Темная и Белая жизнь
Акт 1.Глава 14 - Спасение
Арон закрыл глаза — вокруг него образовалась глубокая тишина пустынной улицы. Он представил себе смерть в образе огромной птицы с огненными крыльями. Она светилась, словно солнце в своем зените. Ростом была не больше сокола, ее клюв был невероятно остер, на голове, словно кисточки, в разные стороны расходились перья. Её хвостовое оперение напоминало павлинье, но перьев в хвосте было не очень много. Во время полета ее хвост пылал ярче всех остальных перьев, оставляя за собой огненную дорожку. Птица парила над Ароном, терпеливо ожидая… ожидая его…
Пришел сон, и огромная птица обвила его горящими крыльями, неся великолепное тепло. Но тут ее когти вонзились в него, разрывая на части…
Нет, это была всего лишь боль в сломанных ребрах, когда кто-то перекатил пегаса на спину.
С трудом раскрыв глаз, он увидел перед собой демона. В его оглушённом и доверчивом состоянии видение пони в маске демона напугало его до того, что он очнулся полностью. Соблазнительное тепло, секунду назад объявшее пегаса, испарилось, оставив тело бессильным и налитым свинцовой тяжестью.
— Это правда. Я говорил тебе. Здесь ребенок, прямо на снегу! — Демон поднял Арона на ноги.
Теперь, окончательно прийдя в себя, он увидел маску, которая была черна, как уголь. Это был Энтазис, король демонов.
Здоровым глазом Арон углядел вторую фигуру, в темно-зелёной маске, стоящую рядом.
— Пойдем! — настойчиво сказала демоница, ее голос сквозь ряд нарисованных острых зубов звучал глухо.
Энканис не обратил на нее внимания:
— Ты как?
Пегас не смог придумать ответ и решил сконцентрироваться на равновесии, пока незнакомец сметал с него снег.
Демоница бросила тревожный взгляд на улицу.
— Если мы не удержимся впереди них, то совсем завязнем, — нервно прошипела она.
— Мать моя кобыла, Холли, кто-то зверски избил этого ребенка. Да еще в День Зимнего Очага.
— Стражник, — умудрился прокаркать парень, чувствуя во рту кровь.
— Ты замерзаешь, — сказал Энтазис и начал растирать его, стараясь восстановить кровоток. — Тебе лучше пойти с нами.
— Не глупи, — возразил второй демон. — Он не в той форме, чтобы бежать через весь город. У нас и так проблем по горло.
— Он не в той форме, чтобы оставаться здесь, — отрезал Энтазис, продолжая с силой массировать тело жеребёнка.
Некоторое чувство возвращалось в тело, в основном жгучий колючий жар — мучительная насмешка над умиротворяющим теплом, которое Арон чувствовал минуту назад, уплывая в сон. Боль пронзала его всякий раз, как его копыта попадали на ушибы, но тело слишком устало, чтобы дергаться.
Демоница в зеленой маске подошла поближе и положила копыто на плечо друга.
— Нам надо уходить, Геррек! Кто-нибудь другой о нем позаботится, — уговаривала она, безуспешно пытаясь оттащить от пегаса Энтазиса. — Если они найдут нас здесь, то решат, что это мы его избили. И припишут ещё и это. А ты сам знаешь, что нам ещё лишней статьи не хватало.
Пони в черной маске выругался, затем кивнул и начал копаться под своим балахоном.
— Не ложись больше, — приказал он ему. — И иди в дом. Куда-нибудь, где сможешь согреться-
Достав из-за пазухи камень, он сунул его в копыта мальчику и после этого побежал со своей спутницей восвояси. Получил в копыта странный предмет, пегас взглянул на него. Он был настолько шокирован, что не знал, что сказать. В копытах он держал прозрачный, словно слеза, алмаз. Продав его, можно целый месяц спать на кровати в трактире, при этом не зная голода и холода. Но об этом надо было думать позже: сначала нужно как-то вернуться обратно в убежище.
Не знаю, сколько времени у него занял обратный путь. Ходьба немного согрела его, хотя копыта все еще были деревянными. Оглянувшись через плечо, он увидел, что каждый второй его след отмечен пятнами крови. Это странным образом подбодрило его: кровоточащее копыто лучше замерзшего намертво. Закрыв капюшоном мордочку, он шел дальше.
Он остановился у первого знакомого трактира, это оказался «Весельчак». Трактир был полон музыки, пения и праздника. Пегас не пошел в переднюю дверь, а обогнул трактир и попал на задворки. Там, в проеме кухонной двери, болтали две совсем молоденькие кобылки, увиливавшие от работы.
Опираясь о стену, Арон подковылял к ним. Они не замечали его, пока он чуть не налетел на них. Та, что помладше, подняла на него взгляд и охнула.
Он сделал еще один шаг.
— Может кто-нибудь из вас принести мне еды и одеяло? Я заплачу. — Он протянул копыто и испугался его дрожи. После того как он ощупал морду, копыто покрывали пятна крови. Во рту все горело, говорить было больно. — Пожалуйста!
Секунду девушки смотрели на него в ошеломленном молчании. Затем переглянулись, и старшая жестом велела второй идти внутрь. Младшая исчезла за дверью, не сказав ни слова. Старшая, которой было, наверное, около шестнадцати, подошла ближе и протянула ему копытце.
Он отдал ей алмаз и позволил копыту бессильно упасть. Девушка тоже исчезла внутри трактира, напоследок одарив его еще одним долгим взглядом.
Сквозь открытую дверь он услышал теплые суетливые звуки переполненного трактира: негромкое журчание беседы, прерываемое смехом, яркий звон бутылок и глухие удары о стол деревянных пивных кружек.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем девушки вернулись. Младшая несла одеяло, в которое было что-то завернуто. Он прижал его к болящей груди. Сверток казался удивительно тяжелым для своего размера, но его копыта дрожали даже от его собственного веса, так что трудно сказать точно. Старшая девушка протянула ему маленький твердый кошелек. Он взял и его, как смог, и убрал в тайный кармашек.
— Ты можешь, если хочешь, получить здесь место у огня, — сказала старшая.
Младшая быстро закивала:
— Натти не против. — Она шагнула к нему и взяла его под копыта.
Пегас отшатнулся от нее, едва не упав.
— Нет! — Он пытался крикнуть, но получился только слабый хрип. — Не трогайте меня. — Его голос дрожал не то от страха, не то от ярости, смутно отдаваясь у него в ушах. Он привалился к стене. — Все нормально.
Младшая из девушек начала плакать, бессильно убрав копыта.
— Мне есть куда идти. — Его голос сорвался, и, отвернувшись, пегас как можно быстрее заковылял прочь.
Он не понимал, от чего бежит — не от пони же? Это был еще один урок, который он выучил, может быть, слишком хорошо: пони означают боль. За спиной он слышал сдавленные рыдания. Казалось, прошла уйма времени, прежде чем он завернул за угол.
Направившись к потайному месту, где крыши двух домов сходились под навесом третьей, он как-то умудрился туда забраться.
Внутри одеяла обнаружилась целая фляга вина со специями и буханка свежего хлеба, притиснутая к яблокам размером больше двух его копыт. Он завернулся в одеяло и уполз от ветра и мокрого снега. Кирпич трубы за его спиной был божественно теплым.
Первый глоток вина огнем ожег пораненный рот пегаса, но второй уже щипал гораздо меньше. Хлеб был мягким, а яблоки еще теплыми.
Он проснулся в полночь, когда зазвонили все колокола в городе. День Зимнего Очага остался позади. Старый год миновал, настало начало нового года.
Всю ночь Арон провел в своем потайном месте, завернувшись в одеяло, а на следующее утро проснулся поздно и обнаружил, что тело его затекло и свилось в один тугой узел боли. Поскольку у него еще оставалась еда и немного вина, он решил сидеть в своем убежище — просто боялся, что свалится при спуске на улицу.
Был серый пасмурный день; сырой ветер, казалось, никогда не прекратится. Мокрый снег забивался под козырек нависающей крыши. Труба за его спиной была теплой, но не настолько, чтобы высушить одеяло или выгнать сырость, пропитавшую его шкурку и одежду.
Пегас быстро прикончил вино и хлеб, а потом провел немало времени, пытаясь растопить немного снега в пустую винную фляжку, чтобы напиться. Ни то, ни другое ему особенно не удалось, и в конце концов пришлось есть пригоршнями талый снег, содрогаясь от привкуса дегтя во рту.
После полудня, несмотря на раны, жеребёнок заснул и поздно ночью проснулся: его переполняло чудесное тепло. Он сбросил одеяло и откатился от разогревшейся трубы, чтобы потом проснуться на рассвете дрожащим и промокшим до костей. Чувствовал он себя странно: слегка пьяно и дурновато. Он снова подкатился к трубе и провел остаток дня, то впадая в беспокойный лихорадочный сон, то выпадая из него.
В его памяти не сохранилась, как ему — почти калеке, в бреду и лихорадке, — удалось слезть с крыши. Он не помнил, как прошел больше километра по Сальникам и Ящикам. Помнил только, что упал на ступеньках, ведущих в подвал Траписа, крепко сжимая в зубах кошелек с деньгами. Дрожащий, весь в поту, он лежал там, пока не услышал тихое шлепанье ног по камню.
— Что-что, — ласково сказал Трапис, поднимая путника. — Тс-тс.
Трапис ухаживал за пегасом все долгие дни его болезни. Он заворачивал его в одеяла, кормил и, поскольку лихорадка не прекращалась, купил какое-то горько-сладкое лекарство на деньги, которые пегас принес. Он обтирал ему мордочку и копыта, бормоча свое терпеливое тихое «что-что, тс-тс», когда Арон кричал в бесконечном бреду о мертвом отце, Кровавом Ордене и жеребце с пустыми глазами.
Наконец однажды Арон проснулся с ясной головой и без жара.
— О-о-охри-и-и, — громко заявил со своей койки привязанный Тани.
— Что-что, тс-тс, Тани, — ответил Трапис, укладывая одного младенца и забирая другого.
Ребенок по-совиному озирался большими темными глазами, но сам, похоже, головку держать не мог. В комнате стояла тишина.
— О-о-охри-и-и, — повторил Тани.
Пегас кашлянул, пытаясь прочистить горло.
— На полу рядом с тобой чашка, — сказал Трапис, гладя ребенка по головке.
— О-о-ох, о-охр-р-ри-и, и-и-их-хя-а-а! — проревел Тани, странные полувздохи рвали его крик.
Шум взволновал остальных, и они беспокойно завозились на койках. Сидевший в углу мальчик постарше, темно-синего цвета, закрыл уши копытами и начал стонать. Он раскачивался туда-сюда, сначала слабо, а потом все более яростно, так что, когда откинулся назад, его голова ударилась о голый камень стены.
Трапис оказался рядом, прежде чем мальчик успел себе серьезно навредить, и обнял его.
— Тс-тс, Лони. Тс-тс. — Раскачивания замедлились, но не прекратились. — Тани, ты же такой умный, а так шумишь. — Его тон был серьезен, но не суров. — Зачем ты устраиваешь неприятности? Лони мог ушибиться.
— Ве-ехни-и, — тихонько протянул Тани.
Арону показалось, что он услышал в его голосе нотку раскаяния.
— Я думаю, он хочет историю, — сказал пегас, сам удивляясь, что заговорил.
— А-а-а, — поддержал Тани.
— Ты этого хочешь, Тани?
— А-а-а-а.
Наступила тишина.
— Но я не знаю ни одной истории, — вздохнул Трапис.
Тани упрямо молчал.
— О-о-о-о-о-ори-и!
Трапис оглядел тихую комнату, словно ища повод избежать рассказа.
— Ну, — неохотно сказал он. — Прошло много времени с тех пор, как мы слушали историю. — Он посмотрел на мальчика, которого обнимал. — А ты хочешь историю, Лони?
Лони яростно и утвердительно закивал, чуть не попав Трапису по щеке головой.
— Будешь хорошим мальчиком, посидишь сам, чтобы я мог рассказать?
Лони перестал раскачиваться почти сразу. Трапис медленно отпустил копыта и отошел от него. Понаблюдав и убедившись, что мальчик не навредит себе, старик осторожно проковылял к своему стулу.
— Та-ак, — тихонько бормотал он под нос, наклоняясь, чтобы снова подобрать малыша. — Есть у меня история? — Он говорил очень тихо, глядя прямо в широко раскрытые глаза младенца. — Нет. Нет, нету. Помню ли я какую-нибудь? Тут уж лучше припомнить…
Он посидел пару минут, задумчиво баюкая ребенка.
— Да, конечно. — Он выпрямился на стуле. — Вы готовы?
Прошло пару месяцев, зима ушла, отдавая права весне. Все таяло и начинало дышать новой жизнью. Стоял яркий теплый день. Пегасы хорошо постарались, убрав облака и дав солнцу разгуляться по земле, дать тепло, которое она ждала очень долго.
Арон вышел из своего убежища. Глаз его восстановился, ребра срослись, нога снова стала здоровой. За эти два месяца пегас многому научился: как правильно попрошайничать, не подвергая себя риску, как можно получить больше денег, если использовать артистическое искусство, как украсть незаметно, чтобы тебя не поймали. И всему подобному пегас научился на улицах города.
Арон в этот день, как ни в чем бывало накинув на себя плащ и закрыв капюшоном голову, пошел в торговую точку в Сталлионграде. Оказавшись там, он присел у края крыши и наблюдал за людьми: искал для себя легкую наживу. Недалеко от трактира вышла желтая кобылка с коричневой гривой, на спине которой висел лук со стрелами. Сбоку на ремне позванивал мешочек.
Увидев свою жертву, пегас ловко спрыгнул с крыши на тротуар. Оказавшись внизу, он влился в толпу, обходя каждого аккуратно и не привлекая к себе внимания. Он приближался к своей жертве. Подойдя как можно ближе, он случайно притерся к ней сбоку, при помощи заготовленного ножа тихонько срезал петлю, на которой держался мешочек, и быстро убрал добычу под плащ. Он понимал, что это его единственный шанс сегодня поесть, что другого такого не будет. И дороги обратно тоже не было.
Та, отшатнувшись, отошла и посмотрела на пони в темном плаще.
— Эй, смотри, куда идёшь, ещё капюшон надел! – рявкнула она, недовольно покосившись на пегаса.
— Простите, – только и сказал серый пегас и дал деру.
Она удивлённо посмотрела на убегающего жеребёнка, а выйдя из транса, почувствовала что-то странное: чего-то не хватает. Осмотревшись по сторонам, она убедилась, что не хватало мешка с монетами. Разъярённая, она поскакала за пони в плаще.
— Стой! Если не отдашь то, что взял, хуже будет! – пыхтя и надрываясь, кричала вслед жеребёнку кобылка.
Арон не собирался останавливаться: он знал этот район, как все свои четыре копыта. Обходя каждый угол и закоулок, он оторвался от кобылки. Убедившись, что её нет рядом, он спокойно подбросил мешочек вверх и уже хотел поймать его, как стрела пригвоздила мешочек к стене. Не понимая, что случилось, и озираясь по сторонам, Арон заметил преследовательницу сверху на крыше, уже натягивающую ещё одну стрелу. Он решил бежать, но стрела снова просвистела над его головой и пришила к земле его плащ, лишив его возможности скрыться. Кобылка целилась так хорошо, что, не задев мальчика, утыкала стрелами весь плащ, так что он оказался в подобии тюрьмы.
Пытаясь вырваться из плена, созданного из плаща, Арон не паниковал — он старался держать себя под контролем. Он надеялся, что успеет выбраться и спастись. Он не собирался снова оказаться избитым и после выброшенным, как мусор. Ему уже удалось выбраться, но госпожа удача хотела, чтобы у него все было по-другому. Кобылка оказалась быстрее его и уже приблизилась. Она подошла к пегасу, нанесла один мощный удар, и тот вырубился, погружённый в темные ткани сна.
Нола собрала свои стрелы убрала их, забрала обратно мешочек. Подойдя к жеребёнку, она решила его немного обокрасть, так сказать, компенсировать её испорченный день. Она сняла с него плащ и увидела жилет, не очень дешёвый. Сняв и его, она очень удивилась тому, что перед ней был пегас. И не просто пегас, а совсем другой: вместо обычных крыльев с перьями у него были перепончатые. Она была взбудоражена: найти такой экземпляр в большом городе — очень большая удача. Не медля ни секунды, она накинула на пегаса плащ, забросила его на себя и унесла прочь.
Открыв глаза и почувствовав тупую боль в голове, Арон увидел перед собой сидящую на диване кобылку. Она скрестила ноги и откинулась на спинку дивана. Она смотрела хищным взглядом на пойманную жертву.
— Ну что, мой дорогой, как мы с тобой поступим?
Пегас начал лихорадочно озираться по сторонам, что-то ища. Он был в небольшой комнатке, где, кроме дивана, ничего не было. Сам он, как убедился, был привязан к стулу. Без плаща и жилета. Он вдруг заметил, что видит двумя глазами.
— Какой ты у нас особенный экземпляр. Мне стало так интересно! Когда я сняла с тебя плащ и увидела эти крылья, то не удержалась и решила немного поиграть с тобой, – заигрывая, кобылка встала провела и копытом по мордочке пегаса.
— Отпустите меня, – только и смог промолвить пегас взволнованным голосом.
— О, не волнуйся ты так, я буду нежной с тобой. Твой глаз... он так будоражит! – Она начала всматриваться в его левый глаз.
Вдруг дверь буквально вышиб коричневый жеребец с коротко стриженной гривой белого цвета.
— Нола, что ты тут делаешь, и что это за… – не договорив, он метнулся к пегасу и всмотрелся в его мордочку.
— Майлан, что за херня?! Пошел вон! — кобылка, рассвирепев, начала пинать жеребца.
Коричневый жеребец посмотрел строга на кобылку и нанёс ей один не очень сильный удар. Та, ошарашенная этим, упала на диван, держась за ушиб, и посмотрела на товарища. Испугавшись его взгляда, она не стала ничего говорить.
Майлан был зол на свою подругу за то, что та так поступила с жеребёнком. Он развязал пегаса и уложил на спину. Тот был слишком легкий для своего возраста. Так можно было и легко умереть от голода. Но мальчик теперь в безопасности, теперь он снова сможет поесть и выспаться и наконец-то перестанет бояться. Майлан повернул голову и проговорил:
— Всё будет хорошо, Арон, не бойся, всё закончилось, – и с этими словами он вышел из комнаты.
Когда Арон услышал эти успокаивающие, подбадривающие слова, он почувствовал, что его тело, расслабившись, отяжелело. И вскоре он провалился в глубокий сон, в объятия Морфея.
Продолжение следует.