Отблеск лезвия

V - Рубец

Конец.

— Поплачь, — шептал мне Винд, когда я прижалась к нему боком и тихо всхлипывала, пока мы шли к палаткам. Но тут мир погрузился в темноту так быстро, что сбила с меня всю грусть. Осталось лишь что-то вроде отрешения. И у палаток мы чуть не врезались в менее внимательных пони, когда подошли к первому повороту. Еще вдалеке шла разная брань в адрес «слепых и глухих пони». Думаю, глухонемые обратились бы в суд, услышав такие эпитеты в свой адрес. Если бы слышали, конечно.

Было темно, пару раз чуть не столкнулась со «слепыми и глухими пони», но все обошлось, и нужную палатку мы нашли легко. И как Винд умудрился пройти, ни разу не столкнувшись ни с кем? Мы, войдя в палатку, увидели Блэк и Вайта, которые что-то упорно искали на земле, не заметив нашего присутствия.

— Куда ты дела лампу? — Спрашивал Вайт, копаясь в какой-то куче тряпья, сложенного у одной из стенок палатки. Я его увидела не сразу, его черная шерсть полностью сливалась с темнотой вокруг.

— Не знаю! — Пискнула единорожка из-под барабанной установки. И что она там спряталась то? Ее вот было видно куда лучше в этой темноте, в отличии от ее брата. И именно это отвлекло меня от Вайта, подошедшего ко мне.

— Привет! — Я чуть не подпрыгнула из-за неожиданного появления старшего возле меня. — У вас лампы случаем нет?

Мы с Виндом покачали головой, но реакции не было. Они смотрели на нас, ожидая.

А блин, темно же.

— Э, нет, лампы. — Произнесла я, закрывая за собой полог палатки. Винд уже подошел к той куче тряпья и одним движением вытащил оттуда старую темно-зеленую масленную лампу.

— Сестра-а-а, — прорычал земнопони, увидев находку пегаса, на что Блэк только пискнула и сильнее сжалась. Может хватит давить на мелкую?

— Да прекращай уже, — шикнула я на Вайта, который, услышав меня, удивился и прекратил. Затем, все успокоились, лежа перед лампой, огонь которой тихо горел, потрескивая и давая мягкий теплый свет. Ламповый. Наверное, мы бы так и просидели перед ней, если бы не услышали, как группа, поставленная перед нами, объявила название песни и что ночь – это только начало.
♫
Умри, умри, умри дорогая моя.

Ни слова, молчи,

Умри, умри, умри дорогая моя.

Закрой глаза, усни.

♫
Я тебя снова увижу,

Увижу на Лугу.

♫
Не плачь по мне, детка,

Тебя ждет черный гроб.

Не плачь по мне, детка,

Надо было подумать прежде.

Не плачь по мне, детка,

Не знал, что способна ты на это.

Не плачь по мне, детка,

Сейчас твоя жизнь растекается на полу.

Не плачь по мне, детка.

♫
На песню я реагировала вяло. Словно из меня до этого высосали все, что было можно высосать. Чувствовала себя пустышкой, которую пытаются «дожать», хоть и ничего в ней не осталось.

— Может, порепитируем? — Спросила Блэк, высунувшись из-за барабана. Я и Вайт переглянулись, Винд просто хмыкнул, а затем поднялся.

— Вам стоит, да. Мы пока прогуляемся, — сказал он, подойдя к пологу палатки, — Будем ждать у сцены, — закончив, вышел из палатки. Я рассеяно взглянула на парочку, а затем оставила их одних. И какого сена?

Я повторила свой мысленный вопрос вслух, подойдя к Винду, который почти пропал из поля зрения.

— Им стоит, тебе нет.

И все?

Я попыталась еще раз спросить, но он лишь отмахнулся. И что мне с этим делать? Наверное, я бы его стукнула, но сейчас я просто фыркнула. Мне сейчас просто плевать на это. Я хочу домой. В кровать.

По пути он дал мне выпить немного воды и спросил, какова она на вкус. Вода была безвкусной, словно воздух пьешь. Что я собственно и сказала пегасу, который обеспокоенно смотрел на меня. Да и вообще, я не чувствовала голода. Даже землю под копытами. Я на все эти признаки чего-то нехорошего просто махнула. И когда мы оказались на сцене за кулисами, он сказал:

— Просто смотри на них, ты вскоре поймешь, — он повернул мою голову своим копытом на выступающую группу. Я без интереса последовала его словам. Вот они доиграли первую песню, которую мы слышали в палатке, затем начали другую. Я снова взглянула на Винда с озадаченностью в глазах, но он не обратил внимания, смотря в темноту, но не на группу. Ну раз ничего не остается…

У сцены ничего не происходило. Народ на поле начал местами расходиться, но основная масса осталась, вдобавок не выглядя уставшими или хотевшими спать. Значит будут ждать закрытия нашей группой. Вот и хорошо. А группа на сцене все продолжала петь. И зачем так рано мы сюда пришли? И сейчас меня нисколько не волновала боль в затылке, я просто хотела пойти домой в кровать. Просто лечь на кровать и заснуть.
♫
Свежая кровь на земле,

Быстро подчинилась она.

Сквозь боль и унижение,

Учит правила чужие она.

♫
Вскоре приняла это она,

Но ошибка была совершена.

Без мыслей своих она

Решила бороться до конца.

Дала слово себе,

Что с этого дня

Воля будет только своя.

Мелодия была красивая, но слушала я ее так, для вида. Я просто устала. И все из-за той песни. Неужели они знали, что было со мной тогда? Хотя, чего тут удивляться? Совпадение, да и только.

Поскорее бы обратно.
♫
Мои чувства,

Мои мысли.

Никогда не показывала их я.

Не быть,

Не смотреть,

Не увижу, что могло бы быть.

♫
Мои чувства,

Мои мысли,

Никогда не показывала их я.

Пленница

Ничья,

И нарекаю я

Ты – непрощенная.

— Ну, хорошая песня, и чего тебе с этого? — Спросила я Винда, без энтузиазма тыкнув его в бок.

— Ничего не замечаешь? — Произнес он, никак не реагируя на мое копыто. Так, мне это уже начинает надоедать. Я хотела уйти, но Винд остановил меня крылом. — Просто почувствуй что-нибудь.

Ладно, попробую. Это вроде и не так сложно, правда?

Правда же?

Меня объял холод. Или объял бы холод, почувствуй я что-нибудь. Но вместо этого была пустота. Чувство «безчувствия», наверное так я бы это назвала. Даже страха не было. В голове была отрешенность, а тело не ощущала ни тепла крыла Винда, ни прохладу ветерка, который так и не покинул это место.

Пока я стояла, пытаясь хоть что-то ощутить, песня закончилась и они начали играть новую.
♫
Жизнь сгорает словно в миг,

С каждым днем тускнеет мир.

Заблудилась я в себе –

Мне противно все везде.

Пропало желание жить,

Ничего в замен отдать мне нет.

И не держит ничего здесь теперь,

Заканчивать пора, свободу надо получить.

♫
Все начало темнеть, сперва незаметно, но затем я почти полностью перестала видеть, кроме небольшого учасатка по центру. Я в мыслях испугалась, но никак не ощутила это. Не было ничего, что дало бы мне знать о панике.

Я упала.

— Ч-что? — Прошептала я, лежа на деревянной сцене. Винд кинулся ко мне и начал что-то нашептывать, подняв и держа меня за голову. Я не разбирала его шепота, он был настолько тихим. Но я зато почувствовала тепло. Слабое. Но тепло. Хоть что-то.

— Пожалуйста. Живи. Очнись. — Наконец разобрала я его шепот. И что он так за меня беспокоится? У него то все впереди.

Это то о чем я подумала?
♫
Все, что было – больше нет,

Что-то пропало во мне.

В глушь ушла, не может быть;

Нет больше сил пустоту хранить.

Она грызет изнутри меня –

До полного отчаяния!

Тьма поглощает свет

Была я той, которой уже нет.

♫
— Проснись, не засыпай. Не засыпай! — Говорил Винд на ухо, держа мою голову.

А зачем противиться? Я ведь и вправду спать хочу. Просто закрыть глаза, вот так, чтобы больше не было видно той маленькой части лица Винда, по которому ярко текла слеза.

♫
Только я могла спасти себя, но поздно!

Думать о попытке: время ушло.

Вчера и не существовало вовсе.

И Мары пленит меня тепло.

Сказать «Прощай!» осталось.

И скажу я:

Прощай!
♫

Так легко их закрыть…

Вот так…

И сказать…

Пр…

Неожиданно, я почувствовала тепло. И не где-нибудь, а во рту! Он меня целовал? Ага, точно. Тепло начало разливаться по всему телу, начиная от языка и заканчивая кромками копыт и перьев. Я отдалась этому теплу, не шевелясь, пытаясь полностью ощутить все. Давненько я этого не ощущала. Затем он убрал свои губы, оставив меня одной.

— Я не успел? — Произнес он, смотря на мою нешевялющуюся тушку, которая разлеглась перед ним на спине. Мне не особо хотелось двигаться, так как я пыталась полностью осознать произошедшее.

Он. Меня. Поцеловал!

И еще как! Я, наверное, была на седьмом облаке от счастья! И теперь снова ощутила тот прохладный ветерок, Винда и даже запах дерева, из которого был сделан пол сцены! Такое прекрасное чувство.

Я открыла глаза. Винд, увидев мои распахнутые глаза, радостно обнял меня и уткнулся носом в мою шерстку на груди. Затем, оторвавшись от меня, он, немного стесняясь, помог мне подняться.

— М-м, не расскажешь мне, чего тут сейчас произошло? — Спросила я, с неким удовольствием смотря на его стеснение. Ну, и повторное обретение своих чувств тоже очень хорошо заряжало меня. Никогда больше я не скажу «прощай». Я подошла к нему, пытавшемуся подобрать хоть какие-то слова произошедшему. Затем он поднял свой взгляд на меня, стоявшей с улыбкой прямо перед ним.

Не дав ему среагировать, я прильнула к нему и прижалась губами. Винд не сопротивлялся и не двигался, полностью отдавшись и погрузившись, как и я, в наш второй поцелуй. Мы с закрытыми глазами стояли за кулисами, не обращая внимания ни на кого. Это длилось минуту, час, вечность? Две вечности? Не знаю, но мы отстранили свои губы только когда воздуха стало не хватать.

— Я же говорила тебе, — мы моментально среагировали на чей-то голос, повернувшись к нему. Голос принадлежал Блэк, стоявшая позади Вайта у лестницы. Она, указывая на нас копытом, миленьким голосом пропищала. — Тили-тили тесто, жених и невеста!

— А ну, цыц. — Сказал Вайт, пытаясь заткнуть ей рот. Но единорожка легко уворачивалась от всех попыток брата.

Мы с Виндом лишь умилялись этой девочке, особенно когда она снова спряталась за своего брата, почему-то боясь уходящую со сцены группу. Я наконец рассмотрела их вблизи. Это оказались те самые техники, которые были тогда у фургона, плюс двое единорогов. Когда они уходили со сцены, Блэк, увидев улыбнувшуюся нам салатовую пегаску, пискнула и попыталась спрятаться у брата в гриве. Умиление.

— Ну что, наша очередь? — Спросила я, когда мы остались одни за кулисами. — А инструменты?

Вайт снял с плеча две гитары, которых я умудрилась не заметить, стоя почти в упор. Что же с моими глазами то? Вайт, оставив себе третью длинную гитару и быстро проверив ее, взглянул на нас с Виндом. Винд поправлял и подкручивал свою фирменную фиолетовую гитару, которая так хорошо мне запомнилась. А я просто стояла как истукан, не зная, что я должна была сделать.

— Ребят, вы идете первыми, играем «Три-два-один», поняли? — Произнес Винд, докручивая «вентильки» в последний раз. Затем посмотрел на меня, когда они отошли от нас. — Ты же понимаешь, что происходит нечто иное?

Ну, я всегда это подозревала, так что я кивнула в ответ. Тут Блэк начала играть на барабанах, которые стояли весь день на сцене и на котором уже сыграло групп двадцать.

— Хорошо. — Он закрыл глаза, — Тогда не пугайся конца. — Закончил он, идя на сцену и начиная играть свою партию. Я хотела было спросить его насчет себя, но он уже увлекся игрой, так что мне осталось просто идти за ним.

О, кажется я начинаю понимать, что мне надо играть. Мне об этом он говорил? Копыто само ходило по грифу, небом клянусь!
♫
Время – жестокий хозяин,

Доверь ему свою жизнь,

Глаза закрой и умрешь ты в миг.

Ярость лишь разогревает тебя,

Это древнее проклятье,

Что превращает твои мечты в несчастья.
♫

Не ожидала я, что буду играть. Ожидала что буду просто делать вид, что играю, ну или подыгрывать хотя бы. Но сейчас я словно знаю, что мне нужно делать в следующий момент. Словно всегда знала эту песню.
♫
Спаси меня,

Мир сейчас должен остановиться.

Малышка, три-два-один,

Готова встряхнуться?

Приди и разбуди меня,

Последняя завеса падет.

Малышка, три-два-один,

Готова проснуться?

Этой ночью…
♫

Сейчас, играя на сцене песню, которую никогда не слышала, но всегда знала, я начала вспоминать эти дни. За четыре дня столько всего произошло!
♫
Ложь по следам которой иду я.

Позволь в глазах твоих ее найти

Пока не поздно, время не должно пройти.

И слезы сквозь море смеха.

Тихо льются во мне.

Любовь – это все, что нужно тебе.
♫

Блэк – маленькая белая единорожка и младшая сестра черного Вайта. Забавные имена. Может они когда-то действительно были цвета своих имен, но сейчас это выглядело как шутка. Блэк – не в меру пугливая и также милая. Прямо как я в детстве. И сейчас восторженно играла на барабанах, словно это была ее любимая игрушка.

Вайт – черный земнопони, достаточно крупный, чтобы давить своей «силой». Запоздалый задира, я бы его так назвала. Наверное, я была бы такой, будь жеребцом. И сейчас он выдавал отличный бас, который был слышен везде. Настойчивость и уверенность, разбавленная небольшой злостью.

Мы доиграли песню, разбудив всех и прогнав остатки сонливости с поля. Радостные крики, которыми они нас наградили после песни, я запомню навсегда. Наверное, мне стоило учиться в музыкальном училище. Наверное.

Винд, поблагодарив всех, кто не оставил нас и не ушел с поля, произнес:

— Ночь! Все знают, что это. Но только мы знаем, почему оно так прекрасно! И город, что стоит возле нас особено удивителено ночью! Да?!

Ему ответил мощный хор голосов согласия.
♫
Когда свет дня тонет в тени,

Шулера пытаются побольше сгрести.

Прекрасно тогда открыть все замки,

Поймать попытаться радости ночи.

Словно удачу поймать пытаешься ты,

Которую лучше просто спросить.

Я играла так легко и непринужденно, словно это все сон. Или музыка была для меня настолько проста, что я даже не задумывалась, как я вообще играю. Пробежав глазами по зрителям, я увидела среди толпы знакомые лица. Грифонов, что торговали с Виндом. Ринго, который стоял рядом с тем ненормальным. И как они не подрались еще?
♫
Большой город, большие ночи его!

Зажигете меня!

Большой город, большие ночи его!

♫
Когда утренний свет бьет в глаза,

А длинная ночь оставляет меня.

Прекрасно тогда с кем-то проснуться,

Но это больше похоже на то,

Что искал я именно ту,

С кем остаться навсегда хочу.

Я улыбнулась, услышав эти строчки, и встретилась с Виндом взглядом. Он выглядел счастливым и печальным одновременно. Но обдумать его эмоции мне не дала парочка, стоявшая немного дальше Ринго. Флитфут и Соарин. Чего они тут забыли?
♫
Большой город, большие ночи его!

Зажигаете меня!

Большой город, большие ночи его!

В жажде всегда!

Большой город, большие ночи его!

Зажигаете меня!

И, словно специально, под конец песни я увидела того голубого «босса», который угрожал мне три дня назад. Он стоял и смотрел на меня своим хищным хладнокровным взглядом, который мне был виден даже отсюда. Затем он пропал. Я попыталась проморгаться, но его словно там и не было.
♫
Нет той мечты,

Что воплотить нельзя, если ищешь любви.

Но нет именно той,

Что растопит с сердца весь лед мой.

А может этой ночью?

---

Я все это время смотрел на нее. Как я и думал, все идет правильно. Надеюсь, она поймет, что ее время заканчивается. Жизнь на кону.

Мы начали играть следующую песню, одну из моих любимых. Легкое короткое начало.
♫
Приветствую тебя,

В мире моих чувств,

Что пытают мою душу.

Светом лучше озари

Смысл тот, что ищешь,

В лабиринте моих решений.

Для тебя жизнь – простые шахматы,

Не сделаешь ты свой ход,

То проиграешь тут же.

Пение и игра легко даются мне, так что я не волнуюсь поэтому поводу. Я волнуюсь только за нее. Понимает ли она свое положение? Осознает происходящее? Смирилась с этим? Или, вдруг, она решит уйти со мной?
♫
Ведь ты, ты ходишь по краю.

Ты, ты на пути любви и боли!

Ты, ты не видишь мост,

Что возвел я для тебя,

Шагая навстречу?

Нет, не иди навстречу мне. Ты достойна будущего.
♫
Приветствую тебя,

В мире моих эмоций,

Что сердце мое говорит тебе.

Ты – парусник на реке,

Что океаном станет,

Пересечь который можно лишь с любовью.

Для тебя жизнь – простые шахматы,

Не сделаешь ты свой ход,

То проиграешь тут же.

Она чуть не сбилась на небольшой вариации, посмотрев мне в глаза. Увидела ли она то, что нужно было или только что хотела? Не знаю, но время еще есть.
♫
Ведь ты, ты ходишь по краю.

Ты, ты на пути любви и боли!

Ты, ты не видишь мост,

Что возвел я для тебя,

Шагая навстречу?

Закончив песню, я тут же начал другую. Остальные чуть не опоздали, но в целом начало вышло гладкое. Я взглянул на нее, она играла, явно осознавая, что играть совсем недавно совершенно не умела. И она сосредоточилась только на этом. Хорошо.

Пошли первые аккорды. А затем она, не ожидая от себя такого, выдала небольшое соло. Не удивляйся так, что ты.
♫
Только ночь пришла.

А солнце ушло.

Вечерок был бурный

И громкий, ого.

Мой кот мурлычет,

И кожу дерет.

Так в чем проблема

С другим грехом?

Собака голодна,

Играть она хочет.

Дать ей игрушку,

Покормить да и только.

Еще придут дни,

Места новые.

Придется идти.

Время для шоу.

♫
Вот он я, встряхну вас, как ураган!

Вот он я, встряхну вас, как ураган!

В действительности я не был особым любителем вечеринок и «безумств» ночи. Большинство таких мероприятий было пропущено мной, что не мешало остальным из моей группы посещать их каждый раз после концерта. То время было удивительным, мне повезло родиться тогда. Открытия каждый год везде. Можно было просто выйти наружу и обнаружить что-то новое и неизвестно доселе миру. Как же скучно жить ей теперь.
♫
Мое тело горит,

Кричать начинает.

Возникло желание,

Наружу прорывает.

Жажда в клетке,

Пока не сломает.

Должен я сделать это

Но кого мне избрать?

Ночь зовет,

Пора идти.

Волк голоден,

На шоу бежит.

Лижет он губы,

Готов победить.

Ночью этой,

Ради первой любви.

♫
Вот он я, встряхну вас, как ураган!

Вот он я, встряхну вас, как ураган!

Всю песню мы качались в такт музыке, создавая эффект урагана. Даже сейчас спустя столько лет это выглядит так же эффектно и красиво. Когда мы закончили играть, я взглянул на остальных на сцене. Блэк с неким азартом ждала следующую песню, сидя за своей установкой и смотря на нее. Вайт молча стоял, ожидая продолжения и был готов ко всему. И так же смотрел на нее. Пора заканчивать.

Я начал играть.
♫
Вот смотрю я на тебя,

Вижу грусть в твоих глазах.

И в миг отчаяния

Все ходишь ты впотьмах.

♫
Нельзя любить, пока я не позволю.

Коснуться предприми попытку.

Я чувствую и знаю,

Что готова ты перейти черту.

♫
Благодаря любви ты будешь жить,

Нужно только миг не упустить

Сейчас.

Благодаря любви ты будешь жить,

Ночью темной будет все светить

Вокруг.

♫
Вот ухожу я от тебя,

И чувствуешь ты печаль.

И дни, проходя,

Будут тоску навевать.

♫
Но тебе не нужен я,

Ты знаешь, что все у тебя впереди.

Зачем тогда держаться за меня?

Просто оставь позади.

Жизнь тебя там ждет

Любовь тебя ждет.

Текст был другой, но изменить труда не составило. Мы смотрели друг на друга там на сцене, не обращая на никого внимания. Конечно, я знал, что происходит сейчас в ее мире, но виду не подавал. Нельзя, чтобы она запаниковала заранее.

Песня закончилась и звуки начали медленно пропадать, словно мы в воде. И почему-то она не удивлялась. Она просто смотрела мне прямо в глаза.

Мы молча начали идти друг к другу, все так же пристально смотря в глаза. Мир вокруг нас стал понемногу окрашиваться в белый. Пропала низина. Но Она не обращала на это внимание.

— Значит, поэтому я не могла вспомнить цвет твоих глаз. — Произнесла она, медленно идя навстречу мне. — Поэтому я не могла вспомнить твою метку. Ты ведь-
Вот значит как. Время пришло.

— Да, я умер. Давно.

— Тогда я- — я мягко прервал ее мысли.

— Нет, еще нет. У тебя есть еще шанс.

— Но почему? Тысячи умирают, но почему я? — Задала она свой вопрос.

— Время еще не пришло. У тебя жизнь впереди.

Она замолчала, думая о чем-то.

— Но если я не хочу этого? Я… я готова. Готова. — Тихо сказала она, читая вслух свой возможный смертный приговор.

Этого я и боялся.

— Нет, жизнь – это то, о чем мечтают мертвые. Живые же не должны мечтать о смерти. Ты должна жить.

— Значит, все закончится так? — Спросила она тихим голосом, опустив взгляд и прижав уши.

— Да.

— Но почему ты ничего не сказал сразу? — Ее голос был для меня настоящим даром Мары. Тихое счастье. — Почему?

Ответа у меня не было, но я чувствовал, что он был прямо на виду. Я взглянул на нее, все так же молча стоявшую и ожидавшую ответа, смотря себе под копыта. Тогда я понял. Я приподнес свое копыто, приподняв ее лицо.

— Мне понравилось.

Все вокруг стало чисто белым, пропала сцена, звуки, остались только мы.

— Игра, что устроила ты, пусть и неосознанно, мне понравилась. Твой мир и твоя жизнь были для меня настоящими. Словно я и вправду живой.

Она молчала и смотрела мне в глаза, пытаясь наверное найти что-то, что можно было ненавидеть и обвинять. Но найти не смогла. Она снова опустила взгляд, но не отошла от меня.

— Я хочу остаться с тобой. — Неожиданно прижавшись ко мне, произнесла она и закрыла глаза. — Хочу быть с тобой. Пусть даже здесь.

Я не мог ей ответить, только мягко обнять ее. Неожиданно, она тихо запела:

Можешь меня оттолкнуть.

Можешь меня выбросить.

Но я буду с тобой,

Всегда.

Можешь мне сердце разбить.

Можешь любовь мою забыть..

Но желанье мое –

Сильнее.

Я хочу быть с тобою на Лугах.

Она тихо мягко пела сквозь мою шерстку на шее и со слезами на глазах. Затем она отошла от меня, ожидая ответа. Слезы оставили свой темный след на ее желтой шерстке на лице.

— Прости, но тебе место среди живых. — Сказал я, ощущая, что свет становится лишь ярче, постепенно закрывая мне глаза.

Она, почувствовав неладное, прильнула ко мне и попыталась схватиться за меня. Но, едва коснувшись меня, она с криком отпрянула.

— Что? — Она взглянула на меня, затем на копыто, затем снова на меня. — Почему ты такой холодный? Нет. Нет-нет-нет! Я хочу- — остаток фразы утонул в звуке вихря.

— Тебе пора, — только это смог я произнести, почувствовав головокружение. Я ее уже не видел из-за света.
Было интересно.

Прощай.

…

---

Я открыла глаза.

Я хочу назад. Обратно к нему. Но знаю, что он не желал бы этого. Я повернула голову на тихий писк и увидела работающую аппаратуру, стоявшую слева от меня.
Пип. Пип.

Серая полоска, двигавшаяся на экране слева-направо, скакнула вверх и вниз. Пусть скачет. Я посмотрела направо и увидела окно за которым было видно лишь серое небо, закрытое облаками.

Значит мы внизу. Кантерлот? Филлидельфия? Хуффингтон?

Я снова вернула свой взгляд на потолок, который был таким же серым, как и стены с окном. Как и внешний мир. Тут послышался небольшой треск и шум слева от меня.

— Доброе утро, Мейнхеттен! Сегодня втор-
Дальше я слушать не стала. Теперь я знаю где я. Мейнхеттен.

— Ненавижу вторники, — произнесла я тихо, все так же смотря в потолок. — Надо вставать.

Я приподнялась с постели, из-за чего некоторые липучки, что были нацеплены на меня, начали медленно отрываться. Отцепившиеся липучки оставляли после себя небольшой холодок, но даже за этот холод я была благодарна. Пусть сквозь и слезы. Жива, я жива.

Наконец, я встала с постели, полностью отцепив от меня все датчики. Аппаратура, которая стояла слева от меня начала громко пищать. Отойдя от постели, я услышала звук приближающихся копыт. Не обратя на это внимания, я подошла к окну и решила посмотреть на город, в котором родилась и в котором чуть не умерла.

Мир за окном был таким же серым, как и небо. Кучу серых многоэтажек, построенных на одной улице, сменяли собой небоскребы, из-за которых я не видела некоторую часть города. Дорога, на которую был вид из этого окна, представляла собой темно-серую массу, состоявшей из разных машин. Одни большие и длинные, другие маленькие, третьи были крупные, но почему-то одноместные. Конечно были и традиционные колесницы, но машин среди них было больше. Я не следила за их развитием, так что сказать ничего не могу, кроме недоумения. Зачем пони нужны машины? Копыта сами куда угодно доставят, крылья тем более. Особо часто я задавала себе вопрос, видя пегасов, сидящих в этих монстрах инженерной мысли.

Я поймала себя на мысли, что думаю о чем угодно, только не о Винде.

Наконец, в помещение ворвались запыхавшиеся пони, но поворачиваться к ним у меня желания не было. Я стояла у окна и дальше смотрела на мир за ним, пытаясь понять Винда.

— Ты проснулась. — Сказал кто-то из вошедших знакомым мне голосом. Только из-за этого я повернулась. И остолбенела.
Все вошедшие пони были серого цвета. Даже глаза.

— Ты проснулась, — повторил смутно знакомый серый пегас, который со слезами на глазах медленно шел ко мне. Я попятилась, но стенка тут же остановила меня. Этот пегас, подойдя ко мне, очень медленно и мягко обнял меня, словно я была из хрусталя.

— Спитс, прости. — Прошептал он, уткнувшись носом в шерсть моей ничего не понимающей тушки. Я бегала глазами от одного до другого, глупо моргала, но цвет так и не приходил. Все они были серыми.

— Кто ты? — Произнесла я, оттолкнув пегаса от себя и уставившись на эту кучу пони, стоявших возле входа в палату. — Кто вы?

Они удивились не меньше моего.

— Ты не помнишь меня? — Голос пегаса был мне знаком, но вспомнить обладателя я так и не смогла. А пегаса с мешками под глазами, который стоял у входа, я так и не определила.

— Нет! — Категорично ответила я и подвинулась к дальнему углу. — Кто вы? Почему вы все серые?

Мой вопрос ввел их вступор.

— Ты видишь нас серыми? — Спросил кто-то из серой кучи.

— Да, и я все так же не понимаю кто вы.

— Но, Спит, это же мы… — Сказал обнимавший меня пегас. За что и получил от меня раздраженный взгляд. Пегаска, стоявшая справа от него, наверное тоже поняла глупость его ответа и ткнула в него копытом, попытавшись отодвинуть. Он с задержкой, но отошел и дал пройти этой пегаске.

— Спит, мы твое Крыло, помнишь? — Ну как бы я не помнила своих идиотов. — Флитфут, Сюрпрайз, Клип и Соарин.

— А ты значит… Флитфут? — Произнесла я вслух свою догадку. У нее был своеобразный голос, который забыть было сложно.

Она с улыбкой кивнула и отошла от меня, дав мне вид на остальных. Сюрпрайз значит та пегаска, стоявшая позади всех. Клип был в своей кепке с символом Вандерболтов. Соарин же был только с мешками под глазами. И все они были серые. Неужели потеря цветов так меня запутает?

Также в палате стояли и другие пони, которые оказались медпони. Они быстро свернули все дело по воссоединению, чуть ли не пинками выгнав мое Крыло из палаты. Затем они снова положили меня в постель.

— Вам нужен отдых, мисс Спитфаер. После операции и последовавшей за этим комы никто и не надеялся, что вы очнетесь. — Говорила она, прикрепляя к моей шкурке различные датчики.

Операции? Еще и кома?

— Поэтому у меня затылок так жутко болел? — Задала я вопрос, вспомнив ту боль в моем «сне». И тут же пожалела. Она с испуганными глазами выбежала из палаты и звала доктора, оставив меня одну с неподключенными датчиками, которые лежали на полу у моей постели.

Зря я спросила.

*** *** *** *** ***

Прошла почти неделя. И каждый день меня, помимо одного доктора и медсестры, навещало мое крыло. Сюрпрайз каждый раз пыталась меня чем-то удивить. Я ей не мешала. Флит же каждый раз приносила какие-нибудь фрукты. И когда они уходили, я отдавала их медсестре, которая проверяла меня каждый вечер перед отбоем. У меня не было тяги их есть, а просто выкидывать в мусорку, которая стояла у входа было как-то не хорошо.

Клип все встречи молчал. И всегда был в кепке. Впрочем как и всегда. Кепки правда раньше не было. Он теперь один из основных инструкторов и работает в Академии. Неплохо продвинулся, не то что остальные. Флит с Сюрпрайз никуда не перешли и остались у меня в Крыле. Как и Соарин.

А он, приходя ко мне, оставался со мной до конца дня и никуда не уходил. Он бы и на ночь оставался, если бы его не выгоняла медсестра. Когда мы оставались одни, я спрашивала, что изменилось, пока меня «не было». Он рассказывал лишь разные пустяки и каждый раз пытался перейти на меня. Спрашивал, как я, все ли со мной в порядке, зачем я это сделала и почему я решила сделать то, что собственно сделала. Я каждый раз отнекивалась, пока меня это в конец не достало и я не накричала на него, и не попыталась вышвырнуть его из палаты. Но сил у меня не было, так что его выгнала медсестра.

Собственно, это вчера и произошло. Сейчас воскресенье и меня выписывают. Я стою у выхода, у которого меня никто не ждал. Медсестра с жалостью во взгляде проводила меня, пока я не покинула стены здания. Выйдя наружу, я хотела глубоко вдохнуть, но тут же поморщилась, едва почувствовав едкий дым машин. И какого сена пони нужны эти отравляющие машины?

Я посмотрела на указатель, который стоял возле перекрестка подальше от больницы. Но мне не нужен был бинокль, чтобы понять, что ранее синий указатель был серым. Теперь я вижу все серым. Абсолютно. И это никак мне не поднимало настроение. В больнице мне об этом ничего толком не сказали, кроме как «это что-то новенькое» от доктора, который после моего заявления больше не показывался.

Я, взглянув по сторонам, пошла по троутару к указателю. Выбора у меня особо не было. Флитфут и Соарин явно указали мне, что обратно меня никто не ждет, так что я решила просто пройтись по городу, прежде чем забрать немногочисленные вещи у себя из дома в Клаудсдейле.

Мейнхеттен.

Серый город вдруг буквально стал для меня серым. Радоваться или плакать мне? Не знаю. Машины, проезжая мимо, оставляли небольшой темно-серый дымок, который был явно токсичным, так что я каждый раз задерживала дыхание, прежде чем дойти до перекрестка и указателя. На указателе были знакомые мне улицы, но, взглянув по его направлению, я только удивилась. Прежде такого на этих улицах не было вообще. Но название они не поменяли. Бакпони-стрит. На этой улице я раньше жила.

Может, стоит взглянуть на мой старый дом?

Идя по тротуару односторонней дороги, я каждый раз жмурилась, когда машины проезжали мимо меня. Я могла просто взлететь, но почему-то дойти пешком до дома мне казалось чем-то обязательным. Так, идущей по тротуаре с прижатыми крыльями, меня нашел Соарин. Серый пегас с выкриком моего имени, ядром полетел вниз откуда-то сверху. Его появление меня удивило и я отпрыгнула от него, когда он чуть не врезался в меня. Вместо этого он врезался в тротуар, который, ничего не делая, хорошенько помял его. Соарин поднялся и выглядел радостным, увидев меня.

— Спитс… целая, — он пытался отдышаться, но мое нахождение явно его взбудоражило, — Прости… Что… Наговорил…

Я стояла и смотрела на него с поднятой бровью. Он, увидев мое удивление, решил отдышаться. Затем сказал:

— Прости за вчерашнее. — Я так и не убрала поднятую бровь. — Просто… просто это было так ужасно. Когда я пришел к тебе там, — он взглянул на вверх, затем снова вернув взгляд на меня. — То увидел тебя всю в крови и лезвием от ножа в затылке.

Я содрогнулась. Зачем он это говорит здесь, а не у меня в палате? Серые пони, проходившие мимо, смотрели на нас с ужасом и пытались побыстрее уйти от нас. Но Соарин не обращал на это внимания. Стоп. В затылке?

Я спросила его, на что он ответил:

— Я не знаю, как он там оказался. Это должен был спросить я! — Немного со злостью воскликнул он, но быстро успокоился. — Ладно, забудем. Теперь вот скажи, куда ты идешь?

Я снова подняла бровь. На этот раз другую, так что лицо мое выглядело удивленным.

— Я? Я иду в свой старый дом. — Я махнула копытом, а затем пошла вперед, обойдя пегаса. — Лучше скажи мне, почему когда меня выписывают, то я остаюсь одна, а?

Он не сразу ответил. Зачем-то задумался и встал как вкопанный. Но ждать я его не собиралась и уже ушла на приличное расстояние, прежде чем он меня достиг, долетев до меня на своих крыльях. Я же шла на своих копытах.

— Прости, я опоздал.

Так долго решался это сказать?

— Прощаю, только поблажек больше не жди, — хмыкнув, ответила я. Затем мы вместе пошли вперед по улице до моего старого дома. Оставшийся путь мы прошли молча, да и он был мал, но когда мы дошли до здания, первой заговорил Соарин.

— Как новенький.

Я не могла не согласиться. От того пепелища пятиэтажного красного здания осталось ничего. Стояло снова то пятиэтажное здание. Наверное, его снова окрасили в красный.

— Зайдем? — Спросила я и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь подъезда.

Квартиры были расположены в том же порядке, как и раньше. И, поднимаясь по этажам наверх, я с некоторой ностальгией вспоминала двери квартир тех соседов. Первая дверь была голубого цвета и была всегда закрытой, и при мне ее никогда не открывали. Сейчас я уже не смогу выяснить почему. Но вот теперь эта дверь была для меня серой и распахнута. Оттуда на нас уставились двое пони, которые явно что-то не поделили. Земнопони, увидев нас, сразу стушевался и быстро вышел из квартиры, напоследок хлопнув дверью.

На втором этаже меня ждали закрытые серые двери квартир. Раньше на этом этаже играли жеребята, в том числе и я, когда у меня еще был дом. Все жеребята этого дома собирались здесь и играли в «Победи дракона» или «Ограбь богатого». Странные игры, если подумать.

Третий этаж встретил нас смрадом и серыми пони, которые вытаскивали кого-то явно мертвого из квартиры. Они, проходя мимо нас, сочувственно улыбнулись, понимая каково нашим носам сейчас. Они явно привыкли к этому. И после этой картинки я не смогла вспомнить, что же происходило здесь больше двадцати лет назад. Так что я решила сразу пойти на четвертый этаж.

Четвертый этаж был освещен, а возле стены в конце площадки находились игрушки и серый коврик. Конечно, там были жеребята, которые при виде нас тут же начали звать своих родителей. И на их зов вышли готовые к беде родители, кто с палками, кто с копытом. Мы улыбнулись и быстро поднялись на пятый этаж. Поднимаясь, я вспомнила, что четвертый этаж всегда был полон злыми жеребятами. Теперь их дух передался поселившимся родителям.

Вот и пятый этаж. На последнем, как и на первом этаже была всегда одна квартира. И эту традицию строители решили не нарушать. Мы стояли возле серой двери квартиры, не зная что делать дальше.

— Вот мы и здесь. Постучишься? — Произнес Соарин, стоя справа от меня и также не понимая, что делать дальше.

— Постучаться? А зачем? Я вроде как хотела только взглянуть на дом.

Обдумать сложившуюся ситуацию мне не дал щелчок открытия двери.

За порогом стояла немолодая серая пони, которая встретила нас криком.

— А ну прочь отсюда, мелюзга пернатая! — В ее копыте была трость, которым она грозно трясла.

— Простите, мы хотели- — начал говорить Соарин, но я тут же перебила его.

— Я раньше жила здесь, — мягко сказала я. Бабулька, услышав мой голос, протерла глаза.

— До пожара? — Спокойно спросила она, на что я молча кивнула. — Тогда заходите.

Соарин, увидев такую перестановку сил, решил молчать и последовал за мной внутрь. Схема квартиры не изменилась ни на йоту. Все та же расстановка. Балкон был закрыт. Я осматривала дом, примечая, что и как раньше было.

— Да, сочувствую тебе, малышка. — Что-то в ее голосе заставило меня вздрогнуть. — Я сама тоже пожар пережила. Да и не только пожар. Вот тот случай на заводе. Или падение с облака. Или- — Ее напутствующий голос лился, пока я шла от комнаты к комнате, осматривая их. Соарин решил вообще остаться у входа и молча стоял там. Ему было достаточно показывавшейся время от времени моей тушки в коридоре.

Падение с облака?

Я взглянула на бабульку и заметила, что на ее спине действительно когда-то были крылья. Сейчас там были небольшие отростки, которые можно было принять за обычные шишки. Пегас значит?

— Братец мой, Солнце ему Луной, решил, что я отбросила копыта уже при первом случае. — Говорила она с кухни, готовя что-то с харатерным шипением масла. — Но я оказалась покрепче. Хе-хе. Сейчас наверное смотрит на меня оттуда и думает, почему я такая крепкая, а он, как оказалось, нет?

Я слушала ее краем уха, потому что увидела фотографию, стоявшую в шкафе за стеклом. Она была для меня цветной. Я пыталась разглядеть, но стекло мешало, а разбивать мне не очень хотелось. Да и разбить я бы не смогла скорее всего, не восстановилась до конца. Так что я решила последовать на кухню, надеясь, что когда бабулька закончит, я смогу спросить ее насчет этой фотографии. Соарин, увидев мое лицо, радостно улыбнулся, но отвечать у меня не было времени.

Когда я зашла на кухню, которая находилась рядом с балконом, мне представилась такая картина. Серая бывшая пегасом бабулька, которая на плите готовила… мясо. Она повернулась и, увидев направление мое взгляда, знакомо ухмыльнулась.

— Ну что, назовешь меня убийцей? Или монстром? Хотя мне без разницы, они одно и тоже. — Произнесла она, а затем сняла мясо с огня и положила в тарелку. Зубами схватив небольшой ножик, который отблескивал от света из балкона.

— Нет, я в детстве тоже мясо ела. — Улыбнувшись, ответила я. Она фыркнула, наверное посчитав мой ответ за наглую ложь.

— Малышка, — я снова вздрогнула, — Ставлю клешню Краболлоса, убившего моего брата, что в детстве ты ела не мясо, а-
Договорить я ей не дала, быстро и неожиданно спросив:

— Брата? Тот, что на фотографии?

Она кивнула и попыталась снова вернуться на тему мяса, но я снова прервала ее просьбой показать ее. Бабулька, попыхтев, что нынешняя молодежь – сплошь засранцы и неуважающие старших дармоеды. Такого реверанса Соарин не ожидал, услышав это стоя все так же у входа, и поперхнулся. Я лишь усмехнулась, увидев его удивление, а затем пошла к тому шкафу, где была фотография.

Разглядев полностью фотографию, я наконец поняла, почему вздрагивала каждый раз, слыша ее некоторые слова. На ней был Винд, который что-то играл на сцене на своей гитаре и пел в микрофон, стоявший перед ним. Позади была надпись «Добро пожаловать», которую не было видно из-за пегаса. Но все же… Это был действительно он.

— Да, это братец мой. Почти пятьдесят лет прошло, но до сих пор помню, как я нашла его тогда на том Фестивале. — Бабушка, закрыв глаза, подняла взгляд наверх, отдаваясь воспоминаниям. — Кто бы мог подумать, что мой зеленый будущий муженек приведет меня к брату. Эх, кто ж знал.

Я молча смотрела на фотографию. Такой же зеленый Винд, как и его фиолетовая гитара. Он все же был на самом деле.

— Он тогда только-только группу создал, когда я сделала этот снимок. Правда цветного фотоаппарата у меня не было, и оставался лишь один кадр, но мне хватает и этого.

Серая фотография, но она для меня цветная. Словно была наполнена жизнью и тем моментом, когда эта ныне бабушка, стояла там и опознала своего брата, и в удивленнии запечатлила на пленку момент его игры.

Словно я прямо там и нахожусь.

— Спасибо. — Тихо сказала я, закрыв глаза. — Спасибо.

— А, ну, всегда пожалуйста. Можешь заходить, если когда-нибудь снова захочешь. — Ответила она, немного растерявшись. Затем я оставила ее одну с фотографией в копытах. К выходу меня сопровождал запах жаренного мяса. Повернувшись обратно, я увидела балкон и решила его открыть. Бабулька по этому ничего не сказала, словно соглашаясь со мной, что дому нужен новый воздух.

Мы с Соарином вышли наружу. Мимо нас проходили разные и серые для меня пони, не обращая на нас никакого внимания.

— Слушай, а твой дом далеко?

Он, услышав меня, взбодрился.

— В паре минут полета.

— Один живешь?

— Родители решили напоследок по стране пройтись, так что да, теперь один живу.

— А нож дома есть?

— Ты что удумала?

— Да так, мяса захотелось поесть.