Отблеск лезвия

IV - Кровь

Как много песен!

Ну, хотелось бы сказать, что выхожу на финишную прямую. Последняя глава и все такое. Мне осталось ее отредактировать. Не думал, что напишу сразу две главы.

Проснись.

Я открыла глаза. Попыталась. Не знаю, все вокруг до сих пор в темноте.

Я ослепла?
Пожалуйста.

Я пощупала копытами глаза. Попыталась. Я не ощущаю своих ног.

Я калека?

Что происходит?
Проснись.

---

Я в ужасе распахнула глаза. Вокруг было темновато, но все же видела потолок надо мной.

Значит это был просто сон.

По лицу прошел холодный пот, когда я попыталась подняться, но не смогла. Взглянув на свои ноги, я с облегчением поняла, что они были просто привязаны к моему телу. А еще осознала, что у меня был кляп во рту. Выплюнуть я его не смогла, так как его прилепили ко мне изолентой.

И, решив осмотреться, я попыталась повернуть головой, но тут же почувствовала жуткую боль в затылке.

— М-м-мх!

И аккуратно перевернулась на бок. Боль была слабее, но она все равно сбивала мои мысли. Острая тяжелая боль в затылке, словно кто-то вбивает каменный гвоздь, из-за чего у меня слезились глаза. И из-за боли я не понимала откуда шел этот гул.

Это моя голова гудит или это останавливается поезд?

Раздался резкий скрип, от которого моя голова чуть не взорвалась. Эта пытка длилась недолго, но я все же тихо заплакала. Эта давящая точно в одну точку боль в моей голове была так сильна, что я не заметила, как поезд остановился, а одна из стенок, оказавшись дверью, отъехала в сторону.

— Эй, Эмель, подь сюды. Глянь кто у нас тута! — Услышала я голос какого-то жеребца с акцентом. Я представила себе сутулого лысого земнопони. Тут послышались шаги и тихие ругательства.

— Твою ж за вымя! Да это же та с журнальчиков, — Второй голос был выше и без акцента. — Сколько за нее получим?

Торговля пони в самой Эквестрии? Да что с миром не так?

— Много, брат, оч много. Я за фургоном, а ты приготовь ее.

Я услышала удаляющиеся шаги. Затем меня начали поднимать, из-за чего я конечно же завопила от боли. Ну или попыталась.

— У-мфх! — Промычала я и открыла глаза. Передо мной стоял бежевый единорог.

— О, кто у нас тут очнулся? — Спросил он меня, левитируя меня наружу. Было раннее утро, солнце только-только выходило из-за горизонта. И, когда я оказалась снаружи, солнце начало светить мне прямо в глаза. Но обычной боли от прямого взгляда на солнце не последовало. Вместо этого последовала куда более прямая боль от падения на землю, когда единорог почему-то перестал использовать телекинез.

Я медленно повернула голову и увидела, что единорог лежал рядом со мной без сознания.

— Извини, но второго упустил, — услышала я очень знакомый голос. Я медленно повернула голову на голос. И увидела Винда. — Привет, давно не виделись.

Я попыталась вырваться из своих пут, чтобы обнять его, но я, когда брыкалась, умудрилась удариться ноющим от боли затылком об землю. И все погрузилось в темноту.

---

Это было не смешно, когда она, как мне показалось, в приступе ударилась об землю и затихла. Я хотел тут же с ней отправиться в ближайший госпиталь, но ровное, хоть и тихое дыхание дало мне знать, что с ней все в порядке. Я снял с нее веревки, а затем с ней на спине отправился на свою стоянку.

Как я узнал где она? Услышал, как один горе-похититель на вокзале рассказывал о знаменитой Спитфаер и как он ее поймал, и сколько с этого получит. Думаю, мимо проходившим до этого не было дела, но немного ранее я слышал новость, что Спит пропала. Место передачи «груза» я узнал быстро. Он решил передать ее на середине пути между пары станций, договорившись с машинистом.

И с графика я не выбыл. У меня остался последний концерт. Я взглянул на Спит, мирно спавшую на моей спине. У нее тоже осталось лишь последнее.

Я тряхнул головой, отгоняя от себя эти мысли, и сконцентрировался на полете и предстоящем концерте. Прохладный утренний воздух отлично освежал тело и разум, так что, когда я приземлился возле небольшого одинокого фургончика у дороги, где стояла гигантская надпись «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МЕЙНХЕТТЕН» из мрамора, я начал собирать народ с готовым планом в моей голове.

Мне оставался последний концерт и, клянусь Солнцем и джунглями, он будет наилучшим, и она его запомнит навсегда.

Я еще раз взглянул на тихо сопевшую желтую пегаску на моей спине, а затем направился в белый фургончик.

---

*Бзынь-бзынь*

— О-ох, моя голова, — только и смогла промычать я, копытом ища будильник, самый проклинаемый предмет у любого работяги. Хотя я себя таковой не считаю. Но все же он тоже есть в моем списке самых ненавидимых предметов.

*Бзынь-бзынь*

Кажется, нашла. И, не раздумывая, я тыкнула копытом, надеясь выключить этот звук. И ко звуку будильника добавился недовольный возглас:

— Ай! Ты что творишь?

Я открыла глаза и посмотрела в сторону предполагаемого «будильника». Им был Винд, придерживающий копытом правый глаз, который стоял возле кровати. Но будильник все же был рядом на тумбочке. Следующим тычком я вырубила наконец этот звук.

А затем взглянула на пегаса, который недовольно посматривал на меня, шагая по комнате, которая напоминала мне загаженную операционную: все было белое и все… загажено. Грязь, пыль и невыводимые пятна на кусках ткани, которые заменяли собой обои. И Винд, который никак не сочетался с этим ужасом вокруг, словно был частью чего-то другого, но близкого мне. И с которым я никак не могла подобрать слова, чтобы начать разговор.

— Привет, Винд. — Слишком прямо. Плохая моя голова, почему ты никогда не работаешь, когда надо?

Хотя той острой боли я уже не чувствую.

— И тебе привет. — Как-то меланхолично ответил мне Винд, пока что-то искал в комнате.

— Знаешь, Винд, у меня тут куча вопросов, и чтобы не тратить время, я задам их все сразу. — Произнесла я, приподнимаясь на кровати. Винд остановился и взглянул на меня. Он казался заинтригованным.

— И так: почему ты ушел, ничего не сказав; что, сеном тебя дери, ты творишь; где ты пропадал; пропадешь ли ты снова… и почему мне стало лучше? — Это был неразрывный поток слов, со стороны, думаю, никто бы ничего не понял, но Винд словно знал вопросы и тут же начал отвечать.

— Записка была на двери. — Хорошо, один ответ есть. И как я не заметила ее?

— Еще я на гастролях, к тому же помогаю новеньким. Пропадал я на концертах, — Можно ли назвать то шоу концертом? — И нет, у меня сегодня последний концерт.

Ну, а на последний мой вопрос он, конечно, не знает ответа.

— И где я? — Решила я задать «вдогонку» вопрос.

— Мы у Мейнхеттена, — ответил Винд.

И как я тут очутилась?

Затем он подошел ко мне со взглядом разачарованного отца, словно своим лицом пытался меня расстроить. Он опустил свое копыто мне на макушку.

— А теперь моя очередь, — я удивленно заморгала. — Скажи мне пожалуйста, какого сена ты пропадаешь, а затем оказываешься в лапах местных горе торговцев пони?

— Не знаю, — промямлила я, опустив взгляд.

— Не знаешь, значит… — Пробормотал Винд и задумался над чем-то, но затем встряхнул головой. — Ладно, пошли наружу, сегодня у нас здесь последний концерт, но приготовления обязательны. — Сказал он, открывая дверь… мини-фургона. Я только сейчас заметила, что полностью все помещение было спальней.

И кому удобно жить в этом? Без кухни, без окон и без намека на остальную цивилизацию?

— Хиппи, — голос Винда заставил меня подпрыгнуть на месте. Я взглянула на источник голоса, который стоял снаружи под лучами раннего солнца и улыбался мне. — Давай, не стой на месте, время не ждет, — закончил он и пропал из виду.

Я вышла наружу и была встречена прохладным утренним ветром и лучами солнца, по которому я успела соскучиться. И закрыла глаза, наслаждаясь «зарядкой», пока не услышала голос кого-то другого. Я открыла глаза и повернулась к незнакомому источнику голоса.

— Приятель, ты же знаешь, что все будет чики-пики, — это был бежевый пегас с гривой, которая была лишь немного темнее его шкуры и в странном светло-сером наряде, который укрывал почти все его тело, кроме конечно головы. — Вчера все прошло на ура.

Он говорил с Виндом, а позади них сидела лаймовая пегаска с бледно-красной гривой и копалась в больших коробках.

— Если вчера все вышло отлично, то это не значит, что сегодня все пройдет гладко. Перепроверьте колонки с первой по четвертую, в тот раз именно из-за них у меня чесалась грива.

Бежевый пегас хмыкнул и пожал плечами, мол «ты хозяин», а затем прошел мимо той пегаски, которая все еще копалась в тех ящиках, и что-то ей сказал. Она, хмыкнув, встала и пошла за ним.

Ко мне подошел Винд.

— Это наши «звукотенхики», — он на последнем слове сделал копытами кавычки, а затем фыркнул. — Но они тоже играют, правда не в нашей группе. Они сейчас репетируют через дорогу и ту надпись. Иди, познакомься с ними.

И с этими словами он оставил меня одну.

— Какая над- — я осеклась, когда наконец увидела надпись, которую он имел ввиду. Это была гигантская надпись, сложенная из отдельных букв и сделанная из чего-то похожего на мрамор. Высота была порядочная, а сами буквы растянулись метров на сто, разрывая дорогу, на обочине которой мы находились, напополам. За самой надписью был небольшой лес, но он закрывал все, что было за ним.

Я пошла к этой чей-то авантюрной идее по завлеканию новых пони в город. Наверное, надпись и была когда-то сияющей, но сейчас она выглядела мрачно и не сулила ничего хорошего въезжающим в город. И как я ее раньше не видела?

И когда я дошла до мутного серого мрамора буквы «П», меня начали окликать справа. Повернув голову, я увидела нескольких пони, которые зачем-то прятались под буквой «Ж» и махали мне копытами. Мне ничего не оставалось, как пойти к ним. Подойдя к этой компании, мне навстречу выбежал наистраннейший единорог, которого когда либо я видела.

Он был одет в порванную во многих местах синюю жилетку, на ногах красовался лишь один зеленый носок, а глаза были прикрыты фиолетовыми очками с одной разбитой линзой. И это не считая того, что на его темно-оранжевом лбе красовалось слово на букву «Х», которым обозначают тот самый орган жеребца.

— Кобыл любишь? — Сказать, что я удивилась – это ничего не сказать. — Не бойся, тут все свои!

Он улыбнулся, а затем обнял меня за шею одним копытом. Я почуяла ужасную вонь и попыталась выйти из его «обаятельных» обнимашек, но он крепко держал меня. Затем он начал тыкать мне в грудь копытом и спрашивать, подмигивая на каждом вопросе.

— А может ты антимонархистка? Или любишь офигенно ширнуться? Отвечай, не стесняйся, здесь все свои. — Он указал копытом на остальных пони, которые прятались под гигантской буквой. И они почти ничем не отличались от единорога. Я попыталась высвободиться, но он начал держать еще крепче из-за чего я захрипела.

Но его хватка была разорвана чьим-то могучим пинком ему под круп.

— Я тебя предупреждал, Хуффэб. Теперь ты огребаешь. — Произнес крупный зеленый земнопони, когда оказался в моем поле зрения. Единорог попятился, но зеленый силач одним прыжком достиг его и врезал обеими ногами в грудь. От удара ненормальный улетел и врезался в мрамор буквы «Ж».

Остальные спутники того ненормального начали сматываться, оставив своего «лидера» под тенью буквы. Зеленый подошел к нему и ткнул копытом.

— Чтоб копыта твоего не было на фестивале! — Зарычал земнопони, а затем врезал еще разок по лежащей туше единорога. Похныкивая, ненормальный начал уползать.

Земнопони подошел ко мне и помог подняться.

— Простите за это, но раньше не было веской причины вышвырнуть его отсюда. — Он немного смутился и почесал затылок, — Меня Ринго звать. Я тут навроде главного охранника. И один из музыкантов конечно.

Я ему благодарно улыбнулась.

— Скажи, Ринго, а что за фестиваль? — Спросила я, одновременно пытаясь забыть этого чокнутого. Ринго был удивлен.

— Не знаете о Фестивале? Но тогда почему… — он замолчал, а затем хлопнул себя по лбу. — А, простите.

Я смотрела на него, ожидая ответа.

— Обычно фестивали – это просто несколько концертов музыкантов подряд на открытой площадке. Но наш Фестиваль особенный, так как мы используем новоизобретенные инструменты и вообще играем новый жанр музыки в частности, — в его словах звучала гордость за свое участие в пионерстве нового жанра. А затем он снова почувствовал стыд. — Этот псих хотел устроить погромы и прочее, но просто вышвырнуть его мы не могли. Организаторы.

— Ну, рада помочь, — произнесла я с улыбкой на лице, прогоняя его стыд. — Тогда, можешь объяснить мне кое-что?

— Конечно.

— Где все? Раз этот Фестиваль такой особенный, то где все? — Я думала, что он снова удивится вопросу, но он улыбнулся

— Вообще, они сейчас у сцены. Пройдите немного дальше надписи и все увидите. — Произнес он, а затем покинул меня, направившись в сторону фургона у дороги, где еще копошились пони.

Оставшись одна, я решила быть поосторожнее. Вдруг найдется еще один ненормальный?

Я медленно пошла вперед, входя в темные заросли за надписью через букву «О». Сперва моих ушей начал доноситься шум, и только затем я вышла на свет.

Когда я только услышала о фестивале, то я ожидала простой концертик с сто-двести пони, сидящих на стульях или лежащих на земле над открытом небе. Но реальность оказалась куда масштабнее. Выйдя из зарослей, я оказалась на небольшом холме. Мейнхеттен был расположен в низине, так что я скорее всего на ее границе. И первой, что я увидела, оказавшись у начала низины была сцена, а затем пони, которые что-то бурно подготавливали у нее. Но когда я подняла взгляд чуть выше, то увидела не какую-то горстку, а целое поле пони всех цветов, которое растянулось от казалось бы большой сцены и до дороги вдалеке. Конечно в этом поле были и другие, например зебры, которые выделялись своей расцветкой на фоне красочных шкур пони, или минотавры, напоминавшие столбы или маяки в море. Грифоны же были на облаках, вместе с пегасами, которые делали из облаком некое подобие трибун стадионов Клаудсдейла. Подняв взгляд еще выше, то вдалеке я увидела высотки и небоскребы Мейнхеттена.

Меня коснулось чье-то копыто. Вскрикнув, я обернулась и увидела Ринго и Винда, стоявших вместе.

— Завораживает, правда? — Спросил меня Винд, смотря на живое море, шум которого сбивал меня с толку. — Я и не думал, что соберется столько народа.

Я могла лишь молча кивнуть.

— Мои ребята там, — решил подать свой голос Ринго, указав копытом в сторону небольших палаток, стоявших левее сцены, которые я увидела только сейчас. — Мы выступаем первыми, так что прошу вас послушать нас. Прошу откланиться — Он улыбнулся, а затем начал спускаться вниз к палаткам.

— Все это твоих копыт дело? — Спросила я Винда, оставшись с ним на холме наедине.

— Нет, но почему-то все думают именно так, — ответил он, улыбнувшись, а затем положил мне копыто на макушку. — Пойми, что не все зависит именно от тебя. Иногда другие делают все за тебя. И хорошее. И плохое. Просто пойми.

И к чему это было?

Винд грустно улыбнулся, а затем убрал копыто с моей головы.

— Пошли, познакомлю с ребятами. — Сказал он, а затем начал быстро спускаться вниз к эдакому «побережью» моря. Я еле поспевала за ним и чуть не потеряла из виду, когда мы оказались среди множества палаток.

Винд просто схватил меня за копыто и как маленькую привел меня к одной из палаток. Когда мы вошли внутрь, нас встретила духота и жар. И как только пони не задыхаются?

В палатке находилось двое репетирующих пони.

— Знакомься, Блэк и Вайт, — указал он на маленькую белую единорожку, а затем на черного земнопони, которые, увидев нас, прекратили играть. Единорожка отлеветировала в сторону барабанные палочки и подошла к нам.

— Привет, гитара с собой? — Ее голос казался детским, но я не смогла понять, действительно ли она еще малышка или просто ростом не вышла? Вдобавок, ее взгляд был настолько серьезен, что я не смогла ответить ей и просто стояла с открытым ртом.

— Э-э, — я взглянула на Винда, ища помощи.

— Просто скажи «да», — закатив глаза, ответил он.

— Э, да, Вайт.

— Я Блэк, — нахмурившись, сказала она, а затем развернулась. — Гитара есть – хорошо. Мы выступаем последними. — Она улыбнулась, а затем подошла к своему брату с которым начала тут же спорить о чем-то.

— И почему родители решили назвать их именно так? — Шепотом спросила я Винда, когда мы выходили из палатки, на что Винд мне ответил легким смешком. Когда мы оказались снаружи в лабиринте палаток, я решила спросить Винда насчет его выступления.

— Ну, мы в конце выступаем, — затем он улыбнулся и повел меня к сцене, на которой уже появился один из ведущих, который что-то говорил, но разобрать я не смогла. — И да, ты тоже играешь.

— Чего-о-о-о? — Наверное, мое удивление было настолько громким, что стоявшие вокруг нас развернулись в недоумении. Я быстро замолкла и пыталась исчезнуть среди толпы, из-за чего мои уши поникли.

— Да не бойся ты так, басист у нас уже есть, так что ты будешь второй гитарой. — Ободряюще произнес Винд, обняв меня крылом и прижав к себе.

— Ага, и чего я буду делать тогда с ней на сцене? Танцевать пого? — Чуть ли не злясь, ответила я ему. Окружающие смотрели на нас, словно мы были главными хулиганами на дворе и нас поймали «на месте». Мои красочные ответы были прямо на языке, но Винд остановился, так что я просто врезалась в него. Подняв взгляд на Винда, я увидела, что он пытался что-то высмотреть на сцене отсюда.

— Пошли за кулисы, лучше там послушаем. — Сказал он, а затем молча за копыто меня повел куда-то в сторону. Протискиваться через это «живое море» было еще той задачкой, и временами я пыталась просто взлететь, но кто-то всегда мешал: то на крыло наступят, то как раз надо мной пролетят и я врежусь в них. Но Винд держал меня крепко, так что я не потерялась, и мы через минуту оказались за кулисами, откуда уже выходил на сцену Ринго со своей группой, одетые в пиджаки с галстуками. Пиджак на Ринго выглядел нелепо, так как он чуть ли не рвался из-за размеров земнопони. Другой земнопони светло-коричневой шерсти в пиджаке выглядел не менее нелепо, но уже из-за своей худобы, из-за чего пиджак просто свисал с него. Оставшиеся же двое единорогов в пиджаках выглядели так гармонично, что, казалось, эти пиджаки были предназначены только для них, и что они в них с самого рождения.

Они не заметили нас, но я все же улыбнулась, когда они начали вставать на свои места. Мы с Виндом стояли за огромными колонками так что нас не было видно со стороны «моря».

— Слышал его «жучки» в Кантерлоте такого шума подняли, — сказал Винд, смотря на них.

— Жучки? — Глупое название.

Винд хотел что-то сказать, но вышедшие «жучки» начали всех приветствовать, так что пегас просто кивнул. А затем они начали играть.
♫
О, подруга!
Знала бы ты, что я прочел в газете.
Новости были так просты.
Но не смог я сдержать улыбки.
Когда прочел, что кому-то чуть не вышибло мозги.

♫

Не знаю почему, но по всей моей спине прошли мурашки, а затылок начал ужасно чесаться, когда я услышала эти строчки. Но я не подала виду. Винд бы точно забеспокоился.

♫
Ха-ха, скажу тебе, подруга!
Но не поймешь ведь ты.
Никто тогда не понял,
Чье лицо видят они.

♫
О, приятель!
Слышал, тот кентавр в тюрьме теперь.
Но тогда почему отвернулся ты?
Неужто хочешь разбудить ее, не правда ли?

♫
Проснулась, выпрыгнула из постели,
Копытом провела по голове.
Зашла на кухню, сок захотела ты.
Но пусто в холодильнке, не так ли?

♫
Тогда, оделась ты,
Напялила костюм, затем поспешила.
Но все равно опоздала ты.
Зачем тогда летишь?
Путь наружу ищешь?
Тогда поговори с ним, а затем проснись.

♫
О, сегодня в газете прочтешь ты,
Что вход в Мейнхеттен закрыт.
Десятки пришли показать себя,
Тысячи – послушать.
Но только ты, чтобы глаза открыть.

♫

Песня зацепила меня. Мелодия была такой обыденной и простой, но от этого не менее притягательной. Но текст… из-за него на всю длину моей спины от кончика хвоста и до основания головы у меня шли мурашки, а затылок чесался так, словно я неделю не мылась.

Винд, увидев мое беспокойство, просто обнял меня и притянул поближе.

Публика была в восторге. Она всегда в восторге. Наверное, все дело в звуке, кто знает? Но мои мысли сбила следующая песня «жучков».

♫
В час беды, за жизнь хватаясь крепче,
Ты, взгляд свой вверх направив,
Скажешь Маре:
«Так и быть».
И в час ужасный, где нет просвета,
Ты поймешь,
Что она поможет тебе дальше жить.
И ответит эхом:
«Так и быть».

♫

Мелодия была незамысловатая, успокаивающая и легкая. Можно было просто закрыть глаза и забыть обо всем на свете.

♫
«Так и быть,
Так и быть»
Шепчет Мара эхом:
«Так и быть»

♫
Сердца разбитые в смирении
Смогут мир за все простить,
Вслед за Марой эхом скажут:
«Так и быть».
И любви не склеить части,
Но им еще предстоит открыть
Тайну слов про счастье –
«Так и быть».
♫
«Так и быть,
Так и быть»
Мары вторит слова он:
«Так и быть».

Все завороженно слушали, затаив дыхание, боясь даже дышать. Стояла такая тишина, словно нет «живого моря», который стоит перед сценой. Даже Винд, казалось, был поглощен песней. Теперь я представляю, что за шум подняли они в Кантерлоте.

♫
И в облачную ночь, знала ты,
Что будет лучик нам светить.
До восхода солнца утром,
Так и быть.
Проснись от музыки, что снилась
Мара не даст тебе забыть.
Что бы ни случилось –
Так и быть.
♫
Так и быть,

Так и быть.
И сквозь плач прошепчу я:
«Прошу тебя, проснись».

Песня закончилась. Но чувства остались. Стояла тишина, никто не хотел нарушить ее. Даже сама природа боялась потревожить «море», оставив нас одних без того скромного шелеста листьев, который был с нами в начале. Но музканты от произведенного впечатления отошли первыми. Спросив всех, будут ли они играть на бис. «Море» сразу засуетилось, приходя в себя и отвечая криками согласия.

♫
Планы, мечты, желания -
Все растворилось в дыму.
И только тебя ожидание -
Это все для чего я живу.

♫
Как мы, детишками во дворе
С игрушками своими.
Теперь я понял, что все
Что тогда мы хотели -
Это чьей-нибудь любви.

♫
Я вспомнила свое детство. Тогда, больше двадцати лет назад (это было так давно?), я жила в Мейнхеттене и все, чем я занималась были тренировки и поиски еды. Хотя…

♫
Быть одной – не выход,
Незачем тебе страдать.
Я хочу помочь тебе.
Любовь ведь на пороге,
Но почему ты не смогла ее принять?

♫

Всплыл один день из моего детства, когда я зачем-то искала яблочный пирог. Зачем же я искала его? Зачем… Пытаясь вспомнить тот день, я чуть не упала от внезапно нахлынувшей боли, но бок Винда предотвратил падение. Он очень обеспокоенно посмотрел на меня, но я лишь благодарно кивнула, от чего его озабоченность только усилилась.

♫
С тех пор, как наши жизни разошлись
Я задавал себе вопрос.
Что случилось бы, не уронив я твой пирог?
Вот и сижу я, ожидая, вдруг любовь придет?

♫
Быть одним – не выход,
Но придется мне страдать.
Я хотел помочь тебе,
Но испортил все опять.
Любовь, почему же сложно все так?

♫
С тех пор любовь приходила,
Но сердце мое хочет тебя ожидать.
Ведь желанье мое –
Это то, чтобы ты проснулась опять.

♫

Мелодию песни я не слушала, да и незачем было. Песня была настоящим откровением для меня. Я просто плакала там, стоя на лестнице, упершись боком об Винда. Наверное, я бы плакала там весь день, но Винд обнял меня крылом и повел куда-то в сторону, мне было все равно.

---

Она плакала всю дорогу до фургончика. Я не мог ничего сделать и, если честно, и не пытался. У нее столько всего накопилось, что помешать этому было для меня преступлением. Когда я довел ее до фургона, она сразу же отрубилась, повиснув головой у меня на шее. Глаза ее были красными от слез так, что без боли я не мог смотреть на нее. Аккуратно положив ее обратно в кровать, я вышел наружу, закрыв за собой дверь на ключ.

Весь путь обратно до палаток я прошел в тихом молчании.

Когда я снова оказался у палаток, ко мне подошел тот самый зеленый земнопони, Ринго.

— Что с ней? Мы спели что-то не то?

Когда мы уходили, он должно быть заметил нас.

— Нет, у вас все прошло прекрасно. Просто… — я долго подбирал слово, подняв одно копыто и смотря на небо, на котором не было ни облачка. — Просто она услышала что-то личное.

На мой ответ он недоуменно поднял бровь.

— Очень личное, — с нажимом ответил я.

Ринго молча кивнул, принимая такой ответ, а затем покинул меня.

Я остался снова один. Когда я подошел к сцене, то на ней начали играть уже другая группа. Но успех кантерлотских «жучков» они не повторят. Некоторые на песни реагировали вяло, другие в радостном экстазе танцевали, но некоторые были настолько поглощены музыкой, что забирались прямо на сцену. И одним из этих оказался какой-то чудик с одним носком на ноге и полностью разломанными очками.

— Мы что, будем так и стоять и слушать это говно, пока-
Договорить ему не дали. Ринго, который оказался на сцене неизвестно как, схватил его за шкирку, как какого-то котенка, а затем увел его со сцены. Короткое появление Ринго снова оживило море, так что, думаю, группа, которая была на сцене, будет благодарна ему не только за выдворение какого-то ненормального.

Я отошел от сцены, а затем направился в сторону небольших скамеек, которые стояли почти у границы «моря» и были почему-то пусты. Я лишь хотел отдохнуть и послушать другие группы. На скамейках из облаком просто не было мест, так что выбирать мне не приходилось.

Я полностью лег на скамейку и начал смотреть на небо, слушая разные группы.

Так бы все и продолжалось, пока ко мне не подошел голубой пегас. На фоне сейчас шла довольно интересная музыка от «Железной Кобылицы», которая мне приглянулась. Быстрый тяжелый «металлический» звук, который они издавали был похож на бег какого-нибудь солдата-пони на войне.

— Приятно видеть вас, — произнес этот голубой пони, сев рядом со мной на другой скамейке, смотря на сцену.

— Правда? — Ко мне подходит неизвестный, а затем говорит, что ему приятно меня видеть. Интересно.

— Честно.
Следующие мгновения мы провели в тишине, слушая песни «Кобылицы».

♫
Ты убьешь меня, но прихвачу с собой я тебя.

Ты стреляешь в меня, но я заколю тебя.

И вот ты ждешь мой следующий шаг,

Тебе лучше потерпеть, ведь нет пути назад.

♫

Быстрый, агрессивный, тяжелый звук бил по ушам, давая представление о песне. Бой, двое солдат, один на один, все на пределе.

— Каково это, быть на сцене? — Внезапно спросил меня этот незнакомец.

— Прекрасно.

♫
Горн звучит, атака пошла,
Но в этом бою нет победителя.
Едкий дым и пот рекой,
Пока я иду на свой последний бой!
♫
А-а-а-о-о-а-а!

♫

— Третий день на исходе, — произнес незнакомец, не отрывая взгляда и ушей от сцены.

И правда, солнце начало садиться, скрываясь за верхушками небоскребов Мейнхеттена. Я лишь хмыкнул. Пусть день заканчивается.

— Тогда, не буду мешать, — сказал он, а затем покинул меня.

И какого Солнца он приходил?

♫
Холодный пот на лице — атакуем.
Тут могучий голос сталлионградских орудий.
И пока мы мчимся на встречу волне
Крики боли повсюду, пока мои товарищи обретали покой на поле.

♫

Так, это предпоследняя группа, прежде чем наступит наша очередь. Я решил остаться и продолжал лежать на скамейках, которые так и остались пустыми, не смотря на то, что народ прибывал и прибывал.

♫
Тащим тела отсюда с поля.
И они дают очередной залп боли.
Мы почти дошли, но конец до сих пор в дали.
Мы не сможем дать бой в другие дни.

♫
А-о-а-а-а-о-а-оу!
♫

Музыка была отличная, оригинальная. И кроме тех «жучков» я запомнил только их. Надо бы с ними как-нибудь поговорить.

♫
Мы дошли, даем им бой.
Но тут он навел на меня свой «Убой».
Спускает кручок, я чувствую боль.
Залп их огня, и вот лежим мы гурьбой

Сильная песня. Особенно учитывая то, что эта «небольшая» война прошла совсем недавно.

♫
И лежу я там, смотрю на небо.
Мое тело ослабло, горло заело.
И вот я лежу, оставшись на поле том.
И без слез издаю я свой последний стон.

♫

Когда песня закончилась, я встал со скамейки, а затем пошел к ней к фургону. Идя или «плывя» в этом море, я смотрел на сцену, где эта понравившаяся мне группа начала исполнять другую песню. Мне было интересно, так что я остановился у сцены, слушая их.

♫
Было время, когда удивлялся я.
Было время, когда плакал я.
Молился я, но был услышан,
Когда я лгал.
Так спроси меня,
Но отвечу ли я на твой вопрос?
Теперь, мне есть что на кон поставить.
Но тебе нечего терять.

Песня была похожа на балладу, которые были когда-то популярны. Сейчас же их только на дороге или в походе услышишь. А ведь они и вправду хороши были. И почему они всем надоели?

♫
И сидел я у окна,
Всматриваясь в дождь.
Мое сердце все ныло,
Но я не чувствовал боль.
Скажи мне, в чем смысл.
Шагать по длинной дороге
И никогда не дойти до ее конца.

Все же пора идти за ней. Я отошел от сцены и пошел наверх к зарослям.
♫
Мара, ответь на мои мечты!
Мара, ответь на мои молитвы!
Мара, ответь на мою жизнь!
Мара, ответь!
Прошу.
Я не хочу оставлять ее одну.

Наверное, там были еще слова, песня еще не закончилась, но я уже был далековато от них, так что последние услышанные слова я еле разобрал. Затем, выйдя из зарослей, я направился к фургону, который одиноко стоял у дороги.

---

Я очнулась одна. Увидев стены, я подумала, что попала в какую-нибудь психушку или что-то подобное. Но эти размышления прервал Винд, вошедший в помещение через дверь. За ним на улице уже стоял вечер.

А потом я вспомнила, что мы играем.

Я тут же вскочила с кровати, а затем спросила Винда:

— Наша очередь? — Винд кивнул в ответ. — И что я буду там делать? Я же едва умею играть. — Воскликнула я и отвернулась от него, уставившись в пол.

Винд подошел ко мне, а затем обнял крылом и повел меня наружу. Ну не могла я сопротивляться! Если он знает что делает, то… лучше я доверюсь ему.

Мы вышли наружу, света от солнце почти не было, так что надпись «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МЕЙНХЕТТЕН» выглядела довольно жутко.

Винд, увидев, как я съежилась немного, лишь усмехнулся.

До моих ушей донеслась музыка. Совершенно другая музыка. Я ожидала не этого. Хотя, кого я вообще могла ожидать?

И когда мы прошли за надпись, то в музыке я услышала шепот:

♫
Кобылкой, настигаешь драконов мечом своим могучим ты.

Кто ты? Рыцарь в сияющих доспехах или благородная разбойница-мать?

Время идет очень быстро, выросла рано ты.

Дом в дымящихся руинах, и родители ему под стать.

♫
Невольно вспомнила тот день. Когда я… я…

Я чуть не заплакала, но Винд тепло обнял меня, уже копытом, и мы продолжили медленно идти сквозь эти заросли. Почему эти музыканты поют именно обо мне? Что же я натворила?

Ужасное чувство начало зарождаться, когда я слушала очередные строки песни.
♫
Умрешь, как жила.
В отблеске лезвия,
Что лежало в углу,
Забытое всеми.
Жила ты ради тепла,
Но не стали прикосновения.
Так почему ты сдалась,
Жизнь свою прогнав без сожаления?

Что? Почему… Но…

Винд слушал песню и крепче прижал меня к себе крылом, когда мы показались рядом со сценой. Мы вышли к «морю», которое местами поредело. Винд решил сразу направиться к палаткам, пытаясь меня отвлечь от песни, но одно мое ухо было повернуто к группе на сцене.
♫
Помнишь тот запах
Мяса и гари?
Конечно.
Так зачем опустила лезвие ты?
Учитель ожидал совершенно иного.
И сейчас, лежишь ты в постели
Бледная, ожидая часа судьбы.
Пока плачет Он у твоего изголовья
Ожидая милости, которую вряд ли выберешь ты.

И на последнем слове солнце село за горизонт.