Сияние души
Спринг-Фоллс
Наверное, в жизни каждого из нас есть что-то такое, что для нас имеет первостепенное значение, о чем просто необходимо поведать миру, вот только, пытаясь сделать это, мы сталкиваемся с неожиданным препятствием: то, что нам кажется важнее всего на свете, немедленно теряет свой высокий смысл и, облеченное в форму слов, становится каким-то мелким, будничным. Но дело ведь не только в этом, правда? Хуже всего то, что мы окружены глухой стеной непонимания, точнее, нежелания понять. Приоткрывая потайные уголки своей души, мы рискуем стать объектом всеобщих насмешек и, как уже не раз бывало, наше откровение будет гласом вопиющего в пустыне.
Спринг-Фоллс ― мой родной город. Построенный лет двести назад как шахтерское поселение, вскоре он разросся и стал провинциальным городком… почти забытым городком. Добраться сюда можно только пешком или на крыльях. Поезда не ходят, могли бы ходить, если бы был достроен Кинговский мост. На котором я кстати и нахожусь, лежу на одной из его опорных конструкций и любуюсь городком.
Мост должен был соединять одну часть скалы с другой, так как железная дорога не шла напрямик из Кантерлота к нам, а ответвлялась от пути в Кристальную Империю, а благодаря ландшафту дорога извивалась и прорезала скалы и холмы.
Строительство заморозили, сделав процентов тридцать работы, участки пути даже не соединены друг с другом. Если полететь или пройти вдоль нее, можно увидеть, как дорога то обрывается, то снова появляется вместе с заброшенными лагерями строителей. А добытые кристаллы и прочее сырье из шахт отвозят на больших телегах с тягловыми пони. Добыча скудная, так что промышленные масштабы доставки не требуются.
Вот так и живем в этом городке.
Как я уже говорила, я лежала на одной из опорных конструкций Кинговского моста. Ничего удивительного в этом нет, по крайней мере для пегаса. Это, можно сказать, любимое место всей молодежи городка, тут мы жалуемся на предков, попиваем сидр и, бывает, шалим.
Я не особо люблю этот мост, а тем более, когда кто-то, кроме меня и моих друзей, на нем ошивается. Я с радостью дремала бы в шалашике в своем тайном месте у озера Долгое, но сейчас мне хотелось посидеть наверху, чтобы ветер обдувал мои волосы и перья. А еще это самая высокая постройка, отсюда виден весь Спринг-Фоллс с его водопадом и дивными пейзажами.
Не понимаю тех, кто уезжает из этого городка. Как можно променять эту красоту на… не знаю, что там? Впрочем это неудивительно, я ведь не уходила дальше Синего леса и не поднималась так высоко, чтобы увидеть, что творится за горизонтом.
Солнце уже заходило за холмы, и его лучи разрезались верхушками елей. В приюте скоро начнется ужин. Лучше поспешить туда и помочь маме, а то опять придется есть остывшую пищу. Я перекатилась на бок и свалилась с балки вниз, пролетев несколько метров в свободном падении, я расправила крылья и спланировала над верхушками елей.
В городе стали зажигать светлячковые фонари, некоторые лавки закрывались, но рынок на площади еще работал. Если бы я не спешила, то могла бы приземлиться там и походить чуть-чуть. Может встретила бы своих друзей. Пролетев над городом, я приземлилась у ворот приюта и продолжила путь пешком. За калиткой меня встретил знакомый пейзаж: дедушкин сарай, сломанная скамья у фонарного столба, который кренился в сторону забора, и приют. Старое, как сам город, здание. Хоть оно и существует на дотации от правительства, денег на ремонт крыши нам не хватает. Также, как и на капитальный ремонт. Но все равно оно уютное, а когда у тебя там такая большая семья, то вообще не обращаешь внимание на мелкие недостатки.
Нужно лишь подстричь виноград, который обвил часть дома и лезет в окна.
Спустившись на кухню, а она находилась на цокольном этаже под столовой, я ощутила аромат маминой фирменной пасты. Миссис Попи, наша директриса, всегда говорила, что на моей маме держится весь приют. Она занимается стиркой, готовкой и воспитанием детишек. Сейчас она готовила ужин. На старых чугунных плитах фирмы “Фламелия” на горячих углях стояли кастрюли с чем-то ароматно-вкусным. Я подлетела к одной из них и открыла крышку, там варилась моя любимая паста. Я взяла вилку, намотала вкуснятину на нее и уже собиралась попробовать, как...
― Ай, больно! ― вскрикнула я от удара черпака по голове. На меня сердито смотрела синяя земная пони. Ее грива была перевязана банданой, чтобы волосы не попали в еду.
― Я тебе сколько раз говорила, не есть из кастрюли?! ― гневно вопросила матушка.
Я приземлилась на пол и, опустив взгляд, стала ковырять копытом плитку.
― Я все еще жду ответа, ― строго напомнила она.
― Я не считала, ― неразборчиво пробубнила я.
― Что-что?
― Я не считала, ― тихо повторила я.
― ”Яфилара?” Скажи уже нормально.
― Я не считала! ― громко сказала.
― А я считала. И ты порядка ста двадцати раз ела прямо из моих кастрюль и только десять из них с моего позволения.
― Ч… что? Как ты смогла это запомнить?! ― поразилась я.
― Когда ты несколько лет подряд кормишь ненасытные сиротские рты, ты запоминаешь даже то, сколько у тебя картофелин и целых тарелок. Надевай фартук и не забудь сеточку на гриву, не хочу, чтобы кому-то попалось северное сияние в тарелке.
― Ха-ха, как смешно. ― Меня не просто так зовут Нотерн Лайт, моя зеленая грива чем-то походит на северное сияние, в полете она также играет цветами и переливается от темных оттенков до светлых.
Я последовала ее просьбе и оделась, как надо.
― Что дальше? ― спросила я и тут же получила ответ. Мать дала мне тазик чая с лимоном и черпак.
― Как обычно, разливай чай, ― улыбнулась она.
Была глубокая ночь, три часа назад я помогала маме, миссис Попи и Саншайн Тарк укладывать воспитанников спать. Вскоре весь дом окутался тишиной, слышен лишь шелест деревьев снаружи. Спали все, кроме меня.
Я была “совой”, почти весь день я то и дело нахожу место, где бы поспать, а ночью меня невозможно загнать в постель, я брожу, как призрак, до трех или до полчетвертого по дому и округе.
Я вылезла через окно на улицу, где меня встретил свежий прохладный воздух. Источником света ночью были луна и звезды, в таких условиях я очень хорошо ориентируюсь. Мне послышался глухой металлический стук, как будто кто-то бил чем-то по металлу. Посмотрев по сторонам, я заметила, что в сарае горит свет. Помимо меня, допоздна любил засиживаться дед. Я спланировала с крыши к воротам и заглянула внутрь.
Фил. Так звали моего дедушку, это был пегас зеленоватого цвета, куда старше миссис Попи. В приюте он был слесарем, дворником, учителем физкультуры, ну и мужским началом в нашей большой семье. Трое жеребят-сорванцов занялись мелкими кражами ― старик Фил берет воспитательную беседу на себя. Сломалась плита ― деда тут как тут. Когда мне стукнуло четырнадцать, и мне стали симпатичны жеребчики, деда рассказал о “птичках и пчелках”.
Сейчас он что-то делал с креслом-каталкой Пени, малышки-инвалида, живущей у нас.
― Привет, дедушка.
― О… привет, Нотерн, ― радостно ответил он. ― Что, отправляешься патрулировать ночные улочки города?
― Да, тип того. Шляюсь по крышам и гоняю домушников. А ты чем занят?
― Да вот пытаюсь починить эту в хлам мертвую коляску. Пени жаловалась, что колеса стали плохо проворачиваться, вскоре они просто отвалятся и все. Ты посмотри на эти ржавые спицы… Эх…
― Может скинемся и купим новую, ― предложила я.
― Конечно можно, но вот только Пени придется подождать, либо какое-то время сидеть в постели, либо нам нужно будет носить ее во двор на копытах.
― Я попрошу друзей, они поделятся со мной лишней мелочью, я найду деньги, не переживай.
― А я и не переживаю, внучка, ― весело ответил он. ― И не такое дерьмо случалось. Как-то лет тридцать назад сломался у нас котел, а это было страшной февральской зимой… Я помню, как все жеребята собрались в нашей гостиной и грелись возле камина. Я целые дни проводил на улице за колкой дров, одну ель за другой… вот это были трудности, Нотерн, не то, что сейчас. Надо лишь написать в Кантерлот бумажку, и, может быть через год, нам сделают ремонт.
― А почему мы этого не делаем?
― Спроси гордую Попи, которая не хочет быть обузой для Кантерлотского правительства. Дискорд ее побери! Это их работа, также, как наша работа ― следить, чтобы жеребята не передохли от холода и голода, ― он снова вернулся к каталке.
― Ладно, я пойду погуляю перед сном.
Я пожелала дедушке доброй ночи и, выйдя из сарая, взмыла ввысь. Люблю ночные полеты. Ночь ― время, когда все в мире затихает. А ты летишь в этом темном мире тишины в свете луны.
Разум буквально освобождается, давая потоку мыслей выйти. Вот я долетела до Спринг-Фоллса. Приземлившись на крышу одного из домов, я стала мирно прохаживаться вдоль улочек, иногда спускаясь, чтобы полюбоваться красивыми нарядами в бутиках. Я смотрела на эти манекены в модных платьях и представляла себя в них. Как буду кружиться в вальсе на каком-нибудь светском балу, и воображение брало верх над телом. Я закружилась в воздухе и врезалась в столб.
Хихикнув от собственной неуклюжести, я полетела дальше. Еще в жеребячестве я интересовалась другой жизнью, жизнью за городом; как живут пони в Кантерлоте, правда ли, что под Клаудсдэйлом всегда идет дождь и многое-многое другое. Иногда я брожу в Синем лесу, через него проходит дорога в остальной мир, по ней ходят торговцы и простые путники. И гуляя там, я хочу решиться просто выглянуть, чтобы увидеть, что там за садовой оградой.
― А это кто у нас там? ― Я увидела маленькую мордочку, выглядывающую из окна. Я спустилась ниже. Это была Диди, дочь сапожника, маленькое чудо города, беленькая единорожка с розовой, как жвачка, гривой. Все в городе знали ее по широкой улыбке и чудному голоску. Когда она ходила по улочкам и распевала детские песенки, даже у самых суровых шахтеров, которые по несколько часов не видят света, улыбка поднималась до ушей. Эта пони не боялась запачкать копыта грязью и всегда вставала на защиту слабого, а ей всего восемь.
И сейчас она была чем-то расстроена.
― Привет, ― поприветствовала я ее и села на карниз. Она даже не испугалась моего появления.
― Привет, Нотерн, ― она попыталась улыбнуться, но в ее голосе слышалась горечь.
― В чем дело, красотка, я думала малышка Диди никогда не грустит.
― Я думаю, Нотерн. Сегодня утром мама сказала мне не петь и не прыгать, как обычно. Я спросила почему, и она сказала мне. Вчера вечером умер старый пони, я видела его, когда гуляла, он вечно возился со своими гортензиями. Она сказала, что сегодня панихида, и будет лучше, если я сегодня не буду петь.
― Так в чем проблема? ― спросила я. Она выдержала паузу и прошептала.
― Мне страшно, Нотерн.
― Боишься смерти? ― спросила я, и она кивнула.
― Что там? Что нас ждет… я не могу представить себе то место, куда я отправлюсь. Когда я представляю, как я закрываю глаза и вижу лишь темноту… я вздрагиваю от каждой такой мысли.
― Все мы думаем об этом. Рано или поздно, часто или когда кто-то умирает. Но одно я поняла, мы должны жить, как можно ярче и веселее. Ты не бери это в голову, малышка, ― потрепала я ее нежную гриву. ― Тебе еще рано об этом думать. Да и незачем.
Видимо, мои слова ее приободрили. ― Так что заканчивай с этим и сегодня утром выйди на улицу, и пой, чтобы у пони не было угрюмых рож.
― Доброй ночи, ― я слетела с карниза и полетела дальше. Темы, которые беспокоят Диди меня давно не волнуют. Это знают все мои друзья.
А вот это интересно. Дом на тридцать восьмой улице, в него кто-то заселяется прямо сейчас.
Новенькие в нашем городе это диковинка, обычно наоборот, из городка кто-то уезжает. Надо поприветствовать их. Интересно, почему они заселяются ночью?
Это была семья. Бородатый жеребец земной пони с шерсткой цвета спаржи и русыми волосами, розовая, как вата, единорожка с белой гривой и их дети: маленькая кобылка без кьютимарки каштанового цвета и ее брат, мой ровесник, единорог цвета спаржи, как и отец, с плотно уложенной прической и очками, через которые видны его голубые глаза. Рядом с ними стояла мэр и что-то объясняла взрослым. Малышка осматривала здешние клумбы, а ее братец… я забыла сказать, что рядом с госпожой мэром ошивалась ее дочь. Фиолетовая кобылка с белой, как снег, гривой, звали ее Лара.
Не скажу, что считаю ее своей подругой. Она думает, если ее мать мэр, то она унаследует эту должность и будет тут свои законы продвигать, уже много раз она говорила, что не собирается помогать приюту. И поэтому она так носится со своей матерью, даже в такую позднюю ночь.
Так что она и ее компания друзей, не те пони, которых я вообще хотела бы видеть. Я подлетела поближе и засела в листве дерева, подслушивая, что Лара говорит о нашем городке.
― У нас очень много клубов: шахматные, книжные, любители крикета. И еще куча других, и я являюсь президентом каждого, ― она хвасталась вовсю, терпеть не могу ее зудящий голос, как будто у нее гайморит.
― Вау, классно, я люблю играть в шахматы, ― хрипло ответил жеребчик, поправляя свои очки. ― А где у вас можно, ну не знаю… что с лесом у вас?
― С лесом? А зачем тебе лес? ― насмешливо спросила она. ― Там ничего интересного, клещи, всякие животные, фу… почему ты интересуешься?
― Ну, я люблю гулять на природе, там столько интересного, вот, ― он достал книгу, на которой была изображена божья коровка.
― Фуу… ― Лара с отвращением прикрыла мордочку копытом. Но, видимо, новенький не заметил ее реакции.
― Я люблю ловить всяких жуков и бабочек, у меня целая коллекция, ― он убрал ее обратно. Я, как и мой отец, хочу быть ученым, только он у меня геолог, а я хочу изучать зоологию, энтомологию и ботанику. У вас есть такой кружок?
― Хм... дай подумать. Нет, но думаю, ты можешь его основать, хотя навряд ли тут кого-то это заинтересует.
Она сказала это так, как будто весь город населен ее двойниками.
Он посмотрел на улочки. ― А что вы скажете о местных? Ну, посоветуете с кем мне познакомиться или расскажете о здешних хулиганах.
― О, это легко, приходите к двум часам ко мне домой, у меня будет чайная вечеринка с моими друзьями, я познакомлю вас. Стиль одежды: деловой.
― И там собираются все подростки?
― Ну, не совсем, есть еще Нотерн Лайт и ее компания: “Бойцовские коты”.
― “Бойцовские коты” и Нотерн Лайт? ― переспросил он.
― Да. Они собираются на старом недостроенном мосту и занимаются непонятно чем. А Нотерн, ну… местная особа, она живет в сиротском приюте на окраине города и… просто бездельничает, я ни разу не видела ее хоть за какой-то общественной работой, она только и делает, что дрыхнет на мосту и бродит по ночам. Кстати об этом. Ты любишь спать с открытыми окнами или с закрытыми?
― Летом с открытыми. А что?
― Как я уже говорила, она любит бродить ночью, и любой пони в городе знает, что Нотерн имеет привычку залазить в открытые окна... ― я повисла над единорожкой, ухватившись задними ногами за ветку. Новичок заметил меня и хотел что-то сказать, но я подмигнула ему и помахала копытом, чтобы он не выдавал моего присутствия. ― ...Я не знаю, что ей там нужно, ― Лара продолжала катить на меня бочку. ― Но если она проберется ко мне, то я…
― ГАВ! ― я ухватила копытами ее за круп.
― Ааа! ― громко вскрикнула она и отскочила на несколько метров, заставив всех вокруг оглянуться на нее.
― Ха-ха-ха, ― смеялась я, пока Лара сверлила меня взглядом. ― Эта шутка не перестает работать с Ночи Кошмаров, когда ты была цыпленком.
― Это НЕ СМЕШНО! ― крикнула она.
― Тише, ты ведь не хочешь разбудить жителей своим воплями, ― осуждающе сказала я.
Она лишь злобно шикнула на меня. Я перевела взгляд на новенького, по его морде было видно, что он занервничал.
― Привет, я Нотерн Лайт, а твое имя… прости, я подлетела слишком поздно.
― Эмет, ― нервно ответил он. ― Просто Эмет.
― А меня Афрозия зовут, ― вмешалась мелкая пони. ― А вы классная, не то, что та кобылка, ― она указала на Лару. ― Она зануда.
― Хи-хи. Да, я тоже так считаю, ― малышка вылезла из клумбы и побежала к маме. ― На улице глубокая ночь, не рановато вы приехали? Обычно приезжают днем или вечером.
― Мы планировали приехать к вечеру, но задержались, и получилось вот так.
― Вот как, ну с другой стороны хорошо, что так вышло. А то я проспала бы все самое интересное, ― улыбнулась я.
― Так значит ты та пони из приюта, да? ― с опаской спросил Эмет. ― Ты сирота?
― Я? Нет. Просто я там живу, моя мама и дедушка там работают, и приют нам как дом, я помогаю им по хозяйству. ― Он кивнул. ― Я немного подслушала ваш разговор. В лесу классно, особенно летом, не жарко и не холодно, много полян, можно устроить пикник или палаточный лагерь. И нет, я не член “Бойцовских котов”. В далеком детстве я была их предводителем, но… ― меня бросило в дрожь. ― Я ушла оттуда и редко появляюсь. Ребята там веселые и добрые, они тебя примут, просто скажи, что ночью тебя посетила Нотерн Лайт.
― Не слушай ее, ― вмешалась Лара. ― Эта шайка ― хулиганы и лодыри! Ты пойдешь по пути в пропасть.
― Да ладно, а кучка снобов прям такие добродеятели, пришли бы вы хоть к сироткам, устроили бы им дружеский матч в шахматы или в книжный клуб приняли.
― Принять этих… этих… я даже не знаю культурного слова, ― ее щеки покраснели от злости.
― Хи-хи. Ну выбор за тобой, мои ребята всегда рады новеньким, первое время тебя будут звать “новичок”. И обряд посвящения: съесть тройной “Чиз Тэйсти”.
― Кушать я люблю, ― ухмыльнулся Эмет. ― Так вы тусуетесь на том мосту?
― Да, ― вмешалась Лара. ― Они называют его Кинговским, даже краской написали на нем название. Может скажешь, почему он так назван? И по чьей вине!
Я перелетела через Эмета и приземлилась перед Ларой, сделав грудь колесом и расправив крылья.
― Не смей об этом говорить, поняла?! ― грозно прошипела я сквозь зубы. ― В этом не было и не будет моей вины.
Она сделала пару шагов назад. Кажется, поняла намек. Я обернулась и увидела обеспокоенное лицо Эмета.
― Ничего страшного там нет. Просто не заходи за красную линию ― это моя территория.
― Какую линию?
― Увидишь, ― сказала я.
― Хорошо, а ты там будешь? Ну, со своей бандой?
― Я же сказала, что уже не являюсь ее членом и вообще, я предпочитаю одиночество. До встречи, надеюсь, тебе понравится наш маленький городок, в нем много тайн, ― я расправила крылья и взлетела. Я думала вернуться в приют, но, пожалуй, загляну на мост перед этим.
Надеюсь, Эмет выберет правильную сторону, он вроде хороший паренек, не хотелось бы, чтобы его испортили, хоть он и приезжий.