Безотцовщина

Выпрыгнувшие в сегодня

Глава, где двое пони попадают в сегодняшний день, но, увы, даже не подозревают об этом.

Медленно свистнув и затем слегка брызнув розовато-красным пламенем, механизм дал сбой и выключился окончательно и бесповоротно. Тяжелая туша, вырвавшись из оков, связывавших ее голову и шею невидимыми нитями, упала на пол с гулким хрустом, мгновенно, выученным автоматическим движением, приняв позу эмбриона.

Прошло некоторое количество времени, прежде чем ей удалось расслабиться и занять на полу положение растянутой длинной палки, которая затем повернулась на живот.

«О-ох...» — донеслось откуда-то из недр этой странной туши, которая сейчас лежала лицом вниз. Неяркое мерцающее красное свечение, похожее на аварийное, наполнило камеру, в которой находилось тело, и дало возможность разглядеть во тьме, еще мгновение назад пронизывающей помещение, тело худощавого, высокого, судя по длине ног, поджарого жеребца-единорога.

Он сам был серого цвета, увенчанный белой гривой, одетый в балахон, под которым в блеске красного света прослеживались белые доспехи с множественными золотыми гравировками, а в походной сумке таилась большая книжка, перетянутая ремнем.

Первое, что сделал этот пони, — достал свою книгу из открытой сумки и открыл забрало на золоченом шлеме, обнажив под белой гривой серое лицо, на котором застыло бесмысленное выражение. Открыв книгу где-то посередине и быстро пролепетав необходимые слова, его мордочка вдруг стала изображать эмоции, и на ней явно читалась усталость, а так же раздражение, сопутствующее ей уголками рта и глаз.

Закрытая коробка три метра длиной и полтора толщиной оканчивалась двумя отъезжающими дверными стенами, одна из которых вскоре открылась и в помещение зашел черный как смоль единорог с такой же черной гривой, одетый в темно-синее подобие доспехов, закрывающих только самы уязвимые места, и тащивший за собой по полу огромный, в половину пони размером, тупой меч-прямоугольник со скругленными краями, который терся о пол и создавал линию из искр.

Он прошел мимо лежащего на полу, как будто не замечая его, затем потоптался у второй двери и, пару раз потрогав ее копытом, вдруг резко ударил по механизму из шестеренок, который располагался в левом верхнем углу, своим мечом.

Сноп искр упал на его забрало, и гулкий звук прокатился по всему коридору. Но ничего не произошло – дверь как стояла, так и осталась стоять, зато механизм был безнадежно испорчен – разбитые шестерни ни оставляли никакой надежды на работоспособность открывающего механизма.

Пройдя несколько шагов назад, черный единорог поднял на ноги белого, который только-только начал приходить в себя.

— Сколько времени прошло? Час? Два? Или столетие? – раздались первые слова, исходившие от белого пони. Его голос был хриплый, но твердый.

— Понятия не имею, Фокус. Понятия не имею, честно говорю... – слегка гнусавым низким голосом ответил черный.

— Как будто ты можешь иначе, — усмехнулся белый пони, которого, судя по всему, звали Фокусом.

— Вот именно, что не могу, и ничего тут, увы, не поделать. Не откроешь дверь?

— С радостью, — вздохнул Фокус, — с радостью, Правда.

Белый единорог вначале медленно напрягся, и его рог загорелся фиалковым цветом, как и край дверной стены, а затем с рыком голова единорога ушла налево, и дверь с силой впечалась в свой паз внутри стены так, что аж пыль полетела во все стороны.

— Не особенно-то и помогли твои защитные чары, кстати, — вдруг подметил черный, который носил странное имя «Правда».

— Против психических ловушек не спасут никакие чары. Плохо, что мы с тобой их не увидели. Кстати... Насчет «нас». Что там с остальными?

В ответ черный лишь только покачал головой.

— Что, совсем?

— Я уже час как не сплю, и минимум последние полчаса я пытался доораться до этих четырех. В итоге нашел только тебя. По газам дали назад, зуб даю, — сплюнул Правда.

— Вполне вероятно. Ладно... Пошли вперед? Просто сделаем то, что нас просили – и концы в воду, — выплюнул из себя Фокус.

— Несомненно.

Дальше шли молча. Тусклое подземелье, освещенное только лишь рогами двух заряженных магической энергией пони, уползало куда-то вглубь, где свет считается непозволительной роскошью для здешних обитателей.

Спускаясь вниз по винтовой лестнице, Фокус приметил, что все здесь очень старое: кладбище пауков — паутина на когда-то зажженных факелах, успевший умереть и лежавший грудой пыли мох на камнях, текущие капельки воды с верхних уровней, от которых несло смрадом — все, абсолютно все здесь было облюбовано теми, кто не терпит посторонних в своем нелегком ремесле.

«Здесь даже пауки успели умереть, засохнув,» — бросив взгляд на очередной безжизненный экзоскелет восьмилапого, беспомощно повиснувший на клейкой ниточке, подумал Фокус.

Он знал, что в заброшенных подземельях последними из живых умирают пауки. Удивительные восьминогие создания были готовы месяцами жить в истощении, на грани смерти, поджидая свою жертву. Но и они померли здесь.

Винтовая лестница закончилась, и за рухнувшей каменной дверью обнажился большой зал, окаймленный колоннадой с искусной резьбой у оснований. В центре зала стоял большой каменный стол, края которого слегка осыпались. Восемь скелетов пони украшали его – как будто они все умерли за столом, прямо во время трапезы.

Запахло черешней, как будто двое пони сейчас находились не в сыром подземелье, а в благоухающем саду. Впрочем, для них обоих это означало нечто другое, и рукоять огромного меча подернулась оранжевым пламенем.

Из темноты выступили трое. Все они были одеты в бригантины, но за ними были видны только слабы проблески мышц и костей.

«Духи,» — подумал Фокус, — «это просто духи. Черешня... От них всегда пахнет каким-нибудь фруктом. Интересно, действительно ли это эссенция этой ягоды?»

Правда не думал. Увидя три фигуры, обнажающие какое-то оружие и приближающиеся к ним, он сделал маленький шажок назад, затем вдруг резко, в один колоссальный прыжок, оказался за спинами трех, и, не дожидаясь их реакции, выпустил на волю мощь своего оружия. Тяжелый стальной прямоугольник смял их тела, оставив их мерцать еще несколько секунд в воздухе, а затем взорваться облачками пыли. И черный как бы невзначай обронил: «Как в старые добрые времена», снова прилаживая меч к защелкам на боку.

Фокус не заинтересовался столь кратковременной дракой, лишь только кивнул, отдав этот кивок как должное. Истинный его интерес заключался в скелетах. Он подошел к тому, кто некогда занимал главу стола, и его рог снова загорелся фиалковым, перестав служить источником света.

Когда ж на кончике его снова загорелась яркая точка, то он уже знал о том, что эти пони умерли по своей воле, приняв яд. Но вследствие чего и зачем – оставалось загадкой. Духи, мертвые пауки, отравленные скелеты – все это создавало ощущение того, что они с Правдой провисели в ловушке не пять минут и даже не неделю. Здесь что-то определенно произошло, и происходило, судя по скелетам, уже долгое время. Но что?

Фокус не хотел задаваться этим вопросом: им с Правдой еще предстояло выполнить свое «отвественное поручение», а именно – забрать старый фолиант магии, который по странному стечению обстоятельств(или диверсии, как предполагал его бывший начальник), попал не в те копыта.

Вся проблема скрывалась в том, что из шестерых осталось только двое. Фокус, конечно, где-то в закромах своей души предвкушал то, что награду поделят на двоих, а не на шестерых – Селестия никогда не была скупым работодателем, но и одновременно какая-то жалость потери ощущалась внутри груди, где располагается сердце.

За долгие годы странствий и сотни часов, проведенные у костра, Фокус уже как-то свыкся с Правдой, Пирожком, Рыбкой, Брошкой и Псом. Когда-то у всех них были свои имена, но впоследствие все они обзавелись в своем кругу кличками, и даже узнавали их именно по тем именам, которые они дали друг другу, а не по данным при рождении.

Быть Элементом Гармонии – тяжкая ноша, и приходится нести этот крест с гордостью.

На лице оставшегося Правды тоже виднелась какая-то смутная грусть, скрытая за забралом, и хотя черты лица его были в тени металла, Фокус прекрасно понимал, что творится в душе у этого пони, олицетворяющего саму Честность.

Тяжело было дать клятву никогда не лгать. Лазейка в этом, правда, была – можно было умалчивать, но зачастую тотальное молчание воспринималось даже хуже, чем откровенное признание.

В первый раз они встретились все шестером на берегу Королевской Реки, когда Лорд Тирек пытался захватить власть вопреки просьбам его брата Скопрана покинуть Эквестрию.

Шесть поджарых единорогов в латах выступили против ненасытного и всемогущего чудища и были разгромлены. Однако эти пони выяснили кое-что другое: каждый раз, когда Тирек хотел высосать из наемника магию, эта магия необъяснимым образом убегала в других, оставляя рот лорда поглощения пустым.

Уже отступив, шестеро наемников, поняв эту странную особенность, решились на рискованный план – заточить свою магию в шесть драгоценных камней, и выйти против Тирека абсолютно пустыми, чтобы спровоцировать коллапс в его ненасытном желудке.

И вот камни, любезно предоставленные Брошкой, были собраны и спрятаны в дупле дерева, расположенного прямо под королевским дворцом, а шесть пони, зарядив свои рога отрицательными магическими полями, выступили снова.

Тирек встретил их смехом. Но шестеро наемников были готовы к этому. Они просто позволили пустоте гулко вливаться в ненасытное нутро всепоглощающего существа, и Тирек понял слишком поздно, что его обманули.

Весь его желудок словно взорвали, затем сшили острыми иголками и снова взорвали. Тогда Правда взял свой тяжелый меч в оба копыта и вспорол скорчившемуся Тиреку сонную артерию.

Гад не мог выдержать такой травмы – чтобы не сдохнуть, он начал уменьшаться и съеживаться, а из разорванной шеи в воздух брызгала яркая радуга – вся поглощенная им за его жизнь магия. Наконец Тирек закончил уменьшаться, но то, что он представлял из себя после удара мечом, было жалким зрелищем.

Дальше дело было за малым – прочные кнуты обездвижили его, кольца из золота и ванадия стали рассеивателями магии на его козлиных рожках, а сам он был под веселые песни и улюлюканье выкинут перед Селестией на кафель.

Та поблагодарила их, отдала чеки на миллионы монет и предложила им, как сумевшим его одолеть, за бешеные деньги отвезти его в тартар вместе с регулярным конвоем.

Наемники народ простой, но алчный – согласились все. Перед выездом все хорошенько напились «за дельце» и забрали из-под замка камешки, вернув себе всю свою магию. Фокус посоветовал оставить при себе камешки – в случае чего, в камешки скидывалась вся магия, камни клались в арбалет перед болтом и давался залп куда подальше. Даже живя без магии, можно было бы не тужить: денег за поимку Тирека им выделили столько, что еще их правнуки могли пировать ежедневно.

Каждый наемник на чем-то специализировался, и те, которых собрали для поимки, действительно были лучшими. Фокус ловил магов – будучи сам одаренным единорогом, он смело вступал в дуэли и уничтожал своих противников, заключая их магию под ванадиевые кольца и доставляя связанных ренегатов заказчикам. Правда охотился на духов – его широкий плоский меч, конечно, мог и обычные латы разрубить, но особенно хорошо получалось так разрушать призрачные тела. А еще он никогда и никому не лгал. Духи питались в основном страхами и ложью – поэтому он и принес обет говорить правду и только правду до конца дней своих, ведь кого он мог «подцепить» — не знал сам, однако расти в нем он бы не позволил никакому духу, сумевшему избежать меча.

Рыбка, например, всегда ловил тех, кто незаконно эксплуатировал природу или воровал животных у хозяев. Брошка всегда перехватывал награбленные ценности и отдавал половину владельцу, половину же раздавал бедным «на хлеб». Пес охотился исключительно на предателей и братоубийц, ослепляя их и бросая в «долину смерти», если они не умирали до этого. Пирожок находил отравителей, и, обездвижив их да надломив рог или крылья, если таковые имелись, передавал народу на «вечеринку с градной выпивкой» – а дальше дело было за камнями.

Тирека надо было везти полторы недели, а каждую ночь один из наемников должен был дежурить прямо у клетки. Ничего необычного не приключилось, кроме одного факта. Первые шесть дней Тирек предлагал освободить их за золото – но у каждого находился твердый предлог отказаться. И на шестую ночь, после того, как Фокус, дежуривший у клетки последний за цикл, сказал свое твердое «нет», вдруг он почувствовал, как приподнимается, и белые лучи соединили шестерых на несколько секунд, а затем опустили на пол, как будто прикрепили их друг к другу невидимыми связями.

Наконец Тирека оставили под охраной Цербера, а довольные наемники, вернувшись в Кантерлот, вдруг обнаружили, что дерево, где они спрятали камешки, стало алмазным, а Селестия и ее сестрица Луна настойчиво просили их отдать эти самые камни, в которые были заключены их магии, на хранение.

Так и произошло, что шестеро малознакомых пони стали вдруг связанные воедино. Впрочем, они этому были не рады – договорились в итоге разойтись и заниматься своими делами, а если приспичит работы – встретиться у дерева и что-нибудь сделать.

Два года пировали наемники; но в итоге мирская жизнь наскучила им окончательно, хотя денег было немеряно – и вот, однажды днем все шестеро вернулись к дереву, сложили копыта и поклялись, что раз уж магия связала их, так и пути они проложат рядом.

Шестерка исходила полсвета, выполняя разные поручения. Продолжалось это двадцать с лишним лет, вплоть до того самого момента, как их снова вызвала Селестия, сказав им, что какой-то мощный фолиант попал не в те копыта, и посулила награду.

На этом и закончилась история шестерки – внизу двое попали в психическую ловушку, и история разделилась на историю четверки и историю двойки. И сорокасемилетний Фокус гадал сейчас – сможет ли история снова стать историей о шести? Или нет?

От размышлений его отвлекло копыто Правды, тронувшее серого единорога за плечо.

Фокус бросил на него вопросительный взгляд, а тот, в свою очередь, показал кивком, что Фокус слишком долго плавал в воспоминаниях, и пора бы двигаться дальше, завершать свою работу.

Двое пони пошли вперед. Доспехи привычно скрипели, напевая свою особенную мелодию. И если весь комплект Правды можно было видеть воочию: две пары наголенников и накопытников, нагрудник и пластины на спине и по бокам, а так ж шлем с широким забралом, то под балахоном Фокуса таились тяжелые латы, в которые он был закован целиком. Большой любитель тяжелой брони, он не просто подобрал себе нужные защитные принадлежности, а заказал отдельные литые части, которые носил с гордостью – белые, с золоченым рисунком из хаотичных линий, прочные, пусть и очень тяжелы, они уже неоднократно выручали Фокуса.

Единственным недостатком в них были две вещи: первое – это то, что он совершенно не мог в них бегать, и второе – что рог и уши – главное его оружие — были самыми уязвимыми частями тела, ведь прикрывать их металлом было себе дороже, и в итоге приходилось поверх лат носить еще и балахон, создавая видимость их отстутсвия, и лишь только шлем с узким литым забралом выдавал его.

На балахоне висела сумка, в которой покоился фолиант. На потускневших от времени страницах располагались тексты защитных и очищающих чар для любых ситуаций, кроме самых ужасных – вроде той психической ловушки.

Почти дойдя до конца зала с колоннадой, подойдя к нерабочему фонтану, он услышал «Фш-ш», доносившееся откуда-то сверху. Правда взмахнул мечом, описав над собой широкую дугу, и еще два духа не достигли цели, разлетевшись мерцающими фонариками в темноту и взорвавшись там темной пылью.

Фокус вышел вперед и знаком показал остановиться. Нерабочий фонтан с полуразъденной чем-то статуэткой дельфина наверху вполне мог оказаться ловушкой. Спустя несколько секунд одна из колонн подернулась ярким фиалковым свечением, в тон рогу под балахоном, и она обрушилась на фонтан, превратив его в груду осколков. Зеленая жидкость протекла на пол.

«Ну конечно, яд в раструбе сброса фонтана. Кто бы тут что не устраивал, он плохо знает, как нужно прятать ловушки. Зато ему служат духи. Кто бы это мог быть?» — подумал Фокус, обходя лужу и продолжая свой путь.

Дальше снова был темный коридор, в котором пришлось зажечь свой рог. Тут внезапно Правда подал голос, чем сильно испугал Фокуса:

— Как думаешь, мы найдем то, что ищем?

— О-ох... Не пугай меня, Большой «П». Я очень надеюсь, что да. Возвращаться с пустыми копытами, да еще и, возможно, потеряв две трети отряда... Ужасно, честно говоря.

— Поддерживаю. Но что-то внутри мне подсказывает, что все уже убежали отсюда. Или же покончили с собой. Сколько скелетов было за столом?

— Восьмеро, если память мне не изменяет, — вздохнул Фокус.

— Ну что же, — процедил Правда, — значит, еще двое ходят за нами.

— Двое? Но там же было три и два...

Не успев договорить фразу, Фокус обернулся и напрягся, а затем яркая массивная очередь из синих горячих сгустков энергии накрыла весь коридор сзади, оплавив стены. Когда Фокус закончил, то что-то в коридоре действительно взорвалось пылью.

— Спасибо за идею, Правда, — усмехнулся он, разворачиваясь и продолжая путь вперед.

— Не за что, я тебе ее не подавал. Ты сам выдумал это – я только немного тебе подсказал, — совершенно серьезно ответил ему черный единорог, — кроме того, я не ожидал, что ты вдруг решишь так сильно обстрелять несчастный коридор.

— Я сам не ожидал. Впрочем, было бы нас шестеро – я бы так не делал, — вырвалось у Фокуса, — а когда нас мало – лучше, когда безопаснее. Теперь мы можем быть уверены, что никакой гад в оплавленный коридор, пока он горячий, не сунется. Пошли, нам еще книжку надо забрать.

— Идем.

Двое единорогов продолжили свой путь, который вел на этот раз вверх по большой каменной лестнице. Она была невероятно длинной, и, казалось, никогда не кончится. Фокус порядком подустал тащить все свои латы вверх, но вот наконец появилась ровная площадка и дверной проем. Пройдя через него, эти пони оказались в небольшой квадратной камере, проросшей лианами и мхом. В центре на пьедестале располагался искомый фолиант с изображением глаза на одной из сторон. Сверху же виднелась огромная дыра в потолке, прорубленная там не искусными копытами, снабженными инструментами, а каким-то подрывным методом – неровные края, за которые свободно цеплялись лианы, сразу же выдавали работу взрывного заклятия или заложенной взрывчатки.

— Интересно. Могли бы войти сразу, — хмыкнул Правда.

— Нет, не могли бы. Когда мы входили, здесь все было замуровано в земле. Мы бы просто не нашли эту комнатку.

— Отлично. Зато хоть возвращаться к месту бойни на втором этаже не придется, — кивнул черный.

Фокус сконцентировался на книге. Достав свой фолиант, он прочитал чары рассеивания, и, удовлетворенный нулевым результатом, пошел прямо к пьедесталу.

Переплет оказался не застегнут, и возиться с замочком не пришлось – открытая книга обнаружила, что первые несколько десятков страниц были вырваны с корнем. Тогда Фокус открыл конец книги и нашел там оглавление. Первые сорок семь страниц рукописи в переплете под названием «Магия за пределами понимания» были названы «Секрет бессмертия принцесс и возможность его получения».

— Ну конечно. Где-то там сейчас гуляет бессмертный пони, которого мы будем искать и попытаемся вспороть ему максимально количество органов, чтобы хоть как-то его обезвижить перед тысячью лет в тартаре рядом с Тиреком. Я почти уверен в этом, — отпустил едкое замечание Фокус.

— С бессмертным нам вдвоем не совладать, — сразу же нашелся Правда.

— И в этом ты прав тоже. Нужно будет отыскать остальных сразу же по возвращению. Надеюсь, с ними все в порядке.

— Я тоже на это надеюсь, — покачал головой Правда, и в этом движении чувствовалось сомнение.

— Ну ладно. Надо забрать посылку и доставить ее какой нашли. Хотя бы. Надо бы найти какую-нибудь плоскую штуку, которая сошла бы за подставку...

— Зачем?

— А как ты вылетать отсюда собрался? Я тебя самого туда не потащу – вдруг что внутри оторву. Нет, ты конечно можешь пойти обратно, через залы, лесенки и ловушки, но я в своих латах обратно не попрусь. Я тоже не бог выносливости. Тем более видишь, что за свет льется?

— Какой?

— Сиреневый. Нам идти обратно часа три. Выйдем – ночь на дворе будет. Хочешь узнать, что тако веселье? Погуляй у вражьего лагеря ночью, — фыркнул Фокус.

— Понял. Понял, — сразу согласился Правда и поправил забрало.

Фокус немного поколебался, затем застегнул книжку и отправил ее рядом с книгой о защите. Немного поколебавшись, он принялся искать, что бы сошло за подставку для двоих. Осмотрев все, что было в комнате, он покачал головой.

Увидев тщеность попыток Фокуса, Правда усмехнулся, взял свой меч покрепче в магическое поле и двадцатью четырьмя точными ударами по мрамору пола вырубил в нем плиту достаточного размера, чтобы на нее залезли двое.

— Вуа-ля.

Уже поднявшись наверх и перебравшись на траву, Фокус вдруг кое-что вспомнил.

— Сколько там осталось духов? Двое?

— Ну да, — отвесил черный.

Фокус подошел к краю обрыва и зарядил туда еще одну массивную очередь, оплавляя все подряд. Затем он усилием воли обработал помещением струями пламени, и потом, поменяв тип магии, отправил туда кучу ледяных болтов и скрепил их потоком ледяного воздуха, который он звал «морозная свежесть».

— Вуа-ля, — повторил он и оба пони вполголоса засмеялись. Впервые за столько часов в подземелье наконец-то Фокус и Правда почувствовали опьяняющий холодный воздух равнины.

Стоял тихий прохладный вечер, один из тех, при лучах которого влюбленные пони сидят на лваочках нецтральных улиц и крупных парков, глядя друг на друга и вздыхая о любви; но Фокусу и Правде было не до этого. Это вдохновляющий вечер не казался им чем-то необыкновенным, а лишь только одной сплошной проблемой – им придется, вместо того чтобы дойти до ближайшего поселения, искать себе жилище в лесу, где можно было бы обустроиться на ночь.

Вздохнув, Правда пошел первым. Тяжелые доспехи Фокуса мешали ему идти вперед спокойно, да и не было у него метода расчищать себе дорогу без света, огня или прочих абсолютно невостребованных в напряженной обстановке спецэффектов.

— Уйдем так далеко, как сможем. А скоро уже ночь. Когда край луны поднимется из-под горизонта, разобьем ночнушку, — бросил Правда.

Фокус ничего не ответил, только незамтно кивнул. В вопросах выживания на пересеченной местности охотнику на духов можно было доверять: исходивший вдоль и поперек в поисках наживы самые враждебные леса Эквестрии, он точно знал, что могло из подстерегать на каждом шагу.

И двое направились в сторону заходящего солнца – туда, откуда они пришли.

Вечер медленно спускался на реденький лес в пригорье горы, где они и нашли вход в искомую ими пещеру с фолиантом, который теперь мирно болтался в сумке у Фокуса. Правда шел впереди, своим несуразно большим мечом разрубая целые деревья, прокладывая дорогу вперед. Двое пони знали, куда идут – они взяли курс на выход из леса, а там недалеко была большая дорога, которая вела в Кантерлот.

Впрочем, то, что они шли через этот лес полтора дня, не добавлял простому пути простоты, а даже наоборот, усложнял его. Если бы они смогли найти свои старые заметки на пути, то это сильно бы облегчило им дорогу – но таковые пока не встречались, а плутать где-то в дебрях, рискуя своим здоровьем и сохранностью фолианта ни один, ни другой не рискнули бы.

Густой лес заиграл первыми светляками. Фокус плохо ощущал время; казалось, они прошли пять минут, но солнце успело опуститься так, как будто шло целый час, а Правда все так и шел впереди, размахивая своей «шваброй», как в шутку звали его меч.

Наконец вот уже и краешек лунного диска показался на горизонте лесного массива; тогда Правда вздохнул и повернулся к Фокусу:

— Так, я сейчас найду где спрятаться. Зажги светильник на лбу и стой тут.

— Хорошо, как скажешь, — ответил ему Фокус и на кончике его лба, источая тонкую струйку дыма, появилось светлое пятнышко, ставшее вполне сильной лампочкой в темноте леса.

Правда исчез где-то за деревьями. После того, как однообразное хрумканье и треск ломающейся от меча древесины затихли, Фокус наконец-то получил возможность всласть расслышать все звуки этого леса.

Он совсем не казался враждебно настроенным, хотя Фокус, вслушиваясь, знал, что впечталение обманичиво: и в ворохе звуков он искал те, которые могли издаваться потенциальными врагами.

Где-то жаба гулко квакнула, празднуя поимку мухи, где-то чирикнул воробушек. Пискнула мышь на краю поляны и черная тень совы, ухнув, пронеслась над ней, схватив ее и неся в свое гнездо. Уставшая за день природа, скрипя и шелестя, торжествовала и обращалась в ночной режим: совы и кошки выходили на охоту за тем, кто решил в эту ночь не спать, а мелкие животные, неуспешно проведшие свой день, пытались наверстать упущенное ночью, избегая охотников и ища себе кусочек еды, чтобы набить в своем схроне брюхо и завалиться спать до восхода солнца, когда все хищники сочтут, что с них хватит преследований и адреналина.

И цикл начал повторяться вновь. Снова зазвучала переливчатая музыка шорохов и шелеста ночного леса, и все это наконец-то отклинулось в душе Фокуса каким-то необъяснимым умиротворением. Осознав, что работа наконец-то закончена, захотелось вздохнуть полной грудью. Осталось только доставить книжку по адресу, получить деньги, найти друзей – и снова отправиться в бесконечное путешествие, с привычными песнями у костра, тортами по пятницам и флиртами в тавернах по пути, оказаться на дорогах бескрайних прерий или в живописных долинах, плясать до упаду на танцполе площади какой-нибудь деревушки, а после завалиться с молодыми кобылками на сеновал... Хотелось вернуться в свой обычный распорядок жизни, такой приевшийся и такой необходимый.

Впрочем, один вопрос без зазрения совести медленно обгладывал душу Фокуса – что произошло в Эквестрии? Почему-то привычные картины леса казались не такими уж обыденными – он еще никогда не видел фиолетовых бабочек и зеленых пауков. И его улыбка умиротворения в уголках губ беспрестанно дергалась от волнения, будто его оглушил нервный тик.

Произойти могло что угодно – вплоть до того, что весь род пони заменился на каких-то других существ. А вдруг Тирек захватил власть? Вот уж кто-кто, а он им свою поимку не простит точно, и приедтся наемникам играть в ренегатов... Или попытаться заключить с ним сделку. Что было маловероятно. Скорее уж придется исполнить первый вариант, с партизанским движением. «Зовите меня Скрими Фолл,» — вспоминал Фокус одного сумашедшего, которого они изловили по просьбе ратуши одной небольшой деревеньки около склона большой горы. Придурок постоянно закладывал «взрыв-кристаллы» на поля, чем довел до инфаркта троих жителей; несмотря на отсутсвие поражений от непосредственно кристаллов, от яркой выспышки и оглушающего хлопка можно было действительно сойти с ума, и если бы не тушашие чары, возможно, Брошка так бы и остался кормящимся с ложечки всю жизнь вместо пары дней.

Постепенно разбираясь со своими мыслями, стоящий истуканом пони в латах продолжал исследовать ночной лес глазами и ушами. Вот потревоженная гадюка попыталась куснуть его в ногу, но, увы, не смогла даже поцарапать закаленный металл, и, дергая головой от слегка вдавившегося зуба, бочком удалилась с поляны восстанавливаться после неудачной атаки, где и была замечена совой и нещадно схвачена ей же. Птица зажала в когтях ее шею, и укусить хотя бы на прощание змея уже не могла.

«Нет, жизнь здесь не изменилась. Все так же царствует порядок сильнейших,» — подумал Фокус и немного успокоился, наблюдая за исполнением принципов «хищник-жертва». А вместе с этим ему в голоу пришла вполне здравая мысль – зачем страдать по тому, о чем ты не имеешь представления? Вначале надо было целиком разобраться с произошедшим, если таковое было – увидеть воочию, понять, что произошло, а не мучаться бесконечными вопросами. Хотя бы до конца этой ночи.

На этом Фокус решил поставить очевидную логическую точку в своих рассуждениях. Все они могли продолжаться, но не сегодня. Хотя бы до сна. Нужно было успокоиться, привести себя в порядок – хотя бы потому, что его кишечник очень зависел от нервов, а разыгравшийся метеоризм мог добавить много пикантных моментов в процесс сна. Пинков и грубостей от Правды ему слышать не хотелось. Ровно как и не было большого желания оставаться с ним наедине. Нет, конечно, за себя он не боялся, даже если бы спал абсолютно голышом – но просто искра недоверия не раз мелькала между ними. Фокус как-то обычно склонялся к тому, что всегда разибрался в каждом заказе. Выбирал сторону, выбирал оплату, действовал по плану. Находил своих целей и всегда, обезоружив их, допрашивал с пристрастием, хитрыми магическими клешнями вытягивая максимальное количество правды. Бывло даже так, что он поворачивал свое дело вспять, и шел обезоруживать и приставлять к суду заказчиков – редко, правда, но пару раз точно было. Пони, не обделенный моральнымим принципами, не мог содействовать истязателю своих жертв или же насильнику, от которого сбежала единорожка, «любимая» им во все места несколько лет подряд.

А вот в случае с Правдой все обстояло несколько иначе. Говоря коротко, его жизненный принцип можно было выразить одной точной фразой, когда-то оброненной им же – «Скажи мне, кто боги твоих врагов, и я скажу цену за их тела». Никогда не желавший разбираться ни в чем, непунктуальный и падкий до денег Правда не импонировал, наверное, даже самому себе – но из-за его морального кодекса честности он не мог лицемерить и искать лживые компромиссы категорически. Для него поле отношений и политики была воспрещены для входа, наглухо закрыты и он внушил себе, что от подобных поприщ стоит держаться как можно дальше. Сказано – сделано, нет проблем, и нет нужды уверять себя, что ты сделал все правильно. Он сам говорил – «я работаю ради обогащения», и поспорить с этим было трудновато. Впрочем, переубеждать его никто тоже не собирался – и поэтому компания Элементов Гармонии приняла его таким, каким он являлся, со всеми его нескрываемыми недостатками, с его поразительной способностью говорить гадости в ответ на вопрос «Что ты обо мне думаешь?» и его сложной натурой. Где-то в глубине души Фокус понимал, что он старадает от своего внутреннего кодекса сильнее, чем окружающее его общество, но ничего не может с этим поделать, и каждый раз это осознание гасило в нем огонек неприязни к этому хаму.

Но одно дело – иметь хорошего следопыта, который половину жизни провел в лесах, разыскивая то-не-знаю-что, и другое – нервного пони с мечом в два его роста длиной. Все-таки какая-то недобрая мысль посетила Фокуса, хотя он достаточно быстро отмахнулся от нее, и оставила свою горчинку на дне его рассудительной головы.

Наконец кусты хрустнули и разлетелись.

— Давай, идем, я нашел место, где нам переночевать, — довольная рожа Правды высунулась на поляну, — ты только это, фонарик не гаси на всякий. Вдруг что.

— Хорошо, — согласился Фокус, — пошли, пойдем отоспимся. Это пойдет на пользу... О С-селестия... Ноги так ломит.

Действительно, Фокус уже предвкушал момент блаженства – чуть только он слегка расслабился, так его копыта начали беспрестанно ныть. Все-таки страсть к тяжеленным доспехам просто так не окупалась – зато мускулатура развилась очень быстро, чтобы несколько дней держать его на ногах в своем полном облачении. Но если не считать, что они провисели столько-то времени в камере, то он был уже третьи сутки на ногах, даже не присаживаясь, и сейчас уставший организм ой-ой-ой как давал о себе знать – разболелись ноги, сердце, появилась одышка.

Шли недолго, хотя Фокусу этот отрезок показался вечным. Наконец они наткнулись на поваленное дерево в лощине, уже заболтиво прикрытое кучей сырых веток и обтянутое брезентом. Рядом со входом в это испровизированное убежище горел костерок.

— Хорошо устроился, Правда, — не мог не похвалить черного единорога Фокус.

— Я бы сказал, на пятерочку. Не отель, но поспать можно.

— Я бы сказал, на шестерочку. Спим как? Без охраны?

— Э-эх... Нас всего двое, и ладно. Черт с ней, с охраной. Ночью дождь будет... У тебя есть в книжечке что-нибудь в духе ледяного э-э... Как его там.... Черта этого? – сконфузился Правда., забыв имя духа-защитника.

— Элементаля? – спросил Фокус.

— Именно... – зевнул Правда, — поставь его перед костром и ложись спать. Завтра еще переть незнамо сколько.

Оказавшись внутри импровизированного шалаша, Фокус, что называтеся, дорвался до удовольствия. На землю упала широкая простыня. Фокус огляделся, и, увидев, что Правда занимается своими защитническими делами у костра, осматривая местность, дотронулся до скрытых защелок, и тяжелые доспехи разошлись. Стянув с себя весь металл и сняв смягчающие тканевые прокладки вместе с кольчугой в одном из нижних слоев, его тело было готово, казалось, взлететь в воздух – так стало легко и непринужденно передвигаться без почти сорока килограмм веса, воодруженных на него. Обнажилось тусклое серое тело с потрепанной белой гривой, стали видны бирюзовые глаза и уставшие морщинки на лице, да кьютимарка в виде вдавленного своими сторонами внутрь восьмиугольника.

«Да, мне уже вот сорок семь лет. Второй жеребцовый расцвет, так сказать. Интересно, что бы подумали обо мне родители? Кажется, они хотели, чтобы я играл на флейте.»

Фокус лег, затем прочитал из своей книжки небольшое заклятие, и ледяная глыба воздвигнуть около костра. Элементаль раскрыл свои синие глаза и стал зорко наблюдать за тем, чтобы их сон никто не потревожил. Отдав ему команду «максимальная защита», Фокус лег на свою простынку и в последний раз задумался, глядя на черное небо, тихо покрывавшееся точечками из звезд.

«Простите меня, мама и папа, что не оправдал ваши ожидания. Простите, что стал не тем, кем вы хотели. У меня есть всего лишь одно оправдание – я проживаю свою жизнь в счастье от того, кем стал.»

Скупая слеза выкатилась из его глаза и упала на простыню, отправив Фокуса своим неслышным звуком разбившейся капли в глубокий сон без сновидений.

...

Птица попыталась запеть свою привычную утреннюю трель слишком близко от ледяного элементаля, и ее творчество было крайне неодобрено гудящим лучом замораживающего льда. Превратившись в глыбу, птичка накренилась и осталась висеть на ветке. Но Фокус так и не понял, какой из этих звуков разбудил его.

Впрочем, все равно хоть когда-нибудь надо было бы встать, и, с трудом разлепив глаза, серый единорог осознал, что выспался. Телу было хорошо и слегка прохладно, но эта бодрящая свежесть, казалось, сама поставила его на ноги, дав хороший пинок под круп в направлении свежего воздуха, чтобы тот вышел и вздохнул полной грудью, смотря на чистоту нетронутого цивилизацией леса.

Картина немного обескуражила его наличием уймы всяких замороженных зверушек у палатки и что-то шьющим Правдой, но, покачав головой и шепнув пару слов, он отправил элементаля почивать на небеса, испарив его, и, немного помахав рогом, разомкнул чары льда. С животными, правда, ничего не произошло.

— Ох, ну и выставка ледяных фигур, — почесал он копытом затылок, глядя на количество статуэток.

— И что с ними теперь? На веки вечные или рассыплются? – немного ехидно спросил Правда, — С добрым утром, приятель. Как спалось?

— Спалось отлично... Сколько я проспал?

— Если судить по солнцу, то как минимум часов десять. Впрочем, тебе же хорошо – я уж не стал тебя будить, ты весь день таскаешься в этих жутких доспехах. Устаешь. А у нас не горит... Тебе сна побольше надо, чем мне. И покрепче. Сам бы я и без элементаля проспал – да вот тебя не хотелось, чтобы какие-нибудь совы будили.

— Ну что же ты сразу не сказал, зачем элементаль, — цокнул языком Фокус, — я бы просто акустический щит поставил.

— И даже такой есть? Вот уж убей – не знал, — удивился Правда, заправляя иголку в небольшую серебряную коробочку и запихивая ее в кармашек на оборотной стороне нагрудника.

— Ну вообще-то да. Я же тебе говорил еще месяц назад – я от вас слышу цель, а сам уже подберу оптимальные средства. Я-то думал, ты врагов каких боишься...

— Да какие враги? Девственно чистый нетронутый лес. Когда мы шли, шума создавали огого. Кто-то бы шел – все было бы точно так же. И потом, ну хорошо, одно элементаль приморозит, а дальше его испепелят и прощай. Так что... Ну, в общем, ладно. Что с птичками-то будет?

— Поддерживающие чары упали, скоро прогреются и снова полетают, правда с обморожениями первое время... Но несильными.

— М-да. Ладно, — осмотрелся Правда, — я тут завтрак приготовил, хочешь рагу из травы?

— Рагу? Звучит аппетитно... Готовишь ты на славу, когда хочешь.

— А то, — улыбнулся Правда, — как-никак, все-таки приходилось в лесах питаться чем попало. Вот и выучился находить съедобное.

— Отлично. Ну так где мое рагу? – в ответ ему улыбнулся Фокус и тотчас же перед ним оказалась мисочка со складной стальной ложкой. Немного поколебавшись, Фокус принялся за еду. Рагу было не очень вкусным, но собрано было из того, чего надо пони с утра – и поэтому, отложив эстетические мысли на потом, серый единорог принялся уплетать еду за обе щеки, ведь его желудок был абсолютно пуст.

Глядя за тем, как уменьшается содержимое тарелки Фокуса, Правда снова достал свою коробочку с нитками и иголками, взял оттуда одну и начала дошивать заплатку на заднем накопытнике.

Умения готовить, шить, сторить шалаши и поддерживать личную гигену, которыми Правда, в отличие от Фокуса, обладал в совершенстве, не раз служили свою добрую службу. Один или два дня ходьбы без душа – добро пожаловать, гнойники, царапины, потертости, и, если дело было сильно запустить, абсцесс или сепсис. Ежедневные скидывания раздетых друзей в речку, чтобы те хоть чуть-чуть искупались, были для него ступерстандартным занятием. Вот и сейчас он начал свой разговор об этом же, удостоверившись в том, что Фокус все доел:

— Так, за тем деревом висит в брезенте куча воды, а на сучке немного мыла. Иди помойся, дырку проделаешь в мешке. Кстати, его потом не трогай – ночевать уже на дороге будем. Мы же тогда крюк за гору по лесу сделали, да?

— Да, а что... Ах, то есть мы сейчас, получается, со стороны столицы? – немного воодушевившись услышанным, спросил Фокус.

 — Именно. Отсюда полдня дороги до большого тракта, а там уже и столица через один день. А найти таверну на большой дороге проще простого. Там же все просто кишит этим делом, — усмехнулся Правда, — каждый хочет отхватить хоть немного денег с ночлежки.

— Верно, — хмыкнул Фокус, — хотя что ты хочешь от всех пони на Большой Дороге? Товары со всего света стекаются в центр, на повсеместный рынок. Площадь имени Койна. И естественно, каждый хочет на чем-нибудь навариться: ночлег, сменные повозки, услуги охраны, услуги кражи – все произрастает из простых отношений «купи-продай». Вот в чем вопрос, кто кого еще покупает – торгаши дело или дело подкупает торгашей, — произнес Фокус, уходя за дерево. Вскоре оттуда донесся тихий журчащий напев льющейся воды.

Последний штришок иголочкой, и вот уже матерчатый наколенник, слегка порванный вчера о сучок, внось готов к использованию. Вернулся из-за дерева мокрый Фокус, начавший одеваться в свой доспех. Это был целый ритуал – вначале нужно было хорошенько вытереться насухо. Затем одевались длинные носки. На тело нацеплялась вначале мягкая хлопчатая футболка, доходящая до носков и прицеплялась к ним пуговицами. После этого на голову повязывался протектор – мягкий обруч с подушечкой сзади рога, призванный смягчать удары по голове. Затем уже на это все одевалась кольчуга – она доходила до середины ног и закреплялась там на крючках. После этого хвост сворачивался петлей на небольшую веревочку, и надевалась матерчатая войлоковая прокладка, не дающая латам истираться изнутри. И только же после всего этого восемь частей лат начинали вставать на место. Вначале Фокус залез во все четыре ноги. Затем он продел через свой белый хвост наспинную часть, и опустил ее концы на внешнюю половину копытных сегментов. Замочки щелкнули в знак согласия. Затем брюшная часть обхватила копытные сегменты с другой стороны и соединилась с наспинной бессчетным количеством хрустящих невидимых замочков. После этого пошла шейная часть – большая туба, разложенная «домиком», сомкнулась на обернутой кольчугой шее и только после этого шлем с откинутым забралом оказался на месте, сообщив о том, что все закончено, последними щелчками. Фокус немного встряхнулся, и раздалась еще порция щелчков – последние защелки встали на место, и Фокус был готов выдвигаться, накинув балахон и взвалив себе седельную сумку на плечо. Закрыв забрало, он ощутил привычное –на шлеме были пробиты четыре надреза на уровне рта, два у носа и три у каждого глаза, а так же круглое отверстие для рога со сгибающейся пластинкой сзади, доходящей до основания. Таким образом, он не мог пользоваться направленной магией при открытом забрале – однако это нельзя было назвать минусом, потому что всегда был шанс ослепить себя чем-нибудь особо ярким и потерять ориентацию в пространстве, чего не могло произойти при закрытом из-за сильной ограниченности светового потока, проходящего через небольшие линии-выбоины. В то же время он видел почти нормально – костюм был тщательно спроектирован так, чтобы перед глазами визуально стояли три тонких черных линии, а сама картинка происходящего была видна очень хорошо. А магия призыва, телекинеза или наложение чар направленности не требовали, как и не вызывали яркое шоу перед глазами.

— Я готов, Правда.

— Я тоже, — черному единорогу достаточно было только нацепить свои прошитые войлоком изнутри части доспеха да натянуть легкий шлем, чтобы уже быть готовым к продолжению странствования.

После того, как в целях предохранения от неприятных инцидентов лагерь был сожжен дотла, включая сломанное дерево, двое единорогов отправились дальше.

— Так, говоришь, сколько нам идти? – мотнув головой, переспросил Фокус.

— Сказал же,часов шесть-восемь до дороги, и там денек до того, как мы достигнем леса и дворца. Переночуем, скорее всего, на дороге, где-нибудь в таверне, а там уже и на месте будем. Закатим чего, как вернемся?

— А то, — усмехнулся Фокус, — я давно не пил сидра с абсентом. Один к двум – прощай голова, дум-дум-раз-два!

Грубый смех Правды разнесся по лесу, впрочем, тот скоро фыркнул и успокоился.

— Ох, — выдохнул он, — кто тогда эту кричалку придумал? Мы, кажется, тогда сортир жгли?

— Не, сортир,- усмешка нарисовалась на скрытом под шлемом лице Фокуса, — мы жгли раньше. Это было, когда мы дракона из углей мастерили. М-да... Так вспомнишь – не терпится увидеть остальных.

— Ты прав, — расстроенно вздохнул Правда, — ну вот мы и пришли к самому цимесу ситуации. Что с ними-то будем делать? Это же мы, подчеркиваю, мы нашли эту уродскую книженцию, а они взяли и ушли.

— Кстати, а может они разбили лагерь на другой стороне горы? Эх, жаль мы не сможем проверить это быстро без проблем...

— Во, кстати, это идея. Может, они просто все зачистили и решили остаться там? Ждать, пока мы вернемся? Но с другой стороны, переться туда-обратно с этой книгой не особо хочется – а около горы ходят два разъяренных духа и вполне могут подкараулить нас ночью или в закромном уголке. Ладно ты – тебя хоть мечами бей, тебе плевать, а вот мне в горло ножик войдет быстро.

Двое пони встали. Осознание возможной ошибки в их пути дошло до них слишком поздно, когда пришлось бы тратить почти три дня на путь отсюда до вершины и обратно, включая поиск отряда. Однако вскоре решение нашлось. В небесную высоту взмыл яркий шарик и взорвался там переливчатым фейерверком.

— Каждые три часа сеодня буду делать так. Это мой знак в случае, если мы потерялись. Я так посмотрел – гора не очень высокая, шарик увидеть вполне реально, а уж слепящие вышки – точно. Я прав? – с надеждой в голосе спросил Фокус.

— Да, ты прав, хотя я не очень уверен в том, что они прям бросятся за нами.

 — В любом случае, помнишь уговор? Каждое 20-ое число, если мы потерялись не специально, мы собираемся в «Зеленой Опушке» за столиком у окна. А там он такой один. Ладно.. Будем думать, что мы не потеряем много времени, тем более, в случае чего, вернемся за ними, я сейчас тут оставлю земляного элементаля, к нему телепортируемся в случае чего. А пока отнесем книжечку. Нам еще переть и переть...

— Это-то да. Ладно. Только это – давай еще пару раз и все? Слишком уж агрессивно сигналишь всем гадам в округе о нашем появлении. Надо как-никбдь потише. Вызывай элементаля и пошли, — фыркнул явно недовольный Фокусом Правда.

 — Хорошо.

После пары слов земля собралась в несколько комьев примерно сантиметров тридцати в диаметре и они свернулись в какую-то хаотическую змею, немедленно закопавшуюся в землю.

— Готово, — кивнул Фокус, смотря на небо, — уже скоро полдень. Пойдем, нам еще много куда надо успеть.

Двое единорогов вновь продолжили свой поход. Лес потихонечку редел, и Правда уже не использовал свой меч для расчистик пути. Вдруг деревья резко оборвались, и взору путников представилась насыпь из щебная и гравия, пресованная сверху и по бокам.

Единороги замерли.

— Что это? – почти шепотом спросил Фокус, на Правда одним пинком задними копытами оттолкнул его обратно в деревья.

 — Молчи, если жизнь дорога, — просипел он, прячась за деревом.

— Это какая-то...

— Это стена. Ограда. И за ней может сидеть или идти кто угодно – ты видишь, что она идет до горизонта? – сквозь ужас произнес Правда.

— По ней можно забраться... – прикинул Фокус. Но Правда оборвал его.

— Головы лишиться захотел? Эх-х... Сиди здесь. Я сейчас попробую залезть на дерево, посмотреть, есть там кто. Если никого, пойдем, только очень аккуратно, — бросил черный и полез на дерево.

Сосна еле поддавалась ему; тогда он взял меч, и, используя его рукоять как подставку, начал с помощью телекинеза перевтыкать его все выше и выше, пока не увидел то, что было за насыпью.

А за ней был лишь только точно такой же лес, как и в начале.

Спустившись с дерева, он объявил – «Я никого не видел, так что пошли. Толкьо прошу тебя, иди за мной след-в-след. Не отставай. Четверых потеряли незнамо где – пятого или шестого потеряем – вообще хорошо будет.»

Фокус кивнул.

Двое пони змейкой, крадучим шагом вышли из лесного массива, медленно приближаясь к насыпи. Прежде чем наступить на гравий с щебнем, Фокус хорошенько потыкал его мечом, удостоверяясь, что все безопасно.

Тогда, используя меч, как проходящий по болотам использует палку, он полех наверх – а следом за ним полез и Фокус. Наверху их ждал новый сюрприз. Дорога была перекрыта каким-то странным забором, который не доходил даже до колен пони. Две металлические балки невероятной длины уходили куда-то вдаль, а их скрепляли деревянные прямоугольные пластины, подложенные под них, едва ли не каждые полметра.

— Что это? – с ужасом и благоговением спросил Правда, — это какой-то забор? Преграда? Испепелитель тех, кто осмелится преступить черту?

— Я думаю, что все прозаичней. Это, наверное, забор, но сейчас он выключен... Или недостроен. Или может на профилактике. Или это не забор вообще.

— Но что тогда? – спросил Правда.

— Думаешь, я знаю? Знал бы – не боялся. Дава й-ка.... – вдруг болт энергии выстрелил в одну из металлических балок прямо из рога закованного в латы.

— Нет, это не забор, это точно, — резюмировал Фокус, — ты посмотри на это. Железо. Какое железо может хоть что-то сделать против мага? Оно же просто закаленное, без защиты. Я думаю, что это или очень хитрый забор, или же мы можем спокойно пройти.

Набрав ком гравия, Правда метнул его на другую сторону насыпи. Гравий пролетел спокойно. Тогда он вздохнул, резко прыгнул и, перекатившись, оказался уже на другой стороне лесополосы.

— Зачем ты так? – рассмеялся Фокус, — геройствуем?

— Ну хоть проходить можно, — подтаскивая меч, отлевший при кувырке в сторону, ухнул Правда.

Фокус спокойно и аккуратно перелез через поврежденную балку, затем спустился вниз по насыпи и сказал: «Придем во дворец, выясним, что это за чушь такая.»

Правда молча согласился, и парочка продолжила свой путь.

Это странное препятствие оставило в их душе неприятный осадок. Фокус уж начал было подумывать о том, чтобы вернуть и поизучать покореженную им балку повнимательней: вдруг на ней найдутся какие-то опознавательные знаки.

Прошло около часа. Запустив еще одну сигнальную сферу в воздух, серый единорог начал раздумывать над тем, что могло их ждать впереди. О странной «стенка» он надеялся узнать на большой дороге, и это любопытство заставило его передвигаться ноги быстрее, чем Правда; в итоге он наступил ему на заднее копыто, и тот взвизгнул от боли, резко проехавшись мечом по полуокружности около крупа. Меч почти врезался в доспехи Фокуса, и, возможно, сильно был покалечил последнего, переломав его шею, но опытный маг сумел быстро поставить магический щит отталкивания, и, срикошетив, меч пронесся сквозь дерево, подрубив его, вследствие чего то упало на землю с противным треском и скрежетом, как пьяница в придворцовых кварталах ночью.

— Мать твою за ногу, черт ты бешеный! Смотри, куда прешь, Фокус! Я же тебе чуть череп не сломал! – усевшись на землю, и потирая в кровь раздоранное тяжеленными доспехами заднее копыто, — а вот блин... Хреново. Ну вроде ты мне его не сломал. Лады... У тебя есть что полечить меня?

— Ох, прости, Правда. Я не думал, — вышедший из ступора Фокус сглотнул, — что так все плохо будет... В смысле, я не хотел этого делать... Случайно...

— Да верю я, что случайно, — фыркнул Правда, — только вот гнойника на ноге мне не хватало. Не по кафелю дворца шагаем. Эх-х... Больно-то как. Гр-р.... И чем бы перевязаться? Найди подорожник, пожалуйста, здесь вроде такой лес, что что-нибудь в таком духе должно быть. Или крапивы. Как-никак гной не пойдет.

— Хорошо, — кивнул Фокус, оглядываясь. Не найдя в поле зрения никакой полезной травы, он пошел в лес. Вскоре трава нашлась, но его еще кое-что заинтересовало. Прямо на каком-то дереве неподалеку виднелся пчелиный улей. Странный вытянутый эллипс, вокруг которого жужжало штук двадцать пчелок, манил Фокуса не своим видом, а своей начинкой – ведь, как известно, пчелиный мед обладал хорошими свойствами, и если им было смазать ранку, то кровь останавливалась и ранка не гноилась. Но была проблема – пчелы научились сопротивляться магии, и просто телекинезом невозможно было вытянуть ни капли. Магию моэно было временно ослабить, разбив оболочку улья... Тихо подкравшись к основанию дерева, Фокус вдруг резко выстрелил энергоболтом в основание ветки, предварительно проверив, закрыто ли забрало – быть искусанным пчелами ему вовсе на хотелось, и, после того, как остаток крепления ветки начал тянуть основную часть вместе с ульем вниз, серый единорог замер. Упавший улей взорвался сотнями недовольных насекомых, как бочка с порохом. Несметное количество бешеных насекомых, раздраженно жужжа, взмыло в воздух. Пчелы осматривали все в поисках разрушившего гнездо; ползали по балахону и забирались под него, но металл давал пчелам понять, что его не прокусить, а рог им был не интересен – какой смысл кусать что-то твердое, если они искали мягкое, и в итоге разъяренные шестилапые набросились на кролика, который случайно запрыгнул на камень рядом посмотреть, что за шум. Ядовите самоубийцы заставили кролика быстро ретироваться, предследуя его всей сворой, и тогда Фокус медленно начал тоненькой струйкой вытаскивать мед в воздух, чтобы по нему спохватилась королева. Немедленно большая пчела, грозно жужжа, вылетела посмотреть на столь наглого вора и разрушителя. Но она не подозревала, что Фокус был хорошо осведомлен о правилах пчелиного улья, и когда в пчелу-королеву прилетел приличный энергоболт, оставив от нее лишь падающие, как семена клена, кончики раскидистых крыльев, весь рой оказался дезориентирован и потерял всякий вкус к защите своего меда. Смерть королевы всегда вызывала подобное – и теперь кто-то из роя должен был занять место погибшей, но это был вопрос часов, а не секунд – а кража меда совершалась в секунды, когда магия пчел, удерживающая мед в их сотах и не позволяющая красть его телекинезом просто так, была отключена. Пока пчелы вновь слепят из воска и дерева свой антимагический щиток и привяжут его к особи, дав той зачатки разума и амбиции командира армии, весь мед уже оказался плотным левитирующим шариком перед носом Фокуса.

Удостоверившись, что он сорвал хотя бы немного подорожника, Фокус пошел обратно к Правде весьма довольный.

Увидев ком сладкой субстанции, Правда невольно облизнулся.

— Принимаю извинения, — улыбнулся тот, отщепляя небольшой шарик меда и отправляя его к себе в рот, открыв забрало, — первоклассный медок. Отлично. Половину в рот – половину под подорожник. У меня бечева, кстати, есть.

После того, как шар был разделен на две половины, и одна был а размазана по ране, да закреплена широкими листами дикого подорожника, а другая была поделена между Фокусом и Правдой, двое пони решились продолжить путь.

— Только ты мне больше на ноги не наступай, а не то с такими извинениями меня затошнит, знаешь ли, — усмехнулся Правда.

— Я уж постараюсь, — кивнул Фокус.

— Отлично. Нам идти еще примерно часа три-четыре, если ничего не произойдет. Думаю, что к позднему вечеру мы уже найдем себе ночлежку. Кстати... У нас остались какие-нибудь денежки?

— Ох... Все денежки были у Брошки. Тирек меня побери... – вдруг ругнулся Фокус.

— Ладно... Ни монеточки? – спросил Правда.

Пошарившись в сумке, Фокус лишь горизонтально покачал головой.

— Ну нет так нет. В случае чего, поспим за отработку. Почистим там колодец или еще чего... В любом случае, без кроватей не останемся. Ничего, ничего... И похуже ситуации были. Помнишь, когда нас посреди ночи какие-то гады отравить хотели – змей напихали в комнату и окна заколотили, да плюс к тому же кольца с зажимами на рога понашибали? Вот это была плохая ситуация. А просто без денег... Эх, проживем, — вздохнул Правда, успокаивая сам себя, что могло было быть хуже. Впрочем, самая реальная перспектива была остаться спать на дворе с сеном вместо одеяла – что же, тоже неплохо, хотя Правда бы половину гонорара бы отдал за нормальную кровать, как и Фокус, впрочем, тоже.

Незаметно солнце начало обращаться в розовый диск, и Фокус послал последнюю сигнальную сферу в воздух. Ответа со стороны горы не было, и это было хорошим знаком. Уж три сферы только слепой или мертвый не увидит – и если исключить эти варианты, то тогда все их друзья были уже во дворце или где-то на новом задании, и все равно двадцатого числа они их снова увидят. И это было радостной вестью. Значит, что никто из их отряда уже не ждал их там, и возвращаться не придется.

Или они все навечно потерялись в подземелье. Но Фокус как-то даже не думал об этой версии – четверо наемников просто не могли потеряться в каких-то катакомбах. Они с почти стопроцентной вероятностью были уже где-нибудь у дворца, в одном из множественных кабаков, распивая сидр с сахарными «червячками» и скучая по ним. Это знали оба пони – и Фокус, и Правда, что просто так они бы не оставили в покое.

Солнце все больше и больше кренилось к горизонту, а лес все не кончался. И тут Фокус невольно снова ускорил шаг. Впрочем, в этот раз он не наступил на ногу Правде – тот пошел даже быстрее, что-то бормоча про то, как же быстро течет время. Вдруг, выйдя на одну из полян, он замер.

— Что такое? – спросил едва не врезавшийся в него Фокус.

— Тихо. Мне кажется, что за нами кто-то следит. Сколько там осталось духов? — процедил Правда.

— Кажется, двое, — так же тихо, как и Правда, ответил ему Фокус.

— И они были все умершими пони за столом? – продолжил Правда.

— Именно. Как минимум, все признаки указывали на это, — полушепотом сказал Фокус.

— Отлично. Похоже, они идут за нами. Все-таки идут. Сейчас, тихо... – рукоять огромного меча Правды, до сих волочащая клинок по земле за ним, вдруг напряглась и стала немного люминесцировать, хотя рог Правды был погашен. Меч как будто ожил – росписи начали медленно проявляться на темном фоне, как маленькие чудесные оранжевые фотографии. Правда немного осмотрелся, затем взял свой клинок в передние копыта и внимательно посмотрел на него.

— Кажется, пронесло... – сказал он и было пошел вперед, сумевна мгновение успокоить Фокуса, но тут же бросился слегка влево и назад, описав тупым лезвием широкую свистящую полуокружность в воздухе.

Один дух сразу же отлетел назад в мерцании и взорвался растворяющейся на воздухе пылью. Другой же, хоть ему и пришлось тоже несладко: отлетевшее копыто изошло мерзким вонючим песком, оставался еще в сознании.

Однако вместо того, чтобы попытаться спастись или биться до последнего, он упал на колени и склонил голову, что духам природы было совершенно несвойственно. А значит, что все эти духи были остатками некогда обычных пони, возможно, просто нашедшим неправильный путь в жизни.

Но действительно ли они были оттуда? Чтобы узнать ответ на этот вопрос, Фокус взмахом копыта остановил Правду, уже готовившимся отсечь голову несчастному последнему духу.

— Ну что еще?

— Погоди. Он сдается. Непривычно как-то, не находишь? – спокойно спросил Фокус.

— Да, точно. Какой-то ненормальный.

— Погоди, — оборавл его Фокус, — по-моему, он хочет кое-что сказать.

— Не боишься, что это ловушка для разума?

— Мой разум какому-то призраку при свете дня не перешибить. Впрочем, специально для тебя я прочту пачку защитных чар, — Фокус достал книгу с защитными чарами и стал медленно начитывать заклятия, предотвращающие контроль или деформацию разума.

При каждом конец заклятия дух лишь незаметно вздрагивал, но в итоге так и остался стоять на коленях. Тогда Фокус аккуратно выпустил струйку алого пламени из своего рога и докоснулся до лба духа. Зрачки его расширились, и он впал в экстаз, оставшись стоять, как исполин из металла.

— Что ты хочешь сказать, дух? – мрачно прозвучал голос Фокуса в абсолютной пустоте, да так что Фокус сам удивился, как он умеет говорить.

— Я не дух, — ответил спокойный хладнокровный бас, — меня зовут Суорд Рэйцел, я был некогда кузнецом в той шахте, где оказались вы. Вы наемники ее Божественности Селестии Первой Бессмертной?

— Что-то в таком духе. Только мы наемники ее Божественности Золотой Валюты Безвременной. Его Высочества Ключа Ко Всем Замкам, если можно было бы так назвать сердца пони. Но хватит глупых эпитафий – о чем ты хочешь поведать мне, Рэйцел?

— Боюсь, вам не понравится. Пони вымерли из шахты в тот день, когда вы пришли, а дальше мы все единовременно померли, и лишь только шаги четверых уцелевших были слышны в коридорах. А что касается нас, то наш главарь быстро прочел заклинание бессмертия. Но оно сработал неправильно. Теперь мы томились в телах духов. А он ушел опробовать свое заклятие на других пони. Именно он подмешал нам яд – проверить, как мы среагируем на это.

— Его, часом, не Тирек звали? – усмехнулся Фокус.

— Нет, Лорд Всепоглощения в Тартаре, а наш главарь – совершенно обычный пони.

— Хорошо. А сколько времени прошло от вашей смерти до нашего прихода?

— Мы слепы. Я не могу сказать, сколько лун и солнц пролетело. Мы лишь ждали охотника на духов, чтобы он убил нас. И дождались. Пожалуйста, прикончите меня – дайте мне новую жизнь в теле нового пони. Я хочу забыть свои ошибки и хочу снова стать беззаботным жеребенком.

— Ладно... Надеюсь, тебе повезет с мамочкой, Рэйцел. Я не могу гарантировать твоего счастья, но смену декораций – всегда пожалуйста, — вздоухнл Фокус и отключился от сознания духа.

Переглянувшись, Правда и Фокус кивнули, и удар меча превратил дух а в горстку черной пыли.

— Вот мне всегда интересно, почему духи просто не исчезают, а превращаются в пыль? – неожиданно задал вопрос Фокус.

— Мне тебе в семисотый раз рассказать о понятии «песочные часы внутри нас»?

— Нет, не надо, — Фокус сам вспомнил о том, что душа каждого пони напоминает песочные часы. Каждый новый родившийся пони переворачивает внутри себя часы, и те начинают тикать, отсчитвая время до естественной кончины. Но если расшибить эти часы – не обычным клинком, а специальным, или мощной магией, то черная пыль и будет песок времени. Рано или поздно естественные силы вновь залатают часы и насыплют туда нового песка, затем подкинут их в воздух и они по траетории упадут в лоно кобылки, что решила нести в себе плод. И после того, как маленький беззащитный жеребенок сделает первый вдох, часы перевернутся, и отсчет пойдет.

Но была проблема – если удалить плод, то часы останутся внутри. И они будут долго и мучительно отправляться обратно на поиски, на свободу, причиняя матери невероятные душевные страдания. Аборт нельзя назвать убийством – но можно назвать идиотизмом. Какая глупая мать пойдет на череду жутких психических расстройств ради того, чтобы отказаться от продолжения рода? А эти часики могли до конца дней низвести кобылку на койку в лечебниках для сумасшедших, где бы их кололи всякими «новыми» лекарствами вроде солей осмия, недавно найденного в породах. Медики считали, что он выпрямляет мозги. Но Фокус сильно сомневался – однаждый почувствовав то жуткое поле сокращения магических потенциалов в осмиевых шахтах, он пришел к выводу, что это средство никак не лечения, а калечения пони. Погасить попытки часов вырваться наружу еще не значит вылечить пони.

На волне таких мыслей Фокус двинулся дальше за Правдой на выход из леса.

Прошло около трех часов, прежде чем деревья сменились редкими кустаринками. Почти восемь часов пути не прошли незамеченными для состояния и настроения путников – уставшие и раздраженные, они наконец-то вздохнули с облегчением, когда деревья кончились. Перед ними расстилалась уже знакомая равнина: где-то впереди была дорога в получасе ходьбы, а поля перед ними кишели высокой травой осотом.

Двое единорогов двинулись вперед и направо, огибая осотовое поле. По пути Правда сорвал один колосок чего-то, что не было похоже на осот, и засунул в рот, снова открыв доспех. Этот привычный жест он повторял каждый раз, когда оказывался около любого плодородного поля. Родился он в семье фермеров, которые растили пшеницу, и поэтому залихватское пожевывание колоска было в нем с самого рождения неискоренимой привычкой.

Немного покачиваясь, он пошел вокруг небольшой лужи на его пути. Правда же пошел прямо по ней, окунув копыто в приличный шмат грязи, часть которого прилипла к металлу, даже не заметив этого. Несмотря на свое куда более «чистое» происхождение, Фокус никогда особой чистоплотностью не отличался – редко мылся, только от постоянных пинков Правды, и почти никогда не чистил зубы, в отличие от остальных – от этого его лицо всегда крашала желтая улыбка с несколькими зубами, превратившимися в пеньки за двадцать с лишним лет разгулий.

Морщины на их лицах и шрамы на их телах каждый имели свою маленькую историю, ни одного пореза вследствие ножниц или точильного камня, ни одной царапины от падения в лужу пьяным; ни одной взмятины от глупых драк за кобылок. Как-никак, особые возможности прожить жизнь под именами Элементов Гармонии, дарованные им непонятно кем и зачем, накладывали на них и особый статус, который приходилось поддерживать. Хотя были и скептически или враждебно относившиеся к этому пони или даже целые государства. Так, Кристальное Королевство, королем которого был какой-то больной душой старик Эквибриллиум, свято уверовавший в то, что его единственную дочь отравили и изнасиловали не стражники, а Элементы Гармонии, бывшие в то время в городе, на почве этого свихнувшийся, возжелавший их припонной казни, хотя потерял возможность даже связно говорить – все его желания он выражал через «да» или «нет», а его «помощник» по имени Сомбра(сам, судя по поступкам, хотевший стать королем), естественно, интерпретировал все его порыкивания и попытки вспмонить слова как хотел, и поэтому, скорее всего, просто прикрыл своих, внушив эти глупости первому пони Королевства.

Теперь за ними с Севера еще и охотились. Хорошо, что им удалось выбраться из этого жуткого местечка, просто разбив подножку Кристального Сердца и сказав, что, мол, они едут с этим Сердцем до границы под своим щитом, или же жертвуют собой, но забирают с собой сердце. Добро пожаловать в царство вечного льда, сердце-то больше вам ничем не поможет, а?

Такой расклад даже этому мерзкорожему Сомбре не понравился. Фокус никогда не смог бы забыть его лицо, с которым он отобрал артефакт, наблюдая за удаляющейся шестеркой, перешедшей границу. Более кислой и ненавидящей мины за всю свою жизнь он еще не встречал.

Но это было все позади – Кристальные Стражники уже успели остыть, да к тому же даже не ожидали, что шестеро смогут сдержать шесть тысяч с помощью одного большого рубина с особоыми свойствами. Да и потом, наверняка внутри самой стражи все прекрасно понимали, кто виноват, и никто бы за ними не гнался – просто им было появляться там противопоказано при желании сохранить голову и жизнь.

А сейчас заходящее солнце только и было способно тускло освещать грязь на копыте Фокуса розоватым светом, упрямо бликуя на пластинах лат. Пройдя еще километр, вдруг Правда снова остановился.

— Что такое, Правда? Здесь остановимся, что ли? – спросил Фокус с придыханием, обходя замершего черного единорога.

Но то, что он увидел, заставило его солидно крякнуть и тоже заткнуться. Впереди в долине виднелся небольшой овражек, край которого был в двадцати-тридцати шагах от двух пони, но по низу его снова проходила странная супердлинная констркция из двух металлических балок, закрепленных на перехватывающих деревянных досочках.

И самое удивительное в этом всем было то, что в этот раз это была не просто такая констркция – рядом с ней теперь стояли высокие столбы каждые метров сорок, между которыми по воздуху, словно какие-то нити недостроенной паутины, простирались длинные веревки, уходившие вдаль по ходу движения эметаллических балок.

— Версия два, усиленная? – утробно рыкнув, просипел Фокус.

— Рабочая, я думаю. Прошлая была пустышкой – это, судя по всему, учитывает недостатки прошлой. Будем думать, что нам не выпала честь проверить ее на работоспособность, хотя я пока способа обогнуть ее не вижу.

 — А здесь есть что-нибудь монолитное? Я бы мог захватить что-нибудь неживое и монолитное, перелетели бы...

— Боюсь, что нет. Боюсь, что нам придется проверять ее на работоспособность. Как думаешь, какие у нас шансы пройти?

— Одна вторая. Или она работает, или нет. Что скажешь? – коротко хохотнул Фокус.

— Мерзко. Я за две трети. Не знаю почему, но я за это, — хитро улыбнулся Правда.

— Ох ты какой, — отвесил Фокус и уже хотел сделать шаг вниз, но вдруг меч Правды появился перед ним и тупой стороной откинул его назад.

— А это уже не сме... – начало было Фокус, но Правда зашипел бешеным голосом: «Тих-хо! Молчи, если жизнь дорога. С-смотри...»

Фокус, кое-как перевернувшись на живот, подполз к краю. Теперь он увидел это.

Ужасный монстр, со свистом выдыхающий из огромного раструба гигантские клубы пара, промчался перед двумя пони, медленно сжавшимися в кустах на краю обрыва. Он состоял из множества частей, каждая из которых(кроме первой) состояла из четырех больших светящихся отверстий, которые, скорее всего, были какими-то особыми глазами, подсвечивающими все в округе. А первый сегмент этой ужасной гусеницы состоял из цилиндра, производившего воистину жуткие булькающие звуки, плюющегося паром из трубы. Вся конструкция держалась на куче несуразно маленьких валиков, которые упорно продвигали монстра по этой стене из двух балок.

Но ничто в мире не вечно, и наконец-то он пролетел мимо. Двое уничтоженных зрелищем пони лишь только убитыми и одновременно с этим удивленными глазами взирали на то, что произошло только что перед их носом.

«Э-это... это не стена. Это дорога. Дорога... Дорога для таких вот чудищ,» — только и смог выдавить из себя Правда.

Фокус посмотрел на него немного скептически: уж больно очевидные вещи говорил Правда. Серый единорог отнесся к этому более спокойно: нужно было понять мотив этой твари. И хотя в первый момент он испугался едва ли не сильнее, чем Правда, самообладание он сумел вернуть быстрее.

— Спокойствие. Только спокойствие. Оно уже проехало, Правда. Очнись... – потрепал черного за плечо, и, не дождавшись внятного ответа, вдруг немного замахнулся и отвесил достаточно сильную пощечину.

«Уй-юй-юй!» — завопил Правда, но вскоре, придя в себя, посмотрел на Фокуса и бросил тихое «Спасибо».

— Не за что, — ответил белогривый, — ты когда-нибудь видел в своей жизни что-нибудь подобное? Или хотя бы отдаленно напоминающее эту штуку?

Правда покачал головой.

— Я видел разных духов в своей жизни – и древесных волков, и говорящих стоножек, и даже призраков иногда встречал, но такую массивность... Да еще и не прячущуюся... Какой ужас. Куда скатился этот мир? Твари больше слонов спокойно рассекают пустоши, направляясь куда хотят, а пони ничего не могут сделать. Мне кажется, что мы там лет десять провисели, раз такое произошло. Какой позор для нации единорогов... А может, они приручили эту штуку? Может, она что-то полезное делает? Ты видел металлические обручи на первой части этой твари? Это могло быть ошейником?

— Все может быть, все может быть... – вздохнул Фокус, — но хотя бы мы выяснили, что эти балки – это не стена, а дороги этих огромных тварей. А дороги можно спокойно пересекать, пока на них никого нет. Пойдем? Думаю, нам не стоит останавливаться... А не то нарвемся еще не что-нибудь. Как думаешь?.. Веди.

Правда встал и пошел осторожным шагом, но не как хищник, идущий за жертвой, а как осторожная кошка, тихо перебирающаяся подальше от своры собак ночью. Медленно и аккуратно он спустился вниз и перешел на другую сторону оврага. И только одно портило его образ – грузный слоноподобный Фокус, без зазрения совести изо всей силы лязгавший доспехами.

Впрочем, Правду это волновало мало. Его сейчас куда больше занимали три вопроса: «Куда идти? Где ночевать?» и коронный «Что это была за штука?». Ни на один из вопросов он пока совершенно не мог дать ответа.

Путешествие пока продолжалось. Впереди стали виднеться какие-то строения, и вот вдруг незаметно сами для себя двое выскочили на большой-пребольшой тракт, рассекающий поле и ведущий вдаль, к кромке леса при дворце.

— Уже совсем скоро мы будем во дворце... Завтра. Уже завтра мы будем у денежек... И друзей. Деньги и друзья – вот и суть-то вся моя, — глупо срифмовал Правда, и Фокус засмеялся. Иногда глупости действительно разряжали обстановку.

Дорога мчалась вдаль витиеватым изгибом, а солнце, назло ей, уходило вдаль от ее конца, и проваливалось в Запад, чтобы восстать на Востоке, куда и направлялись двое в доспехах. Неслышный до сих пор меч, заскрипев по гравию, стал напоминать о том, что он существует, и поэтому его пришлось закрепить на спине Правды так, что он перестал касаться земли.

Теперь Фокусу было передвигаться значительно легче, и новый порыв сил пришел у нему: он не сильно устал, но сейчас идти было даже в удовольствие. Спокойно меряя дорогу шагами, он задумался над теми словами, что сказал Правда в своем минутном психозе: «Обруч на голове урода...»

Действительно, как-то слишком спокойно и целенаправленно двигалась эта штука. И эти глаза, смотрящие во все стороны... Они не были похожи на глаза. Скорее, это были какие-то окошки. И хотя Фокус признавал, что мог ошибаться, это могло быть вовсе не духом. Уж слишком много металла или его имитации было в этом странном создании. И слишком размеренно было движение этой твари. И самый большой вопрос – могла ли она вообще двигаться без проложенного пути? Все это были вопросы, на которые ни один из двух не мог дать ответа – но Фокус знал, что пока не выяснит, что это, он не успокоится.

Но пока задачи стояли другие. Такая большая штука незаметно «сесть на хвост» не могла – следовательно, все, чем ограничивался сейчас их круг задач – ночлежка на сегодня. Вот это было действительно важно.

И чтобы выполнить задачу – найти какую-то таверну или постоялый двор, надо был делать очень простую вещь – идти вперед.

Смеркалось. В небе уже почти были готовы загореться звездочки, мотыльками заполонившие бы небо в секунды, но пока еще дневное светило затмевало их своей короной. Пустынная дорога тянулась вперед, но ничего на ней видно не было – только бесконечные поля.

— И где все? – вдруг спросил недовольный фактом отсутствия жилых мест и каких-либо пони вообще Правда.

— Не знаю. Обычно здесь хоть кто-нибудь да встретился бы... – вздохнул Фокус. Что-то действительно произошло, и что-то ужасное, раз все уехали отсюда, уничтожив дома.

Ни одного каравана, ни одного торговца со свитой, ни одного патруля или бандита-грабителя. Ни-че-го. И все это было странно, нагнетало страх и непонимание. Никогда еще не было такого, чтобы на большой дороге ничего не происходило.

Наконец через полтора часа ходьбы промеж полей, покуда звезды наполняли небо, вдруг в стороне показался небольшой домик. Возможно, там жил кто-то, кто знал бы ответы на вопросы.

— Это точно большая дорога? – спросил Фокус.

— Я не могу ошибаться. Четыре пони носом к крупу поперек и триста миллионов караванов до конца. Это она. Но и не она... Что-то я ничего не понимаю, — ответил Правда.

— Смотри. Там есть домик. Пойдем спросим, что здесь произошло? Может, одна из тех тварей проехала? И все отправила в разнос? Или просто все переехали, захватив скарб? – предложил Фокус, и черный единорог кивнул.

Двое пони направились к домику. Это был достаточно аккуратный небольшой домишко, с красивым фасадом сиреневого цвета, сложенный из досок – показатель богатого пони, проживающего там. Двое бронированных пони подошли к крыльцу. Белая резная дверь поднималась над лесенкой из пяти ступенек. Лесенка была не очень внушающая доверие, поэтому тяжеловес Фокус не стал пока по ней подниматься, а вот Правда подошел и постучал.

Дверь вскорости открыли. Перед ними оказался желтый земнопони с синей гривой. Единороги переглянулись.

— Бесплатные апартаменты? Бесплатные апартаменты, хорошо, — хохотнул Правда и вдруг магией вышвырнул земнопони, только-только хотевшего спросить «А вы кто?», из дома.

— Ш-ш... Что вы себе позволяете? – сонный земнопони спросил, не понимая, что происходит.

— Вали отсюда, сброд, — шикнул на него Правда и скрылся в доме.

— Э-э... Кто это... Может, вы мне... – попытался сказать земнопони, но Фокус со смехом сказал: «Ты слышал его, дубина. Вали, пока целый,» — и в довершение слов пальнул электрическим разрядом ему под ноги, отчего тот взвизгнул и подпрыгнул под гортанный смех Фокуса.

Затем, не обращая внимание на остолбеневшего земнопони, бронированный единорог поднялся в дом.

— А что я скажу... Жене... – просипел он.

— Покажи ей это, — из окна высунулся бронированный круп правды и очертил в воздухе восьмерку, — авось пожалеет тебя, понос ты стоячий. Что стоишь? Вали, пока в лоб не получил. Пошел-пошел!

В довершение всего дверь захлопнулась. Земнопони кинулся ее открывать, но она была уже заперта. Хриплый голос донесся из дома: «Ты что-то не понял?» и вдруг желтого накрыла целая очередь энергоболтов, направленная под ноги и оплавившая ему передние копыта. Хромая и плача, под смех двух бронированных пони, земнопони помчался в направлении дороги.

— Нет, ну ты посмотри, какой настырный... Земнопони. Какая мерзость. Украл этот дом, когда из него съехали, и теперь еще чего-то хочет. Хуже крысы эти земнопони. Ничего не могут, ничего не изобрели, ходят, больные проказой, милостыню просят на задворках и воруют. Гады. Перерубить бы всех – так нет, хоть в голову каждому найденному энергоболты вставляй – выживут. Тьфу, — отвел глаза Правда, — зато ты видел, как этот погнал? Прикончим, чтобы не мучался?

— Да забей, — отвесил Фокус, — давай лучше найдем что пожрать. Раз уж никто здесь не живет, то сами попользуемся. У нас хотя бы отмазка есть – мы, такие-то и такие-то, просим прощения, дадим тысячу золотых с гонорара, если отпустят. Нам еще и массаж сделают за долю с этой бумажки, — Фокус достал из междустраничного пространства своей книги чар подписанный Селестией гонорар на десять тысяч золотых каждому в копыта, — как хорошо же быть единорогом. Никто просто так в голову болт не засадит... Эх-х... Лепота прямо.

— А то, — кивнул Правда. Ситуация явно пришлась ему по вкусу – он словно завороженный, не мог оторвать взгляда от внутренностей этого дома. Здесь все было очень богато – отдельная кухня, два этажа, целая гостиная, украшенная коврами... Блеск этого обиталища не мог не впечатлить.

— Слушай, как насчет поесть чего-нибудь? – как бы между делом спросил жутко голодный Фокус, только что осознавший бурчание своего желудка.

— О, я что-нибудь сварганю. Наверняка на кухне есть чем поживиться... – промурлыкал черный и пошел на кухню.

Когда он переступил ее порог, оттуда донесся возглас удивления и удовлетворения. «Ты только посмотри на это!» — крикнул он, и Фокус проследовал за ним.

Кухня действительно была просто шикарной – продукты просто подламливали полки. Ящик сидра виднелся на полу, несколько мешков ржаной муки были готовы к преобразованию оных в хлеб, а уж сколько разных трав и овощей лежало в мешочках – не счесть.

— Ох, я уже просто обожаю это место. Как хорошо, что оно пустовало. Надо бы запомнить, что же, что такой райский уголок существует.

— Обязательно надо, — согласился Фокус, — может быть, еще когда-нибудь вернемся. Но... Давай не думать о том, чего, возможно, не свершится. Сегодня нам нужно пожрать и поспать – завтра уже прибудем в замок, а заодно доложимся страже о том, чего мы насмотрелись. Может, это для них в новинку станет. А может и нет. В любом случае – надо завтра добраться до дворца. Чем меньше времени теряем, тем больше шанс, что нас найдет какой-то гад вроде тех огромных, что мы видели по дороге. Ну так ты придумал, что приготовить?..

— Конечно, — фыркнул Правда, — спрашиваешь. Я думаю, мы же можем побаловать себя овощным рагу из помидоров и большого перца? А заедим хлебушком – я так понял, что он здесь тоже есть. Только вот... Где здесь котел? Много всего, а из железок только вот какая-то непонятная коробка.

Правда щелкнул копытом по большой металлической коробке, над которой возвышалась сетка из стали, расположенная прямо над четырьмя темными кругами, снабженными по бокам дырочками.

Однако Фокус заинтересовался черным налетом. Пока Правда достал доску и ножик, принявшись усердно резать помидоры и лить на них масло с солью, он все пытался понять – откуда гарь на этой коробке?

Первой его мыслью было, что что-то внутри нее прогорело. Это было неверно – запах не чувствовался, да и открыть ее было нельзя никак. Разве что мечом. Однако какие-то детали на передней панели выдавали в коробке не просто железный куб, а что-то куда более интересное. Попробовав подергать полукруги на лицевой стороне, он ничего не добился. А вот вдруг повернув один из них, из нутра коробки донесся щелчок и вдруг вся конструкция зашипела.

«А-ах!..» — вздохнул испуганный Фокус и от ужаса обдал коробку огнем. Однако последовавшие за этим события заставили его еще раз ахнуть, но уже восхищенно: один из кругов начал отдавать ровное, непрекращающееся пламя.

— Помнишь того придурка, который доказывал мне, что элементалей можно использовать не только в нуждах самообороны, а потом схлопотал от моего камушка по морде? – обратился Фокус к Правде.

— Ну да, а что такое? Вечер вспоминания всех дураков?

— Да вот если бы... – протянул Фокус, — Если бы. Ты знаешь, мы его, похоже, недооценили. Он был прав. Смотри на это, просто смотри...

Спустя минуту оба пони стояли и смотрели на огонь из коробки, как будто прикованные к земле.

— Смотри... Похоже, внутри этой штуки спрятан огненный элементаль. Не знаю, как его туда засунули и подчинили своей воле... Но Тирек убей меня, это же просто, мать товю за ногу, гениально! Использовать силу элементаля для того, чтобы готовить пищу... Никаких лишних затрат, только энергия духа... – восхищенно проговорил Фокус.

— М-да уж. А он точно не вырвется? – немного скептически спросил Правда, поумерив пыл заинтересовавшегося этой штукой Фокуса.

— Уж будем думать, что нет, раз этим пользовались много раз, аж до гари. Что же... Только вот котелок на такую штуку не поставишь. А что ставится тогда? – спросил сам себя Фокус, но Правда ему ответил:

— Скорее всего, вот это. Малый котелок почти... Ладно, иди. Я сделаю еду. Только как его потом отключить?

— Э-эм... – Фокус повернул в обратную сторону ручку, которую он повернул, и огонь мгновенно потух, колыхнувшись на прощание, — вот так. Чтобы зажечь. Вначале поворачивай до шипения, а потом сам плюнь немного огня на эту штуку.

— Хорошо. Иди посиди, я скоро приготовлю ужин.

Фокус вышел из кухни обратно в гостиную и устроился на диваничке перед небольшим столиком, рассматривая фурнитуру. Та была очень красивой – сделанная из дерева, она лоснилась блеском какого-то покрытия, нанесенного на нее. Комнату освещали несколько масляных ламп, развешанных по стенам, а два окна были прикрыты занавесками. Еще одна дверь вела на застекленную веранду, и третья, последняя, открытая, вела по ступенькам наверх.

«Да-а... Хотел бы я сам жить в таком домике. Хотя, может, и не хотел бы. Только если с друзьями. Но сама перспектива остаться в чем-то подобном... Заманчива. И это мягко говоря. Эх-х... Стареешь, мой друг, стареешь ты. Еще десять лет назад ты бы ни один шикарный дом не променял на просторы Эквестрийких прерий... Ох. А теперь что? Какой шикарный домик, давай-ка я в нем поселюсь и проведу остаток дней в покое и денежном достатке. Нет, ну куда вот это годится? Отлично просто. Насколько же успел я превратиться в старого брюзгу за двадцать с лишним лет... Всего-то за двадцать с лишним лет. Ха. За это время эпохи сменяют друг друга, а ты вот сейчас развалился на дивание и думаешь – что же со мной стало... Эх ты, Фокус, эх ты. Давно уже пора на покой с такими мыслями. Снимай доспех и ложись в кроватку; чай заварит гувернантка, а ты лежи-лежи, тебе мыслить свободно стало просто вредно. Хоть в правительство подавайся – там уж найдут, где поспать. Хе-хе...»

— Готово, — раздался голос черного единорога, и две глубоких миски с ароматным рагу плавно легли на стол. Ложки в них были уже заправлены.

— Пахнет вкусно...

— Еще бы, — фыркнул Правда, — я нашел здесь тимьян, орегано и барбарис. Да таких яств я сам еще в жизни не пробовал!... Наверное. Я уж сейчас не помню, что я вообще жрал последние лет тридцать. Все что-то готовил в поле, по-нормальному никак не питался. Зато вот сейчас наемся всласть – и хоть в могилу... Хотя нет. Рано еще. В госпиталь! С перееданием!

Фокус, уже успевший начать проглатывать первую ложку восхитительного вкусного подостроватого рагу, булькнул и едва не подавился своей едой. «Ох...» — просипел он, — «не смеши меня. Еда слишком вкусная, чтобы шутить с ней.»

…
Прошло несколько часов, и Фокус после обсуждения всех-всех наболевших проблем за чашкой чая, аккуратно возвращенной затем на место, наконец поднялся в спальню. Правда избрал куда более простой способ скоротать ночь – он просто взял и свернулся калачиком на диванчике, прямо не раздеваясь, только скинув свои жутко грязные накопытники.

Фокус так, к его сожалению, совершенным образом не мог. И дело было даже не столько в его привередливости, сколько в том, что если он носил свои доспехи долго, его тело начинало жутко ныть – и поэтому не более трех дней ношения, а если есть возможность раздеться на ночь – ей нужно просто непременно воспользоваться. Зачаровав дверь и окна защитными чарами, он почувствовал себя в относительной безопасности, и лишь только одно занимало его разум, и он не мог отказаться от идеи почитать старый фолиант, найденный им в катакомбах. Нацепив с десяток различных заклинаний-предохранителей, он открыл книгу. Пара этих заклятий щелкнула сразу – включая самый часто щелкающий ключ замыкания шизофрении. Если бы не эта магия, он бы, наверное, до конца дней своих мямлил и валялся под кустами, как некоторые маги, решившие полезть туда, куда не просят.

Внутри фолианта, за исключением вырванных первых нескольких страниц, повествовавших секрет бессмертия, было очень много всего, и только прочитав название второго заголовка, Фокус напрягся, приводя все свое внимание в слова. Заголовок гласил: «Применение чар умерщвления в быту». Там рассказывалось, как многие запрещенны заклинания, такие как магическая чума, огненный шторм или же прямой приказ сердцу остановиться могли бы найти свое применение в борьбе против вредителей, приготовке огромного количества пищи в кратчайшие сроки или же очистка различных пастбищ от нежелательных животных. Рассказывалась методика «наращиваемой границы» чар, чтобы избегать случайных срабатываний и огромного числа ненужный убийств – так, например, лисы, терроризирующие коровьи стада, чувствовали бы себя по приближению все хуже и хуже, и только самые-самые настырные действительно бы останавливали свое сердце. Но такой вариант развития событий в живом мире был бы на грани фантастики, сбыться он мог разве что в период очень сильного голода; лисы бы чувствовали, что им нехорошо, и отходили бы. Постепенно бы рефлекс «пастбище – чувствую себя плохо» устоялся бы в мозгах рыжих собак, и террор бы прекратился. А вот пони бы, решивший украсть корову, пер бы прямо на летальные чары – вместе с этим по закону смертная казнь за кражу не полагалась; могли кинуть в яму на месяц, но не более того. Да и скотина могла как-то попасть в область действия смерти, чего ни один фермер не хотел.

В основном, глава состояла из описания всевозможных случаев применения магии за грань дозволенного в бытовых целях, однако создавалось впечатление, что не это рассказывали авторы, а немного другое: три строчки объяснения принципа и несколько десятков строк о «побочных эффектах», будь то внезапные смерти или же просто необъяснимый зуд живота.

Пролистав несколько десятков страниц и обнаружив на них что-то подобное, Фокус вздохнул. Он думал, что здесь будет что-то интересное, когда в книге были только побочные эффекты магии, которая никак не должна применяться в повседневности. Однако следующая глава его внезапно заинтересовала. Заголовок ее гласил «Элементаль и Я: Искусство транскрипции сознания в неживую природу». Здесь начинались интересные вещи. Упоенный темой, Фокус сам не заметил, как за рассказом о возможности вселения души разумного существа в неживую природу, луна перевалила далеко за половину своего пути.

Глава в общем повествовала о том, что большинство так или иначе созданных волей пони созданий – «элементалей», включая даже самых простых, в принципе пригодны для заточения в них души единорога, и что разум сохраняется. Описывались эксперименты, нелегально проводимые магами в Старом Хепбрютауне – так, удалось воссоздать какого-то пьяного полумертвого пони, используя камень. Существо мыслило точно так же и желало напиться, но, увы, оказалось нестабильным и рассыпалось на камни через несколько часов, отправив душу почивать на небеса.

Но это заинтересовало Фокуса. Он давно думал о том, что кроется за пустыми глазами элементаля – а там был вполне приличный слот, в который можно бы было вставить душу. И даже, возможно, получить стабильное существо, не желающее умереть от первого чиха.

Книга шла дальше, как путь луны, незаметно: сам едва не зачитавшись до утра, Фокус отложил фолиант, в котором начиналась новая глава: «Методы управления косой траекторией индуцированных магически предметов». То есть усложненный телекинез, говоря проще. Возможность оперировать телом, к которому приложена магия, не просто толчками и уравновешиванием сил, а будто тело висит на удочке, которой ты можешь заставить его описывать самые сложные пути простым методом – двигая основанием.

Но время неумолимо тикало, и даже самый сильный интерес рано или поздно в столь отдаленный от солнечного времени суток час угасал пред желанием сна. Фокус без раздумий поддался ему – положив фолиант на прикроватную тумбу, он лег, укрывшись одеялом.

«Все-таки хорошо здесь,» — усмехнулся он, радуясь тому, что они нашли бесплатное брошенное жилье. Еще разок тихонько упрекнув себя в старости, он, улыбаясь, все равно закрыл глаза и стал ждать сна.

Через минут десять странное царство настигло его – он оказался на залитом солнечным светом лугу, который был магически индуцирован, и кто-то управлял его траекторией. К нему подошли пятеро элементалей, которые спросили его: «Привет! Ты нас помнишь?» и перечислили до боли знакомые имена – начиная от Правды и заканчивая Псом. Они пригласили его посидеть у костра, поесть с ними вкусной еды, но Фокус отказался – видите ли, у него был домик, в котором он мечтал провести остаток дней. Домик действительно оказался едва ли не под носом у Фокуса – аккуратный, красивый, почти точная копия того дома, в котором они остановились сейчас – разве что комнаты, в которые он не заходил в реальности, в реальности сна были заколочены досками и ничего не просматривалось там сквозь окна.

Налив себе немного чаю, он уселся в небольшое кресло качалку и вдруг обнаружил себя шьющим спицами какой-то шарф, приговаривая при этом «Я – старик, я – старик,» и засыпая каждые две минуты, чтобы проснуться через три и шить еще немного.

Картинка медленно плыла перед глазами, и вот он снова в составе команды шестерых прыгнул в катакомбы за фолиантом, чтобы скрыться в неизведанной темноте, и вдруг как будто кто-то сверху выключил свет, оставив шестерым лишь факел и надежду на находку. «Бульк!» — и факел решил сдаться, оставив шестерых отважный любителей гонораров в кромешной тьме, наполненной неизведанным...

...И Фокуса в самой тяжелой части сна – где лишь черная вечность, кажущаяся мгновением, заполоняет его разум и выплевывает его наутро посвежевшим и отдохнувшим.

...

Нацепив все свои доспехи, и уже спустившись вниз в холл да начав есть утреннюю кашу манную кашу, заботливо приготовленную Правдой, всегда просыпавшимся очень рано, Фокус задумался. Кусочки клубники почему-то напомнили ему небольшие язвочки на теле – популярную среди стражей болезнь. Он вспоминал детство и отрочество – время, когда он просто горел идеей стать стражником. В итоге он стал им на двадцатом году жизни, чтобы на двадцать втором быть выгнанным оттуда за излишнее применение магии. Впрочем, разбитая морда его начальника того стоила – уж слишком мерзкий и глупый пони, по мнению самого Фокуса, был этот ротный. Как ни крути, но иногда Фокус даже немножко в глубине души жалел о своем поступке – не будь он таким агрессивным тогда, да, возможно, он бы и не взял лавры Элемента Гармонии, но, тем не менее, ему всегда нравилось играть в правосудие. Даже оставаясь наемным ловцом магов, он всегда помнил о том, что, помимо денег, существует еще и оное.

Остальные в его «шайке», как иногда, шутя, они сами себя называли, были менее склонны к обсуждению более правильных законно решений – и хотя работа обязывала отступать от закона, наверно, будь вместо него другой, похожий на остальных в этом пони, их бы не заказывали для «чистой» работы. Как ни крути, захват целой шахты без единого трупа – это до сих пор был предмет гордости Фокуса, ведь именно он продумал, как так можно сделать, обойдя все-все внешние охраны, с которыми неизбежна была вооруженная стычка.

Впрочем, сейчас нечего было рассуждать – в последнее время задания, особенно получаемые от пони «повыше», по своей сложности граничили с идиотизмом –и целые этажи сожженных пони отложили на этом «кодексе» стражника отпечаток его бесполезности, и, в общем-то, правильно отложили. Одно дело шахта с разбуянившимися в своих запросах эксплуататорами, и другое дело – катакомбы или города, полные враждебно настроенных пони. Тут уж поступишься какими угодно принципами, ведь от решения исхода чужой жизни зачастую зависит твоя.

Репутация, увы, пошатнулась, зато выросли боевые навыки – и немудрено, что ситуация «шестеро против шестидесяти» теперь не казалась безвыходной, ведь теперь массовость заклятий и отточенные навыки борьбы помогали им.

«Но что сейчас об этом думать? Мы работали командой, а сейчас нас только двое...» — доедая кашу, произнес Фокус. Правда услышал его, но сделал вид, что поглощен изучением ползущей по стене дома улитки, и, мол, пропустил мимо ушей брошенную фразу.

Фокус же продолжил размышлять о том, что он вчера прочел в этом огромном фолианте. Его очень заинтересовала – в ней, судя по ее оглавлению, были представлены просто огромные сборы запрещенных статей и заклинаний. Сама книга была защищена от любопытных десятком заклинаний точно, и хорошо, что Фокус попал по всем, прочитав, наверно, сотню чар защиты – даже одно сработавшее могло оставить его в этом доме надолго.

А то и навечно. Но думать о грустном не хотелось – Фокус взялся за чашку с чаем и начал думать дальше о том, что же можно там вычитать.

Чай оказался допитым быстрее, чем ожидал Фокус и после чашки он защелкнул над своим лицом забрало. Балахон и книги оказались в походной сумке, и двое пони, поговорив о дальнейшем пути, вышли из дома навстречу солнечному дню.

Выйдя на ту же самую пустынную дорогу, они продолжили незаконченный путь, двигаясь в сторону леса.

И все такая же пустота сопровождала их. Необъяснимая тишина одной из главных торговых магистралей Королевского Дворца сопровождала собой тысячи возникающих вопросов, на которые двое наемников не могли дать ответа. И это страшило их – страх неизвестности, как известно, один из самых мерзких страхов, которые только могут быть у пони.

Шли молча; шли час, другой, и, наконец, солнце только перевалило за свою высшую точку на небе, когда двое пони оказались у подножия величественного темного леса, но дальше дорога обрывалась – только тернии и заросли кустарников вели вглубь.

Правда остановился, подняв одно копыто. Он стоял минуты две в полной тишине, пытаясь разглядеть хоть что-то в зарослях, но все, что он увидел, была лишь сонная повисшая где-то на ветке неясыть.

— Что будем делать? Ох, не нравится мне все это... – протянул встревоженный Фокус. То, что он увидел сейчас, не ошарашило его – он морально был готов примерно к такому вот исходу событий, но все равно смутное чувство тревоги нарастало в нем, подобно снежному кому.

— Я не знаю. Пойдем туда, наверное... Дай мне три минуты подумать.

— Хорошо, — кивнул Фокус и встал около зарослей.

Правда ходил взад-вперед минут десять, если не больше. Наконец он встал, и, повернув лицо к Фокусу, сказал:

— Значит, я думаю, план такой. Идем туда – путь я тебе вырублю, так как лазить по деревьям ты не можешь. Если что, разворачиваешься и идешь по вырубке быстро-быстро сюда, я подойду. Мне легче по деревьям. Мы доходим до дворца, узнаем, что произошло или не узнаем, а убеждаемся, что там есть кто-нибудь живой или уже никого нет, и тогда возвращаемся в любом случае к той хате, которую мы нашли. Я не могу сказать, как долго мы будем идти – нам прорубаться километра четыре как минимум, как максимум – все двадцать. Но к заходу солнца мы или должны быть там, под нашим деревом, если оно там еще стоит, или же здесь, снаружи. Пока пойдем гуськом – самое главное, я считаю, не потеряться. Я увидел там сову – значит, что опасности для нас сверху нет. Смотри во все стороны внимательно. Если что-то не понравится, ждешь тридцать секунд стоя. Если все равно не нравится – стрельни один раз болтом. Если это что-то зашевелится или бросится – разворачиваешься и уходишь. Если догоняет – залп вслепую; самая главная цель при любом инциденте внутри – убежать на волю. Судя по тому, как резко лес берет свои границы, никто из него за тобой не побежит. Как придем к замку, решим, сколько времени будем его изучать. В замке или окрестностях, если никого живого не найдем, постоянно держаться на виду друг у друга. На секунду я или ты пропаду – все, можно сказать, что ты или я уже можем быть и не самими собой. Не доверять друг другу, если хотя бы на секунду разлучимся – мало ли. Понял? – проговорил свою длинную тираду Правда, активно жестикулируя копытом.

— Понял, — кивнул Фокус, — иду за тобой, смотрю на тебя, если ты ушел в замке за угол – полное право высадить в тебя пачку огненных шаров, а у тебя – порубить меня на кусочки. Проходили уже.

— Хорошо сказал, — усмехнулся Правда и поднял меч, прицеливаясь в кусты. Несколько взмахов огромным черным лезвием начали расчистку и двое пони устремились в полумрак леса при дворце.

Мать-одиночка однажды вырастила своего сына из семени и дубины, а сыночка стал жадной алкоголичкой и выжженной спичкой. Кофточка порвалась и помялась, а прочерк в графе «отец» давал о себе знать – отчего-то Селестии полюбился этот лес больше прочих.

Но от этого двум пони в доспехах не было легче.

Меч врезался в особо плотный корень и с хрустом, испачкав Правду смолой, подался в сторону, вырвав кусок древесины, который упал к ногам Фокуса.

— Ну как тебе наша дорожка из желтого кирпича? – угрюмо спросил Правда.

— Отвратительно. Ощущаешь себя Филли в стране поз. Поз из книги... Ну ты понял, — сказал Фокус, поднимая забрало, чтобы рассмотреть кусок дерева. Дерево как дерево – разве что жалкий муравей бегал по нему в истерике, потеряв путь домой. Посмотрев на желтоватую фактуру волокон, Фокус отбросил его куда-то в кусты, а Правда, проверив, ничего ли не случилось с мечом, продолжил работу.

Снова опустив забрало, серый единорог продолжил свое вязкое движение в темном царстве переплетенных ветвей.

Наконец непроходимые заросли кончились, и краешек солнца местами показывался из-за крон деревьтев, дразня путников своей недоступностью. Сумрак вечно царил здесь – трава под кронами деревьев вымерла, а редкие проблески живых газонов располагались в основном у дороги, где деревья росли не так часто и солнце хоть изредка освещало земляной ковер.

Тракт из прогнившего кирпича, некогда бывшего красным, а теперь белесым и оплышим, с опарышами и пучками желтой травы меж сочленениями кусков, не внушал радостных чувств от того, что единороги возвращались в место, которое они бы могли назвать своим домом, пусть даже и с оговоркой. Не домом, скорее, а роддомом – именно здесь родилась их дружба, их пьяная, местами злая, местами драчливая, но такая привычная и ставшая такой родной их душами настоящая дружба.

— Мы возвращаемся к месту, где мы, по большому счету, начались... Завораживает, не так ли? – выдал вдруг ни к селу ни к городу Фокус.

— Если бы еще мы не шли незнамо куда... Ты только посмотри на это, — уставший и разочарованный голос Правды, щедро приправленный нотками тревожности, прозвенел в тишине леса, — разруха везде... Лес потемнел и зарос. Мне кажется, что мы не найдем дворца. Не найдем друзей. Ничего не найдем и пойдем назад.

— Не грусти раньше времени, Правда. Может быть, мы найдем – может быть нет, но, как минимум, мы попытаемся.

— Слышал когда-нибудь «сказ о потерянном времени»? – огрызнулся Правда, не понимавший, как Фокус может оставаться таким безмятежным, и это жутко бесило его. Вдруг Фокус остановился.

— Допустим. Хотя я такого не помню. В любом случае, мне кажется, даже если мы и потеряем время, то хотя бы будем хоть в чем-то уверены. Ты еще не потерял уверенность в сегодняшний день? Я еще ни разу в жизни не был в такой позиции, что не знал, насколько изменится сегодня. Эквестрия погибла... А может, возродилась. Может, что пони просто переместились. В любом случае, мы видели монстров, мы видели опустевшую дорогу, мы видели следы из дерева и металла – мы видели все, чтобы сказать, что мы проспали слишком долго, чтобы не потеряться в этом мире. Быть может, мы больше никого из пони никогда в жизни не увидим, и все, с чем мы повстречались – это будут редкие оборванцы-земнопони, как гиены, жрущие труп нашей цивилизации... А мы что будем делать? – голос Фокуса становился все грустнее и грустнее, и Правда остыл. Он понял, что его друг просто разрушен увиденным изнутри, но сам еще это не осознал, и Правда взял повода в свои зубы:

— Так, дорогой. Мне кажется, что это ТЫ грустишь раньше, чем положено. Мать твою за ногу, Фокус, мы еще даже никого не нашли, а ты уже все, сдулся? Да, мне типа неприятно, что мы идем хер знает куда непонятно зачем, но что, разве мы от этого мертвее? Найдем какого-нибудь земнопони, в конце концов, узнаем, что и как. Если собрался горевать – давай, ложись прямо тут, надевай саван – я соболезную. Ну а если ты намереваешься сделать хоть что-то полезное – иди за мной. Для кого стараюсь, рублю двери в дереве, спрашивается? – резко прорычал он весь монолог на одном дыхании, но эта вербальная пощечина, как ни странно, привела Фокуса в чувство.

— М-да уж... Нет, знаешь, я противник закутывания в саван и ничегонеделания. И смерти до назначенного времени тоже, — протянул он, — ладно, пошли.

— Вот именно. Хорошо. – произнес Правда и спешно добавил, — Надо идти. Пока идем, время коротаем.

Пони снова продолжили свой пусть. Дорога петляла по темному лесу, оставляя лишь жалкий след из теней.

— Нам идти еще час-два, не меньше, — смотря на солнце, перевалившее за середину пути, произнес Правда, — так что надо бы поторопиться.

— Я только за. Быстрее узнаем, что происходит – быстрее успокоимся. Или получим цель выяснить, что же проихсодит.

Ускоренным шагом шли двадцать минут, пока дорога не раскинулась небольшой площадкой, вс центре которой показался монумент. Стелла состояла из кривой стрелы, устремленной в небо, на вершине которой была чаша. Старый фонтан не работал – а когда-то из него била свежая, кристально чистая вода. Теперь лишь зеленые подтеки раскисленной меди окаймляли скульптуру могущества расы единорогов, и сейчас вся площадь, некогда усеянная караванами и стражами-таможенниками, проверяющими все товары на наличие запрещенных к провозу вещей, была так же пустынна и безжизненна, как и дорога.

— Торговля забыта, — произнес Фокус, и сам не узнал свой голос, — мир наверняка сколлапсировал из-за денег. Когда всех ограбили, золото потеряло ценность, и мешок зерна стал равен ценности всех золотых запасов мира – золото-то ведь не съешь.

— М-да... Золото действительно не поешь... Стоп. Смотри! – воскликнул Правда и ощерился, вставляя вперед клинок.

— Что происходит? – в непонимании промямлил Фокус, но тут увидел, что поляну наполняют древесные волки. Злые и голодные, они собирались кольцом вокруг двух путников, желая только одного – пищи. Им было плевать, что и кого есть – голод вещь весьма слепая, и даже золотая монета неразумным могла быть проглочена, причиняя смертельные травмы.

— Чего ждем? – немного скептически задал вопрос Фокус. Он ожидал, что сейчас он пожжет парочку, и остальные разбегутся, но жест Правды – поднятое копыто – остановил его.

— Погоди. Вожак, — отрезал Правда, и Фокус принялся начитывать защитные чары – на всякий случай, чтобы избежать эксцессов.

Противостояние двух комплектов лат и сужающегося круга зубов продолжалось; защита была начитана, но животные не понимали этого, и ждали сигнала вожака напасть.

Наконец он появился – настоящий исполин среди остальных волков, гигант среди нормальных, первый среди равных. Но Правда даже не стал рассматривать его – он просто опустил до сих пор поднятое копыто.

Фокус понял, о чем говорит жест Правды. Артиллерия заработала, и поток горячих энергоболтов – самого универсального заклинания атаки – накрыл вожака, оставив после него только дымящие щепки.

Волки, почуяв неладное, развернулись и начали искать глазами своего вожака. Вместо него только горстка праха напоминала о том, что когда-то у стаи был свой главарь. Волки завыли в полной дезориентации. Еще секунду назад указания вожака слышались здесь, а сейчас он исчез. Волки не знали, что такое «болт» и почему он опасен – для них вожак просто пропал неясно где.

Ярость голодной стаи угасла, и волки кинулись обнюхивать кусты, ища главного. Воспользовавшись этим замешательством, единороги пошли дальше. Когда они уже уходили с площадки, громкий унылый вой целой стаи потряс древесный массив.

— Бедные волки, — выдохнул Фокус.

— Ага. Зато мы целые. Они-то нового вожака найдут, ты не бойся за них, а вот моя голова мое обглоданное ребрышко искать не собирается. Так что давай-ка, надо бы побыстрее, а не то ночевать будем в лесу.

— Понял, — ускоряя шаг, ответил Фокус.

Путники шли дальше, огибая периодически встречающиеся огромные муравейники, выросшие на дороге. Нигде не было никаких признаков жизни. И вот впереди показался свет – двое пони вышли на него, как мотылек, устремившийся к костру.

И обожглись – абсолютно пустая территория, заросшая растительностью, с островком посередине – и мостом к разрушенному и заросшему замку, стоящему на этом островке. Ни духа пони, а некошеная трава выросла почти до груди Фокуса.

— М-да. Я о чем говорил, — вздохнул Фокус, — ладно. Пойдем внутрь, узнаем, что же там произошло. Думаю, что там наверняка есть какая-то зацепка в плане того, что происходит. На живых уже не надеемся, да?

Правда пошел по траве и вышел к краю обрыва – и тотчас же позвал Фокуса посмотреть. Когда серый продрался сквозь полосу осота, он увидел, что весь низ дворца был оголен, и дерево, в которое они спрятали когда-то камни, стояло открытое напоказ всему миру – но это отныне было не просто дерево, а нечто большее – белое, хрустальное, огромное.

— Ого... Что это такое? – спросил Правда.

— Это наше дерево. Сам подумай.... Точнее, вспомни, что мы в нем прятали камешки. И во что это вылилось – просто взгляни на это... – с восхищением ответил Фокус.

— Ну что же, хоть что-то интересное – у нас теперь есть личное дерево из хрусталя и топаза. Жалко только, что похвастаться не перед кем. Или продать тоже некому. Что дальше, кстати, делаем? Идем внутрь или думаешь, нафиг все это? – спросил Правда.

— Я думаю, что ничего особенного не произойдет, если мы пойдем. Этот замок чем-то покорежили основательно, но злых и убийственных чар в нем нет.

— Откуда ты знаешь? Лучше прочитай свои чары.

— Я не про «свои» и «не свои» чары говорю. Я говорю о том, что замок был разрушен не воле сил, противостоящих Селестии, -немного раздраженно ответил Фокус.

— Откуда ты знаешь? Ты что, сам лично видел процесс разрушения?

— Не-а, — помотал головой единорог в белом доспехе, — но иначе никогда бы белое дерево не выросло. Таковы законы цвета магии – цем ярче цвета, тем меньше тяжелой атакующей магии. А значит, пони сами покинули замок или их вынудили, но не силовыми методами. Вот тебе новая заметочка, Правда, к нашему маленькому расследованию о том, что же происходит здесь. Пони не были выгнаны в прямом смысле этого слова –магия не очернила камни.

— Ясно. Пошли внутрь или ты еще что интересное видишь? – спросил Правда.

— Да... Думаю, что ничего здесь интересного для нас больше нет. Я вот думаю, может нам стоит почитать что-нибудь в замке. Может, там остался чей-то дневничок? Или же какой-нибудь сборник заметок? Я думаю, что нам будет интересно, — посмотрел на черного единорога белый.

— Пошли, — кивнул Правда, встретив взгляд и двое пони пошли по мосту в замок. Старый, ветхий переход с внешней земли на клочок внутренней шатался под бегом ветра и внушал опасения по его прочности.

Преодолев эти несчастные сто метров, Фокус и Правда вздохнули спокойно – ворота были целыми. Никаких следов захвата. Больше всего их волновал вооруженный захват только с оружием – то, о чем они друг другу не говорили, но боялись, как бы этого не произошло, ведь тогда магии, по большому счету не было, — резня и все.

Пройдя в приоткрытые створки, двое пони оказались в заброшенных, поросших клочками травы и лишаями залах. Ничего в оных не напоминало о присутствии пони; даже свечи в посиневших канделябрах погнулись и оплыли неубранные, а факелы сгнили и только редкие поставки еще хранили палки, обретшие новую жизнь – жизнь плохо пахнущую, плесневелую.

Фокус продвигался в поиске хоть чего-нибудь, что бы могло помочь им определить, какое число сегодня. И что произошло. И вообще могло дать ответы на множество вопросов.

Правда пошел за ним. Уговор был уговором – не расходиться. Или он мог нарваться на что-нибудь. Хотя он бы с удовольствие взобрался на крышу и посмотрел, что же там происходит, он решил подождать, пока Фокус, хорошо сведующий в замках, все проверит, а затем он уже как-нибудь его уломает подняться на крышу. Хотя он будет против – это Правда знал точно, потому что крыши всегда выбивали Фокуса из колеи – прыгать и бегать он не мог, только лестницы были его другом.

Замок удручал двоих – ничего, что могло бы помочь, а самое главное – ни следа живого пони, только пыль, пауки(на этот раз живые, в отличие от тех катакомб) да темный лес вокруг. Им-то в глубине души хотелось, чтобы все знакомые и друзья оказались здесь, прямо тут, с их деньгами и прочими радостями таких вот пони.

Но ничего с этим поделать было нельзя. Приходилось идти и искать хоть какие-то зацепки, освещая себе путь рогом. Лестница из ста ступеней вела в низ, в подвалы и погреба. Там наверняка хоть что-нибудь да должно было остаться от той цивилизации, которую эти двое так хорошо знали и так привыкли к ней.

Большой зал музыки скрывался между винным погребом и складом постельного белья. Огромный орган стоял там, возвышаясь над пустотой, которая хитроумным сплетением сотен тонких трубок доставляла музыку даже наверх, привнося в ее нотки что-то потусторонее, подземное, глухое.

В центре залы висела большая золотая клетка. Изначально она предназначалась как место сна феникса, потому что во время сна он приятно звенел перышками, и эти маленькие нежные колокольчики играли роль колыбельной для всего дворца.

Фокусу даже показалось, что там что-то шевельнулось – как будто полумертвый феникс, но он отказался от этой мысли – открытая клетка не сдерживала вольнолюбивую птицу, а при ближайшем рассмотрении это оказалась просто игра теней от того, что он двигал рогом, на конце которого был яркий зажженый шар.

— Интересно, что же все-таки заставило пони покинуть этот замок? – периодически, как мантру повторял одни и те же слова Правда, следуя за Фокусом и в какой-то момент тоже включив освещение своим рогом, пока в какой-то момент тот не ответил:

— Не знаю. Впереди еще несколько крупных погребов, их надо исследовать. В одном из них наверняка есть что-нибудь интересненькое...

— Вино наверняка все разворовали, — хмыкнул черный, оглядываясь, — да и я бы не стал доверять бутылке непонятного возраста. Вино же – только для праздников напиток, а у нас...

— Жизнь сама по себе сплошной праздник, — иронично заметил Фокус.

— Особенно у нас, — еще более иронично заметил Правда.

— И как думаешь, кто-нибудь тут оставался после того, как основная масса покинула?

— Тот, кто поймал молнию в стакан, — резко отрезал Правда.

— То есть? – непонимающе спросил Фокус.

Правда вместо ответа только отмахнулся копытом, а затем показал им вперед. Коридор оканчивался сорванной с петель дверью, догнивавшей до конца на полу, открывая погреб с прогнившими стеллажами.

Двое вошли внутрь. Фокусу было плевать на остатки вина, который все-таки не украли, а вот Правда им весьма заинтересовался. Схватив пару бутыло и принявшись изучать этикетки на них, он продолжил путь, пока не наткнулся на Фокуса. Тот, правда, этого даже не почувствовал, а вот Правда ударился грудью и кашлянул.

— Ох... Проклооооо... Триста кило веса... – отдышался он и покачал головой.

-А? – обернулся Фокус.

— Нет, ничего, — ответил Правда, распаковывая одну бутылку, — смотри-ка. Филли Гранде, в день свержения Тирека поставлена в бочку. Две бутылки! Ох ты ж! Это наверняка замечательное вино...

— Если вдруг что, сам себя откачивать будешь, ага, — ответил на эту тираду Фокус и развернулся к стене. Немного подумав, он, под раздававшиеся булькающие звуки Правды, решившего распробовать вино основательно, до основания бутыли, оповдил кгопытом по стене и ударил по нескольким кирпичам кончиком копыта. Когда стена разошлась, Правда, захлопнув доспех, аж срыгнул от удивления.

— Манеры так и прут, — усмехнулся Фокус.

— Ага... Ой... Ик... То есть что это за штука такая-то? – Правда был трезвый, но такое количество выдержанного вина он еще никогда не пил.

— Тайник. Схрон. Как это назвать точно – я не знаю, но здесь, судя по всему, есть сотня золотых и что-то еще... Сундучок! М-м... А что в нем? – произнес Фокус и положил на пол погреба небольшой деревянный сундучок с золотой разрисовкой на крышке.

— Ну-ка, ну-ка.... Интересно, что же там может быть? – заинтересованно произнес Правда.

— Я не знаю. Но замок тут хитренький... Так... Так... – Фокус пытался найти чары, которые защищали сундук от вскрытия, но никак не мог понять, что же за магия такая защищает этот кусок дерева, что он не ссохся и не сгнил за все это время.

Правда смотрел на попытки Фокуса вскрыть сундук и тут как раз-таки вино ударило ему в голову. Размахнувшись, он мечом срубил переднюю стенку, откры внутренности – несколько драгоценных камней и небольшую книжечку, на которой было написано: «Выигрыш в покер, часть XX: магия обмана зрения».

-О-о-о...

-У-у-у... – почти одновременно промычали двое, а затем рассмеялись. Думали, что нашли какой-то тайничок, а выяснилось, что это всего лишь нычка заядлого шулера.

— Досадно, — сквозь забрало просипел Фокус.

— Ничего страшного. Здесь есть еще хоть что-нибудь? – спросил Правда.

— Не-а. Сомневаюсь.

Правда икнул. Вино наконец-то ударило ему в голову, и если было открыть забрало, то можно было бы увидеть, как его глаза уже слегка повеселели и засверкали.

— Слыш, глянь, кстати... Давай, попробуй это вино! Оно восхитительное... Наше же, кто Тирека завалил? От оно как... – развернулся Правда и попробовал протянуть бутылку Фокусу, на что тот прсто взял и положил ее себе в сумку.

— В доме бы выпили. Что же ты такой нетерпеливый?

— Ты б понюхал, как оно пахнет... Я такого в жизни не пробовал, — произнес Правда.

— Ничего, зато сейчас ощутишь, каково это – не на месте напиваться. Ощущения только на полчаса приятные, а ты подумал о том, что будет через два часа? Опять тебя с твоим мечом тащить? – немного раздраженно спросил Фокус.

— Ну не надо... Я же на ногах, в конце-то концов, — спокойно отвечал Правда, — одной бутылкой меня не возьмешь! Говорю тебе – это только так, легкий вариант выпивки. Просто ну очень вкусное. Я сколько капли в рот не брал? Три месяца? Ох... Сколько мы не пили-то?

— Месяца четыре плюс время висяка точно, — хмыкнул Фокус.

— Ну вот... Ладно, пошли. Короче, надо запомнить – здесь еще много чего осталось. Сгоняем как-нибудь на досуге, как выясним, что же произошло. Пошли отсюда?

— Ага, — кивнул Фокус, и гулко зацокал по камню коридора, ведущего обратно на первый этаж замка.

Снова пройдя триста метров лестницы, обогнув зал с органом и клеткой(Фокус был готов поклясться, что там что-то шевелится, но списал это на свою глупость), двое пони оказались в приемной зале – некогда месте для пышных банкетов и торжественных балов, а ныне – разрушенным строением пережитой эры.

— Помнишь Блэка и Синдера? – вдруг спросил Фокус.

— Не... А, стоп. Это которые скрипка и труба? О да... Такие-то песни... «Пустая коробка» чего стоит. Конфетка... Хороший был тогда вечер.... Как у них коллектив-то назывался? – в ностальгии протянул Правда.

— «Снежнорогие» же. Тысяча оттенков гра-аней пусто-ой коро-обки... – хрипло начал не умеющий петь Фокус.

— Смотрят на меня весьма-а нело-овко... – продолжил Правда, у которого были весьма неплохие вокальные данные, и охнул, — хорошие были времена. Хорошая была музыка. Интересно, что теперь напевают пони?

— Не знаю. Все могло поменяться... Ладно. Давай-ка посмотрим, какие сюрпризы могли оставить наши друзья дворцовые пони здесь, в замке. И начнем мы с самого главного – с пьедестала.

— Хорошая идея, — поддержал Фокуса черный единорог, и джове переместились к двум выемкам на сцене.

Королевские места всегда внушали благоговение двум единорогам, и даже сейчас Фокусу понадобилось некоторое время, чтобы справиться с оцепенением, настигим его, когда он вступил на раскисленные и разъеденные пьедесталы, откуда две принцессы вещали свою волю. Он немного нагнулся и провел копытом по пыли, скопившейся в выемках хромированного золота – украшения пола.

— Странно. Ты же говорил, что золото почти вечно. Что-то ты врал, Фокус... – вдруг сказал Правда, изучавший пол.

— Это не золото. Точнее, золото все цело – а вот хром в него добавлять надо, иначе оно не блестит и очень мягкое – под весом сгибается. Хром прогнил... Чувствуешь, что пол слегка проминается?

— Ну это-то да...

— Греби золото, промывай и иди торговать ценным металлом. Пока никто не смотрит. Понимаешь? – с хитринкой спросил Фокус.

— Ну... Да, можно. Но давай сначала закончим с замком. А не то... У нас же запрещено продавать неотлитое золото вроде. А монеты лить я не умею.

— Я тоже, но, тем не менее, все-таки, это можно сделать, — откликнулся Фокус, потыкав в пол, и вдруг что-то внутри щелкнуло, — о-па! Смотри-ка... Что-то здесь есть.

— И что там?

— Мечом выруби кусок. Там все заклинило, походу.

Правда, хмыкнув и немного поколебавшись, ударил мечом туда, где остановился маленький огонек, сделанный Фокусом. Треснув, тайник открылся и крышка приподнялась. Внутри лежал большой сверток.

— Ого... Сверток в тайнике самой Принцессы Луны! Уже интригует, не так ли? – хмыкнул Фокус без какой-либо заинтересованности в голосе.

— Да меня всего просто распирает от ощущения прикосновения к тайне, — холодно отозвался Правда.

Внутри оказались доспехи цвета ночного неба и серебристый ванадиевый меч. Фокус, знакомый с металлами для литья, скептически осмотрел весь раскрашенный комплект и вздохнул: «Отвертка».

— Что-что? – хихикнул Правда.

— Да так... Отвертка. Ладно. Пойдем посмотрим, что на месте Селестии? Меня что-то не вдохновляют экстренные запасы самозащиты. Мне нужна муза, а не отвертка... – протянул он.

Осмотрев тайник на другом конце зала, двое пони поняли, что поиск нужной им информации н такой простой, как они могли предположить. В тайнике на другом конц зала был еще один комплект доспехов и меч – но ничего более существенного, нежели комплект защиты.

— М-де, — вздохнул Правда, — интересно, здесь есть хоть что-нибудь более, скажем, познавательное, нежели то, что мы уже видели?

— Не знаю. Нам стоит еще осмотреть библиотеку... Может быть, там остались какие-то заметки. Если и там нет, пойдем в оружейный зал. Дневник капитана стражи всегда должен лежать в его столе, — подумав, произнес Фокус.

— А почему бы нам сразу не начать с дневника? – спросил Правда.

— В библиотеке шансы больше найти что-то интересное. И, между прочим, дневник капитана стражи замка – это сухие даты перераспределения и учета. Он туда не пишет, что произошло, он пишет, сколько пони и куда делось. Все. В библиотеке наверняка есть что-то поинтересней, нежели сбор из указаний стражникам. Понимаешь? – глубокомысленно спросил Фокус.

— Да, понимаю. Пошли? – ответил Правда.

— Пошли... Самое главное, что нам нужно проверить – книги по истории. Желательно самые новые. Вдруг мы чего интересное пропустили?

Двое закованных в доспехи пошли в направлении библиотеки. Там их встретили разрушенные стены и запечатанные в чары сохранения книги, до сих пор сохранившие свой вид. Фокус прошелся около полок и достал оттуда большой томик «История Эквестрии до нашего времени».

Принявшись читать ее с пяти последних глав, он нахмурился, и, хотя этого не было видно за забралом, его выдало неудовлетворенное сопение.

— Что там такое? – забеспокоился Правда, заглядывая в книгу.

— Тебе это не понравится. Ты помнишь Понивилль? – спросил Фокус.

— Ну-у... Деревушка-застава на восточных границах леса. Небольшая и скромная, там еще земнопони растили пшено и гречу для дворца. А что такое? Восстание?

— Хех, — усмехнулся Фокус, — все куда хуже. Здесь написано, что Тирека победили около ста лет назад Элементы Гармонии. Понимаешь, что это значит?

— Что все наши друзья уже в гробах? – уныло спросил Правда.

— К сожалению, это, судя по книге, так. Но все хуже – какой-то Дискорд, который, мол, порождение Хаоса, значит, превратил весь Понивилль и прилегающие окрестности в свое хаотическое царство, подчинил там все и вся, плюнув в лицо двум сестрам, и они пошли его решать. Вроде как, по книге, они его в камень обратили тридцать лет назад. Скажи мне, это надолго?

— Минимум на пятьсот лет, за это можешь не волноваться. А вот что там с Тиреком? Получается, мы сотню лет провисели в этой ловушке? Эх-х... Вот еще чего только не хватало. Очень смешно. Что-то я не очень верю этой книге насчет «ста» лет... Ну двадцать, ну я уверен, что на большее бы ловушки не хватило, — на одном дыхании выдал Правда.

— А я боюсь, что больше ста. Книга-то когда написана, еще перед тем, как здесь все развалили. В любом случае, нам придется смириться, что мы друзей больше не увидим, — сказал Фокус, доставая вино из сумки и открывая свое забрало; его примеру последовал и Правда.

— Да, жаль. Я, честно говоря, вроде бы по своим часам день без нашей компании, а уже что-то скучновато.

— Помянем? – предложил Фокус.

— Помянем, — ответил Правда.

Сделав по большому глотку вина прямо из горла, двое пони уселись на прогнивший пол замка и почти одновременно сказали: «Пусть земля друзьям будет пухом, прах их вечно парит на небе, и пусть их души найдут себе достойные тела в следующей жизни, и пусть их новые жизни не пройдут зря.»

— Ох... Ты еще это помнишь, — улыбнулся Правда.

— Как же забыть самую главную речь в моей жизни? – удивленно спросил Фокус и тоже улыбнулся. Посидев так минут пять, пони встали, сделали еще по два глотка, опустошив бутылку, и разбили ее об пол в знак того, что говорили они все от чистого сердца.

Фокус захлопнул забрало и принялся дальше смотреть в книгу.

— Кстати, насчет этого Дискорда... Ну и урод, да? – вдруг показал он Правде один разворот с иллюстрацией.

— Ох... Как кукла какая-то тряпичная. Ну, раз мы поняли, что нам тут ловить больше нечего, вопрос другой – что нам делать дальше? – ответил тот.

— Да, у меня тот же самый вопрос. Я так понимаю, что мы можем получить наш гонорар. Еще можем, в принципе, никто работу не отменял, потому что бумажка у меня в книге чар. Один вопрос – надо найти Селестию и понять, что же произошло, только точно. А там уже и посудим... Кста-ати! Смотри, — перелистнув страницы, вдруг едва не крикнул Фокус, — оказывается, десять лет назад принцесса Луна взбесилась и превратилась в нечто под названием Найтмер Мун, которую тоже пришлось побеждать и она сейчас находится в ссылке... Где, как думаешь?

— Вот уж не знаю, — покачал головой Правда, от чего и у него забрало закрылось.

— На самой луне! – торжественно продекламировал Фокус.

— То есть? Там? – Правда поднял копыто вверх.

— Именно. Совсем с ума мир посходил... Вначале Тирек, потом этот Дискорд, потом эта Найтмер Мун... Тут еще восстание в Кристальном Королевстве упоминается.... Жуть какая-то. Просто жуть. Куда скатился этот мир, пока мы спали? – начал причитать Фокус.

— Вот уж я догадываюсь, куда этот мир скатился, — хихикнул Правда, — ладно, будем надеяться, что сейчас все поспокойней. Слушай... Не хотелось бы оставаться тут на ночь, раз такие дела. Наверняка какая-то гадость сюда да слетается... А мне покоя хочется. Слушай, я вот что предлагаю... Давай-ка поступим таким образом – сейчас пойдем обратно, вернемся в дом, который поимели. Завтра на рассвете поднимемся, позавтракаем и по сквозной дороге, которая чуть севернее, попробуем дойти до Понивилля. Если этого Дискорда убрали, может, там кто знает, если, конечно, не поубегали все оттуда, как нам найти Селестию и что произошло. А может, кто-нибудь и знает, где надгробия наших товарищей. Нарвем цветов – принесем им такую своеобразную дань. Хотя кто кого бросил — еще большой вопрос.

— Ну да... В принципе, я с твоим планом абсолютно согласен. Там места глухие, одни горы, разве что дракон залетный попугал немного. Ну ладно, — кивнул Фокус, — тогда пойдем сейчас обратно, как раз выйдем из леса до ночи, а там по равнинам хоть самой глубокой ночью можно ходить – я хочу посмотреть на того пони, который решится напасть на мой доспех.

— Не поверишь. Я тоже, — усмехнулся Правда, — но давай ближе к делу. Я в том смысле, что самая бы пора уже и выходить отсюда... Солнце клонится к закату. У нас на все про все час.

Двое пони вышли из замка и пошли к мосту. Перейдя этот старый, хрупкий мост и, пройдя небольшой луг да направившись в сторону зарослей осота, где было начало тракта, по которому они вошли и сейчас собирались выйти, они шли спокойно. Но их спокойствие пошатнулось, когда из леса раздался длинный и протяжный вой отчаяния, а за ним – колоритные звуки довольства.

— Ох... Это очень нехорошие звуки, — посетовал Правда, — волки вышли на охоту, похоже. Я бы не хотел туда соваться... Тебе-то ладно, об тебя они всей стаей зубы переломают, а вот если я попадусь... Тут даже мой меч может не помочь. Я-то в лесу не могу так же хорошо ориентироваться, как они. Вот незадача-то...

— Похоже, нам придется идти другой дорогой. Кстати, насчет Понивилля. Зачем нам возвращаться туда же, откуда мы пришли, если там ничего нет?

— Ну как... А вдруг и Понивилль этот в разрухе лежит! Мы хоть дом там нашли более-менее, я бы даже сказал замечательный. А если придем в этот Понивилль, а там – пустота? Будем на травке ночевать? – спросил Правда.

— Ну-у.. На травке лучше, чем по кусочкам в желудке, сам согласись. Иначе как же мы пойдем по лесу, где волки охоту устроили, как ты говоришь? – сглотнул свои слова Фокус.

— И тут ты тоже прав... Вот и что тут сказать? Эх-х... Похоже, что нам придется поступить так, как говоришь ты. Я туда, — из кустов в отдалении снова раздался вой, еще более протяжный и агрессивный, нежели предыдущий, — да я туда за весь гонорар от нашей книжки не сунусь. Круп важнее, знаешь ли.

— А вообще интересно. Ты же вроде спец по...

— Всяким там духам или пони, которые себя изменили в подобном плане. Как разбираться с волком – Пес знал, но где теперь Пес – это отдельный и большой вопрос.

— Отличная рифма, — вставил Фокус.

— Спасибо, — отвесил Правда и оба пони незаметно друг для друга улыбнулись.

— Ну так что, — спустя десять секунд молчания, спросил Фокус, — мы идем туда или в другую сторону?

— Эх-х... Ладно, риск – благородное дело. Пошли в другую сторону. Будем надеяться, что там нет ни волков, ничего подобного. Зато есть где переночевать. Пошагали? – неуверенно предположил Правда.

— Пошагали, — уверенным тоном сказал Фокус.

Поляну пришлось пересечь по диаметру, чтобы найти на другом конце тракт номер два – до Понивилля и гор Кантер.

— Это уже другая дорога, — вздохнул Правда, — я по ней никогда не ходил. Я-то через чащу в Понивилль ходил... Но мы туда не полезем. Волки.

— Никогда не поздно узнавать что-то новое, — хихикнул Фокус, — так что уж придется...

— Да знаю, знаю... Ты только особенно вперед-то не лезь, а не то ветки, знаешь ли, местные еще могут объявиться... А твой груз нам целым нужен. Кстати, пока мы не пошли – начитай-ка пару чар, чтобы наверняка.

— Ладно.... Хорошо, — вздохнул Фокус и достал свою книгу с защитными чарами.

После того, как он прочел несколько чар, защищающих от первого удара, огня и льда, и наложив их на себя и Правду, они устремились внутрь, на выход из леса по старой дороге.

Через полчаса ходьбы они наткнулись на странное изваяние в чащобе – какая-то хижина, без хозяина, но не заброшенная. Подойдя к нй и заглянув в окно, они увидели огромный котел с варевом, черепа на стенах и сотни различных масок там же.

— Ну ничего себе, — произнес Фокус, — да-а... Интересно, кто же тут хозяин?

— Не знаю, — вздохнул Правда, — но нам лучше свалить. Не нравится мне это место, ой как не нравится... Что-то в этих всех масках и черепушках нехорошее есть.

— Мне тоже не очень по себе, — признался Фокус, — такое ощущение, что нам сейчас в спину Морт Субит начитают. Знаешь, что такое смерть из ниоткуда?

— Эм-м... Знаешь, как-то не пробовал, — скептически отозвался Правда, отходя от хижины вслед за фокусом.

— Заклинание, за одну только попытку произнести которое тебя навечно бы отправили копать руду с защелкой на роге. Изменяет жизнь в смерть, пони просто встает и умирает. Очень мерзкая штука, запрещенная в принципе везде. Но некоторые ведь применяли... И даже еще часть правосудия сумела избежать! Ох... – Фокус вернулся на дорогу и оба пони зашагали быстрее обычного.

— Бывают и такие... Ну ненормальные, знаешь ли. Одно дело – умерщвление по всем законам природы, после выяснения отношений, и другое – методом «в спину».

— Хорошо, что ты мне сказал чары начитать. Заклинание остановимо, и хорошо остановимо.

— Да, как видишь, я иногда могу быть прав, — отрезал Правда и еще немного ускорил темп.

На преодоление оставшегося пути ушел примерно час. Наконец деревья начали редеть, и показалось тихое вечернее небо, на котором зажигались звезды, провожая солнце за горизонт. Выйдя из-под чертогов леса, оба пони замерли, настолько удивительная картина открылась перед ними – впереди, за полями и небольшим покатым холмиком была огромная деревня, а за ней, на склоне горы, виднелся огромный, залитый огнями город, построенный прямо на склоне.

Жизнь здесь, судя по всему, кипела. Фокус бросил торжествующий взгляд на Правду, мол, «что я тебе говорил». Правда только вздохнул и ответил: «Да-а... Не прогадали мы с путем. Пойдем, найдем где поспать и с кем поговорить».

На небе вдруг отрисовались несколько фигур пегасов, которые начали приближаться. Они медленно снижались к Фокусу и Правде, пару раз обернув круги, а затем приземлились. Вперед вышел крупный, мускулистый пони, облаченный в золотистые доспехи, судя по всему, глава этого отряда, и произнес: «Именем принцессы Луны и принцессы Селестии, вы арестованы». Вслед за этим пышным отрядом приземлился отряд боле тощих пони с заостренными ушами, как у кошек, и клыками, выпадавшими изо рта. От них вышел еще один пони и произнес то же самое.

Фокус и Правда переглянулись.

— Ну вот, опять нам пытаются испортить вечер, — удрученно произнес Правда, — сдаемся этим голубям?

— Ага, прямо вот так сейчас я пошел и сдался. Голубки, хе-хе. Нет уж, — ответил Фокус, — эй, кто у вас там главный, недопони? Я так понял, что вы слишком много себе позволяете, птички вы недорослые. Вот вам задачка. Есть один пони в доспехах и другой пони с мечом. А еще есть двадцать недопони с непонятно чем. Кто выиграет? – на кончике рога серого единорога загорелся алый огонек, — ставлю все состояние на двух пони. Недопони всегда в пролете... Ну или как там это называется.

Два отряда пегасов напряглись. Они явно не ожидали такой спокойной и циничной реакции на их слова. Однако они были настроены серьезно, и начали сокращать кольцо вокруг единорогов.

Фокус только покрепче уперся в землю. Огонек на его роге стал гореть все сильнее...

Не предвещая ничего хорошего пегасам.

Шаги по плоским горкам

Добро пожаловать в... Да, мир изменился. Приветствуем!

Кольцо пегасов сжималось. Как только они были на расстоянии выпада от двух единорогов, вдруг, казалось, сам воздух расшвырял их в разные стороны. Пегасы перегруппировались и снова начали сжимать кольцо, окружая двух единорогов. После третьей попытки, будучи снова расшвырянными в разные стороны, пегасы вновь перегруппировались, но сужать кольцо не стали. По одному пегасу из обоих отрядов вылетели и полетели в сторону горы с яркой точкой на ней, судя по всему, за подкреплением.

— Что делать будем? Их здесь через полчаса прорва будет, — шепнул Правда на ухо Фокусу.

— Не знаю. Похоже, нам придется отступить, — ответил Фокус, — с двумя десятками я еще могу справиться, хотя уже сложновато такие туши раскидывать. А с двумя сотнями будет ну очень сложно. Я бы даже сказал – невозможно. Массой задавят. И всех их не разобрать, вот в чем проблема. Они даже от флаеров убегут... Кстати, насчет флаеров. Если подойдут хоть на один шаг, я их запускаю.

Спустя минуту один из пегасов не выдержал, и тут Фокус слегка зажег свой рог. Из его кончика вылетел черный комок, который буквально мгновение парил в воздухе, а затем зажегся и полетел вверх. И за ним еще два таких же. Пегас отступил, но было уже поздно – описав в воздухе дугу, три флаера упали на землю, тремя взрывами разметав отряды. «После такого пегасы уже наверняка будут вынуждены понести потери,» — подумал Фокус, — «и правильно. Нечего птицам на землю садиться.»

И действительно, пегасы начали оглядываться, и, в ужасе от того, что на их крики кто-то не отозвался, начали прошаривать землю. Наконец троих, пребывающих без сознания, подняли из-под земли, и еще трое куда-то рванули, унося их подальше.

— Ну что, подохли ваши голубки? – издевательски крикнул Правда.

— Не ори, — одернул его Фокус, — если нас поймают, ты же не хочешь, чтобы тебе били морду сильнее, чем положено?

Со стороны пегасов донесся крик: «Не дождешься!»

— Хорошо, что без смертей. Крылья переломал – я в треть мощности шарики кидал, померли бы, если бы в них прямиком попало. Ну – не попало, тем лучше.

— А что ты так этих уродов жалеешь? – спросил Правда.

— Ну ты сам понимать должен. Пегасы-то пегасами, но ты учти, я в первый раз вижу такую униформу. Точнее, я понимаю по форме, что это стража при Селестии и Луне, но что у них есть в запасе, я не знаю. У доспехов должны быть опознавательные знаки – а что это за ренегаты без циферок на плечах, я понятия не имею, и что у них есть в запасе – то же. Это может быть просто цирк, чтобы заставить нас их поубивать, а затем прихватить уже чем-то другим, помощнее, и по всем правилам приписать массовое убийство.

— Ой, да что там пегасы... Кто их считать-то будет? – хмыкнул Правда.

— Будут. Но не по счетам, а скажут, что мы устраивали геноцид, да швырнут на эшафот. Если кому-то это надо, то я боюсь, что мы не первые, кто может повестись на эту ловушку, — вздохнул Фокус.

— Вот да. Ты прав, -вздохнул Правда, оглядывая пегасов, круживших над ними в воздухе, боявшимися подлететь, — но почему бы им просто не самоубиться об нас?

— Все очень просто. У тебя есть бумага о том, что ты закончил магическую школу надлежащего уровня?

— Ну-у... Как это нет. Мы же все...

— Я имею в виду с собой, прямо сейчас, — фыркнул Фокус.

— А, с собой нет, — кивнул Правда, — и как на это?..

— Послушай, чтобы доказать, что мы умеем творить магию, достаточную для того, чтобы убить пони, нужно, чтобы о нас были записи, что наши способности позволяют. А не то кто-нибудь, кто никогда ничего сложнее таскания плуга «веревочкой» не делал, не может просто так зачитать морт субит – не сработает. Поэтому нас и разводят на нашу истинную силу. Если не покажем – сами замочат, если покажем – замочат по закону, а выход один – уходить, пока пегасы тупят, тем более, — осмотрелся Фокус, — темнеет, а вот в лесу они нас искать не будут. Ты можешь надымить?

Правда кивнул, и кончик его рога загорелся красным, а затем вдруг несколько вспышек раздули большой защитный купол из дыма. Пегасы вначале перепугались, а затем, дождавшись, пока дым спадет, увидели, что пространство внутри абсолютно пустое – ни следа двух единорогов в доспехах. Через десять минут подлетело еще по четыре отряда пегасов, но после рассказа о том, что произошло, они обложили выход из леса и пустили патрули по границе, не осмеливаясь пересекать ее.

В это же время двое единорогов шли обратно, наблюдая за тем, как темнеет ночной лес.

— У меня сложилось впечатление, что они не специально нас ловили, — вздохнул Правда.

— Почему? – повернул голову Фокус.

— Потому что уж слишком они дезорганизованно начали. Если бы они знали, что двое единорогов, то послали бы хотя бы по пять отрядов каждого вида пегасни, чтобы хоть какие-то шансы иметь. Я бы успокоил себя, что они полные придурки с птичьими мозгами, но, черт побери, на них есть доспехи! Такие же, как у стражей Селестии!

— Спокойно. Спокойно. У принцесс в страже были пегасы и раньше.

— То есть? – недоверчиво спросил Правда.

— Воздушная поддержка. Обливать врагов горячей смолой, например. Не надо думать, что пегасы совсем бесполезны – совсем бесполезны на войне только земнопони. От того, что пегасы летают куда быстрее и дольше нас, им можно найти рабочее применение, хоть особыми мозгами они никогда не отличались, — пояснил Фокус.

— А-а... – покрутил головой Правда, — тогда это могут быть...

— Я не знаю, что это вообще такое. С одной стороны, они арестовывают нас именами принцесс. С другой стороны, у них на броне никаких знаков летучих отрядов нет, и это странно. Хотя... Да я не знаю, что вообще творится в этом мире – о чем ты говоришь? – раздраженно отрезал Фокус и остановился.

Правда последовал его примеру. Встал и огляделся. Лес совсем почернел в лучах заходящего солнца, и только верхушки крон засветились прекрасным переливчатым желтым.

— Ну и что мы дальше будем-то делать, а? – спросил он, сам незаметно для себя рыкнув на последнем слове.

— Не зн... А, стоп, знаю. Помнишь, мы по пути сюда нашли какую-то штуку, типа такой хижины? – загорелась идея в глазах Фокуса.

— О, да, помню такую. Ужасная штука... Ты еще о внезапной смерти заговорил.

— Именно. Теперь давай попробуем аккуратно найти хозяина. Если нам повезет... Впрочем, не хочу ничего загадывать. Дозагадываюсь до сердечного удара, — выдохнул Фокус и оба единорога пошли в направлении старой хижины, от которой они еще недавно ушли назад в смятении.

— Тоже хорошее решение, — согласился Правда.

Путь прошел быстро; полчаса, которые они потратили на поход от хижины до кромки леса, в обратно направлении занял, казалось, пять минут, хотя шагов они прошагали столько же.

В спешке, опасаясь погони, двое единорогов вновь оказались перед закрытыми дверьми странной лесной хижины, и чувство того, что за ними смотрят, возобновилось и начало медленно нарастать своим гнойником тревоги на и так покореженных душах. Фокус уже был готов сказать что-то вроде «Это была плохая идея – соваться сюда, пошли, пока еще целы», но его ход мыслей был прерван тонкой птичьей трелью. Он обернулся. Лес стоял перед ним, и из леса донесся красивый кобылий голос, принадлежавший не молодой, но еще не старой даме:

«Я видела, что происходит, из-под теней дубравы,

Что стража уж давно следит за вами – вот где правда.»

— Стихи? – ухмыльнулся Правда, зажигая свой меч, — ну мы сейчас посмотрим, как этот стихоплет запоет... Давай, хватит прелюдий, выходи.

Голос лишь продолжал:

«Поверьте мне, у вас плохи дела,

Но я ни в коем случае вам не желаю зла.»

Фокус поднял копыто, останавливая бегающий по кустам взгляд Правды.

— Это не дух, — резюмировал он, — я уверен, что это отшельник. В конце концов, почему бы нам всем просто не выйти на свет, особенно если ты не желаешь нам зла?

На кончике рога единорога медленно зажегся небольшой сгусток света, и поляна стала в разы ярче. Силуэт в капюшоне вышел на поляну, аккуратно обогнув кусты с наливной красной ягодой. Правда напрягся – ему казалось, что здесь скрыт какой-то подвох. Он оказался прав – когда силуэт снял капюшон, Правда было уже прыгнул как следует врезать земнопони странной расцветки, но телекинез Фокуса накрыл его и придавил к земле.

— Что это еще за земнопони? – спросил Правда, разглядывая странную кобылку расцветкой в полоску, и шипел, связанный по всем копытам телекинезом, — почему она несет какой-то бред стихами?

Фокус повернул голову и ослабил чары, но прежде этого покачав головой, как бы предостерегая Правду от нападения. Тот подчинился; судя по поведению Фокуса, он знал, что делает, и темный единорог отпустил ответственность за разговор в копыта серого.

— Это не земнопони, — твердо произнес Фокус, встретившись взглядом с пони в полоску и впериваясь в ее раскраску на теле.

— А что это тогда? – спросил Правда.

— Не «что», а «кто». Прояви хоть каплю уважения к древнему народу зебр.

— Зебр? Что это еще за «зебры» такие и почему я о них ни разу не слышал? – возмущенно выпалил Правда.

— Ну-у... Я думаю, что лучше пусть сама зебра тебе расскажет. Впрочем, я хочу сказать, что это точно не тупой земнопони. Они умеют гораздо больше, нежели ты можешь подумать. А посему... Так! Зебра! Как звать?

— Меня зовут Зекорой ныне, но мое имя не на слуху поныне, — произнесла та.

— Очень приятно. Фокус и Правда, слева направо, — ответил за двоих Фокус на приветствие, — уж извините моего друга, из-за всех этих жутких происшествий в последнее время он очень агрессивно относится ко всему.

— Я понимаю, что ваш друг охвачен злобой, но пусть он, тем не менее, умерил пыл своей утробы, — тоном, не терпящим возражений, продолжила зебра.

— Он не будет даже пытаться атаковать. Верно, Правда?

— Верно, — вздохнул тот и тихо добавил, — как скажешь, дружище.

— Мы бы хотели попросить у вас переночевать. Одну ночь, не больше. Стража непонятно почему не дает нам выйти из леса, а спать в этом лесу нам представляется опасной затеей, если делать это под открытым небом, — увидев одобрение в глазах Зекоры, продолжил Фокус.

— Я думаю, что в хижине найдется пара мест для двух единорогов; вопрос весь в том, что там совсем не место недотрогам.

«О чем она? Какие недотроги?» — шепнул Правда.

«Она имеет в виду, что кроватки нам не дождаться. Солома, скорее всего, вместо матраца, подушки и одеяла одновременно. Ну, нам не выбирать. И похуже спальные места были,» — ответил ему Фокус и произнес громко: «Мы согласны на любое ваше предложение».

— Ну что же я могу сказать вам в таком случае – надеюсь, что мой уголок не станет адом сущим, — улыбнулась зебра и подошла к дверям дома, отворив их.

Жестом она пригласила обоих пони внутрь, и, хотя и Фокусу и Правде одновременно показалось, что эта зебра слишком уж легко согласилась принять их, зная, что на них идет охота, но обстоятельства были таковы, что или в этой хижине, или где-то в желудке у металлической твари или древесного волка. Выбор, как говорится, был очень невелик и состоял всего из одной позиции – поэтому два единорога переступили порог хижины.

На удивление жилище зебры оказалось очень аккуратным – рядками развешанные по стенам традиционные маски, небольшие картины, нарисованные хной, рядом несколько полок с различными снадобьями и ингредиентами для них, пара старых и толстых книг, уютно устроившихся на полу, а в середине этой большой круглой комнаты – большой чан с каким-то варевом внутри. Вся хижина была сделана из бамбуковых стволов, перевязанных сверху и росших прямо из земли, а с лицевой стороны фасад был накрыт листьями какого-то растения, что придавало этому домику сходство с заброшенным.

— Ого... – присвистнул Правда, — а снаружи-то даже и не скажешь, что здесь все так шикарно сделано.

— И не говори. Но... Зекора.

— Я слушаю внимательно и остро, вы задавайте все ваши вопросы, — ответил та в своем особом, стихотворном стиле речи.

— Почему ты пускаешь нас к себе в дом, если говоришь, что знаешь, что за нами идет стража?

— Вам негде ночевать и горем вы убиты, — начала она, — ведь вами где-то часть счастливых дней совсем уж позабыта. Я вас пускаю к себе в дом на краткую летнюю ночь, и думаю, что здесь, в тиши, вам в силах горе превозмочь. Я накормлю дарами Эверфри голодный ваш живот, я выслушаю все, что скажет мне ваш рот. Я видела, как вы искали что-то в замке двух принцесс – но по сравнению с преступником все это есть прогресс. Ведь только тот, кто ищет что-то, там его найдет, а золото и серебро давно украли мародеры.

— Ого. Все-таки обокрали дворец... Я же тебе говорил. Наверняка брали все подряд – одни книги только и остались, — показал зубы Правда.

— Да... Тут, конечно, не поспоришь. Спасибо, в таком случае, что пускаешь нас к себе в дом, Зекора. Мы, в случае чего, в долгу не останемся. Сколько тебе надо будет золота? – спросил Фокус.

— Нисколько, а вот разговор дороже всех монет; не говорилось мне, вот кажется, последние сто лет, — ответила она и пошла куда-то на лоджию за небольшой дверкой с другой стороны. Оттуда раздали скрипящие звуки и зебра внесла на голове конструкцию из стола и трех стульев, расставив их около котла и пригласив кивков двух пони сесть.

«Что же, в этом тоже есть плюс,» — подумал Фокус, -« мы узнаем ответы на пару вопросов».

Наконец Зекора достала какой-то порошок из мешочка, набрала его в рот и дунула на огонь. Порошок еще в воздухе воспламенился и дрова загорелись, начиная подогревать большой чан с каким-то варевом. Зекора прошла около полок и бросила туда несколько корешков и сухих пучков трав.

— Мой суп вчерашний, но вы поймите, мне незачем готовить каждый день, как малого дитя родителям, — сообщила зебра, возвращаясь за стол.

— Эм-м... Да ничего, — кивнул Фокус, — но... раз уж ты, Зекора, пустила нас в свою хижину, то не затруднит ли тебя ответь нам на пару вопросов? Мы просто очень заинтересованы в ответе.

— Прошу вас, не стесняйтесь задавать вопросы – я, может быть, и не ученый, но что-то знаю точно, — зебра прищурилась.

— Скажи вот что... – Фокус закусил язык, — сколько лет назад Найтмер Мун отправили на луну?

Зебра прищурилась. Фокус только сжал скулы и повторял в голову одну и ту же фразу: «Скажи маленькую циферку-скажи маленькую циферку».

Зебра продолжала смотреть на двух бронированных пони, хорошо оглядев одного и другого.

— Мне странен ваш вопрос, ведь каждый жеребенок знает, что тысячу лет назад Селестия Луну на луну отправля... – слова Зекоры потонули в стоне Правды, который откинулся и, сорвав нагрудник, оставив его висеть на одной застежке, теперь держался за сердце.

Фокус тоже почувствовал себя плохо. Прошла целая тысяча лет! В глазах от осознания этого потемнело. Он лишь прохрипел: «Ты не лжешь мне?»

— Я вам не лгу, вы сможете проверить, но пока придется вам поверить. Вы плохо выглядите, пони, я вижу, что надо вам помочь – вам нужно успокоиться и боли превозмочь, — зебра встала из-за стола и пошла к своим стеллажам с различными корешками и снадобьями.

Фокус кое-как собрался и встал, пошатываясь. Краем глаза он уловил, что Правда не движется. Он подошел к нему. «Правда,» — прошипел он, ошарашенный и уничтоженный новостью. Целую тысячу лет двое пони провели в заточении! Не сто, не двести – тысячу! Эквестрия могла коренным образом измениться, да даже те же самые пони могли поменяться внешне и внутренне. И где была гарантия, что те пони на выходе из леса не владели магией более сильной, чем эти двое, просто не хотели применять ее, а хотели выловить их, как двух выродков? И что вообще произошло в мире за тысячу лет? Здесь могли случиться войны куда более масштабные, чем хватало воображения Фокуса. Катаклизмы, новые места обитания... Да что там говорить, если замок был заброшен – то все, считай, пиши-пропало. А если Селестия и Луна больше не правят этим миром, а их место заняли ушлые пони? Целые дома хитрецов и интриганов мечтали бы посетить дворец в качестве королей и королев, ничего не делать и только отдавать приказы собрать налоги. А могло случиться и так, что Селестия осталась одна. И это неполный список лишь жалких предположений, что же могло поменяться здесь, под солнцем. Вернулась ли Луна из ссылки? Или так до сих пор и пребывает в мрачном одиночестве на сером круге посреди ночного неба? И как повела себя Селестия? Убило ли ее горе, или она смогла продолжить править в одиночку? Но кто каждый день поднимает луну теперь? Или ночное светило объявило бойкот? Вопросы струились водопадом в голове Фокуса, пока он окончательно не растерялся в своих мыслях. Собрать свою душу воедино и не впадать в безумство неизвестности стоило ему больших усилий. Наконец, он пришел к выводу, что Селестия все-таки или главная, или очень весомая – их пытались арестовать ее именем. И хотя особой радости этот жест не внушал, тем не менее, это значило, что в каком-то случае она сможет за них заступиться. Или хотя бы объяснить, что происходит.

Но, тем не менее, он подошел правде и слегка пихнул его. Тот, словно мешок с картошкой, подался слегка вбок.

— Это была плохая ш-штуха... – просипел тот.

— Это не шутка, — хрипло ответил Фокус.

— Ох... – простонал Правда и откинул голову на стуле. Что-то в это движении не понравилось Фокусу. «Что с тобой?» — спросил он.

— Ш-што ты говориш-шь... – сипел тот.

Фокус вдруг резко сжал зубы и аккуратно поднял голову Правде так, чтобы она смотрела прямо. Выломав замочек магией, он открыл забрало. Один глаз Правды был залит кровью.

— О Селестия помилуй, — выдохнул Правда. Зекора уже подошла, чтобы дать какие-то успокоительные травки, но охнула. Состояние Правды было тяжелое.

— Так, Правда, родной, попробуй докоснуться копытом до носа. Попробуй докоснуться копытом до носа, — повторял он в ухо Правде. С пятого раза тот понял, что от него хотят, но только прошипел:

— Я не могу... Копыта... Слабые... Ох-х...

Фокус сбросил свой шлем вместе с забралом на пол. Тот покатился, забытый им мгновенно.

Фокус отошел от Правды и подозвал Зекору.

— Я уж не знаю, как то лечить, что может глаза кровью замочить, — призналась та.

— Тихо, — рыкнул Фокус и громко продолжил, — никаких разговоров. С ним все нормально.

Зекора слегка наклонилась к серой голове, и Фокус тихо произнес: «Кто может нам помочь быстро? У него, судя по всему, мозговой удар.»

«Боюсь, что только стража может нам помочь, и в Кантерлот доставить его быстро, чтобы лечение начать, покуда жизнь в его глазах не скисла» — шепнула в ответ Зекора.

Фокус замялся. Идея быть арестованным была ему совсем не по душе... «Но, хотя, знаешь что, Правда? Ты еще сто раз оттуда уйдешь. А вот если ты сейчас ничего не предпримешь, то никакой магией не восстановишь своего друга...»

— Беги за стражей. Я пока посмотрю, ничего ли с ним не случится еще. Бегом, — рыкнул Фокус, и Зекора понимающе кивнула, сразу же развернувшись и бросившись по тропинке леса.

Фокус подошел к Правде и сорвал с него доспех окончательно. Теперь перед ним был черный пони в своем естественном обличии – неприкрытом, как говорится, «в чем мать родила». Но это сейчас не волновало его. Правда окончательно потерял способность что-либо воспринимать; его вырвало прямо на белые доспехи серого единорога, но тот даже не придал этому значения, просто сняв все свои облачения и положив их рядом с притащенными частями доспеха Правды, включая оставленный у входа меч, и своим шлемом, которые он накрыл сумкой. Первоочередной задачей сейчас было сохранить Правду до того, как прибудет стража и увезет его к лекарям. А для этого нужно было промыть его рот. Он не нашел средства лучше, чем этот теплый «вчерашний суп», но варево хотя бы заставило его продышаться, пусть и после насильного болтания во рту.

Время неумолимло шло вперед, и каждую последующую секунду Правде становилось все хуже. Глаз окончательно заплыл кровью и закрылся; копыта бессильно обмякли, а дыхание стало редким и тяжелым. Закусив губу, Фокус лишь только имел возможность наблюдать за тем, что приступ мозгового удара делает с его другом. Прошло минут десять, пока он не начал хрипеть, заваливаясь на бок. От него осталась лишь туша, еще с бьющимся сердцем и пытающимся работать мозгом – но пытающимся неуспешно, что создавало о нем впечатление, как об овоще.

Наконец двери раскрылись, и бронированные пегасы, в числе которых были и те, которые были помечены красным крестом, ворвались в помещение. Фокус, не задумываясь, сразу же, используя магию, схватил одного из них и прорычал: «Помогите ему!»

— Мы... Поможем... Если... Отпустишь... – засипел один из пегасов. Остальные в ужасе отступили перед магом.

Однако эти слова напрочь отбили желание Фокуса применить что-нибудь покрепче, чтобы заставить пегасов работать. Внутренне в нем все кипело, но он усилием воли заставил себя сбросить чары и просто начал стоять, уставившись в пол. К Правде подошли, аккуратно, держа голову приподнятой, положили его на носилки, затем вынесли его из дома, держа носилки на спине впереди идущего и шее сзади, а затем согласованным маневром взмыли в небеса.

Фокус сжался от негодования, что он отдает единорога рас пегасов, но лишь тяжело вздохнул и выпустил огненный шар себе под копыта, оставив на дереве хижины черное от гари пятно.

— Позволь напомнить, что вы, именем принцессы Селестии и принцессы Луны, арестованы. Сдавайтесь и мы гарантируем честный суд... – начал один из пегасов, а затем за него вступил другой: «В случае сопротивления, мы не сможем оказать медицинскую помощь вашему другу своевременно, так как порядок лечения оказывается по чину».

Фокуса смутило неизвестное ему слово «медицинская», но он подумал, что, скорее всего, это что-то вроде лекарской, и поэтому просто подошел к ним. Те сжались от страха, не зная, что же сейчас выкинет этот странный сильный маг, но, тем не менее, ощущали то, что им сейчас можно манипулировать.

«Я потерял четверых. Я не хочу из-за своей гордости терять и пятого,» — подумал Фокус и медленно произнес: «Выйдите из дома и дайте мне пять минут собраться. Тогда и арестуете. Я не буду сопротивляться. Просто дайте мне кое-что осознать.»

Пегасы кивнули и вышли. «Какие доверчивые... Я бы ведь мог сбежать через заднее окно. Хотя они тоже могут это подставить под статью «сопротивление», и тогда шиш тебе, Фокус, а не здоровый Правда. Ладно... Зекора.»

Зебра осталась в доме; она вошла с пегасами, но тихо и аккуратно. Фокус подошел к ней и поклонился.

— Спасибо, Зекора. Я у тебя в долгу и Правда тоже, — произнес он, глядя в глаза зебре.

— Я помочь вам была рада, чтобы не забрали жизнь болезни-душекрады, — ответила зебра и улыбнулась.

— Я там немного разозлился... – кивая на пятно гари, показал Фокус.

— Я понимаю чувства ваши, ведь ситуация – нельзя представить краше, — своими равномерными стихами зебра внушала удивительное спокойствие. Фокус перенял его, и поэтому просто собрал доспехи в кучу. Если он бы надел их, стража могла воспринять это как жест сопротивления – а сейчас, кроме как бесконфликтный путь решения проблемы с его арестом, решения не было.

Вздохнув и кивнув зебре, он решился и вышел из дома, держа левитирующую кучу металла перед собой со словами: «Арестовывайте, умники». Пегасы проигнорировали его колкость, и собрали доспехи в какой-то мешок, затем главный из стражников приказал Фокусу встать на небольшую платформу, к краям которой были прикреплены еще пегасы в броне.

Войдя на нее через силу, Фокус остановился и лег. При себе он оставил только седельную сумку, в которой лежали две книги – когда пегасы спросили его, что это, он сказал, что отдаст это только там, где его в камеру посадят, под замок, ибо эти книги опасны, и читать он их не рекомендует. Никто из пегасов, еще помнивший, на что способен этот маг, не стали проверять, правду ли он говорит, а просто взмыли в воздух ровным строем. На платформе рядом с ним оказался главный пегас. Он стоял, распахнув крылья, и иногда посматривал на пленника.

Минут через сорок утомительного полета на крейсерской скорости Фокус спросил: «Куда вы меня везете?»

— В Кантерлот. Мы обещали честный суд, значит, будет честный суд, — хмыкнул стражник.

— А это где? Я никогда не слышал о таком городе... – выдал Фокус и понял, что сказал это абсолютно зря.

— Издеваешься? – стражник от такой фразы аж получил нервный тик на брови, — Кантрелот – это столица Эквестрии. Каждый жеребенок это знает!

— Ну простите, я не каждый, — ответил Фокус, — впрочем, ладно. Как есть – так есть. Лучше вот что скажите – далеко еще лететь? И как долго?

— Еще часа полтора, — ответил стражник.

— А моего друга? Его тоже два часа везут в Кантерлот? Он же сдохнет за такое....

— Не говори глупости, — оборвал только начавшего нервничать Фокуса стражник, — у нас не дураки работают. Мы его в Понивилль доставили, до туда пять минут полета, — как получше станет, может, и в Кантерлот переведем. В любом случае, пока его не выпишут, никто его по судам таскать не будет. Единственное, чем он будет отличаться от других – комната на замке и прогулки в сопровождении. А медицинскую помощь ему окажут точно такую же, какую бы оказали любому другому живущему и законопослушному пони.

— Ну ладно... – недоверчиво хмыкнул Фокус. У него были причины не верить этому пегасу – и причин было много, но что сейчас можно было изменить? Встать, посшибать всех пегасов и прыгнуть вниз? Даже если он найдет способ приземлиться, этих мест он не знает, у него нет ни копейки денег, и что ему остается? Воровать? Искать работу? Прятаться в страхе, что какая-то кучка летучих засранцев найдет его и отправит в стольный град? Фокусу казалось смешным такое развитие событий. Тем более, что его везли в столицу – а если среди пони столицы затесались Луна и Селестия, то с ними можно будет найти способ договориться. Или хотя бы только Селестия, раз уж Луна там в какую-то Найтмер Мун превратилась.

Воздух стал посвежее – повеяло горами, и действительно, спустя час, отряд пегасов стал снижаться, описывая дугу около горы, на который и был расположен тот огромный светильник, который приметили Фокус вместе с Правдой, выходя из затемненного леса. Этим светильником оказался огромный, поражающий воображни своим масштабом город, выстроенный прямо на склоне крупной высокой горы над ущельем. Массивные прожекторы большого города, казалось, просвечивали тело, подсвечивая душу.

Дивные сады и огромные фигуры построенных гениальным архитектором зданий спелились в огромный массив жизни и бетона. Большой город. Софиты, слава, счастье, падение, горе, обыденность, величие и низменность, элитарственность и безумие бедности сплелись тесным клубком, разложив свои нити по каждой улочке, по каждому переулку. Свет залов высшего общества и подожженные бочки бездомных сформировали огромный шар бесконечно яркого вечного света. Крысы под ногами и деликатесы на столе. «И сладкий запах мускатного ореха между твоих задних ног,» — вспомнилось Фокусу. Он не помнил, где это услышал – но сам факт того, что он когда-то что-то слышал о больших городах, уже удивил его. Тысячу лет назад таких масштабов еще не было. Тысячу лет назад...

«Меня сейчас не должно бы существовать, по-хорошему. А что с того, что мы с Правдой всех пережили? Эх-х... Я даже не знаю. Не верю, что тысячу лет прошло. Не знаю, что вообще тут происходит... Не солгала ведь, похоже, зебра. Правда бы так просто в панику впадать не стал... Он-то чувствует ложь за километр. Я... Я не знаю. Куда меня поместят? Что сделают? Правосудие стало иным – пегасы наверняка расправятся со мной, как когда-то расправился я бы с ними за любую оплошность. Неужто это эра доминирования пегасов? И они просто не знают, что делать с единорогом, который владеет магией? Может, сам рог как достояние каждого единорога был саботирован, и мои братья по строению тела теперь не знают, что такое «левитация» и «пирокинез»? Бр-р-р-р...» — думал Фокус, медленно растекаясь мыслями по скользящей в небесах платформе.

Платоформа сделала в небесах круг почета и затем начала медленно скользить по толще воздуха вниз. Фокус угрюмо буркнул, обращаясь к стражнику, смотря при этом на исполинский монумент – стольный град – неумолимо приближающийся к нему:

— Что со мной будут делать?

— Так-с... Завтра воскресенье, поэтому завтра ты просто посидишь в камере. В понедельник – допрос, во вторник, если все пойдет правильно – первое заседание суда.

— И что там будет, на этом заседании суда?

— Непредвзятые присяжные оценят твою вину и вынесут приговор. Но... Знаешь, с тем, что вы умудрились натворить... – просвистнул пегас.

— Кстати, насчет нас. Что будет с моим другом? – выдавил из себя Фокус вопрос, который он решался задать.

— Его вылечат, а затем допросят и будут судить.

— Ему мало что ли того, что у него башка отказала? – сквозь зубы ответил Фокус этому беспечно отвечающему пегасу. Ему так хотелось зарядить в него очередь из энергоболтов, оставив от этой рожи мокрое место, но только страх за будущее его друга сдерживал его. Ведь одному вынести приговор сложнее, чем двоим.

— Это обязательно учтут при вынесении приговора. Ему смягчат за перенесенную стороннюю травму. Но с тобой будет куда строже.

Платформа медленно приземлилась. Ветер растрепал гриву Фокуса и подморозил его кожу. Знающий себя, Фокус догадывался, что завтра она начнет шелушиться, а затем, если ее не привести в норму, гноиться от того, что слишком привыкла постоянно быть под защитой какой-нибудь рубахи, нацепленной под доспех, от холода и грязи. Но сейчас ему было откровенно плевать на это, как и плевать на все то, что с ним будут делать. Он был готов выполнять их требования, чтобы Правду не отдали в копыта смерти. И хотя желание быть свободным – а для этого требовалось всего лишь дать пару заклинаний посильнее, и, пока все будут разбираться, что к чему, дать деру, пусть и без своей амуниции – ее можно было бы выкрасть потом. Но желание сохранить единственного пони, который выживал с ним, оказыватся, тысячу с лишним лет, оказалось сильнее.

Платформа приземлилась, и Фокуса подхватили единороги, что вызвало у него приступ удивления. Да, пегасы могли захватить власть – но чтобы действовать заодно с единорогами? Это не укладывалось в голову Фокуса; его мировоззрение не давало ему ни малейшей возможности понять, что же происходит тут на самом деле. Казалось, что это все большой розыгрыш, и только сверк копий, направленных на него, в полумраке какого-то подвала, куда его повели, заставлял его понимать, что все происходит всерьез, что его участь всамделишна, а не плод чей-то бурной фантазии.

На него нацепили ограничитель магии, скрутив на сложной конструкции болты, а затем на его копыта нацепили скрепленные толстыми цепями кольца, который неудобно сжимали ноги, а затем повели его куда-то вниз. Там его осмотрели, отняли книжку, запихнув ее в какой-то металлический ящик и, закрыв его ключом( они называли это «сейф»), отвели его в камеру. Небольшое пространство два на два метра, устланное затхлой соломой, не внушало никакой радости. Ему всучили в копыта какую-то миску с отвратительно пахнущей баландой, затем посмотрели, как он, давясь, съест это, затем уже сняли с одной пары копыт цепочку с кольцами и оставили так в камере, заперев ее на ключ. Фокус лег на небольшую деревянную пластину, изображавшую кровать, с прогнившей подушкой на ней и попытался уснуть. Сон долго не мог прийти к нему – слишком много нервотрепки серый единорог перенес за последние несколько дней, включая тот в прошлом тысячелетии, когда они только сунули свой нос в катакомбы. Но потихоньку его сознание начало растворяться в бездонной, неумеющей рисовать никакие образы черноте, и вот, наконец, тяжелый чуткий сон сморил его в свое царство.

Прошли две недели, а его даже на допрос не вызвали. Когда в семнадцатый раз лучики солнца обожгли его спящие веки, заставив их вскрыться, как болящие гнойнички на инфицированной отшелушившейся коже, которая теперь приобрела грязно-зеленый оттенок от того, что он не мог ни жрать местную еду, ни помыться, ничего. Желудок от баланды уж болел пятые сутки, а сам еще две с лишним недели назад статный и презентабельный серый единорог сейчас представлял собой жалкое зрелище, как какой-то бомж. Кровоподтеки на задних копытах прямо под местами оков начали напоминать о себе, а проржавевшие гвозди в латунных подковах царапали копыта изнутри, и поэтому каждое перемещение по камере давалось ему с трудом. Он был совершенно не готов к этому – его организм, прошедший огонь, воду и психическую ловушку, оказался совершенно не готов к сырости одиночной камеры. И, хотя здесь в чем-то была, несомненно, и его вина – то ж слишком крупно пристрастие к постоянному ношению одежды, чего ему очень не рекомендовали все, включая его лучших друзей, себя в такой ситуации не оправдывало. Фокус уже начинал бояться, не подцепил ли он какую-нибудь проказу.

Но вот, наконец, новый день начался с записки, брошенной в окно. Аккуратным, красивым почерком было выведено следующее: «Соглашайся со всем на допросе и суде. Попроси Селестию. Записка съедобна. Друг.»

«Кто это?» — подумал Фокус, обнаружив, что вся записка – это тонкий слой мягкой карамели, сложенный вчетверо. Почерк был явно не Правды – да и не додумался бы он таким образом посылать записки в камеру. Но кто тогда еще? – Фокус этого не знал, да и знать не хотел. Он понял, что хочет автор этой записки и мысленно с ней согласился.

Через два часа его(с запиской в желудке) забрали в комнату, где врачи долго осматривали его, с умным видом что-то говоря друг другу и переглядываясь. Наконец, ему поставили капельницу. Вначале Фокус от ужаса вырвал у себя из вены катетер и копытом захотел убрать его подальше, но его передние ноги примотали бинтом к кушетке, а опухший от замка рог был абсоютно бесполезен, как и пара задних ног, скованных и онемевших. Капельница была заправлена чем-то таким, что вогнало его в сон; проснувшись, он ощутил, что ему стало немного полегче – хотя кожа была неизменно ужасная, живот перестал болеть и больше не тянуло «по большому», да и отек с рога и задних ног спал. Впрочем, это было не от капельницы – все эти устройства сняли с него, и поэтому, ощутив возвращенную себе магию, ему было хорошо и легко. Как минимум, сейчас он бы уже не позволил воткнуть в себя капельницу, да и надеть огрничитель тоже. «Самое главное, что они лечили Правду две недели с лишним. Этого хватит, что он оправился, но тем не менее, я теперь буду выполнять только самое главное, что скажут, и больше никаких ограничителей. В задницу все эти их ограничители. Не хочу больше даже слышать о них. Ладно... Но меня сюда неспроста привели. Наверное, я потерял сознание...»

— Подозреваемый, пройдемте на допрос, — сухой голос какой-то кобылки в форме раздался из проема двери. Тяжело поднявшись и заставив себя взглянуть на источник голоса, Фокус обнаружил обычнейшую кобылку-единорога, которая несла перед собой стопку документов.

— Кого еще Тирек принес? – вякнул Фокус.

— Вам необходимо пройти на допрос, — безмятежно отвечала кобылка.

«Какие тут все сволочные,» — подумал Фокус, — «как им... Хотя да, пегасов я еще бы понял, но чтобы единорог не сочувствовал единорогу... Да, далеко зашло общество пони в подавлении чувства братства расы. Небось пегасы-то друг за друга хватаются... Хотя не очень-то. Я видел в камере пегаса, когда меня вели вниз. В одной из камер. Зрелище, еще более жалкое, чем я».

С такими мыслями он поднялся и пошел вслед за единорожкой в форме, которая, ритмично виляя крупом, поднялась на площадку, где Фокус уже ждала привычная платформа, на которой он и поднялся сюда. Когда его заводили на него, он просто сплюнул от ненависти к этому месту на площадку. Этот жест охрана увидела, но проглотила, все-таки в лишний раз стараясь не мучать своими запретами особо опасного в состоянии афекта мага-единорога, который, по заверениям отрядов поимки, швырял их пачками полчаса на землю и даже не почесался. Пегасы не понимали принципов единорожьей магии и оттого переоценивали его силы; хотя отряд уже из семи пегасов могли бы справиться с ним – достаточно было шестерым отвлекать его и никакого бы внимания не хватило, чтобы справиться с седьмым сзади. Магия больших заклинаний – это одно, и дать заклинание, которое накрыло бы пол-Кантерлота, но механизм иммунной системы рога запрещал накладывать что-то на себя в принципе, да и на других тоже. Только одно заклинание – «Морт Субит» — прорывало этот иммунитет, используя сложную лазейку. А так просто приложить телекинез к другому пони и порвать его надвое было невозможно, даже если это был пегас или земнопони. Результаты случайных кровосмешений заставили организмы других пони выработать такие же защитные механизмы. А изолированные поселения были сметены рвущими жеребцов отморозками-ренегатами, кобылы изнасилованы, и новые пони рождались с иммунитетом, и, можно сказать, набирали силу, сами того не зная. Поэтому все защитные чары, наложенные на него были просто невидимыми оболочками, сидящими на доспехах(в случае с Правдой – пузырями над кожей), а заклинание телепортации на короткие расстояния, на самом деле, прикладывалось не к пони, а к местности, оттягивая его тело туда сторонними силами. Фокус, правда, не знал, какие это силы – но тем не менее, эти силы были очень мощные, раз могли перемещать такие туши на большие расстояния за мгновения, и он пытался использовать их для чего-то другого, но, увы, был безуспешен в этом. А вот магия мелкая, местечковая, была тем и плоха, что требовала точно такой же концентрации на заклинании, но оно было просто очень небольшим по объему. И поэтому внимание хорошего единорога могло захватить максимум двоих – троих пони, внимание специализированного на драках единорога – четверых, а Фокус был лучшим из лучших – он мог взять шестерых с одной стороны.

Но пегасы забыли о том, что чем они дальше, тем у Фокуса было больше шансов развернуться. И поэтому как только он почувствовал тогда, что не может больше контролировать всю кучу сразу, он воспользовался воздухом и просто сделал его в большом кубе разреженным. Пегасы потеряли ориентацию в пространстве, где пришлось бы просто изменить темп махания крыльями или перейти на планирование, и попадали на землю. Простые, по своей сути, и даже не очень эффективные заклинания оказались большим устрашающим факторов – и неудивительно, что Фокус внутри считал их «тупоголовыми» — хоть тысячу лет, хоть сейчас, убрать воздух из-под крыльев пегаса всегда было самым действенным средством.

И поэтому конвой из сорока пегасов транспортировал его в какое-то большое здание. Фокус оглядывал дневной город. Белое с золотым – вот и все, что он мог сказать о нем. Здания, улицы, кварталы белого и золотого, лишь изредка взрезанные редким квадратиком небольшого скверика. «Здесь же в принципе нет свежего воздуха... Как пони здесь живут?» — задался вопросом Фокус. И, хотя ответа он знал, пони жили, и жизнь кипела под ним. Никто даже особо не обратил внимание на платформу. «Обыденная ситуация, значит,» — заметил для себя Фокус и лег на копыта, уткнувшись в них носом.

Путешествие как таковое не состоялось – три с половиной минуты полета, и его повели в большое здание, тоже бело-золотое, с табличкой «Отдел стражи №2 по Кантерлоту». Там его провели через очередь пони, затем впихнули в какой-то небольшой кабинет, в котором был один пони-единорог, который что-то заполнял, и усадили перед ним, а затем вышли. Единорог закончил что-то монотонно расписывать в свой бумажке и наконец удосужился взглянуть на сидящего перед ним серо-красного от гнойничков, над которыми облезла шерстка, Фокус.

— Форте, приятно познакомиться, — в своем «стражницком» — спокойном и невозмутимом тоне сказал единорог, доставая какой-то очередной бланк и выводя на нем длинную цифру пером, которым он писал, периодически смачивая его в чернилах. Фокус взглянул на стопку бумаг – такого красивого каллиграфического почерка он еще нигде и никогда не видел.

— Имя? – спросил единорог.

— Фокус, — ответил другой единорог.

— Таких имен не бывает, — проворчал допрашивающий, — хорошо, давайте по-другому. Полное имя?

Фокус замялся. Он хотел соврать, но что-то подтолкнуло его к тому, что на него могут еще наехать, а это было чревато тем, что Правду перестанут лечить, и он, вздохнув, проговорил:

— Рэйвенант Шейд.

— Другое дело, — перо вписало его имя в бланк, — место рождения?

— Пригорья Больших Северных Гор.

Форте не стал придираться и вписал местоположение в свой бланк.

— Дата рождения.

— Сороковой день весны.

— О, вы еще пользуетесь старым календарем? Я думал, что он уже везде отменен.... Впрочем, в такой деревне, наверное, знать не знают, что такое «апрель» или «ноябрь», — усмехнулся Форте, вписывая это в свой бланк. Серого единорога больно задело это замечание, он ненавидел, когда его называли деревенщиной, но факт оставался фактом – как бы ему не было тяжело это признать, что такое «апрель» и «ноябрь» он не имел ни малейшего представления. И это удручало его.

— Сколько полных зим прожили уже? – спросил Форте.

— Сорок семь, — ответил Фокус.

— Хорошо... – дата была полностью прописана в бланке, но на этом дело не кончилось. Впрочем, дальше было легче – стража начала задавать вопросы, на которые он начал отвечать уже спокойно, так как они задавались и тысячу лет назад.

— Где живете? – спросил Форте.

— Нигде. Наемный рабочий.

— Хорошо. Была работа на постоянной основе?

— Нет, не было ни разу.

— Средний достаток?

— Не могу сказать, но мало, — отрепетированные ответы, не порождающие дополнительных вопросов, Фокус выдавал быстро.

— Семья?

— Нет.

— Дети?

— Нет.

— Страхование есть?

— Э-э... Что это такое? – удивился Фокус новому слову. Страхование было какой-то непонятной для него штукой, и он ответил честно.

— Ясно, ладно, нет, — отмахнулся Форте и продолжил, — теперь излагайте свою версию того, что произошло.

— Хорошо. Около двух недель назад я с моим другом Правдой... – начал было серый единорог.

— Настоящее имя, пожалуйста, — попросил Форте.

— Спич Блю, — за этой фразой последовала пауза.

Фокус задумался и все честно рассказал, начиная с выхода из рощицы. Он знал, что в его «тысячелетнесть» никто не поверит, поэтому немного отдалил начало повествования и скрыл некоторые вещи, чтобы не выглядеть полным идиотом – например, тот инцидент с большой штукой на колесиках. Однако он просчитался. Форте усмехнулся и сказал:

— Вы лжете. Вас кто-то нанял, и вы просто выгораживаете заказчика, но зачем?

— Я не лгу, — оскорбился Фокус. Он, получается, врал столько времени, но зачем бы он мог это делать – сам понять не мог.

— Во-первых, выходы оттуда испещрены рельсами, — начал было Форте, но Фокус сразу прервал его: «Что такое рельсы?»

— Не придуривайтесь. Ладно – страховка, это только в трех городах есть, но железные вытянутые балки даже деревенские умеют выкладывать.

— А, это такие штуки, по которым длинные монстры на колесиках ездят? – спросил Фокус, и вызвал приступ смеха у другого единорога.

— Нет, ну вы посмотрите... Так, ладно, — Форте мгновенно стал серьезен, — во-первых, вы бы точно упомянули рельсы и поезд – это который «монстр». Это раз. А во-вторых, лучше сразу говорите, кто же вас нанял. Потому что я могу и силу применить, я предупреждаю. В Эверфри скрывается куча беглых преступников – это два. Вы сдались страже только по травме вашего товарища – это три. Все правильно.

— Никто меня не нанимал, — отрезал Фокус, — и вообще, почему вы считаете, что я лгу?

— Потому что ничего в ваших бреднях не сходится, — Фокус очень оскорбился от слова «бредни», но виду не подал.

— Я говорю честно.

— Хорошо. Суд разберется, — закончил писать Форте, — но лучше говорите честно. Вам же наказание облегчат.

— Я все говорил честно, и еще одно слово, — темперамент Фокуса прорвался наружу и Форте, едва успев заорать «Стража!», влетел, прижатый столом, в заднюю стенку своего кабинета, превратив ворохи бумаги в огромный оседающий веер. Его почти не травмировало – Фокус сумел заставить себя остановить стол в полете и не расшибать Форте. Через минуту его схватили, и, натянув на рог протекторный конус, увели обратно к платформе. Однако в этот раз его там ждал удивительный гость – белый земнопони, одетый в намордник так, что его нос был скрыт за ним, а рот и пара глаз были видны. Этот намордник был сделан из металла и по виду напоминал кусочек доспеха Фокуса. На секунду тот даже подумал, что это его доспех разрезали на пласты – но не узнал резьбу на нем, и немного успокоился. Белый пони стоял со свитой из четырех стражников – пегасов в другой форме – в закрытых шлемах и с тяжелыми накопытниками. Они сильно отличались от тех, которые стояли рядом, и между ними чувствовалась напряженная атмосфера – стражники с обеих сторон ощерились, и чувствовалось, что одни сильно недолюбливают других.

— Добрый день. Дот Делайт, особая стража Ее Высочества, — начал пони в наморднике и отдал честь.

Стражники, ведшие его, тоже отдали честь, и сзади них, растолкав их, на посадочную площадку вышел богато одетый единорог: золотистый костюм с палладиевой брошкой на галстуке выдавали в нем главного. Он вырвался вперед и очень резко, с явной злобностью отдал честь.

— День добрый, Регимент Голд, вторая регулярная стража Кантерлота. За чем пожаловали?

— Нам поступило распоряжение забрать вот этого пони и все документы допроса. Выполняйте, — ответил Дот.

— К нам таких распоряжений не поступало, — рыкнул Регимент, — выполнять не будем.

— Вы будете перечить вышестоящей организации? – спросил Дот.

— Я не буду выполнять приказов от неизвестно кого.

— Хорошо, еще разок, — копыто белого пони подтянулось к виску, — Дот Делайт, оберст специальной службы Ее Величества Принцессы Луны. Так лучше?

— Неизвестно кто, если кратко, — гаркнул единорог, и Фокус подумал, что он слишком поторопился с выводами о расизме и его искоренении или перевороте, так уж единорог из явно нижестоящей организации отвечал с полным презрением земнопони, и Фокус не мог не ощутить удовольствие. Внутри он болел за единорога – пусть его стража и схватила его, все-таки чувство единорожьей солидарности не покидало Фокуса, ведь он понимал, что на самом-то деле все эти стражники просто выполняют свою работу, и им за это платят. Они ведь, по сути, такие же наемники, только с кучей дополнительных условий – знание законов и кодекса стражника, а так же с ограничением на количество убитых пони в секунду. И Фокус совершенно не злился на них – только тихо ненавидел законы за то, что они изменились и стали защищать какую-то придорожную шваль.

— То есть «неизвестно кто»? – продолжил Дот. Теперь роли «безмятежный» — «бешеный», которые так успел возненавидеть Фокус за все время темницы, пошли дальше по кругу, а Фокус превратился в наблюдателя. Но зная по себе изначальную расстановку ролей на поле словесной перепалки, он уже мог сказать, кто проиграет.

— Не знаю никаких специальных служб. Вы что, трубочисты что ли? У них есть специальная служба предотвращения пожаров, а вот насчет служб чьего-то имени я никогда не слышал, — съязвил Регимент, но Дот пропустил это мимо ушей и пошел прямо спокойным шагом к Фокусу. Тот заметил одну деталь, которую он пропустил – задняя правая нога где-то до половины была прикрыта блестящим металлическим доспехом, но кроме ноги и морды все остальное тело было обнажено. Дот оглядел Фокуса и поморщился. «Это такие вот условия содержания здесь? Вас надо бы давно расформировать, вторая стража... Вы бесполезные.»

— Знаешь что? Убирайся.... – начал было Регимент, но его уже никто не слушал. Четверо стражников из «специальной службы» спустились вниз и через пять минут вышли оттуда со стопкой бумаг, а в это время другая, небольшая платформа подлетела к посадочной площадке.

Протектор и все накопытники с цепями с Фокуса стянули, оставив его голым, а затем Дот обернул единорог в шелковую ткань-полуплащ и повел к платформе. Его копыта были не похожи на копыта жеребца – нежные и мягкие, эти копыта могла иметь влюбленная кобылка, но никак не стражник, и это напугало Фокуса. И этот платок... Что это такое?

Но его тоже никто не спрашивал; его погрузили на платформу, а Дот, когда платформа взмыла, начал листать бумажные листы, периодически придавая глазам такое выражение, как будто он увидел крысиный труп, а не протокол допроса.

— И что, ты действительно согласен с тем, что ты удовлетворен условиями проживания в камере? – удивленно спросил Дот у Фокуса, — мистер Шейд, зря вы вообще назвали свое место рождения... Сказали бы «Кантерлот». Вам бы сразу все подлечили и срок еще скостили на месяцев восемь за то, чтобы вы молчали о том, что у них свежие продукты раз в полгода появляются.

— То есть врать страже? – округлил глаза серый единорог.

— Конечно. Вторая стража – это, почитайте, стража второго сорта – оттого у них ни дел, ни еды, ни денег. В общем, толпа идиотов. Поймала бы тебя первая стража – все бы было бы посерьезней, а если третья бы поймала – то пиши-пропало, они бы в жизни из-под своего ведомства до самого приговора. Но у них есть правило – к началу исполнения приговора пони должен быть почти здоровый. А тут... Так, финтифлюшки какие-то. Кстати, это правда, что ты родился за столько километров отсюда?

— Ну да... – вздохнул Фокус, — и если бы вы знали, как неприятно попадать в такие вот ситуации...

— Ну, ничего страшного еще не произошло. Самое главное, что мы вас забрали. Вас непременно будут судить – но суд принцессы Луны всегда отличался мягкостью. Вы, судя по допросу, никого не убили и ничего серьезно не сломали? Только рэкет? Ну-у... Так как вы самостоятельно покинули дом, то, думаю, тебе и твоему другу светит штраф плюс в нагрузке тебе еще работы по облагораживанию города – часов сто, — вздохнул Дот.

— Отлично. Только один вопрос остался – где я вытянул счастливый билет, чтобы избежать такого наказания? – недоверчиво спросил Фокус.

— Принцесса Луна увидела ваше досье как преступника достаточно высокого уровня – рэкет вообще-то в обычных судах сильно карается, вплоть до выселения за пределы Эквестрии, и вдруг очень вами заинтересовалась. Мы подумали, что неплохо бы было бы привезти тебя к ней – в конце-концов, если Принцесса чем-то заинтересована, то это надо копать глубже. Может, ты сам раскроешь нам секрет такой заинтересованности? – предложил Дот.

— Вам это не понравится. Ну или вы в это не поверите. И да, наверное, Принцесса Луна просто помнит меня, а вот Принцесса Селестия...

— Вы связаны с Селестией? И каким же образом?

— В общем, — Фокус сделал паузу, — она кое-что заказала у нас. Не этот инцидент с домом, а кое-что куда посерьезней. Слышал когда-нибудь о «морт субит»?

— Что это такое? Впервые слышу, — отозвался Дот.

— Короче, заклинания приложения смерти к пони. Так лучше звучит? – с хитринкой спросил Фокус.

— Честно говоря, яснее. Но хуже. Так она заказала что? Заклинание написать? Найти? – явно заинтересованный, продолжал Дот.

— Нет. Просто есть книжечка, где оно очень хорошо описано. И вот ее нам... Кстати, Тирек подери, она же осталась в хранилище у стражи этой второй, — выругался Фокус, — ни дай Селестия кто-нибудь решит ее почитать.

— Это будет чревато последствиями? – сжав губы, выдавил из себя Дот.

— Да. Для решившего прочесть. Судя по тому, как отвратительно магию знает представитель «специальных» служб Принцессы, рядовой стражник так вообще не знает. Хотя о какой магии можно говорить с земнопони? – язвительно усмехнулся Фокус.

— Ну, вообще-то я эксперт по заклинательству.

— Земнопони? Эксперт? Что? – рассмеялся Фокус, чем сильно задел чувства Дота.

— Да, и, между прочим, два слоя защитных чар от электричества на тебе – это перебор, — буркнул тот, и смех Фокуса оборвался. «Ну надо же... А ведь он прав. На мне двойная защита от любых электрических разрядов – я боялся, что из меня разрядами будут правду тянуть. Ладно, земнопони, хорош... Но как это так – земнопони, да еще и эксперт в магии? Мир, походу, тут неоднократно переворачивался,» — думал серый единорог.

Между тем платформа подруливала к замку Принцесс – большому монолитному зданию. В нем на первом этаже, судя по всему, устраивался какой-то бал – силуэты пони в окнах танцевали вальс, медленно очерчивая квадраты на полу. Но платформа пролетела мимо окон и приземлилась на третьем этаже. Здесь было порядком темновато, однако все предметы были разглядываемы; грамотно сделанное освещение расставляло пятна от лунного света так, что вся фурнитура была напоказ. Сверху арки небольших ворот перед площадкой, куда и села платформа, лежали три кожаных мешка – они-то и привлекли внимание Фокуса, когда начали разворачиваться и спрыгнули, спланировав своими кожистыми крыльями. Стража Принцессы Луны за тысячу лет нисколько не изменилась – все те же мышепони, все те же манеры и повадки. Как минимум, серьезных изменений в них Фокус наблюдать сейчас на мог. Трое бронированных стражников подошли к серому с белым пони и отдали честь, а затем центральный стражник молча развернулся и пошел назад. Двое стоящих позади него слегка повременили, а затем тоже развернулись и пошли за первым, сохраняя построение треугольником. Дот последовал за ними, Фокус, по-тихому скинув «плащ», сделал то же самое, в первый раз за две недели ощущая невероятную легкость во всем его измученном теле – свободным от доспеха и от оков.

— Не боитесь, что убегу? – спросил он как бы кстати, но одновременно ждал исчерпывающий ответ.

— Не сможешь. В этой темноте я уверен, что вся наша... – начал было Дот, но тут Фокус разжег фонарь на кончике рога, ослепив огромную кучу зашипевших мышепони, чем заставил его заткнуться.

— Вот-вот.

— На самом деле, боимся. Просто такой пони, как ты, должен будет выполнять то, что ему сейчас говорят, или, увы, твой друг в больнице – а он все еще там – не сможет получать лечение... – затянул знакомую песню Дот и свет на кончике рога Фокуса мгновенно погас.

— Вы с ними заодно, да? Зачем весь этот цирк? – Фокуса осенило. Он понял, что все эти перепалки – лишь только видимость, на самом деле...

— Никакого цирка. Вторая регулярная стража – сборище идиотов, но цели у нас с ними одинаковые, и на тебя больше никак не повлиять. Мы наслышаны о истории с пегасами и о том, как ты их расшвыривал. Понятное дело, что мы с тобой не справимся, — говорил Дот, — но тем не менее, пока мы можем на тебя влиять. А это уже что-то, согласись. Поэтому, пожалуйста, просто делай то, что тебе пока говорят, и не дергайся по пустякам. Тебя еще никуда не кинули и не обвинили – поэтому будь так добр, веди себя мирно.

— Ладно, уговорил, — кивнул Фокус, — но учти, если что-то пойдет не так, я не поступлюсь...

— Спокойно, все пойдет так. Если тебя ведут на аудиенцию к Принцессам, думаю, что ты вообще-то должен быть рад, — сказал Дот и приутих.

— Надеюсь, что должен. Должен ли? – задал себе вопрос Фокус и буркнул себе под нос ответ: что-то нечленораздельное прорезало воздух, но никто из конвоиров не обращал на него никакого внимания. Впрочем, Фокус был даже рад этому – его выдернули из огня... Из огня да в полымя.

И теперь он, несомненно, был рад любой возможности встретиться с тем, с кем он уже не раз договаривался о чем-то, и теперь надеялся на услугу в ответ – не забесплатно, конечно, но, тем не менее, цена книжки, которую он оставил в хранилище второй стражи, росла в его глазах просто на дрожжах. «Интересно, я смогу обменять кусок бумаги на свою свободу?» — подумал он, заканчивая свою ходьбу. Его привели в небольшой вспомогательный зал, где уже собрались несколько пони. Снизу доносились слабые отзвуки банкета, однако здесь было достаточно тихо. В окно влетела крупная грациозная фигура и приземлилась перед ним. Скинув холщовый плащ, большой фиолетовый аликорн обнажил себя. Принцесса Луна сверкнула глазами, и Дот Делайт отдал ей честь. Точно так же поступили и все остальные стражники, которые находились в комнате.

— Принцесса, мы свободны? – спросил Дот.

— Пока да, но далеко не улетайте, вы еще понадобитесь, — согласилась принцесса.

— Выполняем, — ответил Дот и вся стража словно испарилась, повылетав в окна.

Принцесса Луна осталась наедине с Фокусом. Тот полузакрыл глаза и вздохнул.

— Назови себя, пони, — сказала та своим «коронным», мощным голосом, который называли «королевским».

— Полное имя или кличку? По кличке я больше известен, — ответил тот. Голос Фокуса, далеко не самый тусклый и писклявый, сейчас звучал, как какая-то птичка рядом с органом. Но это не волновало ни его, ни принцессу – их роли были предопределены еще перед началом разговора, и каждый из них оставался доволен занимаемой позицией.

— Что хочешь, — предложила Принцесса выбор.

— Кличка – Фокус, — ответил тот, — наверное, Вам странно видеть меня без доспеха, но в нем Вы бы меня точно узнали, Принцесса.

— Да? Почему ты так считаешь, пони?

— Видите ли, Принцесса... Когда Вы еще жили в том замке, к вам иногда наведывались шестеро пони получать высокооплачиваемые задания, и даже больше скажу – получали их. Помните так, случайно, то, как эти шестеро вспороли шею нашему поглощающему магию другу? – краешек рта Фокус потянулся немного вверх.

Принцесса задумалась. Она усиленно вспоминала свои годы до того, как ее заточили на луну в обличье Найтмер Мун, и вдруг ее осенило. Действительно. Шестеро пони всегда исправно наведывались в ответ на письма получать серьезные задания, которые в то бурное время ни одна стража не могла выполнить, да и рисковать защитниками старого дворца было опасно. А пони, которые стали Элементами Гармонии... Как раз подходили для сложных поручений. Но кто это был из них? Только один всегда носил тяжелейший доспех... И тут Принцесса решила проверить, так ли это, и помнит ли этот пони всех, кто был с ним.

— Ты говоришь, что ты из них. А ну-ка, скажи, как другие выглядели?.. – начала Принцесса.

— Того факта, что в больнице Понивилля лежит пони, который даже в бессознательном состоянии пытался потащить за собой меч в два его метра ростом, будет недостаточно? – приподняв бровь, ответил вопросом на вопрос Фокус, и Луна застыла. Действительно – они.

Простояв в молчаливой и недвижимой позе с широко раскрытыми глазами, наконец Луна молвила: «Но... Но как это возможно?»

Фокус, дернув кончиком рта, рассказал ей – как они пошли в старые катакомбы за книжкой, как дрались там с численным перевесом на стороне врага, как сумели их одолеть и как, в итоге, их двоих схватила психическая ловушка.

Луна выслушала и поджала губы.

— Вы справились, да... Но вас осталось двое. Время, ну, понимаешь...

— Прошу Вас, Принцесса, лучше молчите. Самому тошно от того, что нахожусь не в своем времени. В камере, где меня две недели держала вторая стража, у меня было время подумать, пытаясь сожрать безвкусную баланду. Знаете... Да, ошибся веком. Ну и ладно. Лучше расскажите, что тут серьезно изменилось. Я помню, что раньше земнопони были не в почете, мягко говоря...

— Правила игры изменились лет триста назад, Фокус, — произнесла та, — теперь все пони обладают равными правами. Была большая гражданская война... Единороги, как сам понимаешь, уже начали побеждать, и тут случился жуткий холод. Народ пони, точнее, его остатки вперемешку пошел искать убежища – и нашел новую землю здесь. Когда-то здесь были ледяные поля, но они растаяли, превратившись в прекрасные долины, а где-то там, далеко, куда и пришел холод, уже никто не живет. Старый тракт почти пятьдесят лет стоял в страшном морозе – теперь, кроме пшена и овса, там еще лет двести ничего расти не будет. Дворец мы давно уже покинули – там мы пережили первую атаку Дискорда, затем короля Сомбры... – рассказывала Луна.

— Этот хитрокрупый стал королем? Добился своего? – сказал Фокус.

— Да, добился. Но тем не менее, после этого я... Не знаю, что на меня нашло. Я напала на сестру. И сестра решила покинуть замок, основать новый, а меня заточить в кольцо магических деревьев, осквернив лес темнотой, чтобы я осталась там. Но, увы, заклинание сработало неверно – пришлось меня... Я... Луна... Тысяча лет... – голос Принцессы от боли едва не сорвался на плач, но особа королевских кровей сумела совладать с собой, и продолжила уже ровно, — а все заморозки и война мне лишь известны со слов Селестии.

— Кстати, где Кобыла Света?

— У себя, спит. Кстати, не вздумай при окружении кого угодно называть нас так. Спровоцировать стражу легко, а второй раз тебя мои... Скажем, полулегальные стражники могут и не забрать, — предупредила Луна.

— Полулегальные? То есть как это – полу? – удивился Фокус.

— Видишь ли, моя сестра вообще против любых армированных частей, а я всего на пятьдесят лет тебя пережила в том тысячелетии. Представляешь ведь себе разруху твоего времени, умноженную на два? – спросила Луна.

— Даже слишком хорошо, — ответил Фокус, вспоминая пожары у дворца.

— Ну вот, оттуда я улетела на луну. А потом уже я вернулась, меня расколдовали из Найтмер Мун обратно в себя саму.. Нормальную. Но я все-таки боюсь за себя, тем более что всякие сильные маги нас периодически атакуют. За последние пять лет, когда я вернулась, каждый год что-нибудь да происходит. Вначале Дискорд, затем Кризалис, затем Сомбра, Тирек... В общем, все то, с чем мы боролись тысячу лет назад возвращается. Потихонечку, но возвращается. И никто не знает, как это можно и чем это можно объяснить. Ладно Тирек – тысячу лет можно потратить на то, чтобы придумать, как обмануть цербера, но Дискорд, Сомбра... С чего они вдруг обратно восстали?

— Думаете, что я знаю ответ на этот вопрос? – холодно ответил Фокус.

— Не знаю, все может быть в этом мире, — спокойно продолжила Луна, — но это все весьма интересная тайна, и я неспроста создала эту «специальную службу», хотя Селестия сильно протестовала.

— Ясно. Принцесса... Можно просьбу? – задал вопрос Фокус.

— Конечно. Какую?

— Прежде чем меня будут судить... – сглотнул Фокус, — можно попросить поесть и поспать, только нормально? Чтобы еда была приличной и кровать тоже...

Спустя десять минут королевский повар уже положил перед Фокусом порцию салата с уксусом, рагу из картофеля с морковкой и компот из черешни. Он же уверил его, что это он достал из емкостей, где сменная еда на банкет внизу лежала – то есть все экстра-качественное, свежее и ароматное. Фокусу не было смысла ему не верить – от еды доносился такой замечательный аромат, что Фокус не мог устоять и смел все блюда меньше чем за минуту. Откинувшись на спинку небольшого деревянного стула, он ощутил, как его желудок блаженствует от нормальной пищи, а затем срыгнул и уставился в одну точку на потолке.

На кухню снова зашла Принцесса Луна.

— Наелся? – спросила она.

— Ох, спасибо Вам, Принцесса...

— Это так, неважно. Я сейчас поговорила с Дотом, он остался о тебе очень приличного мнения, — улыбнулась Луна.

— Это дело никак не меняет. Правда, он уверял меня, что мне приговор вынесут полегче... Что-то в духе общественных работ.

— Тебе уже вынесли приговор, заочно. Помнишь сумму, которую Селестия и я тебе обещали за то, что ты найдешь книжку? – спросила Луна.

— Да, Принцесса, помню. Шестьдесят тысяч золотых каждому в копыта. Так вот, тебе выписали штраф и общественные работы. Пятьдесят тысяч штрафа с тебя сняли, а девять тысяч золотых Дот заплатит рабочим города, чтобы доработали за тебя. Ну сам посуди, какой рабочий с зарплатой в две тысячи откажется от премии в девять тысяч за то, что месяц будет работать на три часа больше в день? Никакой. Так что... Считай себя свободным, да плюс к тому же у тебя на копытах тысяча золотых будет. Так что... Что дальше делать – решать тебе. Постарайся привыкнуть к этому миру. Если надо, найди в отделе первой стражи Дота Делайта, так и скажи – иду к Делайту, он тебе пояснит, что, как и куда. Надеюсь, ты воспользуешься этим шансом с умом. Да, и твой друг... Его переводят завтра в Кантерлотскую больницу, но у нас там работает куча земнопони. Ты ему скажи, чтобы он на них не налетал.

— Ох... Даже и не знаю, как Вас отблагодарить, — вдруг ошарашенно произнес Фокус, — но только один вопрос... Почему вдруг решили меня так простить?

— Потому что тысячу лет назад, идя по дороге и найдя земнопони в шикарном доме, я бы сама выгнала его и устроилась бы на ночлег. Это ошибка не твоя, а духа того времени, так что на первый раз ты, считай, получил прощение по обстоятельствам. Во второй раз такого не будет – третья стража схватит, а там никакая Принцесса не сможет вмешаться в их делопроизводство. Сам понимаешь, организация не из раздолбаев вроде второй... – вздохнула Луна и удалилась, оставив ликующего Фокуса наедине с самим собой. Скоро за ним зашел другой стражник, который сказал, что отведет его в покои, где тот сегодня проспится.

Уже оказавшись на пуховой перине, Фокус блаженно закрыл глаза, и, поблагодарив Принцессу Ночи еще раз, крепко заснул, надеясь на счастливое завтра.

Впрочем, спать пришлось недолго. Какое-то странное чувство заставило его проснуться. Он был знаком с этим чувством: ничего хорошего оно не предвещало. Комок подступил к горлу и живот странно забурчал. Срыгнув, Фокус почувствовал, что комок никак не хочет уходить; ко всму прочему, появился какой-то странный и ненужный сейчас озноб. Кое-как стянув с себя одеяло, он встал, и, слегка дрожа, пошел на веранду, прилагавшуюся к комнате.

«Старые раны уходят и заменяются новыми. Тебе осталось лишь только найти новые рубцы на свое сердце,» — вспомнил он чью-то фразу. Кажется, эта фраза звучала в одном из знаменитых в его время романов. Иногда Фокус искренее поражался глубине литературы, которую писали в его время; «Сейчас она, наверное, стала уже классикой и школьники демонстрируют свое лизоблюдство авторам, высасывая из копыт восхищение, которое пони в мое время переживали так искренне,» — подумал серый единорог, сощурившись и уставившись на ночное небо.

«Я чувствую, как тепло подымается. Все становится огненно-золотым,» — вспомнил он еще одну фразу из книги под названием «Больной пони» и закончил ее – «Но все еще даже не нагрелось. Быть настолько счастливым, что от огня молодости сгореть в серых днях.»

Комок от горла никак не желал уходить, а жар действительно только набирал обороты – постепенно Фокус начал уже не просто подрагивать, а натурально трястись. Фокус по привычке что-то заподозрил, и начал накладывать на себя чары, но осознал, что это бесполезно – он здесь один, только он и ночное небо на пару делят эту ночь. «Я, столица и все тот же сладкий запах между ног,» — улыбнулся Фокус, вспоминая язвительные фразочки Правды. «Интересно, как он там? Лечат его? Вылечили? Или все только ухудшилось? Вот где кроется интересный вопрос. Надо будет как-нибудь узнать, что ж там произошло с ним. Странно как-то: ни с того, ни с сего... А, между прочим, на нем был полный комплект чар. Значит, что это только его проблемы – но что с ним такое? Так разнервничаться из-за фразы «тысяча лет», что схватить головной удар? Ох, Правда... Ты меня всегда немного удивлял. Я-то думал, что ты был хотя бы отчасти готов; но ты даже не продумал, а что бы было бы, если... И ладно – тысяча, а если бы три? Пять?» — задумался Фокус, к какой цифре он был бы готов.

Выяснилось, что не больше трех тысяч. Примерно.

Порыв холодного ночного ветра распушил немытую гриву; Фокус хотел вдохнуть местный ночной воздух полной грудью, но комок прыгнул прямо в рот...

...Фокус едва успел добежать до унитаза, и вдруг с адскими, невыносимыми болями под ребрами его желудок начал сокращаться, спровоцировав рвоту. Самое ужасное было то, что Фокуса неоднократно протыкали в живот, и теперь рубцы напоминали о себе просто невероятно сильными болями. Рвать быстро он не мог; приходилось насиловать себя, заставляя рвоту течь медленно, чтобы не перенапрячь желудок. И, возможно, он бы и потерял сознание, если бы не счастливая оплошность – в спешке он оставил все двери раскрытыми, и регулярный патруль, увидев его в таком состоянии, резко рванул к медицинскому блоку. Спустя пять минут двери комнаты открыли запасным ключом, и Фокуса подхватили слабые, но одновременно с этим такие мощные копыта медсестры в белом халатике. Они же уложили его на кровать, впихнули в рот какой-то мерзкий порошок и дали запить его водой. Фокус даже не стал разбираться, что это – ему стало настолько плохо, что он доверился медику и отрубился при первой возможности.

Яркие лучики утреннего солнышка мягко погладили ресницы Фокуса, и тот, не спеша, наслаждаясь моментом, раскрыл глаза. Все прошдше ночью казалось страшным сном – и только медпони, юная единорожка в халатике, сидящая напротив на свой раскладушке и сонно протиравшая глазки, напоминала ему о реальности произошедшего. Она заговорила нежным и тонким, прямо жеребячим голоском:

— Доброе утро, сэр, вы вчера отравились, причем очень сильно. Что вы ели?

— Доброе... – Фокус встал, подошел к окну, за которым виднелась веранда, и посмотрел туда, оставаясь молчаливым. Кобылка терпеливо ждала ответа на вопрос, и наконец Фокус сказал:

— Баланду от стражи номер два недели две подряд. А потом еще немного нормальной еды.

— Понятно... А что именно из «нормальной» еды?..

— Салат с чем-то кислым...

— Ох, сэр, с вашими-то болячками уксус есть... Скажите спасибо, что вас вырвало. А не то бы загибались. Уксус – вообще штука вредная, мы никому не рекомендуем есть его... Хотя вкусная, да, но все же, ядовитая. Зачем вы ели это?

— Я что, знал про уксус, что ли? Там, где я... – огрызнулся Фокус, но вспомнил, что кобылка ни в чем не виновата – виноват он, и закончил фраз аккуратно: «Где я родился, все заправляли лимоном. Лимон-то полезен, так ведь? А уксус на него похож...»

— Ну, здесь вы правы – лимон это полезная вещь, — улыбнулась кобылка, вставая, — я вам кашки овсяной сварила на завтрак, возьмите на столе у кровати. Если вдруг почувствуете себя хуже – ни дай Селестия, тьфу-тьфу-тьфу, — приходите в медблок, разберемся. И большая просьба – сегодня ничего соленого и пряного.

— Разве не три дня? – удивился Фокус, помня наставления Брошки по поводу пищи.

— Вообще-то три, но отдыхающие во дворце дальше «сегодня» уже никого не слушают... – вздохнула кобылка.

— Я здесь так. Проездом, — ухмыльнулся Фокус, — так что три дня – значит, три дня. Где тут можно овсянкой и яблоками закупиться?

— О... Ближайший магазин – на выезде из пологов дворца, прямо справа от шоссе – «Руфстор» называется, кажется.

— Спасибо, — кивнул Фокус.

— Ну, я пойду? – спросила кобылка, и, дождавшись одобрительного кивка, вышла из комнаты.

«Руфстор», значит. Хорошо, схожу туда...» — подумал Фокус, глядя на кашку, заботливо сваренную медсестрой, — «а лечат тут теперь, конечно... Что-то она в меня впихнула такое, от чего меня уже сегодня не тошнит. Интересно... В прошлый раз Правда от головы год поправлялся. А сейчас сколько? Ну... Я, когда меня тошнило, через три дня избавлялся от позывов вырвать. А тут – меньше, чем за шесть часов. Значит, год деленный на шесть... Два месяца. Что же... Два месяца – это мощно, особенно против такого жуткого месива в голове. Как это... Медицина, кажется. Медицинка. Отличная медицинка...» — улыбнулся Фокус и принялся поглощать овсянку.

Хоть та и была жутко липкой, но, тем не менее, оставалась достаточно вкусной для того, чтобы Фокус ощутил хотя бы немного удовольствия от еды. После своей скудной трапезы, запив все это водой в чашке, которую ему тоже заботливо оставили рядом с кашкой, он немного полежал – буквально полчасика, и пошел на прогулку, а заодно и заглянуть в магазин. Подойдя к главному входу, он приметил знакомое лицо, сохраняющее бессмысленное выражение – Дот Делайт направлялся к нему с небольним мешочком в зубах.

Отдав его Фокусу, он проговорил: «Здесь пока пятьсот золотых, и вечером зайди в покои Принцессы. Жалко, что твоему желудку еда пришлась не по вкусу» и ушел восвояси.

Фокус хотел крикнуть вслед что-то обидное, но остановил в себе это ребячество, а заодно подметил, что Дот очень хорошо осведомлен о том, что происходит и когда нужно появиться, и, самое главное, где нужно появиться, чтобы сделать свою работу. И нехорошее чувство зародилось в нем: создавалось впечатление, что Дот просто следит за ним. И хотя Фокус признавал это, как факт – он ничего не знал о этом времени, и слежка за ним была с одной точки зрения просто необходимой вещью: как иначе власти могли предохранить его от глупых ошибок, благодаря которым он мог снова угодить под замок?

Смирившись с этим, Фокус двинулся дальше между колоннами. Пройдя большой зал, он оказался в следующем, который уже был с парадным входом. Здесь уже были пони, причем явно не чернорабочие или уборщики – пони в дорогих нарядах, в шикарных костюмах и с выражением лица напыщенной семилетней девочки-жеребенка, что жутко насмешило Фокуса, но виду он постарался не подать, и, как понял, все правильно сделал, потому что здесь все ходили с подобными лицами без исключений, разве что стражи у входа и Фокус сохраняли более-менее нормальное выражение. Выйдя из этого оплота эгоистического выражения лица, Фокус наконец-то вдохнул свежий воздух.... И сразу закашлялся, потому что большое шоссе на выходе в город никогда не отличалось частотой. Через кашель и слезящиеся глаза Фокус с трудом добрался до другой стороны улицы и дернул ближайшую ручку магазина. Ввалившись туда, он только и сумел, что минуты три стоять на месте и вздыхать?

— Куда торопитесь-то так? Мы до семи вечера работаем, — шутливо буркнул низкий голос откуда-то из-за стеллажа с продуктами.

— Эм-м... – отдышался Фокус, — простите?

Навстречу ему вышел земнопони и прошел за кассу. Гнев вскипел в душе Фокуса: «Как этот гад посмел издеваться надо мной?», но Фокус, скрипя зубами, сдержал себя. Пройдя по стеллажам, он нашел банку, на которой было написано «овсяные хлопья», и взял две, а затем подошел к стенду с овощами и фруктами, да взял немного яблок телекинезом.

Принеся все это на кассу, он отдал взятое им земнопони, и тот сказал: «Три золотых.» Фокус расплатился монеткой поменьше, и шестьдесят серебряных вместе с продуктами ему вернули. Вначале Фокус даже не понял, где продукты – их отдали в полиэтиленовом пакетике, но затем, боясь выставить себя дураком, он сразу же взял пакет так, чтобы ничего не вываливалось, и пошел обратно. Уже зайдя во дворец и снова наткнувшись глазами на всех напыщенных пони, он понял, что ему будет тяжело освоиться здесь. Потому что почти все пони имели при себе тонкий шуршащий пакетик.

Фокус открыл двери во внутреннюю залу, стараясь как можно быстре раствориться во дворце, как вдруг, нежданно-негаданно, воткнулся носом во что-то теплое и белое. Машинально задрав голову, он увидел лицо, на котором застыл смешок, выполненный уголком рта, большие, красивые, добрые глаза и огромный рог, за которым виднелась яркая золотистая диадема...

...Селестия.

— Принцесса? – спокойно, с легким налетом благоговения обратился к ней Фокус. Стражники сзади него раскрыли рты от удивления – они привыкли к тому, что при одном только появлении Селестии все падают ниц, и даже они сами на утреннем приветствии сгибали копыта, как перед самыми высокопоставленными чинами в страже, а тут какой-то серый белогривчик решил не показывать никакого уважения к Принцессе. В голове стражника-пегаса слева зародилась идея взять древко его копья и поугрожать, что он может опрокинуть этого пони с пакетиком на колени, и только он собирался сделать это и вышел из-за спины, принцесса ответила: «Да, я» и улыбнулась.

Стражник уже подходил со словами «Прояви уважение», как вдруг какой-то сильный вихрь сбил его с ног и прокатил метров пять по полу вдаль от принцессы и ее собеседника. Стражник немедленно вскочил, озираясь по сторонам, как какой-то зажатый крысеныш, держа копье наизготовку. Оскалив зубы, от чиркал взглядом по всем колоннам, ища пегаса, который посмел сбить его с ног. «Выходи, пегас,» — процедил он и наткнулся на бешеный смех Фокуса и хихиканье Селестии, которая манерно приложила копыто к губам, чтобы не засмеяться в полную силу. Селестия помнила, на что способен Фокус, и поэтому реакция современных пони не могла ее не позабавить, потому что стражник в первый раз почувствовал настоящую, необузданную, сильную магию: заклинание вихря не из перечня разрешенных заклинаний.

— Стражник, вернись на место. Я понимаю, что ты хочешь показать, что надо проявлять уважение – но этот пони в свое время проявил его более чем достаточно.

— Но Принцесса... Этот пони применил заклинание, которое не входит в список, получается! Манипуляции с ветром запрещены! Следует наказать... – начал было стражник, но Селестия остановила его: «Этот пони еще не знает многого, поэтому на первый раз я лично прощаю его. Тем более, тебе всего-то нужно поправить шлем».

Стражник второпях поправил действительно съехавший набок шлем под хихиканье второго стражника и вернулся в позицию конвоя. Неудачная попытка выслужиться посадила на его лицо выражение неудовлетворенности происходящим, и теперь он только косо поглядывал на Фокуса, который держался даже слишком, по его мнению, спокойно.

Впрочем, Фокусу было мнение какого-то пегаса, пусть даже и стражника, абсолютно до лампочки. Он продолжил разговор с Селестией как ни в чем не бывало, словно он н опрокидывал только что стражника на пол.

— Принцесса, очень рад видеть Вас в добром здравии. Мне тут сказали, что прошла ты...

Селестия оглянулась и посмотрела на стражников, знаком попросив Фокуса приумолкнуть. Тот немедленно подчинился, не успев проговорить даже слово тысяча.

— Стража, вольно. Свободны на два часа, через два часа жду вас тут. И никакого сидра до конца дежурства! – сказала Селестия и два стражника поплелись. Уже из коридора, куда они пошли, донеслись затихающие звуки разговора:

— Как этот единорожек тебя, а!

— Да пошел ты! Я знал что ли, что он такой... Он применяет что попало, а его лично Селестия прощает. Ну не хамство ли по отношению к нам? А если Дискорд меня в свинью превратит, Селестия его может, тоже простит, потому что он теперь с Твайлайт Спаркл крутится? Закон должен быть един для всех!.. Эх, почему Шайнинг Армор теперь в Кристальном Королевстве...

— Ты уже непонятно сколько вздыхаешь по своему Армору, голубок...

— Ой, знаешь, лучше бы ты...

Голоса скрылись в коридорах, но на лицах оставшихся в зале возникла широченная улыбка.

— Ну как тебе моя стража?

— Ничего, сойдет. Только... Что такое этот «Перечень»?

— Пойдем, я тебе объясню. Кстати, пакетик оставь здесь на колонее. Я потом скажу, чтобы повар что-нибудь приготовил... Там только еда? – спросила Принцесса.

— Ну да, Принцесса. Только, если можно, без уксуса. Я от него ночью сегодня помирал.

— Хорошо, я обязательно скажу это. Пошли, — сказала Селестия и новоиспеченный «конвоир» Фокус пошел за ней прямиком в тронный зал. Там Принцесса уселась на трон, а Фокус остался стоять на красном длинном ковре.

— Ну, приступим, — Селестия потерла копыто о копыто, медленно начиная продумывать в голове, с чего бы начать свой рассказ. Фокус тем временем, воспользовавшись замешательством Селестии по поводу начала ее речи, подошел к большому витражу, и, разглядывая пони, собранных из разноцветных кусочков стекла, спросил: «А это что за шесть разношерстых?», тем самым облегчив Селестии начало.

— Ну так вот, да. Тысячу с небольшим лет назад вы с друзьями что сделали? Победили Тирека. А кем вы после этого стали называться? Элементами...

— Гармонии, — закончил Фокус.

— Именно, — подтвердила Селестия, — так вот, давай я тебе расскажу историю. Тысячу лет назад принцесса Луна сошла с ума и превратилась в Найтмер Мун – оделась в доспехи и захотела вечной ночи. До этого, за три года, явился дух хаоса по прозванию Дискорд – у меня есть ощущение, что эти события немного связаны, но не время гадать. Так вот, пришлось отправить мою любимую сестру в изоляцию...

— На луну. Да, Принцесса упоминала об этом. А что было дальше? – с интересом спросил Фокус.

— Так вот, слушай внимательно. Восемьсот лет назад пришли псевдо-элементы Гармонии. И они, естественно, повернули народ на свой лад и устроили самую настоящую революцию, сместив меня с трона. Я же не могла пойти против воли целого народа – а всего за десять лет эти пятеро пони добились своего и стали главными. Но, увы, нет гармонии – нет нормальной власти, и поэтому через двадцать лет государство окончательно распалось на кучу земель, принадлежавших разным домам. Я вынуждена была с горечью наблюдать за этим, но обо мне слышать никто не хотел – из самых темных деревень меня гнали, а уж говорить о племенах земнопони или кланах пегасов было бесполезно. Потом, через сто с лишним лет, во время сильнейшей засухи был организован крупный союз домов единорогов, который возглавили двое. Потом – один. Но это все прелюдия... События начались около пятисот лет назад. Лед начал надвигаться на земли по ту сторону леса Эверфри, и пони побежали по тракту в дворец. А потом и на небольшой форпост Понивилль, где так и остался каменный трон Дискорда. Они начали осваивать его, а трон снесли. А потом нашли, что лед, который раньше лежал здесь, у гор, отступил. И где-то в предгорьях, в пещере, состоялась знаменитая Встреча Примирения. С этого времени три народа пони живут в мире согласии, хотя еще пятьдесят лет назад до этого они были готовы воевать «раса на расу», но тут уж нужда вынудила. И льды отступили. А потом, где-то триста лет назад, я вышла из тени с готовым сводом законов, потому что стычки и недолюбливание начало снова принимать критические обороты. И знаешь... Пони потянулись, потому что за две сотни лет никто уже не захотел воевать. Так были созданы три документы: Регламент, Куррикулум и Перечень. Регламент – это для земнопони. Куррикулум – для пегасов. А вот Перечень – для единорогов, и тебе надо будет обязательно с ним ознакомиться, ведь одно дело – я рядом, и я понимаю, с какого ты тысячелетия появился. Кстати... Никому не говори о своем возрасте. Скажем, что ты родился в провинции – провинциалы все равно плохо знают правила в Кантерлоте и Понивилле. Или в Сталлионграде. Сталлионград – это идеально. Там много фабрик... В общем, там тоже не всегда удается отследить пони, которые закон преступают. Так вот, пять лет назад Найтмер Мун вернулась... И появились новые Элементы – вот эти вот «разношерстые» пони. Кстати, они тоже недавно победили Тирека. Так что они вам ровня.

— Ого, — вздохнул Фокус, — я даже представить не могу, чтобы земнопони и пегасы Тирека завалили. Сколько дней с ним сражались? – спросил Фокус, преисполненный удивления.

— Одного не прошло до заката.

— Ну ничего себе, — почесал затылок Фокус. «Правде будет неприятно это услышать... Ох, это надо будет умолчать. Земнопони, виртуозно расправившиеся с Тиреком... До чего докатился этот мир! Впрочем, Правда сразу же пойдет разбираться, кто тут самый сильный маг – и, боюсь, это плохо для него и для земнопони этих кончится. Так что...»

— Принцесса, у меня есть просьба, — сказал Фокус.

— Слушаю.

— Сегодня в больницу Кантерлота должен... Прибыть мой друг, очень близкий друг. Его зовут Правдой. Или Спич Блю, если от рождения. Как мне его можно посетить?

— Сегодня – увы, никак. Знаешь что... Напиши в больницу письмо с просьбой о выписке из его карты, — словив непонимающий взгляд Фокуса: «Какой еще карты? Туза треф, что ли?», поправилась, — мой канцелярский работник напишет, а завтра в левом крыле, в комнате с номером триста четыре, заберешь бумажку и посмотрить, с какого числа к нему пускают. Хорошо? Только не надо нервничать... Его лечат и точно вылечат, что бы с ним не было.

— Я надеюсь на лекарей... Этой новой касты или секты... «Медицина», — ответил Фокус, чем вызвал улыбку на лице Селестии, — что такое, Принцесса?

— Да ничего, Фокус... Просто медицина – это такая наука. Вроде алхимии, только пони лечит. И хорошо лечит – многие здоровыми продолжают ходить, несмотря на болезни. Кстати, может, тебе стоит сходить к врачу? Ну, то есть, к лекарю?

— Да нет, не надо. Лучше скажите, где мне пока пожить. Я у Принцессы Луны попросился переночевать, так как думал, что меня будут судить: мне выделили комнату. А дальше куда? Где здесь что? – обеспокоенно спросил Фокус.

— Думаю, для начала тебе было бы неплохо ознакомиться с Перечнем, — протянула Селестия, — иди в левое крыло, попроси копию. Они эти книжечки бесплатно раздают. Прочти ее от начала до конца, и... Кстати, насчет книжек. Та книга...

— Которую вы тогда заказали? Лежит в сейфе второй стражи, молюсь на Вас, чтобы никто не прочел раньше времени, — вдохнул Фокус, — но первые страницы с секретом бессмертия вырваны. Так что... Основной материал книги утерян, можно сказать.

Селестия только вздохнула.

— Судя по Вашему вздоху, гонорар я свой не получу, — усмехнулся Фокус, — тяжела судьба провалившегося…

— Почему же? – удивилась Селестия, — я ничего не говорила про состояние книги. Тем более, все равно ты с твоим другом хоть что-то в итоге принесли...

— Кстати, Принцесса, — вставил Фокус, — вы не помните, как закончили жизнь еще четверо из нашей шестерки? Мне бы вот было бы интересно узнать...

— Помню. Каждому из них я устраивала отдельные похороны со всеми почестями и моим посмертным благословением. Брошка умер раньше всех – спился и подхватил болезнь печени. Серьезную, между прочим. И не смог с собой совладать – лекарь говорил ему бросить, тогда он доживет спокойно, но тот не смог. В пятьдесят четыре закончился. Пес устроился тренировать собак для жителей. Сгорел на работе – нашли дома с пеной у рта. Бешенство подхватил от волка и заперся дома, чтобы никому больше не навредить. Шикарной души был пони. В пятьдесят семь умер. Остальные закончились уже спокойно, без казусов, по возрасту – в шестьдесят девять Рыбка, в семьдесят четыре Пирожок. Я была удивлена – с его-то страстью к обжорству так долго прожить... Впрочем, не будем об этом, — осеклась Принцесса, глядя на то, как Фокус втихаря смахивает слезы, усиленно разглядывая витраж. Слова Принцессы приносили ему боль, но он теперь хотя бы знал, что не в помоях, на обочине жизни закончили его друзья, а как подобает – разве что Брошка спился, а все остальные продолжали делать свой долг до конца. Или ушли на покой. В любом случае, Фокус и Правда – последние пони из той шестерки, и, в конце концов, силой воли Фокус заставил себя смахнуть уныние, налетевшее на него, как стервятник налетает на мертвую зебру после того, как лев закончил трапезу.

— Ну ладно, — произнес он, — а что мне сейчас-то делать, помимо того, как я прочитаю Перечень? Работы здесь не будет? Пойти работать поломойкой у напыщенных господ?

— Почему же? Есть много мест, в которых ты будешь заинтересован наверняка. Ты просто поищи, — предложила Селестия, — что-то да хорошее найдешь, обещаю. Нету у нас пони, которые работают ну совсем уж через «не хочу» — каждый имеет хоть свои представления о том, почему ему интересна именно это работа. В конце концов, можешь записаться в стражу, только возьмут ли тебя по возрасту? Насчет того, что тебя арестовывали, не волнуйся – оправданных берут.

— Хорошая идея, — согласился Фокус, — надо будет оставить в голове. Спасибо Вам, Принцесса. Я пока свободен?

— Почему «пока»? Я думаю, что ты свободен очень надолго, до самого конца... – улыбнулась та.

— Хорошо. Я пошел. До свидания, Принцесса Селестия, — кивнул Фокус и поспешил убраться из тронного зала.

Когда он шел по коридорам, его взгляд наткнулся на две знакомые морды. Стражники, одного из которых он подкинул вихрем в зале, что-то стояли и шептали меж собой, тыкая в Фокуса копытом. Наконец, один из стражников (тот, который стоял тогда на месте) толкнул первого, и тот едва ли не влетел в Фокуса, отпрыгнув от него, как от прокаженного; на лице Фокуса дернулся уголок губ в странной усмешке.

— Что такое, стражник? – не без издевки в голосе заметил Фокус, слегка надменно поглядывая на несчастного испуганного пегасика.

— Ну-у... Э-э... Я тут... – начал он мямлить, когда сзади раздалось рычание недоумения и второй стражник вышел со словами:

— Мой приятель хотел спросить, что ты такого сделал, что за тебя лично Селестия поручилась?

— А зачем ему?

— Ну-у... Э-э... В общем, — выдохнул второй стражник, потупив глаза, — у меня сын проштрафился. Сильно. На двести золотых ограбил бабушку одну. Я так не хочу пятно на его жизни ставить...

— А что ему за это грозит? – приподнял бровь Фокус, чувствуя, что что-то здесь нечисто – то ли наказание такое, что его не каждый взрослый здоровый пони выдержит, то ли еще что.

— Ему? Ему-то штраф напишут, а меня вот из стражи выкинут, если докажут... Как можно сделать так, чтобы Селестия лично простила моего глупого сына? – с мольбой в глазах уставился на Фокуса стражник.

— Очень просто. Нужно подойти и все честно рассказать. И твоя кислая мина сойдет, чтобы доказать, что дальше никаких деталей ты не скрываешь. Если ты их не скрываешь. И вообще, — Фокус уже собирался разразиться язвительным монологом, но подумал, что отношение к нему после такого лучше точно не станет, и замолчал – ему еще сколько-то придется жить в дворце, а он не знал, насколько мстительные эти двое.

— Вообще... Вообще что? – переспросил стражник.

— Вообще вот что. У меня долгая и тяжелая судьба, и я не хочу о ней говорить. Просто объем моих полезных дел позволяет закрыть глаза на мелки выпады, особенно когда на меня идут впрямую. Считай это рефлексом. А сам я ничего говорить Селестии не буду, сразу говорю. Я всегда был против круговой поруки и против сейчас. Думаю, что и ты далеко не «за», сам понимаешь, — ответил Фокус, с трудом вложив в свой голос нотку извинения, что жутко претило его натуре, которую уже выташнивало от этого пегаса.

— Ладно, я... Я понял, — сказал стражник и вместе со своим другом медленно поплелся обратно в коридор, из которого только недавно вышел.

Фокус проводил его взглядом, слушая затихающие шаги, и пошел дальше. «Если тут все стражники такие нытики, то я буду ещенощно заблевывать весь Тиреков толчок,» — подумал Фокус и сам усмехнулся на своей шуткой. Пройдя несколько залов и длинный навесной коридор, он оказался под вывеской «Правое крыло». Выругавшись так, что пони повыглядывали из кабинетов посмотреть на виртуозного «сапожника», он прошел весь путь обратно и, вернувшись к выходу из тронного зала, прошел в другую сторону примерно столько же, пока не оказался под вывеской «Левое крыло».

«Здесь все напоминает о пегасах. Крылья, воздух, горы... Тьфу ты-ну ты, что за времена пошли? Спустите меня в долину, я хочу нормальной высоты под ногами», — подумал он и пошел мимо кабинетов, глядя на вывеску каждого из них. Наконец он нашел то, что искал – вывеска гласила «Консультации по Перечню». И хотя слово «Консультации» внушало ему определенную степень недоверия, он собрался с мыслями и вошел в небольшой кабинет, где сидело двое пони перед столами, заваленными всякими бумагами, которые что-то усиленно писали. Один из них поднял голову, и, улыбнувшись, сказал: «Добрый день», жестом приглашая Фокуса присесть рядом на стул напротив большого письменного стола из ольхи.

Фокус подчинился этому. Он шагнул вперед и плюхнул свой круп за стол, смотря в глаза земнопони, который что-то писал, заправив копыто в зубы. Посмотрев на него, как на чумного, Фокус сказал: «Я пришел за копией Перечня».

— Хорошо, — ответил пони и протянул ему брошюрку в двадцать страниц, не больше.

— И все? – спросил Фокус.

— А что вы хотели? Километры бумаги? Нет уж, это не конституция, где разграничивается все на свете и еще есть место для нового. Перечень един еще с момента создания и... В общем, ознакомитесь и оставьте у себя дома. Это ваш второй паспорт, — ответил пони и снова погрузился в писанину.

Фокус хмыкнул, подтянул к себе магией брошюрку и вышел из кабинета. Пройдя еще раз пол-дворца, он вышел наконец к своей комнате. Там он уединился, сел на веранду и начал читать Перечень.

По большому счету, документ состоял из списка запрещенных заклинаний. Начинался он словами «Да будет воля Принцессы такова, что все нижеизложенные заклинания будут влечь за собой кару при их прочтении или попытке прочтения, исполнении или желании исполнения, и воля Принцессы, одобренная народом, стала законом, и список решений о запрете нижеизложен: ...» и дальше шел пронумерованный список из почти полутора тысяч заклинаний, которые отныне были запрещены в Кантерлоте, Понивилле и вообще всей Эквестрии.

Чем дальше изучал этот список Фокус, прогоняя заклинания в своей памяти, тем угрюмей становилось его лицо. Некоторые заклинания он знал; некоторые же – нет, но суть от этого, в общем-то, не менялась – оставался в свободном пользовании разве что телекинез, а все остальные – начиная от примитивной метео~ и гидролистики, и заканчивая такими ужасами наяву, как «морт субит», «аэриал деспойл»(заклинание, которое рассеивало воздух в пространстве, заставляя пони распухать и помирать в муках, да и не только пони), «санлайт страйкап»(заклинание, создававшее испепеляющий все живое в округе около двух километров свет) и прочих массовых опасных заклинаний. Так что мощь Фокуса в этом тысячелетии оказалась в пролете. Он даже не мог представить себе заклинания за пределами этого списка – он содержал все изобретенные в его время и после него заклинания. Фокус мог похвастаться, что он знал наизусть свыше двух с половиной сотен заклинаний, и это было очень и очень много, но при этом список в полторы тысячи, который включал все, что он знал, был признан запрещенным.

«И почему я не пошел в музыканты? Дудел бы себе спокойно...» — мрачно подумал Фокус и сглотнул комок, подступивший к горлу, и только затем испугался, что это, наверное, снова приступ рвоты. Но комок спокойно отступил, и больше сегодня рвать не хотелось. Тогда серый единорог лег на кровать, но даже в постели он не нашел себе уюта – вдруг засвербили все цапки и гнойнички на его коже, хотя за вчера он уже почти забыл о них. Мечты о том, что он может и в этом мире быть наемником, рухнули в момент. Через некоторое время, впрочем, он заставил себя успокоиться, и тут в его голову пришла идея.

Он поднялся, бросился к брошюре, и, внимательно пролистав ее, не нашел ничего, что бы говорило такой части магии, как психокинезе. Эта область в магии уже очень давно даже во время его рождения оставалась малоизученной и слабознакомой многим единорогам, за исключением кругов сильнейших магов, которые сами ее практиковали с величайшим трудом и ворохом ошибок. А вот Фокусу удалось добиться невероятного, и он решился протестировать это прямо сейчас.

Он вышел из комнаты и пошел по коридорам. Наконец мимо него прошел одинокий скучающий патрульный, желавший найти хотя бы крысу для того, чтобы оправдать свое бесцельное шатание по дворцу. Пристроившись за ним, Фокус сконцнентрировался и направил взгляд на затылок стражника. Тот немного замедлился, затем возобновил свою ходьбу. Фокус подумал, что хорошо бы повернуть налево: пони на ближайшем участке повернул налево в смежный коридор. Фокус подумал, что неплохо было бы посидеть: стражник сел. Проходя мимо него, Фокус подумал, что неплохо было бы забыть этого пони и сделать вид, что ничего не видел: когда Фокус скрылся за углом, раздался вздох, затем бормотание и слова: «Ну и какой Дискорд меня дернул маршрут нарушать? Заметят – влепят, ох уж я...»

Кончик рта Фокуса едва ли не достал уха, когда его желания превратились в навязчивые идеи другого пони. Он сам назвал разработанное им заклинаний «Призмой желания», и, хотя излишняя звучность названия ему не нравилась, тем не менее, это пока было только его заклинание, никому еще не известное, а даже крупные маги едва-едва практиковали это, и поэтому перечень даже не заикался о магии изменения сознания. Фокусу это было только на копыто: как известно, магию на другого не наложишь, и прямой контроль получить вряд ли было принципиально возможно, а вот спроецировать что-то свое на другого пони – пожалуйста, как только прямые воздействия отключались, можно было играться с пони в игру под названием «попробуй сопротивляться себе самому». Для этого надо было иметь просто недюжинную силу воли или, как минимум, нескольких верных идее товарищей. Слоняющийся лентяй в форме ничем таким похвастаться не мог.

Кто-то в его время говорил, что контроль разума – это абсолютно новая ступень в магии, которая сметет все эти примитивные силовые воздействия на окружающую среду, оставив их для уроков школьной истории, а их место займет магия куда более изощренная, голодная и жестокая. Магия, благодаря которой единороги точно закрепят свое господство – все не только не будут пытаться отхватить от них кусочек, а наоборот – будут отдавать земли, кобыл и сами будут рады служить хозяевам-единорогам. После открытия «морт субит» стало ясно, что защита пони от наложении магии на них напрямую не идеальна, и лазейки в ней есть. Но сколько? Одна? Пять? Или триллион? И самое важное: как ими воспользоваться? Фокус, постоянно изучая литературу, посвященную самозащите тела живого существа от магии, неоднократно пытался что-то сделать, и, наконец, спустя почти десять лет занятия этим вопросом, отрыл еще одну очень хитрую и извилистую лазейку, которая позволяла подменять и усиливать свои желания в голове другого пони.

Фокус пошел обратно в комнату. Там он взглянул на часы: три часа дня, и подумал, что неплохо было бы через часик пообедать, а заодно и узнать, написали ли письмо к «лекарям в их медицину», как подумал Фокус. После этого он улегся в кровать и не ощутил свои гнойнички. «Все болезни от нервов, дорогуша, именно так – все-все болезни от нервов, и никак иначе. М-да... Я даже как-то не... А, впрочем, ладно. Придется забыть о магии естественных сил и заняться чем покруче. Может, до чего и дойдешь... М-да,» — произнес у себя в голове Фокус и сразу же захрапел, раскинувшись на покрывале в широкой позе.

Проснулся он, когда часы уже пробили семь. На столе рядом с кроватью виднелось что-то новое, накрытое тряпкой. Гнойнички снова зачесались, и, поелозив в кровати, чтобы унять зуд, Фокус встал и подошел к столу. После коротких раздумий он сдернул хлопчатобумажную накидку, обнажив свой подостывший обед – овсяную кашу с яблоком и сахаром, а так же компот из черешни. Но это было не все – еще был какой-то соус... Соус пах мятой и был снабжен какой-то странной губкой. Попробовав этот «соус» на вкус, Фокус мгновенно сплюнул на пол, забыв про приличия. Под видом соуса в чашечке скрывалась мазь: он увидел в последний момент листок, на котором было написано «натрите все воспаления, пройдет». Недолго думая, Фокус пошел и промыл рот в ванной. После этого он сел за стол и посвятил себя трапезе.

Спустя двадцать минут все съедобное было съедено, и Фокус повертел телекинезом губку. Придя к выводу, что это то, что надо, он смочил ее в мази и хорошенько обмазал ей тело, периодически обмакивая губку заново. Как ни странно, боль и зуд почти сразу прошли, оставив место только приятной прохладе, как от мяты или от морозца. Фокус подумал, что неплохо было бы найти одежду, иначе воспаления на теле будут возвращаться вновь и вновь, и будет он ходить, как прокаженный. Самым разумным вариантом были холщовые рубашка и повязки на задние ноги, но, оценив шансы найти их тут, Фокус отказался от идеи искать такое. «Лучше пусть как прокаженный, но не в этих ужасных безвкусных вещах, как пони в том залу,» — подумал он и подошел к зеркалу. Мрачное лицо уставилось на него оттуда.

«До чего докатился... В таком городе осел. Как осел. Хорошо, что на время,» — пошутил про себя Фокус и мрачное лицо слегка улыбнулось, разве что только обнажив пачку старческих морщин. Фокус посмотрел на эти жуткие складки кожи и понял, что постарел за этим три дня – столько нервотрепки и ужаса ему пришлось перенести. Перемещения во времени никогда не проходят даром, пусть даже и в один конец – «Добро пожаловать в ад, Фокус. Привыкай, читай перечень запретов, лижи жопу земнопони... Тирек меня высоси, в какой извращенный мир я попал? Хорошо хоть лекари перестали быть шарлатанами – вон какая мазь хорошая... Но, знаете, я и без этого хорошо бы жил в своих латах. Что... Чего я хочу? Я хочу... Я хочу вернуться домой... Бы. Хотел бы. Эх-х... Фокус... Стареешь. Морщинишься. Хочешь домой, в теплые доспехи и куда-нибудь в пригород Замка, устраивать там разборки с хозяином таверны и влепить ему тарелкой по морде, затем помириться, взять у него очередную работу, пойти, выполнить, затем снова поссориться... И так по кругу. Расписание жизни было – а теперь сплыло. И как же сложно... Было бы мне двадцать – привык бы. Но в таком возрасте вообще-то пора на покой... Кожа шелушится, уксус крепок слишком для моего желудка, и остаток жизни я проведу каким-нибудь торгашом с копеечной выручкой, на овсянке с яблоками и сахаром, запивая все компотом... Нет, старость я представлял себе по-другому. Я хотел бы закончить путь не в магазине, а где-нибудь на краю Эквестрии, пусть и в неравном, но бою. Я подарил сотни смертей – пусть смерть бы кто-нибудь подарил мне. Величайший маг Эквестрии торгует рисом! Или патрулирует улицы этого Кантерлота, Тирек его засоси целиком! Спешите видеть! Только сегодня и только сейчас – уникальное цирковое представление! Использование «аериал деварда» для сшибания апельсинов с деревьев! Всего забесплатно! Ох-х... Как же это мерзко – идти на поводу у всех этих уродов. Я хоть внушил им, что моя сила границ не имеет, своими заклинаниями площадного поражения. Пегасы слишком тупы, чтобы знать, что такое «тыл». И они еще – стражники!.. Великолепно. Кантерлот. Защити себя сам. Хотя с нынешним уровнем знания магии, особенно по этому «перечню», наверное, пегасы могут пачками в лоб переть, не боясь. Все равно одним телекинезом много не сделашь – разве что мусорку швырнешь. Запашок-атака, просто великолепно. Как же мне нравится этот город, а! Великолепно, тьфу ты!..» — думал Фокус, и лицо его все дальше становилось уродливой гримасой; появилось больше морщин и нос поехал набок, но тут он произнес «Хватит!» во все легкие и лицо его разгладилось, став безмятежным. Кто-то на секунду задержал шаги в коридоре, но, подумав, что ему послышалось, возобновил их и вскоре затих.

Фокус отошел от зеркала и пошел на веранду, настолько его отражение успело ему наскучить. «Что за бессмысленное лицо у этого пони... Какой он глупый. Так много знает, а лицо болвана, просто один в один,» — подумал он и сплюнул вниз, перегнув голову через перила. По неслучайности, он попал на шлем какому-то пегасу-стражнику, но тот лишь поправил шлем и заявил «Проклятые птицы, я до вас доберу-усь...», чем заставил Фокус прыснуть от смеха. Пегасьей тупости он просто не переставал поражаться, как и тому, что они удачно существуют в этом мире наравне с двумя другими видами пони. Хотя земнопони в его время были разрозненны и были в основном всегда мародерами или действовали бандами, они всегда думали, как и куда напасть. Пегасы же были беспросветными тупицами, хотя у них было диктаторское государство, система милиции и какая-никакая вертикаль власти, а в драке крылья давали им мобильность и скорость. Хотя земнопони традиционно считались изгоями изгоев, Фокус не понаслышке знал, что пегас может проиграть земнопони, если тот подготовится. Годы унижений со стороны более развитых и более мощных по строению тела рас выработали в них умение таиться и слушать, мародерствовать и никого не жалеть. И хотя Фокус не уважал ни одно из этих качеств(разве что «слушать»), тем не менее, мерзкий и скользкий живучий противник – самый опасный противник, это он знал точно. На «гнезда» земнопони раньше проводились крупные рейды – но этих крысенышей до конца выбить не удавалось никогда. Всегда кто-либо прятался или убегал, и потом возвращался, раз за разом отстраивая новый дом себе и остаткам после рейдов. Хотя эти создания не умели делать ничего, что не мог бы сделать единорог, у них была куда сильнее живучесть. Больные, иссушенные, полумертвые, они все равно жили и плодились – и прожили так столько лет, пока их не уравняли с остальными расами. Удивительно крысий народ.

«Кстати. Неплохо было бы прогуляться... Солнце скоро зайдет за горизонт. Я бы хотел посмотреть на это... Во-он с той мостовой. Это же парк дворца, да? Неплохо было бы узнать, как тут можно перемещаться и куда. Вдруг пригодится – я не могу даже предугадать, что случится со мной через минуту – о чем говорить можно в масштабах дня или недели. Ладно, Фокус, хватит разглагольствовать, пошли.» — подумал белогривый единорог, и затем пошел в сторону выхода их комнаты.

Пошел он в этот раз мимо тронного зала, дальше по коридорам. Навстречу ему периодечски попадались слоняющиеся по патрульным маршрутам стражники, но, увы, среди них никого знакомого не было. Ночные стражники сейчас отсыпались, и поэтому Фокус безбоязненно прошелся до большого блока под названием «Канцелярия». Зайдя туда, он осмотрелся и вошел в первый попавшийся кабинет.

— Вам не приходило указание отправить письмо в Кантерлотскую больницу? – спросил он.

— Такими указаниями занимаюсь в восьмом кабинете, — отмханулся от него какой-то земнопони-писарь, что-то заполнявший.

— Хорошо, спасибо, — ответил Фокус и пошел к восьмому кабинету.

Восьмой кабинет встретил его тремя миловидными пони, которые писали письма и складывали их в конверты.

— Добрый вечер, — поздоровался Фокус.

— Вы по поводу письма из больницы? – вдруг отозвалась одна из канцеляристок.

— Да, именно... А вы...

— Присаживайтесь. Ответ уж поступил.

— Так быстро? – удивленно спросил Фокус у единорожки.

— Да. Письма с королевской печатью всегда рассматривают в день обращения, — ответил та и протянула конверт, залепленный сургучом с выведенным на печати крестом.

— Хорошо... Медицина, значит... Крест... – протянул тот, зубами отрывая сургуч и доставая телекинезом бумагу. Единорожка, предлагавшая ему сургучную лопаточку, которая повисла перед Фокусом в воздухе, только хмыкнула и продолжила строчить заказные письма.

Фокус уставился в листок и пошел с ним прочь из кабинета. На белом, пахнущем газетным клеем листе было написано следующее:

«Выписка пациента №1008\465843
Пациент Спич Блю(с его слов – неизвестно), возраст – около сорока полных лет. Документов при себе не имеет.

Анамнез: поступил в крайне тяжелом состоянии, кровоизлияния в глаза, смутность сознания, потеря равновесия и пространственной ориентации, общая слабость и слепота. Тоны сердца ясные, четкие. АД 180\120. Везикулярная картина в норме. Дыхание ровное, хрипов нет. Жалобы на гастральные и эпигастральные боли отсутствовали.

Обследование: произведена мануальная биопсия головного мозга через предвисочную долю, а так же установлено повышенное черепное давление. Биопсия показала множественные необратимые геморрагические изменения нервной ткани, в т.ч. повышенную концентрацию АлАТ в крови. На проекции картинки головы по методу индуктивных магических резонансов было выявлено обширное излияние крови в головной мозг.

Диагноз: геморрагический инсульт головного мозга.

Комментарий: пациент переведен в клинику номер 1 для срочной операции.

Оперирующий врач: Шейдед Найф.

Лечащий врач: Силли Рубин.

Ход операции: при вскрытии черепной коробки с помощью лопатки номер два при температуре минус сорок градусов был обнаружен прикостевой сгусток крови из разорванного сосуда. При осмотре сосуда было выявлено, что это капиллярная травма, возможно, нервной почвы: на это указывают судороги при попытке сындуцировать сверхслабые магнитные поля в области разрыва. Пациенту внутривенно введено успокоительное метаморфин 0,4 куба, вследствие чего судороги прекратились. Гематома была удалена из плоскостного пространства черепа, капилляр был ущемлен и деформирован для предотвращения дальнейшего кровотечения. Было произведено закрытие черепной коробки и сдавливание костей до стыкованного состояния.

Прогноз: состояние умеренно тяжелое, пациент более судорог не испытывал. Возможна частичная потеря памяти. Жизненно важные функции в норме. В целом прогноз благоприятный – жизни пациента более ничего не угрожает.»

Далее стояла куча печатей и росписей, но Фокуса уже это не интересовало. Он ничего не понял из этой «медицины», но одно до него дошло: кровоизлияние в мозг. «Ну ничего себе ты влип... У тебя кровь в голову льется изнутри, Правда. Надо же было прямо так перепсиховать из-за какой-то там циферки. Ну тысяча лет, ну что... Помирать теперь, что ли? Скажи спасибо, что через тысячу лет тут хотя бы лечат так, что ты не сдох бы. Эх-х... Правда. Ну и приключения с тобой,» — вздохнул Фокус и немного расслабился. «Прогноз благоприятный».

Фокус знал, что подобные фразу означают одно — что Правда уже почти здоров. Настолько крепких духом пони Фокус еще никогда не встречал ни в одной части света. Оно и неудивительно – слабый духом на духов охотиться не может, а первый охотник должен был быть особо крепкий духом и не знать ни страха, ни больного состояния, которое так любил иногда поиспытывать Фокус.

Однако Фокус теперь ощутил, что торопиться навещать Правду тоже не надо. Ему наверняка можно будет передать немного сухих печений, которые он так любит – но при том, что у него была серьезно задета башка, лишний раз его нагружать чем-то будет вредно, а стоит только Фокусу появиться перед ним, так начнутся тысячи вопросов, и может стать в итоге только хуже, потому что он распсихуется и снова получит по голове от самого себя.

Наконец, порядочно уставший от всего этого, он вновь вернулся в свой номер и засунул бумагу в стол. Солнце начало медленно заходить, и тут-то Фокус и вспомнил, что он собирался сделать изначально – пойти и посмотреть на закат из парка. Для заката было, уже, конечно, поздновато – не успеет он добежать до вожделенного моста за три-четыре минуты, но побродить по теням парка было бы отличной идеей для расслабления, после которого он мог расслабиться и хорошенько выспаться. Часы пробили девять, и Фокус пошел вниз по ступенькам лестницы около его комнаты, и в конце концов, оказался прямо у выхода в парк.

Зелень пестрыми цветочками и сонными яркими плодами склонилась над ним, когда он вошел на широкую, поросшую с двух сторон всеми известными Эквестрии цветами и деревьями. Ни одного сорнячка, даже самого слабого и маленького, не было на местных шикарных газонах – только огромные клубмы с травой и цветами бурно зеленели под светом ночного светила.

Луна угрюмо проявилась на небосводе, и хоть светила она далеко не так ярко, как солнце, света было достаточно. Вдруг один за одним, немного испугав Фокуса, начали загораться масляные фонари. Вначале Фокус подумал, что это особо сильная магия – поджигать по всей аллее, но потом увидел, что по дорожкам рядом с фонарями идут по одному пони и пускают в щитки этих фонарей пламя, чтобы поджечь свечки наверху. А хитрые системки зеркал в фонарях заставляли свет весь лететь вниз, ни капли не отпуская в ночное небо.

Фокус шел по лужам света и внимал благоуханию живой природы. Это напомнило ему лес, где они с Правдой ночевали первую ночь в этом тысячелетии. И хотя воспоминание содержало в себе образ его друга, оно было совршенно не грустным. Примороженные дикие животные, не знающие, что такое «элементаль» и почему его стоит вообще бояться, эта атмосфера дружбы и помощи друг другу навевали только хорошее, и уголок рта Фокуса так привычно потянулся вверх.

Фокус вообще редко когда улыбался в полный рот – за забралом никто не видел его выражения лица, и годы такого обращения с собой выточили в нем очень сильно изменяющийся голос, который и служил ему заменой мимики. Лишь только уголки глаз и рта никак не могли отвыкнуть двигаться при эмоциях, но Фокус не обращал на это внимания уже очень-очень давно.

Он пошел вперед по аллее. Ночной воздух благоухал и пах терпкими розами и нежными парящими лилиями. Фокус наслаждался этих запахом, пока сопли не забили его нос до победного конца, лишив его возможности нюхать окружающий мир. Несколько безуспешных попыток высморкаться не увенчались успехом – нужен был платок, и поэтому свои разнюхивания единорог оставил на потом, решив просто насладиться видом.

Впереди него был большой перекидной мостик. Фокус подошел к нему и встал, опершись на одну из шишечек, увенчивающих перила моста. Здесь он наконец-то вздохнул спокойно, и уставился в ночное небо. Томная музыка сверкающих звезд пронзала его душу блестящими восьмиугольниками, прямо как его кьютимарка. Фокус знал, что его кьютимарка – не звезда, а всего лишь фокусировочное стекло, а сам он – сын стекольщика, который мечтал, чтобы маленький Рэйвенант Шейд стал флейтистом.

Засмотревшись, он вспомнил первое заклинание, которому его обучил соседский сорванец – фонарик, чтобы лазать ночью по амбарам. Он зажег небольшой светильник у себя на роге, любуясь им...

Сзади кто-то подошел и сложил копыта на роге.

— Прекрати сейчас же, на счет раз-два-три, — сказал знакомый женственный голос и копыта разжались. Света, естественно, уже не было. Фокус рыкнул, развернулся и вышвырнул большой булыжник из-под ног прямо. Пони перед ним изящно увернулся от камня, перекувыркнувшись через себя, и копытом дал Фокусу по морде. Тот не выдержал и зарядил очередь энергоболтов прямо перед собой.

Пони против него увернулся ото всего, резко прильнув к земле, и, уйдя чуть в сторону, уже поднес копыто, из которого выстрелил меч на длину около пятидесяти сантиметров, к глотке, чтобы перерезать горло Фокусу, но отвел удар и, после еще одного невероятно грациозного прыжка, приземлился прямо перед ним.

— Фокус! – улыбнулся Дот Делайт, земнопони в наморднике, стоя прямо перед ошарашенным от такой грации и быстроты движений Фокусом.

— Я... Потрясен... – серый единорог даже не знал, что и сказать. «А если все земнопони умеют так двигаться? Мне же хана! Кому нужен единорог, который не может даже попасть заклинанием в какого-то сраного земнопони?» — в панике думал он.

— Я тоже, — спокойно улыбнулся Делайт, — твою магию почти невозможно предугадать, и ты дрался явно на отвяжись. Но не зря же меня прозвали единственных охотником на единорогов. В шутку, правда; я не охотник, но все же мне приятно. Как-нибудь мы с тобой устроим полноценный спарринг, но...

— Устроим что?

— Ну что-то вроде дуэли, только бз убийств. Тебе понравится... – протянул Дот, — но ближе к делу. У нас срочный внеплановый визит короля грифонов. Бывшего, если честно, потому что наверняка у него очередной дворцовый переворот. Или очередной сын-предатель. Впрочем, ты можешь поучаствовать при приеме. Только веди себя тихо. И огни не зажигай – лишние огоньки собьют с толку кортеж, а вылавливать мокрых грифонов – то еще удовольствие.

— Но зачем мне все это? – спросил Фокус.

— Просто ради интереса. Раз уже ты живешь во дворце, тебе следует причаститься к местной жизни, — ласково ответил Дот и поманил Фокуса за собой в глубь парка.

Фокус пошел за ним чисто по инерции; в мыслях у него крутился одновременно и страх, и успокоение. Успокоение было в том, что Дот Делайт, судя по его словам, был единственный настолько гибкий земнопони, что сумел избежать очереди из энергоболтов, страх был в том, что этот скользкий пони наверняка врет.

Впрочем, сейчас Фокусу было не до этого – ему придется участвовать в каком-то официальном приеме. Однако он все-таки задал вопрос на ходу:

— А эти твои клинки... Я заметил, будто они появились из ниоткуда.

— А? Да, это хитрая система, — ответил Дот, — легкие и достаточно опасные, если не говорить так нелюбимое мной слово «смертноносные». Особая работа, все сделано под заказ. Как и твой доспех, кстати.

— Вы его смотрели? – удивился Фокус. Он был не против этого, потому что ему уже было не до тайны защелок, но тем не менее, подобное немного смутило его. Расстегнуть доспех, если знать как, для пони с подобной изворотливостью наверняка было раз плюнуть – это добавляло опасности в его копилку отношения со стороны Фокуса.

— Ну да... Замечательнейшая тончайшая работа, очень крепкие материалы и достаточно большой вес, чтобы не перегружать носителя и при этом не позволить ему быть сдутым ветром.

— И вы, естественно, уже его перебрали и теперь пол-стражи будет ходить в подобных, — усмехнулся Фокус, но не без горечи в словах.

— Нет, зачем стражнику тяжелые доспехи? Ему нужно еще научиться в них ходить, магию использовать... Я не вижу никакого смысла в том, чтобы одевать стражников в тяжелые доспехи. Думаю, вы сами прекрасно знаете, что в городе тяжелые доспехи, как и тяжелые единицы... Бесполезны. Их из окон закидывают маслом и поджигают, — ответил Дот, не сбавляя темп хода.

— Да, есть такая проблема, — Фокус вспоминал, как строилась армия, — но наверняка в армию вы...

— У Эквестрии уже давно-давно нет никакой армии. Эквестрии запрещено иметь любые карательные структуры. Мы же демократическое государство...

— Ничего себе запрещено. Зачем тогда столько стражи? И эти ваши «особые службы»? – спросил Фокус, прищурившись.

— Это не карательные органы. Мы – тоже. Никто из стражников не будет прятаться, чтобы наказывать. Мы сами по себе предупреждение, что законы должны соблюдаться. Иногда мы устраиваем показные учения – но толку от них мало. Мелкие воришки знают, что кроме как по морде они ничего больше не получат, а серьезными преступлениями никто не занимается. Потому что либо это большой злодей, за которым мы следим, а разбираются Элементы Гармонии, либо же это какой-то фарс для поднятия духа, когда все уже задолбались ловить воришек и покусителей на чью-то жизнь или собственность.

— Оу, — осекся Фокус, — то есть... Уже давно не было ни одного убийства?

— Ну да, — ответил Дот, — уже лет триста как никто никого еще не убил. А мы здесь только для отлова... Какие же мы каратели, когда мы можем только отлавливать да доставлять в суд. Линчевать еще никто нам не позволял – хотя иногда копыта очень чешутся... Мы почти пришли. Сохраняй молчание, — блеснув двумя полосками стали позади передних голеней, в которых были спрятаны лезвия, Дот затих и вышел на поляну.

Здесь несколько единорогов держали свои рога источающими свет, а Принцесса Луна и два взвода стражников позади нее стояли навытяжку. Дот не стал подходить к этой формации и показал Фокусу, что этого делать ему тоже совершенно не стоит. Принцесса Луна краем глаза увидела Фокуса и незаметно кивнула ему; Дот Делайт отошел в кусты и подманил Фокуса. Тот подчинился, и вскоре он из-за ветвей уже наблюдал, что вся официальная процессия была оцеплена «особой» службой – на ветках и в кронах деревьев засели сотни вооруженных пони, глаз не сводящих с ночного неба.

Немного вглядевшись в деревья, Фокус понял, что с сотней он слегка переборщил. Десятка три, если не меньше. Однако все равно – три десятка единорогов с луками и арбалетами в засаде представляли серьезную угрозу. Дот вышел из кустов, и, внимательно осмотревшись, подошел к Принцессе. Шепнув ей что-то на ухо, он вернулся в кусты, а Луна, постояв и подумав над сказанными ей словами, развернулась и пошла во дворец, захватив с собой один взвод. Другой остался стоять, держа копья с серебряными флажками на концах наперевес.

Фокус вглядывался в черное ночное небо подобно Доту Делайту, но в отличие от него, в этот раз он был спокоен, по большей части из-за того, что ничего не знал. Дот же немного закусывал губы, и, наверняка, если бы на нем не было намордника, то можно было бы разглядеть, как напряжены его лицевые мышцы. До Фокуса вдруг дошло, как ему показалось, правдивое суждение о предназначении этого странного намордника – прятать мимику пони, но, увы, точно сказать он не мог, а спрашивать сейчас он не решился бы.

«Сохраняй молчание,» — громогласным эхом в его голове звучали слова Дота. Двое пони достаточно долго стояли и смотрели в бездушную черноту, которую медленно разрезала луна, но вдруг в небе зажегся какой-то лишний огонек и погас. Стражники на посадочной площадке напряглись. Скоро с неба в полной тишине, нарушаемой лишь хлюпаньем крыльев и тяжелым дыханием, обвалились несколько десятков грифонов и за ними слетел старый, потрепанный грифон, перед которым склонились все остальные, закованные в доспехи.

Взвод стражников два раза стукнул копьями об землю, и единороги на площадке погасили свои огоньки. Король грифонов вышел из-за своих стражников и медленно, старческим голосом сказал, поправляя корону: «Доброй ночи вам, доблестная стража могущественной Принцессы, что дает нам ночь и сладкий сон. Жаль, что сегодня я не смогу воспользоваться ее великим даром; в спешке пребываю я из-за срочных и неотложных дел. Примет ли меня принцесса?»

Арбалеты, захваченные магией, с тихими щелчками взвелись один за другим и направились в сторону грифонов.

— Конечно, сир, — улыбнулся впереди стоящий стражник, — пройдемте.

Грифоны сразу ж двинулись неспешным строем за стражником, но как только они немного переступили линию, которая была начерчена на газоне с помощью хвойных опилок, во всех грифонов сразу, неслышно, разрядились арбалеты. Многи попадали, включая короля. Кое-кто попытался взмыть в воздух, но несколько баллист, спрятанных в кустах неподалеку, оборвали их. Одному удалось увернуться и он полетел вдаль на всех парах. Фокус не выдержал и решил внести свою лепту: энергоболт полетел из его рога и врезался грифону прямо в затылок, из-за чего он начал падать на землю.

Дот ударил языком с неба два раза: «Цок-цок!» и пегасы стражи сразу же взмыли к небу, ловя подбитого грифона. Дот шагнул вперед, и, покачав головой, сразу же взашей выпихнул Фокуса на поляну. «Дурак,» — прокомментировал он, — «тебя никто не просил».

Пегасы кое-как совладали с телом и сумели дотащить его в полете до парка.

— Слава Селестии, Фокус, что его сумели дотащить досюда. Это не пройдет безболезненно из-за тебя, но мы хотя бы сумеем откреститься от отвественности, — вздохнул земнопони.

— Не понял, — ухмыльнулся Фокус, — ты же говорил, что убийств...

— Я имел в виду пони, грифонов, драконов и прочее, что дохнет от копыт пони. Ты когда в последний раз использовал муравьев, чтобы убивать муравьев?

— Недавно... А что? Это грифоны, а не муравьи, — отпарировал Фокус, — или это такие игры самомнения?

— При чем здесь это. Позволь представить тебе тот вид, которого ты еще никогда не видел – уникальнейшее представление в исполнении особо крупных насекомых – смена стороны от грифонов, — спокойно и равномерно проговорил Дот Делайт.

Фокус вместе с ним подошел к телу одного из лежащих грифонов. Ничем он не вызывал недоверия – грифон как грифон. Но вот Дот Делайт взял его морду и потряс ее, и вдруг Фокусу обнажились на свету большие выжженные знаки на тушах грифонов, которые разгалались на открытом воздухе.

Фокуса незамедлительно стошнило в ближайшие кусты. Тошнило его немного, так как желудок его был пуст, но очередной приступ невыносимой боли он получил. К нему подошел стражник и поднес к нему тряпочку с чем-то, пахнущим мятой, прямо под нос. Тошнота оборвалась. Оглянувшись и увидев пегаса, Фокус вначале хотел дать ему энергоболт в лоб, но затем вдохнул, и, не ощутив комку в горле, отделался от него одобрительным кивком. А больше стражнику и не надо было – он вернулся на пост во взвод.

— Но.. Откуда ты знал? И что это за предатели?

— О том, что это за уроды такие, я расскажу тебе позже, когда устрою краткий экскурс по новейшей истории. А вот то, что ты применяешь магию не из Перечня, это просто недопустимо. Думаешь, этим четырем десяткам пони и еще двум у баллист было бы сложно разнести всю эту процессию парой хороших струй огня и молний? Это же животные, они дохнут от всего горячего. Но... Мы бы привлекли лишнее внимание, как это, стража не подчиняется Перечню, и Селестия бы лично нас расформировала, а я бы уже сидел на каменоломне. Так что... Приходится действовать более простыми методами, — усмехнулся Дот, — но довольно. Настоящий король летит.

Ободранные грифоны без доспехов, неся на себе старого и чахлого грифона, показались в ночном небе и плюхнулись на площадку.

«А знаешь что удивительное? Ты видишь в отряде перед ними хоть одного мышепони?» — спросил Дот.

«Нет,» — так же тихо ответил Фокус.

«Вот именно, потому что это – врачи и медпони. Лекари, если угодно. А в кустах лежат аптечки, ну, то есть снадобья,» — сообщил ему Делайт.

«Но зачем весь этот цирк?»

«Чтобы ренегаты спокойно приземлились и не смогли улететь,» — ответил Дот.

«Стражники» сразу же скинули доспехи, обнажив повязки с красным крестом. Они сразу же кинулись в кусты, и, достав оттуда чемоданчики, ринулись к грифоньему королю.

Дот вышел из кустов, глядя на то, как врачи перевязывают раны.

— Дот из земли Делайтов, личная охрана ее величества, командир отрядов спасения и приставленный к почетному ордену Принцессы Луны за отвагу и храбрость второй степени, а так же первый земнопони-генерал седьмой регулярной стражи града Кантерлота, прибыл на место вашей посадки, сэр, — пафосно начал Дот Делайт, но Фокус вскоре убедился, что такое представление себя имело выгоду.

— Слава богам, я уж думал, меня какая-нибудь шваль встретит, — усмехнулся король, — я в порядке, Дот из земли Делайтов, меня мои доблестные стражники защитили, пусть и большой ценой. Я вижу, вы тут сражались?

— Именно, сэр. С гордостью и доблестью нам удалось сдержать лобовой натиск противника и суметь расчистить для Вашего Высочества посадочную площадку, сэр.

— Вы прекрасно поработали, Дот из земли Делайтов. Королева Ночи Принцесса Луна Бессмертная и Великая может меня принять?

— Так точно, сэр. С нетерпением ждет Вашей персоны, — пафосно ответил Дот.

— Но... Я не вижу ваших стражей... – вдруг начал грифон.

— Сэр, пятеро пали. Их доспехи были выставлены здесь, на месте начала сражения, почтить их память и дать полюбоваться на поверженных врагов. Тела их, увы, изуродованы и наша славная медицина настояла на вскрытии, так как в последнее время грифоны начали источать заморские болезни, от которых кровь идет изо всех щелей и пони сгорает, как восковая свеча.

 — Хорошо... Мир им, — кивнул грифон и направился ко дворцу.

Дот подошел к Фокусу и сплюнул. «Я закончил говорить правду после слов «земли Делайтов»» и тихо рассмеялся.

Поманив Фокуса за собой, Дот вышел на центральную аллею. Фокус последовал за ним, ошарашенный и размазанный тем, что произошло за последние пятнадцать минут.

— И зачем еще и этот цирк? – с неуверенность в голосе начал Фокус.

— Знаешь, что я думаю о Селестии, Луне, Каденс с Шайнингом, грифоньем короле и прочих решателях судеб голубых кровей? – сказал Дот и сплюнул, а затем растер плевок копытом по аллее, — но стоит отдать им должное. Король грифонов не дурак и не пойдет на политические интриги... Добрый вечер, Старви. Как поживаешь? – вдруг обратился он к процессии из пяти стражников Луны, которая проходила мимо.

— Где? – задал вопрос мышепони грубым голосом.

— В кустах. И... В шею, пожалуйста. Там наверняка есть и обычные.

Процессия удалилась. Скоро из-за кустов раздались стоны и хрипы, и Фокус вздохнул:

— Ты же говорил, что убийств...

— Мы кого-то убили? О. Какая жалость. Боюсь, что за клевету тебя могу отправить куда подальше. Но раскрою тебе правду: на самом деле грифоны-ренегаты напали на остатки грифонов-лоялистов и мы, увы, не смогли их защитить.

— Серьезно? – спросил Фокус, оглядываясь.

— Я всегда серьезен. Знаешь что? Король грифонов не дурак, он увидел, что его «авангард» расстреляли сбоку. Но увы, сейчас он понимает свой провал, а стража, перехватившая его у выхода на аллею и идущая около него в две колонны, не его охраняет, а, скорее, следит, чтобы он не сбежал.

— Но зачем? Куда ему? – спросил Фокус.

— Ты скоро поймешь почему, — улыбнулся Дот Делайт и пошел по направлению к дворцу.

Фокус последовал за ним. Шли они недолго, минут десять, пока не вышли на освещенную фонариками аллею. К Доту подбежали несколько стражников.

— Сколько? – задал тот вопрос.

— Трое из четырех, — ответил стражник.

— Хорошо. Значит, мы на верном пути. Фокус... Ты видел того «первого» короля? Он был похож на этого? – спросил вдруг Дот.

— Эм-м...

— Ни капельки. Я уж в лицо всех этих королей знаю. Но... Дело тут в другом. Пойдем. Сегодня будет хорошая ночка.

Двое пони вошли в дворец. Несколько десятков пони расположились у стен, покрывая взором все помещение холла. Они, как один, отдали честь Дот Делайту и снова встали по стойке смирно.

Пони прошли дальше. Дот двигался спокойно и размеренно, Фокус же явно нервничал и озирался на такое количество стражников во всеоружии.

Тронный зал, куда они пришли, был в полумраке, и Принцесса Луна восседала на своем троне, а перед ней склонился старый грифон.

— Принцесса Луна, Великая Покровительница Ночи, позвольте мне обратиться к вам с просьбой. Я рассказал Вам, что происходит на моих землях, и мне поистине страшно за судьбу своего народа...

Дот Делайт подошел к небольшому столику, на котором стояли тряпочка и баночка. Он смочил тряпочку в какой-то жидкости, которая была в склянке, затем тихо, своим кошачьим шагом подошел к грифону, который что-то говорил, сзади и приложил тряпочку к его ноздрям.

Как только грифон затих, Фокус спросил: «Вы убили его?»

— Нет, Фокус, ты что, — вдруг отозвалась заскучавшая от россказней грифона Принцесса Луна.

«Подготовьте письма!» — воскликнул Дот, — «Мы вернем его в пещеру, где его семья, и положил рядом письмо с добрыми вестями. Ложь, конечно, но... Знаете... Новый король грифонов умен и аккуратен. Он лучше займет трон и он готов к переговорам. А этот... только и может, что постоянно что-то клянчить».

— Но причем здесь я? – спросил Фокус.

— Ты? Ой, да... Я, кажется, забыл, что тебя надо было оставить на мосту. Надеюсь, ты достаточно много видел, чтобы держать рот закрытым... – Дот подошел к нему и приложил к его носу тряпочку. Запахло ванилью. Фокус зарычал, рванулся и...

Вдруг очнулся под большим звездным небом, раскидистыми пальмами увенчавшими небо.

«Я умер?» — спросил Фокус и вдруг раздался знакомый «кошачий» голос, обладатель которого вдруг заявил: «Уберите нашатырь, он уже очнулся!»

Фокус привстал и увидел пони в наморднике. «ТЫ!» — завопил он и разрядился целым веером энергоболтов, и если бы не несколько единорогов, успевших поставить щиты перед земнопони, то Дот Делайт, едва успевший напрячь мышцы для уворота, превратился бы в горстку пепла.

Фокуса скрутил кашель от нашатыря, и энергоболты прекратили атаковать Делайта. Тот подсел рядом.

— Что произошло, Фокус? Почему ты атакуешь меня?

— Ты... Меня... Усыпил...

— Что? – голосом, полным удивления, спросил земнопони, — я только подошел к тебе сзади и сложил копыта на роге, попросив тебя не светить, а ты вдруг упал в обморок... Не дергайся только, я позвал на помощь. Медпони тут, говорят, просто ты переутомился. Иди спать, Фокус. Тебе помочь дойти?

Фокус зарычал и встал. Осмотрев Дота ненавистным взглядом, он пошел не обратно, а вперед по аллее.

— Куда ты? Туда нельзя... – начал было Дот, но Фокус развернулся и твердо сказал: «Или я иду туда, или же я прямо сейчас сожгу тебя вместе с твоими «медпони» и прочими и мне плевать на твой Перечень и твою печень! Ты понял меня?

— Ладно... Я пойду с тобой, — вкрадчиво ответил Дот, оглядываясь по сторонам, — но только ты не вздумай пользоваться светом. Это не запрещено, но к нам решил сделать визит король грифонов, и я бы не хотел...

— Грифонов, говоришь? – усмехнулся Фокус, — Ну пойдем...

— Хорошо, — кивнул Дот и шепнул на ухо стражнику-мышепони рядом с ним: «Проверить все тщательно. Всю местность. Каждый листик перевернуть. Я подозреваю, что это такое,»

Двое пони пошли вперед по аллее. Луна только успела едва переплыть середину пути, освещая все тусклым отраженным светом Солнца.

Приговоренный к доброте

Идти по запачканной ночной невидимой грязью аллее не было так уж необходимо; но Фокус взял это на принцип. Ночь томным покрывалом медленно опутывала уставшую голову Фокуса неудержимым желанием спать, но он усиленно сопротивлялся, подавляя зевки и упрямо шагая вперед, чтобы открыть себе правду.

— Ох, Фокус… — запыхавшись от короткого марш-броска на триста метров, просипел Дот Делайт, поравнявшись с ним.

— Заткнись, — отрезал Фокус, продолжая свой путь к поляне, где горели огни.

— Зачем ты идешь туда? Там сейчас прилетает важный гость… — протянул Дот Делайт.

— По очень простой причине. Узнать одну вещь – этот ваш король грифонов – это все-таки лоялист или ренегат? – процедил Фокус и усмехнулся.

Дот Делайт закусил губу и вздохнул.

— А ты неплохо осведомлен… Тебе принцессы рассказали или кто-нибудь еще?

— Тебе разве не плевать на принцесс? – усмехнулся Фокус.

— Мне? Принцесс? Да их правление едва ли не лучшая часть жизни тут. Если бы ты знал, скольким пони эти кобылицы подарили второй шанс… — протянул Дот, чем остановил Фокуса. Когда серый белогривый единорог развернулся, на его лице блистал гнев вкупе с уязвленным чувством осведомленности.

Рог единорог вспыхнул, как газовая горелка, синеватым пламенем.

— Э-э… Фокус, ты чего? – мгновенно среагировал Дот Делайт, делая осторожный шажок назад, — то, что на тебя подействовало, было всего лишь помрачением сознания… Причем непростым, я уверен в этом. Послушай, мы…

Струя огня, приземлившаясь между ног Дота, заставила его заткнуться, отпрыгнуть. Он нервно сглотнул слюну. В принципе, стража Дота Делайта была готова схватить этого единорога – двадцать отборных пегасов уж наверняка бы придумали, как это сделать, но вот незадача: этот единорог, при всем его странном поведении, был под протекцией Принцессы Луны еще два дня, и ослушание протекции могло привести к проблемам со стороны генеральского совета, а это оберсту было не по плечу – тягаться с самим советом было под силу разве что парочке избранных от мира дипломатии. Сам же он дипломатом не был ни на грош.

— Что «вы»? Что это за «вы»? – Фокус говорил тихо, но за его голосом чувствовалась какая-то грусть и одновременно ярость, — Кучка оборванцев из недопони и крылатых имбецилов? Если я захочу, я все всех пачками пережгу! Хочешь испытать, каково это – быть шашлычком для грифонов-лоялистов? Или вы их тоже подкупили?

— Мы ничего ни с кем не сделали. Грифоний король действительно испытывает проблемы с группой вооруженных бандитов, но временно – скоро жизнь вернется в круги своя. Его визит был запланирован достаточно долгое время, и я хотел сказать, что у нас тут все спокойно. Что ты хочешь от пони, которые стоят на посадочной площадке? В темноте очень сложно ориентироваться, особенно таким тяжелым тушам, как королевская стража грифонов. Мы же не можем себе позволить, чтобы наш лес покалечил их короля? Просто неудача… Но мне кажется другое… Когда я зажал тебе рог… Из него вылетела искра, — начал юлить Дот, потому что никакой искры, естественно, и в помине не было, и Фокус рассмеялся.

— Я надеюсь, воображаемые искры не оставили тебе фальшивых ожогов? Или покажешь шрам двадцатилетней давности, который ты каждый день расцарапываешь, чтобы показаться задиристым в сегодняшний день? – гулкий смех Фокуса пронесся по поляне.

— Нет у меня шрамов, — выдохнул Дот после того, как Фокус потушил свой рог. Дот испугался силы, скрытой в этом единорог, и сжал зубы, а затем он вздохнул и подошел к Фокусу.

— Послушай… Извини. Не знаю, что тебе привиделось, но я честно пытался помочь. Мне кажется, я знаю, что тебя повалило – причем это не моих копыт дело, — сказал он, заглядывая в глаза Фокусу.

Тот ответил на взгляд преданной собаки, который попытался изобразить Дот, холодным взглядом критика искусства. И критик не оценил попытку, но решил дать шанс.

— Не верю я тебе. Лжив ты, — процедил он, — но если ты сейчас расскажешь все предельно честно…

К Доту Делайту вдруг, как будто из ниоткуда, подлетел пегас и приземлился с большими, широко распахнул испуганные глаза и пролепетал: «Оберст, взгляните…»

Дот уставился на большой красивый рубин, который тускло переливался в лунном свете.

— Фокус, ты понимаешь, что это? – спросил он.

Фокус подошел поближе и скептически уставился на рубинчик.

— Это просто старое стекло. Старое-престарое красное стеклецо, — вздохнул он, — вы хотите узнать, где рубины? Вы слепые, как котята двухдневные от сифилисной уличной кошары, и не сможете прозреть, — съязвил Фокус.

— Как будто ты их видишь, — буркнул пегас, который подлетел к этим стеклом, — и вообще, с чего ты взял, что это…

Фокус выхватил телекинезом рубин и швырнул его об аллею. Полое стеклышко разбилось вдребезги с характерным звоном. «Достаточно?» — спросил он и уставился на Дота с пегасом, которые ошарашенно стояли перед Фокусом.

— Ты был ювелиром? – спросил Делайт.

— Нет, я не был ювелиром. Но заряженные камни от незаряженных я отличить могу, а стекло и слюда всегда подвержены воздействиям в плане воздействия магией, когда дело касается дешевок, — в подтверждение своих слов Фокус закрутил левитацией какой-то взятый из-под ног камешек, и тот продолжал оставаться инертным.

Однако Дот Делайт не понял иронии и поэтому остался в недоверчивом состоянии. «И что это доказывает?» — спросил он.

— Ровным счетом ничего, — вздохнул Фокус, — если бы это был драгоценный камень, он бы засветился и начал греться. Сопротивляться то есть. А это… Так, жалкое подобие. Где вы вообще эту подделку нашли? – усмехнулся Фокус.

— Ну-у… Мне вот принесли. А как узнать, где драгоценные камни? – спросил Дот Делайт.

— Никак, — покачал головой Фокус, — ровно до тех пор, пока не найдете его глазками или копытцами. А за сим я пошел дальше, потому что я не могу никому из вас верить после того, как мне, как вы говорите, что-то там такое привиделось. Я не могу поверить, что такие серьезные вещи могли мне привидеться.

— А что тебе привиделось, Фокус? – заискивающе спросил Дот Делайт.

— Тебе ли не знать, арбалетчик, — усмехнулся Фокус.

Это ввергло Дота в длительный ступор. Затем он немного покраснел и сказал смущенно: «Вообще-то, арбалеты – это регалии исключительно грифонов. Лук с такой же мощностью более целесообразен в экипировке пони,» — сказал он и вздохнул.

— Странно. Зачем тогда твоим пони арбалеты? – спросил Фокус.

«А он слишком много знает. Или думает, что знает,» — подумал Дот Делайт, но виду не подал. Игра в «вопрос-ответ» уже порядком поднадоела ему, и он решил поступить иным образом – оставить дело на самотек, будучи уверенным, что Фокус, даже если что-то и знает, то это будет самый лучший шанс выяснить, что именно. А после того, как он проверит все, сравнить проверенное с тем, что знали предыдущие шпионы. У Дота сразу пропали зачатки доверия к этому пони; тысяча лет взялась в кавычки, и стала для него в одночасье красивой легендой, прикрывающей шпиона. Одно, правда, не сходилось – шпион с такой легендой знал бы наверняка, что за ним будут следить… Однако Принцесса Луна узнала его, и даже подтвердила, что такой пони тысячу лет назад был. Могла ли Принцесса ошибаться, ведь точных рисунков этих пони тысячу лет назад не осталось? Могла. Просто достаточно было взять похожего по описанию и попробовать его продвинуть, взяв его удачей. Но Дот Делайт бы всегда следил за ним, ненавязчиво и аккуратно, но следил.

Поэтому в голове Дота осталась лишь одна версия – этот хорохористый шпион был послан только для того, чтобы дискредитировать какое-то другое государство, и ни за чем иным более. Только кому нужен был такой изощренный метод очернения – оставалось загадкой, и Дот твердо решил, что выяснить, чьего шпиона будет имитировать этот Фокус, и как он сумеет изобличить его истинное происхождение.

Однако сказать – одно, сделать же – совсем другое, и первое решение в поиске ответа было принято им с заделом на будущее – дать этому пони изобразить из себя шпиона кого-то другого, чтобы понять, кому же хочет насолить подославшая его провинция.

— У моих пони арбалетов нет. Ладно, иди куда хочешь, — махнул копытом Дот, — но мне кажется, что ты немного не в себе. Я бы порекомендовал тебе идти спать, но, боюсь, ты меня поджаришь.

Фокус, действительно хотевший поджарить Дота еще пять минут назад, подумал, что тот прав. Обморок вполне мог быть вызван недосыпом – а камешки, если они, конечно были, да и не камешки тоже, а банальный удар головой мог вызвать такие истерические иллюзии. «Наверняка Дот Делайт этот что-то причитал про грифонов и принцесс, а моя голова просто была слишком перегружена. Мне привиделось, что он уклонялся от энергоболтов… Но это невозможно. Я еще не видел пони, который бы уклонялся от того, что возникает от начала до конца сразу, и что можно лишь рассеять. Так что… Может, действительно стоит пойти спать? Да, наверное, стоит. Что бы не произошло сегодня… Наверное, спать будет все-таки самым оптимальным вариантом моего поведения в этой ситуации. А не то я сейчас начну вызывать лишние вопросы, а потом мне скажут, что, мол, так и так, прости, но тебя в нашем мире нафиг не надо. Шагай в пустыни западных каньонов, добро пожаловать в пустоту, пока-пока. Эх-х… Пойду спать,» — подумал Фокус и зевнул так широко, что аж мурашки пробежали по коже – у Фокус от удовольствия, у Дота, стоявшего на месте, от страха.

— Ладно, Дот, ты прав. Извини, я просто погорячился. Ты прав – мне стоит поспать. Наверное, я уже третью ночь не сплю нормально, поэтому от того, что ты копыта сложил на роге, мне привиделось много бреда. Я, пожалуй, пошел, — сказал он и пошел обратно по аллее к мосту.

Дот только почесал копытом за ухом. «Отлично,» — произнес он и сплюнул. «И на кого ты играешь, шпион? Или кто ты?» — подумал Дот Делайт и направился в другую сторону. Его ждали совершенно другие дела, а если с Фокусом будут проблемы, ему доложат. Или не ему, а генеральскому совету. Впрочем, Дот заставил себя забыть об этом инциденте и подготовить серьезное выражение лица со слабой улыбкой, чтобы встретить короля со всеми почестями, полагающимися грифону.

Фокус, впрочем, ни о чем не думал. Внезапно напавшая сонливость потянула его в постель, и тот совершеннейшим образом потерял всякие мысли о том, чтобы сопротивляться этому сладкому чувству усталости и желанию отдыха.

Придя к себе в комнатку, он немедленно завалился спать, раскинувшись на одеяле; тяжелая темень без сновидений опрокинула его в бездушную пустоту, и на этом день кончился.

…
Просыпаться было тяжело, так же тяжело, как и две недели назад, когда он очнулся в комнате из белого кафеля, чтобы ощутить повязку, накладываемую на голову и глаза и провалиться в чернейший из всех снов – слепоту. Черный как ночное небо без единого вкрапления звезд единорог с такой же черной гривой ощутил, что подниматься ему тяжелее некуда. Под спиной, более не прикрытой доспехами, он ощутил самый мерзкий материал, который он когда-либо знал в своей жизни – это был проклятый холодный камень. Даже пол из змей или пещерных слизней не мог сравниться по отвратительности с мокрым и холодным камнем, покрывавшем место, где сейчас находился Правда.

Впрочем, наваждение скоро спало с его рецепторов, чуть только Солнце поднялось кромкой повыше. Он лежал не на полу, а в луже собственного пота, укутанный в байховое одеяло несмотря на явно не самую холодную погоду. При этом всем он не был особенно смущен этим, однако в то же самое время он плохо соображал, что происходит: мысли, спутанные как клубок, с которым основательно поигралась кошка, никак не могли прийти хоть к какому-то подобию стройности, и понятия времени и пространства окончательно смешались в разболевшейся голове Правды.

Попытка встать успехом не увенчалась – во всем теле чувствовалась невероятная болезненная слабость, которая захватила все, начиная от глаз и заканчивая кончиками копыт. Ему показалось, что он зарычал в бессильной злобе, но в реальности такой сиплый выдох мог принадлежать полудохлой дворовой шавке на грани издыхания, но никак не мощному пони.

«Что со мной произошло, Тирек побери?» — задался он вопросом, и вдруг понял, что перепутал порядок букв в словах, когда думал это. Такой поворот в ощущении собственной речи не на шутку перепугал его. Он не знал, что произошло; не знал, где он, как он, когда он и что он, но знал одно – его голова отказывалась работать.

Вспоминая поговорку «Время лечит», он сумел успокоиться и лечь без попыток встать, хотя его организм просил иного. Не терпелось встать и немедленно начать что-то узнавать, но слабость взяла свое: голова поехала по подушке на бок, и только титаническое усилие вернуло ее в положение осмотра потолка.

Обратно голова упала через секунд пять, но Правда особо не считал. Он просто замер в ожидании чего-нибудь, но это «что-нибудь» не происходило. Боль в голове мешала заснуть или даже задремать, и поэтому, хотя и тяжело было оставаться в таком положении, другого выбора не было.

Фокус не задремал; просто картинка расплылась перед глазами и он замер. Сколько он был в таком положении, он понятия не имел. Просто лежал, как будто он был в состоянии бесконечного покоя. Часы шли, а он все лежал – без мыслей, без действия и без желания встать и что-нибудь сделать.

Слабость медленно колебалась в нем, и он даже не мог понять, что происходит. Вот его затошнило, но потом тошнота прошла, сменившись неудовлетворенным першением в глотке, которое затем заменилось на покалывание в ногах, которое снова обратилось в тошноту.

Этот порочный цикл набирал обороты – казалось, что его тело только что пролежало в кровати тысячу лет и теперь медленно вспоминало, как же надо функционировать – вспоминало болезненно и медленно, но все-таки вспоминало.

Тяжелое времяпровождение за те часы бодроствования порядком наскучило Правде – это было единственное, что он мог подумать определенно, но больше никаких ассоциаций с этим временем у него не возникало, и он даже не мог сказать, что же с ним происходило. Он забыл это, как забыл почти все, кроме своего имени: Правда.

Правда. Правда. Правда. В голове заструились какие-то непонятные голоса, которые окликали его по имени, а затем начинали какие-то сумбурные диалоги на непонятном единорогу языке. Правда-Правда-Правда-бла-бла-бла-бла-бла-бла.

И единорогу стало страшно. Он не испугался, но чувство чего-то нехорошего, поджидающего его, не отстало, а прилипло к его психике и осталось там. Его рефлексы начали ускоряться, а восприятие расширилось. Это продолжалось на фоне цикла «тошнота-покалывание-боль» некоторое время, и его глаза были распахнуты настолько, что, когда дверь в комнату приотворилась, он наложил прямо в постель со смачным трескучим звуком скопившихся газов.

— Пациент, добрый… — сказал какой-то пони в халате, но вдруг понял по запаху, что такой звук издала далеко не дверь, как показалось врачу в первый момент, — ох… М-да. Ладно, это должно же было когда-нибудь произойти. Вы не волнуйтесь, это все пока нормально, так бывает часто. Сестра! Тут нужна тряпка, швабра, немного «утки» и… Новый комплект белья бы еще не повреди нашему пациенту. Озаботьтесь этим, ладно?

Крикнув последние три фразы в коридор, врач постоял и сказал: «Я зайду позже», а затем ушел. Правда снова остался один в палате наедине со своей кучей, которую он наложил под себя.

«Какой позор…» — подумал он и окончательно отключился. Солнце предательски шло по небосводу, и, когда он очнулся, он ощутил, что уже день кончился и близится ночь.

Перекрестье жуткой болезни немного сдвинулось с несчастного Правды, и тот сумел распахнуть глаза. Шея болела очень сильно, но единорог справился с ней, заставив себя развернуть голову так, чтобы шея сильно хрустнула, и вместе с этим одновременно прошла.

Отеки под глазами после того, как Правда проморгался, перестали быть сильно заметными для его ощущений: на внешний вид Правде было плевать. Попытка встать, правда, отозвалась в его голове жутким периодическим звоном, и он плюхнулся обратно на кровать, так и не сумев подняться. Однако после такого действа что-то в его голове прояснилось, и мысли начали выстраиваться в ровные стройные ряды: наконец-то более-менее нормальное мышление вернулось к нему.

Носовые рецепторы включились резко, но ощущался только запах хлорки. Через силу поерзав на кровати, Правда не ощутил под собой ничего, кроме простыни – значит, кто-то убрал за ним.

«Надо же, меня тут моют. Как…. Как отвратительно и унизительно для какого-то пони. Впрочем, за то ему и платят, наверное… Или сильно провинился. Ладно… Встать мне не удается. Что же со мной произошло, что я даже встать не могу? И где я вообще?» — спросил он сам себя, но белые кафельные стены помещения, в котором он находился, на дали ему удовлетворительного ответа.

Дверь тихонько приоткрылась, и знакомая статная фигура зашла в помещение, сопровождаемая какой-то другой, новой.

— Добрый вечер, дружище, — промурчал до боли знакомый голос, который мгновенно ввел Правду в состояние какого-то благодатного опьянения этим голосом.

— Фокус, друг мой… — сдерживая скупую слезу, ответил Правда, — что со мной?

— Рад, что ты узнаешь меня, — отвлеченно проговорил серый единорог с белой гривой, и, махнув последней, сел на заботливо подставленную земнопони в медицинском халате табуреточку рядом с постелью.

— Я-то как рад, что ты еще помнишь меня, — выдал Правда и сам удивился, как ему удаетс в нынешнем состоянии говорить так складно.

— Тихо. Тебе нужен покой. Поэтому просто выслушай меня… В общем, я тебе ничего веселого не скажу. Короче, правда в том, что мы действительно оказались за тысячу лет от нашего с тобой рождения. Тысячелетие прошло – представляешь, какие мы долгожители?

Правда тихо хмыкнул, воспринимая мяуканье Фокуса как должное. Семена подозрения, что что-то не так, упали в его душу, но одновременно с этим он мягко принял это как должное – в его нынешнем состоянии у него не было иного выбора.

— Помнишь песенку, которую ты пел Брошке, когда тот сильно-сильно заболел? – спросил Фокус и Правда уловил на его лице улыбку.

— Обернусь я белой брошкой, прицеплюсь на колыбель, обернусь я черной кошкой, да свищу я в менестрель… — попытался напеть Правда хрипловатым голосом, но дальнейшие строчки спутались в его памяти, и он замолчал. Впрочем, эти строчки ему тоже казались сильно неправдоподобными, однако это было неважно. Важным для Правды было только общество единорога рядом – и весь мир завязался на них двоих крепким узлом.

— Да, что-то вроде этого. Извини, я не помню слов твоей колыбельной, но тебе я выдумаю от себя. Ты уж извини… — потупленно сказал Фокус.

— Если бы. Я встать не могу… — понуро ответил Правда, поглядывая на свои бесполезные ноги.

Фокус хмыкнул и сорвал одеяло со словами «Можешь. Мы не хотим, чтобы ты пока мог,» — и обнажил железные цепи, которые приковали задние ноги Правды к кровати, и перевязанное кожаным ремнем на уровне начала живота тело.

Медпони на заднем плане уже заранее немного сморщила лицо, ожидая истерику, но, к ее глубочайшему удивлению, Правда только усмехнулся и сказал: «А это умно, знаешь ли. Ты посоветовал что ли?»

— Именно я, — усмехнулся Фокус, — зная тебя…

— Да уж. Зная меня. Зная меня… — повторился Правда и ненадолго задумался, — Да уж. Тогда… Где я?

— Новый город, новая столица Эквестрии. В принципе, все то же самое, что было в старом замке, только на высоте. Приспичило Принцессам отстроить… Селестии, правда, только. Ладно, все это разговор не минутный, а мне позволили только десять минут сидеть… — начал Фокус и Правда махнул головой.

— Говори по делу, в таком случае, — ответил черный единорог.

— По делу, говоришь… В общем, все расы пони объединились под общей идеей. Так что теперь единороги заодно с земнопони, — сказал Фокус и сощурился. Правда смотрел некоторое время на Фокуса тусклыми глазами, а потом улыбнулся:

— За тысячу лет наплодила Эквестрия идиотов… — усмехнулся Правда и земнопони на заднем плане фыркнула.

Фокус повернулся к ней с максимально скептическим выражением лица, та в ответ лишь пожала плечами и быстро удалилась из поля зрения, предварительно стукнув копытом по накопытным часам, чтобы показать, что время скоро кончится.

— Да уж. И не говори. Звон клинков превратился в какой-то стон проституток в хоромах… — протянул Фокус, — я буду скучать по нашему времени. Ты будешь скучать?

— Прямо сейчас этим и займусь, — усмехнулся Правда, кашлянув, — так что со мной? Все остальное скажешь потом, а сейчас скажи, что со мной.

— В общем, у тебя в голову кровь полилась. Да, верно, прямо внутрь. Тебе голову разрезали и достали оттуда кровь, насколько я понял. Тебе же лучше?

— Да, сейчас получше, нежели чем было. Однако все же… Голову разрезали, говоришь? Интересно. Продвинулась Эквестрия сильно… Хорошо хоть лекари не потупели.

— Да, лекари научились извращаться очень сильно. Помнишь мои приступы тошноты? – спросил Фокус.

— Конечно. Особый номер из шапито.

— Так вот, теперь лекари научились снимать тошноту какой-то маленькой штучкой… Типа таблетки, только из съедобного стекла, — Фокус попытался вспомнить самоназвание желатина, но не смог и объяснил так, как мог. Впрочем, Правда все прекрасно понял.

— Ну это я уже понял. Что я пока не совсем понял, когда меня отсюда выпустят-то наконец… — промямлил Правда.

— Скоро. Будем надеяться, что очень скоро, — ответил ему Фокус и улыбнулся.

— Будем… Все будем. Только вот что… — начал было Правда, но тут зашла медпони и сказала, что пациенту нужен покой, и поэтому Фокус должен прямо сейчас немедленно покинуть палату.

Пожав плечами, тот подчинился приказу. Правда спокойно среагировал на то, что Фокус подчиняется земнопони в белом халате: он просто не мог видеть, что за раса пони его обслуживает.

Фокус, прежде чем уйти, обнял Правду – тот хотел было ответить на объятья, но, увы, слабость не дала ему этого сделать. Когда дверь закрылась, Правда ушел в полудрему, и тут он услышал голоса в своей голове. Снова. Раздирающие душу и личность Правды, они снова появились во всей своей неясной красе, но вдруг какой-то тихий и неприметный голос начал с ним разговор на понятном языке:

— Приветствую тебя, узник, — сказал голос, чем вызвал удивление у Правды.

— Ты можешь говорить на моем языке? – спросил тот. Ему лишь показалось, что он говорит – рот его в реальном мире даже не сдвинулся со своего места, и только мысли проецировались внутрь него, продолжая разговор.

— Да, могу. Правда, я верно понимаю? Ты помнишь духа, которого ты когда-то разрезал у склонов гор, где ты нашел свою тюрьму? – спросил голос.

— Нет. Если бы я вас всех помнил, я бы свихнулся. Хотя возможно, что я там кого-то и зарезал. Тебе-то что? Духи оттуда никогда не говорил на понятных языках.

— Ты прав. И я действительно не оттуда. Я из Грифоньих Владений, Альт Деваур, если будет угодно. Так вот, зачем я говорю с тобой…

— Тебе скучно? – иронически спросил Правда, зная ответ.

— Да, — дух подтвердил все ожидания черного единорога.

— И что ты хочешь от меня? Чтобы я сплясал тебе? Так ты даже не дух. Ты отголосок, росток, который остался во мне за время хранения.

— Ох! Ты ошибаешься… — захихикал голос, — дело в том, что тебе тысячу лет промелькнули подобно секунде. А вот тем самым «росткам» они были положенными тысячью лет, чтобы дать крепкие корни и развиться как следует. Ты просто этого не чувствуешь. А мы знаем, например, кто ты, что ты и ничуть даже не злимся более, что ты однажды сразил нас тогда, тысячу лет назад. Ты когда-нибудь задумывался о том, что хорошее дерево живет больше, чем пони? И почему так? – спросил голос, но не вложив в свои фразы даже тени ехидства.

— Нет. Оно большое, ему лучше знать. А много будешь думать – сдохнешь быстро, — парировал Правда.

— Ладно… Дерево действительно большое, оно крепость наращивает изо дня в день, из года в год. Духи же крепость наращивают куда дольше, изо века в век, но и сильнее деревьев в триста раз, если бы стояли подобно им на полях и лесах. Впрочем, все это глупые лирические фразы ни о чем. О чем я хотел сказать, так это о другом. Выслушаешь меня?

— Почему бы и нет, в конце-то концов, — вздохнул Правда.

— Так вот. Мир заболел. Причем заболел не тем, что называется болезнью, но подхватить это вполне можно. Мир заболел неправильной идеей, неверным пониманием устройства жизни. Мир заболел равноправием всех-всех-всех рас, — начал голос, но Правда прервал его.

— Я не буду менять мир, которому я не должен принадлежать. В свое время я бы первый пустил голову на площади в свободный полет тому, у кого были бы идеи о подобном – но все мысли пони за тысячу лет меня не касаются. Лично я не собираюсь давать ни малейшей поблажки земнопони и пегасам и не собираюсь давать им лезть в мою жизнь. Если других устраивает другое отношение к земнопони и пегасам – пожалуйста, пусть хоть круп им облизывают, только ко мне с этим не липнут, — ответил Правда.

— Я говорю о другом. О нечто гораздо меньшем и примитивном, нежели чем «смена мира». Дело в том, что я точно знаю, что…

— Врешь, — парировал Правда, — ты ничего не знаешь и знать не хочешь, твои слова – ложь, а ты – лишь жалкий росток. И в этом правда.

— Действительно, — хихикнул дух, — Правда. Но не истина, друг мой…

— Да пошел ты, — буркнул единорог и выпрыгнул из диалога. Сердце его ускорило темп…

Правда усилием воли заставил себя проснуться. Все эти разговоры с хитрыми созданиями природы-матушки лишь удручали его. Мысли о том, что насчет истины этот Деваур был прав, немного расстроили его, но он еще раз проговорил себе свою мантру, которую он проговаривал каждый раз, чтобы привести свои мысли в норму: «Забудь о том, что говорят глупые духи. В их понимании мир существует секунды, и нечего тебе даже задумываться о том, чтобы что-то предпринимать с их идеями. Ты – не тот, кто спасет этот мир от всего – спасай от того, от чего по силам.»

— М-да… — протянул он, — тяжело быть дланью богов. Еще бы знать, каких.

Ночь упала на землю незаметно, и слабость сошла с копыт Правды. Он начал вертеться в своей кровати, пытаясь найти хоть что-нибудь. Рог его был превентивно заблокирован насадкой с самоцветами, и понадеяться на магию он не мог. А вот под ремнем, который блокировал его туловище, была интересная находка – спица и металлическая монета. Недолго думая, Правда использовал их как отмычку – монету в замок, спицей зажать крючок замка и повернуть. Скрипя, замок на ремне поддался и Правда смог присесть на кровати. Ножные кандалы отсоединялись просто защелками. Получив свободу действий конечностей, Правда встал на четыре ноги, пошатываясь и вновь вспоминая, как ходить, а затем сплюнул и пошел в ванную, которая располагалась в палате.

Там было зеркало. Смотря на свое отражение, Правда не мог не отметить, насколько сильно он изменился за эти дни, пока он лежал тут: лицо впало и осунулось, а мышцы как будто превратились в нитки. «Странно это. День всего полежал, а ощущение, как будто год. Надо будет разузнать, что надо мной делали…»

Однако были куда более важные на этот момент дела – и вот украшенная рубинами насадка на рог упала в раковину, издав звон, характерный только для металлов. «Так… Надо будет найти свой меч и свалить вниз, на равнины…» — подумал Правда и вдруг ощутил, что к его двери идут. Ошибки быть не могло – шаги явно близились, и, даже если это была просто проверка, то сам факт того, что он выбрался из оков, мог заставить этих лекарей привязать его покрепче и затянуть насадку на рог не просто пружинкой с болтиком.

Быстро и аккуратно пробравшись на свое место и надев свою насадку(правда, затянув ее куда слабее, так, что он еще мог пользоваться магией хотя бы для того, чтобы снять ее быстро), Правда слился со своим прежним состоянием, где он был лишь аморфной массой. В комнату зашла медпони, которая наложила ему на голову большую повязку, закрывающую лоб и один глаз со словами: «Так, хорошо. На графике я отметилась, теперь каждую неделю… Кстати, как у него там с памперсом?»

На лбу Правды выступили капельки пота: ему совершенно не хотелось обнаружить то, что он уже без кандалов и без его пелен…

«Вы мне его не надели,» — хрипло просипел он, изображая речь только что проснувшегося.

— Ой! – пискнула медпони, — я вас разбудила? Я прошу прощения, я очень не хотела…

— Я чуть под себя не сходил от такого пробуждения. А вот вы эту хрень на круп не нацепили. Знаете, это удобно, когда ты встать не можешь – за тобой все убирают, пока ты спишь. Не оденете? – попросил Правда, «приходя в себя».

— Да-да, конечно, — сказала медпони и юркнула обратно в коридор. У Правды были считанные минуты исполнить задуманное – он вспрыгнул с кровати, сорвав с себя насадку, затем, не снимая свою повязку, вышел в коридор и, осмотревшись, пошел в сторону, противоположную той, от которой доносились шажки медпони. Выскочив на лестницу, Правда пошел вниз, к большим дверям, над которыми висела раскрашенная в зеленый лампочка, на которой было белым выстлано слово «Выход», но, увы, она была заперта.

«Что делать, что делать,» — подумал Правда и вдруг ощутил, что по лестнице уже кто-то бежит. И тоже вниз. «Медпони,» — понял он и отступил в тени лестничной клетки первого этажа. Его черное тело и черная грива сыграли ему только на руку – не заметив дыхания, медпони оглянулась, перевела дух и подергала за ручку. Дверь не поддалась, тогда медпони два раза ударила по левому стеклу и пять раз по правому: замок раскрылся и двери отворились, да медсестра выбежала на улицу.

Правда уже было кинулся в закрытые двери повторять его движения, но почему-то его остановила вовремя припомненная фраза Фокуса: «Прежде чем делать, продумай, кому это надо,» — и на этом он остановился.

Стекло не было похоже на какую-то особую магическую материю. Тогда Правда решил проверить, действительно ли открывается так эта дверь, другим способом. Он в полутьме нашел какой-то мусор – треснутые пробирки и какие-то непонятные штуковины. Отойдя на второй пролет так, чтобы были видны створки двери, он отправил точечными бросками две пробирки в левую часть двери и пять – в правую. Результат не заставил себя долго ждать – двери распахнулись, и единорог впрыгнул в помещение. Он явно что-то наложил на это место – скорее всего заклинание подкидывания или же сковывания.

Но Правде было уже плевать. Помянув его друга добрым словом, черный единорог пошел в другую сторону, уже начиная понимать, что он ввязался в опасные «кошки-мышки».

Пройдя несколько шагов во внутренние помещения, Правда юркнул в ближайшую палату и приник к койке, изображая спящего. В коридоре раздались шаги.

— Хорошо, что он забежал в свою родную нейрологию. Отсюда только два выхода…

— Два? Ну выйдет он через второй, и что… — проговорил знакомый голос медпони, и Правда немного приоткрыл глаза. Какой-то санитар в халате улыбнулся в ночи и сказал тихо так, безмятежно:

— Ты не поняла, Гипси. Один выход – проем двери за мной. Другой – там, — пони тыкнул копытом куда-то вверх. Лицо медпони тихо поникло.

— Может, леший с ним, с этим пациентом? Я так и знала, что проблемы нам с таким вот пони обеспечены. Зачем мы вообще его ищем? Он же и так ничего выполнять не будет. Ну не хочет он лечиться, хочет загнуться… Ну нам-то какая разница?

— То есть, Гипси? Мы, по-твоему, не должны помогать? – порицательно спросил первый пони.

— Нет, я не в этом плане, — отмахнулась медпони, — я, типа, имею в виду, что мы как бы должны помогать только тем, кто хочет, чтобы ему помогали. Зачем нам насиловать какого-то пони своими таблетками, а, Дроун? Ну хотя тебе-то… Ты всегда думаешь, что все пони такие прям как ты, все одинаково заботливы и добры друг к другу… Не все, Дроун, дорогой мой, не все.

— Ну простите. Я вживую мало общаюсь. Ты знаешь, кто мой самый лучший друг, — вздохнул пони, — металл и лампа.

— Средь оплывших свечей… — начала вдруг медпони, повернувшись к Дроуну крупом.

— И вечерных молитв… — продолжил тихо, но четко тот.

— Я однажды узнал, что я совершенной ничей…

— И что не видать мне ничего, кроме своих бритв, — вздохнул Дроун, — ты все еще помнишь эти строки, которые я оставил на столе?

— Крики души забываются очень редко, — повернулась медпони лицом к Дроуну, — особенно хирургов.

— Мы что, настолько особенные пони?

— Вы постоянно что-то делаете на грани жизни и нежизни – по крайней мере, мне так говорила матушка, запретив ходить в медучилище, — хихикнула Гипси, — как видишь, иногда ослушаться полезнее.

— Да уж, это бывает такое… Ладно. Насчет этого пони… Искать его, наверное, действительно бесполезно. Его дружок, который приходил, говорят, несколько десятков пони из стражи расшвырял, даже не подняв копыто. Этот тоже единорог – от него можно ждать чего угодно. В случае чего, скажем, что он нас всех разметал – я предупрежу всех дежурных.

— Они пойдут на такое? – спросила Гипси в удивлении.

— Ох… Кому хочется получать втык из-за того, кому надо не в отделении постоперационного ухода лежать, а в психиатрической, судя по норову? – ухмыльнулся Дроун, чем вызвал у притихшего Правды большое желание встать и надрать тому круп. Желание, правда, удалось подавить достаточно оперативно, но осадок от послушанного разговора остался.

Пони ушли. Правда остался наедине с собой и своими мыслями. Смутное сомнение о правильности его решений начало терзать его, но он заставил этот внутренний тихий голос, медленно разъедающий душу, заткнуться своим неоспоримым аргументом: «Ложь!».

Голос замолчал, и Правда начал обдумывать дальнейший план действий. Судя по всему, погоню за ним прекратили: но это все могло быть широчайшей ложью, ведь выходов действительно было только двое.

Аккуратно прокравшись к двери, Правда почувствовал, что его кренит на один бок. Драгоценные минуты ушли на то, чтобы справиться с недомоганием, и по окончанию их Правда с тройной скоростью рванул в сторону выхода, даже не оглядевшись по сторонам.

На его счастье, в этот все оказалось пусто. Выбежав во внутренний двор, Правда не стал долго думать, как выбраться через ворота – опрокинув несколько досок деревянного заборчика, поставленного скорее для декорации, он оказался в небольшом скверике. Здесь он быстро-быстро пошел вперед, пока не вышел на широкую аллею, по обе стороны которой были посажены буки. Здесь уже было полно всякого неспящего народу: влюбленные парочки, подобно голубям, расселись на скамейках, пока гордые мыслители в скупом одиночестве проходились вперед и взад под ночным небом. Погони за Правдой не было никоим образом: сзади ничего нигде не слышалось.

«Правильно ли я сделал, что убежал? Что надо делать теперь?» — задался он вопросом, и, вдруг приняв позу всех расхаживающих вокруг пони, стал усердно думать над тем, каков должен быть исход данной ситуации. Размышления пока не давали ему хоть какого-то ответа, но вдруг идея осенила его: надо было бы вернуться в замок принцесс. Старый замок наверняка был бы полон всяких книг: и пусть чтецом в его компании был всегда только Фокус, в этот раз осведомиться о происходящем было бы просто невероятно полезной идеей. Пусть старые, книги бы рассказали о том, что случилось с этим миром за хоть сколько-то лет.

Пресловутые Кантерлотские аллеи не зря были прославлены как особые, чарующие места, в которых мыслительный процесс всегда немножко обострялся. Сегодня этот странный, но объяснимый эффект почувствовал и Правда. Мысли углубились в суть, высекая свой ход в камне памяти, подобное воде, подтачивающей огромный валун на пути речки, откуда пьют мирные сельские овечки.

Медленно обратил Правда свои мысли в единое целое. Присев на скамейку, он начал взвешивать все «за» и «против» своего побега, просчитывая варианты дальнейшего развития событий. Эти лекари даже не стали его тормозить, испугавшись – они упомянули их маленькое приключение с атаковавшими их пегасами. Плохо было то, что пони даровали равноправие – значит, излюбленные издевательства над земнопони в духе «Я знаю, что это ты украл у меня, отдавай» остались в тысячелетнем прошлом. Но эти выпады были просто первым, что пришло в голову Правде: дальнейшие размышления подвели его к странной черте: ответу на вопрос «Что же происходит в Эквестрии?»

Холодные слова, произнесённые диктором внутри него, обожгли его рассудок. Он сказал себе, что Эквестрия ослабла донельзя перед лицом чего-то, что было мощнее каждой расы по отдельности, что пришлось срочно дружить с остальными расами, чтобы массой задавить нового врага. Ослабла ли; была ли ослаблена – значения почти не имело. Вся соль в рассуждениях Правды заключалась в том, что идеал непоколебимой никакими напастями страны поднебесных единорогов был разрушен: нашла коса на камень. Природа ли, искусственные силы ли, но кто-то породил такую силу, что сумела превзойти по мощи хваленые полка дворца, да и самих Сестер в том числе, и это пугало.

Пощечина вдруг прошлась по его лицу; не физическая, отвешенная какой-нибудь кобылкой, которая сочла, что Правда пялится на нее, а не в пустоту – а образ разрушенного дворца с кучей вещей, в спешке убегания покинутые на своих местах до скончания времен, снова встал перед ним мрачным исполином, проклятыми на вечное одиночество в пораженных проказой лесах.

Встав с лавочки, Правда снова зашатался. Голова все-таки ощутимо кружилась, хотя и не болела – под черепушкой ощущалась пустота, как будто кусок его головы вырезали. Впечатление было обманчиво: будь так взаправду, Правда бы дальше гроба не сдвинулся, но новые, никогда еще не опробованные ощущения пустоты в голове немного взбудоражили нервы Правды, заставив его организм взбодриться: не так конечно, как от чашечки превосходной привозной кофейной гущи из Седловой Аравии, но при этом в достаточной мере, чтобы продолжить идти.

Но в этот раз Правда не стал действовать опрометчиво и импульсивно: вспомнились слова «Всегда подумай – зачем?» и он, пусть и медленно передвигая ногами вперед, мыслями застрял на одном месте. Что делать дальше – он не имел ни малейшего представления, чем можно изменить его нынешнее состояние – тоже, и даже где он находится, кроме как «горы», что было понятием в общем-то обширным по меркам разведанных его группой местностей. Если он уже где-то в голове решил, что надо было бы для начала спуститься на равнины, то надо было хотя бы выяснить, как это возможно и на чем. На своем крупе Правда бы отказался – чужой бы сошел лучше. Пегас был бы идеальным вариантом, но Правда опасался выходок со стороны их расы, ведь наверняка можно было полагать, что «насильно мил не будешь».

Однако были и другие вопросы – много других вопросов, тоже безотлагательных и тоже очень-очень важных, как минимум, для психического равновесия Правды. Первым была его аммуниция – если на доспех и прилагающиеся аксессуары ему было в общем-то, плевать, то свой меч, такой редкий и дорогой, служивший ему долгое время верную службу, он бы не желал отдавать хотя бы на пять минут. Лекарей можно было понять и забравших его тоже – такую дубину, которая смогла бы при одном взмахе расплющить башку кого-нибудь, оказавшего на пути бешеного тупого лезвия, следовало хранить отдельно. Но вот теперь Правда хотел забрать свое имущество – единственное, что в этом странном для него «сегодня» было таким родным и милым сердцу.

В такт его сердцу рядом пробежал какой-то расхарахорившийся пони, что занимался своей тренировкой. «Цок-цок-цок,» — убаюкивающий звон подкованных копыт разносился на аллее. Опустив на земнопони презрительный взгляд, и почувствовал замедление темпа со стороны последнего, Правда поспешил выбраться из аллеи к выходу, благо к нему вела пара стрелок, во избежание ненужного конфликта.

Выбравшись из парка и оказавшись на пустой улице Кантерлота, Правда вдохнул спертый воздух мегаполиса, не разбавленный работой деревьев, и тотчас же закашлялся от пыли и смрада каменных домов, больше походивших, по мнению Правды, на гроба.

«И ничего себе… Пони приучились жить в сырости каменных домов? Или что-то поменяли в своем образе жизни?» — сам у себя спросил Правда, и оглянулся в надежде, что его никто не услышал. Вроде бы он был один, представленный самому себе на улицах этого города, и поэтому он пошел вперед. Как бы ему не хотелось вернуться и подумать еще, одного удара в голову ему хватило. Эсхатологи его времен предрекали конец мира в каменном мешке – ожидать загробной жизни, впрочем, не приходилось, однако удивление Правды все нарастало и нарастало.

Погода за полчаса его прогулки начала кобениться: подул ветер и далекий раскат грома белым шумом отзвучал в ушах черного единорога, плевшегося по замощенной камнем улочке.

Чувство какой-то странной отрешенности пришло с очередным порывом прохладного ветра; гром казался оторванным от реальности, однако реальная ситуация близилась к тому, что скоро бы начался дождь – а значит, что надо было найти ночлег.

А для ночлега нужны были бы деньги. Или работа. Фортуна редко улыбалась пони: найти кошелечек на улице или даже монету было задачей особой смекалки и удачи; а вот предложить свои услуги взамен на ночь в какой-нибудь сарайной комнате вполне себе можно было бы сделать. Для этого нужно было мало – найти неспящего фермера или его жену. С женами было всегда проще – они велись на «плохое» самочувствие, и пускали просто так в хлев поспать под крышей; с мужьями было сложнее – нужно было говорить честно и кратко. Как минимум, в прошлом тысячелетии это было именно так. Два миллениума прошло – наверняка порядки поменялись, но Правда решил все-таки поступить для начала по-своему, как уже однажды проторенный путь, сэкономящий кучу времени и нервов, и лишь в случае неудачи начать рассматривать запасной вариант в виде каменного дома и возможной работы там. В любом случае, свет горел до сих пор еще во многих домах — пони не спешили ложиться спать, чтобы быть готовыми к завтра. Предвкушающие завтрашнее оплывшее лицо и чашку утреннего кофе, эти садомазохисты сидели сейчас по домам и изображали бурную увлеченность литературой.

Фортуна не развернулась в нему лицом; наоборот, сырость вечера сделала его самочувствие еще более удручающим, нежели чем сегодня утром в больнице, а вот порядки дня сегодняшнего отличались сильно от порядков дня прошлого, и поэтому он, уже сгибаясь от приступа слабости, уносящей его сознание в никуда, Правда только ощутил, как чьи-то копыта подхватывают его и аккуратно куда-то тащат под тонкие женственные вздохи.

Правде ужасно не хотелось снова терять сознание, но его тело очень хотело обратного, и, в итоге, не в силах сопротивляться самому себе, его рациональная часть разума сдалась соматической, и Правду снова объяла темнота. Все, что он успел подумать, было: «Это в последний раз?»

…
Прошло много ли, мало ли времени – Правда не знал совершенно, но факт оставался фактом – вечная не забрала его, кроме того, он чувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим. Голова немного ощущалась мутной, но в конечной сумме он ощутил себя лучше, нежели чем тогда, в больнице, где он очутился. Место, где он очутился, напоминало изолятор для смертельно больных – но, подумав, Правда отмахнулся от мысли, что это мог быть хоспис – выдавали грязные носки, в обилии валявшиеся на полу.

— Ох, вы уже проснулись… Извините, у меня тут не прибрано… — вдруг раздался чей-то мягкий, тихий, стеснительный голос.

Правда обернулся. Зрение качнулось, но спустя несколько секунд вернуло картинку в нормальное вертикальное положение и черный единорог сумел рассмотреть пони, которая уставилась на него. Это была алая земнопони лет тридцати, ее изможденное лицо с застывшим выражением унижения сохранило остатки девической красоты, но мешки под глазами и опущенные уши с одряблевшими кончиками показывали непростую жизнь этой пони.

Правда, честно говоря, не проникся жалостью ни на каплю: первое его желание было вполне стандартно – дать этой пони хороший заряд огня в лицо, но что-то остановило его. Возможно, это была боль в роге, возможно, его нынешнее состояние раздавленного помидора, возможно, что-то другое. Но факт был в том, что конкретная комбинация каких-то рычажков в его голове остановила магию в его рогу и спасла эту пони от ожогов. Правда от ненависти к своей собственности слабости зарычал, затем повалился на свой лежак.

— Ох… Вам принести что-нибудь, мистер.. Эм-м.. – спросила земнопони.

— Спич Блю. Кто ты? – с холодным спокойствием спросил Правда, заодно и назвавшись настоящим именем на всякий случай, — можно просто Правдой, если угодно.

Земнопони вздохнула и ответила на незаданный вопрос.

— Я вызывала врача, он сказал, что вы просто жутко переутомились, и что надо вас согреть. Вам принести еще плед?

Правда вздохнул и посмотрел вниз, на свои копыта. Там были два пледа поверх него и большая кровать. Проморгавшись, Правда поводил глазами по сторонам, изучая интерьер. Несколько шкафов, судя по их состояния, доставшихся в наследство еще с такого-то поколения, пара прогнивших картин и куча белья, которое торчало отовсюду. Создавалось впечатление музея старинных вещей, и Правду это немного смутило. В первый раз он задался вполне логичным вопросом: «Что это за место?»

Ответ могла дать та земнопони в дверях, которая выжидающе смотрела на него.

— Кто ты? – повторился Правда, глядя ей в глаза.

Земнопони немного помотала головой, а затем повторилась снова, чем вызвала у Правды приступ ярости:

— Вам что-нибудь надо?

— Дери тебя…

— Дискорд, да, знаю, — вздохнула земнопони, — все вы так благодарите… Вот и таскай бездомных к себе домой. Одни только посылы куда угодно вместо «спасибо». Так надо что-нибудь или как?

Правда опешил от такого ответа. «Зубки показывает… Но есть одно «но». Хех.»

— Вообще-то, честно говоря, я хотел послать к тебя к Тиреку. Но раз уж ты любишь легкие наказания… Ладно, о чем это я, — Правда демонстративно закинул голову назад, ожидая реакции.

Реакция началась не сразу, но что-то щелкнуло в той земнопони, и раздались аккуратные шаги по паркету.

— Кто такой «Тирек»? – спросила она, — это случайно не тот дух-поглотитель, который нападал на Кантерлот примерно полгода назад?

Правда навострил уши. «Тирек нападал? Что? Может быть, эта пони ошибается?»

— Кто-кто напал? Тирек? Серьезно? Может быть… Ты знаешь, как он выглядел? – спросил Правда.

— Конечно. Это не каждый забыть может. Такой… Хм-м… Кентавр. С рогами скрюченными, еще между ними луч вылетает, жутко звучащий.

«Луч диссонанса…» — подумал Правда и его лицо искривила гримаса ненависти, — «Значит, гад как-то нашел способ оклематься после моего ударчика.»

— И где он сейчас? – с легким налетом страха и ненависти одновременно спросил Правда, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

— Не знаю. Говорят, что снова в его тюрьме. Впрочем, знаешь, есть мнение, что выбрался один раз – выберется и второй, — ответила земнопони, находясь явно ближе, нежели изначально.

— И мнение очень верное. Кто его обратно отправил?

— Элементы Гармонии.

Эти два слова едва ли не наградили Правду вторым инсультом. «Новые Элементы,» — в голове Правды все-все смешалось в страшную кучу из непонятных ему самому фраз и потребовалось время, чтобы единорог взял себя в копыта.

— Хорошо… Элементы Гармонии. Хорошо… — выдавил из себя Правда. Потоки информации просто валились на него водопадом, а он все никак не мог привыкнуть к тому, что прошла тысяча лет, и теперь другие пони занимают его пьедестал Элемента Гармонии.

Прошлое одним своим наличием уже истерзало его душу, и вдруг он для себя решил, что больше никогда не заговорит или не подумает о прошлом. «Хватит, Правда, вгонять себя в непонятно что. Живи уже как обычно, живи сегодняшним, лучше тебе же будет. Поверь, твои проблемы – еще не проблемы.»

Эта фраза привела его в чувство звонкой моральной пощечиной, и он оказался в состоянии услышать земнопони, которая говорила:

— Ладно, я принесу горячий чай, а вы отдыхайте.

— Можно на «ты», — с отвращением к самому себе выдал Правда, помня слова Фокуса о том, что «правила игры изменились», — и кстати… Как тебя зовут?

— Меня… Меня… А это так ли важно? – вдруг спросила земнопони.

— Ну, как бы мне хочется все-таки знать, что за земнопони меня… Спасла, — последнее слово Правда выдавил, едва ли не продемонстрировав этой земнопони гримасу ненависти. Ему откровенно претило разговаривать с этой земнопони, но он был должен. Хотя бы для того, чтобы в этом мире уметь говорить с этими странными созданиями, этими выродками единорожьей расы, а не просто молча швырять в них свой клинок или что похуже. Правда почувствовал, что это умение ему пригодится еще не один раз.

— Ну… Меня… Меня зовут Итей, — произнесла земнопони и обреченно вздохнула, еще сильнее прижав уши. Однако Правда так и не понял, почему ее собственное имя вызывало у нее такие отрицательные эмоции.

— Ну и… Нормальное имя, что в нем такого? – спросил Правда с легким недоумением, чем вызвал странное чувство у этой земнопони. Она не поверила своим ушам; затем легким жестом отступила на шаг и сощурила глаза.

— Ты говоришь неправду. Ладно, я за чаем… А ты пока признайся. Хотя бы себе. Меня этими вашими псевдо-«нормально» не проймешь, — отрезала она и ушла из комнаты.

Правда остался лежать в смешанных чувствах. Первым было, конечно, вполне очевидное отвращение – земнопони в его голове прочно ассоциировалась с крысой, недостойной даже слова, брошенного в ее сторону. Второе было странное чувство, что все не так просто, как кажется – почему-то ничем не примечательное, на взгляд Правды, имя, носимое этой пони, обозначалось ей как что-то страшное и ужасное. Третье было внезапной толикой уважения – спокойствие этой пони, пусть и даже наплывное, перед тем, кто мог бы разрезать ее на части, внезапно пробудило сквозь рвотные позывы разговора мысль о том, что все это отношение к земнопони сегодня – лишь жалкий рефлюкс, проекция бывшего мира на мир нынешний – мир других идеалов и другой моральной составляющей. Не зря же Фокус счел самым необходимым упомянуть, что «правила изменились», и эти два слова однообразной мантрой прочнейшим образом засели в голове Правды, не давая ему ни малейшего продоху и спокойствия в мыслях. Ощущение того, что он прикасается к чему-то монументальному, к плоду долгого и сложного труда, не покидало его, и Правда отдавал себе отчет в том, что он, возможно, был прав в этом своем суждении насчет «нового мира», что здесь действительно стоит относиться ко всему, как к чему-то абсолютно новому, вроде как к новой вазе в доме.

Эта мысль едва ли не загнала его в полудрему рассуждений о вечном и нынешнем; вывело его из этого состояния лишь ощущение распахнутой двери.

Итей принесла чашку, из которой поднимался пар. Крепко заваренный чай сразу же ударил терпким ароматом бергамота в ноздри Правды, от чего что-то в его мозгу включилось и зацикленность на «правилах изменившихся» вылетела из головы, как ветерок, встрявший в круговую трубку и вдруг получивший в свое распоряжение открытый клапан.

— «Эрл Грей», — произнесла земнопони, ставя чашку на прикроватную тумбочку, — да, и еще. Врач сказал, что тебе нельзя использовать магию несколько дней. Точнее, не совсем нельзя, но очень-очень-очень нежелательно. Так что попей-ка чайку с помощью копыт.

— Хорошо, в чем-то этот «врач» прав. Магию сейчас я бы и не смог использовать… — сказал Правда и присел на кровати. Это далось ему в разы легче, чем в больнице – то ли его организм с тройной скоростью начал штопать его голову в норму, то ли наркотик, которым его напичкали, чтобы взрезать голову, вышел полностью из его крови, то ли атмосфера домашнего уюта действовала на него куда позитивней, чем холодные стерильные стены больницы. В любом случае, взяв чашку в копыта и с непривычки пользоваться приборами таким методом едва не разбив ее, он отправил себе в глотку первый глоток.

Чай был негорячий, сладкий, но несильно. Самое главное – что ощущался мед, а не вываренный сахар, хотя Правде, честно говоря, было все равно – ему просто очень хотелось пить.

Сделав пару глотков и утерев рот копытом, Правда промолвил:

— Так что же не так с твоим именем? Я просто не понимаю. Может, расскажешь сейчас, чтобы я не стал какой-то ходячей насмешкой под номером…

— Итей.

— Ну да, это твое имя…

— Да нет, ты не понял, — вздохнула алая, — ты меня совсем не понимаешь. Ты не из Кантерлота, так ведь? И не из Мэйнхеттена? И не из Калипонийского Технического?

Правде все эти названия были незнакомы, и он отрицательно покачал головой. «Я из Хуффингтона,» — ответил он, и Итей покачала головой.

— Сын фермера, — добавил Правда, — но не наследник хозяйства. Младший, если можно так было сказать.

— Понятно… И вас там алгебре не учат, да? – спросила земнопони.

— Чему-чему? Нас там магии только простейшей учат, — ответил Правда честно, чем вызвал у Итей житейскую добрую улыбку в первый раз за весь разговор. Ее угрюмое лицо старушки даже немного преобразилось, расцвело и стало лет на десять моложе от такой вот удивительной улыбки.

Правда с удивлением наблюдал за этим метаморфозом возраста, и осознал, что никогда кобылку посерьезнее проститутки на больших трактах в глаза-то и не привечал.

— Оу… Ладно. Я уж расскажу тебе, но ты обещаешь не смеяться? – в голосе Итей послышалось некоторое доверие.

— Ну хорошо, договорились, — ответил Правда.

— Эх-х… Мое имя означает «очередной член». Известное слово в математике… Думаю, ты понимаешь…

— Ну вот это шуточка, прямо всем шуткам шуточка… Если я член какой-то конформы, то это еще не значит, что я там между ног, — ответил Правда, предугадывая значение этого слова, и покривил рот. Как бы его не тошнило от этой земнопони, которая ощущалась очень надоедливой особой, все-таки он был честен и признавал, что в понятии слова «член» есть много разных способов воспринять это, нежели как перевести все в похабщину.

— Ты… Правда не считаешь это смешным? – спросила Итей, и в ее голосе, уже приготовившемся заплакать и убежать из комнаты в размен на смех Правды, вдруг послышалось недоверие.

— У нас только дети бедняков, у которых нет денег отправить жеребенка в школу, смеялись над подобными «шутками». Я бы еще улыбнулся, если бы «Итей» обозначало «очередной хер», но я же не дурак, чтобы коверкать изначально нормальное… Хотя стой. Я прав в том, что «член» — это членство, а не орган в промежности?

— Да, конечно. Родители-то у меня не дураки… — ответила Итей. «Ну да, назвать земнопони… Хотя все земнопони – конечные дебилы, о чем это я, точно,» — подумал в ответ Правда.

— Ну ладно. Не хочешь еще немного поспать? – голос Итей немного развеселился, узнав, что над ней не будет смешков из-за спины. Ее мать и отец на пару были математикам, Интегер Рэнж и Солид Экуалити, и данное дочке имя было уместно лишь только в их понимании, но никак не в понимании социума пони, в которое судьба-злойдека забросила несчастную.

Правда же показался ей лучшим пони за последние два года – он даже не попытался улыбнуться. Только одно она не могла понять – то ли Правда был серьезно болен, и съедающая его болезнь отбила у него всякое желание смеяться, то ли он просто умел хорошо маскировать эмоции. Она даже не могла предположить, что он был честен с ее эмоциями с начала до конца.

Однако что сейчас было говорить – Правда проспал почти сутки, чего она совершенно не делала. Зевота одолела ее; отнеся опустошенную чашку на кухню и сполоснув ее, Итей пожелала Правде спокойной ночи и оставила его наедине со своими мыслями.

…
Спустя пару часов после того, как из соседней комнатки раздался кобылий храп, Правда встал. Медленно и аккуратно поднявшись, он ощутил, что ему сейчас несравнимо легче по сравнению с предыдущими днями. Его сейчас волновали только две вещи – он сам и его снаряжение. Не хотелось ему терять служившие верой и правдой столько лет шикарнейший меч и накопытники, изготовленные по заказу прямо для специфики его работы.

Пройдясь по коридору дома, Правда наткнулся на незакрытую дверь во внутренний двор. Было свежо, пусть уже и началась осень. Листья слегка желтели, но быстро падать совершенно не хотели, и триколор зеленого, желтого и красного обернул Правду, заставив его невольно подметить красоту этого места.

Большой дуб и несколько осин помоложе окаймляли небольшой внутренний дворик этого квадратного дома с однйо стороны и жеребячью площадку с другой. Правда не стал лезть на жеребячьи сооружения; вместо этого он присел на скамеечку, и, потирая копыта, принялся думать о завтрашнем дне. Он знал, что ощущение сна очень обманчиво: вот сон просится к тебе в голову; а вот он в мгновение отступает, чтобы сразить тебя наповал еще до того, как ты успеешь понять, смерть это или блаженство.

Однако, впрочем, не стоило бы зацикливаться на прохладе раннего осеннего вечера – на душе стало теплее, когда Правда вспомнил, что его лучший друг все еще жив и даже как-то устроился тут.

Мимо него прошли несколько черных силуэтов. Пони возвращались домой с работы; усталые, потрепанные жизнью обыватели спешили к своим сыновьям и дочерям, матерям и женам, привлекаемые тысячью и одним запахом невероятного состава.

«Готовить здесь умеют,» — подумал Правда и даже слегка улыбнулся. Почему-то сейчас его удар в голову казался чем-то уже далеким и прошедшим, слабым, как укус комара, и ничто сейчас не напоминало ему об этом, кроме разве что потяжелевшей головы. Однако Правда нашел в себе силы справиться с оцепенением и запрокинул голову назад.

Из одного из подъездов этого дома вышла молодая парочка и вальяжно прогарцевала мимо. «Бедняцкое село, а манеры – как у господ… Мещане, наверное,» — согласился сам с собой Правда, не подозревая, что класс «мещан» уже давным-давно перестал существовать как определение.

Впрочем, такой замечательной ночью разве могло что-то волновать горячую голову долгое время? Вот и Правда снялся с брошенного на скамеечку «якоря» из размышлений и пустился пешком по близлежащим улицам. Иллюминация ослепила его, музыка оглушила его; тысячи запахов ночных кафе раскатали его нос по асфальту, но остатком от всего этого была лишь яркая, детская улыбка, та самая милейшая и добрейшая улыбка, которая бывает только у жеребенка, которому подарили яркую и светящуюся игрушку, что не дает ему заскучать ни на секунду.

Скучать… «Скука – это такая растянутая во времени смерть,» — вспомнились Правде чьи-то слова. Чьи же? Он сказать этого не мог, но фраза эта прочно упала в его голову и теперь каждый раз, когда он оставался в бездействии, он искал себе новое занятие – и даже процесс поиска ограждал его от прозябания. Именно поэтому он и принял такие нездравые решения в отношении больницы и этой Итей – чтобы просто не бездействовать, и вдруг осознал это только сейчас.

Почему-то стало стыдно за свои жеребяческие поступки. Вся эта злоба оказалась напускной – и хотя Правда не мог не считать земнопони расой нищенок-дегенератов-побирушек-воров-кого-то еще, он вдруг зацепился за мысль, что эта земнопони, даже с ее странным отношением к некоторым вещам, несвойственным для пони в принципе, спасла его от загиба где-то в подворотне. Как-то странно стали ощущаться собственные телодвижения, в глазах замерцало. Вроде тупица, вроде нищенка, но одновременно с этим еще и спаситель жизней…

Голова Правды разрывалась между двумя крайностями. «Нельзя было позволять земнопони спасать себя. Я бы тогда остался хоть в чем-то уверен в этом мире,» — подумал Правда и вздохнул, поймав мысль о том, что дохнуть-то ему совершено не хотелось. «Правила изменились». «Уверен? Больше ни в чем».

Правда мог судить по услышанным коридорным разговорам в больнице, что пони в целом не потеряли свой ментальный окрас – исполнительные туповатые пегасы, вальяжные единороги и земнопони с голосами подчиненных все так же были слышны в разговорах, пусть и смазанней – но к такому нонсенсу для его времени черный единорог оказался совершенно не готов.

Чтобы земнопони вступилась за жизнь единорога, должно было в мире произойти что-то невероятное. Это не вписывалось в мировоззрение Правды никоим образом, и снова этот жуткий рефрен «Правила изменились» всплыл в его голове. Мысли окончательно спутались и Правда ощутил, что сейчас заснет.

Проделав обратный путь, Правда тихо-тихо вернулся опять в дом, где его приютили, и пролез в свою кровать. Засыпая, он долго ворочался – мрачные думы мучали его и превращались в утрированные мрачные перспективы существования бок о бок с низшими расами.

…
Серое утро упало на Кантерлот неожиданно. Все ожидали светлый день – так нет, погода снова выразила настроение Правды пасмурным началом дня; дождь не лил и темные тучи не появились, но сплошь затянутое хмурыми облаками небо бросало унылый взгляд на низлежащий город.

В такие дни дальние жилые кварталы казались особенно уродливыми и плачущими – особенно такие, где по воле судьбы расположился Правда у приютившей его Итей. Нет, не сказать, что дом был плох – ночью завывания ветра лишь смутно угадывались по звукам в водостоке, но холодно в доме не было совершенно. Ремонтировали весь Кантерлот исправно, но сама архитектура и облицовка некогда центрального района была крайне неудачна, из-за чего он казался фантазиями семнадцатилетнего жеребенка, полными гротеска, нигилизма и остроугольных противоречий.

Но, впрочем, Правду это волновало крайне мало. Будучи далеким от эстетства в чем бы то ни было, он не придавал значения слишком большим головам двух львов у парадного входа, он лишь был рад, что в это сырое утро он проснулся в какой-то кровати, а не на мостовой, словно пьяница. Хоть Правда и был любителем «аля кохоля», он никогда не пил до такой степени, чтобы терять ориентацию и падать на пол от малейшего чиха сбоку – такая вот у этого пони была железная конституция. Впрочем, этому была, конечно, еще и более прозаическая – инфицированный ростками поверженных духов, он вполне мог сойти с ума по пьянке, а оказаться овощем на койке свалок, куда свозили помешанных, ему тоже не хотелось, ровно как и буйным мародером задворок собственного сознания. Настоящее безумие – это не выдумать реальность на основе имеющейся, это делать это снова и снова с завидным упорством, игнорируя здравый смысл и инстинкт, который подсказывал, что все это лишь бутафория и перед пони стоят другие задачи, нежели чем «сгореть» ради идеи.

Запах свежесваренной овсяной каши витал в воздухе, отдавая легчайшим ароматом вишни. Правда на автомате потянул носом, чувствуя невероятно приятные ощущения. После той больничной баланды, которой его один раз покормили, этот запах был просто божественен – как минимум, Правда был весьма голоден, и поэтому любая еда бы сейчас показалась ему пищей богов.

Дверь открыла: «Завтрак на столе,» — донесся из проема знакомый голос Итей. Правда, пошатываясь, встал, и, зацпленный на крючок из овсянки, едва ли не полетел на кухню.

Кухонька была маленькой – стол, четыре стула, плита(Правда сразу узнал это устройство – «элементаль в коробочке», но благоразумно воздержался от проявления удивления), раковина и несколько полок с посудой. В тарелке прямо перед ним лежала груда сваренных овсяных хлопьев, перемешанных с вишневым джемом. Это было настолько вкусно на запах, что Правда сразу же плюхнулся за стол, схватил телекинезом ложку и принялся уплетать кашу за обе щеки.

Поймав на себе растерянную улыбку земнопони, он, впрочем, не стал останавливаться, а доел все до конца и счистил остатки с тарелки. Итей приподняла кончик губы вверх в полуулыбке, и ухмыльнулась. Правда проигнорировал этот жест и нашел в себе силы поблагодарить Итей за «очень вкусный завтрак».

— Спасибо… Ну обычная же еда, ты чего… — начала она, но Правда всеми силами изобразил дружелюбие: «Нет-нет, действительно замечательно!»

«Еще одна такая фраза – и меня вырвет этой кашкой,» — пронеслось у него в голове, — «Вот дер-рьмо.» Его действительно начало подташнивать от количества слопанной овсянки, ведь желудок за столько времени уже отвык переваривать нормальную еду – не баланду из не пойми чего, которую раздавали в больнице, а настоящую, вкусную, свежеприготовленную еду.

Но вот наваждение тошноты рассеялось: живот включился и с удовольствием придал чувству тошноты форму сытости. Теперь дело было за малым – встать и уйти, но…

Тут на кухню зашла маленькая единорожка. Ало-белая, с приятной розоватой гривой, это была молодая кобылка в самом расцвете юношеской красоты.

«Ох, мам, привет. А это еще кто?...» — спросила она.

— Привет, доч. Как спалось? Это… Эм-м… Ну, в общем, наш гость, — ответила Итей.

— Да ничего так… Опять полночи за алгеброй просидела. Как же меня бесит эта наша училка, — покривила та мордочкой, принимаясь за кашу и начав лениво ковырять в ней ложкой.

— Быстрее ешь, в школу опоздаешь, — ответила Итей.

— Ну маа-ам… А мне надо сильно к первой физике? Зачем? Я же в маглит хочу, мне эта физика… — начала было единорожка, но мать оборвала ее:

— Сказано, что надо ходить, есть в расписании – вот и ходи. И не опаздывай, так что ешь, — заключила Итей и дочка, еще больше скривив лицо, съела пару ложек и ушла.

— И так каждый день… — вздохнула мать, — и так каждый Селестиев день…

Правда изумился. У матери-земнопони дочь-единорожка? Это нарушало в принципе законы природы на взгляд Правды. Не имевший даже базовых понятий о генетике и возможности мутаций, он подумал, что мир действительно рехнулся, или, что более вероятно, эту «дочку» удочерили, когда она была еще совсем маленькой, просто выбрав похожую на мать.

— Милая кобылка, — сразу же констатировал Правда. Ему, несомненно, понравился сам факт пребывания единорожки в этом доме, — ваша или взяли?

— С чего вы взяли, что она из приюта? Непохожа? – с удивлением спросила Итей.

— Да нет, все нормально, похожа… Просто… Ничего. Показалось, — ответил Правда, — как ее зовут, кстати?

— Ее звать Роузи, — ответила земнопони в свою очередь, — очень милая кобылка.

— А где ее отец? – вдруг поинтересовался Правда и понял, что тронул что-то очень-очень болезненное в душе Итей. Та сразу отвернулась и замолчала. Правда хотел было засмеяться, мол, «выкуси», но остановился и только сказал – холодно, неискренне, но хотя бы что-то удобоваримое в данной ситуации: «Соболезную».

— Не надо, — буркнула Итей, — я сама виновата. Давай… Давай не будем об этом.

— Хорошо… — скривил губы единорог. Какая-то его часть испытывала кайф от того, что он сумел задеть эту земнопони, какая-то же часть стыдила эту первую часть за то, что Правда такой малосердечный, ведь трагедия – она и у мышей трагедия.

— Так будет лучше. Ладно… Роузи! Где ты там?! Пора в школу! – крикнула Итей, изображая задор в голосе: плохо изображая, но тоже подчиняясь этому лицемерному правилу про правила.

— Ща-ща, ма-ам… — раздался в ответ крик из другого конца квартиры. Наконец слегка накрашенная единорожка вышла, накинув седельные сумки, из которых виднелись уголки учебников и тетрадок.

— Готова? Тебя проводить? – спросила Итей.

— Не-а, мам, не надо… — ответила маленькая пони и пошла в прихожую. Звук распахнутых дверей, затем щелчок замка – и на этом ее пребывание в утреннем доме закончилось.

— Она очень мало ест домашней еды… Все из буфетов каких-то где-то ест, — вздохнула Итей, — а потом будем по врачам таскаться с болями… Так. Мне скоро на работу идти, а ты что будешь делать?

— Я могу прибраться, — на автомате ответил Правда, посчитавший в условиях равносильного обмена уборку стоящей оплатой проживания в доме, пусть даже и на одну ночь.

— Ну-у… Хорошо. Если что, обед на плите – поешь, когда захочешь. Ладно… Удачи тебе сегодня. Я тут подумала, кстати… Если ты хочешь, ты можешь остаться. Ты же не будешь бить вещи?

— Я? Упаси Селестия меня что-нибудь бить. Как я расплачусь? Своим крупом или филе на корм львам из местного цирка? – усмехнулся Правда. Итей не поняла его специфический юмор, но ответом осталась довольна. Она кивнула и направилась к выходу из кухни.

Оставшись наедине с самим собой, Правда начал размышлять. Факты струились через его копыта и ситечко «рационализма», которому он придавал особенное значение в его мировоззрении.

Одновременно с этим его «формальный аппарат» логики набух и взорвался, разноцветными ошметками наполнив его голову. Он ума не мог приложить, что же и как должно было произойти, чтобы у земнопони родилась единорожка. Даже в его время, время куда более прозаичное, нежели нынешнее, судя по увиденному им на улицах, изнасилование земнопони никогда не оканчивалось рождением представителя единорогов… А теперь что-то иное случилось в Эквестрии. Никогда еще Правда не ощущал себя настолько раздавленным и морально уничтоженным, как сейчас. «Правила изменились.» Эта проклятая Тиреком фраза снова всплыла в раскаленном от новых открытий мозге, прожигая его насквозь.

Но даже сквозь это Правда одного не мог себе представить – все, что он увидел, повергало его в глубокий шок. Но ведь это одна семья, один маленький дом, один небольшой быт вызывали у него столько противоречивых и тяжелых для осмысления эмоций. Что же могло ждать его снаружи? Ведь мир ох какой большой – изошедший Эквестрию от моря до моря Фокус не мог не представлять себе масштабы этого мира.

Это кое-что объясняло: возможно где-то когда-то какой-то народ пони открыл в себе способность скрещиваться с другими. Однако в связи с этим, понятное дело, возникали новые вопросы….

Воздержавшись от построения псевдонаучных теорий о происхождении произвольно взятой расы полукровок, Правда успокоился. Слегка. Встав со стула, он решил пройтись по квартире.

Неубранные комнаты действительно наводили ощущение тотального хаоса, творившегося тут. Всевозможное белье, скомканное вместе с простынями, грязь и пыль… «Какого Тирека я вообще должен тут убираться? Им надо, пусть и убираются, раз такие умные.» — подумал вначале Правда, но затем урезонил эту мысль встречной: «У тебя пока другого дома нет. Изволь, пожалуйста, сделать хоть что-нибудь полезное, в конце-то концов.»

«Я прав. Надо, надо сделать что-нибудь полезное, в конце-то концов. А не то совсем нахлебником стану – а там уже и разжирею, обленюсь, женюсь и в гроб. Отличная перспектива. А так хоть какая-то разминка будет… Кстати. Насчет разминок. Надо будет обязательно узнать, куда стража девает все отобранные вещи. Если я не верну свой меч, я тут сдохну из-за нервов. Не могу оставить свой дорогой мечик этим варварам. Да… Какова была моя разгульная жизнь до этой проклятой ловушки. У меня вообще есть ощущение, что ловушка была не там, в пещере, а тут, в этом жутком каменном городе,» — подумал Правда и нашел свои мысли небезосновательными.

В голове зашевелились крылышки и унесли ее снова в мир снов снова. Проснувшись совсем немного времени спустя в той же позе, в которой он заснул – присев на кресло, он вначале размял затекшую шею, затем нашел тряпки и швабру и принялся отмывать старые вещи от пыли.

Стирать разводы со стекол было куда более приятным занятием, нежели думать. Легко парящая в воздухе тряпочка, ведомая телекинезом единорога, быстро заставляла поверхности вспомнить, каково это – быть молодым. Каждый угол, каждое зеркало были тщательно вытерты им до прихода Итей.

Кобылка вернулась раньше, нежели чем он мог предположить – но он уже успел сделать основную часть работы по промывке стен и мебели. На этом его запас идей иссяк, и он просто дал себе отмашку дождаться хозяйки.

Та сердечнейшим образом поблагодарила его, предложив отдохнуть. В представлении земнопони уборка была тяжким трудом; в представлении единорога уборка была легким упражнением. Посадив Правду за обеденный стол, она не стала вздыхать, только посмотрела на него с нескрываемой благодарностью и налила супу.

Суп из брокколи не был верхом кулинарного мастерства Кантерлота, но в качестве здоровой и питательной, пусть и не очень вкусной, пищи он годился «на все сто». На этом дешевом супе из брокколи, моркови, трав и воды можно было жить буквально месяцами, не испытывая при этом никакого дискомфорта в физическом плане; понятно, что после месяцев поедания одного только супа из брокколи можно было сойти с ума, но качество еды с точки зрения пищеварительного тракта было «Самое оно».

Правда принял обед в свой желудок, и последний остался весьма доволен съеденным. Даже начавший преследовать черного единорога метеоризм оказался бессилен перед лицом нейтральной диетической еды и сдал позиции. Пресловутая «диетическая» кухня показала ехидное личико болезнями и тихо скрылась в крови, куда уже начали откачиваться различные вещества.

— Спасибо за уборку. Я даже не думала, что ты это действительно сделаешь… Я просто думала, что ты остаться хочешь. Да… Знаешь, я бы и так, без уборок разрешила остаться: у меня все равно комната свободная, а когда будешь хорошо на ногах держаться, будешь свободен.

— Да не за что, — вздохнул Правда. Ему было неприятно снова разговаривать с этой земнопони. Но слово за слово беседа превратилась в дискуссию по какому-то вопросу, и Правда в запале речи уже позабыл, какая раса стоит перед ним – ему виделся только лишь оппонент.

…
Фокус сидел в своем номере во дворце. Холодный вечер сгущал краски и так не очень яркой палитры столичного дворца, но Фокусу это было только на копыто. Он начал записывать тексты давних заклятий, которые он выучил наизусть, взяв из архива сохранившиеся с его времени книги по практической части.

Наличие таких раритетов сильно обрадовало серого единорога – он получил доступ хоть к чему-то, пусть и не очень важному, и мог хотя бы освежить свои знания здесь, в магпрактикуме при Кантерлотском Центре Образования. Хотя Прицесса не являлась ни директором школы, ни ректором ВУЗа Кантерлота, тем не менее, почти половина всех образовательных заведений в Кантерлоте носили гордую приставку «Имени Принцессы Селестии».

Величайшие пони всех времен и народов раз в год посещали школу и вуз – открыть новый учебный год. Больше их никто, в том числе и во время учебы, в ВУЗе не видел. И «имени Принцесс» так и оставалось лишь «имени» — ничем более.

Впрочем, он посмотрел на часы и понял, что он уже достаточно сегодня читал – пять часов кряду. Следовало бы прогуляться и пойти чего поужинать в столовой, тем более, восемь часов были прекрасным временем, чтобы поужинать.

Со легких придыханием закрыв старинный фолиант, Фокус встал, и, слегка зевнув, решил начать прогулку с того, что открыл окно. Было достаточно тепло, но голым выходить Фокус не решился – зудящие красные эритемки на коже все еще давали о себе знать, и поэтому серый единорог с белой гривой, немного поколебавшись перед любезно предоставленной Кантерлотом коллекцией одежды в шкафу одел достаточно большую расшитую замысловатыми узорами накидку и пошел гулять.

Ночной парк был окрашен в удивительный цвет заходящего солнца. Эта странная смесь оранжевого, синего и розового побуждала творить даже самого ленивого пони. Музыка деревьев разносилась в воздухе, а к ней примешивался играющий откуда-то джаз.

Фокус никогда в жизни не слышал такой смелой музыки. Нет, труба в его время была, но такие смелые ритмы он еще никогда в своей жизни не слышал. Скользящие по ушам, приятнейшие в своем исполнении риффы гитары, приятные арпеджио и умопомрачительные каденции саксофона навевали какое-то странное, непривычное настроение. Город раскрасился в серый с редкими цветовыми вставками: этот удивительный нуар в глазах ввел Фокуса в высшую степень восхищения. Фокусу незачем было двигаться куда-то, чтобы слышать эту музыку – решив не искать ее источник, тратя то время, которое он бы мог потратить на то, чтобы наслаждаться ей и свежим воздухом. Ноги сами ритмично заходили по газону, и Фокус взмахнул хвостом в знак того, что эта музыка сдвинула его копыта в непривычной для него манере.

Восхитительные звуки повалили его спиной на газон. Оказавшись там, он начал разглядывать ночное небо. Звезды загорались и зажигались, затем тухли и пропадали из поля зрения. Мягкий саксофон стал великим звездочетом, руководившим небом целиком, и подергивавший в такт музыке Фокус начал было входить в удивительный экстаз, но удержался. «Возможно, этой музыки больше не будет, но терять самообладание я не хочу,».

Композиция сменилась. Теперь она стала куда более быстрой, агрессивной, активной, танцевальной, и Фокус снова вынужден был заставить себя не идти у своих ног на поводу и не пытаться пуститься в пляс, хотя очень хотелось.

О да, незабываемые ноты разбавились мягким, слегка хриплым вокалом, и желание куда-то вставать и танцевать сразу пропало.

Невероятно приятные ощущения полной релаксации утянули его с головой в себя, он захлебнулся в них и упал в полудрему. На его лице застыло одно из самых редких выражений, которое можно хоть когда-нибудь было там увидеть – выражение счастья, подкрепленное улыбкой.

Невероятные мысли сплясали хоровод в голове и обронили капельку чернил; дьявольские леса выросли и сожрали окованную гордостью башню, что называлась раем, и Фокус ощутил лишь одно – как его глаза расплавились от прошлого, от будущего и от забытого будущего, и обесцвеченные чернила упали на землю, лишь слегка смочив ее влагой. «Как две капельки в огромном море,» — подумал Фокус, раскрывая глаза и ощущая, что глаза смерзлись обратно.

«Как две капельки,» — вторили ему его мысли, и он спокойно повернулся на бок. Встал. Музыки уже давно не было, но мотив все еще играл в голове Фокуса под лунным светом, этим безумным лунным светом, что светил этой глубокой ночью.

Однако время неумолимо текло. Спать не хотелось – дрема с успехом заменила полноценный ритуал сна и пробуждения, но, увы, ненадолго – Фокус прекрасно знал, что вскорости его нынешнее состояние вновь сменится на сонливое, а посему прогулку было бы неплохо закончить.

Фокус понятия не имел, который час, но сам факт темноты уже не очень-то его обрадовал: завтра для того, чтобы встать и пронести Правде передачку, собранную ему на деньги из гонорара, нужно быть встать в семь утра и ни минутой позже, а промедление было очереди из ста пони подобно. Вместе с этим Фокус сам не мог понять – зачем и куда ему торопиться, если его копыто о копыто стукнуть не просят.

Абсолютно внезапно перед ним возник силуэт пони в наморднике.

— Есть две новости – хорошая и плохая, — сразу же начал Дот Делайт, не сказав даже «Здрасьте».

— И какая? – спросил Фокус, — Правда сбежал – это плохая? Никто не помер – это хорошая?

— Вы невероятно проницательны, но насчет хорошей не совсем. Мы тут покопались в восстановленных журналах из старого дворца… В общем, Вас решено восстановить в страже и повысить в звании до штаб-генерала Первой Стражи. Решение о принятии этого только за Вами, но… Это можно отложить до завтра. Завтра вам все расскажут о нынешнем положении в страже. Кроме того, в любом случае, Вам вернут весь комплект доспехов – мы их слегка почистили от ржавчины и отполировали. А насчет плохой – увы.

— Я же сказал этим пегасам в броне, чтобы они держали этого пони под контролем, — вздохнул Фокус.

— Увы, они не смогли, по их словам.

— Значит, не хотели. Больного пони уж они смогли бы… Трусы. Погань, — рыкнул серый единорог.

— И в чем проблема? Какие последствия его побега? – спросил Дот.

— Ну-у… В общем, варианта четыре. Первое – он убежал и принял нынешние идеи о сегодняшнем мире и курсе его развития. Маловероятно, но это почти как «мы переместились на тысячу лет вперед», вы же об этом осведомлены. Так что имеет место быть. Второе – он убежал и решил оставить этот мир в покое. Вариант куда более вероятный, но такой же мирный. Алкоголь и кобылки сломают этого пони, и он закончится там же, где и начнет брать в рот. Так что… Грустный исход событий, но в смысле общества – безопасный. Вариант три – он не принял идеи и решил поменять под себя хоть что-то. Вариант далеко не безобидный, но в таком случае Правду можно будет легко поймать – он умеет только хорошо и больно драться, а в политику он не лезет, ибо врать он не умеет абсолютно совершенно точно. Как-то так. И вариант четверый – он найдет единомышленников, тех, кто за него врать будет. Вот этот вариант тоже очень маловероятен, но если он случится, все будет хуже, чем вы можете себе представить. Придется взяться за оружие, чего сейчас, я так понимаю, никому не хочется, ибо обленились сражаться, — обосновал Правда свои мысли.

— Несомненно. Вы за четыре дня тут вполне себе освоились в нынешнем положении дел, — улыбнулся Дот, — и тем не менее, это стоит взять под особый контроль.

— Так что там насчет стражи? Уж не в свете ли этих событий меня хотят куда-то назначить?

— Вообще-то нет, — начал Делайт.

— И я в любом случае говорю «нет». Я пони свободный, я пони наемный, меня не интересует призыв «помочь Родине» и стабильные деньги двадцать седьмого дня каждого сезона. Так что извините, я сразу-сразу мимо, — ответил Фокус, — еще что-то?

— Пока нет. До завтра, Фокус, — улыбнулся Дот и пошел вдаль по аллее.

По пути его одолевала только одна мысль. А что, если Правду… Украли?

Точка и прямая

— Когда это в последний раз Первую Стражу отправляли на эскорт непонятно кому? – спросил белый единорог белого же пегаса.

— Не знаю. В любом случае, нам сказали сделать все по-тихому, надо выполнять как приказали, — ответил тот, — командир! Вы нам хоть поясните, что да как?

Целая группа белых пони ехала в поезде. Это были члены Первой Стражи, белые пегасы, единороги и один земнопони – всего десять «юнитов», отправленные по специальному заданию в Кристальное Королевство: эскортировать десятерых пони «стратегического назначения» в Кантерлот. Больше задач перед ними не стояло, разве что метод выполнения не был даже близко к официальному, открытому – в этот раз предстояло делать все быстро и тихо.

— Поясню. Как думаете, почему пони Дота Делайта не делают эту работу, а делают ее пони Золя Импруведа?

— Потому что пони Дота Делайта уже который год не могут оторвать свой круп от кресел? – гыгыкнул кто-то из заднего ряда, и командир усмехнулся в тон.

— Почти. Но все-таки я бы на твоем месте не стал бы разбрасываться насчет лени по отношению к Доту. Все-таки регуляция Сталлионградского конфликта…

— Это во время которого демонстрантов ледяной водой с пегасов поливали?

— Именно. Но я что хотел сказать – не будь тогда холодного душа и вызванной этим эпидемии гриппозных заболеваний – была бы не просто массовая перегрузка больниц, а большой гражданский конфликт, который бы тянулся и по сей день. Спасибо чьей-то сильной воле, что пони в итоге полили, хоть за это на нас Королевство Грифонов и налетало не раз с требованиями, мол, организовать пересобрание. Ну шиш им, любителям привнести честность там, где нужно только им. Что-то их королек, кстати, зачастил к нам.

— Винцо привлекает и кобылки, — раздался другой голос, — хреново там, наверное, с красотой. Косметику-то пони для пони придумали. А это грифонье… Хм. Назовем их просто не очень умными созданиями, начали вначале красить этим перья, а потом не смогли летать, потому что перья повыпадали. Нация ощипанных куриц получилась, короче.

— Да слышали уже об этом, и не один раз уже, — вздохнул кто-то из переднего ряда, — лучше вводите в курс дела.

— Да… Ну, собственно, у меня есть к вам, господа, два указания. Первое – нужно вывести всех, второе – нужно сделать это без лишних ушей и глаз. Кристальное Королевство по своей ментальности отличается от Кантерлота очень сильно – сами понимаете, по большому счету, там живут пони другой эпохи. В общем, короче говоря – не светиться и вывезти груз. Всем все ясно?

— Так точно, сэр! — ответил стройных хор голосов.

— Хорошо. Рандеву сегодня в девять часов вечера по местному времени в шестом депо. Мы высадимся там же. Путь до города я вам покажу, так же возьмете одну бумажку с адресом на одного. Строго запрещаю спрашивать дорогу – все усвоили? Там рядом с адресами лежат карты, где отмечен ваш примерный путь. Там сами должны будете разобраться, что к чему. В общем, пока так. Прибываем через пятнадцать минут, время – час дня сорок четыре минуты по расписанию. Поезд уходит в девять часов семь минут. Кто не успел на поезд – тот провалил миссию, железная дорога ждать никого, даже по уважительной причине, не будет.

— Да уж… Первым делом – расписание. Так я одного не понимаю, — хмыкнул пегас из заднего ряда, — на кой круп мы вообще премся в это Кристальное, мать его за ногу, Королевство? Что там происходит, что нам нужно кого-то эвакуировать?

— Ну-у… Я, честно говоря, не знаю. И вам не советую задумываться, только время потеряете. Кстати, насчет времени. Думаю, оно вам и покажет, почему мы сейчас заняты… Эскортом этих пони от греха подальше, — ответил командир.

— Ладно… Так что там с этими пони? Адреса хоть дадите?

— На перроне вас встретит «гид». Кстати, вы – группа туристов. В буклетах будут написаны адреса. Единорогам достаются единороги, пегасам – пегасы, а Роумеру – замечательная актриса Блуми Шейп. То есть земнопони к земнопони. Всем все ясно? Прибытие через полчаса, пока можете подремать. До вечера не сможете, учтите, — произнес командир и кивнул.

— Нет вопросов, сэр, — хором ответил взвод и разошелся по вагонам, каждый заняв свое место и уткнувшись взглядом в окно, журнал или кобылку на соседней полке.

…
Стояло ранее утро. Было свежо и тихо, лишь только изредка цикады, издавая звуки подобные сломанному камертону, проносились мимо одного из балконов нижних этажей.

Дышать было совсем не тяжело, но почему-то вдохи давались как-то иначе. Луна, стоявшая на балконе, ощущала эту новизну в здешнем, казалось бы, так хорошо знакомом воздухе – и эта перемена, с одной стороны, внушала ей беспокойство и страх неизвестности, с другой же стороны она только разогревала в ней чувство «остренького», чувство разрыва ежедневной рутины, которая сопровождала ее с самого восстановления.

Тихо и незаметно материализовался на балкончике Дот Делайт. Подойдя к Принцессе, он заметил вкрадчивым голосом:

— Удивительная ночь, Принцесса. Воздух другой.

— Ты тоже чувствуешь это, Дот? — улыбнувшись, спросила Принцесса.

— Да, чувствую. Но давайте ближе к делу. У меня есть три новости – одна хорошая, одна плохая и одна с большим опасением.

— Ну, прошу, — кивнула Луна.

— В общем так. Хорошая новость – в саду саботажа никакого не было. Рубины-стекляшки расставили садовники и вообще Фокус вырубился, судя по всему, от недосыпа, потому что пятнадцать часов пони не спят, когда ложатся вовремя ежедневно. Но это ладно. Плохая новость – перемещение нужных нам пони из Кристального Королевства займет на четыре часа больше из-за расписания железной дороги.

— А зачем их вообще надо было «перемещать»? – спросила Луна.

Дот повел глазами в сторону и фыркнул:

— Потому что в Кристальном Королевстве все далеко не кристально чисто и ясно.

— Я с Селестией предлагала связаться с Каденс и пострить оптимальную стратегию…

— Но никто не будет слушать даже Принцесс, когда дело касается работы Совета. Они же оправдывать должны деньги, которые получают. В общем, пока так. А дальше посмотрим – в случае чего, мы пригласили их на такую-то конференцию, а ее отменили. Бумаги о несуществующей конференции «Артэкспо» уже все-все-все подготовлены, на нас не надавят недовольные, — кивнул Дот, — и, конечно же, наконец третья новость.

— Какая же?

— Вот в чем проблема. Этот Фокус и его дружок Правда… Они действительно очень странные. Я думаю, что оптимальным решением было бы отправить их подальше из Кантерлота. Ну, скажем, в Холлоу Шейдс или Балтимер, чтобы их присутствие не могло навредить нынешнему миру. А мир сейчас, скажем так, в свете прошлых четырех лет, становится все более зыбким, — сказал Дот и замер, прислушиваясь к реакции Принцессы.

— Боюсь, что это невозможно. Я и моя сестра… Кстати, с добрым утром, дорогая! – поприветствовала Луна свою сестру, которая вальяжно шла по ступеням лестницы рядом с балконом, поднимаясь в столовую на завтрак.

— С добрым утром, Луна, — поприветствовала Селестия Луну в свою очередь и молча оценивающе кивнула Доту Делайту. Тот скривил лицо.

— Сестра… Что-то не так? – спросила Луна.

— Все идет своим чередом. Доту уже передали? – спросила Селестия.

— Что мне должны были передать? – сощурил глаза Делайт.

— Ну, вчера же было заседание Совета… На которое ты, моя дорогая сестра, не пришла, а, между прочим, там были вопросы, которые тебя касались непосредственно. В общем, с завтрашнего дня твоя «секретная служба» прекращает свое существование окончательно и лишается всех регалий. Так что… Вам больше нечего обсуждать. За агрессивные методы ведения дел, в особенности последнего, в котором из-за действий стражи пострадал пони, причем стража была ведома указаниями лично Дота Делайта, пострадал и был приведен в недееспособное состояние пони, который гражданин нашей страны. За это, помимо расформирования подразделения, Дот Делайт был заочно приговорен к пожизненному изгнанию из Эквестрии. Вот так… — вздохнула Селестия.

— Вы лично похлопотали? – спросил Дот, подняв кончик губы.

— Я молчала все заседание. Решение Совета Эквестрийских Городов окончательно, и, увы, не подлежит пересмотрению, — покачала головой Селестия, — прости, Дот. Я действительно не думала, что они пойдут на такие меры.

— И что останется вместо меня?

— На пост отслеживающих сил назначена Третье Подразделение Кантерлотской Стражи. В общем, короче, я хочу предупредить тебя, что тебе осталось двое суток, чтобы уйти самому, или же…

Дот вместо слов сорвал с себя намордник, обнажив разъеденный нос со струпьями на месте ноздрей и пошел с балкона, сказав: «Я уйду прямо сейчас,».

— Сестра.. Это не шутка? – ошарашенно спросила Луна.

— Нет, дорогая, не шутка. Прости. Я действительно не хотела, чтобы созданные тобой разделения в страже были… Откачены до изначального состояния, — опустила глаза Селестия и попыталась обнять синюю аликорн, но та отстранилась.

Что-то пустое образовалось в ее душе. Она холила и лелеяла свое подразделение ночных стражей, которое подчинялось лично ей, а тут, оказывается, его насильно закрывают в угоду кому-то, кто посчитал их действия слишком грубыми.

— Да… — Луна вдруг перешла на королевский громовой голос, — да как они посмели?!

— Луна, прошу тебя, не делай необдуманных решений, — только лишь и попросила Селестия, глядя за поведением ее сестры. Это замечание немного охладило нараставший гнев внутри аликорна, и та пришла в себя.

— Но… Почему они так со мной? С моими пони? – спросила Принцесса Ночи, заглядывая Селестии в лицо.

— Потому что для них ты чужая, как ты не понимаешь. Поэтому я тебе говорила – всегда будь на любых собраниях. Ты не пришла – это сразу использовали против тебя. Твои реформы останутся самыми нелюбимыми, какими бы они грамотными не были. Я лично пришла к выводу, что перенос части обязанностей стражи на особое подразделение было очень умной идеей, но, увы, так не считают представители городов, а их слово – закон. Ведь пакт между нами и простыми пони заключается в том, что за еду, воду и возможность руководить мы выполняем все их законы, помнишь такое, сестра? – спросила Селестия.

— Помню. Но… Таким утром узнавать такое просто нечестно… — Луна, почувствовав, что на глаза наворачиваются слезы, поспешила удалиться. Она не знала, куда приложить копыто – и только начала медленно осознавать произошедшее.

Дот же шел по аллее, прикидывая, куда бы ему убраться, чтобы место было незаметное, и что делать дальше. Разъеденные ноздри предательски напоминали ему о собственной личности. Проклятая кислота, которую он опрокинул на свою морду около трех лет назад, окончательно развеяла его шансы остаться незаметным в случае краха – и хотя он прятал это от «лишних» глаз, он понимал, что так вот за простульку его не отпустят. Нужно было искать место потише.

С такими смрадными мыслями Дот и продолжал свой путь, расшвыривая камешки на обочины. Вдруг в утреннем тумане проявилась чья-то фигура. Фигура двинулась и двинулась навстречу Доту. «Ну вот, начинается…» — подумал тот, но его опасения не оправдались.

Знакомая апатичная рожа пожелала ему доброго дня и спросила, зачем он снял маску. Фокус тоже любил утренние прогулки, пока было свежо. Дот припомнил про себя, какой этот единорог был ощипанный, наполненный гнойниками, когда он набросил на него шелковую ткань и отвез к Принцессе вопреки Второй Страже. «Ну что же, стража, ликуйте,» — подумал он и уже собрался отвернуться, но Фокус задал вопрос, в котором прозвучала нотка участия: «Что-то произошло?»

За эти недели Фокус, анализируя события последних сотен лет, подчерпнутые из книжек, пришел к выводу, что земнопони стали достойны хоть какого-то уважения. Поэтому в его мозгах, хоть они и хотели иногда влепить какому-то земнопони хороший болт в круп, появились новые чувства – чувства толерантности, чувства понимания.

— Да так… Ничего, — отвертелся Дот и пошел дальше. Фокус проводил его, приподняв одну бровь, а затем бросил ему под ноги комок из огня так, чтобы Дот на рефлексах отпрыгнул и заорал:

— Ну давай, мне хватило, что меня вышвырнули с поста, прижги меня, как букашку!

Фокус только слабо улыбнулся. «Вышвырнули говоришь… А сказал – ничего. Почему так сложно говорить все сразу?» — произнес он и почувствовал двоякое ощущение. С одной стороны, земнопони не должны были занимать такие высокие должности. С другой же – зная заслуги Дота Делайта, в частности, то, что он своими указами о переводе Правды в Кантерлотскую Больницу спас Правде жизнь, он не мог не посочувствовать такому полезному пони в утрате этого незаменимого качества – полезности в общесте.

Медленно качнувшись на месте, Дот понял, что на пике эмоций выдал себя с потрохами. Впрочем, скрывать он это совершенно не собирался – только говорить об этом ему совершенно не хотелось по вполне понятным причинам.

— Ладно, я понял, — кивнул Фокус, — не будем теребить больное. Кстати, Дот, где тебя теперь найти можно будет? Я так и не поблагодарил тебя. Кинешь весточку, я привезу что-нибудь вкусненькое и пьяненькое... Удачи, в общем.

Дот и Фокус обменялись кивками и разошлись. Путь Дота Делайта проложился через парк, старый добрый парк, затем вышел на длинную центральную улицу, заполненную торопящимися на работу пони, затем на более узкую улочку, с которой начинался спуск на вокзал.

Вдруг его перехватил какой-то сизый пони: «Добрый день. Тут у меня вам кое-что надо передать…»

— И что же? – навострил уши Делайт, ожидая подвоха в любом слове, что будет сказано.

— Вот это, — кивнул пони, передал сверток и как ни в чем не бывало вышел на улицу. В свертке был лист бумаги, заклеенный сургучем с печатью канцелярии Кантерлота. На нем было написано следующее: «Встретимся сегодня в баре «Парно» в семь вечера. Не опаздывай.»

Дот еще никогда не получал записок подобного содержания. Однако это заинтересовало его. Естественно, в походе в бар был элемент риска; но, пораскинув мозгами, Дот решил, что ему ведь, по большому счету, абсолютно плевать на все риски, и решил все-таки посетить бар. Авось что интересное будет.

На самом деле, он знал, что его контора, занявшая свою маленькую нишу в рядах подразделений стражи, в нынешнем мире была изначально недееспособна. Дот прекрасно осознавал проблемы, которые стояли за ним, начиная от того, как они устраивали слежки и допросы – нарушая все нормы подряд. Действительно было много чего полузаконного в их действиях, но Доту всегда все Принцесса Луна спускала с копыт, так как была непоколебимо уверена в невероятной важности специальной службы.

Теперь этому пришел конец. Единственное, что осталось у Дота в душе после всего этого – побег Правды. «Может, Фокус как-то с этим связан? Этот его дружок… Я даже не знаю, насколько он опасен. А теперь такая ситуация – никто про его побег не осведомлен, ибо дело было в моем ведении. Фокус виделся с ним – наверняка помог сбежать. А если он сделал что-то, из-за чего нас и прикрыли вот так просто? Наверняка просто не хочет, чтобы его друга нашли. Проблемы с законом не только же у нас. У этих двух… Наемников, что ли, так, кажется, называются такие, наверняка все в разы хуже в этом плане. Представить себе не могу, чем же они занимались до того, как очутились тут. Вон, этот Фокус в страже служил когда-то, а потом его выгнали. М-да…»

…
— Твое гостеприимство, Итей, конечно, было просто замечательно, — выдавил из себя Правда, — но, увы, я более не могу оставаться здесь. У меня есть дела, у тебя есть новые пони, чтобы притащить домой. Увы.

— Да, ты прав, Блю. Я… Тебе все понравилось? – спросила Итей, и Правда посмотрел в сторону. Ему своершенно не хотелось говорить что-то вроде «Да».

— Честно говоря, я никогда не рос в обществе земнопони. Точнее, я всегда считал их недопони и считаю сейчас. Не пойми меня неправильно, но менять свои убеждения – это только лишь ложь себе, а я лгать себе не могу. Внутренний кодекс, все дела… — выдохнул он, и на душе стало легче.

На глазах Итей проступили слезы.

— Тем не менее, у тебя замечательная дочка. Я надеюсь, что у нее в жизни все будет хорошо, — продолжил Правда, и, кивнув, вышел за пределы дома.

— Ну и пошел нахер! – крикнула начавшая плакать Итей и захлопнула дверь за ним.

Правде было ее совершенно не жаль. Его мысли занимали вещи, на его взгляд, куда более важные – например, где хранится его оружие, где сейчас Фокус и что вообще проиходит на данный момент в этом мире. Ответы на вопросы найти можно было лишь самостоятельно – и Правда пошел вперед, к новым открытиям.

Однако в его сердце сдвинулся застарелый нож. Ехидный голос у Правды в голове снова начал разговор:

«Ну и чего ты добился, умник? Заставил бедную земнопони плакать… Послать тебя на твой самый главный орган, в конце концов.»

«Я всегда готов пойти на свою голову, но, увы, меня туда не послали,» — ответил Правда жестко, но честно.

«Ты такой милашка, когда пытаешься выглядеть честным. Время изменилось, дурачок. Ты еще не понял? Сложи уже свои регалии безмерно честного, заслужишь не такую дурную репутацию. Тысячу лет назад, может, ложь и заставила бы нас заговорить с тобой, сводя тебя с ума. Сейчас многие осколки тех, кого ты убивал, проросли и построили свою иерархию у тебя в голове: незачем больше следовать твоему внутреннему кодексу, как ты изволил назвать свод глупостей в твоей деревянной башке,» — издевательски говорил голос.

«Это такой новый способ искушения? Уж давай начистоту, это совершенно не похоже на правду, а вы, духи, создания на две трети из лжи состоящие».

«Отнюдь. Твой друг сердечный, Фокус, Рэйвенант Шейд, сказал же тебе: правила изменились. Твои правила, по-хорошему, тоже должны меняться вместе с миром…»

«Тебе мало того, что ты уже говоришь со мной? И потом, сколько мне лет? Даже, скажем, опуская тот период, что я лежал в этой ловушке, то все равно получается, что мне уже скоро пятьдесят. Мне оно сильно надо ради каких-то кобылиц менять устои целых поколений у меня в голове?»

«Поколения поменяли свои устои. Ты можешь последовать их примеру…»

«Мне не зачем. Заткнись,» — отрезал Правда.

«Ладно. Как хочешь. Смотри не заработай сотрясение мозга,» — произнес голос, и, хихикнув, пропал.

— О чем ты… — хотел было сказать Правда, но вдруг затормозил в миллиметре от фонарного столба. Ощущения близости металла снова всколыхнуло тяжесть в его голове – однако в этот раз ее можно было уже не замечать.

Путь продолжился по большой улице, обклеенной афишами вечерних театров и верандами нескольких десятков кафе. Фокус понял, что он вышел на одну из центральных улиц, где обычно собирались сливки общества – и это ему не нравилось. «Как бы уйти отсюда…» — подумал он, осматриваясь в поисках смежной улицы.

Вскоре такая нашлась. Небольшая тихая улочка, с парой примостившихся здесь же ресторанов помельче, не таких пышных и дорогих, как на главной улице, зато здесь не несло масляным блеском лощеного авеню, а было спокойно и уютно.

Ему совершенно не хотелось думать о том, что бы могло произойти, если бы он сказал ложь – что ему понравилось. «Ложь ли?» — съехидничал голос в его голове, и Правда в ярости отогнал его, едва не приложив копыто к черепной коробке, и только всплеск его разума сумел отвадить его от самоубийства таким вот непритязательным методом. «Убить меня хочешь, паскуда,» — подумал Правда, на что получил ответ: «Не-а. Хотел бы – убил бы, а так, между прочим, это я тебя уже второй раз за полчаса останавливаю. Никогда не думал о природе своих рефлексов?»

«И не собирался, честно говоря. И что тебе, в конце концов, надо?» — спросил про себя Правда, поморщившись.

«Я бы на твоем месте немного подумал над этим вопросом на досуге, откуда ты периодически совершаешь нелогичные, но абсолютно верные и спасительные телодвижения,» — усмехнулся голос в голове.

«Ты хочешь сказать, что я чем-то тебе обязан? Мол, ты меня, такого неразумного и туповатого, одергиваешь от фатализма и кретинных решений?» — Правда тяжело выдохнул и обнажил зубы.

Кто-то постучал его сзади по плечу. Правда повернулся резко с желанием сломать копыто осмелившемуся тронуть его тело, но пересилил себя и смотрел теперь на незнакомого пегаса со взглядом, полным смертельной злобы. Пегас отшатнулся и пискнул:

— Сир? С вами все хорошо?

— Да… — выдохнул Правда, всем своим видом показывая, что его уже тошнит от общества этого пегаса, — Да. Со мной все хорошо.

Пегас понял, что он перед этим пони лишний, кивнул и удалился.

«Зря ты так с ним. Он, между прочим, ни в чем не виноват. Наоборот, он подумал, что мог бы помочь в случае чего…» — затянулся своей фразой голос в голове.

«Я не соби…» — начал было Правда, как почувствовал своим затылком, что что-то не так.

— Это он! – раздался голос сверху, — Так, Альфа-Гамма, сказано – скрутить и доставить в дворец!

«Это что еще за Тирековы детки?» — Правда начал лихорадочно оценивать ситуацию, к которой было совершенно не готов. Переулки вели в неизвестные места, возможно, тупики, и поэтому единственный известный Правде путь лежал только до дома Итей, а оттуда до больницы. Но бежать по этому пути – означало быть схваченным.

«Видишь, какой ты тупой, Правда? Зачем было говорить той земнопони всякие гадости? Улыбочка, спасибо – и ты гость желанный, а, учитывая ее положение, ей сказать страже с апатичными глазами «ничего не видела» — раз плюнуть. Теперь думай, как убегать будешь, умник,» — голос в голове не унимался.

«Заткнись,» — подумал Правда. Пегасы, увидев, что его рог зажигается, заняли безопасную, как им показалось, дистанцию, и начали нарезать круги.

«Вот бы мне мой меч, я бы им показал…» — продолжал лихорадочно размышлять Правда.

Пегасы бросились вниз камнем, с твердым намерением схватить единорога, но расшиблись об землю, потому что Правда рванулся вперед и бросил под себя облачко дыма, которое сбило с толку рефлексы пегасов. Кое-как встав и отряхнувшись, они вылетели из облачка, чтобы застать половину тушки Правды, которая скрылась за поворотом.

— Гамма, за подкреплением, мы за ним! – крикнул пегас покрупнее, и двое из трех бросились за единорогом.

Правда, свернув в ближайший переулок, разогнался не на шутку. Пожалев, что на нем нет его накопытников, он, используя свою немаленькую массу тела, пачками расшвыривал стоящих на его пути пони и полки с разными поварами. Сзади, на мощностях своим крыльев, его преследовали двое стражников.

Вслед этой погоне раздавались только ругательные крики.

Правда, особо не задумываясь над траекторией своего бега, решил скрыться только на скорости. Его чуть ли не рвало на бегу от отвращения – надо же, он не может просто дать отпор этим поганым голубям, он вынужден от них бегать, как какой немощный земнопони. Но что-то подсказывало ему, что начни он применять серьезную магию, перенапряжение снова разольет в его голове лужу крови, и на этом дело кончится.

Но у него была всегда пара приемов «в рукаве». Застав перекресточек из двух улиц под углом, он бросил под себя дымовую завесу номер два. Смещение точки равновесия воды до азеотропного состояния жидкости под ногами было простейшим, что он мог придумать в данной ситуации, тем более что она казалась ему безвыходной.

Свернув налево, он продолжил свой бег. Груди уже было ощутимо тяжело от такой нагрузки, а пегасы, зная подобные трюки, быстро разделились, и теперь за ним летел один пегас.

Но и в этот раз на помощь Правде пришла география: расположение улиц Кантерлота было таково, что перекрестки были в этом районе каскадными. Поэтому перед ним теперь снова красовался точно такой перекресток «уголком». Правда бросил под себя дымовое заклинания, но сворачивать никуда не поспешил. Наоборот, он встал в своем облаке и дождался свиста крыльев над ним. Пегас-охотник свернул налево.

Прошла целая минута, но Правда никуда не спешил, хотя дым начинал медленно развеиваться. Наконец, чертыхаясь, над ним пролетел с десяток пегасов с криками: «Перехватим его по пути к Гранд Бэй, наверняка он побежал к дирижаблям! Задержать все рейсы!»

Теперь, уже спокойно, Правда пошел в сторону, откуда прилетели все пегасы. Там действительно никого не было. Правда еще раз про себя отметил, что времена идут, а идиотизм никого не обделил своим присутствием и по сей день. Будь он в этой страже, он бы первым делом проверил завесу, а затем уже начал что-то блокировать. Еще ни один «убегала» на его памяти не использовал что-то новее, чем остаться в своем импровизированном укрытии.

Впрочем, подобное незнание примитивнейших «обманок» было ему только на копыто – безнаказанность его побега не вызывала в нем ни малейших сомнений. Он окончательно условился сам с собой в том, что все пегасы тупы как пробки и неисправимы.

Голова вновь напомнила о себе протяжным всплеском тошноты, и Правда съежился под слоем дыма, ожидая любого неприятного сюрприза, который мог преподнести этот приступ. Но судьба миловала его; тошнота отступила так же внезапно, как и подошла – и теперь черный единорог оказался лицом к лицу с улицами наедине сам с собой.

Тут он осознал свою ошибку – чуть только он вышел из тумана, тотчас же на него уставились сотни пар вялых глаз – зеваки всех сортов и мастей оценивали его трюк, а некоторые, что были поактивней, казалось, были готовы уже позвать стражей правопорядка.

Правда отдавал себе отчет в своих действиях, но единственный эпитет, которым он был мог описать себя в тот момент, было словосочетание «полный идиот». Даже не подумав о том, что на улицах столько пони, он просто бросил под себя дымовую бомбу, а затем, как ни в чем не бывало, вышел из нее с каменным лицом навстречу толпе. Это сконфузило его, и он, осмотревшись, сделал тупое-тупое выражение лица и вновь скрылся в своем тумане.

«Они запомнили меня,» — мерзкая догадка рылась в его голове, пока он не нашарил на одной из стен, к которой прилегало облачко, дверь подъезда. Та легко поддалась, и Правда скользнул в пустое лестничное помещение, которое было наполнено лишь легких запахом мусоропровода и лигнина от полусгнивших газет, засунутых в почтовые ящики. Теперь дело было за малым. Дойдя до другого конца этажа, Правда приоткрыл окно, что было прямо напротив входа, и выпал из него во внутренний дворик. Здание было треугольным, но внутренний двор вел ниже, как раз туда, где зевак уже не было. Он прошел – нет, пробежал эти триста метров, в течение которых здание вокруг него только расширялось, и наконец оказался около нескольких подворотен, ведущих на улицу.

…
Пробило десять. Тусклые, невнятные силуэты домов пригорода вели Правду подальше от центра, от стражи, от проблем и безумия. Черному единорогу было очень тяжело на душе. При нем не было ни его оружия, ни его друга – единственного оставшегося в живых после тысячелетней комы, никого, на кого он бы мог положиться или опереться в трудную минуту. Проклятая голова от перенапряжения снова превратилась в бетон, и Правда уж начал бояться, как бы его не схватил рецидив той ужасной болезни – удара головы.

Жизнь почернела. Само нутро природы излилось плачем сверху, оплакивая его судьбу, и желая ему поскорее простудиться. Такого издевательства Правда терпеть уже не мог – и, хотя поздние дожди летом в Кантерлоте не были чем-то невероятным, он мысленно проклял все это место.

«Ну что, дружище, убиваешься?» — снова раздался мерзкий голос в его голове. Меньше всего Правде хотелось с ним сейчас разговаривать, но он все-таки ответил: «Да. Убиваюсь.»

«Зря убиваешься. Ты просто еще не понял, в каком дивном мире оказался,» — мечатательно произнес голос.

«И что мне сулит этот «дивный» мир, м-м? Погони? Больную голову? Тебя, тараторящего без умолку? Селестия, дай мне фонарь и веревку… Не хочу даже думать об этом. Всем. Этом всем» — начал было Правда, но голос шикнул на него:

«Дурень, кончай городить бред. Я тебе серьезно говорю – попробуй что-нибудь. Например, перейди улицу на более светлую часть и отправляйся в любой парк. Там наверняка есть и еда за просто так, и у кого-нибудь можно что-нибудь разузнать,»

«А если я не хочу? Я хочу найти место, где бы я мог чувствовать себя как дома… Хотя бы как в гостях у хорошего друга, а не непонятно где, зачем и почему.»

«Ну, это исключительно твое дело. Мое дело, кстати, поговорить с тобой. Мне тоже скучно – все остальные духи только и воют да шепчут всякую непотребщину. Я в чем-то даже ведь очень похож на тебя, Правда. Сам подумай – никогда не было ни одного друга…»

«Иди к Тиреку в зад, дорогуша,» — зарычал от такого подлого удара в сердце Правда, — «У меня были друзья! И один из них здесь и сейчас в Кантерлоте!»

«Не говори то, чего не ведаешь,» — усмехнулся голос, — «Хотя насчет друзей я очень поторопился, тут я согласен. Прости.»

«Прости? «Прости»? И это все? Ты хоть соображ… А, впрочем, ты очередное тупорылое создание. Хуже пегаса. Хотя я давно ничего не видел хуже пегаса.Поздравляю – ты занесен в мою личную книгу рекордов по уровню тупорылости и жестокости. Доволен? Теперь выметайся из моей головы, будь так добр,» — произнес Правда вслух и кончики его рта задрожали. Ему было просто неприятно общаться с тем, кто так легко швырялся фразами, что ранили его сердце острым шилом.

«Чувствуй звук, пока он ниспадает,» — наициничнейшим образом предложил голос. Правда не совсем понял, к чему эта фраза сказана была, но предпочел далее игнорировать все попытки дальнейшего разговора.

Пройдя немного вперед, он остановился. Ему вспомнились слова Брошки о том, что, мол, «Размах пони – это калибр его ошибок». Почему-то это фраза очень ясно ассоциировалась с событиями сегодняшнего дня.

«А… Зачем я убегаю отсюда, оставляя все, что может быть мне дорого? Может быть, мне стоит немного подумать и для начала вернуть все, что когда-то принадлежало мне? Хм-м… Хорошая идея, Правда. Замечательная идея. Только вот одна проблема – как ее реализовать, я совершенно себе не представляю. Впрочем, наверняка выход из сложившейся ситуации есть… И я даже знаю, какой,» — подумал черный единорог и пошел вперед уже уверенней. Чтобы найти свои старые вещи и старых друзей, надо было посетить старых врагов.

И первый из них был здесь совсем недалеко.

…
Выйдя за границы жилого сектора Кантерлота, Правда направился по дороге, что вела в небольшое ущелье, что располагалось уровнем ниже. Здесь он, буквально на ощупь, нашел один вход в пещеру размером как раз с пони, и смело вошел в кромешный мрак туннеля.

Легкий огонек загорелся на кончике его рога, и он осветил себе путь внутри темного лабиринта размытых водой, как будто лакированных стен. Он знал путь: найдя красный камень где-то посреди сотни поворотов, он удивился, как этот камешек не пострадал от столько долгого пребывания в сырости, и пошел налево, затем еще раз налево и направо.

Его глазам открылась небольшая чудесная пещерка, такой небольшой и милый грот, уставленный разноцветными горными породами. Среди них, словано исполин, сидела какая-то фигура, грубо высеченная из камня, смутно напомниавшая пони.

«Жив или не жив?» — подумал Правда и подергал это изваяние за выступы с помощью копыт. Результата, правда, не было.

«Кончился он уже давно. Мне-то уж ты можешь сейчас поверить: врать не стану. Теперь, кстати, наверняка здесь кто-нибудь другой поселился, так что рекомендую убраться отсюда.» — произнес голос, но в этот раз не ехидно, а доброжелательно, как-то даже немного по-отцовски.

«Сгорел?» — подумал Правда, и голос ответил: «Не издевайся над трупом. Прояви уважение к тому, кто когда-то отдал жизнь за то, чтобы дать пони построить город, в котором ты живешь.»

«Откуда ты знаешь, что произошло? По идее, ты же должен был…» — начал Правда, которого не удовлетворил ответ на его странный вопрос.

«Спроси ты меня, чуть только проснувшись – я бы сказал «не знаю», но ты столько времени провалялся в белой кровати, что я просто не мог отказать себе в удовольствии узнать, что же произошло с нашей братией за прошедшую тысячу лет. И, между прочим, этот Стоункипер был достаточно умен, чтобы понять и принять новые устои, а так же раз и навсегда сморозиться в булыжник, потому что именно он руководил тем, что гора иногда плевалась лавой. Кончился он – кончился вулкан, и сейчас уже лет триста все тихо-мирно. А заслугу приплели Старсвирлу Бородатому…»

«Кто такой этот Старсвирл Бородатый?» — спросил Правда.

«В общем, был такой… Ну, скажем, очень падкий до магии пони. Неслабый маг, но даже ты бы его уделал – а ты не профессор магии, скажем. Зато пони очень любил себя самого и лелеял каждую свою способность, из-за чего в народе половину всех великих свершений приписали к нему, а он ведь был известный фокусник.» — голос в голове стал снова слегка ехидным.

«Фокусник? То есть… Клоун?»

«Ну… Я, конечно, преувеличил. Просто не был он ну настолько сильным магом, как про него сейчас говорят. Хочешь посмотреть на предел магических возможностей – найди в книжке про события тысячелетней давности упоминание некоего Рейвенанта Шейда…»

«Стоп-стоп-стоп» — Правда аж поморщился от такого заявления, — «Ты что-то совсем складно стал врать. Откуда ты берешь только все эти факты…»

«Я тебе говорю, я далеко не конченый затворник, и пообщаться с кем нашел. Правда, не могу гарантировать стопроцентной достоверности и истинности, но правда в этом есть. Хоть какая-то, но есть.»

«Ну ладно. Допустим, что ты не лжешь мне, хотя я сильно сомневаюсь в этом. Что-нибудь ты можешь сказать на тему этого города? Ты знаешь, где хранится изъятое оружие?» — спросил Правда, сразу заинтересовавшийся в связях его «друга» внутри головы.

«Боюсь, что как раз-таки этого я тебе сказать совершенно не могу. Послушай, Правда, все, что я могу передать тебе – это какие-то факты, о которых могли бы знать духи. То, что знают пони и прячут в своих закромах – мне никак не может быть известно. Впрочем, ты все можешь узнать сам. Ты же пони, в конце концов.»

«И что я скажу? Здравствуйте, я беглый преступник, я хочу вернуть свое оружие назад?»

«Вопрос здесь в другом… С чего ты взял, что ты – преступник?»

«Иначе бы за мной не гонялись по всему этому Кантерлоту. Овечка вышла из гнезда и за ней побежали сотня пастухов.» — ответил Правда, припоминая какую-то пьесу.

«Ты лжешь сам себе. Что ты сделал такого, что стало преступным?»

«Сбежал из того дома, который они называли «больницей».» — ухмыльнулся Правда.

«И что же, по-твоему, эта «больница» из себя представляла?» — спросил голос.

«Ну, что-то вроде тюрьмы с лечением,» — ответил Правда.

«Хах. Знаешь, что такое «здравница»? Так вот, больница – это здравница, а тебя хотят вернуть, потому что ты нужен кому-то высокопоставленному. Я думаю, страже ничего не стоило зачистить все Кантерлотские кварталы и пришибить тебя к стенке массой из ста или тысячи пегасов. Ты же видел, сколько пони было только в здании, когда ты только сбегал оттуда. Но почему-то за тобой особо сильно не гнались, кроме того, припоминай: один из них сказал прямым текстом, сколько выходов из твоего отделения и куда они ведут. Не помнишь? Жаль. Тебе бы это помогло осознать. Не лги себе. Ты не преступник, тебе помочь хотят. Причем все.»

«Я тебе не верю. За что они тогда гнались за мной?»

«Ты видел луки на их поясах и алебарды, но они их не применяли. Ты все еще уверен, что ты преступник?» — издевательски спросил голос.

«Мир изменился,» — пустил в ход последний, самый неоспоримый, пусть и чужой аргумент, Правда, уже изрядно начавший нервничать по поводу того, кем он себя считает. Впрочем, он был уверен, что раз правила ему теперь незнакомы, то он хотя бы действительно прав.

«Ты когда-нибудь себе уже признаешься хоть в чем-нибудь? Ты ведешь себя как неразумное дитя, которое разве что еще по попе не шлепнули, чтобы перестал чушь пороть,» — резко отозвался голос, и при этом издал звук, похожий на сморкание.

«То есть… Я, может быть, и ошибался…» — попробовал возразить Правда, но в его глазах уже потемнело от осознания страшной правды.

«Нет. Ты знаешь, что ты специально лгал себе и туманил свой разум. Ты прекрасно знал, что оружие применяют против преступников и никогда не успокиваются до тех пор, пока не изловят виноватого, а тебя просто так вот отпускают – за красивые глаза. Ты хоть понимаешь, к чем может привести твое вот такое вот глупое поведение? Ты станешь изгоем, и вообще…»

«Это все неважно,» — со стеклянными глазами произнес Правда, — «Я нарушил, получается, свой кодекс. Теперь мне конец. Я не смогу жить с осознанием того, что я не смог…»

«Ты тупой вконец или что?» — спросил голос.

«Я, кажется, знаю, откуда ты взялся. Ты взялся ровно с того момента, когда я проснулся и подумал, что я – преступник. Я же ведь так и не успел сделать ничего противозаконного, кроме как… А, хотя я же напал на стражу!» — лихорадочно думал черный единорог, с трудом пытаясь себя оправдать, хотя у него в глазах уже темнело достаточно сильно.

«Я взялся гораздо раньше. А ты на стражу не нападал – только твой друг нападал. Ты – не преступник, не лги себе,» — усмехнулся голос, — «Я как раз-таки думаю, что ты все сделал правильно.»

«Я… Лжец…» — только и выдавил из себя Правда, после чего схватился копытами за голову, упал и начал кататься по песку, издавая какие-то демонические и неясные звуки, пытаясь совладать с собой, в итоге ударившись головой обо что-то твердое и вырубившись.

Проснулся он от того, что ощутил себя в чем-то мягком. Зрение с трудом сфокусировалось впереди него, и он осмотрелся. Он находился в большом зале. Одетый во фрак. И толпа пони слева и справа от него была одета примерно так же. Спереди него была сцена, и оттуда доносилась музыка – но не из классических инструментов. Какое-то странное устройство, в которое тыкала очень специфически одетая пони в больших капсулах, надетых на уши, издавало гудящие звуки, и тонкий женский вокал верещал что-то однообразное без умолку. Свет плясал на стенках зала, меняя оттенок, вводя всю сенсорную систему черного единорога в экстаз.

«Что… Что это за дерьмо? Где я? Мир перевернулся?» — выдавил мысль Правда, одновременно раздраженный и очарованный этой музыкой.

«Это Книгги Ассамблея и Ореола Гранта, а не дерьмо. Между прочим, мне эта музыка по душе – отдает душком этого тысячелетия, духом… Эм-м…» — начал знакомый голос.

«Духом дерьма вроде тебя,» — оскалился Правда, — «Что это за бредовое видение? Как я вообщездесь оказался?»

«Ты уж извини, я немного попользовался твоим телом, купил фрак и пошел на концерт, а заодно сделал тебе маленький сюрприз. Запомни одно – от лжи еще ни один мир не перевернулся. Одна поет под фонограмму, то есть она сейчас не поет – она только рот открывает, весь звук производит та хитрая штука позади нее. Она лжет публике, а публика верит. Никто не играет на барабанах, но звук мы слышим. Снова обман. Мир целиком лжив от начала до конца, и даже ты много раз лгал. Можно не лгать по-крупному, но до конца честным никто еще не был. Ты понимаешь это?» — спросил голос.

«Зачем ты говоришь мне все это? Зачем ты привел меня сюда? Или это очередной безумный сон?»

«Ущипни себя, и поймешь, что нет. Я привел тебя сюда, чтобы показать – что ложь может приносить счастье, что не всякая ложь есть истинное зло, и лгать – фундаментальное право каждого, равно как и говорить правду. И то, что ты пытаешься сделать со своими реальными убеждениями – пустой треп и бред сумасшедшего. Ты понимаешь меня? Мне объяснить доступней?» — спросил голос, вздыхая.

«Я тебя понимаю даже слишком хорошо,» — вздохнул Правда, и затем развалился на своем креслице.

«Вот именно. Мир пребывает в странном парадоксе: тот, кто делает колокольчики, на них играть не умеет. Понимаешь, к чему я это говорю?» — спросил голос.

«Нет. Абсолютно не понимаю,» — ответил Правда, — «ты говоришь какой-то невероятный бред, а еще эта какофония со сцены не дает мне сконцентрироваться.»

«Ну так встань и выйди,» — предложил голос, но Правда в ответ поморщился: «Неудобно же».

«Ага. Неудобно, говоришь. Ну да, вроде как денежки заплатил, так ошибки признавать не хочется…, впрочем, да-да-да, я уже понял – ошибки твоей, конечно же, здесь не было. Но это ты знаешь. Кому ты еще скажешь, что голос в твоей башке управляет тобой и ведет тебя на концерты этой Книгги? Дрянь эта музыкальная шалава, да, зато понтов много, согласен. Или все-таки она прекрасная певица? Я открою тебе секрет: она есть обе этих противоположных инстанции одновременно. Все зависит лишь от того, как ты хочешь ее видеть и кем ты хочешь ее видеть. Что касается вопросов лжи, правды и прочего – все зависит лишь от того, кем ты хочешь себя видеть. Да, ты зря кинулся падать в обморок – ты, на самом деле, не лгал – ты просто мыслил необъективно, скажем так. Пони, который мыслит объективно – это несуществующий пони, так что все нормально и хорошо. Но вот дело в другом – ты считаешь свой маленький мирок, в котором ты засел, единственной правдой. Но не всякая правда есть истина, не так ли, Правда?» — голос, перекрывая речитатив, доносящийся со сцены, читал свои престранные монологи в его голове.

«Ты можешь помолчать хотя бы пятнадцать минут?» — обозлившись на эти рассуждения, рыкнул Правда.

«Могу. Но вот только ты-то это забыть не можешь. Рано или поздно ты признаешь это, мой дорогой друг,» — хихикнул голос и замолчал.

Правда остался наедине с переполненным концертным залом. Но музыка была самым малым, что интересовало его в данный момент. Ему было не больно, нет – он ощущал какой-то странный дискомфорт в своем теле, как будто его только что как следует натерли сухим мылом и кожа начала стягиваться, угрожая разорваться.

Решив себя отвлечь, Правда начал слушать музыку. Впрочем, вряд ли это можно было назвать музыкой – примитивные тексты про «я тебя люблю, хочу, сношаю» были отвратительны тому, кто прожил огромную часть своей жизни рядом с теми пони, кто любил гиперреализм и сюрреализм одновременно, кто чтил глубочайшую философию и не приемлил упрощенных взглядов на мир.

Однако новые, смешанные ритмы весьма заразили его своей глубиной. Низкие частоты вводили слушателя в транс, особенно неподготовленного к такому стилю, что они и сделали с Правдой. Постепенно под гулкий бас он начал успокаиваться и даже отдал себе отчет в том, что ему нравится эта аранжировка.

«Еще бы текст был поумнее, было бы все замечательно… Хотя, наверное, правила действительно изменились – вот она, современная культура. Не могу… Не хочу пока видеть в ней ничего плохого, тем более, я уж точно не ценитель всяких культурных наследий. Интересно, а как там ценитель поживает?» — спросил сам себя Правда и задумался над этим вопросом. Ему даже не представлялось, что могло статься с Фокусом. Он уже знал, что Фокус занял какое-то место, что он не остался у обочины жизни, как это сделал черный единорог по имени Спич Блю, но тем не менее, Правде очень-очень захотелось навестить его. Возможно, это бы и решило проблему с его экипировкой – пони, который остался при дворце, за две недели уж мог найти хоть пару связей для решения этой маленькой проблемки. Тем более, если дух прав, и Правду не держат за преступника, то проблем не должно возникнуть. Вообще.

Этим стоило заняться. Но вот кем мог бы сейчас оказаться Фокус сейчас – Правда даже не представлял. Да, он не был «беглым», он даже нашел себе место под солнцем, но где именно – было неизвестно. И эта неопределенность пугала Правда своими масштабами. Он мог быть на складе маркировщиком, мог быть мэром города, мог быть официантом или же библиотекарем…

Фокус в представлении Правды мог стать кем угодно – не пони, а просто фокус-покус в плане изменения своих приоритетов. Однако одно Правда знал точно – что этот несносный пони был в пределах Кантерлота.

«Зря я все-таки убежал из больницы…» — в первый раз за все это время мысль о своей ошибке неприятно кольнула голову черного единорога.

И все-таки искать стоило. Достаточно было узнать, у кого спросить. А для этого… Цепочка вопросов произвольным пони с улицы могла бы ему что-то подсказать, но вот теперь Правда понял истинный смысл его прихода сюда – не музыку послушать, а покрутиться в рядах сплетников из высшего общества. И хотя это не было особенно радостной вестью для Правды, определенная польза в этом могла быть. Достаточно было встретить удачных пони, и цепочка начала бы развязываться сама собой, как по мановению волшебного копыта.

Поэтому Правда замер на своем кресле, погруженный в свои мысли, пытаясь осмыслить произошедшее и ожидая антракт.

…
Дот Делайт медленно шел по вечерним улицам. Опостылевшие однообразные пейзажи уже достали его, и он мечтал побыстрее добраться до точки рандеву, поговорить и свалить из этого города.

Он проходил по переулкам и широким шоссе, уверенный, что видит этот «смрад мегаполиса» в последний раз. Темные тени маячили тот тут, то там в грязных и неухоженных переулках, и толпы зевак, медленно тащащихся по авеню Кантерлота. Прекрасная вечерняя картина в серых тонах была для него тошнотворной. То, что произошло сегодня, в его планы никак не вписывалось. Он прекрасно знал, кто и с какой силой точит на него зубы, и его последние действия, видимо, произвели слишком большой резонанс.

По его заданию сегодня должны были вечером привезти нескольких ключевых пони из Кристальной Империи, чтобы он… Впрочем, это было сейчас совершенно неважно. Рандеву должно было состояться на перроне в восемь. Часы показывали семь-тридцать. Дот все-таки решил, что негоже оставлять целую когорту пони без разъяснений по поводу отмены миссии и поэтому решил все-таки сходить на точку рандеву, хотя точно к этому обязан не был.

Впрочем, сейчас вопрос стоял лишь в том, чтобы успеть и в том, что сказать. Зная норов этих пони, они могли и по морде влепить за такие «прогоны». Наврать им? Сказать, чтобы отвели в отель, как и предполагалось, и там уже пояснить пони то, что их наглейшим образом обманули? Тогда возникнут ненужные вопросы к Эквестрии. А кому это в итоге надо-то? В принципе, никому – поэтому Дот Делайт решил, что было бы неплохо, если он скажет все сразу, толкьо в завуалированном виде.

Только вот как это – сказать это что-то в завуалированном виде? Что сказать именно? Что никто даже не мог предположить, что сегодня с утра он – лучший пони своей службы, предугадавший серию возникающих проблем, а спустя меньшее время, чем час – уже никто и звать-то его никак. Он не публичный деятель, чтобы о нем помнили. Он всегда сидел в тенях, думая о прочности своего места – и ошибался. Крупно ошибался.

Вокзал становился ближе с каждой секундой, каждым шажком, что Дот делал в его сторону. Каждый вдох напоминал ему о том, что ему пора уже оказаться на месте.

Наконец дело было сделано – пройдя через пост охраны вокзала, которая по привычке отдала ему честь – видимо, еще не была в курсе последних преобразований, он оказался на перроне у платформы номер десять.

Здесь было еще пусто – поезд прибывал еще только через пять минут. Дот Делайт всегда удивлялся точности расписания хода поездов – ни минутой раньше, ни минутой позже. Однако сейчас ему было не до удивлений – он лихорадочно продумывал свою речь, цепочки возникающих вопросов и возможные ответы на них.

И вот, когда поезд уже почти остановился на перроне четыре минуты спустя, Дот окончательно закончил все продумывания и приготовления к своему неминуемому будущему. Поезд пшикнул, фыркнул и остановился. Металлическая махина умерла, открыв двери своих вагонов. Из них повалили пони, но из шестого вагона, около которого стоял Дот, никто не выходил. Наконец, когда основная масса пони на перроне рассосалась, из вагона галантно ступила на асфальт перрона кобылка-единорог в платье. Она была пусть и не идеальной красоты, но одновременно с этим держалась на своих копытах так, будто была первой леди Кристального Королевства.

— Вы Дот Делайт? – спросила она, легко указав на земнопони копытом.

— Он, он… — ответил сзади вышедший прямо за ней понурый стражник в форме, — мучайте его уже. Я говорю, что я всего лишь…

— Никто не позволял так хамски со мной обращаться! – взвизгнула кобылка, — вытащить меня с целого турне ради какого-то бреда… Скажите спасибо, что я ВООБЩЕ с вами поехала!

— Успокойтесь. Всему есть даже очень разумное объяснение, — продолжил Дот Делайт ее речь. Хоть она и была очень симпатичной единорожкой, но эта манера разговаривать в духе «я здесь бог, а вы – плебеи» всегда охлаждала чувства Дота почти до абсолютного нуля.

И поэтому он стал игнорировать ее, дожидаясь, пока остальные пони выйдут. Из десяти вышедших на перрон доставленных пони только один улыбался, остальные были хмурые или же уставшие.

— Надеюсь, что всему этому есть разумное объяснение, — начал какой-то единорог во фраке. Дот узнал его по костюму – Фиери Пэйпер, ведущий делопроизводственного отдела «Небесной» канцелярии – то есть канцелярии Кристального Дворца.

— Я тоже так думаю, — подхватила кобылка. Дот, как ни крути, вспомнить ее имя никак не мог, как ни пытался.

— Да ла-адно вам, господа… Это же Кантерлот, за ногу его. В первый раз здесь оказались небось и еще что-то не нравится… — мечтательно произнес хрупкий единорог с улыбкой на лице. «УокингТолл, один из главных в лабораториях кристаллографии и кристаллосинтеза. И кроме того, единственный технарь тут,» — подумал Дот, понимая, что все «гуманитарные» профессии востребованность имеют пусть и не меньшую, но времени убивают столько, что любая незапланированная командировка – это катастрофа.

— Так, уважаемые кобылки и жеребцы, — начал Дот, кивнув, — действительно, разумное объяснение есть. Но я попрошу вас перенести на своих изможденных дорогой плечах еще около получаса езды на каретах – я не хочу, чтобы разговоры меня с вами касались еще кого-то. Меня хорошо слышно? Я надеюсь, что проблем с этим не возникнет – это скорее производственная необходимость, нежели чем строго правило, но тем не менее, для вашей безопасности, для вашего же блага прошу еще потерпеть – осталось немного. Я вас не пугаю, но я не могу гарантировать вашего спокойствия и безопасности, если вы останетесь здесь. А поэтому я и прошу вас выполнить такие странные на первый взгляд требования кажущейся глупой конспирации.

Дот уже знал, какая будет реакция у всех этих напыщенных модников-экономистов. Больше всего он боялся реакции химика, но тот кивнул и решил проследовать за большинством, не проявляя никакой ответной инициативы по отношению к предложению Дота.

Пока все шло по плану, который Дот выстроил у себя в голове. Вначале он отведет их в отель, там он им кое-что наврет, но наврет заинтересованно – то есть заставит их задуматься над этим и принять к сведению, а затем он отпустит их домой с выдуманной, но тем не менее, в общем случае полезной целью.

Пока все пони ехали в каретах до гранд-отеля Кантерлота, Дот думал над тем, как бы получше обставить фразы, которые он собирался сказать. На данный момент в Кристальном Королевстве, несмотря на наличие центральной фигуры – Принцессы Каденс и ее мужа – Шайнинг Армора, были еще две совершенно независимые от них партии власти, которые регулировали деятельность организаций и прочее. Собственно говоря, Принцесса и Принц были лишь органами экстренного реагирования и принятия однозначных волевых решений в случае колебания парламента – но на этом их власть заканчивалась, а вот все эти пони, за исключением двух, принадлежали к демократам. С другой стороны сидела другая сильная партия – партия социалистов. Однако исходя из такого вот псевдоконфликта, Дот и построил свою гениальную, как ему самому показалось, ложь.

Наконец кареты остановились у парадного входа, и метрдотель, поклонившись, поприветствовал всю группу, да предложил войти им внутрь и проследовать к рецепшну.

Что все эти пони, собственно говоря, и сделали. Стражники все остались снаружи, кроме лейтенанта, который проследовал замыкающим за группой, отдав несколько приказов своим подопечным, что встали в стойки «смирно» около входа.

Теперь дело было за малым. Позволив всем пони отметиться на рецепшне и получить номерки в банкетный зал, Дот Делайт предложил им сразу же заняться делом и после этого хорошо отдохнуть в ресторане отеля.

Группа согласилась.

…
Банкетный зал был пуст. Первые ряды были почти мгновенно заняты группой, а Дот оказался на сцене. Земнопони подумал, и начал аккуратно, заходя издалека:

— Итак, я расскажу вам, зачем потребовался этот сбор. На самом деле, в состав Кристальной Империи входят больше пони, чем вы думаете. И здесь дело далеко не в раздвоениях личности определенных слоев населения.

— Не может быть, — сказал кто-то из зала, — и даже если было бы так, кто давал право Эквестрии вмешиваться в вопросы Кристальной Империи? Не подумали, что наше государство лучше знает, чего хотят его пони?

— Оно лучше знало, когда Сомбра…

— Сомбра? – раздался другой голос из зала и рассмеялся, — да если бы мы не были заточены на тысячу лет в лед, Сомбра бы помер через тридцать, и там дальше все вернулось бы на круги своя. Кристальная Империя была покорена за свою историю не менее шести раз, и возвращалась к нормам. И Сердце прятали, и разбить пытались – бестолку. Так что не надо ничего говорить про Сомбру.

«Вот дерьмо,» — подумал Фокус, про себя отметив настрой всех этих высокопоставленных пони, — «Надо поскорее бы выбираться из этой ситуации. Но как?»

— Так вот, я не говорю про Сомбру, и если вы бы меня дослушали до конца, вы бы поняли, о чем идет речь, — начал Дот.

— Слушаем, — поддержал его речь зал.

Дот задумался на секунду и начал излагать свою лживую историю, лишь бы отделаться от них.

— Насколько я знаю, что в Кристальной Империи существует две партии. Так вот, та, к которой вы не принадлежите, хочет расправиться с вашим присутствием на следующих выборах, дискредитировав вас от начала до конца.

— Слабо верится. Что-то мне подсказывает, что вы нас собрали не за этим, — раздался женский голос.

Вдруг тот самый химик поморщился. «Сульфоксидом запахло,» — сказал он и повернул голову в сторону двери.

Группа уже была готова обрушиться с проклятиями на Дота Делайта, когда двери распахнулись и ввалился стражник, от которого действительно сильно пахло сернистым газом.

— Что случилось? – спросил Дот, сразу же сузив глаза.

— Улица… Взгляните… — ответил ему стражник, и Дот Делайт пошел в сторону выхода. Вся группа немедленно увязалась за ним.

Около фойе на улице валялись стонущие разбросанные тушки стражников. Дот сразу же подбежал к одному из них. Пульс прощупывался свободно: в худшем случае были сломаны пара ребер, однако было видно, что их даже калечить на собирались. Дот сразу узнал почерк магии – он мог принадлежать только одному пони.

Оглянувшись по сторонам, Дот не нашел Фокуса в поле зрения. Однако он здесь прошел… Или он развернулся, или же он внутри отеля… «О Селестия,» — в глазах у Дота потемнело.

Тут справа из кафе вышла фигура серого единорога. «Добрый вечер, мистер Дот Делайт. Я, конечно, понимаю, что твой отрядик больше не существует, а тебя погнали из дворца…»

— То есть как это? Это все – липа? – вдруг раздался раздраженный голос из группы пони.

— То есть мы потеряли столько времени ради того, чтобы послушать ничем не подкрепленный бред? – спросил другой голос.

— И как прикажете это понимать, мистер? – третий вторил двум первым.

Дот почувствовал себя разрушенным. Цепочка лжи, скрывавшая под собой гнойник, лопнула и то же самое сделал и гнойный комок – и ему стало в одночасье плохо. В глазах помутнело и внутри закипело новое чувство, которое Дот испытывал до этого только один раз в жизни: когда его бросила первая любовь. И уголок его рта задергался в приступе чего-то невероятного, чего-то, что не могло брать свое начало из его души.

Он вдруг бросился на Фокуса, схватив со стола вилку, и, если бы Фокус не отбросил его сильной воздушной волной, то остался бы без глаза.

Дот и раньше думал, что Фокус – чей-то шпион. Но теперь, по его мнению, все его догадки подтвердились: он так и не мог объяснить это по-другому. Изначально он думал, что Фокус приехал дискредитировать какую-то страну или же Эквестрию своими выходками, но теперь Доту казалось, что он все понял.

В этом была доля логики – на Дота Делайта начали вешать собак с тех пор, как эти двое объявились – больница, побег, все эти странные разговоры несли в себе одну цель – дискредитировать и унизить Дота, а теперь, после того, как он попытался разрулить эту неприятную ситуацию с более не подответственными ему пони, Фокус появляется здесь специально, чтобы добить его окончательно.

Старый дух отвращения к миру снова взыграл в нем, и он лишь только спросил, корчась на полу:

— Скажи мне только одно… Как ты узнал, где я?

— Я попросил стражника передать тебе записку с просьбой о встрече. Но я не люблю, когда мне отказывают, особенно земнопони, особенно выгнанные со своей работы… Так что найти тебя не составило никакого труда, тем более ты шел только по улицам.

— То есть ты следил за мной? – возопил возмущенный Дот.

— Ну, можно и так сказать в какой-то мере. Тем не менее, все исключительно для твоего блага. Я думаю, что можно отпустить всех этих пони, которых ты собрал. Кстати. Что это за пони? – спросил Фокус, скептически оглядывая компанию перед ним, которая после этих слов даже и не собиралась расходиться, а только поглядывала на Фокуса и перешептывалась, готовая линчевать Делайта.

— Спасибо, что открыли нам глаза… — произнес низенький пони во фраке, — я думаю, у меня кое к кому в Эквестрийской страже будут вопросы.

— Вопросы… Какого плана? – протянул Фокус.

— Разных… Но сильные вопросы.

— Ну да. Во вторую стражу обратитесь, — кивнул Фокус, решив немного отомстить тем, кто обращался с ним две недели, как со скотом: несколько часов психоза им там наверху не помешает.

«Зачем он говорит про вторую стражу? Отводит глаза от Принцесс? Так все равно на них выйдут… Или он хочет добиться раздрая в самом массовом органе охраны правопорядка? Ох, зря мы вообще пустили этого Фокуса… Луна, Дискордова Принцесса, кого ты в нем, в этом говнюке, узнала? Будь ты проклят, Фокус…» — подумал Делайт и ощутил у себя под копытом вилку. Сжав мышцы, он стал немного покачивать и выбирать момент, когда он бы смог сделать свое тихое нападение.

Наконец возможность представилась – Фокус слишком увлекся перепалкой на тему « Что творится в Эквестрии» и Дот бросился на него. Однако то, что произошло, не поддавалось логике: он снова оказался распластанным на полу, а вилка в виде капли горячего расплава лежала теперь слегка поодаль от него.

Но Дот кое-что почувствовал. Это было самое нужное, самое последнее время, когда бы он мог раскрыть свой финальный козырь. Его трюк, припасенный напоследок в рукаве, был страшен, но сейчас было самое время применить его.

Тихим и незаметным движением Дот Делайт тронул свой кончик носа и повел копыто кверху; на его лице оставался едва заметный и очень слабо различимый сиреневый цвет.

Затем он хихикнул. Фокус уставился на него.

— Ты обезумел от потерь, Дот. Ты жалок в своей тщетной попытке оказаться тем, кого уже нет. Я знаю, каково это – я чувствую подобное прямо сейчас, — сказал серый единорог, вздыхая.

— Ты понятия не имеешь, честно тебе скажу. Я не знаю, кто ты и откуда ты – но твоя история достойна уважения. Впрочем, это не умаляет единственного факта. Твой разум – твой лучший друг, но и твой самый злейший враг, — с этими словами он привстал.

Вдруг он резко дернулся и подался влево. Сжав зубы, он подхватил расплавленный металл и швырнул его в Фокуса. Капли алюминия похолодели в воздухе и о кожу единорога ударились несколько холодных шариков, но драгоценные моменты были потеряны: Дот Делайт уже на порыве адреналинового безумия ускорился и убежал в одну из многочисленные улочек рядом с фойе отеля.

Фокус думал броситься за ним, но остановился. Он не знал этого город так, как знал его Делайт – и теперь всякое преследование теряло смысл. Смысл имело только сказать страже – но вот стража, разбросанная им же, перед его ногами, и что теперь?

«Теперь» было только «ничего», и Фокус, кивнув ошеломленным пони, что собрались за стеклянными дверьми, ретировался обратно в сторону дворца.