Ми

Пустобокий

Дело было так. Смотрел я мультики на математике, там у нас однородные дифференциальные уравнения первого порядка были, ничего интересного или хотя бы сложного. Вышел раскурить сигаретку и обдумать увиденное. Захожу под арку, которая место для курения, стою, дымлю. Подошли пилоты с первого курса и давай на аэронавигацию между собой жаловаться. Скучно, писать много, нихера непонятно, преподаватель пораньше в буфет не отпускает… в общем, веселье изо всех дыр.

А на улице мерзко – мелкая морось, ураганный ветер, небо цвета пепла. Отличный такой декабрь.

Попугал их страшилками про то, как им на сессии будет весело, скурил ещё одну. Потом ещё немного, рассказами про другие дисциплины. Блин, эти ребята в вакууме что ли живут? Наложил им лапши на уши, что вся общага год голодать не будет, а они даже и не догадались, что большинства этих предметов у меня нет – не могу я знать, как там всё происходит. Всё, больше никогда не буду летать самолётами.

Попрощался с парнями своей любимой шуткой. Ну а что? Пилот в гражданской авиации это тот же водитель рейсового автобуса – взял пассажиров в точке А, высадил в точке Б. Никакой романтики. То ли дело организация авиационной безопасности… Пилоты-то не придумали ничего лучше, чем назвать меня тем-парнем-который-сидит-за-рамкой. Кажется, меня уделали.

Иду я весь такой студент, считаю шаги и обдумываю только что просмотренную серию. Похождения лошадок, для мультфильма, стандартные. Мир, в котором они живут, гораздо интересней. Было бы здорово там побывать. От входа до аудитории должно быть девятьсот шагов, но где-то на пятисот пятидесятом меня начало жёстко рубить. Спать захотелось, другими словами. Я подвигал глазами – не болят, значит не грипп.

Останавливаюсь, опираюсь на стену, пытаюсь придти в себя. Не получается. Похоже на голодный обморок, у меня было такое. Сейчас просто жуть как прилечь охота, а через секунду очнусь уже на полу. Хорошо, если сам и не с зассаными штанами. А то, как молодцы здешние увидят, так сразу по щекам нахлестают, ходи потом в синяках.

— Вчера же нормально поел, — последнее, что пронеслось у меня в голове, прежде чем я рухнул.

Проснулся я, как обычно, резко дёрнувшись. Не знаю, где я, но тут очень тесно и тепло. Я уже начал было паниковать, но последнее захватывало меня всё сильнее, и буквально через пару секунд мне стало уже похер. Сессия? Долги? Денег на самом донце? Всё уже потеряло значение.

Не знаю, сколько я уже так лежу. Или сижу? Я как будто в невесомости. Что-то такое я уже чувствовал на ВЛЭКе при поступлении, после центрифуги, но сейчас гораздо круче. Место, где я нахожусь становилось всё теснее, а противный голосок разума – всё громче. Кажется, это бесконечное удовольствие начинает надоедать.

Ну ладно, пора хотя бы пошевелиться. Судя по ощущениям, я лежу в скрюченной позе, со всех сторон меня окружает или, вернее сказать, сжимает, что-то мягкое, и упругое. Потыкал, по ощущениям, кулаком в это нечто, надеясь немного надорвать и выбраться. Но внезапно что-то легло на руку. Что-то огромное, раз в пять больше, и твёрдое, как кость. Вот уж я испугался тогда.

А потом успокоился и задумался. Сколько я уже здесь? По ощущениям, пару часов, но во время такого кайфа, как этот, время летит незаметно. И за всё это время мне ни разу не захотелось даже поссать. Плюс я уже давно лежу в одной позе. Например, когда я спецпредмете рассказывал о двигателях Ми-8 я и минуты без движения не сидел. Правда тогда пришлось чуть ли не вниз головой висеть, но не суть.

Постепенно начал включаться слух, как будто прибавляли громкость. Такое ощущение, что я лежу под водой. Кто-то что-то говорит, вроде беззлобно и как-то ласково. Может быть, я упал, сильно ударился головой и теперь врачи-убийцы пытаются вывести из меня суперсолдата, а сам я лежу в какой-нибудь барокамере? Было бы прикольно. Я бы предал своих создателей, захватил бы мир и построил утопию без болезней, голода, войн и евреев.

Хотя… если я лежу под водой, то как я дышу? Потрогал голову — кажется, лицо не моё. Какая-то вытянутая, почти что звериная морда. Но это я списал на глюки от наркотиков — наверно накачали, что не бесился, как Росомаха в фильме. Гораздо интересней было то, что на мне не было какой-либо дыхательной маски, а лёгкие, судя по ощущениям, пусты. Сразу захотелось сделать глубокий вдох, но как-то… по-другому. Как будто желание дышать это привычка, а не потребность организма. Я всё-таки в жидкости, поэтому дышать сейчас — плохая идея.

Время начало замедляться. Отсутствие потребностей, за которые я привык за четверть века своей жизни начало даже не напрягать, а раздражать. Очень захотелось курить. Левый передний карман – сигареты, правый задний – зажигалка. Хотя стоп, я же в жидкости. Да и штанов, судя по ощущениям, нет.

Грустно вздохнув, а точнее сделав все движения грустного вздоха, кроме, собственно, вдоха, я попытался сменить позу. Кажется, я это зря…

К фоновому шуму, в котором хрен что различишь, я уже привык, но этот жалобный вскрик как ножом по сердцу резанул. Звуки сразу стали какими-то очень обеспокоенными, даже взволнованными. Кажется, что-то должно произойти. Что-то очень радостное и долгожданное, но волнующее до дрожи в коленях.

Что-то мне подсказало, что халява заканчивается. И пусть, надоело уже бездельничать. Интересно, что же сейчас произойдёт?..

Блин, такого я не ожидал. Внезапно вся жидкость, в которой я плавал, куда-то вытекла и самого меня начало выталкивать вслед за ней. Потом кто-то схватил меня за… я даже не успел понять, за что, и вынул. Судя по ощущениям, я из парилки прыгнул в снег, а точнее меня швырнули. Ну, я и заорал на них матом. Кому такое по душе придёт, да ещё и на трезвую голову?

Холодный воздух как будто обжёг лёгкие, но вместо привычных грязных ругательств из меня вышли какие-то нечленораздельные звуки, похожие на плач. Я уже хотел начать бить морды, но противник оказался сильнее. Кое-как всё же извернувшись, я посмотрел на обидчика. Однако я увидел только хаотично двигающиеся тёмные пятна.

Наверно, для пущего унижения меня связали простынёй, буквально запеленав, и прислонили к чему-то мягкому и тёплому. Нет уж, я так просто не сдамся. Почувствовав носом бугорок, я вцепился в него зубами. Что-то брызнуло прямо в рот, и я проглотил это от неожиданности. Вкусно.

Приятное тепло разлилось по телу, давая то же наслаждение, что и было, как только я попал «туда». Очень захотелось спать. Ладно, потом со всеми поквитаюсь, сейчас – отдыхать. Челюсти работали спокойно и размерено, как будто отдельно от меня.

На заднем плане слышались голоса, но вслушиваться было лень. Единственное, что осело в голове – говорят по-русски. Та часть головы, которая думает, пыталась работать и анализировать свежую информацию, но ничего не получалось. Похер, разберусь завтра.

Завтра наступило неожиданно.

Итак, оценим ситуацию. Зрение чуть прояснилось — теперь всё видно немного чётче и начали проявляться цвета. Могу ошибаться, но, кажется, я в городе. Каком-то странном городе – со всех сторон постоянно пролетают какие-то… даже не знаю, что это. Всё, что я успевал увидеть – довольно маленькие крылья на длинное тело и хвост как будто развивается. Может птицы какие? Вряд ли.

Мягкий толчок посадки, не в пример вертолёту в режиме авторотации. Вместо шелеста перьев теперь перестук копыт. Блин, мой мозг взорван. Меня что, на пегасе везли? Бред какой-то — их же не существует.

Наконец, меня опускают на мягкое и развязывают. Я попытался убежать, но во всём теле была невероятная слабость. Неудивительно, что меня сразу схватили и приложили к вчерашней тёплой и мягкой штуке. Я уже знал, что делать. Происходящее что-то мне напоминало, но я тугодумил. Похер, разберусь завтра.

Это завтра наступило, наверно, через пару недель, когда полностью прояснилось зрение и стало не лень. Время великих, блин, открытий.

Для начала – пони. Не, не настоящие, а милые цветные лошадки из мультика, который я недавно начал смотреть. Пусть я и неслабо испугался, когда утро началось с созерцание морды такой. Ладно, привыкну. Но вот что делать с тем, что она была раз в пять больше меня? Да я и сам, похоже… Блин, когда я думал о том, что неплохо было бы попасть в Эквестрию, я имел в виду совсем не это!

Вид пони был довольно необычным. Я как-то раз видел смоделированную в трехмерном редакторе такую, и скажу, что это было просто ужасно. Здесь же одновременно сохранялась милота двухмерной анимации и трехмерная реалистичность.

Ну и второе важное открытие – я родился. Как-то глупо звучит, но, вроде, вполне верно отражает суть. Получается, я получил второй шанс, возможность прожить жизнь заново! Хорошо учится в школе, заниматься спортом с ранних лет, никогда не притрагиваться к алкоголю и сигаретам… Я аж охренел от открывшихся перспектив.

В авиацию я ведь пошёл, потому что не прошёл по баллам в мед – я всегда хотел врачом стать. На спорт особо не налегал, потому как для действительно больших успехов этим надо заниматься с раннего детства. То же и с музыкой, только там ещё и талант нужен. А теперь...

Будь я попаданцем из какого-нибудь рассказа, я бы выносил страшно-хитрый план по захвату всего мира или хотя бы власти в отдельно взятой стране. Совершил что-нибудь великое, спас кого-нибудь, изменил историю… да ну нахер. Мне выпал шанс прожить жизнь так, как я её себе представлял, начиная с формулировки «Если бы…». Что же, не буду его упускать.

Наверно, я должен был начать скучать по дому и семье, но как-то не шло. Новый мир, новый дом, новая семья. Новая жизнь. Я же был молодым и горячим, и всегда был бы готов отправиться хоть на край света за новыми перспективами. А когда чуть остыну, уже начну забывать свою прошлую жизнь. Ну и похер.

Составлять коварные планы и одновременно учиться ходить, как оказалось, плохая идея. Переставлять по очереди все четыре ноги и одновременно держать равновесие — да мне это даже представить трудно! За неделю кое-как наловчился, но, если правильно помню, кроме шага есть ещё аллюр, рысь, галоп, карьер и иноходь. И как же попаданцы-в-тело-пони в рассказах наловчались ходить минут за пятнадцать? Ладно если ноги, так я узнал, что у меня ещё и крылья есть. Правда не то, что летать, даже управлять ими нормально не получается.

Навернулся, наверно, раз сто. Та кобылка, которая меня родила, пусть будет мать, постоянно была рядом. Блин, а это приятно, когда тебя кто-то постоянно поддерживает и искренне радуется твоим успехам. Заодно узнал своё новое имя, с которым мне жить всю эту пони-жизнь – Йоахим. Довольно странное имя для лошадки из американского мультика, но, главное, мне понравилось. Конечно, я сразу попытался его выговорить и, конечно, у меня ничего не получилось – голосовые связки ещё не развиты. Ни фамилии, ни имени матери пока не узнал.

Итак, первый месяц новой жизни прошёл. Краткий итог – я теперь умею ходить, галопировать и очень убедительно махать крыльями. До первого слова пройдёт ещё как минимум год, до того момента, как мои навыки чтения, счёта и прочего не будут казаться странными – ещё пара. Ничего особого на будущее я так и не надумал – лень было. Успею ещё, время есть.

По рассказываемым на ночь сказкам я смог примерно определить время, в котором я нахожусь – где-то между изгнанием Найтмер Мун и возвращением принцессы Луны. Разброс всего-то в тысячу лет. Я пытался почитать эти книги сам, делая вид, что смотрю картинки, но ничего интересного или, хотя бы, нового так и не узнал.

Зато теперь я точно уверен – подвижные уши это круто. Если бы управляющие ими мышцы не уставали за полминуты активных действий, я бы шевелил ими весь день. Мать это, почему-то, очень забавляло. А ещё хвост есть, но это уже не настолько прикольно. И постоянно приходится внимательно следить за его положением, чтобы случайно на него не насрать.

На прогулки мы ходили практически каждый день, так что я теперь точно знаю, где я – в Клаудсдейле. Единственное, что напрягало – необходимость играть роль маленького жеребёнка, контактируя с другими малышами. С одной стороны – примитивнейшие игры, с другой – выработка социальных норм и познание мира. Так что я больше наблюдал за взрослыми.

Интересное открытие – пони никак не возбуждает вид чужих половых органов. Всё видно, хвост чуть приподнят, да и разговоры далеки от эталона целомудрия, но такое ощущение, что это нормально.

Кобыл было намного больше, чем жеребцов. Например, за весь день на детской площадке я мог не увидеть ни одного представителя своего пола. Да и из детей я был один такой. Сейчас это, конечно, без разницы, но лет через пятнадцать могут возникнуть проблемы. Если не переучусь на полигамное общество, могу прослыть не-таким-как-все в плохом значении.

Однажды во время игры с облаками мне прямо к копытам подлетел какой-то листок. Прежде чем кобылки, с которыми вместе я играл, растерзали его на кусочки, я успел прочитать одну важную строку. Похоже, это был исторический журнал, судя по состоянию листа, довольно свежий. «…этом году отмечается 980–й праздник Летнего Солнцестояния…»

До возвращения принцессы Луны осталось двадцать лет, то есть я примерно одного возраста с главными героинями того мультфильма. Рейнбоу Дэш и Флаттершай, как и я, родом из Калудсдейла, следовательно, я вполне могу с ними встретиться. Но мне похер – они мне всё равно никогда особо не нравились.

Быть взрослым – отстой, я это понял уже давно. Когда ты маленький ребёнок, а в данном случае жеребёнок, можно просто жрать, пачкать пелёнки и строить коварные планы. Мне нравится эта жизнь. А уж когда мать трётся носом о брюхо… хочу остаться таким подольше.

Дни потянулись один за другим, но скучно не было. Интересным казалось буквально всё, пусть и очень хотелось, в первую очередь, попробовать на вкус. Мозг как будто работал отдельно от тела – первый знал, что, где и как, а второй – нет. Поэтому, даже просто потрогать стену было увлекательным и интересным. Использовать для этого копыта оказалось очень необычно. Копытокинезом я овладел быстро, буквально к концу третьего месяца. Такое ощущение, что вместо кости там какие-то магические пальцы. И причём не пять, а сколько угодно. Интересное открытие – эта магия работает не только на притяжение, но и на отторжение. Очень полезно – можно вместо мытья рук… то есть, передних ног, просто оттолкнуть грязь.

Пусть я точно знал чему надо научиться и примерно представлял, как это сделать, я постоянно падал. В слёзы, конечно, не ударялся, но грязные ругательства из детской глотки слышались довольно жалобно. Ну и первым моим словом было смачное «Блять!» в возрасте полугода. Мать вроде поняла, но я сориентировался и, сделав жалобную морду, сказал «Мама». Прокатило. А после уже можно было не скрываться, и к полутора годам я спокойно говорил, пусть этот тоненький детский голосок мне самому казался очень противным.

Каждую неделю меня водили к педиатру, которая отмечала, что физически я развиваюсь нормально, а умственно – так вообще ускоренно. Заодно узнал свою фамилию – Пайпер. Наверно искажённое от слова «бумага» на английском. Совместив эту новость с меткой матери, я стал считать, что она работает кем-то вроде бухгалтера. Нормально так, без изысков. А то мог бы и у какой-нибудь принцессы родиться, хер бы потом от короны открестился.

Интересно получается – имена и названия здесь на английском, а говорят и пишут по-русски. Надо будет в этом как-нибудь разобраться.

Постепенно меня перевели на обычную пищу. Материнское молоко хоть и классная штука, но надоело уже. А заодно и зубы прорезались. Чешется, болит, что аж спать невозможно. Хорошо, что я прошлый раз не помню. Зато очень необычные ощущения – нет ни клыков, ни пломб, ни дыр, ни зубного камня. Даже щелей и тех нет! Что интересно – у пони очень прочные зубы и шея. Настолько прочные, что можно всю жизнь ими работать, удерживая инструмент в зубах — износ будет не больше, чем рук у людей к старости.

Окончательный рацион меня удивил – в него входил животный белок. Получается, травоядные лошадки этого мира не такие уж на самом деле и травоядные. Правда, мяса я пока ни разу не заметил, даже в магазинах.

Никого, кто бы хоть как-то походил на отца, я не увидел. Так что декретный отпуск у матери закончился, и в три года меня отправили в детский сад. Я не могу оценить состояние семьи – хрен знает, что в этом мире считается нормальным, а что выше-ниже. Обстановка у гостей мало чем, кроме стиля, отличалось от того, что было у меня дома. Поэтому не знаю, насколько это место было престижным.

Обстановка была… прямо как у детского сада. Довольно просторное помещение, мягкие цвета, много игрушек. Детей штук пятнадцать, из них парней только двое, не считая меня, и двое кобылок-воспитателей. Я был сразу подхвачен, познакомлен со всеми, вовлечён во всякие игры. Постепенно я вышел и решил глянуть на здешнюю литературу.

Зря я надеялся найти здесь учебник по нефтехимии или хотя бы по математическому анализу – сказки, сказки в стихах, сказки в прозе и что-то вроде учебников по счёту и письму, оформленные тоже в виде сказок. Взяв книгу с многоговорящим названием «Учимся считать вместе с принцессой Селестией» для жеребят от трёх лет, я приметил движение за шкафом.

Оказывается, детей здесь было шестнадцать, вот ещё одна. Кобылка, судя по приметному внешнему виду, из ночных пони. Сидит, грустит, понуро опустив голову, чуть ли не плачет. Ну, мне её так сразу жалко стало и, думаю, давай-ка подружусь с ней. Было бы неплохо начать создавать связи, чтобы было кого на день рождения позвать. На счёт земных пони идей у меня пока не было, а вот с единорогами я уже знал, как познакомлюсь.

— Привет, — осторожно начал я, положив книгу на пол. Она сразу подняла на меня свои котеечные глаза.

— При-вет, — осторожно ответила, боясь спугнуть. Похоже, говорить ей немного тяжело, — Ты меня… не боиш-шься?

— Неа, — покачал я головой и подтолкнул к ней книгу, — Умеешь считать?

— Нет, — снова погрустнела она.

— А давай научу!

Вообще-то, идя к шкафу, я преследовал немного другие цели, но и так сойдёт. Надо было узнать, используется ли здесь привычная мне десятичная система исчисления. Как оказалось – да. Заодно узнал, что у Селестии здесь настоящий культ личности, а вот о Луне практически никто не знает.

Побольше узнать о второй принцессе мне поможет моя новая знакомая, Найт. Фестралку все здесь боялись, даже воспитатели, поэтому то, что я не просто подошёл к ней сам, так ещё и не убежал, плача от страха, она восприняла очень радостно. Узнать, почему ночная пони бодрствует днём, мне так и не удалось.

Зато узнал много интересного об этом народе, пусть все сведения придётся перепроверять – они прошли через призму детского восприятия. Например, что общины ночных пони живут по всей Эквестрии. Каждый из них с малолетства обычно говорит на двух языках – на эквестрийском, который для меня – русский, и на своём языке, в котором без труда узнаётся немецкий баварского диалекта. Поэтому мне показалось, что ей тяжеловато говорить. Думаю, мы с ней подружимся.

В детском саду было намного скучнее, чем я думал. Обычно в этом возрасте продолжается познание мира, но я-то его уже знаю. Единственное, что я действительно был рад узнать, это меры приличия. Пони не так уж и активно используют для всяких социальных контактов верхнюю, то есть переднюю, пару конечностей, гораздо чаще они пользуются головой, а пегасы ещё и крыльями. Какие толчки крыльями и ногами – дружески жесты, а какие агрессивные, и так далее. Кусать за уши оказалось жестом самых близких пони. Теперь понятно, почему я чувствовал столько любви и единения, когда так делала мать. Ну а заодно немного научился писать, удерживая карандаш в зубах. Конечно, до той кривой линии, которой у меня были изрисованы все конспекты, ещё далеко, но у меня всё впереди.

За что я чуть ли не влюбился в этот возраст, это за отсутствие полового влечения. Разум мягко намекал, что я сам, образно говоря, другого вида и неподобающие мысли или действия будут ксенофилией, а тело вообще не понимало, о чём идёт речь. Жаль только, что лет через десять лафа кончится, но я об этом особо не думал – я просто наслаждался моментом.

Год пролетел быстро, я уж начал надеяться, что остальные будут идти помедленней. Наконец-то глаза стали нормальными, а то мне аж в зеркало противно было смотреться – насколько мерзко выглядят эти огромные зелёные пуговицы. Хорошей жизни способствовал даже климат. На самом деле Клаудсдейл – место, где находится фабрика радуги, или как там её, поэтому здесь всегда была оптимальная погода. Надо будет как-нибудь сходить туда на экскурсию. Пожив в обществе, я узнал о местных праздниках. Половина мне показалась откровенно дибильными, половину я сразу забыл, но не суть.

Первым шёл День Сердец и Копыт, что-то вроде дня Святого Валентина. Пока что понятия не имею, как этот праздник выглядит в текущем полигамном обществе, надо будет разузнать поподробней. Проводится, как ни странно, четырнадцатого февраля.

Дальше, первого марта, «Зимняя уборка». Как я понял, это что-то вроде общегосударственного субботника. Ещё говорили про какую-то смену сезонов, но я уже не слушал – ясно же, что весна наступает потому что… забыл, не суть, а не из-за того, что убрали облака, расчистили снег и покололи лёд.

В начале лета празднуется День Летнего Солнцестояния, имеющий так же и историческую важность – в этот день Селестия заточила свою сестру на Луне. Где-то в середине проводится какое-то грандиозное мероприятие для самых богатых снобов, ничего интересного. Однако, кажется, чуть ли не каждый мечтает туда попасть.

Осенью ещё какие-то мелкие праздники, тоже связанные со сменой сезонов и День Знаний, куда же без него. Успею ещё с ним лет за пятнадцать намучиться. И местный аналог Хэллоуина – Ночь Кошмаров. Надо будет узнать, что он здесь означает.

Самое интересное было зимой, в конце декабря, День Согревающего Очага называется. О нём-то я знал уже давно – незадолго до нового года все друг друга поздравляют, дарят подарки и всякое такое. Нечто вроде дня независимости и рождества одновременно. Впервые увидев рождественские украшения в городе, я немного охренел – здесь же главной религиозной фигурой является правительница и религия построена вокруг неё, что тут делает христианский праздник? Потом вспомнил, в мультфильме показано было — в этот день был подписан какой-то пакт, то ли изменивший всю жизнь страны, то ли вообще создавший её.

Очень выбивающимися из складывающейся картины мира мне показались многие сказки. Дело в том, что они были очень человеческими – храбрые рыцари спасают прекрасных дев, хитрожо… то есть, находчивые молодцы добиваются царской дочери и прочее. Как-то странно – женского пола же здесь намного больше, чем мужского, зачем кому-то рвать жопу ради какой-то одной? Хотя… это вполне может быть методом сдерживания раннего начала половой жизни. Типа от начала влечения до того момента, как кобылка окончательно не перестанет ждать своего храброго рыцаря, пройдёт пара лишних лет. Ничего, потом разберусь.

Когда я ещё человеком смотрел мультфильм, я приметил, одну вполне нормальную для фантастики вещь – то, что у нас является мифологией, здесь – реалии мира. Ознакомившись местными сказками, я в этом убедился окончательно. Да что говорить, я и сам пегас. Получается… у меня есть план.

С Найт я неплохо сдружился, с остальными отношения не ладились. Наверно было немного грубо отучать от ксенофобии путём контактов довольно тяжёлых игрушек с их мордочками. Я не удивился, когда в последний год детского сада она пригласила меня на свой пятый день рождения. Правда с этим возникла небольшая проблема. Мать не хотела иметь дел с ночными пони и поначалу не хотела идти. Что же, я просто закатил истерику. Получилось забавно – я никогда так раньше не поступал, и она просто не знала, что делать в такой ситуации. Поэтому уступила.

Сам по себе этот детский утренник был не особо интересен. Куда лучше было посмотреть на функционирование полигамного общества с сильным гендерным неравенством. Я-то с матерью жил один, без каких-либо намёков на братьев и сестёр. В то время, как я должен был уже спать, приходили, скорее всего, другие жеребцы, но мать не беременела. Наверно, что-то в принципах размножения этих цветных лошадок я не понимаю.

Ночные пони или как они сами себя называли — фестралы, в Клаудсдейле жили рядом друг с другом в достаточно изолированном микрорайоне, которые я про себя назвал гетто. Внешне напоминает дом-колодец, как в центральном райе Вены, Берлина или Петербурга. Тёмных цветов было настолько много, что моя жёлтая грива с белой полоской выделялась очень сильно, не говоря уже о матери. Хотя бы своей пепельной шерстью я особо не выделялся.

Меня всегда удивляло, почему Найт практически каждый раз забирает кто-то другой. В основном, взрослые кобылы, но бывали и подростки. Теперь понятно – она живёт в очень большой семье, расположившейся на целом этаже облачного дома. Взрослых кобыл, кажется, шесть, у каждой по два-три ребёнка. Найт была самой младшей, но, судя по раздутому брюху одной из пони, ненадолго. Похоже на что-то вроде табуна. Я постоянно глазел по сторонам, делая вид, что мне всё тут интересно. На самом деле я всё больше убеждался в том, что семья живёт очень дружно.

Однако внутреннее убранство не было похоже на представляющееся мне типичное гетто, да и семья не выглядела, как из третьего мира. Всё чисто, ухожено и со вкусом. Жеребята были не старше, примерно, двенадцати, но мне попалась на глаза одна фестралка лет двадцати. Уж не знаю, одна ли это из жён или ещё кто, но она несла в зубах учебник по физико-химическому анализу. Мне нужна эта книга.

Аккуратно сажусь у неё на пути, она перекладывает её под крыло и наклоняется ко мне. Интересуется, всё ли нормально, я жалобно смотрю на книгу. Она думает, что мне понравилась красивая обложка и, улыбнувшись, даёт её мне, но уходить не собирается – ждёт, пока я закончу. Отлично, можно почитать. Думаю, она немного удивилась, что я вместо рассматривания сразу открыл первый форзац.

Так, что тут у нас… Таблица Менделеева здесь называется так же, это хорошо. Начинаю быстро пролистывать. Дальше идут всякие темы. Нефелометрия, турбидиметрия, потенциометрия, Ph-метрия… все определения и сущности точно такие, как я помню, аж ностальгия напала. Быстро пролистываю до конца, смотрю на таблицу растворимости. Всё то же самое. С чувством полного удовлетворения отдаю книгу. Похоже, эта фестралка подумала, что я просто решил поиграться.

Вернувшись к более детскому времяпрепровождению, я вспомнил, что забыл посмотреть, на каком элементе заканчивается таблица Менделеева. Ладно, потом разберусь. Пусть я и не знаю ничего о здешней системе образования, возможность ещё появится.

Мать всё время сидела с натянутой улыбкой и общалась очень сковано. Думаю, это из-за фестральих клыков, то есть что-то типа подсознательного страха перед теми, что в пищевой цепочке может находиться выше. По результату близкого знакомства с этим народом она либо избавится от ксенофобии, либо возненавидит их. Надеюсь на первое.

Подарки подарены, угощения съедены, игры сыграны, старшие из детей уже задолбались делать вид, что им это очень весело и интересно – праздник закончился. Не знаю почему, но «приколи пони хвост» показалась мне умопомрачительно весёлой, хоть и очень глупой игрой. Мать на околозвуковой скорости прощается со всеми, и мы отправляемся. Чтобы добраться до дома побыстрее, она берёт меня на спину, и мы летим вместе – я-то пока не умею. Чтобы мне не было обидно, что мы покидаем их намного быстрее, чем прочих гостей, мать постоянно ворчала о холоде – зима была.

— Больше к ночным пони не полечу, — довольно твёрдо говорит она.

Я только усмехнулся. Через пару дней, когда угаснет первое впечатление, и она сможет мыслить рационально, можно будет поднять этот вопрос. Скоро день рождения будет и у меня, на который я планировал пригласить Найт. Надо лучше подготовить мать к неизбежности более плотного и, возможно, пожизненного контакта с фестралами.

Она иногда приносила свою работу домой, так что я смог убедиться – она бухгалтер. Я подглядывал в документы, делая вид, что просто разглядываю таблицы и списки, и иногда просто пугался, что счастливое детство может внезапно закончиться. Многие документы были подделаны или якобы случайно заполнены неверно. Зря я думал, что всё без изысков – вряд ли, имея маленького жеребёнка, кто-то пошёл бы на такое, если бы речь шла не об астрономических суммах. На самом деле всё оказалась куда интересней, чем я ожидал.

Когда я впервые увидел суммы, проценты и прочую муру в документах, у меня аж глаза на лоб полезли, хорошо, что мать не увидела. Пусть мои знания о здешней денежной системе ограничиваются примерным соотношением цен мороженого и игрушек, я смог понять, что она имеет дело с очень большими деньгами. Что же это — оружие, наркотики, подпольные бои? Хотя какая в этом мире организованная преступность, наверно что-то типа биржевых махинаций и уход от уплаты налогов. Мир же основан на США, где налоги повыше наших, да и в самой налоговой политике сам чёрт ногу сломит – кроме федеральных законов есть целая куча региональных.

Вся правда вскрылась на мой пятый день рождения. Когда я с Найт потихоньку праздновал, на конструкторе объясняя ей принцип работы автомата Калашникова, к нам зашли несколько взрослых. Я сначала обалдел, что это за пони? Уж хотел было позвать мать, но она была вместе с ними. Найт же, как увидела их, что-то шокировано прошептала и в стеснении попыталась куда-нибудь спрятаться. Облегающие синие комбинезоны с жёлтыми полосами, лётные очки – что-то это мне напоминает. Один из жеребцов, которого про себя я окрестил «пидор», подошёл ко мне и протянул копыто.

— С днём рождения, мелкий.

Наши копыта столкнулись с сухим стуком и я уже хотел было послать его на хуй, но тут до меня дошло. Это же Вондерболты. Так вот для кого моя мать отмывает деньги. Наверно, со всяких более, так сказать, приватных показательных выступлений. Видел их однажды на День Летнего Солнцестояния – особо не впечатлило. Там больше не талант, а слаженность группы и работа пиротехников, режиссера-постановщика и светотехников. Конечно, иногда захватывало дух, когда они над бездной пролетали в сантиметре друг от друга, но, думаю, если мы с Найт потренируемся пару лет и сделаем правильное освещение, у нас получится ничуть не хуже. Никого из группы я не узнал – скорее всего, к событиям, показанным в сериале, состав уже успеет смениться. Кажется, в каких-то сказках рассказывали, что это не просто пилотажная группа, а ещё и вполне себе воинское подразделение, но мне как-то не верится.

Я никогда не любил праздники. Нажраться в гавно или подарить подарок можно же в любой день, зачем искать для этого повод? Сейчас от этого, к сожалению, пока не отвертеться, так что мне приходится делать вид, что я очень рад. Однако в этот раз получилось не особо – фанатская культура Вондерболтов развита в Клаудсдейле особо хорошо, и гости очень удивились моей сдержано-радостной реакции на кумиров миллионов, пришедших поздравить с днём рождения. Они быстро ушли, вскоре за ними забрали и Найт. Я осмотрел пародию на оружейную систему из детского конструктора и после небольших раздумий взял в зубы карандаш.

В конце августа, перед самой школой, мать с загадочной улыбкой куда-то меня повела. На всё вопросы она отвечала, что я скоро сам всё увижу. Однако, перед тем, как я увидел, я это почуял. Пахло раскалённым железом. Сначала я не понял, что это значит, но потом начал догадываться. Когда мы подходили к кузнице, мать очень разговорилась, очень прося, чтобы я вёл себя хорошо.

Сам процесс подковки был не слишком приятным, но не настолько, чтобы начинать истерику. Коваль даже удивился, насколько спокойно я перенёс эту процедуру. Правда, с непривычной нагрузкой ноги очень быстро уставали. Найт же, судя по рассказам её старших сестёр и братьев, повела себя как обычная кобылка.

Весёлое безумие сборов в школу мне успело надоесть минут за десять. Мать преисполнена гордостью и волнением, я же стою с абсолютно задолбаным выражением лица.

— Стой смирно, дорогой – у тебя чёлка опять сбилась, — ласково проговорила мать, в который раз приглаживая мою гриву.

— Ну хватит уже… — мне осталось только недовольно ворчать, — Опоздаем же.

Она только улыбнулась и обняла меня. Взяв на себя мои сумки, мы вылетели в сторону школы. Первый раз в первый класс. Хотя нет, второй. Хотел перед началом учебного года постричься до нормального короткого ёжика, но мать не разрешила – пришлось сойтись на коротком гребне на шее и лохматой голове.

За прошедший год я смог кое-как научиться летать. Пусть любой груз сбивал центровку, и я срывался в плоский штопор. Поэтому мне пришлось наступать на горло гордости и просить мать нести сумки за меня. Надо избавляться от этого чувства. Вообще-то в начале жизни вид летающего пегаса просто взрывал мне мозг. Как на таких обрубках можно летать? Я пытался хоть как-то подвести это под привычную модель полёта, но не получилось ничего. А потом сам научился летать и уже не обращал на это внимание.

Вопросов, в какую школу идти, особо не возникло – я, не раздумывая, попросился ближнюю к дому. Смотреть на какие-либо профили я буду потом, когда придёт время средней школы. Сейчас у меня только одна цель, всё остальное будет следствием того, насколько хорошо я справлюсь.

Прилетели мы к самому началу торжественной линейки. Длинная и нудная, хоть и бойко рассказанная напутственная речь, на которой я уснул, положив голову на спину Найт, и всех развели по классам. Перед тем, как заснуть, я с иронией понял, что все стоят смирно как раз из-за подков. Провели вводный урок и разогнали. Из всей той шелухи слов до меня дошло только то, что по подобным местам я снова буду шататься одиннадцать лет, как и в прошлой жизни. Что же, могло быть и хуже – в США двенадцать классов, а этот мир основан именно на них. Сейчас всё будет как раньше — четыре года начальной школы, потом пять – средней и два – старшей.

Со вторым этапом получалось интересно – среднее образование считалось самым главным и таких школ было очень много. Я условно разделил их на три вида: бюджетные, то есть полностью бесплатные, полубюджетные, которые настолько популярны, что в них попадают по блату, за хороший начальный взнос, талант или будучи страшным задротом учёбы, плюс у них есть отдельное платное отделение, и, последнее – частные. Что меня удивило, в названиях практически всех полубюджетных и частных есть корень «лёт» или синоним к слову «Летать». Послушав чуть ещё – что большинство таких школ обладают стационаром, чтобы жеребята из других городов смогли учиться в Клаудсдейле. Интересно, а в Кантерлоте так же?..

Такое ощущение, что среднее профессиональное и среднее специальное образование было основным в этом мире – старшую школу упомянули только как возможность получения высшего. Зато очень убедительно разрекламировали всякие рабоче-крестьянские виды деятельности. Ничего, меня не проведёшь.

На площадке я познакомился с теми мордами, на которые мне придётся смотреть следующие четыре года. Правда, пришлось отбивать их от Найт, к которой начали приставать с расспросами, собирается ли она их есть или выпивать кровь. Что поделать – ночные пони являются основными негативными персонажами в сказках. Лидеры и неудачники пока не наметились, для этого нужно время. Единственное, что нормально получилось, это поиграть и похвастаться своим умением летать – кроме меня и Найт так умел только один. Если мои крылья закрывали только примерно половину бока, то её – почти половину тела и немного выходили за габариты. Я сначала думал, что это такая особенность развития фестралов, но потом оказалось, что у них просто другие пропорции тела.

Через пару недель, когда все немного пообтёрлись, начали приглашать на различные факультативы. Музыка, дополнительные занятия по предметам, скаутское движение, спорт, боевые искусства и прочая хрень. Передо мной встал тяжёлый выбор. С одной стороны – физическое развитие в принципе полезно, да и меня всегда тянуло узнавать различные способы взаимодействия с ближними, путём их избиения. Но с другой – зная музыкальную грамоту и прочий музматан, я могу заниматься наглым и беспощадным плагиатом с нашего мира. Я специально ознакомился с этим вопросом и понял, что ни одного произведения из прошлой жизни здесь нет. Возможность заниматься всем и сразу я не рассматривал – нужно ещё и «успевать учиться». Пусть у меня и есть огромная фора, я решил не использовать её в полной мере. Незачем привлекать к себе внимание.

Когда я смотрел мультфильм, я не думал, что военная сфера там развита вплоть до всяких ДОСААФов и прочей доармейской подготовки. Как оказалось – очень даже. После тяжёлых раздумий, я всё-таки выбрал боевые искусства. Однако, как немного узнал об этой системе изнутри, пожалел об этом, но решил не метаться и отзаниматься хотя бы год.

У каждой расы пони есть свой стиль ближнего боя, обусловленный физиологическими возможностями. Пафос из них просто сочился. Существовало множество ступеней, уровней, данов и прочей хрени, отмечаемой поясами и полосками всех цветов радуги. Устраивались чемпионаты с большим количеством зрителей, ценными призами и морем кратковременной славы. Да что говорить, даже названия стилей были какой-то хренью, обязательно связанными с эмоциями или природными явлениями. По сути это всё даже не было боевыми искусствами в моём представлении – чисто такое духовно-физическое развитие. Там даже нормальных атакующих приёмов для работы на поражение не было, только на обезвреживание и обезоруживание. Зато была целая куча маханий всеми ногами и бесполезных воплей.

Уроков в день было по четыре, все в одном классе, кроме физкультуры, музыки и иностранного языка, который правильнее было бы назвать «не родным». Ситуация с последним меня удивила, а Найт так вообще обрадовала. Дело в том, что для неё был родным фестралий, но отдельных занятий для таких, как она предусмотрено не было, поэтому свой язык она изучала по той же программе, что остальные, выбравшие его. Возможность учиться на одни «А» по какому-либо предмету без особых нагрузок – мечта любого школьника. Всего на выбор предлагались языки фестралов, грифонов и зебр. Я над этим особо не раздумывал – мало кто выбрал язык ночных пони, а мне хотелось иногда поговорить с подругой без лишних ушей. Или хотя бы, чтобы эти уши не могли ничего понять. По другим предметам я старался учиться на хорошо-отлично, особо не выпендриваясь, пусть иногда было непросто придумать, где же совершить ошибку.

Весной свозили на экскурсию, на которую я хотел попасть уже давно – на фабрику радуги погодного комплекса Клаудсдейла. Поначалу я думал, что это кондитерская или лакокрасочный завод с красивым названием. От реальности просто отвисла челюсть, пусть и у меня одного – остальные просто приняли это как данность. Там действительно производили радугу.

— Как же так? – думал тогда я, — Радуга это же просто преломление света. Как это можно производить?!

Я внимательно слушал экскурсовода, пытаясь понять, что же за херня тут творится. Еле утерпел, пока проводили через цеха, где делали облака. Потом рассказали и я успокоился. Дело в том, что производимая здесь радуга это пестицид, которым накачивают произведённые здесь же облака и гоняют по всей Эквестрии, поливая заказанные площади. Потом мой мозг снова взорвался, когда я увидел конечный продукт. Это была самая настоящая «жидкая» радуга с чёткими границами между цветами. Вариант, что это смесь жидкостей разной плотности отпадал сразу – цвета шли слева направо, а не сверху вниз. Ответа ни на начальных стадиях производства, ни по описаниям, ни у экскурсовода я так и не нашёл. Он, блеща умом, сыпал во все стороны названиями используемых соединений, во многих которых я узнал крайне токсичные вещества. Но больше всего мне запомнился зелёный цвет – в него входили алкалоиды и амины. А я-то думал, почему этот цех так сильно охраняется. Похоже, преступность всё-таки есть.

В прошлой жизни меня всегда забавляло отношение к пестицидам и генно-модифицированых организмам. Даже в различных рассказах «попадание в фентезийный мир» авторы часто писали, с как же их персонажи радовались, потребляя пищу «без химии». Некоторые даже использовали страшное слово «пестициды», думая, неверно, что это главный враг натуральности продукции пищевой промышленности. Несчастные придурки. Я же искренне радовался, что в этом мире таких стенаний нет. Правда однажды, идя в школу, я проходил мимо газетной лавки и читал заголовки, что какие-то столичные с жиру бесятся, требуя запрета зооцидов и, иногда, инсектицидов, но, скорее всего, по идеологическим причинам. Главное ведь, что пони их используют — к пестицидам относятся, к примеру, антибиотики и консерванты. Пусть и к последним отношение весьма презрительное – мир-то основан на США, где консервы, с которыми их ассоциируют, считаются пищей для бедных. В прошлой жизни ГМО не любили из-за чёрного пиара крупных компаний, желающих устранить слишком опасного конкурента. Здесь крупных формирований в области пищевой промышленности я не заметил – в основном фермерские хозяйства. Вряд ли они очень доверяют своим конкурентам и не пользуются, к примеру, бесплодием культур во втором поколении.

Пацифизмом и гуманизмом здесь обрабатывали прямо с первого класса. Причём в самой убогой форме этих уродливых явлений. Небольшой пропагандой первого занималась учительница, остальной массив яростно пропагандировал один из жеребят в классе. Говорил, дескать, надо жить дружно вплоть до подставления другой щеки, и настолько визгляво, что мне сразу хотелось ему врезать. Сначала, конечно, я в шутку обвинял его в том, что если он не может постоять за себя силой, то почему от этого должен отказываться я? Но в конце учебного года я не выдержал и поддался на провокацию. Новость быстро разошлась и достигла ушей тренера по боевому искусству, которым я занимался. Долгий и нудный разговор с ней на тему «мы учим спокойствию и душевному равновесию, а не бить морды» я благополучно прослушал, и готов было откланяться, но внезапно меня потребовали извиниться перед тем пацифистом. Тут я опешил – это же он на меня полез, желая сымитировать ту боль, что я теоретически научился бы причинять другим. Ну и я вместо извинений сделал в его сторону неприличный жест передними ногами. Ладно, что из секции исключили, не велика потеря, так мать расстроилась.

С гуманизмом было немного полегче. Типа все живые существа достойны жизни, убийство неприемлемо в любой форме, жестокость надо подавлять в зародыше и прочая хрень. Я начинаю разочаровываться в этом мире. Гуманизм ведь, в двух словах, это «всё ради человека» или, в данном случае, пони. Если ради них надо убивать, причинять страдания и прочее, то это гуманно. Вольная, блин, интерпретация фактов. Говоря о жестокости, учительница в упор смотрела на Найт, которую это очень обижало. Я аж чуть не сорвался – как это, моих друзей обижать? Но смог взять себя в руки и после урока, в стиле допроса с пристрастием, разузнал у неё, что происходит.

Оказалось, что у фестралов есть своё боевое искусство. Я над этим никогда не задумывался – они ведь всё-таки пегасы, следовательно, местная школа Равновесия, или как её там, подходит и им. Услышав от подруги краткое описание, я понял, что хочу заниматься именно этим. У него не было жутко-пафосного названия – его называли просто «ближний бой». И не было всяких ступеней – каждый определял свой уровень сам. Сама техника была рассчитана на выведение противника из строя и его поражение, а не обезоруживание или обездвиживание, как другие. Поэтому эту школу сильно не любили – минимум духовного развития, максимум конкретно подготовки. И, самое главное, в фестральем гетто Клаудсдейла был пони, владеющий этим стилем достаточно, чтобы нормально учить. Мать, конечно, этом новости не обрадовалась, но особо перечить не стала. Похоже в этом мире нечто вроде абсолютного либерализма в отношении предпочтений детей в занятиях.

По итогам учебного года я был наверху по успеваемости, Найт была рядом – я её часто подтягивал. За первым классом пролетели второй и третий, но в них ничего особо интересного не было. Разве что сформировалась школьная иерархия, и я с удивлением обнаружил, что мы с подругой находимся в самом низу. Видя наши близкие отношения, одноклассники начали над нами смеяться, типа «жених и невеста». Я сначала недоумевал, чего в этом плохого, Найт же ударялась в слёзы – ранимая, блин, душа. Пришлось использовать полученные навыки, по-тихому выбивая лидеров и особо инициативных рядовых. Почуяв перемену сил, прочие пытались прибиться к нам, но у них ничего не получалось – мне они и даром не нужны. Оставшись без внутреннего управления и причин для единения, например – травли слабых, класс никогда не был единым. Что же, мне так даже лучше.

В четвёртом классе я участвовал в общегосударственной олимпиаде по математике. Думаю понятно, что я без труда занял первое место по школе, району и городу. Многие были удивлены моим успехом, но возникать не стали, считая, что мне просто повезло. Дальше был второй этап, который проводился уже не в школе, а в центре города. Снова победа. Как же забавно было видеть морды участников и их окружения, когда оглашали результаты. Тех, на кого возлагали огромные надежды, и кто обучался в жутко пафосных частных школах, обставил какой-то хрен. Многие жеребята – в слёзы, их родители – со злобой смотрят на учителей, которые обещали им гениев, те – смотрят уже на меня.

С моим баллом я выходил в финал, который проходит в Кантерлоте. На целую неделю с занятий сняли. Мать чуть не лопалась от гордости за своего сына. А я? А я просто с нетерпением ждал, когда окажусь на земле. Клаудсдейл на то и «клауд», что на облаках находится. Я за эту жизнь даже деревьев вблизи не видел, не говоря о столь любимом мной в прошлой жизни запахе гнилой листвы. Только не хотелось Найт саму на себя оставлять – привыкла больше чем за полжизни, что у меня можно и защиту, и ответ почти на любой вопрос найти, а тут одна остаётся. Я утешал себя мыслью, что это когда-то должно было случиться, а в этот раз я к тому же вернусь – я ведь тоже к ней привык.

Под небесной частью Клаудсдейла располагалась ещё и наземная, где жили земные пони и единороги. Честно, мне было немного неуютно видеть пегасов без крыльев и пегасов без крыльев с рогами – я таких никогда раньше не видел, пусть и знал, что такие существуют. Но больше всего мне запомнился воздух – он был очень насыщенным, не в пример немного разреженному наверху. Поэтому я особо не обращал ни на что внимание и просто глубоко дышал, пусть сопровождающая меня мать просила так не делать – можно словить кислородное опьянение. В столицу ехали мы на поезде – сам дотуда я не долечу, а мать не дотащит.

В Кантерлоте мне не особо понравилось. Медленно и вальяжно расхаживающие кучи снобов, которым западло смотреть под ноги, постоянно об меня спотыкались, правила воздушного движения здесь, казалось, не существовали, а в гостиница, где, как участнику, забронировали номер, находилась очень далеко от всяких достопримечательностей. Но хотя бы посмотрел на статую Дискорда.

Я думал, что финал будет проводиться в какой-нибудь местной школе, но реальность меня просто шокировала. Набравшие достаточный балл будут писать прямо в тронном зале, под присмотром самой Селестии. Я неслабо мандражировал – а вдруг она почует, что в теле маленькой лошадки поселился кто-то другой? Но, вроде, пронесло – на меня она обращала внимания не больше, чем на других. Даже её протеже в школе одарённых единорогов имени её самой, Твайлайт Спаркл, участвовала на общих основаниях. Я не стал упускать возможности и познакомился с ней – именно это я планировал так давно. Её няня меня очень удивила. Интересно, что же такого нужно сделать, чтобы присматривать за тобой назначили аликорна? Когда объявили начало, и мы разошлись, я почувствовал некую зависть, что у Твайлайт есть кьюти марка. Странно, сколько взрослых пони ни видел, никогда таких чувств не было. Что интересно – я был единственным не-единорогом среди участников. Судя по направляемым на меня взглядам, многие считали, что здесь какая-то ошибка.

Олимпиадное задание своей странностью выбило все остальные чувства. Во-первых, на него давалось только полчаса. Во-вторых, оно было далеко не для четвёртого класса. На это у меня возникло две мысли. Первая – что тут какой-то расистский стереотип, что единороги намного умнее прочих рас, и у них и школьная программа сильно отличается. Второе – эти задание в принципе может решить четвероклассник, но только если он очень умный. Как те, что собрались в этом зале, например.

Первое задание – решить жуткое, страшное и очень большое уравнение с четырьмя переменными, три из которых были даны по условию. Я решил не стесняться и использовал формулы сокращённого умножения, вводил новые переменные и, в целом, справился быстро. Кажется, планировалось, что я сразу подставлю переменные и пересчитаю всё в столбик. Вторым заданием было найти приблизительную площадь фигуры. Ей была парабола ветвями вниз в системе координат, пересекающая ось абсцисс в точках плюс-минус пять. Уравнение, кстати, дано не было, но составить его проблем не возникло. Взял интеграл от найденной функции на участке от минус пяти до пяти, и решил по формуле Ньютона-Лейбница. Похоже, расчёт был на то, что я преобразую это в многоугольник и найду его примерную площадь, но догадался я об этом уже потом.

На всё это у меня ушло минуты четыре, так что я со скуки начал вертеть головой.

— Вы уже закончили, юный пони? – как холодной водой окатил меня строгий голос с трона.

— Да, ваше высочество, — не придумал я ничего лучше.

Листок окутался телекинетическим полем и полетел к ней. Тут мне стало немного не по себе. Другие дети начали посматривать на меня, но недолго – у них ещё свои работы не дописаны. Принцесса несколько раз переводила взгляд с листка на меня.

— Ждите снаружи, — просто сказала она.

Я вышел на негнущихся ногах – переволновался, уж очень не понравился мне её взгляд. Вроде бы и обычная тёплая доброжелательность, но промелькнуло что-то ещё. Все двадцать пять минут я с тревогой ждал, что меня вот-вот скрутят и потащат в какую-нибудь секретную лабораторию, где из меня вытащат мозг, чтобы узнать, как он работает. Однако ничего такого не произошло. Думаю, это дало мне пару седых волосков, но вряд ли я их замечу – у меня-то белая полоса в гриве.

За пять минут до конца по одному начали выходить остальные. Я решил времени зря не терять и сразу прилип к Твайлайт. Немного поумничав, я смог обратить на себя её внимание, так что до того момента, как всех обрадовали новостью, что результаты только завтра, я смог с ней пообщаться. Мысли об отправке на опыты терзали меня до тех пор, пока я не уснул вечером. Наутро же я был совершенно спокоен – не повязали сейчас, не повяжут и потом.

Следующим пунктом в списке удивлений было то, что победителей не было. Каждый справился с заданием и правильно, разве что я был единственным, кто определил точную площадь. Призом было чаепитие с принцессой Селестией, на котором она говорила, как же она гордится всеми нами. Вручили грамоты, подписанные ей же, и золотые медали из нержавеющей стали. Потом пришлось отбиваться от журналистов и отправляться домой. Самое главное – я смог познакомиться с Твайлайт и взять у неё адрес с обещанием писать. Иметь связи с той, у кого есть связи с хозяйкой этого мира – хорошая идея.

В родной школе я на пару месяцев стал первым парнем на деревне, но я особо не возникал и всё затихло. Найт смогла пережить такое расставание и даже ушла немного вперёд в изучении фестральего ближнего боя. Как я понял с её слов и рассказов одноклассников, она, когда к ней приставали, просто скалилась и шипела, причём буквально. Действовало это просто отлично — когда я попросил продемонстрировать, мне и самому не по себе стало.

После дня Зимней Уборки рассказывали о кьюти марках. Рисунок на крупе, означающий предназначение пони в этом мире. Либо какая-то сфера деятельности, либо черта характера. Не думаю, что был хоть кто-то, кто не знал об этом, а некоторые вообще уже щеголяли с ними. Слушал я, как обычно, в пол уха, уйдя в свои размышления. Похоже, что этот мир самая настоящая тоталитарная антиутопия. За восстание Селестия сходу долбанула по Луне самым мощным оружием, известным пони, даже не спросив, чего она хочет, а судьба каждого жителя решена ещё до рождения. А я-то думал… да ладно, это не главное. Главное, что если Твайлайт учится в четвёртом классе и у неё есть метка, то она младше Рейнбоу Дэш, сделанный которой Радужный Удар стал катализатором для получения меток остальными элементами. Получается та сейчас в Лётной Академии Клаудсдейла – самой пафосной и престижной средней школе в этом городе. А мне как раз оттуда приглашение пришло. Не, я хочу держаться от Элементов Гармонии и их приключений на расстоянии, как минимум, переписки. Да и Найт вряд ли в ту школу пустят.

Вообще-то мне пришли приглашения вообще со всех средних школ города, даже с наземной его части, в том числе из частных, с заманчивым предложением учиться бесплатно или с большой скидкой. Мать пыталась меня уговорить принять приглашение из той академии, но я был непреклонен. В прошлой жизни я хотел стать врачом, и теперь мне выпал отличный шанс. Я изучал правила поступления в высшие учебные заведения и там надо сдавать вступительные экзамены. Поэтому я выбрал школу с упором в естественные науки. Единственную во всём Клаудсдейле, между прочим, хоть это и город-миллионник. Ещё был пунктик, что приоритет для поступления отдаётся тем, у кого кьюти марка имеет соответствующий сюжет. Интересно, как получить метку, к примеру, патологоанатома или эксперта-криминалиста?..

Новая школа, новый коллектив – ещё одна новая жизнь. Найт решила от меня не отставать, и уговорила родителей отправить её туда же. Пусть школа находилась на земле, и лететь было почти полчаса туда и целый – обратно. В классе оказалась ещё одна фестралка из местного гетто, но с ней отношения особо не пошли. Когда я впервые её увидел, я приметил её клыки – они выглядывали наружу. Я спросил у Найт, почему так – у неё ведь они заметны только когда она открывает рот. Как оказалось, у новой одноклассницы неправильный прикус. Местные детишки ксенофобией не страдали – среди них были ещё единороги и земные пони, так что прошлых проблем не возникло. Разве что снова пришлось снова перекраивать школьную иерархию под себя, а это довольно болезненный процесс для окружающих.

Учиться было не в пример интересней, чем в прошлой жизни. Например, я с интересом слушал о внутреннем устройстве Эквестрии. Как и США, это федерация. Всего сорок один штат, из которых три являются полисами. На самом деле полисов было только два, а всего штатов – тридцать восемь. Сталлионград является зависимой территорией, а Люфтштадт и Кристальная Империя пропали тысячу лет назад, хоть это не мешает им до сих пор входить в состав страны. Особо позабавила меня ситуация с налогами. Конституция не предусматривает случаев, когда какое-либо образование внезапно исчезает, поэтому каждый год бюджет не досчитывает сборов с этих штатов и представителя от них вызывают в суд. Думаю понятно, что никто не приходит, и штат штрафуют за неявку. И так уже тысячу лет. Если Кристальная империя или Люфтштадт внезапно вернутся, им будет очень и очень плохо – даже новые бланки начали печатать, чтобы сумма задолженности по уплате налогов целиком помещалась.

То, что эта страна – федерация, добавляло ещё немало забавных, и не очень, ситуаций. Самая заметная из них – региональное законодательство. Например, что разрешено на северо-западе, в Ванхуфере, на востоке, в Мейнхэттане строго запрещено, можно получить вполне реальный срок. Я уже перестал удивляться жестокой реальности в этом милом мирке, поэтому просто сделал себе заметку изучить здешнюю процессуальную систему и поискать информацию про местный ФСИН. Ещё что-то упоминали про бесконечный сепаратизм Сталлионграда и мудрость её высокопревосходительства солнцеподобной самодержавицы Эквестрии принцессы Селестии. Конспектируя всё подряд я сэкономил немало бумаги, обозначая её простой заглавной «С», до других это дошло довольно поздно.

Проклятый

Однажды на тренировке я сломал Найт об шлем меч. Вроде обычная ситуация, но именно в этот момент я понял, что действительно нравиться действовать силой. А уж когда что-то ломается… ну и в этот момент круп подруги засветился и на нём проявился рисунок. Но вместо того, что бы обратить на это внимание, она смотрела на мой. Я аж испугался на секунду, что у неё внезапно началось половое влечение, но, как оказалось, со мной произошло то же самое. У меня – обломленный по гарду меч, у неё – оставшийся клинок. Тренер сначала удивился, но потом с загадочной улыбкой объявил, что это хороший знак, когда двое получают кьюти марки одновременно.

Дома устроили по этому поводу небольшой праздник, но почему-то мать улыбалась довольно грустно. Я свалил это на то, что я типа вырос и уже почти скоро от неё куда-нибудь улечу. В школе тоже поздравили – мы ведь были одни из последних пустобоких. Но в отношении учителей что-то немного изменилось. Относиться ко мне и Найт стали как-то хуже, хоть буквально недавно спокойно позволяли некоторые шалости.

Докапывались до всего: от оформления до плохого почерка. Я это тоже свалил на «типа вырос», но однажды ситуация на математике просто вышла за все рамки. Всем классом решали сложную, для пятого класса, задачу. Я, как обычно, решил её в уме и потихоньку подводил одноклассников к верному решению. Тут внезапно один из «крутых», полностью уверенный в своей правоте, начал отклоняться в сторону. Я честно пытался его переубедить, но он упёрся и гнул свою линию. Ну и я, разочаровавшись в его умственных способностях, махнул на него копытом. Тут учительница резко взъярилась и выставила вон, с приказом не возвращаться без письменного разрешения директора. Решив не перечить, я вышел, обдумывая ситуацию. Так ни к чему и не придя, я зашёл к директрисе, но до того, как я начал, она вышла, попросив подождать. Я сразу начал рассматривать бумаги на столе.

Одна из них привлекла моё внимание как магнит. Похоже это какое-то предписание, изданное судя по дате, лет двести назад. С каждой строчкой я хмурился всё сильнее. Суть – всех детей, у кого кьюти марки с агрессивными, жестокими или депрессивными сюжетами, атакующим военным снаряжением, ядовитыми, наркотическими или токсичными веществами, следует смешивать с гавном как можно усерднее, выбивая инициативу. Типа что именно такие становятся преступниками или смутьянами. Так же – поощрять создание и участие в различных тусовках, для изоляции внутри общества и лучшего наблюдения. К тем, у кого кьюти марка представляет собой бытовые предметы или промышленное оборудование, которое можно использовать как оружие, например ножи, топоры или взрывчатку, следует просто относиться с подозрением. Как быть с теми, у кого метка связанна с неподобающими, но относящимися к той же медицине вещами, например – нарколога, анестезиолога или травматолога, не сказано.

Получается, тема пацифизма здесь развита куда сильнее, чем я предполагал. Всех, кто потенциально способен в здравом уме применять насилие или становиться на скользкую дорожку без нужды, загоняют в созданные ими же концентрационные лагеря групп по интересам. Уже неважно, что я – отличник учёбы и победитель общегосударственной олимпиады по математике. Теперь я потенциальный убийца, разбойник и дебошир. Кажется, настроение у меня испортилось надолго.

Директор, глянув на мой круп и узнав причину визита, включила всю свою строгость и с полчаса отчитывала меня, что нельзя издеваться над теми, кто понимает тему хуже и так далее. Так же она сказала, что ей придётся вызвать мать в школу, для разъяснительной беседы по поводу моего поведения. Тут я опешил – я же всего лишь жестом показал, что выхожу из спора, что же в этом такого? Но решил не усугублять ситуацию.

На следующий день я отражении лазурных глаз матери я вместо себя увидел террориста номер один. За долгим «серьёзным разговором» мне по слову удалось из неё вытянуть, что же про меня наговорили. Что интересно, говорили правду и только правду, но не всю правду и немного вольно интерпретированных фактов. Она начала во всех бедах винить фестралов, так что мне пришлось пускать в их защиту аргументы далеко не десятилетнего жеребёнка. Хорошо, что она была на эмоциях и не особо обратила на это внимание. Вернуть к себе прежнее расположение помогли оценки за полугодие – одни «А». Это было, в общем-то, не сложно, даже с появившимися дополнительными трудностями. Единственное, с чем пришлось хоть как-то постараться, это был фестралий язык – там могли к произношению докопаться. Хорошо, что у меня в друзьях есть носители языка.

Вообще, в бытовом плане я был очень послушным мальчиком – в этом помог опыт прошлой жизни. Например, если регулярно чистить зубы, то не придётся обращаться в филиал ада на земле – стоматологию. Или – в убранной комнате легче находить всякие полезности, плюс никто не нудит насчёт уборки. В моём случае это было особенно важно – мать вполне может «помочь» мне с уборкой и некстати найти не предназначенные для её глаз материалы. Как папку чертежей двигателя Д-136 или автомата Калашникова.

Вообще я понятия не имею, как в этом мире дела со всякими приборами, поэтому я по памяти потихоньку восстанавливаю их. Так что через пару лет у меня будет почти вся документация на Ми-26. Откуда я столько знаю? Да просто я до вышки четыре года в курсантах на среднем отходил. А там было такое развлечение, как «учить вертолёт наизусть». Насчёт заметного расхода бумаги большого формата я постоянно оправдывался, что пытаюсь научиться рисовать, ничего не получается и я стесняюсь показывать результаты. На случай непредвиденных обстоятельств у меня были мои рисунки крайне плохого качества. Думаю, надо озаботиться хранением этого массива бумаги в другом месте.

О всяких продуктах нефетперегонки я узнал, переговорив с пони на вертодроме. Пришлось, правда, немного полукавить, говоря, что я собираю информацию для школьной презентации по защите окружающей среды. По-другому бы такую подробную экскурсию проводить бы не стали – типа надо просветить молодое поколение, что в Клаудсдейле все меры экологической безопасности на высшем уровне. Результаты неутешительные – каких-либо стандартов топлив, масел и спецжидкостей в этом мире не существует – чуть ли ни у каждого летательного аппарата всё своё. Хотя бы подобное произвело дополнительный положительный эффект – я смог познакомиться с полезными пони, например – с электриками. Сам-то ведь я механик и имею только общие представления о электрике вертолёта. Пусть они пока что меня всерьёз не воспринимали.

Узнал пару важных, но неприятных вещей. Нефтедобыча, нефтепереработка и химическая промышленность развиты крайне слабо. Я думал, что этот мир вообще не настолько технически развит и, как оказалось, ошибся несильно. Самолёты применялись только как игрушки для самых богатых пони, а вертолёты – как их заменители, которым не нужна взлётно-посадочная полоса. Грузоперевозки обеспечивались поездами и торговым флотом, а ПАНХа вообще не существовало.

Вообще неравномерность технологического развития этого мира меня удивляет уже очень давно. Армии вооружены копьями и мечами, а в небе летают самолёты. Одни города — нагромождение небоскрёбов из стекла и бетона, другие – чистое средневековье с его узкими улочками и чуть ли не соломенными крышами. И причём последние до сих пор строятся такими же, желая, наверно, сохранять единообразие стиля городской застройки. Ну и квинтесенцией всего этого – современное, даже для прошлого мира, медицинское оборудование против огромных компьютеров-комнат.

Карманными деньгами выдавали немного, так что пришлось отказаться от конфет в буфете, чтобы накопить на справочник по местным ГОСТам. Чертежи надо было изготовлять правильно – те вещи я планирую когда-нибудь изготовить, запатентовать или хотя бы продать. Плюс нужна была информация по стандартным крепёжным изделиям. Одну важную книгу я найти в продаже так и не смог. С ней помогла Найт, отец которой работал инженером на погодной фабрике. Хоть подругу и сильно удивило, зачем мне толстый справочник в тусклой обложке с непонятным названием «ГОСТы марок сталей». Интересно, как ей объяснить, что если в этом мире материалы не соответствуют стандартом того, то изделие будет обладать куда меньшим ресурсом, если вообще функционировать? Полистав справочники меня настигла неудача – хоть стали соответствуют, титаны, никель-литиевые сплавы и многие композиты существуют только как лабораторные образцы, которым применения пока не нашли. Что же, исправим.

Моё поведение вызывало у окружения настоящий разрыв шаблона. Считалось, что я должен быть бунтарём, двоечником, моральным уродом и тусоваться в плохих компаниях. Даже больше скажу – меня совсем не интересовали всякие супер-модные молодёжные тенденции. Я же учился только на «отлично» — на конспирацию забил, на уроках не по делу не возникал, а побывав в такой группе, быстро ушёл из неё, а заодно и Найт прихватил. В двух словах – выбивание инициативы продолжалось и там, разве что с использованием физической силы и, скорее всего, с негласного разрешения старших. Контингент там был настолько разный, что за неделю, что я там был, я совершенно случайно расколол эту группу изнутри. Произошло это потому, что лидер довёл мою подругу до слёз, и я сломал ему ногу за это. Из-за ослабления хватки многие члены начали грызню между собой за лидерство. Что интересно, за нанесение таких телесных повреждений мне не сделали ничего. Сама драка произошла без внештатных свидетелей, кто был – предпочли держать языки за зубами, а стукача, который докладывает учителям о состоянии тусовки, в тот день не было. Ну а сам виновник торжества тоже молчал – посчитал, наверно, что в том, чтобы получить за свои слова, есть позорное.

Чем хороша средняя школа – наблюдая за старшеклассниками можно определить основы сексуального поведения, так что к седьмому классу я смог составить почти полную картину принципа размножения пони. Начинается всё с того, что кобыла выбирает себе жеребца и начинает под него стелиться, но иногда получается наоборот, и в принципе не ничего зазорного, если она его отвергнет. Зря я считал человеческие сказки неподходящими этому миру. А так как жеребцов намного меньше, то отношение на троих, четверых и так далее считаются нормальными. Так что здесь, применительно для отношений, нет ревности в привычном мне понимании. Дальше всё как у людей – половой акт, рождение ребёнка и прочее. Разве что зачатие может происходить только весной, когда наступает течка. В это время влечение сильно увеличивается, и предыдущие стадии идут намного проще. После одиннадцати месяцев беременности рождается один, редко – два, ребёнка. Что меня, как бывшего человека, удивило – рожают, в основном, стоя. Может применяться кесарево сечение.

Однажды я услышал словосочетание «благословение принцессы Луны», а так как оно было сказано не-фестралом, я сразу пошёл к матери узнавать, что это. Объяснение было довольно невнятным, но, если я правильно понял, это такая ситуация, когда зачатие происходит не весной или при болезнях матери, несовместимых с деторождением. Хорошую же память пони сохранили о ночной богине. В общем-то, в этом мире всякие невероятные исцеления – реалия жизни. Даже отдельная область медицины есть, чтобы отличать их от обычной ремиссии.

Ещё с прошлой жизни я знал, что физические нагрузки ослабляют половое влечение не хуже постной пищи, так что до тринадцати я прожил, отчаянно цепляясь за те времена, когда этих проблем ещё не было. Но однажды по весне, на тренировке, прочно скрутив Найт, я почуял от неё некий запах, от которого отпускать её мне не захотелось, хоть она и признала себя побеждённой. Тренер, фестрал-пенсионер, сразу прервал занятие и отпустил подругу. Со мной же у него состоялся интересный разговор.

Я немного знал, о чём он говорит, но был благодарен за то, что получил полную информацию. Каждая раса пони обладает своим уровнем половой активности. В самом низу – единороги, за ними – земные пони, потом – фестралы и, наконец, мои сородичи – пегасы. Мы наверху, скорее всего, потому что жизнь намного опасней – столкновение в воздухе, особенно на малых высотах, обычно смертельно или приводит к тяжёлым травмам, что в свою очередь – к потере дееспособности, что в природе приравнивается к смерти. Поэтому у крылатых народов считается, что дети взрослеют быстрее всех и именно на жеребцах лежит основная ответственность за время начала половой жизни. Да и вообще пони созревают быстрее людей. У кобыл же «ветер в голове» и они «крупом думают», так что если я кого-нибудь обрюхачу, то виноват буду именно я. А если это будет представительница расы с сильными семейными узами, как фестралы или земные пони, то за мной придут. В принципе, меня такая ситуация не удивила – в прошлой жизни было так же. Но это с одной стороны. С другой, как я узнал, у пегасов вполне нормальным было «полетаться-разлетаться». Думаю, именно так родился я, а точнее это тело.

С самого рождения я обратил внимание на такую штуку, как «крылатый стояк». При сильной эмоции, а сейчас ещё и сексуальном возбуждении, крылья распахиваются сами по себе. С одной стороны – в случае опасности можно сэкономить целую секунду. Эдакий защитный механизм. С другой – можно кому-нибудь случайно попасть крылом в лицо. Фестралам с этим было веселей – у них ещё коготь на крыле есть. Я давно уже обратил внимание, что строение половых органов практически аналогично человеческим. Единственное различие – другое строение клиторального капюшона – из-за положения тела он был бы не защитным кожухом, а грязесборником. О ходе самого акта я пока ничего сказать не могу – уроки полового воспитания будут только в девятом классе, на практике я вряд ли узнаю об этом раньше, а интернета с порнографией нет.

Пара лет «новых» чувств, эмоциональной нестабильности, полового созревания и, в общем, подросткового возраста принесли свои плоды. Классы заметно поредели – некоторые посчитали, что семь-восемь классов образования – достаточно и начали заниматься воспроизводством населения или работать. К девятому классу учителя окончательно убедились в том, что я не собираюсь ни кончать с собой, ни бросать учёбу и уходить торговать наркотиками на улице, ни становиться примерным семьянином, живущим по расписанию «работа-дом». Поэтому меня, Найт и пару десятков других «трудных» и упёртых подростков из разных школ сводили на пару экскурсий с намёком «это ваше будущее».

Первой была тюрьма строгого режима. Сидели там, в основном, за различные преступления, связанные с насилием, совершённые в здравом уме. Обстановка мне сразу показалась слишком мрачной и безысходной, что я аж задумался – а не потёмкинская ли это деревня. Окончательно я в этом убедился, узнав в одном из «заключённых» рядового актёра, играющего в небольшом театре на окраине наземной части Клаудсдейла. Похоже, расчёт был на то, что такие, как я, в подобные места не ходят. А я что? Кино здесь только чёрно-белое, а я люблю в цвете.

Второй, не трудно догадаться, была военная часть. После всех тех «ужасов», старательно обмусоленных на прошлой экскурсии, подобное многим показалось просто манной небесной. Все такие красивые, подтянутые, бодрые. Сам я больше бы удивился, если бы это было действительно так – даже с солдатами не пришлось общаться, что бы понять, что всё подстроено. У Найт как раз вскоре после этого дядя в отпуск приехал и рассказал, как там на самом деле.

Получается, зря я считал изучаемые на факультативах боевые искусства доармейской подготовкой. В настоящей Эквестрийской армии были только две вещи – строевая и дисциплина. Устав регламентировал всё, начиная от внешнего вида, заканчивая тем, каким копытом вытирать жопу. Боевой подготовки не было как таковой – даже копья у почётного караула затуплены. За любой лишний синяк правозащитники такой вой поднимают, что звёзды с погон летят дождём. А уйти оттуда просто так не получится. Вербовщики что есть силы рекламируют контракты лет на десять, а при досрочном расторжении солдат оказывается должен столько, что как будто его весь срок чистым золотом кормили. Я справедливо удивился – а кто тогда защищает границу, отстаивает интересы Эквестрии в дальних землях, переводит бабушек через дорогу и, в конце концов, играет роль полицейского спецназа? Как оказалось – частные военные компании. Подробней про них я узнать не смог – дядя и сам не знал. Они особо свою деятельность не афишировали и, в общем, на глаза старались не попадаться. Ещё существовали военные училища, но туда – только по блату. Даже в правилах поступления было чёрным по белому написано, что приоритет отдаётся потомственным военным.

Уроки по половому воспитанию меня разочаровали – ничего нового я так и не узнал. Весь рассказанный за двадцать уроков материал можно сократить до «не суйте хуй куда попало, предохраняйтесь, мойте копыта перед едой и онанизмом, не употребляйте наркотики». Сами они были для каждого пола отдельно. Из Найт приходилось вытягивать услышанное по слову. Стесняшка, блин. Жаль, правда, что тоже ничего интересного. Советовали, например, не следовать примеру бывших одноклассниц и становиться матерями более обдумано. Или рассказывали, как правильно прерывать жеребость на ранних сроках и опасности подпольных абортариев.

Когда учителей окончательно задолбало, что самый не такой, как все из всех не таких, как все, они начали передавать матери на родительских собраниях вместо обычных интерпретированных фактов чистые предположения. Например, что я пристрастился к табаку. Мать на это устроила в моей комнате небольшой обыск, когда я был на тренировке, и нашла папки чертежей. По возвращению меня ждал очередной «серьёзный разговор», что же это за бумаги и с чего бы учителям делать такие предположения. Я не таился и честно ответил, что это почти полная конструкторская документация тяжёлого вертолёта большой грузоподъёмности. Стало ещё хуже – теперь она считает, что я употребляю наркотики. Потом она спрашивала о тетради, исписанной химическими формулами. Похоже, думает, что я их ещё и произвожу, а вертолёт – это такая машина для их изготовления. Истинное безумие началось, когда я сказал «авиационный керосин». Мать в последний раз слышала это словосочетание очень давно, но, в принципе, помнила его, хоть и забыла значение. Поэтому посчитала, что это и есть этот наркотик. Я слишком поздно заметил, как она бледнеет сквозь бежевую шёрстку, когда я говорил о необходимых объёмах. А уж когда я сказал «…расход – три тысячи сто килограмм в час…», мать вообще в обморок грохнулась. Наверно, подумала, что на «это» подсадил уже всю Эквестрию. Когда она очнулась, была истерика, плач, угрозы, стенания и так далее, пока я чуть ли не за хвост потащил её в наземную часть Клаудсдейла, на вертодром. Там, после разговора с начальником службы ГСМ мать немного успокоилась. Потом мы сравнивали мою схему и реальными образцами, я рассказал ей о принципах работы, поговорили с механиками и пилотами. Под конец она извинилась за всё, что наговорила.

Единороги и земные пони часто говорили, что завидуют нам, пегасам, что мы можем ходить по облакам. Я же, вместе с Найт, совершенно не разделял их позиции — облака надоели уже давно. Гораздо приятней было поваляться на травке. Если по какой-то причине тренировки не было, мы обязательно спускались на землю и просто бегали по полям. Фермеры, конечно, исходили гавном и пытались гонять нас вилами, но мы от них просто улетали.

В один из таких дней мы с вёсёлым смехом играли в догонялки. Я заметно проигрывал – хоть наши физические возможности почти одинаковы, она куда легче и немного меньше меня. Ну и чуть сильнее. Найт уверенно держала дистанцию, играясь со мной, так что я залёг. Пепельная шерсть сливается с серой глинистой почвой, жёлтая грива как раз под тон неубранной пшеницы, только вот белая полоска выделяется. Окунувшись в траву, садясь в засаду, я на секунду потерял фестралку из вида. Осторожно, не делая резких движений, я ищу её глазами. Колосья шелестят под напором ветра, но, кажется, к этому звуку добавилось что-то ещё. Почти неслышно что-то опустилось ровно за мной. Я бы этого не заметил, если бы не почувствовал тепло её тела в сантиметре от меня. Начинаю разворот, но Найт успела цапнуть меня за хвост. Находясь постоянно вне зоны видимости, она запрыгнула мне на спину и подсекла передние ноги. Единственное, что я успел, это перевернуться, оказавшись с ней лицом к лицу. Я мог бы её скинуть, но мне стало интересно, что же она собирается делать. Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, пока она не расслабила ноги и не упала на меня.

Я резко перевернулся и подскочил. Найт так и осталась висеть подо мной, крепко обхватившись ногами. Аккуратно опустившись на бок, мы легли на траву. На её лице было выражение невероятного счастья, и она прижималась ко мне, что есть сил. Я всё время смотрел на неё. Найт приоткрыла один глаз и, увидев это, распахнула и второй. Тут я понял.

В то время как некоторые одноклассницы уже растили детей, она даже не целовалась ни разу, не говоря о чём-то большем. Других жеребцов она к себе не подпускала, на кобылок не смотрела – всё время была со мной, а я даже как-то не обращал на это внимания. Старалась, по мере возможности, прижаться ко мне или якобы ненароком провести по спине крылом. Даже хвост подвязала и взмахивала им почаще, если я шёл за ней. Однажды осмелела настолько, что решилась куснуть за ухо. Сейчас она, глядя мне в глаза, мягко намекала, что не отпустит, пока я что-нибудь не сделаю.

От мыслей о чём-нибудь по телу пробежала тёплая волна. Найт улыбнулась, понимая, что она почти добилась своего. Мне очень не хотелось её обижать, поэтому я обхватил её и поцеловал. Сердце фестралки забилось быстрее, а дыхание участилось. Её ноги чуть расслабились, и я мог бы выбраться, но уже не хотелось. Ко мне прижимается тёплая живая кобылка, а неподобающие мысли с каждым днём отгонять становится всё сложнее.

Каждый раз, когда мы были с ней так близко, от неё обычно пахло потом и сталью. Сейчас же я чувствовал запах ночного леса. Я зарылся носом в её шерсть, стараясь вдохнуть побольше этого запаха.

Когда мне в прошлой жизни было четырнадцать, я считал, что это нормальный возраст для начала половой жизни. Когда было двадцать – что всё-таки рановато. Сейчас мне снова четырнадцать и я снова считаю, что это нормально.

Однажды произошёл неприятный инцидент. Мы с Найт как обычно летели в школу, и внезапно нас чуть не порубило винтом вертолёта – подруга даже лишилась пары прядей хвоста. Первой мыслью было – откуда он взялся. Буквально секунду назад был метрах в ста кверху, а сейчас уже безумно крутится вокруг своей оси, чуть не убив нас. Менее расторопные или пугливые пегасы вместе с ним падали на землю кровавыми ошмётками. От такого зрелища мне стало не по себе, а Найт вообще в ступор впала. С воем вертолёт рухнул на одно из зданий и взорвался, разбрызгав во все стороны горящий керосин.

Большинство зданий наземной части Клаудсдейла – деревянные, каменных мало. Кирпичные, бетонные или шлакоблочные вообще редкость. Поэтому сразу после падения несколько домов вспыхнули как спички. Топливо неплохо разлетелось, увеличивая площадь пожара, и вскоре огонь добрался до моей школы. Послышались крики, многие пони в панике бежали, но были и те, кто храбро бросился тушить. Ещё до прибытия пожарных нагнали облака и начали заливать горящий керосин водой. Идиоты. Мы же отлетели примерно на полкилометра, чтобы не надышаться дымом, и начали кружить, наблюдая за происходящим.

От этого пожар не только не потух, но ещё разгорелся сильнее, охватывая всё новые здания. Топливо водой тушить ни в коем случае нельзя – оно от этого не тухнет, а разливается по большей площади. Но откуда тем несчастным было это знать? Хорошо, что быстро прибыли пожарные и засыпал всё порошком, пусть на это ушло несколько часов. Пострадавших стали доставлять в больницы, жители и владельцы зданий – оценивать разрушения. Дворники начали убирать куски тел тех несчастных, кому не повезло попасть под винт или оказаться в здании в момент взрыва.

В тот день мне посчастливилось увидеть то, что я мечтал увидеть в прошлой жизни – как горит родная школа. Только в этот раз особой радости не было. Половина здания сгорела, половина восстановлению не подлежит. А там я, вообще-то, учился. Инцидент произошёл незадолго до начала занятий, так что в классах ученики были. Но обошлось без пострадавших – все своевременно эвакуировались.

Нас всех оперативно распихали по другим школам, так что учебный процесс задержался буквально на пару дней. С каждым постоянно работали психологи – вид дождя из, сначала, мелко порубленных пегасов, а потом горящего керосина многим запомнится надолго. Учась в единственной во всём городе естественнонаучной школе, я часто испытывал вполне нормальное чувство принадлежности к чему-то уникальному. Теперь же повернулось боком. В той школе, куда направили меня с Найт, биологию и химию преподавали по общей программе. Подруге было хорошо – она-то теперь может учиться по этим предметам на «отлично» без особых усилий и даже почти не обращаясь ко мне за помощью. Мне же нужна была углублённая программа, но с этим, увы, ничего не поделать.

В один день учительница объявила, что сейчас придёт пара пони, которые расскажут нам о защите окружающей среды. Многие навострили уши – это им показалось лучше, чем нудный урок. Я же опустил голову на парту – мне эта тема никогда интересна не была. Перестук восьми копыт, сначала робкое приветствие, потом бойкое и громкое. Я содрогнулся – я узнаю эти голоса. Подняв голову, я увидел Рейнбоу Дэш и Флаттершай.

Сохраняя крайне скучающий вид, я с нетерпением ожидал, когда же это закончится. Жёлтая пегаска говорила тихо, но вдохновленно, радужногривая же постоянно вставляла резвые, хоть совершенно ненужные комментарии. Про опасность двигателей внутреннего сгорания, в связи с недавними событиями, никто не возникал. Но вот когда речь зашла о вырубке тропических лесов в далёкой Зебрике, и предложили подписать протест, я не сдержался. Говорили, дескать, сорок процентов всего кислорода на Земле вырабатывается именно там. Я поинтересовался, причём здесь эти цифры, если эти леса – замкнутая система, то есть весь тот кислород расходуется на месте для гниения опавших листьев, мёртвых деревьев, умерших животных и продуктов их жизнедеятельности. Робкая Флаттершай сразу впала в ступор, Ренбоу Деш же показала себя не с лучшей стороны. Она подошла ко мне, узнать, почему я обижаю её подругу, не люблю природу и не уважаю рассказчиков. Я со скуки сказал, что мне не нравится, что малообразованные пони пытаются впарить мне искажённую информацию.

А что? Я слышал о Рейнбоу. Говорили, что у неё только семь классов школы и пара семестров погодного колледжа. Слишком зазналась из-за того, что добилась эффекта Прандтля-Глоерта в управляемом полёте без использования защитного снаряжения и забыла учиться. У её подруги чуть получше — неполное среднее образование и учится на зоотехника. Думаю понятно, что радужногривая найти аргументов не смогла, и прибегла к безапелляционному аргументу конченого быдла «ты чё, самый умный что ли?». Я в ответ поинтересовался, где она живёт, что бы знать, от какого района или города стоит держаться подальше, раз в нём живут такие как она. Она рассвирепела, но, к сожалению, Флаттершай вышла из ступора и прервала конфронтацию. Напоследок Рейнбоу позвала меня «поговорить» после уроков. Я с добродушной улыбкой развёл передние ноги в стороны, говоря, что все здесь – мои друзья, а мне от друзей скрывать нечего. Поэтому пусть либо говорит сейчас, либо молчит вечно. Забавно – как на свадьбе получилось. Урок, конечно, был сорван, учительница – недовольна, а меня самого отправили к директору. Как раз познакомлюсь с ней – если так пойдёт и дальше, мы будем видаться очень часто.

Новые одноклассники, которые сначала посмеивались над нашей милой беседой, услышав грозное имя директора, резко затихли, и провожали меня глазами так, как будто я на плаху иду. Мне-то страшно не было – физические наказания в школах отменили не одну сотню лет назад, мать, после того случая с табаком, перестала верить тому, что говорят обо мне в школе, а других методов воздействия на меня нет. Могли, конечно, объявить выговор с занесением в личное дело, но я тоже не беспокоился. Во-первых – я не сделал абсолютно ничего. Всякие свободы, как, например, свобода слова, охранялись в этом мире очень хорошо. Во-вторых – на «первый» раз могут и простить, а прошлое личное дело сгорело вместе со школой.

Директрисой оказалась единорожка с фестральими глазами. Не понимаю, чего в этом особого одноклассники увидели – к Найт же нормально отнеслись. Она начала говорить первой.

— По какому вопросу? – строго спросила она вместо приветствия.

— Учительница выгнала. Сказала без вашего письменного разрешения не возвращаться.

— А вы, кстати, кто? – у неё был такой вид, как будто она собирается меня есть.

— Пайпер, переведён сюда из естественнонаучной. Которая сгорела на прошлой неделе, — я не повёлся на такой приём – Найт так же делала, если мы ссорились.

— Что же произошло? – она посмотрела на мою метку, — Драка? Хранение оружия в здании школы?

— Нет, разговор.

— Угрожал насилием? – она говорила быстро, пытаясь оказать на меня давление

— Нет, высказал недовольство слишком вольной интерпретацией фактов и их недоговариванием, — я люблю иногда прибегать к официальному языку, особенно в разговорах с должностными лицами.

— Подробней.

Ну, я рассказал. Свою версию событий. Правда, не думаю, что директриса поверила. Главное – я получил разрешение и к концу урока был уже обратно в классе. Те двое к тому времени уже ушли, ну и отлично – надеюсь, мы больше не увидимся никогда.

Через пару месяцев опубликовали результаты расследования того падения вертолёта. Группа неизвестных, судя по останкам, грифонов и подростков всех рас, скорее всего, из числа трудных, проникли на территорию вертодрома. Забрались они в одно из воздушных судов, стоявших на ремонте. Версий следствия было две: сейф, который, кстати, сохранился неповрёждённым и просто хулиганские действия. Не сумев его взломать, преступники приняли самое дибильное решение, на которое только способно разумное существо – они решили украсть сейф. Но он был слишком тяжёлым, поэтому они решили украсть его вместе с вертолетом. Судя по всему, один из злоумышленников обладал представлениями об управлении такими механизмами, поэтому они благополучно запустили двигатели и взлетели. Дальнейшее можно объяснить только наличием большого количества алкоголя и наркотиков в их останках. На угнанном воздушном судне преступники полетели в сторону города. По информации с бортового самописца, один из них был астматиком, и они хотели заскочить за ингалятором.

Над городом у них кончалось топливо, заглохли двигатели, и вертолёт перешёл в режим авторотации. Далее злоумышленники обнаружили полные подвесные топливные баки, снова запустили двигатели, но хвостовой винт, который, кстати, и ремонтировали, разрушился. Вертолёт начал падать, крутясь вокруг своей оси. Находившиеся внутри, должно быть, почувствовали себя в центрифуге, и выбраться не смогли. Следствие установило, что они не покинули летательный аппарат, когда кончилось топливо в основных баках, из-за того, что заклинило двери. О наличии потолочного люка в кабине они либо не знали, либо побоялись воспользоваться при вращающемся винте.

Вертолёт врезался во второй и первый этажи здания в центре города пробив его практически насквозь, из пробитых баков начало вытекать топливо. В том доме находилась кондитерская, и кузница с другой стороны. От столкновения были поврежден газопровод и баллоны пропана и кислорода в мастерской. Повреждённая электрика дала искру, из-за которой произошёл взрыв. В радиусе примерно ста метров прошёл дождь из горящего керосина. Начались пожары, которые всякие неразумные попытались тушить водой, лишь увеличивая их площадь, и паника, которая сильно помешала работе экстренных служб.

Мячик ответственности за полные подвесные баки и немного топлива в расходном службы вертодрома перекидывали друг другу всё время следствия. Скорее всего, в дело вступили деньги и непросвещённость пони в не касающихся их областях – было решено, что злоумышленники сами заправили вертолёт. То, что они залили именно подвесные баки, свалили на их необразованность и наркотическое опьянение.

Этот инцидент получил большой общественный резонанс. Стихийно образовались множество движений за запрет воздушных судов тяжелее воздуха, а некоторые, с поддержки пока что эффективно конкурирующих производителей паровых двигателей, даже за полный запрет двигателей внутреннего сгорания. Сама Селестия выказала озабоченность данной проблемой, но в дело снова вступили деньги. Богачи, большинство из которых – единороги, не желая расставаться с таким быстрым и, главное, престижным транспортным средством выставили принцессе ультиматум. В ходе довольно длительного препирательства всё свалили на «трудных подростков», и движение затихло.

Всего погибло пятьдесят шесть пони, в основном посетители кондитерской, мастерской, их работники и жители дома. Пара сотен получила ожоги и прочие травмы. В больницы так же обратилось множество пегасов из облачной части Клаудсдейла с отравлением продуктами горения – поднимающийся дым летел именно туда. Четыре здания выгорели полностью, ещё два восстановлению не подлежали, несколько десятков получили повреждения. После этого инцидента служба авиационной безопасности была многократно усилена, и начались работы по разработке стандартов топлива – то, чем был заправлен вертолёт, было буквально на границе бензина и керосина. Поэтому вспыхнуло так хорошо. Личности горе-угонщиков установить не удалось – такие часто сбегают из дома навсегда и их никогда не ищут. Зацепка, что один из них обучался пилотированию вертолётов, ни к чему не привела. Все затраты взял на себя город.

Ещё начались разговоры о необходимости совершенствования школьной программы. Конкретно – о начале уроков охраны безопасности жизнедеятельности с пятого класса, а не с девятого. Если бы те пегасы знали, что горящие жидкости легче воды этой самой водой тушить нельзя, то разрушения были бы куда меньшими. Просто специфика трудового законодательства большинства штатов разрешает детский труд и такого понятия как «возраст сексуального согласия» нет. Поэтому многие бросают школу и идут жить отдельно. Государство хорошо субсидирует молодых матерей, а работать в той сфере, с которой связана кьюти марка, легко. Как сказал в прошлой жизни какой-то безмерно мудрый хрен: «Найди себе работу по душе и тебе не придётся работать ни одного дня в жизни». В этом мире это даже не мудрость, рядовая жизненная ситуация.

Меня этот инцидент задел аж трижды. Первое — мой особый талант снова оказался моим проклятием. Пристальная слежка сменилась тотальным контролем, хоть официально провели только разъяснительную беседу. Найт вообще чуть ли не в депрессию впала. Второе – всех «трудных» из прошлой школы заочно обвинили в соучастии — наши личные дела со всеми записями о правонарушениях, выговорах и прочем сгорели при пожаре, то есть мы были кое-как заинтересованы в этом. Третье – один из работников службы ГСМ вертодрома на допросах слово за слово упомянул, что я часто там бываю. Вместе с предыдущим пунктом подозрения на меня пали ещё сильнее, и какое-то время я находился под следствием.

Как только за мной пришли, я сделал вид, что я умственно-отсталый и знаю только фразу, что мне нужен адвокат. Как-то не помогло – нет законов, регулирующий срок, за который государство обязано предоставить его задержанному. Завели в кабинет для допросов, усадили по всем правилам – спиной к выходу, неудобный стул. Начали спрашивать — я молчу. Пытались давить и всякое такое – я молчу. Оставили в кабинете на сутки. Если с голодом и скукой кое-как можно было справиться, то с жаждой и без сортира тяжеловато. Снова начали беседу – я молчу. Следователям это не понравилось – молчит, значит есть, что скрывать. Но попить дали и в туалет отвели, чтобы от жажды и разрыва мочевого пузыря не умер. Дальше со мной попытался поработать «добрый» полицейский – я молчу. Похоже, я им надоел и мне предложили уйти, но с подпиской о невыезде. Я, естественно, ничего подписывать не стал. Ещё на сутки бездельничать. Попытались ещё раз завязать разговор уже с озвучиванием того, в чём меня обвиняют. Список был довольно обширный. Соучастие в угоне воздушного судна, поджоге, причинении смерти по неосторожности, кража… И всё это в составе преступной группы, что является отягчающим обстоятельством. Ещё начали угрожать, что повесят и «терроризм», но я также молчал. Ну и выгнали меня вон, намекнув, что они ещё вернутся.

Мать, конечно, волновалась страшно, хоть уже готова была смириться, что я съехал. Но меня искала и Найт. Мать сделала правильный вывод, что если бы я решил сбежать, то сделал бы это вместе с ней. На полицию они не надеялись – таких, как я, не ищут, а по законам этого штата частичная дееспособность, то есть уже можно жить самостоятельно, пусть и с ограничениями, наступает с четырнадцати лет или получения кьюти марки. И попытки найти меня могут быть расценены как желание попрать свободу выбора, право неприкосновенность личной жизни и прочую хрень. Мы, когда я нормально отъелся, стараясь не умереть от разрыва желудка, попытались обратиться в правозащитные организации, но они отказывались со мной работать, как только увидели мою метку. Посчитали, наверно, что я сам во всём виноват. Мы с матерью наняли адвоката, пытаясь сделать хоть что-то, но она сразу сказала, что шансов нет. И всё из-за метки. Даже грозное название «Команда Вондерболтс», которые встали бы на защиту интересов той, что уже много лет помогает им самим не оказаться за решёткой за экономические преступления, не сделало бы ничего.

На случай, если следователи попытаются добраться до меня через Найт, я её строго проинструктировал – молчать и требовать адвоката. Что бы они ни делали, это не убьёт, хоть и будет неприятно. Смерть пони, пусть и подростка из разряда трудных – серьёзный инцидент. Будет в обязательном порядке проведено хоть и формальное, но расследование, за время которого расходуемая бумага будет измеряться килограммами. Чуть ли не каждый, кто находился на тот момент в отделении, обязан будет написать сочинение не меньше чем на пять листов на тему «Что я лично сделал, что бы он не погиб».

Они приходили и второй раз, уже домой. Я, как послушный мальчик открыл им дверь и, сделав вид, что не узнал их, спросил, чего надо. Попросили пойти с ними. Я задал закономерный вопрос, задержан ли я, и, если задержан, почему мне не зачитывают права. Они сказали, что нет, не задержан. Просто зовут на беседу. Я, как гражданин, который чтит закон, послал их нахер. Они предложили поговорить на месте, раз я затрудняюсь идти с ними. Я снова послал их, сказав, что они войдут сюда только с ордером на обыск. Когда за ними закрылась дверь, я подумал, что последнюю фразу я сказал зря. Появилось нехорошее предчувствие. Следуя ему, я срочно эвакуировал документацию по вертолёту к Найт – дневные пони, будь то полиция или простые граждане, в такие районы не залетают.

Предчувствие не обмануло – к вечеру действительно пришли с ордером. Обыскали. Нашли кучу технической литературы и чертежи автомата Калашникова. Хорошо, что в этом мире нет огнестрельного оружия, и они не смогли понять, что это. Не найдя ничего, что дало бы им основание для задержания, они ушли. Но, думаю, ещё вернуться.

Вообще, в деле полуофициального избавления общества от нежелательных элементов, эти самые элементы не всегда становятся средними эквестрийцами, перевоспитываются в тюрьмах или погибают в бандитских разборках. Иногда давление переламывает молодого пони настолько, что у него в голове появляется отличная идея избавить мир от себя или себя от главного источника проблем. Если в первом случае всё заканчивается удачно или в психушке, то со вторым веселей. Однажды я увидел пони с очень странной меткой. Чём-то похоже на ожог, но только шерсть на том месте не растёт и на разных сторонах немного различается. Как оказалось, некоторые впадают в сильную депрессию и срезают кьюти марку, считая её источником всех проблем. Я, по своему опыту, за «все» не поручусь, но вот за большинство – уж точно. Найт, например, эта тема сильно гнобила, не в пример мне, которому было похер. Приходилось вытягивать её из депрессий новым действенным средством – отношениями. Типа мы вдвоём против всего мира. Романтично до жопы, хоть и не слишком реалистично.

Интерес к вертолётам на какое-то время угас. Мой полностью готовый проект, который я уже собирался отправлять в Сталлионградское бюро вертолётостроения, пришлось отложить в сторону на пару лет. Думаю, если сейчас опубликуют характеристики «моего» вертолёта, то перед заводом образуется огромный стихийный митинг с требованием немедленно уничтожить всю документацию и забыть всё, что видели. Многие пришли бы в ужас от мыслей, что может натворить двадцать шесть тысяч восемьсот литров керосина, вспоминая, на что способны всего две.

Сам Сталлионград мне всегда был привлекателен. Для начала – очень созвучное название с одним городом из прошлой жизни. Дальше – там занимались практически только производством. Ни один город Эквестрии не мог похвастаться тем же, в основном – услуги и сельское хозяйство. То, что делали в Клаудсдейле, я считал хренью низкой объективной важности. Возможности прошлой жизни в управлении погодой ограничивались разгоном облаков на праздники, и ничего, жили же как-то. Только потом я узнал, что там производят погоду для тех мест, где она нужна. Типа облака для тех мест, где засуха, и в таком духе. Остальным же занимаются региональные погодные команды, которые управляют всякими циклонами и антициклонами, образующимися вполне естественным образом.

Я составил примерную цену производства своего вертолёта на Сталлионградских заводах и пришёл в ужас – стоимость единичного экземпляра получалась куда выше, чем в прошлой жизни. Больше ста миллионов бит за штуку – слишком много, учитывая, что ценность местной валюты почти аналогична доллару из того мира. Чтобы хоть как-то подвести до приемлемого уровня, их надо производить сотнями, если не тысячами. Решение пришло поздновато, но, главное, пришло. Я решил прибегнуть к техномагии.

В прошлой жизни, читая фантастику, я подобное очень не любил. Особенно, когда шла проекция того мира со смесью магии и технологий, и подразумевалось, что это было всегда. Наверно авторам таких рассказов не понять, что тот мир стал таким, какой он есть, именно потому, что в нём магии нет. И речь идёт не только технике, а ещё об обществе. Читая произведения фантастов двухсотлетней давности ещё можно было с натяжкой сказать, что они угадали с телевизорами, самолётами и мобильными телефонами. Но вот с использованием в повседневной жизни манер, одежды, и состояния общества в целом не угадал ни один. Из-за любого отклонения в прошлом мир не стал бы тот мир таким, какой он был. Или стал бы, но за совершенно другой срок.

Я уже несколько лет переписываюсь с Твайлайт Спаркл. Хоть она больше по магии, я, чтобы поддерживать её заинтересованность, обсуждаю с ней физику, математику, химию и биологию. В последнее время начал подводить её к механике, так что не возникло трудностей, когда я попросил помочь с проектом. Хоть она и не знала сути, её помощь очень пригодилась. Я высылал ей технические рисунки некоторых деталей с вопросом, как можно уменьшить массу и цену, используя магию. Поначалу Твайлайт предлагала полностью заменить магией эти детали, не видя связи между ними – я высылал рисунки деталей из разных частей вертолёта. Но я был непреклонен – только такая магия, которая бы работала без поддержки сколько же, сколько ресурса было первоначально, или больше. Заодно она просветила меня в основах, так что я мог немного работать самостоятельно.

Результат превзошёл мои ожидания, но плохим быть не перестал. Многие системы были бы упрощены до полной архаичности, и поэтому их размер и масса уменьшилась бы до абсолютного минимума. Это приведёт к потере центровки и образованию «полостей», в которых раньше что-то было. Придётся полностью переделывать аппарат. Например, новый высотомер состоял только из стрелки, шкалы и зачарованного элемента. Плюс я не знал, сколько это будет стоить – мастера зачарования открывали прайс-листы только при непосредственном обращении, и существуют ли вообще некоторые заклинания.

Как говориться, под лежачий камень вода не течёт, поэтому я постоянно покупал или выписывал технические журналы и Сталлионградские газеты. Хоть вероятность того, именно сейчас объявят конкурс на создание вертолёта, схожего по применению с моим – мала, я не отчаивался. В случае чего можно отправить документацию на изредка проходящую техническую выставку.

Правда, всё мне это придётся делать анонимно из-за кьюти марки. Те, кто будет оценивать проект, вполне справедливо могут посчитать, что там «случайно» допущены фатальные, но незаметные ошибки в проектировании. И в один прекрасный день дорогущие летательные аппараты, несущие на себе не менее дорогой груз или сотню пони, внезапно начнут падать. А так как авиакатастрофа это квинтесенция самых маловероятных событий, падать вертолёты будут с самым дорогим грузом в отсеке и на подвесе, полными баками, с максимальной высоты и обязательно на жилые районы. Которые, в свою очередь, будут построены из дерева с несоблюдением большинства противопожарных норм.

Название я решил не менять, так и оставил «Ми-26». Типа «Ми» от слова «миля», а вот почему «26» я так придумать и не смог. Хотя по первичным расчётам это получалась приблизительная грузоподъёмность при обильным использованием техномагии.

С директрисой у меня отношения были нормальные. Хоть я и входил в разряд трудных, и ей предписывалось относиться ко мне плохо, я не её боялся, что ей очень льстило. И ещё я повысил среднюю успеваемость по школе, а уровень финансирования зависит именно от неё. Однажды, под конец учебного года, она меня позвала к себе.

— Здравствуй, Йоахим.

— Здравствуйте, — не знаю почему, но я не люблю произносить имя собеседника во время разговора, даже если нужно так-то обратиться.

— Учебный год заканчивается, а после девятого класса многие уходят. Куда-нибудь собираешься?

— Да, в десятый-одиннадцатый класс.

— Правда? – кажется, это было искренне, — С твоей успеваемостью ты сможешь бесплатно учиться в любом погодном колледже, спортивной академии или…

— Что ещё за расистский стереотип, что пегасы способны только пинать облака и бегать по спортплощадке? – кажется, так резко прерывать её было не лучшей идеей – во, как сразу зыркнула.

— Конечно, ты сам вправе выбирать, куда поступать, — говорила она чуть медленней обычного. Похоже, моя выходка её задела, — Но я тебя вызвала по другому поводу.

— Конфеты раздавать будете? – нельзя было не сострить.

— Тебе бы только шутки шутить. Всё куда серьёзней – нахмурилась она.

— Я был подозреваемым в соучастии в Клаудсдейльсокй авиакатастрофе. Вот это уже серьёзно. Остальное после этого кажется довольно незначительным.

— Но всё же нормально обошлось?

Когда я после двух суток в отделении пришёл в школу, мне задали закономерный вопрос, почему это я прогулял два дня. Ну, я честно ответил, как всё было. Прослыл за это лжецом. Потом правда вскрылась, когда меня пытались вызвать поговорить через школу, но неприятный осадок остался.

— Можно сказать и так, — конечно, я бы мог начать жаловаться на жизнь, но я здесь не за этим, — Что случилось?

— Я хорошо к тебе отношусь, Йоахим, но в этой школе ты нежелательное лицо. Моё предложение – ты заканчиваешь девятый класс и добровольно покидаешь нас навсегда. Я, в свою очередь, выпишу тебе хорошую рекомендацию и, отправляя документы, «потеряю» некоторые сведения, — она недвусмысленно посмотрела на мой круп, — Например о кьюти марке.

На раздумья я потратил секунды три. Это – обычная средняя школа для обычных средних пони. Мне же нужна усиленная биология и химия. Я уже думал о том, чтобы перевестись, но сейчас ситуация куда более удачная – не я перевожусь, а меня переводят.

— Я согласен, — я сделал драматическую паузу, но директриса расценила её как возможность самой задать вопрос.

— Куда же ты хочешь?

— Кантерлотская старшая школа естественных наук.

Презренный

Летом, незадолго до Дня Летнего Солнцестояния, тренер мне и Найт рассказал историю, которую не пишут в учебниках. Фестралы передают её из поколение в поколение, от чего она обросла обычными для устного фольклора ненужными дополнениями, но всё равно получилось познавательно.

Почти тысячу лет назад, в день летнего солнцестояния, принцесса Луна устала терпеть, что всё внимание достаётся её сестре и обратилась в Найтмер Мун. Селестия в лучших традициях того мира переговоров с террористами не вела и сходу долбанула по ней Элементами Гармонии. Разложив на мелкодисперсное вещество свою родную сестру и отправив её на Луну, она телепортировалась в Кантерлот плакаться на несправедливую судьбу, что забрала у неё ту единственную, с кем бы она могла разделить тысячелетия бессмертия. Тем временем в замке Сестёр и городе фестралов, Люфтштадте, началось самое весёлое.

Найтмер Мун за все три минуты вечной ночи успела отдать всего два приказа, и те своему личному охранению – зачистить замок от гвардейцев её сестры и ждать её, пока она разбирается с Селестией. Часть про уничтожение парадно-показательного подразделения боевым обычно умалчивается – считается, что и так всё понятно. В это же время Селестия, проплакав все подушки, слово за слово обмолвилась находящейся рядом с ней пони, что считает фестралов виноватыми в этом инциденте – типа это их бесконечная кровожадность сделала такую хрень с её сестрой. Эту пони звали Файрфлай, которая ещё Вондерболтов основала. Ну, она и восприняла это как прямой приказ и отправила в Люфтштадт войска.

Сам тот город находился на огромной высоте, а своеобразный портал к нему – в десяти километрах от замка Сестёр. В самом городе начались волнения. Версий, что же там было на самом деле великое множество, и тренер рассказал нам большинство из них, так что я, сложив их общие признаки, получил ещё одну. Во славу своей богини ночные пони, которые в то время были совсем не те, что сейчас, решили принести дневных в жертву. Дневным это очень не понравилось, да и сами фестралы далеко не все согласились с такой политикой. А все-то на нервах, плюс почти у каждого подготовка и оружие есть. Обычное недовольство быстро перешло в резню, город, хоть и каменный, запылал одним большим пожаром, а портал в город – разрушен.

Зачем – основных версий две. Первая — не впустить войска Селестии. Город был действительно очень высоко, на своих двоих не долетишь. Вторая – не выпустить тамошнее вкусившее крови быдло. Но, несмотря на это, выжившие город всё-таки покинули и влились в существовавшие и в те времена общины в других городах.

В замке Сестёр скучно тоже не было. Личное охранение Луны состояло из самых преданных ей пони. Научить махать копытами можно любого, а вот насильно любить принцессу до фанатизма не заставить. Никто не покинул позиции. Когда подошли войска генерала Файрфлай, они дали бой. Вообще, по исторической классификации это вернее было бы назвать битвой – самое интересное продолжалось почти неделю. Потом им на подмогу пришла единственная оставшаяся принцесса, что-то сделала и всё закончилось. Что именно – неизвестно. Версий, как обычно, много — начиная от мирного урегулирования, заканчивая испепелением всех, что там был. Суть от этого не меняется – битва за замок Сестёр была завершена победой Селестии.

Есть мнение, что это оказалась Пиррова победа – число погибших гвардейцев Селестии, по одной из версий, было в десятки раз больше, чем личного охранения Луны. Споры, каково было реально соотношение сил сторон, ведутся до сих пор. Те, кто принимают сторону Луны, говорят, что обороняющихся было около тысячи, атакующих – около пятидесяти тысяч. Принимающие сторону Солнца – что силы различались лишь ненамного. Как рассказал нам тренер, атакующих было около тридцати тысяч, а защищающихся – сто. И не тысяч, а пони. Насколько же они были хорошо подготовлены, чтобы задержать такую армаду хотя бы на минуту, оставалось только гадать.

Но на этом всё не закончилось. Выжившие при резне в Люфтштадте не могли вечно держать языки за зубами, и потихоньку за кружкой-другой рассказывали окружающим о произошедшем. Ну и в ночь на тридцать первое октября того же года по всей Эквестрии прокатились стихийные анти-фестральи волнения. С применением вил, факелов и прочей атрибутики подобных народных гуляний. Ночным пони это не шибко понравилось, поэтому они ушли в леса и ответили террором. Та зима оказалась самой суровой со дня объединения племён. Особо холодно не было, но по ночам постоянно горели склады и дома. Некогда храбро развешивающие фестралов на просушку пони сжались в комок от страха и покатились на поклон к принцессе.

Та, немного отойдя от потери, приложила заслуживающие похвалы усилия и смогла примирить народы. В честь восстановления мира внутри страны был устроен праздник, аккурат в первый день летнего солнцестояния с изгнания Луны. Команды дневных и ночных пегасов сошлись в схватке показательных выступлений, и первые победили, хоть и с небольшим отрывом. Селестия, натурально обалдев от такого зрелища, нарекла их «Вондерболтами» и сделала элитной пилотажной группой.

Получается, что Ночь Кошмаров это некая дань памяти началу герильи фестралов. А в школе говорили, что это проекция какого-то до-эквестрийского языческого праздника.

Заодно тренер обучил нас одной интересной технике – что-то вроде перехода в дым. Как он говорил, этот секрет передаётся уже тысячу лет из поколения в поколение, и мы должны будет сделать то же самое. А я-то надеялся, что без особого пафоса обойдётся. Хотя бы тренер не был самым последним-распоследним носителем этой техники, за которым гонится какой-нибудь злодей, что бы её забрать и захватить благодаря неё мир. Штука эта оказалась полезной, разве что я не смог придумать её практического применения вне боевых искусств, кроме, например, спасения головы от падающей с верхней полки банки. Я же, в конце концов, военным становиться не собираюсь.

Когда меня просили из школы, я выдвинул ультиматум – Найт отправится со мной. Так как законных оснований исключить нас нет, им пришлось согласиться. Уж не знаю, как они её разрекламировали, и станут ли с ними после этого работать – ну не любят ночных пони в Эквестрии. Самым трудным было собрать вещи. Одежду можно было не брать вообще – форму, если такая есть, выдадут, а в повседневной жизни пони ничего не носят. Зимой в Кантерлоте, как говорили, не холодно – зимняя шерсть нормально справится. Так что я взял с собой только деньги, документы, тетрадь с расчётами и чертежи основных деталей общих планов, которыми я особо дорожил. Взять всю документацию я не мог – она занимала целую комнату. После того, как это раскрылось, я перестал скрываться и теперь храню её уже открыто. Мне было очень неуютно оставлять плоды нескольких лет труда, но ничего не поделаешь.

Мне вроде как обещали стипендию за блестяще написанные государственные экзамены, так что уже вполне мог «слезть с шеи матери». Многие бывшие одноклассники надо мной за это посмеивались, а я недоумевал, что же в этом плохого. Всё равно матери ту кучу денег, что она получает, девать особо некуда.

Денежная система в Эквестрии была мне очень непривычна – не было бумажных денег, только твёрдая валюта и чековые книжки. Старшей была монета в сто бит – в ней было два грамма чистого золота, за ней, с одним, на пятьдесят. Дальше – на десять, содержащая двести миллиграмм. В монетах на пять, один, половину и четверть золота не было – сплав серебра, никеля и примесей в различном соотношении. Когда я человеком смотрел мультфильм, я приметил одну вещь, которая въелась мне в голову, и я помню её до сих пор. Было показано, что драгоценные камни появляются у земли крупными гроздьями и, к тому же, сразу огранёнными. То есть встречаются настолько часто, что пони от нечего делать, кучей нашивают их на одежду. И, не смотря на всё это, драгоценные камни являлись платёжным средством! Как оказалось, это была некая абстракция, вызванная мультяшностью мира, как, например, отсутствие прорисовки внешних половых органов.

С документами же получалось интересно – информация о кьюти марке не является обязательным сведением для зачисления, исключительно эдакий дополнительный балл. Поэтому по отправленным документам мы с Найт были пустобокими. Я что-то когда-то слышал, что за получение метки в учебное время школа получает всякие дополнительные средства. Так что нас приняли с распростёртыми объятиями. Что же, будет им сюрприз.

Перепроектируя вертолёт под новые возможности этого мира, я внезапно обнаружил, что не могу провести некоторые расчёты. Калькуляторов не существовало, только ЭВМы, которые были очень дорогими и, в основном, гордостью всяких научно-исследовательских институтов, а логарифмическая линейка не давала необходимой точности. Мне оставалось надеяться, что единорогам доступно какое-нибудь счётное заклинание – тогда Твайлайт сможет мне помочь. Если я ещё помню тот мультфильм, у неё были некоторые проблемы с общением, но, думаю, исключительно научно-деловые отношения помогут с этим справиться.

До столицы мы решили ехать на поезде – всё равно торопиться некуда. Кантерлот был таким, как я и запомнил. Только теперь сверху вниз на всяких снобов смотрел уже я – смог выдаться ростом. Встретил город нас мелким противным дождём, так что пришлось накинуть плащ – один из тех немногих предметов одежды, что я взял. Дожди обычно устраиваются по ночам, что бы никому не мешать, но сегодня будет проходить какое-то мероприятие, так что непогоду перенесли на день.

Школа была из разряда элитных. Не знаю почему – может потому что находилась в старом красивом здании, была в столице или что ещё. По прибытию, сразу во время оформления в общежитии, разразился скандал. И всё из-за грёбаных меток. Комендант не захотела заселять «плохих» пони, думая, что мы сделаем с ним что-нибудь нехорошее. Директор её поддержала и предложила нам убираться, но я, не в силах сдержать ухмылку, напомнил, что мы уже зачислены, школа обязана предоставить общежитие, а законных оснований для отчисления нет. У них обоих был такой вид, что, казалось, они вот-вот лопнут от злости. Думаю, мы подружимся.

На стандартной процедуре медосмотра крови взяли куда больше, чем обычно. Наверно отошлют во все возможные лаборатории делать тест на наркотики. Мне даже жалко администрацию, что такие усилия прикладывают, а не найдут ничего. Обязательными врачами были проктолог, венеролог, андролог, а у Найт, вместо последнего – гинеколог. Пони не носят одежду и частенько сидят голой жопой на довольно грязных поверхностях, поэтому велик рис подхватить какую-нибудь инфекцию.

Общежитие было общим, но гораздо более общим, чем я помнил из прошлой жизни. Кобылок и жеребцов по их желанию могли замелить вместе, хоть обычно они сами это не слишком хотели. Похоже, расчёт был на то, что если никто не умудрился залететь до этого возраста, то уже умеют думать. Поначалу, из-за небольшого инцидента при знакомстве, нас хотели заселить в какую-то грязную кладовку, но я с улыбкой указал на те пункты договора, в которых говорилось о состоянии комнаты и её наполнении. И намекнул заодно, что согласно тому же договору мы будем обязаны держать комнату в том же состоянии, что и получили, то есть первая же проверка, коих здесь немало, закономерно удивиться и будет задавать ненужные вопросы.

Население здесь состояло, в основном, из единорогов. Я, в общем-то, не удивился – считается, что роль земных пони – физический труд, пегасов – то же самое, плюс дополнительные возможности из-за крыльев, типа управления погодой. За рогоголовыми же — элита и белые воротнички, хоть и бывали исключения. Конечно, здесь были представители всех рас, но единорогов больше всего. Кобылок, как обычно и бывает, большинство. На меня внимание обратили сразу, сказывается физическая подготовка – многие жеребцы были довольно субтильного телосложения.

Самое главное – в школе была своя столовая, обеспечивающее хорошее трёхразовое питание. Пусть многие были слишком пафосными и богатыми, чтобы есть там, и ходили в рестораны. Я-то не жаловался, пусть готовить я так и не научусь. Однажды на завтрак дали маленький бутерброд, намазанный радугой. Мне это есть как-то не захотелось – я ещё помню, из чего её делают, и прожил бы я после такого секунды четыре. Например — в жёлтый цвет входят цианиды, а в красный – лигроин. Но все вокруг жевали за обе щеки и пытались просить добавки, так что я рискнул. Странно, я жив. Даже вкусно – напоминает яблочное варенье. Этот мир не перестаёт меня удивлять, хоть сколько в нём прожил. Как оказалось это какая-то полумагическая субстанция, называющееся «вольт-яблочный джем». Делают его только в одном месте в Эквестрии и он очень дорогой. Даже не знаю, что же мы такого успели натворить, что нас так балуют.

В ночь на второе сентября произошёл неприятный инцидент. Школа эта из разряда элитных, то есть в ней есть многовековые неформальные традиции и прочая муть. А так как они в уставе не прописаны, так что я хотел смело положить на них, но они пришли за мной сами. Ночью, когда я ещё не спал, вошли несколько кобылок при поддержке одного жеребца и потребовали идти с ними на какое-то посвящение. Уж не знаю, что надо было делать – окунуться головой в унитаз или покрыть всех пришедших кобыл, да и не узнаю – я послал их нахер прямо с того момента, как они без стука открыли дверь. Им это не понравилось, и они попытались повязать меня телекинезом. Тут-то я и применил ту классную технику, которой фестралы обучили. Я чётко знал, что делаю – те, кто успел зайти в комнату, получили по рогам и мордам, остальных только шугнул, но им и этого хватило. Бросив своих на растерзание пегасу-психопату, они сразу ретировались. Раненых я выкинул за дверь и со спокойной душой отправился спать. Найт же так и не проснулась.

Наутро с директором произошёл разговор, на котором присутствовали ночные гости. Я не фестрал и в темноте не смог различить оттенки шерсти и хвостов, но зато теперь у всех был очень яркий объединяющий их признак – чёткий отпечаток подковы на лице. Меня ни в чём не обвиняли, просто намекали, что я поступил плохо. Я же, решив закончить побыстрее – у меня есть дела поинтересней, в лоб сказал им, что аренда по местным законам является условной формой частной собственности, и я их мог даже убить, учитывая, что они попытались применить ко мне силу. Их глаза, особенно директрисы, я запомню надолго – такого ужаса я не видел даже у участников Клаудсдейльской авиакатастрофы, а у неё самой – ещё и жуткое сожаление, что повелась на пустобокого отличника. Этот мир же основан на США, где правило «мой дом – моя крепость» охраняется законом очень хорошо.

Уроки пока, можно сказать, не начались – только знакомились, но, вроде будет как раз то, что нужно. На чётвёртый день в Кантерлоте и третий – учёбы, Найт полетела в местное фестралье гетто познакомиться, а я отправился на встречу с Твайлайт. С собой я взял полные седельные сумки тетрадей с расчётами и тубусы с чертежами – пора бы просветить её в то, что я делаю.

Впервые за столько лет увидев эту фиолетовую единорожку, я натурально на неё засмотрелся. Немного нездоровая худоба смотрелась очень даже ничего – наверно за учёбой забывает поесть. Мне-то уже поднадоело нормальное и спортивное телосложение. Когда я приземлился рядом с ней, она меня сначала не узнала. Ситуацию спасла только приметная белая полоска в моей гриве. Пока мы рассаживались в неплохом кафе, мне казалось, что конструктивной беседы не получится – она видела во мне, в первую очередь представителя другого пола, а не партнёра по исследованию. Да и вела она себя так, как будто ещё не знала жеребца. Похоже, за учёбой совсем жить забывает.

Эта проблема как будто испарилась, как только я показал её необходимые расчёты. Перерешено было всё за пару часов – даже на писанину ушло больше времени, чем на счёт. Когда же я решил обсудить с ней проект в целом, возникла непредвиденная ситуация. Начав слушать мои суждения по техномагии, она не смогла сдержать улыбки, а уж когда я показал ей наброски, натурально рассмеялась. Я справедливо недоумевал, пока она меня не просветила.

Вот что значит не единорог, пытающийся заниматься магией. Она по многим свойствам очень похожа на электричество – например, создаёт вокруг себя некий аналог электромагнитного поля. Чем дольше должно действовать зачарование, тем больше и сильнее это поле. А так как зачарования могут перекрывать или нарушать работу друг друга, мой вертолёт получился бы одной большой нестабильной плохо функционирующей хренью. Да и сами зачарования часто сбоили, что, для меня, исключает их применение в таких сложных механизмах. Так что расчёты я проводил зря – освободившееся место придётся потратить на изоляцию. Или наоборот, проводил не те расчёты – некоторые узлы и агрегаты, как мне подсказала Твайлайт, действительно стоило было усовершенствовать магией. Только она не знает как, так как не понимает, что это вообще за устройство.

Ну я и рассказал. На её мордочке читалось удивление, когда я описывал изделие, задумчивость, когда озвучивал размеры – они просто были в малоприменяемой здесь метрической системе измерения, и шок, когда рассказывал возможности применения. Твайлайт сказала, что я гений – полсотни таких штук очень здорово облегчила бы жизнь. Начиная от строительства и пассажироперевозок, заканчивая спасательными операциями. Мне это, конечно, очень польстило, но особого значения я не придал. Возможности возможностями, а заправлять придётся воздухом – нефтеперерабатывающая промышленность не справится с нагрузкой. На одну заправку вертолёта понадобиться столько же топлива, сколько производит обычный эквестрийский завод за месяц. Плюс далеко не везде есть возможности поддержки строгих стандартов качества и характеристик. А делать вертолёты сейчас вообще не смогут – нет необходимых композитов, никель-литиевых сплавов и титанов. Хотя, может быть, единороги всё наколдуют, но я в это особо не верю. В шутку я предложил Твайлайт сказать её учительнице, принцессе Селестии, что вместо бесконечных праздников лучше бы металлургию и химическую промышленность развивали. Уже когда мы расстались, я понял, что, кажется, это я сказал зря…

Как и в любой школе, особенно пафосно-элитной, быстро сформировалась иерархия. Я по своему обыкновению этот момент пропустил. Всего в классе было тридцать четыре пони, которые объединились в три группы вокруг самых богатых и понтовых. Мы с Найт такими не были, и стелиться под них не желали, а отсутствие принадлежности к какой-то тусовке автоматически скидывало в самый низ. Привычным мне мордобоем в этот раз делу помочь не удастся – обрабатываемый объект может не понять, откуда же ветер дует, если действовать тихо, а если буду работать в открытую, то рискую попасть под уголовную статью. Придётся думать головой.

Способ перекроить школьную иерархию под себя вскрылся в ходе учебного процесса. Программа была действительно сложной, хоть моя фора пока что могла выручать. Многие из тех, кто раньше были отличниками, скатились на тройки, я же смог удержаться. Это смогло обратить на меня внимание. Конечно, по началу просьбы помочь были приказами «сделай за меня», но у одноклассников не было методов воздействия на меня. Я в таких случаях слал нахер вне зависимости от пола и социального положения. И Найт строго наказал делать так же.

Вид рвущегося шаблона я полюбил её в прошлой жизни. Какой-то пернатый ублюдок отказывает! Привыкли, бедные, что всё вокруг них, больно же им будет с жизнью сталкиваться. Прихвостни старших кобыл и особо «золотомолодёжных» жеребцов не обладали такими принципами, поэтому спокойно и, главное, вежливо обращались ко мне. В первый раз я накололся и случайно сделал тем, кому не желал, потом уже выработал систему. Задания, в основном, были индивидуальными, поэтому я просто запоминал, что кому дали. Вообще, поведение особо выпендривающихся было вызвано всего двумя вполне нормальными вещами. У жеребцов – инстинкты альфа-самцов, у кобыл – самый обычный недотрах. У некоторых из них, например, нежелание жеребости переросло в фобию. Но, всё-таки, большинство просто не хотели пускать на себя всякую чернь, считая, в это же время, однополые отношения чем-то зазорным. А половое влечение-то никуда не девается.

Как говориться, если хочешь узнать пони – поживи с ним. Найт оказалась не слишком склонной к уборке, я же наоборот, поддерживал чуть ли ни стерильность. И ещё храпит. Приходилось постоянно пинать её, иногда буквально. Также у нас был разный распорядок дня. Я за все годы жизни, как начал проектирование, жил по нетипичному расписанию. Уроки я делал ещё в школе, так что три часа после них, до тренировки, я спал. Потом три лишних часа после отбоя работал с чертежами. Это аукнулось и сейчас – вертолёт закончен, а спать не могу. Начал изучать музыкальную грамоту и сольфеджио от нечего делать.

Через пару месяцев после первой встречи с Твайлайт, в школу зашла пара гвардейцев, меня искали. Я уж испугался, что… даже не знаю, за что, но испугался. Они просто передали письмо с гербовой печатью королевского дома. Все, конечно, без званий и предрассудков бросились узнавать, что же это и были посланы нахер – это не их дело. Даже Найт не знает всей картины. Суть письма — принцесса Селестия приглашает на встречу, просит взять с собой материалы по вертолёту. С одной стороны – не явиться к хозяину этой страны – невежливо, если не глупо. С другой, как я помню аж с прошлой жизни, по мультфильму, когда молодой пони имеет дело с принцессой, он оказывается в смертельно опасных ситуациях. Лишь неслабая удача помогает выбраться из них живым.

Скрипя сердцем, я всё-таки пошёл. Была только Селестия, Твайлайт и какая-то фиолетовая ящерица, ростом ей по плечо. Говорил в основном я. Сначала объяснил основы и возможности, потом перешёл к проблемам. Если первое заняло минут десять, что второе – больше часа. Лицо принцессы, как и подобает, оставалось без изменений, когда я что есть силы поносил на нефтепереработку, которая вряд ли и один-то вертолёт в полной мере сможет топливом обеспечить. Потом – металлургию, химическую промышленность и всех остальных, чьё слабое развитие не позволит относительно быстро развернуть серийное производство. Но потом добавил, что считаю нерентабельным подтягивать столько областей промышленности ради всего одного вида изделий.

На суд я представил две модификации – грузовую и пассажирскую. Вторая отличалась от аналогичной в прошлом мире. Я немного перепроектировал, ведь пони занимают немного меньше места, чем люди, например из-за гнущихся в другую сторону задних ног, поэтому некими неудобствами теперь можно было запихать в два раза больше пассажиров – сто сорок восемь. Хоть при полевой переделке в санитарный вариант можно будет запихать столько же, сколько и в прошлой жизни. Грузовая модификация была той же пассажирской, разве что с куда худшей шумоизоляцией, без сидений и сортиров. Дополнительная кабина крановщика была только набросками – забыл, к сожалению, что там должно быть. На вопрос, как же мне в одиночку удалось сделать то, над чем годами работает целое конструкторское бюро, я отшучивался, что мне это пришло во сне, как Менделееву его таблица. Принцесса шутку оценила, но вряд ли поверила.

Одной из немногих реакций принцессы за всё время беседы было удивление, что планируемая сфера применения – ПАНХ, а не игрушка для богачей, и что аппарат должен будет функционировать без применения магии вообще. За время прошлых встреч с Твайлайт, наслушавшись от неё про минусы зачарования, я уже с толикой презрения относился к этому виду магии. Селестия предложила отправить проект на доработку, но я ушёл в отказ, особенно – на счёт винта. Потому что первая авиакатастрофа с участием вертолёта произошла из-за него. Но, в принципе, я был согласен на модификацию вспомогательных систем.

В резервуарном парке не оказалось подготовленного топлива, а владелец воздушного судна аж на гавно изошёл, что вылетать надо срочно. Под его ответственность служба ГСМ залила то, что было. А топливо было плохо отстоянное. Пилот, зная об этом, попытался повозникать, но на него сильно надавили. Все, кто был к этому причастен, даже учитывая, что на них ответственности не лежит, надеялись, что пронесёт. Не пронесло. На высоте около тысячи метров заглохли оба двигателя, и вертолёт камнем рухнул на землю. Зачарование винта позволяет уменьшить его размеры, но вертолет не сможет войти в режим авторотации. Следствие обнаружило воду в расходном баке и именно её признали главным виновником. В тот раз погибли шестеро.

Главное – сама Селестия выразила заинтересованность моим проектом и, в частности, ПАНХом. Например, оползни, извержения вулканов, цунами, землетрясения и прочие природные явления хоть редко, но случаются. И бригады местного МЧС не могут добраться до пострадавших достаточно быстро и эвакуировать их. На то, что бы утащить одного взрослого пони нужно два пегаса, которые имеют неприятное свойство от такого быстро уставать. Поэтому после природных катастроф пострадавшие мрут в полевых госпиталях как мухи. Так же практически невозможно перевозить тяжёлых больных из глубинки в центр. И, напоследок, застоялось развитие крайнего севера и прочих районов с неблагоприятными природными условиями из-за трудностей снабжения. Пегасы, конечно, могут натаскать продуктов, но для этого им приходится заниматься только этим. Всё тяжёлое, например промышленное оборудование, приходится тащить на себе в разобранном состоянии или волоком по земле. Кажется, я нашёл панацею от большинства этих проблем.

Получается, в Сталлионград документацию может отправить не какой-то хрен из Клаудсдейла с меткой плохого парня, а королевский двор. Это резко увеличивало шансы на реализацию, что мне только в плюс пойдёт – я, как главный конструктор и куча разных пони в одном лице получу большую кучу денег за это. Я уж замечтался, представляя, как благодарные пони машут вслед огромной винтокрылой машине, только что потушившей им пожар, подкинувшей какую-нибудь тяжеленную штуку или снявшей котёнка с дерева. С небес на землю спустил только вопрос принцессы о недостатках. Кроме чудовищного, по сравнению с любым другим воздушным судном, расхода топлива я без задней мысли сказал, что неохотно опускается даже при полностью опущенной ручке шаг-газ и плохо себя ведёт в режиме авторотации. А потом понял, какой же я идиот – последние два на стадии проектирования выявить невозможно. Но, вроде, Селестия ничего не заподозрила.

Пусть даже всё пойдёт удачно, работы будет очень много. Надо будет подтягивать промышленность, и организовать подготовку кадров для обслуживания и пилотирования. Но это уже не мои проблемы – я заинтересованных нашёл. Теперь солью им всю документацию и пусть сами с ней мучаются.

В фестральем гетто нас приняли очень тепло – видно, идёт отток населения, а новых лиц нет. Мастер ближнего боя был похуже, чем в Клаудсдейле, но новому научить смог. Группа там была побольше – дома-то нас всего двое было. Когда в школе узнали о нашем с Найт милом увлечении, разразился скандал. Я сначала закономерно удивился, чего это они на меня наезжают. Да так и не понял. Наверно я подрывают элитность школы, бывая в таких районах. Но, опять же, законных оснований для того, чтобы мне это запретить, нет.

Хоть администрация исходила гавном и постоянно записывала все мои «выходки», учителя ко мне относились хорошо. Наверно из-за хороших успеваемости и понимании предметов. Если бы не метка меня бы в пример остальным ставили. Учиться было сложно, но интересно — учителям моё отношение очень нравилось.

Поначалу я считал, что в обычных школах даны сокращённые таблицы Менделеева, но в усиленных были такие же. Заканчивалась она на уране – получается, что явление радиоактивности уже открыто. Однако, полистав медицинские атласы в книжном магазине, я не нашёл лучевой болезни. Значит до атомной энергетики ещё далеко. За ядерное оружие я не беспокоился – пони слишком миролюбивые, чтобы до такого додуматься. Настолько миролюбивые, что буквально выкидывают из общества тех, что хотя бы теоретически может применять насилие в здравом уме. Как я, например.

Отношения в классе шли вне привычных шаблонов — расстановка сил, с моей подачи, стабильностью не отличалась. Я развлекался роспуском слухов и подставами, благодаря чему состав неформальных групп постоянно менялся. Заводилам это очень не нравилось, но сделать они ничего не могли – если они усиливали давление, то распад группы проходил быстрее, а без общества пони очень плохо.

Я-то это понял довольно поздно. Разум никак не хотел смириться с полигамными требованиями тела. Например, Найт уже задолбала предложениями отношений на троих-четверых-десятерых. Ей, конечно, очень льстило, что я весь в её распоряжении, но её инстинкты подсказывали, что это ненормально. Думаю, если так пойдёт и дальше, то неудовлетворённые кобылы меня в одну ночь свяжут и изнасилуют.

За разнополой неуставщиной следили строго, но на нас с Найт по этой теме внимания почти не обращали – жеребость достаточное основание для исключения из-за невозможности дальнейшей учёбы. Думали, наверно, что хоть один из нас совсем скоро их покинет. Я лишних иллюзий не питал и на то, что благословение принцессы Луны обойдёт нас стороной, не надеялся. У нас эта проблема как-то разрешилась сама собой, но вот школе в целом так не повезло.

Мне эта ситуация показалась довольно обыденной. Кобылка-красавица-отличница, гордость школы и всякое такое. На уроке стало плохо, побледнела сквозь шерсть, попросилась выйти. Хоть кое-как прикрывалась хвостом, я приметил кровь на задних ногах. Далеко не ушла – грохнулась на лестнице и раскроила себе череп. Тут бы, для меня, и конец истории, если бы результаты вскрытия куда-нибудь потерялись.

Как оказалось, она была жеребой на ранних сроках. В заключении, сокращённую форму которого оглашали на похоронах, было много сложных слов, из которых я запомнил только внематочную беременность и что за пару месяцев до этого, то есть в начале учебного года, был сделан неквалифицированный аборт. Как потом рассказали менее высокопарными словами, внутриматочная среда, неслабо повреждённая абортом, плоду не понравилась, он начал развиваться в где-то рядом, и, когда немного подрос, порвал её нахрен. Началось какое-то кровотечение, от чего она не устояла на ногах. А дальше близкое знакомство с мраморными ступенями и смерть. Пусть меня теперь считают совсем уже конченым, я не смог не улыбнуться от ироничности ситуации – та кобылка умерла буквально за секунду до падения от кровоизлияния в мозг.

Меня это задело по уже привычной схеме: «трудный подросток – что-то случилось рядом с ним – он виноват». Сначала пытались повесить статью «непреднамеренное убийство». Типа это я её дважды обрюхатил, а в первый раз ещё и аборт делать заставил, и, самое главное, знал о её проблемах по женской части, то есть что первые роды стали бы для неё и последними. Ставку делали на то, что в одном классе учимся, где все про всех всё знают. Одноклассники не смогли понять, что станет с их успеваемостью, и дружно указали на меня, путаясь в показаниях и выдумывая каждый раз что-нибудь новое. Нестыковки, например то, что я живу совсем с другой кобылой, следователи списали на горечь потери. Опять под следствие. А там раскрылось, за что я в прошлый раз в такой же комнате сидел, и понеслось… но, хотя бы, адвоката сразу дали. На косые взгляды мне уже лет пять как насрать, но вот попытки мести обезумевших от горя родителей и расстроенных друзей быстро надоели. Ситуацию разрешило только маго-генетическое исследование плода, исключившее моё отцовство.

Теперь я доводил администрацию до белого каления одним только своим видом. Авторитет школы был подорван не столько ситуацией с безвременной кончиной ученицы в учебное время, сколько тридцатью двумя школьниками, одновременно оказавшимися под следствием за дачу заведомо ложных показаний. Увы, никого так и не посадили. Все ведь такие хорошие, правильные и, главное, богатые. Так что пожурили, припугнули, и дело затихло. Может быть, даже личные дела не запятнали.

Пару встреч с Твайлайт я из-за этого инцидента пропустил, а дела у нас были серьёзные – Селестия доверила ей подготовить документацию для передачи материалов по вертолёту. Единорожка даже привлекла своего брата, заместителя главы охраны дворца, найти меня. Справился он быстро, пусть после этого у него был серьёзный разговор с сестрой, какие же дела у неё с такими плохими пони, как я.

Самым интересным в нём мне показалось его имя. Его звали Шайнинг Армор, но, не смотря на это, Твайлайт он приходился родным братом. Я сначала думал, что они от разных матерей или отцов, но нет. Потом решил, что у таких древних семей, как их, есть какая-нибудь функция, от которой при рождении ребёнка берут ту производную, под порядковым номером которой он идёт. Строят график, где по одной из осей – алфавит, выбирают буквы соответствующие экстремумам, и составляют из них имя. Сам Шайнинг от таких сложных слов, как и подобает Эквестрийским военным, впал в ступор. Твайлайт же сразу начала просвещать. Оказалось, всё проще – матери при рождении ребёнка просто приходит его имя. Я закономерно удивился – очень уж странное совпадение, что имя её брата связано с сиянием и защитным военным снаряжением, а на метке изображён щит со схематично показанными бликами. Потом обратил внимание на Твайлайт Спаркл, кьюти маркой которой были несколько звёзд. А потом на себя – зовут Йоахим, на метке – поломанный меч. Кажется, я ещё более не такой, как все, чем считал раньше.

Шайнинг всё время смотрел на меня волком и чуть ли не рычал, если я делал какое-либо движение в сторону её сестры. Я попытался выяснить, чем же вызвано такое отношение. Результат неудовлетворителен – он так делает, потому что его так научили в академии. Тогда я попытался выяснить, чему же именно его учили. Он довольно грубо поинтересовался, зачем мне эти сведения. Я решил не ссориться – на Твайлат он всё-таки имеет влияние. Конструктивной встречи в тот раз не получилось – если бы я упомянул какие-либо документы или чертежи, Шайнинг начал бы лезть в это дело. Напоследок я предложил Твайлайт попробовать выяснить у Селестии об этом деле с кьюти марками, раз уж она довольно близка с ней. Её брат на прощание посмотрел на меня, как бы говоря «я тебя запомнил», я же ему ответил своим любимым взглядом «иди на хуй» и улетел.

Домой на зимние каникулы я ехал с табелем, в который впервые за несколько лет затесалось несколько четвёрок. Как по секрету сказали учителя, им чуть ли не приказали занижать мне оценки. Мне как-то обидно не было – такова цена за столь тёплое отношение администрации ко мне и меня к их обязанностям. Но мать и так была рада меня видеть, так что это оказалось незначительным.

По приезду меня ждало письмо от Твайлайт. Как сказала мать, пришло оно почти две недели назад. Похоже, расчёт был на то, что я должен это прочитать вдали от фиолетовой единорожки. Интересно, почему.

В конверте было целых три листа, исписанных разным почерком. Первый я знаю, Твайлайт так пишет. А вот второй я видел в первый раз, хоть и показался он мне знакомым. В конце подпись Селестии. Наверное, я должен был обосаться кипятком от радости, что сама принцесса мне написала, если бы не содержание.

Твайлайт писала, что она заинтересовалась этим вопросом и почти сразу же отправилась спрашивать учительницу. Та, помня меня, этому не слишком удивилась и рассказала ей упрощённую версию. В принципе, что-то подобное я предполагал. Плохих пони надо изолировать от общества, а превентивные меры – необходимое зло. Второй лист в тексте не упоминался и вообще не был как-либо с ним связан. Похоже, его вложили позже.

Вначале Селестия отметила, что я самый необычный из плохих пони, которых она знает. Полистав моё личное дело, она очень удивилась, что я чту законы, даже те, с нарушениями которых связана моя кьюти марка. Высказала сожаление, что я только из-за метки попадал в такие неприятные ситуации и так далее. После этой чепухи она в двух словах рассказала, в чём суть. Ей очень не понравилось поведение пони по отношению к фестралам после изгнания Луны, но она решила, что вышибать клин клином в данном случае – плохая идея. Постепенно, строгими законами и управлением общественным сознанием, принцесса вытравила то, что посчитала лишним. Финальным штрихом стал тот приказ в школах, о метках, пресекающий зло ещё в зародыше. Таким образом, я попал под раздачу одним своим существованием. Грехи, блин, отцов. В конце её белозадое величество попросила меня после окончания передачи документации больше никогда не иметь дел с Твайлайт и не забыть подписать ПОНку – третий лист. Кажется, настроение на День Согревающего Очага испорчено.

В письме от принцессы было пояснение, зачем последнее. Как я и предполагал, никто не захочет летать на вертолёте, который проектировал такой, как я. Вроде как должен был привыкнуть к этому, а нет – всё равно обидно.

В предпраздничный день я в довольно подавленном настроении листал папку чертежей автомата Калашникова. Пришлось немного переделать – убрать предохранительную скобу спускового крючка и удлинить его. Стрелять в движении не получится – всё четыре ноги используются для этого, а в крыльях не удержать. Я планировал прожить жизнь так, как хочу я, но оказалось, что я должен прожить так, как требует общество – в тюрьме или психушке. А мне-то совсем этого не хочется. За вертолёт я получил кучу бит на счёт и будут немного отчислять за каждый экземпляр. На эти деньги я могу купить завод и организовать на нём производство автоматов. Потом – собрать компанию законченных отморозков и устроить бойню. В голову сразу пришёл бодренький мотив: «It's got to be my destiny, and it's what my cutie mark is telling me». Интересно, а бессмертие аликорнов абсолютное или только биологическое? Вот выпадет возможность проверить. Ещё нужны доспехи из стали марок «А-М» с основным свойством выше десяти и поддоспешники из маго-изоляционного материала. С непроницаемым для магии снаряжением против тупленных копий парадно-показательных подразделений мы сможем наделать много чего. Я не смог сдержать улыбки, представив Кантерлот в огне.

Что-то бесшумно подошло сзади и нежно обхватило кожистыми крыльями. Похоже, Найт незаметно зашла через окно. Почувствовав, как бьётся её сердце, я понял, ради чего стоит прожить эту грёбаную пони-жизнь до конца. Общество не примет меня, да и насрать – у меня есть всё, что нужно: мечта, куча денег, эта серо-фиолетовая кобылка.

Праздник, всё-таки, удался, пусть и праздновать пришлось с не слишком тёплой компанией Вондерболтов. Это в небе действуют как единый механизм, а в быту они за любую мелочь готовы друг другу в глотки вцепиться. Скандалы, интриги, расследования, подставы и прочая муть, из-за которой состав часто меняется — их повседневная жизнь. Взрослые после торжественного обеда начали пошатываться, а некоторые уже спали лицами в салатах. Я же решил прожить безалкогольно как можно дольше. Но увы, последствия употребления спиртных напитков стороной меня не обошли, и подвыпившие свободные кобылы, в том числе и половина главных гостей праздника, начали приставать. Уж не смог запомнить с кем и как – темно было, но проснулся я в обнимку не с кем-нибудь, а с новым капитаном команды. Кажется, Спитфайр её зовут. Проснувшись, она с намёком сказала, что сейчас идёт работа по организации их собственной лётной академии и я вполне могу поступить без конкурса. Я туманно ответил, что подумаю.

Матери, конечно, за это было очень стыдно. Как я смог вычленить с оправданий, в жалобах на меня из школы иногда упоминалось, что я бываю только с одной кобылкой. Вот она и подумала, что я стал «заднеприводным», а Найт всего лишь прикрытие, и решила меня немножко исправить. Я на это посмеялся и сказал, что я совсем не в обиде. И как на такое-то обижаться можно?..

После праздника я задал матери один вопрос. Он меня, в принципе, никогда не интересовал, но не спросить, особенно после такого, было бы как-то невежливо — кто же всё-таки мой отец. Я что-то подобное предполагал, но реальность застигла меня врасплох. Оказывается, мать стерильна с рождения. Поэтому она никогда не задумывалась вопросом контрацепции и жила очень активной половой жизнью. В той кровати, где я иногда спал вместе с ней маленьким жеребёнком, побывали пара составов Вондерболтов и почти весь обслуживающий их персонал. Но потом на неё снизошло благословение принцессы Луны, и появился я. В день моего зачатия проходило крупное приватное мероприятие, и мать была вместе с командой. Так что моим отцом может быть как Вондерболт, так и кто-то из их прислуги или какой-нибудь богач. Но мне как-то похер.

Незадолго до отъезда я задал ещё один серьезный вопрос, который мучил меня со знакомства с Шайнингом – откуда же всё-таки моё имя. Оказалось, в отличие от других рожениц, моё имя матери не пришло, поэтому она взяла первое что попалось во взятой почитать у соседки по палате книге по истории медицины. Где-то с тысячу лет назад жил некий Йоахим, фамилия которого не сохранилась, который вместе с фестралом по имени Эрнст Менгеле заложили основы трансплантологии. Я, услышав фамилию ночного пони, не смог скрыть удивления. Матери, которая это заметила, я без зазрений совести соврал, что получилось очень иронично – «Menge» с языка фестралов можно перевести как «сумма».

Нельзя сказать, что в школе меня были рады видеть, когда я вернулся, но с этим уже ничего не поделаешь. Второе полугодия пролетело как-то скомкано, даже ничего особенного не случилось. Администрация пытается меня сжить, одноклассники – ненавидят, но без меня не могут, а Найт готова пойти за мной хоть на край света даже без двести двадцать седьмого. Разве что тренировки помогают верить, что я не попал во временную петлю – насколько одинаковыми казались дни.

Жаль, что так с Твайлайт получилось. Конечно, мы иногда пересекались на улице или в книжных магазинах, но дальше пары стандартных реплик общение не заходило. Когда я спрашивал, как дела с вертолётом, она старалась как можно скорее сменить эту тему. Даже не знаю, с чем это может быть связано.

С музыкой дела не заладились – природа не одарила это тело музыкальным слухом, а сольфеджио особо помочь не смогло. Немногое, что получилось, это всякие не слишком приличные песенки и «Полёт валькирий» из оперы «Валькирия» цикла опер «Кольцо Нибелунгов» Рихарда Вагнера. Думал восстановить весь цикл, но, учитывая, что я над семиминутной композицией работал почти полгода, на двадцать девять часов цикла ушла бы вся жизнь. Я снова взялся за вертолёт.

В этот раз под раздачу попал Ми-2. Оценив воодушевлённость Селестии к использованию вертолётов в хозяйстве, я уже не сомневался в успехе проекта. Получится, так сказать, Ми-26-мини, который можно будет применять там, где «большой брат» нерентабелен. Эдакая маршрутка против двухэтажного автобуса с гармошкой. Теперь мне помогала Найт, так что работа пошла бодрее, пусть и первую неделю чертежи в её исполнении приходилось безжалостно выбрасывать. Многие узлы и агрегаты я решил заимствовать с прошлого проекта, немного их модернизировав. Я успел много чего забыть, так что опыт предыдущего проектирования очень пригодился.

Полугодие я закончил с одними «отлично». От такой новости директриса слегла в психушку с каким-то сложным диагнозом, что в переводе с медицинского можно окрестить «перегорела от злости». Случилось это, потому что в школу, из-за инцидента с погибшей ученицей, стали частенько захаживать всякие инспекции. Кроме непосредственных проверки соблюдений всяких норм они посматривали, справедливо ли ставятся оценки. И в один прекрасный день обнаружили мою контрольную без единой помарки и оценкой «С». После этого учителя спросили, как же так, и им по секрету всему свету рассказали обо мне. После небольшого скандала и перепроверки всех работ, оценки были исправлены на справедливые. А мне как-то похер – приёмная комиссия ведь будет смотреть на оценки государственных и вступительных экзаменов. Главное, что без двоек, дабы не исключили.

Директора сменили, и я смог подружиться с новой. На вопрос о метке я полукавил, что это пацифистская метка – типа уничтожаю оружие. Не знаю, поверила она или нет, но я наконец-то смог почувствовать, каково это быть почитаемым даже администрацией отличником. В начале последнего учебного года мне торжественно объявили, что будут тянуть на медаль. Я планировал отказаться, но мне сказали – либо медалист, либо возвращаешься к прежней жизни. Пришлось согласиться.

На второй проект ушло почти полтора года. Намного меньше чем в прошлый раз – теперь нас было двое и можно было хоть всё лето провести в помещении за кульманом. Больше всего проблем возникло с двигателем – я его почти не помнил. Пришлось даже анонимно переписываться с двигателистами разных конструкторских бюро, прося помощи. Дружелюбные лошадки не отказали, и к концу одиннадцатого класса проект был готов.

Как и в прошлой жизни, последний класс больше всего запомнился безудержными спорами по поводу выпускного и лирическими беседами о дальнейшей жизни. Я в один день понял, что Найт пойдёт за мной куда угодно. Дальше в дело вступит то, о чём очень многие забывают – после школы тоже надо будет учиться, а учёба в меде простотой не отличается. В редких разговорах с одноклассниками часто слышались названия медицинских вузов, но я, зная об их склонностях к обучаемости, только посмеивался.

На выпускной я смог всех удивить. По идее, я должен был нажраться, дебоширить, посылать всех встречных и, по возможности, попытаться изнасиловать одноклассницу или по пьяни ограбить магазин. Как я узнал, специально для меня рядом с местом проведения «случайно» дежурил усиленный взвод полицейского спецназа. Я сделал проще – просто не пошёл. Честно говоря, такого порицания за это со стороны даже малознакомых пони я не ожидал. Такое ощущение, что выпускной это единственное, зачем нужно учиться в школе. Правда, увидев мою метку, все сразу успокаивались и сразу начинали делать вид, что всё нормально.

Принцесса попросила с Твайлайт больше дел не иметь, поэтому на таком же высоком уровне этот вопрос рассматривать не получится. Я сам отправил всю документацию в Сталлионград под псевдонимом. Чтобы меньше писать на чертежах, я выбрал себе короткое «Рок». Не от английского «камень», а от русского синонима к слову «судьба». Кстати, я так и не разобрался, почему говорят по-русски, а имена и названия – на английском. Ну и похер.

По окончанию школы я получил заветный диплом о полном среднем образовании, золотую медаль из нержавеющей стали и распрощался со всеми навсегда. По результатам двух лет, единственное, что я сделал действительно плохого в школе, это однажды стёр со стенда «Отличники учёбы» первое слово и вторую букву во втором. Заодно вручили небольшую субсидию, чтобы в случае чего было на что прожить до университета с его стипендией. С чувством полного удовлетворения я вернулся домой, в Клаудсдейл, откуда разослал копии документов по всем мед вузам страны. Всё получается удачно.

Отвергнутый

Я сидел на парапете одного из музеев и просто смотрел на закат. Пусть подобное использование памятников архитектуры запрещено законом, мне было уже как-то всё равно. Рядом, под камушком, покачивается лёгким бризом пачка писем из всех медицинских академий, университетов и институтов Эквестрии. Как под копирку написаны, разве что названия и обратные адреса разные. По государственным и вступительным экзаменам я прохожу без конкурса, но подвела кьюти марка.

Распределение мест в высших учебных заведениях таково – немного на безконкурсных бюджетников, побольше – на простых, ещё немного – для целевиков, и в конце – для контрактников. Врачебная деятельность всегда была очень популярной, поэтому даже на платное свой конкурс. Метка вне сферы будущей деятельности автоматически даёт самый низкий приоритет – считается, что такой пони хорошим специалистом не станет. А у меня поломанный меч на жопе, никак под медицину не интерпретировать. Я не прохожу даже на платное.

Обидно, даже очень. Хочется разбить рожу той, кто придумал всю эту хрень с неподобающими метками. Но надо держать себя в руках – всё равно уже ничего не поделаешь. Даже не знаю, что мне теперь делать – чуть ли не с рождения я лелеял мечту, тянущуюся за мной ещё с прошлой жизни. Можно попробовать вариант сначала отучиться на среднем, но это даст только небольшой плюс. Сейчас не хочется делать абсолютно ничего. Настроение даже хуже, чем когда я впервые увидел тот документ о кьюти марках.

Тихое хлопанье крыльев ещё более тихая посадка – это Найт прилетела. Не, я хочу побыть один. Можно даже не гадать – у неё то же самое, только экзамены чуть хуже написаны. Кажется, пытается кое-как утешить, но получается слабо. Хочет положить копыто на плечо, но я отстраняюсь и распахиваю крылья, чтобы улететь. Но останавливаюсь – она хочет что-то сказать.

Редко так бывает, но выход из ситуации подсказывает именно она. Найт, и меня заодно, могут по блату устроить в недавно организованную авиационную академию в Сталлионграде, прямо на самую крутую специальность – пилота. На метки даже смотреть не будут – ВЛЭК покажет намного больше, чем рисунок на крупе. А я-то надеялся завязать с авиацией. История повторяется, только куда болезненней для меня.

На секунду была мысль всё бросить и никуда не поступать. Денег за вертолёты до конца жизни хватит, от противоположного пола приходится чуть ли не палкой отбиваться, да и в целом у меня есть всё для жизни. Только вот чем заниматься?..

В подавленном настроении на границе с депрессией, я отправляюсь на северо-восток. Я много читал об этом городе. Если проецировать с прошлой жизни, то это нечто среднее между Волгоградом, Москвой и Петербургом. Основная идеология – безумная смесь социализма и капитализма. Селестии поклоняются как богу, но как правителя не уважают совсем. Управление осуществляет, как ни странно, партия. Население, в основном – земные пони с почти равным соотношением кобыл и жеребцов. Версий, почему так, множество. Самая популярная – вода, которую берут из реки, на которой стоит город. Считается, что в ней содержится некий фермент, который блокирует развитие крыльев и рогов, и повышает вероятность рождение мальчика.

Когда мы приехали, мне показалось, что я вернулся обратно в прошлую жизнь. Унылые серые панельные девятиэтажки, постоянно чадящие трубы заводов, плохие дороги… аж сердце от ностальгии защипало. На время поступления на пару сняли квартиру – даже планировка та же самая. Только зачем лошадкам, в которых метр росту, двухметровые потолки, я так и не понял. На ВЛЭК ушла всего пара дней, так что мы много гуляли по городу. Собор Василия Блаженного тут есть, только называется он Собор Святой Селестии. Могли бы её и блаженной назвать, отличная бы шутка получилась. Заодно провели переговоры по поводу Ми-2, правда, без меток и галстуков. В двух словах – проект одобрен, сейчас строится макет. К концу года, если всё пройдёт удачно, начнут работу над опытным образцом.

Мы отправились заселяться в общежитие, как только об этом объявили. Мне показалось немного странным, что документы мы подавали в одном конце города, медкомиссию проходили в другом, а адрес общежития был вообще в третьем. Похоже, университет был организован в страшной спешке. Место это представляло собой два здания старого спортивного комплекса. Мне сначала показалось, что мы ошиблись адресом – ну не могут быть эти развалины высшим учебным заведением. Побродив по той части, где, по идее, будут идти занятия, я не увидел ни одного стенда или хотя бы плаката на авиационную тематику, а само здание, казалось, вот-вот рухнет. Зато общежитие классным получилось.

Меня, Найт и тех, кто по списку был нашими одногруппниками заселили в осушенный бассейн. Мебели не было, выдали только матрасы, подушки и постельное бельё. Тем, кому достались нормальные комнаты, повезло не больше – трёхэтажные кровати, спальные места на составленных вместе шкафах, одна тумбочка на пятерых и так далее. Селили даже в коридорах. Пусть со мной бок к боку спало сорок пони, рядышком был сортир и большая душевая. У меня-то крылья есть, так что я из нашей ложбинки спокойно вылетал. Земным пони и единорогам с этим было потяжелее. Да и воды пока не было, пришлось ходить с вёдрами на реку, хорошо, что она рядом. А мылись в полевой бане два раза в неделю. Недовольные же переселялись в палаточный городок на улице. Единственное, с чем не подкачали, это питание. Несколько полевых кухонь, простая сытная пища и абсолютно никаких изысков.

Первичное знакомство доказало, что университет организовывали, наверно, за неделю – в приёмной комиссии абитуриентам даже не могли раскрыть название специальностей и почти все выбирали случайным образом. Я-то знал, что скрывается за этими формулировками, например, что ФЛЭ это и есть пилоты, АОАР это администраторы самолётной заправки, ОАБ это охранники на проходной аэропорта, ОрТОП – бригадиры-ремонтники и так далее. Сразу пошли разговоры «поступил не туда, хочу перевестись». Я только посмеивался – в прошлой жизни было то же самое, и так никто и не перевёлся.

На первое сентября мы стояли по колено в грязи на раскисшем поле и слушали бесконечно длинную речь. Кроме обычного напутствия «учитесь, мрази, а то поотчисляем нахрен», рассказали планы на будущее и что тут вообще творится. Её солнцеподобная белозадость решила, что отныне авиация – не только игрушка для буржуев и капиталистов, а ещё и помощник трудового народа. Поэтому нам выделили два отличных здания для подготовки кадров в совершенно новую отрасль – гражданскую авиацию. Получилось иронично – именно в этот момент с «общежития» сорвался водосток и с грохотом рухнул на землю. Разглагольствовали, что мы – первопроходцы в этой области и на нас все будут ровняться, поэтому мы должны будем показать себя с лучше стороны.

Примерно обрисовали пятилетний план. Говорили, что в этом семестре привезут всякую учебную мебель типа парт. Тем, кто переживёт зиму, фигурально — из-за сессии и буквально, потому что в зданиях нет отопления, во втором семестре дадут нормальные комнаты. Летом, на практике, мы своими силами и ударными темпами будем заниматься реконструкцией корпусов, а курсанты со среднего – так вообще потихоньку весь год. В третьем семестре будем заниматься отделочными работами. С четвёртого привезут учебные плакаты и, может быть, стенды. Второе лето те, кто учится плохо, продолжат осваивать вторую специальность – разнорабочего на стройке, а те, кто хорошо – отправятся на заводы, посмотреть, а может быть даже и потрогать, готовую продукцию. К пятому семестру завезут оборудование, типа тренажёров для пилотов, всяких Х-метров для топливников и макетов для ремонтников, и университет станет тем, что и планировались. Пока мы будем заниматься всем этим, рядышком будут строить учебный аэродром. В общем, пятилетку за три года собираются выполнить.

Потом всех по факультетам развели в лекционные классы, которые на самом деле гимнастические залы. Голые стены, некоторые окна выбиты, большая часть ламп не работает, ну и ладно. По прикидке, собралось нас около пятисот пони, рассевшихся по группам. Я внимательно вглядывался в метки – на авиационную тематику они были максимум у четверти. Зашёл декан. Начал он с того, что мы все гавно, хорошо если десять из нас дойдут по пятого курса. Рассказал, как нам всем будет плохо, что нас отчислят и так далее. Познакомились, в общем. Обстановку разрядил один земной пони, провалившийся сквозь прогнивший пол.

Назначили старост очень просто. Споров «я хочу», «я не хочу», «я хочу, что бы был тот, кто не хочет», «я не хочу, что бы был тот, кто хочет» не было. Декан ткнул в десять случайных студентов, в том числе и на меня, сказав, что теперь мы старосты, я потом снова в меня, что я – старшина факультета. Такое никому не понравилось, но он сказал, что старосту снимают только вместе с отчислением, и многие затихли. Дальше всех разогнали, оставили только свеженазначенных. Вкратце объяснили обязанности с намёком, что это ещё не все и многое придётся узнавать походу. Мне, как самому главному студенту факультета, сходу доверили ответственное задание – придумать и пошить парадную форму для этой совершенно новой отрасли. Конечно, не лично, выделят средства.

Первая неделя особо запомнилась бесконечной беготнёй по всему корпусу, от чего в нескольких местах этажами ниже немножко обвалился потолок. У «аудиторий» не было номеров, так что студенты не могли их найти так же, как и преподаватели. Потихоньку все привыкли, правда, приходилось сидеть и писать на полу, а преподавателю – мелом на стенах. Хорошо живём. Коллектив старост в порядке инициативы подписал кабинеты самостоятельно, но потом оказалось, что наша нумерация неправильная. Переделали. Сверху пришёл план здания, по которому оказалось, что опять всё плохо. Переделали снова. Никто не обратил внимания, что планировка по пришедшим бумагам не соответствует действительности, поэтому, когда снова прислали планы, переделывать пришлось в четвёртый раз. Так что какое-то время у кабинетов были разноцветные десятизначные номера.

Мне пришлось оббегать весь университет, что бы найти пони, который умеет хорошо рисовать — нужно было создать эскизы. Потом – половину швейных фабрик, узнать, где это можно пошить. Оказалось, что нужно написать целую кучу бумаг, а сама партия будет готова только через пару лет – всё распланировано наперёд. Снова беготня, в этот раз узнать, есть ли у кого знакомый дизайнер одежды или, хотя бы, швея. Из полутора тысяч поступивших на вышку и восьмисот – на среднее только один знал такую. Я сначала обрадовался, но потом…

Это оказалась Рарити, из Понивиля. Я планировал держаться от этого городка подальше, но, похоже, побывать там всё-таки придётся. С кислой миной оббегаю весь факультет, собирая размеры. Кобылы озвучивать отказались и собрали сами, отдав мне запечатанную папку, со строгим приказом не вскрывать, а отдать только дизайнеру. Потом в деканат, написать рапорт на выезд в учебное время на себя и Найт – надо будет посмотреть, как выглядит окончательный вариант кобыльей формы, пусть я их сделал почти одинаковыми. Деньги получены, билеты куплены, и я пытаюсь чуть-чуть отдохнуть за время поездки. Не получилось.

В Сталлионграде очень строгие нравы, поэтому «отдыхать» истинные пролетарии едут в остальную Эквестрию. Я поначалу не придал значение тому, что сам поезд идёт в Лас-Пегасус. Как оказалось, зря. Сталлионградцы – основной контингент в этом городе греха, и придаваться ему начинают прямо в поезде. На сортировочной станции близ Понивиля я уже хотел было плюнуть на всё и долететь на своих двоих, но не смог разбудить Найт. И как ей удаётся вот так вот спать?

В пункт назначения я прибыл абсолютно задолбанным. И как назло, вместо тихой прогулки до места назначения и начала согласований, начала приставать одна из местных жительниц. Наверно было немного невежливо так грубо отталкивать эту розовую пони, но её зрачки были просто неразличимыми точками – мне показалось, что она под психостимуляторами. Когда она начинала говорить, я не понял ничего вообще – слишком уж быстро. После встречи с землёй она немного успокоилась, но потом резко вернулась в прежнее состояние и убежала, громко вереща о какой-то вечеринке.

Мозговое изнасилование продолжилось и дальше, у дизайнера. Рарити что есть силы пыталась уговорить меня на обшивку формы самоцветами, изготовление кокарды из золота с серебром и наличие выреза на брюках под кьюти марку. Я сначала отнекивался и лукавил, что бюджет не позволяет и план составлял не я, но потом пришлось на неё немного прикрикнуть. Поджав губы, она согласилась на то, что требовалось, сказав, что первые два экземпляра – на меня и Найт, будут готовы послезавтра. Уже ни о чём не думая, я отправился в отель и завалился спать, планируя делать это, как минимум, сутки. Когда я проснулся в ужасном настроении под сильный ливень, Найт мне рассказала, что через пару часов, как я заснул, в номер ввалилась та розовая наркоманка. Я, не просыпаясь, вломил ей, и выкинул в закрытое окно. Хорошо, что номер был на первом этаже, иначе бы был неприятный разговор с полицией.

Немного настроение мне подняли готовые образцы формы – как раз то, что я хотел. Это была почти точная копия формы из прошлой жизни. Смотрелось просто отлично. Оставив Рарити техзадание почти на четыреста единиц индивидуальных размеров и предоплату, я смог, наконец-то, уехать из этой мерзкой деревни. Правда, пришлось оставить на стойке регистрации в гостинице пару сто-битовых монет в качестве извинений за разбитое окно. Я даже радовался возвращаться в те развалины, которые лишь по недоразумению назывались «Сталлионградский Университет Гражданской Авиации».

По учёбе я не пропустил почти ничего. Учебного плана и журналов пока нет, так что преподаватели читали всё подряд. Единственное, над чем пришлось подумать, это жалобы одногруппников, что в нашем бассейне становится очень холодно по ночам. Я, как отзывчивый пони, в добровольно-принудительном порядке сосватал каждого с каждой, чтобы они могли спать вместе. Освободившимися матрацами и подушками мы заткнули дыры в стенах и отсутствующие окна.

На дисциплины общего высшего образования учебным советом было решено пока забить и делать упор на специальные предметы – никто пока не знает, что у кого должно быть. Пар в день было по четыре-пять, но никто не прогуливал – в общежитии холодно и шумно. На занятиях-то нормально – надышим и согреемся. Да и делать в этом Сталлионграде, по большому счету, нечего. Очень помогли топливники – они всем курсом, при поддержке преподавателей и ремонтников, к ноябрю смогли спроектировать временную систему отопления. По выходным мы всем университетом выходили работать – построили пародию на котельную, вырубили небольшую рощу на дрова, и теперь у нас было хоть слабое, но всё-таки тепло.

Примерно в это же время я снова ездил в Понивиль узнать, как дела с заказом, а заодно сообщить, что университет получил новый адрес. На вокзале я снова увидел ту розовую, только в этот раз она была какая-то грустная, как будто сдулась. Проходя мимо, я приметил значок «чиста 60 дней», такие в обществе анонимных наркоманов дают. Рарити тоже отличалась – кажется, она была на грани нервного срыва. Грива растрёпана, от тела тот ещё запашок, глаз дёргается. Такое ощущение, что она работала все два месяца вообще без сна. Как только я зашёл, она заканчивала отпаривать последний комплект. Всё помещение было заставлено коробками и пока неупакованными образцами. Заметив меня, она упала в ноги и начала умолять дать ещё один день. Я согласился – всё равно не тороплюсь.

Праздник Согревающего Очага, который первый день после последней пересдачи, мы праздновали уполовиненными составами, но в форме. Правда, пришлось снова побегать, раздавая всем их комплекты – Рарити много где напутала с сортировкой и упаковкой. Каждый пакет был именным, и во многих оказалось не то, что должно. Например, единороги получили фуражки без выреза для рога, пегасы – кители без крыльевых клапанов, а земные пони – и с тем и с другим. Для дальнейшей жизни пришлось высчитать типовые размеры и уже через университет заказывать форму для остальных на швейной фабрике. Уж не знаю, как у них получилось, но сделать обещали к новому учебному году и причём не только на пилотов, а вообще на всех.

Как и говорили, многих отчислили. Были, конечно, обиды, что мы, дескать, университет вам восстанавливали, а вы нас выгоняете. На это им справедливо отвечали, что они здесь учатся, а добровольно-принудительные работы исключительно добровольны. Заодно немного роптали, что на главные специальности – пилотов и диспетчеров, учатся те, у кого метки вне авиации. На это оставалось лишь слать нахер. В этой сфере ведь главное – ВЛЭК, а кьюти марка это просто рисунок на жопе. Домой в другие города не уехал почти никто. Деканат намекнул, что те, кто хорошо поработает на зимних каникулах, лучше сдадут следующую сессию.

Из бассейна нас так и не переселили – не было плана по отчислениям, поэтому не освободились комнаты, но, хотя бы, несколько кроваток подогнали. Мы-то сами немного пошарились по помойкам и теперь у нас есть несколько столов и стульев. Пообещали дать нормальные комнаты, когда восстановят обвалившуюся крышу или отремонтируют ту часть, которая немножко подгорела лет пять назад, но я на их «завтраки» в этот раз не повёлся и своим передал, что пока просто ничего не ясно. Мне на повышенную стипендию вытянуть не удалось, но не шибко надо. Острым уколом чувства неопределённости я понял, что момент, на котором я остановился в прошлой жизни, всё ближе.

Из-за инцидентов с расстановкой приоритетов студенты предпочли куда больше времени уделять учёбе. Деканат на меня ворчит, что мои подопечные плохо работают, я начинаю их пинать. Факультет ворчит, что они сюда учиться приехали, а не на стройке трудиться. Пришлось выкручиваться, сваливая обязанности на других, в частности – на курсантов. Они, как всё вскрылось, хотели нас побить, но придя в наше общежитие и увидев нашу «ложбинку», ушли, посчитав, что нам и так досталось. А нам нормально – привыкли уже.

Летом прислали нормальных строителей, вместе с которыми работа пошла быстрее. Трудились в несколько смен, так что работа шла круглосуточно. Систему водоснабжения и канализацию восстановили ночью, когда мы спали, и никто не догадался посмотреть, закрыты ли краны наполнения бассейна. А они, как назло, оказались открыты. Рабочие долго ломали голову, почему напор такой слабый, пока не увидели толпу мокрых и очень недружелюбно настроенных пони. В ту смену как раз диспетчеры и курсанты с сервиса помогали, а они дипломаты ещё те, так что обошлось без серьёзных травм. Но конспекты жалко.

К новому учебному году мы ударными темпами построили несколько бараков, в которых заселили свежепоступивших. Возникающих мы пугали страшилками, как жили на первом курсе. Тех, кто не верил, мы обычно приглашали к себе. Нормально нас переселили только в конце третьего семестра, эдакий подарок на День Согревающего Очага. Как раз нас в группе после сессии осталось всего пятнадцать. Пусть всех нас заселили в одну комнату, мы не жаловались – всё же лучше, чем то, что было.

Университет всё больше стал походить на университет, путь только изнутри – отделку фасада оставили на конец, и снаружи оставались те же развалины. В аудиториях появились парты, стулья, доски и, главное, хватало на всех, а то неуютно втроём на двух стульях сидеть. Временную систему отопления сняли и заменили нормальной, шматы штукатурки перестали падать на головы – жизнь начала налаживаться. Студенты стали очень аккуратными и чистоплотными – возможность постирать форму и помыться только в определённые дни научила. С неподобающим внешним видом к занятиям не допускали, с этим у пилотов и в прошлой жизни было строго.

В четвёртом семестре завезли учебные плакаты, так что все смогли узнать, на какую технику их вообще учат. Как ни странно, это оказались оба моих вертолёта. Очень забавно получилось, что преподаватели изучали технику вместе с обучаемыми. Вообще они сразу начали намекать, что те, кто хорошо учится, будет работать на большом, а кто плохо – на меленьком. Гигантомания захватила очень многих, и средняя успеваемость на какое-то время сильно подскочила. Даже преподаватели на летней сессии не могли сразу решить, кого отчислить. Обращались ко мне. Выбор был тяжёлым, а оправдываться перед отчисленными – ещё тяжелее. Я же не бессовестная скотина, чтобы, не моргнув глазом, выкидывать своих ребят. Некоторым мой выбор не понравился, но хорошо, что навыки ближнего боя так просто не растерять. Впервые в жизни получил официальный выговор за драку, несмотря на то, что у меня метка силовика.

Думаю, не осуществив свою мечту, я бы впал в депрессию, но на самокопание не хватало времени. С утра – на пары, потом – решать всякие учебные вопросы, вечером – домашнее задание. Даже ближний бой совсем забросил. Единственная сторонняя мысль, пришедшая мне в голову за это время – всё это козни Селестии. Типа сам спроектировал, сам и летай.

Пробовали с Найт свободные отношения. Всей группой раз в неделю меняли партнёров, но когда прошли полный круг поняли, что не понравилось. Сделали так же всем потоком – то же самое. Наверно, моя моногамия передалась и ей.

На первом курсе я только заметил одну проблему, на втором же – убедился. Всё как в прошлой жизни, пусть и с некоторой переделкой под пони. Многие новопоступившие из остальной Эквестрии дошли до высшего образования только благодаря тотальному контролю родителей. Сейчас же, оставшись без их постоянного внимания, они наконец-то почувствовали вкус свободы. И не смогли остановиться. Пьянки, случайные половые связи и никто не останавливает. Я в нашем бассейне такого не допускал – пить незаметно, трахаться тихо, на матрацах не курить, в слив не срать. Другие же, особенно по весне, чуть ли не оргии устраивали. Переселившись в более подходящие для жизни помещения, мы ничего такого из-за стен не слышали – первый курс живёт в своих бараках, а на нашем, втором, такого уже не было, всех лишних поотчисляли. Заодно узнал, что в Эквестрии существует какой-то аналог пуританства. С ихними детишками тоже было плохо, только в другую сторону. Например, кобылки были настолько забиты темой греховности первородного греха, что по течке из комнат выходить панически боялись. Деканат особой толерантностью в отношении религии не отличался, и всех поотчисляли за прогулы. С жеребцами было похуже – они были свято уверены, что место кобылы – на кухне и у колыбели, и пытались давить на окружающих. С ними тоже не церемонились.

Меня, Найт, большинство старост и основных отличников остальных направлений, как и обещали, отправили на завод, смотреть, на чём же мы будет работать. На дворе лето, птички поют, цветочки цветут, а я проклинаю всё на свете, особенно себя, что на отчисление указывал всех подряд. Завод, или вернее сказать заводской комплекс, находился на ровно противоположном конце города. А я, как старшина потока, должен притащить своих сам и чуть ли не за хвост. Надо было оставлять пегасов – так бы на два часа позже встали и полетели. Теперь же придётся тащиться пешком.

Когда начали орать будильники, мы подумали, что у всех разом они сбились – на часах было шесть утра, а на дворе – ночь. Как же так, подумали мы, сегодня же День Летнего Солнцестояния, и Селестия торжественно поднимает Солнце без пятнадцати четыре. Начали шататься по всей общаге, сверить часы. В нас летели не только угрозы насилия и оскорбления, что мы так рано пришли, но и всякие предметы, те же будильники, например. У всех то же самое. Хмыкнув, мы отправились в путь.

Рассвело в шесть двадцать. Встречаемые по дороге ранние пролетарии сонно ворчали, что во всём виноваты капиталисты с Селестией во главе. Потом я вспомнил. Начал трясти народ, спрашивая, какой сейчас год. Как я мог забыть, сегодня же возвращение принцессы Луны. Я тихо сообщил об этом Найт, на что она очень обрадовалась.

Место назначения носило красивое название, отлично отражающее суть и, скорее всего имеющее древнюю историю, уходящую в глубину веков. Я почти уверен, что так наименовали в честь великого полководца или какого-то грандиозного события. Честно, я бы так называл города. Завод №274. Кажется, это прекрасно. А то задолбали уже названия в остальной Эквестрии – обязательно что-нибудь связанное с пони будет.

В цеха нас не пустили, типа всё секретно, показали только готовую продукцию. «Экскурсовод» очень воодушевлённо рассказывал, насколько мало магии применено в этом чуде инженерной мыли… Стоп, мало? Почему мало? Я же отдавал проект вообще без магии. Что вы с ним сделали, ироды?! Как оказалось, этой хренью заменили всю радиоаппаратуру и зачаровали главный редуктор. С первым я ещё мог кое-как согласиться, что второе было уже непростительно. Пусть потом, скрипя сердцем, я смог это принять – выпуск титанов наладить не смогли, а сталь бы не выдержала. Дали посидеть в кабине и немного повключать системы. Двигатели, к сожалению, запустить не разрешили, да и нечем – машина сухая стояла. Был один готовый двадцать шестой, один недоделанный и опытный образец второго. Главная новость, от которой многие чуть не описались от радости – нас обратно отвезут на большом и оставят его у нас как учебный. Грузовой отсек полностью забит учебными стендами и макетами, пони рассаживаются в кабине для служебных пассажиров, я сажусь на место пилота. Порулить, к сожалению, не дадут – отвезёт нас лётчик-испытатель, который заводские испытания здесь проводит. А заодно и будет вести у нас эксплуатацию. Диспетчер даёт разрешение на запуск двигателей, страшный рёв сзади-сверху, запрашиваем разрешение на выход на полосу, пробег по-самолётному, отрыв, полетели. Ни разу в этой жизни ещё так не летал. Постоянно хочется распахнуть крылья, но я сдерживаюсь.

Прилёт собрал настоящий аншлаг – весь университет выбежал посмотреть. Многие были шокированы видом Ми-26 – на плакатах он казался не таким огромным. Не думаю, что сегодня ночью спать будет хоть кто-нибудь – уж слишком сильное первое впечатление, да и по радио сообщали о возвращении принцессы Луны и у фестралов праздник. Партия пока не высказала своего мнения, но не думаю, что они обрадуются. Сейчас вертолёт отбуксируют в ангар, закончат делать систему заправки, и у многих практика будет действительно производственной, а учебный аэродром станет настоящим аэродромом.

Механики и электрики на какое-то время стали первыми пони в университете – только их к вертолёту подпускали. Хоть у всех сердца кровью обливались, что такая красотулечка должна месяц стоять в ангаре, поделать с этим никто ничего не мог. Главные отличники направления, например я, смогли по разу посидеть за штурвалом – запускать двигатели имеет право только экипаж, а проверять работоспособность надо.

В августе меня вызвали в деканат. Я уж подумал, что зовут помогать в приёмной комиссии, но оказалось, что всё гораздо хуже. За активную общественную работу, хорошую успеваемость и просто милую мордашку мне достаётся билет на Гранд Галопинг Гала. Использование билета зафиксируется, так что отвертеться не удастся. Я обратил внимание, что билет не именной, проставлен только номер. План родился сразу же, и через день был объявлен аукцион с всего одним лотом. Я аж охренел, насколько глубоко многие готовы залезть в долги, чтобы туда попасть. Но, всё-таки, победил самый богатый, наполнив мой карман немыслимой для любого другого студента суммой в пятнадцать тысяч бит. Когда всё закончилось, одна из одногруппниц перед сном призналась, что хотела туда попасть только ради знакомства с вондерболтами. Я, как любитель рвать чужие шаблоны, рассказал о них всё, что думаю и особенно подробно, о событиях одного из Дней Согревающего Очага. Многие были настолько шокированы, что пару дней потом не могли мне в глаза смотреть, а некоторые даже здороваться перестали.

Когда мы с тем богачом ходили в банк делать перевод, я запросил остаток на своём счёте. Результат разочаровывающий – в итоговой сумме перед запятой было всего пять цифр. И куда же это деньги так быстро утекают? Ах, да, вспомнил.

Учебным советом, с подачи сверху, было решено общеобразовательные предметы опустить вообще – стране нужны пилоты и нужны срочно. Потом мне лично, чуть ли не на ушко, нашептали, что выпустится пятнадцать пони, и я должен составить приблизительные списки. Нас осталось почти шестьдесят, на должно быть в четыре раза меньше. Хорошо, что на потоке ещё остались мудаки, будет, кого отчислить. Кажется, мне начинает нравиться власть. Примерно в это же время внезапно схватились за головы, что готовят-то только пилотов, а про командиров забыли. Нескольких, в том числе и меня, по-быстрому завербовали в КВСы и начали обучать по немного другой программе. Получается, по выпуску будет три экипажа на двадцать шестой и девять пилотов на второй.

В середине сентября у нас началась работа с техникой. Волновались все до дрожи в коленях. Первое задание, по идее, не представляло из себя ничего особенного – забраться в кабину, провести предполётную проверку, раскрутить винт, запустить двигатели, вернуть все в начальное состояние. Я тоже мандражировал – машина-то дорогая очень, но переборол себя и бодро полез первым. Сначала рассказываю порядок сидящему на месте командира преподавателю, потом всё это делаю. Диспетчер даёт разрешение, включаю генераторы, раскручиваю винт, запускаю двигатели… не заводится. Вот уж я испугался тогда – не успел сесть в вертолёт, а уже сломал. Чуть ли не в панике повторяю процедуру – ничего. Генераторы гудят, винт раскучивается, а двигатели молчат. Сообщаю вышке, в крайне подавленном состоянии вылезаю, преподаватель – за мной. В панике начинает носиться целая армия механиков, а одногруппники какие-то шокированные. Даже до того, как я начал оправдываться, мне рассказали, что аккурат в тот момент, как я запускал генераторы, на вертолёте появилась какая-то огромная змееподобная хрень. По сбивчивым описаниям мне удалось установить, что это был ни кто иной, как Дискорд.

Из ступора нас всех вывели удивлённые крики механиков. В баках вместо керосина оказалось шоколадное молоко. В версию с богом хаоса сначала никто не поверил, и топливникам устроили допрос с пристрастием. Главными вопросами было то, откуда у нищих студентов взялось несколько тысяч литров шоколадного молока, и куда делся керосин. Разбирательство закончилось буквально на следующий день, когда Кантерлот официально объявил о кратковременном приходе Дискорда и принёс глубочайшие извинения за причинённые им проблемы. Примерно в это же время обнаружили, что вся система заправки, в том числе и резервуары по тридцать тысяч кубометров, наполнена этим самым молоком, вместо масел был сироп или шоколадная паста в зависимости от консистенции, а вместо спецжидкостей – лимонад. Апельсиновый кстати, я попробовал.

До зимы всем университетом дружно отмывали систему ЦЗС и резервуарный парк от этой хрени. Если замерзнет, мало не покажется. С вертолётом оказалось хуже – его пришлось отправлять обратно на завод для ремонта. Так как нового не прислали, на зиму мы остались без практики. В газеты попали очень забавные фотографии, как сотня студентов и курсантов в единой упряжи тащит Ми-26 через весь город на завод. Без инцидентов не обошлось – надломилась стойка левого шасси, когда оно провалилось в канализационный люк. Почти двое суток, пока не починили, каждый желающий мог посмотреть на гордость Сталлионградской промышленности.

Мне иногда начинало казаться, что меня учат не на командира вертолёта, а на государя всея гражданской авиации. Например, весной пятого семестра меня, как представителя от университета, отправили в Кантерлот, жаловаться на испорченную технику и топливо. Смех смехом и недельное питание одним только шоколадным молоком и пастой недельным питанием, но нового керосину и масел взять неоткуда. Да и ремонт двигателей и топливной системы очень далеко не бесплатный.

Такое ощущение, что я не столице огромной империи, за которой стоит аж два бога, а в оккупированном городе. Прохожих куда меньше, чем обычно, по улицам постоянно прогуливаются усиленные отряды гвардии, да и сам Кантерлот накрыт огромной магической сферой. Правда, только центральный район, но об этом в учебниках по истории не напишут.

Организовывая встречу, пытались сделать как лучше, а получилось как всегда. Кажется, несмотря на то, что вот-вот произойдёт что-то нехорошее, здесь планируется какое-то крупное мероприятие. Эх, любят же буржуи всякие праздники… нет бы трудиться во благо трудового народа, или чему нас там на политграмоте учат. Как оказалось, принять меня сможет только принцесса Луна. Надеюсь, Селестия ввела её в курс дела, и звёздногривая хоть в общем виде, но представляет себе изменения мира за последнюю тысячу лет. Ходили слухи, что её солнцезадость даже не потрудилась рассказать об изменившихся традициях, из-за чего возникла неловкая ситуация, и Ночь Кошмаров чуть не была отменена как государственный праздник.

Когда гвардеец провожал меня в зал для приёмов ночной принцессы, я чуть не столкнулся в ещё одной, розовой. Я её помню по четвёртому классу, она няней Твайлайт была. Мы встретились взглядами, мне сначала показалось, что это не она – раньше она на всех смотрела как-то по-другому. Уж не знаю, годы на неё так подействовали или что, но это не мои проблемы, так что я просто прошёл мимо.

Луна ждала меня с нетерпением. Наверно, прочие пони к ночной богине ещё не привыкли и редко ходят на приёмы. Как же тут привыкнуть, когда основной персонаж из детских страшилок стоит прямо перед тобой. Начав с обмена любезностями, я постепенно начал подводить беседу к цели своего визита. Такое ощущение, что принцесса вообще не понимала, что я ей говорю. Пришлось начать с самого начала. Нет, не с того, что такое вертолёт, а с самого-самого начала, что такое воздушное судно.

Кажется, Луна заинтригована. Но, когда я ей рассказал возможности, она просто не поверила. Заинтересованность в глазах постепенно угасала. Наверно, она подумала, что я напридумывал всяких сказок и пытаюсь сыграть на её тысячелетнем отставании в техническом прогрессе, чтобы поклянчить из казны денег. Заметив это в её глазах, я сориентировался и пригласил её в университет. Правда, не сейчас – машина и вертодром на ремонте. Принцесса посмотрела на меня взглядом, не предвещающим мне ничего хорошего, и приняла приглашение. Все бумаги были переделаны – Луна решила оплатить всё сама. Видно, у неё был какой-то депозитный счёт, который неслабо вырос за тысячу-то лет. Она всё делала с таким видом, что будет лично выбивать из меня каждый бит, если я её обманул.

Принцесса приказала прислуге принести обед, но разговор не шёл. Луна не очень-то мне верила, но показаться старомодной и отвергающей прогресс не хотела. Постепенно отстранённая беседа перешла на повседневные темы, например – что происходит в Кантерлоте. Оказалось, сейчас проходит свадьба бывшей няни Твайлайт и её же брата, Шайнинг Армора. Уж не знаю, насколько эта принцесса-в-изгнании важна, но таких мер безопасности не применяют даже на важнейших праздниках и визитах правителей других государств. Луна довольно презрительно отозвалась о ручных крысках Селестии, которым доверили организацию церемонию. Её казалось, что для этого гораздо лучше объявить конкурс и выбрать не просто хороших мастеров своего дела, а лучших из лучших. Луне настолько не понравилась политика её сестры по этому вопросу, что она вообще отказалась идти на церемонию.

Внезапно с улицы раздался грохот. Как только он поутих, послышалось жутковатое жужжание, как будто кто-то запихал петарду в осиное гнездо. Я подбежал к окну и увидел падающие на город осколки купола и море чёрных точек, плотным потоком летящих к городу.

— Что там происходит, мистер Пайпер? – царственно, как будто ничего не происходит, поинтересовалась Луна.

— На город напали, ваше высочество, — честно, я понятия не имел, что происходит, но очень похоже на штурмовую атаку. Во всяком случае, мне кажется, что именно так она должна выглядеть.

— И кто же на нас нападает?

— Не знаю, ваше высочество, — на вид похожи на пони, но я приметил крылья как у насекомых. Я не знаю таких зверей.

— Вы умеете сражаться, мистер Пайпер?

— Да, ваше высочество, — мне этот вопрос показался странным, но не ответить или отвечать вопросом на вопрос было бы невежливо.

— И каким же стилем вы владеете? – принцесса в совершенстве владела своим голосом – я приметил лишь лёгкий оттенок презрения. Похоже, она ожидала, что я назову какой-нибудь страшно-пафосный пегасий стиль боя, оказавшийся на деле абсолютно бесполезным.

— «Ближний бой», ваше высочество.

— Вот как, — недоверчиво хмыкнула она. Рог Луны окутался аурой и буквально из ниоткуда появились два меча, один из которых она швырнула мне, — Покажите, как сохранился эта школа.

Я подхватил его бабкой, на что она доброжелательно улыбнулась. Практически во всех стилях остальных школ, в том числе и в грязном уличном бое, оружие держится в зубах. Я так даже не умею – держать каким образом оружие может только идиот. Голова, наравне с половыми органами, самая важная часть тела, а держать оружие «в ней», значит приближать её к противнику и себя к смерти или увечьям.

Мне ещё в начале приёма показалось немного странным, что принцесса была без охраны. Если верить книгам по истории, тысячу лет назад личное охранение было при ней всегда, иногда даже и в постели. Сейчас нам, похоже, придётся вести бой вдвоём. Спустившись к воротам во дворец, она приказала напуганной страже занять позиции в другом месте. Уж не знаю, о чем Луна думала, но она приветливо открыла ворота.

Нападавшие существа были чем-то похожи на пони. Как пегасы это смесь лошади и птицы, так это было смесью лошади и мухи. Оружия при них не было, как каких-либо признаков интеллекта в фасеточных глазах. Пусть последнее вполне нормально для военных. Слишком слаженно для разумных существ, они атаковали. Я постоянно выискивал глазами того, кто мог бы быть командиром, но так ничего не увидел. Похоже, они действительно больше насекомые, чем пони, и контактируют каким-то своим методом.

Бой шёл минут двадцать, я даже уставать начал. Никогда бы не подумал, что буду рубиться плечом к плечу с принцессой. Эта жизнь просто издевается надо мной. Нападавшие пользовались одними и теми же ударами и связками, без каких-либо импровизаций. В один момент от зала дворца, где проходила свадьба, пронеслась волна, выбрасывая всех оказавшихся на улице пони-насекомых из города. Но сквозь стены-то они пройти не могли, и те, кто остался рядом с нами, были размазаны по потолку.

Я огляделся. На залитый темноватой жидкостью пол я особо внимания обратил слабо – куда больше меня беспокоила засранная форма и куда-то потерявшаяся фуражка. Принцесса же, слизнув в лица капельку этой жидкости, поморщилась, и заинтересовалась одним из противников, подающим признаки жизни. Подойдя к нему, или к ней, она попыталась наладить диалог, наступив этому существу на горло. Доведя почти до потери сознания, Луна убрала ногу и начала задавать вопросы. Ответом ей стала слепая агрессия. Даже странно получается – слишком уж прямолинейно действуют эти существа. Похоже, они неразумны. Но это уже установит местный филиал Освенцима – принцесса, связав «это» магическими путами, сдала трофей охране.

Луна оглядела помещение и на её лице отразилась странная улыбка, как будто она вспомнила об очень приятных событиях тысячелетней давности. Она левитировала ко мне мою фуражку, которую я, не глядя, одел. Судя по ощущениям, так что-то было внутри. Теперь я уже точно могу сказать, что я засран весь. Принцесса, осмотрев меня, уже тепло улыбнулась, и предложила помочь привести себя в порядок. Я, не раздумывая, согласился.

Она повела меня за собой, и вскоре мы оказались в более тёмной части дворца. Такое ощущение, что это место долгое время было в запустении. Тысячу лет, например. Но, не смотря на это, выглядело очень даже ничего. Синие и тёмные, но не мрачные тона, ничего не блестит до одурения – а мне здесь нравится. За очередными дверьми оказалась огромная исходящая паром купальня. Я, конечно, иногда туплю, но таких намёков не понять было невозможно.

Оказывается принцессу Луну богиней плодородия прозвали не за просто так. Уже тепло и почти по-дружески она обещает визит в университет, а не королевскую инспекцию, как хотела в начале. Как потом она напишет, то существо после потери связи со своими собратьями стало крайне аморфным и через какое-то время умерло от голода, без каких-либо эмоций. Вскрытие показало, что пищеварительный тракт этого существа не способен полностью переваривать пищу. То есть это что-то типа муравьёв – один мозг и один желудок на всех, а общаются феромонами.

Новость о визите принцессы была воспринята двояко – с одной стороны пришлось срочно заканчивать отделочные работы фасада, с другой – на заводе очень не обрадовались, что ответственность за отсутствие техники обязательно свалят на них, и они вернули вертолёт даже раньше срока. Когда студенты, сидя на паре, услышали знакомый рёв двигателей и начали пялиться в окна, они увидели зрелище, которое мы в будущем будем видеть очень часто – двадцать шестой что-то тащит на внешнем подвесе. Присмотревшись, мы увидели, что это Ми-2.

Луне университет очень понравился. А уж наша показуха, на которой из приземлившегося вертолёта вышли сто пятьдесят пони, поверг её в восторг. У меня даже на секунду возникло ощущение, что на следующий год она под личиной простой пони попытается сюда поступить. Она даже заказала для себя экипаж и вертолёт с королевской отделкой. Я, в качестве дружеского подарка, подарил ей ноты «Полёта Валькирий». Принцесса, похоже, владела музыкальной грамотой и смогла быстро прочитать это произведение. Кажется, ей понравилось.

Как и обещали, в зависимости от успеваемости тех, кто работает непосредственно с техникой, распредели. Для двадцать шестого сформировали экипажи и начали работать на слаживание. Хорошо, что мне самому доверили выбрать бортинженера, штурмана и пилота, а то приписали бы каких-нибудь мудаков, хрен бы с ними в одном кокпите усидел. Пилотом я взял себе Найт – мы же с ней всю жизнь вместе прожили, сработаться будет несложно. Пусть пока ничего сложнее контрольного висения выполнять не разрешали, мы потихоньку учились действовать как единый механизм.

В один из пока что солнечных сентябрьских дней все полёты для нас отменили. В вертолёты набилось по максимуму пассажиров, за штурвалы сели преподаватели и улетели куда-то на северо-запад. Вернулись они через несколько часов – как раз на столько хватает топлива. Первым докладом было, что задание выполнить не смогли – над местом назначения сильный буран, посадка опасна. Как потом рассказали, вернулась Кристальная Империя. Реакция была неоднозначной – одни испугались, что пони из того времени не смогут интегрироваться в современное общество, другие же, например я, откровенно смеялись, помня, сколько примерно этот штат должен казне за тысячелетнюю неуплату налогов.

Как только эта новость стала общественно известной, мнение партии со страниц газет чуть ли не кислотой сочилось. Говорили, дескать, вместо того, чтобы восстанавливать народное хозяйство, кристальные пони сразу начали праздновать. Но, несмотря на все трудности, в сентябре появились первокурсники из Кристальной Империи. Мне они не понравились сразу – со строгой тёмно-синей формой блестящая до одурения шерсть со странным рисунком не смотрелась никак. Чтобы ни у кого не вытекли от этого зрелища глаза, им запретили носить форму. Стенания, что они такие бедные-несчастные, много лет жили под гнётом кровавого тирана, никому не помогли. Официальная политика Сталлионграда по поводу Кристальной Империи довольно презрительная – не дошло сведений о каких-либо партизанских движениях. Типа они недостойны свободы, раз не желают защищать её.

К весне седьмого семестра всех, кому не досталось машины, отчислили и мы занимались практически только практикой. Каждому из нас надо налетать тысячу часов до получения лицензии пилота.

Моим первым заданием сложнее пролёта по кругу была перегонка вертолёта с завода в университет. Долго думали, как же назвать машины – это же не просто механизм, а произведение инженерного искусства. Сначала хотели дать какие-нибудь красивые патриотично-социалистические имена, но потом передумали и называли по имени первого командира. Поэтому найти свою машину труда не составило – на концевой балке была огромная надпись «Пайпер».

В один прекрасный день, я, как всегда, проходил предполётный медосмотр. На заднем плане по радио играла какая-то песня, восхваляющая трудовой народ или что-то типа такого. Когда музыка закончилась, начались новости. Врач, который в этот момент слушал сердце, отметил, что у меня участился пульс. Передали, что скоро в Кантерлоте пройдёт коронация новой принцессы. Принцессы Твайлайт Спаркл. Меня эта новость не то, что бы удивила – я подозревал, что эта пони станет чем-то большим, но вот так вот, сразу в принцессы…

Все экипажи были приглашены на участие в церемонии. Мы должны будем пройти в плотном строю над площадью, рассыпая блёстки. Пришлось немного изменять учебный план – мы рядом друг с другом ещё никогда не летали. Полётов теперь было не по четыре часа в день, а по восемь. Даже хореографа прислали. Когда мы, девать Ми-2 и три Ми-26, передислоцировались на Кантерлотский вертодром, нам еле хватило места – даже пришлось другие вертолёты в срочном порядке убирать.

Уже непосредственно перед церемонией, нам объяснили нашу роль – пролететь над толпой зрителей, встречающих новую принцессу, как только её повозка тронется с места и отправится на продолжение банкета за городом. С начала клином пролетят вторые, потом, сразу за ними, мы, рассыпая пятнадцать тонн блёсток и ленточек. На каждую машину повесили специальный распылитель и что-то вроде баков. Наверно, блёстками хотят завалить весь город. Конечно, шутки шутками, а здравый смысл – здравым смыслом. После перепроверки оказалось, что кто-то неправильно заполнил документы, и на машину полагалось только пятьдесят килограмм, а не пять тысяч.

Справились мы хорошо – зрители даже на секунду оторвались от созерцания Твайлайт. Потом, правда, немного поссорились с Вондерболтами, у которых мы забрали часть славы самой эффектной пилотажной группы. В газетах, с их подачи, начался чёрный пиар. Писали, дескать, от вертолётов куры не будут нестись, коровы перестанут давать молоко, а посевы будут увядать. Матери было довольно стыдно передо мной за их поведение, но я не обижался – у нас ещё будет шанс себя показать, да и не претендуем мы на их славу, просто так получилось.

Шанс показать себя возник буквально через пару месяцев. Что конкретно случилось – непонятно, только слухи. Как я понял – дворец атаковали какие-то растения, которые похитили принцесс, немного повредив замок. Вначале подумали, что ничего страшного и просто залили щели раствором. Но в один прекрасный день одна из башен рухнула, похоронив под собой пару пони из прислуги. На восстановительные работы прислали все четыре машины. В Сталлионграде собрали новую башню и её просто поставили по сегментам на место старой.

Этот семестр был наполнен событиями куда больше, чем остальные. Например, буквально через пару недель после первого применения Ми-26 в народном хозяйстве, меня вызвали в деканат. Вроде, ничего необычного, но это происходило во время учебного полёта, и вызов передал диспетчер. Пришлось срочно возвращаться, просто так бы не вызвали – обычно такие сообщения передают механики.

Когда я прибежал, весь учебный совет и деканат был в сборе. Была ещё одна знакомая мне пони. Я вообще планировал с Флаттершай больше не видеться никогда, но, похоже, обстоятельства были настроены против меня. Если вкратце, она просила отменить учебные полёты по нашему обычному маршруту, потому что в том районе пройдёт сезонная миграция каких-то мелких тварей и потоки воздуха от винта раскидают их по половине Эквестрии. Деканат уже было согласился, но решил оставить последнее слово за мной. Естественно, я сразу отказался. Ещё чего – нарушать учебный план ради каких-то насекомых. Я их с Кантерлотской Свадьбы очень не люблю. Но Флаттершай была крайне настойчива и даже попыталась давить каким-то предписанием общества защиты редких существ, так что мне пришлось врубить строгость в голосе и указать ей на дверь. Я-то знаю, что деятельность этого общества в Сталлионграде запрещена, а руководство вообще объявлено персонами нон-грата. Напоследок она посмотрела на меня очень страшным взглядом, спросив, уверен ли я в своём решении. Я, помахав копытом на прощание, сказал, что да. На меня и не так смотрели.

На следующий день, как только я сел за штурвал и уже хотел было запрашивать разрешение на запуск двигателей, налетели пегасы с транспарантами и повисли на лопастях обоих винтов. Чуть ли не в панике вылезаю через потолочный люк и ору на них, чтобы слезли. Я ведь несу за вертолёт ответственность, а лопасти очень хрупкие – они из стеклопластика сделаны. Уговорить их слезть не получилось – они начали скандировать лозунги на тему каких-то бризи. Войдя в раж, митингующие раскачались на винтах и в один прекрасный момент обломали несколько лопастей. Служба авиационной безопасности была на месте, но они могли сделать не больше, чем я – мне применять силу в данном случае запрещено, а они до такого не додумались. Как только несколько из демонстрантов рухнули на землю, их скрутили и увели. Остальные перебрались ближе к редуктору, видимо, зная правило рычага.

Уговорить их слезть не помогли даже угрозы запустить двигатели. Они догадались, что я блефую и ушли в отказ. Говорили, что не слезут, пока не закончится миграция бризи. Мне ничего не осталось, как кликнуть топливников. Они подогнали автонасос и, подключив его к канализации, залили митингующих гавном. Те сразу попытались улететь, но были схвачены безопасниками. Машину потом отмывали долго. А новый винт ждали ещё дольше.

Мой экипаж вернулся на учебную машину, пока моя на ремонте. Тех зоозащитников показательно посадили, не помогло даже то, что за них просили целых две принцессы – Селестия и Твайлайт. Флаттершай в Сталлионграде объявили в розыск, по обвинению в подстрекательстве. Постепенно этот инцидент перерос в дипломатический скандал, и Сталионград в качестве знака протеста отказался участвовать в Эквестрийских Играх.

Моё отношение к защите природы переросло из пренебрежения в презрение. После инцидента я немного поинтересовался их деятельностью, и теперь про них у меня есть всего два слова – идиоты и лицемеры. Постоянно митинговать перед бумажными комбинатами, иногда даже переходя к диверсиям и прочему экологическому терроризму, но совершенно спокойно относиться к пергаменту – как это ещё назвать?..

За новый винт, кстати, заплатил королевский двор.

Как бы я этого не хотел, мне пришлось становиться первопроходцем во многих вещах. Например, как только мне вернули мою машину, нас отправили на первую в истории спасательную операцию с использованием вертолётов. На борт загрузили санитаров, полевой госпиталь в разобранном состоянии и механиков, которые во время дозаправки переделают машину в санитарный вариант. Ещё два Ми-2 повезут врачей сразу за нами.

Суть – крупная погодная команда, голов на шестьдесят, должна была распределить двигающийся на юг циклон по всей Эквестрии, но он оказался сильнее. На брифинге сказали, около двадцати в критическом состоянии, нетранспортабельны обычными методами, столько же тяжёлых лежачих. Чуть меньше просто раненых, но неспособных выбраться из той жопы, где они оказались. Те, кому повезло остаться самыми целыми, сразу полетели за помощью.

Циклон-то никуда не делся, и работать пришлось в сложных условиях. Как только разгрузились, я вылетел на дозаправку. Хорошо, что в Кристальной Империи быстро навёрстывают техническое отставание, и у них уже есть свой вертодром. Пусть машина съела за раз их месячный запас керосина.

На полёте к цели из грузового отсека раздался шум, и вертолёт чуть качнуло. Не похоже, чтобы детали внутренней отделки отваливались, поэтому я послал бортинженера проверить. Вместо отчёта я услышал испуганный крик, переходящий в хрип, и звук падающего тела. Когда я обернулся на эти звуки, я увидел огромного обезьяно-кентавра. Я уже было начал докладывать об этом диспетчеру, но та хрень открыла пошире рот и начала как будто выкачивать что-то из экипажа. На меня сразу навалилась страшная слабость, и я обмяк, повиснув на ремнях. Органы управления сразу стали страшно-тугими – приходилось прикладывать неимоверные усилия, что бы сдвинуть их хоть чуть-чуть или хотя бы удержать. Кажется, я единственный, кто остался в сознании.

Нападавший развернулся и хотел было уйти, но резко остановился, прорычав, что чует здесь магию. Я сначала не понял, о чём речь, потом вспомнил. Редуктор же зачарован. Обезьяно-кентавр открыл пасть на потолок и из щелей между элементами отделки понесся какой-то яркий газ, или энергия. Когда всё закончилось, он исчез в вспышке телепортации.

Я уже хотел было начать срочно сажать машину, но сзади-сверху донёсся страшный грохот, и я увидел, как нас обгоняет винт. Похоже, оставшись без магии, редуктор не выдержал нагрузки и разрушился. Приятный кобылий голос беспристрастно сообщил о возгорании в обоих двигателях и отказе системы пожаротушения. Поняв, что машину уже не спасти, я попытался отстегнуть ремни и эвакуировать экипаж, но земля приближалась слишком быстро. Даже замка коснуться не успел. А приятный кобылий голос всё сообщал об отказывающих по очереди системах.

Дальнейшее запомнилось лишь урывками. Меня кто-то тащит от горящего вертолета. Во всполохах пламени видна огромная надпись «Пайпер» на концевой балке. Потом уже я лежу на жёсткой койке, подходит единорог, что-то кричит. Все звуки какие-то приглушённые и всё сильнее наваливается гнетущее ощущение нереальности происходящего. Почему-то врач не пользуется магией, действует только копытами. Когда меня поднимают, моя голова свешивается на бок, и я вижу Найт. Из её рта стекает струйка крови. Единорог что-то говорит, и её голову накрывают простынёй.

23-21-11

Тепло, хорошо… где-то это уже было. Что, опять?! А нет, в прошлый раз боли не было. Небольшое жжение в груди разрослось, и вскоре она буквально запылала огнём. Боль перестала расти где-то на грани чувствительности. Интересно, а что будет, если её превысить? Я шевельнул передней ногой, и от нахлынувших чувств у меня перехватило дыхание. Кажется, я это зря. Сразу же послышались взволнованные голоса и скоро всё начало затихать. Наверно, обезболивающими накачали.
Не знаю сколько времени спустя, я открыл глаза. Похоже, я в больнице. Не в том полевом госпитале, что я привёз на крайний север, а в настоящем. Никогда раньше в больницах не бывал, но сразу видно, что это не Сталлионград. Зашёл врач.
— С возвращением, — абсолютно без эмоционально сказал он, — Как самочувствие?
— Жить буду. Наверно, — похоже, куда больше моих слов его интересовали показания приборов, — Где я?
— В центральной Кантерлотской больнице, — на автомате ответил он и, не дав мне задать главный вопрос, сразу ответил на него, — Множественные переломы рёбер и грудины. Позвоночник и крылья целы, как и внутренние органы.
Что же, могло быть и хуже. Например, осколки рёбер пробили бы лёгкие и сердце или компрессия измочалила позвоночник.
— Что с моим экипажем?
— Кобыла в тяжёлом состоянии, но не думайте об этом. Выздоравливайте, — сказал он тоном, как будто закончил и вышел.
Значит, одна осталась жива. В душе сразу зажглась надежда, что это та, кто сидит справа. Я без задней мысли посмотрел в след удаляющемуся хвосту. Халат закрывал только грудь, спину и передние ноги, задние оставались открытыми. Интересно, а моя форма сохранилась?
Когда я согласовывал её наброски, меня спросили, зачем нужны брюки. Дескать, они же кьюти марку закрывают, а это, как-никак, символ индивидуальности каждого пони. На это я специально подготовил речь, что мы – такие же части механизма авиации, как любая деталь наших вертолётов, и индивидуальность здесь ни к чему. От механиков до пилотов, мы – элементы единой системы, и любое несоответствие может нарушить её работу. Это звучало настолько пафосно и красноречиво, что через какое-то время я увидел некоторые фразы на агитационных плакатах. Сейчас деталь механизма под названием «Йоахим Пайпер» сломалась. Выкинут и заменят новой, не проблема.
Пусть я и родился в Клаудсдейле, а учился какое-то время в Кантерлоте, я уже, практически, Сталлионградец. Они ребята незамысловатые – обмотают скотчем и поставят на место. Всё-таки, нельзя было им показывать клейкую ленту – теперь на ней держится всё, что должно было быть прибито, прикручено или приварено.
Один из основных идеологов Сталлионграда когда-то давно очень верно подметил, что Эквестрия это один большой бизнес. Это нашло своё отражение и в медицине, так что если за меня кто-нибудь не внёс немаленькую кучу бит, то мне придётся расстаться с последними деньгами за вертолёты. Что в Кантерлоте, что в любом другом городе, лечат одинаково – сутки интенсивной терапии, а потом выздоравливай сам, экстренные случаи не в счёт. И выкинут как только смогу на своих четырёх ходить. На северо-востоке с этим получше – лечат до тех пор, пока не восстанавливается работоспособность. Пусть качество этого оставляет желать лучшего. Но, в оправдании этого, могу сказать, что если в Эквестрии в больницу идут как только заболело, то в Сталлионграде – когда уже нет сил терпеть. А запущенную болезнь вылечить куда сложнее.
Приходили старые знакомые следователи, так как они те немногие, у кого есть опыт расследования авиакатастроф. Об инциденте спрашивали разве что между делом – в основном – о жизни, друзьях и всякое такое. Похоже, картину происшествия составляют на основе оговорок и случайных упоминаний. Да чего тут расследовать – огромный обезьяно-кентавр, выкачал магию из редуктора, а так как он сделан был из стали, а не из титана, то не выдержал нагрузок и разрушился. Ну, как разрушился – в медицине ведь тоже разрывом сердца называют не взрыв с весёлым месивом из крови и кишок, а нарушение целостности. Так же было и там – появилась маленькая трещинка, которая от огромных вибраций мгновенно расширилась и через неё в секунду вылетели все сто двадцать литров масла. Дальше закономерный перегрев и редуктор разорвало на куски, в этот раз – буквально. Неподобающие материалы использовали из-за плохого развития промышленности, что в свою очередь произошло из-за того, что её финансирование происходило по остаточному принципу – основные средства шли на субсидирование развлекательной сферы и сглаживание внешней политики. Нет бы на те же деньги создать нормальную армию и решить все проблемы раз и навсегда. Говоря проще, во всём виновата Селестия. Я-то сделал всё что мог. Следователи недовольны – похоже, они хотели свалить всё на меня. Пони с плохой меткой, потерял машину и экипаж – вот готовые материалы для суда, осталось только состав преступления в этом найти.
Целую неделю, каждый день, приходили единороги и что-то делали своей магией по несколько часов под ряд. Это было совсем не больно, только скучно. Шевелиться нельзя, дышать в одном ритме, не разговаривать. Только не самое приятное ощущение сращиваемых рёбер постоянно отвлекало от ухода в себя. Когда я спросил, почему это нельзя было делать, когда я лежал в коме, на что чёткого ответа я не получил. Но самое, конечно, неприятное – что никто не может сказать, кто же та, которую доставили вместе со мной.
Как мне показалось, когда я достал всех и заново научился ходить, мне наконец-то отвели к той кобыле. С одной стороны, я надеялся, что это будет Найт, с другой – я видел, что её накрыли простынёй, как мертвую. Конечно, штурман была хороша, но она не была той, с кем хотелось бы провести жизнь.
Оказалось всё совсем не так, как я планировал. Мысли о том, что Найт осталась жива и я вот-вот с ней снова увижусь, пробуждали самые приятные воспоминания, о времени, проведённому с ней. Так восстановительная магия лучше работала, особенно на конечном этапе лечения. Когда мне всё-таки отрыли правду, кто же выжил, кроме меня, раскрылась ещё одна подробность. Радость, что выжил именно пилот, уже было захватила меня целиком, как ведром окатила новость, что она позавчера скончалась, не приходя в сознание.
Через пять минут я уже стоял в морге. Передо мной неестественно спокойная лежала та, с кем я провёл всю эту жизнь. Многих бы сломала такая картина, да и меня тоже, если бы у меня не было плана. Но, несмотря на это, это зрелище ещё долго будет приходить ко мне в кошмарах.

Пора воплотить в жизнь единственный план, который я смог разработать от рождения. Используя знания из прошлой жизни сделать устройства, через Твайлайт добраться до принцессы, чтобы проекты разбирались на высшем уровне, получать за них деньги, нанять экспедиции. Вообще-то я планировал использовать это на себя, даже всегда при себе держал правильно составленное завещание, но жизнь распорядилась иначе.
То, что в прошлой жизни было мифологией, здесь – реалии мира. В русских сказках частенько мелькала одна штука, которая позволяла главному герою после тяжелейших ранений или смерти в финальной битве жить долго и счастливо, и умереть со спасённой принцессой в один день. Живая и Мёртвая вода называется. Я потратил почти все деньги за вертолёты на организацию экспедиций, чтобы их найти. Очень забавно получилось, что источники располагались аккурат на противоположных сторонах планеты.
Меня очень удивило, что группа, шедшая за Живой водой, состояла всего из одной пони, пусть денег она взяла за десятерых. Ду была её фамилия. Долго думал, откуда же мне знакомо это имя, пока не зашёл в книжный магазин. Неудивительно, что через год рассказ о той экспедиции был на прилавках. Мне, в принципе, всё равно – пони не относятся к таким рассказам серьёзно. Заодно узнал многие не интересовавшие меня раньше подробности, например как она во время этого боролась с какой-то страшной хренью по имени, если правильно помню, О’хуе-зотоль . Наверно, тяжко ему живётся, с таким-то именем.
Вторая была нормальной, из четырёх исследователей. Старший мне сразу понравился – вежливый, немного галантный и говорил с сталлионградским акцентом. Его-то запомнил – Кабаллерон звали. Самое сложное было объяснить им, что они ищут так, чтобы они не поняли, что именно они ищут – в таком деле никому доверять нельзя.
От перевода взгляда с тела на пузырьки с жидкостью, меня отвлёк перестук копыт. Странный такой, но очень знакомый. Как будто у того пони куда длиннее, чем у прочих, что позволяет шагать шире. Я уже было хотел с сердцах крикнуть, чтобы меня оставили, но слова застряли в горле – из-за угла показалась обутая с серебряный накопытник нога принцессы Луны. Похоже, она пришла поддержать меня. Как только она собралась начать говорить, я жестом остановил её и махнул крылом, как бы говоря, что мне всё равно.
Откинув укрывающую Найт простыню, я приметил кривой шов от шеи до паха. Значит, вскрытие уже провели. С этим самое сложное – я не уверен, восстановится ли оргкомпекс, который вместе с мозгом неаккуратной кучей свален с животе. Пусть я и провёл испытания, тогда был всего лишь голубь со свёрнутой шеей.
Прилагая неимоверные усилия, чтобы удержать разъезжающиеся от волнения ноги на месте, я достал чёрный пузырёк. Во взгляде принцессы отразилась смесь удивления ожидания, что же я собираюсь делать. Глубоко вздохнув, я вылил единственную каплю Мёртвой воды на Найт. Секунду, растянувшуюся в вечность, не происходило ничего, но потом из шва вышла нить, а из ушей – газеты и тряпки, которыми набили пустующий череп. Немного вогнутая на вид грудь выпрямилась, да и, в общем, теперь фестралка выглядела как живая.
Теперь Луна заинтригована. Хоть у неё и тысячи лет за спиной такого она, кажется, ещё не видела. Уже спокойней, но всё равно напряжённо, я вылил на Найт каплю Живой воды. Несколько секунд, с каждой из которых тоска сжимала сердце всё сильнее, не происходило ничего. Потом фестралка резко вздохнула и заворочалась, пытаясь укутаться в простыню, как в кокон. Но холод морга, сдерживаемый лишь летней шерстью, не дал ей продолжить и так уж слишком долгий сон, поэтому она нехотя открыла глаза.
Я хоть и пытался заготовить слова, но в ответственный момент смог выдавить из себя только одинокую слезу.
Обстановку разрядил как раз кстати появившийся патологоанатом, который нёс инструменты и рассыпал их, только увидев фестралку. Его тоже можно понять – не каждый день та, которой только что было проведено вскрытие, выходит из морга на своих четырёх, не забыв в шутку поблагодарить за работу.
Единственная, кому я рассказал всю правду, кроме того момента, откуда у меня эти знания, это принцесса Луна. От неё я решил большую часть не скрывать – всё равно, в случае чего, она через сны узнает всё, что нужно. На пару с ней мы решили оставить это в тайне – открытие такого «эликсира жизни» вполне могло вызвать серьёзные волнения в обществе. На всех не хватит, итог тяжёлого, с моральной точки зрения, выбора никому не понравится, а самой принцессе это не нужно – она и так бессмертна.
Королевскому двору всегда предоставляют копии отчётов обо всех крупных происшествиях – Селестия любит узнавать, что же убивает её подданных, чтобы в будущем это предотвращать. Так что через Луну я, практически, из первых рук узнал, что же было от того момента, как я потерял сознание. Мне и Найт переломало рёбра ремнями, только ей – сильнее, так как машина падала на её сторону. Штурману повезло меньше. Мы – пилоты, и наши приборные панели обзор не заслоняют – надо видеть, что впереди. У неё наоборот. При касании её, как и нас, бросило вперёд, но если наши головы нашли пустоту и нагрузка пошла на грудь, то она убралась головой об свои приборные панели. Шлем смог спасти её голову, но только голову – ударом череп буквально сорвало с позвоночника, а рывок в грудь и разряд током завершили начатое. У бортинженера шансов вообще не было – сначала облило раскалённым маслом буквально взорвавшегося редуктора, а потом размазало об стену.

Заодно прочитал отчёт занимавшегося нами врача. Глупый контуженный мозг решил меня обмануть и заменил одеяло простынёй. На самом деле Найт не накрывали, как погибшую, а укрывали, как замерзающую.

---

По вечерам, на неделе профилактики, я лежал и читал газеты. В основном наши, Сталлионградские. Особо обсуждаемая тема меня зацепила. Из идеологической шелухи можно выделить, что очень активизировались природоохранные организации и самые радикальные начали переходить к экологическому терроризму. Даже пришлось вводить региональную монополию на охрану природы и усиливать охрану многих объектов. Я не мог сдержать улыбки от причастности к этим событиям.

Из-за резкого скачка развития авиации так же бурно началось развитие нефтедобычи и нефтепереработки. Но авиации нужны только бензин, керосин и масла, тяжёлые фракции нефти у нас не востребованы. Ими заинтересовались энергетики и проектировщики силовых установок, начав активно переоборудовать свои электростанции, корабельные двигатели и много чего ещё под новый вид топлива. Это позволило начать отказываться от поставок угля из Зебрики. Но поставщикам это не понравилось – как же тут спокойно усидеть, когда целое государство, зависимое от твоего товара, перестаёт быть таким? Ну и они начали поддерживать особо радикальных защитников природы, ибо это единственный быстродействующий способ повлиять на эту отрасль снаружи. Дипломатический скандал начинал набирать обороты.
В Кристальной Империи обнаружили огромные залежи нефти, так что они даже смогли отдать почти одну сотую процента задолженности по налогам. Эквестрия постепенно становится всё более и более технологичной. Даже сообщалось о начале проектирования дальнемагистральных самолётов.

Королевский двор как мог старался сохранять нейтралитет, но одна из приближённых Селестии смогла перетянуть её на свою сторону. Имя пони, подрывающей деятельность самой технологичной в этом мире отрасли не раскрывалось, но не удивлюсь, если это была Флаттершай. Принцесса провела королевскую инспекцию и пригрозила бы пальцем из-за очень сильного выхлопа, если бы у неё они были. Ещё бы – двигатели только тридцать процентов вырабатываемой мощности направляют на работу, остальные используются для обогрева окружающей среды. В ответ на это на все машины поставили новые фильтры. На демонстрационном полёте на выхлоп натянули белоснежную марлю, которая такой и осталась. Как я потом узнаю, фильтр-элементы после этого не просто становились крайне токсичными и превышая все нормы для утилизации опасных отходов, а её вообще невозможно было установить. Так что от их использования отказались.
К дебатам подключились и производители паровых двигателей, почуявшие, что их время подходит к концу. Случай с гибелью половины экипажа и, главное, дорогущего вертолёта выставлялся как доказательство опасности и нерентабельности такой техники. Основным аргументом были предположения, что бы было, если бы лорд Тирек, так, оказывается, зовут того обезьяно-кентавра, атаковал вертолёт уже после загрузки раненых и взлёта. На это Сталлионград обвинил во всём Селестию – если бы она убила его раньше или более ревностно относилась к его охране, то этого бы не произошло, и не стоит единичным случаем отводить внимание от более глобальных последствий прихода Тирека.
На рабочих падали балки, потому что крановщики не смогли удержать рычаги, а они сами – отойти, купающиеся – тонули, и так далее. Больше всего пострадал Клаудсдейл. Оставшись без внутренней магии, которая позволяет пегасам взаимодействовать с облаками как с твёрдым объектом, они просто попадали вниз. Вслед за ними, потеряв зачарования, отправились их вещи. В том числе и промышленное оборудование. Так что на земле тоже скучно не было. Пегасьи крылья неспособны обеспечить достаточную эффективность для полёта, но падение немного замедлить смогли – магия восстановилась, как и подобает, за секунду до встречи с землёй, и многие смогли спастись. Но, не смотря на это, больницы были переполнены пегасам с травмами от превышения нагрузки на крылья. Как ни странно, Вондерболты остались целы полным составом – они пытались атаковать Тирека и были практически у земли. О судьбе матери мне пока ничего неизвестно.
Интересно, почему же о Клаудсдейле почти ничего не говорят? Там же должно быть самое интересное. Например, разливы химикатов с Фабрики Радуг и погодного комплекса в целом.

---

Когда наконец-то меня выписали, мы сразу отправились на кладбище. Найти нужно место было не сложно, пусть свежих могил было очень много. Два надгробия – разные имена, кьюти марки и даты рождения, одинаковая дата смерти. Даже раса одна и та же. Меня называли расистом, что я взял к себе в экипаж только пегасов. Я рассчитывал, что в случае аварии все смогут покинуть машину, но обстоятельства оказались сильнее.
Слева бортинженер. Был лучшим специалистом на потоке, единственным, кто умел чувствовать каждую деталь машины. Сначала я думал, что он просто поехавший, но однажды, просто дотронувшись до вертолёта, он мог сказать больше, чем армия механиков, разобравших бы его под ноль. Болтать много не любил, в основном я узнал о нём из его личного дела. Прибыл откуда-то из под Ванхуфера, с маленькой деревушки в пол сотни голов. Хоть мой ровесник, уже с табуном кобыл и жеребят за спиной.
Справа штурман. По мне так самый бесполезный член экипажа – куда лететь я и сам найду, поэтому на это место я взял самую тихую и скромную кобылку. Что есть, что нет – одно и то же, даже однажды её на земле забыли и не заметили. На надгробии изображён цветок – символ не родившегося жеребёнка, погибшего вместе с матерью. Получается, всё равно бы мы с ней расстались.

Здесь могла бы лежать ещё одна, пусть и не долго.

---

После такой болезни я и Найт снова должны были пройти ВЛЭК. Пусть мы немного подрастеряли форму, все тесты были пройдены на «отлично». Мне даже показалось, что нам бы проставили такие оценки вне зависимости от того, что бы мы делали. Свежепоступающих было много, так что у многих случился разрыв шаблона, что старшекурсники с ФЛЭ с не теми метками. Я сначала пытался объяснять им, что пусть их всех кьюти-ссыпь обсыпит метками, связанными с авиацией, пилотами просто так они не станут. Но потом мне надоело.
В университете меня ждал подарок – новый вертолёт, бесхитростно названный «Пайпер-2». Как ни странно, пассажирской модификации и новой производственной серии. Теперь в машине магия не использовалась вообще, даже в радиоаппаратуре. Повезло единорогам – им ведь обычно им на борту нельзя даже телекинезом пользоваться, так как колдовство может нарушить работу зачарований. И, самое интересное, экипаж отныне состоял всего из двух пилотов, плюс-минус крановщик, если придётся что-то с внешнего подвеса монтировать. Ну и была исправлена уже моя глобальная ошибка в проектировании – я сделал машину двухэтажной, думая только о максимальной пассажировместимости, совсем забыв о том, что надо куда-то девать багаж.
Заодно узнал о парочке новых правил. Например, что команда обслуживания, которые, к тому же, ещё и бортпроводники, теперь штатное оборудование, как огнетушитель или аптечка. Пони, знающие двадцать шестой, пока есть только в Сталлионграде, а ремонт и обслуживание могут понадобиться в любой точке мира.
Вид выстроившихся передо мной механиков вызвал разрыв шаблона уже у меня. Трое свежевыпустившихся молодых пони, два земных, один единорог, лет по девятнадцать, никаких эмоций не вызвали, кроме электрика с нормальным для Сталлионграда, но совсем нетипичным для остальной Эквестрии именем Иван. Последний, специалист по двигателям, показался самым интересным. Хотя бы тем, что ему было где-то за пятьдесят, а на вид был истинным аристократом. На закономерные вопросы он нетипично для пони его возраста и вида сально отшучивался, так что подробности пришлось искать в его личном деле. Я его частенько видел в университете, в одном здании ведь учились. Как-то всегда казалось, что это один из преподавателей.
Родился в богатой и знатной семье, учился в самой престижной школе Кантерлота. Характеристика оттуда описывает его как высокомерного сноба, каким, в общем-то, и должен являться настоящий единорог по расовым стереотипам. Потом законченная с отличием медицинская академия – я даже позавидовал, и почти четверть века работы в кардиохирургии. В конце истории прошлой жизни стояла запись о смерти пациента во время операции, что, в принципе, нормально для такой работы, если бы родственники усопшего не подняли шум. Корди, так его зовут, сначала не обратил на это внимания из-за своего высокомерия, которое, как не трудно догадаться, на такой работе взвилось на невиданные высоты. Частная клиника, в которой он работал, не желала терять репутацию и его уволили. Всё бы ничего, но эксперты в области медицины, то есть адвокаты и домохозяйки, решили помочь протолкнуть новые законопроекты, используя этот случай и уничтожили его – добились лишения лицензии на врачебную деятельность и чуть ли не гонений.
Куда бегут пони, если у них серьёзные проблемы? Конечно же в Сталлионград. Даже ходит легенда, что для получения прописки и койко-места в общежитии даже имени не спрашивают. Это не совсем так – спрашивают только имя, на случай, если гражданин ещё и в Сталлионграде разыскивается. Тут всегда нужны рабочие.
Таким образом Корди решил начать новую жизнь. То, что дело его жизни стоило ему всего из-за него же самого, сильно надломило этого единорога, так что он решил начать с самого начала, коим он посчитал новое образование. Правила не ограничивали максимальный возраст поступления на очную форму обучения, так что его, хоть и с удивлением, но приняли. Пять лет вместе с четырнадцати-пятнадцати летними, практически, жеребятами, вернули ему молодость внутри и растворили всё высокомерие и аристократизм в этиловом спирте широкой сталлионградской души. С медициной он зарёкся, первая помощь при нормальных для молодых и неразумных пони алкогольных отравлениях не в счет.
Остальные двое хоть как-то интересными не показались, и были для меня специалистом по вспомогательным системам и тем парнем, который вечно что-то замышляет.

Первым серьёзным пассажирским рейсом была перевозка контингента с двести сорок седьмого завода с Лас-Пегасус, для «решения деловых вопросов». Скука страшная – взлетел, взял курс на Кантерлот, включил автопилот и, в общем-то, всё, кроме посадки, конечно. После дозаправки то же самое от столицы государства на столицу греха.
Когда я представлял себе Лас-Пегасус, мне казалось, что это что-то вроде одного огромного казино, как Сталлионград – один большой завод. Мои предположения оказались недалеки от реальности, разве что одни места чётко показывали свою суть, а другие – старались казаться чистыми, приличными и вообще принадлежащими к какому-нибудь другому штату. Найт же было воодушевлена – ей наконец-то выпала возможность попробовать ночной образ жизни, как и требует её природа.
Около недели мы будем выполнять демонстрационные полёты, чтобы уговорить здешних богачей покупать вертолёты – народное хозяйство пока относилось к этому виду техники с опаской, и с заказами было не особо. В перерывах мы предоставлены сами себе, чему стимулировали хорошие командировочные и оплаченный номер. Уж не знаю, насколько выделенное место было элитным. После осушенного бассейна и комнаты в общежитии любое помещение, в котором живёт меньше десяти пони, покажется люксом.
Развлекаться мы начали немного позже пассажиров – надо было ещё на вертодром залететь, за топливом, а потом – закинуть машину на вертолётную площадку на крыше отеля. Но, по мне так, потеряли немного. Азартные игры быстро надоели – всё равно казино всегда в выигрыше, пить нельзя – с утра полёты, а больше ночью в этом городе заняться нечем. Найт же, привыкшая за всю жизнь к дневному образу жизни, переоценила себя и быстро отправилась спать.
Когда мне вконец надоело пытаться отдыхать «по-элитному», я поднялся наверх, на вертолётную площадку. Машина встретила меня в неглиже – механики открыли все кожухи и что-то копали. Очень надеюсь, что что-то действительно сломалось, а то, может быть, хозяева казино подкупили их, чтобы задержать вылеты. Если в первом случае починят быстро, то во втором – не починят вообще. Я, подлетев к ним и удостоверившись, что всё нормально, хотел уже было присоединиться к Найт, но приметил одного земного пони на парапете. Не думаю, что он имеет право здесь быть.

Я начал подходить к нему, и он обернулся на перестук копыт. В его глазах читалась смертельная тоска. Одежда измята, рядом уполовиненная бутылка виски. Неужели он хочет…
— Эй! Не подходи ко мне! – панически закричал он, отползая поближе к краю.
— Не собираюсь, — спокойно ответил я, останавливаясь.
— Я… я прыгну! – кажется, он не ожидал такого ответа и сразу перешёл к цели своего визита на крышу здания.
— Ок.
— Ты… ты… — кажется, моё поведение смогло его удивить, — Не пытайся меня ловить!
— Не собираюсь, — сказал я то же самое, демонстративно прижимая крылья к бокам посильнее.
— Командир! – подошли механики, заинтересовавшиеся шумом, — Что происходит?
— Тут какой-то хрен решил с крыши сигануть, — ответил я ребятам.
— Что?! – хором воскликнули трое из них и начали наперебой его отговаривать, — Ей там! Не делай этого! Отойди от края!..
— Он не прыгнет, — как будто только для себя ответил Корди, — Посидит немного и успокоится.
— Он использует своё право на жизнь и право выбора, когда её закончить, — по-чёрному пошутил я, — Мы не должны ему мешать.
Конечно, мы могли бы его остановить, и любой суд бы нас оправдал, что мы попрали эти его свободы. Но я тот ещё либерал и считаю, что каждый со своей свободой ебётся сам. Пусть, если мы позволим ему прыгнуть, нас обвинят в преступном бездействии, повлекшим за собой смерть пони.

— Командир! Подстрахуйте нас! – попросил электрик. И чего это они ко мне прицепились? Два земных пони и один единорог вполне справятся сами.
— Думаете, у нас есть свобода попирать его свободу? – спросил я у всех троих. Четвёртый только улыбнулся. За свой стаж он уже успел привыкнуть к смерти.
— Нет, но… он же умрёт!
— Лишь принцессы бессмертны, — тихо проговорил я, а потом обернулся к самоубийце, который уже с интересом смотрел на нас, — Так как там?
— Я… я передумал… — смущённо ответил он, и начал было возвращаться на крышу, но оступился и с криком полетел вниз.
Я сразу распахнул крылья и, чуть не вылетев из формы, рванул за ним. Механики среагировали чуть позже и, резко рванув к нему, попытались подхватить, но на том месте, где был он полсекунды назад, уже был я. Сильный, но почти не болезненный рывок в репице хвоста, и я вижу с криком удаляющееся тело. Механик, округлив глаза от понимания, что поймал телекинезом не того, рассеял магическое поле, держащее меня за хвост. Мне оставалось только взмахнуть крыльями, чтобы вернуться на крышу.
— Идиот, — сказал я ему, проходя мимо.
Потом пришлось расчесываться. Я уже давно ношу длинный хвост. Не знаю, почему – нравится и всё. Пусть давление общества за такую мелочь было на уровне отказа от выпускного в школе, я не обращал на это внимания. Если бы хвост был покороче, они не смогли бы меня за него цапнуть, и я бы спас того земного пони. Но история не знает сослагательного наклонения. Конечно, можно сейчас взять ножницы и исправить это, но не стал. Просто постараюсь в такие ситуации больше не попадать.
После случившегося мы все дружно спустились в бар, отпаивать водкой шокированных произошедшим механиков. Я, чтобы их поддержать, хлопнул с ними двести, и к тому моменту, как они уснули мордами в стол, ещё был в сознании. Двигателиста-кардиохирурга-морального урода и просто хорошего пони такой удар по печени даже не надломил, и после того, как вызванные за отдельную плату сотрудники отеля унесли остальных, мы остались вдвоём.
Когда алкоголь дал в голову, его имя начало казаться мне очень интересным. Корди. Единственный, кстати, кого я запомнил сразу. Древний язык единорогов, от которого произошли все остальные, для меня – латынь, а для остальных – тайный язык врачей. Вообще, для имён используется довольно редко. Если не ошибаюсь, его имя переводится как «сердце».
Общение получилось довольно забавным. По идее, он должен быть выше по возрасту и жизненному опыту, а я – как командир. Но, всё-таки, я был пьян, и постепенно разговор перешёл из обычного обмена любезностями и прочего близкого знакомства в более откровенное русло. Он рассказывал забавные истории из своей практики и коллег, пусть многие моменты пришлось разъяснять.

Через какое-то время подсели несколько кобыл, приметивших пару чуть пьяных жеребцов, заказывающих из меню всё подряд и дающих чаевые не глядя. А мой новый друг как раз рассказывал мне умопомрачительно-забавную историю. Без имён, конечно – врачебная этика ещё в силе.
— …были они такие правильные, ухоженные, сразу видно – выше других себя держат. И как с картинки оба – белоснежные единороги, знатный род, куча наследственных заболеваний. Хотели они, значит, жеребёнка завести…
— Так объяснил бы им, — засмеялся я, постучав копытами друг о друга.
— Слушай дальше, это ещё не всё, — хохотнул Корди вместе со мной, — А им обоим уже за сорок было, так что решили они перед этим ответственным делом пройти полное обследование. Я посмотрел-послушал. Конечно, были всякие проблемы, но для такого дела нормально. Но в первый раз у них не получилось…
Я начал поскорее прожёвывать то, что в тот момент было во рту, чтобы не подавиться от смеха.
— …поэтому решили они попробовать искусственное оплодотворение, — в принципе, это было не смешно, но он это рассказывал так, что можно было со сцены на комедийных шоу выступать – зал бы лежал, — А там, если не знаешь, надо сперму в банку сдать. Так вот, тот жеребец умер от сердечного приступа во время онанизма, а его жена думала, что он не агонизирует, а у него просто оргазм такой.
За моим несдерживаемым хохотом вежливые смешки новых почти знакомых бесследно потонули. Не думаю, что они поняли юмор, но если не хотят сидеть мебелью, то будут смеяться. Потому как моя история, наверно, смешной покажется только мне.
— В общем, совсем недавно дело было. Решил, значит, какой-то кантерлотский богач себе свой личный БМС забабахать. Да такой, чтобы был только у него, — мне, в общем-то, предлагали в этом поучаствовать, но я сразу отказался – самолёты пилотировать не умею, пусть для несведущего в авиации пони это довольно странно, — Специально для него разработали двигатель на твёрдом топливе…
— Ракетный что ли? – удивился единорог.
— Веселее. ТРД на зачарованных фтор-элементах…
— Это ещё что за уродец… — пробурчал он.
В общем-то, именно такая штука и получилась. Как и любая технология, разрабатываемая единорогами для единорогов, все надежды были на магию, опровергая главный принцип сталлионградских инженеров-проектировщиков «магию на потом». Хоть зачарования были толково подогнаны друг к другу, всё держалось именно на них. А если какое-то из них давало сбой, то остальные рушились как карточный домик, несмотря на многоступенчатую защиту. Пони из КБ, куда я проекты отправлял, даже специально связывались со мной по этому вопросу. Я, не раздумывая, спросил, какой расы были испытатели. Оказалось, что единороги. Дальше всё понятно – пользуются магией рядом с зачаровнным механизмом и сбивают его работу. Заказчик-то тоже отличился – запретил даже упоминать в его присутствии жидкотопливные двигатели. Паровозостроительный магнат слишком уж привык к углю, как к топливу, и считал твёрдое топливо – лучшим, даже не вдаваясь в основы химмотологии.
— …и, в общем, как и любая высосанная из пальца технология пытающихся идти тернистой дорогой инноваций, детских болезней было не просто много, а как будто он из них и состоял. То частицы отработанного фтора систему фильтрации забьют, то подогрев сидений так жарить начнёт, что гавно в жопе закипает. То телекинезом себе второй рог почешут и вся система рухнет, — именно поэтому на борту даже экипажу запрещено пользоваться магией, — Короче, ломалось всё что только можно, кроме, наверно, кожухов и крепежа. Сроки поджимают, фюзеляж, крылья, готовы, даже гондолу любую за неделю сделают, только двигатели или хотя бы размеры дайте. А стабильной работы двигателей всего десять минут – далеко не улететь.
— И как же выбрались? – с интересом спросил собеседник.
— Погоди ты, это ещё не всё. Фюзеляж спроектировали хороший, только вот кокпит подкачал – его те же пони, что и паровозы делают, проектировали. То есть, как сказать, на двоих. А потом они с удивлением узнали, что нужно впихнуть ещё, хотя бы, одного.
По политическим и идеологическим причинам наша брошюрка «наставления на воздушном транспорте для службы лётной эксплуатации» была отвергнута. А там как раз был пунктик, что пассажироперевозки можно осуществлять даже в одиночку. Побоялись, наверно, своих профсоюзов, которым очень бы не понравилась возросшая на оставшийся экипаж нагрузка. Правда, там было много чего ещё, например совет засунуть подсознательный страх перед хищниками поглубже и обязательно брать в экипаж фестралов из-за их ночного зрения. За не имением таких – пегасов, так как они умеют чувствовать полёт, потом – единорогов, благодаря возможности телекинезом быстро дотягиваться до самых дальних переключателей. Самый низкий приоритет у земных пони, ибо никакая сила и выносливость не спасёт от взрывной декомпрессии, да и сами они, практически, бесполезны, по сравнению с остальными. Это посчитали расизмом.
— …и бортинженера засунули аккурат между пилотами, — единорог чуть улыбнулся, догадываясь, что сейчас будет, — Решили, значит, всё-таки начать пробные вылеты. И в первом же полёте двигатели отказали ровно через минуту после взлёта. Там была какая-то фигня с возгоранием при слишком резком повышении тяги, но не суть. Ну, пилот сразу разворачивается и начинает заходить на экстренную посадку. Закрылки и шасси вышли, на полосу зашёл, но всё равно обоим пилотам не по себе. И тут бортинженер задевает пилота – они же чуть ли не в плотную сидят. Тот сразу орёт на него: «Убери ноги, мать твою!». Ну, он сразу починился.
Мы вместе дружно заржали, а подсевшие кобылы просто непонимающе смотрели на нас. Откуда им знать, что ногами в авиации шасси называют? Они по одной начали уходить, и мы снова остались вдвоём.
— Слушай, Йоахим, а что тебе в магии так не нравится, что ты так к ней презрительно относишься? – в сердцах через какое-то время спросил единорог, демонстративно жонглируя телекинезом сразу восьмью стопками.
— Весь этот грёбанный мир держится на том, чем владеет десять процентов населения, как это можно полюбить? – язвительно спросил я в ответ.
— В каждом пони есть магия… — начал он цитировать селестианское религиозное учение, но я его перебил.
— ...пегасам она позволяет летать, бла-бла-бла, а земных пони делает сильными и выносливыми, — я выпил очередную стопку, — Но ты оглянись!
Кажется, мне уже хватит. Только бутылку допьём, и уж точно хватит…

— Например? — спросил единорог с таким видом, как будто весь вечер пил простую воду.
— Да всё! – уже слабо себя контролируя воскликнул я, — Её Белозадость магией контролирует вращение земли, контролируя её положение от Солнца и угол атаки… то есть, наклона к нему. А её милая сестра делает то же самое с Луной, контролируя этим приливы, отливы и движение тектонических плит.
Многие начали недовольно оборачиваться на довольно богохульную речь, но мне уже было как-то всё равно.
— Магия повсюду! В каждом из нас она особо ярко проявляется этой чёртовой картинкой на жопе… — ярость сменила меланхолия и я грустно опустил голову на стол.
— Расскажи об этом, — вежливо и учтиво, как заправский психолог, предложил единорог.

Ну, я и рассказал. От начала до конца. Иногда пуская слезу, иногда распугивая остальных посетителей угрозами убийства невидимых собеседников, одним из которых была принцесса. Как сначала пытался не обращать на это внимания, но оно пришло ко мне само. От простого занижения оценок, заканчивая отказом в поступлении и максимальном возможном балле, причём не на самое престижное направление. А ещё Селестия попросила с Твайлайт больше не общаться. Интересно, как она там, с крыльями-то? Наверно уже забыла, что был такой я. У неё же замок, четверть власти в Эквестрии, королевский титул…
Корди, немного удивился, что я лично знаю целых двух принцесс – он-то сам может похвастаться только тем, что однажды на праздновании Дня Летнего Солнцестояния стоял в первом ряду на торжественном подъемё Солнца принцессой. На это я удивил его сильнее, что общался со всеми четырьмя, а с одной даже… да ещё и с Вондерболтами… тут он, конечно, не поверил, пусть я его за это и не виню – подтвердить мои слова могут только они сами.
Закончив монолог, в который я вложил всю свою жизнь, я опустил голову на стол и выжидающе посмотрел на него.
— Был бы я более религиозным, я бы назвал это кармой.
Я удивлённо поднял на него уши и глаза. В религиозных течениях зебр это оправдание эгоизма – у каждого своя карма и каждый с ней ебётся сам. Причём здесь это?
— Хотел воспользоваться её величеством принцессой Твайлайт Спаркл, чтобы протолкнуть свой проект, и получил за это.
— Ну, зачем тебе оказываться правым? – простонал я и, попытался выпить стопку без передних ног, и не поднимая головы от стола, но только уронил её.
— Твоя жизнь как рак в терминальной стадии, — я снова перевёл на него взгляд, — Проблема есть, но сделать ничего нельзя, только облегчить страдания.
Я лишь грустно улыбнулся.
— Но есть ещё одна сторона, о которой ты вряд ли думал.
— Что же это? – не думаю, что может быть что-то ещё – по этой теме я напоролся, казалось, на всё.
— Проблема с метками кроется так же в том, что у государства должна быть монополия на применения силы и судопроизводство. Так как отношение к меткам, как к судьбе, кроется в самом мировоззрении, то есть ты должен заниматься именно тем, что тебе говорит метка, данный принцип ему противоречит.
— А судопроизводство тут причём?
Кажется, я убрался так, что даже не могу сопротивляться тому, как этот единорог без ножа режет правду-матку.
— Такие, как ты имеют склонность к самосуду, — он выпил последнюю на сегодня, — Этот бой с жизнью тебе не выиграть. Только если принцессой не станешь!
Под конец мы вместе посмеялись и разошлись.
После одно из рейсов в Кантерлот, началась дневная буря, и вылет запретили. Метеорологическое расписание показывало, что закончится всё ещё не скоро, так что я вспомнил о предложении Луны как-нибудь зайти. Найт же, недооценивая степень моего знакомства с принцессой, решила навестить родственников в местном фестральем гетто.
Наверное, Луна – единственный в этом мире правитель, который может принять такого, как я в любое время. Хотя, скорее всего, никаких важных дел ей всё ещё не доверяют. После вежливой встречи, мы отправились в её часть дворца.
Мы зашли в просторный и, в отличие от остальной части, хорошо освещённый зал. Всё время мы хранили молчание. Не то что бы я хоть как-то стеснялся или нервничал – я просто не знал, о чём лучше говорить с принцессой, пусть в последние разы мы общались довольно тепло. Первой начала она.
— Как насчёт дружеского поединка, мистер Пайпер?
— Почту за честь, ваше высочество, — меня всё никак не покидает ощущение, что она от меня чего-то хочет, но подразумевается, что я догадаюсь сам.
Луна левитировала ко мне меч, который я сразу сунул под крыло, и мы вошли в круг в центе зала. А я-то думал, чего это орнамент такой странный, не узнал сразу разметку турнирного ристалища. Начали со звонкого удара клинками в качестве приветствия. Я решил выжидать и отдал первый удар ей.
— Скажите, мистер Пайпер, прониклись ли вы за столько лет в Сталлионграде идеологией этого штата? – спросила она через секунду после удара.
— Нет, ваше высочество, — ответил я, занося удар и пробуя её защиту, — Социализм нежизнеспособен.
— Поясните, — удивилась она, пытаясь заставить меня подняться в воздух.
— Любая система рано или поздно скатиться к капитализму. Все хотят денег, а именно он сможет ими обеспечить народ, пусть… — мне пришлось мотнуть головой, уклоняясь от меча принцессы, — пусть на всех не хватит, и постепенно общество поляризируется и начнут появляться недовольные.
Я всегда считал, что единственная стабильная система это капитализм при демократии. Стабильность капитализма при диктатуре или монархии, да и вообще чего угодно при любой системе, заканчивается со смертью основного лидера. В этом мире монархия была максимально эффективной из-за бессмертия правителей, а элементы демократии, как выборы в регионах, давали жителям иллюзию участия в политической жизни страны, что делает эту систему ещё стабильней. Кьюти марки показывали избирателям, что они выбирают того, у кого есть способности в политике, а иногда вообще прямо показывали на идеологические предпочтения кандидата.
— Недовольные есть всегда, — проговорила Луна прописную истину, грациозно уходя от моих ударов.
— Потом у них появятся лидеры… — я смог перекрутить принцессу и вроде как нащупал слабое место в её обороне, — Которые начнут поговаривать о прочих системах, как о панацее, где от каждого по способностям, каждому – по потребностям.
Луна чуть улыбнулась, но ничего не ответила.
— Но всё это оказывается популизмом. Ни одна «народная», — с презрением сказал я, — идеология не имеет в своей основе слово «труд». Кроме капитализма.
— Справедливое замечание, — сказала Луна тоном учителя, хвалящего ученика за верный ответ.
— Народ это быдло, желающее только хлеба и зрелищ. Пусть кьюти марки определяют способности к какой-то работе, все любят отдыхать, — пришлось немного утрировать.
— Довольно критично, не находите? – спросила она, подтверждая каждое свое слово мощным ударом, болезненно отражающимся в бабку, — И вы сам часть народа.
— Не спорю. Но, правда горька.
— Многие пони вкалывают с утра до вечера, просто потому, что они любят этим заниматься. А деньги это приятно дополнение, — обозначила она свою позицию в споре, пока я нащупывал основные изъяны в её защите.
— Думаете, в армии я бы зарабатывал столько же, сколько в авиации, ваше высочество? Или я перевожу толстосумов из одного конца Эквестрии в другой потому, что мне это так нравится?
Я немного преувеличивал – пассажирские рейсы я только начал выполнять, в основном были грузовые.
— Конечно, вы вправе заниматься тем, чем хотите сами, мистер Пайпер. Но сможет ли пони стать профессионалом в том, что не суждено?
— Стал же, — хмыкнул я, пусть этот звук потонул в звоне мечей, — И потом, не думаю, что Твайлайт Спаркл было суждено стать принцессой.
Мне давно было интересно, чего же она такого сделала, что её поставили в один ряд с богами этого мира. По идее, она должна была сделать нечто великое, что бы жить стало лучше, жить стало веселей. Лично я никаких изменений не заметил. Теперь же у меня есть отличная возможность раскрутить Луну на подробности. Она должна знать больше.
— Она познала магию дружбы, — как-то сухо ответила принцесса.
— Она что?.. – я опешил и пропустил удар, который бы срезал мне ухо.
То есть, надо всего лишь найти себе друзей и станешь принцессой? Кажется, моя жизнь никогда не станет прежней.
— Я понимаю, о чём вы думаете, мистер Пайпер, — сказала Луна, отходя для второго раунда, — Но подумайте, что для вас дружба?
Форма взаимовыгодных отношений, основанная на социальных инстинктах высших млекопитающих, подкреплённых моральными обязательствами, конечно.
— Никогда не задумывался об этом, ваше высочество, — встал я в стойку, показывая готовность к следующему поединку, — Просто живу с этим.
— Это вы, мистер Пайпер. Вспомните, что вы говорили в начале.
Кажется, признавал неизбежность капитализма как самой стабильной и эффективной системы. Только причём здесь это?
— Э… не признавал неизбежность социализма по Марксу?
— Скорее признали неизбежность капитализма, — улыбнулась Луна, — Но вы забыли рассмотреть другие стороны.
— Урбанизация? Глобализм? Диктатура капитала?.. – даже не знаю, что она имеет в виду. Начало поединка немного затягивалось и ноги в стойке уже начали затекать.
— Первое.
— Наверно… — я опустил меч, показывая, что бой надо немного отложить, — Города растут, а в них каждый за себя?
— Именно, — взмахнула принцесса мечом, отклоняя мою просьбу о передышке, — мисс Спаркл смогла за несколько часов найти друзей, которые пошли за ней, невзирая на смертельную опасность.
— В деревнях люди куда более радушные и открытые, — успел я ответить перед атакой Луны, — Но, всё же, не понимаю, в чём её подвиг.
— Думайте, мистер Пайпер, — вздохнула Луна, не забывая отклоняться от моих атак, и добавила в пустоту, — Я была против этой идеи с мисс Спаркл, но Селестия настояла.
Получается, что весь этот шум происходит по воле одной большой белозадой пони? Интересно, почему же. Хотя…
— Она ведёт пропаганду дружбы! – радостно воскликнул я, делая полу выпад, — То есть аликорном стала именно та пони, которая после лет затворничества смогла познать дружбу и, благодаря этому, пару раз спасти мир.
Думаю, так же имеет место быть пропаганда образования, то есть из тех шестерых принцессой стала только пони с высшим образованием.
— Правильно, мистер Пайпер, — удовлетворённо кивнула принцесса, — Пони становятся слишком заинтересованными только своей выгодой. А в свете событий во внешней политике, может быть, им придётся подумать и о благополучии страны.
Она говорит о… войне? Миролюбивая травоядная природа этого тела отвергала саму мысль о подобном времяпрепровождении. Пусть обозначенные меткой наклонности вовсю ликовали.
— И судьба Твайлайт, как принцессы дружбы – примерить народы? – спросил я, перепрыгивая удар.

— Сестра думает, что это именно так, пусть точно её судьба не ясна, — с явным недовольством ответила она, спасаясь от перекрутки.
Семь шестиконечных звёзд. Звездами обычно изображается магия. Нет каких-либо приспособлений, как палки, шляпы и прочее. Получается, её особый талант или, как общепринято, судьба – магия в чистом виде. Широкая специализация – довольно редкое явление.
— Даже если стать принцессой – её судьба, думаете, что она справится, ваше высочество?

Вряд ли та пони, которая всю жизнь работала с цифрами, сможет работать с народом, ведь кроме непосредственного управления ей нужно видеть всех насквозь, чтобы найти себе надёжных сторонников. Её друзей я в расчёт не беру – ясно ведь, что фермер, дизайнер, ветеринар, спортсмен и наркоман не смогут выжить в волшебном мире высшего общества. Политика это море грязи, в котором такие провинциальные пони просто утонут. Плюс нельзя забывать, что Твайлайт не единоличный правитель. В случае необходимости она третья в списке возможной замены Селестии, и, главное, если принцесса решит протолкнуть законопроект в обход парламента, ей нужно большинство голосов своего совета аликорнов. То есть, если солнечная принцесса решит что-то переделать на федеральном уровне, у неё с этим проблем не будет – Твайлайт и Кейденс за неё всегда.
Хотя… куда же она денется. Да и потом, как пишут в газетах, ничего ответственней махания гостям с расстояния не меньше сотни метров ей не доверяют. Кейденс же повезло больше – ей в приданое целый штат дали, пусть у него куча своих проблем.
— Судьба не всегда справедлива, — парировала принцесса вместе с моим ударом.
— Мы сами творим свою судьбу, а метка – лишь рисунок на крупе, — ответил я, отступив и начав ходить по кругу.
— С этим можно поспорить, — хмыкнула Луна, повторяя движения за мной.
— Ну ладно, — пришлось согласиться, — Кьюти марка определяет способности в какой-то сфере. Но как этими способностями пользоваться – выбор лично каждого, пусть…
Я запнулся и чуть не пропустил удар. Принцесса на секунду остановилась, чтобы дать мне закончить.
— Пусть тех, кто отклоняется от общепринятого правила «метка значит судьба» клеймят обидным нынче словом «маргинал».
А те, кто считает себя умнее других, иногда говорят «люмпен», пусть мало кто из них знает первоначальное значение этого слова.
— Правда? – искренне удивилась Луна, — В моё время это слово означало…
— …пони без чёткой принадлежности к какой-то социальной группе, — закончил я за неё, так как в это же время я перешёл в контратаку, и ей пришлось думать о сверкающей в опасной близости от её ног полосе стали, — Это было тогда. Сейчас это всё больше становится оскорблением.
— И кто же приложил к этому копыта?.. – риторически спросила принцесса.
— Это не Селестия, — снова удивил я её, от чего она осеклась и чуть не пропустила удар, — Это всё бизнес.
— Маргиналы плохо реагируют на товары и услуги, предназначенные для конкретных слоёв населения, что осложняет рекламу и продажу? – быстро поняла она, что я имею в виду, и нахмурилась, — Довольно низко.
— Такова цена за стабильность экономической системы.
— Поясните, мистер Пайпер, — кажется, это её задело. Или заинтересовало.
— За последние сто лет в Сталлионграде, обозначающим себя столицей социализма, деньги менялись, кажется, восемь раз.
— Читала об этом, — согласилась принцесса.
— А в остальной Эквестрии, которая там известна как источник капиталистической заразы, со дня вашего… — я на секунду запнулся. Не думаю, что напоминать о тысяче лет в безвоздушном пространстве будет хорошей идеей, — …вашей ссоры с сестрой, деньги не менялись ни разу. Даже инфляция не сильно съела их ценность.
Похоже, я всё-таки зря напомнил Луне о её изгнании – она нанесла несколько довольно злобных ударов, стараясь выместить ещё не забытую обиду. Пришлось немного разрядить обстановку.
— Например, вы можете купить мороженое на монеты тысячелетней давности из какого-нибудь своего тайника.
— А вы очень умны, мистер Пайпер, — улыбнулась принцесса.
— Я просто смотрю по сторонам и делаю выводы, — кивнул я в ответ.
Какое-то время мы рубились молча. Я постепенно составил полную картину её техники, но решил немного потянуть – нравится мне её голос. Глубокий такой. Хочу ещё немного его послушать.

— Скажите, ваше высочество, зачем это всё?
— То есть? – удивилась она. Уж не знаю, поняла ли она или всё ждёт, когда до меня дойдёт – за тысячи-то лет можно научиться управлять своим лицом.
— У вас есть всё, зачем же вам какой-то пегас с меткой плохого парня?
— Этого вы понять не смогли, мистер Пайпер.
— Нет, не смог, — согласился я.
Мне показалось, что левая сторона шеи Луна – мнимая слабая зона, но я всё-таки решил проверить и рубанул туда. Как ни странно, принцесса никак не отразила удар и не уклонилась. Тупленный турнирный клинок повалил аликорна и она добрый метр проскользила по полу.
— Ваша высочество! – воскликнул я, подбегая. Я протянул ей копыто, но она просто перевернулась на живот, и с грустным видом опустила голову на передние ноги. Недолго думая – такая уж работа, принимать решения надо быстро, я улёгся напротив неё.
— Потому что «ваше высочество», — вздохнула она, — Одна треть пони видят во мне только правителя, вторая – подхалимы, которым нужна моя власть или деньги. А для третьих я – объект поклонения.
— Я… об этом не думал, — признался я, приглаживая крылом сбитую ударом шерсть на её шее, — Получается, вы ищете себе друзей?
— Наконец-то догадался, — тихо буркнула она.
— Но почему я?
— Вы очень проницательны, мистер Пайпер, когда смотрите по сторонам, — принцесса подняла голову, — но на себя не обращаете внимания совсем.
— Ну… я иногда смотрюсь в зеркало, — попытался я свести всё к шутке, но она не обратила на это внимания.
— Вспомните нашу первую встречу.
— Ну, мы… — начал было я, но Луна продолжала.
— Вы говорили со мной без особого подобострастия…
Просто я говорил с ней так, как будто не я должен ей за приём, а она мне за ситуацию с Дискордом.
— …а потом без колебаний плечом к плечу пошли со мной в бой…
Я это умею, и потом, у меня метка на это тему. Нравится мне это.
— Вы не как прочие пони. Само ваше мышление не такое, как у большинства.
Мне на секунду показалось, что она раскусила попаданца и меня вот-вот отправят обратно. Как-то не хочется – я к этой жизни успел привыкнуть, да и ходить на четырёх ногах оказалось намного удобней. А ещё летать могу и, самое главное, большие подвижные уши.
— Не думаю, что я один такой, — потёр я копытом подбородок.
Принцесса посмотрела на меня с таким видом, как будто я сказал несусветную глупость. Мне даже стало на секунду стыдно за это – она же за столько лет жизни должна была всё повидать. Но Луна только улыбнулась и перевела тему.
— Вы отлично сражаетесь, мистер Пайпер. Прямо как супергерой, — в шутку сказала она и поднялась на ноги.
— Супергерои – отстой, — презрительно сказал я. После прочтения парочки здешних комиксов другого отношения к ним быть не может.
— Почему же? – удивилась она.
Я мог бы разразится гневной триадой, что, дескать, когда я лет десять провёл на ристалище, оттачивая каждое движение, такие пони научились тому же самому за секунды. Что положительные супергерои это целый склад дешёвого морализма, двойных стандартов и высасывания драмы из пальца. Что анти-супергерои бывают только двух видов – психопаты и идиоты. Если первые хоть как-то интересны или, хотя бы, забавны, то от вторых можно разбить себе лицо копытом.
Похоже, Луна только ознакомилась с появившимся незадолго до её возвращения комиксами и ещё не составила мнения на эту тему. Так что я решил немного ей в этом помочь.
— Вот представьте, что вы типичный зербийский супергерой…
В глазах принцессы загорелся задорный огонёк. Её рог окутался аурой и на ногах проявились очень милые белые полоски. С одного из окон слетела занавеска и обмотала её на манер плаща.
— …обладающий какой-нибудь суперсилой. Например... – как назло в голову ничего не приходило, — силой аликорна.
Луна рассмеялась от получившегося каламбура, но приняла игру.
— А вы мой верный помощник! – воскликнула она в пустоту, весело размахивая мечом.

— Чтить закон – смысл вашей жизни.
Она выпятила грудь вперёд и пафосно направила взгляд вдаль.
— А теперь неприятная ситуация, — принцесса выжидающе посмотрела на меня, — Преступник из Эквестрии, обвиняемый в убийстве, скрывается прямо у вас под носом…
— Схватить негодяя!
— …но в Зебрике он не совершил ничего плохого. По местным законам он чист.
— Тогда… выдать его Эквестрии? – кажется, Луна подрастеряла задор.
— В Зебрике нет экстрадиции. То есть попытка как-то выдать его будет прямым нарушением закона.
— Какая-то совсем не комиксовая ситуация, — приторно обиделась Луна.
— Ну ладно, вот попроще, — согласился я, — На ГЭС произошла авария. Всё вот-вот обрушится и надо решать – спасти десяток рабочих или город?
— Город, конечно. Всех не спасти, — не раздумывая, ответила она.
— А теперь вы говорите, совсем не как персонаж комиксов, — улыбнулся я.
— И что же тогда должен сделать настоящий супергерой? – спросила она, вешая занавеску на место с таким видом, как будто эта игра ей уже надоела.
— Попытаться спасти всех и в итоге не спасти никого. И очень грустить об этом, нагнетая драму, — думаю, напоследок надо свести всё к шутке, — А ещё надо обладать суперсилой, благодаря которой плащ не будет путаться в задних ногах. И обязательно носить исподнее поверх одежды.
Луна грустно вздохнула, разочаровавшись в ещё одном элементе нового для неё мира. Пришлось срочно переводить тему.
— Ваше высочество, я не думаю, что ваша дружба со мной – хорошая идея.
— Боитесь, что общество будет осуждать меня из-за вашей метки? – она указала на моё бедро, — или говорить о вас как о подхалиме?
Я и сам туда глянул. Кажется, я в последний раз плохо вычистил шерсть. Да и в перьях уже грязь начала скапливаться. Эх… как же я не люблю всякие косметические процедуры, но никуда от них не деться.
— Я не об этом, ваше высочество, — она выжидающе посмотрела на меня, — Друзей огорчать нельзя. А я смертен, то есть сильно огорчу вас, когда умру.
Она улыбнулась самой загадочной улыбкой из всех ей доступных. Неужели она задумала… нет, нет, нет! Я ещё помню все непечатные выражения, которыми покрывают единороги всё подряд, когда обо что-то ударяются рогом. Пожалуй, предпочту остаться пегасом.
Кажется, у Луны на меня другие планы. Надеюсь, она прислушается к моему мнению, мы же с ней уже друзья, верно?.. Вдоволь насмотревшись на меня, ожидающего чего-то ужасного, она весело рассмеялась. Кажется, меня разыграли. Наверно, у своей сестры научилась.
— За столько лет привыкаешь ко всему. Даже к смерти близких, — как-то неестественно спокойно сказала она, — Но они навсегда остаются в сердце.
Как лирично получилось.
— Ваше высочество, мне всегда было интересно, — осторожно спросил я, поняв, что она не станет делать со мной ничего плохого, и пора уже переводить тему, — Является ли принц Блюблад вашим прямым родственником или «племянник принцессы» это такой титул?
— Тоже хотите стать таким? – улыбнувшись, не стала Луна лезть за словом в карман, — Или вы думаете, что вы первый жеребец, который смог забраться на принцессу?
Действительно, что-то я много о себе возомнил. Только…
— Получается, он либо должен быть вашим сыном, либо у вас должна быть ещё одна сестра, ваше высочество. Да и как-то никогда не было новостей, чтобы одна из вас беременела.
— Тонкости родственных связей королевской семьи держаться в строгом секрете, — твёрдо сказала она, явно намекая, что подробностей не будет, а потом снова улыбнулась, — Вспомните, какого размера Селестия, а какого – новорождённый жеребёнок, мистер Пайпер. А теперь подумайте, сколько бы пони заметили лишнюю пару сантиметров на её боках, особенно с её любовью к сладкому?
Действительно, об этом я не подумал. Только насчёт одной подробности Луна всё-таки проговорилась.
— Я не ожидала, что вы поинтересуетесь именно этим, мистер Пайпер, — нарушила она затянувшуюся паузу.
В общем-то, мне было интересно только это – об остальном написано в книгах.
— А что бы я мог ещё спросить? – мне самому это стало интересно.
— Например, как нам с сестрой ещё не надоело править за тысячи лет или что-то вроде этого.
— Я бы очень разочаровал бы вас таким вопросом, ваше высочество. Власть, особенно такая безграничная, как у вас, не надоест никогда, — я знал, о чём я говорю, пусть у меня в подчинении всего пятеро, а не целая страна, да и самой власти поменьше.
Она в уважении чуть склонила голову и, как будто внезапно об этом вспомнив, достала буквально из ниоткуда небольшой медальон в виде полумесяца.
— Возьмите, мистер Пайпер, — она повесила мне его на шею. Я сразу опустил голову и немного покачался из стороны в сторону. Прикольно звенит, — Как символ нашей дружбы.
Чёрт, мне же нечего подарить в ответ. Правда, я могу дать ей большое маховое перо. Хотя нет, не могу – они мне ещё нужны.
— Пойдёмте, мой маленький пони, буря уже заканчивается.
— Я не маленький, ваше высочество! – в шутку возмутился я, — Я всего на линию ниже вас.
На самом деле я немного лукавил. Любая система, которая обещает что угодно, кроме того, что придётся рвать жопу, чтобы чего-нибудь добиться, для меня всегда будет одной из частностей популизма. Но я не могу не уважать сталлионградцев за то, как они провернули свой социализм хотя бы потому, что там на мою метку не обращали внимания совсем.
Это в остальной Эквестрии пони – личность. В Сталлионграде это винтик огромного государственного механизма, в котором кто угодно может быть кем угодно – правила «метка – судьба» нет. Из этого страшно-окольными путями вытекает куда лучшее, по общественному мнению, образование. Кьюти марка редко когда даёт широкую специализацию, а так как она – не только прикольная картинка на жопе, но и некоторые наклонности, в Эквестрийских вузах учат строго согласно ей. В Сталлионграде же учат с самого начала и всему-всему, и нужно прикладывать немаленькие усилия, чтобы научиться тому, к чему нет склонностей или они выражены не слишком ярко.
Например, ни у кого из выпуска не было метки на авиационную тематику. Я, если раньше и обращал на это внимание, то уже забыл. Даже когда рекомендовал к отчислению, не думал об этом. Поэтому, когда нас, как потом окажется, собрали вместе в последний раз, я ушёл в свои размышления.
— Смирна! – скомандовал декан, — Поздравляю вас с успешным окончанием сталлионградского университета гражданской авиации! Теперь подходим по вызову за дипломами!
Я аж опешил. Что, уже? Получив заветные красные корочки, я с удивлением обнаружил отметки о сдаче предметов, которых у меня не было, и дипломной работы, которую я не писал. Неужели опять розыгрыш?
— Командиры, шаг вперёд! – вышли трое, — Вам выпала возможность самим решить, где провести пару лет отработки и, возможно, остаток своих дней. На выбор предлагается Кантерлот, Сталлионград и север.
— Кантерлот! – хором воскликнули остальные двое, да и стой из экипажа нашёптывал сзади то же самое. Взгляд присутствующего замполита, казалось, вот-вот прожжет в них дыру.
— А ну заткнулись! Первым выбирает Пайпер.
Две трети шёпотом пытались меня отговорить от столицы, а одна – наоборот. Разве что я не слышал голоса Найт – она примет моё решение, каким бы оно не было.
Воистину отличный выбор. Отправиться к тем, кто вне зависимости от моих поступков будет смотреть на метку, или остаться у тех, для кого я кусок мяса с набором навыков?
— Север, — спокойно сказал я, и опустилась поистине гробовая тишина.

Гармония

Конечно, все пытались отговорить. Ещё бы – лучший из выпуска, первопроходец и всякое такое, и тут вместо того, чтобы улыбаться всему миру с агитационных плакатов, хочет отправиться поближе к северной точке недоступности. Но в своём решении я был уверен. Раз я не могу сломать основу мира, преследующую меня с получения кьюти марки, то просто сбегу от неё. Север же почти не заселён, значит жить придётся в небольшой группе, где будет намного легче доказать, что я отдалён от метки настолько, насколько это возможно, не срезая её.
Пока согласовывали назначение, наконец, смог слетать домой, в Клаудсдейл. Не был там с того момента, как полёты начались. Сначала постоянные вылеты, чтобы отлетать положенные учебные часы, потом – чтобы показать всем, на что такая техника способна. Да и всякая мелкая помощь в организации воздушного движения и составления нормативных актов на основе опыта первых пилотов не позволила сделать это раньше.
Никогда ещё не видел родной город из кабины. Огромное многоуровневое облако, накрывающее тенью наземную часть, кажется каким-то нереальным, если смотреть с такого ракурса и не махать крыльями. Найт же, кажется, это зрелище совсем не впечатлило. Её больше волнует то, что своеобразные лоцманы, которые будут отгонять зевак от вертолёта, где-то задерживаются, а уже зажглась предупредительная лампочка, что топлива осталось на двадцать минут. Прилетели они точно в тот момент, когда первых любопытных чуть не засосало под винт. А то бы пришлось машину отмывать.
Механикам пока придётся пожить в вертолёте, ибо у Корди так и не получилось сотворить заклинание хождения по облакам. Если мои познания в магии мне не изменяют, то тут дело в количестве проходящей через его рог магии – он же хирург, а там её надо совсем чуть-чуть, на тонкий телекинез. Или просто он был пьян во время каждой попытки.
До дома я шёл на своих четырёх. Привык за столько лет вместе с земными пони и единорогами, что им не шибко нравиться смотреть на собеседника снизу-вверх, когда возможно иначе. Сердце наливалось теплотой от вида чётко летающих в плотных потоках воздушных магистралей пегасов. Клаудсдейл же единственный город в Эквестрии, где строгие правила воздушного движения никто даже не думает оспаривать. Все знают, что воздух это не свобода, а ещё больше правил. Столкнувшиеся на земле пони это, максимум, синяк. Невнимательные же или нерасторопные пегасы – завсегдатаи травмпунктов и больниц, специализирующихся на лечении крыльев. А зачастую и клиенты моргов. Только постоянно попадались всякие сердобольные, считающие, что раз пегас идёт, то ему нужна помощь.
Мать встретила, как и подобает, очень тепло, но с каждой минутой дома я понимал, что уже очень сильно отдалился от этого места. Конечно, в её мире алчности, разврата и чревоугодия она для меня всегда сможет найти место, только не нужно мне это. Даже сдувание пыли с корешков моих детских книг по теории авиадвигателей, аэромеханике и сопромату не пробудило никакой ностальгии, заставившей бы меня остаться. А уж её намёки, что профессиональную лётную подготовку, как ту, что в академии Вондерболтов преподают, могут признать высшим образованием на федеральном уровне, тем более. Мне аж со средней школы надоели разговоры, что пегасы должны летать, единороги – колдовать, а земные пони – пахать. Нахрена, спрашивал я в таких случаях, в конституции закреплена свобода деятельности, если ей пользоваться нельзя? Почему я должен включать махание крыльями в свою профессиональную деятельность, только из-за того, что они у меня есть? Наверно, дело в том, что хоть Объединение Племён и сделало пони равными юридически, они не желают быть такими фактически.
Я решил сходить к Найт, может быть у неё веселее. Люблю я тот район хотя бы за умеренно подобранные цвета зданий, то есть ничто не пытается ни выжечь мне глаза ослепительной белизной, ни заставить их вытечь от безумных расцветок. Да и само общество фестралов мне всегда нравилось, особенно из-за своей слаженности. Как будто каждый буквально чувствовал каждого, даже если они познакомились день назад. Это не горячие пегасы, которые так же легко встречаются, как и расстаются – ночные пони крепко держатся друг за друга не то, чтобы в семье – во всей расе. Правда, с этим в тот раз возникли некоторые трудности.
Он бы не из Клаудсдейла, Кантерлота или Сталлионграда – я видел его в первый раз. Судя по нетипичному говору, скорее всего, из Мэйнхеттана. Когда я подошёл, он во дворике дома-колодца разговаривал с Найт. Судя по её виду, он ей надоел уже давно, но пока не настолько, чтобы применять силу. Что же, я не настолько миролюбивый.
— Это и есть твой особенный пони? – спросил он у неё на фестральем, — Я думал, у него на крыльях будет поменьше растительности.
Я решил с ним поиграться и сделал вид, что не понимаю его.
— Всё нормально? – спросил я у Найт на Эквестрийском, сделав незаметный жест крылом, который мы на тренировках по ближнему бою использовали, прося подыграть.
Она недовольно на меня посмотрела. Похоже, я недооценил степень её недовольства, и она уже готова переходить к насилию. Возможно даже по отношению ко мне, раз я не вовремя решил веселиться. Правда, она не может – традиции фестралов запрещают хозяину проливать кровь гостя в доме. Хорошо, что разборки гостей с гостями они не предусматривают.
— Значит так, — сказал я надоедливому фестралу на его языке, глядя прямо в глаза, — Давай договоримся. Ты по хорошему отваливаешь, а я не стану заталкивать тебе в жопу твой же хвост. Как идея?
— Дерзкому пернатому давно не чистили морду? – с ухмылкой спросил меня он, угрожающе расправляя крылья. Недовольный говорок случайных зрителей показывает, что окружение, всё-таки, за него.

Ой, дурак… В «ближнем бою» перво-наперво учат в первую очередь беречь крылья и не распахивать их не по делу – в случае необходимости от адреналина распахнуться сами. Похоже, наш новый друг занимался чем-то пегасьим, а те стили часто даже самой драки не предусматривают – только различные угрожающие позы и жесты. Говорят, на улице иногда помогает, но, по-моему, подкованное копыто лучше.
— Как думаешь, скоро ли твоё тело найдут на дне Каудсдейльского водохранилища? – спросил я, подходя к нему вплотную.
— Не раньше, чем твоё, — ответил он, чуть опуская голову.
Как здорово – у нас здесь пони, который драки не боится, но драться не умеет. В его движениях есть и техника и задор, но нет свирепости – её вытравляют с первых занятий пегасьих боевых искусств. Кажется, это будет избиением младенцев. Боковым зрением я заметил, как Найт возбуждённо замахала хвостом, явно жалея, что не может сама поучаствовать.
Стороннему наблюдателю дальнейшее показалось бы сплошным смазанным пятном. Я бью ему лбом в нос, он сразу же немного подлетает, хватаясь ногами за источник боли. Из глаз начинают литься нормальные, для таких попаданий, слёзы – он частично ослеплён. Теперь один рывок крыльями, захват за шею и я валю его на спину. Ну и напоследок абсолютно не техничное, но очень унижающее движение – придавить ногой перепонку крыла. Вообще, надо ломать кости или суставы, но мне вдруг захотелось его проверить – станет ли он продолжать бой с, как оказалось, более сильным противником, отстаивая честь, достоинство и прочее, или сдастся?
Одно из главных заблуждение земных пони и единорогов – что облака мягкие. На самом деле они такие не все. Здания и дороги делаются из специального типа, твёрдого, как бетон. Правда, первые с внешних сторон ещё покрываются слоем мягких, чтобы незадачливым летунам было сложнее разбиться, но последние даже выглядят, как ровная поверхность. Именно на такие я проложил этого фестрала.
Он начал трепыхаться, что я аж зауважал его – немного кто пойдёт до конца, практически, за ничего. Только веселье оборвалось голосом с балкона.
— Йоахим, ты же знаешь, нельзя бить гостя в доме.
— Это всё-таки ваш дом, а не мой, — чуть склонил я голову в приветствии, отпуская противника.
— Для любого, верящего в ночь, будет честью разделить с тобой кров.
Вслед за этим послышались согласия. Много голосов, в том числе и незнакомых, которые секунду назад были против меня. Только вот зачем они все вышли сюда и зовут остальных? Ни я, ни Найт, вроде как, не являемся какими-нибудь национальными героями.
Постепенно я чувствовал на себе всё больше глаз с одинаковым вертикальным зрачком, которых объединяло ещё и то, что они были направлены мне на грудь. Я и сам туда глянул. Похоже, та висюлька, что мне Луна дала, выбилась из-под рубашки во время драки.
— Выручай… — шёпотом попросил я Найт. Конечно, мне не впервой быть на виду, но, то была рутина типа выступлений на лекциях и опозоривания перед строем. Здесь же, такое ощущение, что они все ждут от меня чего-то великого.
Как же я все-таки люблю эту кобылку – ей одного недовольного взгляда хватило, чтобы все деликатно разошлись, пусть внимание на меня уменьшилось ненамного. Теперь стоит найти старожилу, она всё разъяснит. Кажется, недавно отмечали её девяностолетие. Или это было десять лет назад? Плохо, всё-таки, помнить всю свою жизнь – события постоянно путаются и смешиваются.
Из лекции по истории, которую я слышу аж в третьей версии – сначала была в школе, потом – в университете, я понял, что принцесса мне дала не что иное, как Знак Луны. До своего изгнания она отмечала такой штукой пони, пользующимся у неё особым доверием. Странно, я же с ней всего разок, в купальнях… ну, и сразился плечом к плечу. А ещё смог победить её в честном бою. Неужели новый для неё мир показался ей настолько отвратительным, что она уцепилась за меня так легко? Или же ей нужно что-то ещё?
Был трагически потерян ещё один двадцать шестой. Какие-то мелкие твари атаковали аэродром и, как бы это странно не звучало, съели вертолёт вместе с ангаром. Выяснять источник и искать выход в опыте других штатов времени не было – была опасность того, что эти твари перекинутся на резервуарный парк. А это не только экономические потери от разлива топлива, но и недобрые разговоры с природоохранными ведомствами, которые всё ещё держат монополию.
Абсолютно случайно удалось установить, что насекомых-пожирателей привлекает оркестровая музыка. Решение пришлось принимать старшему ГАшному офицеру, находящемуся в тот момент поблизости, то есть мне. Вариантов задержания мне в голову не пришло – раз они смогли съесть титановый редуктор, то с любой клеткой будет то же самое. Пришлось использовать, наверно, самый лучший инсектицид.
Бензин, керосин, гудрон или алюминиевую пыль и примитивный радиовзрыватель, сделанный из радиостанции, на аэродроме найти несложно. Плюс топливники, при поддержке снятых с рейса мастеров взрывного дела из горного института, смогли намутить в своей лаборатории контроля ГСМ полкило гексогена. Тонкости произошёдшего зачем-то засекретили, но по секрету скажу, что жидкость мы подрывали взвешенной в золь, а растворённый в ней порошок был в состоянии мелкодисперсного вещества. Так что эти вредители-пожиратели больше не представляют опасности ни для Сталлионграда, ни для Эквестрии. А получившийся кратер ещё долго использовался как пожарный водоём.
Очень пригодился «Полёт Валькирий». Не только как приманка, но и как средство поднятия духа – любое действие приобретает героический оттенок, если делать его под эту музыку.
Расследование показало, что рой этих насекомых, называемых «параспрайты», уже давно путешествует по стране, но вместо того, чтобы решать проблему, регионы просто сваливают её на других. Так как разрушения, в основном, незначительны, широкой огласки эти случаи не получают. Думаю, даже Кантерлот не в курсе.
Миролюбие пони в данном случае играет против них. Из двух видов вариантов – негуманных и неэффективных, они предпочитают вторые, думая, в первую очередь, о себе и своей совести. Но интересы общего дела важнее собственных, так что кому-то решение принимать всё-таки придётся. Начинается сваливание его друг на друга, пока не найдётся такой же ленивец как я, которому проще сделать самому, чем выискивать, кому бы передать дальше.
Два двадцать шестых предполагалось передать сталлионградской авиакомпании «Аэрофлот», ещё один – в кантерлотское отделение МЧС. Так как один из вертолётов съели, а крайний север – неприоритетное направление и вообще введённое в воспитательных целях, мой план по сбеганию от всего мира немного отложился.
После неудачи с лордом Тиреком, репутация вертолётов, как спасательного средства, была немного подмочена. Так что руководство сразу схватилось за первый попавшийся инцидент.

Суть – три пустобоких кобылки отправились в лес. Уж не знаю, ягоды собирать или искать кьюти марки, но они умудрились заблудиться. Тревогу подняли вечером того же дня, и все машины, которых было уже двадцать восемь, отправились на поиски. Мы не только участвовали конкретно в поисках, но и несли десант из добровольцев. Нашли быстро – даже баки не выжги, ещё до захода солнца. Пусть это были только плохо обглоданные кости, операцию можно считать успешной.

Многие извлекли из этого случая свои уроки. Кто-то решил поднять шум на счёт просвещения населения по поводу опасностей леса. Некоторые пошли дальше, и возродили бурления по поводу совершенствования школьной программы – те движения, которые начались после Клаудсдейльской авиакатастрофы, к этому времени уже завяли. Кто-то узнал, как можно улучшить принципы поисково-спасательных операций с применением авиатехники. Я вот понял, чего, по-моему, не хватает Эквестрии – унитарных боеприпасов.
Конкретно – одной из их частностей, парашютных сигнальных ракет. Если популяризировать ракетницы, то можно не только неплохо заработать, но и спасти немало жизней. Пусть «проект» был изображён на салфетке без использования линейки, а конкретно разработка будет вестись в вертолётном КБ, небольшой разговор на эту тему с Луной, и она пообещала поспособствовать развитию.
Это ведь полезно с двух сторон. С земли лесу хрен поймёшь откуда шум идёт – звук от деревьев отражается. Сверху тоже найти проблематично, особенно если спасаемый тёмных цветов, дело происходит в потёмках или нет сигнального костра.
Конечно, первое время будут травмы и неприятные инциденты, как, например, неразумные пони, использующие сигнальные ракеты как фейерверки, но постепенное повышение культуры обращения с настолько же нужными, насколько опасными предметами сведёт их на нет. А чертёжи автомата Калашникова я сжёг – этому миру такие изделия не нужны.
Попытки всех вокруг отговорить от крайнего севера конкретно разговорами не ограничивались. «Пайпер-2» стали назначать на рейсы только в лучшие города Эквестрии, подальше от чадящего трубами Сталлионграда и любых признаков глуши. Одним из таких стал перелёт в Бэлтимейр с какой-то очередной крайне важной делегацией. У нас как раз подошли работы по сто-часовому регламенту, так что у меня появилась возможность поглядеть на что-нибудь, кроме вертолёта.
Если туристический путеводитель не врёт, то в этом городе находится крупнейший в Эквестрии исторический музей, так что я, не раздумывая, отправился туда. Прямо от касс, где я с удивлением узнал, что в этой части мира никаких скидок по почти не подделанному для продления на лишний год студенческому билету нет, я якобы случайно встретил старую знакомую. Найт же такие места не любит – уж слишком там много упоминаний того, чем фестралов с рождения учат не гордиться.
Я бы не узнал принцессу, если бы не её фирменное «мистер Пайпер» — внешность её была изменена под простую пони. Навязавшийся со мной Корди сначала попытался распушить на неё хвост, но один её взгляд дал ему понять, что она не так проста.
Конечно, у меня в голове сразу родился план, как выведать из первых рук все секреты Эквестрийской истории – не зря же музей такой.
— Ваше высочество… — начал было я, на принцесса меня недовольно остановила.
— Не так явно, мистер Пайпер, прошу вас.
— Может, познакомишь? – встрял Корди.
— Луна, — улыбнувшись, опередила она меня, зная, что я шутки ради придумаю ей какое-нибудь очень глупое имя, совершенно ей не подходящее, — Прямо как принцесса.
— Вы рады знакомству, бла-бла-бла и всякое такое. Может Луна, которая совсем не принцесса, поможет в нашем споре?
Она посмотрела на меня с недовольством, а Корди – с удивлением. Но разговор сам собой не разговорится, так что пришлось прервать неловкую паузу.
— Этот рогалик и раньше посматривал на Найт, но в последнее время стал делать это исподтишка, как будто стесняясь.
— Да не засматриваюсь я на твою особенную пони, — начал оправдываться он, но я продолжал.
— Говорю, если хочешь – подходи и бери, мне не жалко. Но он упёрся в какую-то хрень типа верности и только смотрит.
— Это нормально, — согласилась с Корди Луна, — Единороги обычно хранят верность только одному партнёру, стараясь даже не смотреть на «чужих».
Вполне объясняет то, что единорогов меньше всего. Только…
— Но учитывая, что он, разменяв полтинник, так и не нашёл себе особенную пони, а под ним побывало пол университета, то можно сделать вывод, что… — я сделал драматическую паузу, глянув на сразу стушевавшегося Корди, — он её просто боится.
— Я, пожалуй, пойду, — поняв, что он несколько опозорен, и ему уже ничего не обломиться, единорог поспешил удалиться.
Нет, он бы сам так не поступил. Похоже здесь дело чьего-то скрытого личиной рога.
— Зачем же так? – с напыщенной обидой спросил я.
— Нам лучше говорить наедине.
— А я хотел выведать у вас все секреты Эквестрийской истории, угрожая раскрытием.
— Думаете, у меня были бы от вас секреты?
Конечно. Я уже хотел было выдать неудобный вопрос, но Луна, заметив это, быстро сменила тему.
— Он ничего об этом встрече не вспомнит.
— Тогда идёмте, ваше… Луначество, — проверить, докуда может зайти эта дружба, вполне разумно, но, учитывая, что она не только соправитель, но ещё и бог этого мира, надо вести себя осторожней, — Так, почему же, всё-таки я?
Спрашиваю у неё это каждый раз, и каждый раз она умудряется уйти от ответа. Но, думаю, в этот раз всё получится. Луна промолчала, когда мы входили в первый зал. Они располагались с конца, то есть с настоящего в прошлое, и первым была новейшая история.
— Из-за авиации, — вроде как честно, ответила она.
Вот как. Сейчас она, конечно, знает, кто автор такого скачка вертолётостроения, но когда мы только познакомились, я был всего лишь студентом, приехавшим клянчить из казны денег.
— Так… почему же, всё-таки, я? – снова спросил я, только в этот раз добавив, — Есть же пони с положением куда выше моего.
— Но им снятся не вертолёты, а пенсия и возвращение потенции, — довольно презрительно ответила Луна, — Мне нужен тот, кто может влиять на эту отрасль, но не слишком заметный.
Странно, что она так открыто призналась. Либо она думает, что я добровольно приму свою роль, либо сотрёт память, как Корди. Да и не самый я незаметный, честно говоря. Особенно учитывая, к зелёным попала пара спецификаций на Ми-2, и они объявили награду в сто тысяч бит за некого пони по фамилии Рок. Говорят, тёзкам моего псевдонима крепко досталось. Интересно, какое место я занимаю в её игре? Надеюсь, что хотя бы пешка, а не просто пылинка, прилипшая к одной из фигурок.
Есть ещё одна недоговоренность. Если она меня просто вербовала в какую-то свою секретную службу, то к чему такие сложности? Можно же было просто действовать через самую близкую мне пони, которая, кстати, Луне поклоняется. Им обоим я вряд ли хоть в чём-нибудь бы отказал.
— Раз уж мы заговорили об этом, — снова перевела она тему, — Как вы думаете, какое будущее ждёт эту отрасль?
— Из того, что мы увидим вместе, или только вы? – пошутил я про её бессмертие, но она не оценила, — Если когда-нибудь решат проблему генерации магического заряда при сверхбольших оборотах зачарованных элементов, то что-нибудь да получится. Но, надеюсь, не такое.
Я указал на один из перспективных проектов. Один из немногих на этой экспозиции, который не прошёл через меня. Эту штуку можно описать как огромную фасолину, к которой прикрутили подвижные мотогондолы. Самое странное в этой штуке, после уродской схемы шасси, конечно, была силовая установка. Суть в том, что она как топливо использовала внутреннюю магию пегасов, усиленную проектным энергетическим элементом, работающим, как ни странно, тоже на магии.
— Решили же как-то на первых сериях Ми-26, — хмыкнула принцесса.
А мне казалось, что она заинтересовалась авиацией настолько, что изучила вопрос более детально. Хотя бы магические основы объяснять не придётся, а то я сам не слишком их понимаю.
— С момента передачи проекта в КБ до первого полёта прошло четыре года, — начал я экскурс в историю, — Из них восемь месяцев проверяли и строили прототип. Остальное время потратили на разработку зачарования.
— Хотите сказать, что три года было потрачено только на одно заклинание? – удивилась она.
— Ага, — кивнул я, — Причём оно предназначалось для одной только втулки главного редуктора. А теперь подумайте, сколько времени займёт разработка планируемого количества зачарований на какую-нибудь такую фигню.
Я указал на какую-то штуку, которую иначе как «летающий автобус» назвать нельзя, которая, кстати, работает по тому же принципу, что и «фасолина». Причём пилот-пегас должен будет управлять ей в упряжи, эдакий летающий рикша.
— Пока я жив, строить будут мои машины, — продолжил я, — А по заданному вектору не-магического вертолётостроения с уже готовой монополией – ещё лет сто.
— Монополией? – недовольно спросила Луна, — До королевского двора эти сведения не дошли.
— Это я утрирую. Но монополия будет, это уже точно. Все машины идут либо Аэрофлоту, либо госслужбам, лицензию на производство никому не продают, а для пассажиров мои машины куда привлекательней прочих.
Правда, их практически нет, но не суть.
— Поясните последнее, — приказным тоном попросила она.
— После инцидента с Тиреком пони сторонятся зачарований, а мои машины полностью механические. Конечно, через пару лет всё забудется, но будет уже поздно. Да и потом, такие агрегаты можно справедливо называть «расистолётами».
От сепарации по расовому признаку в законодательстве избавились давно, и даже закрепили это. А тут некая машина, пилотировать которую могут представители только одной расы. Формулировки этих законов часто получаются очень глупые. Например, в правилах воздушного движения слово «пегас» заменили на «пони». То же самое с единорогами и их магией. Весь прикол в том, что в разговорной речи словосочетание «земные пони» сокращается до второго слова. Таким образом, можно в шутку сказать, что законы есть только для земных пони.
— Как бы это грязно не звучало, расизм – неотъемлемая часть общества, — спокойно сказала Луна.

Вот как. С этого места поподробней.
— Здесь надо вставить пояснение, — начал я, поняв, что это не драматическая пауза, а она просто высказалась.
— Когда подросток достигает заложенного природой возраста, когда уже может начать жить самостоятельно?
Опять этот преподавательский тон, как будто все знания есть, только надо их собрать.
— Пегасы – к четырнадцати. Фестралы и земные пони – к шестнадцати. Единороги – к восемнадцати.

К чему она?
— Пони – существа стайные. Поэтому имеют привычку перенимать поведение друг у друга.
Занятно…
— Типа дурное влияние вырастающих раньше?
— Не только.
То есть ещё проблема в стареющих раньше? Мог бы и сам догадаться. По биологии же проходили, что у пегасов самый низкий, по отношению к остальным расам, срок годности. Типа организм не предназначен для тех возрастов, до которых доживают современные крылатые пони. Ну а дальше тяжёлый возрастной кризис, когда сначала заканчивается период действия социальной роли, а потом и вовсе аппаратное обеспечение нервной системы полностью вырабатывает свой ресурс. Это происходит в основном из-за того, что у прочих пони две пары конечностей, а у пегасов – три, то есть нагрузка на ЦНС куда выше. Конечно, в школе прямо не говорили, что годам к пятидесяти я впаду в депрессию и сложу крылья над бездной, но догадаться можно было.
— И расизм в законодательстве помогал это сдерживать?
— Именно. Избавившись от него, Селестия сделала только хуже, — принцесса вздохнула, — Как и всегда.
Опа. Простой разговор, коих было множество, приобретает интересные оттенки. Кажется, у меня появляется компромат на солнцеподобную.
— Но как же тогда Эквестрия не скатилась на гавно? – удивлённо спросил я.
— С помощью неявной территориальной сегрегации.
Так вот почему в Кантерлоте так много единорогов, а в Сталлионграде – земных пони. Сюда можно приплести и Клаудсдейл, но там всё немного по-другому.
— Только в чём суть?
— Вся суть в гармонии, — просто ответила она, чуть улыбаясь, глядя, как на моём лице постепенно поступает просветление.
Царственные сестры поддерживали гармонию, пока правили вместе. Не мир и довольство, а именно гармонию. То есть младшая в истории этого мира является тёмной стороной, а старшая – светлой. Избавившись от Луны, Селестия похерила гармонию, сделав дисбаланс на сторону добра, ибо она по-другому не может. Похоже, основная проблема истории моей жизни выходит на новый уровень.
— И часто так? – наверно, главный вопрос, который нужно задать.
— С самого начала, — грустно вздохнула Луна.
Интересно… интересно, что же считать началом. По некоторым теориям сёстры-аликорны есть основа всего. По другим же – простые постоянно сменяющиеся пони под личинами.
— Так что же взять за отправную точку? — спросил я, — ваше изгна… то есть, ссору? Заточение Дискорда? Объединение племён?..
— Последнее, — просто ответила она.
Хорошая мысль, как раз пришли на экспозицию на эту тему. Принцесса с ностальгией оглядела витрины и стеллажи. На её лице отразилась снисходительная улыбка, когда она увидела не соответствующие действительности предположения о жизни и быте пони тех времён.
А ко мне пришла сторонняя мысль. По официальной версии истории Эквестрии, расизм в законодательстве становится достоянием этой же самой истории с Объединения Племён. Вкупе с новыми сведениями, то есть что сёстры-аликорны начинаются именно оттуда, а сегрегация была устранена Селестией, можно предположить, что официальная версия врёт. То есть, без одобрения Луны солнцеподобная бы такое провернуть не смогла. Получается, что временам равенства и братства не более тысячи лет, но даже если так, столетия – это очень много, можно что угодно под себя провернуть. Уже отсюда получается, что Селестия применяла неэффективные меры до тех пор, пока окончательно не пропустила момент, когда нужно начинать применить негуманные. Зачем – я могу только предположить, что она хотела сделать Эквестрию «светлой» утопией. Типа показать своей менее миролюбивой сестре, что между словами «мир» и «гармония» можно поставить знак если не равенства, то, хотя бы, следствия.
— Кажется, надо начать с самого-самого начала, — осторожно предложил я, стараясь не слишком грубо сбивать её взгляд на тысячу ярдов, — Откуда же взялись сёстры-аликорны?
— Думаю, я не слишком вас удивлю, что из чрева матери, мистер Пайпер, — с улыбкой ответила она.
Чего-чего, а этого я ожидал меньше всего. То есть, они не некие божественные сущности, а простые пони, пусть очень могучие и бессмертные? Если бы здесь была Найт, её мир никогда бы не стал прежним.
— Меньше всего вы ожидали услышать именно это? – усмехнулась она.
— В общем-то да… — протянул я.
Вопросов было слишком много, чтобы зацепиться хотя бы за один. Какая у них разница в возрасте? Из каких они земель? Сколько им вообще лет? Они – плод эксперимента или естественнорождённые? Если второе, то кем были их родители? Их бессмертие – врождённое или приобретённое?..
— Не стесняйтесь, мистер Пайпер, — мягко сказала Луна, видя, как я замешкался.
— Сколько вам лет?
— Мистер Пайпер, это не тот вопрос, который следует задавать даме, — с напускным возмущением ответила она, но, увидев, как я недовольно нахмурился, уклончиво ответила, — Много.
— А просили не стесняться, — это во-первых, а во-вторых, — И говорили, что у вас секретов от меня нет.
— Второе было о вопросах истории, — колко заметила она.
— Ну… — протянул я с намёком.
Принцесса недолго посмотрела на меня, а потом тихо, чтобы не отвлекать других посетителей, рассмеялась.
— Кошмарный сон любой кобылки – чтобы её возраст становился вопросом истории.
Как я сразу об этом не догадался. Хотя она, наверно, уже привыкла к моим бесконечным, и иногда неуместным, шуткам про её бессмертие.
— Так, всё-таки, сколько? – снова начал я.
— Не меньше, чем сестре, — уклончиво ответила она.
Странно, что она ответила именно так.
За этой беседой мы и не заметили, как прошли весь музей, и пришло время расставаться.
— Мистер Пайпер, — обратилась она, как только я приобнял её крылом на прощание, и тихо прошептала, — Мы близнецы.
Что?!
Как единственный конструктор двух совершенно разных вертолётов, я был широко известен в определённых кругах. Ну как известен – многие знали, что такой вот я существую, но это считалось легендой, чтобы было на кого в случае чего свалить вину, как бы это странно не звучало. Личность же была открыта только двум пони. Мы с ними виделись раз в пару месяцев без меток и галстуков, в кафе. Обсуждали перспективные проекты и модификации. Место это было в окружении чуть ли не десятка конструкторских бюро, многие сотрудники которых приходили туда на обед. Иногда не отрываясь от работы, так что вид разложенных как на столах скатерть чертежей не считался чем-то необычным.
Филлидельфия, как один из самых богатых и привлекательных для туристов регионов Эквестрии, была крайне заинтересована в новом виде пассажироперевозок, так как нагрузка на их железнодорожную сеть была критическая, а морские и речные порты уже приходилось развивать в воду. Однако моё предложение использовать для этого самолёты отвергнуто ещё до того, как я его озвучил.
Современная Эквестрийская медицина может вытянуть с того света кого угодно – я и сам тому пример. Но сейчас это оборачивается боком. Высокая рождаемость против низкой смертности привела к чрезвычайному росту населения, что в свою очередь – к росту городов. Аэродромам нужно много места, а окраина слишком быстро становится центром. Растут цены на землю, повышается стоимость содержания аэродрома. От этого зависят цены на авиаперелёты – если они будут слишком высокими, может снизиться их популярность и замедлиться рост отрасли. А когда она не развивается, компании не покупают новую технику, что во вред идёт уже мне, так как я получаю деньги не только за два вертолёта, но и за многие технические решения, используемые в них. Поэтому – только вертодромы. В основном, потому что они меньше места занимают. Ну и всякие мелочи, например, что самолёты нужно эвакуировать при угрозе затопления, а вертолёты – как только вода полностью клиренс заполнит.
Решение тем двоим показалось, как и всегда, безумно оригинальным. Пусть, как мне кажется, они и сами когда-нибудь дошли до поперечной компоновочной схемы. Догадались же до синхроптера, пусть это решение посчитали глупым. Оно и понятно – если раньше фантазия конструкторов ограничивалась размерами кульмана, то теперь она была очень расширена зербийским кокаином. Многие действительно интересные решения забраковываются, а их создатель отправляется на лечение. Я изобразил им В-12. Это были только наброски общих планов, но я уверен, что обычная для проектировщиков гигантомания, вкупе с довольно размытыми требованиями филлидельфийцев, даст проекту необходимый запас живучести для начала серийного производства.
А сама машина будет покруче, чем в прошлый раз – вместо Д-25 на неё поставят модернизированные Д-136. Так что авиадвигательное подразделение двести сорок седьмого завода скоро разбогатеет – по четыре же двигателя на машину пойдёт.
Эквестрия скоро будет перенаселена, пусть природные явления как могут стараются прореживать ряды пони. Правда, частенько виновата их собственная тупость, как, например, случаи у предгорий, где неразумные подростки, насмотревшись, как взрослые управляют погодой, решают начать весну на месяц раньше, и на них сходит сель, если не оползень. Без войн, репрессий и геноцида лишь мать-природа может хоть как-то помочь пони в том, от чего они, с подачи Селестии, отказались. Как говорится, благими намереньями выстлана дорога в ад, а в данном случае это путь огромного государства. Золотой век тысячелетнего селестелианского рейха подходит к концу, и мне остается только надеяться, что я умру или погибну раньше, чем эта система рухнет прямо на голову.
В один прекрасный момент я понял, как же я устал. Так что я, наплевав на всё, в лоб сказал начальству, что либо отпуск, либо разложу машину, уснув за штурвалом. Дали две недели, одну из которых придётся провести в поезде – от Сталлионграда до нужного места трое суток ехать. Однако бездельничать не получится – в нагрузку торжественно вручили журналы регламентных работ на проверку.
Наконец-то появилась возможность хоть как-то потратить деньги. Первым доедем до Филлидельфии, там, на недельку, в самый роскошный отель, где буду только жрать и спать. Если вдруг надоест, то наконец-то научусь плавать. Механики останутся в Сталлионграде, Корди высадится в Кантерлоте, через который идёт поезд. Так что только я, Найт, море алкоголя и святое безделье.
За окном мелькал типичный пейзаж для средней полосы ранней весной – на голых деревьях уже начали появляться молодые листочки, фермеры потихоньку засеивают поля, с юга возвращаются птицы… а я всё больше понимаю, что те, кто заполняют журналы плохим почерком попадают в ад без очереди. Я даже не понимаю, что передо мной – техпаспорт на резервуар или отчёт о выполнении 50-часовых регламентных работ.
— Ты можешь это понять? – спросил я у Найт, которая занималась тем же самым, только продуктивней.
— Чей-то конспект по ОСТам, — только мельком взглянув на бумагу, ответила она.
И как эта бумага попала сюда? Похоже, надо бы брать с собой Корди – его врачебный опыт позволяет ему прочитать что угодно, даже если это просто ручку расписывали.
С первого же дня, когда я, наконец, начал чувствовать себя отдохнувшим, мне начали сниться кошмары. Каждый раз один и тот же сюжет. Я стою в морге и смотрю на лежащую на секционном столе Найт. С каждой секундой я всё отчётливей понимаю, что её больше нет. Что от той пони, с которой я провёл всю жизнь, осталась только безжизненная оболочка. От горя перехватывает дыхание, и я пытаюсь подойти к ней, но копыта как будто прибиты к полу. Прямо на глазах её тело начинает иссушаться и обращаться в пыль, как будто её никогда и не было.
Потом я просыпаюсь, и ловлю на себе взгляд. Слышится только моё хриплое, как после бега, дыхание, но чувствую, что есть что-то ещё. По комнате гуляет запах сильного и ловкого зверя, изготовившегося к прыжку. Через несколько невероятно быстрых ударов разбушевавшегося сердца, я возвращаю ориентировку. Найдя глазами смотрящего на меня хищника, я как можно быстрее добираюсь до неё и посильнее прижимаюсь к её груди. Услышав, как бьётся сердце Найт, я успокаиваюсь, и понимаю, что это всего лишь сон, что она жива и никуда от меня не уйдёт. А сама она только и может, что обнять меня и прошептать, что ничего не случилось, и она со мной. Навсегда.
Почему же меня её смерть гложет больше? Может просто пришло время ей быть сильной?
Когда мы возвращались назад, я с грустью понял, что простейший для меня способ избавиться от кошмаров – вкалывать на пределе возможностей. Конечно, перспектива не из лучших, но уж лучше, чем просыпаться по среди ночи и искать Найт по всей кровати, чтобы убедиться, что это всего лишь сон. Так можно и в лицо копытом заехать.
После возвращения Кристальной Империи между ней и Сталлионградом возникли неслабые бурления за территории к северу от полярного круга. Самое что интересное, обе стороны имели очень веские претензии друг к другу – первые пропали ещё до того, как вторые появились, а вторые, хоть чуть-чуть, но эти земли заселили. Так что ради имитации бурной деятельности меня отправят туда, отвезти археологов на какие-то развалины.
Начальство мне сразу намекнуло, что если не понравится, то стыдить за просьбу о переводе никто не будет. Можно даже и без проверки, насколько там всё плохо. Я лишь понимающе покивал и отправился на выдачу спецодежды. Который год живу в Сталлионграде, где минус сорок – нормальная для зимы температура, и каждый раз улыбаюсь ироничности ситуации, что покрытые мехом вынуждены носить меха, чтобы не замёрзнуть.
В тот день, попрощавшись со всеми, я следил за погрузкой оборудования в вертолёт. Журналы заполнены, машина заправлена, осталось только взять и улететь. Первой остановкой будет полярная станция «Пионер», где нас дозаправят. Пока полярники вместе с припаханными курсантами пытались придумать, как же им хотя бы сдвинуть некоторые ящики, я читал газету.
— Товарищ командир, что интересного пишут? – донёсся кобылий голос.
В этом вопросе было много намёка на то, что неплохо было бы и мне поработать. Ну, уж нет – у всех есть свои обязанности. У них – работать, у меня – смотреть, как работают они. Но такая дерзость, как попытка намекнуть, что кто-то в радиусе несущего винта моего вертолёта знает что-то лучше, не должна остаться безнаказанной. За это не буду говорить им, что грузят они неверно – при таком положении вещей, им, во-первых, самим места не хватит, во-вторых – сбита центровка. Так что пролетим мы немного, но эффектно. Как только закончат, скажу переделывать.
— В Торрингеме эпидемия оспы, в основном среди жеребят, — ответил я, сделав вид, что не понял намёка.
— Так переболеть ветрянкой даже в чём-то полезно, — откликнулся двигателист, проверяющий, во всех ли бачках залиты морозостойкие жидкости, — Все знают, раннем возрасте эта болезнь переносится легче.
— Если бы ветряная, я бы анекдоты бы вслух почитал, — ответил я, — Натуральной оспы там эпидемия.
— А как они заболеть-то умудрились? Закон же об обязательном прививании уже лет сорок как действует, — удивился электрик, прилаживающий сигнальные ракеты на то место, где в прошлой жизни у военной модификации располагались ИК-ловушки.
— Это Сталлионградский региональный закон, — вздохнул я, — В Торрингеме же они свои. Один из них здесь процитирован. Написано, типа врач обязан провести пациенту чуть ли не лекцию о рисках прививок. Поэтому о них в больницах просто не вспоминают – всем лень, да и тратить на пациента пару часов, вместо минут, никто не станет.
Ещё там медицина платная. Несколько лет дорогостоящего лечения куда выгодней комплекса прививок за двадцать бит.
— Да кому нужны эти прививки? — всё тот же кобылий голос, который оборвал моё чтение.
— Цифры говорят, что заболело уже большая часть детского населения. Преувеличивают, конечно, но в Торрингеме, с его четырьмя миллионами, получается довольно много.
Да и сама по себе натуральная оспа штука очень мерзкая не столько как болезнь, сколько на вид. Особенно тем, что на месте бывшей язвы шерсть плохо растёт.
— Чрезвычайное положение уже ввели? – спросил электрик, не отрываясь в этот раз от работы. Всегда бы так.
— Конечно, нет. Вы хоть представляете, какой это удар по престижу правящей верхушки? Они же на следующих выборах даже минимальный порог не наберут, если обяжут пони сидеть по домам, — приторно возмутился я, — Пусть ради их же собственной безопасности.
Готов поспорить, что в их местной академии магических наук и прочей хрени выдали подряд на изготовление заклинания от этого. Магическое лечение инфекций крайне неблагодарное действо из-за необходимости разрабатывать новое заклинание для каждого штамма. Так что они будут делать вид, что ничего не происходит, пока ситуация не выйдет из под контроля настолько, что королевский двор заставит их делать то, что нужно. В полевой обстановке рану надо прижечь, чтобы не истечь кровью, невзирая на слезинку жеребёнка.
— Вы всё смеётесь, а у меня племянник дал реакцию на прививку. Теперь инвалид на всю жизнь, — та кобыла, похоже, недовольна. Может, потерять её по пути?..
— И теперь, уважаемые зрители, мы подошли вплотную к главному вопросу мироздания! – взмахнул я крыльями, яки заправский ведущий Мейнхеттанского теле-шлака для умственно-отсталых, — Можно ли калечить одного, чтобы оградить от риска десять тысяч?
Кажется, эта земная пони недовольна. Даже больше – её буквально раздувает от злости. Интересно, а если ткнуть в неё иголкой, она улетит, как пробитый воздушный шарик?..
— Прививки это заговор фармацевтических компаний, — безапелляционно заявила ещё одна.
Услуги похоронных контор и адвокатов, с помощью которых будут судиться с больницей, которая не смогла вылечить запущенный случай какого-нибудь полиомиелита… да на такие средства можно Ми-2 купить. Так что если это и заговор, то совсем не тех и совсем не в ту сторону.
— Вы правы, это заговор, — начал Корди, захлопывая кожух. Я с недовольством посмотрел на него, но, увидев в глазах задорный огонёк, чуть улыбнулся, ожидая шоу, — Переболевшие натуральной оспой остаются изуродованными, так что с такими мало кто захочет детей заводить. Поэтому отказ от вакцинации это намеренная пропаганда, чтобы пони перестали прививаться, болели и потом не могли себе партнёра найти. Эдакая программа по контролю рождаемости.
Я невольно улыбнулся сильнее, а потом продолжил.
— И как объяснить то, что после начала массовых вакцинаций большинство болезней, выкашивающих города под корень, начало отступать?
— Болезни приходят и уходят, как чума или кьюти-ссыпь, — похоже, ещё одна завелась.
— Болезни – наказание их величеств за грехи наши. В последние десятилетия мы стали поступать лучше, вот болезни и отступили.
— Мы не можем вмешиваться в судьбу. Как никто не выбирает кьюти марку, так никто не выбирает время смерти.
Что же идиотов в эту экспедицию набрали… а они точно из полярной академии, или всё-таки из духовной семинарии для неверно утилизированного абортивного материала? Не объединяясь в недовольстве моим мнением, они почти сразу начали ссориться уже между собой. Чего же требовать от пони, для которых «метрология» это неправильно написанная «метеорология»?
Вертолёт-то, кстати, загружен ещё не до конца, плюс им придётся делать это ещё раз, а за такими спорами мы только теряем время. Придётся прибегать к моим безапелляционным аргументам, чтобы они, наконец, вернулись к работе.
— А как насчёт того, что я лично знаю «их величеств» и могу точно сказать, что они ничего такого не делают? – задал я кажущийся риторическим вопрос, доставая знак Луны.
Кто удивлённо, кто шокировано, все пони начали смотреть на меня. Я-то часть со всякими госзнаками пропустил из-за особенностей своего образования, а в их академии под это должно отводиться два семестра.
— Не привитые к экспедициям не допускаются, таковы правила. У меня тут, если интересно, появилась идея провести внеплановую перепроверку документов. Есть подозрение, что у некоторых, — я посмотрел на тех кобыл, как-то сразу сдувшихся, — не всё в порядке по медицинской части. А я, как командир воздушного судна, не могу допустить увечий и смерти любого из вас. По крайней мере, во время полёта. Как раз есть время, пока вы будете перезагружать машину.
Все удивлённо посмотрели на меня.
— Вы идиоты, — обратился я к курсантам, — вы плакат по расположению груза в грузовом отсеке хотя бы видели? Что? Даже изучали? Вот и отлично. Тогда почему вы грузите без учёта необходимости сохранения центровки и баланса?!
Сколько сразу стыдливо поджатых ушей… ну ладно, теперь они знают не только то, что делать, но и как, так что можно сходить глянуть, чего это Найт там так долго с диспетчером переругивается.
— А ещё что интересного? – спросил Корди, захлопывая следующий кожух.
— В Ванхуфере массовые демонстрации движения «Свободное Небо», — вернулся я к газете. Найт подождёт.
— Никогда не слышал, — разными словами ответили все, кто следил за беседой. Что странно – даже пегасы.
— Не-клаудсдейльские крылатые пони и особо ревнительные к свободам рогатые и земные, думающие, что небо это свобода.
— А что в этом такого? – удивился Корди.
Как мне, пегасу, непонятны многие проблемы со свободами и запретами в магии, так ему, как единорогу, непонятны внутренние проблемы крылатых пони.
— Думаю, тебе не надо объяснять, что происходит с пегасом при падении, — он кивнул с абсолютно безразличным видом, — А в воздухе столкнуться и потерять ориентировку земля-небо – элементарно.
— Дык воздух же большой, — удивился электрик, — Разлететься легко.
— Как думаешь, что будет, если неразумные пони будут летать радом с этим? – я нежно погладил лопасть хвостового винта, — Без чётких правил воздушного движения будет то же самое, только с меньшим количеством мелких кусочков.
Их деятельность в Клаудсдейле запретили, вот они и бесятся, чтобы внимание к себе привлечь. Луна за какой-то из сторонних бесед упоминала, что они пытаются протолкнуть свои идеи на уровне федерального законодательства. Хорошо, что их престиж немного подмочила ситуация на другом конце Эквестрии, в Бэлтимайре, и дальше места-двух в региональном законодательстве какого-нибудь Мухосранска они не продвинуться. Дело в том, что их деятельность привела, не трудно догадаться, к повышению смертности пегасов от столкновений в воздухе. Всё бы ничего, но ситуация получила огласку и «Свободное Небо» начало подвергаться гонениям по всему восточному побережью. Вот и перебрались на западное.
А самое ведь страшное, что во всей Эквестрии, кроме Клаудсдейла и, частично, Сталлионграда, правила воздушного движения соблюдает только половина. То есть неясно, чего ждать от других участников – импровизации или действий по регламенту. Например, частенько видел в фильмах, особенно в мелодрамах, как пегас в городе взлетает вверх-назад или, проще говоря, спиной вперёд, махая любимой во время этого. На самом деле это грубейшее нарушение, за которое можно получить не только штраф, а ещё и в лицо.
— Любой нормальный пегас после столкновения легко может продолжить полёт! – воскликнул кто-то из презренного меньшинства не поддерживающих моё мнение, но я решил не обращать внимания на повизгивание холопов.
Всё равно так могут только те крылатые пони, которые в школе дрочили лётную подготовку, а не математику, то есть являются разве что сырьём для производства радуги. А-то самое мерзкое, что в таких местах учат только махать крыльями, совершенно не вдаваясь в матчасть происходящего. Как-то довелось пообщаться в выпускником такой школы, хватило. Например, он всерьез думал, что механика полёта на сверхмалых высотах происходит по точно такому же принципу, что и на любой другой, а посадке препятствует возросшая от перехода на критические углы атаки подъёмная сила.
— Ну, хоть что-нибудь хорошее произошло? – спросил кто-то вне поля моего зрения.
— Выйдет второй тираж книги «Пони, которые поступали правильно», — глянул я на самую, на мой взгляд, мирную новость из этой ежемесячной газеты.
Это довольно интересный антиутопический роман, получивший известность, в основном, из-за споров вокруг его содержания и, особенно, концовки.
Суть – будущее, в котором всем пони удалили всякую мерзость типа милосердия, жалости и сострадания. Даже кьюти марки заменили знаком равенства, ибо они часто определяют не только сферу деятельности, а ещё и черту характера. Но иногда появлялись те, кто был не таким, как все, то есть с рождения умел проявлять запретные эмоции. От таких, думаю понятно, сразу избавлялись, ибо это правильно. Например, часы быстро встанут, если одну из медных шестерней заменить свинцовой. А так как все знали, что нужно делать и никто не пользовался чувствами, каждый был в любой момент готов пожертвовать каждым и даже собой.
Сюжет крутится вокруг одного паренька, который, в отличие от многих других, начал мыслить по-другому внезапно, а не от рождения. В нём взыграло чувство, что всё это неправильно, и он решил это всё изменить согласно своей правде. А так как он всё-таки воспитан в среде тех, кто поступает так, как надо, главный герой не начинает зрелищные погони по Кантерлоту с обязательным падающим вертолётом, а составляет заклинание, которое возвращает каждому давно утраченные чувства и эмоции, признанные когда-то давно ненужными. Вроде бы всем хорошо, счастливый конец и всякое, что так нравится читателям, если бы на этом история и закончилась.
Поняв, что можно поступать согласно внезапно проснувшейся совести, пони быстро изменились. Но воспитание всё ещё даёт о себе знать, поэтому они частенько снова обращались к регламентам, которые подобные ситуации не подразумевали, то есть, например, такой причины аварий как «фактор пони» к тому времени уже не существовало. Ну, и мир скатился в хаос. А главный герой, осознав, что желая превратить антиутопию в утопию, сделал ещё хуже, кончает с собой.
Есть у этого автора ещё одна занятная книжка, примерно с таким же содержанием, но чуть менее известная, так как там упор в малопонятную научную фантастику, а не близкую всем и каждому социальную драму. По Земле прошлась серия глобальных катаклизмов, от чего та стала не слишком пригодной для жизни. Самые богатые и влиятельные в ответ на это построили огромную космическую станцию, куда благополучно улетели, оставив остальных самих за себя. Сюжет крутится, опять-таки, вокруг паренька, который возжелал счастья всем и даром, поэтому, собрав компанию, отправляется в космос. Там что-то делает и открывает станцию всем желающим. Вроде бы всё хорошо и все счастливы, ведь из читателя уже выдавлены все слёзы множеством красочных описаний страданий от нищеты, голода и болезней «оставленных», с акцентом на жеребятах. Но, опять-таки, рассказ на этом не заканчивается. Желая уровнять всех в богатстве, главный герой уравнивает всех в бедности, и станция становится такой же помойкой, как и остальная планета.
Читая эту книгу, я даже слезу пустил от такой несправедливости. Ну как так можно – богатые жили в сытости и достатке, а тысячи умирали от недостатка питьевой воды. Умирали, не сделав абсолютно ничего, чтобы этого не произошло – не рвали жопы на работах, чтобы накопить денег и купить билет в космос, не стирали те же жопы об лавки в училищах, чтобы устроиться на станцию техниками, ни что что-либо ещё. Они просто сидели и ждали, пока их спасут. Другие, сделав всё ради себя и своих близких, уже хотели было вздохнуть спокойно и вкусить, наконец, плоды своих трудов, как внезапно появились те, кто решил, что не приложившие никаких усилий для создания чего-либо имеют не это точно такие же права, как и те, кто это создал.
Хоть все, с кем я обсуждал эти два произведения, говорили, что сюжеты уникальны, мне всё время казалось, с этим уже успел ознакомиться раньше. Интересно, с чего бы...
— Что это, блин, за газета-то такая? — с недовольным видом подлетела ко мне какая-то пегаска и глянула на текст.
— Völkischer Beobachter – спокойно ответил я, сворачивая газету.
— Это что, фестралий?
Как же любят пони забывать всё, что было в школе. Особенно языки. В том числе и свой, а потом на бумаге верблюжья вязь вместо нормальных букв.
— Dies ist einer der Sprachen der Ponys, — сказала показавшаяся из-за несущего винта фестралья голова.
— Ich bin mir nicht sicher, dass sie auch wissen, wie man an der Equestrian lesen, — люблю с ней иногда поговорить на этом языке. Такое ощущение, что это делает нас ещё роднее, — Was soll ich über andere sagen.
Судя по непонимающим взглядам окружающих, на этом языке не говорит никто. Вот и славно.
— Как там, кстати, погодка? – спросил я, даже не обращая внимания, эквестрийский ли это, или фестралий.
— Внеплановая буря, — разочаровано ответила она, — Будут лес тушить. Окно будет через четыре часа.
Время есть, успею. Особенно, учитывая то, что никто из грузивших не догадался воспользовался установленной в вертолёте электролебёдкой.
В ЗАГСе на нас смотрели, как на идиотов. Ещё бы – два молодых трезвых пегаса решают организовать новую ячейку социалистического общества, связав свои жизни, теоретически, пожизненными узами брака. А самое страшное – отказываются от недешёвой церемонии, просто хотят расписаться. Поэтому свидетельство о браке оформили кое-как, типа чего стараться – всё равно ненадолго. По статистике ведь браки пегасов – самые ненадёжные.
Даже когда все делали ставки, сколько мы продержимся, никто больше чем на год не ставил. Хотя бы многие делали это в шутку, типа, хорошее дело браком не назовут. А заодно узнал, что одна излишне романтичная фестралья душа поставила на пожизненный.
Самым тяжёлым в титуле мужа оказалось носить обручальное кольцо, которое на крыло одевается. Хоть я и заказывал из золочёного алюминия, оно само, плюс противовес на второе, первое время, казалось, весили немало. Или у меня просто крылья ослабли – пять лет дальше ста метров и выше второго этажа кровати не летал.
К перенаселению если не Земли, то Эквестрии уж точно, способствует всё, даже налоговая политика. Например, Сталлионград. Подоходный налог для физических лиц – семнадцать процентов. Жеребцу за каждую кобылу в табуне снимается один процент с этого налога. Кобыле – за каждого жеребёнка. Получается, семья из мужа, семнадцати жён и двухсот восьмидесяти девяти детей будет полностью освобождена от уплаты налогов. Плюс куча всяких льгот, дотаций и подачек, благодаря которым жеребец, фактически, обеспечивает только себя. А очень многие хотят скинуть государство с шеи своего кошелька, хоть получается не у многих.
Примерно в то же время мне удалось побывать на производстве вертолётов. Культура производства была, как и подобает, на высочайшем уровне, а вот технологичность подкачала. Однако моё предложение повысить последнее поддержки не получило.
Рост промышленности не успевает за ростом населения. Если повсеместно внедрить те технологии, которые я посоветовал, но безработица резко вырастет процентов до девяноста. Наверно поэтому верха так ухватились за авиацию. Ведь это дало лишние рабочие места – население тупо некуда девать.
Только неразрешенным остаётся один вопрос – как при такой нерентабельности промышленности она держится наплаву? Или я ошибался насчёт распределения дотаций и государственного финансирования, то есть развлекаловки вполне обеспечивают сами себя, а вот заводам нужна помощь. Получается, Селестия виновата не во всех грехах.
Куратор экспедиции смотрел на меня как на идиота, когда я пришёл к нему с докладной о нарушениях участников ещё не начавшейся экспедиции. Сначала он пытался просто отговорить меня от отправки этого наверх, потом – договориться. Дальше, с чего-то решив, что я идейный, выложил всё разом.
Оказывается, сюда даже не набирали, а тащили чуть ли не с силой всех подряд. Нормальные предпочитают Зебрику, Грифоньи Королевства и прочие южные страны, никто не хочет яйца морозить. На север отправляют в качестве наказания и профилактики двоечников, поехавших и конченых. Надеются, что они там и останутся. Но самое ужасное, что этот сброд будет сидеть в моём вертолёте.
Может ли безопасность большинства стоить страданий меньшинства? Конечно. Я бы очень лицемерил, если бы считал иначе – ведь я уже половину жизни нахожусь в этом самом меньшинстве. Я видел пони, которые подвергаются такому же давлению, как и я, и могу сказать точно – без этого Эквестрия скатилась бы если не в хаос, то в гавно уж точно. Например, война была бы не достоянием истории, а неотъемлемой частью жизни. Я не пацифист, что бы считать, что это что-то плохое, я прагматик, считающий, что война это не выгодно. Тысячи молодых здоровых пони вместо того, чтобы работать на производстве или рожать детей, идут на корм червям. А самое страшное, что экономика перестраивается под эти задачи. То есть государство создаёт занимающую немало места структуру только для того, чтобы подданные могли умирать или терять дееспособность.

Обычный пони не станет осознанно причинять вред другому. Ну, только если хорошенько не промыть мозги. Конечно, речь идёт только о физическом насилии, крепким словом владеют тут все, кто не берёт в копыта оружие. Пусть война бы и помогла решить демографическую проблему, избавив Эквестрию от избытка населения. Хотя нет, плохая идея – на войне же самые сильные и храбрые, то есть лучшие из нас, идут в бой первыми и первыми же и погибают. А даже если и выживут, то душа будет искалечена даже при здоровом теле. Не самые же лучшие пони находят способы извернуться и держаться от фронта подальше.
С другой стороны мир во всём мире, ну или, хотя бы, в Эквестрии и ближайших землях, это, конечно, хорошо, но не эффективно. Научно-технический прогресс мира даёт этому самому миру не то, что нужно, а то, что выгодно. Например, сколько бы ни писали фантасты о пони, которые лет через сто летают на обед в другие галактики, на деле оказывается, что космическая программа полностью сворачивается.
Я изучил этот вопрос, когда во время сборов меня обрадовали новостью, что на конечной точки экспедиции связи не будет – недостаточная мощность радиостанции. Я аж опешил – самая совершенная в этом мире рация, и тут внезапно не будет связи. Как же неприятно узнавать о неразвитости некоторых отраслей именно в тот момент, когда они особенно нужны.
Суть в том, что словосочетание «спутниковая связь» пока что является околонаучной фантастикой. Были проекты космических станций, даже несколько пони умудрились побывать за пределами атмосферы, но всё как-то заглохло. В книгах, в зависимости от их направления, говорилось либо об опасности таких полётов для космонавтов, либо об их нерентабельности, либо о вреде, наносимом ими окружающей среде. Но наличие в друзьях принцессы помогло разрешить этот вопрос – я даже не думал, что всё окажется настолько просто.
Селестия справедливо посчитала, что следующей целью, после наворачивания кругов по земной орбите, станет Луна, а там незадачливые первопроходцы рискуют найти то, что уже стало сказкой для непослушных жеребят и основным сюжетом Ночи Кошмаров. Поэтому поспособствовала распаду всех космических программ.
Конечно, у меня были идеи, что научно-технический прогресс тормозится искусственно, но, к сожалению, они не оправдались. Народу всегда нужен враг, на которого можно свалить вину за всё, что теория вероятности описывает как «гавно случается». Если собрать достаточно много компромата на Селестию, можно спихнуть её с трона и посадить Луну единоличным правителем Эквестрии. Когда гармония будет восстановлена «ночными» методами, вернуть Селестию в титуле равноправного правителя. И жить в гармонии.

Глава 7

Агитационные плакаты врут – на самом деле во время выполнения рейсов пилоты не сочатся пафосом и героичностью. Каждый экипаж обычно находит себе своё занятие, которое, желательно, не сильно отвлекает от служебных обязанностей. Мы вот, например, просто болтаем на разные темы или играем в слова кабиной пилотов против кабины служебных пассажиров. Хотя, на самом деле, после первых десяти минут это перерождается в «я против Корди». Этот раз не выдался оригинальностью, и, закончив, мы перешли на всякие сторонние разговоры.
— Слышали, говорят, топливо радиоактивно. Даже болезнь соответствующая уже есть, — сказал, кажется, электрик.
— Всего-то пара изотопов на литр, ни один счётчик не найдёт, — обнадёжил его Корди.

А я счастливо улыбнулся – наконец-то нормы радиобезопасности перестали быть бесполезной, по мнению верхов, тратой средств. В нефти и, соответственно, в топливе есть всякие милые вещества с такими ласкающими слух названиями, как цезий, стронций, радий, уран и прочие. Которые при переработке никуда не деваются.
— Наконец-то будем пользоваться дозиметрическим прибором, – сказал я, — Не просто так же его сюда поставили.
— А что это за болезнь? – спросила Найт.
— Смотря в какой части мира ты это спросишь, — судя по всему, улыбнулся Корди, — В Сталлионграде скажут «Лучевая», а в Кристальной Империи – «Вторая Нефтяная».
— С чего бы так? – удивился я.
— А её обнаружили почти одновременно. У нас назвали по первичной причине, у них – по вторичной. Типа что только нефтяники ею болеют, — разъяснил он, а потом добавил, предвидя вопрос, — А Вторая – потому что первая это отравление нефтью, её парами и прочими радостями.
Вполне закономерное последствие неравномерного развития нефтедобычи и норм безопасности труда.
— И какая же симптоматика? – спросила Найт.
— Понятия не имею, — попытался честно соврать единорог, но почувствовав сквозь перегородку наши недовольные взгляды, вздохнув, ответил, — Зависит от дозы. Начиная от предрасположенности к раку, бесплодия и выпадения шерсти, заканчивая милым свечением в темноте и смертью.
Не хочет он быть врачом – прошёл уже в его жизни этот период, причем закончился он не слишком хорошо. А мы такие плохие постоянно заставляем его им быть.
— И как? Лечится? – взволнованно спросил электрик. Готов поспорить, он следующий месяц будет с недоверием посматривать в сторону расходного бака.
— Не особо.
— Ну как же… разве единороги не наколдуют?
Послышался звук соприкосновения копыта с лицом. Оно и понятно – по расовым стереотипам, которые по поводу пегасов и единорогов в Сталлионграде особо сильны, магия если не всесильна, то способна на очень и очень многое.
— Ты вообще представляешь, как происходит магическое лечение?
— Ну… подходит рогатый, зажигает рог и больной излечивается… разве нет?
Интересно, он понимает, какой же он идиот?
— Ладно, начнём раньше. Ты знаешь, как работает магия? – электрик что-то промямлил, но Корди это не удовлетворило, — Во даёшь. Третий десяток разменял, а такого не знаешь.
Уверен, что он попытался оправдаться, что это ему не нужно, но ему никто не поверил. Конечно, знать это досконально не обязательно, но принцип в общем виде не узнать просто невозможно. Это же нужно вообще по сторонам не смотреть и ничем не интересоваться.
— Есть магическая энергия. Она может принимать вид как электромагнитных, так и механических волн.
— Ну, это-то я знаю!
— Единорог набирает эту энергию в рог и реализует.
Повисла пауза.
— И всё? – разными словами удивились все в той кабине.
— Они хотят уточнить, почему всё так просто, — пояснил я.
— В этом-то и прикол, — усмехнулся Корди, — Чтобы понять, что же значит это «реализует», надо понять магию, уж извините за тавтологию. Как жеребят учат: делаешь как бы «вдох» рогом, концентрируешься на предмете, «выдыхаешь» и контролируешь его движение.
— Ну а как же всякие там магические щиты? – спросил я первым.
— А тут уже нужно «понять магию». Это нельзя объяснить, это надо почувствовать. А уж если смог, то для тебя никаких границ нет, магия же повсюду.
— Как это? – заворожено спросил электрик.
— Как бы тебе объяснить… Обычно колдуют по строгому плану «вдох-действие-выдох». Суть в том, что это самое «действие» и есть то, что называют «заклинание». Типа выучил чёткий порядок действий, потренировался и колдуешь пока не надоест. А поняв магию, тебе не нужно обращаться за помощью, на вроде «как это сделать?».
— Занятно… — протянул я, в то время как остальные молча обдумывали новые сведения.
— Если интересно, в этом и есть талант к магии. Рано или поздно каждый понимает, как это работает, но обычно это происходит в таком возрасте, когда в мыслях не новые горизонты, а потеря потенции и седина. Поэтому за молодых первоклассных магов так отчаянно и цепляются, ведь они именно те, кто составляет новые заклинания с огнём в глазах, а не с мыслью «да отстаньте от меня, я на пенсии».
— А щит магический сотворить можешь? – спросил его специалист по вспомогательным системам, явно раскусив Корди, что он не просто рассказывает, а ещё и самоиронизирует.
— По ГОСТу или для вида? – ехидно уточнил тот.
— А что, ещё и ГОСТы магические есть? – разными словами удивились все в той кабине.

— Блин, вы что, в вакууме живёте? – воскликнул единорог, — Магия это никакие не тайные искусства, это вполне себе раздел знаний, как биология, химия или сопромат. Даже больше скажу, свод магических законов не меньше правил воздушного движения.
Хоть профессиональная деятельность не тот момент, когда можно отдаваться сторонним размышлениям, у меня есть автопилот – включаю его, и сразу же появляется относительно свободное время. Просто при двух членах экипажа на командира заодно возлагаются обязанности бортинженера, на пилота же – штурмана. Суть в том, что пони стараются досконально изучить всё, до чего дотянутся. Как только это будет полностью изучено, или хотя бы покажется, что это так, появятся те, кто станет делать на этом деньги, ибо они есть основа всего. Побочным эффектом этого является популяризация, а популярное тайным быть не может.
— Ты, кстати, не рассказал, как же магией лечат, — вот что замыслил тот парень, который вечно что-то замышляет.
— Долгая история, тут издалека надо заходить, — попытался Корди отмахнуться.
— Мы никуда не торопимся, нам ещё лететь и лететь, — обрадовала всех Найт.
— Ну ладно… в общем, магия повсюду, ибо это в нормальном состоянии не взаимодействующая с вещёством энергия, все это знают. И она «излучается» с определённой частотой, индивидуальной для каждого. В пределах нескольких мегагерц, если интересно. Так вот, эти колебания на самом деле результат сложного и малопонятного сложения колебаний каждого отдельного элемента тела. То есть каждый тип тканей и всё остальное так же имеют свою частоту излучения. А магическое лечение это воздействие, так скажем, склеивающего или очищающего заклинания на каждый отдельный элемент.

— Я ничего не понял, — признался электрик.
— Ладно, вот пример, — Корди призадумался, — Ты навернулся с вертолёта и сломал себе… член.
В той кабине послышались смешки, в этой же – нет. Травма-то серьёзная.
— Так вот, чтобы тебя вылечить магией нужно, как минимум, четыре заклинания: для того, чтобы определить колебания «твоей» магии, для местной анестезии, для восстановления сломанного тела и для крови, чтобы снять отёк. И каждое составляется для тебя отдельно. Ну, кроме определяющего, оно универсальное.
— То есть, ты хочешь сказать, что обезболивающие заклинания индивидуальны? – просто я в первый раз о таком слышу.
— Не совсем, — единорогу пришлось уточнять, — Я имею ввиду то заклинание, которое пройдёт для организма совершенно безвредно. Общее же заклинание имеет столько побочных эффектов и противопоказаний, что врач сто раз подумает, прежде чем рог зажигать.
— Что же тогда телекинез? – удивился я. Никогда ещё в такие подробности магии не заходил, — Получается, что любая вещь имеет свою сигнатуру, которую надо знать наизусть, чтобы воздействовать на неё магией. Но любой рогатый может поднимать телекинезом то, что видит впервые.
— В этом главный прикол этой магии, — кажется, он начал расходится в попытках нашего просвещения, — Телекинез воздействует не на предмет, а на окружающее его пространство. То есть, поднимая карандаш, ты колдуешь не на него, а на воздух вокруг.
— Тогда почему единороги не являются идеальными солдатами? – теперь удивилась уже Найт, — Можно же стрелами просто кидаться и не хуже баллисты получиться. Или пережать, например, аорту.
— Тут, милая клыкастая пони, и скрывается одна из страшных тайн телекинеза. Всё упирается в те же сигнатуры и наполнение тела. То есть, ты, конечно, может пережать аорту конкретного пони, если знаешь её сигнатуру. Но если нет, то у тебя ничего не получится, ведь окружающие ткани и кровь также имеют свою, угадайте, что…
— Сигнатуру? – как-то робко ответил электрик.
— Как же ты догадался? – с сарказмом воскликнул Корди, — Но открыто сжать горло можно, пусть и не со слишком большого расстояния. А с пулянием всякими предметами тоже не всё так просто. Так как воздух обладает очень плохой магопроводностью, на поднятие тяжестей, как и на быстрое перемещение чего-либо, нужно много энергии, а…
— …рог не обладает достаточной ёмкостью или ТТХ внутрирогового оборудования не смогут обеспечить достаточного количества или характеристик энергии? – вот, что значит электрик! Быстро понял, о чём речь.
Рог единорога это ведь одно из самых совершенных устройств, при изучении которого и было изобретено множество электрооборудования. Правда, он штука не слишком надёжная, хоть и кость. Стукни по рогу во время колдовства – час-другой голова болеть будет. Попытайся использовать не предназначенное для твоих личных характеристик заклинание – вообще на неделю без магии останешься. Очень верная для этого аллюзия про стакан. Можно налить меньше, но больше – никак. Выльется, а если «запихивать с силой» – то сам стакан треснет, ибо жидкость несжимаема. Я ведь когда в своё время магию изучал для общего просвещения, обратил внимание, что в этой теме играет свою роль одна характеристика, которая по сути своей наиболее близка к теплопроводности. То есть у того же воздуха «магопроводность» очень низкая, поэтому колдовать на большие расстояния могут только самые могучие и поехавшие.
— Именно. Да и сама по себе магия имеет столько ограничений и сложностей, что очень многие дальше телекинеза не заходят. А уж для войны – тем более. Проще уж меч в зубы взять.
У них началась полемика, а я, приглушив звук, вернулся к своим размышлениям.
— …как быть с тем, что они естественнорождённые и ещё и близнецы? Это же нереально. Хотя… по биологии в школе в своё время проводили расчёт, какова средняя вероятность рождения аликорна в усреднённой семье. Получилось что-то около шести целых семи десятых миллиарда к одному. В это включим тот факт, что около пятнадцати-двадцати процентов беременностей заканчиваются выкидышем. Потом – крайне высокую смертность в младенчестве из-за слабоватой медицины тех времён. Ещё не забудем несчастные случаи в детском и подростковом возрасте. А от конечного числа оставим только одну десятую процента, которая средняя вероятность рождения близнецов. Ну и, как вишенку на торт, оставим от конечного результата не исчисляемо низкую вероятность того, что сёстры-аликорны оказались в возможном для посадки на престол возрасте именно в нужный период времени. Какие-то они нереалистично везучие. Плюс, раз они близнецы, то почему они настолько разные? И речь идёт не только о характерах и мировоззрении, они даже по размеру различаются.
— Принцесса не может лгать, так что… может ты что-то неправильно понял? – донёсся в шлемофоне голос Найт.
— Я разговариваю сам с собой, а ты – мой внутренний голос. Ты можешь либо однозначно соглашаться со мной, либо нет, отрезал я.
— Мне, конечно приятно верить, что Луна и Селестия куда ровнее, чем нам говорили всю жизнь, но…
— Получается, что сегрегация по «меточному» признаку – попытка Селестии выделить «плохих» пони, и, создав из остальных потёмкинскую деревню, чтобы показать Луне, что пони могут быть такими, как она их видит, — продолжал я, не обращая на это внимания, — Но так как она хорошая и верит в пони, она ждала, когда же они сами станут хорошими. По замыслу, Луна возвращается с Луны, видит хороших пони, и извечная борьба добра со злом заканчивается победой первого, так как «младшая» проникается идеологией «старшей», увидев, что она реально работает. Но Селестия пропускает точку невозврата потому что, опять же, она хорошая и верит в пони.
— Тебе в кайф, что ли, говорить о себе в третьем лице? – послышался голос Корди.
— А тебя вообще здесь нет, — ответил я, отключая кабину служебных пассажиров от канала внутренней связи, — Поэтому, судя по всему, официальная политика так активно поддерживает сегрегацию по меточному и расовому признаку. То есть, это что-то вроде остаточных экстренных мер по перевоспитанию пони.
— Расовому? – удивилась Найт. Она же фестрал, у них эта тема стоит особенно остро.
— Типа в Сталлионграде земные пони, в Кантерлоте – единороги… поняла? Так вот. Отлично мы подшутили над теми высокими чинами, которые за зарплату у Селестии следят, чтобы город земных пони так и оставался городом земных пони, хотя бы на заголовках газет.
— Ты о первых КВСах? Что один – пегас, второй единорог, а третий вообще зебра?
Последнее она сказала без особого уважения, и её можно понять. Когда мы впервые увидели ту зебру, то сразу прилипли к ней, желая разузнать побольше об этом полосатом народе. Не знаю, на что мы надеялись – она ведь родилась и выросла в Эквестрии, так что понятия не имела о культуре и обычаях своего рода. Да и, в общем-то, никогда не интересовалась. Это особенно огорчило Найт, которая хотела побольше разузнать о восточных техниках любви.
Обычаи и традиции ведь можно назвать дополнительным и нигде не регламентированным средством ограничивать и так не шибко большую в рамках закона свободу. Особенно для молодых, когда моча ударяет в голову и многие усомняются в идеалах и авторитетах. Это нормально и было бы ещё и хорошо, если бы с возрастом никто к подобным ненужностям не возвращался. Моральный кодекс ведь развивается, но куда медленней техники, что для современной Эквестрии неприемлемо. Работа запряженных в плуги крестьян хоть и неплохо смотрится с плакатов, при текущей демографической ситуации стране нужны не столько тракторы и пестициды, сколько их повсеместное использование. Дефицит продуктов ведь самый мерзкий из всех возможных, а именно к нему движется страна с фермерами, работающими по тысячелетним традициям предков, а не последним достижениям агропромышленности. Тут уж вариантов немного – либо хоть кто-нибудь учует запах денег, будет работать «по-современному», выбьется в лидеры пищевой промышленности, и на него буду ровняться, либо мерзкая карточная система, либо ставить себя в зависимое положение от иностранных поставщиков.
Ещё рост городов на это негативное влияние имеет, что экологию ухудшает. На загрязнённых почвах культуры хоть и могут расти, но употреблять их нежелательно. Ну и мой толчок в использовании нефти здесь свою роль играет, куда же без него. Особенно учитывая, что развитие норм экологической безопасности не поспевает за ростом использования двигателей внутреннего сгорания. Над Сталлионградом даже иногда можно наблюдать столь прекрасное природное явление, как смог.

Сюда ещё можно приписать миролюбивую природу пони, куда же без неё. Хоть, наверно, это единичные случаи, так как именно по такому я и сужу. Яблоки для университетской столовой обслуживающая компания раньше закупала в небезызвестном Понивиле. Суть в том, что фермеры, вместо того, чтобы поступить с местными вредителями так же, как я с параспрайтами, сумели с ними как-то договориться, буквально отдав им часть своих владений. Уж не знаю, о чём они думали в тот момент, но явно не о том, что от этого сильно уменьшится производительность фермы. И, естественно, из-за этого продукции всем заказчикам не хватило, так что многие контракты были расторгнуты.
Сюда-то цивилизация пока не добралась, и можно вдоволь насладиться видами первозданной природы. За остеклением кокпита простилается бесконечная ледяная пустыня. Мы всего где-то в часе лёта от самого северного островка цивилизации, а мне уже здесь нравится. Думаю, мы с земли мы смотримся как не из этого мира – специально для работы в этом районе машину выкрасили в ярко-красный цвет. От размышлений отвлёк стук в дверь.
— Чего? – включил я внутреннюю связь.
— Командир, я тут думал долго, что вы о небе говорили, — робко начал электрик, — Знавал я тут пегаса одного, так вот он такого рассказывал, что я враз пожалел, что у меня крыльев нет.
— Откуда он? – в лоб спросил я.
— Да откуда и я, с Зелёной Яблони, — опешив, ответил он.
— Наземник, — презрительно сказал я, ибо этим всё сказано.
— А что это? – раздалось три голоса ещё не успевших повидать жизнь пони. Корди же услужливо промолчал, давая возможность рассказать всё мне.
— Наземник это такое быдло. Помнишь, я рассказывал о «Свободном Небе»? Так вот, наземники это основной крылатый контингент подобных движений, — начал я.
Дело в том, что хоть пони официально живут в единстве, они разные, причём очень. Жеребята становятся взрослыми в разных возрастах, различаются физические возможности, сама физиология и много чего ещё. Разве что к одному виду относимся. Но, не смотря на это, мы сами себя считаем единым народом. Например, пегас о пегасах будет говорить в третьем лице. Слово «мы» в таких случаях употребляется только ко всему народу в целом.
— Есть такой метод воспитания, познания мира, развития и чего-то ещё под названием «подражание».
— Типа младшие повторяют за старшими и прочее? – уточнил электрик, — Знаю такое.
— Именно. Поэтому в Клаудсддейле, в окружении одних только пегасов, летать жеребята начинают лет в пять-шесть, тогда как на земле, в среднем, годам к двенадцати. А теперь вспоминаем биологию за восьмой класс и понимаем, что в это время половое созревание уже идёт вовсю. В частности – «запускаются» эрогенные зоны на крыльях. В небе на это внимание обращают слабо, ибо организм перестаёт реагировать на постоянные раздражители – с развитием чувствительных участков развивается и привыкание к их воздействию. На земле же по-другому – подъёмная сила начинает дербанить эти места как раз в тот момент, когда они крайне восприимчивы к воздействию. Вплоть до оргазма.
В шлемофоне послышался вдох, как будто собеседник хочет что-то сказать, но не знать, как начать.
— И да, наземничьи детишки впервые кончают раньше, чем начитают онанизмом заниматься, — пояснил я – знаю же, какой у него вопрос на языке вертиться, — Ещё играет роль то, что не везде живёт достаточно много пегасов, чтобы на практике доказать необходимость в правилах воздушного движения. И что получается – одни летают, потому что это удобно, и подчиняются правилам, потому что это правильно, другие летают, потому что это доставляет им удовольствие. Правилам же не подчиняются, потому что в том Крыжопыле, откуда они родом, необходимости в регулировке воздушного движения просто нет. Отсюда рождается всякий пафосный бред, что небо это свобода, небо дано понять не всем, небо это нечто невероятное, и так далее.
Ещё одни невежда по какой-то теме перестал быть таким – день прожит не зря.
— Подлетаем, — неожиданно оборвала Найт образовавшуюся паузу.
— Что уже?
Я сверился с топливомером, часов-то у командира нет. Действительно, уже самое время. Выключаем автопилот и объявляем о готовности. Пришлось немного покружить, чтобы место под посадку найти. Сдули винтом слой снега, под которым оказалось вполне ровная площадка.
Как только коснулись земли, Корди с механиками сразу выкатили подогреватель двигателя. Если позволим остыть, отогревать придётся часов двадцать, а держать включёнными никаких запасов топлива не хватит. Полярники, уже зная о таком чуде техники как «электролебёдка» оперативно начали разгружать машину, но даже так это займёт время, так что мы с Найт решили стать примером вопиющей безответственности, оставив машину и отпиравшись поглядеть, куда же нас занесло. Заодно и место под стоянку надо найти – может быть летать сюда придётся не раз, а в случае сильных ветров машину надо куда-нибудь прятать – может и опрокинуть.
Это место было удивительно похоже на город. Пусть время его не пожалело, сильно попортив некогда величественные дворцы. Очень похоже на Кантерлот. Только непонятно, кому нужен город в таком месте, и зачем его было покидать, раз уж построили.
В глаза сразу бросилась высота дверей и потолков, где обрушившиеся стены вскрыли внутренности зданий. Они были, по прикидке, метра полтора. Получается, это место построено до объединения племён единорогами. Пегасы же предпочитают высокие потолки, а земные пони вообще такое не стоят. Именно после образования Эквестрии все дома строятся с потолками за два метра, а уже имеющиеся – были перестроены. Есть такой закон, который выродился в общепринятую строительную норму, что потолки должны минимум такой высоты, чтобы принцесса Селестия могла спокойно пройти. Типа эквестрийской принцессе не престало приклонять голову ни перед кем.
Надо бы здесь ничего не трогать – если население уничтожила какая-нибудь инфекция, то мы вполне можем привести её с собой, где она оттает и выкосит половину Эквестрии. Пегасы же – лакомые кусочки для всяческих зараз, распространяющихся воздушно-капельным путём. В основном, из-за того что крыльями махают по делу и без. Корди в своё время рассказывал, как помогал инфекционистам с курсовыми, когда учился. По его словам, та болезнь, которая заразит Кантерлот за сутки, сделает то же самое с Клаудсдейлом за час.
— Айда внутрь, — предложил я Найт, и не дожидаясь ответа, толкнул дверь в ближайшее здание. Не услышав хруста снега под её копытами, я обернулся, — Ты чего?
Вид у неё был какой-то взволнованный, если не напуганный. Вертит ушами и, вслед за ними, головой, глаза бегают, постоянно в неуверенности переступает с ноги на ногу. Что-то с ней не так.
— Чего это с тобой? – чуть обеспокоенно спросил я. Без пилота я обратно улететь смогу, а вот без неё – нет.
— Слышишь это? – шёпотом спросила она.
В истлевших перекрытиях завывает ветер, и кто-то направляется сюда. Ничего особенного, в основном, жутковатая тишина.
— Что именно? – спросил я, осторожно приближаясь к ней. Быть может, это можно услышать только с её места.
— Голоса… много голосов, — она сглотнула, — Им страшно и больно.
— Думаю, ничего страшного не случилось, — послышался голос Корди. Найт от этого испуганно подскочила и встала в угрожающую стойку, закрывая меня. Но узнав единорога, расслабилась.
— Так что же это? – спросила она, заправляя под ушанку выбившуюся прядь гривы.
— Свист ветра, — сказал он очевидную для него одного вещь, но, поняв это, добавил, — Думаю, это свист ветра на высоких частотах, которые ухо обычного пони не воспринимает.
— А она что, необычный? – я ткнул в неё копытом, от чего она пошатнулась.
— Она фестрал. Их уши способны воспринимать ультразвук, а мозг – делать это на подсознательном уровне.
Найт захлопала глазами, узнав о себе нечто новое. Я же призадумался. Если фестралы могут слышать то, чего не слышат прочие пони, то они могут лучше друг друга понимать. Типа почувствовать, что собеседник недоволен ещё до того, как он это скажет. Так вот почему фестралы предпочитают держаться вместе – они лучше понимают друг друга. Кажется, я нашёл ответ на один из вопросов мироздания. Осталось, правда, ещё немало, например, какому идиоту пришло в голову использовать для названия своего вида не изменяемое слово, и…
— А ты что здесь делаешь? – спросил я у Корди.
— Ну, так вы уже долго шляетесь, а полярники уже заканчивают и место присматривают… — начал он, но я с первого слова понял, что он просто оправдывается.
— Тебе стало скучно, поэтому ты оставил тех троих на подогревателе и пошёл сюда?
— Типа того.
— Ладно… Найт, жди в машине, — она посмотрела на меня с жеребячьей обидой, но, поняв, что это оптимальный вариант, грустно вздохнула и пошла к вертолёту, — а ты – со мной. Надо найти какой-нибудь зал для стоянки.
— А чтобы затащить стену ломать будем? – в шутку спросил он.
— Ну да, — прямо ответил я, — Или ты думаешь, что раньше ворота делали с расчётом на вертолёты?

Перешучиваясь, мы зашли в здание через вход для прислуги. Интересно получается – всё на своих местах, ничего не взято. Как будто жильцы позавтракали с утра, а вечером уже не вернулись. Судя по виду, дом этот принадлежал какому-нибудь богачу – внутренняя отделка просто кричит роскошью. В обеденной даже стол накрыт, пусть вся еда проморожена в камень. Я не смог не улыбнуться, когда увидел, как Корди по-тихому сунул в карман несколько серебряных вилок с золотыми филигранями.

Пройдя в холл, мы разделились. Я отправился наверх, единорог – вниз, в подвал. Если здесь и есть какие ценности, они будут повыше. Заботливый я – Корди же не унесёт всё то, что можно найти в не разворованном и очень богатом доме. Хоть, как нас учат ужастики, и разделяться и ходить в повал – не самые лучшие идеи, особенно если ты в городе-призраке за сотни километров от цивилизации, я справедливо решил, что если здесь и есть какие-нибудь чудовища, то они уже передохли на таком-то морозе. У меня с первого же вдоха местного воздуха мгновенно сопли в носу замёрзли. А даже если тут хоть что-нибудь бы и жило, то оно, хотя бы, съело бы еду со столов.
Уже прицениваясь, что можно позаимствовать сразу, а для чего понадобиться долото, отвёртка и молоток, я чуть не споткнулся о тело. Я бы, может быть, этому бы обрадовался – хоть какой-то признак жильцов, если бы не почти современная одежда и залитая кровью грудь. Я всегда считал себя не брезгливым, но обыскивать труп как-то не хотелось, хоть и надо. Похлопав по карманам, и выудив документы, мне стало действительно не по себе. Как только я глянул на строку с фамилией, память мне заботливо подкинула статью о пропавшей без вести экспедиции, которую я читал ещё в школе. Здесь что-то есть, оно недружелюбное, и оно лет сто назад уже порешило одну экспедицию.

— Корди, давай сюда! – заорал я.
Он ведь единственный доступный единорог, кто умеет создавать магический щит, по ГОСТу. Не услышав звука приближающегося единорога, я уже было начал набирать воздуха на новый крик. Что-то кольнуло в шею как раз на вдохе, и я вдул себе жидкости в лёгких. Не издав ни звука, я упал на пол и начал страшно кашлять. Перед тем, как глаза залило слезами, я увидел пегаску со странно-безумной улыбкой во всю морду.
Дальнейшее я мог воспринимать лишь звуками, иногда прерываемыми моими попытками выблевать лёгкие. Тихий хлопок распахиваемых кожистых крыльев и свист летящего на большой скорости пегаса. Звук столкновения двух тел и броска, кто-то с силой врезается в стену. Я чуть повернул голову и, задержав дыхание, смог разглядеть сквозь залитые слезами глаза, как Найт в одно очень знакомое движение ломает пегаске сустав крыла и головки обоих скрепляемых им костей. Потом донёсся перестук копыт, похоже, вбежал Корди. Кажется, он что-то сказал, но за приступом кашля я ничего не услышал.
— Что с ним? – со слезами в голосе спросила Найт, обнимая мою голову, как будто это чем-нибудь поможет.
— Она ему что-то ввела в шею, — после секундного осмотра, заключил единорог, — Хотела в вену, но промахнулась и попала в трахею. У него жидкость в лёгких. В этом…
— Лечи его! – заорала фестралка.
— …нет ничего страшного, её немного. Выйдет сама, — твёрдо, призывая её сохранять самообладание, ответил Корди, — Только если эта штука не опасная и у Йохи нет на неё аллергии.
Найт отпустила мою голову и подлетела к жалобно хнычущей от боли пегаске. Судя по звуку, она пихнула ногой раздробленный сустав, вызвав болезненный вскрик. Настраивает её на диалог.
— Что ты ему ввела, тварь?! – заорала фестралка.
Какая же она милая, когда злится. Хотя нет, она всегда милая. Если бы я мог нормально вдохнуть, я бы раздулся от гордости. Это ведь я её создал такой, с раннего детства направляя по тому пути, который я выбрал для неё сам. Развивал в ней то, что мне нравится, и подавлял то, что нет.
Жаль только, что я не услышал, что же мне вкололи от очередного приступа кашля. Вряд ли это что-то полезное, хотя бы из-за очень мерзкого вкуса. Пересилив себя, я нетвёрдо встал, опираясь на Найт, всё ещё отхаркивая лишнее, но не так зверзко, как в начале. Думаю, видок у меня тот ещё – вся рожа залита слезами и вымазана в соплях. Корди с пониманием протянул какую-то замасленную тряпку, за которую я бы высказал ему в других условиях. Сейчас же терпкий запах машинного масла смог немного перебить ту мерзость, что была у меня во рту.
— Ты почему не в машине? – сипло спросил я фестралку. Конечно, я рад, что она меня спасла, но мы при исполнении – у неё был прямой приказ.
— Жеребцов и жеребят нельзя оставлять одних, — произнесла она, нежно прижимаясь ко мне, — Не зря же корень один.
Нормально так, лучше уж какой-нибудь банальщины о предчувствиях.
— Только отвернулась, а на него уже запрыгнула какая-то пегаска, — рассмеялся Корди, — Кстати, что с ней будем делать?
— Может ногу ей сломать? – предложил я, глядя, как в глаза нападавшей закрадывается ужас.
— Айда две, — злобно посмотрела на неё Найт.
— Передние? Или по диагонали? – сказал я, подходя к пегаске. Та в страхе попыталась вжаться в угол, но задела повреждённым крылом стену и вскрикнула от боли. По её щекам потекли слёзы, и она умоляюще смотрела на Корди. Стоп, почему не на меня? Я же тут пострадавший, она передо мной должна извиняться, — И что же нам с тобой делать…
Поняв, что её зажали в угол и буквально и фигурально, она рассказала свою историю. Если бы я через вдох не схаркивал ту мерзость, что она мне ввела, я бы ей посочувствовал, наверно, вплоть до стокгольмского синдрома.
В раннем детстве плохие пони жестоко изнасиловали и убили её мать прямо у неё на глазах. Ну а дальше тяжёлая психологическая травма и быстро прогрессирующая шизофрения на её почве. Так что она считает, что себя спасителем Эквестрии от плохих пони, нанося превентивные удары. Говоря проще, она серийный убийца. И самое главное, что получает почётный титул самой ироничной ситуации года – у её самой была «плохая» метка. Была, потому что она её срезала. В один прекрасный день увидела меня в неглиже, и её недуг приказал ей разобраться со мной. Сейчас же она ведёт себя на удивление нормально, потому что страх и боль пересилили безумие, так что, может быть, для неё не всё потеряно. Пробралась в машину, прилетела сюда, а дальше всё понятно. Мне даже за Найт обидно стало – всё мне достаётся, хоть она всегда рядом и у неё такая же метка.
Честно – никогда не понимал насильников. Даже самый кривой-косой жеребец с каким-нибудь уродством может встать на главной площади крупного города, закрыть глаза, досчитать до тридцати и, когда откроет, перед ним будет стоять, как минимум, одна кобылка с недвусмысленным предложением познакомиться. А убийц – тем более. Смерть же решает крайне мало, жизнь, особенно с возможностями её испортить, куда более страшное наказание.
— Когда был последний? – как-то серьёзно спросил Корди.
— Почти пять лет назад, — немного удивлённо ответила пегаска.
— Тогда всё понятно…
— Говори яснее, ты здесь не один, — проворчал я.
— Чувствуешь это?
Я вообще много чего чувствовал в тот момент, в том числе недовольство его туманными ответами, что и передал взглядом.
— Ладно, скажу по-другому. Что делают все правильные кобылки в это время года?
Точно, она же не течёт. Иначе бы я думал совсем не о том, как бы её транспортировать и сдать властям. А я-то думал, чего Найт такая ласковая, всего лишь крыло сломала за нападение на меня, а не шею. Ей на вид лет двадцать, так что половое созревание должно было закончиться примерно во время её последнего убийства. Вкупе с новым фактом, получается, что…
— Она беременна, — заключил я, перескочив через несколько пунктов Кордивской угадайки.
— Именно. Гормоны – страшная штука, особенно при психических заболеваниях.
Найт, после этого, начала смотреть на неё с чуть меньшей злобой, хоть и была готова наброситься на неё за любое неверное движение. Сейчас моя несостоявшаяся убийца могла лишь жалобно плакать от боли и безысходности. Конечно, у каждого из нас при себе ширялово в индивидуальных аптечках, но никто им и не подумает воспользоваться – уж слишком много мороки с отчётностью.
— А эту за что порешила? – спросил я, указывая на найденное мной ранее тело.
Пегаска лишь недоумённо посмотрела на меня. Корди быстро сориентировался и провёл беглый осмотр. Я присоединился к нему.
— Думаю, она скончалась от острой сердечной недостаточности, — заключил он.
— Да… — задумчиво протянул я, — Очень острой.
Сердца не было. Что-то вырвало его, да с такой силой, что прихватило ещё и кусок грудины. Мы дружно посмотрели на пегаску, и ответом нам стало всё то же молчаливое непонимание. Я же было хотел напомнить ей, что суставов и костей у неё ещё много, но меня отвлекли крики с той части города, куда отправились полярники.
— Идём, — приказал я, — Она отсюда никуда не денется.
Пегаску уже неслабо трясло от холода. Оно и понятно – такая лёгкая одежда разве что в Мейнхеттане поможет.
Мы рванули наружу. Машина была уже в зоне прямой видимости, но как только мы пробежали развилку на присмотренное полярниками помещение, нас окликнула Найт.
— Стойте! А как же они? Мы должны их спасти!
— А это обязательно? – заныли мы с Корди.
— Да! – крикнула она, недовольная нашим отношением к происходящему.
— Ладно, — скрепя сердце, сказал я, — Корди, заводи машину, Найт – со мной!
Мы сменили направление и вбежали в здание. Прямо от входа на чуть не сшиб с ног сильный запах крови. Каждая шерстинка уже было встала дыбом от ужаса, но в голову ударил адреналин, и все чувства уступили место холодной расчётливости. Все в помещении были мертвы, в том числе и мои механики, прибежавшие на крики раньше нас. Беглый осмотр показал одно и то же – вырвано сердце. Некоторые ещё шевелились, но их было не спасти.
— Здесь все. Уходим, — чётко сказал я, и уже было развернулся, но в помещение с другой стороны вбежало несколько полярников.
Кажется, последнее я сказал зря... Совместив мои слова с кучей трупов, залитыми кровью стенами и, особенно, с моей репутацией пони холодного и безжалостного, они сделали логически правильный вывод. Их глаза расширились от страха, но заорать они не успели. За их спинами выросло… что-то. Как будто облако чёрного дыма. Без обычных для таких штук рёва, шипения или хотя бы ожидания, когда жертва повернётся и испугается, оно атаковало. Несколько дымных щупалец одновременно впились в спины пони в районе хребта и вышли с другой стороны. Из получившейся дыры струёй полилась кровь.
— Валим, — тихо приказал я.
Растворившись облаком такого же дыма, мы покинули помещение. Оказавшись на улице, мы, что есть сил, рванули к приветливо размахивающему винтами вертолёту. К концу пути я обернулся, и приметил, что так штука заметила нас и несётся сюда, явно с недобрыми намерениями. Страх начал просачиваться даже сквозь адреналин, и я, сам того не заметив, оказался за штурвалом, опасно резко оттягивая ручку шаг-газ.
— Пускай ракеты! – не задумываясь о проскочивших в голосе истеричных нотках, приказал я Найт.

Я не увидел вспышек и не услышал хлопков, но нас ничего не атаковало – машина поднималась ровно и спокойно. От любопытства, подогреваемого нервозностью, я развернул машину на пол оборота по направлению и глянул вниз. Облако иссиня-чёрного дыма покрылось проплешинами, в которых ярко горели сигнальные ракеты.
Отпустило только когда мы поднялись на две тысячи.
— Живы… Живы… — я начал истерично хохотать, и ко мне вскоре присоединились Найт с Корди, — Живы! Живы!..
Вытерев набежавшие от смеха слёзы, я проверил показания приборов, и облегчённо откинулся в кресле.
— Найт, машина на тебе, — сказал я, отпуская штурвал. Мне что-то ввели внутрь, так что управлять вертолётом я не имею права.
Какое-то время мы просто молчали, обдумывая ситуацию и наслаждаясь рёвом двигателей. Сейчас он казался нам пением ангелов – это ведь единственный признак того, что мы выберемся отсюда.
— Мы подогреватель там оставили… — решил Корди хоть как-то развеять молчание.
— Да плевать, новый попросим. За механиков правда вставят… — как бы это жестоко не звучало, за то, что мы потеряли полсотни полярнико-археологов, нас может даже похвалят. Но вместе с ними там остались трое первоклассных авиационных специалистов. Я уж было встал, но от тяжких мыслей отвлекла яркая вспышка и хлопок, от которых я чуть сквозь закрытое окно не вылетел.
— Принцесса Луна… — шёпотом произнесла фестралка, и попыталась склониться в поклоне. Но она была привязана ремнями к креслу.
— Мать твою, Найт! Машину веди! – заорал я, увидев, что она отпустила штурвал. Мне сразу прилетело в ухо.
— Не ругайся при принцессе! – гневно прошептала она.
— Ладно, ладно… — потупился я, потирая ушибленную конечность, — Ваше вашество, что случилось?
— Разворачивайтесь, — безапелляционно приказала она.
— Что?! – воскликнули мы хором, а потом я добавил, — Мы туда не вернёмся! Злые там все.
— Мистер Пайпер, я понимаю ваши проблемы, но вы даже не представляете, что вас там ждёт, — недовольная нашим неподчинением, процедила Луна.
— Как же не представляю?! – воскликнул я, — На ту страшную пое…
Пришлось уклониться от ещё одного удара.
— …штуку я уже насмотрелся.
Принцесса удивлённо посмотрела на меня. Похоже, тут произошло небольшое недоразумение.
— Мы летим на юг, ваше высочество, — осторожно начала Найт, — В Эквестрию.
Ни один мускул не дрогнул на лице Луны, хоть и чувствовалось, что она признала свою ошибку. Уже чуть мягче она попросила нас рассказать, что же случилось.
— Хорошо, что вы живы, мистер Пайпер, — сказала она, как только я закончил.
— Дык вам же привычно, что все ваши друзья умирают, — и адреналин и пост-адреналиновая апатия уже прошли, и вернулась моё обычное состояние.
— Но ведь лучше оттянуть этот момент, правда? – улыбнулась она.
— Теперь вы расскажите, что же там произошло, — попросил я, буквально чувствуя, что она знает больше нас – тех, кто только что там побывал.
Занятная история, только, кажется, слушал её я один. Найт просто слушала голос принцессы и наслаждалась её близостью, а Корди… не знаю, он стоял сзади.
Питаемые раздором в сердцах пони, пришли Вендиго. Начался своеобразный «малый ледниковый период», который лишь усилил неприязнь народов друг к другу до ненависти. У земных пони гибнет урожай, они обвиняют пегасов и единорогов, что те не выполняют своих обязанностей, то есть не разгоняют облака и препятствуют смене сезонов. Рогатые и крылатые тоже сыплют обвинениями, но довольно натянутыми – первые же типа маги и должны разобраться с магическими сущностями, а вторые сыплют спецификой управления погодой, в которую никто вдаваться не хочет. Фестралы же просто грабят и убивают.
Все попытки мирного урегулирования разбиваются об основных лидеров – идиота, безумца и сноба. Поэтому возникает стихийное переселение народов – все бегут на юг. Но были и те, кто участвовать не пожелал, в основном богатые и консервативные. Да и переселенцы тоже о расизме не забывали. Платина, Хьюрикейн и Падингхэд хоть и отправились со своим народом, акция эта организованной не была, так что пони осаживались где попало – конечная политическая карта получилась буквально испещрённой разноцветными точками. То есть племенам пришлось объединяться заново, не забывая, конечно, о межрасовых войнах. Вендиго не дремали – крови в те годы пролилось много. Или наоборот. Неизвестно ведь, какая у них роль – организаторов, сообщников или нахлебников. Думаю, в те годы они умирали от обжорства – конфликты на расовой почве углубились до межнациональных.

Однако лидеры, которые сейчас кажутся не самыми лучшими правителями, «для своих» смогли делать многое, и вскоре племена были объединены. Но современная история куда лучше запомнила их первых советников, которые приложили намного больше усилий для межрасового единства, чем кто-либо до них. Они, поняв, что так называемые лидеры сделали уже всё, на что способны, предали их. Ни история, ни принцесса не знает как, но это не главное – убрав препятствия первые советники, стоя по колено в крови своих бывших соратников, взяли верховную власть в свои руки. Так что ежегодные театральные постановки на День Согревающего Очага исторически неточны – Хьюрикейн, Платина и Падингхэд до непосредственного объединения просто не дожили.
Дальнейшую историю знают буквально все – для укрепления вертикали власти на царствование были приглашены две пони, олицетворяющее собой все три расы. Думаю, каждый со школы помнит эти пятнадцать слов: «Велика наша земля и обильна, да единства в ней нет. Приходите править и владеть нами». Только Луна уточнила несколько немаловажных вещей. Например, что они были довольно юными. Для нашего времени, конечно, в то время взрослели раньше.

Лёд постепенно начал оттаивать и фигурально и буквально. Ну и переселенцы с удивлением обнаружили, что они в путешествии на юг зашли слишком далеко, то есть находятся, практически, на экваторе. Начинает становиться очень жарко. Пегасы не могут нормально управиться с погодой в непривычных условиях, у земных пони погибает урожай из северных культур, теплолюбивые болезни, против которых нет иммунитета, начинают выкашивать население. Вариант обратного переселения даже не рассматривается – низы хватаются за моральные аспекты, что неохота видеть руины прошлой жизни в налаживающейся настоящей, а верхи – за политические, типа там ещё остались пони, у которых есть власть и, самое плохое – консерватизм. Поэтому Луна предлагает очень оригинальный вариант – повернуть Землю так, чтобы основные поселения оказались в средней полосе. Проще говоря, сместить полюса. Но Селестия хорошая, и делает упор на то, что «оставшиеся» окажутся далеко за полярным кругом и перемрут от холода, поэтому отказывается.
Я именно это предполагал, а сейчас ещё и убедился. Луна автократ – пони должны быть счастливы, и она, в случае необходимости, заставит их такими быть. Селестия же либерал, типа пони хорошие и если то да сё, то они станут счастливы сами по себе.
Так вот, распределяя труд, Сёстры договорились так – помощь в смене времени суток, сезонов, оптимизация всего этого и прочее управление Землёй за Селестией, движения тектонических плит, приливы, отливы и, в общем, контроль Луны – за Луной. «Младшая» оставляет за «старшей» выбор, кому умирать – большей части или меньшей. Солнечная принцесса на то и принцесса, чтобы быть дальновидной и предвидеть последствия. Но, опять же, она хорошая, поэтому выбор она оттянула до последнего. Луна в то время задолбалась напоминать сестре, что дело само не сделается – сама она так сделать могла физически, но не могла морально. Так что, слово за слово, она проклинает оставшихся, из-за которых вся эта каша и заварилась.
Могущество аликорнов не знает границ, что в тот момент сыграло злую шутку. Молодая и не слишком хорошо управляющая своей силой Луна, вкладывает в свои слова слишком много. Так что то, что мы видели в том покинутом городе – не что иное, как не упокоенные души его жителей. Которые за много лет сожгла ненависть, так что пощады от них ждать бессмысленно.
Дальнейшее я уже додумал сам, но не суть. Именно отсюда берёт начало конфликт Сестёр. Пони, что для меня странно, поддержали Селестию, хоть она и заставила их пострадать. И ради кого? Ради тех, кто при первой же возможности прирежет её и выгонит земных пони на поля работать на правах рабов. Молодая Луна на то и молодая – эмоциональная нестабильность и прочие радости, все через это проходили, и боги этого мира – не исключение. Ночной принцессе становится очень обидно – она поступает правильно, делая мир к лучшему, дневная же поступает хорошо, в основном, просто не делая хуже. А пони больше любят Селестию. Хорошее это ничто, пшик, секундный выброс эндорфинов в мозг. Плохое же запоминается надолго, если не навсегда – это есть опыт. Поэтому Луну не любят как её сестру – цель запоминается куда меньше средств, хоть с высоты лет они оправдывают друг друга. Описанный Луной случай был всего лишь первым – дальше было не мало, они же на пару строили огромное государство, практически, с нуля.
— Теперь вы поняли, мистер Пайпер? – подытожила принцесса.
— Я понял многое, ваше вашество, — кроме того, зачем мне это, — Только… почему вы разные?
Она посмотрела на меня довольно разочарованным взглядом, так что пришлось пояснять.
— По размеру разные.
— А, это, — облегчённо вздохнула она, поняв, что я ещё не потерян, — Побочный эффект бессмертия.
Я бы нахмурился от её односложных ответов, если бы брови не поползли вверх от нового действительно интересного факта. Получается, что, во-первых, бессмертие аликорнов приобретённое, во-вторых – Луна стала бессмертной раньше и просто перестала расти. Можно было бы узнать способ, ведь всем хочется жить и, желательно, вечно, но… зачем?
Современный мир же не предназначен для того, чтобы в нём жило много бессмертных. Например, пусть гражданская авиация пока только развивается, она когда-нибудь достигнет своего пика, и только моя смерть освободит место для новых пони. Которые, кстати, могут принести что-то новое, и жить станет лучше, жить станет веселей. К тому же, я здесь не один – Найт слишком завязана на родственных отношениях и не сможет не рассказать, Корди слишком много пьёт и не сможет не проболтаться. Одни пони должны умирать, чтобы уступить место другим.
— Как быть с её величеством принцессой Твайлайт Спаркл? – неожиданно для всех, спросил я.
— А что с ней не так? – разными словами удивились все в кабине.
— Это же получит титул самой ироничной ситуации века, когда друзья принцессы дружбы начнут умирать у неё на глазах. А сама она останется всё такой же молодой, — я старался говорить это поспокойней, но, думаю, в голосе проскочили грустные нотки. Хоть общение с фиолетовой едноро… то есть, аликорном, закончилось не слишком хорошо, я сочувствую ей.
— А с чего вы взяли, что она бессмертна? – несколько упрекающее, риторически спросила Луна.

Возникла неловкая пауза.
— Может, в шахматы? – предложил я, извлекая коробку из-под сиденья.
— Почту за честь сразиться с достойным противником, — с напыщенным официозом, согласилась принцесса.
— Не сочтите за грубость, ваше высочество, — начал я, расставляя фигуры, — но что случилось в тот день в замке Сестёр?
В том месте произошло не настолько много, чтобы не догадаться сразу, что я имею в виду. Начавшийся прямо с начала царствования конфликт принцесс постоянно усугублялся. Так что простая детско-юношеская обида в один момент начала перерастать в настоящую идеологию, одним из главных постулатов которой было то, что Селестия не нужна. Но, увы, мятеж был подавлен на корню сразу же. Официальная история утверждает, что это было нечто вроде изгнания зла. Типа Найтмер Мун это злобная сущность, захватившая милую и добрую младшую сестрёнку милой и доброй правительницы. Пусть жизнь Найт никогда не станет прежней, мы узнали очень важный факт – Найтмер Мун и принцесса Луна это одна и та же пони. Только неясно, почему в первый раз её отправили на Луну, а второй – прошлись лечебной поркой Элементами Гармонии.
История, рассказанная участником тех событий, показала новые интересные факты. В тот день произошло восстание, о котором я уже давно знал, только понятия не имел, какие оно преследовало цели. Сеперация? Не, Люфтштадт на то и «люфт», что мог, как и Клаудсдейл, перемещаться с места на место по воле ветров или пони. Геноцид во имя высшей расы? Тоже не катит – фестралы всегда были в меньшинстве. Никакая подготовка не спасёт от закидывания шапками. Всё куда менее прозаично – ночные пони, которые в то время были совсем не те, что сейчас, должны были стать опорой новой Эквестрийской власти, для начала избавившись от старой, подотчётной Селестии. Но, увы, это только в сказках вся нация, раса или вид выступает единым фронтом. В жизни же всегда находится больше одного мнения, а если оно ещё и подкреплено оружием…
У Селестии было без малого тысяча лет, чтобы сделать пони такими, какими видит она. Но снова и снова вступает максимум, позволяемый её мировоззрением – не сделать хуже. Так что она создала целую кучу подсистем, делающих пони хорошими разве что в качестве побочного эффекта – основная задача это просто придерживать созданную Сёстрами вместе систему. Единственное, что смогла сделать солнечная принцесса действительно хорошо, это обнулить репутацию Луны. Не только что она маленькая, глупенькая и сама не ведала, что делает, а ещё и что она такая же, как и Селестия. Эдакая уменьшенная версия с более глубоким голосом, и, к тому же – младшая. Чтобы никто не задавался вопросом, почему они по размеру разные.
Чем в последние годы занимается Луна? Да, в общем-то, ничем. Весь государственный аппарат как внутренней, так и внешней политики, предназначен не столько для того, чтобы управляться одной принцессой, сколько для того, чтобы это была Селестия. А как-то изменять… Первое, Луна за тысячу лет невиданных мучений без воды, пищи, воздуха и общения смогла несколько обдумать своё поведение и придти к тому, что должна быть гармония. Не те лозунги, что продвигаются её сестрой, а настоящая. Гармония ведь это сочетание противоположностей, а по Селестелианской религиозной доктрине – схожих элементов. Доброта, смех, верность, честность, щедрость и магия. Истина же рождается в споре, а где он тут? Так что сейчас Луна, в основном, проводит время в тяжких думах об Эквестрии, которую мы потеряли и как бы нам её обустроить. Второе, почему же ничего не меняется, это то, что система слишком прочная. История прочих государств не знает прецедентов, когда правитель не менялся тысячи лет и буквально и образно, так что главные идеологи Сталлионграда ошибались. Это заграницей чем старше система, тем она более хрупкая. Здесь же система упрочняется чуть ли не с каждым годом. Если когда-то и жили те, кто помнил «другую» Эквестрию, то они давно умерли, оставив после себя лишь легенды, которые уже забыты. Сравнивать с другими государствами глупо – пусть моновидовых стран не и существует, за границей система заточена под основополагающий народ. То есть, законодательство Грифоньих Королевств предназначено для грифонов, Зебрики – для зебр и так далее. Плюс всё та же уникальная ситуация, что правители бессмертны.
Вариант менять что-либо вооружённым переворотом не подходит, и не только потому, что в прошлый раз ничего не получилось. Это раньше главенствовала идея полномасштабной войны с многотысячными армиями, годовыми осадами и эпичными сражениями. В настоящем Эквестрия если и воюет, то спецназом. То есть исключительно ограниченные боевые действия. Типа вместо наступления широким фронтом сейчас проводят операции по принуждению к порядку. Причём из трех частных военных компаний конкретно переходить в наступление не то что имеет право, даже просто обучена только одна, которая на границе с Грифоньими Королевствами стоит. Типа что хищные птицы хоть и цивилизованный народ, но инциденты с бандформированиями случаются регулярно. Как и остальные две, эта компания заточена на оборону и полицейские операции, то есть, к примеру, солдаты если и обучаются выживанию в дикой природе, то исключительно в частном порядке. Ещё одна базируется в Сталлионграде и, по сути, является правоохранительными органами с широкими полномочиями, так как на северо-восток бежит слишком много преступного сброда. Ну а последняя это такие пограничники, которые совсем не селестианскими методами сторожат страну от потока контрабанды и мигрантов из Зебрики. Основная Эквестрийская армия это, на мой взгляд, бесполезное парадно-показательное подразделение.
— Вы не удивлены, мистер Пайпер, — сказала Луна.
Я просто выжидающе на неё посмотрел.
— Было столько зла, что даже у побывавшего в том злополучном городе кровь в жилах должна застыть.
— Ой, да ладно вам, — воскликнул я, махнув ногой и увернувшись от удара Найт – я это сделал недостаточно уважительно, — Цель оправдывает средства, да и сам мир меняют к лучшему не с улыбками и песнями, а стоя по колено в крови.
Принцесса, намекая, обвела взглядом экипаж.
— Найт слушает как вы говорите, но не слушает, что, — начал я пояснять, кивнув на супругу, — Она же вам поклоняется. Для неё невероятно само то, что её богиня сидит рядом, разговаривает, переминается с ноги на ногу и так далее прямо как простая пони…
Думаю, у неё после этого возникнет кризис веры, но, думаю, мы справимся.
— …а вон та рогатая морда вообще вас не слушает. Просто всё время пытается заглянуть вам под хвост, — Найт сразу взглянула на него взглядом, предвещающим если не медленную и мучительную смерть, то перелом полового члена уж точно. Луна же – довольно спокойно, как будто раздумывая, что с ним делать.
Корди, зная, что фестралка под бабкой две подковы ломает, сразу стушевался и попытался отвлечь внимание.
— Мы, кстати, ту психованную там забыли, — лихорадочно работающий мозг смог подкинуть ему хорошую тему для разговора.
— Ты хочешь за ней вернуться? – вскинул я бровь.
— Не.
— Тогда в чём вопрос? – пожал я плечами и отвернулся к принцессе, — Мат, ваше высочество.
Она внимательно осмотрела доску и сдержано кивнула.
— Знаете, в чём ваша проблема, мистер Пайпер? – неожиданно спросила Луна.
— Что я самовлюбленный эгоист, не признающий авторитетов? – не стал я задерживаться с ответом.

Она как-то странно на меня посмотрела.
— Не только. Посмотрите, — принцесса обвела копытом доску. Из белых на неё был только король, из чёрных – несколько пешек, ладья и тоже король, — Вы готовы пожертвовать всем ради победы.
— Как будто в этом есть что-то плохое, — фыркнул я. Похоже, опять недостаточно уважительно, так как мне прилетел от Найт подзатыльник.
— Смотрите внимательней. Вы готовы пожертвовать ради победы всем, забывая, что после неё у вас ничего не осталось.
Я внимательно осмотрел доску, потирая ушибленное место. Действительно… и суть не в том, что это всего лишь игра. В жизни я бы сделал то же самое.
— Ну… не всем, — я кивнул на Найт, надо же марку держать.
Только она, кажется, этого не заметила – топливомер сейчас ей куда интересней. Я перетянул газ на взлёте и нам не хватает топлива. Придётся либо тянуть на авторотации, либо просить Луну дотащить. От возможности оказаться запертым в северных снегах стало не по себе, но я успокоил себя тем, что за штурвалом одна из лучших пилотов – Найт справится. Наверно.
— Ваше высокоблагородие, а как вы нас нашли? – наверно, это надо было спрашивать первым, но как-то не срослось.
— Знак на вашей шее, — улыбнулась Луна.
Я просто удовлетворённо кивнул, у Корди же от удивления расширились глаза. Хоть он уже пол века как не маленький жеребёнок, чтобы верить в сказки о поднимающих Солнце и Луну принцессах, он, как и все, знает об их могуществе. Но вот так вот, убедиться воочию… Причём не на какой-нибудь банальной телепортации, которая десяток жизней в год уносит, а на редком заклинании магической пеленгации.

Глава 8

Что такое телепортация в двух словах? Направление огромного количества энергии в определённую точку в пространстве. Хлопок при перемещении это воздух схлопывается, потому что пони телепортирует не только себя, а ещё и часть окружающего пространства. Что такое магическая пеленгация зачарованного предмета? Это направление не менее большого количества того же самого, только во все стороны и со строго определёнными характеристиками. Причём Луне нужно было не только непосредственно определить, где я, но и куда и с какой скоростью я движусь. Если сказки о поднимающих Солнце и Луну принцессах обескураживают разве что жеребят, то сделанное по-настоящему – и взрослых.

А что до экспедиции… В общем, топлива хватило. Это единственное, что было хорошо. Потом всё завертелось. Похоже, полярниками кто-то очень сильно интересовался, а так как мне никто не поверил – уж очень странными получались отчёты. Начали посылать двоечки на разведку. Когда не вернулась третья по счёту, направили большого брата с запретом на посадку, чисто воздушная разведка. Уж не знаю, что они там увидели, но вся информация получила гриф «секретно» и была захоронена в архиве. Так что, в общем виде, мне за это ничего не было. Ещё бы что-нибудь сделали. Смогли бы они потом найти пилота с налётом по три с половиной тысячи часов в год? Вряд ли.

Я ведь незаменимый. В чём главный плюс того, чтобы быть таким? Многое с рук сходит. А уж если ещё и по закону… В федеральном воздушном кодексе, в основу которого лёг сталлионградский региональный, который, в свою очередь, писался под мою диктовку, есть одна интересная статья. В ней сказано, что командир воздушного судна кроме всего прочего «…имеет право применять все необходимые меры, в том числе меры принуждения, в отношении лиц, которые своими действиями создают угрозу безопасности полёта воздушного судна …». Любой выпускник соответствующего ВУЗа об этом знает. К сожалению, небольшая банда из какой-то жопы грифоньих королевств об этом не знала. К сожалению для них.

Тот рейс был примечателен только тем, что подписок о неразглашении надо было подписать больше, чем обычно. Хотя чего там секретного – забрать с рудника груз драгоценных каменьев, среди которых были какие-то абсолютно уникальные. Мне-то, как и всегда, было плевать, пока всё в рамках правил. Даже единственным блеском в глазах, когда я их увидел, были только обычные блики. Подумаешь, алмазы весом от одной до шести тысяч карат, их же всего лишь огранят и выбросят… то есть, продадут. Никакой пользы.

Настроение с самого утра было в глубоком минусе. Началось всё ещё с предыдущего дня, когда после срочной доставки некого особого сорта чего-то съестного в среднюю полосу, у машины упало давление масла. Худшие опасения подтвердились – прорвало маслопровод. На самом деле не критично, можно жвачкой заклеить, но место прорыва было в самом неудобном месте, даже Корди телекинезом не мог ухватиться. Пришлось снимать двигатель. Хоть «большой брат» и известен своей эргономикой, ремонт превращается в экзамен на краповый берет, когда на улице зимняя ночь, а вокруг только полная пьяных малограмотных крестьян деревня. Они как вертолёт увидели, сразу всем селом хороводы вокруг него водить начали. Пришлось запустить исправный двигатель, ибо громкие звуки отлично отпугивают диких животных. Но они через время возвратились, уже с дубьём. Чуть дракой не закончилось. Но и это не всё.

Практически всю зиму над этой частью Эквестрии стоит плотная облачная завеса. Рационального объяснения этому я не нашёл, традиция какая-то, скорее всего. По региональным правилам я обязан потребовать от местной погодной команды пробить мне в завесе проход. Но они упёрлись, что разбивать облачный фронт до Зимней Уборки – плохая примета. В этом была их главная ошибка – местные анимизмы не являются достаточным основанием для запрета вылета. Я честно пытался их уговорить, но, к сожалению, деревенщины как муравьи – один мозг на всех. Если девять несведущих скажут «нет», то и десятый тоже, плевать, что он там обязан. Но мне-то как-то тоже всё равно, что там кто думает. Закон есть закон. Из вертолёта запросил взлёт и расчистку неба. Первое при условии, что я не буду пробивать облака, разрешили, второе – отказали. Взлетел как есть, ибо, опять же, по федеральному закону окончательное решение о начале полёта принимает командир. И я не могу рисковать машиной и жизнями окружающих пегасов.

Через двадцать минут на меня громко орал начальник диспетчерской службы штата непечатными выражениями. Через сорок – уже непосредственно мой. Своему-то я объяснил ситуацию, благо у меня записи на бортовом самописце, могу доказать, что не верблюд. Так что на повизгивание холопов внимания можно не обращать. Но настроение испортилось знатно.

До жути хотелось на ком-нибудь сорваться. Вроде есть Найт в кабине, но как только я на неё смотрю, душа наливается теплом и хочется только обнять. Чтобы наорать на Корди придётся переходить на внутреннюю связь, а это значит, что всё будет записано. На счастье, повод дал именно он.

— Командир, — как-то нервно обратился ко мне он, — Тут с вами поговорить хотят.

— Шли их нахер, — не задумываясь, ответил я. А потом по корням волос пробежала судорога, он же там один. Это может значить три вещи. Первая – проблемы с аппаратурой, все сообщения получает он. Вторая – посторонние в кабине. Третья – он напился до белой горячки.

— Они говорят, что отрежут мне член, если ты не ответишь, — нервно сглотнул он.

— Ладно дай им уши, — спокойно приказал я, — Слушаю.

— Значит так, лошадка, сейчас ты спустишься до тысячи и откроешь грузовой люк, — ответивший говорил с характерным клювным говором, — Или своего друга будете в закрытом гробу хоронить.

Я глянул на Найт, она без слов показала готовность. Проверить автопилот, отстегнуть ремни. Бесшумно подойти к двери. Потом криминалисты за пару бутылок отличного виски пятидесятилетней выдержки найдут у налётчиков в мозгах либо аневризмы, которые внезапно разорвались при попытке задержания, либо опухоли надпочечников, которые самопроизвольно выбрасывали в кровь большую дозу адреналина. Что приводило к приступам ярости и временному помешательству. Пришлось договариваться, чтобы не задавали вопросов, почему все пятеро были забиты насмерть копытами. Крайняя необходимость крайней необходимостью, но за злоупотребление этим по голове не гладят. Главное, что до руководства смог донести свою версию вовремя.

Потом ещё долго я снова буду мучиться кошмарами, вспоминая, как один из нападавших чуть не попал Найт в шею ножом.

Старые знакомые следователи, которых назначили главными в новосозданном комитете по расследованию авиационных происшествий, только хмуро на меня посмотрели, забрали объяснительную, и посоветовали возвращаться к работе. Вся информация получила гриф «секретно» и была захоронена в архиве. Тела нападавших утилизировали вместе с опасными отходами.

С каждым опасным инцидентом я всё сильнее понимаю, что главный страх моей жизни, это потерять Найт. По мне так это будет куда хуже, чем лишиться половины тела. Даже когда безапелляционно заявили, что в моей жизни пора что-нибудь менять и предложили варианты, я долго не думал. Выбор небольшой. Первое – экипаж расформируют, Найт назначают командиром, и летаем сами по себе. Второе – Корди переучивают на штурмана или бортинженера по выбору, добавляют кого-нибудь к экипажу и назначают испытателями на совершенно новый вертолёт. Ожидалось, что я буду думать, типа в первом случае придётся расформировывать слаженный экипаж, а во втором – лезть в ящик Пандоры, ведь по слухам этот новый вертолёт – настоящее чудовище.

Во время расследования пропажи экспедиции я был временно отстранён от полётов, так что меня позвали в университет немного попреподавать. Один преподаватель умудрился уронить на себя двигатель, и его надо было срочно подменить, а тут свободный я.

Чем мне приглянулась эта работа – можно было вообще не просыхать, но, всё-таки, больше всего запомнились первокурсники. И вовсе не по тому, что они смотрели на меня щенячьими глазами, буквально упрашивая задержаться и рассказать историю из практики, от чего чувство собственной важности взлетало до небес. Дело в том, что я смог со стороны увидеть разительную разницу между Эквестрийским и Сталлионградским образованиями.

Индивидуальный подход, свободная программа и прочая ересь лишь ширма, за которой скрывается жутковатая пустота. Особенно неприятно получалось, когда такие пони пытались учиться теми же, привычными им методами и здесь. Вся суть Эквестрийского образования – зубрёжка и тесты. Понял – не понял, неважно. Главное получить «А», чтобы не испортить школе статистику, в зависимости от которой идёт финансирование.

И ведь самое страшное, что эти пони пытались учиться и здесь. Некоторые даже до старших курсов дотягивали, от чего становилось действительно не по себе – ведь совсем скоро они буду чинить мой вертолёт. Я сделал всё что смог, то есть оставил кучу рекомендаций по совершенствованию учебного процесса, и отправился восвояси. Пусть политруки лезут к студентам в душу, мне же пора лезть в вертолёт.

С каждым днём я всё больше убеждаюсь, что мои вертолёты не предназначены для Эквестрийских реалий. Борту 23-21-07 «Учебный» Дискорд на раз испортил двигатели, топливосистему и маслосистему. Борт 23-21-08 «Пайпер» разбился вместе со мной из-за Тирека. Борт 23-21-09 «Айс» съели параспрайты. Борт 23-21-10 «Мбици» из-за совершённого кем-то Радужного Удара потерял управление и протаранил диспетчерскую вышку. Борт 23-21-12 «Винг» даже километра от завода не улетел – поймал в двигатель твиттермитов и взорвался в воздухе, рухнув на проходящий внизу пассажирский состав. Борт 23-21-13 «Слайдер» потерпел крушение при столкновении с драконом.

Катастрофа техногенного характера, а особенно авиакатастрофа, это квинтесенция самых маловероятных событий, в которых, к сожалению, фактор пони находится далеко не на последних местах. Однако, если уж пошла жара, то только он может предотвратить происшествие или, хотя бы, минимизировать жертвы. Именно поэтому всегда первая версия – ошибка пилотов и именно их действия оцениваются строже всего. Но и в этом есть повод для гордости – ни одна машина не была потеряна из-за фактора пони или технических неисправностей.

Главная проблема авиации в том, что если пони и гибнут, то разом по многу. Дабы не быть голословным: «Пайпер» — два члена экипажа, «Винг» – шесть членов экипажа и восемнадцать пассажиров поезда, «Мбици» — тридцать пассажиров и пять членов экипажа, Слайдер – семьдесят четыре пассажира и шесть членов экипажа. Каждая следующая катастрофа, с поддержки железнодорожников и зелёных, вызывает больший общественный резонанс, чем предыдущая, так что, чтобы лишний раз не тревожить испуганных хомячков… в смысле, не беспокоить взволнованную общественность, сверху спустился указ о прекращении коммерческих пассажирских авиаперевозок. Зная о ходе работ над В-12, я предложил заняться переделкой ещё не введённых в эксплуатацию «больших братьев» в воздушные краны. Чтобы остальные машины не простаивали, с них сняли кресла и отправили на грузовые рейсы. А пассажиров начали перевозить получившие довольно широкое в последнее время распространение дирижабли.

Что интересно – местного разлива, то есть они спроектированы и построены в Эквестрии. Милые изделия, даже в чём-то лучше вертолётов, например, гораздо дольше в воздухе могут оставаться, да и куда дешевле это. Но круче всего были двигатели. Пока Сталлионград не ставил турбовальных монстров разве что на мопеды, остальной мир упор делал на поршневые. Особого прорыва добились, как ни странно, грифоны. Их коллектив из голодающего и полуразрушенного Грифонстоуна смог пробиться в Эквестрии и выгодно продать новейший 1500-сильный поршневой В-образный двигатель жидкостного охлаждения. Основной упор был на экономичность несколько натянутую экологичность. Типа меньше потребляет – меньше выбрасывает.

Кто, что и как должен перевозить распланировано не на один год вперёд, а тут резко появилось огромное окно. Заполнилось оно практически мгновенно – даже пресс-служба устала отвечать на бесконечные запросы. Интересного в этих рейсах было немного, разве что чуть ли не всю страну увидел. Но был один крайне неприятный рейс.

Её величество принцесса Твайлайт Спаркл заказала для библиотеки своего нового замка несколько тонн технической литературы и книг по практической магии. Честно – я разрывался. С одной стороны – повидаться с её величеством, с другой – это же надо лететь в Понивиль. А это возможность попасть в один из множества получивших огласку опасных инцидентов. Так же – официальный факт, что именно в этой деревне хранятся могущественные древние артефакты, и неофициальный – что через эту деревню проходит поток контрабанды из всё тех же могущественных древних артефактов. Я даже поначалу предлагал сбросить груз с динамического потолка, но идею не одобрили. Ну, как «не одобрили» — спрятали от меня и моего экипажа все парашюты. Там ведь не все идиоты и знают, что как только диспетчер даёт разрешение на продолжение полёта после контрольного висения, я, как командир, становлюсь местным филиалом царя и бога. Так что мне плевать на всех – выгружаю, как хочу. Единственное, что меня ограничивает, это то, что груз надо доставить целым. К сожалению, все контейнеры были опломбированы, так что в который раз пришлось играть в гляделки.

Найт смотрит на меня, я пытаюсь угадать, чего же она хочет. Зная о последних тенденциях нашей жизни, я могу сразу угадать, что. Особенно учитывая, как она смотрит на маленьких жеребят. Мы не раз говорили с ней об этом, но она никак не может принять, что матерей в Эквестрии много, а пилотов на тяжёлые вертолёты – всего двадцать два. И это если вместе с ними посчитать командиров. Что не факт, что молодой член общества сможет дать ему больше, чем слаженный экипаж. Да хотя бы то, что ей на тренировках по ближнему бою регулярно от меня регулярно прилетало в живот. А мысль, что она может скончаться от осложнений во время беременности или родов… сразу хочется завернуть её в универсальное защитное средство – одеяло, и выпускать разве что в сортир. И ведь всё стоит на своём, знает, что я как-нибудь сломаюсь. Или же мы погибнем раньше, учитывая, как много бьётся машин.

Говорят, этот дворец возник из магического сундука, после того, как лорду Тиреку насовали в морду. Хоть когда-то слухи оказываются правдой – не могли пони создать такое уродство, как замок принцессы Твайлайт. Как будто архитекторов из Кристальной Империи выписывали. Единственное, что мне хоть как-то в нём понравилось – он большой, как ориентир хорошо использовать. Да не то, что бы большой – огромный. Размером с весь столичный замковый комплекс, если не больше. На большом балконе, наверно, можно балы давать на тысячу персон.

Не могу сказать точно, почему мне пришла в голову идея посадить машину именно туда. С высоты он показался достаточного размера, а как подлетели – ещё больше. Может взыграло желание подсобить Твайлайт, которой придётся тяжеленные ящики затаскивать в замок, может что ещё. Садились на него с великой осторожностью, хрен его знает, на какой вес рассчитан. Но, вроде, она не развалилась под машиной сразу, и после выключения двигателей характерного треска слышно не было. Так что мы, с превеликой аккуратностью, чтобы не поцарапать подковами совсем новые полы, отправились сдавать груз.

Я подбирал слова с того самого момента, как узнал об этом рейсе. Даже не знаю, что её величество вспомнит первым – меня или то, что мы вместе проектировали. В самый ответственный момент, когда мы вышли наружу и уже были готовы упасть мордами в пол, вместо принцессы вышел её ручной дракон. Он хотел принять груз сам, но у меня приказ – передать лично. Глупая рептилия, даже внутрь не пригласил, так что пришлось мёрзнуть на улице. Пусть не зима, а только поздняя осень, всё равно зябко.

Жаль, что я сейчас не в Клаудсдейле – на этой неделе должно произойти очень редкое и зрелищное явление – погодная фабрика снимется со своего места и отправится развозить облака во все юго-западные штаты. Дело в том, что из-за аномальной засухи и кошмарных лесных пожаров всё поступающее от природы шло в дело сразу и регионы не смогли создать запасы. Так что теперь для постановки нормально-снежной зимы не хватает ресурсов. Бесснежная зима может плохо сказаться на Эквестрии – просохнут почвы, реки недополучат питания и всякое такое.

Когда уже хотели избавляться от груза, Найт приметила, что погодная фабрика уже здесь. Всегда удивлялся, насколько же хорошо работают клаудсдельские погодные команды. Мы не заметили, как они прибыли, а они уже ставят облачную завесу. Честно – наблюдать за их работой гораздо приятней, чем за выступлением Вондерболтов. Работают одинаково слаженно и чётко, а полезного совершают бесконечно больше. Хотелось бы посмотреть подольше, но дело само себя не сделает. Чтобы времени зазря не терять, начали потихоньку разгружаться. Под конец меня всё-таки пригласили внутрь.

Войдя, я сразу упал мордой в пол.

— Ваше высочество, — поприветствовал я Твайлайт и выпрямился, — Вам доставка из Сталинграда, шестнадцать тысяч килограмм книг. Всё в соответствии с накладной. Груз проверять будете?

— Груз? Ах да… — она выхватила у меня из-под крыла планшет с бумагами и расписалась, не глядя, — Поставьте куда-нибудь.

Я бы про себя рассмеялся свой же шутке, как же она будет проверять всю эту макулатуру, если бы не взгрустнул на секунду. Даже взглядом не удостоила, всё в своих мыслях была. Меня-то ладно не вспомнить, не так уж много и знакомы были, по правде говоря. А если она забыла тех, для кого она была действительно важна? Мунденсер, например.

Грустно вздохнув удаляющемуся хвосту, я повернулся к Найт с Корди, которые с превеликой осторожностью затаскивали первый ящик в помещение. Ладно, пусть первый полежит внутри, остальные сама затащит. Кивком дав знак, что здесь не наливают и, в общем, приняли прохладно, я перевёл взгляд на окно. Послышался удар рухнувшего на пол ящика, и мерзкий скрип, когда плохо забитые в некоторых местах гвозди процарапали мрамор пола. Погодная фабрика всё ещё была на месте, только с ней было что-то не так. Кажется, дым не должен валить из всех щелей.

Потом меня ослепило вспышкой. В глазах, вместе с разноцветными кругами, отпечатался силуэт пони с очень приметной раскраской гривы и хвоста. Пытаясь закрыться ногами, я потерял равновесия и начал заваливаться на бок. Вместе с крыльями, для выравнивания, я приоткрыл и глаза. Наверно, зря – через долю секунды дошла ударная волна и выбила все витражные стёкла. Через плавающие разноцветные круги я увидел, как Найт зажмурилась и закрылась крылом от острых осколков. Она только-только успела зайти, и потоком ей всего лишь растрепало хвост.

Вертолёту повезло меньше. Что-то тяжёлое и быстрое ударило в область редуктора и машину начало запрокидывать. Слушая периодически пропускающее удары сердце, я смотрел, как машина опасно накренилась и рухнула вниз.

Найт же моей тревоги не разделила и, отряхнувшись, весело прогарцевала в краю. Наверно, Корди рассказал ей что-то смешное, и она ещё не растеряла задор.

— Действительно, надо было сверху сбрасывать! – весело прокричала она.

Я и сам подошёл и глянул. Вертолёт упал на бок, вместо того чтобы романтично воткнуться носом. Спустился я к нему больше на инстинктах, все мысли были только о случившемся. Найт чуть не отправилась вслед за вертолётом, машина восстановлению не подлежит и, мне кажется, я знаю, кто в этом виноват. Плевать на то, что она приближена к принцессе. Если не получится по закону – разберусь сам.

Немного приукрасив происшествие, то есть, кажется, на базе думают, что зебры подвергли Понивиль атомной бомбардировке, я полностью отошёл от случившегося. Осталась только злоба.

— …меткоискатели-мародёры, йей! – услышал я с улицы.

Я на секунду отвлёкся. Как-то на душе потеплело, что жеребята даже в условиях чрезвычайных ситуаций остаются жеребятами – всё о метках думают. Почти не грубо отогнав их, я вернулся к экипажу, залетев обратно. Корди с Найт уже во всю спорили, кто же прилетит эвакуировать нас.

Через несколько минут, мы уже были в каком-то кафе. Подошёл официант, всем своим видом показывающий, что он на самом деле в Кантерлоте. Не зря я всё таки в столице пару лет прожил – за километр вижу фальшь в этикете.

— Что будете… — начал он.

— Водки и чего-нибудь закусить, — перебил его я. Ни хочу оставаться в этой деревне ни лишней секунды. Чем быстрее забудусь пьяным сном, тем лучше.

— Но сэр, сейчас только десять утра!..

Я схватил его за шею и, притянув к себе, пристально взглянул в глаза.

— Я вырву тебе сердце, если вот сейчас здесь не будет то, что мне нужно, — прошипел я, стукнув по столу.

Кажется, я перестарался. Теперь ему понадобится время, чтобы отойти и снова без страха подойти к нашему столику. Я глядел в окно на внезапно ставший зимним пейзаж. Найт открывала и закрывала рот, пытаясь найти слова, чтобы меня хоть как-то взбодрить и утешить. Корди постукивал копытами по столу и пытался развеять молчание.

— Бумаг заполнять много придётся…

— Это хорошо или плохо? – оторвавшись от улицы, я повернулся к нему.

— Плохо, конечно. Вместо того, чтобы работать, все бумагу переводим.

Наверно каждый, кто не считает себя быдлом, должен хаять бюрократию. Я тоже частенько поминаю её нехорошими словами, если писать особо много, но, как успокоюсь, вспоминаю, зачем это всё нужно. Бюрократия это ведь как масло в машине государственного аппарата. Именно оно обеспечивает ее надёжную и бесперебойную работу. Единственное что, его нужно периодически обновлять, иначе оно полностью выработает свой ресурс и начнёт приносить куда больше вреда, чем пользы. А иногда – заменять полностью.

— Вот там, за замком машина стоит. Кажется, сломалась. Можешь начинать чинить, — я попытался посмеяться, но как-то веселье не шло.

Принесли заказ. Я начал пить быстро, почти не закусывая, чтобы поскорее уйти в волшебный мир алкогольного сна, если бы в пустое кафе не вошли шестеро. Все мысли сразу переключились на них, и, как бы я не старался, в душе разгоралась злость. Я не хотел их видеть, поэтому отвернулся. Но я не мог их не слышать. Заказали овсяного печенья и сидра, и начали одну из них утешать. Мне не обязательно надо было видеть кого, это было понятно по количеству голосов. Я не услышал, что случилось – не успел. Я сорвался раньше.

— Давайте же выпьем за тех, кто не стесняется ради своих целей пойти на всё. Даже оставить без снега четверть Эквестрии, подорвав погодную фабрику, — начал я нарочито громко, и повернулся к шестёрке, — За Рейнбоу Дэш!

Они все с удивлением повернулись ко мне. На лице Твайлайт появилась нервозность, как будто я знаю то, что мне знать не обязательно. Если кто из местных что лишнего видел, она разберётся, принцесса как-никак. Да и не только из них, даже клаудсдельцы будут за неё. На нас же серпы с молотами, у нас своя верховная власть. Как первая среди равных, она подошла ко мне.

— Мистер… — начала она, как бы намекая, чтобы я представился.

— Вы меня знаете, ваше высочество, — процесс узнавания запущен, загрузка. Поиск совпадений. Критическая ошибка.

— Кажется мы не…

— Знакомы, ещё как, — мне начало становиться очень весело, — Ваше высочество, позвольте высказать почтение. Ваша политика по пропаганде дружбы просто восхитительна. Теперь будет намного меньше террористов-одиночек, раз сама принцесса состоит в целой группировке.

— Кхем… мистер Пайпер, — ух ты, она умеет читать и заметила табличку с фамилией, – это совсем не то, о чём стоит так распространяться.

— Ну почему же? Страна должна знать своих героев! «Правда», «Эквестрия Дейли», «Кантерлотский вестник»… Пусть об этом говорят все, разве вы не этого добивались, Prinzessin?

— Эй! – подала голос радужногривая, — Ты даже не представляешь, что произошло!

— А ну заткнулась! Здесь старшие разговаривают, — заорал я и швырнул в неё бутылкой. Промахнулся – алкоголь уже дал в голову. Во все стороны полетели осколки, и на стене осталось мокрое пятно.

Она подлетела над столом с довольно агрессивным видом и вполне однозначными намереньями. Твайлайт, заметив это, удержала её телекинезом от необдуманной, но очень яростной атаки. Я же встал не спеша.

— Позвольте, ваше высочество. В приличном обществе не принято бить морду принцессам.

Это немного её немного обескуражило, и она чуть ослабила хватку. Этого хватило Рейнбоу, чтобы вырваться, и направиться ко мне. Оттолкнув Твайлайт, я уже было замахнулся для удара, но Найт успела его перехватить – он бы сломал бы радужногривой челюсть. Корди тоже среагировал быстро – обнял сзади, не давая распахнуть крылья. С другой стороны свою подругу перехватила Пинки. Черт, с какой же скоростью она движется? Я даже смазанного пятна не увидел. Как только нас чуть растащили, между нами вклинилась Флаттершай.

— Стойте!

В любой другой ситуации я бы даже не показательно упал на пол и начал задыхаться от страшной вони от неё, но сейчас меня это ещё больше раззадорило. Застенчивый, блин, флаттер. Я начал рваться к Рейнбоу со стойким желанием сделать то, что не сделал десять лет назад. Только Найт держала крепко.

— Я убью эту тварь, как она чуть не убила тебя! – заорал я ей, в надежде, что она это оценит и отпустит.

— Мистер Пайпер, остановитесь! – крикнула уже Твайлайт. Я на секунду замер, надо же послушать официальное заявление, — Вы не понимаете, Рейнбоу сегодня потеряла друга!

Тут-то я даже вырываться перестал. Может быть, её друг погиб на погодной фабрике и она решила отомстить? Тогда это другое дело. Такое можно и простить. Наверно. Ведь, если верить книгам и фильмам, большинство проблем начинается с того, что пони в порыве гнева или омерзения просто не могут выслушать друг друга. Что же, даже убийцам дают последнее слово.

— Ну, — я расслабился и меня с опаской отпустили. Так я смог закинуть в себя стопку, — рассказывайте.

Переглянувшись, с подругами, Твайлайт начала. Любимая черепаха Рейнбоу Дэш начала впадать в сезонную спячку. Поэтому пегаска начала саботировать работу погодных команд в надежде, что от этого естественный процесс остановится. Естественно, природа сильнее желаний какой-то пони, так что радужногривая решила играть по-крупному. Уж не знаю, что у неё творилось в голове, но она приняла решение провести диверсию на погодной фабрике. Отличная идея. Не будет снега – не будет зимы – животные не станут впадать в сезонную спячку.

Честно, сам бы я до такого не додумался. Не знаю, почему. Может у меня слишком хорошее образование для этого, может оно у меня вообще есть. Но думать об этом уж точно не хотелось – как только принцесса закончила, на меня свалилась тупая апатия. Не хотелось напиваться до беспамятства, дебоширить и даже бить кого-нибудь в лицо.

Не говоря ни слова, я понуро опустил голову и вышел. Уверен, шестёрка расценила это как свою победу, но мне не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Особенно их. Мир сразу стал каким-то серым, а жизнь, казалось, потеряла всяческий смысл. Одна та мысль, что в мире живут пони, в серьёз считающие, что подорвав погодную фабрику, она отменит зиму, и животные…

Сам не заметив, как дошёл до вертолёта, я подлетел и улёгся на кожухе двигателя. В этот момент как никогда хотелось начать искренне молиться за то, чтобы принцессы обрушили кару небесную на всех, у кого в таком возрасте нет высшего или хотя бы полного среднего образования. Конечно, существует немало пони, которые, мягко говоря… туповаты. Например, всерьез считают, что «организатор вечеринок» это достойная профессия. Но чтобы настолько…

От тяжёлых размышлений отвлёк до боли знакомый стрёкот, постепенно перерастающий в рёв. Вертолёт приобретал всё более чёткие очертания – осталось совсем немного, прежде чем он начнёт разворот, и я рассмотрю, кто же к нам прилетел. Воздушный поток уже начал выдувать слёзы из глаз, когда я машина наконец повернулась концевой балкой. Удивление чуть вывело меня из апатии – вертолёт назывался «Мбици-2». Хотя бы я не один такой неудачник, в честь которого приходится называть вторую машину. Но уныние никуда не делось, так что я снова перевёл взгляд в небо.

— Кажется, Йоахим сломался, — послышался знакомый голос. Не хотелось с ней говорить – я ведь в серьёз считал, что она погибла, и думать о ней забыл, — Никаких расистских шуточек и комментариев о моей посадке

И потом, как она здесь оказалась? Вроде же секунду назад только земли коснулись… сильно же я в себя ушёл. Думал о том, что будет, если ещё и Винг жив. Я же лично в опознании участвовал.

— Ты даже не представляешь, что с нами случилось… — сказала так же внезапно оказавшаяся тут Найт. Как же они с Корди смогли принять инцидент так легко?

— Помнишь, как я тебе тренировке крыло сломал?

— Как же такое забыть.

— Признайся, ты сама подставилась, чтобы я после этого тебя утешал.

— Ну… да.

— Ты сомневалась хоть мгновение?

— Только первые секунды. Потом ты меня обнял, и боль отступила.

Когда я пришёл в себя, мы уже летели над городом. С первого взгляда было понятно, где – над Кантерлотом. Думаю, ещё одну промежуточную посадку сделаем в Мейнхеттане. Но главное не в этом – я понял, что пора уже попробовать кое-что ещё раз. Я одел наушники и подключился к каналу внутренней связи.

— Эй, Мбици.

— О, очнулся, — радостно объявила она.

— Знаешь, почему сборная Зебрики так хреново выступает на Эквестрийских играх?..

— Я слышала эту шутку уже тысячу раз, и где-то девятьсот из них – от тебя, — уже недовольно ответила она, поняв, что очередное разочарование в окружающей действительности не смогло разрушить мой уютный внутренний мир, и я всё тот же.

— …все зебры, которые умеют далеко плавать, быстро бегать и высоко прыгать уже давно граждане Эквестрии!.. – я рассмеялся.

Она промолчала.

— Эй, Мбици.

— Хочешь спросить, чем отличается зебра с наркотиками от пони с наркотиками?

— Нет, что плохого в том, что разбился Ми-2 с десятью зебрами.

— Удиви.

— Ми-2 вмещает одиннадцать!

— Как же я тебя ненавижу…

— Что, опять? – обиделся я, — С начала со всех сторон говорят «Будь собой», а как только начинаешь пытаться – «Фу таким быть».

— Вот за это и ненавижу.

Подумаешь, выворачиваю общественную идеологию наизнанку, все же так делают.

— Я тебя тоже люблю.

— Да ты что, серьёзно что ли? – с сарказмом сказала она, но в голосе промелькнули нотки надежды. Или мне показалось.

— Конечно нет. А вдруг я захочу подкрасться к тебе, чтобы потискать? Я же воздух обнимать буду, ведь твои полоски дают стробоскопический эффект, хрен расстояние до тебя определишь.

— Мбици-два, очистите эфир, — послышался в наушниках новый голос. Провокация удалась – зебра, общаясь со мной, забыла перенастроить рацию.

Весь оставшийся полёт от убийства с особой жестокостью её сдерживало только то, что она командир воздушного судна и не может ради таких мелочей уходить со своего места. Хотя, больше то, что её второй пилот известен как карьерист, который любит всех закладывать.

На вертодроме, что странно, посадку совершать не стали. Только отцепили мою машину и полетели дальше. Приземлились прямо у королевского дворца, где нас уже встречал гвардейский эскорт. Наверно, сейчас будут бить ногами, может быть даже задними, и, наверно, в лицо.

— На, забирайте, — попросила Мбици и подмигнула половине гвардейцев одновременно, — Только не выпускайте.

Корди остался с ней, Найт же отходить от меня отказалась. Аргументировала она тем, что в случае чего только она сможет меня успокоить. На самом деле – вырубить. Прошли мы немного – сразу за воротами меня забрала принцесса Луна. Надеюсь, так и должно быть. Ведь если на самом деле меня вели к Селестии, то они опять поссорятся, а всем известно, что бывает, когда равные солнцеподобной начинают ей перечить.

— Мне сообщили о безобразной драке между вами и приближёнными принцессы Твайлайт, — начала принцесса вместо приветствия, — Вам очень повезло, что первой об этом узнала я, а не сестра.

— Шестеро против троих это, максимум, нечестно, но уж никак не безобразно, — поприветствовал я её в том же стиле, — Да и потом, дальше Луны не вышлют.

— Как насчёт Венеры или Марса? – улыбнулась она.

— Ну… если не умру сразу, то мне будет, чем заняться. На Венере идут кислотные дожди, а при определённых знаниях можно из кислоты получать спирт. А на Марсе каналы всякие, горы, полярные шапки. Есть на что посмотреть.

— Ох, мистер Пайпер, на всё у вас есть план, — улыбнулась она ещё шире, — Так что же произошло в Понивиле, что вы так сорвались?

Я рассказал всё, даже честно, без лишних подробностей и упущения деталей. Мы ещё о чём-то говорили, но это всё не важно. Мне пришла в голову отличная идея – написать политический трактат. Причём оригинал – на специально очень усложнённом фестральем. Переводить должен хреновый переводчик, редактировать – хреновый редактор. Специально чтобы читать и воспринимать было сложно. Назову его как-нибудь типа «Санкция на уничтожение жизни, недостойной быть прожитой, её границы и форма». Причём пару раз намекну, что первыми в очереди будут те, кто не сможет прочитать целиком, ни разу не заснув. Издам за свои деньги и уйду на покой. Куда-нибудь в зону вечной мерзлоты. Зачем? Просто после такого меня ни в одном обществе не примут.

За своими мыслями я даже и не заметил, как мы пришли в очень знакомые помещения. А увидев, где же мы оказались, я внезапно понял, насколько же сильно замёрз. Сам долго сидел без движения, а Мбици, наверно, забыла подать тепло на кабину служебных пассажиров. Честно, было приятно снова оказаться в этих купальнях. Ничего не изменилось – всё такое же запустение, которое только-только начали исправлять. Чуть посмелевшая Найт сразу уткнула нос в столик со всяким мыльно-рыльным. Отвернувшись от него, она смущённо посмотрела на принцессу, и уже было хотела что-то сказать, но в неловкости спряталась за чёлкой. Попробовав начать говорить ещё пару раз, и даже для смелости поднимая ногу как оратор, она оставила эти попытки и умоляюще посмотрела на меня.

— Ваше высочество, — боковым зрением я приметил, что Найт облегчённо выдохнула, что смогла свалить общение с высшими чинами на меня, — Кажется, она хочет вам что-то сказать.

Фестралка в панике огляделась, куда бы спрятаться, и, не найдя ничего, с обидой посмотрела на меня. Луна же доброжелательно улыбнулась и подошла к ней. Положив крыло Найт на спину и немного надавив, приглашая прилечь, принцесса наклонилась к ней.

— Что случилось?

Ответом ей стал робкий, почти не слышный, шёпот.

— Чуть громче, — Луна включила доброжелательность на максимум, — Не бойся.

— Ваше высочество… тут нет шампуня для кожи… — чуть посмелевшая фестралка намекающее повела крыльями.

Принцесса ободряюще рассмеялась, я же вылез из формы и рухнул в воду там, где помельче. Мне несколько стыдно за это, но да, я всё ещё не умею плавать. Луна с Найт ещё что-то говорили, но я ушёл под воду с головой и не слышал. Когда вынырнул, они обе уже были в воде.

— Говорят, вам очень, — начала принцесса, — нравится, когда вам чистят перья.

— А кто, по-вашему, пустил этот слух? – улыбнувшись, риторически спросил я, — Терпеть не могу делать это сам. Вот сделал так, чтобы окружающие были уверены в том, что меня можно так до оргазма довести.

— Да вы мастер в этом! — рассмеялась она.

— Слухи создают отличный фон, в котором теряется правда, — я бессильно растёкся по купальне, — Например, чтобы не спрашивали, почему всего с одним механиком моя машина ломается очень редко, я пустил слух, что на самом деле на севере мой экипаж не съедали злые призраки. Жестокий и бессердечный Йоахим Пайпер, при поддержке своего ручного демона, который по совместительству его жена, принёс сорок шесть полярников и троих механиков в жертву богу-машине на древнем капище в заброшенном городе. Бог-машина принял его жертву и отогнал злобных гремлинов от его вертолёта.

— Говорят, что их было больше сотни. Воистину, не стоит доверять слухам.

— А Корди скрывает правду, потому что продал душу богу-машине за умение обслуживать двигатели. Иногда удивляюсь, в какой бред готовы верить пони, лишь бы не обращать внимания на правду.

— А что по поводу этого анимизма? Вертолёты бьются, потому что бог-машина требует жертв?

— Не думаю. Бог-машина никогда не причинит вред технике. Её ломают гремлины. Демоны такие, — думать в такой тёплой воде было невыносимо трудно, — А жертвы это обычные пони, оказавшиеся не в том месте не в то время.

Архитектору, придумавшему пологий вход в воду на манер морского пляжа нужно поставить памятник. Ведь именно благодаря нему я могу растечься по купальне и не утонуть.

— Это ведь никак не структурированное исключительно устное поверье. Кто-то вякнул что-то по пьяни, кто-то – в шутку. Так что разные ереси от ереси могут различаться от пони к пони. Один скажет, что гремлины не обращают внимания на то, что обслуживают с любовью и заботой. Другой – что нужны песни, молитвы и танцы.

А третий – что гремлинов отпугивают резкие запахи. Поэтому мои машины ломаются очень редко по сравнению с Эквестрийскими аналогами, призванными составить им достойную конкуренцию. Ведь так многих волнует окружающая среда, поэтому используются только экологичные расходники. Что характерно – без запаха. Аллюзия на медицинский атавизм, что болезни распространяются через вонь.

Там где пони не могут что-то объяснить, рождается анимизм, там, где их собирается много – религия. Даже мне часто трудно поверить, что раз десять проверенная с начала на заводе, а потом на аэродроме деталь может просто взять и сломаться в первый час эксплуатации. Удивительно в этом то, как быстро это «учение» перешло из ремонтного отдела сталлионградского аэропорта во все технические сферы всей Эквестрии вообще.

Конечно, не всё настолько хорошо, насколько хотелось или, хотя бы, могло бы быть. Например, стабильно раз в год налоговая начинает задавать всякие неудобные вопросы, типа как так получается, что в кабине одного вертолёта сидит два Пайпера из Клаудсдейла с абсолютно одинаковым образованием и получает две зарплаты. Особенно учитывая, сколько я получаю. Хорошо, что хоть удалось уговорить мать, что я в дотациях больше не нуждаюсь, а то бы… и ведь самое-то плохое, что жить в роскоши особо не получается: две трети дня за штурвалом, треть – за документами. «Выходной» в моей жизни это такое счастливое время, когда можно две трети дня работать с документами и даже немного спать. Или разбирать посылки от матери.

В чём мне её уговорить так и не удалось, так это то, что в Сталлионграде не настолько холодно, насколько принято считать. Да, конечно, бывают дни когда плевок отлетает ледышкой от стены, но вместе с этим густеет масло и выпадают в осадок топливные присадки, так что мы с Найт садимся у пышущёй жаром батареи и слушаем мерное потрескивание стёкол. Мать постоянно высылает зимнюю одежду, фанатично уверенная, что от местных морозов она очень быстро приходит в негодность. Примерно за неделю. Конечно, я, как и многие, очень люблю ощущения от первого одевания обновок, но что мне с ней делать летом? Особенно учитывая, что вся одежда у меня форменная.

— Ваша особенная пони, мистер Пайпер, совсем не в обиде на Рейнбоу Дэш за происшествие, — насильно вывела меня принцесса из собственных размышлений.

— Вы не волнуйтесь, это так она лицемерит. Будь я на её месте, она сломала бы ей шею. А если бы испортилась не только причёска хвоста… ну, на одну принцессу и пятерых её приближённых стало бы меньше.

— А их-то за что? – удивилась Найт, — Милые, вроде пони.

— Они бы мешали.

Она пару секунд открывала и закрывала рот, думая, что бы сказать, пока не смущённо не опустила голову и ковырнула копытом пол, поняв, что это действительно так. Просто она не хотела предстать перед принцессой в этой стороны.

Поговорив ещё немного за судьбу Эквестрии и самой молодой принцессы, мы, как и всегда, отправились к Корди. Как единственный наследник древнего и очень богатого рода у него была неплохой дом в живописном центре. Что-то везёт мне на родовитых – у единорога кровь голубе неба, а Найт вообще может на Эквестрийский престол претендовать, если я правильно понял все тонкости её родословной. У Корди, кстати, был неплохой винный погреб, пусть мы из него почти не пили – в основном заливались водкой из ближайшего магазина. За что не люблю центр Кантерлота – практически нет самых обычных продуктовых. Куда не плюнь – модные бутики, дорогие рестораны, музеи... а вот картошечку приходится поискать.

Вообще, для меня один из самых мерзких звуков это шум толпы. Не знаю почему – может всю жизнь держался малой группы и просто не привык, может ещё что. Именно этот звук разбудил меня в то утро.

Посмотрел на часы – семь утра. Вспомнил, где я – в Кантерлоте. Сверился с картой в голове – в самом центре города. По логике, здесь не должно проходить ни карнавалов, ни митингов, ни парадов, а всё равно шумят. Попытался поспать ещё, но пустые бутылки постоянно выкатывались из-под головы. Пришлось вставать и выходить на балкон.

— Что это ещё за несанкционированный митинг… — пробормотал я.

Не поддающееся исчислению количество постоянно перемещающихся пони буквально осадили магазин напротив. Протерев глаза, я недовольно фыркнул – это был всего лишь какой-то магазин одежды. Любят же пони нацепить на себя какие-то тряпки ради лишь иллюзии социального статуса. Нет бы носить форму, а положение в обществе определять погонами. Я хотел было в грубой форме предложить им разойтись, но слова застряли в горле.

Дверь открыла до боли знакомая единорожка, Рарити звать. Чёртовы элементы гармонии. Сколько бы я ни хотел держаться от них подальше, они меня находят сами. Даже разрушили социальный эксперимент, за которым я с удовольствием наблюдал. А уж что было с его куратором… она же всю жизнь в него вложила. Я даже жалостью проникся к мисс Глиммер.

— Может, убавишь презрение во взгляде? – спросил Корди из-за спины.

— Ты только посмотри на всю эту толпу, — точно, вспомнил, что же сегодня должно происходить, — Стоило принцессе всего раз быть замеченной в платье из этого магазина, так все сразу туда ломанулись.

— Вообще-то это ателье, — заметил единорог, но поняв, что заметил он в пустоту, добавил, — Не у всех ведь столько же денег, сколько у тебя. Хочется же им хоть как-то приобщиться к высшему обществу...

— …а потом разочароваться в нём, — закончил я за него, — Не помнишь что ли ту историю, про Гранд Галопинг Гала, пару лет назад произошла?

— Про то, как элементы гармонии там всё разгромили?

— Не совсем. Про то, как провинциалки попали в высшее общество.

— Посмеялся бы, ты же туда вхож.

— Я там бываю только за одним – продавать вертолёты. Не секундой дольше.

— Не умеешь ты, Йоахим, отдыхать.

— Стоять или сидеть на одном месте, жрать, пить и говорить ни о чём ты называешь отдыхом?

— У пони есть деньги и они их тратят.

— А я-то тут причём? – Корди куда-то уводит разговор, надо бы прямо узнать.

— У тебя достаточно денег и влиятельных друзей чтобы перестроить систему под себя если не во всей Эквестрии, то хотя бы в отдельно взятом регионе, — а, вот куда. Решилось ему что-то пофилософствовать с похмелья, — Но ты всё живёшь так, как будто от зарплаты до зарплаты, ночуешь на служебной квартире, работаешь на опасной работе с невыносимыми условиями труда… даже одежду и ту форменную носишь.

— Так что тебя коробит больше – что я не трачу свои миллионы или, что я их не трачу так, как считаешь нужным ты?

— Да я не об этом, — ни на секунду не смутившись, ответил он. Похоже, действительно не об этом, — В мире, где всё решают деньги, ты, имея их, предпочитаешь не делать ничего.

— Как бы тебе объяснить... Всегда надо думать о последствиях. Ведь та самая «неидеальность» системы, которая столько лет портит мне жизнь, на самом деле одна из её лучших черт. В данном случае оптимальна политика невмешательства.

— Когда-нибудь тебе это надоест, и ты взорвёшься. Уж лучше постоянно стравливать давление, периодически развальцовывая спускное отверстие.

— Ты сейчас говоришь не о школьных хулиганах или грубом начальнике. Ты говоришь о государственной идеологии. Что-то менять либо долго, либо опасно. В первом случае я, как ты и сказал, «взорвусь» раньше эффекта, во втором же… как бы так сказать, чтобы без мата.

— Говори, как есть.

— Если взболомутить общество, то со дна поднимется много грязи. И лишь спустя время она опять осядет. Плюс гавно может раствориться, навсегда изменив состав. А дальше только два вида методов – негуманные и неэффективные. Либо замещать, но тогда опять осадок, либо выпаривать, но вместе с плохим уйдёт и часть хорошего. Ты сможешь жить, зная, сколько страданий принесла твоя и только твоя прихоть?

— Ну… — стушевавшись, неуверенно проговорил он, — если будет нужно.

— И это говорит пони, который днём носит маску невозмутимости и уверенности, а ночью плачет за каждого потерянного пациента. Хлоп-хлоп-хлоп.

Он сначала понуро опустил голову, но под конец моей фразы недовольно фыркнул от такой бестактности.

— И не забывай, — решил я бить в лоб, — У той медали, что ты хочешь мне всучить, обе стороны другие. То есть и перестройка общества под меня, и последствия этого одинаково плохи.

Хорошо, когда политика правящей верхушки заложена в самих традициях. Антиутописты все как один описывают свои антиутопии как место бесконечных страданий, которые рушатся, соответственно, из-за этого. Эквестрию тоже в чём-то… хотя, что я говорю, во многом можно признать антиутопией. Только здесь безропотное подчинение поддерживается через бессмертных божественных правителей, стоящих у власти тысячи лет, и сваливающийся на население бесконечный поток удовольствий.

Да, существуют какие-то странные пони, твердящие о духовности и нравственности, но как устоять перед соблазном трахаться направо и налево, когда самой природой предусмотрено получение от этого удовольствия? А методики магического лечения венерических заболеваний упрощены настолько, что их может освоить любой единорог с коэффициентом интеллекта выше единицы.

Даже не верится, что при здешних нравах меня когда-то удивляло существование института брака. Самое интересное, что у разных рас он берётся из разных источников. У единорогов – из моногамии, у пегасов – из наследства, то есть всё получает старший жеребец, у земных пони и фестралов – из семейственности. Сейчас это всё сильно перемешано и, в основном, находит отражение только в налоговой политике. Чем больше населения, тем слабее это заметно. То есть если в Сталионграде это небольшие послабления, то в южных штатах, где крупнейшим городом является какая-нибудь деревня типа Эпплузы, налогоплательщиком является не пони, а семья, если не община.

Наверно, у меня должно было появится какое-нибудь чувство ревности, когда Корди начал всё чаще посматривать на Найт, но я на это только радовался. Он ведь в самом начале без страха даже в глаза ей смотреть не мог, даром что столько лет землю топчет. Оно и понятно, фестралов редко когда получается видеть вне их районов достаточно часто, чтобы к ним привыкнуть.

В тот день я всю ночь сидел за документами, оставив Корди с Найт вдвоём. Сколько бы кино, литература и агитплакаты не романтизировали гражданскую авиацию, это работа. Как бы молодого здорового пони не уверяли в бесконечной полезности этого дела, выполнение воздушных перевозок это та неприятная вещь, которая отвлекает экипаж от работы с документами. И Корди и Найт по очереди приглашали присоединиться, но пришлось отказаться – половина из того, что я только начал заполнять, должна была быть предоставлена ещё на прошлой неделе. А вылетов, ремонтов и прочих радостей была целая куча, так что, думаю, фразы из этих документов разберут на цитаты и напечатают в рубрике «Перлы из отчётов» еженедельной газеты северного округа. Например, отчёт за один из вылетов в прошлом месяце. Что там было – я уж и не помню. Тогда пишу: «Полёт прошёл нормально». Хотя стоп, там же отказал клапан перепуска воздуха, начался помпаж, и произошло самовыключение двигателя. А переписывать неохота, да и черкать в документах как-то не по ГОСТу… ладно, допишу как есть: «Полёт прошёл нормально, в воздухе отказал двигатель».

Первым отвлекло как-то внезапно взошедшее Солнце. Вторым послышался вскрик, и я понял, что пора ждать гостей. Потом в объятия пролезла Найт, бесцеремонно стерев об меня кровь со своего лица. Потом послышался перестук копыт единорога.

— Вижу, ты провёл время с пользой, — поприветствовал я Корди, увидев повязку на его ноге.

— Ты мог предупредить сразу? – недовольно пробормотал он.

— О чём именно? – рассмеялся я, — Что она кусается при оргазме или, что ей есть, чем кусать? Вполне мог бы и сам догадаться. Или ты всерьёз думал, следы зубов у меня на ногах это стигматы? Ты ещё очень многого о ней не знаешь. И не узнаешь.

— Например? – сразу оживился тот, стараясь не видеть, как Найт пристально ведёт его хищным взглядом.

— Ну… — я обнял её покрепче, чтобы не вырвалась, — Если я тебе расскажу, она убьёт нас обоих. Если узнаешь сам, то только тебя.

— А ты намекни, — попросил единорог, якобы случайно отодвигаясь подальше от фестралки. С его рога соскочила искра, сигнализирующая, что он предельно сконцентрирован и может начать колдовать в любой момент.

— Ты не обращал внимания, что со всеми, кроме меня, она предпочитает быть снизу? – Найт правильно поняла, какой именно из её секретов я собираюсь раскрыть и начала очень ощутимо трепыхаться.

— Может… потому что она предпочитает быть снизу? – сделал Корди вполне логичное предположение. Сам он пристально следил на ней, готовый выставить щит, если я её не удержу.

— Если бы… — вздохнул я, что есть силы удерживая рвущегося до крови зверя, — Я не просто так начал это тему, подвергая наши жизни опасности.

Найт, поняв, что сопротивление бесполезно, вроде как успокоилась. Но отпускать я не стал, путь посидит у меня в объятиях. Скорее всего, она на это обидится, но, во-первых, куда она денется, а во-вторых – она должна это слышать.

— Всё дело в грёбанных стандартах красоты.

— Подробней? — попросил Корди.

— Ты никогда не обращал внимания, что нигде и никогда не пишут её фамилию? Везде просто «Найт», – он на секунду призадумался, а потом неуверенно помотал головой, — В её девичьей фамилии сто двадцать шесть…

— Сто двадцать семь, — на автомате поправила меня она.

— Сто двадцать семь слов. Сто-что-то-там и восемьдесят-какое-то слово этого родового имени было дано её предкам за… так сказать… нестандартные размеры. Проще говоря, ты не захотел бы сталкиваться с такими в тёмном переулке. Да и в светлом тоже. И Найт унаследовала эти признаки в полной мере. Так что, если говорить цифрами, она не соответствует ни одному стандарту красоты.

Последнее я постарался проговорить побыстрее, чтобы в случае чего успеть среагировать. Но она только вздохнула и грустно опустила ушки.

— Да вроде ничего так… — вроде как искренне сказал Корди, взглянув на неё уже по-другому.

— Она выше тебя, — нахмурился я, решив, что он так не считает, просто старается её поддержать, — Ты много таких встречал?

Корди призадумался и неопределённо покачал головой.

— Вот видишь. А теперь представь, какой же к этому прибавляется вес, — Найт посмотрела на меня очень недовольно и дёрнулась, но всё ещё держал крепко, — В этом и проблема – она с чего-то взяла, что она должна соответствовать стандартам красоты.

— Кобылка хочет выглядеть хорошо, в чём же проблема?

— Они не рассчитаны на её размеры! – воскликнул я, хлопнув по столу, — Найт и так считает себя безумно толстой, а у нас ещё диета с запредельными калориями! Всё время пытается увильнуть и не доесть, а потом клюёт носом за штурвалом.

В начальстве не все идиоты, поэтому, чтобы нормально поддерживать безумный ритм работы, выходящий далеко за все нормы труда, нам прописан строгий режим питания. Хоть всё равно этого не хватает – мы оба немного усохли. Найт радовалась, а я заказывал новую форму – прежняя внезапно оказалась велика.

— Боишься, что как-нибудь уснёт за штурвалом и убьёт нас? – нервно усмехнувшись, спросил Корди.

— Ты не волнуйся, мне тебя не жалко. Мне даже себя не жалко. Мне Найт жалко. Ты представь, что будет, если наша работа вдруг начнёт отвечать разумным нормам труда? Она себя голодом уморит, пытаясь дойти до пресвятого «идеального веса».

— Так скажи ей.

— Я ей говорю это уже десять лет! – на самом деле все двадцать, — А она с чего-то решила, что я с ней только из жалости, и как только она оступится, я сразу брошу её. Даже женился, всё одно не верит, что мне нужна только она. Да я…

Я почесал в затылке.

— Да как я смогу других трахать, если она не будет смотреть? – хоть я этого и не видел, могу сказать точно, что Найт покраснела.

— Мне обязательно знать такие подробности вашей постельной жизни?

— Конечно!

Корди подпёр голову копытом.

— Ты специально начал это при мне, чтобы она поняла серьёзность твоих слов?

— Именно, — довольно икнул я, — Думаю, теперь-то она станет меня слушать.

Найт же положила голову на стол и закрылась крыльями. Думаю, сейчас она решает, что делать – плакать, чтобы я разжалобился и извинился, или стыдиться, потому что прав я.

— Мне ведь никто, кроме неё не нужен… — я нежно обнял её и, зарышвись носом в гриву, шепнул, — Разве что, кроме принцессы Луны.

На последние слова она встрепенулась и недовольно посмотрела на меня. На это я её просто поцеловал, намекая, что я это сказал только для того, чтобы она вылезла наружу.

Такая уж она. Уверен, тысячу лет назад она бы вырезала до последнего пони и сожгла дотла половину восточного побережья, только чтобы обратить на себя внимание понравившегося жеребца. А потом вторую – чтобы доказать свою бесконечную любовь и преданность. Но она живёт сейчас, в мире, где насилие порицается со всех сторон, где прямолинейность воспринимается как неотёсанность, а простота – как глупость. Кем бы она стала без меня? Перегноем, потому что не выдержала давления общества? Или солдатом, полностью оправдывающим историю своего народа?

— Надо развеяться, — сказал я и, стараясь не запутаться в ногах, встал.

— Куда же ты в таком состоянии? — в пустоту заметил заботливый Корди.

— Возьму неделю отпуска, поедем на северный рубеж ПДО. Всё равно, пока морозы не спали, мы никуда не летаем.

— Что за варварство… — проворчал единорог.

Его можно понять, он – обычный Эквестрийский пони с обычным отношением к насилию, пусть он и четверть века смотрел на боль, отчаяние и смерть. Ему не понять, зачем разрабатывать и производить смертоносное оружие, чтобы, соответственно, нести смерть. Насколько бы критичной не была политика Селестии по отношению к насилию, его не избежать.

Драконы представляют действительно серьёзную угрозу дальним рубежам, а во время миграций – всему вообще. Особенно – золотодобыче. Очень долгое время их сдерживала зенитная артиллерия калибра 37 миллиметров, но потом они поумнели стали атаковать молниеносно, до того как кто-либо успеет среагировать или бросаться камнями с недосягаемых высот. Поэтому, «официально» наплевав на все воззвания и запреты Кантерлота, калибр повысили до 88. Но после крушения борта 23-21-13 «Слайдер» было принято решение вообще закрыть небо для всего живого, что больше пегаса размером, поставив спаренные 128-мм орудия на унитарном снаряде. Хоть всё это имеет гриф от «для служебного пользования» до «особой государственной важности», я все это знаю. Хотя бы потому что я их туда отвозил. Заодно помог кому нужно, так что теперь у меня есть неофициально приглашение прилетать пострелять по драконам в любое время.

Помню, как будто вчера дело было. Хотя бы, потому что в тот же день впервые увидел феникса. Буквально на секунду, но и этого было достаточно. На большее не хватило времени – огненная птица попала в двигатель и… когда птица, особенно огненная, попадает в двигатель, ничего хорошего не происходит. Компрессор – в говно, жаровая труба – в говне, и так далее. Вывела его, в общем, из строя. Ничего страшного, понежились в ставших от помпажа видбромассажными кресла и долетели на одном. Оставили Корди разрабатывать методики магического выпрямления погнутых лопаток компрессора, его перебалансировки и очистки камеры сгорания от продуктов горения биологических отходов в неблагоприятных климатических условиях.

Пушки далеко тащить не пришлось – место находилось аккурат на золотоносной шахте. Совсем новая, на очень богатой жиле, но только углубились метров на пятьдесят, так сразу драконы показались. Я не спрашивал, сколько погибло шахтёров, но обугленных черепов я насчитал пятнадцать. Самое-то плохое, что все орудия были стационарными и не могли достать до шахты из-за малого угла занижения, не планировалось ведь, что придётся стрелять вниз. Помог затащить пушку куда надо, попросился выстрелить сам. Почему-то они согласились с таким видом, как будто сами хотели меня об этом попросить. Показали, какой ручкой вертикаль, какой горизонталь, какой выстрел, объяснили в двух словах баллистику и убежали на безопасное расстояние.

Когда меня потом спросили, что я чувствовал, когда выстрелил фугасом повышенной мощности в прямую узкую шахту, в которой дракониха выводила пятерых маленьких дракончиков, я честно не знаю, что ответить. Если сказать правду, со мной перестанут здороваться. Поэтому всегда отшучиваюсь, что единственное, что я почувствовал, это как оглушило выстрелом. На самом деле меня всё время не покидало ощущение, что я поступаю правильно. А вид вылетающих ошмётков дал мне заряд бодрости и хорошего настроения на всю следующую неделю.

«Плохих» пони на самом деле очень не много. Кого перемололо общество до суицида, кто умер сам от неподобающего образа жизни. А уж с образованием – и того меньше. И те, и другие сконцентрированы там, где они нужнее всего, а рубеж противодраконьей обороны хоть и является местом важным, но второстепенным. Поэтому местная орудийная прислуга и не могла уничтожить незваного гостя. Одного дело выцеливать еле заметный крестик, который не обязательно упадёт вниз, возможно только испугается и улетит. Совершенно другое – наводить орудие на пещеру, откуда регулярно доносятся весёлые крики маленьких дракончиков.

К зенитной артиллерии в Эквестрии относятся как к зооциду. Хорошо, что так считают не все и, в основном, на верхах. Ведь именно требованием высокого уровня образования столь опасные вещи держатся под контролем. Причём это предъявляется ко всем стадиям. Это понятно, хотя бы, по бесконечно усложнённым конструкциям. В частности – до меня все орудия были раздельного заряжания.

В газеты регулярно просачивается информация, начиная от полной ахинеи, заканчивая, внезапно, чистой правдой. Хорошо, что пони скорее поверит в утыканную шипами летающую тарелку, чем в какую-то трубу, способную сбить дракона, летящего на высоте двенадцати километров. А то бы пришлось кроме орудийной прислуги держать при расчётах ещё и охрану. Пока население верит, что это дьявольское оружие может в любой момент улететь в неизвестном направлении, всё хорошо. Хоть Сталлионград это огромная территория, помноженная на бездорожье, где местоположение самых интересных мест лучше всего описывается как «ничего по среди нигде», даже полсотни прорвавшихся пикетчиков способны натворить дел. Селестия же и дальше будет недовольным голосом говорить и силе дружбы и доброты, сама высылая средства и специалистов для разработки новой формы шрапнели. Идеалы идеалами, а если заводы недополучат материалы, то заказчики – заказов, рабочие – зарплаты, потребители – товаров, а казна – налогов. То, что в современной Эквестрии самые страшные преступления, это преступления связанные с насилием – лишь лозунги. На самом деле самые серьёзные наказания получают за преступления против стабильности.

Конечно, за убийство или неуплату налогов можно получить свою порцию любви, обожания и каторжных работ, но попытавшийся покачнуть систему выйдет из тюрьмы не с чистой совестью, а под пристальной слежкой. И если попытается взяться за старое, то сразу же отправится обратно. С исправившимися как со здоровыми. Здоровых не бывает, бывают необследованные.

Поэтому Селестия спокойно закроет глаза на то, как кто-то истребляет целый вид с помощью фугасных снарядов с самоликвидаторами. Луна когда-то обмолвилась, какие же кошмары приходят богу этого мира. Основной мотив – серьёзные социальные выступления, в редких случаях вплоть до революций. Именно поэтому Сталлионград и существует – гораздо лучше держать красную заразу на виду, зациклив её на самой себе. Пусть коммунистические верха бесконечно грызутся за компромиссы между «догнать-перегнать» и проблемами в социальной сфере.

— Милую квартирку дали, — развеял Корди затянувшееся молчание, — Только не думал, что…

— Потолки такими низкими будут? – перебил я его, — Столько лет прожил, а до сих пор веришь стереотипам.

Он пристыдился. Обычно считается, что пегас в обычной квартире жить не может. Типа стены давят, потолки низкие. Не полетать нормально, проще говоря. На самом деле жилище пегаса отличается от жилища любого другого пони только шпингалетами на окнах со стороны улицы.

— Ещё скажи, что видел в ванной гору средств по уходу за перьями, — сострил я, доставая бутылку.

— Шутник, блин, — надулся он, — За что пить будем?

— Душу успокоить… — сказал я неожиданно для себя.

Ответом мне стал молчаливый вопрос.

— Я понял, что ошибался на счёт меток, — признался я, разливая по первой.

Единорог перехватил бутылку телекинезом и налил себе сам, намекая, чтобы я не отвлекался.

— Да, мы сами решаем, по какому пути идти. Но метка… — я покрутил жидкость в стакане, — она показывает, где будет хорошо.

А так как убийство запрещено законом, мне придётся довольствоваться одним лишь алкоголем. Он хотя бы снимает ощущение, что я не на своём месте. Ну или работой, ведь во время выполнения перелётов нет возможности отвлекаться на какие-то душевные проблемы.

— Будешь? – спросил я у Найт, кивая на водку.

— Не, — просто ответила она, поудобней располагаясь у меня в объятиях. Хорошо быть ей – ничего не нужно, лишь бы со мной.

— Так выпьем же за то, чтобы каждый был на своём месте! – в шутку, предложил Корди тост.

Я хохотнул и резко выдохнул…

Проснулся я от ощущения, что глотнул водки, но не закусил и даже не занюхал. Через секунду, когда начали орать будильники, всё прошло. Немного посмаковав обычную утреннюю внутриротовую помойку, я подумал, что кто-то ночью заменил шторы на куда более плотные.

— Доброе утро, неприятные пони, с которыми я вынужден общаться, — сиплым с утра голосом поприветствовал я одногрупников.

Со всех сторон полетели оскорбления вперемешку с предложениями заняться автофелляцией. Слайдер даже мне в голову будильник кинул. Глянув на него, мне показалось, что я увидел призрака. На автомате оглядевшись, я натурально впал в ступор. Подсознание как будто кричало мне, что всё неправильно, что половина из находящихся здесь уже мертвы. Из зависания вывела Найт, завозившись в объятиях и ответив по-другому.

— Так рано же ещё…

— А чего будильник-то орут? – задал я риторический вопрос, проводя крылом по её боку в том месте, где сломанные рёбра пробили шкуру… и от вставшей перед глазами картины сердце пропустило удар. Найт лежит переломанная и неживая на блестящем хромом столе в каком-то холодном помещении, пахнущем больницей. От нахлынувшего ужаса перехватило дыхание и я покрепче сжал фестралку. Она недовольно завозилась – надо же ей дышать, и наваждение спало. Яростно зевая, Найт выползла из-под одеяла, оставив меня наедине с паническими мыслями о причине такого сна наяву.

Первичное расследование дало только слабую надежду, что у всех разом будильники сбились – на часах было шесть утра, а на дворе – ночь. Как же так, подумали мы, сегодня же День Летнего Солнцестояния, и Селестия торжественно поднимает Солнце без пятнадцати четыре. Начали шататься по всей общаге, сверить часы. В нас летели не только угрозы насилия и оскорбления, что мы так рано пришли, но и всякие предметы, те же будильники, например. У всех то же самое. Хмыкнув, мы отправились в путь.

— Здаров, Корди, — проходя по коридору, я без задней мысли любовно пнул спящего прямо на полу пьяным сном единорога.

— Знаешь его? – удивилась идущая рядом Найт.

— Эм… — я вдруг понял, что нет. Кажется, со мной что-то не так.

Не рассвело даже в семь. Встречаемые по дороге ранние пролетарии сонно ворчали, что во всём виноваты капиталисты с Селестией во главе. Потом я вспомнил. Начал трясти народ, спрашивая, какой сейчас год. Как я мог забыть, сегодня же возвращение принцессы Луны. Я тихо сообщил об этом Найт, на что она очень обрадовалась. Только что-то затягивается…

Место назначения носило красивое название, отлично отражающее суть и, скорее всего имеющее древнюю историю, уходящую в глубину веков. Я почти уверен, что так наименовали в честь великого полководца или какого-то грандиозного события. Честно, я бы так называл города. Завод №274. Кажется, это прекрасно. А то задолбали уже названия в остальной Эквестрии – обязательно что-нибудь связанное с пони будет.

В цеха нас не пустили, типа всё секретно, показали только готовую продукцию. «Экскурсовод» очень воодушевлённо рассказывал, насколько мало магии применено в этом чуде инженерной мысли… Да знаю я всё про него, особенно с каким усилием мне пришлось к Селестии с его проектом пробиваться. Хотелось ведь через Твайлайт, но как бы я ни старался её найти, ничего не получалось. Как будто испарилась. Даже рядом с принцессой её не было.

Дали забраться в кабину. Не знаю, что на меня нашло, но я без задней мысли провёл лишь в общих чертах известную мне процедуру запуска двигателей. На счастье машина стояла сухой и, к тому же, без винта, а то бы закончилось это неприятно. Все, конечно, начали приставать с вопросами, как же у меня получилось с первого раза и без ошибок. Но я как-то не обратил внимания. Гораздо веселее ведь постукивать себя по голове, думая не столько о том, откуда у меня эти знания, а сколько, почему они отточены до автоматизма.

Прилёт собрал настоящий аншлаг, пусть я ушёл в себя и пропустил его целиком – весь университет выбежал посмотреть. Многие были шокированы видом Ми-26 – на плакатах он казался не таким огромным. Не думаю, что сегодня ночью спать будет хоть кто-нибудь – уж слишком сильное первое впечатление, да и по радио сообщали о возвращении принцессы Луны и у фестралов праздник. Партия пока не высказала своего мнения, но не думаю, что они обрадуются. Мне же в душу всё сильнее заползало чувство тревоги – уже вечер, а солнца с утра ещё не восходило. Да и сообщили как-то украдкой, как будто… даже не знаю, что думать.

Выпивая с фестралами, я высказал свои опасения и был закономерно осмеян. «Как же так?», говорили они, Селестия же добряк, вот и решила показать наконец-то вернувшейся сестре то, что та не видела столько лет. Но потом начали подключаться грустные радиолюбители, получающие из Кантерлота очень странные и тревожные новости. Конечно, им праздник испортить не дали, но осадок остался.

Настоящая ахинея началась на следующий день. Основные правительственные издания наперебой в удивительно одинаковой манере безумной радости сообщали о смене власти. Теперь верховная власть в Эквестрии будет осуществляться королевой Найтмер Мун. На первое время главной переменой в жизни будет так называемая «Вечная Ночь». Все государственные учреждения должны будут работать только в ночное время. И всё. На это я только саркастично аплодировал у себя в голове. Поднимать государственное восстание ради того, чтобы перевести часы на двенадцать часов назад?

Хотя нет, даже не переводя – из-за запоздавшего восхода первого дня смены власти теперь ночь реальная будет днём юридически. И всё.

Как изменилась моя жизнь? Да, в общем-то никак, за некоторыми исключениями. Первое – читать столичную прессу стало невозможно, это была уже не журналистика, а пропаганда. И последнее – у Найт начался кризис веры. Всю свою жизнь она верила в добрую и справедливую хранительницу ночи, а сейчас… в общем, королева показала себя очень нетерпеливой и смена власти на местах часто сопровождалась террором.

И главное ведь, она смогла почти сразу сторонников найти, причём из пони. В проскакивающих в газетах именах и фотографий и я и Найт узнавали своих знакомых, а она ещё и родственников. Поголовье фестралов не то, что в университете – во всём Сталлионгораде начало спадать, так что оставшихся и самых близких к ним пони начали вызывать на профилактические беседы с замполитом. Там всех отправившихся присягнуть новой королеве называли обидными словами и настойчиво советовали не поступать их примеру.

Теперь дни пролетали в бесконечных спорах о том, кто же Найтмер Мун – жестокий тиран-психопат или спаситель Эквестрии? Ведь не смотря на творящийся на местах беспредел, уровень жизни даже на самом дне начал расти буквально на глазах, а уровень преступности наоборот, стремительно падал. Пусть злые языки и поговаривали, что такими темпами уже некому будет преступления совершать – всех перебьёт, кроме своих приближённых.

В один из дней я возвращался в не самом лучшем настроении с обычной встречи с пони из КБ. Глупенькие кобылки предлагали отказаться от пускового воспламенителя для упрощения топливной системы и удешевления двигателя в целом. Я им сказал всё, что думаю по поводу эффективных менеджеров, которых допускают до производства и они, вроде, всё поняли правильно. Например, кому принадлежат патенты буквально на всё, что есть в вертолёте. Так вот, шёл я по пустынному коридору и увидел двух ожесточённо спорящих на их языке фестралок. Одну я знаю, она от меня уже лет пятнадцать ни на шаг не отходит, вторую же видел впервые.

Уж не знаю, с чего всё начиналось, но даже услышав пару вырванных из контекста фраз я сделал однозначный вывод – Найт вербуют в гвардию королевы. Я обёрнулся дымом, так что они не знали, что я рядом и подслушиваю. Кроме всего прочего я чуть не прослезился от умиления, когда Найт пригрозили отлучить от общины и лишить родового имени, а она отвечала однозначно – либо со мной, либо без неё.

— Может быть закончите уже шипеть друг на друга, и начнёте драться? – нарочито весело спросил я на фестральем, оборачиваясь в своё тело. Вербовщица от неожиданности подлетела и посмотрела на меня со смесью страха и непонимания. Поняв, что это всего лишь пегас, пусть и не поняв, откуда он взялся, она натянула маску уверенности и с гордостью опустилась на пол, — Кстати, бу.

— Так это и есть тот самый Иоахим? – с толикой презрения спросила она, показательно исковеркав моё имя, и обратилась к Найт, — Не думала, что ты отречёшься от семьи ради… пегаса.

Как мило. Всего месяц прошёл, а у цепных собачек её величества мозги промыты напрочь. Во, как последнее слово выплюнула.

— Слушай, — обратился я к подруге, — а давай изобьём её?

— С радостью, — со злобой в голосе ответила она.

Вербовщица только ухмыльнулась и приняла пафосную боевую стойку одного из пегасьих боевых искусств. Направилась, кстати, на меня, видно Найт ей нужна целой. Видно, силу применять собралась если не в первый раз, то во второй – слишком уж маленькое расстояние для пафосного махания ногами. Так даже не интересно.

Вербовщица быстро и грамотно сократила дистанцию, начав выходить на болевой захват. Я же сделал единственный выпад – головой в нос. Больше от неожиданности, чем от боли, она отшатнулась назад, встав на дыбы. Дальше просто – подлететь, завести ей передние ноги за голову и подставить для Найт. Та, недолго думая, выбила ей дыхание ударом в солнечное сплетение. Всё-таки есть у верных воинов ночи хоть какая-то подготовка – вербовщица восстановила дыхание буквально за пару секунд.

— Вам это так не… — начала было она, но Найт прервала её ударом в лицо.

— Посмотри ей в глаза, не представившийся воин ночи, — ласково шепнул я ей на ушко, кивая на подругу, — Вот прямо сейчас она может и очень хочет парой ударов порвать тебе селезёнку.

— Одним, — злобно прошипела Найт, выцеливая взглядом примерное место.

— Вот как, даже одним, — продолжал я в той же манере, — А знаешь, что делают в армии с пони без селезёнки?

Вербовщица дёрнулась, проверяя хватку на прочность.

— Их комиссуют, — заговорщицки прошептал я, и продолжил нормальным голосом, — Так что лети обратно в Кантерлот, или откуда ты там, и скажи королеве, что в стране победившего пролетариата буржуазию не любят.

Выпустив её и придав пинком необходимое ускорение, я посмотрел ей в след и мысленно погладил себя по голове за то, что испортил кому-нибудь грандиозные планы на Найт, меня или нас обоих. Будет в случае повторной попытки вербовки неплохая фора – теперь на тёмной стороне думают, что мы убеждённые социалисты.

А вообще, пока что главная загадка для меня – зачем королеве столько фестралов, причём именно в боевые подразделения. Конечно, нести ночь на кожистых крыльях это очень пафосно, но совсем не рационально, особенно учитывая, что королевская гвардия и две из трёх частных военных компаний уже присягнули ей. Удельный вес фестралов в общем населении Эквестрии ведь совсем не высок – меньше половины процента. Пусть это и два миллиона, перевести их на перегной в горниле какой-нибудь войны было бы глупо.

Даже с учётом погрешностей на стариков, детей и аполитичных, служить воплощению ночи решили немало ночных пони. Желающих было настолько много, что ближайшие к Замку Сестёр поселения тупо не могли всех принять. Решение этой проблемы Найтмер Мун отлично совместила с демонстрацией силы. Она нашла Люфтштадт и вернула его на законное место. Его история была до неприличия простой, даже не по себе становилось, когда понимал, насколько же всё было очевидно. Скала, на которой он находился, кроме своего главного свойства – летать, ещё немного магнитилась. И город, потеряв портал-якорь во время восстания, улетел к магнитному полюсу, вокруг которого и кружился всю тысячу лет. Мне даже удалось слетать туда, когда он, возвращаясь, пролетал над Сталлионградом.

На самом деле мне хотелось залететь туда крыльями, но я не вовремя попался на глаза декану. Слухи о том, что я, только приступив к работе с техникой, уже делаю всё так, как будто у меня не одна тысяча часов налёта, дошли до верхов. Поэтому мне указали на вертолёт. Хоть и намекнули, что я пока что не настоящий командир, и моё нытьё про горы всякого археологического оборудования, которого и поменьше взять можно, будет оставлено без внимания.

На динамический потолок забрались без проблем, но вот с местом для посадки возникли сложности. Если хочется, чтобы спокойные и интеллигентные пони в почётном возрасте впали в припадок безумной ярости и рвали друг другу бороды, спроси, где сажать вертолёт в пропавшем на тысячу лет городе. Пришлось перехватывать инициативу и совершать посадку в том месте, на которое не показал никто. А по мне так – там самое очевидное место. Нечто, похожее на центральную площадь.

Когда старающиеся не смотреть друг на друга группы помятых археологов разошлись во все стороны света, я решил размять ноги. Найт же буквально вылетела из кресла, прыгая как маленькая кобылка, и радостно вереща, что она первый фестрал, что за последнюю тысячу лет побывала в этом ставшем священным месте. Я же отнёсся к этому со здравой долей скепсиса и, чуть успокоив её, дал чёткие инструкции: вылезет страшная хрень – беги, на дерево не вставать, ничего, что не представляет очевидной ценности, не трогать. Остальной экипаж был оставлен в машине, ибо не заслужили.

Первое здание, в которое мы зашли, выгорело полностью. Полная энтузиазма Найт не нашла в нём ничего интересного и сразу отправилась во второе. Я же заинтересовался кучкой костей в углу. Я, конечно, не криминалист, но мне показалось, что тело попало сюда уже после пожара. Подлетев ближе, я внимательно осмотрел то, что когда-то было фестралом. Между рёбер с характерными повреждениями торчал тульчатый наконечник метательного копья, рядом была выбитая в камне надпись «мы прокляты». Как подсказывает разыгравшаяся не на шутку фантазия, жеребец поймал грудью сулицу и заполз сюда умереть. Умирал, видно, довольно долго, раз нашлось время такую хорошую гравировку сделать.

— Эм… — послышалось из-за спины, от чего я чуть не вздрогнул, но, узнав голос, успокоился и повернулся, — Тебе следует это видеть.

На лице Найт уже не было ни следа былого энтузиазма, лишь смесь недоумения со страхом. Вылетев из здания, мы залетели во второе. Крылья уже побаливали от нагрузки, пусть всего минут десять махаю ими на зависание, но как только я увидел то, что показывала Найт, это перестало представлять значение.

В углу кучей были свалены кости. В принципе, они тут повсюду, только в этой были только черепа характерного кобыльего профиля и маленькие, жеребят. Подлетев поближе и присмотревшись, я понял, что сделал это зря. Долгое время прожив в Клаудсдейле, я был привычен к виду и крови и открытых переломов, но к такому жизнь меня не готовила. Прямо по центру лежал скелет фестралки, у которого в области живота – ещё один, совсем маленький.

— Лучше нам посидеть в машине… — протянул я, оглянувшись на Найт, которая всем своим видом выразила безоговорочное согласие.

Вернулись мы не проронив ни слова. И бортинженер, и штурман, не смотря на всю свою застенчивость, попытались выяснить, что же мы такое увидели. На что сразу были посланы. Глянув на Найт, я увидел, что в её глазах стоят слёзы. Она ведь всю жизнь романтизировала историю восстания принцессы Луны, представляя, что здесь шли масштабные кровопролитные бои, а сейчас она узнала, что это была лишь жестокая и беспринципная резня.

Археологи должны были вернуться через пять часов, но появились только через восемнадцать. Причём почти одновременно, так что не пришлось ворчать на кого-то одного. С собой нанесли столько всего, что получился перегруз. Но детишки не желали расставаться с новыми игрушками, поэтому всех пегасов высадили, сказав им, чтобы добирались своим ходом. Потом спорили, как ещё облегчить машину. Чуть не дрались. А я смотрел на это и тихо зверел. У меня ведь однозначный приказ – археологам не мешать. Когда, наконец, все споры закончились, мы смогли улететь из этого проклятого города.

В университете к нам сразу прилипли все оставшиеся фестралы и неравнодушные. Даже налили щедро, но ничего, кроме общих фраз про разруху и запустение они не услышали. Той ночью я почти не спал, просто пялился в потолок, периодически успокаивая метавшуюся от тревожных снов Найт. Думал всё, что при Найтмер Мун подобная резня будет пусть и экстраординарным, но вероятным событием. Одно ведь дело когда побеждаешь противника, который лез в бой зная, что могут и убить, а совсем другое, когда закалывают забитых в угол кобыл с жеребятами…

Дни потянулись нескончаемой чередой. Никаких разительных изменений, кроме того что по факту «до полудня» поменялось на «после полудня» так и не произошло. А Сталлионград как жил днём, так и живёт. Только используемая здесь двадцатичетырёхчасовая система первое время была очень непривычной.

В один из отвратительно прекрасных и солнечных дней сентября мне выдали какой-то странный план полёта. Кому нужна воздушная разведка безжизненной ледяной пустыни? Похоже, кому-то нужна. Уселся в кресло, уже принявшее форму моей жопы, взял на борт каких-то странных пони, похожих на сотрудников государственной безопасности и полетел. Спокойному и размеренному полёту на автопилоте помешало то, что мы влетели в буран минут за двадцать до точки назначения.

— Сейчас немного потрясёт, — объявил я пассажирам.

Видимость упала метров до пятисот и порывы ветра всё время пытались опрокинуть машину. Приходилось прикладывать немаленькие усилия и всё незнамо откуда взявшееся у меня мастерство, чтобы удержаться и не сбиться с курса. Раскачало знатно, несведущим даже должно показаться, что мы начинаем разваливаться на куски.

В один момент чуть не врезались во внезапно выросшую прямо по курсу башню.

— Штурман, мать твою, ты куда нас завела? – заорал я.

— Я… я не знаю, на картах этого нет!.. – начала оправдываться она.

— По пачке беломора, что ли, летим?! – не унимался я. Ну как так можно? Я ведь набирал экипаж не только по личностным, но ещё и по профессиональным характеристикам. По мне так, не найти на карте огромный город звездообразной планировки просто невозможно.

— Его здесь быть не должно! – чуть не плача, в панике разбирала она карты.

— В окно, блин, посмотри, — не повышая в этот раз голос, проворчал я, ибо времени уже не было – буран усиливался. Продолжил уже во внутреннюю связь, — Говорит командир, здесь не посадить. Сделаю ещё кружок, смотрите, что надо, и сваливаем.

— Принято… — ответил сдавленный голос. Похоже, их сильно укачивает, и они и сами хотели попросить об этом.

Дулся я на штурмана весь оставшийся полёт, пока, сверив наши показания, нам не объявили, что же мы видели. После тысячелетнего исчезновения вернулась Кристальная Империя. Все удивились, а я начал смеяться, представив, сколько же она должна казне за тысячелетнюю неуплату налогов. Королева же вряд ли либеральничать будет. Вездесущий замполит понял мою реакцию по-своему и тепло улыбнулся мне. Наверно, подумал, что мой смех это акт презрения к этой северной стране. Именно такое отношение должно быть у настоящего пролетария к Кристальной Империи и её народу. По пока ещё действительной селестианской версии истории, Сомбра – плохой и нет никаких сведений о каких-либо партизанских движениях и прочей оппозиции. Они не достойны свободы, раз не хотят бороться за неё.

Запомнилось, вот, как ко мне подошёл один из пассажиров, чутка помятый и позеленевший, видно, на тот момент ещё от полёта не отошёл.

— Слушай, Пайпер… — сдавленно начал он, — Спасибо, что вытащил нас. Как затрясло, я ведь думал, что всё… конец.

— Да не за что, — ответил я спокойно, а в голове яростно заорал, — Ну нахрена?! Нахрена благодарить кого-то за выполненную работу?! Причём не просто вежливой фигурой речи, а искренней, мать её, благодарностью! Неужели добросовестное отношение к своим обязанностям настолько редкое явление, что его надо обязательно поощрять?!

Летал я туда ещё раз, уже отвозя делегацию. Во второй раз, правда, погода была отличной, как раз для установления дипломатических отношений. Не знаю, зачем, но мне сказали вместе с дипломатами идти на первый поклон.

Машину оставили с оставшимся экипажем за городом, и пошли пешком. С каждым поворотом головы мне всё сильнее казалось, что Кристальная Империя – отличное место. Пару дней как из небытия вернулись, а какой порядок. Рабочие – на работе, крестьяне – в полях, преступники – в цепях. Даже мельком увидел, как патруль избивает дубинками мародёров. А вот архитектура не впечатлила. Как будто здания как деревья, росли сами по себе. Остальные же втягивали головы от любого лишнего шороха и покрывались испариной – от полноценного звука.

Во дворце, что странно, стоял только почётный караул из двух солдат. Селестианская версия истории обычно рисовала Сомбру как тирана-безумца, окружённого, как минимум батальоном. Обьявили-вошли-упали мордами в пол. Дипломаты старались держать глаза пониже, и на короля даже не смотреть. Пусть представлялись и говорили как подобает. Я же наоборот, старался рассмотреть его получше, изо всех сил стараясь, чтобы это было не слишком невежливо. Интересно, а у него всегда дым из глаз идёт или только на торжественных мероприятиях?..

— …ш-ш-ш-с-с… ты ш-ш-меня-с-с не боиш-ш-шься?.. – раздалось похожее на голос короля шипение прямо у меня в голове. Боковым зрением я приметил, что он смотрит точно на меня, так что пришлось усиленно делать вид, что орнамент пола очень красивый и интересный.

— Эм… — разговаривать с голосами в голове это не совсем то, что мне объясняли на инструктаже, так что пришлось импровизировать, — Ваше высочество, не сочтите за дерзость, но можно осмелиться вас попросить не шипеть так сильно? А то не совсем понятно, что вы хотите сказать.

— А ты храбрый маленький пони, — голос в голове резко стал нормальным. Хороший такой, поставленный.

— А чего боятся то? – начал я, подавив напыщенно-обиженый ответ «Не такой уж я и маленький», — Вы же ревностно относитесь к закону, сам видел, когда шёл сюда. Это значит, что вы не станете за так бросать кого-нибудь в темницу.

— Ты видел её… — протянул голос уже задумчиво.

— Я знаю множество пони, которых можно окрестить словом «она», — неуверенно ответил я.

— Храбрый пони, — с непонятной интонацией послышалось в голове. Пожалуй, это надо расценить как предупреждение и начать оправдываться.

— Этикет подразумевает множество форм беседы, но разговора в голове у одного из собеседников среди них нет, — я постарался добавить немного высокопарности в голос, но, думаю, получилось фальшиво.

— Ты знаешь, где Кейденс? – с нетерпением спросил Король. Вот, что ему нужно.

— В последний раз я её видел лет пятнадцать назад, — ответил я с долей грусти. Раз у меня нет того, что нужно ему, то я не нужен уж точно. Есть всё-таки в Сомбре нечто притягательное, хотелось бы…

— Хотелось бы чего? – переспросил голос. Точно, он же мои мысли читает.

— Друзьями стать, — пошёл я ва-банк. Почему-то от такой мысли из подсознания вышли образы очень тёплых… как будто воспоминаний.

Голос затих и больше не появлялся. Король тоже на меня не смотрел, пусть я и чувствовал на себе его взгляд. Отличная беседа вышла. Теперь всю жизнь мозги мыть не буду, раз в них удостоилась побывать такая значимая персона.

Когда все формальности обговорили и оставили ответственных за организацию посольства, мы наконец-то улетели. На бортовом самописце ещё какое-то время была запись нескольких часов моего рассказа об Империи, её народе, правителе и пирожках с кристальными ягодами. Я же закинул эту историю в глубины памяти и вспомнил только с новым учебным годом.

Да и то только потому что для навёрстывания технологического отставания с новым семестром появились первокурсники из Кристальной Империи. Пусть их шерсть со странным рисунком светилась не особо ярко, со строгой тёмно-синей формой это смотрелось всё равно отвратительно. Поэтому им просто запретили её носить. Стенания, что они бедные-несчастные были тысячу лет в небытие, никому не помогли.

К обычным спорам об Эквестрии, которую мы потеряли, и которую, раз уж так, неплохо было бы обустроить, добавился новый – а легитимна ли действующая власть Кристальной Империи? Я же старался последнего избегать, но ровно до тех пор, пока не обновили официальную версию истории. По ней Сомбра – ученик принцессы Луны, посаженный регентом в империю до вырастания законного наследника престола, принцессы Ми Аморы Кадензы, или просто Кейденс. Зачем же было его тогда заточать во льдах – не понятно. Судя по всяким начавшимся сразу после этого журналистским расследованиям, принцесса пропала вместе со своей страной, но вернулась лет на двадцать раньше. Была приближена к Селестии и курировала перспективных единорогов чуть ли не с колыбели. А дальше исчезла. Так что Сомбра будет править, пока она не объявится.

Когда я понял всю историю, находящиеся рядом не смогли не сострить про смех без причины. А я ведь просто подумал – вдруг Кейденс строит пятую колонну, готовит полномасштабное восстание и так далее, просто не зная о статусе Сомбры? Иронию же можно будет черпать стаканом, когда, после эпичной битвы, она сдёрнет с себя обезличивающий шлем и объявит, кто она и зачем. Ведь, по сути, ей нужно просто придти к королю и сказать «Давай, до свидания!».

Но, конечно, главной переменой в жизни простых пони стало то, что на пачках «Беломорканала» отметили несколько городов Кристальной Империи.

Заодно неравнодушные к Эквестрии, на фоне этой ситуации немного подняли головы с вопросом «а легитимна ли власть Найтмер Мун?». На это я отвечал однозначное «Да». Вся верховная власть, в том числе и судебная, сосредоточена у лиц королевского титула или аналогичного, коих всего пять – Селестия, Найтмер Мун, иногда называемая Луной, Кейденс, Сомбра и генсек КПС. И королева на вполне законных основаниях объявила солнечной принцессе импичмент. Сама провела следствие, суд и выбрала наказание. Всё в рамках закона.

— И как так получается, что ты в любой момент готов полезть в драку ради драки, что незаконно, но в то же время говоришь «закон есть истина»? – иногда полным ехидства голосом съезжали оппоненты с темы.

— Самооборона и крайняя необходимость, — пожимал я плечами.

Как-то раз, получив план полёта и пройдя медосмотр, я, как и всегда, залез в вертолёт. Диспетчер даёт разрешение, включаю генераторы, раскручиваю винт, запускаю двигатели… не заводится. Повторяю процедуру – ничего. Генераторы гудят, винт раскучивается, а двигатели молчат. Сообщаю вышке, в состоянии крайнего недоумения вылезаю, экипаж – за мной. В панике начинает носиться целая армия механиков, которые мне рассказали, что аккурат в тот момент, как я запускал генераторы, на вертолёте появилась какая-то огромная змееподобная хрень. По сбивчивым описаниям мне удалось установить, что это был ни кто иной, как Дискорд.

Из ступора нас всех вывели удивлённые крики механиков. В баках вместо керосина оказалось шоколадное молоко. В версию с богом хаоса сначала никто не поверил, и топливникам устроили допрос с пристрастием. Главными вопросами было то, откуда у нищих студентов взялось несколько десятков тысяч литров шоколадного молока, и куда делся керосин. Разбирательство закончилось буквально на следующий день, когда Кантерлот официально объявил о кратковременном приходе Дискорда и принёс глубочайшие извинения за причинённые им проблемы. Примерно в это же время обнаружили, что вся система заправки, в том числе и резервуары по тридцать тысяч кубометров, наполнена этим самым молоком, вместо масел был сироп или шоколадная паста в зависимости от консистенции, а вместо спецжидкостей – лимонад. Апельсиновый кстати, я попробовал.

До зимы всем университетом дружно отмывали систему ЦЗС и резервуарный парк от этой хрени. Если замерзнет, мало не покажется. С вертолётом оказалось хуже – его пришлось отправлять обратно на завод для ремонта. В газеты попали очень забавные фотографии, как сотня студентов и курсантов в единой упряжи тащит Ми-26 через весь город на завод. Без инцидентов не обошлось – надломилась стойка левого шасси, когда оно провалилось в канализационный люк. Почти двое суток, пока не починили, каждый желающий мог посмотреть на гордость Сталлионградской промышленности.

Той зимой меня в добровольно-принудительной манере отправили в Кантерлот жаловаться на испорченную технику и топливо. Неравнодушные к смене власти постоянно пугали страшилками про страшного тирана, восседающего в столице, но по мне так ничего не изменилось. Всё те же стада снобов, которым впадлу смотреть под ноги, спотыкаются о жеребят, всё то же изобилие дорогущих магазинов. Единственное отличие – город был как будто на осадном положении. По улицам проходят усиленные патрули, сам город накрыт огромной защитной сферой… правда, только центральный район, но об этом в учебниках по истории не напишут.

Похоже, сегодня должно произойти что-то действительно особенное. Королева же хоть и тиран, но тиран рациональный. Она не стала бы вводить столь серьёзные меры безопасности даже на свадьбу лиц королевского титула. Ответ дала первая же газета. Принцесса Кайденс найдена и будет передана королю Сомбре. Мне об отмене приёма не сообщали, так что, думаю, вся эта политика обойдёт меня стороной.

Провожавший меня гвардеец всё время казался очень знакомым. А потом у него из под шлема выбилась прядь гривы в цветах радуги. Ну а что, с таким образованием, как у Рейнбоу Деш только в солдаты и идти. По пути я чуть не столкнулся с принцессой, розовой такой. Помню такую, её король Сомбра искал. Мы встретились взглядами, мне сначала показалось, что это не она – раньше она на всех смотрела как-то по-другому. Уж не знаю, годы на неё так подействовали или что, но это не мои проблемы, так что я просто прошёл мимо.

Аудиенцию Найтмер Мун давала со всем пафосом. Может это мне так повезло, может так и задумано, но в окне аккурат над правым плечом была видна Луна с отпечатанным на ней профилем единорога. Или, по факту, заточённой там принцессой Селестией.

Королева ждала меня закутавшись в величие, но почему-то казалось, что под ним скрыто нетерпение. Наверно, прочие пони к ночной богине ещё не привыкли и без веской причины на приёмы не ходят. Как же тут привыкнуть, когда основной персонаж из детских страшилок, изгнавший столь любую многими Селестию, стоит прямо перед тобой. Начав с обмена любезностями, я постепенно начал подводить беседу к цели своего визита. Такое ощущение, что принцесса вообще не понимала, что я ей говорю. Пришлось начать с самого начала. Нет, не с того, что такое вертолёт, а с самого-самого начала, что такое воздушное судно.

Кажется, королева заинтригована. Но, когда я ей рассказал возможности, она просто не поверила. Заинтересованность в глазах постепенно угасала. Наверно, она подумала, что я напридумывал всяких сказок и пытаюсь сыграть на её тысячелетнем отставании в техническом прогрессе, чтобы поклянчить из казны денег. Заметив это в её глазах, я сориентировался и пригласил её в университет. Правда, не сейчас – машина и вертодром на ремонте. Королева посмотрела на меня взглядом, не предвещающим мне ничего хорошего, и приняла приглашение. Все бумаги были переделаны – она решила оплатить всё сама. Видно, у неё был какой-то депозитный счёт, который неслабо вырос за тысячу-то лет. Она всё делала с таким видом, что будет лично выбивать из меня каждый бит, если я её обманул.

Внезапно с улицы раздался грохот. Как только он поутих, послышалось жутковатое жужжание, как будто кто-то запихал петарду в осиное гнездо. Я оглянулся на окно и увидел падающие на город осколки защитного купола и море чёрных точек, плотным потоком летящих к городу.

В зал зашла Кейденс, почему-то одна. Из-за открытой двери я без задней мысли приметил пару лежащих мешками гвардейцев. Дойдя до середины зала с ней начало что-то происходить. Она окуталась зелёным пламенем и через мгновение обернулась каким-то странным существом размером с королеву. Как пегас это смесь пони и птицы, так это было смесью пони и мухи. Найтмер Мун же просто удивлённо подняла бровь.

— Кризалис?.. – больше утверждая, чем спрашивая, уточнила она.

— Теперь королева Кризалис! – ответило существо замогильным голосом и начало истерически смеяться.

Последнее оно подкрепило ярким лучом с конца рога прямо в Найтмер Мун. Та, не дрогнув ни лицом, ни телом, выставила щит. Я же стоял не шелохнувшись, искренне не понимая, что же следует делать в такой ситуации.

— Вы умеете сражаться, мистер Пайпер? – неожиданно спросила королева.

— Да, ваше высочество, — ответил я, не понимая, к чему это она.

Королева материализовала меч и кинула его мне. Я поймал его бабкой, на что на её лице пробежала тень улыбки.

— Убейте её, — приказала она, крылом останавливая повылезавшую изо всех щелей стражу.

Как потом отметит кто-то из присутствующих, после этих слов у меня засветилась кьюти марка, да так ярко, что сквозь штаны было видно. Встретившись глазами с Кризалис, я увидел, как в них угасает гордыня и зарождается неуверенность. Оно попыталось прожечь лучом во мне дырку, но я был быстрее. На сокращение дистанции прыжками с уклонами от магических лучей ушла всего пара секунд. Поняв, что перед ней неожиданно сильный противник, она попыталась подлететь, так что я срубил ей крыло. А придав кувырком ускорение, через секунду ещё и голову.

— Браво, мистер Пайпер, браво! – радостно зааплодировала королева, и обратилась к страже, — Смотрите, бестолочи, как надо сражаться!

Я же взмахнул клинком, оставляя на ковре полосу из капелек крови, опустил оружие и поклонился. Символический жест из этикета поединков, типа дарую свою победу ей. Найтмер Мун в уважении склонила голову. Буквально на миллиметр, как и подобает её статусу, но для меня такой маленький жест сделал этот день лучшим жизни. Наконец-то мои навыки и особый талант не просто получили признание, а ещё и были одобрены первым лицом государства.

— А теперь найдите мне настоящую Кейденс, — уже спокойно и царственно приказала она страже, — А вы, мистер Пайпер, следуйте за мной.

Воодушевлённый своей победой, я всё думал не о том. Например, какой же я молодец, что смог не запачкать форму. Или что стража пытается следовать за королевой тенью, но получается у них очень топорно. Или о том, как же приятно пахнет озоном после того, как кто-нибудь применит рядом боевую магию.

Мы вышли на балкон и, внезапно, поговорили по душам. Королева рассказала, что заинтересовалась мной после того, как я побил одного из её вербовщиков. Очень интересовалась, что же так хорошо сражаться научил, мне даже как-то неловко было говорить, что мастер тот с полгода как умер. Я же – всё, что думаю о смене власти, а именно – что всё прошло не слишком удачно. Мотивированные до фанатизма приспешники часто перегибали палку, отвращая народ от нового правительства. А так как больше нет Селестии, не приемлющей насилие, следует ждать если не ассиметричного, то хотя бы зеркального ответа.

— И что же они будут делать? – усмехнувшись, риторически спросила она, снимая парадный шлем, — Что Селестия скажет на то, что её освободили с помощью того, что она терпеть не может?

Под ним оказалась чудесная грива цвета ночного неба, постоянно колыхающаяся на невидимом ветру. Мне сразу захотелось её потрогать. Я чуть приподнял ногу, думая, как получше это сделать. Хорошо, что она сидит ко мне спиной и у меня есть время среагировать, если что.

— Они же светлая сторона, — протянул я, не сводя глаз с этого чудесного ночного неба, переливающегося тёмными оттенками, — Рациональность – удел зла, то есть нас с вами.

— Можете потрогать, мистер Пайпер, — не оборачивая, сказала королева.

Без лишних слов и наигранной скромности, я запустил ногу ей в гриву. Подсознание сразу начало подкидывать смутные, но очень тёплые образы. Как будто я когда-то был очень близок с кем-то, почти идентичной королеве на вид. От этого я на секунду завис.

— Понравилось, аж копыто убирать не хочется? – спросила Найтмер Мун.

Я ничего не ответил. Меня почему-то даже не удивило, что королева может быть простой. Без напускного величия, царственности и прочего. Надо бы её отвлечь, а заодно и себя.

— Выше высочество, — тема нашлась быстро, — Не расскажите историю Сомбры? Учебники описывают её слишком сухо.

Никто не знает, откуда он взялся. Его нашли на далёком севере империи ещё жеребёнком. Местные социальные учреждения не смогли его принять, ибо он единорог, а кристальные пони те ещё националисты. Поэтому его отправили в столицу, где из-за постоянных контактов с иноземцами нравы были попроще. Дальше рос, учился и всякое такое, пока в один прекрасный момент не понял, что в Кристальной Империи ему ничего не светит. Свалил в Эквестрию, где смог обратить на себя внимание Луны – будучи пустобоким, он оказался гениальным управленцем. И принцесса взяла его к себе в ученики.

Через некоторое время умирает король Кристальной Империи, оставив после себя малолетнюю наследницу и просьбу эквестрийским принцессам позаботиться о его стране. Ученица Селестии была не готова к автономной работе, так что инициативу перехватила Луна. Сомбре такое назначение не понравилось, но приказ есть приказ.

А дальше всё как завертелось… В общем, кристальные пони показали себя не с самой лучшей стороны и не слишком захотели подчиняться посаднику. Но гениальный управленец на то и гениальный, чтобы со скрипом, но поддерживать работу системы.

Было принято верить, что Сомбра – плохой, а народ – хороший. Сейчас же, после истории, полученной из первых рук, я понимаю, что всё было не просто наоборот, а ещё и аналогично ситуации с принцессой Луной. Он делает для народа всё – его не ценят. Он делает ещё больше, а его презирают. В конце концов, король-регент не выдержал и психанул. Раньше ему некуда было стравливать давление – всегда на виду, всегда под пристальным взглядом тех, что вцепится ему в глотку за первую же ошибку. Пусть мозг рационализатора всегда остаётся рациональным и под горячую руку попала тюрьма особого режима для осуждённых пожизненно. Причём только постояльцы, охрана и здание остались целыми. А потом на всех парах полетел к Кейденс.

Той оперативно доложили и о происшествии, и о том, что король-регент очень хочет её найти. Она просто не поняла его намерений. Остыв и поняв, что же натворил, он просто решил несколько форсировать передачу власти, ибо теперь народ его уж точно не примет.

В это время как раз поспела ученица Селестии, а принцессе уж очень хотелось посадить в империю подотчётную лично ей пони. Поэтому она немного приукрасила то, что сделал Сомбра, от чего психанула уже Луна. И на горячую голову согласилась не просто отправить своего ученика на перевоспитание, а заточить его во льдах.

— Мда… — протянул я, — Селестия хочет казаться доброй и милой, а какие наказания выбирает…

Найтмер Мун не ответила. В её глазах стояли слёзы, а лице читалась боль. Теперь я окончательно запутался, кто же добро, а кто зло. От тяжёлых дум отвлекла стража, сообщившая хорошие новости и подкинув тему для разговора.

После свержения Селестии, Кейденс, с которой Найтмер Мун некогда было заниматься, была отправлена под домашний арест, ибо хрен знает, что с ней делать – её страны-то нет. Немного поприкидывавшись шлангом, она в один момент почувствовала скорое возвращение Кристальной Империи и ринулась туда. Но без Кристального Сердца не смогла сдержать натиск Сомбры. Сумела бежать и схорониться где-то на задворках Эквестрии. Во время этого каким-то образом попалась Кризалис на глаза, которая, скорее всего, с помощью бесчеловечных пыток выведала у неё всю информацию. Королева чейнджлингов приняла решение выдать себя за Кейденс, чтобы резким ударом обезглавить Эквестрийскую власть. То, что принцессу планировали передать Сомбре обе принцессы, и лже- и настоящая, не знали.

Смог увидеть её, принцессу Ми Аморе Кадензу. Похоже, ей никто не сообщил о том, что с ней собираются делать – уж слишком подавлено выглядит. А ведь её просто передадут королю Сомбре, который передаст ей власть.

Закончив на хорошей ноте, королева пообещала и посетить университет, чтобы показательно одобрить то, что там творится. Напоследок она дала мне в подарок небольшую нашейную висюльку, которую я сразу начал раскачивать из стороны в сторону. Мило звенит.

Вернувшись и вдоволь наотмахавшись от просьб рассказать, что же произошло в Кантерлоте, я попал под пристальное внимание одной секты. Они называли себя «Селестианцы» и, как понятно из названия, очень хотели вернуть Селестию обратно. Я же называл их «голос от параши», ибо с солнечной принцессой их связывало только название. Пусть они и делали весьма заманчивые предложения устроить показательную резню сторонников Найтмер Мун или взрыв на каком-нибудь мероприятии в её честь. Да, они были под пристальным наблюдением спецслужб, но мне лично казалось, что они действительно и могут совершить что-нибудь нехорошее, и готовят это, спрятавшись за ширмой показательно экспрессивных лозунгов.

Одной из них как-то раз удалось подловить меня на личную беседу. Было это примерно так.

Сидел я в кафе в одиночестве, что бывает крайне редко. Тут ко мне подсаживается некая кобылка и начинает.

— Мистер Пайпер, — пытается строить она загадочность, — вы не хотели бы помочь правому делу?

— Я за левых, — кивнул я на фуражку с серпом и молотом.

— Не стоит якшаться со злом, мистер Пайпер. Это может плохо закончится.

Я отвечаю немым вопросом. Интересно же узнать ещё одну трактовку извечного вопроса «Что есть добро, а что – зло?». Но она, похоже, высказалась.

— То есть, вы, селестианцы, хотите попрать так ратируемую Селестией свободу совести, выбирая, с кем мне следует дружить? И готовы ради этого использовать так презираемое ей насилие?

Та ничего не ответила и вышла. Я не обратил на это внимания – мало ли сумасшедших.

Вообще, новость о визите королевы была воспринята двояко – с одной стороны пришлось срочно заканчивать отделочные работы фасада, с другой – на заводе очень не обрадовались, что ответственность за отсутствие техники обязательно свалят на них, и они вернули вертолёт даже раньше срока. Когда студенты, сидя на паре, услышали знакомый рёв двигателей и начали пялиться в окна, они увидели зрелище, которое мы в будущем будем видеть очень часто – двадцать шестой что-то тащит на внешнем подвесе. Присмотревшись, мы увидели, что это Ми-2.

Специально для столь высокого чина мы подготовили отличную показуху. Всё было расписано по секундам – с начала просто театрализованная постановка, потом прилетает машина, высаживает сто пятьдесят пони, они танцуют рядом с ней, показывая размер. Последний штрих – королеву приглашают немного покататься.

Зря я не обратил внимания, что один из пассажиров зачем-то взял с собой туго набитые сумки. Подумалось тогда, что это какой-то реквизит. А уж тем более – что вышел уже без них.

Программу пришлось немного задержать – с чего-то загорелся индикатор «стружка в правом двигателе». На разбирательство ушло не больше минуты, и мы полетели. Навернул пару кругов на разных дистанциях, постоянно приближаясь к зрителям, сделал пару сложных фигур, которые на репетициях обозвали общим названием «нафиг гравитацию». Сел, пассажиры вышли и выполнили свою программу. Я стал ждать. Сейчас будет очередная торжественная речь, после которой королеву пригласят немного прокатиться, и я буду должен встретить её у приветливо распахнутого заднего люка.

Я заранее выбрал, на каком моменте начать распахивать люк и выходить, приветствуя, так что в нужный момент я был на месте и дал Найт отмашку. Солнце чуть ослепило глаза, но я смог оглядеть трибуны и найти королеву. Аплодисменты длились чуть дольше запланированного, но это ладно. Найтмер Мун торжественно встала и в окружении высоких чинов пошла в сторону вертолёта.

Внезапно сзади что-то ярко вспыхнуло. Я и так был на нервах, а тут ещё и внештатная ситуация в самый ответственный момент – от адреналина время замедлилось многократно. Не в силах повернуться, я мог лишь чувствовать, что происходит за спиной. Вспышка и не думала ослабевать, даже усилилась. Задним умом я понял, что происходит, но даже испугаться не успел, как ударная волна начала срывать форму с тела и кожу с мяса. Потом меня поглотил огонь.

Глава 9

— Йоахим? – взволновано спросил Корди.

— Чего? – я стряхнул наваждение и покрепче сжал Найт. Почему-то мне подумалось, что умирать это очень и очень неприятно.

— Ты уже секунд тридцать гипнотизируешь стакан, — его обеспокоенность меня немного удивила.

— Да просто подумал тут… — задумчиво протянул я, крутя остатки водки на донышке и смакуя странное ощущение, как будто прожил без малого год за пол минуты, — а ведь элементы гармонии действительно много сделали для Эквестрии.

— Расскажи об этом, — подпёр он голову копытом, поняв, что я в порядке, просто опять по пьяному делу потерял нить разговора, и меня понесло философствовать.

Окутанная телекинетическим полем бутылка налила мне до краёв.

— А если бы их не было? – сказал я в пустоту, — Жили бы мы под властью Найтмер Мун. Пусть, как мне кажется, ничего бы не изменилось. Работало бы Эквестрийское посольство ночью, да и всё.

— Так выпьем за то, что элементы подарили нам принцессу Луну, — мы чокнулись и выпили. Закусив, Корди продолжил, — Допустим, элементов нет, а Селестия всё-таки смогла совладать с Найтмер Мун во второй раз. Но элементы же ещё и Дискорда обратно в камень вернули.

— Его можно не считать. Ты читал «Всё о носительницах Элементов Гармонии»? – единорог на секунду задумался, а потом всем своим видом начал показывать, что тем журналом он растапливал печку, когда мы из-за бурана застряли на севере Кристальной Империи, — Ладно, расскажу вкратце. Катализатором освобождения Дискорда стала ссора трёх неразумных жеребят прямо рядом с ним. Причём две из них – сёстры элементов. Не вдаваясь в подробности, они бы находились на разных концах Эквестрии.

— А ты вдайся, — попросил Корди.

— Короче, элемент честности со своей сестрой находились бы в Мейнхеттане, а щедрости – в Понивиле. Ещё подробностей?

— Ладно, хватит. Давай лучше выпьем за то, что закончилось всё хорошо!

Я закинул в себя следующую. Пусть то, что должно случиться рано или поздно случается, разброс времени может быть лет сто. Так что мне не пришлось бы видеть весь ужас хаоса, который творил Дискорд в Эквестрии. То, что попортили здесь – ничто по сравнению с тем, что творилось там.

— Давай дальше, — сказал Корди, разливая следующую, — Кризалис со своим роем.

— С ней поинтересней. Ты ведь знаешь, как носительницы элементов получили свои метки? – он отрицательно покачал головой, — Элемент верности сделала «радужный удар», что послужило катализатором для получения меток остальными.

Я остановился, чтобы выпить.

— Селестия обратила внимание на тогда ещё не её величество Твайлайт из-за мощного магического всплеска, возникшего при получении метки аккурат в момент вступительного экзамена в какую-то ежинорожью школу. Именно после этого куратор перспективных единорогов принцесса Ми Аморе Каденза повысила её статус с «перспективная» на… — тут я понял, что не знаком с терминологией.

— Более высокий, — выручила Найт.

— Именно. Так вот, будучи близко с ней знакомой, Твайлайт во время её свадьбы со своим братом заподозрила подмену и смогла помочь выбраться настоящей принцессе Кейденс. А дальше кровь, кишки и прочее месиво из тех «чейнджингов», которым не повезло оказаться внутри зданий.

— Нет элементов – нет близкой к Кейденс Твайлайт – некому раскусить подмену?

— Типа того, — ответил я, пристально наблюдая, как Корди наливает следующую, — А что было бы если не было первого пункта? Да хрен его знает. Плохо было бы.

Проснулся я от очень навязчивой мысли, что меня учат не на командира вертолёта, а на государя всея гражданской авиации. Например, именно меня отправили в Кантерлот, жаловаться на испорченную Дискордом технику и топливо. Смех смехом и недельное питание одним только шоколадным молоком и пастой недельным питанием, но нового керосину и масел взять неоткуда. Да и ремонт двигателей и топливной системы очень далеко не бесплатный. Опять во всём виновата Селестия. Сколько же ещё должно произойти опасных инцидентов, говорил замполит, чтобы солнцезадая наконец поняла, что злые сущности должны быть уничтожены или, хотя бы, захоронены на дне океана. Но уж никак не выставлены в центральном столичном парке.

Когда наваждение спало, на меня напало сильное ощущение, что это уже было. Причём раза два, как минимум. Что для меня, помнящего всю жизнь до мелких подробностей, уж очень странно. Даже страннее того, что Селестия лично прожигала Найтмер Мун Элементами Гармонии до состояния принцессы Луны.

За своими мыслями я не просто не заметил, как поезд замедлил ход, а даже как вышел из него. Такое ощущение, что я не столице огромной империи, за которой стоит аж два бога, а в оккупированном городе. Прохожих куда меньше, чем обычно, по улицам постоянно прогуливаются усиленные отряды гвардии, да и сам Кантерлот накрыт огромной магической сферой. Правда, только центральный район, но об этом в учебниках по истории не напишут. И с каждой секундой я всё сильнее понимал, что мне это ни капли не удивляет.

Даже не удивило, что приём будет вести Луна. В голову забрались неподобающие мысли подшутить над принцессой, ведь Селестия не ввела её в курс дела, и звёздногривая даже в общем виде не представляет себе изменения мира за последнюю тысячу лет. Её солнцезадость ведь не потрудилась рассказать даже об изменившихся традициях, из-за чего возникла неловкая ситуация, и Ночь Кошмаров чуть не была отменена как государственный праздник.

Когда гвардеец провожал меня в зал для приёмов ночной принцессы, я чуть не столкнулся с ещё одной, розовой. Я её помню по четвёртому классу, она няней одной из кобылок была. Мы встретились взглядами, мне сначала показалось, что это не она – раньше она на всех смотрела как-то по-другому. Уж не знаю, годы на неё так подействовали или что, но мне её взгляд дал странное ощущение, что скоро начнётся веселье.

Луна ждала меня с нетерпением. Прочие пони ведь к ночной богине ещё не привыкли и редко ходят на приёмы. Как же тут привыкнуть, когда основной негативный персонаж из детских страшилок стоит прямо перед тобой. Начав с обмена любезностями, я внезапно для себя разошёлся и начал говорить с ней как со старым другом. Что странно, она ответила тем же. Даже не пришлось особо разглагольствовать на тему своего визита – она понимала меня буквально с полуслова.

— Мистер Пайпер, вы уверены, что мы не были знакомы раньше? – в один момент спросила она.

— Только если в прошлой жизни, ваше высочество, — не знаю, почему, но пошутить про бессмертие мне показалось таким… привычным.

Постепенно отстранённая беседа перешла на повседневные темы, например – что происходит в Кантерлоте. Оказалось, сейчас проходит свадьба принцессы почившей в бозе Кристальной Империи и далеко не последнего пони в королевской гвардии. Уж не знаю, насколько эта принцесса-в-изгнании важна, но таких мер безопасности не применяют даже на важнейших праздниках и визитах правителей других государств. Луна даже разозлилась на такое нерациональное использование ресурсов и вообще отказалась идти на церемонию. А я всё терзался мыслью, что сейчас что-то начнётся.

Внезапно с улицы раздался грохот и я поймал себя на понимании того, что я знаю, что сейчас будет. Как только он поутих, послышалось жутковатое жужжание, как будто кто-то запихал петарду в осиное гнездо. Я обернулся к окну и увидел падающие на город осколки купола и море чёрных точек, плотным потоком летящих к городу.

— Что там происходит, мистер Пайпер? – царственно, как будто ничего не происходит, поинтересовалась Луна.

— На город напали, ваше высочество.

— И кто же на нас нападает?

— Не знаю, ваше высочество, но, думаю, их всех нужно перебить.

— Вы умеете сражаться, мистер Пайпер?

— Конечно, ваше высочество, — мне этот вопрос показался странным, ведь, как мне на секунду показалось, она знает об этом.

Меня почему-то не удивило, что принцесса была без охраны, пусть, если верить книгам по истории, тысячу лет назад личное охранение было при ней всегда, иногда даже в постели. Сейчас же, похоже, нам придётся вести бой вдвоём. Так даже и лучше – меньше народу – больше побед на каждого. Спускаясь к воротам, настроение летело вверх, как будто я вот-вот займусь любимым делом.

Нападавшие существа были чем-то похожи на пони. Как пегасы это смесь лошади и птицы, так это было смесью лошади и мухи. Оружия при них не было, как и каких-либо признаков интеллекта в фасеточных глазах. Пусть последнее вполне нормально для военных. Слишком слаженно для разумных существ, они атаковали. Я даже не выискивал глазами того, кто мог бы быть командиром, как будто знал, что они больше насекомые, чем пони, и контактируют каким-то своим методом.

Бой шёл минут двадцать, я даже уставать начал. Нападавшие пользовались одними и теми же ударами и связками, без каких-либо импровизаций, но их было слишком много. Между мной с Луной и противником уже вырос немаленький бруствер из тел, но натиск и не думал ослабевать. Я начал немного волноваться ведь мне казалось, что всё должно было уже закончиться. Силы уверенно подходили к концу и у принцессы, похоже, тоже.

— Мистер Пайпер, отступаем, — несколько вымучено сообщила она.

Я уж было хотел спросить, куда мы будет бежать из окружения, как она прижалась ко мне, и мы телепортировались. Когда я проморгался и тёмные пятна, наконец, ушли, я был несколько разочарован – судя по стилю, мы всё ещё в Кантерлоте. Кто-то в панике бегал по кругу, кто-то забился в угол и испуганно плакал. Те, кто похрабрее, срочном порядке заделывали шкафами и скамьями окна и двери, в которых что-то ломилось.

— Кто из офицеров остался, ко мне! – приказала принцесса королевским голосом так, что сразу захотелось стать офицером, лишь бы выполнить приказ.

Окружающие, заметившие Луну, смотрели на неё с надеждой и ожиданием. А она всем видом показывала тщательно скрываемое непонимание. Она была не готова к тому, что враг уже здесь, что гвардия окажется не способной оказать сопротивление. По сбивчивым докладам я смог установить примерную картину происшествия. Дело оказалось далеко не шуточным – Селестия и Кейденс в плену, любые очаги сопротивления сразу подавляются. Город, считай, захвачен.

После слов о солнцеподобной у Луны глаза загорелись яростью, что докладчик аж побледнел от ужаса и отступил на пару шагов. Прямо на глазах принцесса окуталась каким-то сияющим дымом и превратилась... в тот момент я понял, что именно так выглядит Найтмер Мун. В воздухе запахло озоном, и я понял, что она сейчас перенесёт всех, кроме себя, куда-нибудь в безопасное место. Ну уж нет, такое веселье я не пропущу.

— Ваше высочество, я с вами! — выбежал я вперёд и встал рядом с ней.

— Толку-то от меча против армии, мистер Пайпер? – с издёвкой спросила принцесса немного другим голосом.

— Абсолютно никакого, ваше высочество, — я склонил голову в поклоне, а потом чуть поднял её, — но за то веселья-то сколько!

Ну а что – я уже дыхание перевёл, а прошлую стычку можно считать разминкой. Так что сейчас меня и на час хватит. На такое рвение принцесса криво усмехнулась, но для меня такой маленький жест сделал этот день лучшим жизни. Наконец-то мои навыки и особый талант не просто получили признание, а ещё и были одобрены первым лицом государства.

Вспышка – и остальные пропали. Ещё одна – башня разлетелась на куски, расшвыривая всех, кто оказался рядом. Открывшийся город представлял собой довольно жалкое зрелище. Здания горели, всех пони линией вели куда-то. Однако, когда они увидели нас, окружённых защитной сферой, вместо надежды я наткнулся на страх и непонимание. Точно, Луна же в обличии Найтмер Мун.

Найти командира сложности не представило – кто же ещё будет, отличаясь от всех по размеру и форме, пафосно стоять на балконе дворца, осматривая город?

— Кризалис! – кантерлотским голосом обратилась Луна к стоявшему на балконе существу.

Та что-то ответила, но она была слишком далеко. Вместо слов до нас долетел луч боевом магии. Я всегда считал, что нет ничего могущественней принцесс-аликорнов и Луна, похоже, тоже. Пусть она не дрогнула ни лицом, ни телом, когда луч врезался в окружающий нас купол, я заметил, как в её глазах зарождается неуверенность. Защита начала постепенно уменьшаться, даже пришлось сделать шаг к принцессе. Та уже, не стесняясь, зажмурилась от нагрузки. Сейчас бы, как в кино, второе дыхание, но жизнь дала куда менее прозаичную картину. Когда защитный купол сжался настолько, что мне пришлось сунуть меч под крыло и прижаться к Луне, она телепортировала нас.

К обширному списку того, что я терпеть не могу, добавилось ещё и магическое перемещение. Говорят, в древности так целые армии в тылы забрасывали, и они сразу вступали в бой. Я же, сколько ни жмурюсь, всё одно слепну на пол минуты. Проморгавшись, я осмотрелся, и чуть было не подумал, что мы всё ещё в Кантерлоте. Уж очень стиль на дворцовые замки походит.

— Ваше высочество? – взволновано позвал я, ища глазами принцессу.

— А она намного сильнее, чем раньше, — донёсся слабый голос, казалось, отовсюду. Но, всё-таки, глаза пришли в норму, и я заметил её.

Задней мыслью я понял, что знаю это место, «Замок Сестёр» называется. По идее заброшен уже много лет как, но время его удивительно пощадило. Даже гобелены целы. На вид, здесь шёл бой, который и оставил большинство повреждений. Правду говорили, что во время восстания Найтмер Мун всё веселье проходило именно здесь. По спине прибежал неприятный холодок, когда я перелетал выбоину в полу глубиной с себя. Насколько же сильна Кризалис, если она сильнее того, кто оставил такие повреждения?

Принцесса лежала под трибуной у трона, примерно на том же месте, где началось её изгнание чуть больше тысячи лет назад. Я подбежал к ней.

— Ваше высочество, вставайте, — начал расталкивать я лежащего без сил аликорна, — Надо скорее добраться до железной дороги.

— А дальше? – лишь приоткрывая глаз, с сарказмом спросила Луна.

— Либо до Филлидельфии, а там на корабль до Сталлионграда, либо до Лас-Пегасуса, оттуда до Ванхуфера, а там и на поезд, всё туда же, — не сразу поняв, что она имеет ввиду, раскрыл я свои планы.

— А дальше?.. – даже не взглянув на меня, ответила она тем же тоном.

— Ну… — тут я начал понимать, что выгляжу глупо, — Доложить… начать мобилизацию… ввести войска, например…

И выжечь столицу дотла!

— Кризалис слишком сильна, — уже просто устало ответила принцесса, переворачиваясь на бок для удобства, — Её не победить.

— Что? – не понял я с начала. У напавших на Кантерлот вряд ли есть мощная материально-техническая база, налаженные тылы и всякие прочие военные нужности, как же они смогут выдержать многолетнюю полномасштабную войну? А потом понял и начал смеяться.

— Вы видите что-то смешное в сложившейся ситуации, мистер Пайпер? – в её голосе не было ни намёка на желание меня хоть как-то пристыдить. Она просто хочет, чтобы я, наконец, заткнулся и дал ей поспать.

— Сейчас не время объединения племён, ваше высочество, — успокоившись, вытер я выступившие слёзы, — В настоящем судьба войны не решается поединком двух сильнейших воинов. Да, потеря идола может несколько деморализовать войска, но не то, чтобы очень.

Принцесса даже пересилила усталость и подняла на меня целую голову.

— Вы очень удивитесь, когда узнаете, что же напридумывали за последние годы, — попытался я её заинтриговать. Пусть для войны ничего из этого применять никто и думает. Эдакие зооциды против драконов, гидр и прочих опасных существ.

— Что же, мистер Пайпер, — сказала Луна столь же слабым голосом. Она чуть приподнялась и её рог начал светиться нестерпимым светом, — давайте на это посмотрим.

Вспышка, и я опять мучительно пытаюсь проморгаться от мелькающих цветных пятен. Продрав глаза я наконец смог почувствовать себя в безопасности. Пусть украшательства помещения, в котором мы оказались, так и кричали о высочайшем статусе лиц, для которых оно предназначено, было ясно видна ставшая для меня родной Сталлионградская планировка.

Сдав принцессу послу, я не спеша полетел в университет. Там мне, конечно, обрадовались, что живой выбрался, но и высказали, ведь я заявился грязным и с боевым холодным оружием под крылом. Меч тот, к слову, я хотел подарить Найт, но она впала в истерику и, отшвырнув его, прижалась ко мне и всеми богами клялась до конца жизни отпускать меня разве что в сортир. Пусть я и попал в ту ситуацию в результате действия непреодолимой силы, мне становилось очень стыдно, когда она со слезами рассказывала страшные истории о жизни без меня.

Но это всё не важно. Высокие чины среагировали даже активней, чем я ожидал, ведь я забыл приплести сюда идеологическую сторону. Социалисты увидели в этой ситуации отличный шанс накрыть всю Эквестрию широкой дланью коммунизма. Однако чейленджинги, так обозвали этих существ, тоже действовали оперативно, быстро наращивая свою популяцию. Не то, что города – штаты оказывались под их контролем в кратчайшие сроки.

Поток беженцев, кстати, был необычайно скудным. Каждый считал, что его хата с краю ровно до тех пор, пока не оказывалось поздно. Вот что мерзкая федерализация делает, говорил замполит, столицу потеряли и всё, каждый за себя. Те же, кто смог унести ноги, но не смог добраться до Сталлионграда, осаживались в лесах и пустынях.

Всеобщая мобилизация была объявлена почти сразу. Оно и понятно – потеряв центр банковской системы, только полная национализация экономики смогла спасти её от краха. Многие роптали, что выступать надо как можно скорее, ведь на юге ждут помощи, но крупномасштабное наступление всё никак не начиналось.

Нас даже оформили как воинское подразделение. Правда, всё осталось на своих местах лишь с двумя отличиями – синюю форму заменили зелёной, и ко мне приставили настоящего офицера, который отвечал за всё, в чём не разбираюсь я. Терминологию решили использовать из боевых порядков пегасов, так что мы начали зваться эскадрильей. Мне вовремя удалось договориться с кем нужно и установить те нормы управления, которые я сам считаю правильными. Правда, не получилось доказать, что транспортные вертолёты это не боевые.

Двести сорок седьмой завод заработал на полную мощность – техники начали присылать много. Специально с запасом, ведь из-за сокращения программы и увеличения набора немало машин разобьется из-за безалаберности пилотов. Никто ведь пока не знает, как эти штуки в бою применять. Вроде схоже с применение пегасов и облаков, но гораздо более шумное, грузоподъёмное и сложное.

Чейленджинги постоянно пытались проникнуть на территорию, но фактор неожиданности они потеряли ещё с Кантерлота. Мобилизация не оставила не удел никого – единороги сторожат дороги, выявляя принявшего облик пони противника. Пегасы следят за небом. Клаудсдейл, кстати, успели оттащить на северо-восток, так что последних было немало.

Пленных стало достаточно, чтобы понять, что же это такое. В брошюрках по ним было очень много сложных слов, так что, если кратко: что-то вроде насекомых, не разумны, но способны идеально копировать подходящего по размеру пони, с которым хоть раз контактировали. Вплоть до мелких привычек. Именно поэтому всех единорогов принудительно обучили соответствующему заклинанию и строго наказали применять его на всех под ряд. Питаются эмоциями, сначала положительными, потом какими придётся. После длительного контакта с чейнджлингами пони оставался полностью выжатым, не способным ни к какой деятельности. Даже воля к жизни заканчивалась. Поэтому самыми важными начали становиться психологи.

Однако эта особая способность чейнджлингов оказалась очень полезной, как ни странно, в следственно-розыскных мероприятиях. Однажды довелось увидеть, как опера допрашивают уж очень упёртого подозреваемого. Заводят в комнату чейнджлинга с отрубленными ногами и мешком на голове, снимают его и обеспечивают постоянный зрительных контакт с подозреваемым. Жук выкачивает из него чувства и эмоции, в первую очередь – лежащие на поверхности или, по-другому, используемые в данный момент, то есть те, что подкрепляют причину молчания. Без них допрашиваемый начинает сомневаться, колебаться и, к конечном итоге, всё рассказывает. Среднее время процедуры – двадцать секунд.

Мне пятым в экипаж дали таким бортмеханика, специалиста по двигателям, алкоголика или просто Корди. Как раз единорога, чтобы в случае чего раскусить засланца. Почему-то меня ни капли не удивил его возраст. Как будто мы когда-то давно были знакомы.

Всё шло по плану, который нигде не разглашался, но прямо витал в воздухе. Чейнджелинги действовали как налётчики, желающие осесть. Столкнувшись с противником, эффективно отбивающим все их атаки, они были вынуждены менять стратегию. Только вот беда, Кризалис ничего не смыслила в полномасштабной войне. Даже робкие удары партизан буквально парализовывали её ненадёжную систему.

Даты начала наступления никто не знал, но маленькие атаки случались регулярно, чисто для выработки тактики. Чейленджинги организовывали свои лежбища прямо на месте захваченных городов, так что точки нанесения ударов долго искать не приходилось. Самое главное – была изучена архитектура ульев, что позволило убивать куда меньше тех, кого мы отправились освобождать.

Такие полевые выходы в принципе были невероятно полезны. Например, было установлено, что холодное оружие почти бесполезно, и в армию начали массово поступать огнемёты. Или что с вертолётов можно сбрасывать всякие тяжёлыё штуки гораздо эффективней, чем с облаков. Настоящих бомб нам не сделали, промышленности было не до этого, пришлось импровизировать самим. На своеобразном конкурсе решений этой проблемы победил я. Я предложил скидывать двухсотлитровые бочки со смесью бензина, керосина, гудрона и алюминиевой пыли с небольшим количеством гексогена и взрывателем на альтиметре. Позже умные головы приделают к этим штукам обтекатели и стабилизаторы, и они даже будут лететь туда, куда хотелось.

В первый день зимы началось наступление широким фронтом при поддержке авиации. Как раз было достаточно холодно, чтобы насекомые были заторможенными. Война эта первое время казалась весёлой прогулкой, причём не только с неба. Чейнджлинги не просто не оказывали значительного сопротивления, даже не убивали никого. Все потери – несчастные случаи.

С самого начала мне было до жути интересно, как же будут вестись боевые действия. Пони ведь миролюбивые, а тут надо жечь огнём пусть и не братьев, но очень похожих на себя существ. Всё-таки хорошо, что дело происходит в Сталлионграде, где пропаганда – национальная, так сказать, забава. Наступающие воска были обработаны так хорошо, что я, общаясь с солдатами, даже не верил, что верить во что-то можно настолько искренне.

То, что Кризалис смачно проигрывает эту войну, стало понятно после битвы за Мейнхэттан. Сталлионградская военная машина раскочегарилась уж слишком хорошо, даже интересно становилась, сможет ли остановиться, докатившись до края Эквестрии, или укатится в Зебрику?

Но суть не в этом. Кризалис смогла грамотно оценить своё положение и сменила своим детишкам программное обеспечение. Если раньше чейнджлинги никого не убивали, просто всеми силами старались захватывать пони живыми, то теперь они пленных не брали. Красная армия была к этому не готова от слова «совсем». Началась массовая паника – целые участки фронта начали рассыпаться. Уже хотели было применять крайние меры, однако помощь пришла из самого неожиданного места. Как, если верить фильмам, ей и полагается.

Внезапно, без предупреждений и каких-либо знаков, вернулась Кристальная Империя. Уж не знаю, как, но дипломатические отношения были установлены в кратчайшие сроки. Говорят, что в этом принимала участие Луна, но мне не особо верилось – с самого начала заварушки её отправили на скамейку запасных, используя разве как символ. Даже обидно за неё становилось. Но разговор не об этом – положение спасли боевые части из Кристальной Империи, обладающие мировоззрением тысячелетней давности. То есть они, в отличии от хомячков, на которых напялили каски, понимали, что это война. Наступление продолжилось, только теперь с рядами свежих могил вдоль дорог.

Из-за той задержки сроки наступления сильно сдвинулись. Планировалось взять столицу в начале марта, но войска подошли к ней только к июлю. Да, погодная фабрика неслабо помогла, пытаясь поддерживать низкую температуру на всех направлениях, но и она вскоре не выдержала. За удачным временем красной армии пришло удачное время Кризалис.

Всё было за неё. Установилась оптимальная погода для её насекомой армии, противник начал выдыхаться, и эксперименты по выведению новых пород чейнджлингов увенчались успехом.

Да, скоростные перехватчики действительно первое время заставили нас понервничать, но потом мы поняли, что они не представляют угрозы из-за крайне низкой маневренности и очень малого веса – они не могли справляться с воздушным потоком от несущего винта. Потом разведка обнаружила кое-что новое. Я сначала решил, что это какая-то глупая шутка. Вывести породу, выполняющую задачи артиллерии ПВО? Это же просто смешно. А когда показали первые фотографии и объясняли принцип работы, я вообще рассмеялся в голос.

Первое изобретение Кризалис для борьбы с нашей авиацией – скоростные перехватчики, были начинены неким натуральным аналогом аммотола и, по сути, должны были просто врезаться в вертолёт и взорваться. Оказались слишком неповоротливыми – лёгкое движение штурвала и они улетают в никуда. Новое же изобретение было чем-то вроде артиллерии – огромный жук, выстреливающий из задней части себя нечто вроде плазмы, взрывающейся при контакте с поверхностью. Маскировка, кстати, была, правда она не помогала – ну кто поверит в стоящий посреди поля дворец, к которому не подведена дорога?

Вместе с планом полёта по первой бомбардировке Кантерлота мне выдали очень странный пакет с подписью «Йоахиму Пайперу лично». В нём был ещё один, отмеченный грифом «Секретно». А в нём – ещё, в этот раз с грифом «Совершенно секретно». С каждой стадией этой матрёшки мне становилось всё веселее. Не поскупились верха на упаковку важных документов, ничего не скажешь, пусть вряд ли эти печати с красивыми словами остановили бы злоумышленников. Последним был скромный листочек с пометкой «Особой государственной важности» за подписями верховного главнокомандующего и короля Сомбры, без даты и события рассекречивания. От содержания веселье как рукой сняло. Мне предписывалось уничтожить королевский дворец, подставив это как несчастный случай. Совместив это с имеющимися сведениями, что Селестия находится именно там, я грустно вздохнул. С самого начала было понятно, что коммунисты не станут проводить эту операцию за так, теперь понятно, какой профит ждёт Сталлионград.

Только как потом принцессе Луне в глаза-то смотреть? Вспоминая, как она взъярилась от новости о пленении её сестры, мне даже страшно представить, что она скажет на её смерть. При том, что её вообще можно убить. Да, пусть я знаю об их милых взаимоотношениях, они всё-таки родственники. Только свои имеют право обижать своих.

Очень хотелось рассказать ей об этом, но… дело не столько в том, что я не имею права, сколько в том, что мне доверяют. Именно мне дали допуск до сведений особой важности и я подвести не могу. Поступать правильно надо всегда, а не только когда это удобно.

— Чего грустишь? – неприлично жизнерадостно для военного времени спросила Найт.

— А? – я глубоко ушёл в себя и не ожидал, что кто-нибудь выдернет меня обратно столь бесцеремонно, — Да просто… непривычно видеть Луну такой чистой.

Раньше ведь на ней было постоянное напоминание того, что бывает с теми, кто хочет пошатнуть систему.

Я попытался отвлечься, но каждая мысль всё время возвращалась к одному и тому же. Уже неделю как идёт активное снабжение партизан, сидящих по лесам к югу от Кантерлота. Со мной специально консультировались по этому вопросу и я с самого начала говорил, что это плохая идея. Вертолёты слишком шумные, а в тех землях чейнджлингов слишком много. А потом мне пояснили, что партизан просто решили положить на алтарь победы. С помощью одной из эскадрилий создают иллюзию того, что в тех лесах целая армия, чтобы Кризалис направила часть войск туда.

Почему за помощью в разработке операции обратились именно ко мне, а не к Мбици, которой, собственно, в ней и участвовать? Да потому что мне доверяют. Знают, что Пайпер, выбирая между долгом и друзьями, особо не думает.

— Йоахим, ты меня пугаешь, — с прежней взволнованностью сказал Корди.

— Мне надо встретиться с Луной, — безапелляционно заявил я в пустоту, я потом заметил единорога, — Я что, опять завис?

— Да, в этот раз на минуту, — его обеспокоенность начала раздражать, — Может, к врачу сходишь?

— Лимфоузлы и гланды в норме, температуры нет. Всё в порядке, — пощупал я себя и, взяв Знак Луны, попытался заставить его работать. И тряс, у дул в него, и об шерсть тёр – ничего, разве чуть чище стал, — Интересно, это чисто маяк, или в нём есть приёмно-передающее устройство?..

Поняв, что его своим вниманием я решил пока не удостаивать, он решил прибегнуть к нечестному приёму.

— Найт, скажи ему…

— …хочешь в Кантерлот? – закончил я за него, перехватывая инициативу.

— Только когда ты проспишься, — подмигнула она.

На меня с чего-то начала наваливаться тревога, как будто происходит что-то страшное, а я не просто не могу ничего с этим сделать, а даже спрятаться или убежать. В голове начали сами собой проявляться образы как будто из прошлой жизни. Но я точно знаю, что прошлая жизнь была другой. Не находя себе места, я начал ёрзать на стуле.

— Ты где водку брал?! – воскликнул Корди и, подскочив, начал рыться по ящикам, помогая себе магией, — Ну где же… где… Найт! Где марганцовка?

— Вон там, — удивлённо кивнула она в неопределённую часть гарнитура.

Но я не обратил внимания. Тревога переросла в страх. Липкий такой, захватывающий полностью и сжимающий сердце холодной лапой ужаса.

Единорог в это время налил стопку и сыпанул туда марганцовки. Ничего не произошло.

— Всё очень плохо… — проговорил он.

— А что должно было произойти? – спросила Найт, не только не понимающая, что происходит, а ещё и что ей делать.

— Марганец и метанол реагируют с выделением газа, — на автомате ответил Корди, — Раз не он, то что-то посерьёзней…

Он начал крутить бутылку, разглядывая акцизные знаки и пытаясь проверить их на подлинность. Я же пытался преодолеть эту паническую атаку, убеждая себя, что всё нормально, что принцессы и их ручные крысы разберутся. Только получалось не очень. Если что-то происходит, почему я один чувствую это?!

Хоть в чём-то повезло – вспышка произошла ровно в тот момент, когда я моргнул. Пусть хлопок телепортации неслабо долбанул по ушам. Найт, отчаянно промаргиваясь, наверно лишь чутьём определила, кто рядом с ней и поклонилась. За ней и Корди.

— Ваша высочество! Вы как раз мне нужны, — радостно воскликнул я вместо приветствия, словив недовольный фестралий взгляд за такое святотатство.

— Мистер Пайпер, вам тоже кажется, что кто-то играется с нитью времени? – поздоровалась она в той же манере.

Точно. Вот что это. Такая мысль меня упокоила, пусть мне всё равно было не по себе от того, что моя жизнь пока что мне не принадлежит.

— Они что?.. – шокировано произнёс Корди, от чего все обернулись на него, — Это же незаконно, за это рог отрезают!

Всё вопросительно на него посмотрели.

— Вы чего, Магический Кодекс не читали? – я и Найт честно сделали непонимающие лица, принцесса же всем своим видом говорила, что в редакции тысячелетней давности, — Путешествия во времени относятся к особо тяжким преступлениям. Хорошо, что Старсвирл Бородатый к концу жизни с ума сошёл, иначе немало земных пони из единорогов бы сделали…

— Мистер Пайпер, вы со мной, — безапелляционно заявила Луна, но обратив внимание на Найт, добавила, — Можете её взять с собой.

Я уж хотел съехидничать о возможности отказаться, но принцесса телепортировала нас раньше. Хлопок – и за мелькающими в глазах тёмными пятнами я кое-как разглядываю внутреннее убранство королевского дворца в Кантерлоте. Всё по строительным канонам тысячелетней давности, в частности – печное отопление. По выдернутому из тёплой квартиры телу от сквозняка пробежали мурашки. Интересно, здесь вообще топят?

Но это всё фигня. Я увидел то, что, наверно, не забуду никогда. Все мысли и страхи отступили, осталось только удивление. Я даже не заметил, как рот приоткрылся.

По коридору прошла Селестия, видно только вставшая. Опущенные крылья, позёвывает на ходу… без диадемы, без накопыттников, без слюнявчика. Даже грива не покачивается на невидимом ветру.

Обучение боевому искусству – около десяти лет. Провалить исполнение своей мечты – куча убитых на самокопание нервных клеток. Ремонт двигателей и топливной системы вертолёта, а так же срочное обслуживание и замена содержимого резервуарного парка – двенадцать с половиной миллионов бит. Выжить на Кантерлотской Свадьбе, познакомившись с принцессой – одна впавшая в истерику Найт, пообещавшая до самой смерти отпускать меня разве что в сортир. Возможность посмотреть на заспанную морду Селестии – бесценно.

Пусть на задворках сознания и неприятно рушится часть уютного внутреннего мира. Как бы я не презирал Селестию всё плохое, что подарила мне её политика, я признавал её. А то, что окружающие поклонялись ей как богу не могло не отложится в подсознании. Сейчас же я увидел не правителя и главную религиозную фигуру, а всего лишь не выспавшуюся пони нестандартного размера. Если бы я умел рисовать, я бы написал крамольную картину с этим сюжетом.

— Нам сюда, мистер Пайпер, — позвала Луна, заметившая, что я немного завис.

По дороге она рассказала, что думает о сложившейся ситуации. Всё как и у меня. Попадания даже и не замечает. Странности начинаются спустя время после в виде из ниоткуда берущихся образов, то же и с возвращением. Только с каждым разом процесс легче. По пути заодно обсудили всякие важные мелочи. Например, что попадали мы в одно и то же время – в тот день, когда, судя по всему эффект бабочки или что-то вроде него причинял наиболее важные изменения.

В первый раз мы вернулись в разное время. Луна была там до времени примерно соответствующему настоящему, я же… ну ладно, всё равно там ничего особого не случилось. После теракта Луна, которую вернее будет назвать Найтмер Мун, впала в сильную депрессию и заперлась в Замке Сестёр, окружив себя тройным кольцом охраны. Ответила селестианцам симметрично, начав неявную войну. Экземпляр моего завещания был найден в запасном комплекте формы, но Живая и Мёртвая вода не помогли – не осталось конкретно тела. Хоронили на одном месте четыре символических закрытых гроба, в которые поровну засыпали всё, что соскребли с вертодрома.

Во второй же раз… Не думаю, что подписка о неразглашении распространяется на временные параллели. Я рассказал Луне всё. Как ни странно, она отнеслась к этому с пониманием.

Мне подумалось, что если будет хоть что-то, то это заметят только двое – я и Луна. Она – типа долгое время была за пределами магического поля земли. А я вообще не от этого мира. Надеюсь наших показаний хватит, чтобы в суде наказать виноватых.

— Мы на месте, мистер Пайпер, — внезапно сказала Луна, остановившись.

— И что же это за место? – на автомате недоверчиво спросил я раньше, чем огляделся. Похоже на библиотеку, испытывающую острую нехватку читателей. Всё в пыли и паутине. Вроде бы сердце Эквестрии, а нет, нашёлся кусочек запустения.

— Закрытая секция замковой библиотеки, посвящённая Старсвирлу Бородатому, — ответила принцесса так, как будто это мне о чём-либо говорит. Я начал многозначительно молчать, но принцесса не обратила на это внимания – она с теплом и ностальгией осматривала полки.

— Зачём мы здесь? – уже недовольно спросил я, на что Найт ткнула меня в бок.

— Старсвирл Бородатый пытался разгадать тайны путешествий во времени. Здесь можно найти решение проблемы.

— А чтобы его реализовать вы сделаете нас аликорнами? – с сарказмом спросил я, взяв какую-то книгу с полки и открыв на случайном месте, — Здесь же всё завязано на магии, а мы ей не владеем. Да и пройтись по заголовкам каким-нибудь заклинанием было бы куда быстрей.

Конечно, я был несколько рад тому, что я буду первым, кто даст в морду нарушителям пространства и времени, но нельзя было не поворчать.

— Лучше положите на место, мистер Пайпер, всё равно это невозможно прочесть, — обернулась Луна на меня, отрываясь от созерцания полок.

— С чего бы? – удивился я и начал отлистывать пустые страницы.

— Это последние записи Старсвирла. Он писал их своим собственным шифрованным алфавитом, когда уже окончательно сошёл с ума. Их невозможно прочесть. Так что положите, а то испортите.

— Так… — я перевернул книгу и начал читать с начала, — «Пятнадцатое февраля. У Эйрин очень вкусные булочки с изюмом. Сегодня идёт дождь. Луна опять подралась с Селестией, разрушены перекрытия между третьим и четвёртым этажом в северном крыле. Срочно ищем визажиста замазать синяки». Не помню, чтобы я это писал.

— Это подлинник, — сказала принцесса несколько смущённо, чуть опустив уши.

— Странно, пишет как я… — протянул я, а потом понял, что же ответила Луна, — Стоп. Ваше высочество, вы натурально дрались с Селестией уже будучи эквестрийскими принцессами?

Что ни беседа с ней – то новое открытие. Как-то мне их ссоры всегда представлялись изящным фехтованием словами и интонациями.

— Не отвлекайтесь, мистер Пайпер, — уже краснея, попросила она, — что написано дальше?

— Обождите, — уже с улыбкой ответил я, стараясь не обращать внимания на то, как Найт намекающее пихает меня в бок, — Что же должно произойти такого, чтобы аристократы высшего порядка перешли от изящной словесности к мордобою?

— Вам не понять… — совсем смущённая, Луна опустила голову.

— Действительно, не понять, — согласился я – у меня ведь братьев или сестёр не было, — Так Найт скажите, она-то поймё… Ай!

Фестралка, недовольная моим слишком вольным общением со своим богом, выдернула мне из крыла маховое перо.

— Спасибо, — тепло поблагодарила она Найт, от чего та радостно замахала хвостом. За ту секунду, что я взмахивал крылом от боли, Луна смогла обратно натянуть маску правителя, — А теперь, мистер Пайпер, продолжайте читать.

— Ладно-ладно… — пошёл я на попятную, — Так, что тут у нас…

Действительно, начиная писать это, Старсвирл уже немного ехал крышей, так что к концу совсем с ума сошёл. Вот что значит увлечённость своим делом – он настолько хотел разгадать тайны путешествий во времени, что расплатился за них разумом.

Многие страницы я пролистывал, не читая – там был написан просто бессвязный бред. В один момент я случайно зацепился зазубриной на подкове за листы, и пролистнул сразу множество страниц. Как раз на интересный момент.

— Глядите, ваше высочество, листика нет, — обратил я на себя внимание, — И выглядит так, как будто вырвали совсем недавно.

— Можно ли понять, что там было написано? – спросила Луна.

— Смотрите, — я повернул книгу к ней. Похоже Старсвирл результат своих изысканий решил записать так, чтобы его можно было использовать. Поэтому зарисовал схему заклинания чернилами, чётко и аккуратно. Что и отпечаталось на соседнем листе.

— У него всё-таки получилось… — сама не слишком в это веря, протянула принцесса.

— И, похоже, он его успел испытать, — сказал, указывая на ту же страницу.

Результаты, судя по всему, оказались неутешительны – неверно от этого он и умер. В принципе понять можно – потрать всю жизнь на изобретение того, чем пользоваться нельзя, несмотря на работоспособность. Вкратце – любые изменения в прошлом отражаются на настоящем, причём не в лучшем виде. Плюс парадоксы, куда же без них. А если они есть, то зачем вообще нужны путешествия во времени? Надо что-то изменить в прошлом, отправляешься туда, изменяешь. И всё. Зачем отправляться в прошлое, если там не надо ничего изменять?

Конечно, в криминалистике это бы очень помогло. Отправка назад, чтобы узнать, кто же украл сладкий рулет, сильно бы упростила делопроизводство. Однако, если Корди не соврал, и тысячу лет назад и две, понимали, что это слишком опасно.

— Подробней, — приказным тоном попросила Луна.

Как я узнал из записей, в сам мир встроена система противодействия парадоксам. Типа что нить времени не терпит изменений и всеми силами старается выпрямлять себя, то есть нивелирует эффект бабочки. Когда это невозможно происходит мощный магический всплеск, он же парадокс. Который, похоже, и закидывает нас в день невозможности его разрешения. Возвращает обратно либо со смертью, либо с переходом источника парадокса в начальную точку.

— Так что теперь главный вопрос кто мы – участники истории или случайные жертвы? – закончил я.

— Главный вопрос, что теперь делать, — возразила Луна.

Мы резко замолчали и начали смотреть друг на друга.

— Посмотреть журнал посещений? – сказали все одновременно.

— Найт, займись, — приказал я и, подождав, пока она не отойдет, продолжил уже принцессе, — Как думаете, ваше высочество, что ждёт нас дальше?

По идее элементы гармонии сделали слишком много, чтобы вот так просто предугадать, какой же из их поступков нить времени не сможет сходу выпрямить первым. Может что-то известное, что попало во все газеты, а может какая-то локальная мелочь, о чём знают только они.

— Эмм… вы в порядке? – неуверенно подала голос Найт.

Я ничего не ответил, просто смотрел, как по щекам принцессы одна за одной скатываются слёзы, с тихим шлепком падающие на мрамор пола. Воспоминания сначала растворялись как сон, но потом ярко вспыхнули. Я почувствовал, как что-то стекает по лицу на грудь, неприятно щекоча шерсть.

— Ваше высочество? Йоахим? – спросила фестралка уже взволновано.

Луна элегантно смахнула слёзы, я же попытался вытереть лицо ногой, но только размазал пошедшую носом кровь по лицу.

Следующей альтернативной реальностью оказалось возвращение короля Сомбры, так сказать, в одиночку. Не было ни Найтмер Мун, ни Кризалис, ни кого-нибудь ещё, чтобы отвлечь от него внимание. Началась война, в которой Сталлионград заявил о сецессии и занял нейтралитет, от чего тяжёлую промышленность пришлось разворачивать прямо в Эквестрии. Что начало уверенно убивать экологию, но это не главное. Я узнал, как связаны два главных по селестианской версии зла.

Отношение народа к Селестии заставило её думать, что главная – она. Во что с радостью и поверила. Луна же старалась не обращать на это внимание как можно дольше – они же, всё-таки сёстры, а поверить в то, что самый близкий тебе пони – чмо, нелегко. Убедиться в этом пришлось в ситуации с Сомброй.

Селестии было настолько непривычно неподчинение, особенно от кого-то настолько же могущественного, что она давила Луну идейно, желая показать ей её место. Но не явно – загнать сестру под шконку солнечная принцесса решила поставив перед фактом, что Сомбры больше нет. Типа «Прости сестра, я тебя люблю и уважаю, но в Эквестрии и ближайших землях всё будет так, как хочу я».

Дальше Сомбра психанул, потому что узнал, что недовольство им культивируется извне, то есть Селестией, которая хочет посадить в Кристальной Империи свою пони. Луна в припадке бешенной ярости обратилась в Найтмер Мун, когда узнала обо всём этом.

То есть тут дело не в каком-то абстрактном недостатке внимания, а в вполне конкретном проколе Селестии, так сильно разозлившим её сестру. Ну а дальше всем известно, что было – Луна впала в амок и недооценила возможности Элементов Гармонии.

— М-да… грустно получилось, — протянул я пытаясь оттереться, — Так… на чём мы остановились?

Довольно сложно сходу вернуться к одной жизни, три года прожив в другой. А чуть раньше – ещё в двух примерно по столько же.

— Журнал посещений, — осторожно ответила Найт, искренне надеясь, что я действительно в порядке, — Последней, кто сюда заходил, была Старлайт Глиммер.

— Вот блин… — разочарованно протянул я.

После того, как её социальный эксперимент бы разрушен шестью неразумными пони, непонимающими всю важность негуманных исследований, против неё в газетах началась настоящая травля. Я долго отказывался в это верить, считая, что личная заинтересованность и набор участников с нарушениями личной свободы – манипуляции и искажения фактов. А тут оказывается, Старлайт действительно вложила своей души непозволительно много, что аж мстить отправилась.

— У нас примерно пять минут до следующего парадокса, — сообщила Луна, примерно прикинув время между «закидываниями».

— Думаете, успеем до неё добраться? – с сарказмом спросил я, делая полушаг от Найт – перья мне ещё нужны.

— Нет, но можем придумать план действий. В этот раз получилось слишком сумбурно.

— Хорошая идея, — согласился я и задумчиво протянул, — Что же ручные крысы Селестии ещё сделали такого, что не может исправиться само собой?..

— Вернули Элементы Гармонии и дерево гармонии? – больше утверждая, чем спрашивая, ответила принцесса после небольшого раздумья.

— Помню-помню, — с ностальгией улыбнулся я, — Мы тогда ещё впервые в воздушным краном работали. Но… а что если парадоксы распространяются в случайном порядке? Типа в этот раз нить времени выпрямилась, а в следующий – запнулась на том же месте? А сейчас они линейны, потому что так получилось.

Раз в год ведь и палка стреляет.

— Звучит натянуто, — не согласилась Луна, — Но имеет место быть.

— Значит, надо быть готовыми ко всему, — подытожил я.

Найт же переводила взгляд с меня на принцессу, искренне не понимая, что же мы несём. Мы же просто посматривали друг на друга и на часы, терпеливо дожидаясь, когда же пройдёт предположительное время до следующего парадокса. Через положенные пять минут ничего не произошло.

— Может всё закончилось? – с надеждой спросил я.

— Вряд ли… — странно протянула Луна, обводя взглядом потолок, — А что если мы уже в альтернативной реальности и парадокс должен наступить именно сегодня?

— Вот блин… — разочарованно ответил я, — Ладно, давайте проверим. Кто выжигал из вас Найтмер Мун?

— Селестия.

— Кто изгнал Кризалис?

— Селестия.

— Кто изгнал Сомбру? – мне начинало казаться, что я выгляжу очень глупо, задавая вопросы, на которые мы оба хорошо знаем ответ.

— Селестия, — Луне, похоже, тоже.

— Тогда начинаем рыться в памяти, ищем не состыковки. Что же ещё делать, – совместив краткий опрос со своими же новыми воспоминаниями, разочарованно сказал я.

Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в зал вбежал запыхавшийся гвардеец.

— Ваше высочество, мистер Пайпер! Времени почти не осталось, скорее! – взволнованно крикнул он так, как будто мы должны понимать, о чём идёт речь.

Не самым приятным образом в голове начали проступать новые воспоминания. Кажется, опять кровь из носа пошла.

Дело с Найтмер Мун пошло средне, и во время операции по извлечению Луны из неё Понивиль и окрестности были размолоты в пыль. Позже дракон устроил лёжку невдалеке, а так как его некому было выгнать, наступила локальная экологическая катастрофа.

То, что драконий выхлоп – токсичный, не позволило разобраться с образованными им облаками обычными методами – приходилось работать в защите, что сильно снижало продуктивность. Симптом убрать не удалось, только локализировать, остановив распространение дымного облака. Попытка прибить дым к земле дождями сделала только хуже – всякое дерьмо осело в почве, убив растительность. Без сдерживающей травы начались сильнее пылевые бури.

Когда власти окончательно убедились, что селестианскими методами от дракона не избавиться, они попросили помощь у Сталлионграда. «Пайпер-2» был послан в Понивиль с доставкой небольшой батареи ПДО. Никогда не забуду того, что увидел. Некогда зелёная благодатная земля нынче была безжизненной каменистой пустыней. В какую сторону не взгляни – на сотни километров лишь пустошь. Непрекращающийся ветер забивал глаза и компрессоры песком, заодно набиваясь под шерсть. Особенно, конечно, на внутренней стороне суставов. Пока дошли до душа отмыться, всё себе натёрли. Залп прошёл как по учёбнику, но последствия экологической катастрофы аукаться будут ещё долго.

Вот сейчас, например. На Кантерлот движется пылевая буря катастрофических масштабов, город эвакуируют. По идее сейчас здесь остались только пара гвардейцев, Луна и я с Найт – вывозим последнюю часть архива и капитана, которая покинуть этот тонущий корабль должна последней. Ну и мародёры, куда же без них. Разве что они, считай, уже мертвы – вертолёт-то есть только у нас.

— Погрузка закончилась? – спросил я гвардейца.

— Так точно, мистер Пайпер! Ждём только вас! – отрапортовал тот.

— Идёмте, ваше высочество, — пригласил я Луну на выход, оглядев в последний раз полки. Странно, секунду назад они были полными, сейчас же единственна книга – дневник у меня в копытах, — Мы же не хотим, чтобы нас похоронило миллионом тонн раскалённого песка, так ведь?

Первые песчинки уже заносило в город, от чего отчаянно машущий нам Корди постоянно щурился. Я аж на секунду приостановился – Ми-26 «Пайпер-2» стоял прямо перед входом во дворец, целый и невредимый. Такой родной, такой… оранжевый. Только пылезащитное устройство выбивалось из сложившейся картины, его раньше не ставили.

Внезапно я почувствовал, как что-то пытается вытереть мне ставший каким-то уж очень влажным нос. Вместо покинутого Кантерлота передо мной возникла взволнованная до паники Найт, размазывающая мне по лицу что-то мокрое и солёное.

— Ты чего? – аккуратно спросил я, не шелохнувшись.

— Ты в порядке… — облегчённо проговорила она, обняв меня за шёю, — Корди не зря волновался, с тобой что-то не так!

— Да нормально всё, — попытался я от неё отстраниться, — У Луны спроси.

Фестралка посмотрела на принцессу, не зная, как начать. Оно и понятно, одно дело просить своего бога в вечерней молитве, а совсем другое – когда он стоит прямо перед тобой. Так и не заговорила, лишь смущённо опустила голову.

— Ваше высочество, а что будет со Старлайт? – если Корди не соврал, за путешествия во времени ей будет очень и очень плохо. Вот и хорошо – если уж школа магии не смогла научить ответственности, то это сделает каторга.

— Ничего, — спокойно ответила Луна, на что я удивлённо открыл рот.

— Как?! Но закон… магический кодекс!.. – волна возмущения накрыла с такой силой, что я даже не смог подобрать слова.

— Этим делом займётся этим делом принцесса Твайлайт, если уже не занялась. Она – принцесса, то есть обладает правом судопроизводства. Властью, данной титулом, она сама выберет ей неадекватное поступку наказание, — сказала Луна уже с толикой недовольства. Она, как и я, понимает, что Твайлайт крылья вырастили зря и под «неадекватное» она подразумевает воспитательную беседу, а не раздробленные молотом суставы и подвешивание за ребро, — Но вы подумайте, какой же урок мы все должны вынести из этой ситуации?

— Принцессы над законом, — недовольно проворчал я.

— Да ладно вам, мистер Пайпер, неужели эта ситуация ничему вас не научила?

— Ничему. Только ещё раз убедился в том, что считал раньше, — я невольно чуть опустил голову. Пусть я знал это уже очень давно, мне очень не хотелось в это верить, — Эта система отвратительна… но она работает. И работает только благодаря тому, что Селестия за штурвалом. Мир скатывается на гавно, когда появляется достойный ей противник, желающий её скинуть. Найтмер Мун, Кризалис, Сомбра… мы же вместе видели, как это было. Да что говорю, у вас же была возможность порулить страной и вы всё просрали. Но, нет, не потому что вы такая плохая, а потому что вы не Селестия. Всякая борьба с системой хороша только на страницах приключенческих романов.

Судя по виду Луны, она знала это с момента возвращения с Луны. Сейчас же, как и я, убедилась окончательно. Не спорю, мне было интересно, что бы было, если бы Селестия оказалась не у дел. Будь я более горячим, я бы пришёл в ярость от осознания того, что любое серьёзное колыхание общества не делает его лучше, а приводит лишь к страданиям. Причём страданиям тех, кто не может себя защитить, что особенно хорошо видно на примере Люфтштадта.

У тех же фестралов разговоры на тему «wir stürzen das kranke System!» слышатся постоянно. И их можно понять – как же ещё относится к окружающей действительности, когда от твоей обворожительной улыбки дети разбегаются в ужасе? Всё бы ничего, но страх и подозрение к ночным пони заложен в самом мировоззрении.

— Ваше высочество, а можно нам обратно? – спросил я больше чтобы развеять тишину.

Она ничего не ответила, лишь чуть наклонила голову, и через секунду я наслаждался звоном в ушах и мелькающими в глазах тёмными пятнами. Судя по тому, что я, попытавшись на что-нибудь облокотиться, не упал, Луна и в правду перенесла нас домой.

— О, ну наконец-то! Я уж волноваться начал, — воскликнул Корди.

— Я же с принцессой был, а сам знаешь, нет ничего могущественней принцесс-аликорнов, — попытался я отшутиться, но получилось фальшиво – я лично видел, что бывают и равные им противники, и сильнее, — Сколько нас не было?

Всего в этих альтернативных реальностях я провёл… лет пять? Вроде пять. Устал же на все десять.

— Двадцать минут, — ответил он и разлил, наверно, четвёртую, — Давай лучше рассказывай, что было. Поймали этих, кто со временем решил поиграться?

— Найт спроси, — закинул я в себя стопку и отправился в комнату, — Меня не будить до тех пор, пока хотя бы пятеро из ныне живущих не овладеют заклинанием контроля сознания.

Уверен, Корди сейчас взглянул на фестралку, до сих пор сохраняющую крайне непонимающее выражение лица, и грустно вздохнул. Я же рухнул в кровать. Это был уж очень долгий день.