Лига Грустных
3. Путы и узы
Все четверо бодрствовали целую ночь, поэтому валились от усталости. Боттлгласс расселил гостей по номерам на втором этаже и сам отправился на боковую.
Гильда проснулась к полудню. Когда спустилась в бар, остальные члены Лиги уже сидели за круглым столиком. Перед каждым дымилась большая кружка кофе, пони позевывали.
– Итак, мы в сборе, – сказала Трикси, завидев Гильду. – План такой…
Пафоса в ее голосе поубавилось, видно, давешний энтузиазм выветрился за ночь. Но отступать она не собиралась.
Трикси предложила назначить первое собрание Лиги через месяц, а до тех пор распространять по городу листовки с приглашениями и манифестом ЛГБД, который она уже успела сочинить. Боттлгласс пообещал предоставить «Треснувший рог» в качестве места собрания, спонсировать печать листовок и обеспечить членов Лиги бесплатным жильем и едой в обмен на помощь сыну:
– Назвались груздями – полезайте в кузов. Раз уж собрались помогать несчастным, начните с Шэла. По крайней мере, уговорите его выйти из комнаты. Меня он давно не слушает, но, может, вы найдете к нему подход.
– Чур, я раздаю листовки, – сразу заявила Гильда.
Она не имела ни малейшего желания нянчиться с неадекватным затворником, да и сомневалась, что сможет ему помочь. Скорее, напугает еще больше.
– А я должна обивать пороги Кантерлотской Мэрии и всяких инстанций, чтобы официально оформить Лигу, – открестилась и Трикси.
Все посмотрели на Мундансер. Та, хоть и сидела, втянув голову в плечи, смогла потупиться еще сильнее и пробормотала:
– Я еще не подготовила документы, которые будет заверять Трикси. Мне надо домой, поработать в спокойной обстановке.
Боттлагласс сжал кружку так, что фарфор треснул.
– Ясно всё с вами, – трактирщик презрительно скривился. – Только и горазды языком молоть, а как доходит до дела, умываете копыта. Вам мои ресурсы нужны? Тогда слушайте приказ…
Боттлгласс распорядился следующим образом. Пока Мундансер готовит нужные бумаги, а Трикси придумывает дизайн листовок и заказывает их печать, Гильда остается незанятой, вот пусть она и попробует разговорить Шэла. Потом, когда Трикси пойдет заверять документы о регистрации Лиги, а Гильда начнет раздавать листовки, Шэлом займется освободившаяся Мундансер.
Пока трактирщик говорил, Мундансер нарисовала у себя в блокноте расписание в форме таблицы, где были указаны имена членов Лиги, их обязанности и примерное время, нужное для их выполнения. Схема в целом точно соответствовала словам Боттлгласса за одним исключением: выходило, что Мундансер никак не успеет встретиться с Шэлом.
– Для регистрации общественной организации нужны заявление в Мэрию, выписка из протокола собрания учредителей, устав или учредительный договор в двух экземплярах, договор о предоставлении юридического адреса…
– Всё-всё-всё, – замахал копытами Боттлгласс, – уши вянут от бюрократии. Я понял, что на тебе много писанины.
– К тому же, функционеры регулярно выдумывают новые справки, разрешения, предписания. Эти препоны возводятся намеренно, чтобы отвадить от политической жизни тех, кто не готов преодолевать трудности на пути к цели. В общем, у Трикси могут возникнуть сложности с регистрацией нашей организации, и ей понадобится моя помощь. Поэтому я буду сидеть дома или в библиотеке, чтобы сразу быть наготове.
Доводы Мундансер казались разумными, но Гильда слабаков и слабачек за милю чуяла и склонялась к мысли, что единорожка просто ищет повод, чтобы не говорить с сыном трактирщика.
– Ты чё, боишься Шэла? – озвучила Гильда свои подозрения.
– Просто не люблю новых знакомств, – насупилась Мундансер.
– Но со мной же ты вчера познакомилась, – напомнила ей Трикси. – И с Гильдой, и с Боттлглассом.
– Это вышло случайно. Я была не в себе из-за коронации Твайлайт, вот и ввязалась в Лигу.
– Я не поняла, ты чё, соскочить хочешь? – нависла над единорожкой Гильда. – Кинуть нас задумала?
Мундансер сжалась в тени грифины, но голос ее прозвучал твердо:
– Я никого не кидаю и ненавижу кидал. А теперь – у меня есть работа.
Она едва заметно кивнула Трикси на прощание и поскакала на улицу.
Гильде оставалось только повиноваться общему решению. Она поплелась наверх и уселась напротив двери в комнату Шэла.
– Слышь, ты там живой?
Нет ответа.
– Короче, извини, если вчера напугала. Я просто поговорить хотела. А ты разве не хочешь? Я у тебя книжку о том, как заводить друзей, видела. Побазарить-то охота, а? Колись.
А в ответ – тишина.
«От этой работенки быстро не отделаться», – вздохнула Гильда. И свалить нельзя, иначе Боттлгласс откажется спонсировать их затею. Гильда пожалела, что впуталась во всё это, но оставить Лигу не позволяла гордость: сама ведь только что обвиняла Мундансер в том, что та собралась всех кинуть.
Очень не хотелось ворошить прошлое, но другого подхода к Шэлу придумать не получалось.
– Ладно, слушай. Я в детстве была, как ты: меня тоже в школе не любили…
Гильде с трудом давался рассказ о том, как туго ей приходилось в младших классах. Она утешалась мыслью, что Шэл никому не разболтает услышанное. Упомянув первую встречу с Рейнбоу Дэш, замолчала. Подумалось, что, возможно, знакомство с пегаской спасло ее от участи Шэла: кто знает, как сложилась бы жизнь Гильды, не научи ее Рейнбоу уверенности в себе? «А что, если я должна быть благодарна Рейнбоу за то, что она мне дала, и не ревновать ее к другим пони? – Гильда задумчиво почесала подбородок когтем: – Да не, бред какой-то. Предательницам нет прощения».
А Шэл всё не откликался.
– Ты там дрыхнешь? – поцарапалась в дверь Гильда. – Ну, учти, если я тут распинаюсь, а ты не слушаешь, я тебе устрою…
Она махнула лапой и пошла вниз. Требовался перерыв.
За столиками расселся пяток посетителей: пони, работающие поблизости, пришли пообедать. Гильда заметила своего босса из промоутерской конторы через дорогу, поздоровалась и спросила, нет ли новых заданий. Заданий не было.
Трикси сидела за барной стойкой и разрисовывала цветными карандашами тетрадный лист. На полу под ней валялся десяток скомканных бумажек. Гильда расположилась рядом и крикнула Боттлглассу на кухню, чтобы тащил обед.
– Великая и Могущественная Трикси всегда…, – начала было единорожка, по обыкновению надувшись от важности.
– Завязывай понты нарезать, – проворчала Гильда.
– Я обычно неплохо справлялась с оформлением своих афиш, – сменила тон Трикси. – Но тут другое дело. В Кантерлоте каждый день раздают столько разных флайеров и листовок, что наша может просто затеряться. Ее вид должен привлекать внимание, вызывать доверие и при этом демонстрировать протест, ведь наша целевая аудитория – недовольные.
Трактирщик принес миску супа и блюдце с несколькими ломтями начиненного цельными зернами хлеба. Гильда принялась за еду, вполуха слушая рассуждения Трикси.
– Как тебе? – единорожка сунула ей под нос проект листовки с ярко-розовыми буквами на черном фоне.
– Убери, глаза болят. Я не спец по стилям, но, по-моему, черный и розовый отстойно сочетаются.
– Зато сразу заметно! – возразила Трикси, и Гильда безразлично пожала плечами: профессиональной фокуснице лучше знать, как управлять вниманием лохов.
– Погодь, дай сюда.
Гильда вырвала у Трикси лист и подошла с ним к боссу, который как раз заканчивал десерт.
– Слышь, начальник, а эту штуку мы распространять можем?
Босс мельком глянул на разрисованную бумагу и подавил смешок. Сказал, что подберет несколько студентов, но платить им и печатать листовки Гильде придется самой.
– Ты хорошо работала, – добавил он, – так что по блату постараюсь выбить для тебя скидку у знакомого в типографии, но ничего не обещаю.
Гильда поблагодарила босса и с облегчением вздохнула: теперь ей придется идти в типографию вместе с Трикси, а это куда лучше, чем сидеть под дверью у Шэла.
Но всё оказалось не так просто. Даже с учетом скидки в типографии заломили такую цену, что выделенных Боттлглассом денег хватило только на полторы дюжины листовок.
По возвращении в «Треснувший рог» Трикси обвинила трактирщика в жадности, но тот ответил:
– Или сотня листовок, или еда каждый день. По-вашему, у меня тут дорогой ресторан? Я не нищий, но лишних денег не водится.
– Но без битов ничего не выйдет! – воскликнула Трикси.
– Помогаю, чем могу, – огрызнулся Боттлгласс. – Не нравится – ищите другого спонсора.
Терять даже такую малую поддержку не хотелось, поэтому Трикси согласилась поумерить аппетиты.
– Если сами будем еле сводить концы с концами, – прикинула она, – если не будем выглядеть слишком успешными, неудачники могут начать сильнее нам симпатизировать.
А Мундансер всё не появлялась. Своего домашнего адреса она не оставила, и Трикси поскакала искать ее в публичной библиотеке.
Гильде же снова пришлось общаться с дверью в номер Шэла.
Она пыталась сформулировать для затворника правила поведения, которые не позволят окружающим его унизить:
– Главное, смотри на всех свысока. Даже если у тебя нет поводов задаваться, окружающие-то об этом не знают. Веди себя заносчиво, как принц Блюблад, и кто-то даже поверит, что ты и есть принц. Знаешь, почему? Потому что другие пони тоже боятся. Как и ты, они боятся осуждения и насмешек, и единственный способ справиться со страхом – начать осуждать и насмехаться самому. Или – ты, или – тебя. Таков закон.
Шэл так и не отзывался.
Подошел Боттлгласс. Во время уборки номеров он отыскал спрятанные под кроватью Гильды останки пододеяльника и захотел отчитать ее за порчу трактирного имущества. Но, увидев, как она сидит напротив комнаты сына и безнадежно качает головой, сказал другое:
– Спускайся. Уже стемнело, через полчаса выпроводим клиентов и поужинаем.
Просить дважды не пришлось. Гильда была рада оставить свой бессмысленный пост, и отправилась в бар разгонять посетителей и поджидать Трикси.
Да куда эта фокусница запропастилась?
Прискакав в библиотеку, Трикси сразу подошла к стойке регистрации у входа.
– Здравствуйте. Мундансер здесь?
Старая пегаска несколько секунд продолжала читать журнал, потом все-таки удостоила Трикси безразличным взглядом:
– Кто?
– Рыжегривая пони в очках… и с вот такими бровями! – недовольная сервисом, Трикси применила заклинание роста волос к бровям библиотекарши, и те удлинились так, что закрыли ей глаза, как занавески. – Вы должны ее знать, она часто сюда ходит.
Брови пегаски вернулись в обычное состояние: Трикси не хватало сил, чтобы поддерживать заклинание долго, – и она помотала головой:
– Без понятия. Ищите, если вам надо. Только громко не топайте.
«Мундансер – настоящая невидимка, – подумала Трикси. – Пони не замечают ее, и, похоже, она немало потрудилась, чтобы добиться этого».
Трикси осмотрела все библиотечные залы, но книжницы не нашла. Пришлось снова идти в регистратуру и заставлять пегаску искать адрес Мундансер в картотеке – та наверняка оставила свои данные, когда оформляла читательский билет.
Адрес отыскался, и Трикси поспешила на указанную улицу.
Дом Мундансер Трикси узнала сразу, даже не сверяя номер. От соседних строений его отгораживал низкий каменный забор, кое-где обвалившийся. Лужайка перед домом заросла сорной травой и колючками.
Трикси постучала в лиловую дверь с окошком в форме полумесяца. За пыльным стеклом показалась хмурая кремовая мордочка.
– Я еще не готова.
– Ты собираешься держать Великую и Могущественную Трикси на пороге?
Мундансер пришлось впустить гостью.
Внутри царил беспорядок: между пыльными, давно не раздвигавшимися занавесками наросла паутина, под копытами скрипел нанесенный с улицы песок, в раковине высилась башня из грязных тарелок с контрфорсами из кружек. Лишь занимавший всю правую стену стеллаж с книгами и стоящий там же, справа, письменный стол сияли чистотой. Пол под ними был тщательно подметен, на лакированном дереве играли блики от ярких свечей.
Не предложив Трикси ни присесть, ни угоститься чем-нибудь, Мундансер вернулась за стол и склонилась над документами.
– Не думала, что подготовка заявлений займет так много времени, – заметила Трикси, брезгливо переминаясь с ноги на ногу.
– Я запуталась, – тяжко вздохнула Мундансер.
– Ты же сказала, что разбираешься в бюрократии.
– А? – единорожка подняла на Трикси удивленный взгляд. – А, это! Всё давно сделано. Я запуталась в другом. Сначала ты обещаешь, что такие, как я, найдут в Лиге поддержку и понимание…, а потом ничего не возражаешь, когда трактирщик просит нас исправить его сына, выманить его наружу, заставить вести себя так, как ему хочется. Разве не то же самое пытаются сделать обычные пони? Чем тогда мы отличаемся от них? Они постоянно поучают, вынуждают улыбаться им, болтать с ними о пустяках, стремиться к социальному статусу и богатству, уверенные, что только так и стоит жить. А если я не хочу? Если Шэл не хочет? Но у них есть своя выкристаллизованная, забронзовевшая идея счастья, и они уперлись в нее, как бараны, и не видят… Знаешь, под «несчастьем» я имела в виду, что я «не счастлива так, как того хотят окружающие». Мне удобен мой образ жизни. Счастье – в избегании страданий, и я избегаю их всеми силами, как и Шэл. Почему нас просто не оставят в покое?
Слушая поток сознания Мундансер, Трикси и сама запуталась. Очевидно, редкое общение с пони не шло книжнице на пользу, и она с трудом облекала свои мысли в слова.
– Ты же вчера говорила, что хочешь помогать несчастным.
– Да! Помогать им, защищать их интересы. Если Шэл не желает выходить из комнаты, значит, ему и там хорошо. Не нужно пытаться вытянуть его наружу. Когда… Твайлайт бросила меня и переехала в Понивилль, я… даже отчасти почувствовала облегчение. Пока я водилась с ней, Лирой и остальными, я постоянно испытывала давление, считала себя обязанной быть хорошей подругой, но мне всегда сложно давалась коммуникация, поэтому я заставляла себя. А когда Твайлайт пропала, мне стало это не нужно. Но родители не верили, они… Они привели к нам домой какого-то своего знакомого жеребца и заявили, что я должна связать себя с ним узами брака, что раз я не нашла счастья в дружбе, то найду его в семье. Мы рассорились, и с тех пор я живу одна. Дом, как видишь, разваливается, поэтому арендная плата очень низкая. Но мне, кроме книг, особых удобств и не надо.
– Так ты отказываешься быть частью Лиги? – спросила Трикси. – Не хочешь связывать себя обязательствами? Ладно, тогда просто отдай документы, и я тебя больше не побеспокою.
– Н-нет, – не очень уверенно протянула Мундансер. – Я… в Лиге. Просто…
Трикси припомнила, как Мундансер расчувствовалась прошлым вечером, когда узнала, что нужна кому-то. Похоже, книжница все-таки хотела влиться в общество, но испугалась перемен, вот и начала убеждать Трикси и саму себя, что ей прекрасно живется и в уединении.
«Да, – подавила торжествующую улыбку Трикси. – Вчера Мундансер хорошо провела время с нами, ей понравилась наша компания. А это значит, что я могу из нее веревки вить».
– Тогда слушай сюда! – гаркнула Трикси. – Думаешь, всё упирается в ваши с Шэлом проблемы? Думаешь, грустными могут быть только одинокие? Ты с жиру бесишься, вот и всё. Бьюсь об заклад, родители, несмотря на ссору, дают тебе денег: что-то я не вижу, чтобы ты работала. Ты не знаешь голода, холода и тяжкого труда. А я знаю. Гильда знает. Но и мы – счастливицы по сравнению с инвалидами. Представь, какова жизнь без ног, рога или крыльев! Без глаз, без голоса! Ты отгородилась ото всех стенами, ты можешь выйти к пони, если захочешь. А есть те, кто физически не способен услышать других, увидеть их улыбки, сказать им что-то. Да ваше с Шэлом затворничество – оскорбление для них, ведь вы добровольно отказались от того, чего они были лишены без спроса. Хочешь помочь этим пони или пони с другими несчастьями? Тогда придется делать то, что говорит Боттлгласс, иначе он нас выгонит, и ничего не состоится. Ты можешь даже сказать Шэлу, что не считаешь нужным его исправлять, но поговорить с ним ты обязана.
Пристыженная, Мундансер залилась краской и склонила голову:
– Ты права. Пусть нас зовут нытиками и неудачниками, это не значит, что мы не ставим себе цели и не стараемся добиться их. Итак, касательно документов…
Мундансер вручила Трикси внушительную стопку исписанных каллиграфическим почерком бумаг. Трикси как глава организации должна была подписать их все, а также получить подпись Боттлгласса на договоре о предоставлении юридического адреса, после чего отправиться в Мэрию и общественную палату Кантерлота, и там заверить всё печатями и подписями чиновников.
Но было уже поздно, госучреждения закрылись, и поход по инстанциям пришлось отложить на завтра. Трикси вернулась ночевать в «Треснувший рог», оставив Мундансер одну дома, но не раньше, чем та пообещала, что не будет дистанцироваться от коллектива и в ближайшие дни попробует поговорить с Шэлом.
Не то, чтобы Трикси волновала судьба затворника, но она считала, что хоть какой-то успех в его лечении заставит Боттлгласса больше раскошелиться на нужды Лиги.
Потянулся первый месяц существования Лиги Грустных, Безрадостных и Депрессивных.
Добрую его половину Трикси провела в очередях к Мэру и прочим городским и государственным чиновникам, чтобы обеспечить Лиге полную официальность и законность.
Гильда раздобыла где-то денег, которых хватило на печать целых сорока листовок. Трикси подозревала, что грифина ограбила нескольких припозднившихся гуляк или задержавшихся на работе горожан, но ни о чем ее не расспрашивала. Главное – результат.
Листовки Гильда и три нанятых ее боссом студента раздавали у больниц, банков, школ и жилконтор, – мест, где наиболее высока концентрация разочарований, горестей и недовольства. Когда красивые отпечатанные листовки закончились, Трикси попыталась нарисовать еще несколько от копыта, но это оказалось слишком утомительно, да и результат был совсем не таким внушительным и аккуратным, как в типографии.
Мундансер, как и обещала, несколько раз пыталась заговорить с Шэлом через дверь. Поначалу она добивалась не большего успеха, чем Гильда, но в начале третьей недели затворник отозвался:
– Тебе хорошо: ты хотя бы можешь выходить в библиотеку.
Голос звучал глухо, тихо, но в нем явственно слышались плаксивые, страдальческие интонации. Тут-то Мундансер и поняла, как ошибалась в мотивации Шэла. Оказывается, ему вовсе не было хорошо взаперти! Он хотел выйти наружу, но не мог. «Всё-таки, он тоже немного инвалид», – подумала единорожка.
Узнав, что сын заговорил, Боттлгласс возрадовался и сердечно поблагодарил Мундансер и Гильду за старания, но денег на дополнительные листовки не дал.
– Здесь поместится пятьдесят пони от силы, – он обвел бар жестом копыта, – и то, если убрать столы. Вы и так уже раздали много приглашений.
– Но далеко не каждый получивший листовку придет, – возразила Трикси. – Мы должны раскинуть нашу сеть как можно шире, чтобы увеличить статистические шансы заполнить хоть половину этого зала.
Приближался праздник Солнцестояния, и городские газеты запестрели заголовками об участии в нем новой принцессы – Твайлайт Спаркл. Хоть он и был назначен на три дня позже первого собрания Лиги Грустных, Трикси всё равно переживала от соседства с таким значимым событием: не пройдет ли ее мероприятие незамеченным на фоне Солнцестояния?
Наконец, день собрания настал. После обеда Боттлгласс закрыл трактир и вместе с единорожками и грифиной принялся готовить помещение к мероприятию, назначенному на вечер.
Гильда и Боттлгласс расставляли столы вдоль стен, чтобы зал казался просторнее, и формировали из стульев пять рядов. Трикси клеила к двери и каждому окну большие плакаты, приглашающие посетить собрание Лиги.
Мундансер сидела у комнаты Шэла. Была ее очередь уговаривать отшельника выйти из раковины. Первый успех воодушевил единорожку, и она даже ощущала некоторый энтузиазм: кому не нравится делать то, что удается? – но с тех пор Шэл не проронил ни слова.
– А я вот тебе завидую, – говорила Мундансер. – Сидишь себе в комнате и не о чем не беспокоишься. А я боюсь, что никто сегодня вечером не придет. И еще больше боюсь, что кто-то придет. Боюсь, что скажут: «Какая-то мутная у вас организация, в Уставе даже четкие цели не прописаны». И ведь правда: я написала там о борьбе с дискриминацией по эмоциональному признаку, но… вдруг этого недостаточно? Что, если никто не захочет вступить?
– Я хочу вступить, – отозвался Шэл, и Мундансер вздрогнула от неожиданности. – Х-хочу… на собрание.
– А? – переспросила единорожка, решив, что ослышалась.
Но Шэл возобновил игру в молчанку.
Мундансер спустилась вниз, где кипела работа по подготовке зала, и доложила Боттлглассу об успехе. Тот ушам своим не поверил: мало того, что сын-затворник опять заговорил, так еще и пожелал побыть в обществе пони, причем нескольких!
Предоставив Гильде управляться одной, он ускакал на второй этаж и постучал в комнату Шэла:
– Сынок, ты выздоровел?
Тот не ответил. Боттлгласс подергал ручку, но номер был, как обычно, заперт изнутри.
Подбежала Мундансер, строго сказала:
– Даже от гриппа нельзя мгновенно вылечиться. Да, Шэл сказал пару слов, но ни вы, ни я не представляем, какие усилия ему пришлось приложить для этого. Может быть, он даже не сумеет выйти наружу вечером. Нельзя рассчитывать сразу на многое.
– В-вый-ду, – пробормотал Шэл. – Если… что, выкатите меня.
Услышав голос сына впервые за годы, Боттлгласс так растрогался, что громко зарыдал и умчался к себе в спальню. Справился с эмоциями и вышел в бар он только к вечеру.
Закончив помогать Трикси и Гильде с оформлением трактира, Мундансер снова поднялась к комнате Шэла. На паласе лежала просунутая под дверь записка: «Открыто». Единорожка хотела было попросить разрешения войти, но подумала, что это может напугать Шэла, и он снова запрется, поэтому просто толкнула дверь.
Она и сама побаивалась узреть Шэла воочию, так что действовала быстро, чтобы не успеть передумать. Впрочем, страхи оказались напрасны: затворник предстал перед гостьей в облике камня. Скорее всего, непроизвольно превратился, увидев, что дверь открывается.
От Гильды Мундансер слышала, что здесь жуткий беспорядок, но затворник, похоже, нашел в себе мотивацию прибраться. Книги были сложены вдоль стены аккуратными стопками. Судя по обложкам и корешкам, рассортированы по жанру: самосовершенствование, школьные учебники, художественная литература и отдельно – тоненькая брошюрка для начинающих магов с самими примитивными заклинаниями типа телекинеза и оборонительных энергозалпов. Лежбище на полу застелено пледом, другим пледом накрыты мусорные мешки.
Мундансер наморщила нос: тяжелый запах застоявшегося воздуха и немытого конского тела одной силой воли не избыть.
Она позвала Гильду и Трикси, и с помощью грифоньей силы и единорожьей магии они вместе выволокли булыжник из комнаты, прокатили по коридору и спустили на первый этаж. Транспортировка прошла довольно удачно, не считая одной раздробленной в щепки ступеньки и отдавленной лапы Гильды.
При виде сына за пределами комнаты, пусть даже окаменелого, Боттлгласс снова расплакался и не стал ругаться за порчу лестницы.
Тем временем наступил час собрания.
Ровно в семь вечера, когда свет солнца стал красноватым, в бар вошел золотистый пони с песочной гривой, носящей следы дорогой, но давно не подновлявшейся стрижки. На шее его висел застиранный белый воротничок со строгим черным галстуком.
– Добро пожаловать, – подскочила к нему Трикси, – присаживайтесь. Скоро явятся остальные. Может быть, пока выпьете кофе?
Она опасалась, что при виде пустого зала пони уйдет, и добавила:
– Вы очень пунктуальны.
– Просто неплохо считаю, – сдержанно улыбнулся гость и представился: – Одд Намбер.
Трикси церемонно поклонилась, назвала имена соратников и свое собственное. Уверила:
– Компания у нас маленькая, но у нас огромный потенциал.
Одд Намбер занял крайний стул в первом ряду и бегло оглядел вставших за стойкой основателей Лиги.
– Вы, конечно, прочли манифест на обратной стороне листовки и знаете, что ЛГБД создана, чтобы бороться за права несчастных, угнетаемых нынешним режимом. Мы верим, что печаль – не какая-то позорная болезнь, не психическое отклонение, а такое же нормальное состояние пони, как счастье. Мы не судим, не пытаемся исправить. Мы принимаем грустных пони такими, какие есть. Хотите поведать, что привело вас к нам?
Одд Намбер замялся:
– Это же бесплатно, правильно? На листовке цена не указана.
– Совершенно безвозмездно! Если только вы не захотите внести свой вклад в наше общее дело…, разумеется, не обязательно денежный.
Трикси шикнула стоящей рядом Гильде, чтобы та принесла гостю кофе. Когда напиток был подан, тот сказал:
– Что ж, меня лишила радости налоговая политика Эквестрии. Я был финансистом в Мейнхэттене, на Вол-стрит…
Трикси уважительно покивала. Пусть Кантерлот был исторической столицей и культурным центром страны, Мейнхэттен давно стал крупнейшим городом, и по-настоящему большие деньги крутились там, а на Вол-стрит сосредоточилась основная масса банков, бирж и трейдерских контор.
– Так вот, – продолжал Одд Намбер, – как я уже говорил, я неплохо считаю, и обнаружил, что некоторое количество битов не имеет хозяина…
Дверь «Треснувшего рога» распахнулась, вошел долговязый аквамариновый пегас, хромой на три ноги. Двигался он странным образом: постоянно взмахивал крыльями, поднимался на пару дюймов над полом и опускался. Вероятно, ему было больно стоять. Так, отчасти идя по паласу, отчасти по воздуху плавно летя, он добрался до заднего ряда стульев и присел.
Трикси мельком, скрывая торжество во взоре, глянула на Мундансер: говорила же ей, что объявятся инвалиды, вот один и пожаловал! Мундансер старательно отводила от пегаса глаза и то и дело косилась на серый валун в углу – Шэла.
Не успел пегас поздороваться, в бар ввалились три кобылки-школьницы. Их гривы были уложены в одинаковые прически с закрывающей глаз челкой, в носах и ушах металлически поблескивал пирсинг.
Гости расселись, и Гильда пошла за кофе для всех. Трикси облегченно выдохнула: пятеро – не пятьдесят, но хоть что-то. Она объявила, что нужно познакомиться, и предложила каждому рассказать о своей грусти.
Хотя Одд Намбер пришел раньше всех и уже говорил, когда явились остальные, он отказался выступить первым.
Слово взял пегас:
– Привет, меня зовут Хай Джампер, и я инвалид. Все, наверно, читали слезливые рассказы о бескрылых пегасах. А я вот – считайте, что безногий. Ирония! Ведь мне-то ноги ой, как нужны. Я со школы играл в клаудбол, ну, знаете, нужно летать и отбивать мяч копытами, чтоб попадал в облака определенного цвета в нужной последовательности. Все было круто, но на крайнем… то есть, на последнем матче я неудачно приземлился, и…, – он досадливо махнул крылом, мол, сами видите. – Поначалу, конечно, было хреново, но постепенно я свыкся с мыслью, что спорт не для меня, устроился воздушным регулировщиком – там ноги почти не нужны, просто махаешь ими туда-сюда – и всё. Короче, у меня всё хорошо, но никак не удается втолковать это друзьям. Они, да и вообще все встречные, либо демонстрируют фальшивое сочувствие или оскорбительную жалость, либо заводят тошнотворные мотивационные речи о том, как нужно жить полной жизнью. Некоторые злятся на меня, потому что чувствуют себя обязанными выражать сочувствие – якобы я их вынуждаю, – и не верят, когда говорю, что всё нормально. Даже со своей особенной пони поссорился из-за этого. Да, может, я стал меньше улыбаться, но это не значит, что нужно доставать меня. Как будто нет других тем, кроме моих увечий! В обществе я чувствую себя скованно, как будто опутан сетью их взглядов, постоянно ожидаю, что кто-то заговорит о моих ногах – из лучших побуждений, конечно! – и из-за этого выгляжу подавленным, а все думают, что причина в инвалидности… Спасибозавнимание.
Решив, что отнимает у остальных слишком много времени, пегас быстро замолчал. Трикси хотела было заметить, что разорвать этот порочный круг просто: чтобы избежать назойливой жалости окружающих, надо лишь излучать жизнерадостность. Но это бы противоречило ей уверениям, что в Лиге не судят и не пытаются исправить, поэтому она тепло сказала:
– Спасибо, что доверился нам, Хай Джампер. Здесь никто на тебя косо не посмотрит.
Трикси глянула на Одд Намбера, но тот покачал головой, и слово взяли школьницы.
– Приветики, – поднялась самая высокая, – я Дейзи, а это мои подружки: Тюлип и Мунфлауэр. Мы типа самые большие фанатки Кримзон Края, но все наши одноклассницы говорят, что его музыка отстой. А они слушают Сапфиру Шорс – фу, бездушная попса и мейнстрим! А Кримзон Край поет о настоящих чувствах, типа о реальной любви и боли. Ну, мы и ругаемся постоянно, но их больше, поэтому проигрываем. А еще училки сердятся, что мы носим пирсинг, как Кримзон Край, и жалуются родителям, а родители не дают денег на концерт…
Тюлип и Мунфлауэр тоже вскочили, в порыве эмоций встали на дыбы и проржали:
– Кримзон Край – лучший!
А дальше случилось страшное. Все трое хором затянули:
Очки из розового льда
Всегда приятно так носить,
Но глаз соленая вода
Ей не дает тебя забыть,
И топят слезы стекла льда,
И ржавчина оправу жрет,
Снежинки тают на глазах,
Но сердце снова, будто лед,
Для всех,
Кроме тебя,
И смех
Ее всегда
Не стоит ни гроша,
Покуда ты – ее душа!
В головах школьниц, очевидно, звучала мелодия, и они пытались петь ей в такт. К несчастью, если у этих пони и был музыкальный вкус, музыкального слуха точно не было. От их воплей зазвенела посуда, задребезжали стекла, на миг даже почудилось, что по камню-Шэлу пробежала трещина.
Боттлгласс набрал в грудь воздуху. По гневному выражению морды и налившимся кровью глазам было ясно, что он собирается заткнуть фанаток Кримзон Края в грубой манере. Трикси, скрепя сердце, заткнула ему рот копытом и позволила школьницам допеть.
Она жалеет обо всем,
Что было от тебя вдали,
Под солнцем, снегом и дождем
Она – раба своей любви,
И снег не может завалить,
Лавиной унести печаль,
Она твердит, что надо жить,
И что поможет календарь
Нам всем,
Кроме нее:
Ты – плен,
Ярмо ее,
Она сама ушла,
Но ты еще – ее душа!
– Йэй! – радостно воскликнули пони, закончив, и уселись на места.
– Йэй! – воскликнула Трикси, радуясь, что гостьи угомонились. – Действительно, много… хм, души. Спасибо, что высказались, девочки. Я согласна, что отвергать вас только из-за ваших музыкальных вкусов и внешнего вида нельзя. То, что такие мелочи мешают вам заводить друзей, противоречит идеалам Дружбы и Гармонии, которые провозглашают наши принцессы. Чтобы устранить это противоречие, и создана наша Лига. Наша первая цель – составить законопроект о защите чувств грустных и собрать под ним достаточно подписей, чтобы его рассмотрели советники принцессы Селестии, а затем и она сама.
Трикси покосилась на Мундансер: правильно ли говорит, не путается ли в юридических терминах? – и та важно кивнула. Затем она покосилась на Одд Намбера, но финансист снова покачал головой.
Трикси поняла, что пришло время поделиться горестями и самим основателям Лиги, и незаметно толкнула в бок Боттлгласса.
Тот, поминутно прокашливаясь, поведал о своем распавшемся браке и несчастьях сына. Затем Гильда и Мундансер рассказали, как потеряли своих единственных подруг. И, наконец, Трикси пожаловалась на несправедливую судьбину, а потом еще раз повторила программу ЛГБД на ближайшее время и вопросительно оглядела гостей.
– Я вступлю, – сказал Хай Джампер. – Дайте мне копию вашего законопроекта, и я попрошу приятелей подписаться. Пока лежал в больнице, познакомился с несколькими калеками. Если у них те же проблемы, что и у меня, думаю, они не откажутся.
– Мы тоже с вами! – захлопала в копыта Дейзи, и ее подружки энергично закивали. – А давайте сделаем какую-нибудь песню Кримзон Края гимном Лиги?
Трикси благодарно кивнула, оставив, однако, без ответа вопрос о песне.
Шел уже одиннадцатый час, и Боттлгласс предложил гостям остаться на поздний ужин. Он удалился на кухню, Гильда взялась за расстановку столов и стульев, пони-школьницы вызвались ей помогать.
Хай Джампер примостился рядом с камнем-Шэлом и недоуменно его разглядывал. Мундансер отиралась рядом, периодически касаясь копытом столов: дескать, тоже занята делом.
Стоящая за барной стойкой Трикси на секунду задумалась, способен ли Шэл видеть и слышать то, что происходит вокруг, когда он в облике камня.
Но ее внимание быстро отвлек Одд Намбер. Он подошел к стойке и негромко сказал:
– Вы создали Лигу не ради благотворительности. Не отрицайте. Вы складно поете, но у меня нюх на корысть. Как и на ложь, поэтому скажите честно: на этой затее можно заработать?
– Я хочу получить реальную политическую силу, – процедила Трикси. – Как считаете, политики много зарабатывают?
– Что ж, – Одд Намбер поджал губы, – пожалуй, у вашей компании действительно есть потенциал. После той истории с бесхозными битами суд запретил мне работать финансистом. Но у меня есть бывшие коллеги, которые до сих пор в бизнесе, и которые кое-чем мне обязаны, так что я тряхну старыми связями… Только скажите еще одну вещь: что будет, если остальные поймут, что их вы их используете?
– Они не поймут, – заверила Трикси. – Я – Великая и Могущественная иллюзионистка. Обман – моя профессия. К тому же, деятельность Лиги может по-настоящему пойти им на пользу, и они еще будут мне благодарны.
Одд Намбер удовлетворенно кивнул и подошел к Дейзи с подружками. Трикси расслышала, что он выспрашивает, насколько популярен Кримзон Край, много ли пони покупают билеты на его концерты, и каков примерно его заработок.
Ужин был готов, и все присутствующие расселись за столики. Поглощали сенбургеры с пивом, а Мундансер и школьницы – с чаем, и неспешно беседовали. Трикси подумала, что Твайлайт назвала бы это попыткой подружиться, но сама она предпочитала выражение «притереться друг к другу». Им вместе работать, и для продуктивности нужны хорошие отношения в коллективе.
Никто не обращал внимания на время, и незаметно пробил час ночи.
– Вас матери не заругают за то, что вас так поздно дома нет? – спросил Боттлгласс у школьниц.
– Не, – помотала головой Тюлип. – Мы типа ночуем сегодня у Мунфлауэр, а у нее предки в командировке в Додж-Сити.
– Тогда оставайтесь здесь, – предложила Трикси. – Маленьким пони опасно ходить в темноте по городу.
Гильда отчего-то самодовольно хмыкнула и подмигнула. «Она точно кого-то ограбила, – подумала Трикси. – Если вдруг заартачится и не захочет помогать с Лигой, припугну ее доносом в Кантерлотскую Стражу».
– Да какая темнота! – махнула копытом Дейзи. – Вон уже рассвет! Кстати, странно: ночь прошла, а я вообще не устала. С вами, ребята, время летит быстро.
И впрямь: из окна, у которого сидела Дейзи, на нее падал солнечный свет, да не рассветный, а яркий дневной!
– Что за дискордовщина? – пробормотал Хай Джампер, отдернув занавески у своего окна: город за ним озарял бледный лунный свет.
– Д-дискордовщина? – прижала уши Мундансер.
Она забегала по бару, выглядывая то в одно окно, то в другое, и остальные последовали ее примеру.
Стало ясно, что небо над Эквестрией разделилось на две половины: ночную и дневную, и на каждой висело по светилу.
– Может быть, принцессы репетируют церемонию Солнцестояния? – предположила Трикси. – Готовят какое-нибудь особенное шоу в честь Твайлайт?
– Поглядим, – крякнул Боттлгласс.
Открыл дверь и вышел на улицу. И ахнул:
– Мать их мулица, да тут пи… Ай! А, зараза, пусти, собака, драть твой хвост!
Пони и грифина кинулись к трактирщику и увидели, что тот опутан толстыми черными корнями. И не только он: корни были повсюду, извивались по-змеиному, стелились по земле, поднимались плющом по стенам зданий. Поодаль слышались крики других пони: они тоже вышли посмотреть, что творится в небе, и попались в черные путы.
Первой опомнилась Гильда. Она набросилась на схватившие Боттлгласса корни и принялась кромсать их орлиными и львиными когтями. Трактирщик освободился и юркнул обратно в здание. Грифина же так увлеклась, что не заметила, как один корень обмотался вокруг ее хвоста и потащил за угол. Трикси и Мундансер захватили Гильду телекинезом и потянули на себя. Корень порвался с жирным влажным треском, и та влетела в бар, повалив единорожек.
А вслед за ней в открытую дверь и в окна, разбив стекла, полезли десятки черных корней. Обвились вокруг ног Хай Джампера, и тот вскрикнул от боли. Опутали верещащих школьниц, ударили Одд Намбера так, что тот отлетел в сторону, ударился головой о стену и потерял сознание.
Трикси и Мундансер кое-как отстреливались залпами энергии из рогов, Боттлгласс отбивался тяжелыми копытами, Гильда размахивала когтистыми лапами. Запахло паленой травой, пол залил черный сок из разрезанных растений-щупалец. Но всё новые и новые корни ломились в трактир. Они ползли уже и с лестницы на второй этаж: поднялись по стене, выбили окна и двери спален и устремились к пони не иначе, как найдя их по запаху.
В конце концов, обе единорожки, трактирщик и Гильда угодили в черные путы. Гильда щелкала клювом, пытаясь укусить корень. Боттлгласс, обессиленный, обмяк. Трикси чувствовала, как хрустят ее ребра, как сжимается живот под давлением корней. Краем глаза заметила в разбитое окно, что на улице уже полно захваченных пони.
«Спокойно, – сказала она себе. – Без паники. Вспомни уроки эскейпологии». Она сосредоточилась, готовясь вывихнуть себе плечевые и тазобедренные суставы, чтобы выскользнуть из пут.
– Помогите! – крикнула Мундансер.
Вдруг раздался глухой треск. Трикси отвлеклась и посмотрела, откуда шел звук. Лежавший в углу булыжник разлетелся на мельчайшие частицы, и из облака каменной пыли выскочил худющий бурый единорог с сальными черными волосами. Может, и не черными, но они были слишком грязны, чтобы определить цвет.
Его рог окутало рыжее, как горячие угли, пламя. Один за другим он выпустил десяток выстрелов, поразив стискивающие пони и грифину корни.
– С-спасибо, – сдавлено пробормотала Мундансер. – Как ты это сделал?
– Говорят, Старсвирл Бородатый, до того как стал величайшим в Эквестрии магом, всю юность провел в горах в уединении, укрепляя свой дух, – с неожиданным пафосом ответил Шэл. – Если это правда, то я, просидевший взаперти много лет, тоже обрел немалую магическую силу!
Очухавшийся Боттлгласс бросился к сыну и заключил в объятия, сдавив едва ли не сильнее, чем черные корни.
– Шэл, мальчик мой!
Вся удаль затворника мигом испарилась. Его мордочка приобрела затравленно выражение, глаза испугано забегали.
– Ты совсем не испугался этих штуковин, – одобряюще улыбнулась ему Мундансер.
– А ч-чего их бояться? – отвернулся Шэл. – Они же не пони.
И снова обратился в камень прямо в ногах у отца.
А в окна полезли новые корни.
Оборона «Треснувшего рога» длилась без малого трое суток.
Члены Лиги приноровились давать отпор черным корням. Хай Джампер парил в небе над трактиром и созывал пони:
– Сюда! Здесь безопасно!
Время от времени Трикси и Гильда делали вылазки на ближайшие улицы и приводили спасенных от корней горожан. Так число защитников трактира росло. Многие благодарили Трикси за спасение и обещали помощь в чем угодно, если этот кошмар кончится. Трикси, естественно, тут же предлагала вступить в Лигу и привести друзей.
Стали доходить вести, что по всему Кантерлоту множество очагов сопротивления корням, подобных «Треснувшему рогу». Более того, напасть, по слухам, пришедшая из Вечнодикого Леса, настигла всю Эквестрию.
Трикси начала опасаться, что ее планам не суждено сбыться, что ей предстоит всю жизнь сражаться с корнями. «Будь проклята несправедливая судьба! – мысленно причитала она. – Мало того, что я волей случая не стала ученицей Селестии, так теперь мне и лидером Лиги стать не дают!» И с новой яростью и силой бросалась в бой с черными путами.
Иногда, когда становилось совсем туго, Шэл выбирался из камня и спасал положение, но тут же замыкался снова, и чем больше пони собиралось в трактире, тем реже он выбирался.
На третий день лесное нашествие прекратилось так же внезапно, как началось. По изуродованным улицам Кантерлота прогарцевали глашатаи с сообщением о том, что принцесса Твайлайт Спаркл и ее подруги оживили Древо Гармонии и в очередной раз спасли Эквестрию.
– А о нас ни слова, – буркнула Трикси. – Как будто мы ничего не делали.
– Вы сделали очень многое, – утешил ее стоящий рядом пожилой пегас, чьего имени она не помнила. – Если б не вы, я и все здесь присутствующие не дожили бы до спасения страны.
За пару дней Кантерлот привели в порядок. Отремонтировали поврежденные корнями здания, отмыли узкие улочки и широкие площади от липкого черного сока, и город вновь засиял белизной.
На праздник Солнцестояния, площадь перед дворцом принцесс, как обычно, была заполнена восторженными пони. Но и «Треснувший рог» не пустовал. По правде сказать, в баре впервые за многие месяцы было не протолкнуться.
Некоторые пони пожелали вступить в Лигу Грустных. Большинство, однако, были довольны жизнью и на грустецов никак не походили. Но всё равно пришли, чтобы помочь восстановить трактир и пожертвовать кто сколько может на нужды своих спасителей. Принесли не только биты, но и продукты, и стройматериалы.
Одд Намбер довольно потирал копыта, а Трикси подумала: «Выходит, на этот раз судьба ко мне благосклонна. Если бы не черные корни, Лига не привлекла бы столько внимания».
Глядя на благодарные лица пони, Трикси, кажется, по-настоящему растрогалась. Запрыгнула на стойку бара и начала вдохновенную речь:
– Друзья! Пусть одни из нас и не разделяют взглядов других, пусть наши мировоззрения разнятся, я рада видеть всех. Счастливцы, теперь вы знаете, что грустецы способы не только ходить с кислыми минами, но и постоять за себя и за тех, кто рядом. Грустецы, за последние дни вы дали понять, что озабочены не только собственными бедами, что готовы протянуть ногу помощи тем, кто в нужде и в опасности. Пережитое связало нас узами крепче, чем путы тех корней. Узами истинного товарищества, ведь мы все обязаны друг другу жизнью. Надеюсь, каждый из нас добьется успеха в своих начинаниях и найдет у друзей поддержку в радости и в грусти.
Пони воодушевленно затопотали передними ногами. Трикси уже и не помнила, когда последний раз встречала такую отзывчивую, восторженную публику, когда последний раз выступление приносило ей такое удовлетворение.
«Великая и Могущественная Трикси гениальна, как всегда – победно улыбнулась она. – Грядет ее лучший и масштабнейший фокус!»