Красный Дождь

Глава I: Чума погубит всех нас.

Какое значение имеет для каждого жизнь ближнего? Готов ли кто-то бороться за жизни других, словно за свою собственную и даже больше? Сколько боли может принести одна пони своей подруге, чтобы ей самой было хорошо? День изо дня я училась великой правде нашей жизни. Училась тому, сколько придется вынести, и сколько придется вынести в одиночку. В начале пути нам помогают наша семья: вскармливает, кормит, дает кров и одежду, а так же указывают, куда нужно направить свои старания для достижения результатов. Но кто же будет помогать, если родных не стало? Если они далеко-далеко от нас и уже не дадут хорошего совета на любой случай жизни.

Теперь мы сами по себе. Есть только ты и твоё желание жить как-то дальше, чтобы твоя жизнь была наполнена хоть каким-то смыслом и мечтаниями о своём будущем. Для каждого смысл и мечты свои: кто-то счастлив в труде на мельнице, кто-то счастлив просто веселиться в хорошей компании друзей, а я счастлива, что у меня есть 5-ти летний сын, который любит меня. Но не так сильно, как люблю его я.

Это мой смысл жизни. Отец покинул нас, когда малыш даже ещё не умел говорить. Когда-то он был романтичным, часто дарил мне цветы, веселил меня невероятными историями и говорил, что любит меня всей душой. Его комплименты, словно гладкий шелк, ласкал мои уши и чувства. Иногда всё это мне казалось сказкой со вкусом сладкого зефира и тёплого кофе. Но когда в нашей семье появился сын, всё пошло по наклонной вниз: он стал заливаться спиртным, пропадать на целые недели. Он больше не дарил мне цветов и вовсе, похоже, потерял ко мне хотя бы какие-то чувства, как хладный труп. Он не хотел семейной жизни, не хотел ребенка, не хотел жениться на мне и не хотел от кого-то зависеть. Только вернуть свою прежнюю беззаботную жизнь и насладиться её сполна.

Он не был готов к семейной жизни, и это сыграло свою жестокую роль в нашей разлуке.

Когда сыну стало пять и начали лить частые проливные дожди, а на Северные Королевства грянула страшная напасть – великая пандемия. Эта поветрие распространялось с невиданной скоростью, поглощало целые деревни и даже селения, как будто голодный зверь, жаждущий пожрать всё живое. Болезнь носила громкое и весьма говорящее имя – «Бледная смерть», или же, как в народе часто её называют «бледнуха». Своё имя она получила в честь после смертного изменения цвета раскраски погибших от этой ужасной заразы. Пони страдали от дикой сдавливающее боли в груди, как будто на них положили целое корыто тяжелых камней. Мучились от постоянного кашля, который не редко сопутствовал отхаркиванию крови и потерям сознания. Их рвало, давило, кололо и почти всегда их жалобы различались. Они ощущали разные степени боли, кто-то мог не кашлять, или даже совсем ничего не чувствовать кроме постоянно сонливости. Но в конце все становились бледными трупами, над которыми витали стаи мух и сидели клопы. Многие из них просто валялись на улице, но счастливцы, переболевшие заразу, принимали на себя труд собирать тела и отвозить их на сожжение. Предсказать, есть ли бледнушка у кого-то из зараженных было очень кропотливым трудом и им занимались вороные доктора.

Их так называют, потому что они обычно всегда носят длинные плащи с капюшонами и необычные бледно-молочные маски с клювом и стеклами для глаз. Если они приходили в деревню, значилось, что чума была уже где-то рядом. Можно сказать, вороны считались предвестниками скорой погибели всего живого. Я знала их пугающие методы: если жив – покидай это село, а если заражен – тебя и твой дом должны сжечь, чтобы навсегда отчистить место от скверны. Но они не были такими уж жестокими убийцами, как думают все. Их задача заключалась в том, что если жертва подвержена заражению бледной, доктора должны убить жертву путем немедленного и быстрого «милосердия». Под этим словом подразумевали быструю смерть от укола тонкого стилета прямиком в сердце бедолаги, что, по словам докторов, являлось самым безболезненным и моментальным. Пусть бы оно так и было…

Докторов боялись, ведь они имели полное право сжечь любой дом и обвинить кого угодно в ношении смерти. Это бесчестие породило череду недовольств, пронёсшуюся по землям как массовый психоз. Убивали многих, но я почти на наверняка полностью уверена, что не редкость была и экзекуции едва ли связанные с истинной болезнью. Они могли убивать кого угодно, даже священников, но полную неприкосновенность мог носить лишь верховная королева, принцесса и высшая знать. Кроме того, некоторые даже сами могли специально заразить обидчика бледнушкой, а затем указать на него пальцем при сословии, что тот является разносчиком. И тот получит одобрение от лица всей деревни. Ведь они не хотят погибнуть в страшных муках.

Я хотела спасти своего ребенка от всего этого кошмара наяву, который никак не мог утихомириться. Закрыв нас в доме и заперев все окна, я зажгла везде свечи, чей тёплый свет должен был освещать изолированное от мира пространство в нашем деревянном домике. Но всё же иногда мне приходилось покидать дом, чтобы пополнить запасы и изредка искать книги о разных хворях, за которые платились не малую копейку.

Хотя монеты сейчас и не были редкостью, потому что сокращение пони начинало близиться к своей апогее и зарплаты, и рабочие места уже не стали такими значимыми символами, но во время чумы все пытались заработать, как могли. Кто-то даже пытался собирать и продавать вещи мертвецов, только вот все знают, что вещи опасны. Но бывали и такие, кто закрывал на это глаза, а позже уже красовался своими собственными вещами на прилавках чёрных торговцев.

У таких пони нет не чести не совести… но сейчас тяжело говорить об этих двух моральных качествах, так как для многих они стали делом растяжимым. Варвары, разбойники, помешенные культисты, дилетанты и рыцари не имеющих и малейшего понятия о рыцарстве. Массовый психоз многих свёл с ума и с пути истинного.

На улице обычно всегда лил ливень, превращавший землю в мерзкую слякоть, по которой не редкость можно было увязнуть чуть ли не по всё копыто. В грязи, по бокам улицы в нашей небольшой деревеньке, валялись прикрытые простынями трупы, а некоторые умирали прямо на улице или их выбрасывали туда из окон домочадцы, как какой-нибудь мусор. Рядом с первыми обыкновенно стояли рыдающие кобылы и жеребцы, оплакивающие смерть близких им пони, а те, что лежали без чьего-либо внимания, одиноко гнили в стороне, дожидаясь своей очереди на костёр. Грязь, гниль, мусор, антисанитария – всё это могло убить моего сына без малейших усилий. Я фобично цеплялась за его жизнь, и всегда умывалась, после того как прейду домой и накрепко запру за собой дверь. Могу признаться… одной выживать вместе с брошенным отцом жеребенком, когда у самого порога стоит бледная смерть слишком тяжело. Но я верила в прощение наших грехов и верила в то, что вскоре всё закончится.

Обед в нашем доме не в новинку состоял лишь из одних овощей и хлеба. Мясо тоже могло содержать в себе разные холеры, от которых уже не спасешься ни горячими ваннами, ни специальными настойками врачей.

Сегодня я нарезала лук, томаты и огурцы. Лук сам по себе очень полезен и он отгоняет болезни от организма. Правда… мальчик его не сильно любит, но я пытаюсь всё же добавлять лук в пищу хотя бы в небольших дозах. Такие салаты хотя бы не убьют его.

— Мама, а куда ушёл папа? Почему папы так долго нет? – тонким голоском спросил меня он, прислонив своё левое ушко к закрытому окну и слушая, как мелодично шумит за ним дождь.

Его вопрос был сильной болью в моём сердце. Остановившись, я тяжело вздохнула и приложила свою ладонь к разгоряченному лбу.

— Папа… ушёл в путешествие… ему не хватало приключений, вот он и решил ещё немного повидать мир… не волнуйся, он скоро вернется.

— Я бы тоже хотел повидать мир, как папа.

Горесть заключила меня в свои холодные объятья, и мне уже захотелось зарыдать, но я не могла так поступить, когда сын был рядом. Мне не хотелось расстраивать его своей душевной болью, потому что он был ещё не готов к тому, чтобы узнать правду. Правда иногда бывает лишней, а ложь милосердной.

— Мама, а почему мы не выходим на улицу?

— Потому что снаружи опасно… Сейчас там делать нечего.

— …Как красиво шумит дождик. – произнес он с явным восхищением.

— Да… очень красиво.

Я тоже люблю слушать, как шумит дождь. Можно услышать, как его капельки, словно с горки скатываются с крыши и падают на землю, как он звучным оркестром стучит по крыше, по ночам, словно убаюкивая в колыбели и нагоняя на грядущий сон. Для меня это одно из самых красивых явлений природы.

Но к сожалению тогда я была занята другим: в время нарезания овощей я жадно пробегала по страницам медицинских учебников, которые трактовали мне о самом существе вирусов и болезней и о том, как их лечить. Но всё сказанное здесь было довольно поверхностно: тут растереть, там наложить, это сварить и выпить – не то написанное на скорое руку. Я предпочитала книги южных врачевателей нашего времени, потому что в них хотя бы полностью разбираются симптомы и способы лечения болезней с толкованием процессов происходящих с организмом. А это была полной пустышкой. Пустышкой, за которую я заплатила двадцать астров и заплатила своей невнимательностью.

Потеряв себя в главах книги, я случайно сделала надрез на своём указательном пальце между третьей и второй фалангами. Я вскрикнула от неожиданного всплеска боли и тут же поклала нож на стол. Надрез был достаточно глубоким, чтобы кровь просочилась из пальца прямо на стол и попала на капусту.

— Мама, что случилось!? – взволновано воскликнул малыш и подбежал ко мне.

Я зажала ранку большим пальцем, чтобы на время остановить кровь и натянув на своё лицо добрую любящую улыбку посмотрела на жеребенка, который так душевно перепугался.

— Твоя мама опять порезала себе палец. – с улыбкой говорила я, — Совсем уже потеряла хватку.

— Тебе было сильно больно?

Присев на корточки, чтоб заглянуть малышу в глаза и порадоваться его искренней заботе. Какой же он красивый. От отца ему досталась прекрасная добрая внешность и ярко-изумрудные глаза. От меня он получил мою красную гриву и хвост, а так же заметную бледность его светло-желтой шерстки. Иногда я не могу удержать на себе улыбку, когда глажу его волосы, словно свои собственные и начинаю счастливо хихикать. Но эти глаза… в них было что-то волшебное, неописуемое. Что может увидеть только мать в собственном ребенке. Эту теплоту и любовь, с которой дитя смотрит на меня… она цепляет за самую душу и желает, что бы я обняла его крепко-крепко.

— Нет дорогой… это всего лишь маленькая царапинка. Она на завтра тут же заживет.

Мальчик набросился на меня со своими объятьями, а я начала таять от его безграничной любви. Какой же он милый, тёплый, приятно пахнет сладкой ежевикой и заключает меня в свои нежные объятья. Как жаль, что отца не было рядом, может быть, он бы изменился лишь, посмотрев на своего сына хоть раз на трезвую голову и проветренную голову. Я не осталась бездвижной и тоже обняла своего малыша, с чистой, материнской любовью и позволила себе пустить несколько горячих слёз по своим, покрытым румянцем, щекам.

— Как же я тебя люблю, солнышко…

— Я тебя тоже… очень-очень сильно, мама.

Я тепло прижала его к своей груди, но вдруг, прозвучал тот звук, которого я так страшилась всю жизнь моего мальчика. Не спала ночами, чтобы никогда его не услышать, молилась Четверым, что бы он не постиг нас обоих.

Жеребенок залился болезненным сухим кашлем.

Моё сердце тут же остановилась, глаза широко раскрылись, а могильный холодок быстро пробежался по всему моему телу. Страх подступал к горлу, и я уже почти не могла дышать, а прошлые чувства любви и семейного тепла, как будто растворились в воздухе, словно их никогда и не существовало. Мне тяжело было говорить, голос дрожал у меня прямо на кончике языка. Его кашель я могла ощущать прямо в его легких, я слышала, как тяжело он дышит. Очень тихо, хрипло и сдавлено.

Если бы я не была белой, то сейчас я бы побледнела.

— …К-когда у тебя начался этот кашель?

— Наверное…

— Пожалуйста… умоляю, малыш… скажи… когда он начался… — не сдерживая слёзы на глазах, шептала я.

— …Неделю назад… наверное… я не помню… Мама?..

Я зарыдала, не в силах сдерживать горе. За всё то время, пока я рылась в кучах дорогих книг и выискивала рецепт микстуры от чумы, я так и не нашла ничего стоящего. Я не смогла сварить ничего, что могло бы спасти моего мальчика, и теперь он был заражен бледной смертью. Мне тяжело осознавать это, понимать, что он не сможет выжить, я просто отказывалась в это всё верить. Почему боги так поступили с ним? Что он сделал ужасного за свою короткую жизнь, что он удостоился такой ужасной участи? Почему он, а не я?

Это было ни ларингит, не простуда и даже не грипп. Это была чума – жестокая, губительная, бесцеремонная, скашивающая пони целыми городами, как свежую рожь.

— Мама?.. всё хорошо?..

— Д-да, сынок… всё хорошо… всё б-будет хорошо…

Быстро подскочив с места, буквально вырвавшись из тёплых рук мальчика, я быстро начала метаться по дому, в поисках целебных трав и мазей. Жеребенка это сильно взволновало и напугало. Он совсем не понимал, что происходит.

— Что такое?

— Залезь, пожалуйста, в горячую ванну и не вставай! – криком донесла я до него со второго этажа. — Я скоро вернусь!

Натягивая свои штаны, чёрные сапоги и одевая свою кожаную куртку, я думала о том, чтобы как можно скорее найти вороных докторов и спросить у них совета – есть ли от болезни лекарство, и существует ли оно вообще. Хотя я всем сердцем хотела в это верить.

Я нервно открывала дверь, гремя железными замками и стуча засовами, но когда дверь, наконец, оказалась открыта, я буквально выбила её плечом и понеслась под дождём на главную улицу. Время проносилось для меня незаметно: я долго и резво носилась по улицам, ища докторов, но ничего, кроме валяющихся трупов, бегающих туда-сюда крыс и редких мрачных пони, которые старались держаться под навесами зданий, не было. Я старалась бегать по следам от колёс на грязи, так как часто собирателями трупов выбирали самих докторов, если не было пони с иммунитетом. Улицы и дома пролетали мимо меня, как золотые листья под повевами сильного ветра глубокой весной.

— Доктор! доктор! – разрывала я своё горло в отчаянных попытках перекричать звенящий по крышам шум ливня.

Дождь ласкал моё лицо и смачивал красные волосы, что становилось всё вероятнее, что я заработаю себе простуду. Но мне было на неё совершенно наплевать. Для меня существовала только одно – надежда на спасение моего единственного сына. На секунду я потеряла контроль над своим телом, замерев прямо на месте. Доктора нигде не было, как будто тот провалился сквозь землю или растворился прямо в воздухе. Но вдруг, подняв свои глаза навстречу прохладному дождю, который попадал ко мне в рот через полуоткрытые губы, я увидела чёрный столб дыма, находившийся совсем не далеко.

Оценила ситуацию я очень скоро и уже уверенно, спотыкаясь о камни, застрявшие в грязи, бросилась туда. На месте пожара, стояло несколько пони, которые смотрели за тем, как догорает их дом на окраине, а почти в десяти метрах от него стоял он – весь в чёрном: чёрной длинный плащ, чёрные перчатки и чёрные ботинки, а так же эта острая шляпа, которых никто и нигде никогда не видел. И этот длинный белый клюв ворона, направленный прямо на пламя, пожирающее здание вместе с основанием. Удивительно, как огонь держался и продолжал разгораться при таком то дожде, но, похоже, тут не обошлось без магии, к которой я относилась, скажем, тоже скептически.

Но сейчас это волновало меня в последнюю очередь. Я бежала к нему, как бежала бы к последней надежде, последнему оставшемуся варианту, возможно готовому помочь моему горю. Она краем своего уха услышал моё приближение и, держа руки за спиной, посмотрел на меня сквозь свои прозрачные круглые стекла, в которых можно было увидеть его чуткие голубые глаза. Он был высоким, высоким возможно даже не только для меня, но и для остальных мужчин. Его рост буквально шептал о его гордости и величественности.

— Доктор! Пожалуйста, вы должны мне помочь!

— Я слушаю вас, девушка. – мужественным, изящным голосом произнес он из своей маски-клюва.

— Мне… нужна помощь… я хочу знать, как вылечить эту заразу! Хочу знать, как отчистить своих родных от хвори!

— Я могу помочь вам… облегчить страдания ваших родных…

В меня вселился новый страх. Теперь я уже боялась самого врачевателя, прямо сейчас говорящий о том самом «милосердии», какое они оказывают каждому больному, а затем сжигают. Я не хотела такой судьбы для своего малыша, я хотела его похоронить, как и всех. Но если бы вступился доктор, он бы не смог перейти в рай.

— Нет… мне нужны ваши… мази, травки, хоть что-нибудь что могло бы помочь!

— Моя прямая обязанность избавлять славную Аврелию от чумы… Я должен уничтожить бледную смерть, лишь одним путём – сжечь её и обратить в прах, чтобы она никогда более не воскресла вновь…

Я упала перед ним на колени, заливаясь горьким плачем. Никогда ещё я не была настолько отчаявшейся и убитой, что я была готова унижаться перед кем угодно, лишь бы жизнь моего ребенка была в сохранности. Вцепившись в его ноги своими руками, я жалобным голосом в последний раз попыталась достучаться до его холодного сердца. Но я не могла видеть, как изменяются эмоции на его мертвой, безжизненной и пугающей маске.

— Умоляю вас… вы последняя моя надежда… я не хочу, что бы мой единственный сын мучился…

Вдруг его рука коснулась моей головы и тот, мрачно посмотрев на меня сверху вниз, произнес:

— Лекарства нет… но есть мази, которые должны временно остановить усугубление хвори.

Он протянул мне небольшую баночку, с непонятным веществом внутри, отдалённо похожим на свиной жир. Я тут же резко выхватила банку из его рук и немедленно побежала обратно в дом, напоследок бросив счастливое:

— Спасибо, спасибо, доктор!

Прижимая банку к себе и стараясь лететь как можно быстрее, я миновала оставшиеся улицы и оказалась у раскрытой настежь двери в наш дом. Я захлопнула за собой дверь и слегка отряхнувшись, открыла банку и быстрым шагом пошла в ванную комнатку.

— Сынок, я дома! – воскликнула я, ожидая что он ответит.

Когда я открыла дверь, полная желания спасти жеребенка, то банка с мазью буквально соскользнула из моих рук. Малыш лежал в ванной, с открытыми холодными глазами и смотрел на меня, а его шерсть уже начинала белеть. Я ринулась к нему, соскребав с пола мазь и быстро намазывая его ему на щеки и нос, но тот шевелился. Не смотря на горячую ванну, он был холоден как лёд, а его сердце больше не билось.

— Нет, нет, нет! Дорогой! Посмотри на меня! – пыталась я повернуть его безжизненный взгляд на меня. – Посмотри на маму!.. пожалуйста… пожалуйста…

Он был мёртв. Я не могла удерживать фонтан слёз и душераздирающий крик, который я подняла в своём доме. Прижимая холодного ребенка к себе, я чувствовала смертельную вину за то, что, не смотря на все мои усилия, я не смогла его спасти и отреагировать вовремя. Реки солёных слёз капали на пол, а в горле прорезался больной хрип.

— Прости меня… прости… я не успела…

Теперь осталась только я одна: без ребенка, без мужа, без семьи и без смысла жизни. За что боги так жестоки со мной? Они дали мне многое, но когда забрали, те сделали всё гораздо хуже. Я не верила, что это когда-то может произойти, а теперь реальность лежит прямо у меня на моих руках, мёртвая и холодная, как одичавшая зверушка, которая не перенесла грядущие заморозки. Как же я хотела, как же я мечтала растопить этот лёд и вновь вдохнуть в него жизнь, чтобы он снова любяще обнял меня и крикнул: «мама»…

Я была готова покончить с собой, и для этого я выбрала самый быстрый способ: взять нож со стола, на котором ещё оставалась свернувшееся кровь и зарезать себя лично. Но, когда лезвие оказалось в моих дрожащих руках, я задумалась о том, что же будет со мной после смерти? Разве этого хотел мой сын? Чтобы я перерезала себе вены и вспорола свой живот, наполнив наш домов реками крови? Нет… он желал всегда мне только лучшего… он всегда любил меня.

Разъяренно бросив кухонный нож в стену, я упала на пол, сильно прижимая к лицу свои руки, в мыслях, что это всё просто ужасный сон и это вовсе не явь. Но было слишком глупо думать, что это всего лишь грёзы. Это был реальный мир… и он был куда ужаснее, чем в кошмарном сне.

Через час я выкрала тело мальчика и вынесла его до кладбища, где и с невыносимой болью в своём сердце, зарыла около своей матери и отца. Теперь он должен был спать спокойно вместе с ними, и я надеялась, что они действительно обретут покой вместе. Вместе со всей семьей, а позже, может быть, я буду лежать рядом с ними и воссоединюсь с ними. Мы снова заведем свою ферму, где мы будем выращивать кабачки, будем собирать малинку и кормить кур со свинками, как когда-то в моём детстве.

Шумит тихий ветер. Он свистит, но никто не замечает его, как будто его вовсе и нет. Дождь продолжает размывать грязь, и поливать пшеничные поля, которые потеряли свой прежний золотистый окрас. Теперь над ними сгущалась молочно-голубая синева, нагоняющая чувство сырости, гробового холода. На горизонте танцевали в безумном балу молнии, изредка ослепляя всё вокруг своим ярким светом. И гремит гром… тяжелый, разрывающий блекло-серые тучи застилающие всё небо.

Надеюсь, вы нашли свой покой… и вскоре я найду его тоже.

Вдруг, чья-то крепкая рука опустилась на моё плечо, и пожало его. Покосив свой страдающий взгляд, я увидела стоящего рядом доктора и тогда, адреналин буквально пропитал всю мою кровь, за считанные мгновения.

— Пожалуйста, не надо… — всё продолжала я умолять немого доктора.

— … Я не буду ничего с ним делать… даю тебе слово…

— …Почему… мне так больно?..

— Я тоже когда-то проходил через это… они умирают ужасной смертью… а затем становились, похожи на кукол… которые потеряли своего кукловода… забытые… никому не нужные… как будто я в чем-то провинился…

Его голос не был таким душераздирающим, как казалось мне раньше. Теперь он говорил мягко, спокойно и умиротворенно, словно крича о своих внутренних истязаниях. Он сочувствует мне?

— Я… думала, что успею его спасти… но всё произошло так быстро… я даже…

— Не пытайся винить себя в этом… никто не может победить поветрие…

— Но, я пыталась… я боролась с этим. Я изолировала нас от окружающего нас мира, что он смог выжить… и поветрие бы прошло.

— Оно никогда не исчезнет, если никто не будет лечить…

— … Это было всё, что у меня осталось… — всхлипнув тихо произнесла я. – Это был мой смысл жизни… а теперь он лежит в могилке… рядом с моими родителями… хотя он должен был прожить долгую и счастливую жизнь… пережить меня... Я не думала, что увижу его смерть так рано…

— И что теперь ты будешь делать?..

Я повернулась к нему и вновь заглянула в его глубокие голубые глаза, смотрящие прямо на меня. У меня не было точного ответа для него, ведь теперь… у меня не было ничего, ради чего можно было прожить свою жизнь. Куда мне идти, что я должна теперь делать? И когда смерть настигнет и меня?

— Ты не знаешь что ответить… я это знаю… Но у тебя возможно ещё есть одна цель… если ты согласишься принять её на себя.

— Какая цель? – изумленно спросила я.

Он посмотрел далеко вдаль, за поля.

— Когда погибла моя жена, я поклялся, что искореню чуму с наших земель и отчищу Аврелию… Я делаю это не ради денег… не ради принцессы и королевы… я делаю это для того, чтобы никто и никогда не почувствовал на своей шкуре, что такое терять близких… Я уже около двух лет ищу лекарство, но без успешно… всё уходит насмарку… Но есть ещё шанс, задавить болезнь без лекарства… Придать её пламени.

— Зачем ты всё это мне говоришь?

— Ты могла бы выполнять нашу обязанность. – вернув свой потеряй взгляд на меня, произнес он. – Могла бы… помочь нам победить чуму. Чтобы в светлом будущем о ней оставались лишь предания, да страшные сказки… Но для того, чтобы она стала сказкой… нужно её сделать всего лишь сказкой… Спалить проклятую хворь от которой погибают тысячи… Выжечь эту ошибку природы из нашего мира…. Навсегда.

Глава II: Нравственная патология.

Безустанный дождь начинает стихать, но в дали ещё звучат его еле слышимые возгласы знойного ливня. Я, вместе с доктором, стою у своего деревянного дома, в котором я была счастлива до этого самого момента. Он смотрит на меня, будто ожидая чего-то, и постоянно говорит мне:

— Ты должна это сделать.

В своей руке я сжимаю металлический, тяжелый факел, который залит светом «отчищающего» огня. Но всё же моё сердце гложет сомнения. Почему я должна делать это со своим родным домом, где выросло не одно поколение моих предков. Его отделало несколько ровных шагов от пепла, но я не могла поступить так с домом, в котором я выросла и воспитала своего сына. Точнее… воспитывала. Теперь он был мертв, а я совершенно одна и никто не мог судить мои поступки. Кроме тёмного ворона, стоящего рядом со мной, наблюдающего за тем, что же я буду делать. Капли дождя скатывались с его шляпы, нависали на её уголках, стремясь покинуть её и полететь вниз. Что-то в этой шляпе сильно бросалось в глаза. А возможно всё дело не в самой шляпе? Не вооруженным глазом можно было заметить, какие же всё-таки длинные и острые уши у их обладателя. Они были неестественные, будто облезшие и сильно вытянутые. Это немало меня пугало.

— …Я не могу так…

— Тебе придется… Если ты хочешь начать борьбу с холерой, для начала тебе нужно перебороть свою боль и уничтожить прошлое. Тогда ты сможешь начать новую жизнь.

— Но хочу ли я?.. Хочу ли я начинать новую жизнь?.. Может мне и старая нравилась…

— Оглянись — старой жизни больше нет... Теперь ты сама по себе.

Меня подобные мысли, когда я думала над тем, чтобы покончить с собой, однако теперь ещё и рядом стоял жеребец, подталкивающий меня на это. Святые, как же тяжело. Мои мысли разрывают голову по кусочкам, противоречат друг другу. В моей голове будто идёт автономная борьба и каждый сражается за свою правду. Но какая же правда окажется для меня?

— Ты должна.

— Да, мать твою, я должна! Хватит это повторять и дай мне немного поразмыслить! Я думала что вы хотя бы немного уважаете чувства других, а не пытаетесь их подгонять на саморазрушение!

— Не саморазрушение, а самосовершенствование… Ты должна научиться принимать крайние решения и я подумал, что это самый лучший урок в твоей жизни. Спали дотла, что причиняет тебе ту самую боль…Помнишь ты спрашивала меня про ней? Так сделай это и не мучай ни меня, ни себя своими сомнениями! Отбрось их!

— … Ты ведь тоже спалил свой дом, верно?..

— … Да… Именно так я и поступил… Ты должна жить будущем, а не прошлым. Прошлое всегда будет тянуть тебя в тот кошмар, какой тебе пришлось пережить… Я это знаю.

Я развернулась к нему и встретилась с ним лицом к лицу, но я держала на себе озлобленную маску.

— Это какой-то бред... – ненормально усмехнулась я. – Может, есть другой способ?

Вдруг, доктор сделал два широких шага ко мне, резко выпрямил ладонь и, замахнувшись, ударил меня по лицу. От его мощной пощёчины я свалилась прямо в грязь, чувствуя, как разгоряченная после удара кожа начинает щипеть и стонать от боли. Это было неожиданно и сильно, что я ели смогла сдержать слёзы, но тот вовсе не собирался смотреть на то, как я распускаю перед ним свои нюни.

— Хватит увертывать от собственных проблем! – вдруг закричал он на меня и указал своей угрожающей рукой на мой дом – Посмотри туда! Это есть твоё прошлое! Если ты не избавишься от него сама, оно будет преследовать тебя всю твою оставшуюся жалкую жизнь! Ты каждую ночь будешь видеть сны о том, как твои родные счастливы, а на утро проснешься, поняв, что всё это было всего лишь сном! Взгляни туда и пойми уже, наконец! Ты должна сжечь то, что осталось! Сжечь всё и начать новую жизнь с новым смыслом!

Я приложила свою испачканную в грязи руку к покраснению после удара, прочувствовав, как же всё-таки блаженно прикладывать что-то холодное к ссадинам. Но не меньше меня волновал сам врач, одаривший меня грубой пощечиной, что привела меня в чувства.

Пошмыгав носом, из которого вытекала багряная кровь, я собралась с мыслями и решилась ответить ему на всё.

— …Хорошо… Ты прав… — опуская глаза, произносила я, — Я всё сделаю… но ты уверен, что это поможет избавиться от воспоминаний?

-… Я не могу тебе ничего обещать… вся тайна в твоей голове…

Когда я поднялась на ноги, утерев свой нос и вновь взять ещё горящий факел, я взглянула на свой дом. Он был для меня любовью, жизнью, бесконечным приключением. Большой, огромный, двухэтажный дом, построенный моим дедом ещё во времена «Первой Лунной Лихорадки» должен был превратиться тлеющие угли, а затем развеется по ветру.

Я, наконец, поняла, что хотел донести до меня жеребец в маске ворона, и я была готова к этому. В голове больше не было сомнений – было желание похоронить всё, вместе с этим проклятым домом. Крепко сжав рукоять обеими руками, я сильно разбежалась и бросила огонь прямо на крышу. Я, как будто зачарованная наблюдала, как острые языки пламени переползают на крышу и поднимали бушующее полымя. За тем, как искры в завораживающем танце вздымаются к молочному мрачному небу.

Вскоре жар поглотил весь дом без особого труда. Он перескакивал из комнаты в комнату, до самого низа, а затем на верхушках здания, можно было увидеть его обугленный почерневший скелет, который так же рухнул на первый этаж с диким и скрипучим треском. Я сомкнула свои глаза и задумалась.

Наверное, это была победа над своим внутренним «я», которое не позволяло сжечь всё, чем я дорожила. Теперь мне не чем было дорожить, и я чувствовала себя свободной, легкой, будто перышко, плывущее по течению тихой реки. Но я ожидала другого… чего-то черствого и жестокого.

— Ты молодец… — похвалил меня доктор и похлопал по плечу, медленно соскользнув своими пальцами с моей куртки. – А теперь идём… нам нужно о кое-чем перегово…

Хоть я и знала, как он закончит свою фразу, но даже я на секунду позабыла о всём, когда услышала пронзительный крик, раздавшийся, как гром среди ясного неба. Душераздирающий крик, словно кого-то рвали острыми кошками, доносился из горящего здания и уже через считанные мгновения, я увидела, как из дома выбегает кобыла охваченная пламенем. Она кружилась, хлопала по себе руками, а затем и вовсе начала кататься по земле, но когда все попытки оказались бесполезны, она уже не могла подняться с земли, и ей пришлось догорать в адских невыносимых мучениях.

— Я помогу ей!

— Нет, стой! – вдруг схватил тот меня за предплечье и оттянул назад. – Она была в доме, а значит, она могла заразиться!

— Срала я на твои «заветы»! Я должна спасти её!

— Ты будешь стоять здесь!

Мне было суждено наблюдать, как бедняга пытается ползти по грязи сквозь боль и дерет своё горло в мольбе о спасении. Слава святым она в конце концом умолкла и больше не заставляла меня рыдать. Я пыталась вырваться из цепких лап, чумного врача, но так и не смогла. Моих сил не хватало, что б перебороть его.

Руки жеребца расцепили меня, и я рухнула на колени, в последний раз смотря на труп, покрывшийся ужасными ожогами и обугливавшимися мышцами не совместимыми с жизнью. Хорошо, что она наконец умерла и теперь не чувствовала этих мук. Подойдя ближе, доктор перевернул труп и внимательно его осмотрел, после чего осмотрел её догорающую сумку.

— Похоже, она забралась к тебе в дом, когда никого не было на хозяйстве… Хотела украсть пару вещиц и по-быстрому слинять… Великий дракон, она не заслужила таких мук…

— Мы ведь могли спасти её…

— Теперь не получится..! Запомни это как урок… ты не можешь спасти всех!

Я размеренно плюхнула в грязь кулаками и взбешенно заорала.

— Почему ты ведешь себя как долбаный каратель!? Не уже ли тебе настолько наплевать на чужие жизни!?

— Мне не наплевать на чужие жизни! – отрезал он. – И если ты думаешь, что смерть пропиталась только в вашем богами забытом захолустье, то ты сильно ошибаешься! Я вижу смерть каждый день и поверь, это ещё не самое мучительное, что может произойти!

Это безумие погубит всех нас. Мне всё равно, что она хотела что-то вынести из моего дома – это было слишком. Но больше всего меня убивал тот факт, что она загорелась в моём доме, который я сама и подожгла. Заключила адскую клетку ничего не подозревающую бедняжку и сожгла её заживо, как будто одна из молотов инквизиции. Клянусь, что я полностью доверяла врачу и изо всех сил пыталась соглашаться с ним.

Он разогнулся в своей величавый рост и медленно подошёл ко мне, после чего невзрачно протянул мне свою чёрную руку.

— Прости, за то, что пришлось ударить… Я не рассчитал…

— Кхм, а ты уверен, что ты не рассчитывал?

— Да, я уверен… обычно я не бью женщин… если конечно они мне не угрожают.

— Вы истинный джентльмен! – усмехнулась я, приняв его руку.

— … Дожги её тело… нам нужно быть уверенными, что зараза не успела проникнуть в её легкие…

Время шло нещадно быстро. Всё близилось к вечеру, а мы тем временем направлялись в дом, в котором остановился врач на ночлег. Это была длинная, протяженная хатка посреди нашей маленькой деревеньки. Стены её подбиты камнями, а крыша была сделана из сухой соломы, собранной с наших полей. Сейчас уже редко, кто решается выйти туда, чтобы собрать колоски для перемокли на мельнице, которая стоит без движения уже около года. Никто не хочет захворать, однако они даже и не понимают, что заболеть можно от постоянно нахождения рядом с гниющими трупами.

Посередине дома горел очаг, чьи языки пламени гладили котлы, навевающие над ним. Деревянные колонны, на которые опиралась высокая крыша, вырезаны разными идолами животных и предметов. Работа была искусной и порой она казалась настолько невозможной, что само существование такой резьбы можно было считать чистым произведением мастерского искусства. Я здесь никогда не бывала, ничего не видела и ничего не трогала, хотя жила всю свою жизнь в этой деревне. Словно открытие.

Вороной доктор прошёлся мимо очага и, вытянув что-то из за стола, что отразилось в моих глазах чистым стальным блеском, я увидела в его руке длинный стилет. Не меч, но очень угрожающий клинок, вызвал у меня череду громких ударов моего измученного сердца.

— Держи. – вдруг он бросил мне стальной стилет, который я не очень ловко поймала кончиками своих пальцев. – Смотри не урони… я его долго затачивал.

— Это… «милосердие»?

— Можно сказать и так… Ты должна запомнить: если жертве суждено умереть в муках, вставляешь острие по направлению к сердцу, под подмышкой и резко прокалываешь его. В лучшем случае смерть наступит мгновенно и без боли.

Он продемонстрировал эти последовательные действия на себе, указывая мне, куда и где нужно колоть и с какой резкостью. Клинок жег мне руки. Я боялась держать оружие, просто страдала мыслей, сколько пони мне придется убить таким способом. Но ещё меня не оставляли в покое слова «в лучшем случае».

— В смысле «в лучшем»?

— Ну… если всё пойдёт не слишком гладко, то жертва может почувствовать то, как ты прокалываешь её и не умрёт ещё где-то секунд… — расхаживая по дому рассказывал доктор, — а может и минут... Бывало и такое.

— То есть, если у меня что-то не получится, жертва будет ещё мучиться?

— Верно. Какие книги ты читала? – спросил он, вытаскивая что-то из сундука в тёмном углу.

— А-м… Восточные рукописи… ещё было несколько с Юга – Ориола и Транквела.

— Нужно было сразу выбросить на помойку всё, кроме восточных рукописей… Ориола пишет о болезнях поверхностно и не сознательно, а Транвел и вовсе понятия не имеет, что такое медицина. Мэриголд пробегала глазами когда-нибудь?

Я скептически подняла левую бровь, осознавая, что я и подумала, чьи книги я читала, когда было время.

— А… что это?

— Не «что», а «кто». Мэриголд – одна из лучших докторов нашего времени, жаль, что она загнулась так рано.

— Что с ней произошло? Она заразилась?

— Нет. Она повесилась… Говорят, что её кто-то довёл, но я в этот бред не верю… её заставили это сделать. Демоны. – сказал тот, когда за окном вновь угрожающе прогремел гром.

Мой смешок быстро слетел с моего лица, когда я увидела, какой серьёзный взгляд на меня бросил врач. Похоже, он говорил вполне серьёзно, только вот я в существование нечистых сил верила с трудом. Особенно сейчас, когда все меня покинули…

— Извини.

— Да ничего… твоя не вера очень даже объяснима… — он протянул мне белый платок. – Вытри кровь… у тебя идёт из носа…

— Спасибо… То есть ты хочешь сказать, что все эти чудовища, это вовсе не сказки? То есть Орден действительно занимается истреблением оборотней, вампиров и всей этой нечисти?

Молча и без слов, ворон присел на деревянное креслице, сняв с своей головы чёрную шляпу. Он стал медленно разматывать шарф, который скрывал его растрепанную, неровную рыжеватую шерстку, но затем, я увидела его лысую, покрытую исключительно шерстью, вытянутую голову. Но истинный шок наступил тогда, когда он снял с себя маску: под ней скрывался лик крысы. Прямой вытянутая морда, несколько потрепанные усики, розовый нос и те же спокойные, умиротворенные голубые глаза. Верх его носа был покрыт белой шерсткой, а у глаз и почти до самого лысого носа, тёмная. Существо наклонило голову на бок, внимательно рассматривая моё лицо и похоже начало улыбаться, если только не скалиться.

— У тебя наверняка сейчас состояние сильного изумления.

— Я… просто никогда не видела… ты ведь ратпони, верно?

— Верно. – Он снова мне добро улыбнулся. — Ты читала бестиарии?

Я начала шататься на месте, чувствуя, что вот-вот упаду.

— Кх-да… Вампиры, оборотни… элемы, бесы… они существуют?

На мои перечисления, крыса только покивал.

— И… даже штаны, которые высасывают глаза?

— … Я такого не слышал… но может быть и существуют. – заливаясь смехом произнес он.

Но мне было совсем не до смеха. Я рухнула на свой зад, однако держалась в сознании и не могла поверить в этот вздор. Годами я считала, что не существует разумных существ, кроме как пони, грифонов и драконов. Теперь всё начинало проясняться и меня осенило, что весь мир гораздо запутаннее, чем я себе могла только представить. Сложно даже представить, сколько опасностей я преодолела за свою жизнь, просто изредка посещая леса. Ведь почти каждую секунду за двери своего дома, я могла стать потенциальной жертвой какого-нибудь монстра.

— С тобой всё хорошо?

— А-га… — вглядываясь в пустой пол, задумалась я. – У меня просто… шок.

— Я хочу ещё раз извиниться за то, что я ударил тебя. – хриплым голосом изрек доктор и поднялся с кресла

— Да ничего… ничего…

— Поднимись… — рат вытащил из сундука кожаное, тёмное пальто с бордовой подкладкой и подошёл с ним ко мне.

Поднеся и прижав его ко мне, он хотел свериться с моим ростом. Оно не было длинным для меня, доходило до середины бедер, но доктор, по всей видимости, выглядело довольным.

— Видишь, не надо будет даже подрезать.

— Это для меня?

Посмотрев внимательно на практичную, статусную одежду, украшенную разными ремешками и застежками, можно было заметить тканевую заштопку на боку.

— У него уже был владелец?.. Я вижу его заштопывали.

— Ты сама ответила на свой вопрос… До тебя носила другая кобыла. Очень искусная в врачевании… но только вот кто-то не захотел, что бы его сжигали и пырнул её в бок ножом… Славная была девушка.

Их нужно было понять, потому что я и сама поначалу была в несогласии с предложением доктора. Сжечь собственный дом, чтобы таким образом его отчистить. Я предельно аккуратно просунула руки в рукава и застегнула пальто на себе. Пальто оказалось довольно удобным и не сковывало движения. Кожа выглядела очень по-бюрократски и это меня сильно смущало.

— Я не выгляжу слишком важно?

— А тебе не нравится быть важной? Мне кажется, это придает некую экспрессивность и эффектность.

— А у меня будет такой шарф?

— Зачем тебе шарф? У тебя там даже капюшон есть! Посмотри.

Натянув себе на голову капюшон, я почувствовала себя в какой-то степени защищенной. По идее данной одежды, он должен был блокировать блох и укрывать от непогоды. Первое, по всей видимости, составляло самую главную опасность в работе с зараженными участками.

Я пощупала кожу на своих рукавах и провела кончиками пальцев по своим бокам. Она была невероятно гладкой, словно тысяча мастеров трудились над ним одновременно день и ночь. Подобные вещи вызывали у меня ощущения не заслуженности, скромность. Наверняка это пальто немало стоит.

— Это… обжигает мои плечи…

— Расслабься, сейчас оно никому кроме тебя не понадобиться… — он взял белую маску, имеющая сходство с его собственной и направился ко мне.

Не знаю, какие чувства должна отражать эта маска. Скорбь, горе, боль или смерть? Это не важно. Для меня уж точно.

— Вот и твой клюв… По приданиям он отпугивает смерть… на само деле его функция куда сложнее. Сюда, в клюв, мы ложем специальные травки. Они губят болезни и сбивают запах гнили. Поэтому тебе не придется часами нюхать этот смрад.

Он помог мне одеть его и когда клюв оказался на моём лице, я вдохнула цветочный приятный аромат. Точно не могу сказать, что это был за запах: то ли ромашки, то ли мелиса, а возможно и всё сразу. Это не обычное чувство, чувствовать на себе подобную маску. Как ты действительно получил новый облик.

Доктор протер мои стекла, и я теперь могла видеть сквозь стёкла всё, что находилось вокруг меня. И большой нос врача.

— Прелесть, не правда ли?

— Честно говоря, меня эта штука пугает.

— Ты ведь хочешь победить чуму, которая забрала твоего ребенка?

— … Не напоминай мне об этом.

— Извини, я не хотел задеть… Тебе необходима эта маска и даже не пытайся мне её вернуть. Она должна стать твоим вторым лицом.

Более недели я безустанно была подмастерьем Портера – так его звали по имени. Мы изучали огромное количество разнообразных болезней и их патологии, но доктор научил меня ещё одному важному моменту – патологии безнравственности и она была куда страшнее, чем бубонница, и отвратительнее, чем проказа. Насильники, содомиты, варвары и маньяки – далеко не полная ужасная картина нашего мира. Бесчисленная, безграничная жестокость и извращения породили тысячи пони «нового времени», которые грабить, убивать и грызть друг другу глотки.

Что с нами всеми произошло? Почему мы стали такими жестокими к ближним?

Безнравственность – это бич, болезнь, охватившая Аврелию не хуже самой чумы. И её нужно лечить. Либо своей добротой, либо новой жестокостью, во благо моральных принципов. Всем давно нужно было понять, что жизнь – это не прекрасная сказка, о которой складают легенды о любви, беззаботности и счастье. За счастье нужно бороться, и я поборюсь за него ради общего блага, плечом к плечу с Портером.

Портер был очень добр ко мне. Он хотел мне помочь, сочувствовал и с удовольствием учил меня всему, что нужно было знать лекарю чумы. Иногда я замечала за ним особую заботу: он всегда сам приносил еду для утренних и дневных трапез, помогал мне готовить лекарства и указывал на ошибки. Конструктивность его слов всегда была важна для меня, словно совет собственного отца. Хотя стоит сказать, что и в правду был для меня как отец, что сильно нас сблизило.

Дни пролетали незаметно. Я изучала всё более сложные и сложные заразы, учила лекарственные растения. Училась делать настои, наркоз, мази и зелья. Его знания казались безграничными, бескрайними. Каждый день он учил меня чему-то новому, и я становилась всё опытнее и просвещеннее и всё больше я понимала, насколько же я раньше была слепа ко всему, что меня окружает.

Во время моего обучения я постоянно думала о своём сыне: о том, где он сейчас и хорошо ему. Часто плакала, скорбела по его утрате, и каждый раз ходила к его могиле. Он был для меня тонким лучиком солнца внутри тёмной пещеры, а теперь в моей жизни не было никакого света. Не смотря на уговоры моего нового наставника, я не могла перестать думать о нём. Постоянно перед моими глазами всплывало его мило личико, мягкая красная грива и его два изумрудных невероятно красивых глаза. Эта боль делала меня всё более бесчувственнее к окружающим и мне все меньше хотелось продолжать свою жизнь, но, в конце концов, я переборола саму себя и стала вспоминать его реже.

И вот настал день, когда мы должны были отправляться на новую чистку в нашей деревне. Я надела своё пальто и клюв, провела пояс вокруг своих штанов и натянула на копыта кожаные тёмные сапоги. На поясе я держала фляжку и пробирки с специальными лекарствами в них, чтобы нужные мне вещества всегда были под рукой. Наконец сложив своё острый стилет в ножны, я кивнула Портеру о том, что мы можем уходить.

— Я тут подумал и знаешь… мы ведь с тобой сможем увидеть разные места и города… это будет как наше путешествие…

«Путешествие»? Это слово сильно резало мой слух, словно оно было мне до боли знакомо.

— Верно… А мы будем в столице?

— Кто знает, возможно и будем… так ведь очень красиво. – говорил он открывая дверь.

И вдруг, неожиданно для нас обоих раздался грубый боевой клич, а через считанные мгновение в голову моего наставника, которого я успела полюбить, вонзился здоровый топор. Это произошло настолько неожиданно, что я не успела даже ничего сказать. На пол, с расколотой головы Портера полилась кровь, пропитывая его до самого основания.

— Так тебе, сука! – прозвучал мужской голос. – Больше ты не будешь сжигать наши дома!!

Всё пошло вспять. Снова смерть близкого и снова боль в сердце. Казалось, оно не должно было выдержать такой череды утрат. Когда мой наставник упал на колени, дровосек вытащил из него топор, оттолкнув того ногой. Его труп задрожал в жутких конвульсиях, но потом притих. Наверное, страшная боль буквально сводило его тело в судорогах, а теперь он умер. Его безжизненные глаза уставились на меня сквозь залитые кровью стекла маски, а я снова тихо рыдала, не опуская взгляда с тела Портера.

— Я ж тебя убил, падла! Почему ты жива!? Ёбаный упырь!

Теперь слова обезумевшего дровосека были направлены в мой адрес. Я подняла на него свои глаза, и, сжав свои руки в кулак сдавленным голос изрекла:

— За что ты убил его!? За что!!?

— …А, это ты Лок! Кха-ха-ха! Кстати, я видел что ты своего сына закопала рядом с родными, так!?

— И что с того!? – удерживая недовольный грубый тон добавила я.

— ...Не надо будет далеко ходить, чтобы поссать на всю твою семейку, потаскуха.

Что-то в моей голове тут же щелкнуло. Этот урод зашёл слишком далеко, и я больше не могла держать всю боль и ярость внутри себя. Такого оскорбления ещё никто и никогда не наносил моей семье, а значит, что бесчестная сволочь должна гореть во всех кострах ада.

Словно по инстинкту, я немедленно понеслась на него с диким криком, желая изуверствовать его настолько, чтобы никто и никогда не узнал его даже по костям. Он быстро убрал со своего лица ехидную улыбку и попытался успеть поднять топор, однако ему не хватило на это времени: я запрыгнула на него со стилетом в руках с невероятной и нелюдимой жестокостью, безостановочно пронзая его уродливую, покрытую болезненными волдырями, голову. Я наносила удар, за ударом, прокалывая каждый кусочек его лица, выкалывала ему глаза, прокалывала ему глотку, дырявила щеки и лоб. Стилет, словно работал с куском масла, изредка застревая в его черепе и глазницах. Он пытался кричать, но из его перерезанного горла вырывались только предсмертные хрипы. Громкие, страдающие – они были словно музыкой для моих ушей. Шедевральной симфонией, которую я хотела слушать бесконечно, снова и снова.

— Я выпотрошу, выпотрошу тебя! Сукин ты сын!!

Даже когда он в конечно счете перестал шевелиться, и больше не пыталась меня сталкивать с себя, я всё ещё продолжала покрывать его тело ужасающими ранами. Руки дрожали от усталости – это можно было увидеть по непроизвольному дерганью клинка в моей руке. К концу моей работы, на голове жеребца не оставалось и живого места, кровь была повсюду.

Оставив изуродованное тело в покое, я подняла свою голову и увидела пять-шесть напуганных пони, стоящих примерно в метрах пяти от меня. В их руках были серпы, вилы, ножи, а кто-то даже принес весла, но, похоже, они не были готовы к сражению со мной. Вся толп, будто по цепочке, разбегались по своим домам, запирая двери и крича от страха.

Но был не конец. Я поднялась на свои шаткие ноги и обтерла окропленный кровью клинок об свой рукав, поговаривая:

— Вы все здесь больны… и я всех вас «вылечу».

Около получаса я подпирала все выходы у каждого дома, смотрела пути отступлений и окна. Как мило с их стороны забивать окна деревянными досками. Это сыграло мне на руку, и они даже не понимали, что они сами себя заперли в ловушке. Когда всё было готово, и я полностью всё проверила, я, невзрачно шагая мимо зданий, позволяла очищающему огню переползать с факела на здания зараженных. Никто не понял, что я делаю и почему брожу вокруг их домов, но мой план в этом и заключался. Всего лишь один из ходов, который приближал больных чумой к справедливой каре.

Дома охватило пламя, перепрыгивающее с крыши на крышу, как резвый кузнечик. Огонь пока не добрался до жертв, но они уже заливались криками о помощи и напуганным плачем. Но, кто бы что обо мне не думал, я не смогла и дальше слушать их возгласы. Похоже, и взаправду мне не хватало сил и духа обречь их на такую ужасную смерть. Я быстро побежала от здания к зданию, открывая им выходы, выламывая двери с петель. Они вылетали от туда, выпрыгивали на улицу, и падали в грязь. Но не все покинули свои дома: в сам северном, на конец улицы, двери были распахнуты, однако никто от туда не выбегал.

Я сильно разволновалась и направилась туда. Внутри пламя разгорелась очень сильно, из за чего к потолку поднимались тучи дыма. Посреди зала, рядом с завалившимися стульями, лежала лишенная чувств розовая кобылка, которая, по всей видимости, вдохнула слишком много этого газа. Я подняла её на руки, чувствуя, как сильно болят мои мышцы, и вынесла её из догорающего дома, который я сама и подожгла.

Вина нависла над моими мыслями, и я изо всех сил пыталась привести кобылу в чувства и к моему счастью, я смогла сделать это. Девушка разомкнула свои глаза, посмотрев на меня перепуганным взглядом. Она часто задышала и схватила меня за руку, но я старалась придерживать её, что бы та не упала головой в слякоть.

— Спокойно-спокойно! Я ничего с тобой делать не буду! – воскликнула я, получив несколько ударов по плечам.

Держа её голову у себя на руке и видя, как она смотрит на меня, я поняла ещё одно важное правило: чтобы победить монстров, нужно ещё и не стать монстром самой.

У неё был шок, и та даже не понимала, что происходит. Только через минуту она смогла произнести тихим голоском:

— ...Спасибо…

Чума жестока. Она сводит всех с ума, с правильного пути. Но сейчас… похоже меня свело вовсе не поветрие, а собственная накопленная ярость. Мне было отвратительно думать о том, что я совершила. Всё небо было наполнено чёрным дымом горящей деревни. Я чувствовала гложущую душу вину, когда слышала, как кричат пони, у своих жилищ и проклинают меня.

Вскоре я покинула свою родную деревню – меня здесь более ничего не держало. Ни сомнения, ни родные.

Глава III: Собиратель душ.

---

Кругом нависла тишина. Кругом был покой и мрак, словно я канула в бездонную бездну, в которую никогда не падал дневной свет.

Но в этой глубокой тишине и темноте, я увидела небо. Я лежу среди светлого макового поля. Кругом весело сладкое благоухающий запах этих удивительных, красивых цветков. Тёплое дневное солнце ласкало своими нежными лучами, будто лепестки распустившейся золотой розы.

Подтянувшись и привстав, я покружилась: поле было бескрайним и тянулось от горизонта до горизонта. Всё это казалось мне таким нереальным и не возможным... но я чувствовала постоянно приближающийся холод и застилающую пелену. Чёрная, тёмная пелена, как огромная тень великана. Она приближалась всё ближе и ближе, давая муку ожиданиям. И вдруг маковые бутоны медленно стали обращаться в лёд, застывая в вечных прозрачных кристаллах. Всё поле, заключаясь в эти бесцветные оправы, стало походить на ледяную иглистую пустошь. Мороз, пробирающий до костей, приближался к самому сердцу, скалывая его ледяными осколками.

Подняв в страхе руки, я увидела, сковывающую корку льда на своих ладонях. Мне стало становиться больно. Больно от невыносимого холода. Но эту боль удваивал страх перед жуткой смертью — навеки превратиться в ледяную статую.

---

Я резко подскочила со своей постели, и тяжело задышала. Это был всего лишь сон. Мелочь, пустяк ни с чем не связанный и не оправданный. Но ещё никогда мне не снились подобные сны. Я буквально чувствовала запахи, ощущала подходящую волну холода и видела яркие краски налитых соками, красных маковых цветков. Всё было как на Яву, но это была не явь. Вокруг меня была совсем другая обстановка.

К первому дню своего пути по направлению через леса, я прошла примерно около десяти миль, не много не мало. Оставалось ещё почти столько же, что не могло не радовать меня, хоть мне и хотелось покинуть это место как можно скорее. В хвойном лесу раздавались тысячи разных звуков: повсюду окликались стрижи, воробьи, где-то вдалеке слышалось древесное постукивание дятла, а под холмом, на котором я решила разбить свою стоянку, мелодично журчала лесная речушка, бегущая извилисто, изящно спускаясь по камням дальше в глубины чащи.

Утренний молочный туман всё нагонял ту мрачную сырость, до боли знакомую мне после проливных дождей. Просыпаться в лесу – это что-то необыкновенное. Именно здесь ты ощущаешь переполняющую тебя бодрость, однако желания вставать отсутствует в списке твоих желаний. Хочется просто полежать под меховым одеялом, слушая звуки и вдыхая водянистый, чистый лесной воздух. Можно почувствовать, как он бежит по трахеям, проходит в бронхи и наконец, оказывается в легких, увлажняя их своей лёгкостью.

Я слегка не выспалась из-за моего кошмара, обычно я сплю до полудня. Когда ты просыпаешься слишком рано своей установленной природой нормы, глаза начинает резать, вызывая неприятную боль в глазницах. Закусив овощами, хлебом и запив водой, я собиралась продолжить свой путь, хоть и с легкой усталостью в своих копытах.

Вчера был очень насыщенный для моей скучной жизни день. Сначала от меня ушёл мой муж, затем погиб единственный сын и умер мой лучший друг и наставник. Никогда я не чувствовала себя такой одинокой, независимой и убитой. Нет, я больше не упивалась горем – что-то мешало мне делать это. Я была нема к произошедшему в прошлом, словно ничего и не было. Ничего не происходило.

Похоже эта вечная проклятая боль сломала меня, я теперь не чувствовала доброты и тепла любви, как раньше. «Раньше» — более не существовало. Только настоящее и будущее.

Много лет прошло с тех времен, когда мир был чист. От того времени у нас остались лишь летописи, рисунки и старые баллады о подвигах «Шестерых». Ничего такого, что могло в полной мере погрузить нас в те времена, когда смерть была лишь от старости, а дружба – не пустой звук.

Пока я бродила по ровной лесной чаще, я, заглядевшись ненароком наступила на что-то металлическое. Внезапно это что-то стальными своими зубами впилось мне в ногу, ломая кости и прогрызая мясо. Я залилась страдальческим криком, и, только опустив свои глаза на это нечто, поняла, что это был старый медвежий капкан. Его металлические зубчики накрепко сдавили мою правую ногу. Эта мука была невыносимой. Казалось, что капкан продолжает ломать мою конечность, хотя на самом деле она уже была сломана. Я чувствовала, как он прорезался сквозь кожу, лез через мясо, резал нервы и кровеносные сосуды. В такие моменты адреналин в крови начинает безумным марафоном нестись по артериям.

Что-то… движется за деревьями вдали. Что-то чёрное и высокое. Оно медленно-медленно бродит вокруг деревьев, но глазу мерещится, словно нечто всё ближе приближается ко мне. А возможно это так и есть. Но в какой-то момент… оно исчезает за елью.

Страх захватываёт моё сдавленное дыхание и мешает прийти в себя. Что это было? Нужно скорее выбираться от сюда, если не хочу умереть от лап этого чёрного существа.

Я снова опустила глаза на свою раздробленную в капкане ногу и, пустившись в плач, попыталась, просунуть кончики своих пальцев между зубчиков, чтобы раскрыть железную ловушку. Я плакала отнюдь не из-за боли, которую я уже перестала чувствовать, а вида этого кровавого месиво. Края зубов резали мои пальцы, в руках сводились судороги, но я никак не могла его раскрыть таким образом. Мне не хватало пространства для захвата, так как его в своём большинстве занимали острые бугры.

— Привееет… — послышался женский голос справа от меня.

Медленно отпустив капкан, я перевела свой взгляд в сторону, от куда послышался этот пугающий тон. Я увидела стоящую в девяти метрах от меня, и, сжимающая в своих руках обшарпанный арбалет, оранжевую кобылу. Она смотрела на меня с прорезающейся улыбкой, которую охотница словно пыталась сдерживать, и диким, пугающим взглядом.

— П-привет, вы пом-можете мне с кап-каном?.. – просила я её о помощи. – Нав-верное охотники оставили…

— Мм…

— Сезон ведь давно закончился… ол-леней уже не ловят…

Вдруг салатовая кобыла сделала несколько шагов в сторону, как будто осматривая меня со стороны.

— А может этот капкан вовсе не для оленей? – я почти сразу поняла, что этот вопрос был риторическим.

— В… в смысле не для оленей?

— Может он… — в голосе охотницы чувствовалась яркая радость, –…для пони?

По струнам моих нервов, будто начали водить ножом. Может она выразиться конкретнее?

— Почему ты ходишь вокруг меня? Помоги мне!

— Не мешай мне. – Грубо отрезала она. – Я выбираю…

— Что… ты выбираешь?

— …Самую вкусную часть… — ответила в полголоса.

Я нервно заерзала, оборачиваясь и не спуская с неё глаз, в ожидании, что она будет делать дальше. Не могу сказать, что я чувствовала себя как медведь, желающий разорвать всех, кто заключил меня в ловушку… скорее как захудалая лань, дрожащая при виде хищника и молящая его о пощаде. Мне было жутко страшно за свою жизнь, но не менее страшно стать жертвой обезумевшего каннибала.

— Ты ведь не собираешься меня убивать?.. – скромно улыбнулась я.

— Слышали девочки?.. Кажется, она даже не понимает к кому попалась…

— …С кем… ты разговариваешь?

Охотница склонила свою голову на бок, а затем слегка приподняв свой чёрный шерстяной плащ показала мене какие-то разноцветные квадратные куски льняной бумаги. Но когда я рассмотрела их по ближе, то уже было понятно: это была совсем не бумага, а срезанные квадратом кьютимарки. На зелёных, голубых, белых, красных и жёлтых кусках шкуры читались ясные отметены в виде: лука, часов, ножей, монет, пергаментов и других разнообразных рисунков. Увиденное повергло меня в шок. Я приоткрыла рот от удивления, не в силах закричать и продолжала смотреть на куски отличия, оставшиеся после её прошлых жертв. Не могу даже себе представить, какую боль они испытывали, когда охотница их освежевывала, как свою дичь. Она... их коллекционирует? Святые, что произошло с нашим миром?

От увиденного, у меня чуть ли не возникли проблемы с мочевым пузырем, но первым преуспел желудок, который не смог выдержать этот кошмар. Я почувствовала подступающую к горлу рвоту и согнувшись выблевала мой завтрак, который я недавно съела.

— Нет, сука, не смей! – закричала вдруг она, направив на меня арбалет. – Тебе нельзя терять массу! Я хочу попробовать всё!

— Умоляю не надо!

Я подставила свою руку по направлению её арбалета, будто защищаясь щитом от смертоносного болта. Охотница потоптав землю под своими ногами, неожиданно задала для меня щекотливый вопрос.

— Какая… у тебя марка?

— У… меня нет… марки.

— Врёшь! Я знаю! У тебя она есть! Покажи, покажи мне её! Немедленно!

Говорят, марка отражает всю твою судьбу, душу, жизненный путь. Она указывает на уникальность носителя, показывает, какого он характера и чем занимается. Знак, который тоже мог указать на наше истинное предназначение.

Конечно же, у меня была марка – Кадуцей – жезл, обвитый янтарными змеями, украшенный четырьмя крыльями, будто готовящимися к взмаху, чтобы вознестись к небесам. Я обрела его, когда обучалась у Просперо, и тогда я поняла своё предназначение и судьбу. Но я не собиралась снимать с себя штаны перед этой каннибалкой. Если она этого захочет, то пусть попробует подойти.

— Ты заставляешь меня сильно злиться!

Охотница стала стремительно ко мне приближается, но я остановила её ходку, вытащив из ножен свой острый стилет.

— Как жаль… что у нас ничего не вышло по хорошему… быть может тебе бы даже понравилось.

— Что если я больная чумой, ха!? Я могу тебя заразить!

— Вскрытие покажет...

Она сделала пару шагов назад, а затем стала целиться из арбалета прямо в меня. Наверное, это и был мой долгожданный конец пути — в желудке лесного маньяка. Но я не хотела такого конца для себя, хоть и полностью к нему была готова. Поджилки дрожали от непереносимого ужаса, подкашивались ноги, а я пыталась своими руками прикрыть голову.

— Чудная у тебя маска… только вот она не защитит твою голову. – произнесла она в последний раз.

И вот, откуда не возьмись, в её голову вонзилась чья-то стрела. Наконечник прошёл в затылок и вышел через лоб, так ровно и точно, что острие выглядывало прямо между её рубиново-красных глаз. Выстрел был настолько быстрым и неожиданным, что каннибал, похоже, даже и не поняла, что произошло, и почему появилась такая сильная боль. В момент попадания она отдернула голову вперед, по направлению выстрела и зашагала, как будто она перебрала со спиртным. По её опустевшим глазам и неестественным поворотам, можно было понять, что она потеряла зрение и ничего не слышала. Такое обычно происходит, когда в мозгу пони разрушается отделы, отвечающие за органы чувств – теперь она ослепла и оглохла, что делало её арбалет пустой ерундой. Однако охотница на пони пыталась ещё бороться за свою жизнь: она произвольно выстрелила в какой-то дерево, и только потом выронила из рук арбалет, замертво завалившись на землю, конвульсивно слегка подёргивая своими руками.

Необычная смерть для пони – единорог простояла на ногах целых пятнадцать секунд, и всё это время пыталась найти своего убийцу. Но убийцы нигде не было видать. Кругом одни лишь ели, хвои, да редкие дубы с пеньками. Это наводило на меня дикий страх перед неизвестным. Теперь мне точно нужно было придумать, как вызволить себя из капкана и ветром сбежать подальше от этого места.

Кобыла лежала мертвой слишком далеко от меня, а капкан прибит к земле, что не позволило приблизиться к ней ни на метр. Я рассмотрела другие планы: стилет был слишком хрупким для такого массивного механизма, если бы я даже и попробовала, он сломал, стал и возможно один из осколков бы отскочил мне в лицо. Потому я тут же отбросила эту затею и ещё раз попробовала раскрыть его кончиками пальцев – безуспешно. Я только заставляла себя больше вздрагивать от боли, приоткрывая его и позволяя набрать разгон для нового «укуса».

В меня вселился дух отчаянья и рвения. Мне ничего не оставалось больше делать, как забыть про боль и попытаться раскрыть капкан, взявшись полной рукой. Я безустанно давила своими ладонями на зубчики капкана. В моей голове держалась лишь одна мысль – желание жить дальше и не стать жертвой очередных каннибалов или маньяков.

Заостренные треугольники не позволяли мне найти места для своих незащищенных рук, и они соскальзывали прямо на них. Кровь сочилась из прорезающейся в кистях дыр, ползла дальше по руке, но скатывалась обратно. Она интенсивно капала наземь, насыщая её всё новыми и новыми порциями живительной субстанции. Боль была ужасной, но отпускать я больше не могла: если капкан снова захлопнется, то мою ногу уже ничто не спасёт.

И вот, когда коварная ловушка, наконец, открылась достаточно, я резко подняла свою раздробленную ногу и выдернула руки с зубчиков, слегка порвав кожу на ладонях. Я была на свободе, но бежать далеко я не смогла. Пропрыгав на одном копыте, я завалилась на землю и подползла к стволу одной из елей, крепко прижалась к её сухой коре спиной.

Вокруг млела тишина, ни души, однако слышалось тихое шуршание травы где-то позади. Лучше бы я тогда не смотрела на свои руки, это был просто какой-то кошмар. Медвежий капкан проделал в них глубокие дыры, из которых всё подступали реки крови. По щекам опять бежали солёные слёзы. Я ждала своей неминуемой смерти и вот я увидела, как она спускается ко мне с неба, сквозь ослепляющий свет.

Грифониха, взмахами своих тёмно-синих крыльев, разносила пыль во все стороны, полошила листву и зелёную траву, а в её серых руках блестел огромный топор.

— Нет, пожалуйста!! – подняла я напуганный крик, вновь прикрывая себя дырявыми руками.

Надо мной нависла тишина – нелюдимая, мёртва, словно никого рядом и не было. Но я была уверена в том, что она всё ещё стоит впереди. Всей душой я молила святых, чтобы меня, наконец, оставили в покое, а грифон не перерубал меня пополам. Но оказалось, что она была вовсе не одна. Рядом ходил ещё кто-то, а точнее прямо за мной. Через мгновение справа от меня вышла кобыла, благодаря своей красочной окраске похожая на живого феникса. Её осенние краски, поры года которая была моей любимой, подчеркивали красивые сверкающие изумрудные глаза.. как у моего мужа… и сына. Её грива была цвета яркой зелени – цвет, который грел мне сердце и успокаивал нервы. Единорожка была одета в кожаную плотную броню, которая так же уплотнялась волчьим мехом. Но лучше всего показывали себя выразительные ушки, которые были несколько длиннее, чем у других пони.

Она держала натянутую тетиву своего лука и направляла стрелу прямо на меня. Вдруг она спросила меня в серьёзном тоне:

— Кто ты?

— Я доктор..

— Доктор? – вопросительно произнесла грифониха и поставила на землю тяжелый секач. – Она лечит недуги?

— Ты только взгляни на её руки…

Кобылка расслабила трясущеюся от напряжения тетиву и сняла стрелу в колчан за её спиной.

— Я на них своём внимание в первую очередь и обратила… ты на её ногу посмотри.

Я убрала руки и тяжело вздохнула.

— Вы разбойники?

На лицах обоих объявились угрюмые выражения.

— Это прозвучало, как оскорбление.

— Да расслабься, ты Хлоя. – успокоила свою подругу кобыла. – Зачем ты носишь эту странную маску? Сними её и покажи своё лицо?

Она около меня на корточки и стала осматривать мою ногу. Почему-то, всего лишь смотря на её чудесный профиль, мне становилось спокойно и хорошо.

Что со мной происходит?

— Это для защиты… от отвратного запаха… и болезней.

Хлоя, похоже, именно так звали эту грифониху, оперлась на рукоять своего топора, наблюдая за тем как, кобылка щупает стонущий от боли перелом.

— Она, наверное, чумой занимается… чумной жнец.

— А может, снимешь и покажешь своё прелестное личико? – с улыбкой обратилась ко золотистая.

Я сняла маску с себя и опустила глаза на свою ногу, лишь бы не встречаться взглядами. Не знаю что на меня нашло, но почему-то я чувствовала себя покорно перед ними. Возможно, это была искренняя благодарность за то, что они спасли меня. Стянув с себя капюшон, а я решила выразить свою признательность:

— Спасибо… за то, что спасли мне жизнь… я очень благодарна.

— … Честно говоря я боялась в тебя попасть, когда целилась. – рассказывала та, — Но как видишь всё обошлось и все живы здоровы… кроме этой…

— Мне развести костёр?

— Да… нужно прижечь её руки.

…Стоп, что?

— Погодите, погодите! Зачем?! – взволновано восклицала я.

— Это обеззаразит раны и остановит кровь.

— Н-не я лучше сама перевяжу…

Вытащив из пояса пробирку с едкой жидкость и вытянув пару бинтов из кармана, я намочила их и стала обматывать дыры в своих ладонях. Я так же перебинтовала свою ногу, вздрагивая от прикосновений к ранам.

— Надо же, в ручную открыла капкан! – усмехнулась Хлоя и пошла к телу сумасшедшей, чтобы её обобрать. — Она довольно терпимая!

— Я испугалась за свою жизнь, когда эту сумасшедшую подстрелили…

Кобылка несколько сдавила ногу, от чего я недовольно прошипела из-за мучительной боли.

— Она тебя ограбить хотела или чего?

— …Сожрать…

— Твою мать… ну и ну… она даже «трофеи» при себе носит… Тут целых восемь серазаных кьютимарок, Фолл!

— Ужас… — сказала та и отпустила перелом.

— Думаешь её забрать?! У неё ведь точно сломана!

— Ничего, у меня всё равно руки не заняты. – произнесла Фолл и легонько просунула свои пальцы подомной.

— Что ты делаешь?

— Забираю свою добычу, конечно же! – с усмешкой сказала она. – Мне уже надоело слушать бесконечные истории в стиле «как же прекрасно у нас горах».

Хлоя возмутилась.

— Хэй! Я не только это рассказывала!

Вдруг я оказалась на руках моей спасительницы и та поднялась вместе со мной, крепко придерживая и прижимая к себе, словно собственное дитя. Мне тут же стало теплее, однако вместе с этим на моём лице проявился яркий смущенный румянец. Я попыталась отвести свой взгляд в сторону.

— Ну конечно! Как же я могла забыть «что и кому отрубила»!

— Я приду к тебе в страшном сне! – окликнула грифониха, вытаскивая из сумки каннибала всякий хлам.

Я косо улыбнулась и посмотрела в обратную сторону, от куда я начала свой путь.

— Может я сама, пешком?

— Мне не тяжело.

— Но может лучше так, я не буду затруднять.

— Я же вроде сказала: «мне не тяжело».

— …Мне… неприятно.

— Тебе неприятно? – изумленно спросила она.

— Точнее неудобно, что ты делаешь это ради меня.

— Расслабься… ты не такая уж и тяжело, да и тем более я действительно хочу помочь тебе… Что поделаешь — природа создала меня именно такой.

Последний час мне было уготовлено провести на руках кобылы, которая не на шутку меня зацепила, но я пыталась всячески это скрывать. Иногда я отворачивалась в сторону, смотрела вперед нас, а иногда и вовсе притворялась, что сильно задумалась. Хотя всё это время думала о этих двух рейджерах и особенно о Фэйри Фолл. Я снова с теплом на сердце смотрела на неё и дивилась немыслимой красоте, которая была видна за многие лики. Её волнистые светло-зелёные волосы казались мне чем-то невероятным и волшебным. А её прелестные ушки… я не могла оторвать своих глаз от них. Благодаря рыжему окрасу они казались не обычными, как будто это были лисьи уши. Фолл радует глаз и своей стройной, спортивной фигурой. Она часто показывает мне свои так же невероятно красивые глаза, смотря на меня и улыбаясь. Кажется, я постепенно начинаю тонуть в них, видеть нежные яркие зелёные поля и леса. Видеть в них саму природу и саму жизнь.

Иногда, когда наблюдаю за её внешность, она замечает это и во время разговора говорит, что у меня хорошая манера — всегда смотреть на своего собеседника. Но если она поглядывает на меня слишком часто, я отворачиваюсь и делаю вид, что вовсе и не смотрела на неё, а увлеченно разглядываю, местные ландшафты и наблюдаю за бегущими рядом с нами зайчиками.

— Похоже мы и им нравимся. – всё улыбаясь говорила Фолл.

— Эх… жаль что у нас своих припасов полные сумки. – добавила драмы в слова моей спасительницы, Хлоя.

— В такие времена лучше не есть животных…

— Правильно говоришь! Хлоя без мяса жить не может, а так подцепит какую-нибудь заразу и будет отлёживаться!

— Хватит портить мой аппетит, Фолл. Ты же знаешь.

Когда всё вокруг стало погружаться во тьму ночи, мы развели костёр меж затягивающих своими кронами ночное небо, усыпанное миллионами звёзд. Пламя ласкало шерсть своим неумолимым теплом, и начинал клонить всех нас в глубокий сон. Ночью лес звучит по-особенному. Что-то журчит, стрекочет, дует легкий невзрачный ветерок, который слегка колыхал листву и шумят множества кузнечиков. Всю эту картину дополнял живой треск костра. Я бы канула в грёзы, если бы меня только не встряхнули волнующим и адресованным мне вопросом:

— Расскажешь о себе, Локи?

На вопрос кобылки симпатичной мне, я не могла ответить с легкостью и простотой. Этот вопрос нёс в себе мощный смысл, характер. Я могла рассказать что угодно, любой момент из моей жизни, а может даже из чужой. Никто бы не критиковал меня за то, что я солгу или слишком приукрашу свою историю, а возможно просто отсеку некоторые её неприятные моменты.

— Что вы хотите знать?

Хлоя посмотрела на меня своими голубыми глазами и присела на поваленное дерево, приговаривая:

— Расскажи от куда ты и чем занималась до чумы.

— Ну… я из Бовери.

— Бовери? – переспросила меня Фолл. – Это совсем рядом, примерно в шестидесяти футах от сюда…

— Да, верно. Я выращивала цветы… у меня был свой сад.

— Довольно хорошая и не противная профессия… а почему ты решила вдруг одеть эту чудную маску и заняться медициной?

Грифониха несколько переборщила в своих вопросах. Этот вопрос сильно давил на мои прошлые шрамы на измученном горем сердце.

— …Не нужно расковыривать те раны… которые я так недавно прижгла, Хлоя.

— …Что ещё за «раны»? – спросила меня Фолл, подавая мне кружку зелёного свежезаваренного чая.

Тяжесть на душе образовалась быстро, но всё же я смогла найти в себе силы признаться во всём. Рассказать им о том из-за чего я пыталась с ними не общаться, и была такой замкнутой в себе. Дыхание пробежало по горлу в холодной дрожи.

— Я… Четыре дня назад… мой сын… он скончался от бледнухи… А я даже ничего не смогла сделать с этим… просто позволила ему умереть… если бы я только знала, как его вылечить… если бы я продумала всё наперед…

— …Сочувствую твоей утрете…

— Я тоже… — поддержала меня Фолл, перенаправив свой взгляд на танцующий в красивом танце костёр.

— Ему было пять годиков… мой… его отец нас бросил… он устал от нас и от меня, вот и решил слинять, пока я позволяла… теперь я осталась совсем одна.

— Ты очень хорошо держишься… я за тебя выпью.

Хлоя глотнула своего пряного напитка, расправляя крылья и желая ими немного подвигать, расслабиться. Наверное, интересно быть грифоном, или например единорогом, или пегасом. Ведь тебе могут быть подвластны все стихии, магия, а если выбрать другое то и возможность летать.

Но у меня не было подобных даров: видимо природа меня этим обделила. На самом деле я не печалюсь из-за этого – боги сделали меня такой, какая я есть и почему я должна жаловаться на свою жизнь? Как говориться: чем больше вещей, тем больше забот.

Я рассказала им о своей семье, о том, что наше поколение занималось фермерством, выращивало цветы и всячески участвовали в жизни нашей деревни. Рассказала о внутренних переживаниях, что одолевали меня, когда мой муж бросил меня, рассказала, как он ухаживал за мной и то, как с ним было хорошо. Хлои не особо комментировала и расспрашивала меня о личной жизни, в основном просто слушала мой диалог с Фолл. Он интересовалась со мной больше в плане самой жизни, а не родословной и моих навыков. Валькирия напротив – спрашивала, приходилось ли мне убивать или кого-то калечить, на что Фэйри смотрела с неким презрением. Я ответила ей правду и похоже она осталась довольной.

Но вот, когда разговор плавно подошёл к делу с религией, мои глаза уже начинали смыкаться.

— А ты веруешь в богов, Дэадлок?

— В… Четверых.

— Ох, лучше бы с ней не говорить об этом. – с усмешкой в голосе произнесла Фолл. – У грифонов гораздо больше богов, чем у нас.

— Я конечно толерантна к чужим религиям… но разве правильная религия без богов войны?

Я тут же возразила:

— Среди Четверых есть и бог войны… Ахерон. Он появился последним и был последним творцом. Когда он увидел, что в мире твориться несправедливость, он создал войну, но увидев, какую погибель несёт его творение, он стал личиной правосудия и теперь он являет собой истинную справедливость.

— Довольно оправдано… но я считаю, что война в некоторых случаях просто необходима.

— Война никогда не необходима. Она сеет только боль, жестокость и безрассудство.

Слова Фолл были наполнены правдой, однако и Хлоя имела приоритет. Для каждого свои понятия на счёт жизни. Это многогранность характера решает, как мы будет относится к одному или иному явлению.

Пока мы все сидели в полном молчании, за спиной у грифона послышался слабый шелест. Хлоя сразу отдернулась в сторону звука, но ничего там не увидела.

— Странно… мне показалось что… -её удивленные слова прервало нечто, что схватило её за левое крыло и оттащила назад.

В ночной темноте было тяжело разглядеть, что именно её уволокло и перебросило назад, через кусты, но звук, который «это» издавало, помогал голове воспроизводить ужасные картины. Существо с диким рыком набросилось на Хлою, и не отпускала её. Мы тут же подскочили с места, но похоже Фэйри вовсе не хотела, чтобы я вставала на свою больную ногу. Я, переваливаясь с ноги на ногу, хромала за своей осенней подругой. Увидев то нечто, я не сразу смогла осознать происходящее: большие древесные ветви буквально отрывали левое крыло Хлои, а корни, которые обвили её туловище, не позволяли ей сопротивляться.

Сдавливающий глаза хруст ломающихся костей заставлял бедную грифониху кричать на всю чащу от ужасных страданий. Большое дерево, похоже, из-за всех сил пыталось отделить её крыло от тела с какой-то необъяснимой целью. Мы обе стояли шокированные, но как бы Фолл не старалась бросать в чудовище сгустки магического пламени, дерево постоянно их тушило своими ветвями. Разумный дуб казалось, хотел получить удовольствие в убийстве другого существа, иначе я никак не могла объяснить всё это.

— Отпусти, отпусти её тварь! – орала на древо взбешенная единорожка.

И тут в мою протрезвевшую голову пришла идея. Я сняла с пояса склянку с легковоспламеняющейся жидкостью, которую меня научил варить мой наставник, и обезумлено протянула её в сторону своей напарницы.

— Подожги!

— Чего!?

— Подожги хренову банку!! Жги!

Потерянная во времени, она от неожиданности просьбы заставила свою магию охватить огнём всю мою руку, но тогда я не почувствовала боли. Адреналин в крови подавлял её.

Крепко сжав склянку в руке, я бросила её в дерево. Из разбитой бутылки жидкость тут же хлынула наружу, начиная плавно и быстро разгораться везде, куда она только попала. Пламя начало поглощать дерево, а оно в своё очередь громко оглушающее ревело и махало своими ветвями по сторонам, пытаясь себя потушить.Только вот жидкий метан так просто не потушить, будучи облитым полностью.

Но в этом безумии я не успела углядеть, как пронзительно кричит Хлоя: дуб успел вырвать её крыло и теперь оно валялось рядом с грифоном источая много крови. Больно даже представить, как она перенесла рвущиеся суставы и ломающиеся кости, но она всё ещё оставалась в сознании. Фолл помогла измученной подняться и поддерживая плечом, повела её к костру, подальше от монстра. А я продолжала наблюдать, как быстро огонь насыщает живое дерево, которое продолжало гореть и жалобно стонать. Но я была рада смотреть за тем, как оно мучается, как оно пытается остановить гиеной распространяющийся огонь. Пусть пламя поглотит урожденных тьмой, тех кто посмел причинить вред моим друзьям.

Теперь ему было суждено долго умирать в муках. Я продолжала смотреть, пока я вдруг не начала не того, не сего кашлять, ощущая острую боль в своём горле.

Что это ещё за кашель?

Глава IV: У всех есть право жить.

Как же боль чувствовать, что ты не можешь помочь всем сразу. Так сказал мне Портер, и я начала постепенно осознавать это. Иногда может примитивно не хватить рук и времени, иногда просто нет возможности хоть как-то помочь. Мне хорошо, когда у меня есть возможность и когда у меня есть лишний час на каждого. Но возможно ли избавить весь мир от болезней, войн и споров? Расовой ненависти, расизма, кровопролитий, самосудов? Похоже это не в моих силах и не в силах никого из нас. Но в компетенции каждого. Если всю жизнь стоять в стороне, мир будет крутить там, как велено.

Произошедшее вчера в лесу сильно раздавило не только меня, но и Фолл: она сильно переживала за состояние своей подруги, но я пыталась помочь ей, чем только могла. Я обеззаразила её рану и по средствам своей книги и зелья, приготовленного мной, ускорила процесс заживления. Когда я прикасалась к ней, мне самой становилось грустно от её страданий. Как будто ты трогаешь рану собаки, за которой ты ухаживал с самого её рождения, а теперь она скулит от боли. В какой-то момент я чуть ли не разрыдалась, пытаясь избавиться от туч стресса нависших над моей головой. Мне хотелось уйти от сюда в другую вселенную, туда, где я могла закрыться в покое.

Я держалась… Старалась сдерживать себя до самого конца. Ткани Хлои благодаря «янтарнику» довольно быстро заросли, оставив после себя только воспоминания и небольшой шрам. Я стала питать симпатию к каждой из своих спутниц, пока они были для меня самым дорогим, что только оставалось, и я просто на морали должна была помочь Хлои. Я чувствовала, как стремительно мы сближаемся; возможно, на нас так сыграли беды, а возможно и спокойные беседы у костра при полной луней, залитой серебреным песком.

— Лок, знаешь что я, наконец, поняла? – пыхтя от усталости, спросила меня грифониха.

Остановившись и повернувшись к ней, я увидела на её лице искаженную болью улыбку, но даже сквозь муку она выглядела действительно настоящей.

— …Что же?

— Ахерон… он ведь не хотел показать своим творением ничего плохого… он хотел покарать тех, кто вершил на земле несправедливость… и ведь в этой истории есть свой смысл.

— Какой смысл? – продолжала забрасывать её вопросами.

— …Нужно думать о последствиях своих деяний, перед тем как их вершить.

Сегодня стоял солнечный день, приятно осязаемый на шерстке. Высокие деревья-великаны поражали своими размерами и западали в душу, а зелень под ногами приятно похрустывала и мялась. Как же здесь было красиво и романтично, а этот лесной запах вскруживал голову, уносил до самых пышных облаков. Певчие птицы уже вовсю исполняли свои душещипательные песни. Где-то высоко-высоко, звонко и мелодично. Я наблюдала за белками, в которых так же кипела жизнь: они, забавно перебирая своими миниатюрными лапками, бегали по стволам, по земле в поисках чего-нибудь покушать.

— Похоже чьё-то сердце еркнуло при виде белочек, ха? – Хлоя улыбнулась мне и прошла дальше, но Фолл почему-то остановилась рядом со мной.

— Хочешь их покормить? — неожиданно спросила меня она.

— А... можно?

— Ты у меня, что ли сейчас разрешения спрашиваешь или думаешь, что они на тебя нападут?

Вдруг она, придерживая меня за талию, стала медленно подводить ближе.

— Не бойся… возьми кусочек хлеба. — правой рукой Фолл надломала его и положила мне на вытянутую ладонь, а затем уже направляя мою руку, вела всё ближе к рыженьким, длинноухим белочкам.

Вместе с ней я не спеша спустилась на коленки и опустила руку к насыщенной зелёным цветом траве. Белки слегка засуетились, поглядывая на меня, будто увидели гигантского монстра. Но одна из белок, самая смелая, не побоялась “великана” и гордо, небольшими рывками приближался ко мне всё ближе и ближе. И вот, когда она была уже совсем рядом и держалась своими очаровательными лапками за мой средний палец, я задержала дыхание от миловидности этого божественного создания. Комочек шерсти радовал глаза своим смешным носиком, длинными усиками и чёрными глазками-бусинками. Но вот белка моргнула и тот час схватила хлеб, уволакивая его за собой по дальше, что бы устроить свой маленький пир. Милоха резво вскарабкался по стволу древа и засев на одной из веток, стал энергично придаваться своей добыче.

То, что произошло сейчас, не могло не радовать меня и словно по волшебству сняло ту страшную печаль, которая окутывала меня дни напролёт. Повернувшись к своей подруге, я было хотела рассказать ей о том, что почувствовала прямо сейчас, но что-то в её взгляде меня остановило. Она смотрела прямо мне в глаза, будто желая докопаться до моих самых сокровенных мыслей, а её лицо украшала добрая улыбка. Мне тяжело было описывать этот взгляд, так как казалось, что на меня смотрят с такой теплотой и светом, какой я никогда в своей тёмной жизни не видела. Великий дракон… я остолбенела.

— Я… — пыталась вымолвить, но ничего кроме как глупого местоимения не сошло с моего проклятого языка.

— …Пошли дальше.

Фэйри помогла мне подняться, и мы вместе продолжили наш путь. Когда мы шли, я несколько сбавила шаг, чтобы поразмыслить будучи ведомой. Я отчётливо понимала, что происходящее со мной в последнее время не беспочвенно. Постоянно, когда она рядом, у меня всегда тепло на душе. Возможно это лишь потому, что она скрашивает моё одиночество своими приятными словами? Может своим приятным лицом? Я… не знаю… что со мной…

— Можешь, пожалуйста, рассказать о себе, Фэйри? — попробовала я обогатить тишину между нами.

— С чего бы начать… Я родилась в Атеосе в семье волшебников. – она мило похихикала. — Тут мне уже не пристало выбирать свою будущую профессию. Я тоже стала магом, и я специализировалась на заклинаниях природы и огня. Позже я смогла даже пробиться в королевскую гильдию “Багряной зари”, где я и продолжила совершенствовать свои навыки, но всё же… я ушла. Мне захотелось путешествовать по миру в поисках чего-то нового и неизведанного.… И я не жалею об этом. Путешествия — это мой конёк.

— Тяжело было покидать королевские палаты?

— Не сильно. Только мне жалко свою кошку…

— Что случилось?

— Сдохла от бешенства… жуткое зрелище… Никому бы не пожелала такое когда-нибудь увидеть.

Остаток леса оказался не долгим, как будто мы всего за считанные мгновения преодолели несколько километров. Но по ходу того, как мы шли дальше и дальше, становилось всё мрачнее и сыро. Это наводило на плохие мысли, но я старалась не думать о плохом, идя почти нога в ногу с Хлои и Фэйри. В любом случае, на этот раз я буду готова к любым неприятным сюрпризам.

Пройдя мимо зарослей волшебного иван чая, мы оказались на опушке леса и увидели впереди плотно обустроенный город на холме, от которой ввысь тянулись редкие чёрные столбы дыма. Небольшой город был окружен высокой каменной стеной, обделанной деревом на их верхушках и топах башен. Город плавно поднимался ввысь на нагорье, а на самом верху находился красивый замок, который при тусклом свете солнца казался унылым и каким-то бледным. Смотря на это строение, на ум приходили мрачные картины, приправленные грустью и сокрытой скорбью.

Хлоя гордо стояла, накрою спуска, ведущего на долину расправив свое одинокое крыло и держа свои крепкие руки на поясе. Её поза показалась мне настолько героической, что если бы я могла только махать кистью так же ловко, как и великие художники академии творцов, то я бы обязательно запечатлела этот момент на холсте. За её спиной всё так же красовалась её боевой топор, который заливался белым искрящим блеском при солнечном свете. Буквально всё играло для неё: огромные просторы зелёных полей, величественный лик города и само игривое солнце, которое, то пряталось за облаками, то выглядывало, чтобы прищурить наши глаза. Она пригладила свою синюю прическу и восторженно произнесла:

— Наконец-то… Вот и он – сам Ротэрхем имел честь предстать перед нами…

— Ну, хоть теперь мы сможем передохнуть от изнуряющего пути. – добавила Фэйри и стала спускаться по наклону.

— Знаешь, Деадлок… Я сильно расстроена тем, что теперь я лишена возможности летать…

Я беззвучно грустно вздохнула и опустила глаза.

— Прости… мне очень жаль… я должна была помочь тебе сразу, но не успела…

Она повернулась ко мне с лицом, наполненным надежды, и где-то в душе я знала, что она совсем не винит меня в этом.

— Ты хорошо справилась… если бы не ты, возможно, я бы не только одного крыла лишилась… — её голос звучал для меня, словно Хлои хотела успокоить меня и мои переживания, но я продолжала держать их внутри себя, заточенными в металлической клетке. — …Ты уже можешь ходить?

— Я… тоже удивлена… как будто кости сами вернулись на своё место.

— Хех… «вернулись на место».

Грифониха улыбнулась мне и пожала моё плечо, а затем вновь послышался окликающий голос Фолл:

— Пошлите скорее! Я в предвкушении дерьмовой выпивки и похотливых рассказов!

— И насколько выпивка дерьмовая?! – нахмурено воскликнула Хлоя.

— Тебе не привыкать, Хлои!

— Дракона мать…

Всё не было так красочно и радужно, как могло показаться на первый взгляд. Ещё до того, как мы преодолели крепостные стены, беда веяла прямо в воздухе и не только сама беда. Я решила, на всякий случай, надеть свою маску и капюшон на голову и как оказалось совсем не напрасно. Предложив своим спутницам платки, пропитанные пахучей жидкостью, чтобы сбить запах гниения, мы проходили по не слишком широкой улице, поднимающийся до самого холма. На ней стоял ужасный смрад, странно, что Хлоя решила отказаться от платка.

В какой-то момент я увидела редкую толпежку из плачущих, молчащих жеребцов и кобыл. Я подошла ближе, ради интереса и аккуратно промелькнула мимо горожан. На земле лежали льняные скатерти, которые скрывали под собой тела жертв чумы. Они лежали под белыми полотнами, шесть-семь пони, и над каждым из них стояли тучи мошкары с, похожими на тёмные пятнышки, клопами на ткани.

Вдруг из толпы вышел один жеребец и упал на колени в грязь перед самой правой простыней.

— Она всех нас выкосит… — он разъяренно ударил кулаком в слякоть, обрызгав себя и навзрыд произнес: — Что б “вы” все сдохли твари! Да будет прокляты ваши святые лики, поскуды!

Жеребец этот был цвета морской волны и с такими же ярко-голубыми глазами, наполненными кристальными слезами. Но вот он увидел меня и перестал рыдать, заморозив своё внимание на мне. Я поднялась с корточек и развернулась обратно, но почти сразу встретилась с такими же немыми лицами моих подруг, стоящих прямо у меня за спиной.

— Нам тут делать нечего…

— Эй ты! Вороное рыло! — вылезла из плотного строя горожанка с кроваво-красной гривой и лимонным оттенком шерстки. – Это ведь твоя работа спасать от чумы! Где ваше лекарство!?

Вдруг тот жеребец заступился за меня, вытянулся в полный рост, пытаясь завладеть общим вниманием и отвлечь всех на себя.

— Нет ещё лекарства, дура! Неужели никому не ясно!? Смерть эта – проклятье друидов из Мирчудского леса! Только они могли наслать такую мощную хворь! Они и их долбанная во все щели жёлтая предводительница!

— Но баронесса же говорила об их непричастности! – послышался женский выкрик.

— Пони! Разве у вас самих нет головы на плечах!? Научитесь, наконец, думать сами!

Я не особо хотела встревать в чужие разногласие и принимать чью-то сторону. Лучшим вариантом я видела только тихо всех покинуть и ни с кем не разговаривать.

— Пошлите, наверное отсюда… — высказала я своё мнение и направилась дальше по улице.

— Верно…

Нагнетающая атмосфера отчаяния всё продолжала сводить меня с ума своей депрессивностью. Меня приняли слишком сухо, как будто в город вошел враг народа. Я не имела и малейшего понятия, о чём говорил тот синий парень, тем более не знала, что ещё за жёлтая предводительница. Но мне определенно становилось стыдно за его слова: как можно так оскорблять наших богов?

Хотя ответ до невероятия прост и примитивен. Пони вправе считать, что именно боги должны защищать их от страшных напастей, или же то, что сами боги их так и наказали. Но действительно ли святые позволяют твориться такому ужасу, смерти, раздору? Сейчас наступили такие времена, что вера покидает каждого из нас.

— Фолл, как ты относишься к религии? – неожиданно, но спонтанно задала Хлоя.

-Скептически… вполне вероятно, что мир был создан какими-то высшими силами… Я прочитал немало книг посвященных этой тематике и могу сказать, что церковь придумана специально для того, чтобы управлять её последователями.

Валькирия нахмуренно бросила в неё не одобряющий взгляд, который показался совсем не дружеским. Кажется, для Хлои религия была важной темой. Не удивительно, что ей не понравился атеистический взгляд Фэйри Фолл на понятия божественности.

— Почему ты так считаешь?

— И Церковь Четверых и ваши горные диптеры получают немалую копейку от общих доходов. Вы выплачиваете им налоги, несёте пожертвования и идёте у них на поводу. Скажите, вы хоть раз видели жреца или епископа в таверне?

Я хмыкнула.

— Нет, а это причем здесь?

— Да при том, что им нет дела до остального табуна. Святоши слишком для этого высокомерны. У Церкви есть власть, и она ей будут пользоваться, как захочет.

— Глупость какая-то… — Хлоя странно окинула своим взглядом округу, замешкала. – Что здесь стряслось?

Слева, справа, почти на каждом углу нависали мрачные заколоченные досками здания. Рядом с запертыми дверями на металлических крючках не редкость весели крысы, хоть они и не были действительными разносчиками чумы. На стенах и на окнах кто-то из молодых развешивал листовки. На пергаментах, приклеенных к стенам, изобразились чёрные вороны, нависающие над развалившимся мёртвым силуэтом, а рядом надпись: «Мортре Виктус». Даже в воздухе веяло горем и беднотой. На крышах, столбах, везде летали, сидели чёрные вороны, словно идолы, наблюдающие за каждым шагом прихожан. За моим и моих друзей.

Не знаю, почему мои копыта продолжали шагать вперёд. Мне становилось всё тяжелее и тяжелее, как будто я ходила в вязком сиропе. Все смотрят на меня, проводят пристальным взглядом, явно нашептывая себе под нос что-то неприятное. Оскорбительное. Стыд сам наседал на мою голову, но я же ничего не сделала. Почему все так на меня ополчились? Одна кобыла настолько огрубела при моём виде, что буквально плюнула мне на маску. Её слюна прямым плевком попала мне в левое стекло, а я пыталась сдержать свои эмоции в копилке. Я не буду рыдать, только не сейчас.

— А ну пошла отсюда, пока я тебе к херам твой хребет не сломала!! – громко отозвалась Хлоя и ударила ладонью по лицу мою обидчицу.

Я тут же накинулась на Хлою и потянула её за руку.

— Не надо… пошли!

Никто из нас не хотел, чтобы нас запомнили именно такими: демонстрирующими силу на мирных гражданах, безответственными, проклятыми всеми кто только можно. Мне становилось обидно за всех, больно, даже хотелось просто отделиться и идти одной, под засыпающими меня матами.

И вот, наконец, показалась таверна. Двухэтажное широкое здание с золотистыми окнами от света огней согревало душу. Мне показалась, что я только что прошла долгую пустыню мук и теперь оказалась у согревающего оазиса. Трактир затягивал, но едва я подошла к двери следом за Хлои и Фолл, за мной послышался чей-то женский голос. По его ноткам я ожидала, что меня снова оскорбят, я уже настроилась на это.

— Вы доктор? – голос был скорее пропитан надеждой, чем глубокой сердечной ненавистью.

За мной стояла кобыла, чей вид сильно напомнил мне о цветах златных пшеничных полей. Её грива действительно походила на пшеничные колоски, а её глаза были изумрудно-зелёными. Как же часто мне встречается этот цвет, словно сама судьба заставляет меня вспоминать о моём прошлом. Она дышала учащенно, как после небольшой пробежки, а в руке сжимала какой-то клочок бумаги. Хм… очаровательные веснушки.

— Да… я доктор… тоже хотите меня проклинать?

— Нет, что вы… это… у вас… — неожиданна она потянулась ко мне и протерла моё левое стекло. – Вот так…

— Вам что-нибудь нужно?

— Да, мне нужно… точнее не мне, а моей одной подруге… Вы нужны нам в замке баронессы.

Я изумилась.

— А вы кто?

— Хех… Я с других владений… Эплджек.

Та самая… она и вправду на неё похожа. Эплджек – герой Грюнвельского дола, победительница великана и Альфарга «разорителя». Сама, можно сказать, легенда стояла прямо передо мной и тепло усмехалась моему удивлению. Мне казалось, что я знаю её с детства, из старых сказок, которые читала мне матушка. Никто ещё столь прославленный не уделял мне такой чести. Я чуть ли не склонилась перед ней, но та резко вернула меня в стойку.

— Хей-хей! Не надо, хорошо? Мне такое не нравится.

— Вы настоящая… — всё продолжала я восхищаться.

— Да, я настоящая… а что вы знаете обо мне?

— Эплджек в одиночку отрубили великану голову! – мой голос сам перешел на восхищенный лад. — А затем, когда Альфарга поднялась из озера, чтобы отомстить за него, вы вспороли брюхо дракону!

— Ну, как тебе сказать… Это правда, но не всё так безоблачно. Великану я отсекла не голову, а правую руку — тот помер от кровотечения… И просто знай, что не бывает чудес без усердия… потерь…

Её тон становился всё более драматичнее. Я согласилась пойти с ней до самого замка и узнать, кому я там могла понадобиться. То тут, тот там весели флаги с геральдикой, в виде трёх вытянутых кристаллов. К сожалению, я была не такой дальновидной и не понимала, к кому я направляюсь, но похоже Эплджек старалась идти как можно быстрее. Я тоже не сбавляла шагу, шла за ней через ворота цитадели, безлюдные дворы и в конце до самого внутреннего зала. Внутри замка приятно пахло лавандой, через мозаичные длинные окна на синею дорожку ковра падал тусклый свет, настолько тихий, что в углах зала стояла почти абсолютная темнота. Это не добрый знак.

На одиноком скромном кресле, на конце этого ковра под цветастыми шелковыми навесами, сидела укутанная в белое платье кобыла. Она сидела так, словно спала, однако через её металлическую блестящую маску, я видела её спокойные голубые глаза, смотрящие на меня. Выразительные, пронизывающие меня насквозь. Я не имела ни малейшего представления, кто сидит на троне. Всё её тело было скрыто под белыми тканями, перчатками и капюшоном. Рядом стоял столик с фигурными шахматами наверху. Похоже, её партия шла в борьбе лишь со своим разумом: никого, кроме неё и пары стражников по углам, больше не было.

Для приличия я сняла с себя свои атрибуты, и показала своё лицо, а Эплджек тем временем подошла к сокрытой кобыле на кресле и что-то ей нашептала. После она покинула нас, оставив меня наедине с баронессой. В знак своего уважения, я стала на одно колено и преклонила голову.

— У тебя хорошие манеры… но я пригласила тебя сюда не для любезностей… — её умиротворенный голос доносился в разных уголках моей души. Таким он был расслабленным.

— Чем я могла понадобиться своей госпоже? – всё в уважительном, низком тоне спросила я её и ждала разрешения, чтобы подняться.

— Нет нужды… Поднимись и подойди ближе. Я всё тебе расскажу…

Я поднялась и приблизилась, делая медленные, не поспешные шаги. Почему-то мне становилось страшно, слишком всё это серьёзно выглядело. Надеюсь, она не спросит меня о том, кто она такая. Баронесса перебирала фигуры, одну за другой, продумывала ходы и тактику, но я продолжала молча стоять рядом и наблюдать за ней. Фигурки, вырезанные из дерева. Одни красные – цвета юга, другие белые – цвета севера. Белый король всегда отправляет свои войска первыми, а красный будет обороняться. Прямо как в жизни.

— Весь мир в шахматах… нужно помнить с чего ты начала… конец может быть очень близок…

— Извините, я не умею играть в шахматы…

— …Очень жаль… я может, и хотела найти в вашем лице своего партнера… Смелая девушка, как тебя зовут?

— Деадлок, моя госпожа.

— Деад… Лок… — повторила она. – вы выглядите довольно молодо для чумного доктора.

— Я пока… ещё не окончила своё обучение. Но я продолжаю учиться.

Баронесса всё так же смотрела на меня своим потерянным взглядом.

— Ты догадываешься, зачем я попросила свою подругу привести вас сюда, Деадлок?

Я лишь поворочала головой, прикусывая нижнюю губу от переполняющего меня волнения.

— … Я наслышана о методах вашего профиля… но мне более некого было просить о помощи… никто не разбирается в болезнях лучше ваших врачей… и надеюсь, вы тоже. – она приблизила свои спрятанные под белыми перчатками руки к своей маске и стала её снимать.

Лицо моей баронессы вызвало у меня сильный шок: множества волдырей, пятен, папулов, нарывов, искажений лица. На её лике нельзя было прочитать никаких черт, а из-за утолщений кожи она была лишена возможностей в мимике. Под длинной одеждой и маской она прятала всё своё уродство, что нанесла ей лепра. Ужасные, омерзительные изменения, поражающие её кожу вплоть до самого черепа. Она поправила свою прическу, цвета, аккуратно зажатого в спектре между фиолетовым и синим. Наверное, пурпурный. Да, именно так он и называется.

— Болезнь, которая должна карать всех искушенных гордыней… коснулась и правителя Ботейна… теперь она и на моём лице.

— Болезнь не выбирает хозяина… — подметила я, пытаясь выглядеть как можно услужливее. – Это проказа…

Рарити вновь окатила меня своим немым взглядом, а затем снова посмотрела на шахматную доску, обращая своё внимание на красиво вырезанную фигурку белого короля.

— … Когда-то я была одной из самых прекрасных женщин Аврелии… — она снова перевела на меня своё внимание и сложила руки. — …Мне многие завидовали… многие хотели выйти замуж… Ничего не происходит просто так… Деадлок.

Я судорожно выдохнула, чувствуя свою неправоту и страх перед баронессой. Но она была ко мне гораздо снисходительнее, чем большинство жителей этого города.

— Я… попробую найти для вас лекарство…

— Если у тебя всё получиться, я заплачу тебе столько… сколько смогу себе позволить… ты уйдёшь богатой… и это всё не ради моей жизни… а ради жизни другого… или другой… мне пока не известно…

— Хорошо, моя госпожа… я сделаю всё возможное…

Приклонившись напоследок, я направилась обратно к двери. Моему разуму тяжело было переваривать нависшую на мои плечи ответственность, ведь я единственный врач в этом городе, что не могло меня не удивлять. По пути обратно в таверну, меня снова сопроводила Эплджек, но теперь она часто молчала, смотрела куда-то вдаль, на облака и не скрывала на своём лице сильные переживания. Я так и не решилась с ней заговорить, мы молча прошли свой путь и молча расстались, словно совсем незнакомые пони. Соберись, Локи… всё будет хорошо… просто нужно собраться…

Распахнув дверь в двухэтажный дом, из которого светил золотистый свет, мне в нос сразу ударил пряный запах эля и пива. Горожане здесь сидели по столикам и радовались своей жестокой жизни, а я уже вычислила Хлою и Фолл, мирно сидящих на одном из самых дальних столиков. Я сняла с себя маску, дабы не привлекать к себе лишнего внимания, подошла к своим спутницам. Грифон насмешливо смотрела на сидящую рядом, увлеченно читающую единорожку и попивала своё светлое пиво.

— Ты что, сюда книжки читать пришла? – сказала она. – Может тебе сюда целую библиотеку подогнать?

— А ты можешь? – парировала Фолл и потянулась к своей кружке сидра.

— Если хорошо мне заплатишь, я тебе не только пару книжек притащу. О, Лок пришла.

Фэйри так и не оторвалась от интересной книжки и даже не подарила мне свой взгляд.

— Пришла, значит! Как дела там в замке?

— Похоже, мне здесь придется задержаться на пару недель…

— …На две недели?.. А почему ты это говоришь? – голос волшебницы с луком был серьёзен.

— Баронесса больна… мне нужно остаться. Найти способ вылечить её.

Я аккуратно пролезла мимо читающей Фолл и села около стены, вздохнула.

— Эх, все чем-то страдают… говорят у неё недавно муж умер в битве у гор... будешь? – Хлоя протянула мне курительную трубку с напичканным в неё табаком, но я тут же отказалась.

-Нет, спасибо… мне смола в легких не нужна.

Она подавилась дымом и закашляла.

— Куда?.. Куда смолу?

— Странно, что кто-то ещё верит, что табак полезен… я бы тебе посоветовала бросить курить, вот как кашляешь.

— …Да это я от удивления… просто сразу не поняла, что за слово такое… блять… пойду выпью… водички.

Единорог усмехнулся.

— Похоже, ты кому-то открыла глаза.

— Да уж…

Я не ожидала, что она так серьёзно отнесётся к моим словам. Кажется, жить в незнании спокойнее. Главное ей не говорить о том, что существуют микроорганизмы, бактерии, которые живут абсолютно везде: в питьевой воде, в коже, еде и так далее. Она такое не осилит.

— Как себя чувствуешь?.. Ничего не болит?

Размотав свои ладони, я не нашла прошлых дыр и даже не увидела шрамов. Что за странная регенерация? Я была сильно изумлена, погладила места ран.

— Странно… сегодня с утра как поднялась, нога почти и не болит… а ладони словно заросли…

— Мм… прям так взяли и заросли.

Фолл продолжала читать, изредка поглядывая на меня своим изящным взглядом.

— Я не знаю… это необычно…

— …Как себя чувствуешь?

— Я же… вроде бы ответила тебе, нет?

— Не-а, ты ответила на мой второй вопрос, а первый остается активным.

Я смотрю на неё и пытаюсь понять, чего она хочет добиться и наконец, понимаю.

— Ну… не очень… до сих камень на сердце…

— Расслабься… — опять повторила она это слово. – Выпей чего-нибудь и позабудь о бедах хоть на мгновение…

— Я не пью… не особо люблю спиртное.

— Ох, тяжело ж тебе… не куришь… не пьёшь… даже бордель не ходишь?

— …А что это такое? «бардель»? Там слушают музыку?

— Бордель, через «о»… хех, нет. Хотя для кого в каком смысле… тут же тоже музыка играет.

И действительно, как я не заметила эту смиренную лютню в углу. В руках серой кобылки, с длинной тёмной прической, она творила музыку, которая струилась магическим потоком по всей таверне. Неспешная, пробирающая мелодия…

-Что делают в этом борделе?

— Тебе прямо, или намекнуть?

Попробую догадаться.

— Намекни, а я попробую угадать.

— Его ещё называют «местом разврата», проклинают священники, хотя они сами туда не редко заходят, чтобы предаться плотским утехам.

— Ааа… я понимаю…

Шлюхи, содом и грех. Не думаю, что я хочу посетить публичный дом.

— Могла бы сходить выбрать себе какого-нибудь симпатичного, крепкого жеребца…

— Меня это не интересует…

— …Ещё лучше! Не надо будет мазать себя чем-то. Кобылки там… у них такие крупы. М?

— Я… кхе…

Я не могла поверить в то, что со мной сейчас действительно говорит Фэйри. Что на неё нашло?

— …Пойду-ка я тоже водички попью…

Вскоре за столом осталась только я одна. Вдруг краем глаза я заметила приближение той самой кобылы, что плюнула мне когда-то в лицо. На её лице ясными буквами читалось волнение, а в шагах неуверенность.

— Товарищ доктор?.. Простите? – вежливо обратилась она ко мне.

— Вы что-то хотели мне сказать?.. Или в глаз плюнуть? Стекло, наверное, помешало? Вот незадача.

— Простите меня за это, пожалуйста… — неожиданно извинилась кобыла. -Мне стыдно за этот поступок, но мне нужна ваша помощь…

— …В чём дело?

— Я… плохо вижу правым глазом… всё застилает какая-то белая пелена. – она приблизила свою руку и указала на больной глаз.

Это была катаракта. Блестящая плёночка ,застилающая весь зрачок, которая может привести вплоть до полного усугубления зрения. Как блеклый драгоценный камень, блестящий при тихом свете. Конечно, я помогу ей, но неприятные болезни лечатся так же неприятно.

— У вас катаракта… если от неё не избавиться, то ваш глаз может и вовсе потерять зрение. Придется удалять… только вот сама процедура может быть опасной.

— И… вы согласитесь помочь мне?.. Я… заплачу… чем смогу…

— Конечно… я ведь врач.

У всех есть на то право. От обычных селян, до великих баронесс. Хотя я сильно волнуюсь за свои навыки...

Глава V: Средства от всех проблем.

— Да…совсем дело плохо…

— На-насколько всё плохо?

На самом деле, смотря на её расширившуюся катаракту, чуть ли не до самой радужки, слово «плохо» было слишком мягким. Катаракта развилась слишком сильно, и теперь она фактически была слепа на один глаз. Около недели я делала ей глазные капли, но она не шла на поправку. Похоже, она думает, что я никудышный доктор, что я совсем ни черта не умею в своей профессии. Даже сейчас я вижу, как она дрожит, когда я оттягиваю её веки и внимательно осматриваю больной глаз.

— Придется «откачивать».

— В смысле «откачивать»? – всё так же напугано спрашивала пациентка. – Что «откачивать»?

Я взяла со стола свой металлический подкожный шприц, вернулась и увидела, как быстро поменялись эмоции на лице кобылки. Да… будет сложно.

— Э-это зачем?

Я много перечитывала данный метод и до сих пор у меня шли мурашки по коже от одного только представления о нём. Он казался мне слишком древним и жестоким, однако на самом деле шприцы для удаления катаракты стали использовать сравнительно недавно. Что ж… я готова к этому. Теперь главный вопрос – готова ли она.

— Всё очень просто: шприц вставляется в глаз, а затем по способу давления вся нежелательная жидкость высасывается. Будет немного неприятно, но…

Её лицо быстро побледнело от страха. Ну вот, прекрасно. Целую неделю я пыталась втереться в её доверие, чтобы потом, если вдруг не повезёт провести эту операцию без проблем. Теперь она боится меня не хуже полуночного маньяка, подстерегающего свою жертву в закоулках тёмного города. Я начала медленно приближать стержень к её глазу, но та невыносимо тряслась. Святые, я так сделаю только хуже.

— Постарайтесь не дрожать… всё будет быстро, ты даже и не заметишь… — врала я ей, в надежде на её упокоение.

Но как бы она не старалась, ей было слишком страшно. Я отдернула свою руку и злобно фыркнула.

— Так ничего не получится… придется тебя на время усыпить.

— Простите доктор… я… мне просто страшно.

— Ну, а почему тебе страшно? Ты мне не доверяешь?.. – доброжелательно отозвалась я сразу.

Кобылка тяжело вздохнула.

— Нет… я… вам доверяю.

— Чего ты тогда дрожишь?.. Не надо мне лгать, а то совсем не подружимся! – я скромно ей улыбнулась и похлопала по плечу, чтобы та хотя бы немного раскрепостилась.

— А усыпить… это как?

— Я даю тебе понюхать один отвар… ты теряете сознание… а я уже допровожу свою операцию до конца. Только вот бывает… что вдохнувшие не просыпаются.

Она склонила свою голову, как бы опустила её в океан раздумий. Ну же… решайся. Я понимаю, что ей определенно будет больно. Возможно, операция даже выйдет из-под контроля, шприц раздавит глаз и войдёт в глазницу, а я навсегда войду в её воспоминания как самый худший кошмар. Пожалуй, одной из моих самых неприятных операций была именно эта. Жутко даже представлять, что мне придется сейчас с ней делать… Если она только согласиться.

— Доктор… я постараюсь потерпеть….

— Точно потерпишь? Если ты дернешься, я могу повредить твой глаз.

— Д-да, доктор…

Пациента была решительна, хоть и продолжала дрожать. Она справиться с этим… Я уверена. У неё есть сокрытая внутри храбрость, просто нужно вытрясти её наружу.

— Я дам тебе обезболивающее… оно должно успокоить и убрать боль… ты даже ничего не почувствуешь.

Я уложила её на постель и зафиксировала её голову веревками, на всякий случай. Кобылке не особо это нравилось, судя по бегающим из стороны в сторону глазкам, но я старалась её успокаивать. Позже, всё подготовив, я дала ей расслабляющий отвар и наконец, взялась за шприц.

— Успокойся… всё будет хорошо… это будет длиться недолго.

Присаживаюсь на край кровати, сверкающее металлическое острие медленно приближается к её глазам. Но она нервничает, сильно нервничает, и я не могу нацелиться на серебреную катаракту. Нужно что-то придумать.

— Попробуй зафиксировать свой взгляд на чём-нибудь… мне нужно, чтобы твои глаза не двигались…

— На-на чём?

Я устало выдохнула.

— Погоди секунду… я проводила эту операцию так много раз, а до сих пор не могу с тобой управиться! – я усмехалась, хоть в этой усмешке был обман.

Одним из главных факторов в успехе медицины — это постоянно врать. Нужно заполучить доверием своего пациента, чего бы это ни стоило. Без доверия не будет контакта между больным и врачом. Иногда если желаешь добра, нужно соврать… как когда-то…

Начертив на потолке крест красным мелом, я села обратно и снова оттянула её веки. Этот небольшой рисуночек должен был завладеть её вниманием.

— Смотри на крестик и думай о чём-нибудь хорошем…

— О… о чём мне думать?

Великий дракон… нужно срочно импровизировать и сыграть на её простодушие. Как же ужасно… меня ни на секунду не покидал страх, что её глаз сейчас повернется и посмотрит на меня, когда я вставлю в него шприц и я разорву её тонкие оболочки.

— … Подумай о зелёном травянистом поле… сверху греет золотое тёплое солнце…

Я приближаю острие шприца всё ближе к нежной роговице её пораженного болезнью глаза. Сталь была всего в нескольких миллиметрах. Медленно, я ввожу шприц в её, морского цвета, глаз. Он проходит плавно в прозрачную оболочку, как в масло. Несколько кривлюсь от этой картины, но стараюсь вести процесс, словно по написанному.

— Твоё лицо обдувает приятный легкий ветерок… кругом поют птицы… спокойно…

— Облака… — произнесла она, продолжая смотреть в нарисованную мной точку.

Легким нажатием на шприц, я неспешно закачиваю жидкость из глазного яблока. Она глубоко дышит, похоже, нервничает, но всё ещё думает о моих словах… и облаках. Кобылка сейчас не обращает внимание на то, что я делаю и это главное. Теперь важно не вывести её из этого «гипноза».

— Да… верно… Пышные облака… мирно плывущие по голубому небу… как белоснежный хлопчатник, который плывет по синей речке… Они принимают разные формы… звери… птицы… дельфины.

Её глаз начинает проясняться, а плёнка исчезает через полый стержень. Теперь её можно оставить в покое и аккуратно извлечь шприц. Я медленно вытягиваю его, улыбаюсь и с гордостью ей говорю:

— Всё…

— Всё? Уже? – удивленно смотрит она на меня.

— Да, дорогуша. Ты молодец. Попробуй закрыть левый глаз и поморгай.

Когда я освободила её голову, она приподнялась и осмотрела комнату.

— Я вижу! Доктор, я вижу! Пелены больше нет! – радостно воскликнула та, бросаясь на меня со своими объятьями. – Спасибо, спасибо!

Какая же всё-таки она прелесть. Мне приятно чувствовать, как она счастливо обнимает меня, тоже заполняя своей светлой благодатью. Я придерживаю её за плечи и, улыбаясь, говорю:

— Иди, обрадуй своих.

— Я тут это… доктор, мы собрали для вас. – она сняла со своего пояса красный кошель наполненный звонкой монетой. – Простите… это всё что есть… мы не особо богатая семья…

Я смотрю на дрожащий в её руке кошелек и вновь притупляюсь жадностью, которая прогрызается внутри меня, как паразит. Мне тяжело забирать её золото, особенно в такие времена, когда за дверьми бушует злостная чума, голод и разруха. Возможно, если я заберу все деньги она, и её семья погибнут, но я всё равно останусь в выигрыше. У меня будут деньги, чтобы закупить нужных мне материалов и помочь другим, более тяжело больным. Посветить свои труды разгадке чумы и наконец, понять её природу.

Моя дрожащая рука приближается к огненно-красному кошельку, замирает, и я продолжаю думать. Но не проходит и мгновения зловещей тишины, как я опускаю свои холодные пальцы на красный шелк, но затем сжимаю её руку в кулак и медленно отрываю свою руку. Я слишком слаба духом и не могу так поступить… пожалуй на этот раз моя совесть снова побеждает…

Изумленная кобылка поднимает свои яркие глаза на меня и не понимает, почему я так поступаю.

— У вас есть душа… и сердце ангела... – вполголоса произносит торговка и вновь обнимает меня.

— И, наверное, это моя слабость…

— Поверьте, доктор. Это самый дорогой дар.

«Самый дорогой дар» — сказала она и ведь я всей душой хотела в это верить.

Когда она ушла из моей комнаты, я, сидя у окна, от которого тянулись тёплые лучики солнца, вновь почувствовала тоску и загрызающее меня одиночество. Ранее мне никогда не было до такой степени одиноко, что на глаза сами лезли солёные слёзы. Я пережила смерть своей сестры, увидела, как уходит мой муж, как мои родные друг за другом ложатся в могилу убитые чумой. Я не хотела увидеть смерть своего сына первой… Он должен был прожить долгую и счастливую жизнь, а я мирно покоится вместе со своими родными. Не я… а он…

Блики, отражающиеся через кристальные слёзы, резали мне глаза, но больнее чем сейчас мне не становилось. Это был предел. Момент, когда хуже уже и не может быть. Когда сердце давит настолько сильно, будто оно вот-вот разорвётся прямо в моей груди. Мысли о худшем начинаю терзать меня всё чаще и чаще… витают в моих мыслях целыми днями, застают меня ночью, не давай спать. Я больше не высыпаюсь… будто мне и не нужен сон. Он вне моих потребностей.

По ночам я стараюсь занимать себя чем-то, чтобы не думать о плохом. Я продолжаю усердно учиться, не пропуская ни одной клетки в теле пони. Я стала понимать жизнь ещё лучше, благодаря колоссальному труду других таких же докторов. Моё желание стояло лишь в том, чтобы излечить нас всех и тоже создать свой труд, посвященный своим открытиям. Я стала вести дневник и записывать туда каждую свою операцию, пациента и своё собственное состояние. Тот кашель сильно меня испугал, тогда в лесу. На днях он повторялся ещё шесть раз, но ничего не предвещало беды: ни покраснений, ни адской боли, ни даже привычной тошноты. Я чувствовала себя совершенно обычно, одолевая муку ожиданиям худшего. Но я не забывала о баронессе Рарити, которая была гораздо серьёзнее больна, чем я со своим безобидным кашлем.

Я перепробовала множество всяких травок, которые приносила мне Хлоя, тем временем пытающаяся заработать как охранник каравана. Клиническая картина Рарити была просто ужасной. Я и понятия не имела, каким образом я смогу остановить распространение этой болезни. Труды рассказывали о поверхностных способах лечения мазями из луговых травок, но всё это вызывало у меня сомнения. Но всё же я пробовала всё. Даже эти мази.

— Я думаю, что мне стоит позаботиться о худшем… — хриплым измученным голосом произносит баронесса

— Не думайте об этом, моя госпожа.

-…Нужно быть дальновидным правителем… Я чувствую, как смерть раскидывает передо мной холодные объятья… Я должна найти приемника… если нашим жизням придёт столь жестокий конец…

Рарити ждала своей смерти как долгожданного гостя, а в моих глазах она видела только отчаяние и слабость. Она всё понимала. Но мне так хочется ей помочь… хоть я и не знаю как. Лепра губит её слишком быстро.

Моя работа продолжалась, и я не забывала про свою прямую обязанность. Я исследовала тела пораженные бледной, осматривала их дома и узнавала о них всё от родственников. Затем я выносила свой вердикт: сжечь всё, что хоть как-то связано с чумой. Больные, приходящие ко мне, часто просили о помощи, а я дарила им быструю смерть. Они подходили ко мне и умоляли о лекарстве, хотя сами понимали, что его не существует. Я даровала им своё лекарство: говорила им о том, что я вылечу их, приобнимала, чтобы хоть как-то их успокоить, а затем наносила верный удар в сердце. Звук того, как клинок проходит меж рёбер и вонзается в их сердца я запомнила наизусть. Кто-то не желала смотреть на то, что я делаю, а кто-то понимал меня. День изо дня я слушала, как молот забивает ржавые гвозди в гробы жертв ужасного поветрия. Это было настолько часто, что я даже научилась различать, с какой болью стучит металл и насколько горькой была утрата.

В городе появились и другие врачи, но их не уважали, так же, как и меня… за две недели я сожгла около десяти домов, и никто даже не пытался мне помешать. Все считали, что я поступаю правильно. Что так надо. Я не ужала этих прихожан в тёмных пальто. Они не знали о медицине ровным счёт ничего. Я даже несколько раз становилась свидетелем того, как они сжигали заживо пони больных простудой. Но баронесса не была слепа к продолжающемуся ужасу. Рарити приказала прогнать участников таких жестоких экзекуций, а те, кто понимал свою работу, смогли остаться.

Причём их было всего двое и с ними я была знакома лично: голубая кобыла по имени Фрост и пурпурный жеребец Шадоу с Серебренных гор. Все мы делили между собой части города, чтобы легче и быстрее реагировать на новые вспышки болезни и так же быстро подавлять их. Мне была отведена крупная часть на Северо-западе, Фрост работала на Северо-востоке, а Шадоу держал путь от главных ворот до площади на юге. Фрост оказалась здесь чисто ради денег, так как чумные доктора получали не малую прибыль, но вместе с тем она справлялась со своей обязанностью великолепно. Вместе с ней я получила не малые знания в области хирургии. Вместе мы провели шесть вскрытий и двадцать операций над живыми пациентами. Она научила меня залечивать те болезни и раны, от которых нельзя было избавиться обычным способом. Однако наблюдая за ней, можно подумать, что она даже получает удовольствие от вскрытия трупов.

Шадоу не особо разговорчивый. Обычно предпочитает работать один – наверное, в горах все пони такие. Помимо своих историй про живущих в горе двух вампиров-кузнецов – Флэйма и Файра, он рассказал мне немало полезного из гинекологии и общих понятий о венерических заболеваниях. Тут я не особо любила заниматься практикой. Слишком я стеснительна для этого. Лучше я буду лечить, чем рассматривать. Хоть его истории были весьма занимательными и имели право на действительность.

Шли дни, я наполнялась новыми знаниями и вместе с этим сильно страдала от невыносимой усталости. Все стали это замечать: мои коллеги, Хлоя вернувшееся с длительной поездки через морозные ущелья, водные дали и жаркие пустыни восточных королевств. Но Фолл… Фолл лишь молча наблюдала за мной почти везде, будто преследуя меня. Даже сейчас, когда мы вновь собрались вместе за нашим столиком, она смотрит, как я качаюсь над своей миской супа.

— Ты будешь есть, Лок? – спрашивает меня сидящая рядом грифониха.

— Просто… я не сильно голодна… взяла миску, а есть, почему-то не хочется.

— А, ну такое с утра бывает иногда…. Но ты потом обязательно поешь, а то выглядишь ты как-то нездорово.

Хлои теперь могла похвастаться нам новыми царапинами на своём кожаном наплечнике. Я не одобряла такие опасные путешествия. Я сильно за неё волновалась.

— Так вот, когда мы сели на корабль, я сразу почувствовала что-то не ладное. И вот когда мы уже плыли в открытом море, клянусь творцами, я видела, как под водой плывет что-то невероятно огромное, колоссальных размеров! Его гребень резал волны, он был очень длинным! Оно было похоже на змею и медленно двигалось, но затем, когда оно скрылось под водой, многие увидели внизу голубую вспышку света, а затем всё притихло. Я ничего более огромного, чем та тварь в жизни не видела!

— Помнится мне, кто-то из моряков тоже рассказывал что-то подобное. – вступила Фолл. – Только вот в его истории этот самый гигантский змей потопил три торговых корабля с восточных земель. Очевидцы рассказывали его морде: шесть глаз и огромная вытянутая пасть, сияющие голубым светом. Я читала о нём… Восточные называют его «Саргелус». Ужас океанов на самом деле по природе не далеко ушел от своих родственников — драконов.

— Честно говоря, я не знаю, что это было. Может это и твой «Срагилас». Ты как по книге читаешь.

— Великий дракон, Сар-гелус.

— Но что-то определенно двигалось. – будто не замечая слов Фолл продолжала Хлои.

Я отнеслась ко всему этому скептически:

— Ерунда какая-то… чем питается такая гигантская тварь, если она даже больше чем целый флот? Явно не щепками от корабельных мачт… а прятаться в воде она бы не стала.

— Оно питается чужими душами… — вновь заговорила Фэйри. – Ему нужно насыщаться душами, а не грызть корабли… А не вылазит оно, потом что поджидает… ждёт пока жертва не будет ожидать нападения, а затем взмывает вверх и топит корабли…

— Убери от меня свои руки! – неожиданно раздался голос из зала.

Крик принадлежал голубой кобыле, заколотой в крепких доспехах. Её радужная прическа сильно бросалась в глаза, но и она сама сильно выделялась на фоне всей собравшейся здесь пьяни. Рядом с ней стояла Эплджек с просьбой на лице, которая всё так же выглядела очень мрачной.

— Дэш, если вам с ней не поговорить, потом будет поздно!

— О чём мне с ней поговорить?! – размахивая руками, воскликнула она. – Сказать ей, что её муж сражался достойно и посочувствовать!? Как по-твоему я буду смотреть ей в глаза!?

По движениям и шатким шагам Дэш было видно не слабое опьянение. В своей левой руке она держала бутылку вина, а правая рука была перебинтована и лишена кисти. Я пустила себе мысль, что это та самая Дэш, которая билась с вампирами в Серебреных горах. Но что случилось с её рукой?

— Ты не поняла!?.. Его порвали на куски!.. Он был героем, но разве это героическая смерть?.. Я слышала, как он кричит... Просит богов остановить его муки… Как я буду смотреть ей в глаза?.. Эпл?.. Как?..

Эплджек не проронила ни единого слова. Она с печалью смотрела на свою подругу-пегаску и похоже не видела в Дэш то, чего ей так хотелось увидеть. Сочувствия, раскаянья – всего этого не было. Дэш ринулась вперед и толкнув плечом Эпл направилась на улицу. Земная продолжала молча стоять посреди таверны, морщиться и только затем мёртво уселась за стол, глотая мерзкую выпивку.

— Чё это у них там стряслось? – Хлои поднялась с места, и было хотела, подойди к Эпл, но решила опуститься обратно.

Фолл взглотнула крепкого сидра и поставила кружку, наливая свои щеки розовым румянцем.

— Теперь понятно, что произошло с мужем баронессы… Не будем о плохом. Давайте за него выпьем.

— Верно! – грифониха вновь встала на ноги и гордо вознесла над своей головой пиво, обращаясь ко всем. – За Лонгхельма!

Зал поддержал Хлои и тоже поднял кружки в честь мирно спящего Лонгхельма, и только Эпл смиренно наблюдала за происходящим. Но не только пряные напитки скрепляли дух, но и общая вера.

— Смотри. Видишь?

— Что, Фрост?

— …Посмотри на всё это…

Кругом, среди чёрного обугливавшегося скелета очередного сгоревшего дома стоял неумиручий запах гари и жженого дерева. Веяло смертью, горем, разрухой. Среди останков здания часто можно было найти не догоревшие вещи владельцев, но они уже не представляли никакой угрозы – зараза погибла вместе с домом в пожаре. Фрост носила синее длинное пальто с капюшоном, чем она выделялась среди других чумных докторов в классическом чёрном. Она была синей вороной в нашем лесу, а Шадоу кроваво-красным. Из-за его цвета Фрост часто называла его «багровым» вороном или же просто «мясником», хоть она сама в нашей компании была главным хирургом.

Сейчас Фрост стояла на прогибающимся столе, почти не тронутым пожаром, подпрыгивала на нём и оглядывалась по сторонам славного пепелища.

— Когда стоишь посреди этого ужаса, видишь, как быстро смерть забирают одного за другим, для тебя мир приобретает другие краски…

— И какие же они для тебя?

Синяя ворона вновь окинула своим зорким взглядом похороненные в пламени руины и произнесла:

— Вот такие… серые… чёрные… мёртвые...

— … Для меня тоже…

— Знаешь, раньше, когда я была маленькой, то считала, что добро всегда побеждает зло. Как в сказке… Но оказывается, что для каждого своё добро и зло… и для меня зло сейчас побеждает…

Я сложила свои руки и посмотрела на, лежащую среди обломков, книгу. На запекшимся кожаному переплете была тёмная надпись: «Лес».

— Ты в порядке?

— Да… В последнее время для меня спектры красок тоже темнеют…

— Тебе стоит передохнуть от всего этого.

— Я не могу… я должна лечить… это ведь наша задача.

— Ты относишься к ней слишком фанатично, не замечала? Позволь себе хоть денек расслабиться. — Я понимаю твои принципы, вижу как ты гордо и патриотично борешься. Но ты пойми, негатив когда-нибудь тебя сломает... найди время на личную жизнь. Все имеют на неё право.

— У меня есть друзья.

— Такие же, как и я?.. Локи, мы общаемся с тобой примерно от полудня до вечера и о чём мы говорим?.. О болезнях… О смерти. Я до сих пор удивляюсь, как ты сохраняешь рассудок с такими мыслями. Тебе нужно отдохнуть... Иди лучше к себе, а мясник и я справимся сами.

— Баронесса больна проказой, или я тебе не говорила?.. Какой к чёрту отдых, когда чья-то жизнь стоит на самом краю? Я не собираюсь тратить своё время на низкие утехи, позабыв о общем благе.

— Ты знаешь, как её лечить!? Нет, ты знаешь!? Объясни мне! Может поколдовать или у тебя есть панацея!? Ты не можешь ей помочь!

— …А может и поколдовать…

— Что?

— Может и поколдовать?.. Как далеко живут друиды о которых все часами болтают?

Я и не ждала, что Фрост оценит мою авантюру. Скорее решит её завалить, указав на её бессмысленность, но всё произошло иначе:

-Они живут в Паучьем гнезде… это глубоко в лесу за городом… Туда солнце никогда не доходит… всегда темно… Ты что правда решила туда…

— Да, я решила. У тебя есть идея получше моей?

— Нет… поэтому я и сказала тебе про Гнездо.

Я уже собиралась уходить, переступила обугленные балки, на которых были огненные узоры, погибающие в холоде, но вдруг услышала себе в след:

— Удачи.… Не ходи туда одна.

Надеялась, что меня поддержат мои верные подруги, которые тем временем опять сидели в таверне и обсуждали свои темы. Как можно столько пить? Наверное, великие героине не потому великие, что много заливаются, хоть в истории есть и такие исключения.

Присоединившись к родному столику, я рассказала обо всем, но услышала не то, что я ожидала. Такое чувство, что все поменялись местами.

— Ты что из ума выжила!? – вполголоса и одновременно громко произнесла Хлои. – Собралась пойти к этим лесным ведьмам!? Они же тебя в котле сварят! Они же тебя в крысу превратят! Они же, они же..! Великий дракон! Не ходи туда! Я запрещаю!

— Хлои, это единственный способ спасти баронессу. О медицине друидов легенды ходят. Я просто обязана получить от них совет.

— Они дадут себе совет, а потом заживо зажарят на костре!

— Не обращай на неё внимание, цветик. – неожиданно вошла Фэйри. – Кого-то просто по ночам пугали сказкой про «трёх ведьм». Мы ведь пойдём вместе с Деадлок, верно пернатая?

Она снова смотрит на меня с доброй солнечной улыбкой. Я опять смущаюсь, опускай глаза в дно своей кружки, в золотистый напиток. «Цветик»? Что-то в последнее время она ведёт себя необычно.

— Так, во-первых, не смей называть меня «пернатой», а не то я тебе хребет сломаю.

Единорожка лишь весело рассмеялась.

— А во-вторых, я никуда не собираюсь! Там полным-полно всяких чудовищ, ведьм, оборотней! И ох святые! Этот лес нас погубит! Мы не должны туда идти!

— Почему-ето? – одурманенная крепким кальвадосом сказала я и положила свою голову на правую руку, ехидно улыбаясь.

— Действительно. Не уж то грозная Хлоя из Барии вдруг испугалась очередного опасного приключения?

Валькирия тут же поднялась с места с невозмутимым лицом, выпила свой эль и последовательно мой напиток, а затем громко воскликнула:

— Меня не испугают никакие приключения! Даже эти ваши ведьмы!

— А пауки?

— Задавлю ногой!

— А древесники?

— Затоплю… ими камин!

— А что с троллем?

— Я с ним… выпью!

Я молча наблюдала за ими обоими и почти моментально поняла, что Хлои лучше не надо было смешивать выпивку разных народов.

— Вот ведь… — Хлои заикала. — …южане и северяне даже во мне продолжают сражаться!

— Ты у меня потом только родниковую воду пить будешь! Мы сейчас вернемся. – волшебница подхватила шатающаяся Хлои и повела на задний двор, чтобы провести очередную прочистку организму.

Один из главных минусов. То, что приносит удовольствие, потом обязательно о себе напомнит.

Время капала, а я всё сидела в одиночестве. Размышляла о Рарити, Эплджек, Дэш. Думала о гремучем лесе, в который мне предстоит попасть. О Фрост, Шадоу и, конечно же Фэйри Фолл. Почему она так часто следит и говорит со мной в таком тоне? Она меня дразнит? Наверняка заметила, как я на неё поглядываю, и теперь хочет меня унизить. Нет уж… она меня этим не обидит. Пусть потешается, сколько влезет, мне всё равно приятно её внимание.

— Привет.

Женский расслабленный голос буквально застал меня врасплох, пока я была в раздумьях. Медленно повернув голову налево, туда, где ранее сидела Фолл, я увидела совершенно белую кобылу с ярко-красными глазами и неестественно спокойным лицом. Альбинос появилась внезапно, как будто она образовалась из воздуха, но я точно видела, что спереди к столику никто не подходил. Её просто раньше не было, а теперь она есть. Как будто магия.

— Я вижу, вы тут скучаете, доктор. Куда ушли ваши друзья?

Этот голос. Он был тихими, но внутри моей головы разносился повсюду в моём подсознании. Что-то в неё отталкивало, пугало, но я не могла сказать что именно. Как невидимая аура, которая заставляет дрожать от страха и заливаться жарким потом. Что могло быть причиной такой пигментации?

— Вы кто?

— Можете звать меня просто — Роуз.

— О-откуда вы взялись?

— Вы сидели за столом, грустно смотрели на стол, а я подошла и подсела к вам… — она склонила свою голову на бок, не отрывая своих рубиновых глаз с моего лица.- Или вы не помните?

— Д-да… вроде помню. Вы чего-то хотели?

Она носила бледно-серую жилет, чисто белую рубашку и красный галстук, завязанный на её шее.

— Познакомиться. Давайте пожмём друг другу руки. Так пони скрепляют встречу.

И она потянулась ко мне. Её руки… гладкие, необычайно чёрные. Такое чувство как будто её конечности были покрыты засохшей смолой, или латексом. Но когда я пожала её, то почувствовала, что это вовсе не перчатки и не какая-то грязь. Это была её кожа. Именно кожа была настолько гладкой и скользкой, что она казалась мне чёрным шёлком. Чёрная материя доходила до её предплечий и там расходилась узором в виде языков пламени. Когда я держалась с ней, мне становилось очень жутко.

— Но… ведь я же ещё не сказала, кто я…

— Зачем говорить очевидные вещи, Деадлок?

— … Вы…

— Ради чего вы пытаетесь уничтожить чуму? Вам это зачем?.. Вы хотите войти в историю? Хотите отомстить болезни за смерть всей вашей семьи? Или может вы просто обыкновенный альтруист, горящий желание спасти всех?

— Я виновата в их смерти, потому что я не смогла спасти их вовремя… и теперь я хочу искупиться.

— «Искупиться»… А вы вообще задумывались, Лок, существует ли рай?.. Что если нет никому прощения?

— Разве вы увидеть ад?

— Нет, не хочу... Хочу увидеть рай.

Теперь я была более уверена в себе и пыталась говорить с ней на равных.

— Почему именно царство небесное?

— …Потом что в аду я уже бывала… Никому нет прощения… все мы в одной клетке…

— Если изменить прошлое… будущее может измениться до не узнаваемости… не обязательно, что оно тебе понравиться. Оно не будет с тобой спорить или слушаться тебя… одни изменения всегда несут за собой миллионы других изменений… но самое жестокое осознавать… что на самом деле то что ты хотела поменять… не меняется… всё будто идёт… по кругу.

— Я… не понимаю к чему вы это…

— … Хочешь узнать, что у меня на руках?.. Хочешь понять, что въелось в мою кожу?..

Альбинос вновь вытянула своих чёрные острые руки и посмотрела мне прямо в глаза. На её лице читалась надежда, отчаянье, безысходность, перемешанные в одном флаконе. Загадка мучающая мой ум и она сама теперь хочет помочь мне в её разгадке.

— Да, я хочу…

-… Грех… — произносит она мрачно, будто терзая своё сердце душераздирающими муками.

— Дарова, барменша!

Громкий возглас из зала быстро отгородил моё внимание от белой кобылы. Слова, сгущенные хмелем и спиртом, принадлежали пьяному жеребцу, который пришёл в таверну, наверное, для того, чтобы залиться по самые помидоры. Сиреневая кобылка, стоящая за дубовой стойкой, похоже, была совсем не рада его видеть в своё заведении.

— Вам как обычно? – вежливо спросила она.

— Как это – «обычно»?!

— Подойдите, я покажу.

На лице жеребца загорелась улыбка победителя, но только он приблизился к столу, как заведующая крепко схватила его и одним мощным ударом разбила ему голову об стойку. Он ровной стойкой упал назад, оставив после себя лишь несколько капель крови, а весь зал залился рогочущим смехом. Комедийная ситуация отвлекла меня от напряженного разговора, но повернувшись обратно к своей собеседнице я не застала её на месте. Её больше нигде не было: как она и появилась, так и бесследно исчезла. Единственный осадок остался в моей душе. Может мне просто мерещиться?.. но не до такой же степени… не стоит мне больше пить.

— На выходе оно даже вкуснее…

— Ну, это же «микс», Хлои! – усмехнулась Фолл, усаживая свою вялую подругу за стол.

— Не буду больше пить… оо… никогда.

— Ну-ну… мы это ещё посмотрим… как ты тут одна, охотница на ведьм?

-… нормально...

Боги, я себя убиваю…

На дворе стояла прекрасная ночь. Свежая, чистая, окатывающая своим серебреным взглядом тёмные улочки ночного Ротэрхэрма. По улицам шатались всякие проходимцы, новоприбывшие торговцы с южных земель, которые не хотели ввязываться в неприятности и мы с Хлои и Фолл. Хлои временно обитала в корчме, на самом углу города и потому у нас возникали сомнения, сможет ли дойти грифониха до своей постели самостоятельно.

Когда мы положили спать, а сами направились в строну нашего трактира, между мной и Фэйри возникла таённая тишина. Она была невыносимой, нерушимой даже близкими песнями горожан. Я смотрела на неё и удивлялась её ослепительной художественной красоте, грации и восхитительной фееричности. Единорожка не давала мне смотреть на неё слишком долго: часто поворачивалась по сторонам и видела мой пронизывающий взгляд. Из-за этого я чувствовала себя так неловко… Как мило она метёт своим симпатичном хвостиком.

Поднявшись по ступенькам, я пожелала ей спокойной ночи и хорошо отдохнуть, а затем пошла к своей двери, что была в конце коридора. Но почему-то Фолл мне не ответила и продолжала идти рядом. Её необычное поведение начало меня пугать ещё с самого леса и теперь, когда она шла почти нога в ногу со мной, сердце бешено билось от страха. Я несколько раз покосилась на неё, резко повернулась. В считанные секунды она прижала меня к стене и обхватила мои запястья своими шелковыми руками, словно железными кандалами.

— Не убивай меня… — шёпотом сказала я дрожащим голосом и попыталась оттянуть свои руки, но та была слишком сильной для меня.

На её добром милом личике загорелась улыбка, но теперь она вызывала у меня лишь заячий страх. Её изумрудные глаза смотрели прямо в мои. Кажется, я вновь растворяюсь в них, как в бескрайних зелёных полях, над которыми нависла ночь. Фолл хмыкнула и спокойно произнесла:

— Ты меня боишься?..

— Нет, я не боюсь…

— Чувствую, что боишься… Я вижу ужас в твоих янтарных глазках…

Я изумленно повторила.

— «Ян-тарных»?

— Почему ты мучаешь себя? Зачем загоняешь себя в горе?..

Она подняла мои руки выше, и я поняла, что сейчас просто беспомощна. Склонив свою голову, я попыталась успокоиться.

— Я просто хочу, что бы все могли жить спокойно и счастливо…

— … Ты убиваешь себя на глазах… вокруг тебя твориться сплошное безумие, а ты пытаешься держаться на его течении… Какое же здесь счастье?

— Вы все говорите мне об этом… Но никто не задумывается о важности моей миссии?

Волшебница похихикала, наклонила голову и стала медленно приближаться ко мне. Я прижала голову к стене, сомкнула глаза, ожидая чего-то ужасного, но вдруг, она непредвиденно поцеловала меня. Моему удивлению не было придела: я разомкнула свои глаза. Поцелуй показался ярким, сладким, невероятным и красочным, как фейерверк в усыпанном звёздами небе. Прикосновения её нежных губ были невообразимо приятными, что я по инстинкту сблизилась с ней желая получить ещё, ощущая её тёплую щеку. Снизу доносилась игривая песня флейты, за окном сверкала прекрасная луна, во всём своём великолепии, оседающая на плечах Фэйри. От неё пахнет сладким запахом лаванды, как будто это её естественный аромат. Мне не хотелось, чтобы этот момент заканчивался.

Но вот мы расцепляемся, и я теряю дар речи.

— Может ко мне в комнату?..

Окропленная стыдом пред богами и своим родом, я терялась в своих мыслях и желаниях.

— Это… неправильно… мы не должны…

— Мы можем, и чего ещё думать?

— Ты кобыла… так нельзя…

— Тебе нечего бояться… — легкими движениями она перехватила мои руки, освободив свою правую и запустив ласковые пальцы мне под подбородок. – Разве богиня Сторга может быть против этого? Церковные глупости придуманы лишь самими церковниками, а святые дали всем нам право выбора… Была б на то воля… нас бы уже покарали…

Фэйри нежными кончиками пальцев плавно двигалась по моему подбородку, словно она гладила свою кошку. К переполняющей меня страсти и приязни подключился её полный любви взгляд. Теперь-то я понимала, что означал этот взгляд, тогда на опушке.

— Если кто-то узнает…

— Никто тебе не тронет… я обещаю… Позволь себе наконец расслабиться…

И я киваю в знак своего согласия, возвращаюсь за вторым поцелуем и снова не сдерживаю пролитие своих горячих слёз, текущих по моим щекам.

Глава VI: Мечи и клыки.

Глава посвященная приготовлениям к битве в Серебреных горах.

Восемь месяцев назад.

К солнцу тянулись тёмные тучи, которые стремились поглотить золотистые лучи своим туманом. Будто сама природа хотела отдать победу Тени, как живое невидимое существо, управляющее всеми движениями жизни. Лёгкий прохладный ветер колыхал флаги малинового оттенка и вместе с ними палатки славной армии. Эта армия, более восьмидесяти тысяч достойных жеребцов и кобыл, собралась под разными флагами, но собрались они лишь по одной причине — общий враг. Вампирский пакт «Покорения» представлял главную угрозу нападения со стороны Серебреных гор, и единой мыслью было принято вывести войска на, нависающий над снежным междугорьем, Кротар – город на горе, от которого к небу вздымался чёрный проклятый дым. Кротар угрожал даже своим видом: высокие шпили, каменные стражи-горгульи, искажающие свои лица, и огромные, больше, чем главные ворота, двери в залы кузни двух братьев-лордов. Злощасные двери отпирались очень редко, если они и вовсе когда-либо раскрывались навстречу серебреной луне. Но радужная гордая и уверенная в себе валькирия уже размышляла о том, что же скрывают эти закованные в цепи ворота и о жестокой каре, которую она окажет своим врагам.

Сегодня, в утро перед самой пасхой, Дэш чувствовала себя едва ли не самым лучшим образом. Кровь в жилах начинала закипать от горящего желания, а руки уже тряслись после усердных тренировок. Всей душой воительница чувствовала победу, кладущую свои руки на плечи пока ещё не прославленного полководца. В своём просторном шатре, она, молча, сидела за столом и рассматривала свои пластинчатые доспехи, на которых уже побывало немало боевых царапин, штрихов мечем и вмятин. Но, пожалуй, одним из главных атрибутов была «крылатая корона». Обруч проходил под волосами и соединял два расправленных серебреных крыла, символизирующих чистоту и святость. В этот день, готовящийся для многих стать великим, Дэш оденет его вновь, как и в битве под Сант-Мишелью.

По тканям шатра игриво бегали тени. За ними раздавались чьи-то крики и смех. Железный звон и стуки: все готовились к грядущей битве.

— Двор Пай прибыл, миледи! – прозвучал радостный возглас сотника, на мгновение зашедшего в шатер.

— Хорошая новость. – Произнесла Дэш с улыбкой на лице и поднялась из за стола. – Пусть подойдут по ближе. Я должна их поприветствовать.

В Северных королевствах было немало своих проблем, потому армия собиралась неспешно. Покинув свой расшитый голубым цветом шатёр и привыкнув к яркому свету, Рэйнбоу окинула своим взглядов тысячи разноцветных палаток, расстилающихся на белой пригорной равнине. Тысячи и тысячи солдат, заколотых в блестящие доспехи и кожаные куртки, затачивали своё оружие и заряжали арбалеты боевыми болтами. Справа на холмистых возвышенностях располагались высотные внушающие страх катапульты, собранные и доставленные домом Эплов. Военные механизмы отличались высоким мастерством и трудолюбием своих мастеров.

Вид армии альянса ещё больше опьянял Дэш небывалым восторгом, но всё же она чувствовала что-то неладное. Она прошла всего несколько шагов по холодному хрустящему снегу, как вдруг почувствовала, как кто-то крепко обхватил её сзади.

— Угадай кто! – прозвучал веселый голосок.

Крылатая воительница сразу догадалась, кто сомкнул её своими руками.

— Пинки! – смеясь во весь голос произнесла Дэш и, развернувшись обняла свою кровную подругу. – Сколько же лун прошло!

— Достаточно чтобы увидеть тебя снова! У нас тут битва намечается, так-так!

Рядом со своей сестрой стояла совершенно невозмутимая Мод Пай, которая с тем же привычным для неё немым лицом, смотрела на радующихся подруг. Лишенная и малейших эмоций, она была обречена остаться такой до конца своей жизни, но уверенная в своих мотивах Пинки всем сердцем желала вернуть сестре возможность вновь улыбаться. Только сейчас её лицо не говорило ровным счётом ничего.

— Привет, Рэйбоу Дэш. – сказала та спокойным голосом.

-Здравствуй, Мод. – Дэш было хотела протянуть ей руку, но вспомнила о её безразличии и вернула руку назад. – Тоже решила поучаствовать в нашем сражении?

— Не-не! Она просто великолепный наводчик! Я же вроде бы тебе рассказывала! Ты читала мои письма!?

— Ты разве посылала мне письма, Пинки?

— Чёрт! Значит, всё-таки утки не умеют доставлять почту! Ладно, так вот! — Пинки похлопала Мод по плечу, но та даже не отреагировала. – Мод здесь как наводчик! Ты просто не представляешь, на что она способна! Она просто гений альтерелии! Фуф… постоянно язык заплетается на этом слове.

— У нас как раз не хватала наводчика к катапультам Эплов. Как настрой, Мод?

— Я усыплю их градом горящих камней… — произнесла бесчувственная серая кобыла и направилась по устеленной досками дорожке к холму.

Дэш усмехнулась:

— Слышала что сказала?

— Она у меня боевая! А сама Эплджек кстати где?!

— У Эплов сейчас неприятности в семье… Нам сейчас главное со своими управиться.

— А-а как же Твайлайт? Что-то я не видела золотых корон и драконов!

— А её тоже здесь нет. Твайли сейчас ведёт активные переговоры с Южными, чтобы нас не зажали в тиски. Атака с двух фронтов нам без надобности. Я думаю, пусть она лучше занимается политикой, чем войной – ей лучше бюрократские речи толкать, чем мечом махать.

Раскрепощенная Пинки, как и её сестра, предпочитала не сковывающие движения кожаную броню на крепких застежках. На самом деле слухи о тяжелых доспехах и связанными с ними трудностями были всего лишь слухами. Всё зависело от мастерства владения тем или иным видом доспеха: хорошо обученный рыцарь вполне способен быстро подняться с земли и наносить резкие удары, которые при всей тяжести будут достаточной силы, чтобы удар оказался решающим. Дэш Монтельер преимущественно работала с мечами и щитами, а так же превосходно сражалась копьями, но всё же отдавала должное именно рыцарскому стандарту.

Через час в главном шатре собрались все командующие временным альянсом, чтобы обсудить план битвы. Здесь, под кроваво-красными тканевыми полотнами подоспели только пятеро из них: представительница своего дома Пинки Пай, старший друид Флаттершай, которая лишь по усердным уговорам согласилась присутствовать, любимый муж баронессы Рарити, Лонгхельм, командующий воздушными войсками грифонов Айрон и, конечно же, сама Рэинбоу Дэш. К приближающемуся вечеру вся карта уже была истыкана и изрисована разными метками, и никто даже и не ожидал, что вскоре их армия сойдется в величественной цифре.

— Кстати рада, что вы всё же решили оказать нам поддержку, Лонгхельм.

— Это честь для меня, миледи Монтельер. Моя супруга не воин, поэтому я здесь от нашего собственного дома, дабы сыграть нашу роль в этой битве. Всегда мечтал о подобном сражении. Прямо как в сказке… сойтись с живой нежитью и навсегда отчистить мир от отродий тьмы.

Энтузиазм сверкающий в огненных глазах ультрамаринового жеребца как нельзя кстати радовал Дэш в этой компании. Именно такой настрой разжигал пламя в сердцах, рвущихся к победе тысяч солдат. С такими пони всегда хочется пойти хоть в самое пекло и всё равно вернуться с победой. Боевой дух решает многое – если у армии его нет, то она при лучшем моменте просто разбежится по лесам, будет прятаться, валяться в ямах, нервно прижимаясь к корням деревьев. Лонгхельм не побывал ещё ни в одной битве, а уже имеет такое стремление.

— Мои «разведчики» доложили, что в их рядах есть не только волкалаки, но и бурые виверны. – голос длинноволосой жрицы природы звучал уверенно. – Так что вашим арбалетчикам не стоит забывать про воздух. Виверны склизкие, подлые и жестокие существа. Они будут нападать интенсивно.

-В таком случае арбалетчиков нужно поставить поближе, к северу. Мои копейщики справятся. Я за них уверен…

Горные кланы грифонов редко отличались друг от друга по своей культуре. Так было и с Айроном — гордым покровителем объединенных кланов набранных с самого дальнего и знаменитого своей суровостью Севера. Грифоны открытых снегов разукрашивали себя боевыми красками и носили меховую, но слабозащищающую броню. Их часто называют варварами, но это ошибочное мнение. Варвары – это обобщенное понятие для грабителей с других земель, промышляющих постоянными разбоями и убийствами. Кланы славятся своей чистосердечностью, и подобные поступки являются для грифонов унизительным грехом, после совершения которого преступник уже не мог попасть в мир предков. Нравственные принципы в обычной семье окрыленных всегда поддерживались.

Айрон любил своих воинов, как родных братьев и сестер и те так же любили и его. Выступая в роли предводителя троих кланов, он стал примером преданности и мужества для многих поколений, не смотря на его паранойю. Он не особо любит, когда кто-то стоит или постоянно ходит за его спиной, но тот преследуется мыслью о скором суде, который могут совершить даже очень близкие ему личности. Ещё в самом доме союзов его пытались отравить пять раз, и все пять раз он чувствовал это, а затем находил виновных и лично казнил путем ручного вырывания крыльев. Может Айрон и поступал жестоко в моменты сильных приступов паранойи, однако его не считали кровожадным грифоном, ведь он лично настоял на примирении трёх кланов: «Скельдов», «Рангхильдов» и самых матёрых в войне «Хаваров». В этом так же поучаствовала его чёрная окраска, вызывающая уважение у всех его последователей.

Пока шёл диалог о планах боя, Дэш тем временем задумчиво сидела за столом и почесывала свою бровь. Её продолжали тревожить плохие мысли, что-то распирало её изнутри и не давало покоя. Где-то это было связано с осевшей на её плечи тяжелой ответственностью, где-то с весьма сытной похлебкой, съеденной на обед, от остроты которой резало горло. Королевские гвардейцы любят питаться с изыском даже на поле брани, но похоже окрыленная кобыла совсем не понимала этой страсти.

— Честно говоря, я думала, что Твайлайт пришлет нам больше войск… — неуверенно в своих словах произнесла Флаттершай. – Вампирских особей трудно одолеть… тем более при их возможностях.

— Наша общая подруга отправила столько, сколько она смогла. Остальная армия нужна для поддерживания государства. – Рэйнбоу изо всех сил пыталась подбодрить своих товарищей, но на лицах читались лишь глухие сомнения.

Пинки всё же нашла в себе силы с улыбкой воскликнуть:

— Ладно… думаю нам больше и не нужно войск. Мы и не с таким числом одерживали победу! Верно!?

— Миледи! – неожиданно влез в разговор тот же самый сотник. – Кто-то привел ещё войска!

— И кто же? Чьи это войска?

Дэш была взволнована внезапным пополнением к альянсу и сразу загорелась желанием узнать, кто руководитель.

— Похоже на Орден розы!

Орден серебреной розы – одна из самых противоречивых и разносторонних фракций во всей Аврелии. Орден занимается делами, связанными с порожденными тьмой существами, в том числе и вампирами, но занимаются ими внутри королевства. Их визит, пожалуй, самый редкий случай участия роз в войне. Хоть и в данном случае она была межрасовой, что, наверное, и привлекло общество со столь высокой репутацией. Ход с их стороны являлся непредвиденным никем.

Через несколько минут томящих душу ожиданий, шторки шатра вновь оттянулись в стороны и через них прошла синяя единорожка в облегченных латах и повязкой на левом глазу. Её серебреного оттенка средние волосы, как нельзя лучше подчеркивали её место в ордене. Её зрячий глаз был налит фиолетовым. Поверх лат она носила синюю гербовую накидку с вышитой на ней иглистой розой. Дэш тут же поджала губы, узнав в ней своего давнего соперника.

— Трикси! – всё тем же радостным голосом отзывалась Пинки.

— Я Беатриса. – заявила та спокойным голосом и нацепила себе на лицо скромную улыбку.

Рэйнбоу не собиралась молчать. Она усмехнулась словам Беатрисы и насмешливо повторила:

— «Беатриса»… Решила имя поменять, чтоб снять с себя позор прошлых лет?

— Для лучшей звучности, Дэши. Я здесь, что бы вам помочь, а не вступать в новые конфликты.

— Ого! А с каких это пор ты научилась говорить о себе в первом лице? Почему не: «мы здесь»! Как же твоё любимое: «великая и могучая»?

Одноглазый единорог, похоже, была поражена и не ожидала подобного высказывания, но услышав их от Дэш, она медленно указала на свою повязку и в том же спокойном тоне произнесла:

— С тех пор как мне вырезали глаз… — удивительным образом Беатриса оставила на своём лице дрожащую улыбку. – Меня поймали в плен и пытали, а когда все уснули, я перегрызла глотку надсмотрщику и зарезала всех пока те спали… Они меня отучили говорить о себе так… А как вы поживаете, миледи Дэш со своим эгоизмом?

Теперь уже Беатриса, была ярым противником каких-либо проявлений высокомерия, хоть она сама проявляла его в споре.

— Друзья… давайте не будем ссориться… — смущенно вступила Флаттершай, желая примерить обе стороны.

— Кто же тебя таким словам научил? В твою же голову даже обычные заклинания не умещаются. Чего ты в доспехи то нарядилась!?

Беатриса стала поочередно оттягивать свои пальцы до глухих щелчков, чувствуя очередной приближающийся приступ гнева.

— …Для того чтобы срубать чужие головы мне магия не нужна. Если бы ей владели вы, то может от вас был бы хоть какой-то толк.

Обстановка чувственно накалялась с каждым оброненным словом. Никто уже не мог остановить поливающих друг друга грязью кобыл, не желающих уступать место.

— Какой же она нам друг, Флаттершай?! Она до сих пор успокоиться не может!

— Видишь? Даже сейчас ты говоришь за них. У тебя, похоже, к этому рвение, не так ли? Хочешь быть главнее и сильнее других. Всегда во всём первой.

— Прекратите! – вступилась второй Пинки, которая не могла допустить ссоры под одним флагом.

— Лучше бы ты сидела в какой-нибудь тухлой деревеньке, да оболтусов своих выращивала, чем сюда в бой лезла! Ты же себя и свой род позоришь!

И Беатриса тут же умолкла. Её лицо стало мрачным, бледным, руки задрожали ещё сильнее, но она не проронила ни единого слова.

— Чего ты притихла? Что — ответить нечего?

— Пошли, выйдем, Беатриса. – нежданно заговорил Айрон и потянул за собой остолбеневшую единорожку. – Подышим свежим воздухом. Полегчает.

Но та резко отдернула свою руку и, сдерживая свою ярость, сказала:

— Мои солдаты выступают на первых рядах… С вами или без вас.

И вышла из шатра, злобно метя своим серебреным хвостом. Пинки была недовольно странной вспышкой агрессии своей близкой подруги. Ей стало неприятно.

— Ну, вот… Она помочь нам пришла, а ты на неё так набрасываешься. Что на тебя вообще нашло?

— Не знаю… чё-т как-то…

Дэш тоже было неприятно. Как будто кто-то невидимый заставлял её посыпать Трикси оскорблениями, и теперь ей было стыдно за сказанное. Ведь когда-то радужная пони разделяла мнение своих подруг, а теперь так неожиданно сорвалась. Лонгхельм молчал, так как посчитал, что лучше промолчать в такой ситуации и не ввязываться в конфликт. Он подошёл к Рэйнбоу и пожал её плечо:

— Всё в порядке?

— Да… голова просто немного болит… — она пригладила свою гриву. — Айрон, почему ты вдруг предложил ей выйти?

Айрон замешкал. Он часто принимал участие в операциях Ордена на севере и знал Трикс лучше других пони. Именно он общался с ней на протяжении целых месяцев и помогал ей в начинаниях после её собственного наставника. Но видно грифон совсем не желал говорить о ней по неизвестной собравшимся командующим причине. Он потянул косую улыбку и наиграно отбивался:

— Я просто заметил, что она злиться… подумал её проветрить!

— Но ведь она и до этого злилась. Почему ты решил вывести её именно в этот момент? – продолжала добивать его Дэш.

— Я же тебе говорю… просто отреагировал не сразу.

— Мы все здесь, можно сказать, семья, а ты будто пытаешься что-то утаить. Лучше скажи сразу и я отстану.

Грифон убрал глупую улыбку со своего лица.

— Не ваше вообще дело, почему я так поступил. Все могли стоять на месте и продолжать слушать эту не прекращающуюся грызню, а я решил её побыстрее закончить. Вы меня судить из-за этого будете? Пожалуйста!

— Айрон, ты этим только осложняешь дело... – Голос Флаттершай звучал успокаивающе, как музыкальный куплет. – Мы же всё равно всё узнаем… Расскажи нам, что у неё за проблемы и мы попробуем вместе их решить. Мы ведь друзья.

Флаттершай славилась своими выдающимися способности в прорицании и талантами, невозможными для обычных пони в принципе. Она редко ошибалась в своих словах, редко принимала неверные решения. К сожалению, многие её из-за этого называют ведьмой даже в самых отдаленных уголках Аврелии. Друзья запомнили её пугливой милой кобылкой, но став высшей жрицей природы она избавилась от страхов. Особенно страха перед чужими страданиями.

Командующий армией окрыленных грифонов тяжело вздохнул, присел на стул и ещё раз посмотрел всем в глаза.

— … Она бесплодна… Вот, что для неё означает «позор рода». Поэтому у неё-то и никого нет, и вряд ли когда-нибудь кто-то будет. Она хочет показать себя с другой стороны, чтобы её запомнили как справедливую и мужественную… Хочет быть героем… Потому что память – единственное, что она может оставить после себя… И я клянусь вам, если хоть кто-то посмеет оскорбить, обидеть девушку или унизить за этот недостаток… я лично проломлю черепа всех негодяев… И даже не посмотрю, что мы союзники…

В то время как на лицах членов альянса вскочило изумление, Дэш проклинала себя за то, что наговорила Трикс, и желала только вернуть все слова обратно.

— Я не хотела её так обижать… меня как будто заставляли… — она опустила обреченный взгляд на зелёную траву, которую еле колыхал слабый ветерок.

Флаттершай напротив оценила ситуаций довольно скоро:

— Возможно это тёмная магия… Была бы здесь Твайлайт она в миг с ней бы покончила. Они хотят поссорить нас, чтобы мы не смогли противостоять им.

— Сосунки за всё ответят… Но сейчас лучше с ней не говорить. Пусть побудет одна.

Время шло слишком медленно, а тучи начинали соприкасаться с пламенным обручем небесного светила. Армия исчислялась в сотню тысяч. Цифра, оставляющая на душах воинов лишь хорошие ожидания и избавляющая от опасений, о которых всё же стоило беспокоиться. Велика по числу громада терпеливо ожидали прямых приказаний. Дэш вновь гордо одела свою «корону», закрепила на себе доспехи и опробовала свой меч, помахав им из стороны в сторону. При молниеносных движениях голубой валькирии лезвие свистело при каждом новом финте на воздухе. Холод проникал в сердца пони, грифонов и сердцевины лесных древунов, призванных друидами ради общей цели. С горы доносились странные звуки, стуки и грохот, будто там бушевал ураган. Но над городом сгущались только смоляной дым от пылающих костров и дымоходов угрюмых зданий. Все эти звуки наводили на альянс тонкий страх перед неизвестностью.

Пони поднимали костры, что бы как можно лучше согреться, а помогала им Флаттершай, которая решила нагнать легкий тёплый ветерок через цепь гор, называемой среди народа «Подковой» благодаря своей форме. Пинки, как главный из следопытов всей Аврелии, вместе со своими соратниками устанавливали ловушки под снежными покровами. Они заряжали их картечью, бомбами, серебреным порошком и даже серебреным сервизом, когда не оставалось ничего кроме самой взрывчатки. Её сестрица, Мод, вела усердные подсчеты, связанные с непогодой и расстоянием до города от катапульт, чтоб найти золотую середину в грядущем штурме. Трикси и Айрон вели свои дела менее открыто. Они обсуждали со своими тысячами лучшие тактики для нападения, интересовались боевым духом своих солдат и медленно, но верно подводили черту в дурных обстоятельствах между воинами. До заката ещё было далеко… но свет почему-то вдруг стал тускнеть и уходить за тучи. Солнце скрылось за ними – теперь его совсем не было видно.

В рядах бравого легиона стали ходить плохие слухи о природе такого затемнения, однако для Рэйнбоу Дэш это был лишь хитрый вампирский ход для внезапного начала боя. И она оказалась права – в дали, из за плоской снежной равнины показались чужие знамена и что-то необъяснимой формы. Слышался шум барабанов, задающий ритм ходьбе армии тьмы. Этот шум проникал в само сознание, вызывая животный ужас у каждого, кто его услышал. Плотный ряд вампирского пакта чуть ли не доходил от горы до горы, когда его увидели пораженные разведчики. С тёмных туч спускались пораженные вампирской заразой пегасы и многими ожидаемые виверны. Их были тысячи. Тысячи чудовищ защищенных плотной броней из тёмного металла. Даже волколаки носили на себе доспехи и крепко сжимали в своих когтистых лапах оружие.

Вампиры этой армии не выглядели такими, как их описывают в книжках или представляют себе маленькие дети. Изуродованные скверной, обитающей в них, они не имели ярких оттенков шерстки, гривы, хвоста, их кожа была сильно натянута и все они стали похожи на восставших из могилы мертвецов с голодными, полными ненависти красными глазами. Ужасающие машины, которые построили братья-вампиры, беспорядочно ехали между отродьями. Об их истинных целях пока можно было только догадываться. Одна из них выглядела как железная башня с чем-то горящим на её трёхгранных стенах, другая и вовсе выглядела как движущийся огромный валун.

Со стороны альянса доносились крики: все смыкали ряды и готовили орудия к бою. Выступившая вперед Дэш ещё раз посмотрела в лица своих верных до гроба солдат и узнала в них страх. Страх перед смертью и их врагом, который выглядел ничуть ужаснее, чем в страшных историях. Семь разноцветных флагов трепались буйствующим ветром и семь армий сплотились в одну, дабы, наконец, покончить с мерзкими созданиями. Но Дэш тяжело было смотреть на то, как напугано, смотрят на неё первые ряды. В этой битве они станут пушечным мясом, которое всегда погибает первее всех либо от мечей супостатов, либо под ногами своих союзников и безумной давки.

— Сегодня этот день для кого-то станет последним, но великая жертва, оказанная в защиту вашей общей Родины, никогда не будет забыта! Ваши дети, друзья, родные – все, кого вы защитили, спасая наш дом, вечно будут отдавать вам дань памяти, складать о вас баллады, верить в своих героев!! Ваши имена навечно будут выгравированы в золотых залах!.. Если вы считаете, что лучше сдрыстнуть как подлые трусы обратно в королевство, думая, что наш общий враг пройдёт стороной, сделайте это прямо сейчас! Я не желаю даже видеть тех животных, которые наплевали на жизни миллионов ради своей собственной, чтобы существовать как жалкая крыса, прячущаяся по норах!.. А если вы готовы отдать свой век, тогда взгляните туда! Это то, что хочет забрать ваш дом и сделать вас и ваших близких рабами! Это пустые оболочки, желающие, что бы мы никогда больше не увидели светлых лучей солнца! Но знаете, чего нет у них?! Нет, не нормальной внешности! У них нет душ! Нет права существовать и никакого либо сострадания к вам! Они есть истинное зло и лишь от вас зависит, наступит ли новое утро! Вы единственные, кто сможет огородить этих тварей от наших земель! Боги и предки смотрят на нас! Не посрамите же их честь, мои братья и сестры! Пусть вами будет гордиться вся Аврелия! Кто готов вместе со мной обломать мразям клыки и вдавить их в грязь до самого адского пекла!?

Боевой клик сотни тысяч воодушевленных громкой речью валькирии, громким эхом отражался от гор, застилая даже тот пронзительный гром, доносившийся с рокового Кротара. Радость стала переполнять Дэш при виде армии, готовой идти за ней даже через армию самой тьмы. Она улыбнулась и пустила несколько искренних слёз счастья и гордости за свой народ.