Кривые зеркала
Глава 3.I
Разбудили Лайру громкие голоса, наполнившие комнату. Оказалось, Кибр послал за Эсраилом, но тот не поднимался на ноги и, даже после пары лёгких пинков, был неподвижен; сменился лишь темп сиплого дыхания. Теперь бандиты лениво переругивались у входа, позволяя коридорному свету облизывать их силуэты и резать привыкшие к тьме глаза Лайры. Она пошевелилась, провела опухшим языком по нёбу. В ответ на движения пришла боль, но лучи её, встрепенувшие тело, оказались неожиданно слабы. Неужели усердие пленителей было не столь велико, как она предполагала, нет, скорее ощущала тогда? Или за своё взялась природа, вооружившись великим инструментом жизни — приспособлением? Приспособилась ли я к новому миру, спросила себя Лайра. Отвела ли боли, жестокости и несправедливости место в разуме, тёмный и грязный чулан вроде того, где сейчас лежала? Чулан, монстр из чулана. Неужели он существует, будет существовать, если взрастить его в питательном субстрате ненависти, невежества и страха, поверить в него и дать ему волю? Детские страхи одержали верх над разумом, боязнь неведомого победила. Этот мир — мир испуганного и опасного Ребёнка.
Люди наконец договорились. За работу взялись серый человечек с толстяком. Толстяк вальяжно, но с определёнными усилиями протиснулся внутрь, двигая челюстью. Раз за разом он будто ненароком подставлял выпирающее пузо человечку, который суетился вокруг Эсраила, всё никак не мог ухватиться поудобнее и неизменно натыкался на живот напарника. Человечек морщился, начинал говорить, замолкал на половине слова и, огибая препятствие, спотыкался о Лайру. Это пробуждало в нём поток ругани, он заносил ногу для пинка, но за миг до удара его обуревали сомнения: а если узнает Кибр? а если не одобрят товарищи? а если Лайра затаит злость, будет мстить ему в рабской манере — подло и мелочно? Лицо его темнело, он опускал ногу и заходил с другой стороны, чтобы нелепая пляска повторилась. Лайра не считала себя хорошей физиономисткой, но серый человечек выплёскивал эмоции до того явно, был до того лишён глубины, что ей не приходилось предпринимать ровным счётом никаких усилий — достаточно было наблюдать вполглаза. Попутно она старалась защитить от столкновений наиболее уязвимые части тела: подстилка была чересчур мала для такого столпотворения, но переходить на голый камень Лайра не хотела. К тому же её жгло едкое желание досадить одному из мучителей — низкое, недостойное истинной дочери Эквестрии чувство… И горчинка стыда отравляла сладость глупой мести.
Эта сутолока продолжалась ещё какое-то время, пока командирам — Мамону и Асмею — не надоело потешаться над нелепой сценой и главным её актёром. Прозвучала резкая команда, человечек вздрогнул, схватился кое-как за Эксраила. И они вдвоём с толстяком понесли пони. Шкуру того полосовали рубцы — застарелые и свежие, которые от неосторожных движений открылись. Лайра увидела срывающиеся с шерстинок тёмные капли. Эсраил впервые за вторжение людей застонал, протяжно, мучительно.
Бандиты ушли; задержался только Асмей.
— Не помирай тут. Скоро и о те вспомнят. Надо обделать кой-какие делишки.
Когда дверь за ним закрылась, Лайра ощупала подстилку. Где-то её копыто натыкалось на мокрое; она собирала сено вокруг и выбрасывала на камень. Убедившись, что подстилка очищена от крови, Лайра устранила проплешины и легла. Сон не шёл, взбудораженное вторжением тело не хотело успокаиваться, и Лайра слушала, как в груди стучит сердце.
Песок… Всё началось с песка. Он окружал её с тех пор, как она попала сюда. Он прятался в шерсти, лез в рот, попадал в глаза. Он проникал всюду. Он был свободен. Как хотелось ей рассыпаться мириадой песчинок! Выбраться из этого подвала на сапогах, на штанах и мешках, поймать течение ветра и улететь далеко-далеко, в пустыню и дальше — через загадочный Разлом в Эквестрию, прочь от страшных людей и ещё более страшных пони.
А что такое здешняя Эквестрия? Насколько было известно Лайре, ни одно отражение прежде не достигало единства. Миракулум не встречался с Землёй, пони и люди жили раздельно. Только её реальность смогла развить магию и науку достаточно для того, чтобы проникнуть в параллельный мир, только она достигла пика — и в момент наивысшего триумфа отбросила сонм отражений, искажённых каждое по-своему и одинаково несчастных. В том заключалась великая вина, на том зиждилась великая миссия — починить сломанное, вернуть гармонию вселенной.
Никто из бандитов не удивился, увидев её. И это, если вспомнить других пони, Кибра и Эсраило, было естественно. Они не выглядели посторонними, чуждыми тому укладу, в который вторглась Лайра — не по своей воле, но что это меняло? Ни в одной книги из библиотек ГПМ не упоминались отражения, прошедшие слияние. А значит, значит, либо она попала туда, где ещё не побывала нога оперативника, в отражение, ещё не занесённое в каталог, случайное среди миллиардов иных… Но почему её направило именно сюда? Кабиной пользовались недавно, Лайру наверняка перебросило по предыдущим координатам, по которым перемещались работники Группы. Техник мог что-то напутать, не сохранить введённые им данные, и по умолчанию сработали старые, иначе всё бессмысленно, совершенно бессмысленно, и надежды нет.
Итак, отражение, в котором она очутилась, находится под обработкой Группы, по-другому и быть не может. Но тогда откуда на Земле пони? Или на Миракулуме — люди? Быть может, это часть глобального эксперимента, и ГПМ допустила утечку сведений. Тогда Эквестрией для местных является мир Лайры, нечто недостижимое, небесно-божественное, рай на земле. И если предположить, что одна из рас не отсюда, что она из мира Лайры... Нет, полнейшее безумие! ГПМ действовала отдельными агентами, внедряющимися во все слои общества отражения, и эти агенты меняли восприятие аборигенов постепенно, эволюционно приводя их от дикости к цивилизации. Таким образом развивали уже много миров, и не было видно конца-края заботам. Но организация появилась сравнительно недавно, и плоды её трудов созреют не раньше, чем через пару поколений. Строить утопии без кровопролития невероятно сложно, однако в преодолении трудностей ради других и кроется наивысшее счастье. Пускай первое открытое отражение, Земля-1, уподобится изначальному миру тысячу, две тысячи лет спустя, но с этим обращением процесс пойдёт быстрее. И в далёкой перспективе ГПМ приведёт к единому знаменателю расщеплённое по недомыслию Твайлайт Спаркл и Робинзоном.
Но что, если руководство Группы решило не ждать? Что, если они набрали добровольцев-пони и населили ими Землю, держа в уме перевоспитание через пример? Нет, Лайра отказывалась верить в это. Другая внешность вызвала бы отторжение у примитивных умов, пробудила бы расизм, другое мироощущение привело бы к войне с печальным, очевидным и никому не нужным исходом. К тому же на ассимиляцию ушло бы не одно поколение, которого у ГМП попросту не имелось. И скрыть набор поселенцев с прочими хвостами этой глупейшей операции было бы невозможно даже с ресурсами, которыми располагала Группа.
На всякий случай Лайра воскресила в голове подробности встречи с Кибром, но ничего, кроме вспыхнувшего чувства унижения и слабости, этим не добилась. В высокомерном единороге-садисте не было ни капли её Миракулума.
Из разрозненных фактов следовал единственный верный вывод: это отражение нашли совсем недавно, ещё не успели изучить и передать материалы в общие библиотеки. Лайра глубоко вздохнула. Новость о цельном отражении произвела бы настоящий фурор на родине. «Какое везение — узнать всё самой. Горячие новости, смотри не обожгись!» — горько подумала она. Остаточное подозрение наполнило её: как правило, Группа действовала оперативнее, так что данные первых дней появлялись в фондах едва ли не в виде необработанных отчётов полевых служащих. Но никаких сведений о необычном отражении не припоминалось. Быть может, что-то случилось с целостностью её памяти? Быть может, слившиеся миры давно стали фактом, о котором не говорили в силу его обыденности?
Лайра пробежалась по воспоминаниям. Ранние отрывки жизни, похожие на окрашенные сепиевым туманом четырёхмерные картины из цветов, запахов и желаний, школьные забавы, не к месту попавшееся наказание за съеденный с подругой пирог, предназначавшийся для гостей, робкие шаги во взрослую жизнь… Нигде не чувствовала она странных прорех, пустоты на месте утраченных эпизодов. Подобравшись близко к порогу, за которым начинался новый мир, Лайра остановилась, не желая бередить свежие раны. Но и без того возбуждённые излишним усилием воспоминания вырвали у неё тихий стон. Отчаяние, замолкшее было при работе мысли, вернулось и принялось мстить вдвойне, сдавив грудь, шепча на ухо, что Лайре не вернуться домой, не увидеть родного солнца и тёплой и чуть стеснительной улыбки Санлит Пафа, не почувствовать объятий матери. Терпковатый вкус утреннего кофе, вылазки на природу с друзьями, походы в величественный и припылённый музей археологии, брызги воды, взрезаемой парусником среди её робких и ненастойчивых попыток очутиться в яхт-клубе, — тысячи мелочей, из которых состояла её жизнь, утрачены безвозвратно. Мираж Понивилля возник перед ней, манящий, недостижимый.
В горле застрял ком. Она жаждала смыть его наплывом слёз, почувствовать немилосердное, жгучее облегчение. Но влага не подступала, не затмевала её внутреннего взора, перед которым расстилалась дорожка, что петляла сквозь парк прямо к университету и тихо хрустела гравием, общаясь с идущим по ней. В середине умозрительной прямой меж домом и институтом от неё шёл заворот к двум кривым, сомкнувшимся деревьям. Их слившиеся кроны давали приют от яркого неба широкой и длинной скамье, с которой удобно было кидать хлебные крошки уткам, что плавали в близком пруду. На этой скамье любил отдыхать с книгой отец, и нередко маленькая Лайра проводила с ним вечерние часы, кормя уток и слушая, как он зачитывает ей любимые отрывки. Голос его, становившийся глубоким и мягким, так сильно отличался от привычного, что содержание отходило для Лайры на задний план: уловить бы знакомые нотки! Морской волк, живший в эпохе до слияния, пройдоха, что выдавал себя за учёного странника, чтобы его приютили на ночь в деревне, — когда в них проступала родная фигура, Лайра заливалась хохотом. Поймала! Папа останавливался, с улыбкой глядел на неё, и она обнимала его, призывая продолжать.
Было по-утреннему свежо. Пахло притоптанной травой и чуть-чуть смолой. Ветерок скользил среди деревьев, срывая с крон последние капли, оставленные ночным дождём. В просветах между листьями ярко синели клочки неба.
— … и кобылку: цок-цок-цок, выходи водить, дружок! — Копыто показывало на Лайру.
Круг жеребят рассыпался. Они поскакали к поляне, где стояли наспех поставленные шалаши. Лайра и рослый для своих лет земнопони проводили их взглядами. Его имени она не помнила, но знала, что он был старший и поэтому думал, отвечает за остальных. Сначала ей казалось, что он зазнался. Ещё бы, как не зазнаться, когда ты один получил метку! Но потом она поняла: случись что, взрослые спросят с него. Так что он всего лишь серьёзно отнёсся к той ответственности, которую возложили на него большие: следить за малышами. Лайра себя малышом не считала. Но разве можно было объяснить это, не наткнувшись на понимающие улыбки?
— Помнишь правила?
— Ну ты и спросил.
— Точно-точно? Ну смотри, — и он побежал к остальным. Лайра проводила его взглядом и хмыкнула. Зря он переживает. Вся окрестная детвора играла в помощников. Но стоило признать, сегодня местные буквально растворились в Эпплах. Много Эпплов приехало на свой семейных сбор. И кто знает, что, если в его краях правила действительно были другие?
Лайра прочистила голос и начала громко считать: один, два, три… Дойдя до десяти, она крадучись направилась к лагерю. Нужно было застать туземцев врасплох. Нельзя, чтобы они успели разбежаться далеко. Изрядно заросший лес помогал ей прятаться в зелени. Но ступать нужно было осторожно: под копыта так и просилась сухая веточка. Этот лес не напоминал те причёсанные скучные парки, которыми полнился город. Нет, в его облике таилось нечто загадочное, почти дикое. И это, вместе с предостережениями взрослых о том, как легко тут можно потеряться, будоражило кровь Лайры. Подстёгнутое воображение шепнуло, что она нашла Зловещие Дебри. В них прячутся двухголовые монстры с тремя глазами и пятью ртами. В них споры странных плотоядных растений могут свести с ума и завести исследователя прямо в цветочный зев. Но долг оперативника Группы был превыше всего, превыше страха и других личных слабостей. Она искала аборигенов. Она подарит им свободу от невежества и предрассудков, от злобы и воинственности.
Впереди послышались голоса. Кто-то немузыкально, но громко пел. Меж кустами наметилось движение. Лайра остановилась. Прижалась к земле, вдыхая душистый запах подстилки. Пение продолжалось. Не заметили!
Тук-тук-тук, стучало сердечко Лайры, словно барабаны древних племён. Она осторожно отодвинула мешавшие ветки.
Перед ней лежала поляна. На ней стояли шалаши, как в книжке про древние времена. В прошлом году Лайре подарили такую книжку. Рассказы о доисторическом быте перемежались там картинками пони из разных племён и их хижин. Лайре было жалко дикарей. И отчего они не дотерпели до эпохи всеобщего счастья? Оставили после себя дома, утварь, одежду — частички своей тайны. А сами пропали.
У самых шалашей сидел старший земнопони. Он наблюдал за остальными. Некоторые выстроились в круг и устраивали пляски около воображаемого костра, кто-то плёл корзинку из травы. Один пегас стучал копытами друг о друга, имитируя бубен, и выводил гортанную ноту. Это его пение услышала Лайра.
Выскочить сейчас и, не разбирая, кто перед ней, начать пятнать всех подряд? Нет, не так поступают открыватели миров. Они не боятся, не нападают на аборигенов исподтишка. Они открыто выходят к ним, предлагая свою помощь. Так следовало поступить и Лайре.
Она разогнулась и отважно ступила на поляну. Пегас с бубном замолк, танец у костра прекратился. Безмолвно и настороженно смотрели на Лайру дикари.
— Я пришла с миром! — воскликнула она. Вперёд вышел вождь. Только сейчас Лайра заметила в его гриве торчащую на макушке кисточку, как бывает у жеребят. Это насмешило её, но она сохранила серьёзный вид. Глупо портить игру.
— Ты чужак. Чужаки не нужны. Уходи.
— Но я дам вам мир и порядок! — Лайра сделала лёгкий шаг вперёд, напряглась.
— Чужого нам не надо. Уходи, — гордо вздёрнул голову вождь. Он точно увидел её движения. Теперь вопрос заключался в том, сумеет ли она…
Лайра сиганула вперёд — и коснулась копытом груди вождя, дёрнувшегося было убегать. Тотчас вокруг завопили. Напуганные дикари рассыпались во все стороны. Только и успевай ловить! Лайра настигла ещё троих, прежде чем за последним беглецом затих шум продираемых кустов. Остались только обращённые и она сама.
— Чего ж не драпанул? — спросила она старшего.
— Какой вождь бросает своё племя? — торжественно произнёс он и, наткнувшись на её взгляд, добавил: — Хотел, да не успел.
Лайра оценивающе посмотрела на подчинённых. В основном малыши, с такими хорошего сена не насобираешь. Но исследователь должен находить выход из любой ситуации.
— Стройтесь в цепь, — скомандовала она. Обращённые встали в линию. Лайра её слегка переделала: маленьких в центр, больших по краям. Если аборигены будут прорываться сквозь шеренгу, более взрослые жеребята схватят их. Будто сожмётся кулак.
Лайра в последний раз оглядела поляну и смело направилась в сторону, куда побежало большинство дикарей. Подчинённые потянулись за ней.
Первые плоды задумки Лайры стали видны сразу. С дикими криками из-под кустистой ели полезли дикари. Хвать-хвать! Поймали! Два касания, и новые обращённые встают в шеренгу.
На пути то и дело вырастали препятствия. То заросли слишком густые, то яма чересчур широкая попадались. Цепь приходилось разрывать, и дикари пользовались лазейками сполна. Однако и с этим улов вышел отменный. Лайра пересчитала обращённых, когда добрались до малинника. Дальше него условились не заходить.
— Почти половина! За первый заход!
— Ближе к трети, — сказал вождь, уже бывший.
— Где твой рог и борода, Старсвирл? — хмыкнула Лайра.
— Дома лежат. Чтобы считать уметь, они не нужны.
Вторым начёсом пошли поперёк старого. Это принесло ещё с десяток подчинённых. Массовость дикарей встала под вопрос, и Лайра организовала патрули. Обращённые втроём-вчетвером лазали по валежнику, протряхивали густые кусты. Работа шла споро, голоса жеребят тревожили лесной воздух без отдыху.
Вождь шатался рядом с Лайрой. С одной стороны, это было полезно. С его помощью любого пони можно было удержать на месте, пока его пятнали. С другой — уж больно походило на то, что за Лайрой присматривали. Ей это не нравилось. Она сама дарила обитателям отражения цивилизацию. Без подсказок какого-то Эппла.
Наконец, почти все пони были пойманы. Лайра сосчитала всех обращённых.
— Один остался, — сказал вождь, опережая её. Она нахмурилась. Кто, в конце концов, водит? Но некогда было обижаться. Если остался один, значило это одно. У последнего дикаря есть шанс испортить всё, что таким трудом создала Лайра. Он может запятнать её, и она проиграет. И тогда все обращённые вернутся к первобытной жизни. Допустить это было решительно невозможно. Требовалось организовать охрану, и…
— Мы с братом будем около тебя, — вождь кивнул в сторону пони, у которого на голове имелась почти такая же кисточка, как у него. Только поменьше. — Так у него и шанса проскочить к тебе не будет.
Лайра фыркнула:
— Я здесь главная, мне и решать. Обойдусь без вас. Ищите дальше, а я пойду одна!
В ней кипело негодование. Почему всю игру он лез быть первым? Потому что считал себя взрослым? Но это она, она придумала, как ловить дикарей! Она развернулась и, не слушая возражений, зашагала от собрания. Зашагала медленно, чтобы не подумали, будто она убегает поплакать. Плакать её и в самом деле не тянуло. Но мальчишки вечно считают, что кобылки готовы удариться в слёзы по любому поводу. Не стоило давать им пищу для болтовни.
Остановкой для неё стал бойкий ручеёк, пробивший себе путь среди корней. Это была вторая граница, и дальше идти смысла не имело. Лайра посмотрела в воду. Было слишком мелко, и своего отражения она не увидела. Она прислушалась к звукам переклички: пока не поймали. И где же спрятался последний беглец?
Над Лайрой захлопали крылья, и миг спустя на неё свалился кто-то тяжёлый. Не удержавшись, Лайра вскрикнула и грохнулась прямо в ручей. Её схватили и бережно подняли.
— Прости, я не хотел. Но ничего, от купания никто не умирал, да?
Говоривший был пегасом. Он был последним дикарём. И его счастливая мордочка с поспешно натянутым виноватым выражением говорили: я победил.
— Так ты… на дереве? Умеешь летать?
— Ага. Недавно научился.
Лайра закусила губу, пытаясь удержаться от гримасы. Не помогло. Наружу рванулось рыдание. Тихое, без всхлипов. И как она не догадалась, что нужно проверять и верхушки? Наверняка кто-то знал, что среди них есть летающий пегас. Знал и не сказал. А теперь из-за её самоуверенности игра… нет, при чём тут игра… потеряно будет целое отражение. И пони продолжат жить в дикости и невежественности. Потому что её высокомерие, её желание быть самостоятельной всё испортили. И прав был вождь в своих косвенных подозрениях. Не могут кобылки правильно организовать ловлю. А когда они это понимают, то плачут. Глупые маленькие кобылки. Лайра шмыгнула носом, встряхнулась и обернулась к воде. Умыться.
— Эй, ты чего? Обиделась?
— Нет.
— Не хотел я тебя в воду швырять. Оно случайно.
— Ничего.
— Так ты из-за игры, да?
— Неважно.
Пегас обошёл её, сел рядом.
— Да ладно тебе… Хочешь, я скажу, что ты меня запятнала? Другие ещё не подошли, никто пока не видел.
Лайра удивлённо посмотрела на него.
— Правда-правда?
— Правда-правда.
Лайра перестала шмыгать. Слезы закончились, точно перекрыли вентиль. Она заулыбалась и обняла пегаса. У него была рыжая шёрстка, но он всё равно умудрился покраснеть. Кажется, она видела его раньше, он, ясное дело, не из Эпплов. Но играть с ним не доводилось.
— Спасибо! — горячо сказала Лайра и, подумав немного, спросила: — Тебя как зовут?
— Санлит Паф…