Чужеземец

Глава Седьмая

Дикий Запад, пироги, буйволы и революция 1905-ого года

Глава 7.

Я ужасно люблю поезда. Некоторые посчитают это редкостным мазохизмом, но я просто обожаю ездить в плацкарте. Если недалеко – на одну ночь. А если ехать долго, а мне пару раз приходилось ездить во Владивосток к родственникам, то я, конечно, предпочту купе или СВ, если хватит денег. Просто потому что экзотика экзотикой, а жить-то хочется. Правда не знаю, может, на дальневосточном направлении плацкарта нет вообще…

Надо узнать. Отлипнув от стекла, о которое я опирался, восторженно пялясь на дорогу, я полез в пальто за блокнотом. После случая с дневником, я принялся записывать все, что со мной происходит. А отдельную страничку в конце я подготовил для вопросов, которые мне неплохо было бы задать кому-то, когда я вернусь в свой мир. Их накопилось уже преизрядно, при чем разной степени сложности. От банального «Почему небо голубое» и заканчивая «Какова масса солнца».

Как вы наверняка уже догадались, я ехал в поезде. И это доставляло мне просто щенячий восторг. Просторный вагон, построенный по системе злополучного плацкарта – по стенам тянулись просторные койко-места, похожие на низкие стойла для сна. Сначала я боялся, что ехать придется на кровати из сена – чем черт не шутит. Но пронесло – лежанка была обита чем-то вроде дерматина и не доставляла дискомфорта.

И вагон, что странно, был пуст. Почти пуст – со мной в это путешествие отправилась Эпплджек и ее маленькая сестра. Они должны были выступить кем-то вроде гидов в моем путешествии к Эпплузе – новом городе на дальних рубежах Эквестрии.

Вчера утром поезд тронулся с маленькой станции Понивиля, распускаясь причудливым цветком из пыли и пара, испускаемого локомотивом. Перед посадкой я восторженно смотрел на этот поезд. Лаковый и пестрый красавец с пятью вагонами, который тянет угловатый паровоз, сошедший с картинки моих детских книжек. Ступая на легкие и ажурные ступеньки вагона, я услышал их натужный скрип и побыстрее ретировался с бедных железяк. Мне только не хватало проблем с железнодорожной компанией.

А когда поезд тронулся, а Понивиль стал не более чем точкой в моём воображении, во мне проснулся новый я, который готов был бросится с головой в омут, но получить свою дозу приключений.

Эйджей утверждала, что до Эпплузы можно добраться всего за два дня, что меня воодушевило. А на карте, которая висела у входа в вагон, этот самый городок был не так и далек от моего Понивиля. Потом, за чаем, я спрашивал фермершу, отчего поезд едет два дня, а не один, что было бы логично, судя по расстоянию. На что получил взвешенный ответ:

— Эпплуза – дальний рубеж Эквестрии, Макс. Настолько дальний, что и рубежом, по сути, не является. Город отделен от нашей основной территории. И нравы там соответствующие. На Диком западе больше нет ни одного города. А знаешь почему? Потому что выжить там можно только сообща и только огромным трудом. И пони там живут в постоянном напряжении – город и яблочная долина, от которой зависит его существование, стоит на землях бизонов. А эти ребята шутить не любят.

— Как же эти бизоны до сих пор не разнесли бедную Эпплузу? – спросил я, прихлебывая чай.

— У нас соглашение. Недавно, дело было, на Западе была настоящая война за эту землю. А сейчас худой, но мир. Мы платим бизонам что-то вроде дани. Аренда за их плодородную землю.

На этом разговор был завернут.

За окном менялась Эквестрия. Сначала рельсы вели нас по глухим лесам, потом поезд змеей выкатился в степь, раскинувшуюся на множество километров, да так, что глаз не видел ее конца. Я часами стоял в последнем вагоне, на открытой веранде, выкуривая небольшой, даже по местным меркам, запас сигарет. Ветер бил в лицо, шляпа держалась у меня на голове надежно только из-за прочного ранта, пришитого Рэрити.

Два раза мы пролетали мимо маленьких полустанков, разросшихся во все стороны деревянными домами. В поле работали пони, они смотрели на нашего цветастого удава, рассекающего степь, иногда махали нам, что-то восторженно кричали.

А потом поезд вкатил в ущелье, между двумя высоченными горами. Солнце закрылось от меня их верхушками, покрытыми молочным снегом. И полчаса мы ехали между двумя величественными хребтами, становилось холодно. Я кутался в пальто, стараясь забиться в него целиком, но уходить не собирался. Не мое это – бежать с поля боя, когда противник мой одновременно и мой союзник. Природа – она такая.

И опять Эквестрия менялась – она была непостоянна, как погода во Вьетнаме, как ее показывают в американском кино. И вновь поезд вырвался в степь, хищно виляя своей угловатой мордой по рельсам. А вечером, когда я уже ощущал всю усталость, обрушившуюся на меня, я сдался на волю природы этой чудной страны, и отправился в вагон спать.

А ночью, когда вагон тряхнулся, тормозя у очередного города, я проснулся и решил выйти перекурить.

На улице, было очень ярко. Солнце еще не взошло, станция, куда более крупная, чем в Понивиле, была освещена яркими лампами. Масляными, поэтому яркий свет иногда мигал.

Этот город был поистине огромен, куда там Кентерлоту, который я видел на фотографиях. Передо мной шумел огромный мегаполис, с высокими иглами небоскребов, асфальтом и бетонными домиками, формирующими длинные улицы.

— Эй, что за станция? – подозвал я к себе высокого пони, одетого в форму вокзала, очень похожую на ливреи работником гостиниц моего мира.

— Мейнхеттен, сэр, — тонов ученика заучки, пробасил он. – Непредвиденная остановка. Думаю, за пять-шесть часов управимся.

— Пять-шесть? – строго спросил я. — Что такое?

— Не имею право говорить, сэр, — надменно закончил пони-железнодорожник, и отправился по своим делам.

Докурив сигарету, я отправился в голову поезда, пообщаться с машинистом. Мне хотелось знать, почему стоим – просто так. Может машинист окажется куда более сговорчивым, чем простой работник станции в центре мегаполиса?

Пони, ведущий наш паровоз, оказался жилист, приземист и разговорчив. Он показался мне просто антиподом самого себя – мне всегда казалось, что мужик, который прет по рельсам огромную тушу паровоза и вагонов, должен быть угрюм. Люблю ошибаться:

— Я сколько по маршруту хожу, меня тут всегда останавливают. А ведь остановки в Мейнхеттене нету – зачем горожанам в Эпплузу. Но каждый раз тут стою часов по пять, то дополнительный вагон прицепят, то два, то зачем-то ненужный пустой снимут. Так и мучаюсь. Но вы не волнуйтесь, — приободрил он меня, — Просто идите спать.

Я послушался совета. Хватит на сегодня впечатлений. Черканув в дневнике пару строк, я снял пальто и шляпу, а после этого с чистой совестью грохнулся на узкую лежанку.

Сегодня я обязан получить от жизни глубочайший сон за всю историю Бытия.

А на следующий день, выходя после завтрака на полюбившуюся мне веранду в хвосте поезда, я столкнулся с подлым ударом в спину от Судьбы. Ну и от железнодорожников соответственно.

Сразу за верандой, эдаким балкончиком за вагоном, начинался следующий вагон – страшный, черного дерева, оббитый чугунными листами. На окнах его стояли решетки толщиной с мой палец. Я смотрел на облупившуюся стену, на бортовой номер с подтеками, на ржавые оборочки – курить расхотелось.

Паршивый вагон не только убил мое желание и возможность спокойно отдохнуть под светлым небом, но еще и отчаянно пугал. Такое чувство, что от него просто несло безнадежностью. Тяжелой и бесповоротной.

«Тут ловить нечего», — решил я и покинул оскверненную веранду.

К этому моменту, поезд уже преодолел границы Эквестрии и несся по неохваченным землям прерий. Тут было жарко и даже ветер обжигал, колол кожу песком, а в вагоне становилось так жарко, что можно было разогревать чайник без помощи титановой печки. Вот и выбирай, где переживать эту пустыню.

Эпплджек и Эпплблум отправились на веранду, хотя я их и предупредил, что теперь там вряд ли можно увидеть что-то приятное. Только если вы великие фанаты плохо покрашенных стен. Но меня не послушали – Эпплблум от жары уже начала исходить пятнами под цвет банта, так что ей сейчас был необходим воздух.

Я сам был куда менее привередлив, так что просто забрался на свой лежак и открыл окно, подставляя лицо тугим и хлестким ударам ветра. Приходилось закрывать глаза, ибо песок в них набивался практически мгновенно.

А вскоре пара призывных гудков паровоза известила всех нас о том, что мы заканчиваем свою дорогу в Эпплузе – единственном на сотни километров населенном пункте пони.

*

Сходя на твердую пыльную землю, я испытывал великое множество чувств, смешанных между собой в разных пропорциях. С одной стороны, вот я и приехал в город, который меня ждал. А ведь я так привык к вагону, с которым мне было просто лень прощаться. Но при этом в городе я могу нормально поесть, что немаловажно.

В себе копаться – себе же хуже.

А единственная платформа импровизированного вокзала, стоит заменить, выходила сразу на главную площадь города. Хотя, что я говорю – на единственную. И не на площадь, а на классическую улицу, в стиле Дикого Запада.

Как в кино – пыльная не заасфальтированная дорога, по которой мимолетом скачет перекати-поле (опять-таки, избитое клише), на вид высокие здания, хотя в реальности все это бутафория. Но при этом все выглядит так убрано, что хочется сказать сокровенную фразу. Думаю, ее сказал еще Адам, когда оказался на Земле: «Ну, чтож. Бедненько, но чистенько».

Спустившись на сухую землю, я сразу был встречен местными, а именно двоюродным братом нашей незабвенной Эпплджек, Брейберном. Они, стоит заметить, были очень похожи.

— Здрасте! – с места в карьер бросился он, подбежал ко мне, оглядел мимолетом в поисках копыта, которое можно было «пожать» (да, я понимаю, что пожимать копыта довольно проблематично), после чего, не найдя оного, просто толкнул меня копытом в плечо, тем самым показывая свое полное расположение. – Я Брейберн! Рад вас видеть! Добро пожаловать…

А потом он повел себя странно – а именно встал на задние ноги, потешно завертел копытами, аки «Медный всадник», только без императора, и громко, с залихвацким свистом, грянул:

— В Эпппплуууузу!!!!

А потом просто встал, как стоял до этого, с приветливой улыбкой на лице. Я же стоял с другим лицом.

Эпплджек тактично задела меня копытом, так что я вышел из коматоза. Мы с местным перезнакомились, обменялись парочкой маловажных вопросов и такими же ненужными ответами, после чего началась наша, так сказать, экскурсия.

— Давайте я сразу покажу вам, где вы будете жить! – усердно удерживая пыл, начал Брейберн. – Вам повезло, вы будете жить в самой лучшей гостинице нашего прекрасного города!

Я увидел, как Эпплджек одними губами процедила:

— Лучшая и единственная.

А идти, естественно, пришлось недолго – в этом городе надо отвыкать от больших расстояний. Вот и гостиница – вернее, конечно, салун, как полагается.

Это было двухэтажное здание в центре города (боже, как звучит – центр города, а?) под свежей вывеской «The Salt Block» — переводить я не решился.

— Макс, вы будете жить в отдельном номере здесь, а мои кузины поживут в нашем доме. Мы еще дойдем туда. А вы, если хотите, можете пока зайти и кинуть вещи, — посоветовал мне абориген.

Хозяин-барин. Я пожал плечами и вошел в салун, преодолев до боли знакомую по вестернам дверь из двух створок.

И тут первое разочарование за все время моего недолгого пребывания в городе.

Раз уж город настолько гротескно-стилистически похож на городишко убогого Дикого запада, я ожидал увидеть в салуне приятное общество пропитых в дым пони, которые уже не соображают без револьвера в копыте (вот система представляется, а?), кучу куртизанок в длинных платьях, танцующих канкан, а также красивую вывеску, всю в дырах от пуль: «Не стреляйте в пианиста – он играет, как умеет».

Не судьба. А так хотелось…

В салуне были всего трое пони, при чем действительно пропитым выглядел только один – и тот бармен. Я даже скривился, когда увидел его в наглаженной рубашке с воротом – он порушил мои и без того шаткие стереотипы.

— Здрассе, — поганеньким голосом поприветствовал я.

Мне не ответили. Пони-бармен стал еще ожесточеннее протирать и без того блестящий, как бриллиант, стакан, а остальные местные просто отвернулись, демонстративно меня не замечая.

Зато, подойдя к стойке, я обнаружил маленький ключик с биркой и записку, на которой только и было, что одно единственное число «3». Я взял ключ, поколебался, и бросил на записку четыре золотых монетки. У бармена при звоне монеток одно ухо характерно дернулось. Контакт налажен.

— Во сколько завтрак, ребята? – осведомился я, перекладывая дорожную сумку из одной руки в другую.

— Каждый день в девять, мистер, — не сильно переменяясь в лице, бросил мне бармен. У него оказался приятный, даже странно, голос побитого жизнью гусара. Я кивнул ему и направился к шаткой лесенке наверх, где, полагаю, находились номера «самой лучшей» в Эпплузе гостиницы.

А номеров оказалось, собственно, вообще только два, да и те над самой крышей. Они тут вообще не планировались, а были доработаны скромным хозяином, которому не хватало денег.

Не знаю, чего он добивался – похоже, тут редко бывают туристы.

Так как на бирке номера комнаты не было, я попробовал открыть обе. И, что, блин, задело, обе и открыл! Одним ключом. Я еще некоторое время стоял, поглядывая то на ключ, то на дверные проемы, не решаясь войти в один из них.

А в итоге, выбрал себе номер самым лучшим способом, которым всегда пользовался – считалочкой.

«Вышел месяц из тумана…»

Палец после длительных метаний провалился в тьму второго номера. Ну чтож, на все воля Провидения.

Закрыв первый номер ногой, не сильно утруждаясь его закрытием, я оказался в маленькой комнатке странной формы неправильного многоугольника.

Думаю, такой номер был бы по нраву многодетной семье – есть лимит углов для наказания в меру пылких чад. Но мне такая планировка казалась несколько эксцентричной.

Зато тут было окно – маленькое, покрытое слоем пыли, из-под которой падал тоненький лучик солнца. Он освещал маленькую, по моим меркам, кровать. Рядом с ней примостился низенький стул, на котором нашли свое место пустой подсвечник, насмешливо смотрящий на меня ночной горшок и, черт возьми, колокольчик. Неужели для вызова прислуги? Да, у индивидуального предпринимателя были просто наполеоновские планы на счет этой дыры. С другой стены начинался «кабинет» — представлял из себя он трухлявый табурет и низкий, тоже видавший виды, стол. На нем был целый канделябр с огарками, обгрызенное перо, пустая, я проверил, чернильница и кипа бумаги, не лучшего качества.

Так как на выходе меня ждали Эпплы, я только кинул на кровать сумку с нехитрым скарбом, критически оглядел окружающий меня ужас, после чего, совершив паломничество к запыленному стеклу, нарисовал на нем пальцем улыбающееся солнышко. Остался доволен.

Брейберн и Эйджей с Эпплблум ожидали меня у входа.

— Ну а теперь мы закинем вещи моих кузин домой, и можно будет начать нашу экскурсию, — воодушевил нас всех Брейберн. Эпплджек кисло улыбнулась, а я скорчил позитивную рожу. Эпплблум промолчала, закрыв глаза копытом, глухо стукнувшимся о ее лоб.

Не то чтобы нам прямо было неинтересно, просто в поезде никто из нас особо не выспался. А климат тут был недружелюбным – так что я буквально валился с ног, Эйджей тоже выглядела удрученной, хотя и держалась молодцом, а что касается ее сестры – так тут без комментариев.

Потом день еще крутился – долго-долго. Мы ходили по единственной улице городка, кормились в доме Брейберна местными яблоками (ничем от Эппловских не отличаются).

— Представляешь, а в моем мире надкусанные яблоки стоят куда дороже обыкновенных, — заметил мимолетом я, когда Брейберн вышел из кухни. Эйджей не поняла юмора и очень удивилась.

А уже потом, когда на Эпплузу огромной тенью напала ночь, я отправилась к себе в номер, в мою родную дыру. Где и грохнулся на кровать, подняв вокруг себя маленькую вселенную пыли.

 

*

 

 

Второй день в Эпплузе принес мне первоначальную мысль о том, что отпуск завершается, так толком и не начавшись.

Начиналось все как в убогом фильме-катастрофе категории «Б» — хорошо. Я проснулся, когда скудное солнце уже пробивалось через окошко. Пыли на нем столько, что мой трафарет солнышка окаймлял всю комнату безумными обоями из узоров. В воздухе весели пылинки, переливаясь, как многогранные камни в речке, а я, о, очередное чудо, не жаловался на подстерегающую меня аллергию.

Я сделал в лежачем положении «Подлодку», как учили родители в детстве – непременный атрибут начинающегося дня.

Внизу было чрезвычайно шумно, я даже грешным делом подумал, что в салуне кого-то обслуживают. А глянув на часы, еще и определил, что могу опоздать на завтрак. Нельзя отказываться от такого мероприятия.

Наскоро одевшись, я вышел из номера и спустился вниз, предвкушая очередной завтрак яблоками.

Но тут было что-то явно не то.

Во-первых, в салуне было действительно слишком много народа. И были они все точно не местными. Знаете, такие латы я видел только раз – и то много недель назад, когда попал в переплет у Приграничья. Очевидно, целая рота Гвардейцев зашла сюда поесть?

Во-вторых, в помещении было совсем недружелюбно. Еще вчера я не чувствовал себя как дома – но то, что я видел сейчас, переходило все границы. Все столы были сдвинуты в центр, и сейчас на них громоздилась странная система блоков и кристаллов, карта Эквестрии с военными квадратами, как у меня на родине, и что-то вроде радиоприемника. Все это обслуживали три пони в форме, которые постоянно куда-то бегали и приносили то бутылку масла, то длинные провода.

Определенно, центр салуна от барной стойки переместился в угол, где за переносным столиком розового цвета (меня прошибла идиотская улыбка) стояли два пони, выделяющиеся среди остальных. На них не было лат, зато были белоснежные сюртуки с золотыми, черт возьми, погонами. Очевидно, ребята представляли собой не самый боевой подвид армии Эквестрии. Генералитет.

Мое появление было замечено мгновенно. Пони-часовой, стоящий на возвышении, похожем на картонную коробку, громко воззвал ко мне что-то военное. Я не смог это перевести, просто армейские команды всех стран настолько специфичные, что их понять человеку неподготовленному сложно.

На меня обратили внимания все. В центре зала замолк треск пишущей ленты, которая теперь беспечно начала падать на пол с крутящейся бобины. Я впал в ступор, который, кажется, очень характерен для меня в последнее время.

— Сэр, что вы здесь делаете? – воскликнул мальчишечьим голосом один из пони в белой форме в углу.

— Я тут живу, господа, — я примирительно поднял руки, показав, что у меня нет оружия.

На меня налетели сразу после моей миролюбивой фразы – без разбирательств. Один пони больно ударил меня копытом, обитым железом, по печени, а еще двое навалились сзади, отчего я, постанывая, грохнулся на пол. Мгновенно онемели запястья – захлопнулись на руках магические «наручники».

— Видите, как все просто! – победоносно провозгласил второй «генерал», громко стукая копытами по деревянному настилу. – Пошлите срочно письмо в «Лес одной секвойи», сообщите, что беглец пойман.

Я промычал опровержение, но мой рот тоже мгновенно заткнули.

Генералитет, как я с особой лаской прозвал моих пленителей, распорядился о доставке повозки, дабы «транспортировать беглеца». Меня никто и ни о чем не спрашивал, а я мог только мычать, опровергая их версии. На втором этаже, в моем номере, в дорожной сумке лежали мои документы, любезно сделанные лично мэром Понивиля. Но сказать об этом я не мог, в силу причин, от меня не зависящих.

Карета была подана, а я окончательно потерял власть над телом, меня окутала синеватая дымка, моя туша поднялась над полом и, медленно покачиваясь, отправилась на улицу.

Вне салуна кипела жизнь. Немногочисленные жители занимались каждый своим делом. Я ожесточенно вертел глазными яблоками, но, увы, ни забранной в прилежную полукосу гривы Эпплджек, ни немного неряшливой куртки Брейберна, ни красного огромного банта Эпплблум – никого на горизонте не было. Все те, кто мог мне сейчас помочь, наверняка спали в уютном доме на окраине города, не ведая, что беднягу Макса тащат неизвестно куда гребаные федералы.

Жители Эпплузы на меня демонстративно не смотрели, их глаза скользили надо мной – смешное ощущение, когда тебя просто не желают видеть. А надо мной уже смыкались решетки тюремной кареты. Небо стало в решеточку.

Когда дверь захлопнулась и с глухим лязгом закрылась, магия ослабла, и я грохнулся на железный пол. Предательски заныли ребра.

Карета еще даже не тронулась, а я уже был на ногах, из всех сил долбя по передней стенке, неистово крича. А как еще достучаться до сил правопорядка?

— Остановитесь, мать вашу! – неистово орал я, избивая руки в кровь о шершавую железную поверхность, покрытую ржавчиной. – Где, черт возьми, мой звонок и адвокат! Да как вы посмели, я подданный Эквестрии, да вы хоть знаете, кто я такой?

Последний аргумент был явно лишний. С той стороны стены я, похоже, кому-то совсем не понравился. Я почувствовал на загривке сильное давление, будто кто-то держит меня там сильной волевой рукой, а потом я несколько раз методично, без своего собственного участия, ударился головой о стену. Мысли как-то сразу улетучились, а я осел на пол. Слушать меня не настроены.

Я забился в дальний угол, держась за голову, она звенела, как колокол. Подо мной шумела дорога, карету подбрасывало, как мячик-попрыгунчик, а я уставился в одну точку, которая постоянно перемещалась в моих многострадальных глазах.

Все случилось так быстро. Так решительно. Так нелепо, в конце концов.

Мои часы показывали полдень, когда карета, наконец, остановилась. Предшествовало этому улучшение дороги, кажется, мы переехали на брусчатку.

Когда дверь с лязгом открылась, я сощурился от беспощадного солнца. А когда привык к свету, смог оглядеть место, в которое меня доставили эти чертовы вояки.

Мы находились на огромном участке, огороженном высокими стенами. Почему «Мы»? Наверное, потому что в мою сторону были направлены длинные мечи стражников, стоящих ровным клином у моего транспорта, а главным в этом действе был низенький пони в круглых очках, на лице которого читалась праведная ненависть и такой же гнев.

— Заключенный, выйти! – грохнула в тишине команда. Я высунул голову в дверь, послышался нелепый вздох.

И визгливый крик очкастого:

— Кого вы привезли!!!

Казалось, сейчас он перейдет на ультразвук. Охрана этого объекта тоже была в замешательстве, а появившийся на горизонте один из Генералитета, выглядел, мягко говоря, смущенным.

*

— Как они посмели! – неистовствовала Эйджей, подливая мне в маленькую кружку в красный горошек чаю. Два часа назад, ввалившись в дом Брейберна, весь в пыли и грязи, я, без особых слов, принялся уничтожать запасы еды. К тому моменту Эпплджек уже места себе не находила – в городе рассказывали, что «великана о двух ногах» увезли Гвардейцы. А куда – неизвестно.

Конечно, искали не меня. Эти двое из «Генералитета», оказались редкостными карьеристами, что, по сути, похвально. Но, похоже, когда Бог раздавал всем существам мозги, эти два идиота стояли в соседней очереди за креветками. Братья Литл и Биг Хорн были типичными офицерами- Гвардейцами, в историческом смысле этого слова. Еще Петр Третий, российский император, в свое время пытался заставить Гвардию, ошивающуюся в полном составе на балах, отправится воевать на фронт. За что и поплатился. Удавка вообще оставляет мало шансов на последующее царствование.

А вот начальник этого места, куда меня доставили под восхищенные мысли братства Хорн, в которых явно было место и паре орденов на кители, оказался куда более умен. Рассыпался в извинениях, пытался напоить меня чаем, я не стал, а в итоге попытался незаметно подложить мне на подпись документ о неразглашении. На бумаге этого закрытого комплекса в пустыне не было.

— Так все-таки, что там произошло? Если тут были Гвардейцы – то они кого-то искали. – резонно заметила Эйджей.

— С этого объекта кто-то, очевидно, сбежал.

— Макс, что это за объект? Тюрьма? Или что похуже?

— Я не могу сказать – я дал подписку. Одно мое слово – и я вновь отправлюсь туда, на этот раз не по ошибке, а вполне сознательно. – я поставил кружку на стол и, сложив пальцы домиком, начал свой нехитрый монолог – Это страшное место, Эйджей. Это все, что я пока могу сказать. Страшнее, чем многие. Я даже не хочу, и не буду, о нем вспоминать. Но, очевидно, оттуда сбежал какой-то очень умный пони. И да, он наверняка опасен. Иных там не держат. А теперь подумай, мы находимся в единственном, не считая Объекта, поселении пони на много сотен километров. Как ты считаешь, где сейчас находится наш достопочтенный беглец?

— Он в Эпплузе? – ахнула моя собеседница, а я только кивнул. – Но кто?

— Это и предстоит нам выяснить. На Гвардию нет никаких надежд, они силовики, а их командиры – одноклеточные. Я сам это почувствовал, на своей, кстати, шкуре. А в это время по городу ходит однозначно опасный субъект, который сбежал из самого охраняемого во всей Эквестрии места. Очевидно, что парень умен и хитер как лис. И убить ему, скорее всего, ничего не стоит. Но он это не сделает, иначе раскроется. Сколько жителей в Эпплузе?

— Около пяти сотен.

— Значит, теперь по городу гуляет на одного пони больше. И нужно исправить эту досадную оплошность, пока город, упаси Селестия, не вымер.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.

Ночь, которая последовала за этим ужасным днем, не могла порадовать меня тихим отдыхом. И дело не в том, что меня переполняли лишние чувства и эмоции – нет, это все фигня, и не с таким я в своей жизни. Хотя и их, стоит сказать, хватало и еще оставалось на полдник. Во-первых, кормить меня в салуне, где я квартировал, больше не будут по понятным причинам. Но это не пугало меня, ни капли – скорее, это просто немного давило. А вот то, что выспаться мне не удалось кардинально, очень неприятно.

Проблема, в общем-то, в том, что на протяжении ночи по городу шныряли господа Гвардейцы, которых, кажется, давешняя оплошность ничему не научила. Один раз я даже слышал возмущенные крики – кажется, кого-то еще забрали на Объект. С такими темпами, скоро вся эта ваша секретность, о которой вы все так печетесь, сдуется, как воздушный шарик.

А к моменту, когда горячее солнце пустыни постучалось в мою пыльную комнатку, я уже успел пару раз сделать зарядку, измарать две страницы дневника, спеть российский гимн… В общем, всячески испортить жизнь всему свету. В такие моменты я вспоминаю девиз своего давнего школьного приятеля: «У тебя паршивая жизнь? Тогда сделай так, чтобы она была такой у всех, и тогда вы будете на одном уровне». Славный был парень. Общительный и очень умный.

Но из-за своей идеологии – козел редкостный.

Поэтому, скорее всего, мы с ним и уживались. Зараза к заразе, так сказать.

И все эти события, собравшиеся в длинное и, по сути, недоброе утро, стали неплохим салатиком перед главным блюдом, которое ожидало меня.

Внизу, в злополучном баре, шумели. Нетрадиционно, скажем так. Что вы ожидаете услышать, если спите над баром в захолустном городке? Мат? Звуки разбивания посуды? Возможно, фальшивившего пианиста? Да, думаю, все они заслуживают свое сокровенное право на обитание в таких злачных местах.

Другое дело, когда под вашим полом располагается, по сути, полевой штаб. Маленький такой, но гордый.

Спускаясь вниз, я принял все меры предосторожности. Во-первых, я сразу оделся, как подобает – в прошлый раз меня перли до Объекта в рубашке навыпуск и брюках. Я был похож на клерка, который украл выше дозволенного, из-за чего его отправляют в Алькатрас доблестные американские копы. На этот раз я решил, если эти ребята вновь попытаются отправить меня в это место: А – они клинические идиоты поголовно, начиная с Генералитета и заканчивая поваром полевой кухни, Б – лучше я буду одет как Джонни Диллинджер, но не как шуганутый с теплого места банкир или бухгалтер. Много чести.

А еще я спрятал в рукав маленькую по моим меркам кочергу, сиротливо приютившуюся у кровати – неизвестно зачем. Чем только не шутит этот рогатый парень – что-что, а чувство юмора у него очень и очень тонкое.

Спускаясь по трухлявой лестнице, я несколько раз останавливался, прислушивался к шуму военизированного офиса.

— Господа, квадрат Синей реки прочесан. Беглец не обнаружен.

— Сэр Хорн, «Лес одной секвойи» запрашивает информацию.

В общем, типичные шумы канцелярии, как их показывает идеализированный актерский состав малобюджетного фильма про войну. Мило, но не вытягивает.

Еще я слышал неприличные, по моим меркам, звуки. Кажется, у кого-то внизу были очевидные проблемы с пищеварением. Нет, не настолько, как вы вполне могли подумать. Просто кто-то, пардон, неистово рыгал. И таких «кто-то» было не один и не два.

Спустившись вниз, я оценил, насколько может измениться вполне себе миленький паб глубинки, если поселить в нем толпу, с позволения сказать, воинов. То есть, никакого напускного порядка, который, как многие считают, граничит с дисциплиной. Нет и нет – просто хлам удваивается и раскладывается по территории ровным слоем, по которому туда-сюда носятся посыльные.

В дальнем углу, где вчера громоздился стол Генералитета, стояло куда более основательное создание мысли сумрачного гения военных пони. Стол из железа, весь в заклепках, на котором, забавно помахивая лапами, сидели три дракона. Они были довольно крупные, в сравнении со Спайком, но все равно не доставали мне и до плеча. Я, стоит заметить, никогда высоким не был.

Что касается драконов – им, очевидно, было паршиво. На лицах их (или мордах – как правильнее?) красовалась смесь непонимания и желание побыстрее, если не закончить мучения, то хотя бы склеить ласты. Иногда помещение оглашал громкий рык, все освещалось зеленым пламенем, становилось жарче, а к ногам связиста падало письмо. Спайк тоже доставлял письма от принцессы к Твайлайт и обратно, но ему не приходилось делать это так оперативно. Боюсь, он бы не пережил такого несварения.

Генералитет на боевом посту сегодня представлял старший – мистер Биг Хорн. Если судить по первому впечатлению, он нравился мне куда больше своего младшего братца, хотя это вовсе и не значит, что это может стать началом хорошей дружбы. Мистер Хорн старший был еще тот самодур, но только он, в силу возраста и опыта, был куда более адекватен. По крайней мере, производил такое впечатление.

Он первый увидел меня, что автоматически лишило меня проблем с его подчиненными. Я сухо кивнул, и уже было направился к выходу, искренне благодаря небо за то, что не пришлось пользоваться кочергой в рукаве, как генерал окликнул меня:

— Господин Макс, вы не соизволите остаться? Всего на пару минут.

Не буду спорить – у меня были не то что минуты – часы. Но проводить их с неотесанным солдафоном – довольно специфическое занятие, которому я придаваться в ближайшее время не желаю.

С другой стороны, выбор у меня довольно эфирный…

Биг Хорн пригласил меня за стол, перекочевавший в другой угол. Я бы, на его месте, угостил себя чаем. Но, кажется, это не было в планах представителя горячо любимого мной Генералитета.

— Мистер Макс, я хотел бы попросить… — начал было старший Хорн

— У меня прощения? Не стоит, – опошлил я.

Генерал замолчал – не оценил мою шутку, увы.

— Я хотел бы посоветовать вам в ближайшее время не выезжать из города, — процедил он с лицом, которое выражало всю пренебрежительность вчерашней ситуацией. Мол, ты, конечно, еще тот кусок дерьма, но я поговорю с тобой.

— И долго мне тут, по вашему, сидеть?

— Пока мы не поймаем беглеца – это очевидно.

— Вы его тут можете годами искать и не найти.

— Мы работаем над этим. Группы Гвардии прочесывают каждый квадрат близ Эпплузы…

— А саму Эпплузу?

Биг Хорн при этих словах немного дернулся. А потом, как заведенный, повторил:

— Группы Гвардии прочесывают каждый квадрат близ Эпплузы.

— А вам не кажется, что этому вашему беглецу просто некуда больше идти? Черт возьми, Эпплуза – единственный на сотни километров анклав, где можно как минимум выпить воды. Мы вообще-то в пустыне! Или у вас тут через шаг бьют оазисы?

Ответом мне было молчание. Генерал смотрел на меня невидящим взглядом. Вы не заметили, что в последнее время я часто играю в гляделки. Такое чувство, что в этих краях это национальный спорт.

— Господин Макс, Я хотел бы посоветовать вам в ближайшее время не выезжать из города, — практически прошипел Хорн уже устоявшуюся за время нашего разговора аксиому. А потом, он просто развернулся и ушел к барной стойке, ни попрощавшись.

Отлично.

Я с чистой душой покинул стены салуна. Искренне боялся, что общение с Хорном озадачит меня новыми проблемами, но обошлось. Кажется, Гвардия и сама не знает, как можно меня озадачить. Это, конечно, им очень выгодно. Если бы они посадили меня под домашний арест, я бы не мог никому рассказать о пресловутом Объекте. Но они поступили иначе, как факт, я могу путешествовать на ограниченные Эпплузой расстояния без последствий.

Полчаса я шатался по городу без дела, пугая народ своей нетипичной физиономией. Купил два яблока в карамели, настолько маленьких, будто они всю жизнь росли среди канапе и решили не выделяться, и сразу с ними попрощался.

Я казался себе стариком в масштабе, на моих глазах город начал оживать. Сначала из-за окон появились помятые мордочки пони, потом эти же мордочки, в дополнение к телам, выбрались на улицы и приготовились к тяжелому дню. Я постоянно менял свое место дислокации, перемещаясь от скамейки к скамейке, изображая бурную деятельность. Иногда, оставаясь на одном месте, я забывал о своем передвижении, и просто глупо улыбался в сторону горячего солнца. Местные, которые меня толком не знали, кажется, во мне увидели заразную лень, поэтому обходили стороной. Спасибо им за это. Природа и я должны побыть наедине, нам полезно, не хочу, чтобы кто-то нарушал наше с ней общение.

*

Если бы у меня были бы солнечные батареи – я бы уже мог бегать по Эпплузе как зайчик из рекламы батареек. Но я не имею такой полезной функции, так что единственное, что я смог сделать, поднявшись со скамейки, это придумать очередной ход – в сторону дома Брейберна. Ноги не слушались и очень классно болели, так что я потягивался на ходу, чуть ли не криком извещая всех подряд, что у меня в жизни, наконец, все до ужасного хорошо.

Ну не считая, конечно, того, что по городу может сейчас разгуливать самый опасный пони Эквестрии.

По дороге я встретил Брейберна и Эпплблум – они шли готовить экипаж из Эпплузы. Брейберн же тут за массовика-затейника – на все руки. Так что непоседливая искательница кьютимарки была в восторге от этого, мягко говоря, странного, но замечательного парня. Со мной они только мимолетом поздоровались, а еще Эпплблум проинформировала меня на лету:

— Макс, дома кроме Эйджей еще и Шериф города. Если что, — и она побежала дальше.

А по дороге я еще обдумал – стоит ли мне вообще заходить в дом? Шериф, несомненно, централизованная власть в городе, что-то вроде нашего Мэра. А со властью, со вчерашнего дня, у меня отношения натянуты.

Как обычно и побывает в спорах – побеждает та сторона человеческой сущности, которая сильнее хочет есть, чем думать. Так что очевиден вывод – я появился в открытом пороге, весь такой, блин, красивый…

Прямой коридор открывал мне идиллическую картину. За столом сидела Эйджей, перед ней стоял бокал (черт возьми!) початая бутылка из мутного стекла. У окна стоял Шериф – небольшой пони с роскошными усами прожженного жизнью аристократа. Картина маслом. Пафос повышен. Принимать аспирин, ребятки!

Эйджей увидела меня первой, что не удивительно, Шериф стоял ко мне спиной (ну иди хвостом – как сказать). Фермерша Эппл мне только улыбнулась, и провела глазами в сторону своего гостя. Мол, тут у нас проблемы – так что давай помягче.

Да я, собственно, никогда и не вел себя перед незнакомыми как скотина – это невыгодно. Ваш новый знакомец может оказаться богатым бизнесменом, который вам одолжит денег, ну или бомжом, который, если что, обойдет вас стороной в драке в темной подворотне. А что? Какая-никакая – а помощь.

— Доброе утро, Шериф, — сказал я, потирая нос указательным пальцем левой руки.

Мой предполагаемый собеседник только кивнул.

— У нас проблемы, Макс, — пояснила Эпплджек. – Большие.

Я понюхал содержимое бутылки. И даже отпил. Кажется, это было что-то из яблока. Что-то подобное я пробовал в своем мире, когда один раз забыл убрать пачку яблочного сока в холодильник. Лето, хорошие температуры и мой пофигизм сделали неплохую брагу. Только пить не я, ни мои друзья, ее не стали

— Это что?

— Сидр, Макс, — укоризненно заявила Эйджей. Я себя даже почувствовал немного виноватым. Просто я еще ни разу за свою жизнь в Эквестрии не пил того, что гонят Эпплы.

— Может, мы все-таки продолжим? – сухо встрял Шериф. Он был не в настроении слушать лекции о напитках.

Я послушно закивал и снял шляпу.

Тут случилось то, что немного разрядило обстановку. Опуская шляпу на стол, я не учел, что в рукаве моего пальто все еще прячется кочерга из салуна. Которая соизволила с громом и молнией повалиться на деревянный пол.

Повисло почти осязаемое молчание. А потом я заржал.

Моей клоунады не оценили. Эйджей только улыбнулась, снисходительно покивав головой, а Шериф попробовал сочувственно посмотреть мне в глаза. Я, оскорбленный и приниженный, уселся на стул, пытаясь не отсвечивать.

— Нас прервали, — начал с очевидного Шериф. – В общем, то, что произошло, ни в какие рамки не лезет. Мне лично Хорн Старший говорил, что все пройдет как по маслу. Но ему свойственно ошибаться – за что он и поплатился.

А уже следующая реплика была адресована мне:

— Вы, сэр, пришли не вовремя. Пришли бы раньше – не пришлось бы тратить время на ненужные повторы.

— А вы сжато.

Он мне нравился. Без всякой на то причины, я даже почувствовал себя наивным щенком. От Шерифа веяло опытом, который он приобрел лишениями, методом проб и ошибок. Он всего раз посмотрел на меня и не удивлюсь, если уже составил мой психологический портрет. Играть против таких личностей на психологическом поле я не способен. Сразу напрашивается сравнение с Мэром, которая тоже личность сильная, но сильная по-другому. В ней есть что-то невербальное, она имеет авторитет со своего хорошего отношения ко всему живому. В Шерифе чувствуется сила почти физическая, думаю, он может одним взглядом заставить пони (или даже меня – было бы желание) прыгнуть на амбразуру, не думая о последствиях. Одним словом – отец-командир.

А еще я сразу провел аналогию с Хорнами – моим ненаглядным «Генералитетом». Точнее со старшим из них, с тем, с которым мне довелось общаться теснее.

Биг Хорн, несмотря на свое звание и награды, свисающие с его белоснежного кителя гроздьями, был откровенной пустышкой. Общаясь с ним, я уловил только нотку надменности, которой пронизывались его реплики. А еще ступор, когда что-то пошло не по плану. Больше ничего мною обнаружено не было.

Тем более, на фоне нынешнего командования чуть ли не элитой Эквестрии, Шериф смотрелся на две-три головы выше.

Смерив меня дополнить взглядом чувствительных ко всему глаз, сняв с меня информацию этими бесподобными радарами, Шериф попытался лаконично вывести главную мысль того, что он недавно рассказывал Эйджей.

— Видишь ли, мальчик, — меня аж передернуло от такого быстрого перехода. С «вы» и сразу на «мальчика»? О, он знает меня слишком хорошо, чтобы говорить со мной с уважением – много чести.  И ведь не останавливает его, что я для него экзотичен, что я выше его в два раза. – Ночью случилось нехорошее. Биг Хорн, видимо от служебного рвения, послал наряд поисковиков в земли Буйволов. Похвально, что он ищет беглеца везде, где его даже и быть не может. Но надо знать меру. Буйволы не потерпят такого поведения – они и нас-то терпят еле-еле. А тут, на их Священных землях, да еще и с оружием. Освещая себе дорогу магией. Целый разъезд Гвардии. Одной Селестии известно, что они подумали. Ну и помяли Гвардейцев, да так, что те до Эпплузу ползком добирались. Представляешь, чем пахнет, сынок? Подумай над этим.

— Неужели буйволы подумали, что это война? – через пару мгновений обдумывания, сформулировал я.

— О, нет, Макс, — Шериф даже засмеялся. – То есть да, но смысл в другом. Ты представляешь себе, насколько огромны по площади Священные земли буйволов? Это сотни, если не тысячи гектаров прерий и пустынь! И там почти всегда отсутствует жизнь. Представь себе: в огромной пустыне, в одном и том же месте, вдали и от Эпплузы, и от поселения Буйволов, встречаются две разных группы. И сразу вопрос тебе, Макс, а как считаешь, что там делали Буйволы?

— Они тоже что-то искали? Значит, у них что-то тоже случилось.

— Браво, сынок! – Шериф восторженно хлопнул копытом о пол. Мне стало приятно – от него исходила теперь теплая аура покровительства. – Именно – у Буйволов тоже что-то случилось. Но они не знают о Беглеце – мы их не предупреждали. Край это забытый, мало тут всего происходит. А значит, возможно, наш Беглец накуролесил и у наших соседей, верно?

— Значит, нужно съездить к ним, и спросить. Очевидно!

— Не выйдет, Макс, — встряла в разговор Эйджей. – Мы как раз обсуждали это. Гвардия закрыла город со всех сторон, они опасаются Буйволов. Нам не попасть за кордон.

— Думайте, ребята, — отозвался Шериф, поразительным образом оказавшийся у выхода из дома. – У вас не так много времени, учтите. Буйволы не умеют терпеть, а ситуация вышла из под контроля. Вернетесь – бегом ко мне в офис.

Он исчез в ярком свете утра. Оставив меня и Эйджей в полной прострации.

— Мааакс, — протянула пони.

Я отхлебнул сидра прямо из бутылки. На второй раз он оказался вполне неплох – наверное, это как с анчоусами.

— Что «Мааакс»? Двадцать с мелочью лет Макс. Выхода же все равно нет, верно? – я качнул бутылью в стороны дверного проема – А когда нет выхода – выходят через окно.

— А если нет окна?

— Ну, тогда выход, как ни странно, один – прорубать окно, а дальше по вышестоящей инструкции.

*

— Мне кажется, нас после этого не помилуют, — вежливо заметил Брейберн.

— Заткнись и тащи, — ответила злая, как сотня дальнобойщиков, Эпплджек.

Я молчал. Вообще, в моей ситуации, стоит молчать.

Издали мы казались всего лишь повозкой, которая везет братскому народу Буйволов свежеиспеченные яблочные пироги. Но это на первый взгляд, в повозке таился сюрприз.

Ненавижу быть сюрпризом.

Вообще, я обитал в повозке по принципу «двойного дна» — единственная часть тела (голова, если что), которая была не заблокирована десятками пирогов, торчала под козырьком телеги, за которым мою, собственно, голову, и можно было спрятать от Гвардейских разъездов. Тащили заметно потяжелевшую повозку Брейберн и Эйджей, которым я в тайне даже сожалел.

Но и мне приходилось не сладко. С одной стороны, мою голову защищала необщительная доска, а в другую я даже поворачиваться боялся – очевидно, что справа от меня был огромный, еще горячий, и чертовски привлекательный, в продуктовом смысле, пирог. Черт, я боюсь за свое физическое благополучие….

— Макс, вы там живы? — вежливо осведомился жеребец

— Да что ему сделается! – нагло заявила Эпплджек. Она не в настроении от идеи запряжения ее в повозку.

— Не бойтесь, ребята, как только отъедем на приличное расстояние, я выберусь из этого яблочного плена. Обещаю, с пирогами вашими ничего не случится.

— Да хоть все сожри, честное слово, повозка только легче станет!

Я одарил Эйджей укоризненным взглядом. Нет, она не всегда такая. Просто она честная. А честность – это, знаете ли, своеобразная болезнь головного мозга. Позитивная, но не суть – болезнь и в Африке болезнь. Что уж говорить, сейчас мы поступили с Эйджей нечестно, заставив ее тащить эту повозку. Но один Брейберн бы не справился, а выбраться из города надо – кровь из носу.

— Ахтунг, ахтунг, ребята, — тихонько осведомил я своих возниц. По-русски, думаю, они не поняли. – В небе Покрышкин.

— Чего? — восторженно посмотрел на мою голову Брейберн. Сомневаюсь, что он знал, кто вообще такой Покрышкин. Да и язык тем более. Но потом, взглянув на голубой свод неба, он оценил мой непревзойденный юмор.

Но цель увидел – к нам на большой скорости приближался пегас. У меня плохое зрение, но думаю, по блеску можно нехитро определить, что он закован в латы.

Дальше я ничего не видел – Эйджей быстро накрыла меня и пару пирогов белым вафельным полотенцем.

Дальнейшее произошло быстро, а ориентировался я только по звукам, так что не могу точно описать действия. Я услышал, как над нами что-то пролетело – да так громко, что уши заложило. Не реактивный истребитель конечно, но чувствуется. Надвигался гул: звенели железным воев латы, перья на крыльях лихо резали воздух. Эпплджек и Брейберн с видимым притворством поздоровались. Будь я на месте пегаса, я бы обязательно проверил повозку. Просто так – из-за сильной вежливости пони. Поговорить с доброжелательными существами не грех, так сказать.

Пронесло. Шелест воздуха начал убывать. Эйджей облегченно вздохнула. А я потребовал снять чертово полотенце, иначе пироги мы не довезем.

— Небо чисто? – наивно осведомился я, когда с моей головы сняли белую ткань полотенца.

— В следующий раз изволь говорить на понятном нам языке. Мы чуть не попались. И вообще – вылезай!

— О`кей. Уже вылезаю.

Мне понадобилось добрых десять минут, чтобы выбраться из-под десятка пирогов, собранных в шаткую конструкцию вокруг меня. Зато, когда этот ад закончился, я растянулся на песке, неподалеку от чисто символической «дороги».

— Макс, вообще-то нам неплохо двигаться. Кто знает, сколько у нас времени. – пояснил Брейберн. Все что мне осталось – так это согласиться с этим утверждением. Отряхнув брюки, я приготовился к длинному путешествию.

По жизни люблю длинные путешествия. Наверное, потому что они являются катализатором последующих приключений на свою задницу. Что не может не радовать.

А в итоге: длинная дорога. Такая длинная, что становится страшно – дойдем ли.

— Брейберн, и часто ты возишь Буйволам пироги? – осведомился я у своего экс-возницы.

— Порядочно, Макс. Каждую неделю совершаю это путешествие. Три часа туда и столько же обратно.

— Да, порядочно.

— Макс, а расскажи нам что-нибудь о таких как ты, — робко попросила Эйджей. Кажется, сразу, как только она отпряглась от повозки, настроение ее улучшилось, и  теперь ей было маленько стыдно.

— Хорошо, ребята. Слушайте, — я медленно пошел за повозкой, потирая руки, как старый рассказчик у костра. – Жил был такой человек – Эрнесто Че Гевара…

А потом я рассказал им о своей любимой истории со школьных времен. О человеке, который, может, и сделал много для Кубы и всеобщей мировой Революции, но которого я уважал вовсе не за это. Я далек от идей революций – по сути, я тихий. А за то длинное путешествие, в которое пустился он со своим другом. Путешествие, которое он запечатлел в «Записках мотоциклиста», которыми я зачитывался все отрочество, и до сих пор люблю. Про путешествие, которое было куда больше, опаснее и эпичнее нашего.

*

— И вот, после этого, в город поступила вода, Гремучка Джейки признает Ранго достойным соперником и уходит. Счастливый конец! – полчаса назад я начал в восторге жестикулировать, сам того не замечая.

— Знаешь, Макс, больше никогда не буду тебя просить рассказать о твоей прошлой жизни, — честно подытожила Эйджей.

— Я так плохо рассказываю? – обиделся я.

— Да нет, рассказываешь ты сносно, просто сумбурно очень. Я еще понимала, когда двое людей, таких как ты, поехали на странной двухколесной повозке путешествовать. Но потом ты стал рассказывать о двух людях, объевшихся дурмана, которые ехали в Лас Пегас на красной лаковой карете. И это уж совсем враки – не было никогда в Лас Пегасе людей, как и во всей Эквестрии. Кажется, ты запутался. А закончил ты все это рассказом про черного человека, которого поджарили в тюрьме на стуле, из-за того что он творил чудеса и вылечил охранника от неопасной но неприятной болезни, и историей о хамелеоне, который дрался со змеей в шляпе. Кажется, ты перегрелся. Надень шляпу – как только ты ее снял, твоя речь стала такой запутанной…

Я обиделся, из за чего стал похож на индюка. Сами вы сумбурные…

— Не дуйся, Макс, — примирительно заявила моя хорошая знакомая. – Видишь, — она указала копытом в влево, где на горизонте вился дымок – Мы наконец дошли.

— О, боги, это прекрасно! У меня уже не ноги, а две ватные палки!

— Ой ты, смотрите какой неженка! Вон, Брейберн телегу тащит все эти часы и молчит!

— Не хочу тебя расстраивать, но он вообще-то спит еще с рассказа о «Зеленой миле».

Это сущая правда. Где-то полтора часа назад я заметил, что повозку как-то немного мотает. Брейберн спал, тихо, спокойно – без храпа. И при этом все равно шел. Это выглядело комично, но я пытался не акцентировать на этом внимание Эйджей – кто знает, как тут относятся к таким вот засоням.

— Брейберн!

Пони встал на месте и только потом разлепил глаза:

— Что вам?

— Не хотели тебя будить, но приехали.

— Тьфу, делов-то! – улыбнулся старожил Эпплузы. – В прошлый раз меня растолкали только в поселении Буйволов, когда надо было возвращаться в город. Представляете, я там полчаса стоял после разгрузки, а они стеснялись спросить, что им делать, чтобы я ушел!

Мы с Эйджей и Брейберном от души посмеялись. А там и до поселения осталось совсем недалеко.

Поселение Буйволов, все в острых иголках вигвамов, в дымных спиралях, приближалось. И ведь никого я не видел в нем. Ожидал, что нас встретят. Не с оркестром, но все-таки!

— Брейберн, тебя так всегда встречают? – скривив лицо в мине, спросил я.

— Нет, Макс. Обычно, тут много буйволов. Для них приход возницы с пирогами – большой праздник.

Мы были все ближе к поселению, а оно становилось от этого все мертвее в наших глазах. Все еще вился дымок многочисленных костров, а значит, племя если и ушло, то недавно. И ненадолго, иначе бы взяли с собой нехитрый скарб. В доказательство этого я пнул глиняный кувшин, лежащий на песке.

— Святые яблоки, что же тут произошло, — донесся до меня сзади тихий голос Эйджей.

— Что-то из ряда вон, очевидно – дополнил я.

Мы остановились на своеобразной центральной площади поселения. Тут, прямо в центре, тлел самый большой костер, рядом с огромным цветастым вигвамом – вождя, скорее всего.

Тут, встав на стоянку, мы и разошлись по поселению. Эпплджек здраво заметила, что надо поискать жителей. Я ушел в северную часть, Брейберн в южную, а наша многоуважаемая фермерша осталась в центре – сторожить товар, ну и заодно смотреть, не появятся ли на горизонте местные жители.

Что не говори, а поселение, даром, что не город, было значительно. Я потерял из виду Эпплджек почти сразу, как только зашел за второй круг этих остроконечных полотняных домов.

Но где бы я ни был, ни в одной части города живых существ не было. По часам, я шатался меж вигвамов около получаса, то выходя обратно в центр, то углубляясь на южную сторону и встречая там хвост Брейберна, исчезающий за углом.

И так до тех пор, пока в спину мне не уперся рог молчаливого война племени Буйволов.

Мысль, посетившая меня, была проста и незатейлива, но ее я не привожу, так как нецензурщина в тексте мною не допускается.

3.

— Начальник, дай закурить, — голосом прожженного жителя мест не столь отдаленных, попросил я у матерого Буйвола.

«Шкафчик» было намеревался что-то мне сказать, но второй, похоже, что-то вроде комиссара из политотдела, остановил его:

— Мы не курим.

— Из брюк моих достаньте. Левый карман.

— Сам достань, — ответил «матерый», со взглядом «Хозяин, я все правильно сделал?» уставившись на своего «комиссара».

— Слушай, браток, где вас таких догадливых разводят? – спросил я по-русски, а чтобы меня все-таки поняли, скрючился в форме буквы Г, показав буйволам связанные за спиной руки. – Ваша же работа!

— Мы не можем достать, — скорее виновато, чем повелительно, попытался закрыть вопрос Комиссар.

— А это еще почему?

Но отвечать мне уже не желали.

Вигвам, куда меня завели, был поистине огромен, в нем уместилось бы, думаю, маленькое племя индейцев моего мира. Где-то высоко, в уголке этого конуса, светил тонкий лучик солнца.

Здесь было чрезвычайно душно – как под одеялом. И не только от того, что вигвам был плотно закрыт со всех сторон, видимо, чтобы меня не мог увидеть ни один случайный житель с виду пустынного поселения. Еще тут, вроде бы в огромном просторном помещении, было очень тесно. Два буйвола, большие, как шкафы, мирно сидели и сторожили меня. Я иногда пытался их разговорить, но это получалось ли это – большой вопрос. Отвечали мне они нехотя, со скрипом. Я уже даже пытался им хамить – лишь бы разговор завязался.

По-моему, прошло уже часа два, как меня поймали на окраине поселения. Я без малейшего понятия, как дела у Брейберна и Эйджей. Может быть, они сбежали? А может быть они сидят в соседнем вигваме и думают: «А где Макс? Сбежал ли он?».

Ан нет – не сбежал. Тута я.

Кто его знает, что сейчас в Эпплузе. Орудует ли в ее гипотетических стенах таинственный Беглец? Если да, то как? Черт его знает, что может сделать озлобленный на государство пони. Не убьет кого, так покалечит.

Хотя… С другой стороны.

Чего может хотеть Беглец?

Очевидно по названию – бежать. Ну, или мести. Ведь то, что я увидел на Объекте – мягко говоря, не лезет в рамки цветастого мира, окружающего меня.

Время шло, ориентировался я разве что по солнцу. Когда начинался мой плен, солнце смотрело мне на меня сверху, стены вигвама передо мной светились. А сейчас, когда время перевалило порядочно за полдень, мне откровенно жгло спину – солнце тут недружелюбное.

Итого, вот и день подходил к своему логическому завершению. А я сидел, как дурак. То, что я превратился в кусок ваты, все, что можно ужасно затекло, это полбеды. Как обычно, главным образом на мозг довлели совсем не материальные вещи.

Так как звукоизоляция в вигвамах похуже, чем в хрущевке, где стены можно проткнуть спицей для вязания, я был отлично осведомлен, что в поселение прибыла большая группа громких существ. То, что это буйволы, а не, к примеру, слоны, я могу ручаться.

«Комиссар» послал своего подчиненного доложить о моем существовании. Далеко не убежал, я слышал его несвязное бормотание. Увы, понять я его не смог – во-первых, у Буйволов был специфический акцент из разряда «Моя твоя не понимать», а во-вторых, вигвам глушил звук, так что до меня доносилось хотя и громкое, но мало отчетливое бормотание.

Когда мохнатая морда «шкафчика» явилась нам сквозь кожаные стены дома, я взял быка (ну или буйвола, исходя из ситуации) за рога:

— Я гражданин Эквестрии, требую, чтобы мне немедленно разрешили поговорить с вождем племени, — отбарабанил я уже заезженную заготовку откуда-то из вестернов или «Звездный войн», а может из них обоих. Представляю себе, как нелепо это звучало, но ничего не могу поделать.

— Нет, — спокойно, как охранник на фейс-контроле, ответил басом «Комиссар».

— Это еще почему?

— Духи не разрешают Вождю видеться с покойным. Мертвые часто забирают с собой свидетелей их смерти.

— Я вообще-то не умер, — скорее для порядка, заметил я. Ну, мы ведь все знаем, что ответит мне этот сын прерий.

— Недолго осталось, — флегматично, как будто декламировал стишок на табуретке, дополнил Буйвол. – До заката.

Паника…

ПАНИКА! ПАНИКА! ПАНИКА!!!

Ай-ай-ай, как нехорошо…

Могу представить себе, какая гримаса высветилась на моем одухотворенном лике. Адская смесь. Нечто вроде «Ай, убейте меня», противоположного ему «Черт, как же жить хочется» и совсем нейтральное «Так… сидим, массируем простату и ждем лучшего времени».

Не время для простаты, дружок… Ой, не время.

В том и дело, что отвлекаясь на вроде бы простые и насущные вопросы, я совсем забыл о таком важном аспекте своей дорогой жизни, как, собственно, те, кто мне подарили социальную жизнь.

Где, черт возьми, Эйджей?

И сколько шансов, что ей тоже нельзя видеться с Вождем? Ну, вы поняли. По особым причинам.

Вообще, что-то в этой ситуации подозрительно мало выходов. «Выход есть всегда»? Да как бы ни так! Просто вы никогда не сидели связанные в вигваме под присмотром двух неразговорчивых Буйволов, которым по барабану, что вы, собственно, царь природы, автор нано-технологий или просто хорошо завариваете лапшу в стаканчике. Ну вот не интересуются они этим – не их профиль.

Я попытался скрыть гримасу полного отчаяния под глиной безразличности. Натянуть на себя маску оказалось сложно, я откровенно паниковал, как в детстве, перед кабинетом стоматолога. Но только стоматологов я уже лет семь-восемь как не боюсь, а вот смерти до сих пор и изрядно.

Как же я хочу, ребята, чтобы вы превратились в стоматологов…

*

Закат приближался. Я, кажется, уже ощущал на шее петлю и холодную сталь гильотины, причем одновременно. Ни с чем несравнимое ощущение.

Я пытался разговорить Буйволов еще пару раз. К примеру, просило дать мне бумагу и ручку для завещания. Ведь дома осталось такое классное пальто! Но потом мне это надоело. Чем ближе приближался момент гипотетической смерти, тем больше я утрачивал желание общаться со своими палачами. Нет у нас точек соприкасания. Я бы сейчас с удовольствием поговорил о, к примеру, Библии. Классная книжка, информативная. Но, кажется, ребята не читали.

В конце концов, я тупо уставился на осколки зеркала, которые отражали многочисленные лучики мне в лицо. Сетчатка в восторге не была, но, с другой стороны, теперь она мне уже и не понадобится.

Спина начала остывать – солнце начало прятаться за горизонт, и теперь освещало вигвам кроваво-красным цветом кумача, что не придавало мне дополнительных позитивных эмоций. О мои вертухаи, с позволения сказать, начали предвкушать мою смерть. Тот, что был менее смышленый, уже пару раз начинал глупо хихикать, «Особист» его останавливал. И все повторялось, как песня в плеере на зацикловке.

Стало куда темнее. У меня в голове зародилось новое чувство. Знаете, такое, очень странное, когда просыпаешься, к примеру, на работу, раньше положенного срока, и лежишь. И со страхом ждешь не самого момента, когда вставать, а пискливого звонка будильника. Который провозгласит, что пора подниматься и уходить из мягкой кровати. Нехорошее, словом, чувство.

Впервые за все время моего героического пребывания в Эквестрии, а это уже не день и не два, я подумал о родителях. Интересно, как быстро они заметят, что меня, по сути, нет в этом мире. Живем мы в разных городах, да и отец мой всегда был за мою полную автономию. Это его конек, похлеще самолетов.

Наконец, полы вигвама взволновались, и сквозь них просунулась морда еще одного Буйвола.

— Пора.

Буйволы проворно напялили мне на голову пыльный мешок, от которого пахло маисом. Как они умудрились сделать это своими копытами – загадка, которую, похоже, мне уже не разрешить.

Потом, я пошел. Было унизительно: на голове моей был неудобный, еще более душный, мешок, я не мог даже идти с гордо поднятой головой. Сзади меня подталкивали своими массивными рогами мои палачи, от этого я тихо ойкал. Останутся синяки, хотя мне, уже, не придется на эту тему сокрушаться.

«Куда идет мы с Пятачком…»

Надо мной порядочно громыхнуло. А потом о плотную ткань мешка застучали огромные капли. Начался ливень. Первый ливень в этом мире, который не был никем создан. Самой природой. Даже странно было – я так привык, что погоду в Эквестрии вершат пегасы. Тут их не было – Природа была сама себе хозяйка.

Мешок сразу охладился, напитался свежей влагой, от которой, по непонятным причинам, пахло почками с деревьев, хотя деревьев тут как раз было немного. Я был благодарен небу. Если там наверху все-таки есть кто-то с высшим разумом и силой – он умеет делать подарки перед смертью. Конечно, был и недостаток – мокрый мешок приклеился к носу, из-за чего тот стал чесаться, но это мелочи.

Мы шли какими-то нехожеными тропами. Влево, опять влево, круто вправо, по пригорку вниз, тут я чуть не упал, когда из-под ботинка покатились по крутому спуску камни.

Не собираются ли они бросить меня просто так в пустыне? Да нет, вроде не их стиль поведения. Эти будут читать долго что-то вроде молитв, поливать меня благовониями, а потом просто пырнут ножом, как какие-нибудь древние майя. И все, концерт по заявкам окончен.

Еще, наверное, минут пять меня вели куда-то, я взмок от дождя так, что был, наверняка, похож на Лох-Несское чудовище в лохмотьях. Правда я так и не озаботился мыслью о том, как оно выглядит. Но определенно – сейчас я был на него похож.

Дождь закончился, а я остановился. В спину мне рогом больше никто не тыкал, из чего я вывел, что, кажется, точку в моем недлинном маршруте мы уже посетили. Дальше поезд не пойдет, просьба освободить вагоны.

— Ну что дальше? – затаив дыхание, спросил я. Придать голосу уверенность мне не удалось, так что заместо наглого вопроса, в стиле Че Гевары, получилась петушиный крик.

А то, что было потом, вообще задело меня за живое похуже, чем самое сильное оскорбление. Мне, по сути, взрослому мужчине, дали пинка! Да какого! Смачного, громкого, болезненного. Бах! И я уже лечу, внутренности скачут в брюхе, как во время езды по дороге, похожей на кардиограмму. Секунда полета, во время которой я, кажется, уже обдумал все свои планы на последующую месть. Я не знаю как, ребята, но если этот пинок – последнее, что я почувствую в жизни, тогда готовьтесь. Я найду способ воскреснуть и врою вас в землю похлеще тени отца Гамлета!

Приземлился я неудачно, пропахав носом еще какое-то существенное расстояние. А песок, мокрый от дождя, оказался еще тем поганцем! Тяжелый, плотный, слегка рыхловатый, он делал все, чтобы я испачкал в нем и так не сильно чистую рубашку.

Когда я утратил энергию, скорость упала до нуля, и я, смешно дрыгнув ногами, превратился в лежачее бревно. И потом еще долго стонал что-то невразумительное. Кажется, я матерился. Что мне в обычном состоянии несвойственно совершенно.

Кажется, прошло немного времени, когда меня подхватили под руки и поволокли в сторону. Я уж было испугался, что Буйволы решили просто поприкалываться над моим беспомощным положением, но потом я заметил одну вещь – меня тащили явно не под копыта, а, несомненно, магией! Я чувствовал некоторое покалывание сквозь мокрую одежду.

Потом неведомая сила поставила меня на ноги, бережно отряхнула меня и сняла наконец этот мешок!

В глазах плясала чертики, так что первые мгновения я даже не сильно соображал, будто гелием из шарика надышался. Потом я увидел сквозь яркие всполохи внутричерепного давления особо яркий огонек, как от фонарика и глухой приказ:

— Ну-ка следите за светом.

Огонек начал вращаться, а я послушно следил за ним. Влево, вправо, вверх, влево. Нехитрый способ проверить, не контузило ли меня.

Наконец, огонек на роге неизвестного мне пони погас:

— Здоров, только небольшие отклонения в связи со стрессовой ситуацией.

Я изрядно шатался, поэтому меня все еще кто-то поддерживал. Спасители мои, коих было много, следили за каждым моим движением.

Тут были Эйджей и Брейберн, куда более опрятные, чем я. Скорее всего, с ними Буйволы себя вели почтительнее. Еще тут были Гвардейцы, но только другие. Братьев Хорн на горизонте не наблюдалось, на их месте была группа даже на вид куда более эффективная. Серьезные лица, не то что у бестолковых прожигателей жизни, ошивающихся в салуне Эпплузы.

Внимание сразу замыкал на себя высокий, по существующим тут меркам, жеребец совершенно белой масти, с практически орлиным профилем, среднего размера глазами голубого цвета. Наверное, потому что, во-первых, он тут казался самым главным, а во-вторых, за ним пряталась Твай, сканирующая меня огромными глазами-прожекторами, которую я ожидал тут увидеть меньше всего.

— В следующий раз, сэр Макс, когда будете сбегать с охраняемых участков, информируйте охранников, хорошо? — совершенно серьезно отметил Белый, приближаясь ко мне и протягивая мне копыто. – Шайнинг Армор. Очень рад вас видеть.

— Взаимно, — я стукнул о его копыто костяшками пальцев, создав тем самым клацающий звук. Не имея копыт, приходилось выкручиваться.  — Я вас раньше в Эпплузе не видел? Вы пришли на смену Хорнам?

— О, нет, нет, нет. Боюсь, Хорнам еще предстоит подпортить много крови и мне, и Вам. Вам, увы, в особенности.

— Думаю, они, мягко говоря, сердятся на мою выходку, не правда ли?

— Как вы прозорливы, Макс, — ворвался в разговор доктор, осматривавший меня ранее. Он был тоже закован в латы, только кьютимарка – символ красного креста, выдавала в нем уважаемую профессию. – Как только мы сошли с поезда, Хорны направили нас к Буйволам, в надежде, что мы вас, перебежчиков, поймаем и вытянем из вас признание.

— Простите, и в чем я должен признаться?

— В том, что помогли Беглецу, простите за каламбур, сбежать, — с невинным видом сказал Армор, церемонно осматривая левое копыто. – А сейчас давайте опустим беседу, господа. Нам ее предстоит долгий путь в Эпплузу. Время не ждет, у нас, вообще-то, важное донесение.

— Как мило, — пробормотал я, когда Гвардейцы, выстроившись в ровный строй, а было их немало, наверное, двадцать, ровным строем направились в закат, навстречу кровавому солнцу. Армор шел впереди них, как заправский полководец на белом коне (что кажется несколько нелепым в этом мире). А нас, гражданских, оставили обозом семенить следом.

Как только господин Армор занялся своими прямыми обязанностями, Твай, которая, судя по всему, его жутко стеснялась, подбежала ко мне и, о, ужас, встав на задние ноги, крепко обняла меня, уткнувшись мордочкой мне в живот. Я, порядком контуженный, даже не знал, что делать в этом случае, поэтому просто помолчал, дождавшись, пока нелепая ситуация сама себя исчерпает. Эйджей и Брейберн были куда более сдержанны:

— Ты живой, Макс! – довел до моего сведения старожил Эпплузы. – Мы уж думали, коньки отбросишь, как Толстолобый Джеки полгода назад! Представляешь, Макс, они бежал от Буйволов и упал в старую рудниковую шахту, ой, страху натерпелись те, кто его нашли!

— Если бы не Армор, скорее всего, тебя бы уже не было на этом свете. Ты должен быть ему благодарен до конца своих дней, — назидательно сказала Эпплджек.

Странное дело – меня, в общем-то, интеллигентного человека, все здесь учат хорошим манерам! С бабушками здоровайся, новый знакомцам не хами, будь благодарен, если твою шкуру спасли от висения на стенке в виде трофея – такое чувство, будто я зарекомендовал себя последним выпивохой и, извиняюсь, хамлом.

— Что вообще произошло? Я так до сих пор и не понял!

— Нас поймали, Макс. Думал, это очевидно!

— Спасибо за открытие Америки, Брейберн!

— Ой, классно! А чем я ее открыл? У меня нет консервного ножа!

— Нас с Брейберном отпустили сразу, как только нашли. Приказали покинуть нам поселение. А тебя мы искали, честно. Просто не могли найти. Кажется, они испугались тебя и решили, что ты пришел разрушить их деревню. Ты очень страшен, без обид.

— Поговорим об этом позже.

— Назад мы шли по нашим же следам – их еще не успело замести. А на полпути встретили Твай и Армора с компанией, они шли по этим же следам в поселение.

— И вы решили составить им компанию?

— Макс! – Эйджей остановилась, буравя меня глазами. – Вообще-то мы шли в Эпплузу за помощью! Мы о тебе вовсе не забыли!

— Это неважно.

— Нет, ты ставишь это нам в укор!

— Нет, не ставлю. Давайте уйдем от темы!

— А когда мы пришли обратно, Вождь испугался, что началась война, и решил принести тебя в жертву! Армор лично вел переговоры о твоем возвращении!

— Какой молодец. А, собственно, кто он такой?

— Брат Твайлайт. Он служит в королевской охране. Их послали сюда, когда оказалось, что Хорнам не хватает солдат.

— Мозгов им не хватает, а не солдат…

— Тем не менее. Твай увязалась за братом, когда узнала, что нам тут приходится несладко.

Я глянул на сиреневую пони, которая с восторгам что-то втирала Армору. Да, у них достаточно хорошие отношения. В моем мире брат и сестра могли бы годами не разговаривать из-за пустяка, драться, да хоть убивать друг друга! Как все-таки хорошо, что тут это не в ходу.

— Ну, так Армор…, — навел я на обратную мысль Эйджей.

— Он переговорил с Вождем, они отдали тебя нам, и передали Шерифу ультиматум.

— Какой?

— Не сказал. Армор честный и правильный. Он дал клятву не разглашать тайну.

— Но мы все равно узнаем, рано или поздно, так или иначе.

— Тайна остается тайной не для большой группы пони, а для большого периода времени, Макс. – разъяснила мне взявшаяся из ниоткуда Твайлайт. – как бы глупо это не звучало.

— Это не звучит глупо, Твай. Это звучит нелепо. Думаю, если я обдумаю эту идею позже, я даже приму ее как сверхгениальную. Ты лучше скажи, что ты забыла в этой глуши? Мы-то здесь жертвы обстоятельств.

— Я… — Твай потупилась. – Просто вы были в опасности.

— Ну поздравляю, теперь еще и ты в относительной опасности – ничего, кроме количества пони в опасности, не изменилось. Да и то изменение не в лучшую сторону.

— Ты так это обрисовываешь, Макс, что это сразу звучит как опрометчивый поступок. Я чувствую себя глупо, тебе должно быть стыдно.

— Ни капли, милая. Я констатирую факт, прости меня за это.

Больше она со мной не разговаривала. Все это время, пока мы шли до Эпплузы.

*

На Шерифа было больно смотреть – Железный мистер, фактически, герой моего воображения, пони, который мог бы свернуть горы, если бы захотел, весь поник, сдулся, как воздушный шарик. Усы его, ранее роскошные, черные, как смоль, кажется, немного поникли и покрылись легким инеем седины. Все это очень пугало меня, настолько, что я даже потерял дар речи. Не каждый день рушатся идеалы. Даже если им самим всего лишь один день.

В салуне «The Salt Block» развернулся обширный консилиум. Столы, круглые, квадратные, иной формы – всех их сдвинули в один стол просто убийственной формы, накрыли одной скатертью, чтобы спрятать неформатные столешницы, набросали поверх бумаги, изобразив бурную деятельность.

За столом собрался следующий контингент: Генералы Хорн, в количестве двух штук, злые, надутые, как индюки, пышащие паром, Шайнинг Армор, смотрящийся на их фоне по крайней мере Суворовым, Шериф, его я уже описывал, плюс вольными слушателями выступали Я, Эпплджек, Твайлайт, Брейберн и, как ни странно, Эпплблум. Ее на собрание активно старались не пустить, но упрямство и смелость – они города берут.

Выступал Армор. Выступал красноречиво – я зык у него подвешен. Не думаю, что он был таким же перфекционистом, как Твайлайт, но в нем было что-то очень похожее на нее. Дело не в кьютимарках, которые, стоит отметить, были у них похожи. Вовсе не в них. Точнее не совсем в них.

— Соответственно, вся ситуация, которая построена вокруг мнимого побега мистера Макса и его «приспешников» за кордон, является не более чем художественным свистом генералов Хорн.

— Пыл попридержите, — властно гаркнул Хорн старший. – Вы забываете о регламенте, юноша!

— А вы несильно меня старше! – сказал Армор, свесившись с опорой на стол в сторону своего противника. – То, что вы выгодно попали на Дальние рубежи Эквестрии за день до начала мятежей, не значит, что вы получили свое звание заслуженно. Я вообще склонен думать, что вы могли быть информированы об этом досадном пятне на репутации тамошнего губернатора.

— Да как… — Биг Хорн надулся и покраснел, что твой огнетушитель – Как вы смеете меня, боевого офицера, оскорблять и намекать на мою некомпетентность в вопросе!

— Заткнитесь. Оба, — спокойно, закрыв глаза, закрыл дискуссию Шериф. – У нас не так много времени, господа, чтобы тут искать пути задеть друг друга как можно больнее. Мистер Армор уже передал мне послание Буйволов, так что я намереваюсь теперь передать его вам. На рассмотрение. И не сомневайтесь, у Эпплузы сейчас огромные проблемы.

Шайнинг и Хорн сели на свои места. Правда, буравить друг друга взглядом продолжили, я прямо даже съежился, оказавшись на линии огня.

— А передал Вождь нам вполне ощутимый ультиматум. «Верните нам украденное к закату следующего дня, иначе город ваш будет разрушен, а все жители его немилостиво казнены». Все просто и незатейливо.

По столу пронесся ощутимый напряженный вздох.

— У нас нет иного выбора, кроме как найти Беглеца, заставить вернуть его украденное у Буйволов, иначе город разнесут по кирпичику, а всех моих подопечным не помилуют.

— Это чушь! – визгливо заметил Литтл Хорн, по сути, препоганейший вид военного – пафосный теоретик. – Нам всего и стоит, что отбить нападение Буйволов! Никогда в Эпплузе не было столько Гвардейцев. Неужели мы не выстоим от нападения этих… — он хмыкнул. – Деревенщин. Нет. Хуже. Дикарей! Просто дикарей!

— Буйволы сильны, а кровопролитием дела решать нельзя, — справедливо заметил Армор. – А значит, у нас есть ночь и день, чтобы найти сбежавшего из… С вашего Объекта.

— Предлагайте, предлагайте, — Шериф нетерпеливо описал копытом круг, призывая всех к мозговому штурму.

— Очевидно, господа, что Беглец, будучи личностью опасной по определению, просто решил отомстить нам всем. – начал надменный Хорн старший. – Он психически нездоров, настоящий маньяк, не знающий ни чести, ни достоинства. И не нашел он ничего гнуснее и подлее, чем натравить на наш прекрасный городок этих неотесанных дикарей.

— Да. Такой вывод напрашивается сам собой, – нехотя согласился Шериф. – Тогда, очевидно, Беглеца нет в городе. Что ему делать в месте, которое завтра будет уничтожено? Итак, думаю, стоит послать на несколько миль от Эпплузы отряды Гвардии. Пусть прочешут каждый след от копыта, каждый камешек, который лежит вне своего места. Пусть магией осмотрят каждого муравья, каждого термита, каждый плевок! Этим займетесь вы, Армор. Вы все-таки отлично подготовленный Гвардеец, при принцессе иных не держат. Значит, вы вполне сможете вести поиски. А вы, господа Хорн, у вас задача второстепенная, но очень важная. Подготовьте оборону города. Кто знает, вдруг поиски не увенчаются успехом. Мы все решили, а посему, я прошу разойтись всех.

Консилиум можно было считать завершенным. Армор отправился со своими бойцами на поиски таинственного Беглеца, Генералитет торжественно пошел строить баррикады, а я так и остался сидеть за столом, печенкой ощущая, что мы упустили суть. Что-то такое, что на поверхности, но очевидно.

Беглец, очевидно, умен. А такие умники никогда не становятся глупцами. Даже от жажды мести.

4.

Всего ночь прошла, а гротескная Эпплуза, спрятанная неизвестно кем и неизвестно зачем среди пустынного горизонта, на который неряшливая погода насыпала песками бурь, изменилась до неузнаваемости.

Ночь была тиха, чего я от нее, после всех событий, всех проблем, нависших над городом, не ожидал. Город, что ему свойственно, ночью был мертв, как идеи Хорнов поймать Беглеца. Я, горожанин до мозга костей, у которого в голове не укладывается, что такое тишина. Если город молчит, справедливо думаю я, значит, он мертв. Все просто.

Так что, выходя из салуна под утро, я попал в тихое, сухое, чертовски неприятное болото, которое имело довольно мало общего с той Эпплузой, вчерашней, позавчерашней, двухнедельной давности. Нет – то, что видел я рано утром, восьмого мая, по человеческому календарю, было похоже не на город в песках, воспетый в кино с Клинтом Иствудом, а на иллюстрации в учебнике истории. Параграф «Революция 1905-го года», где на первой же странице красовалась черно-белая фотография с высокой баррикадой, где-то в переулках Москвы. Столы, трельяжи, деревянная кадка: все это припорошено снегом, а рядом стоят маленькие люди, закутанные в пальто. Просто новогодняя открытка, даром, что вокруг нее висит ореол кровавой бойни.

Снега в Эпплузе нет и быть не может. Но баррикады, заметенные песком, мною наблюдались. Высокие кучи откровенного мусора, кособокие, кривые, с бойницами. Наваленные из подножного сора, из дорогих мебельных гарнитуров, они представляли собой нелепые конструкции, пугающие меня до глубины души.

На часах моих было уже восемь утра, в это время в Эпплузе еще официально длилась эра сна. Но у меня было странное ощущение, что даже после десяти, ничего не изменится. Улица останется пустынной, а жители, попрятавшись в домах, будут просто ждать своей участи.

Эти мысли повергли меня в глубокое уныние. Шансов на то, что Армор найдет Беглеца, становилось с каждой секундой меньше. Шансы утекали вместе со временем, неотвратимо и быстро.

Сколько шансов, что Хорны удержат город? Что Буйволы будут повержены? Неизвестно. Биг Хорн уверен в своих силах, его младший братец ему поддакивает, а Шериф уверен: победить коренной народ этих земель ни в состоянии никто.

Я правильно сделал, что сразу одел пальто. Как ни странно, здесь, в области ужасной жары и пустоши, мое теплое и плотное пальтишко было как нельзя кстати. Черная плотная ткань спасала от хлестких ударов ветра с песком куда лучше, чем рубашка.

Закутавшись, я направился к окраине города, туда, где пролегала железная дорога и стояла станция. Предположительно, сейчас, это должно было быть главным местом действия во всем городе. Где-то там поднимался черный дым и гудел, взывая о помощи, паровоз.

Прибыли дополнительные части, я полагаю. Два паровоза, сцепленные вместе, тащили за собой десятки вагонов. Техника этого мира, как уже мной было замечено, не позволяла особо разгуляться. К примеру, стандартный локомотив тут мог тащить от силы пять-семь вагонов. Немного, по земным меркам, где один паровоз даже в девятнадцатом веке мог утащить больше.

Паровозы пыхали, возмущенно гудели, из вагонов сыпали пони в форме, в латах, с тубусами, в которых, кажется, хранились карты. Принимал пополнение Литтл Хорн, гордо стоявший на обитой красным бархатом тумбе, в своем, наверняка, лучшем белом костюме, едва не падая от нависших на нем орденов.

— Принимаете пополнение, генерал? – язвительно осведомился я, прибегнув к самой лучшей тактике напугать собеседника – зашел со спины и громко выдал текст.

Хорн смешно подпрыгнул на месте, а потом встал, как ни в чем не бывало. Чудеса, да и только.

— Вы должны находиться в номере до особого распоряжения, — высокомерно заявил он, даже не оглянувшись на меня.

— С чего это я, собственно, должен сидеть дома? У меня там, знаете ли, пыльно. Я там просто задохнусь.

— Комендантский час, сэр Макс. Или вы все еще думаете, что вы выше законов, которые диктуют по воле принцесс наших?

— Нет, что вы, — картинно сложил я руки, будто собирался молиться. – Просто я не верю в то, что наши достопочтенные принцессы Луна и Селестия могли отдать указание, в военное, можно сказать, время, всем жителям города сидеть дома и ждать своей участи.

— Вы сомневаетесь в методах нашей власти?

— Нет, я просто сомневаюсь в лично ваших методах. Почему никто в городе до сих пор не знает, как выглядит Беглец? Только не говорите, что вы и сами не в курсе – он был в Объекте, там его наверняка несколько раз сфотографировали, а потом еще столько же раз нарисовали!

— Это секретная информация! – Хорн начал визжать и брызгать слюной. Это звучит нехорошо, но я остался доволен произведенным эффектом. – Немедленно идите к себе! Нет! Вас отведут к себе под конвоем!

— Ой, как страшно, генерал, — я картинно поклонился оппоненту, сняв с головы шляпу. – Надеюсь, Армор найдет вашего сбежавшего пони, боюсь, с таким бездарным военачальником, Эпплуза обречена.

— Ввввввоннн….

В пыльный номер над салуном меня завели два пони из Гвардии. Кажется, они были немного смущены, а я ликовал. Просто так ликовал. Я смог вывести из себя напыщенного индюка, который истинно верил в свою непоколебимость. В свою значимость.

Вы можете сказать, что это было пижонство.

А я скажу – да. Это было оно! Пижонство, в чистом виде. Не ищите в пижонстве мотиваций.

*

Недолго я сидел в номере. Ох, недолго.

По городу пронесся ужасающий рев, которой рефлекторно заставил меня вжаться в неуютную кровать и заткнуть уши. Помню этот ужасный рев, он встретил меня в первый же день моего существования в этом мире. Единственный, очевидно, способ, быстро известить всех и вся о чем-то интересном.

Спускаясь вниз, я оценил оперативность Хорнов. В бывшем «полевом штабе» не было ни души. Не только офицеров, не только драконов, сидящих в особых устройствах, но даже бармена. Абсолютная пустота. Не хватало только перекати-поля, которое бы пробежало между стойкой и вчерашним столом переговоров.

На улице прибавилось народу, но оставалось так же тихо. Жители огромной толпой сгрудились вокруг нескольких информационных стендов, наспех сколоченных у домов. На лицах блуждал ужас, некоторые прикрывали рты копытами.

«Двадцать второго июня…»

«Ровно в четыре часа…»

Какая яркая аналогия.

Листы бумаги были тонкие, из них можно было слепить не один десяток папирос. И на прозрачной бумаге красной цинковой краской шел текст. Шрифт был настолько ужасен, что я мог иногда только догадываться о смысле слова. Поэтому, я могу лишь смутно описать суть сих боевых листков.

А суть проста. Буйволы – гады, они на нас решили напасть, а перед этим поставили перед фактом, что от города останутся рожки да ножки. И от жителей соответственно. Так что всем и срочно нужно собрать вещи и эвакуироваться на поезде, который уже стоит на станции и ждет своих пассажиров. Ну и спешить стоит.

Все это, конечно, было написано несколько иначе: пафосными речами, героическими стихами, обещаниями, что скоро все вернуться домой. Но какое, по сути, до этого было дело? Власти опять не договорили, ни слова о мифическом Беглеце, ни звука о том, что Буйволы – лишь пешки во всей этой огромной партии. Белые фигуры. А мы черные. А над всеми нами сидит скучающий человек, который играет сам с собой. И кто знает зачем – из-за скуки, или во имя великой цели. Какое, в общем-то, дело фигурам, ради чего их поедают.

Как только первые крики огласили главную и единственную улицу Эпплузы, я поспешил покинуть ее. Сейчас начнется паника. Брошенные дома, вещи, коты… Толпы у поезда, который уйдет ровно по расписанию, Хорны, педанты и порядочные сволочи, постараются.

Нужно было уйти от всего этого шума и бедлама. А куда – не очень понятно. Туда, где тихо…

Поэтому, не долго думая, я срезал путь через чей-то участок, направляясь к дому Брейберна.

 

*

Шериф, одинокий и совершенно убитый, восседал за низким столом в совершенно пустом доме. На столешнице пристроилась единственная во всем этом ужасе подруга бедного Шерифа – бутылка сидра, которая была на половину пуста. Жалкое зрелище. Мне было стыдно за мой недавно родившийся идеал.

— Я думал тут встретить Брейберна и остальных, — честно сказал я, проходе в комнату и садясь напротив.

— Брейберн отвел твоих друзей на поезд еще до оглашения всем новости. Он умный парень, решил, не стоит Эпплджек с маленькой сестрой толпиться в общей куче. Он правильно поступил и я надеюсь, он все-таки сядет на поезд вместе с ними и отправится в безопасное место.

— А вы?

— А я, мальчик, не имею места безопаснее, чем Эпплуза. Потому я останусь здесь.

Я отпил из бутылки теплый и невкусный напиток. Для порядку.

— Неужели вам незачем жить дальше?

— Кто сказал тебя, что я умру?

— Вы же сами сказали, что Буйволов не остановить, а щадить они никого не будут.

— Запомни, сынок, — Шериф поднялся из-за стола, взял зубами свою шляпу и лихо накинул себе на голову. Он подошел к дверному проему, в котором он казался черной тенью на фоне палящего солнца, черной, как сама чернота, как монолит из «Космической одиссеи». – Никогда не переставай верить в чудо. Чудо – оно материально. Как ты и я. А еще никогда не переставай верить в мысль. Потому что она сильна настолько, что материей давно уже не является.

И он покинул дом Брейберна, оставив меня совершенно одного.

Шикарный герой.

Мне и самому нужно идти на поезд. Я не способен защитить город от озлобленных аборигенов. На часах было два дня. До отправки оставалось полчаса, которые я мог провести с пользой.

Беглец. Паровоз. Буйволы. «Верните нам украденное». Объект.

Паника. Толпа. Генералитет Хорн.

Снова Беглец. Гений, заключенный в оболочку преступника… Сама мысль, идеал простоты. Такая простота, которая на поверхности, но которой нет в поле зрения из-за ее очевидности.

Поезд. Паника. «Верните нам украденное».

Брейберн. Армор. Твайлайт. Шериф.

Что может быть очевиднее, чем месть полоумного пони? То, что он слишком расчетлив для такой мести. Он откровенно гениален – натравить Буйволов, наступить им на больную мозоль, заставить разнести чертову Эпплузу по камешкам. А потом и Объект. А там и вытурить граждан Эквестрии из пустыне вообще.

Но какая же это месть? Сейчас жители уедут, а вы сносите себе город на здоровье! Что Гвардия, она даст деру при первой возможности. А что дома – коробки из досок, ничего более.

Какая же это месть? Расчетливая? Нет. Гениальная – безусловно. Отлично построенный план, который не ведет ни к чему.

Я опять иду по менее очевидному пути.

Как было сказано не раз: Ищи того, кому выгодно. Перефразируем: Ищи то, что наиболее выгодно. Что может стать первой целью, главной задачей, в свете которой блекнет даже ее величество месть, которую со счетов снимать рано.

Что выгодно Беглецу? Он был в Объекте недолго, не напитался желанием мстить, его мозг не мог потерять ту живость, ту гениальность, с которой он обводил нас всех вокруг копыта. Всех: Меня, Вождя Буйволов, Шерифа, Шайнинга. Даже Генералитет.

Кто может быть настолько умен в мире, где быть умным, мягко говоря, незачем? Тут нет вечной борьбы за жизнь, тут не нужно самоутверждаться.

Кто?

Гений, похожий на Эйнштейна?

Молодой Тесла?

Или скорее просто пожилой, умудренный годами, Шолохов?

Что выгодно…

И кому…

Надо спешить.

Срываясь с места, я разбил початую бутылку сидра, вылетел из дома Шайнинга.

Мысль

Живая мысль.

Простая мысль.

Простая живая мысль.

Чего хочет гениальный человек?

Жить!

Все хотят жить. Все вожделеют жизни!

И Гений Эйнштейн, и молодцеватый Тесла, и старик «Шолохов».

Бежать.

*

Улица была пуста, как будто на Эпплузу уронили бомбу, которая убивает все живое и оставляет материальное. Вдали только орал на три голоса тяжелый поезд с тремя локомотивами.

Я бежал к нему, быстро, как только мог.

Только бы успеть. Только бы не опоздать.

— Брейберн! – окликнул я моего знакомца, который стоял рядом с вагоном.

— Макс, почему ты еще не в поезде? Так и остаться здесь недолго. Быстро полезай, Эйджей и другие в третьем вагоне.

— Брейберн, — я присел на корточки и схватил его за лацкан его жилетки. – Скажи мне, только честно. Ты же всех в городе знаешь!

— Ну… — он замялся. – В общем и целом – да. Но они часто меняются…

— Плевать! – гаркнул я и еще крепче схватил его за жилетку. – Старик. Немолодой пони. Возможно, по нему видно, что он стар!

— Да, его сажали Гвардейцы! Он сам не мог подняться в вагон. Еще с ним его дочь была.

Во мне все перевернулось.

— И ты его пропустил! Ты его не знал!

— Но он был такой приятной наружности…

— Вагон!

— Четвертый с хвоста.

Паровозы дружно свистнули. Поезд, не дожидаясь, пока солнце еще немного опустится к горизонту, начал свое движение.

— Беги к Хорнам! Скажи, Беглец в поезде. Бегом!

Я толкнул Брейберна в сторону опустевшей улицы, а сам, вскочив, побежал за хвостом поезда. Он оторвался от меня на порядочные десять метров, но пока что полз, как черепаха. Нагнав последний вагон, я вцепился в ручку двери и повис на ней, шевеля по земле ногами. Поезд волочил еще одного пассажира.

Скорость все нарастала и нарастала. Мои ботинки поднимали за мной пыльный след, и я, подтянувшись, уперся левой ногой в подножку. А затем и правой, взобравшись на хлипкую лесенку.

Эпплуза уплывала в облаке пыли, впереди только две железных линии и доски между ними. А где-то в это длинном, по местным меркам, поезде, находится Беглец. Гениальный «Шолохов». Кто сказал, что он в том вагоне… Ведь он же гениален, он просчитал и этот поворот событий.

Взобравшись на «балкон», который так нравился мне во время противоположного путешествия, только не хватало головой словить путевые столбы, я на пару минут остановился отдышаться. Дыхалка не к черту, нужно бросать курить. Плохая, черт возьми, привычка.

В поезде должны быть Гвардейцы. Какой поезд с беженцами без эскорта? Значит, все, что нужно, это найти этот эскорт и выложить им все на чистоту. И взять гада. А там пусть суд разбирается.

Если он гад, конечно.

Попробовал открыть дверь в вагон. Оказалось не заперто. Вшивая безопасность, прогнило все насквозь. Каким надо быть профессионалом, чтобы даже дверь в хвостовом вагоне не закрыть!

Вдавив вниз ручку, я ввалился в вагон, в душное, невентилируемое помещение, полное разномастных пассажиров. Пони, что были поближе, испугались меня, подались назад, а два Гвардейца, как же я был рад их видеть, приставили к моему животы по рогу, которые начали светиться.

— Беглец в третьем с хвоста вагоне. Единственный пожилой пони во всем составе!

Нет в Эпплузе пожилых пони. Не может их там быть. Городу не многим больше двух лет, открывать «целину» направился молодняк, это я усвоил еще во время первой экскурсионной прогулки по городу с Брейберном. А своими стариками город не обзаведется еще много-много лет.

— Это нужно проверить.

— Ну, проверяйте! Только учтите, у вас среди мирных граждан сидит бешеный маньяк!

Пробный шар оказался успешен, Гвардейцы убрали свое оружие (ну рог же оружие, верно?), переглянулись, и, молча, направились сторону локомотивов.

— А вы не хотите передать сообщение по составу?

Они не хотели. Может, сыграло желание самолично взять Беглеца и получить парочку бесплатным медалек на китель, а может, была на то объективная причина, которую мне было после лень разъяснять.

Но дело было сделано – все мы, два Гвардейца и я, стояли у входа в четвертый с хвоста вагон. Дверь в него была занавешена черной драпированной тканью, и изнутри не доносилось ни звука.

Гвардеец интеллигентно постучался в дверь копытом и вежливо проинформировал:

— Господа, извольте меня пропустить. Срочный обход.

И грянул гром. Так, наверное, нужно описать то, что случилось. Череда громких, разрывающихся хлопков, будто лопаются огромные зернышки кукурузы. Бах! Бах! И еще. И еще раз. Поезд, такую здоровую махину, качнуло, на миг показалось, что мы сходим с рельс, а потом, со всех сторон, донесся звон. Стекло не вынесло и разорвалось на мелкие осколки.

В этот же момент неизвестная, но поистине огромная сила остановила поезд. Резко, не жалей никого. Поезд просто встал на месте, я приложился головой о лаковую дверь вагона, Гвардейцы съехали вниз, у одного глаза смешно разъехались. Я, долбанувшись о дверь, вдруг увидел салют, как на День Победы, яркий, чувствительный. В ушах звенело из-за взрывов.

А когда все это закончилось, я, шатаясь, открыл дверь, и узрел полностью пустой, разбитый, покореженный вагон.

Тут не было мертвых тел, чему я искренне обрадовался. Просто груды сломанной мебели, выбитые стекла, опаленные стены. По центру вагона стоял чудом сохранившийся предмет – коробка с рычагом наверху, от которой отходили черные, оборванные проводки.

Беглец отнюдь не дурак и знает хороший способ уйти по-английски – динамит.

— Вот он! – крякнул Гвардеец сзади меня, смотря в покореженную раму окна – Вон!

От поезда удалялись две фигуры. Обе были одеты в какие-то бесформенные лохмотья, держались за руки и шли в сторону Горы, которая помпезно возвышалась в километре от нас. Почему Гора с большой буквы? Нет, она не была большая, фактически, она больше напоминала курган, но по сравнению с прямолинейной пустыней, окружающей ее, выглядела поистине небоскребом.  Я не знаю, как эти двое вообще смогли так быстро уйти на такое почтительное расстояние. Такое чувство, что высадились они с поезда на ходу, а взорвался он уже после…

Верно. Я пнул ногой остатки будильника, прикрученного к коробке проводками. Часовой механизм. Идеальное преступление.

— В вагоне никого не было, — протянул я. – Почему в вагоне никого не было…

Вагон не был разрушен – его просто заметно покорежило изнутри, выбило стекла, нещадно разбросало мебель. Очевидно, динамит был, но в малых количествах. Скорее петарды, чем полноценные шашки, способные скинуть поезд с рельс без малейших усилий.

И вагон пуст…

Вывод, как всегда, напрашивается один. Беглецу не нужны жертвы среди мирного населения.

Черт, какая же месть может быть в голове у этого пони, если он пожалел жизни ни в чем не повинных пассажиров!

— Что нам делать? – спросил у меня Гвардеец. Виновато, будто я остался последней инстанцией. Хотя, может, так и являлось? – Нам идти за ним?

Я прошел к окну, в котором вдали маячили две неспешные фигурки. Почему они идут так неспешно? Они отлично знают, что мы видим их. И мы вполне способны их догнать.

Потом, кажется, две фигуры остановились, и левая, та, что была побольше, развернулась ко мне и неспешно кивнула. И вновь они направились к столовой Горе.

Мы все играем на поле Беглеца. Он создал это поле, а теперь играет на нем. С нами. И, как ни странно, превосходящими силами обладает он.

Если он и правда мне кивнул, а я могу сослаться на плохое зрение, то он вполне способен к диалогу. Со мной. А выбрал он меня из-за моей экзотичности на общем фоне? Наверное…

— Проверьте вагоны, нет ли раненых. Нас порядочно тряхнуло во время остановки. Есть ли тут вообще какие-то станции в районе?

— Пара почтовых полустанков, сэр.

— Ну вот и езжайте туда. Пошлите в Эпплузу сообщение, где находится Беглец. И побыстрее. Только осмотрите вагоны, и сразу на всех парах, – я рукавом очистил оконную раму от осколков, свесился с нее и, перекинув ноги, спустился на землю с той стороны.

— Вы собираетесь идти туда? – спросили меня с той стороны убитого вагона. – Не боитесь?

— Очевидно, он мне ничего не сделает. Согласитесь, если бы он был кровожаден, в вагоне было бы сейчас немало мертвых или покалеченных пони. Он этого, как видите, не сделал. Он слишком умен, он знает себе цену.

Развернувшись, я отошел на десяток шагов от поезда, развернулся и помахал в сторону третьего от состава вагона. Если все правильно, там сейчас сидят мои добрые друзья, которые должны знать, что со мной все хорошо.

Не хороните меня раньше времени, ребята.

Я два раза вздохнул, потом ненадолго задержал дыхание, делая дыхательную гимнастику, о которой прочел в какой-то книжке. Иногда стоит подготовиться, шагая в пасть ко льву.

*

Видимо, именно в столовое горе и находился этот злополучный рудник, о котором мне рассказал вчера Брейберн. Ну тот, в который грохнулся какой-то малоудачливый пони, убегая от Буйволов.

В горе была пещера, закрепленная деревянными досками, типичная доска с кровавой надписью «Опасность обвала», из пещеры вела узкоколейка, на которая стояла ржавая, обдуваемая всеми ветрами, вагонетка.

«Почему в такой заднице? Так ведь культура».

А пещере было темно, я ни капли ни удивлен, что в нее когда-то свернулся пони. Это вполне закономерно, когда пол изрыт кирками вдоль и поперек, а свет существует только в твоей личной памяти.

Так что, входя в пещеру, я искренне пожалел, что так и не догадался прихватить с собой керосиновый фонарь. Но я не провидец, увы, иначе моя жизнь сложилась бы иначе. А посему – я обязан смириться с выедающей чернотой.

— Эй, есть кто живой! – неуверенно крикнул я.

Тишина. Потом лязг какого-то механизма. И яркий свет, будто кто-то включил яркие прожектора. Я даже на миг ослеп, но когда глаза привыкли, оказалось, что пещеру строили-то с умом…

Со всех сторон, на стенах, были прикреплены зеркала. Они отражали свет такой хитрой системой, что освещали абсолютно каждый уголок неглубокого помещения. Те, кто смотрели «Мумию», думаю, меня поймут.

В глубине, весь в лохмотьях, стоял пони, которого я, о, ужас, знал.

Альфред постарел, по сравнению с нашей последней встречей в лесу близ Понивиля. Он осунулся, будто неделю ничего не ел, один глаз его заплыл, а левое копыто было забинтовано.

— Черт возьми, Альфред, — простонал я. – Как тебе не стыдно.

— Случается, Макс. По правде говоря, случается и не такое. Бывает хуже.

— Что же ты натворил, скот!

— Макс, — с укором он воззрился на меня единственным видящим глазом. – Макс… Откуда такой тон? Чему тебя научили пони в том паршивом городке?

Я не знал, что ответить. Не Альфреда я был готов тут увидеть. Вовсе не его. Даже больше сказать – кого угодно, но только не его. Не вязался образ простака из деревни с гениальным Беглецом, который сталкивает нос к носу два этноса ради своей выгоды.

— А где…

— Буйволочка уже идет домой. В ней нет более необходимости.

Так вот что украли у гордого народа Буйволов. Его представителя! А я представлял себе золотую статуэтку божка, может, какую-то особо дорогую и старую чашку из черепа или нефритового Вождя в масштабе. Наверное, я мелочный материалист.

— И как же ты умудрился попасть на Объект, м?

— Это долгая история. Кажется, я слишком заигрался.

Темнит…

— Ты, я смотрю, очень умен. Настолько, что смог обыграть всех.

— Ну тебя же не обыграл.

— Наверное, потому что я единственный из всех, кто не находится под властью кого-то вышестоящего.

— Резонно.

Молчание.

— Ну а все-таки, зачем ты сюда пришел? Ты умен, ты мог что-то придумать, ты мог загримироваться, спрятаться, в конце концов, прикинуться мебелью – ты смог бы! Почему ты сдался?

— Я не сдался, Макс. Просто я закончил свой путь. Как сумел. Видишь ли, мне некуда идти. И все, что я могу сделать – это выбрать место, где мне предстоит закончить всю эту историю. Заканчивать свою жизнь в стенах Объекта – это тяжелая утрата самого себя. Я свободен. По определению. У меня нет дома, нет семьи, никого нет. У меня есть только цели, которыми я руководствуюсь. И ради них я могу украсть, обмануть, теоретически, даже убить. И я сделал все, чтобы обо мне заговорили. Я развлекся на конец своей жизни.

— Тогда зачем ты бежал на поезде?

— Потому что ты меня догонял. Ты приятный собеседник, Макс, и ты мог бы разделить со мной мои последние часы.

Альфред протянул мне копыто, оголяя ногу, на которой висели красные палочки динамита.

— Это я нашел здесь – в руднике. Полезная штука. И незамысловатая. Думаю, я могу неплохо с ним развлечься. Напоследок…

Сзади меня, на выходе, донесся громкий крик Армора:

— Макс! Ты здесь? Ты живой?

— Шайнинг, заходи один! Тут есть некто, кто может занервничать от большого количества народа.

Цокот копыт, Шайнинг подошел и неловко кашлянул. Наверное, не хотел, чтобы я оглядывался, уводя из своего поля зрения Альфреда. Что ни говори, а пони был опасен.

— Ты привел себе маленького друга, Макс? – флегматично заметил Беглец.

— Да, я ужасно зависим от друзей.

Альфред улыбнулся, оголив зубы, которых, стоит отметить, недоставало. А потом, низко поклонившись, сказал:

— Ты обыграл меня, Макс. Не твой ручной пони из Гвардии (на этих словах Армор натужно заскрипел зубами), не эти два овоща в форме (надеюсь, Хорны сейчас хорошо икают), ни престарелый Шериф, которому я сочувствую. А ты, Макс. Ты молодец.

— Да, я молодец! – вскинулся я. – Такой молодец, Альфред, что даже сейчас тебе не верю! Совсем! Я все знаю, я все понял! Даже ты не идеален, Беглец.

— Интересно, интересно, — Альфи даже наклонил голову, подобно сенбернару, а потом попытался незаметно надавить на кнопку, спрятанную на копыте. Щелчок, и все. Ничего не произошло. Я продемонстрировал своему знакомцу два медных проводка, забранных в резину, которые отодрал от связки динамита на выходе:

— Ты сам сказал: у тебя есть цель и ради нее ты не остановишься ни перед чем. Ни перед ложью, ни перед убийством. Перед тем как тебя повяжут, хочешь услышать свою историю из моих уст?

Смешливое выражение лица сменилось на лице его грубо слаженной маской печального Пьеро.

— Даже так, да, Макс? Давай…

— Изволь. Я начну по порядку. День, когда я приехал в Эпплузу. К хвосту поезда пристраивают старый, обитый железом, вагон. Я еще потом долго думал, что можно вести в таком закрытом, охраняемом вагоне к черту на рога в мирный городок посреди пустыни. А оказывается, там был ты, Беглец чертов.

Что было потом, точно не знаю. Но в «Лес одной секвойи» ты въехал, тебя поставили на учет, а потом ты, каким-то непонятным способом, сбежал. Вот что делает хорошо работающий мозг, прикрученный к умелым рукам.

Итак, ты сбежал. Но что делать дальше? Ты один в огромной пустыне, где из населенных пунктов только Эпплуза, где тебя ищут, и поселение Буйволов, где тебя в собственном же соку прожарят. Ни там ни там, ты долго находиться не можешь. И тогда ты придумываешь этот, с позволения сказать, очевидный план.

Я долго не мог понять, чего ты хочешь. Очевидно, мести. Но не слишком ли все гениально для мести? Я удостоверился в своих мыслях, когда ты подорвал вагон менее часа назад. В вагоне кроме тебя никого не было! Зачем пони, который жаждет мести, будет делать так, чтобы никто от его мести не умер? Глупость! А значит, твои мотивации куда проще. И мотивация у тебя была одна – бежать. Бежать из этой чертовой Эпплузы, из этой чертовой пустыне как можно дальше.

Но пешком это расстояние не пройти, ты наверняка погибнешь. От голода, от жажды, от немилости Буйволов. Или тебя найдут разъезды-патрули. Мало приятного в любом из вариантов.

Тогда ты решаешься украсть у Буйволов самое дорогое – их самих! Ты воруешь одну из жительниц поселения, чем ставишь на уши всех Буйволов. А вскоре они сталкиваются с разъездом Гвардии, который ищет тебя! Конец предсказуем, врагов у Буйволов нет. Только пони. И понеслась. Буйволы предъявляют нам ультиматум о начале войны, в это время ты прячешься неизвестно где. Возможно здесь, больно тут обжито. Не суть – как только новость о ультиматуме доходит до жителей Эпплузы, ты уже находишься в городе. Поездов тут нет, направление дороги одно. Так что поезд эвакуации один, вернуться он не сможет, а нового ждать, как второго пришествия! В городе паника, все садятся на поезд, в этой толчее ты и проникаешь в поезд, что смыться из этого проклятого края! Никакой мести, никаких хитрых планов – ты столкнул два народа только для того, чтобы безопасно дать деру подальше от Объекта! А когда понял, что на твой хвост сели, ты добрался до рудника, чтобы избавиться от хвоста. Вот ты и завел разговор о смерти – у входа лежали палки динамита, которые я обезвредил – просто выдернул контактные проводки. – я еще раз продемонстрировал две проволочки медного блеска – Скорее всего, тут ты был не первый раз и решил соорудить план Б, на случай твоего раскрытия. Ты бы подорвал пещеру к чертям, погреб бы всех под завалами, но сам бы выжил наверняка! Ты бы, Альфред, придумал, как выкрутиться! Ну как скажи нам, как бы ты выбрался из-под завала?

— Тут куча тоннелей, выход не один. Я бы спрыгнул в ту яму, ее не видно из-за падающей тени, а после выбрался через другой проход – там вывоз отработанного материала вагонетками.

На Альфреда было больно смотреть. Лицо его более не выражало эмоций, он стал просто куклой, Начался нервный тик единственного здорового глаза.

— Я же все равно могу попытаться уйти через ту яму, правда?

— Можешь, — честно ответил я. – Но только в чем резон? Сбежать ты уже не сможешь, как максимум – погибнешь в пустыне. А ты ведь хочешь жить, верно?

— Верно… — Альфред поднял голову, всматриваясь в зеркало, от которого падал свет. – А если я зеркало разобью? Свет перестанет поступать в пещеру, и я смогу уйти…

— Тогда тебе надо бить начиная с того зеркала, — я указал на светящийся диск за моей спиной. – Иначе цепочку не разорвать и света все равно будет много.

— Да, ты прав. Значит, кажется, мне больше некуда ходить.

— Это точно, сэр – вежливо отозвался Армор. – Шах и мат. Приятная партия.

*

Под ногами опять стучала дорога. Та-та-тата. Та-та-тата. А я курил у входа в вагон, свешиваясь на лесенке.

Альфред отправился обратно к себе в Объект – место паршивое, которого даже он вовсе не заслужил. Буйволы не напали на Эпплузу. Гвардия отправилась эшелонами по местам службы. Первый гражданский поезд из Эпплузы увозил и нас: Твайлайт, Эпплджек, Эпплблум и меня. Хорошая мне подобралась компания.

За час до отправки, Хорны вызвали меня к себе в штаб. Это было мило с их стороны.

В салуне было пусто, редкие Гвардейцы собирали вещи, из города уходят любые военные – таково условие Буйволов. То, что проблема решена, не значит, что от нее не останется осадка. Осадок остается всегда.

— Вы повели себя крайне безрассудно, Макс. Вы могли погибнуть. Мы будем ходатайствовать о присуждении вам награды. Лично Принцессами. Каким бы вы не были, вы это заслужили.

— Как мило с вашей стороны, но я не нуждаюсь в подачках. – я вернулся к двери, готовясь уходить, но, остановившись, заявил – А знаете почему я не боялся погибнуть, хотя Беглец был очень опасен и умен?

— Почему же? – заинтересовался Хорн Старший.

— Да потому что я не Джордж Кастер. Не судьба мне погибать при Литтл Бигхорн. – Я вышел на улицу.

Сейчас, несколько часов спустя, это каламбур завершает отголоском эту странную историю, в которой я так толком и не разобрался. Ну а пока подо мной дорога – я переживу эту оплошность.