Искры миров

Глава VIII. Естественно

Считаю, что вся жизнь человека сравнима с художественным произведением: она имеет свою завязку, свои главные действия, свою развязку и эпилог. И эпилог наступает не ранее того момента, когда человек осознает кульминацию.

Да, в целом целое…

—…а он, помню, испуганно так выпучил глазки и давай дневник листать. Нашел и бойко, как солдат, на весь класс объявил: «сэ сэ тридцать два кэ пэ зэ!»

Я усмехнулся. А мне даже жаль этого паренька. Какими мы все были в первом классе? О, да ему просто повезло. Если я постараюсь достать из самых глубин собственной памяти какие-нибудь воспоминания… Хех, пару-тройку историй я смогу набрать… Однако я их вслух не расскажу. Даже если буду в полном одиночестве. Сами знаете…

Твайлайт улыбнулась, немного показав свои чистые белые зубки, и начала чуть заметно трястись. Не знай я ее, я б испугался. Но нет, здесь нет ничего страшного, она просто так смеется. У меня не раз возникал вопрос – а она вообще когда-нибудь смеялась? Часть моих теорий об ее происхождении отвечали отрицательно – не думаю, что, будучи военным экспериментом, только-только вышедшим из капсулы, Твайлайт подумала бы хоть раз даже улыбнуться. Но если она была чьим-то питомцем, почему бы ей не улыбнуться под теплой рукой нежного хозяина… или маленькой хозяйки? Ну тут смотря по ним самим. В безобидной девочке вполне может прятаться тиран, коего мир еще не видел…

О, я уже забыл, что ко всем чертям опровергнул эту теорию. Я испробовал в общении с нею еще несколько фраз на разных языках, даже на латыни (а вдруг), но ее реакция все равно оставалась прежней. Не могли же они ее в полном молчании… содержать…

— За-бавно, — сказала Твайлайт, задержав «з» и растянув первый слог. По-моему, уже мало просто сказать, что она учится очень быстро. Она учится стремительно. Напомните, когда я был удивлен первому сказанному ею слову? Тогда был четверг. Что сегодня? Воскресенье. Да, воскресенье! Вы не удивлены? Ах, так вы же только одну фразу ее слышали…

— О, класс около месяца вспоминал это, — тетя Зина засмеялась и отпила чай. – Или как вам то, что я просто прочитала? Хожу, проверяю, как наши домашнее задание и всякие пометки о мероприятиях для родителей записывают, смотрю в дневники. А я им задала маленькое сообщение о памятниках, но это было уже на прошлой неделе, и я на это не обращала внимание. А вот у одного мальчика заглядываю – батюшки! Там такими красивыми буквами на Окружающем мире написано, — Зинаида Александровна сделала важное лицо и вытянула руку, будто в ней находилась книжечка. Или, если вернее, дневник. Но это не имеет значения. – Помя́тник!

Лицо тети Зины и ее интонация заставили меня рассмеяться. Помятник! Ох, дети, дети…

— Или вот мы записывали, что скоро будет родительское собрание. Спросили: «сокращать можно»? Отвечаю: да. Чуть позже читаю в дневнике: «Роди. собрание».

— Роди… Собра-ние… — задумчиво (ее речь наводила только на эту характеристику) сказала Твайлайт. – То есть…

— Ах, я же тебе не рассказывала, Оль, — махнула рукой тетя Зина. – Завтра расскажу.

— А почему так, теть Зин? – улыбнулся я.

— Долго рассказывать, милок. Да и, думаю, Оле больше будет интересно услышать о наших школах целиком, в конце-то концов, а не восстанавливать картинку по обрывкам. Так ведь?

— Школы очень… Интересны.

— Ты так и не вспомнила свою школу?

— Нет, — Твайлайт помотала головой.

Я потер подбородок. Я бы не сказал, что эта «наводка» Зинаиды Александровны на воспоминания для Твайлайт совсем уж бесчеловечна. Такой я ее считал всего лишь некоторое время. Только потом до меня дошло, что такая стратегия может даже поселить надежду в сердце единорожки. И кто знает, вдруг именно это поможет нам открыть правду?

— Ну ладно… Вы лучше скажите, что делать завтра будете. И ты, милок.

— Я? – я поднял брови.

— Да, а то ты почти целыми днями сидишь дома.

— Но я же…

— В магазин ты идешь по моему… По моей просьбе. Эти походы не считаются, — улыбнувшись, покачала головой тетя Зина.

— А почему? Иногда я часами на улице провожу…

— Но ведь сам-то ты и получаса бы не продержался.

— Но, тетя Зина…

— Милок, давай не будем заводить на эту тему странный спор, гм?

— Да, правильно…

— Я просто спросила, что ты собирался завтра делать.

— Ну… Наверное, что и всегда. Будут за вами наблюдать.

— То есть, дома будешь?

— Скорее всего.

— А вот попытайся найти у себя такое дело, чтобы выйти на улицу, и не в магазин, запомни!

— Ой, теть Зин, не знаю. Что я там потерял? Все дома у меня на месте, мне, в принципе, ничего и не надо.

— А как насчет погулять?

— Погулять? Тетя Зина…

— По-моему, ты вообще забыл, что это значит. А я сколько раз говорила, пройдись пешком до дома! Ну заблудился бы, ну все равно бы по дороге домой вышел!

— Тетя Зина, ну не хочу я. Мне и дома хорошо. Там, на улице, всё абсолютно неинтересно. Теть Зин, абсолютно! Все ходят хмурые, недовольные, ходят туда-сюда и даже глаз радостных не поднимут. А здесь? А здесь меня всегда ждет великолепная картина – моя добрейшая соседка учит русскому языку единорожку. И вы хотите, чтобы я променял это на улицу с серьезными людишками? Никогда!

Зинаида Александровна нахмурилась. Она нахмурилась, как будто начала подозревать шпиона в ее приближенных кругах. Ее глаза стали двумя паяльными аппаратами, лазерами, двумя прожекторами, готовыми высветить и выжечь из других таких же все то, что им нужно узнать.

— Милок, а ну-ка дыхни.

— Зинаида Александровна!

— Дыхни, дыхни.

Я обреченно вздохнул и подошел поближе к тете Зине. К сожалению!

Я приготовился и выдохнул так, чтобы не выглядело подобно рычащему дракону…

— Ну, я так и думала. Не знаю, как ты успел… — укоризненно покачала головой тетя Зина.

— Извините, — послышался скромный голосок.

Я взглянул на Твайлайт, которая, я так думаю, не могла найти хоть какого-то объяснения увиденной ею сцены. Она переводила свои темные фиалковые глаза то на меня, то на Зинаиду Александровну, не скрывая своего изумления.

— Да, Оля?

— Что вы делаете?

Вот! Вот оно! Вы поняли? Были бы вы сейчас на моем месте, вы бы поняли. Эта фраза была сказана единорожкой без какой-либо запинки, вполне спокойно, с полноценной интонацией, и все это создавало иллюзию чистого голоса. Представляете? Будто Твайлайт говорит! Поначалу меня просто вздернуло, когда я услышал эту фразу… А сейчас я уже привык…

— Об этом, — Зинаида Александровна сделала такое громкое ударение, что я вздрогнул, – я тоже расскажу завтра. А сейчас… Сейчас, я думаю, мне уже надо идти, — тетя Зина посмотрела на мои часы. Я также посмотрел на них в свою очередь и увидел маленькую стрелку, давно пересекшую отметку «девять».

— Не уходите, — Твайлайт будто потянула копыто к Зинаиде Александровне.

— Извини, Оля, но мне еще нужно дома кое-что сделать. Пропылесосить, пыль протереть, постираться…

— Жаль…

— Вы будете это прямо сейчас делать? – спросил я.

— Ну, быстренько сделаю и быстренько лягу спать. Не беспокойся, я не в первый раз так, — тетя Зина улыбнулась, прищурившись. – И ты, Оля, тоже не беспокойся. Я же завтра приду.

— Но мы завтра будем… учить… А сейчас мы раз-говариваем, — Твайлайт посмотрела на меня. Эти забавные, немного грустные и со сложенными домиком бровями глаза как будто невольно просили помощи.

Впрочем, дать ее я не успел.

— Оля, то, что сегодня воскресенье, и мы в первый раз сели попить чаю, не означает, что тебе придется ждать до следующего воскресенья. Завтра мы тоже поговорим. Я ведь должна как-то рассказать тебе о школах, не так ли?

— Да… Целая ночь…

— Оля, не беспокойся. Ночь пролетит незаметно, — усмехнулся я, – поверь.

— Ну ладно, я сейчас бокальчики помою, — Зинаида Александровна посмотрела на свой пустой бокал и встала, направляясь к раковине, — и…

— Не-а, теть Зин, — я протянул руку, видимо, надеясь остановить ею учительницу, находившуюся в двух метрах от меня.

— Что?

— Я сам помою.

— О, не надо, мне не трудно…

— Вы все-таки мой гость, а хозяева должны за гостями посуду мыть.

— Слишком часто я гощу у тебя, чтобы права за собой помыть посуду не иметь.

— Обидите, Зинаида Александровна, — я постарался вложить в свой взгляд всю многозначительность моих побуждений.

Тетя Зина снова улыбнулась, спрятав часть глаз за морщинками, и протянула свой бокал.

— Раз уж я гость, тогда мой, хозяин.

— Вот и помою. Оля?

Очень старый маленький металлический бокал, покрытый эмалью и миниатюрным рисунком цветочка, в фиолетовом сиянии подлетел к моим рукам.

— И еще мой, пожалуйста.

Кружка из черного стекла тоже приобрела сиреневую воздушную накидку и через пару секунд замерла рядом с белым бокалом. Я ухватил их за ручки.

— Агась, — услышал я.

Зинаида Александровна не без удивления взглянула на единорожку. Я тоже, держа бокальчики и сделав изумленное лицо, повернул голову на Олю. Она по-детски, словно ощущая бесконечное счастье, улыбалась нам. Я переглянулся с тетей Зиной и усмехнулся.

— А вы оказались правы насчет воспоминаний.

— Да, Оля преуспевает, — тетя Зина не свела взгляда с Твайлайт. На секунду я словно утонул в ее лице. Я раньше еще не видел столько тепла в одном лишь взгляде, даже в женском. У нее была еле видная материнская улыбка, имеющая при себе и печальные нотки. Материнская… Мать нашла свою дочь. И не имеет значения, какая она, эта дочь…

А кто же тогда я?

— Ты бокалы помыть хотел?

Я резко опомнился.

— Помою, — я быстро подошел к столу и поставил на него стаканы… бокалы… кружки… Какая разница? Стеклянные… и металлические емкости для жидкости! Вот и все.

Я обернулся и пошел за тетей Зиной, которая, заметив мои действия и покачав головой, помахала Твайлайт.

— Оля, пока!

— До свидания… Тетя Зина! – единорожка повторила за Зинаидой Александровной движения копытом и как-то резко подняла голос в конце. Они обе засмеялись, и тетя Зина пошла в прихожую.

— Оля, — сказал я, обернувшись на единорожку. – Ты подождешь меня здесь? Тете Зине нужно кое в чем помочь.

Ольга радушно кивнула и приняла самое что ни на есть устойчивое положение. Я улыбнулся и последовал за Зинаидой Александровной.

Она приходила ко мне в тапочках, которые сняла у входа, говоря, что ей не хочется загрязнять мой ковер, поэтому она уже стояла и ждала. Чего ждала? Чего-то ждала, раз я думал, что она ждала.

— Надеюсь, ты не будешь впредь делать таких послаблений, — покачала головой она.

Я усмехнулся. По-моему, я как-то пьяно усмехнулся. Наверное, правду говорят – чем глубже прячешь, тем быстрее вскроется. По этому явлению еще придумали эффект, кажется.

— Ну простите, Зинаида Александровна, поступил вольно… Виноват.

— Милок, я ничего не имею против этого.

Я не без изумления посмотрел на учителя. Буквально говоря, она допускает мне спиртные напитки! Нет, такую личность не пронять и за год…

— Удивляешься? Думаешь, я такая добренькая? Помню, Петр, царствие ему Небесное, тоже любил посидеть с бутылкой. И я когда-то гнала его за это, нагоняи делала, у-у-ух! – она засмеялась. – Как он от меня получал! Вот только меньше пить не стал, даже наоборот, все чаще пьяным я его видела. И мне однажды взбрендило в голову вообще не обращать на это внимания. И что же? Как он в тот самый день выпил, так год ни капли в рот не брал… Но в твоем случае я бы попросила тебя хотя бы умерить пыл при Оле. Видишь ли, скоро она с нами почти болтать начнет, а я уже не такая уж молодая, чтобы так много быть в компании. Мне нужно уединяться.

— Тетя Зина… Но… Как вы можете просто взять и сидеть у себя в квартире? Вы нужны нам. Без вас мы…

— Без меня вас и нет, милок. Ты не видишь? Оля на тебя почти искоса глядит. Честно, я рассчитывала, что вы после того случая сойдетесь в душах, сговоритесь, что ли… А как все оказалось? По-другому, — она вздохнула.

— То есть, вы все-таки не хотите нас покидать?

— Стара я, милок…

— Вы молоды для меня, Зинаида Александровна. Сегодня найти молодых девушек, подобных вам, довольно трудная задача.

— И это говорит мне человек, видевший из людей только своих «товарищей», — улыбнулась тетя Зина.

— Я все же кое-что понимаю в людях. Они не могут взять и исчезнуть из моих глаз.

— Милок, ты прямо как Петр. Тому тоже хотелось поговорить о людях, когда он приходил подвыпившим. И все-таки, милок, я не могу так долго находиться среди вас. Вы молодые люди… и пони, у вас энергии через край. Мне до сих пор кажется, что вы готовы болтать со мной до глубокой ночи, если не до утра. А я устаю, милок. Тебе ведь тоже иногда хочется тишины?

— Но ведь это лишь мой каприз. Я уж точно не теряю энергию.

— Ты ее не теряешь, но ты ее копишь. И, что самое главное, не используешь. Знаешь, у таких людей хорошее будущее.

— Вы так думаете?

— Я в это верю.

— Но не кажется ли вам, что мне уже пора начать тратить эту энергию? Может, мне надо было начать делать это еще очень давно?

Зинаида Александровна усмехнулась и, покачав головой почти самой себе, с улыбкой воспитателя, разговаривавшего с ребенком, посмотрела мне в глаза.

— Это, милок, ты должен понять сам. Ну ладно, я уже задержалась, — она подошла поближе к двери.

Я вдохнул про себя. Наверное, зря я завел эту тему для болтовни. У меня есть одна сверхспособность – находить людей, которые могут со мной поговорить на мои любимые темы, и умудряться заговаривать с ними в самый последний момент. Героями не рождаются, герои получаются…

— Кстати, — тетя Зина мотнула головой, обращая мое внимание. – Я обучила Олю читать буквы и слова. Ты пробовал давать ей какие-нибудь книги?

Я сказал сразу, даже не раздумывая:

— Нет. А теперь, я так понимаю, нужно попробовать?

— Конечно, конечно. Я всегда считаю, что ученик становится лучшим только при наличии других учеников. А вот настоящим учеником он становится, когда остается один. Оля — очень умная девочка. Я думаю, почитать книг ей уж точно не навредит.

Я задумался.

— А когда она будет читать? Вы случайно не планируете надолго отдохнуть от нас?

— О, милок, точно не завтра. Я же все еще учитель Оли, а она нормально не умеет говорить. Как же я уйду, гм?

— Ну да…

— Но будет пара деньков, когда я уйду пораньше или попозже приду. Думаю, ты уже понял, почему так будет.

— Хм… Хорошо… Значит, мне нужно дать ей почитать книги?

— Не просто дать почитать, а еще помочь. Она не пробовала читать целые предложения, но мне кажется, что ей немного до этого легкого достижения. И ей кто-то должен помогать. Кое-кто.

— Хорошо, Зинаида Александровна, я понял вас.

— Вот и прекрасно. Могу даже дать подсказку – начни со сказок. Недаром, милок, недаром именно их впервые прочитывают дети.

— Будет интересно знакомить ее со сказками, раз такие, как она, находились только в них.

Тетя Зина усмехнулась.

— С нею много что будет интересно. Ну что ж, милок, до того, как я уйду, давай я кое-что скажу тебе по секрету? – тетя Зина невинно улыбнулась. Не будь этих морщин, этих очков, этой старой блузки, я бы увидел в престарелом учителе настоящую живую девушку. Словно сестра… Или тетя…

Я тряхнул головой и усмехнулся.

— По секрету?

— Да, на ушко.

Я улыбнулся. Неужели эта девушка, которую я увидал, действительно существует под староватой обложкой? Озорница. Мне кажется, или меня сегодня просто тянет на улыбки и смешки? Хех. Я чуть нагнулся и весь превратился в слух.

Она шепнула.

Я вздрогнул и резко выпрямился. Зинаида Александровна не сменила своего взгляда и улыбки, вместе с ними наблюдая за мной. Я смотрел на нее широко раскрытыми глазами, будто пытался выжечь из нее правду. Откуда?! Откуда, черт побери?! Каким образом она это узнала? И вопрос – зачем она сказала это прямо сейчас?

— До свидания?

Я снова вздрогнул и, не сводя взгляда с тети Зины, прошел к замку двери. Сейчас она казалась мне бомбой замедленного действия. Мне нужно было действовать аккуратно, иначе… А что иначе? Я и сам не знаю, что будет иначе. Но мне почему-то до жути страшно…

Я открыл дверь настежь, и Зинаида Александровна, продолжая улыбаться, вышла на лестничную площадку.

— Пока! – она махнула рукой и пошла вверх по лестнице.

Проводив ее взглядом, я мгновенно закрыл дверь. Черт! Черт-черт-черт… Мне кажется, этот день уже затянулся… Прочь! Прочь с этого места! Куда угодно, только прочь с места, где я услышал ЭТО…

Я быстрым шагом покинул прихожую. Оля… Ай, черт… Твайлайт, Твайлайт… Твайлайт будто бы не сдвигалась с места после того, как мы покинули ее. Мне кажется, она даже улыбается так же, как и пять минут назад. Как такое возможно? Если это одна из ее способностей, то она вполне могла бы подрабатывать заменой статуе… Статуе…

Я потряс головой и сказал:

— Ну ладно… Ладно, Твайлайт. Уже поздно, — я снова взглянул на часы. Двадцать одна минута одиннадцатого. Слушайте, этот чай был точно чаем? Я, конечно, знаю его бодрящие свойства, но чтобы сохранять чувство, будто бы день не кончается, до одиннадцати… Я обычно к этому времени уже чувствую усталость, и спать хочется... Так. – Давай укладываться.

— Хорошо.

Во мне что-то сжалось от этих слов. Хорошо… Сколько холода и натянутой доброжелательности. Ведь я знаю, что это! Я отлично знаю, что значит это добренькое отношение…

«Оля на тебя почти искоса глядит»

Я сделал рывок в сторону спальни. Мысли… Всего лишь лишние мысли… Всего-то лишние мысли… У нас не должно быть лишних мыслей… Не должно!

— Не должно…

Я вцепился ногтями в покрывало. Так! Снова, как раньше. Мне нужно успокоиться… Просто успокоиться. Вдох… И выдох… Вдох… И выдох… Думаю… Думаю, все же было лишним брать бутылку. Лежала бы себе в шкафчике и ждала бы лучших времен. А мне тут вдруг захотелось устроить себе маленький праздник… Я даже начал забывать, по какому поводу. Хм…

Ах, вспомнил. Да, а ведь то событие было достойно праздника! Не помню, что у нас произошло сегодня утром такое, но единорожка внезапно запела. Господи, она действительно запела! Хотя это нельзя было назвать песней… Она просто насвистывала (если это слово здесь уместно) мотив какой-то песенки, пока рассматривала полочки на моей кухне. Я же ее, кстати, сегодня утром впервые усадил за стол… И чай приготовил. А потом уже пришла Зинаида Александровна…

Нет, серьезно, она права… Что вообще я делал, пока у меня дома существовала единорожка? Как я мог меньше чем за неделю привыкнуть к виду Твайлайт? Подумайте, стал бы для вас обычным зрелищем вид единорога, держащего в воздухе все, что возжелается? Мне кажется, это просто бред. Айхь, мне все сегодня кажется одним бредом…

Я опомнился и сдернул покрывало. Вот уже почти неделю я покинул собственную кровать, и все еще лежу на диване. А ради кого, собственно? Конечно, ради своей гостьи, фиолетовой пони с большими глазами, человеческим лицом и рогом на лбу, да во имя доброты и щедрости. А вот был бы у меня выбор, ложится ли единорожке на кровать мою или нет прямо сейчас, что бы я выбрал? То-то.

Я сложил покрывало и потихоньку вышел из спальни.

— Твай, я там все приготовил… ложись…

Я бессильно упал на диван, именно на то место, с которого мне видна часть спальни с кроватью. Единорожка молча прошла в спальню и встала около тумбочки, подняв голову на мои полки с книгами. Я попытался проследовать ее взгляду и заметил, что она попала на полку, где были выставлены «Темные начала» с девочкой и медведем на обложке. Помню, эти книги у меня с самого детства, когда я чувствовал себя каким-то богачом, для которого деньги не имеют счета только в случае с книгами. Если я не ошибаюсь, то во второй, вон той, с голубоватой обложкой, «Чудесном ноже» есть пятна крови. Кровь из носа тогда шла, что поделаешь…

Что ж, скоро я буду учить ее читать… Или она сама такими темпами научится. А что? Взять книгу и начать вслух или даже про себя произносить слова, а за ними и предложения, не очень-то и трудно. Тут нужно только свободное время, а его у единорожки сплошные сутки. Но… Может, стоит как-нибудь подойти и попробовать дать ей книгу… Что там говорила тетя Зина? Сказки? С «Колобка», что ли, начать…

Единорожка опустила голову, оперлась передними копытами на кровать, и рог ее загорелся… Кстати! Вот что я забыл сказать! Я тогда, в день создания костыля, изменил (а вернее, модифицировал) его в лучшую сторону, убрав лишнюю ножку, и вот сейчас я прямо-таки начинаю забывать, что Твайлайт вообще ходит с ним. Она научилась чуть ли не бегать и прыгать с ним. Однако чужая нога есть чужая нога, и сна родного она, к сожалению, не дает. Поэтому практически каждый вечер именно в этот момент я неожиданно обнаруживаю, что у Твайлайт есть костыль…

— Пожалуйста, выключи свет.

Я снова опомнился и посмотрел на люстру. Свет…

Забавно, я даже не могу сказать, когда она начала обращаться ко мне на «ты». Может, она вообще так сказала только сейчас? Не знаю. Я встал и подошел к переключателю, который находился близко к двери.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Сладких снов.

Я закрыл глаза, выключил свет и развернулся. Черт…

---

Смотри. Гляди же. Коридор. Да, это снова коридор. Прежний коридор. Ты должен бежать. Ты не бежишь. Ты идешь. Тебе не страшно. Но твои ноги увязли. Ты не хочешь бежать. Ты не хочешь идти. Ты не хочешь стоять. Ты не хочешь падать. Ты хочешь Света. Его все меньше. Ты не хочешь. Ты идешь. Свет гаснет. Свет исчезнет. Света не будет. Его будет мало. Свет. Много света. Взрыв. Огонь. Света мало. Его будет всегда мало. Скоро его не будет…

— Ах? Что?

Я поморгал, пытаясь различить очертания округи. Где я? Что за чернота?! Твою ж мать…

Я подвигал членами и заметил, что моя рука затекла напрочь. Я потянул ее из-за головы, и она беспомощно упала на грудь. Жутковато, если честно. Но такое днем не бывает и ладно…

Моя блуждавшая по спинке дивана рука нащупала холодные часы. Никогда не думал, что для меня будет таким приключением во тьме пробуждение одним зимним утром. Я уставился на горящий зеленым циферблат. Семь утра.

---

Что с холодной водой сегодня приключилось? Нет, конечно, эта вода температуры детского коктейля встречается мне не в первый раз, было такое и раньше, чему тут удивляться. Но, вопрошая прошлое, почему страдает именно холодная вода? Сделают на час горячую воду теплой – чуешь, как весь дом буквально жужжит. Сделают холодную прохладной на сутки – будто бы ничего не произошло. Обидно, знаете ли.

Я повесил полотенце на батарею и пошел в сторону стола. Твайлайт, выглядевшая скорее просто сонной, чем невыспавшейся, уже сидела на табуретке и играла своим этим телекинезом с ложкой, которую я так и не помыл вчера. Сказать ей об этом? Или она сама уже догадалась?

— Доброе утро.

Я подошел к ящикам и ногой открыл нижний, в котором обычно хранились хлопья.

— Утро доброе.

Я взял пакет и замер. Ее голос… За моей спиной точно единорог? Этим голосом едва ли обладают лучшие представители современной эстрады или кинематографа. И она-то еще только проснулась. Да и я встал лишь часом ранее.

Оцепенение отпустило меня. Я потянулся к верхним полкам и попытался отыскать свою фирменную подхлопную тарелку. Помнится, эта тарелка со мной вот уже седьмой год, если я правильно веду счет. Хотя какая разница? Мне не хватало только отмечать годовщины жизни с тарелкой.

Думаю, затягивать тишину глупо. Да и я уже чувствую себя неловко…

— Как сегодня спалось?

Я нащупал знакомый рельеф и вытянул любимую тарелку. Как Твайлайт ответит? «Хорошо»? «Нормально»? Может, даже «не спалось»? Во всяком случае, это обязательно должна быть коротенькая фраза. Я уже не сомневаюсь.

— Хорошо… Но снов снова… не было.

Я развернулся.

— Снова?

Единорожка подняла на меня свои лавандовые глаза. Я перестаю понимать их. Помню, когда она и слова вымолвить не могла, я мог подметить любое движение глаз. Ну а сейчас я вижу только два черных овала, обрамленные двумя холодно-фиалковыми обручами. И ничего более я не могу открыть.

Хотя нет, кое-что я все же подметил. Недоумение.

— У тебя это уже не в первый раз? Твайлайт?

— Ах… Да… Я не видела сны… Еще никогда…

Я быстро отсыпал хлопьев.

— Но почему ты молчала?

— Я… Я не молчала… Я говорила это… тете Зине…

Тете Зине… Ну раз тете Зине… О чем тут еще можно говорить? Тете Зине оно тете Зине…

— Она сказала, это пока не страшно, — продолжила единорожка. – Может быть, я просто повредила голову…

Я молча достал молока, наполнил им тарелку и поставил ее в микроволновку на полминуты. Греть хлопья не по мне, холодными они мне нравятся более всего, а вот твердыми и хрустящими — наоборот. Поэтому приходится греть.

— Если б ты повредила голову, сомневаюсь, что я бы сейчас с тобой разговаривал.

Я услышал, как что-то крякнуло позади меня. Микроволновая печь щелкнула, известив о завершении процесса нагревания, и я достал тарелку. Конечно. Теплая по бокам, как обычно. Я развернулся и аккуратно поставил ее на стол. Твайлайт с интересом смотрела на меня, задорно качаясь на стуле.

— Почему ты ешь одно… и то же?

Я сел и поставил ложку в тарелку, дабы обмочить все… кхм-кхм… хлопинки…

— Я не привык готовить что-то мудреное себе на утро, да и некогда. Утром же времени много не дается, знаешь ли…

Лицо Твайлайт выразило изумление. Кажется, я переборщил с интонацией.

— Почему?

— Я работаю. Ты же знаешь, что это значит?

Полный удивления взгляд начал угасать.

— Да. Но у тебя же есть время.

Слушайте, умная какая! Время у меня есть!

— Время? Отнюдь, Твайлайт. Отнюдь…

Единорог снова удивился, причем никак этого не скрывая. Да черт же меня подери… Стоило проснуться раньше обычного… Теперь пытаюсь наладить общение с единорожкой. С которой, между прочим, живу уже около недели!

— К семи утра тебе уже становится наплевать на собственное время, — попытался я навести ее на свою мысль.

Глаза единорожки округлились.

— Семь часов утра? – она попыталась вместить все свое изумление в голос, но получилась просто растянутая фраза. Я предпочел не обращать на это внимания. – Зачем рано?

— А это не ко мне, Твайлайт! – я, наконец, вспомнил о хлопьях и вкусил быстро несколько ложек. Кукурузный сухой утренний завтрак, размягченный последним молоком трехдневной давности, захрустел у меня на зубах, отдавая жидкой прохладной сладостью. Знаете, однажды на сообщение о моем завтраке мне предложили есть пельмени, ну или тушенку. Вы только подумайте! Мне предложили отдать сахарное молоко в обмен на что? На соленый пельменный бульон! Нет уж, мое мнение остается только при хлопьях. – Работа есть работа, за тобой не управлять временем, а только подрезать его с потерями, причем с потерям для одного тебя.

Я запустил в рот еще одну ложку.

— Не понимаюм… — она задумалась прежде, чем договорила, из-за чего закончила все звуком «м». Раньше я не видел эту ошибку, а вот сейчас распознал и соанализировал мгновенно. Может, и во мне сидит учитель?

— К сожалению.

Твайлайт встряхнула головой, отходя от своих мыслей.

— Нет, но ведь работа ваша. Как вы не управлять временем? Тебя же никто не заставляет делать работу.

Единорожка секунду смотрела на меня чистыми глазами, а потом в ужасе приложила копыто ко рту.

— Заметила? Ничего, ты пока еще учишься. Тяжело в учении, легко в бою. Так мы говорим. А вот насчет вопроса… — я дал себе несколько секунд на раздумия, съев еще пару ложек. Эта единорожка сейчас издевается надо мной или же говорит серьезно? Если ее создатели дали ей функцию насмешки, то первое вполне вероятно. Да вот только Твайлайт не подает никаких намеков на улыбку, а всякий, кто использует орудием смех, невольно попадает под него. Да, и сейчас единорожка даже не щурится, а только ждет ответа на мой вопрос… Ну и, похоже, изжигает себя совестливым огнем по поводу речи, вон, даже личико порозовело.

— Скажи честно, Твай… Что ты понимаешь под словом «работа»?

— Работа… Работа – занятие, которое помогает другим. Работа может быть помощью другим…

Хм… Да нет, в принципе, определения она понимает точно. Это, кстати, она вспоминала сама, ей никто ничего не объяснял. По-видимому, дали ей хорошие знания. И наивность впридачу.

— Когда все работают, каждый занимается своим любимым делом, и…

— Погоди, — я оборвал ее. – Ты сказала «своим любимым делом?»

— Да.

Дело проясняется…

— Расскажи об этом поподробнее.

— Странно… Каждый занимается чем-то лучше других, и он занимается этим, ему это нравится…

— Ему это нравится? – переспросил я.

— Что странного?

Похоже, я серьезно раскрылся. Ну и ладно. То, что мне нужно было, я выяснил.

— Ничего. Я просто не расслышал… Я понял твою мысль.

Тарелка опустела наполовину, теперь там преобладало молоко, и я принялся довершать свой завтрак.

— Но ты не ответил на мой вопрос.

Я поднял глаза. Говорить ей правду или нет? Можно преподать ее в неожиданной обертке.

— А на него нет смысла отвечать прямо сейчас. Я отвечу позже. Сейчас пока рано.

— Но почему?

— Потому что, Твайлайт, мы все еще не очень хорошо друг друга понимаем.

Подумав, что этих слов достаточно, я продолжил кушать. Единорожка больше не говорила. Я смог заставить ее замолчать? Ух ты… В общении с этим существом у меня заметное развитие… Если не наоборот.

Знаете, возвращаясь к главной мысли моих вопросов, я просто в замешательстве. Вы же слышали это, нет? Тому, кто работает, нравится работать! Если бы сказано это было устами человека, я бы, может, и не рассмеялся, но хотя бы улыбнулся от этой странной… даже не знаю… наивности? Слово неподходящее. Неосведомленности о мире, наверное. Да, я бы определенно подумал о сказавшем это человеке, как о малоопытном глупце или просто мечтателе.

Но с кем я веду дело сейчас? С единорогом. Именно поэтому я в замешательстве. Улыбаться этому или нет? Может быть, среди единорогов эдакие мечтатели-немечтатели обычная вещь и даже норма. Верно было бы предположение, если бы единорогов было много. А их на данный момент сколько? Одна штука. Тут и ни о какой бы то ни было норме нечего говорить. Не с кем сравнивать. К тому же, вспоминаем, что я еще не знаю происхождения Твайлайт. И здесь встаю в чертов тупик и непониманье. Скажите, зачем понадобилось ученому создание единорожки, которая, ко всему прочему, имеет знания утопического трудового законодательства? Хех, отличная мотивация для работы. Мрачным утрецом никуда не хочется идти, ничего не хочется делать, а тут выходит единорожка и спокойно говорит, что работа должна нравиться. Конечно, тем она ставит себя под риск – много у кого руки чешутся избавиться от раздражителя, однако на пони, думаю, руку поднимут не все. Может быть, для этого она и сделана в виде такой миловидной единорожки?

Все же я не понимаю…

Ложка перестала вылавливать отдельные кусочки хлопьев. Я взглянул в тарелку, уже полную одним только молоком. Я быстро выпил его и, встав, поставил тарелку в раковину. Итак… Сегодня у нас уже понедельник, однако для меня это все еще выходной. Но это не значит, что я должен сидеть дома. Скоро выходить на работу… Но ходить придется не как раньше. Дома все-таки единорожка, а Зинаида Александровна не вечно будет ходить ко мне…

Я повернулся к Твайлайт и увидел, что она смеряла меня ожидающим взглядом. Слушайте, она сидит со мною на кухне уже десять минут. Я ее должен покормить? Черт.

— Твай… Ты сейчас… Ты сейчас сильно хочешь есть?

Она нахмурилась.

— Есть? Я просто сидела.

Что-то внутри меня съежилось еще сильнее. Угу, просто сидела. Господи, что за стыд…

— Ну, все равно, скоро будет время завтрака. В общем, мне сейчас нужно уйти.

Глаза Твайлайт округлились.

— А что делать мне?

— Слушай, Твайлайт, через некоторое время я буду уходить из дому надолго, а тетя Зина в основном будет проводить время дома. Ты, — я хотел указать на нее пальцем, но это действие оборвало какое-то внутреннее сопротивление, — ты будешь дома одна. И тебе нужно будет уметь открывать дверь.

Единорожка даже встала. Ей так тяжело отбило память? Или я невольно стал артистичнее обычного? Просто я впервые вижу, чтобы слова «уметь открывать дверь» воспринимали подобно «уметь приготавливать коллайдер к работе». Она смотрела на меня глазами, готовыми внимательно слушать и впитывать даже самую мелкую информацию. Интересный рефлекс.

— Открывать дверь…

— Да это нетрудно, Твай.

Она подняла на меня глаза.

— Пойдем, покажу.

Я зашагал к двери, улыбаясь про себя. Я где-то слышал, что люди обучали своих мам (для кого-то — бабушек) некоторым особенностям современной жизни, вроде смартфонов или же плазменных телевизоров. По-моему, я сейчас на месте этих людей. Относительно.

Единорожка проследовала за мной, и мы встали около двери. Я выдержал паузу и начал, указывая на замок:

— Этот замок закрывает мою дверь. Ты же знаешь, что такое замок?

А вдруг ей это понятие не знакомо? Жизнь без «замков» — прекрасная жизнь.

— Да. Замком всегда что-то закрывают. И могут открыть.

— Прекрасно. Теперь смотри, мой замок открывается вот так…

Я ухватился пальцами за штырек и вытянул пружинистую щеколду. Дверь с металлическим шумом открылась.

— Понятно?

Твайлайт смотрела на меня с внимательным, но малость недоумевающим видом. Почему недоумевающим? Может, она ожидала чего угодно, но только не открывания обычного замка. А может, ей показалось загадочным устройство замка.

— Да… Нужно просто потянуть за это?

Вокруг штырька закружились блестки, подернутые фиолетовым сиянием. Часто задаюсь вопросом – всегда ли магия выглядит столь вычурно? Нужны блестяшки и всякая подсветка. Нет, не подумайте, волшебство мне по душе. Просто мысль проскользнула.

— Да, да. Чтобы закрыть, нужно сделать все то же самое, только дверь тянуть на себя…

Я специально снова вытянул штырь, хотя делал это всегда в последнюю очередь, и закрыл дверь. Дернув ее, я отпустил штырь. Дверь, имевшая тенденцию в свободном положении раскрываться, и раскрываться широко, удержалась на месте.

Я посмотрел на единорожку.

— Ты объясняешь мне, как закрывать дверь? – с недоумевающим лицом спросила она.

Я засмеялся. Недолго пришлось ожидать этого вопроса.

— Я понимаю, ситуация идиотская. Но я буду спокоен, если ты, — я снова открыл дверь, вышел из квартиры и прикрыл ее, — если ты сможешь оставаться в безопасности в моем отсутствии.

— В безопасности? – донеслось из-за двери.

— В самой что ни на есть. Тебе многое нужно узнать об этом мире. А теперь – закрывай дверь.

Никаких вопросов, вздохов не последовало. Дверь с плавностью, явно не присущей человеческой руке, прижалась к проему, и я услышал стук замка. Дверь моей квартиры не имела ручек, а это было и не нужно – стоит только открыть замок, дверь сама раскрывалась предо мной. Новейшие технологии! Я ухватился у двери за пару знакомых мне лазеек и потянул на себя. Она не поддалась.

— Молодец, Твайлайт… — мне приходилось и повышать голос, и делать его тихим, чтобы не услышали соседи. Но в это время суток большинство из них на работе… кроме тети Зины. На ее этаже, кстати, какой-то гул. Кажется, у нее не было шумных соэтажников. Хотя, что вероятнее всего, ради праздника все научились шуметь. А как по-другому? Новогодняя неделя в нашей стране – время локальных перемен. – Теперь можешь открывать дверь.

Как и в случае с закрытой дверью, никаких лишних звуков не последовало. Нет, ВООБЩЕ никаких звуков не последовало. Замок не постучал по металлическому желобу, как обычно. Так…

Я постучал в дверь.

— Твайлайт? Ты меня слышишь? Открой, пожалуйста, дверь.

Снова тишина. Я искренне пожалел, что глазок в моей двери может смотреть только с квартиры на лестничную площадку. Слушайте, а как насчет такого глазка, который при произнесении пароля будет инвертироваться? И после этого я уже могу заглянуть в свю квартиру. Знаете, а за это изобретение можно получить очень даже неплохие деньги.

Но, черт возьми, сейчас они мне ни к чему! Твайлайт! Что за дела?!

Внезапно, словно откликнувшись на мой буквальный крик души, дверь зажила со звуками, а спустя пару секунд открылась. Лицо единорожки напоминало скорее хозяина, с удивлением обнаружившего кого-то за дверью, а не пугливого гостя, осознавшего свою маленькую оплошность. Понимая, что я предостаточно отстоял на лестничной площадке, я быстро зашел в квартиру и закрыл дверь.

— Твайлайт, ты меня не слышала?

Вот сейчас она выразила легкий испуг. Я же не кричал! Зачем так пугаться?

— Ну… Я подошла к двери, посмотрела в это, — она копытом указала куда-то на дверь. На глазок, полагаю, — оно же нужно для чего-то, а потом вы резко постучали. Зачем вы стучали?

Я нахмурился и взглянул на свою дверь. Отличная шумоизоляция, скажу я вам. Похоже, она и не услышала моих слов. А я и не знал о таком моем качестве двери…

— Кхм… Просто так. Проверил, правильно ли ты понимаешь мои знаки, — я повернулся к единорожке с самым спокойным лицом.

Твайлайт постигло настолько видное облегчение, что она даже закрыла глаза и вздохнула.

— Вы меня напугали.

— Такая деталь проверки. Что ж… — я обошел единорожку и посмотрел на свой скромненький платяной шкаф. Был бы он прозрачен, его можно было бы поставить в компанию тех сервизных шкафчиков, как у Зинаиды Александровны, настолько его размеры были мизерны. – Раз ты усвоила этот мой маленький урок… Я могу спокойно уйти. Я же могу спокойно уйти? – я обернулся, стоя у шкафчика.

Твайлайт снова приняла на себя серьезное выражение лица и кивнула.

— Я не буду громко стучать, — добавил я.

На ее лице мелькнуло подобие улыбки, но она бесследно исчезла спустя мгновение.

---

Со мной в парикмахерскую зашел один коренастый и широкий мужик в черной куртке и серой обтягивающей шапке. Я заметил, как он закрывал дверь черненького блестящего джипа и после сигнала от машины двинулся по тротуару у обочины, прямо в тот момент, когда я шел мимо него. С самым хмурым и ненастроенным на положительные эмоции лицом эта громила чуть опередила меня и вошла в парикмахерскую.

Я также вошел в это до жути жаркое помещение и сразу же расстегнулся. Мужик прошел к диспетчерше Марине и глухим голосом начал что-то говорить. Впрочем, для меня его дела не важны.

Игнат Борисович всегда сидел в личном кабинете, хоть таковых и не предусмотрено в подобного рода заведениях. Тем не менее, дверь с золотоватой надписью «Директор» у нас имелась. Я вздохнул и прошел по комнате парикмахерской по знакомому пути.

Особого фурора мой приход не вызвал. Много есть тому причин: силы после новогодней недели отсутствуют, заняты, видеть меня не хотят или попросту еще не проснулись. А мне оно надо? Да ни в коем случае. Наоборот, чем я быстрее скользну и выскользну отсюда, тем легче пройдет весь остальной день.

У двери в кабинет Игната Борисовича я всегда задумывался. Редко кто к нему заходит. И я всегда спрашиваю себя – а почему захожу я? Мне нужно обсудить кое-что насчет моего режима. Кое-что? Да, вот именно. Кое-что — понятие растяжимое настолько, насколько и сжимаемое. Поэтому директору ничего не стоит как смять это понятие до размера песчинки и выпроводить за дверь того, кто его принес. Нет, мне нужно поставить перед своими глазами свои же цели в ясном виде.

Я так думаю, главная моя просьба будет заключаться во времени работы. То есть, сократить рабочий день за счет зарплаты. Что поделаешь… Какая-нибудь жалкая тысяча-две, может, три – ничего, пятью яйцами в день меньше. Если у меня получится, я смогу выжать еще один выходной в неделю… Но это будет очень крупной ценой. Я могу еще и навлечь подозрения, не прозорливые и вполне вероятные, а так, скользкие, коих мне не нужно.

Хм… Я уверен в себе? Есть такое. А что может плохого произойти? К счастью, будущий разговор не решает мою судьбу и, слава Богу, не держит мою жизнь на грани смерти. Он пройдет хорошо – жить будет легче. Плохо – что ж, мы не смогли подсушить тину под ногами и нам придется топать с прежней силою. Но я же не опущусь вниз, так? Вот именно.

Я вздохнул и постучал в дверь.

— Кто там?

Мне искренне захотелось ответить «Я», но мои рефлексы сработали вовремя. Шеф никогда не пытался искоренить привычку при каждом стуке спрашивать: «Кто там?». Однажды я не знал этой истины, второй раз на те же грабли не встану.

Я открыл дверь и сразу сказал:

— Здравствуйте, Игнат Борисович…

Однако директор не стал ждать моей полной речи.

— Здрасть. Не ожидали вас сегодня видеть. Зачем пришел?

Я закрыл дверь и на мгновение оглядел кабинет шефа. Тесный. Этим словом можно было охарактеризовать не только эту переполненную бумагами (и зачем только они директору парикмахерской?) комнату, но и самого его хозяина. Игнат Борисович восседал на классическом офисном стуле для директора, том самом откидывающемся стуле, у которого также есть спинка, порой закрывающая и спину, и голову сидящего.

— Я это, Игнат Борисович, хотел кое-что о днях поговорить…

— О днях? А поточнее? – шеф нахмурился.

— У меня тут возникли непредвиденные обстоятельства… дома…

— И что?

Я рискнул.

— Мне нужно сокращение рабочего дня. Да…

Наверное, я очень плохо знаю своего начальника. Вместо ожидаемого мною изумления, за которым должно было последовать раздраженное «А ну вон отсюда», лицо Игната Борисовича покрылось… усмешкой.

— Девицу, что ль, завел?

Редкое зрелище. Язвящий Игнат Борисович! Кажется, такое лицо я видел раза два или, может, три, когда у него были какие-то важные даты. Ах, нет, вру… Директор также насмехался надо мной, когда я только-только пошел на работу. Знал бы я, что это будет редкость…

— Да нет, Игнат Борисович… Совсем не то…

— А я уж испугался. Ладно, не говори, что там тебя задерживает. Мне все равно. Сразу – на сколько часов?

Этого я меньше всего ожидал от шефа. Обычно в моих планах обязательно стояла скромная импровизация, потому что знать точно числа я не мог. А зачем? В любом случае с Игнатом Борисовичем ты не получишь того, чего хочешь. Ну а в своей импровизации я имел некоторое… Некоторое преимущество, что ли…

— Два-три… — выпалил я. — Может, чуть меньше…

— Два или три часа? – повторил директор, подняв на меня свои темные глаза. – А что взамен?

— Оплата, разумеется.

— Вычитать будем?

— Ну а как, Борис Игнатьевич… Сколько хотите, вычитайте.

— Ах, сколько хочу! – шеф сделал сверхизумленное лицо. – Я тебя сейчас ко всем хренам зарплаты лишу, и будет то моим хотеньем!

Пауза затянулась. Он серьезно?

— Пес с тобой… Хотя погоди. Ты это на какой срок себе обеспечиваешь?

— В каком смысле, Борис Игнатьевич?

— А в таком – сколько месяцев ты будешь оплачивать свой микродекрет-по-неизвестной-причине, а?

Этот вопрос буквально ввел меня в ступор. Я умолк. Хороший вопрос, Борис Игнатьевич… Пойдите да спросите у Твайлайт, сколько она будет у меня гостить… А лучше сразу уточните у властей, не потеряли ли они одного маленького фиолетового единорога? Быть может, повезет. И даже сокращения никакого не надо будет…

— Ты что это, мне тут неопределенные сроки пришел диктовать? – довольно грозно сказал директор, по-своему восприняв тишину. – Еще благодари, что я даю тебе выбрать время. Да ты мои ступни целовать должен за то…

— Думаю, месяца три, Борис Игнатьевич.

Шеф откинулся на спинку и повел челюстью.

— Три месяца, говоришь?

— За три месяца я уже точно должен все наладить. Обещаю.

— Обещает он… Ладно, держать не могу. В общем, даю тебе свободы три часа на три месяца, — его тон приобрел властные нотки. – Соответственно, вычту три тысячи. Из каждого месяца. Условиями доволен?

— Более чем.

— Ну и проваливай, — буркнул он. – А то приставлю к креслу… Бесплатно отрабатывать будешь…

Я сходу понял намек и через пару мгновений оказался вне кабинета. Господи. Это заняло меньше пяти минут. Сердце сейчас бьется подобно тем большим динамикам, игравшим ритмичную музыку. Бам-бам-бам-бам…

Я вздохнул. Я жертвую тремя тысячами на три месяца. Немалые, я бы сказал, потери… Но хотя бы за Твайлайт я буду спокоен на три часа больше…

Кстати…

А я взял ключи?

---

— Твайлайт! Я пришел!

Этот крик был бесполезен – единорожка могла услышать стук замка и прийти на него – но мне почему-то захотелось так крикнуть. Не каждый день у тебя долговременные гости. Может быть, она вообще продолжает приспосабливаться к нашему туалету…

Я бросил взгляд на переключатель, и в эту же секунду дверь в комнату с совмещенным санузлом открылась. Твайлайт со спокойным лицом выглянула оттуда.

— Привет.

— Угу… — я решил не расспрашивать единорожку об ее делах в ванной комнате. Не спрашивают такое у дам. Да и мне меньше всего хотелось…

— Извини… Это для чего?

Дверь раскрылась шире, и Твайлайт немного отступила внутрь. Несколько секунд я стоял с глазами, ушедшими на лоб. Но дошло до меня, что за неделю не могут исчезнуть все вопросы, и я, так и не раздевшись, сделал пару шагов к ванной.

Единорожка стояла около самой ванны, располагавшейся, как и во многих домах, в соседстве с раковиной, и взглядом вопрошала меня.

— У тебя вопросы об… этом? – я посмотрел на ванну.

— Да. И об этом, — единорожка стукнула копытом о раковину.

— Ты до этого еще никогда не мылась? Не принимала ванну?

Глупый вопрос, до того глупый, что я закончил его очень тихо. Господи, ну я же только сейчас отсутствовал, чтобы не знать ее дел! А до этого момента мне все могла сообщить тетя Зина. И она ничего не говорила о ванне… Знаете, а это странно.

— Нет, — ответила Твайлайт.

— Подними эту штуку вверх, — сказал я, указав пальцем на один-единственный вентиль. Кран у меня был по современной системе, никаких ручек красного и синего цвета. Только один чертов вентиль. Самое забавное, что этот кран имел самую низкую цену. – Только аккуратно.

С задумчивым видом Твайлайт при помощи телекинеза медленно подняла свободный вентиль, притом ровно по вертикали. Кажется, утром я выключил воду на холодной…

Из-под крана потекла вода. Удивило ли это единорожку? Скажем так, по ее лицу можно было сказать, что события имели для нее малость неожиданный поворот. Она осторожно понесла копыто к струе воды… и отдернула, коснувшись.

— Кран? – спросила она.

— Он самый. Ты серьезно еще не пыталась что-то сделать с ним?

— Не думала об этом, — самым искренним голосом ответила единорожка. – А сегодня только помыслила, и ты зашел.

Я усмехнулся.

— А я-то думаю, что ты…

Я вовремя осекся. Прямо в присутствии единорожки говорить об ее аномальной незаинтересованности окружающими вещами было как минимум нелогично. По отношению к человеческой логике. А я что? Быть можем, она внутренне ожидала этих моих слов, дабы завести какую-нибудь длинную… беседу?

Не знаю.

— Что «я»?

Я встряхнул головой и резко ответил:

— Ничего. То есть, думаю, что ты так долго не интересовалась… краном. Ты же даже не мылась?

Твайлайт нахмурилась. Я закусил язык. Черт. И ведь доходит дело до повторов… Надо…

— Ты уже спрашивал.

— Правда? – я решил играть дурачка.

— Да, — сухо ответила Твайлайт. – Я не мылась.

Сейчас мне больше всего хотелось завершить этот разваливающийся разговор. Я повращал головой и спросил:

— А сейчас будешь?

По-видимому, этот вопрос ввел единорожку в ступор и легкое смущение. Ну что я такое сказал? Всего лишь… спросил… Спросил, действительно. Все-таки она у меня гость и я, как хозяин, имею право на какое-либо уточнение. Верно? Верно.

— Ну… Я еще не…

Внезапно в дверь постучали.

Впервые за свою жизнь я не просто не был удивлен стуку, но и был ему бесконечно рад. Зинаида Александровна! Господи, как вы вовремя! Твайлайт не сразу осознала, что это, скорее всего, ее личный учитель. К нам кроме тети Зины стучался один раз сосед Антон, отец в семье с тихой собакой, и просил какую-нибудь книгу. Он знал, что у меня на квартире была маленькая библиотечка и классики, впрочем, только научно-фантастической, и, в редких случаях, просто приключенческих романов, и более современной литературы, вроде «Дозоров» или пачки детективчиков. Последние я вообще даже не купил, а взял у одной женщины, собиравшейся выбросить их. Она их с радостью отдала, ну а я упорядочил и поставил их в свою маленькую коллекцию. Антону, кажется, пригляделся один криминальный роман, один из тех, что составляли еще самую раннюю, основную часть библиотеки…

Кроме Антона приходил только полузаспанный паренек с рекламой подключения Интернета по новой технологии. Я напрочь отказался по всем причинам: своим был доволен, и мешали обстоятельства.

За эти оба случая я дал Твайлайт понять, что не всегда ко мне приходит тетя Зина, и что от других ей нужно прятаться. Зачем – Твайлайт не спрашивала, а над этим я слишком много не задумывался. Почти.

Я быстро вышел из ванной комнаты, даже не заглядывая в глазок, дернул ручку замка и открыл дверь. И вместо светлого домашнего сарафана на милой старушке я увидел рукав из коричневого полиэстера зимней куртки.

Я резко развернулся и, увидев выходящую из ванной Твайлайт, дернулся к ней.

— Спрячься, — коротко сказал я и подтолкнул ее обратно.

— Но…

— Быстро! – рявкнул я.

Единорожка перестала сопротивляться и зашла в ванную комнату. Для пущего подобия я выключил в ней свет, но не стал закрывать дверь. Я повернулся ко входу и, вздохнув, открыл входную дверь.

Передо мной стояла целая семья, но это были не Пономаревы. Мужчина лет тридцати, чью куртку я и увидел, стоял справа, держа за руку маленькую девочку, которой на вид было лет пять. Рядом с ним с младенцем на руках стояла женщина, я бы даже сказал, еще девушка – ее лицо выглядело молодо. Она была одета в синюю куртку с резиновым обтягивающим поясом.

Лица у всех были вполне спокойны, но в них проглядывалась тревога. Первым решил заговорить отец семейства.

— Добрый день. Извините, что мы вас отвлекаем от важных дел… Но вы, думаю, сами понимаете цель нашего визита.

Я немного поежился от слова «визит». Они собираются зайти в квартиру? Да не дай Бог, только не это. Да и о чем они? О чем я понимаю?

Я помотал головой.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Взрослые переглянулись.

— Как же? – удивленным, но плавным голосом произнесла женщина. Я заметил знакомые оттенки цвета в ее глазах. Я ее где-то уже видел? – Вы не знаете, что произошло?

Почему-то я даже не поежился. Меня передернуло от ее интонации.

— Что? Что произошло?

— Вы же знакомы с вашей соседкой сверху?

Тетя Зина?!

— Вы о… Зинаиде Александровне?

Женщина задумалась на секунду, а потом кивнула.

— Да. Думаю, вы хорошо знакомы?

— Ну… Я ее знал, бывал у нее в гостях… А что случилось? – я не выдержал. – С нею что-то случилось?

Я увидел на лице женщины, так похожей на обычную девушку, легкую печаль. Она слегка открыла рот, но заговорила лишь спустя пару мгновений:

— Она скончалась этой ночью. Инфаркт… А вы…

Мужчина внезапно поднял руку, и женщина умолкла.

Никакого удара, никакой улетающей земли под ногами не было. Слова эхом отражались в пустой голове. У меня даже выражения лица никак не поменялось. Не знаю, наверное, не дрогнула ни одна мышца. Все словно замерло, замерзло, и внутри оледеневших полостей отражались слова «скончалась... скончалась…»

Первое оцепенение спало, и я заморгал. Не было никаких намеков на слезы. Я опустил свой взгляд, ни на что, впрочем, не глядя. Мозг заклинило. Я раз за разом поднимался по одной и той же мысли, но падал в самое ее начало и начинал путь заново. Никакого порядка.

Я отвернулся. Все молчали, и над нами висела абсолютно пустая тишина. А как обычно? Звенящая тишина. Нет. Я не слышу ничего, даже собственного дыхания. Смотря куда-то в никуда, я не думаю ни о чем.

— С вами… все в порядке?

Словно ток, эти слова вздернули меня. Все вокруг вернуло себе прежнюю жизнь. Я повернулся обратно.

— Вы меня слышите? – чуть громче сказал мужчина.

Во мне заработали рефлексы общения.

— Да.

— Что ж… — заговорила женщина. — Мы думаем, для вас эта весть прискорбна…

Я промолчал.

-…и мы пришли с целью… Мы хотели кое-что вам сообщить.

Тишина, вновь вернувшаяся после их замолкания, дала мне понять, что нужно говорить.

— Что?

— Зинаида Александровна выражала вам огромную благодарность, — сказала женщина и после паузы достала из кармана листочек. – Прочитайте.

Я принял листочек и пробежал его глазами. Я не мог прочитать и строки. Слова проскальзывали мимо моего взгляда.

— Она решила написать завещание по-старому. Там написано все.

Я поднял глаза и взглянул на женщину.

— Завещание было написано вчерашней ночью, — будто прочитав мои неозвученные и даже еще не обдуманные вопросы, сказала женщина. – Мы хотели выразить вам огромную благодарность за то, что вы скрасили последние дни этой старушки. После смерти мужа ей нужен был тот, о ком она еще могла заботиться.

Резкий, внезапный даже для меня вопрос всплыл в моей голове и перешел на язык.

— Кто вы? Кто вы для нее?

— Я ее дочь, — спокойно ответила женщина и указала на мужчину. – Это мой муж, ну а это ее внуки, — она чуть подкинула малыша и кивнула в сторону девочки.

Дочь?

Эта женщина – дочь Зинаиды Александровны? Родная кровь тети Зины? Дочь… И ведь что у нее за глаза… Дочь… А она не говорила о своей дочери…

— Где вы живете? – спросил я.

Мужчина откашлялся.

— Зачем это вам?

— Где вы… живете? – повторил я, чувствуя, как уходит уверенность.

— Неподалеку. Дом в соседнем дворе, где-то там, — женщина указала на стену, пытаясь бессмысленно дать мне понять, где находился их дом.

Впрочем, этого мне было достаточно. Я уставился на точку на стене, помеченную женщиной, и просто думал. В соседнем дворе? Всего лишь в соседнем дворе. Кажется, меньше пяти минут пути. Всего-то! Этот путь можно пробежать за минуту и даже меньше. Этот самый соседний двор можно увидеть в окно, если правильно посмотреть…

— Вам нужно что-то еще? – сейчас я больше всего хотел остаться наедине с собой, и от того, чтобы с громовым ударом закрыть дверь, меня ограждало какое-то общее уважение перед всеми людьми. Ведь не могу же я просто захлопнуть перед их глазами дверь. Не могу! Это по-дикарски.

— Да, у нас осталось одно нерешенное дело, — продолжила женщина. – Если вы хорошо прочитали завещание…

Я вздохнул. Как же. Хорошо.

-…то вы знаете, что слово об имуществе Зинаиды Александровны стоит за вами. Мы сомневаемся, что вам это будет столь необходимо, поэтому мы спросим у вас согласия.

— Согласия? С чем? – не понял я.

— С передачей права на управление имуществом…

— То есть?

Мне показалось, что мужчина что-то пробурчал.

— Каким имуществом? – уточнил я.

— Ее вещами и, в особенности, квартирой, — пояснила женщина. – Зинаида Александровна поручила вам решать судьбу…

— Забирайте, — сказал я. – К черту мне эта квартира сдалась. Забирайте.

— Значит, вы…

— Я согласен. Что-то еще? – я слегка повысил голос и заметил, как девочка отошла подальше.

— Нет, это все, — мужчина, а за ним и женщина сделали пару шагов к лестнице вниз. – Спасибо вам за помощь и еще раз огромное спасибо за…

— До свидания, — я быстро закрыл, запер с чувственным ударом дверь.

Черт… Черт бы их всех подрал… Пусть идут к себе в соседний двор и чтоб я их больше не видел… Щель в двери в ванную комнату расширилась, открыв большой фиалковый глаз.

— Выходи, — спокойно сказал я.

Твайлайт открыла дверь полностью и посмотрела на меня. Она была в недоумении. В страшном недоумении. Такое бывает, когда до тебя просто не доходит услышанная информация, а она все наступает, наступает, не уясняется и продолжает сжимать. Что делать? Как воспринимать? Ты не знаешь, и единственный твой выход – тупое непонимание действительности.

У единорожки оно восходило к вершине.

— Ты все слышала?

Твайлайт кивнула. Но точнее сказать «уронила и подняла голову», так это выглядело со стороны. Я вздохнул и двинулся к гостиной. Куртку я повесил, не глядя.

Зинаида Александровна… Ну как же вы так… Почему? Почему именно сейчас? Стоило только наладить… все наладить… И она уходит. Вслед за кем? Удивительно. За Власом… А он умер не так уж давно. Жалкую неделю, даже больше назад… И ведь забавно. Я узнаю об их смерти из слов других людей. И притом не самых приятных.

Я даже не был расстроен или, того еще хуже, убит этой новостью. Обычная смерть. Минус один человек. Я был скорее раздражен, сам не знаю от чего. Может, от судьбы, лишавшей меня средств помощи в виде людей. Скорее всего.

Диван попал в поле досягаемости моей пятой точки, и я приземлился на него. Нет, даже он сейчас меня чем-то раздражает. Скрипит странно. Я закрыл глаза и со стоном откинул голову.

Впрочем, у меня никогда не было привычки попусту держать глаза закрытыми. Мой пустой и безразличный взгляд уперся в стену. Испорчено настроение? Похоже, что так. Не хочется думать. Однако я думаю и продолжаю это делать. И это меня раздражает. Черт возьми…

Я услышал бойкий, ритмичный перестук костыля. Твайлайт пересекла линию моей видимости, бросая взгляд на меня, и я почувствовал тряску на диване. Она немного поерзала и спустя секунду больше не издавала звуков.

Повисла тишина. Ненавижу я вот такую тишину. Когда кто-то нарушает мое пространство, заходит в ту область, в которой он мельтешит в моих глазах, этот кто-то обязан нарушить, кроме визуальной, и аудиальную часть этой области. Но если он молчит… Это… Черт возьми… Очень…

— Что теперь будет?

Я лениво повернул голову в сторону единорожки. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Ее глаза не выглядели грустными, пораженными, горестными или же готовыми разреветься. Признаться, мне сейчас меньше всего хотелось их видеть такими. Она смотрела на меня скорее… озабоченно.

— А что будет? Что такого будет? – я вздергивался на слове «что». – Жизнь будет…

— Без Зинаиды Александровны.

Я вздрогнул. Да, конечно, я говорил это вслух… И Твайлайт впервые назвала тетю Зину по имени и отчеству. Так сказать, раз уж на то пошло…

— Без Зинаиды Александровны, — согласился я. – Вот только я не думаю, что все настолько поменяется…

Твайлайт вздохнула.

— Ты-то… как? – выдавил я из себя. Молчать. Я хотел молчать. Но о каком молчании я говорю?

— Не знаю. Она ведь умерла?

Я задумался. Возможно, она даже не знала о такой вещи, как инфаркт. Кажется, если умирает пожилой, обязательно от инфаркта. Но о смерти ей известно. Как она подумала, что Зинаида Александровна умерла?

— Конечно. Скончалась…

Черт побери, да та женщина сказала ясным языком «скончалась»! Я думаю, это слово без всяких объяснений говорит само за себя.

— Я с ней уже хорошо знакома. Она приятный человек. Наверное, я должна по ней грустить… Но мне не грустно.

— Да мне… мне как-то тоже…

— Ты сам не свой.

Иногда я раздражался от свойства Твайлайт говорить резко и часто обрывисто. Это отвлекало меня от мыслей.

— Да просто… Просто… Эти люди мне испортили настроение. Пришли со своими бумагами, благодарностями и просьбами на согласия…

Твайлайт молчала.

— Ну ладно… — я вздохнул. – А как ты думаешь, каким я должен быть? Даже если не думать о тете Зине как об очень полезном помощнике… Я меньше всего хотел сейчас этой смерти.

— Я тоже. Она так хорошо учила… С ней было хорошо учиться, — единорожка задумалась. Спустя пару мгновений она сказала. – Она была тебе как бабушка?

Я бы, может, и смутился от этих слов. Но от чего смущаться?

— Ох, Твайлайт, вовсе нет. Скорее, она мне как обычная пожилая соседка. Была. Гостеприимная, дружелюбная и щедрая соседка. Не более, Твайлайт.

— Тетя Зина рассказывала мне о твоей жизни. Ты здесь был всегда один?

— Один… Нас было много! – попытался пошутить я. – Жил я один, да вот несколько лет.

Я ожидал какого-то удивления со стороны единорожки. Я помнил еще самый свой первый разговор с Зинаидой Александровной. Она задала мне такой же вопрос, и на ответ последовала понятная реакция «Как! Один?!». Но Твайлайт только вздохнула.

— Как будто я попала не в свою книгу, — она грустно улыбнулась. – Герои, незнакомые мне, идут по незнакомым мне путям и исчезают незнакомыми мне способами. И ими управляет незнакомая мне история.

Я усмехнулся этой забавной метафоре. Твайлайт постоянно показывала, что воспоминания медленно приходят к ней. Поначалу меня удивляло это. Но позже я понял, что это неотъемлемая часть всего того, что выпало на мою долю. Кто знает, что было упрятано в голове у единорожки?

— Неужели тебе незнакомо абсолютно все?

— Все. Но я привыкаю к этому.

— Однако ты понимаешь, что все персонажи должны быть в своих историях, — я продолжил словами ее мысли. – Иначе все нарушится.

— Знаю, — она опустила глаза. – А если я не помню своей книги? Моя настоящая история остается для меня тайной.

— Тогда…

Я не нашел, что ответить. Персонаж в чужой книге – лишний персонаж. Продолжение метафоры с любой стороны выглядело довольно… печально для единорожки. Все лишнее будет исключено. Его либо исключат, либо же оно исключится само.

— Я не знаю, что будет тогда, — все-таки ответил я. – Ты беспомощна здесь. Но ты со мной, что ни говори. А я теперь единственный, кто даст тебе помощь в этом мире… В этой незнакомой тебе книге.

Твайлайт улыбнулась.

Внутри я тоже улыбнулся, и вдруг во мне вспыхнула отличная мысль. Мы тут о говорим о книгах. Книги. О чем были последние слова Зинаиды Александровны? Она говорила, что учила единорожку читать слова. С чего там мне нужно было начать?

— Погоди-ка, — сказал я, вставая и направляясь в спальню. Можно для начала дать ей просто прочитать все. Вообще все. От названий, аннотации и оглавления до самого текста. Только мне нужна одна книга… Черт, я же ее у себя видел…

Где-то в уголке моей библиотеки тесались старенькие, явно уже не десятилетние книжки. Я отсортировал свою библиотеку год назад, и книги старых времен были помещены туда. Жаль, что после этого я в библиотеку только добавлял новые произведения, а до старых руки дотягивались редко.

Потертые буквы на пожелтевшем фоне я приметил не сразу. Почему-то метался по другим книгам. А вот только расслабился – и слова «Русские народные сказки» тут же уловились моим взглядом. Я вытянул книгу и с особым удовольствием ощутил пальцами полутканный переплет. Я не знаю, как он называется. Просто это похоже на уплотненную ткань, на которую нанесли рисунок и которую натянули на картон. Такого сейчас уже не делают.

Я развернулся и пошел к Твайлайт. Она не сошла с дивана (за потраченное мною на поиски время она бы с него едва слезла), а сейчас внимательно смотрела на мою руку с книгой. Упав на диван рядом с ней и немного тряхнув ее, я уставился на обложку.

— Это… Книга… Я возьму?

Я протянул сборник русских народных сказок неведомой личности, и неведомая сила вытянула его из моей руки. Ну никак нельзя сравнить телекинез Твайлайт с рукой. Если у вас из рук тянут книгу, вы можете не только понять силу, но и количество тянущих. Но когда это делает единорожка, кажется, словно книга просто старается улететь не пойми в какую сторону. Странное ощущение.

Твайлайт с нескрываемым интересом так и сяк вращала книгу. На мгновение меня пронзил холод от мысли о других книгах. Черт, я уже позабыл о них. Куда я их положил? Кажется…

— Что это?

Книга вернулась ко мне в руки. Светло-фиолетовое копыто скромненько попало в поле моего зрения и указало на главного персонажа обложки.

Кто хоть немного знал русский фольклор, вряд ли бы размышлял над ним. Парень верхом на волке на фоне Солнца, Луны и деревушки в лесу, над которой пролетали журавли. А я вот всегда считал «Колобка», ну или «Царевну-лягушку» ярким представителем народных сказок нашего народа, но не «Ивана Царевича и серого волка». Но авторы, похоже, со мной были не согласны.

— А ты сначала прочитай, что это за книга.

Твайлайт… смутилась. Она виновато усмехнулась.

— Ах, да… — она сощурилась, глядя на обложку. – Рус-ские… Народ-ные… Сказ-ки…

— Сказки – истории с вымышленным сюжетом и подробностями, — монотонно сообщил я. – До смысла остальных слов ты позже дойдешь сама.

— И это… — Твайлайт в который раз всмотрелась в обложку. – Часть вымышленного?

— С какой стороны посмотреть, — я улыбнулся. – Это – волк, существо. Волки есть и по сей день. А это – человек, такой же, как и я.

— Волк… Хм…

Я взглянул на единорожку. Она несколько секунд смотрела в никуда.

— Знакомое слово?

— А? Ну… Да. Будто бы знакомое. Продол… Погоди, но ведь он по-другому одет! – Твайлайт указала на шапку Ивана-Царевича. – Я не видела такой одежды здесь.

К чему мне приходится привыкать? Ко всему. Вот прямо сейчас, не постыжусь сказать, животное, никогда не носившее одежды, свободно о ней говорит. Но, быть может, я уже придираюсь к мелочам.

— Старинная одежда, Твайлайт. Такую не носят, но носили, — я открыл книгу. – У тебя есть еще какие-то вопросы к обложке, или мы уже можем приступить к чтению?

Мне также придется привыкать к странным букетам непрятаных эмоций. Единорожка снова смущенно усмехнулась, а потом подмешала к своему лицу приличное количество удивления и азарта.

— Ты даешь мне почитать книгу?

Ей-богу… Наверное, с такой интонацией люди обычно говорят «Ты даришь мне квартиру?» или «Эта машина для меня?». А вот пони говорит о книге. С превеликим восхищением и наигранным неверием.

Она всю жизнь мечтала почитать настоящую книгу?

Я тряхнул головой и взглянул на открывшуюся страницу. Она, вся пожелтевшая, отдававшая затхлым запахом древней бумаги, была склеена скотчем с другой, делая замену порвавшемуся корешку. Слева был нарисован желтым карандашом приятный глазу мультяшный лев.

«Чудо чудное, диво дивное». Нет, это предисловие, а предисловие мне пока ни к чему… Предисловие… Предисловие… Ага! «Лисичка-сестричка и Волк».

Что ж, я первый человек, живущий со сказочным существом. И я первый человек, дающий сказочному существу почитать сказки.

— Давай-ка ты попробуешь прочитать мне все вслух. Я послушаю, — я протянул ей книгу.

Твайлайт аккуратно (и как я это понял, смотря только на магическое свечение?) приняла сборник сказок и положила его перед собой.

— Приступай сразу к тексту. Без названия, — добавил я.

Единорожка молча кивнула, будто собирала в себе силы говорить. Чую, я сейчас стою на одном из величайших кусочков истории. Какой? Своей? Но здесь есть Твайлайт, и она второй главный герой истории. Но ведь это и не ее история. Что же выходит? Ничья история?

— Жи-ли себе дед… да баба…