Кобылки дедушки Рича
Глава 1
Одинокая серая пегасочка неумело кружила над снежными сугробами, пролетая по какой-то странной, никому не понятной траектории, нарушающей все законы «правильного» полета, прививаемого всем пегасам ещё в раннем детстве. Просто счастье, что она ни в кого не врезалась. Понивилль еще толком не проснулся, но почтальонка была одной из тех славных «ранних пташек», которые обходят или облетают город, честно отрабатывая свою скромную зарплату. Так что на её пути не нашлось достойных препятствий, в которые пегасочка могла бы врезаться.
Сегодня – удивительное дело! – с Дерпи случился кратковременный приступ аккуратности. За те десять минут, которые ей потребовались, чтобы забросить все-все-все газеты по домам еще не проснувшихся пони, она не попала никому газетой в голову и даже забора никому не сломала. Утро было таким ранним, что этого никто не видел. А если кто-то и увидел, то ему всё равно никто не поверит, так что пегаска полетела себе дальше, сверившись с адресами, наглухо вбитыми в её лихую голову.
Она пролетела через весь город, но у неё остались адреса, находящиеся за его пределами. Дом Флаттершай, например. Дерпи кинула в её почтовый ящик целых четыре письма и тут же сделала свой традиционный промах – вместе с письмами в почтовый ящик отправилась небольшая посылка на День Согревающего Очага. Что-то хрустнуло, и серая оберточная бумага потемнела от влаги. Несколько капелек попали неуклюжей почтальонше на копытце. Дерпи с удивлением его лизнула. Сладкое.
Со второй посылкой ничего плохого не случилось. Дерпи на всякий случай швырнула её о землю, просто чтобы убедиться, что там нет ничего хрупкого. Осталось только отдать её адресату — раз там ничего не разбилось, то ей за это ничего не будет.
Адрес на посылке уводил пегаску в другой конец города, туда, где стоял трехэтажный особняк в неоготическом стиле, который не смог ужиться среди простых и маленьких понивилльских домиков. Говорят, его создатель был родом из Мэйнхэттена и умер много лет тому назад. С тех пор особняк долгое время пустовал, обрастая плющом и страшными легендами. Пони не любили это место – слишком удручающе на их светлый разум действовала железная крыша, отделка из черного кирпича и окна, ржавые и покрытые толстым слоем пыли. Жеребята частенько пролезали в особняк, чтобы еще больше напугать себя и убедиться в том, что это место проклято.
Позднее этот дом купил один бизнескольт, и все слухи сами собой затихли, потому что за несколько лет в нем так никто и не умер.
Дерпи собралась положить посылку в почтовый ящик, но вдруг вспомнила: за то, что посылка получена, адресат должен расписаться! Пегасочка постучалась в дверь особняка, начисто забыв о чувстве самосохранения.
Дверь ей открыла единорожка. В другие времена, когда Твайлайт Спаркл еще не была принцессой, Дерпи была такой же молодой и красивой. Хотя она не пользовалась таким количеством косметики и не носила на ножках колготки в толстую сеточку. По крайней мере, не у всех на виду: кобылки в одежде смотрелись куда вульгарнее, чем без неё, что казалось пегаске довольно странным.
— Привет, Кривоглазка, — дружелюбно поприветствовала её пони в вульгарной одежде, — что нового?
Дерпи держала в зубах посылку.
— О-о. Это мне? Как мило, — кобылка грациозно попыталась перехватить посылку с порога, но пегасочка сделала шаг назад. Пони озадаченно на неё посмотрела.
— Не мне? А кому?
Дерпи показала ей посылку — с безопасного расстояния. Пони прочитала имя адресата и, понимающе кивнув, протянула копытце.
— А, так это мистеру Ричу. Он здесь живет.
Дерпи кивнула, но посылку не отдала. Кобылка вздохнула.
— Послушай, он не сможет выйти, чтобы расписаться, — Дерпи понуро опустила голову, но кобылка продолжила: — я могу это сделать за него. Мне можно. Я ему отдам, честное эквестрийское.
Дерпи подумала. В общем-то, бесчестных пони ей никогда не попадалось, так что да, почему бы и нет? Единорожка черканула подпись, забрала посылку и попрощалась с почтовой пегаской, помахав ей забытым бланком.
Посмотрев на собственную подпись, пони нахмурилась. Какая-то маленькая она, несерьезная. Январская фотосессия начнется через несколько недель, и последнюю страницу праздничного календаря журнала "Apartments" должна украшать большая, вычурная каракуля на фоне молодой и красивой кобылы в облегающем платье и колготках.
Единорожку звали Январь — если верить журнальным подшивкам, мисс Январь прошлого года. Ну, на самом деле у Январь было имя, но согласно политике журнала оно печаталось где-нибудь на заднем фоне маленьким шрифтом. Пони не жаловалась: она не отличалась особенной косноязычностью или титанической глупостью, чтобы мозолить глаза всему миру «сольной» карьерой. Лишняя популярность ей была ни к чему, её и так многие жеребцы в лицо узнавали.
Да и не только в лицо.
Январь захлопнула дверь: всё же, на дворе далеко не май, и стоять в розовой пижаме на морозе весьма неуютно. Некоторое время она колебалась. Стоит ли смотреть, что находится в посылке? Мистеру Филти Ричу это не понравится. Наверное. Январь не совсем была в этом уверена, как и в том, сможет ли он каким-то образом выразить свое недовольство. Наверное, сможет.
Решив пока не торопить события, она положила посылку на журнальный столик. Особняк проснётся в полдень, когда Декабрь приготовит завтрак. А очень важные пони подъедут ближе к вечеру. Подготовка ко дню Согревающего Очага обещала быть особенной.
Прислуги в доме Филти Рича не было. Да, он мог позволить себе целый штат из уборщиц, мойщиц посуды, трубочисток и спинкочесательниц, заставить их носить корсеты, юбки или обмотаться туалетной бумагой на манер мумий из Найтмэр Найт, но право слово, зачем, если каждые три месяца в доме живут три самые прекрасные кобылки на свете? К тому же эти три месяца были единственным временем в году, когда эти самые кобылки хоть немного работали. Получалось что-то вроде каникул наоборот.
Январь занималась бухгалтерскими отчетами — докторская степень по экономике ей позволяла. Декабрь убиралась, стряпала всякую вкуснятину (высшее образование для этого не требовалось, хватило пары лет работы поваром в школе) и приглядывала за порядком. Февраль бегала по широкому двору с огромной белоснежной впадиной на месте бассейна и ловила снежинки языком. Адвокату мистера Рича такое распределение труда казалось справедливым.
Обычно первой вставала Мисс Декабрь. Январь почему-то считала, что этой земнопони с вьющейся гривой — темной, как смоль — следовало прибавить в весе пару-тройку сотен килограмм. Декабрь была самой старшей из всей сезонной троицы и суровые годы, проведенные поваром в школе весьма негативно сказались на её психике. Она обожала ворчать. Ворчать постоянно, без остановки и вспоминать любую, даже самую малейшую оплошность при виде другой. Чаще всего она цапалась с мисс Январь.
— Эй, там, на втором этаже! — прикрикнула она, едва часы пробили полдень, — не побрезгует ли Ваше Величество проследовать к общему корыту?!
Январь в ответ только потянулась и прикрыла ушки розовой подушкой. Крик декабрьской земнопони доносился из кухни на первом этаже, располагавшейся как раз под её комнатой. Что ни говори, а звукоизоляция в особняке ужасная. Мало того, громко скрипит деревянный потолок, как будто на чердаке кто-то бродит. Кто-то очень тучный, Призрак Жирнопони, не иначе.
Пришлось вставать.
— Ешь давай, — бросила ей Декабрь. Пегаска хлопотала у плиты, а молодая пегаска с ярко-зеленой гривой пожевывала вареную зеленую субстанцию
.
— Фу, — Январь скривилась, брезгливо высунула язык и подошла к общему столу.
— Ты вроде обещала никого не кормить болотной жижей?
— Это овощной суп, — не отвлекаясь от стряпни, ответила Декабрь. Голубенькая единорожка с интересом посмотрела в свою тарелку, а Январь к своей даже не притронулась.
— Ни за что бы не догадалась, — буркнула она, — а... — она обратила внимание на холодильник. Календарь оповестил её о Неделе Брокколи.
Январь вздохнула. Очередная неделя в череде недель дурацких диет. Кажется, их ввели после несчастного случая с позапрошлогодней мисс Август.
— А бутербродов нет? — как бы невзначай спросила Январь.
— В помойке поищи, — ответила Декабрь, — с сегодняшнего дня у нас брокколи. Ешь, что дают, и радуйся. Мне тут говорили, что осенним целый месяц скармливают редис.
— О как, — понимающе протянула единорожка, — ясно-понятно. Кто-то хочет, чтобы мы здесь подохли, да?
— Рот закрой, — бросила ей земнопони, — Знаешь, как сложно приготовить что-нибудь съедобное из брокколи?
—У тебя получилось! — подала голос Февраль. Он оказался настолько неестественно звонким, что обе старшие кобылки невольно вздрогнули.
— Я знаю, красавица, у меня всегда получается, — достойно улыбнулась земная пони, — в начальной школе научишься конфеты из репы делать, чтобы жеребята не ревели.
— Что ж тебе там не сиделось... — пробурчала Январь. Она осторожно пригубила горячую жижу, и с неохотой про себя признала, что готовит Декабрь очень и очень даже.
— Есть можно, — покривила душой единорожка, — а мистер Лоу уже приехал?
— Ага, — кивнула Декабрь, — он у дедушки Рича в кабинете. Сказал, за ним скоро приедет Фотофиниш. Так что времени у тебя час от силы. Даже два. Приведи себя в порядок и приберись в комнате, твой свинарник первый на очереди.
— А потом и наши! — опять влезла пегасочка.
— Потом будет фотосессия во дворе. А потом с дедушкой...
Январь изумленно подняла бровь.
— Серьезно? Они хотят его фотографировать? Зачем?
— Не знаю. Спроси у Лоу. Только не забудь....
— Прибраться в свинарнике. Да-да, — Январь ускакала наверх так быстро, что, скорее всего, нашла себе занятие поинтереснее.
— Постучаться не забудь, дура! — крикнула ей Декабрь.
Жеребец по имени Лоу много лет прослужил адвокатом у Филти Рича. Тот еще в молодые годы сколотил состояние на кучке всяких сомнительных предприятий, так что его права, как права всякого богатого пони в Эквестрии, следовало защищать в первую очередь. Впоследствии между двумя джентльпони установились дружественные отношения, которые с годами лишь укрепились, так что именно ему Рич поручил принять свои дела после смерти. Лоу был ненамного младше своего друга, может, на год или на два. В отличие от Филти, он еще бодро шагал по этой земле и разумом не повредился — или повредился с минимальным ущёрьом для своей работы.
Январь захватила с собой утреннюю посылку от Дерпи: похоже, что на неё никто так и не обратил внимания. Она поднялась на третий этаж и прошла через коридор, каждая дверь в котором была закрыта, а многие даже наглухо заколочены. Кроме одной, самой большой и красивой.
Единорожка постучалась в неё. В отличие от остальных, с этой хотя бы паутину счищали.
— Да, кто там? — раздался нетерпеливый голос, и Январь с извинениями прошмыгнула в спальню...
— Что случилось? — оказалось, что Лоу пришел не один. С ним навестить мистера Рича пришел доктор, который как раз замерял ему давление.
— Всё в порядке, доктор Стейбл, — ответил ему адвокат, — это одна из наших работниц. Ничего страшного?
— Нет, что вы, — добродушно улыбнулся ему доктор-единорог. — Хотя если кто-нибудь узнает…
— Табун журналистов похоронил беднягу еще в прошлом году, — кивнул ему Лоу. — Его состояние вряд ли станет сенсацией.
— Всё так плохо, сэр? — невольно вырвалось у Январь. Всё-таки перспектива остаться без работы в ближайшем будущем её совсем не радовала.
Январь, как и Декабрь, не была новенькой: они помнили Филти Рича в здравии, и тогда он произвел на них исключительно приятное впечатление. Да, в нем оставалось что-то от старого дельца, игравшего на бирже и сколотившего миллионы золотых монеток на продаже журнала с пошлыми картинками. Свои замашки «Акулы бизнеса» он оставил в прошлом, как и все свои наиболее рискованные дела, превратившись в славного старикана на заслуженном отдыхе. С кобылками он вел себя учтиво, и, что особенно важно, даже самые развязные кобылы чувствовали себя с ним настоящими леди.
Мистер Рич не походил ни на одного из тех извращенцев, которых еще носила (почему-то) эта земля. С кобылками помоложе и чуть постарше он вел себя как дедушка. Гордился их успехами, помогал в трудной ситуации — и морально, и финансово... мог себе позволить, как и приступы филантропии, дающие богатому пони статус в обществе и возможность уклониться от налогов. Было что-то в старике от утопического принца из самых прекрасных сказок для маленьких кобылок, правда, «принц» сей был, увы, весьма староват, что еще больше вводило повзрослевших «принцесс» в отчаяние.
— Давай-ка отойдем, — старый жеребец подпихнул Январь в бок и вышел следом за ней.
— Старина Филти долго не протянет, — быстро и полушепотом произнес он. — Неделю, или две, но не больше. Ни для кого это не новость, но постарайся не кричать налево-направо, хорошо?
Единорожка кивнула, а Лоу опустил глаза и тяжело вздохнул:
— Да уж, никогда бы не подумал, что он протянет до конца года. Отдел маркетинга предлагал сделать этот выпуск особенным — оттянуть выпуск до смерти создателя "Apartments", повесить его фотографию на обложке, помним-любим-скорбим и всё такое, но в самом деле, кто захочет покупать глянцевый некролог?
— Журнал закроют?
— Еще чего! — фыркнул адвокат. — Скорее Кантерлот вниз свалится. Рич отошел от дел еще полгода тому, когда заработал первый инсульт. Сейчас журналом совет директоров заведует, так что без работы никто из нас не останется, не бойтесь.
Январь понимающе кивнула. Хорошо, если так.
— А его будут фотографировать?
— Обязательно, — серьезно сказал Лоу, но всё же признался: — я бы не хотел тревожить Рича, но жеребец, у которого кобылы меняются каждые три месяца не имеет права уйти из жизни на правах растения.
— Ясненько. Кстати, тут прилетело утром... — спохватилась она, протягивая адвокату маленькую посылку в кинетическом поле.
— Что это?
— Почта. Филти Ричу, судя по всему.
— Судя по всему, — повторил Лоу. Старый понь внимательно изучил адрес, и, не сказав ничего, кроме «Спасибо», поспешил удалиться в кабинет. Может быть, кобылка бы и обратила внимание на его озабоченный вид, но звонок колокольчика не дал ей этого сделать. Развернувшись, Мисс Январь нос к носу столкнулась с Декабрь.
— Ну, что там с ним? — без лишних церемоний спросила она. Январь вкратце пересказала ей свой разговор с Лоу. Земнопони кивнула.
— Жалко старика, — помолчав немного, произнесла Декабрь, — пойду хоть супа ему принесу.
— Ты хочешь раньше времени его угробить? — Январь осеклась. Она вовсе не хотела этого говорить, слова сами собой сорвались с языка. С ней такое иногда бывало, и, как правило, она потом жалела о сказанном, хотя извинялась редко.
Реакция Декабрь была неоднозначной. Земная кобыла больше походила не на образец сексапильности и идеальной фигуры с толстым и упругим крупом, а на многодетную мать-кобылу, очередное чадо которой где-то набедокурило. Её усталый взгляд окинул сконфуженную модель с гривы до копыт и остановился на глазах, по мнению Декабрь, весьма бесстыжих.
— Твою комнату я убрала, — устало сказала она, — у тебя через десять минут фотографы будут свои причиндалы осветительные ставить, так что одевайся и жди мадам Фотофиниш. И помоги одеться младшей, ей надо залезть в новый корсет.
Январь неловко, почти виновато кивнула.
— Свинья, — бросила ей напоследок Декабрь и ушла, оставив единорожку размышлять над своим поведением и оправляться от хоть и словесной, но весьма хлесткой пощечины.
Фотография сделала особняк журнала «Apartments» вожделенной мечтой многих жеребцов. В её рамках не существует заколоченных дверей и покрытых застарелой плесенью стен, как нет и того свинарника, который частенько устраивает в своей комнате мисс Январь. Фотография же превратила Филти Рича в образец для подражания, причем весьма достойный: так трудиться, чтобы провести остаток жизни в прекрасном особняке с прекрасными кобылками... Никакая фотография, правда, не сможет показать громкий храп мисс Декабрь или попытки мисс Февраль поковыряться в носу. Кстати, без усилий профессиональных стилистов модели выглядели бы обыденно и скучно — такими, какие они есть, так что реальность, какой бы жестокой она ни была, из года в год селила свору ворчливых, неряшливых и глупых кобыл в полузаброшенном особняке, владелец которого был всего лишь скромным обладателем дряхлого тела и каши вместо мозгов.
Вне фотографии кобылки выглядели в своих костюмах весьма нелепо. Январь постоянно поправляла очки с длинной оправой и не могла позволить себе присесть, чтобы не помять клетчатую юбку. Декабрь неистово потела в пышной шубе, огромная меховая шляпа постоянно сползала ей на лоб. Откровенный корсет Февраль безжалостно душил собой бедную пегасочку. Общее настроение среди моделей зимней фотосессии было подавленным, хотя Февраль, как и всегда, не теряла своего веселого настроя.
— Я морж, — обрадовала она подруг двумя торчащими из носа карандашами.
Январь напряженно смотрела в сторону строгой кобылы в причудливых очках. Строгая кобыла в причудливых очках носила белоснежный парик с прямыми волосами. Скорее всего это был парик — знаменитая фотограф была очень стара, и скорее всего, её настоящая грива больше походила на пучок прошлогоднего сена. Мордочка же Фотофиниш всё больше и больше походила на кальку для пластических операций.
— Филти, Mein Freund, — время от времени произносила она надломленным голосом.
Модели нервничали, кобылки-гримерщицы — низенькие и узкоглазые — сновали туда-сюда перед креслом, шелестя фартуками и вздымая под собой удушливые облака из пудры. Возле Фотофиниш стоял мистер Лоу. Старый жеребец что-то ей говорил, и пони-фотограф медленно кивала ему в ответ.
В кресле-качалке сидел Филти Рич. Удивительно, но за годы он не облысел, да и поседел лишь местами, cохранив свою темную гриву в большей или меньшей степени. В своем тигровом халате он смотрелся весьма представительно и без показной роскоши. К сожалению, его телесная оболочка оставляла желать лучшего, и ничто так сильно не могло испортить образ успешного жеребца на фотографии, как его взгляд, мертвый и отрешенный от происходящего в этом мире.
Иногда Филти подавал признаки жизни. Явно не понимая, что происходит, он изредка поворачивал голову, глядя то на Фотофиниш, то на сновавших вокруг него кобылок-гримерщиц. Иногда открывал рот, но из него не выходило ни слова — лишь короткий, сдавленный хрип, которого из-за фотосъемочной суматохи никто не слышал. Когда его глаза встретились с глазами Декабрь, та отвела взгляд и тихо ругнулась: идея показать мистера Рича живым и здоровым нравилась ей всё меньше и меньше.
Когда гримерщицы закончили работу, Фотофиниш критично осмотрела жеребца со всех сторон и, встав у фотоаппарата, кивнула.
— Gut, — подозвав к себе Февраль, она первым делом попросила вытащить карандаши из носа. Пока они разговаривали, Январь пихнула Декабрь в бок.
— Чего тебе? —не отрывая взгляда от Филти, спросила земнопони. Единорожка немного потопталась, а потом осторожно шепнула ей на ушко.
— Извини.
— А?
— Извини, говорю.
— Эт за что? – нахмурилась Декабрь.
— За еду. Ну, я гадостей про твою стряпню наговорила, но суп очень даже ни…
— Я и без тебя знаю, что он вкусный, — отмахнулась от неё кобыла в шубе, — у меня в столовой жеребята упавший винегрет с пола доедали. Кулинарные критики из них похуже тебя, кстати.
— Прощаешь? — с надеждой спросила у неё Январь.
— Угу, —буркнула земнопони, — но если у тебя вдруг в крупе засвербит, придержи свой язык на этот раз, а? Я-то ладно, а младшая думает, что мы поссорились.
— Но мы же не поссорились, верно?
— Есть мне до тебя дело, как же, — фыркнула Декабрь. Январь усмехнулась. На такой ноте они решили свой разговор, тем более, что Фотофиниш сделала несколько весьма удачных снимков Февраль в обнимку с дедушкой Ричем.
Пришло время для фотосессии с Январь. Единорожка молча выслушала наставления Фотофиниш, несколько раз неторопливо кивнула, пробормотала «Хорошо, да» и, встряхнув крупом, чтобы расправить юбку, пошла к дедушке Ричу – перед тем, как съемка перейдет в её «свинарнике», единорожка должна сфотографироваться у его ног, после чего придет очередь Декабрь и всей дружной троицы на фоне полуживого старика.
Обеспокоенная Январь поглядывала в его сторону. Филти оставался всё таким же безучастным как и раньше, но кто знает? Сердечные приступы при виде красивых кобыл не были таким уж редким явлением. Когда Фотофиниш попросила её прижаться к его шее в крайне осторожном страстном объятии, сквозь дряблую кожу жеребца она почувствовала пульс — слабый, еле слышимый стук,который побаивалась сбить с ритма и потому старалась поменьше крутить своими прелестями у него под носом. Ей казалось, что Филти очень тяжело переносит фотовспышки, но от них у неё самой слепило глаза, потому она и не могла убедиться в этом.
— Sehr wahr, — искоса посмотрела на неё Фотофиниш, — только не вздумай так висеть на его шее, никакой богатый Hengst не выдержит кобылу вроде тебя на весу.
Декабрь хохотнула в копыто.
Фотосессия продолжилась во дворе особняка «Apartments». Праздничный выпуск журнала требовал от игривых кобылиц веселых игрищ на снегу и лепку снегопони. К счастью, привлекать Филти Рича к общему веселью показалось бы многим читателям чрезмерной жестокостью, так что на потеху публике оставили лишь кобылиц.
Хотя Декабрь повезло. В предпраздничный мороз ей единственной было тепло. Февраль и Январь пытались согреться, но у них плохо получалось. Вариант беспорядочной беготни отпадал почти сразу, можно было только пританцовывать и сбивать сосульки, проступившие у носа, хотя обе модели более-менее тепло приоделись.
На небе солнце светило ярко, хотя толку от этого было мало: морозный ветер нещадно проходился по незащищенным кобыльим ножкам, поднимая вверх хвосты и осыпая бедра белыми песчинками. Если не считать аккуратно расчищенной дороги до особняка, то сугробы во дворе серьезно осложняли передвижение моделям, превращая милую, непринужденную прогулку в схватку с природой. Из этой схватки Январь и Февраль вышли победительницами, прихватив с собой пару-тройку круглых белоснежных основ для снегопони.
Умаявшимя с постройкой снегопони кобылкам теперь предстояло катание на санках и еще полчаса разнообразных фотографий во всех позах и ракурсах. Пожалуй, лучше всего на фотографиях получалась Февраль: в отличие от остальных, пегасочка не пыталась изображать на своем лице безграничное веселье. Она была искренне счастлива, и на её лице не было фальшивых эмоций, как у её коллег. К сожалению, ей, как и остальным, приходилось играть в плохих актрис, потому что на выдуманной пошлости был построен сказочный замок, в котором нет некрасивых пони и бедных жеребцов.
Когда фотосессия на снегу закончилась, кобылки вернулись в дом, чтобы отогреться и продолжить за большим праздничным столом. Без брокколи. Январь задержалась, чтобы скинуть с себя теплое розовое седло. Закончив с ним, она чуть не столкнулась с Лоу. Старый жеребец с небывалой прытью пересек лестничный пролет и исчез во втором этаже, не удосужившись снять пальто или хотя бы вытереть копыта. Январь нахмурилась.
— Эй, ты скоро там?! – послышался голос Декабрь.
— Я на минутку! – крикнула она в ответ, но пошла на второй этаж. Там никого не оказалось, но Январь услышала голос адвоката на третьем.
Январь осторожно прокралась на третий этаж. Она заметила, что среди закрытых и заколоченных дверей по коридору дверь кабинета была чуть приоткрыта, из неё доносились голоса доктора и адвоката. Единорожка подошла поближе, держась левой стороны, чтобы никто не смог её заметить.
— Док, сделайте что-нибудь! — раздался голос Лоу. Слышно было, как доктор копошился в своей сумке. Что-то тяжелое упало на деревянный пол.
— Хорошо, хорошо! – крикнул Стейбл. — Молитесь кому хотите, чтобы я снова запустил ему сердце, но я предупреждал вас насчет ярких вспышек и красивых кобыл!
— Это последняя… — голос адвоката был перебит словами доктора. Краем глаза оцепеневшая Январь видела постель, на которой мертвым грузом лежал старый седой жеребец. Стейбл распахнул одеяло, обнажив худое, дряблое тело со следами хирургических операций. Аппарат остался лежать на полу, но к нему были подключены две странные штуковины, на вид похожие на грелки, и доктор приложил их к сердцу Филти.
— Разряд! – крикнул он.
Январь чуть не вскрикнула. Она увидела, как тело пони дернулось и обмякло на кровати, словно на долю секунды в него вселился призрак. Доктор быстро отдернул «грелки», чтобы снова приложить их к груди умирающего.
—Еще раз, док! – крикнул Лоу.
—Разряд!
Январь не посчастливилось увидеть глаза Филти Рича в момент удара. Пустой взгляд жеребца, скатившегося на бок, был устремлен на неё. Пускай единорожка не была уверена в том, мог ли он увидеть её, подглядывавшую через полураскрытую дверь, да и верить в совпадения ей не очень-то и хотелось, но мир мертвых приветствовал кобылку через пожелтевшие белки глаз, чудом державшиеся на иссохших и потемневших веках.
— Есть контакт, док! – крикнул Лоу. Стейбл отложил электроды в сторону.
— Хорошо. Я там оставил в своей куртке таблетки. Не потрудитесь…
— Да, сейчас.
Январь отпрянула от двери. Добежать до выхода за несколько секунд не получится, слишком длинный коридор, слишком мало времени. Ближайшие двери от кабинета, в отличие от дальних, не были заколочены: заперты, насколько Январь было известно, но времени на раздумье у неё не оставалось, и, приложив копыто к первой попавшейся, единорожка обнаружила, что дверь была незаперта. Январь скользнула в неё и сразу же закрыла в тот момент, когда Лоу вышел из кабинета и побежал по коридору.
Единорожка оказалась в кромешной темноте. Окна были занавешены шторами, и в комнате, судя по всему, давно никто не прибирался: слишком пыльно. Она здесь раньше никогда не бывала, и потому решила подсветить рогом это место, просто из любопытства.
Перед ней предстала небольшая комнатушка чуть больше той, в которой ютилась сама Январь. Непривычно выглядели розовые обои, пожелтевшие от старости, на фоне которых чудом держались выцветшие плакаты музыкальных групп. Когда-то они были популярны, только это было очень давно. В те годы Январь была жеребенком.
— Ого, — вырвалось у неё. И ежу понятно, что комната когда-то была детской. Игрушки и куклы из мира несбыточных надежд давно выросшего поколения плюшевой горой взгромоздились на детской кровати с вырезанными сердечками на спинках. Еще больше игрушек было рассортировано по картонным коробкам, в которых когда-то располагались Очень Большие Игрушки. Владелицу комнаты единорожка определила сразу: сложно не заметить маленькую розовую кобылку с бело-фиолетовой гривой, когда её фотографиями была обклеена большая часть комнаты. Скромностью хозяйка комнаты явно не отличалась: маленькие фоторамки соседствовали с большими, чуть меньшими, чем большими, и просто невероятно огромными фотографиями маленькой «принцессы». Не было ни единой фотографии, на которой жеребенок не носил на голове серебряную тиару. Кьютимарка с ней украшала и бочок кобылки.
Единорожка попятилась. Это было что-то новое. Она слышала, что когда-то мистер Рич был женат – даже дважды, и брак, вроде как, оказался не совсем удачным, и всякие разговоры о его бывших женах находились под строгим запретом у адвоката. Но дочь? То есть, не то чтобы о ней ходили какие-то слухи…
Вообще, в веренице слухов мелькали и дети, и внуки, и даже целый табун постаревших кобыл из его лихой молодости. Но с появлением на сцене мистера Лоу они быстро и с позором уходили в никуда, и всякие домыслы о них исчезали так же быстро, как и здравые мысли в головах тех, кто в подобные домыслы верил. Неужели один из них оказался правдой?
А может быть, его дочь никогда и не была среди этих бесчисленных обманщиков. Просто старый и невероятно богатый пони оградил дочку от своей скандальной славы, лишив журналистов подпитки из слухов, интерпретировать которые можно в самых извращенных вариациях.
Этот вариант тоже имел право на жизнь, хотя Январь о нем подумала не сразу.
— Да ты гонишь, — буркнула Декабрь.
Фотосессия закончилась. Фотофиниш попрощалась с мистером Лоу, пожелала всем удачи и, быстро свернув свой фотоаппарат, откланялась. Январь, Декабрь и Февраль сидели за большим столом в комнате для гостей, накрытом на огромное количество персон. Персон, к сожалению, не завезли. Завезти свежие овощи и фрукты оказалось куда проще и дешевле.
— Правду говорю. Я видела детскую.
— Ох, копыта твои загребущие, — вздохнула Декабрь, — и нос как у слона. Ну нашла ты детскую Филти Рича, ну молодец. А тебя учили не лезть в чужие дела? Видно же, что эта тема для старика больная.
— Слышала что-нибудь о его дочери?
— У него этих дочерей сотни две наберется, если всех подряд слушать. Хотя про такую… — Январь немного ранее описала ей кобылку, — не, такой не вспомню. Хотя их много было. Но в самом деле?
— Что? – не поняла Январь.
— Зачем тебе это? – Декабрь устало посмотрела на неё. — Хочешь раздобыть очередную сенсацию для акул с фотоаппаратами? Они-то её слопают быстро, я не спорю, но сталкиваться с Лоу себе дороже. Тебе с его подачи суд станет, как дом родной.
— Я и не хочу ни с кем сталкиваться, — честно ответила ей единорожка, — и сенсацию раздувать не собираюсь. Просто мне интересно.
— Заканчивай с этим, а? — попросила земнопони. — Я вот хочу, чтобы последние дни старика ничего не тревожило. И меня тоже, потому что это моя последняя фотосессия. Я помолвлена, — добавила она, свирепым взглядом упреждая всякие преждевременные расспросы со стороны радостной Февраль и шокированной Январь.
— Ты станешь женой?! – воскликнула Февраль, но Январь тут же её перебила:
— Воу, сбавь на поворотах! Ты уходишь? Но журнал не закрывается после смерти мистера Рича! Ты можешь…
— Неа, — скривилась земнопони — Я, в общем-то, крутить задом перед камерами до конца жизни не собираюсь. Я полжизни стремилась к тому, чтобы завести нормальную семью с хорошим мужем и кучей маленьких засранцев, и от этой мечты меня никакая зарплата не удержит. Я отлично готовлю, из меня выйдет отличная мама и крутая жена, за каким буем мне сдался этот глянец?
Январь промолчала. Февраль с сияющим взглядом смотрела на гордую земнопони, как будто та уже хвасталась подвенечным платьем и показывала фотографии с праздничной гулянки. Похоже, о чем-то подобном задумывалась каждая кобылка, но вот Январь не могла реализовать мечту о семье в силу своего нежелания, а Февраль – в силу своей молодости.
— Я думаю, что хочу разузнать про его дочь, — Январь резко перешла к основной теме разговора, — ну, чисто для себя, я не собираюсь кому-то разбалтывать про это.
— И с чего начнешь, кобыла-детектив? – раздраженно спросила Декабрь.
— До того, как основать журнал, мистер Рич держал бизнес по продаже яблок, —
медленно произнесла Январь. — Он раньше работал с семьей Эппл, а они живут здесь, в Понивилле. Наверняка их дети могли общаться с его дочкой.
— Если только он её в чулане не держал... Так, стоп, — глаза Декабрь опасно сщурились. Из того, с чего начала единорожка, стало понятно, к чему сведется еёзатея. И она могла действительно плохо закончиться для любой пони из особняка «Apartments».
Январь тоже поняла. И потому важно кивнула, подводя свой план к окончательному решению:
— Нам придется спуститься в логово льва, подруга. Пути назад может и не быть.