Пересечение миров

Глава III

Несколько недель укачиваний в тесной каюте транспортного судна начали постепенно выветриваться из его головы с первыми дуновениями морского бриза и каплями моросящего дождя, что падали на опустившуюся десантную аппарель. Юрген провёл диагностику систем танка и взглянул в перископический прицел командирской башенки. Они проверялись уже сотню раз до этого, но тревожные мысли в голове юного танкиста так и нашёптывали ему, что в его первый бой что-то обязательно пойдёт не так. За тесными стенами отсека их ждала война. Недружелюбная атмосфера этого явления уже просачивалась через толстую броню немецкого «Леопарда», даже сама боевая машина гудела то ли в тревоге, то ли в страхе, готовясь коснуться гусеницами земли. Но страшнее всего было за себя. За себя и за своих друзей, сослуживцев, подчинённых. Это ведь были совсем не учения. Это была настоящая война. Всё здесь по-настоящему: и взрывы, и выстрелы, и смерти. А условный враг здесь умён, хитёр, изворотлив. Но самое главное, смертелен. А у солдата, как и у любого другого человека, всего одна жизнь. Одна жизнь. И никаких поблажек, если он не смог её сберечь.

Что-то гулко ударилось о броню, зазвенели рикошетящие во все стороны пули; поднимая брызги, уходили под воду артиллерийские снаряды. Справа что-то громыхнуло, и, испуская клубы чёрного, как смоль, дыма, десантный катер накренился и пошёл ко дну вместе с двумя танковыми экипажами и их машинами. Остальные транспорты уверенно продолжили движение к берегу, пока вертолёты поддержки пытались подавить встречное сопротивление американцев и расчистить берег от сил противника.
«Боже, ну и кошмар…» — подумалось Юргену. Впереди, за испещрённой воронками береговой полосой горел Гамбург. — «Чистое безумие. Как можно было подпустить американцев так близко? Господи, сохрани нас всех…»

Катер резко затормозил и, качнувшись, выполз на грязное месиво грязи и крови, некогда бывшее солнечным пляжем. Поднимая столбы размокшего песка, рядом легли несколько танковых снарядов. Вздрогнув, опустилась десантная аппарель; грянул мощный рёв двигателя, и передняя машина выкатила вперёд, уже разворачивая башню в сторону угрозы, исходящей от вражеских танков. Сверкнула вспышка, и один из «Абрамсов» зашёлся пламенем, опустив ствол главного орудия. Охваченные огнём человеческие силуэты появлялись из открытых люков и тут же бросались вниз в тщетных попытках сбить с себя пламя.

— Господин лейтенант, к движению готовы, — сухо сообщил мехвод танка Штеффен Копп.

— Вперёд, — не раздумывая, приказал Юрген настолько холодным и спокойным голосом, на какой он был только способен.

Взревел танковый движок, машина пришла в движение. Перевалившись за край десантной аппарели, танк взрыл гусеницами песок и уверенно покатил по пляжу. Вокруг боевой машины тут же загремели вражеские снаряды и засвистели пули, но толстая лобовая броня «Леопарда» просто сводила к нулю все попытки американцев подбить танк. Динамическая и активная защита, противокумулятивные решётчатые экраны, а также дополнительные броневые листы превращали тяжёлый немецкий танк в мобильную штурмовую крепость.

— Картель-два-два. Выгрузку закончил, — коротко оповестил он остальные танковые экипажи, прежде чем приступить непосредственно к делу.

Береговые укрепления американцев возвышались над самой береговой линией, что создавало им идеальные условия для стрельбы. Несколько пулемётных точек уже горели, выбрасывая в небо клубы чёрного дыма, хотя на основную интенсивность вражеского огня это повлияло мало. Морская пехота, высадившаяся вместе с танками, сразу же попала под шквальный пулемётный огонь и была вынуждена искать укрытия на пляже, либо продвигаться за бронетехникой, что существенно замедляло темпы развития наступления. Бронетехника, в свою очередь, своей основной задачей ставила ликвидацию огневых точек противника, коих не было понатыкано рядом друг с другом разве что на береговой линии.

Неплотный туман дыма и пороховых газов окутал пляж. Вместе с холодными каплями дождя с неба летели бурые клочья земли, брызги крови и оторванные конечности. Ударив по броне, отскочила в сторону сплющенная, словно попавшая под гидравлический пресс голова. Одного из пехотинцев разорвало в клочья миномётным снарядом – изувеченное, лишённое доброй половины туловища тело подбросило в воздух и тут же с мясистым ударом опустило на залитый кровью песок. Ещё шестерых покосили осколки – они лежали среди окровавленных камней и частей тел, стонали, звали на помощь. Один из солдат с отстранённым выражением лица разглядывал свои собственные бледно-розовые кишки, спутанным отвратительным комком лежащие рядом с чудовищных размеров раной в его животе. Один из его товарищей полусидел-полулежал, привалившись к камню: взрывом ему снесло всю верхнюю часть головы и вырвало здоровенный кусок плоти из правого бока, оголяя переломанные рёбра и кровоточащие, нарезанные в мелкий винегрет внутренние органы. Эти ребята стали участниками кровавой висцеральной игры и проиграли.

Юрген старался не смотреть, что творится на побережье: его основной целью были вражеские танки и огневые точки. Нужно было скорее разделаться с обороной противника, иначе атака захлебнётся в собственной же крови.

— Заряжай бронебойный! — разглядев первую цель, скомандовал лейтенант. Заряжающий Эдмунд Баумхауэр тут же толкнул в жерло главного орудия требуемый снаряд. Сразу после этого машину сотрясло от попадания: снаряд «Абрамса» ударил в башню и отскочил в сторону, словно брошенный об стену камень.

— Готов!

— Наводчик! Цель – танк противника, одиннадцать часов, сто метров!

— Есть цель! — отозвался Райнхольд, приникший к панорамному прицелу.

— Огонь!

Машину вновь тряхнуло, но в этот раз снаряд летел совсем в другую сторону. Юрген взглянул в прицел и увидел, как снаряд беспомощно отскакивает от лобовой брони американского «Абрамса».

— Кумулятивный! — быстро сориентировавшись, произнёс он и, поправив маркер прицела, поместил его под орудием американского танка, где был наиболее велик шанс пробития.

— Готов!

Вновь выстрел. Было видно, как вздрагивает вражеский танк, принимая прямое попадание. Затем боевую машину начал окутывать густой белый дым, и через несколько секунд неведомая сила подбросила башню танка на несколько десятков метров в воздух. Обезглавленным корпусом тут же занялось пламя, никаких признаков жизни вражеские танкисты более не подавали.

— Водитель, продолжить движение!

Слишком просто. Их стараниями только что погиб целый танковый экипаж, а Юрген не почувствовал ничего, кроме желания поскорее разделаться с остальными танками противника. Впрочем, одна странная мыслишка тут же посетила молодого лейтенанта: «Пора открывать счёт».

Гремя гусеницами, машина двинулась дальше. Следы от траков печатались на размокшем песке, следом по ним топали два десятка армейских ботинок. Сырой, пропахший порохом и дымом воздух рассекали строки пулемётных трассеров, яркими искрами вспыхивали, разбиваясь или рикошетя от толстой брони немецких танков. Некоторые бойцы, наступающие следом за бронетехникой, падали и уже не вставали: их тела навылет прошивали вражеские пули, дробя кости, разворачивая плоть, скручивая внутренние органы и наматывая на себя нервные окончания. Одному из пехотинцев хитро отрикошетившая от брони «Леопарда» пуля раздробила всю нижнюю челюсть, тем не менее, оставив бойца в живых. Он остался там, с ранеными и убитыми, на омываемом покрасневшим от крови морем песке. Никто не остановился, чтобы помочь: это было бесполезно и, в принципе, невозможно.

Танки «Бундесвера» подошли к оборонительным укреплениям американцев достаточно близко, чтобы просто расстрелять большинство огневых позиций в упор. Последние дзоты зашлись золотистым пламенем, а оставшиеся танки противника поспешили ретироваться на запасные позиции, тем не менее, умудрившись сжечь по пути два вырвавшихся вперёд «Леопарда». Ворвавшаяся во вражеские окопы пехота тут же понесла потери: американцы успели заминировать собственные позиции и подорвать заряды. К счастью, некоторые из них так и не сработали, но теперь бывшие оборонительные позиции американцев были сплошь покрыты красным. Некоторым бойцам досталось так, что единственным напоминанием о них была каска с окровавленными ошмётками или оторванная по голень нога с белеющим обрубком кости.

Разгорячённые битвой танки, грозно рыча моторами, вкатились на брошенные американцами позиции и тут же перестроились, готовясь продолжать наступление. Из двадцати четырёх машин, участвовавших в высадке, уцелело около девятнадцати. Из восьми пехотных рот, что высаживались вместе с танками, пять понесли серьёзные потери. Кроме того, было уничтожено два БТР-а и сбит вертолёт поддержки. Если сравнивать с потерями американцев, то можно вынести вердикт: «Всё могло бы быть и лучше».

«Вольный и ганзейский» город Гамбург, приходящийся Юргену родным, был охвачен огнём. Он горел. Американцы не скупились на напалм и выжигали целые кварталы, чтобы добраться до окопавшихся натовских пехотинцев. Люди, необязательно солдаты, сгорали заживо в этом искусственном, созданном руками человека, аду. Погибая семьями, погибая в одиночестве, принимая смерть в адской агонии. Их крики глушили громовые раскаты артиллерии, рокот вертолётных винтов, выстрелы и взрывы – никто не мог услышать их предсмертные вопли. Но Юрген слышал. Находясь за толстой бронёй своего танка, он слышал… и слушал. Это было страшно. Он давно потерял веру в человека, но по-прежнему не мог понять. Подобная жестокость просто находилась за гранью его понимания. Может, оно придёт со временем. Но сейчас горел его родной город. С этого момента война стала для юного лейтенанта чем-то личным.

Бой и не думал заканчиваться. Едва пехота заняла бывшие оборонительные позиции американцев, как сверху градом начали валиться миномётные снаряды. Ложились неточно, с огромным разлётом, но это едва ли избавило войска НАТО от потерь. Зарницы взрывов сверкали тут и там, в воздух поднимались столбы земли, битый кирпич и асфальтная крошка. Временами к ним присоединялись ошмётки тел и внутренних органов – всё это великолепие, словно конфетти, сыпалось вниз на сжавшихся пехотинцев и равнодушные ко всему немецкие танки.

— Да твою ж мать… — выругался Райнхольд, когда танк тряхнуло от близкого разрыва миномётного снаряда. Острые, как бритва, осколки звенели по броне, сдирая краску, так и норовя срезать мачты радиоантенн. Но это было ничем по сравнению с тем, что сейчас творилось в рядах пехоты…

— Да какого хрена мы стоим на месте?! — злобно рыкнул Эдмунд, приложившись шлемофоном о стенку отделения после близкого разрыва.

— Картель-два, я Картель-два-один. Внимание. Приказ продолжить наступление. Взводу перестроиться в каре и следовать за моей машиной. Нас поддержат пять взводов пехоты и штурмовая авиация. Подтвердите, приём.

— Два-два. Подтверждаю, — как можно спокойнее отозвался Юрген. Сразу за этим последовали отчёты остальных командиров танковых экипажей: с третьего по пятый. После этого танкисты принялись непосредственно за выполнение поставленной задачи.

Был всего один способ заставить миномёты замолчать, а пехоту – сдвинуться с места: со стороны Эльбы заговорили мощные корабельные орудия, и посреди нескольких кварталов впереди тут же расцвели огромные кусты тёмно-серого клубящегося дыма. Вместе с ними в небо взметнулись обломки зданий и клочья земли, улицу тряхнуло, а миномётный обстрел, до того пригвоздивший пехотинцев к земле, спал на нет, а потом и вовсе прекратился. Наспех перегруппировавшись и разделившись на группы по два-три человека, пехотинцы двинулись за танками, пока бронированные монстры шли на сближение с позициями противника.

Танки грозно ехали вперёд, сминая крыши брошенных автомобилей, расталкивая остовы сожжённой бронетехники. Проспект, вдоль которого была вынуждена двигаться техника, был достаточно широким, чтобы не стеснять действия пехоты, но значительно снижал скорость и манёвренность танков, которые были вынуждены лавировать между грудами обрушившегося на дорогу щебня и особо крупными каркасами уничтоженных машин, которые невозможно было смести или попросту оттолкнуть в сторону.

«Леопард» Юргена двигался слева и чуть позади танка Картеля-два-один. Оставшиеся три машины ползли следом, вертя стволами и стараясь держать дистанцию между собой. Окружённые с обеих сторон разрушенными и полуразрушенными зданиями, в которых могла выжидать вражеская пехота, танкисты чувствовали себя очень неуютно. Но больше всего опасались тяжёлых танков противника, что могли маскироваться в переулках, на первых этажах зданий или среди груд щебня. Им-то всего и достаточно, что заглушить мотор и исчезнуть с тепловизора. Подпустят поближе и залепят снаряд прямо в бок. С упора пробьёт стопроцентно…

Из окон зданий застучали автоматные и пулемётные очереди, осыпая пехоту и бронетехнику свистящим градом рассекающих воздух пуль. Угол подъёма 120-мм немецкого орудия не позволял танкам вести ответный огонь по зданиям – за них это делали пехотинцы, лихо вгоняющие во вражеские огневые точки подствольные и реактивные гранаты. Танкам оставались лишь цели на дороге и в тех зданиях, что располагались чуть дальше.

В двух окнах одного из зданий – сначала в первом, а секундой позже и во втором – вспыхнули гранатомётные выстрелы, и два реактивных снаряда, расчерчивая воздух серыми, как небо, шлейфами дыма, метнулись в сторону машины Два-один. Реакция последовала незамедлительно: первый снаряд взорвался в полёте, осыпая танк звенящими осколками. Дым от взрыва нахлынул на «панзер». Второй снаряд вперился в противокумулятивный экран, не нанеся бронетехнике никакого урона. Два танка позади Юргена произвели по выстрелу, и позиции стрелков заволокло дымом – из образовавшихся провалов в стенах посыпались обломки и пыль измельчённого бетона, обрушился, разваливаясь в падении, карниз.

Что-то упало между двумя передними «Леопардами», и в воздух взлетел фонтан грязи и асфальтного крошева: спереди начали бить вражеские «Абрамсы». В ответ засвистели и зашипели ракеты с крыльев вертолётов, загремели танковые орудия.

— Твою ж-то мать! Ни развернуться, ни перевернуться! — чертыхался Штеффен, в то время как рядом с машинами начали разрываться новые снаряды. Один из них ударил в лобовую броню башни, и танк тряхнуло. Это заставило мехвода замолчать и продолжить движение вдоль дороги.

— Наводчик! — Юрген примкнул к панорамному прицелу в поисках цели. — Цель – Мк-19 противника, правое здание, верхний этаж!

— Вижу цель! — мгновенно отозвался Райнхольд. Башня начала разворачиваться, пока маркер прицела главного орудия не остановился на позиции американского гранатомёта. «Янки» разложили станок и готовились накрыть наступающую немецкую пехоту осколочными гранатами.

— Огонь! — Машина вздрогнула, и на месте автоматического гранатомёта противника расцвёл тёмно-серый помпон дыма. Из соседних окон шибануло пылью и обломками мебели, со звоном вылетели оставшиеся в рамах стёкла. Искорёженный обрубок Мк-19 вывалился из провала в стене и исчез внизу.

— Цель поражена! — отчитался наводчик перед тем, как Юрген задал ему следующую цель.

Танк Два-один вырвался вперёд, развернул башню и выстрелил. Объёмный кусок одного из зданий впереди по дороге с грохотом обрушился вниз, поднимая клубы дыма. В ответ тут же прилетел танковый снаряд и, разбившись о толстую лобовую броню «Леопарда», отскочил в сторону. Бить немецкие «Леопарды» в лоб бессмысленно: немцы всегда знали, как правильно делать танки. На практике Второй мировой они это прекрасно доказали.

На соседних улицах уже гремели танковые орудия: силы полка продвигались вглубь Гамбурга, при помощи тяжёлой бронетехники вышибая американцев с насиженных местечек. Ради этого приходилось чем-то жертвовать: и без того сильно потрёпанная постоянными авианалётами и артобстрелами архитектура города рушилась от попаданий тяжёлых танковых снарядов. Тем не менее, это была необходимая жертва.

Юрген и не заметил, как в бой вмешалась вражеская авиация. Пока «Тайгеры» и «Еврокоптеры» разбирались с противниками на земле и в зданиях, два американских «Апача» пошли на снижение, и тут же с их крыльев сорвались по одной кумулятивной ракете. Утягивая за собою хвосты серого дыма, они устремились к машинам Два-три и Два-пять, а вертолёты, хищно опустив носы, обрушили на впереди идущие танки и окружающую их пехоту целый град неуправляемых ракет.

Позади танка Юргена грянул взрыв – это лишился башни замыкающий процессию Два-пять. Взрывом её отбросило на десяток метров назад, но куда она приземлилась, Юргену уже было неинтересно: он благодарил судьбу за то, что эта ракета предназначалась не его танку.

Два-три повезло больше: в дело включилась активная защита, и ракета, сбитая с толку ложным сигналом, сменила курс и разорвалась о стену здания справа от Два-три – танк окатило осколками и битым кирпичом. Пехоте же повезло меньше: неуправляемые ракеты неплохо постарались, и многие из сопровождающих танки пехотинцев сейчас лежали на размокшем асфальте. Их изодранную в клочья униформу пропитывала кровь, некоторые бойцы приняли прямое попадание и сейчас по частям усеивали поле боя. На броне «Леопарда» Юргена лежала чья-то оторванная по предплечье рука, механические часы на запястье тихо тикали, указывая на полдень…

Вертолёты противника, отработав по целям, разошлись в разные стороны; сразу с нескольких направлений к ним метнулись сверкающие иглы противовоздушных ракет – первый вертолёт, выпустив ЛТЦ, развернулся и скрылся из виду, а вот второй, приняв удар на хвостовой винт, закрутился и грохнулся на крышу одного из домов, после чего в небо взметнулось здоровенное багрово-оранжевое огненное облако: от удара сдетонировали б/к и топливные баки.

Оставив горящий «Леопард» позади, танки продолжили движение. Вертолёты, продвигающиеся вместе с танками, выйдя на оптимальное расстояние для стрельбы, вернули американцам должок – обрушили на их позиции вал неуправляемых ракет. «Тайгеры» выпустили по противотанковой ракете и, развернувшись, рванули обратно: на пополнение топлива и боезапаса. В результате обстрела один из «Абрамсов» зашёлся пламенем и очень скоро взорвался, лишившись башни – его пылающий, выбрасывающий жирные чёрные клубы дыма корпус остался на месте, как и семеро пехотинцев, что находились возле танка во время взрыва. Немецкой бронетехнике не составило особого труда уничтожить оставшиеся два «Абрамса», и вот американцы остались без танковой поддержки.

Расталкивая технику, вминая в землю мелкий мусор, «Леопарды» остановились, и четыре пары скорострельных пулемётов МГ-3 наполнили улицу натуральным свинцовым адом. Все, кто не успел броситься в укрытие, оказались сметены шквалом пулемётного огня – Юрген сам наблюдал, как одному из морпехов начисто разворотило голову, а второго плотностью обстрела превратило в дуршлаг. Все попытки американцев обороняться, ответить ударом на удар сводились на нет восемью немецкими пулемётами, установленными на тяжёлых машинах Бундесвера. «Да» — думал Юрген, — «не зря их прозвали именно "циркулярками"»

Добавив сверху по очереди из автоматических гранатомётов, немецкие танки замолчали, и в дело вступила пехота: двойками-тройками, от укрытия к укрытию, бойцы начали сближаться с противником и очень скоро вступили в огневой контакт. Завязалась новая перестрелка, исход которой уже был предначертан: американцам не было суждено победить в этом бою. Через несколько минут штурм был окончен – оставшиеся американские силы отступили для перегруппировки, а продолжать наступление не было ни времени, ни желания, ни, тем более, приказа. Плацдарм для высадки войск на берегу Эльбы был свободен. Вскоре свободным станет и весь город.

Оставшиеся во взводе танки окопались, выжившие пехотинцы закрепились на бывших американских позициях. Несмотря на то, что американцам был нанесён серьёзный урон, контратаки следовало ожидать в любой момент. На побережье уже высаживались британцы с финнами, чуть дальше по течению десантировались французы и русские. Город по ту сторону реки считался освобождённым и сейчас находился под полным контролем сил РФ и НАТО. Последняя американская контратака несколько дней назад потерпела фиаско, и с тех пор ВС США сконцентрировались на обороне. Инициатива перешла в руки союзников, и те не пренебрегли ею воспользоваться.

Через полчаса американцы по-прежнему не проявляли никаких признаков активности. Со стороны берега к немцам подошла британская танковая колонна и рота прикрытия. Часть войск ушла дальше: разведывать позиции американцев боем. Остальные же, в том числе и взвод Юргена, прошли около трёхсот метров по дороге и закрепились на крестообразном перекрёстке, где развернули блокпост.

— Чёрт... страшно... — пробормотал Райнхольд. Наводчик не отрывал глаз от своего перископического прицела. Американцы могли прятаться где угодно: от руин очередного жилого здания до автобусной остановки. Они здесь неплохо освоились и за свою территорию держались очень крепко.

— Да уж, — согласился Юрген, оглядывая руины города. Он не мог узнать улицы города, по которым гулял с друзьями в детстве. Сейчас все они были скучны, серы и однообразны. От деда Юрген узнал, на что были похожи первые послевоенные годы в Германии. Всё те же руины. Только в этот раз всё было немного по-другому: отступали американцы. — Но ничего, Флориан. Скоро всё закончится. Надо только поднажать, и поганые «янки» упадут в Атлантический океан.

— Хотелось бы верить, — усмехнулся нпаводчик.

— Впереди ещё Франция, — негромко произнёс Эдмунд, со своего места заряжающего. — Потом Испания.

— Францией и Испанией займутся другие. Нам бы сначала свою страну освободить. Правда, Бог знает, когда нам ждать победы…

— А вы верите в победу, господин лейтенант? — спросил его Райнхольд, наконец оторвавшись от танкового прицела. Юрген открыл было рот, чтобы ответить, но… не вымолвил ни слова. «В Третьей мировой победителей не будет. Все проиграют»

Повисла тишина. Ответ все знали заранее. Юрген примкнул к прицелу и ещё раз внимательно оглядел руины. На первый взгляд всё выглядело спокойно, да и тепловизор не фиксировал никаких признаков жизни. Дождь в кой-то веки прекратился, но радостнее от этого не стало. Лейтенанту почему-то захотелось выбраться из башни и пробежаться по улице, но по понятным причинам он этого делать не стал. Несмотря на работающий вентилятор, внутри становилось жарко. Танкист всё не мог понять, происходит ли это только с ним или воздух действительно начинает нагреваться? Мысли спутались в голове, постепенно начала ощущаться усталость. Голова будто потяжелела, шлемофон упрямо тянул её вниз. Юрген встряхнулся и взглянул на Райнхольда. Наводчик выглядел бледным. Отсюда он был похож на мертвеца, и лишь глаза его были живыми. Только сейчас до него, видимо, дошло, сколько человек они сегодня угробили. Адреналин отступил, и только теперь приходило осознание того, что они совершили. Юрген тоже это чувствовал, но старался не думать. Это ведь война – надо привыкнуть. Лишь Эдмунд, который был моложе их всех, оставался спокойным, как танк. Удачное сравнение. Впрочем, многого натерпишься, подавая снаряды в жерло танкового орудия? С чем танкистам повезло, так это с тем, что они не могли в полной мере познать всех ужасов войны: сидя в своих боевых машинах, они не чувствовали запахов крови и пороха, не вступали в смертоносные рукопашные бои, не крушили черепа прикладами и сапёрными лопатками, не видели страха и ужаса в глазах того, кому вгоняли лезвие кампфмессера в самое сердце. Они могли спокойно сжигать танки, здания, огневые позиции, крошить врагов из пулемётов в капусту, заживо давить пехотинцев, размалывая кости, превращая плоть в кровавую пасту, наматывая кишки на катки и гусеницы. В бою они сливались в едином порыве со своей машиной, становились частью стального монстра, становились такими же хладнокровными и бездушными, как и метал, что защищал их от опасностей. Они двигались вперёд и делали то, что у них получалось лучше всего – убивали, уничтожали, сжигали в огне. Это был первый день Юргена в настоящем бою. Но многое в нём уже успело поменяться. Что останется от него, когда война закончится? И кем он станет после того, как смолкнут последние орудия? Сколько трупов он спрячет в кровавый шкаф в своём подсознании? Одно было ясно: прежним он уже не станет.

Звуки затихли, исчезло даже размеренное гудение танка и шелест книжных листов со стороны Эдмунда. Интересное он время выбрал, чтобы почитать. Юрген сейчас и мыслить-то толком не мог, не то, что читать. Впрочем, навалившаяся усталость сковала не только мысли, но и всё тело – лейтенант только сейчас заметил, что абсолютно не может пошевелиться, словно вязнет в чём-то густом, но одновременно неосязаемом. Странное чувство. Неужто Дзен познал? Да нет, не похоже. Видать, всё же, усталость. Но не ожидал он, что срубит его так быстро, впрочем, через несколько секунд все мысли растворились сами собой, сознание очистилось и стало похоже на белый лист, а зрение заволокла нежная молочная пелена. Дальше Юрген уже ничего не помнил. Ни внезапного артобстрела, ни яростной контратаки американцев на блокпост, ни последующих событий: его уже там не было…

---

Юрген не верил в бога в полной мере, но всегда знал, что по ту сторону бытия есть что-то, поджидающее путника на конце его земного пути. На данную тему было выдвинуто множество теорий, гипотез, необоснованных предположений, но ни одна из тех, что были знакомы Юргену, не оказалась верна. Честно, он не мог понять, умер он или уснул. Скорее всего, второе, потому что никакого удара или взрыва танкист не помнил, а последними воспоминаниями была резко навалившаяся усталость и последующая отключка. Впрочем, даже этот сон – если это, конечно, был сон – ощущался как-то неправильно. Слишком естественно, слишком… реально. Его словно высосало из одной реальности и вышвырнуло в другую. И, если честно, эта реальность ему нравилась намного больше той, в которой он уже побывал. Здесь было тихо, спокойно и… неужели это запах хвои?

Действительно, хвоя. Приятный запах хвои, древесной коры, травы – леса. Весёлый щебет птиц. Он словно попал в сказку. Но… отчего же так страшно открывать глаза? Может быть, от боязни утерять этот мир? Вернуться в свою реальность, разрываемую на части псами братоубийственной войны? Вот стоит только открыть глаза, и он снова в танке, со своими нынешними боевыми товарищами, готовится к отражению возможной американской контратаки, в которой ему, вероятно, не выжить. Страшно. Страшно терять такие драгоценные минуты покоя. Как давно он не слышал природы! Как давно не созерцал её виды! И кто-то неведомый решил подарить ему такую возможность. Только сколько у него получится пролежать вот так, неизвестно где, с закрытыми глазами, в полном неведении?

Оказалось, недолго.

Будь его воля – лежал бы тут до посинения, но что-то упорно пыталось вывести его из блаженного забытья. Наверное, это Райнхольд и Эдмунд пытаются выдернуть его из дрёмы: больше некому. Только вот что-то не больно-то у них это получается. Хотя нет, тут что-то другое… Юрген сконцентрировался и попытался вернуть контроль над телом. Очень быстро оказалось, что он вовсе не в боевом отделении танка, а спокойненько лежит спиной на травке. Причём именно сейчас пришло то самое чувство пробуждения. В какой бы реальности он ни находился, это не было сном. Это его и напугало.

Кто-то находился рядом, в непосредственной близости от Юргена. Юный лейтенант всегда испытывал жуткий дискомфорот, когда кто-то вторгался в его личное пространство, и сейчас это чувство обострилось до самого предела. Кто-то нависал над ним и упорно разглядывал едва ли не в упор. Это нельзя было ни с чем спутать! И если это американец, то лучше грохнуть его прямо сейчас, а потом уже считаться с совестью. Так и получилось, что рефлексы сработали быстрее мозга.

Выбросив левую руку вперёд с целью схватить своего потенциального противника, правой Юрген потянулся к кобуре с пистолетом. Вместо ворота рубашки или лямки разгруза, левая рука наткнулась на что-то мягкое и гладкое, напоминающее короткую, но густую шерсть, за что было намного сложнее ухватиться, чем за элементы снаряжения. Разбираться, какого хрена тут происходит, не было времени, поэтому Юрген быстро схватил противника и, не давая ему ни единого шанса, повалил на землю рядом с собой, что оказалось на удивление просто, даже если брать в расчёт то, что «американец» никак не ожидал подобной реакции от танкиста. На мгновение Юргену показалось, что он услышал женский вскрик, но все эти детали просто прошли мимо его сознания.

Открыв глаза, он рывком поднялся и тут же навалился на врага, намереваясь всадить тому в голову парочку свинцовых гостинцев. Только сейчас до него дошло, что следовало бы тянуться в первую очередь к чехлу с кампфмессером, но ничего: пистолет – тоже хорошая игрушка.

Взглянув на негодяя, вероломно, без объявления войны вторгшегося на территорию его священного личного пространства, Юрген обомлел. Откровенно говоря, он был шокирован, и на то были причины, чертовски хорошие причины! Глядя в глаза существа, которому он чуть не проделал две аккуратненькие дырочки в голове, он вспомнил эмблему, что вместе с экипажем нанёс на эжектор танкового орудия своего «Леопарда». Три красных яблока. Кьютимарка Эплджек, носительницы Элемента Честности. Да, у танкистов были свои маленькие увлечения. Но какое отношение это имеет к происходящему?

Юрген только что схватил, грубо швырнул на землю и чуть не пристрелил мирную обитательницу новой ему реальности – пони. И нет, это определённо была не та пони, каких Юрген привык видеть на родной Земле. Большие янтарные глаза, короткая острая мордочка, оливковый окрас шерсти, грива сливового цвета, поделённая на три части двумя фиолетово-красными полосами. Кьютимарка поняши изображала горстку земли, из которой выглядывал небольшой росток с алыми, цвета крови, лепестками. Земная пони. Есть ли смысл описывать более подробно?

Пары секунд замешательства хватило, чтобы противница упёрлась в грудь танкиста всеми четырьмя копытами и с силой отшвырнула его назад. Пожалуй, толчок вышел настолько сильным, что Юрген, весьма болезненно приземлившись на спину, тут же вспомнил, что бой ещё не окончен, но желания сражаться уже никакого не было: он знал, что никакой серьёзной опасности для жизни сейчас нет.

Застонав от боли в ушибленной спине, танкист начал медленно подниматься, всё ещё осмысливая то, что с ним только что произошло. Кровь уже не горела адреналином – все действия, все движения не происходили автоматически и требовали постоянной координации со стороны головного мозга. Мысли вернулись в привычное спокойное русло, снова навалилась усталость как напоминание о минувшем бое с американскими ВС. Лейтенант взглянул на свой пистолет USP и одним точным движением вернул его в кобуру. Мысленно он поблагодарил судьбу за то, что ему не пришлось применять знания стрельбы из стрелкового оружия на практике: он не был готов к подобному убийству, пусть и понимал, что рано или поздно ему всё-таки придётся это сделать. В нападении или в обороне, но это проходил каждый солдат, который хотел выжить в зоне военных действий. И чем раньше для Юргена это произойдёт, тем легче ему будет в будущем.

Оливковой масти кобылка была в пяти-шести метрах от него, и Юрген не вполне понял: его ли это откинуло на такое расстояние, или пока танкист приходил в себя, она отползла так далеко, как только могла? Времени было предостаточно – почему не сбежала? Или почему не набросилась на него сверху и не проломила к чертям череп? Что ж, если так подумать, то, во-первых, любопытство, а во-вторых, нежелание наносить кому-либо физический ущерб. Так для себя решил Юрген.

— Что за мания такая: подкрадываться к военным? — раздражённо буркнул Юрген, привалившись спиной к дереву. Вот… Так лучше. Надо ещё немного полежать, послушать лес. Ни о чём другом думать просто не хотелось.

Стоп… Доннерветтер! Это ж на каком языке он только что разговаривал? Нет, это определённо был немецкий, но… Нет… Чёрт! Он не был даже уверен, что такой язык вообще существовал.

— Я ведь тебя и пристрелить мог. Первый раз в жизни кого-то пристрелить, чёрт возьми. — Юрген говорил медленно, смакуя каждое слово. Это довольно странно: попасть в другую реальность и моментально сменить родной язык. Хотя нет, он по-прежнему мог оперировать словами из немецкого языка, складывать их в предложения, ругаться, петь и так далее, но сам немецкий теперь ощущался им не как родной, а как… «вспомогательный» язык. Как английский, к примеру. Неприятное чувство.

— Я в-ведь всего лишь… п-помочь хотел-ла… — Голос поняши дрожал: танкист напугал её едва ли не до полусмерти. — В-вы тут лежали… А я п-просто мимо п-проходила и… — Кобылка не договорила и смешно икнула, вызвав на лице танкиста добродушную улыбку. Проклятье… Рассказал бы ребятам – не поверили бы! Интересно, как там бойцы?.. — Мне о-очень жаль, что так получилось! Н-но я просто не могла пройти мимо…

— Ладно, — примирительно ответил лейтенант и замолчал, подбирая слова. — Моя промашка: погорячился я. Ты уж прости, что я так. Просто учили нас в армии сначала стрелять, а потом задавать вопросы, вот я и того… Тем не менее, не самой лучшей затеей было подкрадываться ко мне и вот так нагло разглядывать в упор. Ну, что… Мир?

— Мир! — сбросив испуг, с готовностью ответила поняша. Подскочив с места, она приблизилась к Юргену и ещё раз внимательно его осмотрела. Затем, немного колеблясь, протянула вперёд переднее копыто и улыбнулась. — Кримсон Спраут.

Танкист усмехнулся, сжал ладонь в кулак и несильно стукнул по протянутому копыту Кримсон.

— Юрген Фарбер, — представился он, невольно замечая, как непривычно звучит данное ему с первого дня жизни имя на чужой речи.

Все обиды остались позади, и наступило время задавать вопросы. Поскольку Юрген сам-то мало что мог сказать о произошедшем, то вопросы к нему довольно быстро закончились – ни пони, ни человек не имели достаточно информации, чтобы делать выводы. Самому танкисту тоже не требовалось слишком много информации: мультсериал он знал до девятого сезона и общее представление о мире цветных коней имел. Так сказать, прошёл полный инструктаж. Хоть по-прежнему было немного непривычно находиться, по сути, на экране телевизора. Именно так он видел себя со стороны. Честно, единственное, что удивило Юргена, – это уровень технологического развития Эквестрии. А данный уровень ничуть не уступал уровню развития самых продвинутых европейских стран, таких, как Германия или Великобритания. И пусть уровень развития экономики оставлял желать лучшего – магия земнопони, единорогов и пегасов с лихвой компенсировала все её недостатки. Чего стоит один контроль погоды? Таким образом, Эквестрия никогда не знает голода. Имелась даже собственная добровольная армия, защищающая интересы Эквестрии как внутри, так и снаружи государства. Нет, ну кто бы мог подумать! И вовсе не эти пафосные пегасы и единороги в сияющих золотом доспехах – армия, настоящая армия! Со своим Верховным Командованием, со своей морской пехотой и десантниками, со своими (пусть и немногочисленными) спецподразделениями, типа русской «Альфы» или немецкого KSK. Почти всё, как у людей, правда, основные функции армии – это охрана границ, сопровождение транспортных конвоев, миротворческие миссии и борьба с морскими пиратами. Ни в каких серьёзных столкновениях Эквестрия участия не принимала и не принимает, поэтому весь боевой опыт армии заканчивается на умении драться с пиратами и террористами. Хотя, если верить словам Кримсон Спраут, однажды между Эквестрией и Зебрикой (страной зебр, как можно догадаться) произошёл конфликт, связанный с поставкой драгоценных камней с земель пони и угля с земель зебр. В течение одного месяца вдоль границ обеих стран очень быстро выросли комплексы оборонительных сооружений: ДОТ-ы, километры траншей и колючей проволоки, противотанковые ежи, все дела. Пройти за линию фронта, не подорвавшись на мине или не схватив пулемётную очередь, мог только мастер-диверсант или очень везучий пони или зебра. Позиционные войны велись всё лето и половину осени, но никаких активных военных действий не наблюдалось, поэтому всё затихло довольно быстро. В ноябре стороны заключили мирный договор и возобновили торговые отношения на взаимовыгодных условиях. А укрепления эти так там и остались…

— Ладно, — сказал танкист, переваривая полученную информацию, — если всё именно так, как ты говоришь, то я готов сделать предположение, что это какой-то ваш военный эксперимент с магией. Доигрались с порталами, и вот результат.

— Ну, я не военная, так что меня можешь не спрашивать, — пожав плечами, ответила Кримсон. — Но Принцесса Селестия, думаю, сможет ответить на все твои вопросы. Тебе лишь нужно попросить у неё аудиенции. Учитывая обстоятельства, я считаю, что она сама захочет тебя увидеть. Но для начала нам нужно выбраться из леса. Тут рядом есть тропа…

— Погоди. — Юрген поднялся и, хрустнув позвонками спины, провёл небольшую разминку. Что-то щёлкнуло у него в голове. — Слушай! Если уж меня сюда занесло, то где-то рядом может быть мой танк с экипажем. Поможешь мне его отыскать?

— Я что, похожа на пегаса? — скептически подметила поняша и, поднеся копыто к подбородку, задумчиво произнесла: — Хотя, знаешь, навряд ли он оказался далеко. Но если твоя машина застряла между деревьями…

— Да мне хотя бы снаряжение достать. — Танкист сделал шаг вперёд и бегло осмотрелся. Лес, дремучий лес на многие километры вокруг. Была бы карта, но какая уж там карта Вечнодикого леса? GPS и прочая навигация наверняка не работают. Радио… Точно, чёрт возьми! У него же на голове, мать его, шлемофон со встроенной гарнитурой!

— Можно сначала проверить болото неподалёку отсюда. Это в той стороне. — Копытом Кримсон указала направление их следующей цели. Юрген даже не брался предполагать, как пони ориентируется в этих дебрях. Если бы она по случайности на него не наткнулась, так бы и пропал. Хотя был определённый шанс того, что Юрген нашёл бы упомянутую Кримсон тропу.

— Сейчас, мне только надо кое-что проверить… — Убедившись, что гарнитура работает, Юрген зажал тангенту и громко произнёс в опущенный микрофон: — Картель-два-два – всем, всем, всем. Проверка связи. Отзовитесь, приём.

Шорох помех. Интересно, а в Вечнодиком стоят ретрансляционные станции?..

— …а свя…дер…зли в… — Голос был тихим, практически на грани слышимости, но через пару секунд помехи отступили на второй план, и Юрген узнал радостный голос Райнхольда. — Думаю, вам лучше идти сюда, господин лейтенант!

— Райнхольд, повтори: я ни хрена не понял!

— Ходовая часть танка увязла в болоте! Пытаемся вытащить тросами! Два-три и два-четыре тоже здесь!

Юрген прошёлся между деревьев и взглянул на Кримсон, терпеливо ожидавшую, когда танкист закончит беседу со своим товарищем.

— Где это болото?

— Я покажу, — кивнула поняша, и лейтенант вернулся к переговорному устройству:

— Райнхольд, ждите! Сейчас подойдём к вам!

— А кто с вами?

— Не суть. Машины получили какие-нибудь повреждения?

— Никак нет. Разве что электроника первое время с ума сходила! Как вы до нас доберётесь?

— Да уж доберёмся как-нибудь! Постарайтесь вытащить машину до моего прибытия. Всё, отбой!

Выдвинулись незамедлительно. Взяв в руки пистолет, танкист двинулся вслед за поняшей, перешагивая через толстые корни, обходя широкие стволы могучих деревьев. Через их цветущие кроны, перекрывающие небосвод, пробивались узкие полоски света, но даже так видно было достаточно, чтобы ориентироваться в пространстве. Однажды Юрген уже заблудился в тёмном лесу, ему тогда было всего двенадцать лет, он ничего не смыслил в выживании, и поэтому спасло его лишь чудо: уже на закате, когда погода испортилась, а воздух похолодел, на него наткнулся возвращающийся с охоты охотник. Сейчас же с ним были проводник, лёгкий бронежилет и пистолет калибра .50 ACP. Так что не пропадёт.

К болоту они вышли примерно через пятнадцать минут, но для лейтенанта эти пятнадцать минут растянулись в целую вечность. В голове всё-ещё стояли образы разорванной в клочья пехоты и сожжённых кумулятивными струями танков, разрушенная архитектура родного города и затянутое облаками, дымом и пылью небо. Он понял, сколько всего он мог бы отдать, чтобы вернуться туда, в бой, отстоять Гамбург, вышвырнуть «янки» из Германии. Но он был здесь, в Эквестрии, там, где никогда и не надеялся оказаться. И на данный момент требовалось разобраться со своими проблемами, прежде чем искать способ вернуться домой.

«Яблочный» «Леопард», чуть накренившись вбок, стоял по борта в болоте. Две другие машины, зацепившись за «утопленника» тросами, выволакивали танк на берег, но процесс шёл медленнее, чем хотелось бы. Юрген услышал полный изумления возглас, когда Кримсон увидела немецкие боевые машины. Насколько мог предполагать лейтенант, таких танков в распоряжении Эквестрии не было. Либо были, но в очень ограниченных количествах. Ни исключён также вариант, что Кримсон вообще никогда в своей жизни не видела настоящий танк.

Пробравшись через заросли камыша, они вышли прямо к боевым машинам. Неистовый рёв трёх танковых движков распугал всю живность в округе: именно на него ориентировались Юрген и Кримсон, когда они уже начали подходить к месту. На их глазах два шестидесятитонных монстра выволокли своего собрата из топи, и тот, отфыркиваясь, встал на месте; длинные лохмотья грязи и болотной тины свисали с траков и катков, капли мутной воды срывались с краёв брони и падали на землю. Юрген подошёл ближе и увидел, как из открывшихся люков показываются пыльные лица танкистов.

— Господин лейтенант! — радостно выкрикнул Райнхольд, выбираясь из башни боевой машины. На перекинутом через плечо коротком ремне болтался пистолет-пулемёт МП-7, на голове восседал обычный танковый шлемофон. Оказавшись около турели с МГ-3, танкист замешкался и оглядел лейтенанта, а затем взгляд его пал на Кримсон Спраут. — Майн Готт… Это ещё что за чудо такое? Стоп… Меня зрение не обманывает?

Поняша, потеряв дар речи, невольно отступила назад, но не побежала, а лишь напряжённо ожидала, что будет дальше. Юрген наблюдал, как сноровисто спрыгивают с танков Райнхольд, Штеффен и Эдмунд, затем обратил внимание на машины лейтенантов Винтера и Байера, ожидая, когда бойцы покинут своих стальных мастодонтов и подойдут поближе.

— Ну, что ж, во-первых, хочу познакомить вас всех со своей новой знакомой. — Юрген повернулся и посмотрел на пони, что молча оглядывала танкистов. — Камраден, это Кримсон Спраут. Я попрошу не зашвыривать её вопросами…

— Интересные у тебя знакомые, Юрген, — задумчиво ответил лейтенант Клеменс Винтер, глядя на оливковую поняшу. Он посмотрел на лейтенанта Марка Байера и некоторое время хранил молчание. — Представляться будем или как?

— Нас тут двенадцать рыл. Поди, запомни дюжину имён за один раз, — нахмурившись, отозвался Марк.

— У меня много друзей, — подала голос Кримсон, выступив вперёд и встав рядом с Юргеном. Через усилие, но она выдавила из себя небольшую милую улыбочку. — Кроме того, я обладаю хорошей памятью. Думаю, я смогу запомнить ещё десяток.

Сказать, что многие танкисты были удивлены, изумлены, ошарашены и шокированы, значило не сказать ничего. Один за другим, они неловко выговаривали свои имена и фамилии, порою путая местами слова и буквы и тут же исправляясь, из-за чего ситуация выглядела ещё комичнее. Кримсон более не сторонилась людей – наоборот, она прям-таки излучала дружелюбие и добродушно хихикала, когда очередной танкист, запинаясь, допускал ошибку. И люди тоже заметно расслабились: видимо, попали в светлую ауру оливковой поняши и постепенно проникались добротой и дружбой. Стояли, улыбались, смеялись вместе с пони, внезапно для себя осознали, как смешно на эквестрийском звучат немецкие имена и фамилии. Со временем, всё же, все пришли к выводу, что из леса надо выбираться, и раз рядом есть поселение пони, значит, следовало отправиться прямиком туда. Но для начала Юрген решил немного прояснить обстановку, поэтому вместе с Кримсон провёл то ли недоинструктаж, то ли недобрифинг, в общем, поделился с товарищами имеющейся информацией и своими догадками. Бурной реакции, впрочем, не последовало: каждый молча принял новую информацию и сейчас обмозговывал её у себя в голове, и лишь Винтер и Байер задали несколько вопросов, на которые был тут же любезно предоставлен ответ.

— Флаттершай меня убьёт, если ваши танки пойдут через рощу, — шутя, сказала земная пони. Её мордочка внезапна приняла серьёзное выражение. — Нет. Серьёзно. Вы бы видели, как она помешана на природе.

— Представить страшно, — понимающе кивнул Винтер. — Впрочем, не она одна. «Гринпис» нам головы открутит, если мы начнём портить природу и в другой реальности.

— Есть ли какой-нибудь способ вывести танки из леса без ущерба окружающей среде? — спросил Байер, косясь на боевые машины. — И ещё: Юрген, ты часом не знаешь, что случилось с обер-лейтенантом? Ни он, ни его экипаж не отвечают.

— Будем надеяться на лучшее. И да, мне бы тоже хотелось знать, как аккуратно и безопасно вывести танки из леса, — ответил Юрген.

— Это займёт некоторое время, но, думаю, до обеда мы справимся, — постучав копытом по подбородку, задумчиво ответила поняша. — Я смогу указывать дорогу.

— Тогда вот, как мы поступим: Кримсон, забирайся на башню моего танка. Будешь нас координировать. Байер, Винтер, ваши машины тогда пусть следуют за моей. Думаю, зверей можно не бояться: рёв двигателей распугал всю живность в радиусе одного квадратного километра. Так что спокойнее. Ну, на этом всё. Думаю, можно приступать.

Танкисты согласились: они всё равно поступили бы так же, даже если бы командование взводом не перешло Юргену. Два-пять погиб в бою, Два-один пропал без вести. Значит, бразды правления переходят юному танкисту, впервые сегодня принявшему бой. Не самая радостная перспектива, но, с другой стороны, Винтер и Байер тоже ничуть не лучше его. У Винтера всего один бой, Байер же, как и Юрген, сегодня встретил своё первое сражение. Боевое крещение, конечно, прошло не самым наилучшим образом, особенно для пятой машины лейтенанта Катчинского, но на войне случаются потери – это то, что Юрген познал с первых минут боя.

— По машинам, господа… и дамы. — Сказав это, Юрген повернулся и направился к своему танку. Подойдя ближе к боевой машине, он внимательно осмотрел ходовую часть и борта. Не сказать, что это помешало бы продвижению, но внешний вид танка оставлял желать лучшего. Сверху танк был покрыт бурыми пятнами грязи и запёкшейся крови, а снизу – всё той же грязью, тиной и ещё какой-то растительностью. Было бы неплохо загнать машину в какую-нибудь лужу или небольшую речушку, чтобы привести её в надлежащий вид. Но это позже.

Ухватившись за край брони, Юрген с привычной сноровкой забрался на крышу башни и нырнул по пояс в командирский люк. Кримсон не отставала и, ловко вскарабкавшись на броню, уселась рядом и чуть позади, рядом с панорамным перископическим прицелом.

— Так… — Юрген коснулся гарнитуры, связываясь с экипажем. — Штеффен, меня слышно?

— Яволь, герр лейтенант, — спокойно отозвался водитель.

— Отлично. Сейчас наша основная задача – это выбраться из леса и не повалить ни одного дерева, иначе местные нас пришибут. Я тут с Кримсон. Будем тебя координировать.

— Так точно, господин лейтенант. Можете мне поверить: ни одно дерево не пострадает! — весело отозвался танкист. — Куда нам ехать?

Юрген не ответил. Немного поразмыслив, он нырнул в нутро боевого отделения и несколькими секундами позднее показался с ещё одной гарнитурой в руках. Вряд ли она годилась для ушей пони, но ничего другого на данный момент у Юргена не было. Он протянул прибор Кримсон. — Возьми.

Поняша приняла гарнитуру от Юргена, и тот помог ей приладить прибор у неё на голове. Через десять секунд возни «установка» была завершена.

— Неудобно как-то… — нахмурилась Кримсон и несильно стукнула копытцем по наушнику. — Привыкнуть можно, но…

— Там есть тангента – кнопка переключения с приёма на передачу. Зажми её и говори в микрофон. Затем отпусти, чтобы услышать ответ, — кратко проинструктировал её танкист. Кримсон посмотрела на него таким взглядом, будто Юрген только что сказал что-то очевидное. — Думаю, ты разберёшься.

— Эм… Алло? — произнесла она в опущенный микрофон и нахмурилась. Юрген ухмыльнулся: представил, как это звучало бы от него во время радиообмена в условиях боя.

— Штеффен на связи, фрейлейн Спраут, — всё также весело ответил мехвод.

— Вижу, эта штука работает… — не понять кому пробормотала оливковая пони, прежде чем вернуться в эфир. — Справа от машины есть два вековых дуба. Там она сможет проскочить. Думаю, можно начинать движение…

Взревев движком, танк развернулся на месте и, взбивая гусеницами грязь, прошёл прямо между машинами Байера и Винтера. Два-три, подхватив рёв машины Юргена, снялся с места и двинулся следом, увлекая за собою последнюю машину. Сформировавшаяся колонна, гремя траками, медленно покинула болото, а десятью минутами позднее постепенно затих и яростный рёв танковых двигателей. Лес вернулся к своей привычной жизни, какой она была до прибытия пришельцев…