Ми

Глава 7

Агитационные плакаты врут – на самом деле во время выполнения рейсов пилоты не сочатся пафосом и героичностью. Каждый экипаж обычно находит себе своё занятие, которое, желательно, не сильно отвлекает от служебных обязанностей. Мы вот, например, просто болтаем на разные темы или играем в слова кабиной пилотов против кабины служебных пассажиров. Хотя, на самом деле, после первых десяти минут это перерождается в «я против Корди». Этот раз не выдался оригинальностью, и, закончив, мы перешли на всякие сторонние разговоры.
— Слышали, говорят, топливо радиоактивно. Даже болезнь соответствующая уже есть, — сказал, кажется, электрик.
— Всего-то пара изотопов на литр, ни один счётчик не найдёт, — обнадёжил его Корди.

А я счастливо улыбнулся – наконец-то нормы радиобезопасности перестали быть бесполезной, по мнению верхов, тратой средств. В нефти и, соответственно, в топливе есть всякие милые вещества с такими ласкающими слух названиями, как цезий, стронций, радий, уран и прочие. Которые при переработке никуда не деваются.
— Наконец-то будем пользоваться дозиметрическим прибором, – сказал я, — Не просто так же его сюда поставили.
— А что это за болезнь? – спросила Найт.
— Смотря в какой части мира ты это спросишь, — судя по всему, улыбнулся Корди, — В Сталлионграде скажут «Лучевая», а в Кристальной Империи – «Вторая Нефтяная».
— С чего бы так? – удивился я.
— А её обнаружили почти одновременно. У нас назвали по первичной причине, у них – по вторичной. Типа что только нефтяники ею болеют, — разъяснил он, а потом добавил, предвидя вопрос, — А Вторая – потому что первая это отравление нефтью, её парами и прочими радостями.
Вполне закономерное последствие неравномерного развития нефтедобычи и норм безопасности труда.
— И какая же симптоматика? – спросила Найт.
— Понятия не имею, — попытался честно соврать единорог, но почувствовав сквозь перегородку наши недовольные взгляды, вздохнув, ответил, — Зависит от дозы. Начиная от предрасположенности к раку, бесплодия и выпадения шерсти, заканчивая милым свечением в темноте и смертью.
Не хочет он быть врачом – прошёл уже в его жизни этот период, причем закончился он не слишком хорошо. А мы такие плохие постоянно заставляем его им быть.
— И как? Лечится? – взволнованно спросил электрик. Готов поспорить, он следующий месяц будет с недоверием посматривать в сторону расходного бака.
— Не особо.
— Ну как же… разве единороги не наколдуют?
Послышался звук соприкосновения копыта с лицом. Оно и понятно – по расовым стереотипам, которые по поводу пегасов и единорогов в Сталлионграде особо сильны, магия если не всесильна, то способна на очень и очень многое.
— Ты вообще представляешь, как происходит магическое лечение?
— Ну… подходит рогатый, зажигает рог и больной излечивается… разве нет?
Интересно, он понимает, какой же он идиот?
— Ладно, начнём раньше. Ты знаешь, как работает магия? – электрик что-то промямлил, но Корди это не удовлетворило, — Во даёшь. Третий десяток разменял, а такого не знаешь.
Уверен, что он попытался оправдаться, что это ему не нужно, но ему никто не поверил. Конечно, знать это досконально не обязательно, но принцип в общем виде не узнать просто невозможно. Это же нужно вообще по сторонам не смотреть и ничем не интересоваться.
— Есть магическая энергия. Она может принимать вид как электромагнитных, так и механических волн.
— Ну, это-то я знаю!
— Единорог набирает эту энергию в рог и реализует.
Повисла пауза.
— И всё? – разными словами удивились все в той кабине.
— Они хотят уточнить, почему всё так просто, — пояснил я.
— В этом-то и прикол, — усмехнулся Корди, — Чтобы понять, что же значит это «реализует», надо понять магию, уж извините за тавтологию. Как жеребят учат: делаешь как бы «вдох» рогом, концентрируешься на предмете, «выдыхаешь» и контролируешь его движение.
— Ну а как же всякие там магические щиты? – спросил я первым.
— А тут уже нужно «понять магию». Это нельзя объяснить, это надо почувствовать. А уж если смог, то для тебя никаких границ нет, магия же повсюду.
— Как это? – заворожено спросил электрик.
— Как бы тебе объяснить… Обычно колдуют по строгому плану «вдох-действие-выдох». Суть в том, что это самое «действие» и есть то, что называют «заклинание». Типа выучил чёткий порядок действий, потренировался и колдуешь пока не надоест. А поняв магию, тебе не нужно обращаться за помощью, на вроде «как это сделать?».
— Занятно… — протянул я, в то время как остальные молча обдумывали новые сведения.
— Если интересно, в этом и есть талант к магии. Рано или поздно каждый понимает, как это работает, но обычно это происходит в таком возрасте, когда в мыслях не новые горизонты, а потеря потенции и седина. Поэтому за молодых первоклассных магов так отчаянно и цепляются, ведь они именно те, кто составляет новые заклинания с огнём в глазах, а не с мыслью «да отстаньте от меня, я на пенсии».
— А щит магический сотворить можешь? – спросил его специалист по вспомогательным системам, явно раскусив Корди, что он не просто рассказывает, а ещё и самоиронизирует.
— По ГОСТу или для вида? – ехидно уточнил тот.
— А что, ещё и ГОСТы магические есть? – разными словами удивились все в той кабине.

— Блин, вы что, в вакууме живёте? – воскликнул единорог, — Магия это никакие не тайные искусства, это вполне себе раздел знаний, как биология, химия или сопромат. Даже больше скажу, свод магических законов не меньше правил воздушного движения.
Хоть профессиональная деятельность не тот момент, когда можно отдаваться сторонним размышлениям, у меня есть автопилот – включаю его, и сразу же появляется относительно свободное время. Просто при двух членах экипажа на командира заодно возлагаются обязанности бортинженера, на пилота же – штурмана. Суть в том, что пони стараются досконально изучить всё, до чего дотянутся. Как только это будет полностью изучено, или хотя бы покажется, что это так, появятся те, кто станет делать на этом деньги, ибо они есть основа всего. Побочным эффектом этого является популяризация, а популярное тайным быть не может.
— Ты, кстати, не рассказал, как же магией лечат, — вот что замыслил тот парень, который вечно что-то замышляет.
— Долгая история, тут издалека надо заходить, — попытался Корди отмахнуться.
— Мы никуда не торопимся, нам ещё лететь и лететь, — обрадовала всех Найт.
— Ну ладно… в общем, магия повсюду, ибо это в нормальном состоянии не взаимодействующая с вещёством энергия, все это знают. И она «излучается» с определённой частотой, индивидуальной для каждого. В пределах нескольких мегагерц, если интересно. Так вот, эти колебания на самом деле результат сложного и малопонятного сложения колебаний каждого отдельного элемента тела. То есть каждый тип тканей и всё остальное так же имеют свою частоту излучения. А магическое лечение это воздействие, так скажем, склеивающего или очищающего заклинания на каждый отдельный элемент.

— Я ничего не понял, — признался электрик.
— Ладно, вот пример, — Корди призадумался, — Ты навернулся с вертолёта и сломал себе… член.
В той кабине послышались смешки, в этой же – нет. Травма-то серьёзная.
— Так вот, чтобы тебя вылечить магией нужно, как минимум, четыре заклинания: для того, чтобы определить колебания «твоей» магии, для местной анестезии, для восстановления сломанного тела и для крови, чтобы снять отёк. И каждое составляется для тебя отдельно. Ну, кроме определяющего, оно универсальное.
— То есть, ты хочешь сказать, что обезболивающие заклинания индивидуальны? – просто я в первый раз о таком слышу.
— Не совсем, — единорогу пришлось уточнять, — Я имею ввиду то заклинание, которое пройдёт для организма совершенно безвредно. Общее же заклинание имеет столько побочных эффектов и противопоказаний, что врач сто раз подумает, прежде чем рог зажигать.
— Что же тогда телекинез? – удивился я. Никогда ещё в такие подробности магии не заходил, — Получается, что любая вещь имеет свою сигнатуру, которую надо знать наизусть, чтобы воздействовать на неё магией. Но любой рогатый может поднимать телекинезом то, что видит впервые.
— В этом главный прикол этой магии, — кажется, он начал расходится в попытках нашего просвещения, — Телекинез воздействует не на предмет, а на окружающее его пространство. То есть, поднимая карандаш, ты колдуешь не на него, а на воздух вокруг.
— Тогда почему единороги не являются идеальными солдатами? – теперь удивилась уже Найт, — Можно же стрелами просто кидаться и не хуже баллисты получиться. Или пережать, например, аорту.
— Тут, милая клыкастая пони, и скрывается одна из страшных тайн телекинеза. Всё упирается в те же сигнатуры и наполнение тела. То есть, ты, конечно, может пережать аорту конкретного пони, если знаешь её сигнатуру. Но если нет, то у тебя ничего не получится, ведь окружающие ткани и кровь также имеют свою, угадайте, что…
— Сигнатуру? – как-то робко ответил электрик.
— Как же ты догадался? – с сарказмом воскликнул Корди, — Но открыто сжать горло можно, пусть и не со слишком большого расстояния. А с пулянием всякими предметами тоже не всё так просто. Так как воздух обладает очень плохой магопроводностью, на поднятие тяжестей, как и на быстрое перемещение чего-либо, нужно много энергии, а…
— …рог не обладает достаточной ёмкостью или ТТХ внутрирогового оборудования не смогут обеспечить достаточного количества или характеристик энергии? – вот, что значит электрик! Быстро понял, о чём речь.
Рог единорога это ведь одно из самых совершенных устройств, при изучении которого и было изобретено множество электрооборудования. Правда, он штука не слишком надёжная, хоть и кость. Стукни по рогу во время колдовства – час-другой голова болеть будет. Попытайся использовать не предназначенное для твоих личных характеристик заклинание – вообще на неделю без магии останешься. Очень верная для этого аллюзия про стакан. Можно налить меньше, но больше – никак. Выльется, а если «запихивать с силой» – то сам стакан треснет, ибо жидкость несжимаема. Я ведь когда в своё время магию изучал для общего просвещения, обратил внимание, что в этой теме играет свою роль одна характеристика, которая по сути своей наиболее близка к теплопроводности. То есть у того же воздуха «магопроводность» очень низкая, поэтому колдовать на большие расстояния могут только самые могучие и поехавшие.
— Именно. Да и сама по себе магия имеет столько ограничений и сложностей, что очень многие дальше телекинеза не заходят. А уж для войны – тем более. Проще уж меч в зубы взять.
У них началась полемика, а я, приглушив звук, вернулся к своим размышлениям.
— …как быть с тем, что они естественнорождённые и ещё и близнецы? Это же нереально. Хотя… по биологии в школе в своё время проводили расчёт, какова средняя вероятность рождения аликорна в усреднённой семье. Получилось что-то около шести целых семи десятых миллиарда к одному. В это включим тот факт, что около пятнадцати-двадцати процентов беременностей заканчиваются выкидышем. Потом – крайне высокую смертность в младенчестве из-за слабоватой медицины тех времён. Ещё не забудем несчастные случаи в детском и подростковом возрасте. А от конечного числа оставим только одну десятую процента, которая средняя вероятность рождения близнецов. Ну и, как вишенку на торт, оставим от конечного результата не исчисляемо низкую вероятность того, что сёстры-аликорны оказались в возможном для посадки на престол возрасте именно в нужный период времени. Какие-то они нереалистично везучие. Плюс, раз они близнецы, то почему они настолько разные? И речь идёт не только о характерах и мировоззрении, они даже по размеру различаются.
— Принцесса не может лгать, так что… может ты что-то неправильно понял? – донёсся в шлемофоне голос Найт.
— Я разговариваю сам с собой, а ты – мой внутренний голос. Ты можешь либо однозначно соглашаться со мной, либо нет, отрезал я.
— Мне, конечно приятно верить, что Луна и Селестия куда ровнее, чем нам говорили всю жизнь, но…
— Получается, что сегрегация по «меточному» признаку – попытка Селестии выделить «плохих» пони, и, создав из остальных потёмкинскую деревню, чтобы показать Луне, что пони могут быть такими, как она их видит, — продолжал я, не обращая на это внимания, — Но так как она хорошая и верит в пони, она ждала, когда же они сами станут хорошими. По замыслу, Луна возвращается с Луны, видит хороших пони, и извечная борьба добра со злом заканчивается победой первого, так как «младшая» проникается идеологией «старшей», увидев, что она реально работает. Но Селестия пропускает точку невозврата потому что, опять же, она хорошая и верит в пони.
— Тебе в кайф, что ли, говорить о себе в третьем лице? – послышался голос Корди.
— А тебя вообще здесь нет, — ответил я, отключая кабину служебных пассажиров от канала внутренней связи, — Поэтому, судя по всему, официальная политика так активно поддерживает сегрегацию по меточному и расовому признаку. То есть, это что-то вроде остаточных экстренных мер по перевоспитанию пони.
— Расовому? – удивилась Найт. Она же фестрал, у них эта тема стоит особенно остро.
— Типа в Сталлионграде земные пони, в Кантерлоте – единороги… поняла? Так вот. Отлично мы подшутили над теми высокими чинами, которые за зарплату у Селестии следят, чтобы город земных пони так и оставался городом земных пони, хотя бы на заголовках газет.
— Ты о первых КВСах? Что один – пегас, второй единорог, а третий вообще зебра?
Последнее она сказала без особого уважения, и её можно понять. Когда мы впервые увидели ту зебру, то сразу прилипли к ней, желая разузнать побольше об этом полосатом народе. Не знаю, на что мы надеялись – она ведь родилась и выросла в Эквестрии, так что понятия не имела о культуре и обычаях своего рода. Да и, в общем-то, никогда не интересовалась. Это особенно огорчило Найт, которая хотела побольше разузнать о восточных техниках любви.
Обычаи и традиции ведь можно назвать дополнительным и нигде не регламентированным средством ограничивать и так не шибко большую в рамках закона свободу. Особенно для молодых, когда моча ударяет в голову и многие усомняются в идеалах и авторитетах. Это нормально и было бы ещё и хорошо, если бы с возрастом никто к подобным ненужностям не возвращался. Моральный кодекс ведь развивается, но куда медленней техники, что для современной Эквестрии неприемлемо. Работа запряженных в плуги крестьян хоть и неплохо смотрится с плакатов, при текущей демографической ситуации стране нужны не столько тракторы и пестициды, сколько их повсеместное использование. Дефицит продуктов ведь самый мерзкий из всех возможных, а именно к нему движется страна с фермерами, работающими по тысячелетним традициям предков, а не последним достижениям агропромышленности. Тут уж вариантов немного – либо хоть кто-нибудь учует запах денег, будет работать «по-современному», выбьется в лидеры пищевой промышленности, и на него буду ровняться, либо мерзкая карточная система, либо ставить себя в зависимое положение от иностранных поставщиков.
Ещё рост городов на это негативное влияние имеет, что экологию ухудшает. На загрязнённых почвах культуры хоть и могут расти, но употреблять их нежелательно. Ну и мой толчок в использовании нефти здесь свою роль играет, куда же без него. Особенно учитывая, что развитие норм экологической безопасности не поспевает за ростом использования двигателей внутреннего сгорания. Над Сталлионградом даже иногда можно наблюдать столь прекрасное природное явление, как смог.

Сюда ещё можно приписать миролюбивую природу пони, куда же без неё. Хоть, наверно, это единичные случаи, так как именно по такому я и сужу. Яблоки для университетской столовой обслуживающая компания раньше закупала в небезызвестном Понивиле. Суть в том, что фермеры, вместо того, чтобы поступить с местными вредителями так же, как я с параспрайтами, сумели с ними как-то договориться, буквально отдав им часть своих владений. Уж не знаю, о чём они думали в тот момент, но явно не о том, что от этого сильно уменьшится производительность фермы. И, естественно, из-за этого продукции всем заказчикам не хватило, так что многие контракты были расторгнуты.
Сюда-то цивилизация пока не добралась, и можно вдоволь насладиться видами первозданной природы. За остеклением кокпита простилается бесконечная ледяная пустыня. Мы всего где-то в часе лёта от самого северного островка цивилизации, а мне уже здесь нравится. Думаю, мы с земли мы смотримся как не из этого мира – специально для работы в этом районе машину выкрасили в ярко-красный цвет. От размышлений отвлёк стук в дверь.
— Чего? – включил я внутреннюю связь.
— Командир, я тут думал долго, что вы о небе говорили, — робко начал электрик, — Знавал я тут пегаса одного, так вот он такого рассказывал, что я враз пожалел, что у меня крыльев нет.
— Откуда он? – в лоб спросил я.
— Да откуда и я, с Зелёной Яблони, — опешив, ответил он.
— Наземник, — презрительно сказал я, ибо этим всё сказано.
— А что это? – раздалось три голоса ещё не успевших повидать жизнь пони. Корди же услужливо промолчал, давая возможность рассказать всё мне.
— Наземник это такое быдло. Помнишь, я рассказывал о «Свободном Небе»? Так вот, наземники это основной крылатый контингент подобных движений, — начал я.
Дело в том, что хоть пони официально живут в единстве, они разные, причём очень. Жеребята становятся взрослыми в разных возрастах, различаются физические возможности, сама физиология и много чего ещё. Разве что к одному виду относимся. Но, не смотря на это, мы сами себя считаем единым народом. Например, пегас о пегасах будет говорить в третьем лице. Слово «мы» в таких случаях употребляется только ко всему народу в целом.
— Есть такой метод воспитания, познания мира, развития и чего-то ещё под названием «подражание».
— Типа младшие повторяют за старшими и прочее? – уточнил электрик, — Знаю такое.
— Именно. Поэтому в Клаудсддейле, в окружении одних только пегасов, летать жеребята начинают лет в пять-шесть, тогда как на земле, в среднем, годам к двенадцати. А теперь вспоминаем биологию за восьмой класс и понимаем, что в это время половое созревание уже идёт вовсю. В частности – «запускаются» эрогенные зоны на крыльях. В небе на это внимание обращают слабо, ибо организм перестаёт реагировать на постоянные раздражители – с развитием чувствительных участков развивается и привыкание к их воздействию. На земле же по-другому – подъёмная сила начинает дербанить эти места как раз в тот момент, когда они крайне восприимчивы к воздействию. Вплоть до оргазма.
В шлемофоне послышался вдох, как будто собеседник хочет что-то сказать, но не знать, как начать.
— И да, наземничьи детишки впервые кончают раньше, чем начитают онанизмом заниматься, — пояснил я – знаю же, какой у него вопрос на языке вертиться, — Ещё играет роль то, что не везде живёт достаточно много пегасов, чтобы на практике доказать необходимость в правилах воздушного движения. И что получается – одни летают, потому что это удобно, и подчиняются правилам, потому что это правильно, другие летают, потому что это доставляет им удовольствие. Правилам же не подчиняются, потому что в том Крыжопыле, откуда они родом, необходимости в регулировке воздушного движения просто нет. Отсюда рождается всякий пафосный бред, что небо это свобода, небо дано понять не всем, небо это нечто невероятное, и так далее.
Ещё одни невежда по какой-то теме перестал быть таким – день прожит не зря.
— Подлетаем, — неожиданно оборвала Найт образовавшуюся паузу.
— Что уже?
Я сверился с топливомером, часов-то у командира нет. Действительно, уже самое время. Выключаем автопилот и объявляем о готовности. Пришлось немного покружить, чтобы место под посадку найти. Сдули винтом слой снега, под которым оказалось вполне ровная площадка.
Как только коснулись земли, Корди с механиками сразу выкатили подогреватель двигателя. Если позволим остыть, отогревать придётся часов двадцать, а держать включёнными никаких запасов топлива не хватит. Полярники, уже зная о таком чуде техники как «электролебёдка» оперативно начали разгружать машину, но даже так это займёт время, так что мы с Найт решили стать примером вопиющей безответственности, оставив машину и отпиравшись поглядеть, куда же нас занесло. Заодно и место под стоянку надо найти – может быть летать сюда придётся не раз, а в случае сильных ветров машину надо куда-нибудь прятать – может и опрокинуть.
Это место было удивительно похоже на город. Пусть время его не пожалело, сильно попортив некогда величественные дворцы. Очень похоже на Кантерлот. Только непонятно, кому нужен город в таком месте, и зачем его было покидать, раз уж построили.
В глаза сразу бросилась высота дверей и потолков, где обрушившиеся стены вскрыли внутренности зданий. Они были, по прикидке, метра полтора. Получается, это место построено до объединения племён единорогами. Пегасы же предпочитают высокие потолки, а земные пони вообще такое не стоят. Именно после образования Эквестрии все дома строятся с потолками за два метра, а уже имеющиеся – были перестроены. Есть такой закон, который выродился в общепринятую строительную норму, что потолки должны минимум такой высоты, чтобы принцесса Селестия могла спокойно пройти. Типа эквестрийской принцессе не престало приклонять голову ни перед кем.
Надо бы здесь ничего не трогать – если население уничтожила какая-нибудь инфекция, то мы вполне можем привести её с собой, где она оттает и выкосит половину Эквестрии. Пегасы же – лакомые кусочки для всяческих зараз, распространяющихся воздушно-капельным путём. В основном, из-за того что крыльями махают по делу и без. Корди в своё время рассказывал, как помогал инфекционистам с курсовыми, когда учился. По его словам, та болезнь, которая заразит Кантерлот за сутки, сделает то же самое с Клаудсдейлом за час.
— Айда внутрь, — предложил я Найт, и не дожидаясь ответа, толкнул дверь в ближайшее здание. Не услышав хруста снега под её копытами, я обернулся, — Ты чего?
Вид у неё был какой-то взволнованный, если не напуганный. Вертит ушами и, вслед за ними, головой, глаза бегают, постоянно в неуверенности переступает с ноги на ногу. Что-то с ней не так.
— Чего это с тобой? – чуть обеспокоенно спросил я. Без пилота я обратно улететь смогу, а вот без неё – нет.
— Слышишь это? – шёпотом спросила она.
В истлевших перекрытиях завывает ветер, и кто-то направляется сюда. Ничего особенного, в основном, жутковатая тишина.
— Что именно? – спросил я, осторожно приближаясь к ней. Быть может, это можно услышать только с её места.
— Голоса… много голосов, — она сглотнула, — Им страшно и больно.
— Думаю, ничего страшного не случилось, — послышался голос Корди. Найт от этого испуганно подскочила и встала в угрожающую стойку, закрывая меня. Но узнав единорога, расслабилась.
— Так что же это? – спросила она, заправляя под ушанку выбившуюся прядь гривы.
— Свист ветра, — сказал он очевидную для него одного вещь, но, поняв это, добавил, — Думаю, это свист ветра на высоких частотах, которые ухо обычного пони не воспринимает.
— А она что, необычный? – я ткнул в неё копытом, от чего она пошатнулась.
— Она фестрал. Их уши способны воспринимать ультразвук, а мозг – делать это на подсознательном уровне.
Найт захлопала глазами, узнав о себе нечто новое. Я же призадумался. Если фестралы могут слышать то, чего не слышат прочие пони, то они могут лучше друг друга понимать. Типа почувствовать, что собеседник недоволен ещё до того, как он это скажет. Так вот почему фестралы предпочитают держаться вместе – они лучше понимают друг друга. Кажется, я нашёл ответ на один из вопросов мироздания. Осталось, правда, ещё немало, например, какому идиоту пришло в голову использовать для названия своего вида не изменяемое слово, и…
— А ты что здесь делаешь? – спросил я у Корди.
— Ну, так вы уже долго шляетесь, а полярники уже заканчивают и место присматривают… — начал он, но я с первого слова понял, что он просто оправдывается.
— Тебе стало скучно, поэтому ты оставил тех троих на подогревателе и пошёл сюда?
— Типа того.
— Ладно… Найт, жди в машине, — она посмотрела на меня с жеребячьей обидой, но, поняв, что это оптимальный вариант, грустно вздохнула и пошла к вертолёту, — а ты – со мной. Надо найти какой-нибудь зал для стоянки.
— А чтобы затащить стену ломать будем? – в шутку спросил он.
— Ну да, — прямо ответил я, — Или ты думаешь, что раньше ворота делали с расчётом на вертолёты?

Перешучиваясь, мы зашли в здание через вход для прислуги. Интересно получается – всё на своих местах, ничего не взято. Как будто жильцы позавтракали с утра, а вечером уже не вернулись. Судя по виду, дом этот принадлежал какому-нибудь богачу – внутренняя отделка просто кричит роскошью. В обеденной даже стол накрыт, пусть вся еда проморожена в камень. Я не смог не улыбнуться, когда увидел, как Корди по-тихому сунул в карман несколько серебряных вилок с золотыми филигранями.

Пройдя в холл, мы разделились. Я отправился наверх, единорог – вниз, в подвал. Если здесь и есть какие ценности, они будут повыше. Заботливый я – Корди же не унесёт всё то, что можно найти в не разворованном и очень богатом доме. Хоть, как нас учат ужастики, и разделяться и ходить в повал – не самые лучшие идеи, особенно если ты в городе-призраке за сотни километров от цивилизации, я справедливо решил, что если здесь и есть какие-нибудь чудовища, то они уже передохли на таком-то морозе. У меня с первого же вдоха местного воздуха мгновенно сопли в носу замёрзли. А даже если тут хоть что-нибудь бы и жило, то оно, хотя бы, съело бы еду со столов.
Уже прицениваясь, что можно позаимствовать сразу, а для чего понадобиться долото, отвёртка и молоток, я чуть не споткнулся о тело. Я бы, может быть, этому бы обрадовался – хоть какой-то признак жильцов, если бы не почти современная одежда и залитая кровью грудь. Я всегда считал себя не брезгливым, но обыскивать труп как-то не хотелось, хоть и надо. Похлопав по карманам, и выудив документы, мне стало действительно не по себе. Как только я глянул на строку с фамилией, память мне заботливо подкинула статью о пропавшей без вести экспедиции, которую я читал ещё в школе. Здесь что-то есть, оно недружелюбное, и оно лет сто назад уже порешило одну экспедицию.

— Корди, давай сюда! – заорал я.
Он ведь единственный доступный единорог, кто умеет создавать магический щит, по ГОСТу. Не услышав звука приближающегося единорога, я уже было начал набирать воздуха на новый крик. Что-то кольнуло в шею как раз на вдохе, и я вдул себе жидкости в лёгких. Не издав ни звука, я упал на пол и начал страшно кашлять. Перед тем, как глаза залило слезами, я увидел пегаску со странно-безумной улыбкой во всю морду.
Дальнейшее я мог воспринимать лишь звуками, иногда прерываемыми моими попытками выблевать лёгкие. Тихий хлопок распахиваемых кожистых крыльев и свист летящего на большой скорости пегаса. Звук столкновения двух тел и броска, кто-то с силой врезается в стену. Я чуть повернул голову и, задержав дыхание, смог разглядеть сквозь залитые слезами глаза, как Найт в одно очень знакомое движение ломает пегаске сустав крыла и головки обоих скрепляемых им костей. Потом донёсся перестук копыт, похоже, вбежал Корди. Кажется, он что-то сказал, но за приступом кашля я ничего не услышал.
— Что с ним? – со слезами в голосе спросила Найт, обнимая мою голову, как будто это чем-нибудь поможет.
— Она ему что-то ввела в шею, — после секундного осмотра, заключил единорог, — Хотела в вену, но промахнулась и попала в трахею. У него жидкость в лёгких. В этом…
— Лечи его! – заорала фестралка.
— …нет ничего страшного, её немного. Выйдет сама, — твёрдо, призывая её сохранять самообладание, ответил Корди, — Только если эта штука не опасная и у Йохи нет на неё аллергии.
Найт отпустила мою голову и подлетела к жалобно хнычущей от боли пегаске. Судя по звуку, она пихнула ногой раздробленный сустав, вызвав болезненный вскрик. Настраивает её на диалог.
— Что ты ему ввела, тварь?! – заорала фестралка.
Какая же она милая, когда злится. Хотя нет, она всегда милая. Если бы я мог нормально вдохнуть, я бы раздулся от гордости. Это ведь я её создал такой, с раннего детства направляя по тому пути, который я выбрал для неё сам. Развивал в ней то, что мне нравится, и подавлял то, что нет.
Жаль только, что я не услышал, что же мне вкололи от очередного приступа кашля. Вряд ли это что-то полезное, хотя бы из-за очень мерзкого вкуса. Пересилив себя, я нетвёрдо встал, опираясь на Найт, всё ещё отхаркивая лишнее, но не так зверзко, как в начале. Думаю, видок у меня тот ещё – вся рожа залита слезами и вымазана в соплях. Корди с пониманием протянул какую-то замасленную тряпку, за которую я бы высказал ему в других условиях. Сейчас же терпкий запах машинного масла смог немного перебить ту мерзость, что была у меня во рту.
— Ты почему не в машине? – сипло спросил я фестралку. Конечно, я рад, что она меня спасла, но мы при исполнении – у неё был прямой приказ.
— Жеребцов и жеребят нельзя оставлять одних, — произнесла она, нежно прижимаясь ко мне, — Не зря же корень один.
Нормально так, лучше уж какой-нибудь банальщины о предчувствиях.
— Только отвернулась, а на него уже запрыгнула какая-то пегаска, — рассмеялся Корди, — Кстати, что с ней будем делать?
— Может ногу ей сломать? – предложил я, глядя, как в глаза нападавшей закрадывается ужас.
— Айда две, — злобно посмотрела на неё Найт.
— Передние? Или по диагонали? – сказал я, подходя к пегаске. Та в страхе попыталась вжаться в угол, но задела повреждённым крылом стену и вскрикнула от боли. По её щекам потекли слёзы, и она умоляюще смотрела на Корди. Стоп, почему не на меня? Я же тут пострадавший, она передо мной должна извиняться, — И что же нам с тобой делать…
Поняв, что её зажали в угол и буквально и фигурально, она рассказала свою историю. Если бы я через вдох не схаркивал ту мерзость, что она мне ввела, я бы ей посочувствовал, наверно, вплоть до стокгольмского синдрома.
В раннем детстве плохие пони жестоко изнасиловали и убили её мать прямо у неё на глазах. Ну а дальше тяжёлая психологическая травма и быстро прогрессирующая шизофрения на её почве. Так что она считает, что себя спасителем Эквестрии от плохих пони, нанося превентивные удары. Говоря проще, она серийный убийца. И самое главное, что получает почётный титул самой ироничной ситуации года – у её самой была «плохая» метка. Была, потому что она её срезала. В один прекрасный день увидела меня в неглиже, и её недуг приказал ей разобраться со мной. Сейчас же она ведёт себя на удивление нормально, потому что страх и боль пересилили безумие, так что, может быть, для неё не всё потеряно. Пробралась в машину, прилетела сюда, а дальше всё понятно. Мне даже за Найт обидно стало – всё мне достаётся, хоть она всегда рядом и у неё такая же метка.
Честно – никогда не понимал насильников. Даже самый кривой-косой жеребец с каким-нибудь уродством может встать на главной площади крупного города, закрыть глаза, досчитать до тридцати и, когда откроет, перед ним будет стоять, как минимум, одна кобылка с недвусмысленным предложением познакомиться. А убийц – тем более. Смерть же решает крайне мало, жизнь, особенно с возможностями её испортить, куда более страшное наказание.
— Когда был последний? – как-то серьёзно спросил Корди.
— Почти пять лет назад, — немного удивлённо ответила пегаска.
— Тогда всё понятно…
— Говори яснее, ты здесь не один, — проворчал я.
— Чувствуешь это?
Я вообще много чего чувствовал в тот момент, в том числе недовольство его туманными ответами, что и передал взглядом.
— Ладно, скажу по-другому. Что делают все правильные кобылки в это время года?
Точно, она же не течёт. Иначе бы я думал совсем не о том, как бы её транспортировать и сдать властям. А я-то думал, чего Найт такая ласковая, всего лишь крыло сломала за нападение на меня, а не шею. Ей на вид лет двадцать, так что половое созревание должно было закончиться примерно во время её последнего убийства. Вкупе с новым фактом, получается, что…
— Она беременна, — заключил я, перескочив через несколько пунктов Кордивской угадайки.
— Именно. Гормоны – страшная штука, особенно при психических заболеваниях.
Найт, после этого, начала смотреть на неё с чуть меньшей злобой, хоть и была готова наброситься на неё за любое неверное движение. Сейчас моя несостоявшаяся убийца могла лишь жалобно плакать от боли и безысходности. Конечно, у каждого из нас при себе ширялово в индивидуальных аптечках, но никто им и не подумает воспользоваться – уж слишком много мороки с отчётностью.
— А эту за что порешила? – спросил я, указывая на найденное мной ранее тело.
Пегаска лишь недоумённо посмотрела на меня. Корди быстро сориентировался и провёл беглый осмотр. Я присоединился к нему.
— Думаю, она скончалась от острой сердечной недостаточности, — заключил он.
— Да… — задумчиво протянул я, — Очень острой.
Сердца не было. Что-то вырвало его, да с такой силой, что прихватило ещё и кусок грудины. Мы дружно посмотрели на пегаску, и ответом нам стало всё то же молчаливое непонимание. Я же было хотел напомнить ей, что суставов и костей у неё ещё много, но меня отвлекли крики с той части города, куда отправились полярники.
— Идём, — приказал я, — Она отсюда никуда не денется.
Пегаску уже неслабо трясло от холода. Оно и понятно – такая лёгкая одежда разве что в Мейнхеттане поможет.
Мы рванули наружу. Машина была уже в зоне прямой видимости, но как только мы пробежали развилку на присмотренное полярниками помещение, нас окликнула Найт.
— Стойте! А как же они? Мы должны их спасти!
— А это обязательно? – заныли мы с Корди.
— Да! – крикнула она, недовольная нашим отношением к происходящему.
— Ладно, — скрепя сердце, сказал я, — Корди, заводи машину, Найт – со мной!
Мы сменили направление и вбежали в здание. Прямо от входа на чуть не сшиб с ног сильный запах крови. Каждая шерстинка уже было встала дыбом от ужаса, но в голову ударил адреналин, и все чувства уступили место холодной расчётливости. Все в помещении были мертвы, в том числе и мои механики, прибежавшие на крики раньше нас. Беглый осмотр показал одно и то же – вырвано сердце. Некоторые ещё шевелились, но их было не спасти.
— Здесь все. Уходим, — чётко сказал я, и уже было развернулся, но в помещение с другой стороны вбежало несколько полярников.
Кажется, последнее я сказал зря... Совместив мои слова с кучей трупов, залитыми кровью стенами и, особенно, с моей репутацией пони холодного и безжалостного, они сделали логически правильный вывод. Их глаза расширились от страха, но заорать они не успели. За их спинами выросло… что-то. Как будто облако чёрного дыма. Без обычных для таких штук рёва, шипения или хотя бы ожидания, когда жертва повернётся и испугается, оно атаковало. Несколько дымных щупалец одновременно впились в спины пони в районе хребта и вышли с другой стороны. Из получившейся дыры струёй полилась кровь.
— Валим, — тихо приказал я.
Растворившись облаком такого же дыма, мы покинули помещение. Оказавшись на улице, мы, что есть сил, рванули к приветливо размахивающему винтами вертолёту. К концу пути я обернулся, и приметил, что так штука заметила нас и несётся сюда, явно с недобрыми намерениями. Страх начал просачиваться даже сквозь адреналин, и я, сам того не заметив, оказался за штурвалом, опасно резко оттягивая ручку шаг-газ.
— Пускай ракеты! – не задумываясь о проскочивших в голосе истеричных нотках, приказал я Найт.

Я не увидел вспышек и не услышал хлопков, но нас ничего не атаковало – машина поднималась ровно и спокойно. От любопытства, подогреваемого нервозностью, я развернул машину на пол оборота по направлению и глянул вниз. Облако иссиня-чёрного дыма покрылось проплешинами, в которых ярко горели сигнальные ракеты.
Отпустило только когда мы поднялись на две тысячи.
— Живы… Живы… — я начал истерично хохотать, и ко мне вскоре присоединились Найт с Корди, — Живы! Живы!..
Вытерев набежавшие от смеха слёзы, я проверил показания приборов, и облегчённо откинулся в кресле.
— Найт, машина на тебе, — сказал я, отпуская штурвал. Мне что-то ввели внутрь, так что управлять вертолётом я не имею права.
Какое-то время мы просто молчали, обдумывая ситуацию и наслаждаясь рёвом двигателей. Сейчас он казался нам пением ангелов – это ведь единственный признак того, что мы выберемся отсюда.
— Мы подогреватель там оставили… — решил Корди хоть как-то развеять молчание.
— Да плевать, новый попросим. За механиков правда вставят… — как бы это жестоко не звучало, за то, что мы потеряли полсотни полярнико-археологов, нас может даже похвалят. Но вместе с ними там остались трое первоклассных авиационных специалистов. Я уж было встал, но от тяжких мыслей отвлекла яркая вспышка и хлопок, от которых я чуть сквозь закрытое окно не вылетел.
— Принцесса Луна… — шёпотом произнесла фестралка, и попыталась склониться в поклоне. Но она была привязана ремнями к креслу.
— Мать твою, Найт! Машину веди! – заорал я, увидев, что она отпустила штурвал. Мне сразу прилетело в ухо.
— Не ругайся при принцессе! – гневно прошептала она.
— Ладно, ладно… — потупился я, потирая ушибленную конечность, — Ваше вашество, что случилось?
— Разворачивайтесь, — безапелляционно приказала она.
— Что?! – воскликнули мы хором, а потом я добавил, — Мы туда не вернёмся! Злые там все.
— Мистер Пайпер, я понимаю ваши проблемы, но вы даже не представляете, что вас там ждёт, — недовольная нашим неподчинением, процедила Луна.
— Как же не представляю?! – воскликнул я, — На ту страшную пое…
Пришлось уклониться от ещё одного удара.
— …штуку я уже насмотрелся.
Принцесса удивлённо посмотрела на меня. Похоже, тут произошло небольшое недоразумение.
— Мы летим на юг, ваше высочество, — осторожно начала Найт, — В Эквестрию.
Ни один мускул не дрогнул на лице Луны, хоть и чувствовалось, что она признала свою ошибку. Уже чуть мягче она попросила нас рассказать, что же случилось.
— Хорошо, что вы живы, мистер Пайпер, — сказала она, как только я закончил.
— Дык вам же привычно, что все ваши друзья умирают, — и адреналин и пост-адреналиновая апатия уже прошли, и вернулась моё обычное состояние.
— Но ведь лучше оттянуть этот момент, правда? – улыбнулась она.
— Теперь вы расскажите, что же там произошло, — попросил я, буквально чувствуя, что она знает больше нас – тех, кто только что там побывал.
Занятная история, только, кажется, слушал её я один. Найт просто слушала голос принцессы и наслаждалась её близостью, а Корди… не знаю, он стоял сзади.
Питаемые раздором в сердцах пони, пришли Вендиго. Начался своеобразный «малый ледниковый период», который лишь усилил неприязнь народов друг к другу до ненависти. У земных пони гибнет урожай, они обвиняют пегасов и единорогов, что те не выполняют своих обязанностей, то есть не разгоняют облака и препятствуют смене сезонов. Рогатые и крылатые тоже сыплют обвинениями, но довольно натянутыми – первые же типа маги и должны разобраться с магическими сущностями, а вторые сыплют спецификой управления погодой, в которую никто вдаваться не хочет. Фестралы же просто грабят и убивают.
Все попытки мирного урегулирования разбиваются об основных лидеров – идиота, безумца и сноба. Поэтому возникает стихийное переселение народов – все бегут на юг. Но были и те, кто участвовать не пожелал, в основном богатые и консервативные. Да и переселенцы тоже о расизме не забывали. Платина, Хьюрикейн и Падингхэд хоть и отправились со своим народом, акция эта организованной не была, так что пони осаживались где попало – конечная политическая карта получилась буквально испещрённой разноцветными точками. То есть племенам пришлось объединяться заново, не забывая, конечно, о межрасовых войнах. Вендиго не дремали – крови в те годы пролилось много. Или наоборот. Неизвестно ведь, какая у них роль – организаторов, сообщников или нахлебников. Думаю, в те годы они умирали от обжорства – конфликты на расовой почве углубились до межнациональных.

Однако лидеры, которые сейчас кажутся не самыми лучшими правителями, «для своих» смогли делать многое, и вскоре племена были объединены. Но современная история куда лучше запомнила их первых советников, которые приложили намного больше усилий для межрасового единства, чем кто-либо до них. Они, поняв, что так называемые лидеры сделали уже всё, на что способны, предали их. Ни история, ни принцесса не знает как, но это не главное – убрав препятствия первые советники, стоя по колено в крови своих бывших соратников, взяли верховную власть в свои руки. Так что ежегодные театральные постановки на День Согревающего Очага исторически неточны – Хьюрикейн, Платина и Падингхэд до непосредственного объединения просто не дожили.
Дальнейшую историю знают буквально все – для укрепления вертикали власти на царствование были приглашены две пони, олицетворяющее собой все три расы. Думаю, каждый со школы помнит эти пятнадцать слов: «Велика наша земля и обильна, да единства в ней нет. Приходите править и владеть нами». Только Луна уточнила несколько немаловажных вещей. Например, что они были довольно юными. Для нашего времени, конечно, в то время взрослели раньше.

Лёд постепенно начал оттаивать и фигурально и буквально. Ну и переселенцы с удивлением обнаружили, что они в путешествии на юг зашли слишком далеко, то есть находятся, практически, на экваторе. Начинает становиться очень жарко. Пегасы не могут нормально управиться с погодой в непривычных условиях, у земных пони погибает урожай из северных культур, теплолюбивые болезни, против которых нет иммунитета, начинают выкашивать население. Вариант обратного переселения даже не рассматривается – низы хватаются за моральные аспекты, что неохота видеть руины прошлой жизни в налаживающейся настоящей, а верхи – за политические, типа там ещё остались пони, у которых есть власть и, самое плохое – консерватизм. Поэтому Луна предлагает очень оригинальный вариант – повернуть Землю так, чтобы основные поселения оказались в средней полосе. Проще говоря, сместить полюса. Но Селестия хорошая, и делает упор на то, что «оставшиеся» окажутся далеко за полярным кругом и перемрут от холода, поэтому отказывается.
Я именно это предполагал, а сейчас ещё и убедился. Луна автократ – пони должны быть счастливы, и она, в случае необходимости, заставит их такими быть. Селестия же либерал, типа пони хорошие и если то да сё, то они станут счастливы сами по себе.
Так вот, распределяя труд, Сёстры договорились так – помощь в смене времени суток, сезонов, оптимизация всего этого и прочее управление Землёй за Селестией, движения тектонических плит, приливы, отливы и, в общем, контроль Луны – за Луной. «Младшая» оставляет за «старшей» выбор, кому умирать – большей части или меньшей. Солнечная принцесса на то и принцесса, чтобы быть дальновидной и предвидеть последствия. Но, опять же, она хорошая, поэтому выбор она оттянула до последнего. Луна в то время задолбалась напоминать сестре, что дело само не сделается – сама она так сделать могла физически, но не могла морально. Так что, слово за слово, она проклинает оставшихся, из-за которых вся эта каша и заварилась.
Могущество аликорнов не знает границ, что в тот момент сыграло злую шутку. Молодая и не слишком хорошо управляющая своей силой Луна, вкладывает в свои слова слишком много. Так что то, что мы видели в том покинутом городе – не что иное, как не упокоенные души его жителей. Которые за много лет сожгла ненависть, так что пощады от них ждать бессмысленно.
Дальнейшее я уже додумал сам, но не суть. Именно отсюда берёт начало конфликт Сестёр. Пони, что для меня странно, поддержали Селестию, хоть она и заставила их пострадать. И ради кого? Ради тех, кто при первой же возможности прирежет её и выгонит земных пони на поля работать на правах рабов. Молодая Луна на то и молодая – эмоциональная нестабильность и прочие радости, все через это проходили, и боги этого мира – не исключение. Ночной принцессе становится очень обидно – она поступает правильно, делая мир к лучшему, дневная же поступает хорошо, в основном, просто не делая хуже. А пони больше любят Селестию. Хорошее это ничто, пшик, секундный выброс эндорфинов в мозг. Плохое же запоминается надолго, если не навсегда – это есть опыт. Поэтому Луну не любят как её сестру – цель запоминается куда меньше средств, хоть с высоты лет они оправдывают друг друга. Описанный Луной случай был всего лишь первым – дальше было не мало, они же на пару строили огромное государство, практически, с нуля.
— Теперь вы поняли, мистер Пайпер? – подытожила принцесса.
— Я понял многое, ваше вашество, — кроме того, зачем мне это, — Только… почему вы разные?
Она посмотрела на меня довольно разочарованным взглядом, так что пришлось пояснять.
— По размеру разные.
— А, это, — облегчённо вздохнула она, поняв, что я ещё не потерян, — Побочный эффект бессмертия.
Я бы нахмурился от её односложных ответов, если бы брови не поползли вверх от нового действительно интересного факта. Получается, что, во-первых, бессмертие аликорнов приобретённое, во-вторых – Луна стала бессмертной раньше и просто перестала расти. Можно было бы узнать способ, ведь всем хочется жить и, желательно, вечно, но… зачем?
Современный мир же не предназначен для того, чтобы в нём жило много бессмертных. Например, пусть гражданская авиация пока только развивается, она когда-нибудь достигнет своего пика, и только моя смерть освободит место для новых пони. Которые, кстати, могут принести что-то новое, и жить станет лучше, жить станет веселей. К тому же, я здесь не один – Найт слишком завязана на родственных отношениях и не сможет не рассказать, Корди слишком много пьёт и не сможет не проболтаться. Одни пони должны умирать, чтобы уступить место другим.
— Как быть с её величеством принцессой Твайлайт Спаркл? – неожиданно для всех, спросил я.
— А что с ней не так? – разными словами удивились все в кабине.
— Это же получит титул самой ироничной ситуации века, когда друзья принцессы дружбы начнут умирать у неё на глазах. А сама она останется всё такой же молодой, — я старался говорить это поспокойней, но, думаю, в голосе проскочили грустные нотки. Хоть общение с фиолетовой едноро… то есть, аликорном, закончилось не слишком хорошо, я сочувствую ей.
— А с чего вы взяли, что она бессмертна? – несколько упрекающее, риторически спросила Луна.

Возникла неловкая пауза.
— Может, в шахматы? – предложил я, извлекая коробку из-под сиденья.
— Почту за честь сразиться с достойным противником, — с напыщенным официозом, согласилась принцесса.
— Не сочтите за грубость, ваше высочество, — начал я, расставляя фигуры, — но что случилось в тот день в замке Сестёр?
В том месте произошло не настолько много, чтобы не догадаться сразу, что я имею в виду. Начавшийся прямо с начала царствования конфликт принцесс постоянно усугублялся. Так что простая детско-юношеская обида в один момент начала перерастать в настоящую идеологию, одним из главных постулатов которой было то, что Селестия не нужна. Но, увы, мятеж был подавлен на корню сразу же. Официальная история утверждает, что это было нечто вроде изгнания зла. Типа Найтмер Мун это злобная сущность, захватившая милую и добрую младшую сестрёнку милой и доброй правительницы. Пусть жизнь Найт никогда не станет прежней, мы узнали очень важный факт – Найтмер Мун и принцесса Луна это одна и та же пони. Только неясно, почему в первый раз её отправили на Луну, а второй – прошлись лечебной поркой Элементами Гармонии.
История, рассказанная участником тех событий, показала новые интересные факты. В тот день произошло восстание, о котором я уже давно знал, только понятия не имел, какие оно преследовало цели. Сеперация? Не, Люфтштадт на то и «люфт», что мог, как и Клаудсдейл, перемещаться с места на место по воле ветров или пони. Геноцид во имя высшей расы? Тоже не катит – фестралы всегда были в меньшинстве. Никакая подготовка не спасёт от закидывания шапками. Всё куда менее прозаично – ночные пони, которые в то время были совсем не те, что сейчас, должны были стать опорой новой Эквестрийской власти, для начала избавившись от старой, подотчётной Селестии. Но, увы, это только в сказках вся нация, раса или вид выступает единым фронтом. В жизни же всегда находится больше одного мнения, а если оно ещё и подкреплено оружием…
У Селестии было без малого тысяча лет, чтобы сделать пони такими, какими видит она. Но снова и снова вступает максимум, позволяемый её мировоззрением – не сделать хуже. Так что она создала целую кучу подсистем, делающих пони хорошими разве что в качестве побочного эффекта – основная задача это просто придерживать созданную Сёстрами вместе систему. Единственное, что смогла сделать солнечная принцесса действительно хорошо, это обнулить репутацию Луны. Не только что она маленькая, глупенькая и сама не ведала, что делает, а ещё и что она такая же, как и Селестия. Эдакая уменьшенная версия с более глубоким голосом, и, к тому же – младшая. Чтобы никто не задавался вопросом, почему они по размеру разные.
Чем в последние годы занимается Луна? Да, в общем-то, ничем. Весь государственный аппарат как внутренней, так и внешней политики, предназначен не столько для того, чтобы управляться одной принцессой, сколько для того, чтобы это была Селестия. А как-то изменять… Первое, Луна за тысячу лет невиданных мучений без воды, пищи, воздуха и общения смогла несколько обдумать своё поведение и придти к тому, что должна быть гармония. Не те лозунги, что продвигаются её сестрой, а настоящая. Гармония ведь это сочетание противоположностей, а по Селестелианской религиозной доктрине – схожих элементов. Доброта, смех, верность, честность, щедрость и магия. Истина же рождается в споре, а где он тут? Так что сейчас Луна, в основном, проводит время в тяжких думах об Эквестрии, которую мы потеряли и как бы нам её обустроить. Второе, почему же ничего не меняется, это то, что система слишком прочная. История прочих государств не знает прецедентов, когда правитель не менялся тысячи лет и буквально и образно, так что главные идеологи Сталлионграда ошибались. Это заграницей чем старше система, тем она более хрупкая. Здесь же система упрочняется чуть ли не с каждым годом. Если когда-то и жили те, кто помнил «другую» Эквестрию, то они давно умерли, оставив после себя лишь легенды, которые уже забыты. Сравнивать с другими государствами глупо – пусть моновидовых стран не и существует, за границей система заточена под основополагающий народ. То есть, законодательство Грифоньих Королевств предназначено для грифонов, Зебрики – для зебр и так далее. Плюс всё та же уникальная ситуация, что правители бессмертны.
Вариант менять что-либо вооружённым переворотом не подходит, и не только потому, что в прошлый раз ничего не получилось. Это раньше главенствовала идея полномасштабной войны с многотысячными армиями, годовыми осадами и эпичными сражениями. В настоящем Эквестрия если и воюет, то спецназом. То есть исключительно ограниченные боевые действия. Типа вместо наступления широким фронтом сейчас проводят операции по принуждению к порядку. Причём из трех частных военных компаний конкретно переходить в наступление не то что имеет право, даже просто обучена только одна, которая на границе с Грифоньими Королевствами стоит. Типа что хищные птицы хоть и цивилизованный народ, но инциденты с бандформированиями случаются регулярно. Как и остальные две, эта компания заточена на оборону и полицейские операции, то есть, к примеру, солдаты если и обучаются выживанию в дикой природе, то исключительно в частном порядке. Ещё одна базируется в Сталлионграде и, по сути, является правоохранительными органами с широкими полномочиями, так как на северо-восток бежит слишком много преступного сброда. Ну а последняя это такие пограничники, которые совсем не селестианскими методами сторожат страну от потока контрабанды и мигрантов из Зебрики. Основная Эквестрийская армия это, на мой взгляд, бесполезное парадно-показательное подразделение.
— Вы не удивлены, мистер Пайпер, — сказала Луна.
Я просто выжидающе на неё посмотрел.
— Было столько зла, что даже у побывавшего в том злополучном городе кровь в жилах должна застыть.
— Ой, да ладно вам, — воскликнул я, махнув ногой и увернувшись от удара Найт – я это сделал недостаточно уважительно, — Цель оправдывает средства, да и сам мир меняют к лучшему не с улыбками и песнями, а стоя по колено в крови.
Принцесса, намекая, обвела взглядом экипаж.
— Найт слушает как вы говорите, но не слушает, что, — начал я пояснять, кивнув на супругу, — Она же вам поклоняется. Для неё невероятно само то, что её богиня сидит рядом, разговаривает, переминается с ноги на ногу и так далее прямо как простая пони…
Думаю, у неё после этого возникнет кризис веры, но, думаю, мы справимся.
— …а вон та рогатая морда вообще вас не слушает. Просто всё время пытается заглянуть вам под хвост, — Найт сразу взглянула на него взглядом, предвещающим если не медленную и мучительную смерть, то перелом полового члена уж точно. Луна же – довольно спокойно, как будто раздумывая, что с ним делать.
Корди, зная, что фестралка под бабкой две подковы ломает, сразу стушевался и попытался отвлечь внимание.
— Мы, кстати, ту психованную там забыли, — лихорадочно работающий мозг смог подкинуть ему хорошую тему для разговора.
— Ты хочешь за ней вернуться? – вскинул я бровь.
— Не.
— Тогда в чём вопрос? – пожал я плечами и отвернулся к принцессе, — Мат, ваше высочество.
Она внимательно осмотрела доску и сдержано кивнула.
— Знаете, в чём ваша проблема, мистер Пайпер? – неожиданно спросила Луна.
— Что я самовлюбленный эгоист, не признающий авторитетов? – не стал я задерживаться с ответом.

Она как-то странно на меня посмотрела.
— Не только. Посмотрите, — принцесса обвела копытом доску. Из белых на неё был только король, из чёрных – несколько пешек, ладья и тоже король, — Вы готовы пожертвовать всем ради победы.
— Как будто в этом есть что-то плохое, — фыркнул я. Похоже, опять недостаточно уважительно, так как мне прилетел от Найт подзатыльник.
— Смотрите внимательней. Вы готовы пожертвовать ради победы всем, забывая, что после неё у вас ничего не осталось.
Я внимательно осмотрел доску, потирая ушибленное место. Действительно… и суть не в том, что это всего лишь игра. В жизни я бы сделал то же самое.
— Ну… не всем, — я кивнул на Найт, надо же марку держать.
Только она, кажется, этого не заметила – топливомер сейчас ей куда интересней. Я перетянул газ на взлёте и нам не хватает топлива. Придётся либо тянуть на авторотации, либо просить Луну дотащить. От возможности оказаться запертым в северных снегах стало не по себе, но я успокоил себя тем, что за штурвалом одна из лучших пилотов – Найт справится. Наверно.
— Ваше высокоблагородие, а как вы нас нашли? – наверно, это надо было спрашивать первым, но как-то не срослось.
— Знак на вашей шее, — улыбнулась Луна.
Я просто удовлетворённо кивнул, у Корди же от удивления расширились глаза. Хоть он уже пол века как не маленький жеребёнок, чтобы верить в сказки о поднимающих Солнце и Луну принцессах, он, как и все, знает об их могуществе. Но вот так вот, убедиться воочию… Причём не на какой-нибудь банальной телепортации, которая десяток жизней в год уносит, а на редком заклинании магической пеленгации.