Когда я пью...

Когда я пью, ко мне приходит Эплджек. После четырех кружек пива или нескольких стаканов грога я сижу в своем засаленном рыжем кресле, а она уже скребется ключами в замочную скважину. Я слышу, как она шуршит целлофановым пакетом, как щелкает выключателем и, шаркая тапками, направляется на кухню. Тогда я встаю и следую за ней. Беру с подоконника пачку сигарет, закуриваю.

— Привет, ЭйДжей.
— Привет, — у нее уже в руках мокрый кухонный нож, и она аккуратно обнимает меня и целует в щеку.

Она строго окидывает взглядом пустующий холодильник и то, что принесла, кажется, из ближайшего круглосуточного. Констатирует:

— Будем варить суп.

Я киваю, мне все равно и хочется есть.

ЭйДжей сосредоточенно стоит у плиты в пол-оборота, мешает ложкой бульон и что-то говорит. В свободной руке у нее почти всегда лежит луковица или половинка картофелины; и этой же рукой она то и дело чешет нос и стирает с лица мелкие капли воды от пара и брызг. Я слушаю ее тихий, севший за день голос и пускаю дым в потолок.

Мы сидим за маленьким квадратным столом друг на против друга. ЭйДжей ничего не ест, она кладет локти на желтую клеенку, а голову кладет на ладони. Молчит и, прищурив один глаз, другим смотрит на меня. Потом протягивает руку и поправляет мне челку.

— Тебе завтра рано? Я позвоню.
— Не, у меня выходной, ну то есть... — я поднимаю на нее глаза, и она позволяет мне не продолжать.

На часах уже почти шесть, когда я иду спать. Я лежу в темноте и в тишине, прислушиваясь к скрипу кресла, к еле слышному стуку клавиатуры и аккуратным шагам ЭйДжей. Наконец, она заходит в комнату, снимает с меня наушники и чем-то накрывает поверх одеяла. Кажется, это плед, он легко колет мне подбородок, но я уже практически сплю.