Смерти нет

Иллюминатор Лунной Библиотеки — пожалуй, самый большой на всей базе. Поднявшись на плюс восьмидесятый уровень на лифте и пройдя еще несколько этажей пешком, попадаешь в огромный лабиринт узких проходов и старых пыльных шкафов. Я не знал об этом помещении раньше, мы нашли его уже вместе с Луной, и часто она проводила здесь по несколько дней к ряду, пытаясь разгадать смысл каракулей на желтых станицах пыльных фолиантов, а Дерпи носила ей чай и маффины. Я же держался от этого места подальше, потому как каждый раз Луна начинала читать мне расшифрованные отрывки: путаные, немыслимые скопища слов, похожие на дневники сумасшедших. Или (и именно это бросало меня в дрожь) иркины рассказы о ее снах, осязаемых, отвратительных и пугающих.

В глубине этажа спрятан просторный, плохо освещенный зал с затертым клетчатым паркетом, с высоким потолком и опрокинутым письменным столом посередине, где Луна любила читать перед тем самым огромным иллюминатором при свете Земли. Обычно здесь были разбросаны извлеченные из полок книги, собственные записи Луны, карандаши, вырезки из эквестрийских газет тысячелетней давности и распечатки журналов базы — все усыпанное крошками маффинов. Сейчас же в зале царили угрюмая тишина, и пустота, и кладбищенский холод, нарушаемые только дыханием Дерпи и моим глухим прерывистым кашлем.

Я сидел на подоконнике, закинув на него ноги, неловко прислонившись к ледяному стеклу. Зрение все еще предавало меня, но я уже, кажется, что-то чувствовал: как Дерпи изо всех сил затягивает жгут на обрубке моей правой руки.

— Ну? — спросила она удовлетворившись работой.

Краем глаза я видел, что вся ее мордочка была в крови. В моей, конечно. Я с трудом кивнул. Тогда она достала чистый платок и вложила его мне в левую руку.

Как обычно, мы встречали здесь закат Земли. Вернее, обычно я заставал тут Дерпи под утро, приводящую в порядок шкафы и полки и разбирающую оставленные Луной бумаги и газеты; а когда она, наконец, выбивалась из сил, мы завтракали овсянкой или пили чай, наблюдая за нашей, когда-то родной планетой. Сегодня же мы просто сидели вплотную к окну (я на подоконнике, а Дерпи — на полу), впитывали излучаемый им холод и молча таращились на тусклый огрызок в небе.

Прошел, наверное, час. Может, больше, может, меньше. За все это время мы не проронили ни слова. Постепенно вернувшийся, слух выхватывал из повисшей тишины щелчки стабилизатора, потрескивание пузырьков воздуха в трубах и осторожное сопение Дерпи.

— Как ты думаешь, она вернется? — наконец выдавил я, найдя в себе силы прервать неуютное безмолвие.

Дерпи медленно перевела желтые глаза на меня, отвлекаясь от собственных мыслей. Потом так же медленно опустила взгляд.

— Луна?

— Ну да. Не может же она просто так взять и уйти... — я взял паузу, облизнул потрескавшиеся губы и продолжил, — ... ну, после всего, что здесь произошло.

На какое-то время Дерпи задумалась.

— Не знаю, — она пожала плечами, — я тоже скучаю по Луне, но она... — Дерпи говорила медленно, с трудом подбирая слова, — ... в конце концов, она часть совершенно другого мира. Который еще существует. Понимаешь? Ей было, куда вернуться. Вот тебе, — она как будто с вызовом указала на меня, — тебе есть, куда вернуться?

Мы оба знали ответ, и, пожалуй, не было смысла говорить его вслух. Дерпи поставила копыта на подоконник и уставилась на бело-голубой месяц над горизонтом.

— Что ты видишь, когда ты смотришь на Землю? — неожиданно спросила она. — Давай, взгляни. Ну же.

Невидящими глазами я посмотрел в иллюминатор и о чем-то задумался, уже не помню, о чем. Наверное, слишком надолго.

— Может быть, Иру или Димку, — подсказала мне Дерпи. — Как они летят в своей капсуле, а потом падают в море? Ну например. Я же не знаю: я только читала бортжурнал. Или вот Москву. Помнишь, мы с тобой смотрели фотографии?

Дерпи вопросительно поглядела на меня, но, так и не дождавшись реакции, продолжила.

— А я вижу Салли. Вижу своих подруг и почту. Я работала на почте, помнишь? Теперь этого всего нет, там теперь пустыня: пепел и камни. Не осталось ничего, кроме вырезок из этих старых газет. А мы с тобой здесь, и мы почему-то все еще живы. Два посланца двух исчезнувших городов. — она усмехнулась. — Знаешь, все, что говорила Луна, приобретает смысл. Смерти нет. Смерти действительно нет, понимаешь?

Я пока не понимал.

— Здесь?

— Нет, не здесь. Для нас. Для нас смерти нет. Теперь, когда мы окончательно разорвали связь со всеми тремя мирами, мы больше не можем умереть.

Дерпи продолжала что-то говорить. Я же был погружен в свои мысли, возникавшие и исчезавшие, переплетавшиеся с ее словами, и со всплывающими из глубин памяти словами Луны. "Разорвали связь". "Потеряны во времени и пространстве". Да, Луна постоянно твердила что-такое, но я никогда не принимал ее разговоры всерьез, считая, что она просто начиталась своих старых рукописей. Сейчас же все это становилось нашей с Дерпи реальностью. Мы летели на глухой, бесполезной глыбе камня, на Луне, на какой-то другой Луне вокруг какой-то другой Земли. Оборот за оборотом, без времени, без смерти, без цели и без возможности вернуться. Я подумал, что и Луна со своими бессмысленными книгами, и Ирка с ее безумными, фантасмагорическими снами — знали, что это произойдет. Что именно они для чего-то отняли у меня смерть. Зачем-то, по какой-то причине, которую я забыл. Чтобы что-то, моих рук дело могло произойти на этой проклятой планете. Наверное, однажды я вспомню.

Тем временем, Дерпи, похоже, окончила свой монолог.

— Эй. Олег, ты как. Тебе лучше? Олег? — она тыкала мне в бок копытом.

Я пришел в себя и прислушался к своим ощущениям, не почувствовав ничего, кроме знакомого прикосновения шершавого безжизненного камня к спине. Кашель отступил. Из трещины в стекле в такт моему дыханию снова поднималась тонкая струйка пара. Левая рука прекрасно слушалась. Да, мне было значительно лучше. Дерпи, кажется, заметила это и подтолкнула меня носом, заставляя спрыгнуть на пол.

— Давай, вставай, ты будешь жить вечно. — она рассмеялась. — Как минимум, успеешь выпить со мной чашечку глинтвейна. — Дерпи, наконец, нашла удачный момент похвастаться. — Я корицу нашла.

Я твердо стоял на ногах. Холка Дерпи под моей рукой лишь добавляла немного уверенности. Мы зашагали прочь, в сторону лабиринта книжных шкафов, к лестнице и лифтам.

— Интересно все-таки, что стало с Ирой и Димкой? — думал я. — Как прошел полет, где они приземлились? И куда вернулась Луна? Нашла ли она ту Эквестрию, которую помнила и о которой рассказывала нам?

Я обернулся и бросил последний взгляд на месяц Земли. Наверное, теперь все это действительно было совершенно не важно. Тогда я просто представил себе, как Луна выходит на балкон и как она так же смотрит на мертвенно-бледный шарик в ночном небе. Уже прохладно, поэтому на Луну наброшена клетчатая шерстяная попонка, и перед ней левитирует кружка с чем-то горячим и терпко пахнущим. Потом Луна куда-то исчезла, и перед глазами у меня возникла светловолосая девчонка. Я не мог в деталях представить лицо, но это должна была быть Ирка. Она тревожно вглядывалась в маленький иллюминатор и, кажется, что-то говорила, но я не сумел ни разобрать, ни придумать ее слов.