Ми

Гармония

Конечно, все пытались отговорить. Ещё бы – лучший из выпуска, первопроходец и всякое такое, и тут вместо того, чтобы улыбаться всему миру с агитационных плакатов, хочет отправиться поближе к северной точке недоступности. Но в своём решении я был уверен. Раз я не могу сломать основу мира, преследующую меня с получения кьюти марки, то просто сбегу от неё. Север же почти не заселён, значит жить придётся в небольшой группе, где будет намного легче доказать, что я отдалён от метки настолько, насколько это возможно, не срезая её.
Пока согласовывали назначение, наконец, смог слетать домой, в Клаудсдейл. Не был там с того момента, как полёты начались. Сначала постоянные вылеты, чтобы отлетать положенные учебные часы, потом – чтобы показать всем, на что такая техника способна. Да и всякая мелкая помощь в организации воздушного движения и составления нормативных актов на основе опыта первых пилотов не позволила сделать это раньше.
Никогда ещё не видел родной город из кабины. Огромное многоуровневое облако, накрывающее тенью наземную часть, кажется каким-то нереальным, если смотреть с такого ракурса и не махать крыльями. Найт же, кажется, это зрелище совсем не впечатлило. Её больше волнует то, что своеобразные лоцманы, которые будут отгонять зевак от вертолёта, где-то задерживаются, а уже зажглась предупредительная лампочка, что топлива осталось на двадцать минут. Прилетели они точно в тот момент, когда первых любопытных чуть не засосало под винт. А то бы пришлось машину отмывать.
Механикам пока придётся пожить в вертолёте, ибо у Корди так и не получилось сотворить заклинание хождения по облакам. Если мои познания в магии мне не изменяют, то тут дело в количестве проходящей через его рог магии – он же хирург, а там её надо совсем чуть-чуть, на тонкий телекинез. Или просто он был пьян во время каждой попытки.
До дома я шёл на своих четырёх. Привык за столько лет вместе с земными пони и единорогами, что им не шибко нравиться смотреть на собеседника снизу-вверх, когда возможно иначе. Сердце наливалось теплотой от вида чётко летающих в плотных потоках воздушных магистралей пегасов. Клаудсдейл же единственный город в Эквестрии, где строгие правила воздушного движения никто даже не думает оспаривать. Все знают, что воздух это не свобода, а ещё больше правил. Столкнувшиеся на земле пони это, максимум, синяк. Невнимательные же или нерасторопные пегасы – завсегдатаи травмпунктов и больниц, специализирующихся на лечении крыльев. А зачастую и клиенты моргов. Только постоянно попадались всякие сердобольные, считающие, что раз пегас идёт, то ему нужна помощь.
Мать встретила, как и подобает, очень тепло, но с каждой минутой дома я понимал, что уже очень сильно отдалился от этого места. Конечно, в её мире алчности, разврата и чревоугодия она для меня всегда сможет найти место, только не нужно мне это. Даже сдувание пыли с корешков моих детских книг по теории авиадвигателей, аэромеханике и сопромату не пробудило никакой ностальгии, заставившей бы меня остаться. А уж её намёки, что профессиональную лётную подготовку, как ту, что в академии Вондерболтов преподают, могут признать высшим образованием на федеральном уровне, тем более. Мне аж со средней школы надоели разговоры, что пегасы должны летать, единороги – колдовать, а земные пони – пахать. Нахрена, спрашивал я в таких случаях, в конституции закреплена свобода деятельности, если ей пользоваться нельзя? Почему я должен включать махание крыльями в свою профессиональную деятельность, только из-за того, что они у меня есть? Наверно, дело в том, что хоть Объединение Племён и сделало пони равными юридически, они не желают быть такими фактически.
Я решил сходить к Найт, может быть у неё веселее. Люблю я тот район хотя бы за умеренно подобранные цвета зданий, то есть ничто не пытается ни выжечь мне глаза ослепительной белизной, ни заставить их вытечь от безумных расцветок. Да и само общество фестралов мне всегда нравилось, особенно из-за своей слаженности. Как будто каждый буквально чувствовал каждого, даже если они познакомились день назад. Это не горячие пегасы, которые так же легко встречаются, как и расстаются – ночные пони крепко держатся друг за друга не то, чтобы в семье – во всей расе. Правда, с этим в тот раз возникли некоторые трудности.
Он бы не из Клаудсдейла, Кантерлота или Сталлионграда – я видел его в первый раз. Судя по нетипичному говору, скорее всего, из Мэйнхеттана. Когда я подошёл, он во дворике дома-колодца разговаривал с Найт. Судя по её виду, он ей надоел уже давно, но пока не настолько, чтобы применять силу. Что же, я не настолько миролюбивый.
— Это и есть твой особенный пони? – спросил он у неё на фестральем, — Я думал, у него на крыльях будет поменьше растительности.
Я решил с ним поиграться и сделал вид, что не понимаю его.
— Всё нормально? – спросил я у Найт на Эквестрийском, сделав незаметный жест крылом, который мы на тренировках по ближнему бою использовали, прося подыграть.
Она недовольно на меня посмотрела. Похоже, я недооценил степень её недовольства, и она уже готова переходить к насилию. Возможно даже по отношению ко мне, раз я не вовремя решил веселиться. Правда, она не может – традиции фестралов запрещают хозяину проливать кровь гостя в доме. Хорошо, что разборки гостей с гостями они не предусматривают.
— Значит так, — сказал я надоедливому фестралу на его языке, глядя прямо в глаза, — Давай договоримся. Ты по хорошему отваливаешь, а я не стану заталкивать тебе в жопу твой же хвост. Как идея?
— Дерзкому пернатому давно не чистили морду? – с ухмылкой спросил меня он, угрожающе расправляя крылья. Недовольный говорок случайных зрителей показывает, что окружение, всё-таки, за него.

Ой, дурак… В «ближнем бою» перво-наперво учат в первую очередь беречь крылья и не распахивать их не по делу – в случае необходимости от адреналина распахнуться сами. Похоже, наш новый друг занимался чем-то пегасьим, а те стили часто даже самой драки не предусматривают – только различные угрожающие позы и жесты. Говорят, на улице иногда помогает, но, по-моему, подкованное копыто лучше.
— Как думаешь, скоро ли твоё тело найдут на дне Каудсдейльского водохранилища? – спросил я, подходя к нему вплотную.
— Не раньше, чем твоё, — ответил он, чуть опуская голову.
Как здорово – у нас здесь пони, который драки не боится, но драться не умеет. В его движениях есть и техника и задор, но нет свирепости – её вытравляют с первых занятий пегасьих боевых искусств. Кажется, это будет избиением младенцев. Боковым зрением я заметил, как Найт возбуждённо замахала хвостом, явно жалея, что не может сама поучаствовать.
Стороннему наблюдателю дальнейшее показалось бы сплошным смазанным пятном. Я бью ему лбом в нос, он сразу же немного подлетает, хватаясь ногами за источник боли. Из глаз начинают литься нормальные, для таких попаданий, слёзы – он частично ослеплён. Теперь один рывок крыльями, захват за шею и я валю его на спину. Ну и напоследок абсолютно не техничное, но очень унижающее движение – придавить ногой перепонку крыла. Вообще, надо ломать кости или суставы, но мне вдруг захотелось его проверить – станет ли он продолжать бой с, как оказалось, более сильным противником, отстаивая честь, достоинство и прочее, или сдастся?
Одно из главных заблуждение земных пони и единорогов – что облака мягкие. На самом деле они такие не все. Здания и дороги делаются из специального типа, твёрдого, как бетон. Правда, первые с внешних сторон ещё покрываются слоем мягких, чтобы незадачливым летунам было сложнее разбиться, но последние даже выглядят, как ровная поверхность. Именно на такие я проложил этого фестрала.
Он начал трепыхаться, что я аж зауважал его – немного кто пойдёт до конца, практически, за ничего. Только веселье оборвалось голосом с балкона.
— Йоахим, ты же знаешь, нельзя бить гостя в доме.
— Это всё-таки ваш дом, а не мой, — чуть склонил я голову в приветствии, отпуская противника.
— Для любого, верящего в ночь, будет честью разделить с тобой кров.
Вслед за этим послышались согласия. Много голосов, в том числе и незнакомых, которые секунду назад были против меня. Только вот зачем они все вышли сюда и зовут остальных? Ни я, ни Найт, вроде как, не являемся какими-нибудь национальными героями.
Постепенно я чувствовал на себе всё больше глаз с одинаковым вертикальным зрачком, которых объединяло ещё и то, что они были направлены мне на грудь. Я и сам туда глянул. Похоже, та висюлька, что мне Луна дала, выбилась из-под рубашки во время драки.
— Выручай… — шёпотом попросил я Найт. Конечно, мне не впервой быть на виду, но, то была рутина типа выступлений на лекциях и опозоривания перед строем. Здесь же, такое ощущение, что они все ждут от меня чего-то великого.
Как же я все-таки люблю эту кобылку – ей одного недовольного взгляда хватило, чтобы все деликатно разошлись, пусть внимание на меня уменьшилось ненамного. Теперь стоит найти старожилу, она всё разъяснит. Кажется, недавно отмечали её девяностолетие. Или это было десять лет назад? Плохо, всё-таки, помнить всю свою жизнь – события постоянно путаются и смешиваются.
Из лекции по истории, которую я слышу аж в третьей версии – сначала была в школе, потом – в университете, я понял, что принцесса мне дала не что иное, как Знак Луны. До своего изгнания она отмечала такой штукой пони, пользующимся у неё особым доверием. Странно, я же с ней всего разок, в купальнях… ну, и сразился плечом к плечу. А ещё смог победить её в честном бою. Неужели новый для неё мир показался ей настолько отвратительным, что она уцепилась за меня так легко? Или же ей нужно что-то ещё?
Был трагически потерян ещё один двадцать шестой. Какие-то мелкие твари атаковали аэродром и, как бы это странно не звучало, съели вертолёт вместе с ангаром. Выяснять источник и искать выход в опыте других штатов времени не было – была опасность того, что эти твари перекинутся на резервуарный парк. А это не только экономические потери от разлива топлива, но и недобрые разговоры с природоохранными ведомствами, которые всё ещё держат монополию.
Абсолютно случайно удалось установить, что насекомых-пожирателей привлекает оркестровая музыка. Решение пришлось принимать старшему ГАшному офицеру, находящемуся в тот момент поблизости, то есть мне. Вариантов задержания мне в голову не пришло – раз они смогли съесть титановый редуктор, то с любой клеткой будет то же самое. Пришлось использовать, наверно, самый лучший инсектицид.
Бензин, керосин, гудрон или алюминиевую пыль и примитивный радиовзрыватель, сделанный из радиостанции, на аэродроме найти несложно. Плюс топливники, при поддержке снятых с рейса мастеров взрывного дела из горного института, смогли намутить в своей лаборатории контроля ГСМ полкило гексогена. Тонкости произошёдшего зачем-то засекретили, но по секрету скажу, что жидкость мы подрывали взвешенной в золь, а растворённый в ней порошок был в состоянии мелкодисперсного вещества. Так что эти вредители-пожиратели больше не представляют опасности ни для Сталлионграда, ни для Эквестрии. А получившийся кратер ещё долго использовался как пожарный водоём.
Очень пригодился «Полёт Валькирий». Не только как приманка, но и как средство поднятия духа – любое действие приобретает героический оттенок, если делать его под эту музыку.
Расследование показало, что рой этих насекомых, называемых «параспрайты», уже давно путешествует по стране, но вместо того, чтобы решать проблему, регионы просто сваливают её на других. Так как разрушения, в основном, незначительны, широкой огласки эти случаи не получают. Думаю, даже Кантерлот не в курсе.
Миролюбие пони в данном случае играет против них. Из двух видов вариантов – негуманных и неэффективных, они предпочитают вторые, думая, в первую очередь, о себе и своей совести. Но интересы общего дела важнее собственных, так что кому-то решение принимать всё-таки придётся. Начинается сваливание его друг на друга, пока не найдётся такой же ленивец как я, которому проще сделать самому, чем выискивать, кому бы передать дальше.
Два двадцать шестых предполагалось передать сталлионградской авиакомпании «Аэрофлот», ещё один – в кантерлотское отделение МЧС. Так как один из вертолётов съели, а крайний север – неприоритетное направление и вообще введённое в воспитательных целях, мой план по сбеганию от всего мира немного отложился.
После неудачи с лордом Тиреком, репутация вертолётов, как спасательного средства, была немного подмочена. Так что руководство сразу схватилось за первый попавшийся инцидент.

Суть – три пустобоких кобылки отправились в лес. Уж не знаю, ягоды собирать или искать кьюти марки, но они умудрились заблудиться. Тревогу подняли вечером того же дня, и все машины, которых было уже двадцать восемь, отправились на поиски. Мы не только участвовали конкретно в поисках, но и несли десант из добровольцев. Нашли быстро – даже баки не выжги, ещё до захода солнца. Пусть это были только плохо обглоданные кости, операцию можно считать успешной.

Многие извлекли из этого случая свои уроки. Кто-то решил поднять шум на счёт просвещения населения по поводу опасностей леса. Некоторые пошли дальше, и возродили бурления по поводу совершенствования школьной программы – те движения, которые начались после Клаудсдейльской авиакатастрофы, к этому времени уже завяли. Кто-то узнал, как можно улучшить принципы поисково-спасательных операций с применением авиатехники. Я вот понял, чего, по-моему, не хватает Эквестрии – унитарных боеприпасов.
Конкретно – одной из их частностей, парашютных сигнальных ракет. Если популяризировать ракетницы, то можно не только неплохо заработать, но и спасти немало жизней. Пусть «проект» был изображён на салфетке без использования линейки, а конкретно разработка будет вестись в вертолётном КБ, небольшой разговор на эту тему с Луной, и она пообещала поспособствовать развитию.
Это ведь полезно с двух сторон. С земли лесу хрен поймёшь откуда шум идёт – звук от деревьев отражается. Сверху тоже найти проблематично, особенно если спасаемый тёмных цветов, дело происходит в потёмках или нет сигнального костра.
Конечно, первое время будут травмы и неприятные инциденты, как, например, неразумные пони, использующие сигнальные ракеты как фейерверки, но постепенное повышение культуры обращения с настолько же нужными, насколько опасными предметами сведёт их на нет. А чертёжи автомата Калашникова я сжёг – этому миру такие изделия не нужны.
Попытки всех вокруг отговорить от крайнего севера конкретно разговорами не ограничивались. «Пайпер-2» стали назначать на рейсы только в лучшие города Эквестрии, подальше от чадящего трубами Сталлионграда и любых признаков глуши. Одним из таких стал перелёт в Бэлтимейр с какой-то очередной крайне важной делегацией. У нас как раз подошли работы по сто-часовому регламенту, так что у меня появилась возможность поглядеть на что-нибудь, кроме вертолёта.
Если туристический путеводитель не врёт, то в этом городе находится крупнейший в Эквестрии исторический музей, так что я, не раздумывая, отправился туда. Прямо от касс, где я с удивлением узнал, что в этой части мира никаких скидок по почти не подделанному для продления на лишний год студенческому билету нет, я якобы случайно встретил старую знакомую. Найт же такие места не любит – уж слишком там много упоминаний того, чем фестралов с рождения учат не гордиться.
Я бы не узнал принцессу, если бы не её фирменное «мистер Пайпер» — внешность её была изменена под простую пони. Навязавшийся со мной Корди сначала попытался распушить на неё хвост, но один её взгляд дал ему понять, что она не так проста.
Конечно, у меня в голове сразу родился план, как выведать из первых рук все секреты Эквестрийской истории – не зря же музей такой.
— Ваше высочество… — начал было я, на принцесса меня недовольно остановила.
— Не так явно, мистер Пайпер, прошу вас.
— Может, познакомишь? – встрял Корди.
— Луна, — улыбнувшись, опередила она меня, зная, что я шутки ради придумаю ей какое-нибудь очень глупое имя, совершенно ей не подходящее, — Прямо как принцесса.
— Вы рады знакомству, бла-бла-бла и всякое такое. Может Луна, которая совсем не принцесса, поможет в нашем споре?
Она посмотрела на меня с недовольством, а Корди – с удивлением. Но разговор сам собой не разговорится, так что пришлось прервать неловкую паузу.
— Этот рогалик и раньше посматривал на Найт, но в последнее время стал делать это исподтишка, как будто стесняясь.
— Да не засматриваюсь я на твою особенную пони, — начал оправдываться он, но я продолжал.
— Говорю, если хочешь – подходи и бери, мне не жалко. Но он упёрся в какую-то хрень типа верности и только смотрит.
— Это нормально, — согласилась с Корди Луна, — Единороги обычно хранят верность только одному партнёру, стараясь даже не смотреть на «чужих».
Вполне объясняет то, что единорогов меньше всего. Только…
— Но учитывая, что он, разменяв полтинник, так и не нашёл себе особенную пони, а под ним побывало пол университета, то можно сделать вывод, что… — я сделал драматическую паузу, глянув на сразу стушевавшегося Корди, — он её просто боится.
— Я, пожалуй, пойду, — поняв, что он несколько опозорен, и ему уже ничего не обломиться, единорог поспешил удалиться.
Нет, он бы сам так не поступил. Похоже здесь дело чьего-то скрытого личиной рога.
— Зачем же так? – с напыщенной обидой спросил я.
— Нам лучше говорить наедине.
— А я хотел выведать у вас все секреты Эквестрийской истории, угрожая раскрытием.
— Думаете, у меня были бы от вас секреты?
Конечно. Я уже хотел было выдать неудобный вопрос, но Луна, заметив это, быстро сменила тему.
— Он ничего об этом встрече не вспомнит.
— Тогда идёмте, ваше… Луначество, — проверить, докуда может зайти эта дружба, вполне разумно, но, учитывая, что она не только соправитель, но ещё и бог этого мира, надо вести себя осторожней, — Так, почему же, всё-таки я?
Спрашиваю у неё это каждый раз, и каждый раз она умудряется уйти от ответа. Но, думаю, в этот раз всё получится. Луна промолчала, когда мы входили в первый зал. Они располагались с конца, то есть с настоящего в прошлое, и первым была новейшая история.
— Из-за авиации, — вроде как честно, ответила она.
Вот как. Сейчас она, конечно, знает, кто автор такого скачка вертолётостроения, но когда мы только познакомились, я был всего лишь студентом, приехавшим клянчить из казны денег.
— Так… почему же, всё-таки, я? – снова спросил я, только в этот раз добавив, — Есть же пони с положением куда выше моего.
— Но им снятся не вертолёты, а пенсия и возвращение потенции, — довольно презрительно ответила Луна, — Мне нужен тот, кто может влиять на эту отрасль, но не слишком заметный.
Странно, что она так открыто призналась. Либо она думает, что я добровольно приму свою роль, либо сотрёт память, как Корди. Да и не самый я незаметный, честно говоря. Особенно учитывая, к зелёным попала пара спецификаций на Ми-2, и они объявили награду в сто тысяч бит за некого пони по фамилии Рок. Говорят, тёзкам моего псевдонима крепко досталось. Интересно, какое место я занимаю в её игре? Надеюсь, что хотя бы пешка, а не просто пылинка, прилипшая к одной из фигурок.
Есть ещё одна недоговоренность. Если она меня просто вербовала в какую-то свою секретную службу, то к чему такие сложности? Можно же было просто действовать через самую близкую мне пони, которая, кстати, Луне поклоняется. Им обоим я вряд ли хоть в чём-нибудь бы отказал.
— Раз уж мы заговорили об этом, — снова перевела она тему, — Как вы думаете, какое будущее ждёт эту отрасль?
— Из того, что мы увидим вместе, или только вы? – пошутил я про её бессмертие, но она не оценила, — Если когда-нибудь решат проблему генерации магического заряда при сверхбольших оборотах зачарованных элементов, то что-нибудь да получится. Но, надеюсь, не такое.
Я указал на один из перспективных проектов. Один из немногих на этой экспозиции, который не прошёл через меня. Эту штуку можно описать как огромную фасолину, к которой прикрутили подвижные мотогондолы. Самое странное в этой штуке, после уродской схемы шасси, конечно, была силовая установка. Суть в том, что она как топливо использовала внутреннюю магию пегасов, усиленную проектным энергетическим элементом, работающим, как ни странно, тоже на магии.
— Решили же как-то на первых сериях Ми-26, — хмыкнула принцесса.
А мне казалось, что она заинтересовалась авиацией настолько, что изучила вопрос более детально. Хотя бы магические основы объяснять не придётся, а то я сам не слишком их понимаю.
— С момента передачи проекта в КБ до первого полёта прошло четыре года, — начал я экскурс в историю, — Из них восемь месяцев проверяли и строили прототип. Остальное время потратили на разработку зачарования.
— Хотите сказать, что три года было потрачено только на одно заклинание? – удивилась она.
— Ага, — кивнул я, — Причём оно предназначалось для одной только втулки главного редуктора. А теперь подумайте, сколько времени займёт разработка планируемого количества зачарований на какую-нибудь такую фигню.
Я указал на какую-то штуку, которую иначе как «летающий автобус» назвать нельзя, которая, кстати, работает по тому же принципу, что и «фасолина». Причём пилот-пегас должен будет управлять ей в упряжи, эдакий летающий рикша.
— Пока я жив, строить будут мои машины, — продолжил я, — А по заданному вектору не-магического вертолётостроения с уже готовой монополией – ещё лет сто.
— Монополией? – недовольно спросила Луна, — До королевского двора эти сведения не дошли.
— Это я утрирую. Но монополия будет, это уже точно. Все машины идут либо Аэрофлоту, либо госслужбам, лицензию на производство никому не продают, а для пассажиров мои машины куда привлекательней прочих.
Правда, их практически нет, но не суть.
— Поясните последнее, — приказным тоном попросила она.
— После инцидента с Тиреком пони сторонятся зачарований, а мои машины полностью механические. Конечно, через пару лет всё забудется, но будет уже поздно. Да и потом, такие агрегаты можно справедливо называть «расистолётами».
От сепарации по расовому признаку в законодательстве избавились давно, и даже закрепили это. А тут некая машина, пилотировать которую могут представители только одной расы. Формулировки этих законов часто получаются очень глупые. Например, в правилах воздушного движения слово «пегас» заменили на «пони». То же самое с единорогами и их магией. Весь прикол в том, что в разговорной речи словосочетание «земные пони» сокращается до второго слова. Таким образом, можно в шутку сказать, что законы есть только для земных пони.
— Как бы это грязно не звучало, расизм – неотъемлемая часть общества, — спокойно сказала Луна.

Вот как. С этого места поподробней.
— Здесь надо вставить пояснение, — начал я, поняв, что это не драматическая пауза, а она просто высказалась.
— Когда подросток достигает заложенного природой возраста, когда уже может начать жить самостоятельно?
Опять этот преподавательский тон, как будто все знания есть, только надо их собрать.
— Пегасы – к четырнадцати. Фестралы и земные пони – к шестнадцати. Единороги – к восемнадцати.

К чему она?
— Пони – существа стайные. Поэтому имеют привычку перенимать поведение друг у друга.
Занятно…
— Типа дурное влияние вырастающих раньше?
— Не только.
То есть ещё проблема в стареющих раньше? Мог бы и сам догадаться. По биологии же проходили, что у пегасов самый низкий, по отношению к остальным расам, срок годности. Типа организм не предназначен для тех возрастов, до которых доживают современные крылатые пони. Ну а дальше тяжёлый возрастной кризис, когда сначала заканчивается период действия социальной роли, а потом и вовсе аппаратное обеспечение нервной системы полностью вырабатывает свой ресурс. Это происходит в основном из-за того, что у прочих пони две пары конечностей, а у пегасов – три, то есть нагрузка на ЦНС куда выше. Конечно, в школе прямо не говорили, что годам к пятидесяти я впаду в депрессию и сложу крылья над бездной, но догадаться можно было.
— И расизм в законодательстве помогал это сдерживать?
— Именно. Избавившись от него, Селестия сделала только хуже, — принцесса вздохнула, — Как и всегда.
Опа. Простой разговор, коих было множество, приобретает интересные оттенки. Кажется, у меня появляется компромат на солнцеподобную.
— Но как же тогда Эквестрия не скатилась на гавно? – удивлённо спросил я.
— С помощью неявной территориальной сегрегации.
Так вот почему в Кантерлоте так много единорогов, а в Сталлионграде – земных пони. Сюда можно приплести и Клаудсдейл, но там всё немного по-другому.
— Только в чём суть?
— Вся суть в гармонии, — просто ответила она, чуть улыбаясь, глядя, как на моём лице постепенно поступает просветление.
Царственные сестры поддерживали гармонию, пока правили вместе. Не мир и довольство, а именно гармонию. То есть младшая в истории этого мира является тёмной стороной, а старшая – светлой. Избавившись от Луны, Селестия похерила гармонию, сделав дисбаланс на сторону добра, ибо она по-другому не может. Похоже, основная проблема истории моей жизни выходит на новый уровень.
— И часто так? – наверно, главный вопрос, который нужно задать.
— С самого начала, — грустно вздохнула Луна.
Интересно… интересно, что же считать началом. По некоторым теориям сёстры-аликорны есть основа всего. По другим же – простые постоянно сменяющиеся пони под личинами.
— Так что же взять за отправную точку? — спросил я, — ваше изгна… то есть, ссору? Заточение Дискорда? Объединение племён?..
— Последнее, — просто ответила она.
Хорошая мысль, как раз пришли на экспозицию на эту тему. Принцесса с ностальгией оглядела витрины и стеллажи. На её лице отразилась снисходительная улыбка, когда она увидела не соответствующие действительности предположения о жизни и быте пони тех времён.
А ко мне пришла сторонняя мысль. По официальной версии истории Эквестрии, расизм в законодательстве становится достоянием этой же самой истории с Объединения Племён. Вкупе с новыми сведениями, то есть что сёстры-аликорны начинаются именно оттуда, а сегрегация была устранена Селестией, можно предположить, что официальная версия врёт. То есть, без одобрения Луны солнцеподобная бы такое провернуть не смогла. Получается, что временам равенства и братства не более тысячи лет, но даже если так, столетия – это очень много, можно что угодно под себя провернуть. Уже отсюда получается, что Селестия применяла неэффективные меры до тех пор, пока окончательно не пропустила момент, когда нужно начинать применить негуманные. Зачем – я могу только предположить, что она хотела сделать Эквестрию «светлой» утопией. Типа показать своей менее миролюбивой сестре, что между словами «мир» и «гармония» можно поставить знак если не равенства, то, хотя бы, следствия.
— Кажется, надо начать с самого-самого начала, — осторожно предложил я, стараясь не слишком грубо сбивать её взгляд на тысячу ярдов, — Откуда же взялись сёстры-аликорны?
— Думаю, я не слишком вас удивлю, что из чрева матери, мистер Пайпер, — с улыбкой ответила она.
Чего-чего, а этого я ожидал меньше всего. То есть, они не некие божественные сущности, а простые пони, пусть очень могучие и бессмертные? Если бы здесь была Найт, её мир никогда бы не стал прежним.
— Меньше всего вы ожидали услышать именно это? – усмехнулась она.
— В общем-то да… — протянул я.
Вопросов было слишком много, чтобы зацепиться хотя бы за один. Какая у них разница в возрасте? Из каких они земель? Сколько им вообще лет? Они – плод эксперимента или естественнорождённые? Если второе, то кем были их родители? Их бессмертие – врождённое или приобретённое?..
— Не стесняйтесь, мистер Пайпер, — мягко сказала Луна, видя, как я замешкался.
— Сколько вам лет?
— Мистер Пайпер, это не тот вопрос, который следует задавать даме, — с напускным возмущением ответила она, но, увидев, как я недовольно нахмурился, уклончиво ответила, — Много.
— А просили не стесняться, — это во-первых, а во-вторых, — И говорили, что у вас секретов от меня нет.
— Второе было о вопросах истории, — колко заметила она.
— Ну… — протянул я с намёком.
Принцесса недолго посмотрела на меня, а потом тихо, чтобы не отвлекать других посетителей, рассмеялась.
— Кошмарный сон любой кобылки – чтобы её возраст становился вопросом истории.
Как я сразу об этом не догадался. Хотя она, наверно, уже привыкла к моим бесконечным, и иногда неуместным, шуткам про её бессмертие.
— Так, всё-таки, сколько? – снова начал я.
— Не меньше, чем сестре, — уклончиво ответила она.
Странно, что она ответила именно так.
За этой беседой мы и не заметили, как прошли весь музей, и пришло время расставаться.
— Мистер Пайпер, — обратилась она, как только я приобнял её крылом на прощание, и тихо прошептала, — Мы близнецы.
Что?!
Как единственный конструктор двух совершенно разных вертолётов, я был широко известен в определённых кругах. Ну как известен – многие знали, что такой вот я существую, но это считалось легендой, чтобы было на кого в случае чего свалить вину, как бы это странно не звучало. Личность же была открыта только двум пони. Мы с ними виделись раз в пару месяцев без меток и галстуков, в кафе. Обсуждали перспективные проекты и модификации. Место это было в окружении чуть ли не десятка конструкторских бюро, многие сотрудники которых приходили туда на обед. Иногда не отрываясь от работы, так что вид разложенных как на столах скатерть чертежей не считался чем-то необычным.
Филлидельфия, как один из самых богатых и привлекательных для туристов регионов Эквестрии, была крайне заинтересована в новом виде пассажироперевозок, так как нагрузка на их железнодорожную сеть была критическая, а морские и речные порты уже приходилось развивать в воду. Однако моё предложение использовать для этого самолёты отвергнуто ещё до того, как я его озвучил.
Современная Эквестрийская медицина может вытянуть с того света кого угодно – я и сам тому пример. Но сейчас это оборачивается боком. Высокая рождаемость против низкой смертности привела к чрезвычайному росту населения, что в свою очередь – к росту городов. Аэродромам нужно много места, а окраина слишком быстро становится центром. Растут цены на землю, повышается стоимость содержания аэродрома. От этого зависят цены на авиаперелёты – если они будут слишком высокими, может снизиться их популярность и замедлиться рост отрасли. А когда она не развивается, компании не покупают новую технику, что во вред идёт уже мне, так как я получаю деньги не только за два вертолёта, но и за многие технические решения, используемые в них. Поэтому – только вертодромы. В основном, потому что они меньше места занимают. Ну и всякие мелочи, например, что самолёты нужно эвакуировать при угрозе затопления, а вертолёты – как только вода полностью клиренс заполнит.
Решение тем двоим показалось, как и всегда, безумно оригинальным. Пусть, как мне кажется, они и сами когда-нибудь дошли до поперечной компоновочной схемы. Догадались же до синхроптера, пусть это решение посчитали глупым. Оно и понятно – если раньше фантазия конструкторов ограничивалась размерами кульмана, то теперь она была очень расширена зербийским кокаином. Многие действительно интересные решения забраковываются, а их создатель отправляется на лечение. Я изобразил им В-12. Это были только наброски общих планов, но я уверен, что обычная для проектировщиков гигантомания, вкупе с довольно размытыми требованиями филлидельфийцев, даст проекту необходимый запас живучести для начала серийного производства.
А сама машина будет покруче, чем в прошлый раз – вместо Д-25 на неё поставят модернизированные Д-136. Так что авиадвигательное подразделение двести сорок седьмого завода скоро разбогатеет – по четыре же двигателя на машину пойдёт.
Эквестрия скоро будет перенаселена, пусть природные явления как могут стараются прореживать ряды пони. Правда, частенько виновата их собственная тупость, как, например, случаи у предгорий, где неразумные подростки, насмотревшись, как взрослые управляют погодой, решают начать весну на месяц раньше, и на них сходит сель, если не оползень. Без войн, репрессий и геноцида лишь мать-природа может хоть как-то помочь пони в том, от чего они, с подачи Селестии, отказались. Как говорится, благими намереньями выстлана дорога в ад, а в данном случае это путь огромного государства. Золотой век тысячелетнего селестелианского рейха подходит к концу, и мне остается только надеяться, что я умру или погибну раньше, чем эта система рухнет прямо на голову.
В один прекрасный момент я понял, как же я устал. Так что я, наплевав на всё, в лоб сказал начальству, что либо отпуск, либо разложу машину, уснув за штурвалом. Дали две недели, одну из которых придётся провести в поезде – от Сталлионграда до нужного места трое суток ехать. Однако бездельничать не получится – в нагрузку торжественно вручили журналы регламентных работ на проверку.
Наконец-то появилась возможность хоть как-то потратить деньги. Первым доедем до Филлидельфии, там, на недельку, в самый роскошный отель, где буду только жрать и спать. Если вдруг надоест, то наконец-то научусь плавать. Механики останутся в Сталлионграде, Корди высадится в Кантерлоте, через который идёт поезд. Так что только я, Найт, море алкоголя и святое безделье.
За окном мелькал типичный пейзаж для средней полосы ранней весной – на голых деревьях уже начали появляться молодые листочки, фермеры потихоньку засеивают поля, с юга возвращаются птицы… а я всё больше понимаю, что те, кто заполняют журналы плохим почерком попадают в ад без очереди. Я даже не понимаю, что передо мной – техпаспорт на резервуар или отчёт о выполнении 50-часовых регламентных работ.
— Ты можешь это понять? – спросил я у Найт, которая занималась тем же самым, только продуктивней.
— Чей-то конспект по ОСТам, — только мельком взглянув на бумагу, ответила она.
И как эта бумага попала сюда? Похоже, надо бы брать с собой Корди – его врачебный опыт позволяет ему прочитать что угодно, даже если это просто ручку расписывали.
С первого же дня, когда я, наконец, начал чувствовать себя отдохнувшим, мне начали сниться кошмары. Каждый раз один и тот же сюжет. Я стою в морге и смотрю на лежащую на секционном столе Найт. С каждой секундой я всё отчётливей понимаю, что её больше нет. Что от той пони, с которой я провёл всю жизнь, осталась только безжизненная оболочка. От горя перехватывает дыхание, и я пытаюсь подойти к ней, но копыта как будто прибиты к полу. Прямо на глазах её тело начинает иссушаться и обращаться в пыль, как будто её никогда и не было.
Потом я просыпаюсь, и ловлю на себе взгляд. Слышится только моё хриплое, как после бега, дыхание, но чувствую, что есть что-то ещё. По комнате гуляет запах сильного и ловкого зверя, изготовившегося к прыжку. Через несколько невероятно быстрых ударов разбушевавшегося сердца, я возвращаю ориентировку. Найдя глазами смотрящего на меня хищника, я как можно быстрее добираюсь до неё и посильнее прижимаюсь к её груди. Услышав, как бьётся сердце Найт, я успокаиваюсь, и понимаю, что это всего лишь сон, что она жива и никуда от меня не уйдёт. А сама она только и может, что обнять меня и прошептать, что ничего не случилось, и она со мной. Навсегда.
Почему же меня её смерть гложет больше? Может просто пришло время ей быть сильной?
Когда мы возвращались назад, я с грустью понял, что простейший для меня способ избавиться от кошмаров – вкалывать на пределе возможностей. Конечно, перспектива не из лучших, но уж лучше, чем просыпаться по среди ночи и искать Найт по всей кровати, чтобы убедиться, что это всего лишь сон. Так можно и в лицо копытом заехать.
После возвращения Кристальной Империи между ней и Сталлионградом возникли неслабые бурления за территории к северу от полярного круга. Самое что интересное, обе стороны имели очень веские претензии друг к другу – первые пропали ещё до того, как вторые появились, а вторые, хоть чуть-чуть, но эти земли заселили. Так что ради имитации бурной деятельности меня отправят туда, отвезти археологов на какие-то развалины.
Начальство мне сразу намекнуло, что если не понравится, то стыдить за просьбу о переводе никто не будет. Можно даже и без проверки, насколько там всё плохо. Я лишь понимающе покивал и отправился на выдачу спецодежды. Который год живу в Сталлионграде, где минус сорок – нормальная для зимы температура, и каждый раз улыбаюсь ироничности ситуации, что покрытые мехом вынуждены носить меха, чтобы не замёрзнуть.
В тот день, попрощавшись со всеми, я следил за погрузкой оборудования в вертолёт. Журналы заполнены, машина заправлена, осталось только взять и улететь. Первой остановкой будет полярная станция «Пионер», где нас дозаправят. Пока полярники вместе с припаханными курсантами пытались придумать, как же им хотя бы сдвинуть некоторые ящики, я читал газету.
— Товарищ командир, что интересного пишут? – донёсся кобылий голос.
В этом вопросе было много намёка на то, что неплохо было бы и мне поработать. Ну, уж нет – у всех есть свои обязанности. У них – работать, у меня – смотреть, как работают они. Но такая дерзость, как попытка намекнуть, что кто-то в радиусе несущего винта моего вертолёта знает что-то лучше, не должна остаться безнаказанной. За это не буду говорить им, что грузят они неверно – при таком положении вещей, им, во-первых, самим места не хватит, во-вторых – сбита центровка. Так что пролетим мы немного, но эффектно. Как только закончат, скажу переделывать.
— В Торрингеме эпидемия оспы, в основном среди жеребят, — ответил я, сделав вид, что не понял намёка.
— Так переболеть ветрянкой даже в чём-то полезно, — откликнулся двигателист, проверяющий, во всех ли бачках залиты морозостойкие жидкости, — Все знают, раннем возрасте эта болезнь переносится легче.
— Если бы ветряная, я бы анекдоты бы вслух почитал, — ответил я, — Натуральной оспы там эпидемия.
— А как они заболеть-то умудрились? Закон же об обязательном прививании уже лет сорок как действует, — удивился электрик, прилаживающий сигнальные ракеты на то место, где в прошлой жизни у военной модификации располагались ИК-ловушки.
— Это Сталлионградский региональный закон, — вздохнул я, — В Торрингеме же они свои. Один из них здесь процитирован. Написано, типа врач обязан провести пациенту чуть ли не лекцию о рисках прививок. Поэтому о них в больницах просто не вспоминают – всем лень, да и тратить на пациента пару часов, вместо минут, никто не станет.
Ещё там медицина платная. Несколько лет дорогостоящего лечения куда выгодней комплекса прививок за двадцать бит.
— Да кому нужны эти прививки? — всё тот же кобылий голос, который оборвал моё чтение.
— Цифры говорят, что заболело уже большая часть детского населения. Преувеличивают, конечно, но в Торрингеме, с его четырьмя миллионами, получается довольно много.
Да и сама по себе натуральная оспа штука очень мерзкая не столько как болезнь, сколько на вид. Особенно тем, что на месте бывшей язвы шерсть плохо растёт.
— Чрезвычайное положение уже ввели? – спросил электрик, не отрываясь в этот раз от работы. Всегда бы так.
— Конечно, нет. Вы хоть представляете, какой это удар по престижу правящей верхушки? Они же на следующих выборах даже минимальный порог не наберут, если обяжут пони сидеть по домам, — приторно возмутился я, — Пусть ради их же собственной безопасности.
Готов поспорить, что в их местной академии магических наук и прочей хрени выдали подряд на изготовление заклинания от этого. Магическое лечение инфекций крайне неблагодарное действо из-за необходимости разрабатывать новое заклинание для каждого штамма. Так что они будут делать вид, что ничего не происходит, пока ситуация не выйдет из под контроля настолько, что королевский двор заставит их делать то, что нужно. В полевой обстановке рану надо прижечь, чтобы не истечь кровью, невзирая на слезинку жеребёнка.
— Вы всё смеётесь, а у меня племянник дал реакцию на прививку. Теперь инвалид на всю жизнь, — та кобыла, похоже, недовольна. Может, потерять её по пути?..
— И теперь, уважаемые зрители, мы подошли вплотную к главному вопросу мироздания! – взмахнул я крыльями, яки заправский ведущий Мейнхеттанского теле-шлака для умственно-отсталых, — Можно ли калечить одного, чтобы оградить от риска десять тысяч?
Кажется, эта земная пони недовольна. Даже больше – её буквально раздувает от злости. Интересно, а если ткнуть в неё иголкой, она улетит, как пробитый воздушный шарик?..
— Прививки это заговор фармацевтических компаний, — безапелляционно заявила ещё одна.
Услуги похоронных контор и адвокатов, с помощью которых будут судиться с больницей, которая не смогла вылечить запущенный случай какого-нибудь полиомиелита… да на такие средства можно Ми-2 купить. Так что если это и заговор, то совсем не тех и совсем не в ту сторону.
— Вы правы, это заговор, — начал Корди, захлопывая кожух. Я с недовольством посмотрел на него, но, увидев в глазах задорный огонёк, чуть улыбнулся, ожидая шоу, — Переболевшие натуральной оспой остаются изуродованными, так что с такими мало кто захочет детей заводить. Поэтому отказ от вакцинации это намеренная пропаганда, чтобы пони перестали прививаться, болели и потом не могли себе партнёра найти. Эдакая программа по контролю рождаемости.
Я невольно улыбнулся сильнее, а потом продолжил.
— И как объяснить то, что после начала массовых вакцинаций большинство болезней, выкашивающих города под корень, начало отступать?
— Болезни приходят и уходят, как чума или кьюти-ссыпь, — похоже, ещё одна завелась.
— Болезни – наказание их величеств за грехи наши. В последние десятилетия мы стали поступать лучше, вот болезни и отступили.
— Мы не можем вмешиваться в судьбу. Как никто не выбирает кьюти марку, так никто не выбирает время смерти.
Что же идиотов в эту экспедицию набрали… а они точно из полярной академии, или всё-таки из духовной семинарии для неверно утилизированного абортивного материала? Не объединяясь в недовольстве моим мнением, они почти сразу начали ссориться уже между собой. Чего же требовать от пони, для которых «метрология» это неправильно написанная «метеорология»?
Вертолёт-то, кстати, загружен ещё не до конца, плюс им придётся делать это ещё раз, а за такими спорами мы только теряем время. Придётся прибегать к моим безапелляционным аргументам, чтобы они, наконец, вернулись к работе.
— А как насчёт того, что я лично знаю «их величеств» и могу точно сказать, что они ничего такого не делают? – задал я кажущийся риторическим вопрос, доставая знак Луны.
Кто удивлённо, кто шокировано, все пони начали смотреть на меня. Я-то часть со всякими госзнаками пропустил из-за особенностей своего образования, а в их академии под это должно отводиться два семестра.
— Не привитые к экспедициям не допускаются, таковы правила. У меня тут, если интересно, появилась идея провести внеплановую перепроверку документов. Есть подозрение, что у некоторых, — я посмотрел на тех кобыл, как-то сразу сдувшихся, — не всё в порядке по медицинской части. А я, как командир воздушного судна, не могу допустить увечий и смерти любого из вас. По крайней мере, во время полёта. Как раз есть время, пока вы будете перезагружать машину.
Все удивлённо посмотрели на меня.
— Вы идиоты, — обратился я к курсантам, — вы плакат по расположению груза в грузовом отсеке хотя бы видели? Что? Даже изучали? Вот и отлично. Тогда почему вы грузите без учёта необходимости сохранения центровки и баланса?!
Сколько сразу стыдливо поджатых ушей… ну ладно, теперь они знают не только то, что делать, но и как, так что можно сходить глянуть, чего это Найт там так долго с диспетчером переругивается.
— А ещё что интересного? – спросил Корди, захлопывая следующий кожух.
— В Ванхуфере массовые демонстрации движения «Свободное Небо», — вернулся я к газете. Найт подождёт.
— Никогда не слышал, — разными словами ответили все, кто следил за беседой. Что странно – даже пегасы.
— Не-клаудсдейльские крылатые пони и особо ревнительные к свободам рогатые и земные, думающие, что небо это свобода.
— А что в этом такого? – удивился Корди.
Как мне, пегасу, непонятны многие проблемы со свободами и запретами в магии, так ему, как единорогу, непонятны внутренние проблемы крылатых пони.
— Думаю, тебе не надо объяснять, что происходит с пегасом при падении, — он кивнул с абсолютно безразличным видом, — А в воздухе столкнуться и потерять ориентировку земля-небо – элементарно.
— Дык воздух же большой, — удивился электрик, — Разлететься легко.
— Как думаешь, что будет, если неразумные пони будут летать радом с этим? – я нежно погладил лопасть хвостового винта, — Без чётких правил воздушного движения будет то же самое, только с меньшим количеством мелких кусочков.
Их деятельность в Клаудсдейле запретили, вот они и бесятся, чтобы внимание к себе привлечь. Луна за какой-то из сторонних бесед упоминала, что они пытаются протолкнуть свои идеи на уровне федерального законодательства. Хорошо, что их престиж немного подмочила ситуация на другом конце Эквестрии, в Бэлтимайре, и дальше места-двух в региональном законодательстве какого-нибудь Мухосранска они не продвинуться. Дело в том, что их деятельность привела, не трудно догадаться, к повышению смертности пегасов от столкновений в воздухе. Всё бы ничего, но ситуация получила огласку и «Свободное Небо» начало подвергаться гонениям по всему восточному побережью. Вот и перебрались на западное.
А самое ведь страшное, что во всей Эквестрии, кроме Клаудсдейла и, частично, Сталлионграда, правила воздушного движения соблюдает только половина. То есть неясно, чего ждать от других участников – импровизации или действий по регламенту. Например, частенько видел в фильмах, особенно в мелодрамах, как пегас в городе взлетает вверх-назад или, проще говоря, спиной вперёд, махая любимой во время этого. На самом деле это грубейшее нарушение, за которое можно получить не только штраф, а ещё и в лицо.
— Любой нормальный пегас после столкновения легко может продолжить полёт! – воскликнул кто-то из презренного меньшинства не поддерживающих моё мнение, но я решил не обращать внимания на повизгивание холопов.
Всё равно так могут только те крылатые пони, которые в школе дрочили лётную подготовку, а не математику, то есть являются разве что сырьём для производства радуги. А-то самое мерзкое, что в таких местах учат только махать крыльями, совершенно не вдаваясь в матчасть происходящего. Как-то довелось пообщаться в выпускником такой школы, хватило. Например, он всерьез думал, что механика полёта на сверхмалых высотах происходит по точно такому же принципу, что и на любой другой, а посадке препятствует возросшая от перехода на критические углы атаки подъёмная сила.
— Ну, хоть что-нибудь хорошее произошло? – спросил кто-то вне поля моего зрения.
— Выйдет второй тираж книги «Пони, которые поступали правильно», — глянул я на самую, на мой взгляд, мирную новость из этой ежемесячной газеты.
Это довольно интересный антиутопический роман, получивший известность, в основном, из-за споров вокруг его содержания и, особенно, концовки.
Суть – будущее, в котором всем пони удалили всякую мерзость типа милосердия, жалости и сострадания. Даже кьюти марки заменили знаком равенства, ибо они часто определяют не только сферу деятельности, а ещё и черту характера. Но иногда появлялись те, кто был не таким, как все, то есть с рождения умел проявлять запретные эмоции. От таких, думаю понятно, сразу избавлялись, ибо это правильно. Например, часы быстро встанут, если одну из медных шестерней заменить свинцовой. А так как все знали, что нужно делать и никто не пользовался чувствами, каждый был в любой момент готов пожертвовать каждым и даже собой.
Сюжет крутится вокруг одного паренька, который, в отличие от многих других, начал мыслить по-другому внезапно, а не от рождения. В нём взыграло чувство, что всё это неправильно, и он решил это всё изменить согласно своей правде. А так как он всё-таки воспитан в среде тех, кто поступает так, как надо, главный герой не начинает зрелищные погони по Кантерлоту с обязательным падающим вертолётом, а составляет заклинание, которое возвращает каждому давно утраченные чувства и эмоции, признанные когда-то давно ненужными. Вроде бы всем хорошо, счастливый конец и всякое, что так нравится читателям, если бы на этом история и закончилась.
Поняв, что можно поступать согласно внезапно проснувшейся совести, пони быстро изменились. Но воспитание всё ещё даёт о себе знать, поэтому они частенько снова обращались к регламентам, которые подобные ситуации не подразумевали, то есть, например, такой причины аварий как «фактор пони» к тому времени уже не существовало. Ну, и мир скатился в хаос. А главный герой, осознав, что желая превратить антиутопию в утопию, сделал ещё хуже, кончает с собой.
Есть у этого автора ещё одна занятная книжка, примерно с таким же содержанием, но чуть менее известная, так как там упор в малопонятную научную фантастику, а не близкую всем и каждому социальную драму. По Земле прошлась серия глобальных катаклизмов, от чего та стала не слишком пригодной для жизни. Самые богатые и влиятельные в ответ на это построили огромную космическую станцию, куда благополучно улетели, оставив остальных самих за себя. Сюжет крутится, опять-таки, вокруг паренька, который возжелал счастья всем и даром, поэтому, собрав компанию, отправляется в космос. Там что-то делает и открывает станцию всем желающим. Вроде бы всё хорошо и все счастливы, ведь из читателя уже выдавлены все слёзы множеством красочных описаний страданий от нищеты, голода и болезней «оставленных», с акцентом на жеребятах. Но, опять-таки, рассказ на этом не заканчивается. Желая уровнять всех в богатстве, главный герой уравнивает всех в бедности, и станция становится такой же помойкой, как и остальная планета.
Читая эту книгу, я даже слезу пустил от такой несправедливости. Ну как так можно – богатые жили в сытости и достатке, а тысячи умирали от недостатка питьевой воды. Умирали, не сделав абсолютно ничего, чтобы этого не произошло – не рвали жопы на работах, чтобы накопить денег и купить билет в космос, не стирали те же жопы об лавки в училищах, чтобы устроиться на станцию техниками, ни что что-либо ещё. Они просто сидели и ждали, пока их спасут. Другие, сделав всё ради себя и своих близких, уже хотели было вздохнуть спокойно и вкусить, наконец, плоды своих трудов, как внезапно появились те, кто решил, что не приложившие никаких усилий для создания чего-либо имеют не это точно такие же права, как и те, кто это создал.
Хоть все, с кем я обсуждал эти два произведения, говорили, что сюжеты уникальны, мне всё время казалось, с этим уже успел ознакомиться раньше. Интересно, с чего бы...
— Что это, блин, за газета-то такая? — с недовольным видом подлетела ко мне какая-то пегаска и глянула на текст.
— Völkischer Beobachter – спокойно ответил я, сворачивая газету.
— Это что, фестралий?
Как же любят пони забывать всё, что было в школе. Особенно языки. В том числе и свой, а потом на бумаге верблюжья вязь вместо нормальных букв.
— Dies ist einer der Sprachen der Ponys, — сказала показавшаяся из-за несущего винта фестралья голова.
— Ich bin mir nicht sicher, dass sie auch wissen, wie man an der Equestrian lesen, — люблю с ней иногда поговорить на этом языке. Такое ощущение, что это делает нас ещё роднее, — Was soll ich über andere sagen.
Судя по непонимающим взглядам окружающих, на этом языке не говорит никто. Вот и славно.
— Как там, кстати, погодка? – спросил я, даже не обращая внимания, эквестрийский ли это, или фестралий.
— Внеплановая буря, — разочаровано ответила она, — Будут лес тушить. Окно будет через четыре часа.
Время есть, успею. Особенно, учитывая то, что никто из грузивших не догадался воспользовался установленной в вертолёте электролебёдкой.
В ЗАГСе на нас смотрели, как на идиотов. Ещё бы – два молодых трезвых пегаса решают организовать новую ячейку социалистического общества, связав свои жизни, теоретически, пожизненными узами брака. А самое страшное – отказываются от недешёвой церемонии, просто хотят расписаться. Поэтому свидетельство о браке оформили кое-как, типа чего стараться – всё равно ненадолго. По статистике ведь браки пегасов – самые ненадёжные.
Даже когда все делали ставки, сколько мы продержимся, никто больше чем на год не ставил. Хотя бы многие делали это в шутку, типа, хорошее дело браком не назовут. А заодно узнал, что одна излишне романтичная фестралья душа поставила на пожизненный.
Самым тяжёлым в титуле мужа оказалось носить обручальное кольцо, которое на крыло одевается. Хоть я и заказывал из золочёного алюминия, оно само, плюс противовес на второе, первое время, казалось, весили немало. Или у меня просто крылья ослабли – пять лет дальше ста метров и выше второго этажа кровати не летал.
К перенаселению если не Земли, то Эквестрии уж точно, способствует всё, даже налоговая политика. Например, Сталлионград. Подоходный налог для физических лиц – семнадцать процентов. Жеребцу за каждую кобылу в табуне снимается один процент с этого налога. Кобыле – за каждого жеребёнка. Получается, семья из мужа, семнадцати жён и двухсот восьмидесяти девяти детей будет полностью освобождена от уплаты налогов. Плюс куча всяких льгот, дотаций и подачек, благодаря которым жеребец, фактически, обеспечивает только себя. А очень многие хотят скинуть государство с шеи своего кошелька, хоть получается не у многих.
Примерно в то же время мне удалось побывать на производстве вертолётов. Культура производства была, как и подобает, на высочайшем уровне, а вот технологичность подкачала. Однако моё предложение повысить последнее поддержки не получило.
Рост промышленности не успевает за ростом населения. Если повсеместно внедрить те технологии, которые я посоветовал, но безработица резко вырастет процентов до девяноста. Наверно поэтому верха так ухватились за авиацию. Ведь это дало лишние рабочие места – население тупо некуда девать.
Только неразрешенным остаётся один вопрос – как при такой нерентабельности промышленности она держится наплаву? Или я ошибался насчёт распределения дотаций и государственного финансирования, то есть развлекаловки вполне обеспечивают сами себя, а вот заводам нужна помощь. Получается, Селестия виновата не во всех грехах.
Куратор экспедиции смотрел на меня как на идиота, когда я пришёл к нему с докладной о нарушениях участников ещё не начавшейся экспедиции. Сначала он пытался просто отговорить меня от отправки этого наверх, потом – договориться. Дальше, с чего-то решив, что я идейный, выложил всё разом.
Оказывается, сюда даже не набирали, а тащили чуть ли не с силой всех подряд. Нормальные предпочитают Зебрику, Грифоньи Королевства и прочие южные страны, никто не хочет яйца морозить. На север отправляют в качестве наказания и профилактики двоечников, поехавших и конченых. Надеются, что они там и останутся. Но самое ужасное, что этот сброд будет сидеть в моём вертолёте.
Может ли безопасность большинства стоить страданий меньшинства? Конечно. Я бы очень лицемерил, если бы считал иначе – ведь я уже половину жизни нахожусь в этом самом меньшинстве. Я видел пони, которые подвергаются такому же давлению, как и я, и могу сказать точно – без этого Эквестрия скатилась бы если не в хаос, то в гавно уж точно. Например, война была бы не достоянием истории, а неотъемлемой частью жизни. Я не пацифист, что бы считать, что это что-то плохое, я прагматик, считающий, что война это не выгодно. Тысячи молодых здоровых пони вместо того, чтобы работать на производстве или рожать детей, идут на корм червям. А самое страшное, что экономика перестраивается под эти задачи. То есть государство создаёт занимающую немало места структуру только для того, чтобы подданные могли умирать или терять дееспособность.

Обычный пони не станет осознанно причинять вред другому. Ну, только если хорошенько не промыть мозги. Конечно, речь идёт только о физическом насилии, крепким словом владеют тут все, кто не берёт в копыта оружие. Пусть война бы и помогла решить демографическую проблему, избавив Эквестрию от избытка населения. Хотя нет, плохая идея – на войне же самые сильные и храбрые, то есть лучшие из нас, идут в бой первыми и первыми же и погибают. А даже если и выживут, то душа будет искалечена даже при здоровом теле. Не самые же лучшие пони находят способы извернуться и держаться от фронта подальше.
С другой стороны мир во всём мире, ну или, хотя бы, в Эквестрии и ближайших землях, это, конечно, хорошо, но не эффективно. Научно-технический прогресс мира даёт этому самому миру не то, что нужно, а то, что выгодно. Например, сколько бы ни писали фантасты о пони, которые лет через сто летают на обед в другие галактики, на деле оказывается, что космическая программа полностью сворачивается.
Я изучил этот вопрос, когда во время сборов меня обрадовали новостью, что на конечной точки экспедиции связи не будет – недостаточная мощность радиостанции. Я аж опешил – самая совершенная в этом мире рация, и тут внезапно не будет связи. Как же неприятно узнавать о неразвитости некоторых отраслей именно в тот момент, когда они особенно нужны.
Суть в том, что словосочетание «спутниковая связь» пока что является околонаучной фантастикой. Были проекты космических станций, даже несколько пони умудрились побывать за пределами атмосферы, но всё как-то заглохло. В книгах, в зависимости от их направления, говорилось либо об опасности таких полётов для космонавтов, либо об их нерентабельности, либо о вреде, наносимом ими окружающей среде. Но наличие в друзьях принцессы помогло разрешить этот вопрос – я даже не думал, что всё окажется настолько просто.
Селестия справедливо посчитала, что следующей целью, после наворачивания кругов по земной орбите, станет Луна, а там незадачливые первопроходцы рискуют найти то, что уже стало сказкой для непослушных жеребят и основным сюжетом Ночи Кошмаров. Поэтому поспособствовала распаду всех космических программ.
Конечно, у меня были идеи, что научно-технический прогресс тормозится искусственно, но, к сожалению, они не оправдались. Народу всегда нужен враг, на которого можно свалить вину за всё, что теория вероятности описывает как «гавно случается». Если собрать достаточно много компромата на Селестию, можно спихнуть её с трона и посадить Луну единоличным правителем Эквестрии. Когда гармония будет восстановлена «ночными» методами, вернуть Селестию в титуле равноправного правителя. И жить в гармонии.