Радужный Рыцарь
Глава 08. Страхи и выбор.
...Маленькая зеленая кобылка со всклокоченной разноцветной гривой бежит. Стучат копытца, звук эхом разносится по огромным темным залам из почерневших кристаллов.
Малышка-пони в панике. Она сейчас не имперский гвардеец, не отважная воительница и даже не взрослая. Короткие жеребячьи ножки еще слабые, уши прижаты, а в огромных глазах — лишь ужас.
Позади кобылки клубятся тени.
Периодически они вытягиваются вперед и вскользь касаются бегущей пони. Та взвизгивает от ледяных прикосновений и припускает еще быстрее, но силы явно на исходе. Тьма же продолжает играть с живой игрушкой, отрезая ей большую часть путей к бегству и оставляя только один.
Периодически среди теней мелькают злобные глаза и светящийся алым рог.
— ТЫ — МОЯ! — шепчет тьма.
— Мама! — пищит кобылка, вылетая на балкон.
Теперь видно, что она — в Кристальном Шпиле, где находится резиденция принца Морнинга Шейда.
Клубящаяся тьма вздымается вокруг балкона стеной. Злобные глаза приближаются вплотную, и малышка пронзительно визжит, поджав хвост. Такого страха она в жизни не испытывала.
Нет силы, нет опыта, нет верного копья, она не помнит даже свое имя. Помнит только тех, кто может прийти на помощь:
— Мама! Папа!.. Принц Морнинг!
— НИКТО НЕ ПРИДЕТ! — хохочет тьма.
— Спасите! – верещит кобылка.
Ей страшно и совсем не стыдно – потому что она маленькая.
А тьма подступает со всех сторон подобно приливу:
— СТАНЬ МОЕЙ И СТРАХ УЙДЕТ!
Искушение велико, но кобылка помнит, что этого делать нельзя. Правда, она совершенно не представляет, почему.
— Нет! – кричит она. — Я никогда не буду твоей!
— ТЫ УЖЕ ПРИСЯГНУЛА МНЕ! – гремит тьма, уже готовая сомкнуться.
Поняша сжимается в дрожащий комочек и зажмуривает глаза, не в силах смотреть на то, что произойдет дальше.
Неожиданный рывок, вызвавший испуганный писк. Вот сейчас ледяные тени сделают нечто ужасное, такое, что даже представить нельзя...
Но подхватившие малышку ноги — теплые, живые. И раздавшийся откуда-то снизу вой — преисполнен лишь бессильной злобой, а не торжеством...
— Ты можешь открыть глаза, — говорят совсем рядом.
Ветер бьет в мордочку, а под ногами больше не чувствуется пола.
Кристальная малышка открывает глазищи и видит, как внизу проплывают обледеневшие холмы родного края.
Повертев головой, она обнаружила, что висит под животом пегаски, надежно удерживаемая ногами. Вот только крыло, которое заметила Спектра Блоссом, больше подошло бы дракону, а не пони.
— Бэнши Свинг! — осеняет маленькую кобылку вместе с потоком воспоминаний. — Ты пришла!
Фестралка, что несет маленькую брыкающуюся поняшу, только смеется:
— Моя маленькая пони, меня зовут...
— ...Вставайте! – раздался в утренней тишине крик Дарк Дестроера. — Тревога!
Спектра вскочила первой и, перескочив через мучительно пробуждающуюся Свити Грейп, выбежала на улицу с подхваченным копьем наперевес.
Воспоминания о странном сне моментально задвинулись на второй план: опасность угрожала мирно спящему отряду. Выставлять часовых Спектра давным-давно отчаялась. Робин Хуф был слишком легкомыслен и попросту засыпал, Свити Грейп напивалась, Крошка Шейд не понимал смысла, а Дарк Дестроер был еще маленький. Да и раньше банда никогда не выставляла охрану, надежно скрытая зарослями и стенами пещеры.
Но вместо полчищ врагов, взбешенного дракона или, на худой конец, диких зверей, обнаружился только Дарк Дестроер, висящий в воздухе и судорожно трещащий крылышками.
Увидев кристальную пони, он замахал передними ногами и крикнул:
— Спектра! Идем скорее!
— Мы не подождем остальных?
— Нет времени!
Имперский гвардеец больше не задавала вопросов. Несмотря на всю бесшабашность, Дарк Дестроер не позволял себе озорства в том, что считал серьезным. В частности, когда дело касалось опасных приключений.
Поскакав за ловко лавирующим между деревьями пегасиком, Спектра Блоссом выбежала к самой опушке рядом с Большим Кантерлотским Трактом.
Увиденное заставило зубы кристальной пони злобно скрипнуть.
По дороге, скованные одной цепью, шли пони. Судя по одежде – просто крестьяне. Увидев несколько знакомых мордочек, Спектра поняла, что это жители тех деревень, где совсем недавно банда Робина раздавала обратно собранные налоги. Причем в цепях были не только жеребцы и кобылы, но и маленькие жеребята, с трудом поспевающие за остальными. И тычков от охранников доставалось им больше всех.
Но что самое страшное, охраняли караван пленников не меньше сотни пони. Как ополченцев, так и здоровенных гвардейских пегасов...
«Не справиться даже Крошке Шейду», — подумала Спектра, а вслух сказала:
— Дарк, буди остальных и собирай совет. Будем решать, что делать... Похоже, нам придется сформировать большой отряд раньше, чем мы думали...
О том, что разбойники проявили себя и собирают силы, шерифу доложили на исходе дня, когда тот закончил осматривать тюрьму, битком набитую жителями трех деревень.
Проходя мимо зарешеченных камер, откуда на него со страхом и молчаливой мольбой взирало множество разноцветных глаз, шериф не испытывал жалости. Эти пони сами выбрали свою судьбу, когда решили отдавать деньги разбойникам, а не сборщикам.
Расплатой за это стало обвинение в неуплате налогов, и в счет погашения долга, а также немалой пени, было изъято в том числе и все имущество преступников. И даже если те смогут погасить оставшуюся часть долга, на волю все выйдут абсолютно нищими.
— Вытащите из камер жеребят, — сказал шериф Алоизу фон Федершверту, когда закончил обход. — Мы же не звери.
— А матери не будут против? – осведомился грифон, нервно оглянувшись на стены тюрьмы.
Шериф обернулся в дверях и прищурился.
— А ты не спрашивай. Все равно детям лучше будет в приютах, чем в тюрьме или полной нищете. Кроме того, я не исключаю крайних мер в отношении пособников мятежа. Так что выполняй. Владельцам приютов приготовьте дотации – их расходы сильно возрастут.
— Слушаюсь, Ваша Милость, — поклонился грифон и обратился к стоящим у дверей тюрьмы ополченцам. — Ну, чего замерли? Марш выводить жеребят!
Шериф же взлетел и направился к старому Троттингемскому замку, что представлял собой каменную башню на холме, обнесенную почерневшим от времени частоколом мореного дуба. Сейчас там расположилась гвардейская часть гарнизона: с башни было удобно взлетать, а небольших помещений было более чем достаточно, чтобы разместить три десятка пегасов с обслугой.
Приземлившись прямо во дворе, шериф быстро нашел капитана гвардейцев.
Белоснежный синегривый пегас Лайтнинг Лэнс, которого выперли из дворцовой охраны за шашни с горничными в служебное время, как раз сейчас был занят тем, что что-то шептал на дергающееся ушко желтогривой служанки нежно-бежевого цвета. Наверняка какие-то пошлости, потому что кобылица краснела и хихикала, оставив работу по уборке пола.
— Мистер Лэнс, — позвал шериф.
Служанка с писком ретировалась и спешно вернулась к работе. Белый пегас же, проводив тоскливым взглядом подтянутый реверс кобылки, досадливо цыкнул зубом и повернулся к командиру.
— Да, Ваша Милость?
— Труби тревогу. Они все-таки решились поднять открытое восстание.
Капитан удивленно поднял бровь:
— Вы не выглядите обеспокоенным, Ваша Милость.
Шериф только улыбнулся.
— Я ждал этого. Мы накроем весь сброд разом. Так что собирай всех: и гвардию, и ополчение.
Вскоре над цитаделью Троттингема разнесся протяжный рев труб. Затем еще один. И еще.
Полный сбор.
...Капитан Лайтнинг Лэнс, облачившись в боевой доспех, вскоре в сопровождении полного крыла гвардии поднялся в воздух. Зрелище со стороны, должно быть, было величественное: могучие жеребцы в начищенной золоченой броне взлетают в небесную вышину и ровным строем летят над городом...
Не хватало только приветственных криков прохожих, как в Кантерлоте. Впрочем, восторгов от народа гвардия не видела уже давно. Собственно, как раз с тех самых пор, как шериф начал свою политику «фронтира». То есть, попросту говоря, поднял налоги и ввел общественные работы, которые не оплачивались ничем, кроме еды. Довольно дрянной, надо сказать.
Капитан Лэнс не лез в политику. Он был честным гвардейцем без особенных амбиций, если, конечно, не считать прекрасный пол. Почти любую симпатичную и еще не охмуренную кобылу пегас считал личным вызовом и делал все, чтобы та проявила благосклонность. Правда, ни разу не прибегал к любой форме принуждения, считая это признаком полной некомпетентности жеребца как соблазнителя.
Внимание привлекла какая-то возня возле тюрьмы. Мелькнули серебристые шлемы ополчения и белые перья этого ничтожества, Алоиза фон Федершверта.
«Беспорядки, что ли?» — подумалось пегасу.
Он лег на крыло и заложил круг над замковым двором. Крыло пегасов, повинуясь знаку, тоже начало снижение. Не было ни вопросов, ни замедлений: гвардию всегда отличала дисциплина. Даже тех, кто по той или иной причине впал в немилость принцессы или сам напросился в пограничную службу, устав топтать полированные полы кантерлотского замка, что до недавнего времени был лишь летней резиденцией.
Приземлившись во дворе вместе с тремя десятками бойцов, Лайтнинг с удивлением увидел, как из тюрьмы выводят и выносят множество жеребят самого разного возраста. От раздающегося многоголосого плача звенело в ушах, кроме того, из окон тюрьмы наружу тянулись разноцветные копыта, а криков раздавалось не меньше.
Невдалеке стояло несколько крытых повозок, на бортах или тентах которых были вышиты знаки городского муниципалитета. Алоиз фон Федершверт же был занят тем, что объяснял нескольким почтенным кобылам что-то, по его мнению, важное. И даже не обратил внимания на приземление гвардии в непосредственной близости.
— Что здесь происходит?! – рявкнул капитан, приближаясь.
Криков сразу стало меньше. Из зарешеченных окон на гвардейцев уставились зареванные и испуганные мордочки деревенских кобылиц, а присутствующие ополченцы, казалось, вздохнули с облегчением.
Надо сказать, капитан Лайтнинг Лэнс терпеть не мог кобыльих слез. А еще – тех кто обижает маленьких. В детстве пегас был слабым и стеснительным, и в летной школе подвергался настоящей травле. И дал себе слово, что когда вырастет и станет большим и сильным, будет всегда защищать слабых. Особенно кобылок.
Алоиз фон Федершверт отвлекся от беседы с кобылицами. Сейчас, вблизи, капитан узнал половину из них, что позволило догадаться о профессии всех: управительницы местных приютов. Причем была здесь и чопорная Стрикт Гэйт, возглавляющая троттингемский пансионат благородных кобылок, две незнакомые пони добродушного вида, и даже пронырливая Вригглер Сайт, чей приют имел весьма дурную славу кузницы криминальных кадров.
— У должников изымаются жеребята, — будто нехотя сказал грифон, — и устраиваются по приютам. Приказ шерифа.
— Прошу заметить, — подала голос белоснежная Стрикт Гэйт, светски обмахиваясь веером, — это была не наша идея.
— Все путем, — усмехнулась Вригглер Сайт, чья грязно-желтая шерстка местами неухожено топорщилась. — Мой приют готов взять всех, кто может рабо... то есть я хотела сказать, кто нуждается в заботе и доброте.
— Прекратить, — сказал капитан, делая шаг вперед и вплотную приближаясь к грифону. — Вы с ума сошли, разлучать детей с семьями?
— Устраивать жеребят в приют при живых родителях – это моветон, — снова подала голос утонченная земнопони, и обе незнакомые кобылицы, синяя и розовая, согласно закивали.
Грифон отвел взгляд:
— Бунтовщиков все равно повесят, — проговорил он еще тише. — По мне, так с их выводком и возиться нечего...
— Нет-нет! – воскликнула Вригглер Сайт. — Как можно? Из детей еще можно немало выжать!.. Я имею в виду, что можно сделать из них полноценных членов общества, и лучший способ воспитать это – трудотерапия!
Стальной накопытник капитана высек искры из камней двора, прервав все разговоры и заставив Алоиза фон Федершверта невольно попятиться.
— Гвардия в моем лице приказывает вам немедленно вернуть жеребят родителям, — проговорил капитан.
От гнева его голос стал просто ледяным. Таким его еще никто не видел здесь: ни сослуживцы, ни шериф, ни, тем более, штатские.
Да, Лайтнинг Лэнс молчаливо принял политику шерифа, подкрепленную необходимостью. Но здесь и сейчас это зашло слишком далеко. Вешать простых пони? Разлучать семьи? Все это было тем, от чего Гвардии предписывалось защищать народ Эквестрии, не щадя жизни.
Алоиз лишь усмехнулся, но в глазах его не было искренности:
— Хорошо. Мы вернем жеребят в сырые и продуваемые всеми ветрами камеры, где они смогут скоропостижно умереть, но зато будут с родителями. Это так благородно.
— Благодари Селестию, что сейчас тревога, Алоиз, — сказал капитан, расправляя крылья и готовясь взлететь. — А то бы я стер эту ухмылочку с твоей клювастой морды.
— Объяснишь шерифу все сам, — делано-безразлично согласился грифон, после чего обратился к ополченцам. — Ребята, закидывайте их обратно. Благородный капитан только что приговорил жеребят к медленной и мучительной смерти.
— Сэр, — услышал Лайтнинг Лэнс голос одного из подчиненных, — но ведь Шериф отдал приказ?
Пегас обернулся. Серый гвардеец Сэнтри Винг вышел из строя и обратился к командиру. Тот показал копытом на тюрьму:
— А ты посмотри на них, внимательно посмотри. Готов отобрать у матери ее дитя, а на следующий день повесить? Всего лишь за неуплату налогов, причем лишь по подозрению? Ты за этим шел в гвардию?
Серый пегас стушевался. В его мировоззрении сейчас схлестнулись два авторитета: непосредственный командир, бывший всегда и во всем примером, и высший долг, озвученный представителем самой принцессы. Но и разлучать жеребят с матерями – это было как-то чересчур. Почему-то казалось, что принцесса не дала бы на это разрешения, а шериф очень уж заигрался в осажденную крепость, в которую методично превращался Троттингем, в недавнем прошлом – город разудалых фестивалей и веселых ярмарок.
— В общем так, — подвел итог Лайтнинг Лэнс, вновь поворачиваясь к фон Федершверту. — Возвращай всех в камеры, к родителям. Под мою ответственность. Этот вопрос я лично обсужу с шерифом после того, как разгоним мятежников. Это ясно?
— Не приказывай мне, пони... – начал было грифон, но пегас, нахмурившись, сделал шаг вперед, и Алоиз спешно добавил. — Достаточно было попросить.
— Ополченцев я желаю видеть в строю через десять минут, — добавил капитан, вновь готовясь взлететь. — И тебя тоже, птичка, — он оглянулся на все еще присутствующих здесь управительниц приютов. — Дамы, простите за беспокойство. Честь имею.
С этими словами он взлетел, краем уха услышав недовольное ворчание Вригглер Сайт, но остальные три пони явно вздохнули с облегчением. Пегас сделал себе мысленно пометку нагрянуть в приют «Веселый работник» после того, как все уляжется. И хорошенько проверить несколько очень неприятных слухов, дошедших до гвардейских ушей.
И до сена, что приют каждый месяц жертвует муниципалитету целый мешок полновесных бит. Еще неизвестно, откуда эти деньги взялись, если все сироты из приюта не выходят, а выглядят так, будто год просидели в подземной тюрьме.
И хотя плач, раздающийся из камер, не прекратился, теперь он был во многом плачем облегчения, которому, к тому же, прибавилось и несколько восторженных выкриков.
Положа копыто на сердце, капитану совсем не понравилось услышанное. Шериф собрался повесить население трех деревень? Чем тогда он был лучше монстров Манифестации, после которых приюты точно так же еле справились с потоком сирот?
У капитана появилось слишком много вопросов, ответы не которые он хотел получить от шерифа в ближайшее время.
И первым и главным из них был такой, что не превратился ли шериф Троттингемский в то, от чего возвел вокруг города высокие стены?..
...Спектра Блоссом велела отправить разведчиков к опушке леса.
Она гарцевала в полных доспехах гвардейца Кристальной Империи. Лица она больше не скрывала: армия разбойников... хотя нет. Разбойниками их мог называть шериф, но они – не бандиты с большой дороги, а борцы за свободу и бесстрашные повстанцы.
Она давно разработала программу, по которой местные крестьяне могли уделять какое-то время самостоятельной подготовке. Насколько серьезно все к подобному отнеслись, судить было еще рано, но выступили по зову Робина Хуфа очень и очень многие.
Спектра окинула взглядом воинство.
Стеганые куртки с наклепанными бляхами сырого железа. Перекованные в копья косы, вилы и дубины – вместо нормального оружия. Артель дровосеков несла перекинутые через спину топоры, а лесники взяли на себя роль лучников.
Кобылица перевела взгляд на войско Троттингема, которое выступило в полном составе. И не похоже было, чтобы шериф склонился к диалогу с народом при виде массовых выступлений.
В небе парил идеально-ровный строй гвардейцев, сверкая на солнце золочеными доспехами и шлемами. И у каждого в креплениях были длинные и острые копья.
На земле дело обстояло не лучше: ряды закованных в простую, но прочную броню земнопони под ритмичный гул барабанов вышагивали по полю. По случаю открытой схватки шериф всем велел выдать тяжелые пики и закрытые шлемы, и сейчас простоватые мордочки ополченцев скрылись под глухими личинами забрал.
И что немаловажно, и в воздухе, и на земле войско шерифа состояло из могучих жеребцов, не сегодня и не вчера взявшихся за оружие. В отличие от мятежников, которые вели себя так, будто собирались на сельский фестиваль сидра, что редко обходился без доброй драки.
Спектра очень сомневалась, что разношерстная компания жеребцов и кобылиц, что собрались здесь, отдавали себе отчет в том, для чего их сюда позвали. И чем это чревато.
Кристальной пони подумалось, что ответственность за то, что сейчас произойдет, лежит на ней и только на ней. Все здесь относились к происходящему как к ожившей легенде, увлекательному приключению и диалогу с властью, чуть ли не как к веселому празднику.
Но видя блеск клинков и наконечников, Спектра понимала, что очень скоро они могут окраситься красным...
...Кобылица в доспехе имперского гвардейца стоит, склонив голову, перед серебристым единорогом. Рядом с ней возвышается фигура уже немолодого, но все еще могучего грифона. В ножнах у него висит тяжелый меч, а на крюке – глухой шлем.
— ...Неужели так сложно хотя бы не задирать друг друга в стенах дворца? — спрашивает принц Морнинг Шейд. — Если такой зуд, сойдитесь на турнире и выпустите пар.
— Разрешите говорить откровенно, Ваше Высочество, — отвечает Спектра Блоссом.
— Разрешаю и даже приказываю.
Пони вскидывает мордочку на своего повелителя и почти кричит:
— Я считаю его недостойным даже переступать порог дворца! Беспринципным, распоследним негодяем!
— Беспринципным? – сохраняющий спокойствие грифон вскидывает бровь. — Если бы я был «беспринципным негодяем», то приказал бы своим бойцам в темном переулке прирезать выскочку, которая всячески втаптывает в грязь мое доброе имя. А так я негодяй, признаю. Но у меня есть как принципы, так и кодекс чести.
— Извращенный кодекс, — насупившись, возражает Спектра Блоссом.
Грифон пожимает могучими плечами:
— Кому как.
Кристальная пони окидывает грифона презрительным взглядом.
— Удивительные понятия о чести. В недавней... очередной гражданской войне в Империи Грифонов твои головорезы сражались сперва за фрайхерра Ульрика, затем за фрайхерра Кохштейна, в конце – за имперские войска, что пришли расхлебывать эту кровавую кашу.
Шнайдер только с улыбкой кивает:
— И в итоге я оказался победителем, а мои ребята смогли вернуться домой с деньгами и, что гораздо важнее — живыми. Когда вырастешь, поймешь, что только это имеет значение – вернуть домой тех, кто присягнул тебе на верность.
— У тебя нет чести.
Шнайдер наклоняется вплотную к Спектре. Та невольно делает шаг назад: грифон огромен, и пони, даже такая сильная, кажется маленькой рядом с ним.
— Милый жеребенок, — говорит грифон, глядя в глаза гвардейцу. — Не учи старого грифона чести. Ты начиталась книжек и понятия не имеешь, что значит, когда из-за твоей… именно твоей глупой ошибки у тебя на глазах потрошат клинками друзей. Тех, с кем еще утром ты ел из одного котла и пускал по кругу флягу с вином. Кто стал тебе братьями куда более близкими, чем оставленная на родине семья. Понятия не имеешь – и моли своих богинь, чтобы никогда его не заиметь, мой дорогой кристальный солдатик.
Спектра краснеет от гнева. И после того храма он еще смеет…
— Я вам не мешаю?- спрашивает принц Морнинг Шейд. — Может, мне выйти?
Оба спорщика замолкают, и Спектра спрашивает, склонив голову в поклоне:
— Что мне сделать, Ваше Высочество?
— Немедленно извинитесь друг перед другом! – требует серебряный единорог, все еще хмурясь.
Радужная кобылица вновь обращается к капитану наемников и гордо вскидывает мордочку:
— Извини, что у меня есть честь!
— Извини, что я не впал в детство, — парирует грифон.
— Хватит! – копыто в кристальном накопытнике глухо лязгает об пол. — Я не потерплю конфликтов между теми, на кого полагаюсь в критический момент!
— Я никогда не смирюсь! – почти кричит Спектра Блоссом.
Грифон не отвечает, и только кивает принцу. Дескать, готов служить, но кое-кто против.
— Не задерживаю, — говорит принц и отворачивается. — Спектра, возвращайся на пост...
Когда за лучшей воительницей Имперской гвардии закрывается дверь, принц вздыхает и добавляет:
— После той экспедиции она сама не своя. Все время пытается кому-то что-то доказать. Так и не смогла принять...
Принц замолкает на полуслове, но старый грифон не высказывает удивления:
— Просто она не может смириться с тем, что ее жизнь спас тот, кого она всегда презирала...
Из-за неплотно прикрытой двери доносится нечленораздельный рык кобылицы, которая, разумеется, все слышала из-за хорошей акустики тронного зала...
...Спектра дернула головой, отгоняя воспоминания. Она еще раз обвела взглядом бронированные ряды ополченцев и зависших в небе гвардейцев. Перевела взгляд на земнопони с дрекольем и луками, что стояли под сенью Шорвудского леса и готовились выйти в поле. Увидела, как в предвкушении хлопает крылышками Дарк Дестроер рядом с дурачком-Шейдом и как торжественно улыбается Робин Хуф...
«Если пони начнут гибнуть сейчас, я буду ничем не лучше шерифа, — подумала Спектра. — Что же я делаю?!»
Еще раз произнеся про себя слова старого наемника, она повернулась к атаману:
— Робин, я хочу, чтобы ты увел всех вглубь леса.
— Ага. Это маневр, я понял. А ты?
— А я... – Спектра изо всех сил старалась, чтобы голос звучал ровно, — пойду и переговорю с шерифом.
На мордочке Робина отразилось перемешанное с испугом удивление:
— Ты что! Он убьет тебя!
— Не думаю, что сразу, — стараясь придать голосу уверенность, ответила кристальная пони. — Очень уж он склонен к показухе и игре в правосудие. К тому же, не факт. Мне нечего предъявить.
— Он найдет!.. — в голосе Робина послышалась нешуточная паника. — Все знают, что Радужный Рыцарь – это ты!
— В крайнем случае, вызову его на поединок и выиграю время.
— Но...
В голосе радужного рыцаря зазвучал металл:
— Ты обещал слушаться моих приказов в том, что касается битв. Так вот, это — приказ, Робин Хуф. Уводи всех, немедленно!..
На мордочке Робина отразилась нешуточная душевная борьба. Но, к удивлению и радости Спектры, верность слову победила:
— Хорошо, Радужный рыцарь, — сказал земнопони очень серьезно, — я сделаю, как ты говоришь. Потому что обещал.
Убедившись, что их небольшая армия спешно отходит вглубь леса, Спектра вздохнула и решительно вышла из-под сени деревьев...
...Шериф Троттингемский увидел, как из леса появилась одинокая фигурка пони и пошла навстречу боевым порядкам.
«Провоцирует», — подумал пегас и, подняв копыто, крикнул:
— Всем стоять на месте! — Он повернулся к одному из телохранителей. — Пятеро со мной, остальным – наблюдать.
Шестеро пегасов в броне, сделав круг над полем, спустились ниже, и шериф с удивлением узнал в одинокой пони Спектру Блоссом, Радужного Рыцаря.
По слухам, правое копыто Робина Хуфа, второе лицо в этой банде, разросшейся до настоящей лесной вольницы. Впрочем, насчет расширения численности банды шериф не был уверен: уж больно любили приукрасить количество нападавших ограбленные сборщики.
Увидев пегасов, кристальная пони остановилась и даже не попыталась приготовиться к обороне. Шериф тяжело приземлился рядом и направил собственное оружие на Радужного Рыцаря.
— Пришла брать меня на понт, чужеземка? — спросил он, гарцуя в полной броне облачных воителей. — Не надейся. Я не буду драться с тобой на земле.
— Нет, шериф, — произнесла кристальная пони, в голове которой уже созрел план, альтернативный всеобщей поножовщине. — Я сдаюсь.
С этим словами она стащила шлем и бросила его на землю. Тряхнула головой, отбрасывая назад заплетенные в косички радужные волосы...
Шериф неуместно подумал, что эта кобылица просто прекрасна. Несмотря на то, что явно жила в лесу последнее время.
Он мотнул головой, отгоняя ненужные мысли и сделал знак телохранителям приземлиться. До леса было уже довольно далеко, и разве что Робин Хуф мог бы попасть в пони стрелой с такого расстояния. Настоящий Робин Хуф, из легенды, а не это ничтожество.
Но лес безмолвствовал.
— Арестовать, — приказал шериф, указывая на Спектру, — и доставить по воздуху в Троттингем. А мы пока займемся остальной бандой.
Вернувшись в боевые порядки, шериф велел начать наступление. Но посланные разведчики, а после них и войска, вернулись ни с чем. Разбойники и сочувствующие им крестьяне должны были находиться там, шериф это доподлинно знал, но лес оказался пустым.
Робин Хуф не повелся на ситуацию с заложниками и снова ушел в глубины Шорвудского леса...
...Спектра Блоссом никогда бы не подумала, что ей придется сидеть в темнице. Да еще по обвинению в бунте против законной власти.
Ей, имперскому гвардейцу с безупречным послужным списком.
Грязная солома, заменяющая здесь кровать, была единственной защитой от холода, что шел от влажного пола и каменных стен. Неважной защитой, надо сказать. Спектра несколько раз вставала, чтобы походить и поотжиматься от пола просто с целью согреться, но прекрасно понимала, что скоро сил не останется. И что сон в такой камере будет беспокойным и тяжелым. И уж точно вряд ли узников шерифа будут баловать обильной и горячей пищей.
Конечно, Спектра всю жизнь прожила в окруженной льдами Кристальной Империи, но там у нее всегда был хотя бы зимний плащ. Не говоря уже о теплом шарфе и обуви.
Стражники шерифа же, вышелушив Спектру из доспехов, не оставили ей даже поддоспешной рубашки. И, конечно же, забрали седельную сумку с плащом.
Грела только мысль о том, что Робину и отряду удалось уйти в лес. Летучая гвардия шерифа не сунется под сень деревьев, тем более, после того как они получили столь богатую добычу — Радужного Рыцаря, новую легенду, рожденную народной молвой.
Спектра долго размышляла о правильности своего поступка. Она так и не решилась взять ответственность за то, чтобы пролить кровь пони на том лугу. Это было слишком. Одно дело, биться на турнирах и атаковать снежных чудовищ, но направить настоящее, острое копье на пони — это было чересчур.
Стража шерифа показала себя хоть и тренированной, но не слишком умелой, да и из подпевал местечковой власти разве что сам шериф представлял опасность, так что побег выглядел вполне реальной затеей.
Правда, план состоял вовсе не в этом, хотя как запасной тоже годился.
Под эти мысли Спектра провалилась в беспокойный сон, надеясь только не подхватить простуду в сырой и холодной камере...
...Спектра Блоссом находится в этом зале не первый раз.
После возвращения из злополучной экспедиции с полюса она давала показания, связанные с гибелью гвардейца Аметист Рейн.
Теперь же в Зале Правды вместо темно-зеленых кристаллов Воли возвышаются черные изуродованные друзы. И на троне Справедливости, откуда принц Морнинг Шейд творил правосудие, теперь лишь клубится тьма.
Знакомая Тьма с зелеными глазами, преисполненными злобы.
Спектра рванулась было, но обнаружила, что скована цепями. Все из тех же черных кристаллов.
Восемь пони, закутанные в черные плащи, грохочут накопытниками по залу и встают в ряд перед троном Справедливости.
Глаза из-под плащей также светятся зеленым.
— СПЕКТРА БЛОССОМ! — разносится по залу голос тьмы, и грохот накопытников почтительно смолкает. — ТЫ ОБВИНЯЕШЬСЯ В ТОМ, ЧТО ПОДВЕЛА И ПРЕДАЛА ВСЕХ, КТО ДОВЕРЯЛ ТЕБЕ!
Кристальная пони задыхается от возмущения:
— Я никого не предавала!
— Ложь... ложь... — звучат зловещие шепотки.
— ОПРОСИТЬ СВИДЕТЕЛЕЙ! — громыхает тьма, и по алому рогу пробегает лиловое пламя.
Трибуны зала Правды заполняются пони, появляющимися словно из ниоткуда.
Из-под капюшонов сыплются вопросы, которые Спектра боялась задавать сама себе:
— Где ты должна была быть, когда на Империю обрушилась беда?
— Отсиживалась в пещере, о «верный присяге гвардеец»!
— Твое место — среди нас, павших за своего повелителя!
Спектра с ужасом осознает, что восемь пони в плаще — это бывшие сослуживцы. Те самые, с кем Спектра тянула лямку службы, стояла на страже покоя принца, выполняла для него опасные поручения... С кем веселилась и пила вино после того, как все испытания были позади...
Но все они сейчас – мертвы и превратились в мрачные и холодные тени.
Голос с грифоньим акцентом произносит:
— И это она будет учить чести меня, никогда не преступавшего ни букву, ни дух контракта?
— Почему ты выжила, а я нет?! — кричит голос молодой кобылицы, подруги детства, увлечения юности — Аметист Рейн. — Почему у тебя была жизнь и любовь, а у меня не было?!
Спектра чувствует, как глаза предательски щиплет.
Аметист... Ловкая, умелая воительница, отважная сорвиголова и меткая лучница. И в то же время – верная, понимающая подруга и нежная шаловливка, в свои неполные девятнадцать умеющая подозрительно много...
— ...Ты бросила меня одного умирать среди льдов и теней... — Грин Васаби, едва узнаваемый от болезненной худобы, с ввалившимися глазами и полинявшей шерстью.
В зеленых копытах жеребец держит цветок. Но тот больше не светится радугой, а лишь оттенками серого, а стебли с шипами обвивают ноги любимого, в кровь раня потускневшую шкурку...
— ...Ты привела нас на смерть! — кричит Дарк Дестроер. Из его груди торчит стрела.
— ...На смерть... — вторит ему Свити Грейп, чья мантия пробита копьем прямо напротив сердца....
Вот Робин Хуф молча указывает на множество пони, что рядами сидят за ним. Всех их объединяет одно: затянутые петли на шеях.
Крошка Шейд не говорит, потому что сам превратился в клубящиеся тени, а золотистые глаза глядят безразлично и непонимающе.
«Назад, слезы, назад!» — твердит про себя Спектра Блоссом.
— И ТЫ СМЕЕШЬ УТВЕРЖДАТЬ, ЧТО ТВОЕ ДЕЛО — ПРАВОЕ? — гремит голос тьмы, и тени смыкаются вокруг.
Спектра молчит, опустив голову. Ей нечего возразить: она не знает, что случилось с Империей и всеми ее жителями, не знает, что стало с Робином и остальными.
Все это может оказаться правдой, и тогда...
— ВЫПОРОТЬ ЕЁ! – приказывает тьма.
И из рядов теней выходит самая большая, имеющая очертания могучего жеребца с тяжелым копьем на спине.
Топаз Спир. Простоватый жеребец, который никак не мог взять в толк, почему прекрасная Спектра предпочитает скромного торговца, а не его, могучего желтого красавца, гору мышц и обаяния.
Невидящим взором Спектра таращится на то, как с шипением разворачивается чудовищный кнут. Вьется, словно живой, тянется к пони, будто вожделея коснуться ее. С ужасом имперский гвардеец видит, что на черной лозе проступают шипы с поблескивающими каплями яда...
Страх сковывает кобылицу надежнее любых цепей.
...Звенит разбитое окно, и в зал вливается поток лунного света.
— Подними глаза! — вдруг говорит негромкий, но твердый голос.
Голос теней и призраков сливаются в неразборчивое шипение. Спектра делает усилие над собой и поднимает взгляд.
— Смотри на них, — продолжает голос, и Спектра видит, как в потоках лунного света в зал влетает молодая фестралка, облаченная в доспехи Лунной Гвардии, — Смотри! Это не твои друзья. Это не твои родные. Это — лишь твои страхи за них.
Спектра обводит взглядом всех присутствующих и видит, что бóльшая часть образов начинает утрачивать четкость и рассыпаться от лунного света. Лишь восемь теней и клубящаяся тьма остаются на прежнем месте, и мрачный голос разносится по залу:
— НЕ ВСЁ ЗДЕСЬ — ВСЕГО ЛИШЬ СТРАХИ!
Фестралочка приземляется рядом, и от удара копыт цепи Спектры разлетаются в пыль.
Теперь она видит, что это и вправду не Бэнши Свинг: другие очертания мордочки, меньше синевы в более светлой серой шерстке... да и кьютимарка другая: три ноты на фоне ночного неба.
— Я — Ария Миднайт, — улыбается фестралка, и голос ее эхом прокатывается по залу, заглушая шепоты теней. — И я здесь, чтобы помочь.
Тени бросаются вперед, но талисман, впаянный в нагрудник Арии, вспыхивает. От серебристого света режет глаза, и злобный вой теней вторит реву бессильной ярости, что издает кошмар на троне.
Но вдруг наступает тишина, прерываемая лишь свистом ветра.
Спектра открывает глаза и видит, что стоит посреди ледяной пустыни. Наверху сияют звезды и северное сияние, а изо рта вырывается пар при каждом выдохе.
— Тьма, питающаяся страхом, всегда лжет и показывает тебе то, чего ты больше всего боишься, — говорит Ария. — Не сдавайся, Радужный Рыцарь. Поверь, все не так ужасно, как тебе показали.
— Кто знает? — выдавливает Спектра Блоссом, которую эта фестралка, похоже, видит насквозь.
— Твое сердце. И хотя и беспокоишься о друзьях, в душе ты веришь в них. В них всех.
— Я их встречу еще раз?
— О да. И не раз. И хотя я не могу видеть будущее, но судя по их снам, они сумеют тебя удивить.
Спектра невольно усмехается.
— Представляю, в каком виде я снюсь этому охальнику Робину.
— И здесь тебя бы ждал большой сюрприз, Спектра Блоссом, — Ария Миднайт улыбается клыкастой и совершенно хулиганской улыбкой.
— Но... кто ты?
Ария Миднайт не отвечает и взлетает в темные небеса. Кажется, что ночная летунья встает на лунную дорожку и скачет вверх. Вот к ней присоединяется еще один силуэт, куда более массивный и грозный с виду...
Спектра еще стоит, задрав мордочку к небу. Пережитый страх находит себе выход в слезах облегчения, но Спектра не стесняется: тут, на полюсе, никого нет уже давно. Ни Империи, ни пони, ни даже йети: после исчезновения Метрополии им стало негде воровать пищу.
«Я не сломаюсь, — думает Спектра. — В грязи, одиночестве, холоде и голоде... Пока мои друзья живы — есть надежда. Пока жива я сама — она есть...»
...из сна Спектру Блоссом вырвал звук поворачиваемого ключа в старом замке дверного окошка.
Кристальная пони, к своей вящей досаде, обнаружила, что стучит зубами. От холода.
Тюремщик, пожилой единорог, за все время не проронивший ни слова, принес порцию белесой жидкой баланды и всунул ее в открывшуюся щель.
Из чего делалась вонючая похлебка, Спектра старалась не думать. По вкусу было похоже на картофельные очистки, сваренные в помоях. Кроме того, периодически в ней попадались дохлые насекомые, очевидно, позарившиеся на мерзкое месиво во время готовки.
— Что ж, — сказала Спектра вслух. — Лучшего все равно никто не предложит.
Сдерживая дыхание и рвотные позывы, она приступила к трапезе. Потому что для выполнения плана понадобятся силы, а сколько еще сидеть в этой камере, одним стихиям ведомо.
Радовало одно: мерзкое месиво, по меньшей мере, было горячим…