Когда-то было много нас
Единственная
Одна единственная, единая и неделимая
О судьба, ты кто плетёт жизни каждого живого существа на этом свете, скажи мне, почему я заслужил такую жизнь? Почему я и ещё очень многие заслужили такую жизнь? Что мы сделали не так? Чем мы заслужили боль унижение проклятия и скитания? Чем? Я, и многие другие, ничем не отличаемся от других! Мы все были равны. Были. Теперь, мы самые несчастные существа на свете. О судьба, почему мы? Почему? Почему…
Каждый день. Каждый новый день, на протяжении нескольких лет, я повторяю судьбе свои вопросы. Каждый день, они звучат в моей голове и слетают с моего языка. И каждый день эти вопросы остаются без ответа. Все, от первого до последнего. Ни одного. Мои вопросы это лишь пустой звук для судьбы. Но не только судьба глуха к моим жалобным вопросам…
Каждый день просыпаясь, я ощущаю холод. Душевный холод. Этот необъяснимый холод внутри себя. Моё тело дышит теплом, но изнутри, я словно покрываюсь инеем и так до ночи. Целый день. Я чувствую себя льдом, который горит, но не тает. Я горю, но замерзаю.
Но словно этого злому року мало. Он каждый день берёт меня за шею и показывает мне, что справедливости и благополучия для меня нет. Есть только презрение и жестокость, боль и ненависть. И каждый день я терплю это. Что-то одно, но чаще всего всё сразу и в объёме, который ни один пони не заслужил, кем бы он не был. Но я терплю, как терпят многие, такие же как я, кого судьба обделила нормальной жизнью.
Но почему пони вдруг начали ненавидеть всем сердцем таких же пони как они? Я, мои товарищи по несчастью и те кто вымещает на нас свой негатив, не скажем почему мы терпим такое и в таких размерах, но все мы точно скажем из-за чего. Мы совершили что-то ужасное? Нет, до недавних времён мы ничем не отличались от наших братьев, мы строили утопию для каждого пони. Мы не такие как все, мы не можем звать себя пони? Нет, мы такие же как все: одинаковые тела, четыре копыта, грива, хвост, рог или крылья. И на многие вопросы ответом будет нет. Нет, нет и нет. Причина только в одном. Но её вполне хватает, чтобы превратить жизнь своих братьев и сестёр в ад. До недавнего времени, это и не было причиной, но теперь…
Я, и мои братья и сёстры по несчастью поклоняемся Ночной принцессе.
Вот и вся причина, ничего больше, ничего меньше. Но этого вполне хватает, чтобы быть презренными скитальцами, в которых, даже жеребёнок, едва научившийся хоть как-то осмысленно думать, без задней мысли и сожалений кинет камень. А взрослые, так и просто выльют ведро помоев или будут бить тебя палкой или мечом.
И это то, что мы заслужили, за простое поклонение лунной госпоже? За то, что мы выбрали лунный свет вместо солнечного? За свою непреклонную верность ночи, а не дню? Разве это справедливо?
И опять я задаю вопросы, на которые не будет дан ответ. Я обречён задавать эти вопросы каждый день и каждый день получать молчание вместо желанного ответа.
Нас всегда было меньше чем тех, кто любил ласку дневного света. Мы никогда не просили большего, чем лежать на поляне, на мягкой влажной травке, в обнимку со своей любимой или любимым, чувствовать, как мягкий лунный свет щекочет твой нос, а звезды, словно тысячи и тысячи драгоценных камней на чёрном бархате, глядят за твоим блаженством в тишине и спокойствии ночи. Мы хотели видеть приятный сны, в которых нет кошмаров, но есть наша неповторимая лунная госпожа. Наша богиня, что стоит на страже спокойствия и радости её немногих поклонников.
Разве это возбранимо? Разве за эти желания следует забрасывать камнями? Или обливать помоями? Или загонять в угол как беззащитное животное? Или хулить всеми проклятиями, которые слышал этот жестокий мир?
Ответа нет. Ни от кого, ни от чего. Лишь тишина.
Но, может быть, я был ужасен или сделал чего худого остальным пони вокруг себя, до изгнания моей госпожи?
До того, как я стал презираем целым светом, я был обычным пегасом, живущим в Клаудсдейле. Я был почтальоном, я был в погодном патруле, я был поэтом. Но в этом, нет причины, за что меня можно ненавидеть. Я просто люблю ночь и поклоняюсь этой ей и её принцессе. Ничего больше.
Но разве у меня нет единоверцев и единомышленников? Есть, и они также как и я тянут тяжёлую лямку своей судьбы, которая у нас одинакова. Но их немного осталось, кто ещё бродит по земле, в поисках спасения от всепожирающей ненависти и несправедливости. А многие… а многие, уже лежат на обочинах дороги, и единственное напоминание о них, это небольшой камень, над местом их последнего упокоения, с их именем, меткой и знаком полумесяца. Большего этот мир дать не может.
Я остался один. Последний на своём пути. Моих друзей постигла разная судьба. Кто-то расстался с нами по пути, они ушли пытать свою удачу в другом, отличном от нашей дороге месте. Кто-то отправился к звёздам, по своей или по чужой воле. Скорбно это.
Я даже не знаю, как передать мои чувства, мои переживания, когда мои друзья, мои попутчики погибали от голода или болезней. Но самое страшное и обидное, это когда они погибают, не в силах выдержать побои от многочисленных копыт, палок и камней. Смотреть, как они испускают последний вздох своей несчастной жизни. А потом, вырывать им смертное ложе и ставить надгробие. Часто бывало, вырыв могилу одному попутчику, я просыпался и обнаруживал, что другой мой попутчик, не выдержав груза чувств и страданий, уже болтался с перетянутой шеей на одном из ближайших деревьев. И я вырывал свежую могилу рядом со вчерашней. Я уже потерял счет, скольким несчастным я обустроил их последнюю кровать. Единственная моя надежда, что звезды приняли их радушно, и на их несчастные души больше не выпадет испытаний.
Я долго думал, терпя удары палок и камней по моему телу, хороня очередного товарища, а нужно ли мне ненавидеть и презирать моих истязателей, солнце и солнечную принцессу, настолько сильно насколько ненавидят и презирают меня? Сначала, я думал что должен, ибо это было бы справедливо, за всю боль что испытываю я и мои единоверцы. И я ненавидел, и я презирал их, я хулил их.
Но, потом я понял, что это бессмысленно. Кому будет легче от того что, я буду пылать огнём ярости и ненависти? Кому? Мне? Моим живым друзьям? Моим мёртвым друзьям? Ночной госпоже? Каждому страдающему ночепоклоннику? Никому. Мы уже плаваем в ненависти, зачем впускать её в себя?
Мой путь, усеян скорбью, молитвами и вопросами. Это всё что у меня есть. Больше ничего. Ничего. Это всё, что у судьбы есть для меня в кармане.
Я топчу очередную дорогу, или эта одна и та же дорога всё время? Я не знаю, ибо всё становиться однообразным, серым, безжизненным. Мои крылья давно уже не способны поднять меня в небо, где я прожил почти всю жизнь. Я давно не чувствовал мягкого влажного облака под своими копытами. Мои крылья… теперь они ещё одно напоминание о моей нелегкой доле: ощипанные, сломанные, тяжелые как лед и такие же холодные, и я их волочу, как и всю остальную ношу на своей душе. Копыта давно все растрескались и постоянно ноют от боли, неприятно, но признак того что они ещё на месте, а я ещё жив. Мои грива и хвост… тень некогда прекрасных пегасьих волос, что развиваются на ветру… теперь лишь наполовину выпавшие грязные, как будто плохая пародия. На мне одежда, которая была на мне в день моего побега от ужасной участи постигших многих моих друзей и знакомых: некогда красивая шляпа с красивыми перьями всех цветов радуги, а ныне, большая заплатка в виде шляпы, и такой же дорожный плащ, но в ещё более плачевном состоянии из-за вечных побоев. Оба предмета гардероба имеют цвет между коричневым и черным, со всеми оттенками этих цветов с капелькой серого, а когда-то модные предметы с отличными друг от друга цветами.
Единственные оставшееся ценные вещи это: маленький серебряный лунный кулон, статуэтка ночной госпожи и книжка с моими стихами. Это всё, остальное я продал, потерял, было отнято в пути. Эти вещи очень важны для меня, ибо это всё что осталось светлого в моей жизни. Книжка со стихами напоминает мне, кем я был до этого, и каким светлым было это время, статуэтка, которой я молюсь, это подарок от моих родителей, а кулон… это подарок от моей любимой… самого светлого пони который был в моей жизни. Со дня побега из Клаудсдейла я её не видел. Я лишь надеюсь, что она жива.
Но вот дорога приносит меня к очередному поселению. Мне нужно купить воды, ибо уже день я не пил. Я всем нутром не хочу останавливаться, но надо. Я прячу кулон как можно глубже под свой плащ, а статуэтку ложу как можно глубже в свои седельные сумки. Если их заметят, меня прогонят и с большой вероятностью изобьют или убьют. Против последнего, я уже давно ничего не имею.
Я иду по главной улочке, ищу трактир или водокачку, стараюсь не привлекать много внимания, ибо вид мой заставляет задуматься обо мне. Я иду и вижу все эти радостные лица, счастливые семьи и веселящихся жеребят. От этого, на душе лишь холод и вьюга. Я и многие другие тоже заслужили такую жизнь, а нам досталась лишь тропа смерти и презрения. Я вижу точку моего назначения — трактир. Я поправляю свои куски льда вместо крыльев и иду внутрь.
Внутри теплее чем снаружи и немногопонюдно. Я подхожу к стойке, за которой стоит улыбчивая серая единорожка с жёлтой гривой. Я обращаюсь к ней своим давно насквозь охрипшим голосом:
— Можете наполнить бурдюк водицей? — я протягиваю ей бурдюк.
— Нет проблем, — она так и сияя улыбкой уходит.
Я остаюсь один. Я осматриваю стойку и замечаю за ней фигурку белоснежного аликорна — Селестии, старшой сестры моей госпожи и той кто её изгнала. Фигурка стоит на дыбах, с величественным взглядом и невозмутимым мордашкой. Она красива, но не так как ночная принцесса.
Принцесса Селестия. Та, которая изгнала Найтмер Мун, изгнавшая свою сестру, мою госпожу. Я испытываю к ней вполне определённую неприязнь, но не ненависть или ярость. Просто неприязнь. Но за одну вещь я испытываю ненависть, за одну конкретную вещь. Но не к ней самой, а к её действию, к её поведению. Но за изгнание ночной госпожи, нет. За другое, за более ужасную вещь на мой взгляд.
За свои страдания по поводу изгнанной сестры. За это я и испытываю ярость, за то что она скучает по своей сестре. Она не просто страдает, а убивается по этому поводу. Почему я злюсь? Потому что, она глубоко ушла в свои страдания, забыла об окружающем мире. Мир, который она строила вместе со своей сестрой, утопию для каждого пони. А теперь, уйдя в свои думы, она забыла о других. А тем временем, пони во славу её имени издеваются над такими же пони как они. Разве это справедливо? Разве этого хотела моя госпожа? Чтобы под слоем радости, счастья, дружбы и любви пряталось презрение, холод, ненависть и смерть? Может ли она после этого зваться мудрейшей? А сострадательной? А примером для каждого?
Но никто опять не ответит на мой вопрос. Как всегда… Как всегда…
Но от очередной волны безответных вопросов, меня отвлекает единорожка, неся магией бурдюк воды.
— Пожалуйста.
— Благодарствую, — я ложу бурдюк в сумку и спешно покидаю заведение, оставив ломаный бит за воду.
Я стараюсь покинуть деревню как можно скорее, нельзя задерживаться, нельзя. Я иду смотря вниз прикрывшись шляпой, ибо мой плачевный вид вызовет вопросы. Вот уже и граница деревни. Но судьба любит издеваться.
Я врезаюсь в кого-то и падаю на свои мертвые крылья. К счастью боли в них, я уже давно не чувствую. Лишь лёгкое покалывание в спине. Я снимаю шляпу с глаз и поднимаюсь.
— Извините, — сказал мне единорог с мечом на поясе, — я вас не заме…
Он резко замолк и уставился на что-то. Я вижу, что его взгляд устремлен в область моей шеи. Я лишь горестно вздыхаю и понимаю, мой кулон у всех на виду. И действительно, лунный кулончик мирно колеблется на моей облезлой шее. Я решаю не вступать в какую-либо конфорнтацию, и быстрым шагом обхожу его и удаляюсь от деревни.
— А ну стой паскуда! — слышен крик единорога.
Я не оборачиваюсь, я уже всё это проходил. Если хотят бить, пусть бьют, мне все равно. В меня начинают лететь камни, больно, но терпимо. Я стоически продолжаю идти своей дорогой, не обращая внимания ни на кого. Вдруг предо мной выскакивают жеребята и преграждают мне путь. А потом, начинается то, за что мне очень горько и обидно: жеребята начинают кидать в меня камни. Им не и пяти лет, а они уже кидают камни в пони, как в какого-то монстра. Я смотрю и я плачу, я лью слезы, пока на меня льются град камней.
Я жду пока они бросят все камни, ибо если я попытаюсь пройти сквозь них, я обязательно ударю кого-нибудь из них, а тогда вся деревня будет издеваться надо мной самым жутким образом. Мне не дадут мирно умереть. Выбросив все камни, жеребята разбежались и я иду дальше. Вот уже почти лес, достаточно далеко от деревни. Но потом, что-то холодное и острое прошлось по моей метке. Меч, не иначе как.
— Так тебе, демонопоклонник! — кричит единорог, кому и принадлежал меч.
Порез большой, но не глубокий. Я справлюсь. Толпа отстала, теперь предо мной лишь огромный тундровый лес. Я останавливаюсь и перевязываю свою рану коском плаща и травами.
Север, тундра, лес. Зачем я иду сюда? Не знаю, я давно блуждаю просто так, но… может быть потому, что здесь где-то живут фестралы и где можно спрятаться от этой гротескной несправедливости? Наверное? А может, мне уже некуда идти. Последний плот на другой берег? Последний шанс? Я не знаю… честно не знаю.
Я иду по этой дороге, а вокруг меня многолетние деревья, стремящиеся вверх. Они отдают спокойствием. Вечным спокойствием. Кроме моего цоконья и редких карканий ворон, ничего не слышно. Может я действительно пришел куда нужно? Неужели? Неужели…
Семена радости появились в моей душе. Впервые за долгие годы скитания и унижения.
Но судьба выкладывает свою последнюю карту, туз.
В канаве возле дороги, я нахожу тело. Холодное словно лёд. Оно тут уже несколько дней. Я переворачиваю его и ужасаюсь. Это Мистик Аметист. Моя подруга. Моя возлюбленная. Моя всё. Она совсем отощала, а крылья совсем голые. Умерла от голода, бедная.
Я плачу, я реву, я бьюсь от бессилия. Я обнимаю её холодное тело. Я глажу её по грязной, некогда прекрасной тёмно-фиолетовой гриве. По её бархатистой чёрной шерстке. Я целую её, а она как лёд, холоднее некуда. А её глаза, её прекрасные ониксовые глаза, которые пленили моё сердце, теперь навсегда потухли.
Я помню, как мы сидели под луной, как мы танцевали у костров при полной луне, я помню её улыбку, она была прекрасной. Моя фестралочка… уж больно она была похожа на мышекрылов окрасом и любовью к ночи.
А теперь она ушла. Навсегда. Как и все мои друзья и знакомые. Она была последней, о ком я знал из тех, кто был жив. Теперь я один. По-настоящему один.
Я со слезами на глазах достаю её из канавы и иду на ближайшую поляну. Здесь, где не растущие деревья не закрывают небо. Я похороню её здесь, чтобы ночью лунный свет охранял её последнее лежбище. Земля холодная и твёрдая, но я продолжаю копать. Я должен похоронить её достойно.
Выкопав могилу, я иду искать камень, для надгробия. И вот рядом с поляной лежат два камня оба подходящего размера, стоящие рядом, как я когда-то с ней. Я вздыхаю.
Разве есть в этом мире, ради чего ещё я должен жить? Ответ один. Нет. Увидев её тело, я понял, что этот мир для меня потерян. Навсегда. Довольно, хватит! Я устал, я устал сражаться. Я хочу отдохнуть. Хочу увидеть свою Аметист. Я просто хочу покоя…
Я притащил оба камня на поляну и принялся копать вторую могилу. Выкопав могилу, я принимаюсь за надгробия. Первый ей. Второй мне.
Сделав надгробия, я иду хоронить её. Я поднимаю её, в последний раз. Последний раз в этом мире. Она невероятно лёгкая, как пёрышко. Я аккуратно ложу её в могилу, и обронив ещё пару слезинок, закапываю её. Каждая горстка земли, это как удар мечом по моему сердцу. Очень больно. Теперь черёд надгробного камня. Я изобразил на нём как и в прежние разы её имя и её метку, а также метку госпожи.У Аметист метка была крылатым шлемом. Как и её родители, она была боевым пегасом. И умерла она не как воин или от старости, а от несправедливости, от голода, как последняя дворняга. И это было очень обидно.
Моя фестралочка… Почему мы это заслужили?
Я смотрю на свой надгробный камень, на свою метку, которая сейчас перечёркнута порезом. Перо и пергамент. Вот моя метка. Вот только теперь, она ничего не значит, как и эта жизнь. И моё имя. Моё имя… Судьба словно глумиться надо мной. Хэппи Ворд. Хэппи Ворд… Не такой счастливый, да?
Однако я упрямый и не смогу просто лечь в могилу и умереть. Я должен себе помочь.
Порывшись в сумках Аметист, я нахожу там верёвку. Это подойдёт. Больно, но эффективно.
Я нахожу подходящее дерево и пытаюсь закинуть на него верёвку. Не выходит, слишком слаб. Я делаю последний рывок, и всё же закидываю веревку на сук. Петлю я делаю покрепче, чтобы выдержала.
Петля на моей шее. Я готов отойти на вечный покой.
Я ещё раз осматриваю поляну. Где могила моей возлюбленной и надгробный камень мне. Возле могилы стоит статуэтка Ночной госпожи. Я смотрю на неё, а она на меня. Я чувствую, будто словно сквозь эту статуэтку сама госпожа смотрит на меня и она расстроена.
«Не вините меня госпожа, я сражался как мог, я не отвернулся от вас, я всегда был верен вам и не разу не задумался об обратном. Но, все мои друзья мертвы. Моя любимая мертва. Моя жизнь это лишь тень мертвеца. Я устал. Я больше так не могу. Вам незачем упрекать себя госпожа. Так сложилось. А теперь, я иду к звездам, но моя воля всегда будет с вами госпожа, моя лунная госпожа».
Я отвернулся, и посмотрел вверх, где звезды и луна с ликом госпожи начала появляться. Я закрываю глаза и шагаю вперёд с камня, навстречу смерти, навстречу тишине и покою.
«Ну что, Судьба? Добилась чего хотела? Ну так ешь и не подавись! ХАХАХАХАХА»
Все вороны в округе сорвались с места и начали летать кругами, каркая не переставая. А под чёрным деревцем сук прогнулся под тяжестью тела…
Одинокий фестрал совершал облёт над лесом, патрулируя окраины своей обители. Было как всегда тихо, но тут его острое ухо уловило громкое карканье большого числа ворон. Направившись в сторону карканья, он увидел, что над поляной летает небольшая куча ворон.
Спустившись на поляну, ему предстало грустное и печальное зрелище: В центре поляны было вырыто две могилы. Одна была засыпана, а вторая раскопана.
Он подошел к засыпанной могиле и прочитал надгробный камень: «Мистик Аметист».
Фестрал печально вздохнул и подошел к раскопанной могиле, возле которой стоял надгробный камень и прочитал его: «Хэппи Ворд».
Его заинтересовало, почему могила была пустой. Он огляделся, и ему предстало ещё более печальное зрелище: на чёрном деревце, вися в петле, качалось тело пони. На пони были грязный рваный плащ и шляпа, которая его полностью закрывала.
Согнав ворона с тела, фестрал осторожно опустил тело на землю. Пони оказался пегасом с кучей ссадин, синяков и огромным порезом в районе метки. Грива и хвост почти облезли, и были серебряного цвета, а шерсть была болотистого оттенка.
Он поднял бедолагу, и понёс его к могиле, подойдя к могиле, с тела упала шляпа. Фестрал положив тело в могилу, потянулся было за шляпой, но тут из шляпы выпала книжечка с красивым переплетом, а рисунок на ней повторял метку лежащего в могиле пони. Положив шляпу к телу, Мышекрыл хотел положить и книжку к владельцу, но тут его одолело любопытство, и он открыл книжечку.
В книжке было полно стихов разного направления и с разными темами. Мышекрыл захотел узнать, что было последним, о чём несчастный автор написал. Пролистав до нужного места, фестрал начал читать последнее стихотворение:
Когда-то было много нас,
Тех, кто славил вашу ночь,
Кто любовался звёздным небом
И лунный диск на небе ждал.
Когда-то было много нас,
Кто ночью лунной при кострах,
В коих горел серебряный огонь,
Вам радость посылал от ночи.
Когда-то было много нас,
Кто ждал вас в вещих своих снах,
Чтобы найти свой путь по жизни
И хвалу воздать вам за заботу.
Когда-то было много нас,
Кто вместо яркого светила,
Предпочитали тихий, мягкий,
Тускловатый лунный свет.
Когда-то было много нас,
Кто в час беды или нужды,
От неба лунного, ночного,
Ждали сил преодоленья.
Когда-то было много нас,
Но было нас тогда и мало,
Ибо наших восхвалений,
Вы не слышали тогда.
Когда-то было много нас,
Кто ощутил всю вашу скорбь,
Вашу зависть и обиду,
Перед солнечным светилом.
Когда-то было много нас,
Кто не побоялся рядом встать,
С вами, преисполненною тьмою,
И волю вашу в массы понести.
Когда-то было много нас,
Кто возмутился заточенью,
На руководимым вами лунном диске
И жаждал вас вернуть домой.
Когда-то было много нас,
Кто без поддержки вашего копыта,
И хулимые толпою солнца,
Тащили ваше проклятое бремя.
Когда-то было много нас,
А потом нас стало очень мало.
Отвернулись многие от вас,
Повернувшись к свету солнца.
Когда-то было много нас,
А теперь нас стало слишком мало.
Десяток здесь, десяток там,
Много нас не наберёшь.
Когда-то было много нас…
…Когда-то было…
…Было много…
…Лишь когда-то это было.
После стихотворения, было небольшое послание: «Кем бы ты ни был, я лишь попрошу об одном: сохрани эту книгу, не дай мне пропасть в бездне забвения».
Прочитав послание, фестрал положил книжечку к себе в седельную сумку, и принялся закапывать могилу. Закончив с этим, он поправил статуэтку лунной кобылы у могил и произнёс:
— Покойтесь с миром, брат и сестра. Пусть благодать госпожи всегда будет оберегать ваше место упокоения, а милость звезд прибудет с вами в смерти.
Ещё раз кинув взгляд на поляну он полетел дальше, патрулировать окрестности.