Пони, которая никогда не смеялась
Кросс: Передозировка.
<em>Милый товарищ!
Я не буду Вас дожидаться. Я раздумал лечиться. Это безнадежно. И мучиться
я тоже больше не хочу. Я достаточно попробовал. Других предостерегаю:
будьте осторожны с белыми, растворимыми в 25 частях воды кристаллами. Я
слишком им доверился, и они меня погубили.</em><strong>Булгаков М.А. “Морфий”</strong>
П.С. Это всего лишь небольшая бонусная зарисовка. Всего-то)
-Я могу работать, доктор Хуфферштейн. Я… я смогу. Мне уже гораздо лучше, и…
-Ты под кайфом, Кросс! Селестия тебя подери, я не могу тебя пустить к пациенту в таком виде! Немедленно – ты слышишь меня? – немедленно возвращайся к себе домой. Считай, что сегодня у тебя выходной. Проспись и приходи завтра, ладно?..
Ред Кросс лежала на холодном полу ванной, привалившись головой к стене. Весь мир перестал существовать в этот миг, и она чувствовала, как живительная волна прокатывается по её телу, сдавливая горло в запоздалом крике о помощи. Её мозг с первым шприцом работал в полную силу, восстанавливая память и уничтожая рвотные позывы, которые её мучили день ото дня. Но с последующими эффект всё больше и больше усиливался, наглухо запечатывая мозговые сосуды.
Она и не хотела, чтобы её мозг работал. Только не сейчас. Она видела приближение чего-то… чего-то большего, чем просто осознанный кайф. Ненависть и злоба в её душе не исчезли, они были спрятаны за очень большой дозой морфия, впрыснутой под кожу. Она слышала, как бьется её пульс, ведь с каждым ударом он раздается всё сильнее и сильнее в её голове, заглушая даже звон Филлидельфийской пожарной колокольни.
«Это не просто колокол. Он звонит по мне заупокойную службу», — в отчаянии подумала Кросс. Ей было мало. Вокруг неё скопилось несколько использованных шприцов, которые она просто отбрасывала, когда вкалывала себе дозу за дозой. Легкий раствор порошка морфия на 1,0 процента сменялись более тяжелым тройным раствором. Оттуда Кросс перешла и на все четыре, потому что осознавала, что без укола её работоспособность неуклонно понижается. Появляется сонливость, рвота, сильная лихорадка… ну же, Кросс, вспоминай! Медицинский том, обезболивающие, раздел дозировки…
Плевать. Кросс чувствовала, что даже четырех шприцов ей начинает ощутимо не хватать. Её решимость подтолкнули и чувства, спрятанные за клеткой. Ненависть к чему-то неведомому (может даже, и к самой себе за такое низкое падение) клокотала в ней, требуя выйти на волю. И чтобы не пугать саму себя и не сорваться, она приняла решение, которое считала единственно правильным в такой ситуации.
Заглушить все чувства. Прямо сейчас. Навсегда. Гнев придавал ей силы. Опустошив еще одну склянку с прозрачной белой жидкостью, Кросс с невиданной быстротой принялась за дело. Четырехпроцентный раствор превратился в нечто, что давно выходило за рамки дозволенного. А точнее – всё той же правильной дозировки обезболивающего. Это доза для Кросс была опасной… смертельно опасной. В погоне за истинным удовольствием она забыла о собственной жизни. А может, презрение и гнев захватили её разум без остатка, не давая белоснежной пегаске шанса остановиться вовремя.
Кросс придирчиво наклонила шприц и, заполнив его до конца, зажмурилась и еле слышно простонала, когда игла прошла через кожу, впрыскивая новую дозу. Сосуды головного мозга медленно начинают сужаться, принося в многострадальную душу Кросс вечный покой. Она смежила глаза, понимая, что умирает.
Глупая, глупая, глупая Кросс… может, в её последних мыслях промелькнуло какое-то сожаление. Ей и самой, в глубине души не очень хотелось покидать этот мир… таким вот образом. Даже предсмертную записку для своего особенного пони оставить забыла. А ведь меньше всего на свете ей хотелось, чтобы он винил себя в случившемся.
Тьма заволакивала безжизненное тело пегаски. Но знаете что? Она улыбалась. Вспоминая о том, через что прошла и сколько успела сделать, прежде чем морфий заберет её из этого счастливого и славного мирка, полного любви, дружбы и магии. Сожалела ли она о чем-либо? Возможно. Но она вряд ли думала сейчас о чем-то плохом. В конце концов, смерть для неё оказалась слишком внезапной и нелепой штукой, чтобы вспоминать всё самое худшее, что с ней могло произойти.
В темном бесконечном туннеле она видела яркий лучик света. Где-то там, далеко, её зовут к себе. Те, кого она потеряла так рано, следуя по своему четко очерченному жизнью пути.
Нельзя было только понять одного. Улыбки Кросс. Почему она улыбалась? От того, что скоро встретится с теми, кого не видела? Или может, от того, что даже сейчас, в столь критической для себя ситуация понимала, что её черед еще не пришел? Потому что обернувшись, за своей спиной она видела лик того, ради которого другой мир может и подождать. Может даже, целую вечность. И осознавая всю глупость своего поступка, она поняла, что без него ей будет пусто и одиноко. Даже там, за гранью бытия, где её ждал вечный покой.
В любом случае… несмотря ни на что, Кросс выбрала жизнь.
Она пошла за мной.