тика в тику нужная для костыля, даже на пару сантиметриков (Сослужившие мне важную службу) больше намеченного. Поразмыслив, я распилил эту ножку надвое, запланировав одну половинку поставить снаружи, другую же внутри ноги (Относительно тела, конечно). Не знаю, точно ли это поможет, но что не навредит, я в этом уверен. Потом отпилил от сиденья навеки почившей табуретки маленький прямоугольный брусок размером примерно двадцать на тридцать, чтобы сделать «подставку» под тело…
С этим бруском я повозился! Сколько раз я его к правой верхней области паха прикладывал? Кажется, каждые десять секунд, для проверки. Когда брусок нужного размера уже лежал предо мной, поначалу я хотел его хорошенько отполировать и отшлифовать, однако я вовремя вспомнил о подкладке. Какой бы мягкой деревяшка ни была, а подушку заменить не сможет… Тогда я порасспрашивал тетю Зину о наличии лишних мягких средств. А она, как оказалось, о таких в своей квартире и не знала. В общем, полчаса, полчаса мы потратили на поиск подушки. Я костыль за столько же сделал, а мы пока все в квартире перерыли… И снова материал нашелся внезапно. Вот совпадение! В одном из ящичков я нашел одеяло. Странное зрелище? Конечно, нисколько. Я уже закрывал ящик, но заметил лицо тети Зины. Она недоуменно смотрела на ящик и словно пыталась что-то вспомнить…
Она медленно подошла к ящику и достала одеяло. Одеяло было шерстяным, но по комнате разнеслось два странных запаха… Хм… Ах, припоминаю! Бензин и… И… Масло… Действительно. Бензин и масло… «А я думала, куда оно делось… А этот старый машинист его к гаражу прибрал!» Пока она вспоминала, я заглянул в ящик и увидел… Нет, вы мне не поверите. Что я там мог увидеть? Я сам не знал, но увидел распоротую подушку. Посередине ее был точный разрез, сквозь который проглядывал…. поролон! Вот что могло быть использовано для подкладки… Однако я снова вспомнил о Зинаиде Александровне. Честно признаться, во мне заиграло раздражение. Знаете, когда вы ребенком иногда не чувствовали родительской и просто взрослой боли, и вас раздражало их промедление, задумчивость, их требования к «уважению», которое гласит, что даже если человек может тебе что-то спокойно отдать, это не означает, что тебе можно это что-то схватить и побежать по своим делам. Нужно сначала поотказываться, потом согласиться (С родительской руки), обязательно сказать «спасибо» и вот тогда иди по своим делам. Сейчас такое раздражение выглядит некультурно и бесчувственно по отношению к людям. С взрослой точки зрения. Дети до сих пор им грешат. Да и взрослые — в редком случае…
Но на этот раз я даже не смог ошеломиться. Тетя Зина сказала «Если я правильно помню, там подушка», заглянула в ящик и удостоверилась. «Забирай. Мне еще куда-то лишнее одеяло девать…». В общем, весь материал я отыскал только благодаря покойному Петру. Я вытащил поролон, оказавшийся послойным, что для меня было еще лучше, и подошел к своему рабочему месту. Я подумал, что лучше было бы сначала обтянуть брусок поролоном, а потом уже прибивать его к ножкам. Порешив, я принялся за дело…
Все бы прошло по моим планам, если бы не Зинаида Александровна. Когда я, с помощью пары резинок и ниток опоролонив брусок, приготовил молоток и гвозди, она, наконец, поинтересовалась моими действиями. Я с легкостью сказал ей, что сейчас прибью ножку здесь и здесь, и все будет готово. Я поторопился. Учитель на пенсии, все еще женщина, с возгласом ужаса убежала в спальню, а вернулась с иголкой, нитками и той темной наволочкой от вскрытой подушки. «Не дам я тебе это деревянное нечто надевать на Олю в чистом виде.» Сколько бы я не противостоял, она твердо сказала, что не оставит мой костыль таким. Даже после моих слов, что не получиться нормально прибить или пришить ткань к дереву… Зараза. Пришлось согласиться…
Но дело не оказалось слишком сложным. Она попросила сделать в моем бруске пару дырок, что для меня уже было раз-плюнуть — так уж я разогрелся — и минут за пять-десять она отдала мне брусок, обитый темной тканью и поролоном, мягкий… Я не просто поразился. Я ох… Нет, я просто поразился. Это все меняет! Я спросил, как она собирается обивать ножки. Она сказала, тем же способом. Подумав, мы вместе решили, что легкий слой поролончика на ножках не помешает, пусть это для костылей никогда и не делают… Да и костылей для пони тоже не делают. Образца нет, соответственно, правил отделки тоже нет, вот мы и будем творить историю…
Снова десять минут — и три мягких и темных по цвету деталей были готовы. Дело оставалось за малым — сколотить их вместе. Тут я вовремя вспомнил о строении нижней части единорожки — если она слишком далеко вперед занесет ногу, край бруска упрется в живот. Решилось просто — я прикрепил брусок под углом чуть меньше прямого. Приметил по памяти ногу единорожки, оставил свободное пространство и прибил вторую ножку от табуретки, которая внутренняя и вуаля — самый первый костыль для пони готов. Версия один точка ноль. Остался ремешок, чтобы привязать верхнюю часть к ноге, и дело было сделано…
Но сейчас я волновался. По многим, понимаете, причинам. А вдруг подложка не такая мягкая? А вдруг развалится все к чертям (Хотя я специально для прочности прибил под подставку несколько кусочков, предварительно обитых тетей Зиной — должно удержать)? А вдруг я под слишком-недостаточно маленьким углом прикрепил подставку? Вдруг ремень не сможет достаточно обтянуть? А вдруг, а вдруг… Голова забивается этим, мешает думать свободно… Однако дело уже сделано, табуретка сломана, подушка вскрыта, время потрачено, а Твайлайт почему-то все еще валяется в кровати, и не по своему желанию. Нужно действовать…
Я громко откашлялся, чтобы намеренно показать свое присутствие. Молчание. Неужто она до конца собирается противостоять? Если так, такое упорство… Вернее, упертость… Просто необъяснимо.
— Твайлайт, — строго, но так, что бы слышала лишь она — Зинаида Александровна осталась ждать в гостиной и сейчас с легкой улыбкой глядела на меня и скрывшуюся под одеялом единорожку — сказал я. — Твайлайт… — слова будто утонули в горле. Всегда так бывает, за пять минут мы ораторы, за пять секунд — молчуны. Что забавно, правило это действует и для толпы, и для одной-единственной личности, даже единорога. Сейчас она держала свое лицо под одеялом, и говорить было намного легче… Но какая-то частица души противостояла тому, что бы я и дальше говорил с одеялом. Вот ведь незадача! Думаю, открыв одеяло, речь легче не потечет под обиженным взглядом такого создания. В итоге, поддамся частице души — сломаю себя. Зато буду спокоен. Наверное…
Ай, к черту эти думы, раздумы, передумы и поддумы, я могу двигать их часами, единственный способ, чтобы успокоить писк души, требующей смотреть единорожке прямо в глаза — смотреть единорожке прямо в глаза, никак иначе. Что ж, — вздохнули — и делаем первый шаг…
Я медленно открыл одеяло и услышал… сопение. Так, постойте… Она… спит? Нет, серьезно… Спит? Что б меня… Действительно спит. Ну а что ей еще сделать? Я на час куда-то ушел, сказав напоследок пару ласковых, и все. Антракт. Следующий акт под названием «Спать» просто напрашивается в импровизированную афишу. Признаюсь, в глубине души тлеет обида. Я бы и за три часа не уснул, да что там, я бы вообще не лежал — ходил бы по комнате, сгрызал бы бедную кожу на пальцах, говорил бы сам с собой, спорил бы с самим собой… Слишком много «бы», вы так не думаете? Бы да кабы, в лесу росли… Неважно.
Я присел рядом, не решаясь будить единорожку. Пусть еще поспит. Иногда ведь надо делать выходной… Банальность. Банальность повсюду. От нее не скрыться, от нее не убежать. Она в нас… Что в целом банальность? Странное понятие… Используешь его, используешь, а как только задумаешься над его точным смыслом, что становится не так. Что такое банальность? Кажется… Это… Затертая до дыр инструкция по выполнению каких-то… моральных… поступков? Объяснение первое. Отсутствие в действиях оригинальности. Объяснение второе… Так с десяток объяснений наберется. А я продолжаю много думать.
Для чего я завел тему о банальности? Я уже забыл. Я что-то хотел… А, я вспомнил. Я собирался сказать, снова сказать эти древние и банальные слова: Твайлайт — прелесть во сне. Все так говорят, но не избавляться же от этих слов, не так ли?..
Я никогда не видел детей. Честно говорю. Я не помню, что бы за всю свою жизнь я хотя бы один раз их видел. Странно? А что тут странного… Жизнь такая. Родственников мало, а братьев и вовсе нет… В памяти, словно бездне, наполненной бесконечным мраком, есть только одно светило. Единственное, что тебя связывает с этим текущим по-своему миром. Единственный смысл существования, который давно ушел на грань понятий… И теперь рядом с ним еле-еле мерцает еще один огонек, пытающийся хотя бы гореть и не уйти в никуда вместе с остальными семью миллиардами потухших звезд… Светило… Надо бы запомнить. Чую, мне это еще пригодиться…
Вот она, единорожка, лежит передо мной. Она не двигается, не ворочается, не стонет. Она молча лежит… Можно странный вопрос? Кем бы я ее хотел для себя? Очень тяжелый вопрос… Сестрой? Дочерью? Может, немного… отдаленней по родству? Другом. Или… Нет. Нет! Что с тобой? Неужели эта единорожка, не умеющая говорить, лежащая в постели и способная творить чудо, тебя задела? Тебя? Ледяное сердце можно растопить. Железное — расплавить. Каменное — раскрошить. Но что бы согреть охлажденный мозг и расплавить каменное сердце… Это невозможно. Даже она не способна на такое…
Тогда почему меня к ней тянет? Я какой уже день сплю на диване, в одиночку, но каждый раз хочется лечь рядом с ней. Что мне мешает? Ни-че-го… Физического. Нечто моральное противостоит этому… Что у нее с лицом?
Я только сейчас заметил. Лейкопластырь с щеки был давно убран, дня два назад, но маленький след останется, по крайней мере, на неделю. Но не он — главное. Под закрытыми глазами, по этой маленькой и чуть покрасневшей ранке, по светло-фиолетовым суровым щечкам, шли темные и еле-заметные разводы. На фоне фиолетового это было не заметно, но стоило мне приглядеться с другого угла, и я заметил, как коротенькая шерстка легла на этих рисунках жидкости. Разводы под глазами… Это могло быть только одной вещью — слезами…
Она плакала? Она плакала… Она действительно плакала! А почему? Дурацкий вопрос… Почему. Не риторический, дурацкий. Новый тип. На эти вопросы тоже отвечать не надо, но не для приличия, я для чувства собственного достоинства. Я мог позволить себе не слабость. Трусость! Я даже не подумал объяснить ей, или хотя бы попросить подождать. Я просто ушел. Нет, я убежал! Сбежал! Еще и захлопнул дверь, наверное. Крут мужик, ничего не скажешь. Повторяешь свои ошибки снова и снова. Я даже не вспомнил о психическом состоянии Твайлайт… Скорее всего, ей снова стало страшно… Кто виноват? Мы все виноваты… Эх, одного от меня не отнять — обобщения. Это у меня в генах… Вот, снова. Если я виноват, в чем-то виноваты и другие…
Все-таки будь единорожка чуть… помягче, ничего бы этого не было. Или потерпеливей, тогда бы она могла встать и без костыля… Черт побери!
В сердцах я ударил кулаком о постель, поздновато вспомнив о спящей Твайлайт…
Она вздрогнула всем телом и двинула головой. Хорошо… Ты должен улыбаться. Проблема, в принципе, решена, чего дальше хмуриться? Единорожка устало подняла свои веки, не поднимая голову. Она пусто глядела в стену, туда, куда направляла ее глаза свободно лежащая на правой щеке голова… Я ждал, пока она поднимет ее, но она больше не двигала головой. Игнорирует? Может быть, и так. Возможно, у нее знакомая мне болезнь Виновия. Когда винить других хочется. Что ж, я также ею болел, а два больных лучше всего понимают друг друга… Только мне лучше всего принять положение… напротив ее глаз.
Я медленно сполз на пол и подкрался к глазам единорожки. Возможно, она уже слушает меня… Не мысли, а речь. Говорил ли я, что это заклинание не всегда заметно? Твайлайт сама удивлялась… Она говорила, что проявление абсолютно любого заклинания, действующего в реальном времени, так или иначе заметно… В любом случае, я не знаю, слышит она или нет. И я не знаю, будет ли она вообще слушать… Посмотрим.
— Твайлайт… — я сел прямо перед ее глазами, продолжавшими смотреть в пустоту. — Ты… Ты прости меня, пожалуйста… Я прошу прощения за… За свой строгий характер… И в целом прости. Я дурак, и чуть тебя не заставил быть дурой… Твайлайт? Ты простишь меня?
Ее глаза не сменили положения. Может… Нет, может, она слышала? Просто не хочет подавать вид. А может, и не слышала… Скорее всего… Она не двигается. Меня словно нет… Заслужил, друг мой! Заслужил ты это! А чего ты ожидал? Чего-то…
— Да-а…
Я вздрогнул и замер. Черт возьми… Я боялся посмотреть на единорожку. Мгновения для меня показались минутами сна, верить которым или нет, решать тебе. Я сделал над собой усилие и медленно поднял глаза на Твайлайт…
Она смотрела на меня со слабой, словно выжатой неведомыми усилиями улыбкой. Даже ухмылкой, слушайте. Я сдержался, что бы не засмеяться от какого-то странного щекочущего чувства внутри, и смотрел на нее лицом, похожим, наверное, на рожу робота со сломанной мимикой…
— Ко-о… не-еч… но-о… — тихо сказала она обрывистыми слогами. Не люблю этого слова, но… Вау.
Щекочущее чувство попросту взорвалось, и я рассмеялся. Душевный замок, один из десятков под грифом «комплексы», раскрылся, дав свободу многим мыслям и делам. Я встал на одно колено, продолжая смеяться, и обнял единорожку. Впервые.
Да, я впервые за всю свою жизнь обнимал Твайлайт в сознании. Не для дела, а так, по мановению эмоций… Обычное действие, обнять кого-то. Прижать к себе сильно-сильно. Но так много слов отдают одному лишь объятию… Я почувствовал тепло всего ее тела. Порыв оказался настолько сильным, что я даже встал, прижимая единорожку к себе… Я обожаю холод. Он всегда пробуждает, он всегда дает энергию мыслям, он всегда заставляет тело работать. Но сейчас я понял, что отдам всю свою жизнь за это тепло совершенно другой, незнакомой мне жизни… Я чувствовал горячее дыхание Твайлайт на плече справа… Возбуждающее, скажу я вам, дыхание… Я словно заработавший на всю мощность двигатель. Я приложил свою руку, свою ледяную, черт возьми, руку к ее горячему уху и прижал ее голову к своей…
Я вколол себе наркотик. Каким бы дешевым и мелким он не был, момент блаженства настанет всегда… Тогда ты забудешь, что наркота дешевая, о чем вообще вся твоя жизнь… Ты просто получаешь удовольствие. Как там говориться… Кайфуешь… Да, именно кайфуешь…
Плохое сравнение к моему случаю… Но как по-другому я могу это описать? Я не хотел останавливаться… Я прижимал к себе Твайлайт, мою единорожку, и я не хотел ее отпускать… Я впитывал это тепло… Пока мозг не перестал отдыхать, отдав телу минутку для расслабления. Я начал понимать, я начал осознавать… Я держу Твайлайт, разумное существо женского пола, с поврежденной ногой… Прижимаю к себе, к холодной голове холодными руками… А в соседней комнате сидит Зинаида Александровна… Черт… Вот он, наркотик. Блаженство — лишь мгновения на фоне часа мук…
Теперь меня начал наполнять стыд. Промежуточное состояние между хладнокровием и чистыми эмоциями. Когда ты пытаешься делать одно, в душе желаешь другого и в итоге находишься на хлипкой границе у всех на виду. На тебя глядят с одной стороны, тебя пожирают глазами с другой. Тяжелое чувство. Но, как обычно, я справляюсь с ним. Я меняю свои мысли… И кровь охлаждается. Место возвращено…
Я медленно, подложив одну руку под ногу Твайлайт, положил ее обратно и укрыл одеялом. Да, знаю, последнее действие было бессмысленно, но я сделал это по привычке… Все люди имеют привычки, ничего не поделаешь…
— Прости, Твайлайт, за мою… наглость. Минутную слабость… Некультурность! — слово наконец-то попало на язык. — И еще раз прости меня за столь грубое отношение к тебе…
Я простила тебя. За все… Вернее, вас, вас. Я простила вас. Я простила вас за все…
— Прелестно, — улыбнулся я. — И, кстати, ты молодчина! Ты смогла произнести целых два слова, притом осмысленно! Не идеально, но это прогресс!
Да ну, что вы… Мы прорабатывали их с тетей Зиной… Они простые. Но последнее я долго пыталась сказать…
— Ах, вот как…
Но все оказалось так просто! Я начала узнавать звуки и буквы в нашем разговоре! Вот, например, слово «слово» состоит из пяти звуков и букв, «эс», «эл», «о-о», «вэ», «о-о». Да, у меня получается!
— Твайлайт, да это просто чудесно. Это фантастика! Скоро ты будешь говорить на одном из самых великих языков истории…
«На одном из самых великих»? А есть еще языки?
— Много, Твайлайт, много…
А они такие же?
— Ну, одинаковых языков нет. Они все разные. Языки — это…
Нет, нет, я знаю, что такое языки. Я начинаю вспоминать… Да, там, откуда я пришла, есть различные языки… Глупый был вопрос…
— Вот это да! У вас там, небось, целые страны?
А что такое «страны»? И «небось»? Я впервые это слышу… «Страны» — это какие-то общества? А «небось»...
— О, ты скоро узнаешь. А пока лишние знания могут помешать основному обучению, запомни это.
Да, да, я это поняла… Поняла! Шесть звуков, шесть букв! «Пэ», «о-о», «эн», «я-я», «л», «а-а»…
— Молодец, снова правильно, но там не шесть, а семь звуков.
А почему семь? Там ведь их шесть. Да, шесть…
— Тебе тетя Зина рассказывала о буквах с двумя звуками?
Конечно, их четыре: «я-я», «ё-ё», «ю-ю», «е-е», и они состоят из смягчающего и, соответственно, мягкого согласного звука «й» и гласных «а-а», «о-о», «у-у», «э-э»…
— Правильно! Они состоят из двух звуков! А теперь скажи мне, что за… четвертая буква в слове «поняла»?
Это… «Я-я»… (Она легонько двинула головой — кивнула)
— Вот! А раз «я», значит, не один, а два звука. В итоге звуков семь. Тут все просто, Твайлайт, нужно только подучиться…
Хм… Нет, погодите… Но ведь «й» — смягчающий звук, то есть, он мягкий. А перед «я» в том слове стоит мягкий «н»… «нь».
— Он же смягчается от «я»… Если я не ошибаюсь…
Да… Он одновременно и смягчается, и становится на место смягчающего звука «й»! То есть, вместо «й» стоит «нь», и звуков остается шесть…
— Слушай… А ведь правда. Так и есть… Два звука считается только после гласной или в начале слова… Вот это да! Твайлайт, не прошло и недели, ты меня учишь.
Ну… нет… (Она сделала строгое лицо) Я просто вас поправила, не учила… Вы ведь сказали, что знаете, что я права, так? Значит, вы помнили правила, но сейчас забыли. А это значит, что я вас и не учила. Не надо мне таких лишних похвал… пожалуйста…
— Ты снова права! Ладно, ладно... Будешь моим корректором. Не спрашивай, что это за слово, просто запомни его, я как-нибудь попозже объясню… А теперь… Так, зачем я сюда пришел… Я уже начинаю забывать, зачем я пришел!
А, может, вы уже сделали свое дело и, возможно, не заметили этого?
— Да вряд ли, у меня мозг просто отме… Вспомнил! Твайлайт, сразу говорю… Это касается твоей недавней… То есть, твоего недавнего желания…
Ах, нет, нет, я уже подумала над этим и нашла неожиданный способ. Я с помощью передних копыт начала приподниматься и шевелить ногами. После нескольких минут я уставала, ноги тоже, и я уже могу спокойно лежать в кровати… Только я из-за слабости после первого раза сразу уснула…
— Хм, молодец, молодец, хорошее решение… Но оно все-таки помогает лишь из-за того, что твой организм быстро устает от напряжения, так?
На самом деле… Это упражнение мне помогло другим — я поняла, что с такими силами я не смогу стоять. Тогда я подумала… подумала… что лучше остаться в постели и набираться сил. А когда-нибудь я все же встану…
— Но… Но ведь… Организму нужно окрепнуть, чтобы силы быстрее… набирались! А как он окрепнет, если ты будешь лежать?
Вы пытаетесь уговорить меня встать? Удивительно…
— Знаю, Твайлайт. Но раз уж я виноват, я должен загладить свою вину, и все для этого готово.
В смысле «всё»?
— А ты посмотри…
Слегка заинтригованное лицо единорожки с интересом оглядело меня и кровать, но ничего примечательного не заметила. Забавно... Я чувствую это, как сюрприз. И все-таки хорошо, что она настроена на голосовое чтение мыслей... Те несколько дней, когда она говорила со мной только через мысли, были запоминающиеся...
Она не стала ничего у меня спрашивать, а... продолжила, что ли, свои поиски. Прищурившись, она осмотрела комнату и заметила темноватую, красную (Не знаю, почему я тогда не сказал) верхушку...
Что это?
— О, это, Твайлайт, то, на что я потратил весь предыдущий час.
Это... для меня?
— Слушай, для себя я все еще года два-три назад сделал. Кому я еще могу сотворить такую... вещицу, гм?
Если я правильно догадываюсь, это напрямую связано с тем, что я не встану еще приблизительно неделю?
— Ну... Только с тем, что ты еще не стоишь. И все. В общем и целом, это костыль. Ты знаешь, что такое костыль?
Хм... Костыль... Когда-то я слышала такое слово... Но не могу вспомнить его значение...
— От тебя и не требуется. Костыль — это такой... такое помогающее устройство... Оно помогает людям с поврежденными ходовыми конечностями... ходить...
Ах, я так давно хотела спросить! Как вы ходите на двух ногах? Как у вас это получается? Ведь это практически невозможно! Только при определенном балансе...
— Похоже, Твайлайт, ты сравниваешь меня, человека, и себя, пони. У тебя были науки?
Науки?
— Ясно, видимо, это слово тебе не знакомо... В любом случае, скажу лишь, что люди устроены именно для ходьбы на двух ногах, ни больше, ни меньше. Ну а пони — на четырех, логично?
Логично... Хорошо, я понимаю, я уже давно все понимаю... То есть... Вы сделали устройство, которое поможет мне идти?
— Должно помочь, Твайлайт. Не забывай, я знаю о пони даже меньше, чем ты знаешь о людях, поэтому пришлось действовать... наугад...
Наугад? Но ведь любое устройство требует проверки!
— Я знаю это, но обстоятельства не шли к этому. Просто пойми это.
Ладно... Думаю, вы, человек, этими своими маленькими конечностями способны на нормальную работу...
— Маленькие конечности... Ты о пальцах?
А они у вас называются? Очень интересно... Пальцы. Полезная вещь?
— Твайлайт, полезная и еще какая, но, может, посмотрим, увидишь ли ты мою гостиную?
Ах, да, хорошо... Что я должна делать?
— Для начала — погоди...
Я потянулся за костылем и со всей гордостью мастера притянул его к себе. Он выглядит... странно...
— Я знаю. Но ты скоро познакомишься с еще более странными вещами, по сравнению с этим — настоящий выплеск больного воображения. Итак... Приступим к делу. Первым делом проверим, как ты можешь стоять...
Не получив ответа или отказа, я выпрямился и прикинул дальнейшие действия... Так, костыль постоит рядом, а пока нужно поставить единорожку сюда, в это место... Так, если я ее поставлю, и она не удержится на ноге... Стоять придется... справа от единорожки... Ее права. Я могу сесть на колени и подложить плечо под... живот... Ага... и потом аккуратно надеть. А уж когда она встанет, приучить ее будет нетрудно... Надеюсь...
— Что ж... — я хлопнул и потер руки. — Поднимаем Ильюшу...
Я с улыбкой увидел недоуменное выражение лица Твайлайт и убрал одеяло. Снова то странное чувство, которое укололо меня в первый день ее кормления — словно я одеяло не с пони убираю, а с девчушки какой-то... притом не полностью одетой, если взглянуть на единорожку. Мысли, мысли... Твайлайт лежала на боку и приступила к попыткам сесть. Я сдержал свой порыв и стал просто ждать. Ладно, пусть пытается... А то по-другому она, кроме полежанок, ничего знать не будет...
Но у нее получилось. После чуть слышного кряхтения и видных вздрагиваний она смогла расположиться на своем крупе. Поврежденная нога расслабленно лежала, благодаря установленной правильно (После бравады Зинаиды Александровны) шине не выворачиваясь до боли. Я так думаю, ее старания должны мне как-то помочь. Ну, ухватить ее теперь... Проще. Ну да, проще...
Я протек руками под ее живот, она, соответственно, оперлась на передние копыта, и хоть шина начала немного мешать, я ухватил ее. Ха-ха, это выглядело забавно. Попробуйте взять кошку за живот, связать кисти и оставить ее в таком положении. Ноги задние свисают, ноги передние свисают, голова свисает... А теперь представьте на месте кошки тридцатикилограммовую пони... Посмейтесь, посмейтесь...
Я медленно повернулся и начал опускать Твайлайт вниз. Медленно. Через пару мгновений она поставила передние копыта, а потом левую заднюю и, наконец, правую... Я уловил момент и быстро расслабил руки. Она простояла около пяти секунд, и когда я полностью перестал поддерживать ее, то есть, опустил руки ниже живота, единорожка упала на них. Признаюсь, и я чуть не упал. Помогла случайность — левая моя нога была под кроватью, и когда центр тяжести совершенно внезапно перешел целиком на единорожку, я умудрился зацепиться ею и одновременно удержать Твайлайт. У меня было секунд пять и два пути действий, и я выбрал менее травмоопасный — аккуратно, проходя пальцами по бокам, опустил единорожку на палас, а потом легким старанием встал на обе ноги... Простите, я не рассчитала свои силы...
— Ничего, Твайлайт, я тоже себя... силачом лишний раз посчитал... — мне вовремя пришло в голову заменить «Геракл» на нейтральное «силач». С нею надо быть поосторожней... Отговориться-то я смогу, но не в пятый раз... — Стоять больно или просто нога подогнулась? - Подогнулась нога. От боли. — Ну тогда все ясно... Сейчас будем примерять костыль...
Я потряс головой — всегда помогает — и подошел к правой стороне единорожке. Она не сводила с меня глаз, целясь в меня взглядом, говорящим, мол, прости за трудности, но так уж получилось. Я присел на оба колена и оперся о пол рукой, но, полностью осознав неудобность этого положения, привстал на одно колено. Так...
— Твай, будешь помогать всеми ногами, кроме сломанной. На ее месте буду я. Ясно? — да, ясно...
За секунду до того, чтобы подложить руки под ее живот, я успел подумать — я назвал ее Твай! Хе... Быстро я освоился... Но секунда прошла, а пришло дело. Я начал ее поднимать, и заметил, как она для устойчивости расставила копыта чуть больше ширины... плеч... Когда она полностью выпрямилась, до меня дошло, что мой немалый рост никак не пустит меня под единорожку. Изумительно — обе руки заняты, могу отпустить одну... А до костыля не дотягиваюсь! Оть прекрасно! Ось цэ крэндэлы! Подождите...
Я практически замер. Всего за шесть суток общения с Твайлайт я понял, как нужно откликаться на такие слова. Не переспрашивать, не уточнять, а именно встать и подождать. Тем более, если она стоит — а вдруг что-то не так... повернулось, нужно... повернуть... обратно... Все может...
Краешком глаза я заметил, как двинулся костыль. Я бы не сказал, что у меня молниеносная реакция — не с кем сравнивать — но на изменения на боковом фоне зрения я реагирую довольно быстро... Черт возьми!
Костыль начал бросать искорки, да-да, те самые искорки! А это означает... Нет, что-то еще... Он медленно налился фиолетовым свечением... Прям как... Прямо как рог Твайлайт... О, Боже! Костыль... поднимается! Боже мой... Поднимается... И начинает... Начинает облетать единорожку... Прямо ко мне... И... И падает рядом со мной... Надеюсь, я помогла...
— Твоюж... — вырвалось у меня... Однако замок рациональности вовремя меня остановил и заодно передернул весь организм как затвор. Бывает.
Я не стал мешкать. Я взял свободной рукой расстегнутый костыль и быстро подставил его под живот Твай, дал рукам пару секунд на расслабление, снова приподнял живот и начал подставлять костыль. Вот мне повезло — я полностью забыл о шине, когда рассчитывал ширину между ножками, однако того припуска для свободного движения хватило. Я снова расслабил руки и начал быстро закреплять ремнем ногу...
Я идиот.
Я понял это. Да, я идиот. Вы можете объяснить, зачем я ставил вторую ножку внутри относительно тела? Я вот не могу. Сейчас не могу. Похоже, час назад это выглядело красиво и даже казалось костылем. Ну-ну... Это какая-то напыщенная хрень, и я не об обшивке говорю...
— Ничего не жмет? Нигде не упирается?
Тишина. Меня эта тишина почему-то насто... Н-нет... Я только не совсем понимаю... Как мне это поможет идти...
— Погоди немного...
Я осмотрел абсолютно весь костыль, с верху до низу, и, слава Богу, никаких поломок от веса Твайлайт не обнаружил. Хорошие, значит, гвозди у Петра Борисовича были... Так, ремень еще раз под-тя-нули... В общем, все мои планы не нарушились. Посмотрим, правильны ли они были...
— Так, я все сделал. Я убираю руки...
До этого я придерживал единорожку сбоку, и теперь аккуратно отнял руки... Секунда, две — Твайлайт начало клонить в мою сторону, и она по реакции дернула правую ногу в сторону... Черт. Ну что черт... Костыль-то она сдвинуть смогла, однако он из-за чуть диагонального положения все время переносил вес на одну-единственную внутреннюю ножку, которая уже грозила переломиться, но дело даже не в этом. Ее нога оказалась в маленьком... тоннельчике... Нет, нога просто имела очень мало пространства. А так как она свободно болталась, такое резкое движение, какое сделала единорожка, «спасибо» физическим законам, заставило ногу не только чуточку согнуться, но потом удариться об одну ножку. Естественно... Твайлайт сморщилась и сжала челюсть. Это я заметил — скулы на ее лице напряглись...
— Как ты? Сильно заболело?
Резко... Но в общем — больно... Неприятно... Умгх...
— Хм... — черт... Одна дилетантская глупость практически переломило все дело. Ладно... — Ладно, готовься, я сейчас буду его снимать... Он немного недоделанный...
Нет, нет, постойте... Постойте...
Я снова не стал ничего делать... Хотя, что она может сделать? Она может что-нибудь провернуть магией...Что почему-то не сделала раньше. Ага...
Твайлайт снова дернула костыль, но на этот раз установив его ровно за передней правой ногой. Я быстро отметил еще одну свою ошибку — высота. Кажется, она была слишком... большой. Или нет... Не совсем... Не знаю... Что-то мне в этом костыле не нравится... Совсем... Вот единорожка на пару секунд приподняла костыль... И поставила на то же место. Хм... Что она проверяла? Как долго может балансировать? Не похоже... Думаю, у меня получится...
Я заметил, как она тихонько переставила вперед одно переднее копыто, потом другое... Потом заднее... А потом... Потом она резко переставляет костыль вперед.
Я не верю своим глазам! Она идет! Она сделала первый шаг! О, Боже... Боже, Боже! Боже... Теперь остается один вопрос — сможет ли за первым шагом последовать второй? Меня все беспокоил характер перелома. Он проходил в том месте, где у пони, да и у лошади, задняя нога сгибалась... В заднем колене... Я не знаю, как это объяснить. Но такое есть не только у лошадей — кажется, у всех четвероногих. Но это не важно, важно то, что сломан не сам сустав, а кость ниже, что меня потом несказанно удивило. По логике, если Твайлайт падала, то сломаться должен был именно сустав... Как шарнир. Но этого, как ни странно, не произошло. Однако это дало мне возможность сделать этот костыль, в котором все действие переходило целиком на мышцы бедер, когда мышцы... пониже... не затронуты... Но сомнения появляются везде. Эта единорожка может скрывать все... И я не всегда понимаю, почему.
Твайлайт по тому же алгоритму сделала еще один шаг. Я поднял глаза и только сейчас вспомнил... о Зинаиде Александровне. Черт... Думаю, я выглядел более, чем смешно. Разговаривал сам с собой... Чуть не упал... Потом, каким еще могло быть мое лицо от увиденного летящего костыля? Сейчас это можно вполне логично объяснить — раз Твай может читать мысли, говорить в них, так почему бы не использовать банальную левитацию? В магии это, кажется, одно из самых простых заклинаний... С магической точки зрения-то объясняется... А вот с логической... Вопрос, откуда она, все еще не решен, а варианты продолжают быть более менее рациональными. Военная биологическая разработка? Несколько десятков лет, похоже, такое делали... Инопланетяне? Уже не кажется столь невероятным... Ну а другой мир? В голову лезет ее упоминание о том, что она знает понятие «языки». Конечно, это могло быть выбранным вживлением... А могло быть и дефектом... Памяти. Нелогичным вживлением и непонятным дефектом...
Так. Так-так-так-так! Так! Ты опять? Опять начинаешь об этом думать? Я ж тебе говорил, хватит, что, не отдохнул за несколько дней? Вопросы не решены. Как тут отдохнуть...
Я встряхнул головой и вскочил. Твайлайт продолжала шествие, но смотрела точно вперед — чтобы не отвлекаться. Я тихонько обошел ее, и подошел к тете Зине, которая, похоже, ждала моего выхода...
— Милок, доставай фотоаппаратуру! Наш единорог идет!
Я засмеялся и посмотрел на «нашего» единорога. Когда я шел, она уже вышла из проема спальни и поворачивала в сторону дивана, поглядывая на нас. Удивительно... Вот это сосредоточенность. Она не дергала голову в сторону, смотрела на нас, или на передние ноги...
— Я-то думала, рассорились, не помирятся, а вот гляжу — стоят да обнимаются, отцеловаться не хватало. Ох, бурная молодежь...
Как и многие на этом месте, я пусто отсмеялся. Шутка шуткой, но меня эта тема серьезно затянула... Что я там говорил о наркотиках?..
Вот это да... Я снова бросил взгляд на Твайлайт. И знаете, что я увидел? Легкий розовый тон на фоне сиреневого. Увидь я исполнение фокусов Гудвина, я бы так не удивился. Ребята, я снова не верю своим глазам. Я не верю логичному... Но факт всегда факт — единорожка малость покраснела от старинной (Или стариковской) шуточки а-ля «невесту-то нашел?» или «дома, небось, девок много?», пусть она и выполнена в виде... удивления. Пусть и относится к единорогу. К кобылке-единорогу. Так или иначе, смысл остается для каждой... Для каждого существа. Разумно мыслящего, конечно.
— Думаю, да, здесь и проведем. Здесь лучше, чем в той маленькой и темной комнатке...
Черт, я не заметил, что Твайлайт перешла на Зинаиду Александровну. Заметил, но не подумал... учесть. Она понимает голос лишь одного... индивидуума, не более. А иначе бы она не покраснела... Ладно, вопросы решены. Поверхностные...
— Много света. Все видно...
А-ха!
— Тетя Зина, я вам, кажется, говорил, почему та комната задернута. Мне нравится темнота.
— А я ничего против этого не сказала. Эта комната ведь светлее, чем спальня?
— Конечно. Здесь-то занавески смысл закры... Черт!
— Быстро заметил?
Я пулей подлетел к окну и мгновенно закрыл его темными шторами. Черт побери, вовремя! Я ведь об этом совсем недавно... Ну как недавно... Дня три... Или четыре... Назад-то... Говорил... Ух... Пронесло. Надеюсь, никто не заметил...
— А вот когда сядешь, тогда и скажу. Лучше не отвлекайся, иди.
Я развернулся и еще раз взглянул на единорожку. Она уже почти подошла к дивану, и, как я заметил, сменила последовательность шагов — теперь сначала она наступала задними, а потом вытягивала как можно дальше передние. Так, мне кажется, даже быстрей...
Она дошла до дивана и замерла. А чего она... Тьфу, а кто еще с нее снимет костыль? Я парой шагов одолел разделявшее нас расстояние, присел, расстегнул костыль, так же, «повисшей кошкой», аккуратно положил Твай на диван. Единорожка сразу села, оттянув ногу. Что ж, эволюционируем! Я взял костыль в руки и потряс его. Ага, все, как я думал. Внутренняя ножка чуть-чуть качается, да и подпорка малость вылезла...
— Слушайте, Зинаида Александровна, я отлучусь минут на пять-десять в вашу квартиру? Я там кое-что оставил.
— А что ты там мог оставить? Я ничего твоего не видела.
— А я в инструментах, похоже... Ключи оставил. Я ведь их всегда ношу, а тут по привычке выложил.
— Ах, ну раз так, иди. Там открыто.
Я кивнул и пошел в сторону выхода из моей квартиры. Пять-десять минут... Да я за это время успею... Знаете, что меня все еще удивляет? Что у тети Зины квартира всегда открыта. Да, да! Открыта... Я как-то случайно это узнал. Один раз оставил книгу, которую показывал ей, у нее в квартире, поздно вспомнил — а тетя Зина уже ушла в магазин. По старой научной привычке — в чем не уверен, в то не верю — я попробовал открыть дверь. Открылась. Не помню, говорил ли я с Зинаидой Александровной насчет этого или нет... Во всяком случае, я до сих пор удивляюсь..
— Что ж, сегодня мы повторим изученное, подучим слова, и я ознакомлю тебя с одной важной для изучения русского языка вещью — частями речи...
Я усмехнулся и открыл дверь. Секунда промедления, я закрыл дверь и пошел наверх. Одного пролета достаточно для итогов дня, которые я давно не подводил, а после сегодняшнего «кошмарика» это сделать крайне необходимо. Итак...
Что сегодня было и что «сегодня» в целом? Сегодня — четверг (Это я только сейчас вспомнил), четвертый день обучения Твайлайт... И хрен знает, какой день знакомства с нею. До моего выхода на работу оставалось... Пять дней. Нормальный срок... Однако выходной у меня потом будет по понедельникам... Да, да, по понедельникам. У нас понедельничьи и воскресенные смены меняются после отпусков. Но не об этом... Сегодня Твайлайт впервые вышла из спальни, и я не сомневаюсь в коэффициенте удивления лица, с которым она сейчас осматривает гостиную и кухню... Однако сегодня я впервые начал чувствовать отклонения от старой схемы жизни. Ай-яй-яй... Думаю, именно это «кошмарик» и хотел показать. Наверное...
А что я буду делать? Думаю, я должен распланировать все то, чего коснется единорожка. Несколько недель — и она уже запрыгает. Я заметил ее любопытство и догадываюсь, что бестолковое его отпущение повредит дальнейшему общению с Твайлайт... Также я должен протянуть руки к записям. Воспоминания-то не вечные, их нужно хранить, особенно мои... И еще. Я должен отломать грёбаную внутреннюю ножку этого чертового костыля...