Чужеземец

Глава Восьмая

Плеер, вилки и Нарния

Глава 8

— Эм, Твай… По моему, твоя гениальная идея настолько гениальна, что не сработает ни черта, — флегматично заметил я.

И никто меня не будет винить за прямолинейность, определенный лимит глупости или просто за невежество. Потому что, думаю, все, кто находился в комнате, считали также. Только сказать стеснялись.

Пара слов о сцене, на которой происходила эта, с позволения сказать, научная вакханалия.

Итак, мы имеем: одну библиотеку Понивиля. Это раз.

Далее менее масштабные предметы. А именно, гора мусора. Одна штука, зато какая. С одной стороны, мусором это называл только я, Твайлайт, со всей своей непосредственностью, называла это «справочным материалом».

Я мог бы понять, если бы справочным материалом для этого эксперимента стали учебники по физике, парочка книг Айзимова (ну так, для общего развития), работы Николы Тесла. Но Тесла в этой вселенной, увы, не родился, Айзимов тоже нас своим присутствием не радовал, а учебники физики тут были такие, что я бы в седьмом классе выбросил бы их в помойку за ненадобностью.

Так что по читальному залу ровным слоем распространились множество рисунков от руки (пардон – от копыта), которые изображали наш эксперимент, исписанная тетрадь, в которой я вчера от нечего делать нарисовал поверх формул Петропавловскую крепость в подробностях (Твай была в бешенстве), несколько экземпляров местной газетенки желтого цвета, которая в красках описывала, что кто-то там кого-то обхамил и получил копытом по морде, четыре разбитые чашки, соответственно, лужицы чая из них. Милая атмосфера, которая отдаленно напоминала мне картину «Герника» и сцены из «Записок мертвого человека» одновременно. И при этом умудрялась не бесить, а тонко намекать, что в помещении идет сложный эксперимент.

В центре гор макулатуры и осколков разбитой посуды стояло копытотворное чудовище, к которому я, будь, к примеру, слегка подшофе, на расстояние выстрела из гаубицы не подошел бы. Мне почему-то кажется, что к этому монстру не стоит подводит маленьких жеребят, пожилых пони, ну и Пинки заодно. Целее будет, я о Чудовище говорю, не о Пинки.

Но Это, конечно, живым существом не являлось никогда, и было создано Твайлайт и компанией день назад во имя великой цели понимания физики. Я, гуманитарий, как обидно бы это не звучало, физику никогда не любил, поэтому знал только абсолютный минимум, требуемый для втыкания зарядки мобильного телефона в розетку. Зато делал это так талантливо, что сам диву давался.

В силу своей неграмотности в отрасли физики, я не могу точно описать эту ужасную машину. Внешне, она была похоже на трансформаторную будку, только чуть-чуть поменьше, с двумя «усами» на верхушке, и кипой проводов, которые торчали изо всех щелей, явно намереваясь заискрить или, того гляди, коротнуть. О, да, я ожидал от этого чудища только проблем и честно желал ему скорейшей смерти.

Твайлайт Спаркл не считала, что ее детище обязано умереть. Она лелеяла этот кусок железа, будто он мог восторженно мурлыкать от каждого ее прикосновения. Это меня пугало: Твай, будучи личностью увлекающейся, вполне могла впасть в многодневную апатию, если этот горе-трансформатор сломается. А в том, что шансов у него на счастливую жизнь мало, несомненно.

Пока я вовсе не ушел от темы: в помещении также находились в единственном экземпляре: Рейнбоу Дэш, которая исполняла в эксперименте роль оператора электричеством, и, как ни странно, Флаттершай. Ну и Твай, если кто еще не догадался.

— Макс, хватит! Мы стараемся, между прочим, для тебя! – вспыхнула Твай, негодующе воззрившись на меня. Я лишь закатил глаза. По сути дела, вся авантюра была создана для того, чтобы потешить чувство важности Твайлайт, а я во всем действе играл только роль повода. – Так что хватит разглагольствовать, быстро давай сюда! – она протянула мне свое копыто.

Я не горел желанием.

— Ну ладно, не хочешь – не надо, — пошла по другой тактике Твай. По всем теориям хорошего сюжета, я должен был получить при этих словах такую дозу совести, что потом неделю бы ходил шелковым. Но жизнь мая, черт возьми, хреновый сюжет. Тем и пользуюсь.

— Не хочу, — плаксиво заметил я.

— Да мне плевать, — я, кажется, начинал выводить Твай из себя. Это очень мило, надо сказать. – Давай сюда и можешь идти на все четыре стороны.

Ломаться, похоже, смысла более не было. Для порядка пару раз глубоко вздохнув, я вытащил из внутреннего кармана пиджака (да, у меня новый пиджак) свой старый разряженный плеер.

Вся куча-мала произошла из-за этой маленькой, похожей на отожравшуюся флэшку, коробочки, которую я притащил из своего мира. Возможности послушать ее у меня не было, так как я убил последний заряд еще только возвращаясь с учебы. То есть, с одной стороны, я мог отдать плеер в беспощадные копыта Твай, чтобы она его реабилитировала, а с другой, есть такая возможность, что после общения с этим монстром-трансформатором, бедная коробочка с музыкой превратится в память, что я, жадина в высшей степени, допустить не в состоянии.

Кстати, плеер не мой. Мне его отдала знакомая, когда свой я разбил. Так что, теоретически, я должен буду его когда-нибудь вернуть. Если, конечно, мне выпадет шанс вернуться обратно в свой мир.

Другой вопрос: нравится ли мне теперь идея возвращения в мой родной мир.

Вся идея заключалась в том, чтобы его зарядить. Пожалуй, отправной точкой этого странного действа было то, что я рассказывал Рейнбоу Дэш о музыке своего мира. И если о попсе, которая вроде бы везде одинакова, я сказать мог довольно мало, потому что ее не слушал, то о роке говорить мы могли часами. При чем такие ликбезы проходили в форме монологов, когда я час за часом неизвестно зачем посвящал Дэш в историю, рассказывал ей о парнях из Ливерпуля, которые взорвали мировую музыку, о наркомане Сиде, о Свердловском рок-клубе. Иногда я что-то из этого наигрывал и пел, благо, гитара была. Конечно, я не мог сыграть и половины того, чем восхищался на той планете, но малую толику песен, которые я разучивал для походов с друзьями в лес «по шашлыки», я вполне мог воспроизвести, иногда безбожно фальшивя, а иногда забывая целые куплеты и пересказывая их своими словами. Смешно выходило, но Рейнбоу было не оторвать от моего импровизированного концерта. Случалось, к ней присоединялись другие, часто на таких уроках я встречал Спайка, которого эта идея, кажется, тоже не оставляла равнодушным.

Вот так я однажды и рассказал о плеере. Идиот.

Твай забрала у меня маленького разряженного товарища. До этого, она добралась до него всего раз, когда в тайне вместе со Спайком подпаяла к его разъемам длинные медные проволочки. Когда я это заметил, меня просто перекосило, не столько от жалости к бедному музыкальному устройству, сколько из-за того, что меня не спросили! Хотя, признаю, если бы спросили, я бы не разрешил.

Скорее всего, это все признаки того, что я невыносимый консерватор и скряга. Увы, поделать ничего не могу, дураком родился – дураком помру.

Тем временем, Твайлайт присоединила те самый медный проволочки к клеммам трансформатора, закрутила их, при помощи магии естественно, и, склонив голову набок, удовлетворенно кивнула:

— Отлично, думаю, можно начинать. Рейнбоу Дэш!

— Агась, — Дэш только того и дожидалась, уже начиная носиться в нетерпении по залу. Она из дома принесла ту самую баночку, в которой мирно ждали своего часа несколько маленьких черных тучек.

Подлетев сверху к «усам» монстра, она ловко открыла баночку и одним движением копыта выудила оттуда послушную тучку. Я могу ошибаться, но, кажется, тучка ластилась к поняше, как довольная сытая кошка.

Бережными движениями, будто цыганка над шаром с «плазмой», Дэш заставила тучку встать между двумя рогами. А потом, на публику, сказала:

— Будет бабах! – и со всей дури кааак шандарахнула по невинной тучке!

Зала наполнилась запахом озона в один миг, блеснула яркая вспышка, а дальнейшие события происходили мгновенно и почти одновременно.

Тучку, похоже, замкнуло между «Усов». Потому что между двумя железными прутами пробежала ярчайшая полоса, которая то и дело дрожала, извивалась, как ядовитая змея, а потом эта полоса ушла вглубь трансформатора.

Как я и предполагал, чудовище решило оправдать свое прозвище. Искры брызнули из-под железного тела, загорелись кровавым кумачом несколько лампочек, мигнули и погасли. Флаттершай, все это время тихо сидевшая рядом со мной на скамейке, вжалась в мою спину так, что я начал завывать. Мне, в свою очередь, прятаться было не за кого.

Запоздалый гром взорвал пространство с таким треском, которого я не ожидал от этой малютки-тучки. А потом она, видимо, обидевшись на физическое насилие, заплакала дождем. Капли хлынули на железное тело трансформатора, там что-то коротнуло, что-то опять хлопнуло, пшикнуло, засветилось, от чудовища пошел зловонный дым, как от жженой покрышки, еще раз мигнули лампочки, и хладный труп детища Твайлайт навеки замер.

Как часто бывает, если в один момент случаются сразу множество событий, сшитых в цепочку, потом сюжет заметно провисает. К примеру, сейчас. Минуты три мы так и сидели, практически не двигаясь. Я вытаращил глаза, будто увидел Кинг-Конга, идущего под ручку с Жириновским. Флаттершай, вцепившаяся в мой пиджак, тихо всхлипывала у меня за спиной. Твай с дурацкой улыбкой и прической, как у типичного сумасшедшего ученого (ну, насколько это возможно, так-то у нее очень аккуратная прическа), стояла недалеко, нервно хихикая. Дэш висела в воздухе на почтительном расстоянии от тучки. А вот тучка, гадина такая, чувствовала себя прекрасно! Из темной она стала белоснежной, как лист бумаги и вроде как вполне радовалась жизни.

— Ну что, я могу идти домой? – послышалось из-за моей спины, и, не дожидаясь ответа, Флаттершай смылась. Я почувствовал только дуновение ветерка, и как ее длинная грива пробежала по моей щеке. Это было странно: Шай была слишком обходительной и спокойной, чтобы так быстро рвануть отсюда. Хотя, наверное, еще немного, и я сам отсюда дам деру.

Твай приложила волосы и критично посмотрелась в зеркало. Кажется, осталась довольно, поэтому медленно отвернула клеммы, а потом плеер медленно подплыл ко мне и приземлился напротив меня на диване.

Боже, братец, что они с тобой сделали! Кажется, у меня сердце кровью обливалось. Он и так выглядел обшарпанным, а теперь по пластику прошла узкая трещина, местами остались подтеки из-за высоких температур. Ай-ай-ай, эстет в моей душе хочет кого-то убить.

— Макс, ну? – Дэш повисла надо мной, всматриваясь в маленькую музыкальную коробочку.

Я с трепетом вытащил наушники и присоединил их. А потом щелкнул кнопку включения.

Ура, восторг!

Маленький прямоугольный экранчик осветило монохромное изображение марки производителя, а потом плеер выкинул меня в меню выбора песни. На индикаторе зарядки были две палки. Вполне недурно.

— Твай, ты гений! Но в следующий раз, будь добра, сделай так, чтобы эта штука не плевалась искрами.

— Испугался, Макс? – подстегнула меня поняша.

— Хватит! Включай, включай, включай! – Рейнбоу была сама не своя от нетерпения. А я и рад поиграться с электроникой, показав всего такого из себя волшебника из неведомой страны.

Так что я начал прилаживать в ухо Рейнбоу Дэш наушник-капельку. Это было сложно, наверное, ушлые китайцы не догадались, что их наушники могут оказаться в параллельной вселенной на какой-то пони, поэтому я помучался, пытаясь объяснить Дэш, как наушники втыкаются, а потом, уже отчаявшись, просто сказал ей придерживать наушник в ухе передней ногой.

Кажется, я уже знал, какую песню стоит включать в такой момент.

 

Have you seen her all in gold,

Like a queen in days of old?

She shoots colours all around

like a sunset going down.

Have you seen a lady fairer?

Так и получилось, что самая первая песня из иного Мира, услышанная пони с моего старичка плеера, оказалась именно песней «Роллинг Стоунз». Если я когда-нибудь вернусь домой, я буду обязан это им рассказать. Пусть меня сочтут психопатом, я вполне могу это простить всему моему неправильному мирку. С другой стороны, говорят, Мик Джаггер тоже довольно чудной.

*

«Я всегда этого боялся», — обреченно думал я, с гримасой ненависти наблюдая за десятком выстроенных в ряд на столе ложек и вилок, разных: длинных, коротких, серебряных, позолоченных.

— Итак, Макс, — тоном учительницы в католической школе, начала экзекуцию Твайлайт. – Вилка для салатов из одуванчиков!

— Твай, зачем мне знать, какой вилкой есть салат из одуванчиков, если я эти самые одуванчики не ем ни в каком виде!

— Макс, я сказала, вилка для салата из одуванчиков!

Я подцепил ногтем вторую с края вилку. Знаете, у меня в мире была такая странная тенденция, делать сотни разных вилок, ложек, ножей, не похожих друг на друга только размерами или количеством зубчиков. Питание таким громоздким арсеналом доставляло в моем мире, да и здесь, интеллектуальным снобам какой-то особый, непередаваемый мне, простому смертному, экстаз. А издалека, сквозь призму бедности, это всегда казалось прямым доказательством старого фразеологизма «С жиру бесится».

— Неправильно, Макс. Это вилка для поедания тостов на лютиковом тесте…

— Да не пойти ли вам вместе с вашим тестом и одуванчиками! Я всю свою жизнь ел одной вилкой, одной ложкой, и, если надо, одним ножом! Это же смешно!

Я упирался рогом, не хотел учиться вести себя в приличном обществе, отказывался делать мерки для смокинга, и просто всячески показывал свое нежелание вываливаться в приличное общество. Вот так-то. Наверное, сказывались плохие воспоминания, один единственный раз, выйдя в действительно высшее общество, было это на награждении отца какой-то медалькой, я опростоволосился донельзя, после чего получал нравоучения от родственников даже перед походом в кино с друзьями. И я совершенно не желал повторения истории со своими новыми хорошими знакомыми.

А Галопинг Гала, ежегодное сборище интеллектуальных снобов всея Эквестрии было обязано обойтись без меня. Просто по определению, я пока что не был настолько богат или умен, чтобы там находиться. Конечно, это можно было бы сказать о всех моих друзьях, но Твайлайт была ученицей принцессы Селестии, что давала ей автоматом пропуск на любое мероприятие высшего класса. Рейнбоу Дэш делала единственный и неповторимый Радужный удар, самую эффектную в этом мирке фигуру высшего пилотажа, Флаттершай как-то раз выхаживала личного феникса Принцессы (хотя, стоит отметить, уход оному нужен не был), Рэрити выступала штатным модельером, а Эпплджек поставляла на Галопинг Гала свои фирменные яблоки, коими я, правда, уже обожрался. Пинки тоже что-то делала, но, кажется, она просто разбавляла скучных столичных жителей своим кислотным во всех смыслах стилем.

Но недавно, а именно половину недели назад, Спайк разродился восемью пригласительными праздничный вечер, и одно из них оказалось на мое имя. Я бы с удовольствием отказался, но Твайлайт сказала, что у меня будет важная задача спеть что-нибудь.

— Принцесса прекрасно осведомлена о твоих талантах в сфере исполнения песен. Она с удовольствием послушает что-то из репертуара твоего мира.

— И кто же, Твай, ее так осведомил, а?

— Я, — непринужденно ответила Твай, не заметив сарказма.

Без меня, как в последнее время часто случается, меня женили. Все, что мне осталось, это глубоко вздохнуть, взять в зубы гитару и выбрать для нее песню. Даже смешно: в своем мире я не мог вообще рассчитывать ни на что, кроме как на подвыпившую компанию вокруг мангала, которая готова слушать хоть Битлов, хоть частушки. Так что путешествие в мир этих замечательных существ стало для меня откровением не только в смысле Вселенной, какой ее понимаем мы, все человечество, но еще и в смысле себя самого, своих талантов, недостатков и знаний.

Наверное, так и открываются все детали человеческой сущности. Требуется только окунуть индивида в среду, которая ему некомфортна. Непривычна. Тогда и начинают работать какие-то резервы, включая на катушку творчество, желание жить и в чем-то даже фантазировать.

И я учил расположение вилок. И стоял по часу в ателье Рэрити ради хорошего смокинга, который после никогда больше не надену. И просиживал часами за гитарой, вспоминая аккорды и записывая их на бумажку. Потом вспоминал слова, прослушивал выбранную песню на своем плеере, который с боем отобрал у Рейнбоу Дэш. Несколько раз я пел зеркалу у себя дома, два раза Твайлайт, которая признала мой вкус далеко не дурным, а песню более чем сносной.

К концу недели мне удалось завершить знакомство с неведомым столовым этикетом, натереть на пальцах мозоли от гитарных струн, научится учтиво кланяться, повторяя, как заведенный «Мое почтение», а также подготовить маленький дебош местного значения, который мне придется провернуть на пресловутом Галопинг Гала.

Начало этому было положено в субботу, когда мы с Твай пили чай в Читальном зале. Это была уже маленькая традиция, построенная на ежедневном ритуале. Каждый день вечером я приходил в библиотеку, где обнаруживал Твайлайт, спрятанную за стенами крепости из книг, одна челка торчала из-за корешков. Страшное дело, у бедной пони вся жизнь была расписана по минутам. В этом было что-то одновременно смешное, педантичное, но при этом крайне печальное, будто она сама отлично знает, насколько нелепо жить по постоянному расписанию, но не могла ничего с собой поделать.

Вот так, каждый день, когда я вечером переступал порог Библиотеки, я попадал в книжный период жизни мисс Спаркл, которому, увы, я и был причиной.

Твай с маниакальной настойчивостью искала способы отправить меня домой. Нет, я не был никому обузой, скорее уж, приятным дополнением к уже установленным порядкам, но оставлять эту проблему было нельзя. Иногда мне казалось, что Твай хочет отправить меня домой сильнее, чем я сам хочу туда попасть. И с каждым днем, зачеркивая клеточки на импровизированном календаре, который я повесил в прихожей, мне казалось, что я все меньше хочу возвращаться в мою большую бедную страну, в мой большой бедный мир, в мой большой, обдуваемый всеми ветрами город, в мою маленькую, постоянно затхлую и неряшливую квартиру. Здесь, в Эквестрии, я фактически состоялся как личность, имея высокооплачиваемую несложную работу, хороших друзей и даже государственную награду – золотую кругляшку с выгравированным венком, за тот случай в Эпплузе. Кстати, награду я где-то положил и уже дня два не могу найти.

Думаю, Твай ищет способ отправить меня домой не потому что ей осточертело мое присутствие, а чтобы дать мне хоть какой-то выбор. По крайней мере, я надеюсь, что все делается именно для этого.

Отвлеклись…

Каждый раз, приходя вечером в Библиотеку, я за уши вытаскивал Твайлайт из-за груды научных книг, и мы отправлялись пить чай. Потому что чай – это лучшая терапия вслед за амфетаминами, которые я не жалую.

Чаепитие, как и все в жизни Твайлайт, даже «вечно незапланированное», как она выражалась, происходило по готовому расписанию. Мы наливали себе по кружке чая, после чего она начинала отчитываться передо мной о работе, проведенной за день. Ей было прочитано столько-то книг о перемещениях, из них столько-то не отрицают перемещения между мирами, столько-то книг ей понравились, а в одной или двух даже содержались практические советы, которые выполнить все равно не представляется возможным. Но это все равно прогресс, и его стоит учитывать.

Я отчетами не овладел, так что первые полчаса просто прихлебывал из большой кружки в горошек горячий чай с сахаром, кивая головой, будто игрушечный болванчик. Было в таком общении что-то спокойное, домашнее, кресло было мягким, только пледа не хватало, и тогда жизнь стала бы совсем идеальной. Пока не закончится в кружке чай.

Но сегодня у меня созрел хитрый план, который превращал мое скучное пребывание на Галопинг Гала в безрассудное приключение, в котором наверняка есть место опасности.

— Твай, скажи мне. Чисто теоретически, я могу научиться магии?

Вопрос застал единорожку врасплох, Твай замолчала на несколько минут, собирая по всему своему разуму осколки давно почивших книг.

— Нет, Макс. Увы, но только единороги могут генерировать магию.

— Вот именно – генерировать! Генерировать и использовать! Вот, возьмем в пример мой плеер. Он не генерирует электричество, он его только потребляет, верно? А нельзя ли сделать так, чтобы и я мог использовать магию? К примеру, собрать ее, с запасом, а потом использовать. Может, амулеты какие, банки трехлитровые.

— Так уж и банки, Макс, — покачала головой Твай. А потом, посмотрела на потолок, что-то вспоминая. – Нет, когда мы летали смотреть выступление Рейнбоу Дэш, я смогла зачаровать поняш, чтобы они могли ходить по облакам. Иначе мы бы все провалились и упали. А падать далеко. Кстати, а что это ты заинтересовался?

— Да так, просто, — я только пожал плечами – просто решил разнообразить жизнь. Ну так что, может, все-таки, какие-то амулеты существуют?

— Может, и существуют, — улыбнулась она, — Больше скажу, они существую действительно. Но они сложны, а учиться магии еще сложнее. Видишь ли, Макс, мы, единороги, есть главная магическая сила мира. На нас держится ось, так получилось, что мы генерируем нужную нашей Вселенной силу. Магия – она странная материя.

— Не уходи далеко, Твай. Да или нет?

— Теоретически, да. В тебе столько же потенциала, сколько во мне, сколько в Рэрити, сколько в Пинки Пай или Флаттершай. Может, даже больше, ты все-таки не пони, — она смутилась.

— Если я не пони, у меня магический потенциал может быть и меньше. Сравнивать, по сути, не с кем.

— Ты абсолютно прав! Сравнивать не с кем! Но, даже если потенциал у тебя меньше, он все равно есть!

— А что, нулевой способности к магии не существует?

— Нет конечно, глупый. Как может существо жить с нулевой волшебностью, когда сама жизнь поддерживается магией, которая рассыпана вокруг нас!

— Ученые из моего мира с тобой бы поспорили. У меня на планете магии официально не существует. Она – это сказка.

— Когда вернешься домой… Точнее, если ты захочешь когда-то вернуться домой, передай ученым, что они у вас там беспросветные дураки! Как можно не верить в магию, когда каждый день поднимается солнце над горизонтом! Когда птицы поют! Когда живые существа живут!

— Смешно сказано. Живые существа и живут.

— Да, точно, глупо звучит.

Повисло недолгое молчание.

— Ну так, ты попробуешь научить меня магии? – осторожно осведомился я.

— Да, — Твай вскочила с дивана – Пойдем!

— Что, прямо сейчас?

— Ну а когда еще? Когда ты ляжешь спать или когда у меня опять найдется дыра в расписании?

— Я могу своим присутствием тебе, как шилом, все расписание продырявить. Ты, главное, зови, если что.

Спаркл мне не ответила. Она деловито сновала по комнате, открывая шкафы, вытряхивая из них склянки, длинные рулоны ткани и просто непонятный мусор.

-Когда я училась у Принцессы, у меня было такое задание, — воодушевленно бубнила она себе под нос, делая меня только пассивным лицом во всем том, что происходило. – Простое задание! Просто сконцентрировать магию в сосуде! Теоретически, любой, кто может коснуться магии как материи, может ей манипулировать! Главное, знать основу магии, ее постулаты! Но увы, чтобы магия стала материей, ее нужно заключить в сосуд, завороженный великим магом. Это важно. Это важнейшее, что есть во всем деле. И, увы, этих сосудов очень мало. И они настолько узкие, что не одно копыто магии коснуться не может! Раз уж на то пошло, тебе будет проще, раз у тебя нет копыт!

Наконец, она нашла то, что искала. Маленькая бархатная коробочка, внутри которой лежал маленький и узкий тонкостенный сосуд, похожий на те, в которых смешивают реактивы на лабораторных работах по химии. Отличием можно было считать только крышку сего сосуда: вырезанная из металла фигурка паука, который своими лапками обхватывал стенки, одна лапка была отогнута – видимо, это был рычажок, с помощью которого крышечка поднималась.

— Эти сосуды были выплавлены и зачарованны еще во времена Раздора. Они видят саму глубь времен, а значит, их сила неимоверна.

Все, что ей потребовалось сделать, это просто «взять» сосуд магией. Ее рог и пробирка окрасились фиолетовым, сосуд поднялся и, на миг исчезнув за волшебной белесой пеленой, вернулся на прежнее место. Лишь вглядевшись в него, я понял, что под стеклом теперь плещется прозрачная, как воздух, субстанция. НЕ жидкость, но не газ. Скорее, плазма, как ее показывают в фантастическом кино.

— И что мне делать?

— Просто попробуй коснуться Магии! И это все, что тебе пока требуется.

Одной рукой я аккуратно взял пробирку, стараясь не выронить, а второй, надавил на рычажок, будто зажигалкой чиркнул. Паучок поднялся над стеклянным ободом, и я смог просунуть в узкое горлышко мизинец.

Это странное чувство, которому аналогов я еще ни разу не видел. Я почувствовал тепло, как от воды, но не тяжелое, а легкое. Такая смесь газа и жидкости, каким и представлялось. Вытягивая палец из пробирки, я заметил, что белесое вещество тянется за ним, как мед за ложкой – тонкая линия очертила изумленную мордочку Твайлайт.

— Макс, а говорил – никакого потенциала! Если бы потенциала не было, возможно, ты бы не только сейчас не существовал, но еще бы и Магия тебя не признала! Это так здорово, получается, у меня теперь есть свой ученик!

Я вернул субстанцию обратно и защелкнул крышку. Кажется, одной проблемой станет меньше.

— Твай, можно тебя попросить на завтра не распространять твое великое и могучее расписание? Я бы хотел, чтобы ты меня научила парочке магических фокусов.

*

Встречать столицу Эквестрии я вышел в хвост вагона, на свое любимое местечко – своеобразный балкончик. Мне очень хотелось покурить, а тут еще и представился такой пейзаж!

О, да, этот город создан для того, что бы праздновать в нем сомнительные званые вечера «для избранных».

Я с большим трудом подцепил из внутреннего кармана пальто сигарету. Дело в том, что по настоянию Рэрити, я был одет так, чтобы высшее общество не могло придраться к моему модельеру. То есть, к ней самой. Ай-ай-ай, Рэрити, что ты сделала со мной.

Если бы в этот момент случился очередной клоун, сбежавший из дурдома, и закинул меня в Викторианскую Англию, то, я, черт возьми, сразу был бы принят за своего! Черное, как смоль, пальто, отлично отглаженная рубашка белоснежно белого цвета, черный, заделанный под кожу дракона, костюмный жилет, лакированные ботинки, ну и, в завершении, черный, опять-таки, цилиндр, белые перчатки и, что особенно внушало мне страх, трость с медным набалдашником. Во всей этой конструкции было неимоверно жарко, но я получил высокое распоряжение Рэрити не пытаться снимать даже пальто, так как это нарушит всю картину моего индивидуального образа. Не понимаю, как это может быть моим индивидуальным образом, если я всю сознательную жизнь в рубашках навыпуск проходил.

Так что тут, обдуваемый всеми ветрами, я чувствовал себя отлично, как кит в океане или шпрота в банке – в своей среде.

Город, представляющий собой, по сути, просто огромный замок, врезанный в толщи горы, приближался. Весь такой нарядный, украшенный множеством цветов, город, в котором работать нельзя по определению.

Докурив сигарету и отправив окурок на рельсы, я вернулся в вагон. Закрывая дверь, я чудом подавил смешок.

Бытует мнение, что девушки перед важным событием становятся шумными, гремят, как трубачи на параде и вообще начинают непроизвольное обсуждение всего, чего угодно. Тут я столкнулся с диаметрально противоположной картиной, которую поддерживала своей железной рукой (ну копытом, конечно, но не звучит) мисс Рэрити. Перед отъездом она клятвенно пообещала, что убьет и закопает труп каждого, кто умудрится испоганить ее новые произведения искусства до великого Гала. Мы, безмолвные манекены, согласились.

Поэтому поняши, запакованные в сюрреалистичные, но довольно милые, наряды, сидели друг напротив друга на лежаках с лицами, которые не выражали никаких эмоций. Совсем, будто кто-то выключил мимику. А может они просто играли в покер?

— Что-то вы какие-то скучные. У нас вообще-то праздник планируется.

— Это не праздник, Макс, — заверила мне Рэрити – Это тяжелая работа. А для тебя особенно! Принцесса тобой интересуется, а значит, ты должен быть постоянно в форме, отвечать на вопросы лаконично, но не без шарма. И да, не вздумай курить эти чудовищные палки при принцессах, это ужасно! Они так гадко воняют, как ты вообще можешь держать их при себе!

— В начале карьеры курильщика, я тоже задавался этим вопросом, — пожал плечами я.

Дальний гудок локомотива ознаменовал наше прибытие на земли благородной столицы.

Так что сошел я на брусчатку вокзала вполне довольный жизнью, с сигаретой в зубах, щегольски пощелкивая тростью о камень мостовой, глядя на всех с высока. Да, наверное, я родился не в то время. Мне бы лаковую каретку, сто рублей – и вперед, скупать по уездным городкам мертвые души. Или путешествовать по миру в срок восьмидесяти жалких дней. Или, на худой конец, просто жить жизнью унылого смоба, живя в Лондоне, всю жизнь гуляя по одной улице, выпивая чай в одном и том же клубе джентльменов, давясь каждое утро одним и тем же набором из холодной овсянки и подгоревшего тоста. Романтика. У каждого на нее свои взгляды. Интересно, а если бы я и в правду всю жизнь прожил где-нибудь в Великобритании времен королевы Виктории, что бы я думал о своем предназначении? Может, я бы также сидел в продавленном кресле, пил чай, и рассуждал о том, как было бы мне полезно родиться на пару столетий позже. Да, над этой идеей еще стоит подумать.

Столица Эквестрии на меня произвела гнетущее впечатление. Вроде бы, архитектура приятная, ажурная, сказочная. Все пропитано почти осязаемой атмосферой большого праздника, который станет теперь на пару недель главным событием всего бомонда. Пони из городских буду обсуждать, кто в каком наряде явился под очи Принцесс, перемывать косточки всем, от губернатора Мейнхетена, до рядовых музыкантов (тут мои размышление вышли на меня самого, так как мне потребуется сегодня спеть под гитару для публики, подступил к горлу ком), а деревенские жители или просто глубокие провинциалы будут слушать истории о Галопинг Гала с открытыми ртами, завидуя своей высшей власти. Но все равно продолжая ее любить. Есть что-то странное в этом, мне, как жителю другого мира, очень странно видеть, как жители страны полностью довольны ее правлением, ее политическим курсом. Ее налогами…

Наверное, при мысли о налогах, у меня на лице появилась настолько идиотская ухмылка, что меня незамедлительно осадила Твайлайт:

— Макс, мне кажется, ты не сильно настроен на выступление перед высокой публикой. Я бы на твоем месте нервничала.

— А зачем нервничать? Провалюсь, так провалюсь. А не провалюсь, так еще и накормят бесплатно. Я, знаешь ли, до бесплатной еды больно жадный.

— Не смешно, — констатировала Твай.

— А мне смешно! – заметила Пинки, растянувшись в длинной, как у кота из «Алисы», улыбке.

Идти было недалеко: станция железной дороги располагалась практически у входа в огромный помпезный замок. Он возвышался над нами, как памятник сюрреализму, белый, весь в средневековых башенках, натыканных, кажется, на каждый квадратный метр. «Дисней» нервно выпивает в дальнем углу и плачется в жилетку.

Уау, — только и протянул я, придерживая одной рукой цилиндр и всматриваясь в высоту, где, в низко висящем облаке, пряталась самая высокая башня этого чудо-замка.

— Макс, не хочу тебя отрывать, но мы должны спешить. Скоро начнется официальная часть.

— Ненавижу официальные части,0 Твай. Честно-честно ненавижу. Просто терпеть не могу.

— Любить тебя их никто и не просит. А вот терпеть – будь добр, не позорь меня и остальных.

— Вы так со мной всегда разговариваете, будто ждете, что я через пару минут обхамлю каждого прохожего, наступлю кому-нибудь на ногу, сломаю нос или рог, а потом отберу кошелек с деньгами. Мне осточертело такое недоверие!

— Нашел повод дуться. Просто ты такой импульсивный, — авторитетно заметила Дэш, подлетая ко мне слева. Я чуть не задохнулся от праведного гнева.

Да нет, какой там гнев. Негодование, да и то напускное. Не обижаться же на них, в конце концов, правда?

— Черт с вами, давайте быстрее. Нам еще участвовать в куче неинтересных мероприятий. Что у нас первым по списку?

— Стоять с кислой миной и ждать в очереди, а потом подойти к Принцессе Селестии и чинно с ней поздороваться, — серьезно заявила Пинки Пай. – Это скууучно.

— Пинки, это вовсе не скучно. Просто это дань уважения этикету.

— Скорее уж, дань сну, — пробубнила Эйджей, когда мы уперлись в длинную, как в мавзолей, очередь. Начиналась она где-то далеко, в замке. Я только обреченно взвыл.

— Эхехе, ничего страшного. Макс, у тебя есть время отрепетировать песню.

— Твай, иногда есть моменты, когда стоит помолчать…

*

О Принцессе у меня осталось довольно смешанное впечатление.

Вне всяких сомнений, она была мила, настолько, насколько вообще может быть приятной личность, обремененная самодержавной властью. Держалась она чинно, но без снобизма. То есть, в ее голосе, крайне приятном на слух, были нотки и материнской заботы, и насмешливого здорового скептицизма, и немного ироничного снисхождения. От формального общения на лестнице дворца, я, как ни странно, получил массу позитива. И плевать, что длилось оно от силы пять минут, после чего мы проследовали в Хрустальный зал, полностью оправдывающий свое название.

Огромный зал, конец которого терялся за белой пеленой неизвестной мне дыма, действительно, целиком и полностью состоял из хорошо ограненного хрусталя. В глазах рябило от бликов, а особенно поражала крыша. Несомненно, она выглядела на фоне блестящих прозрачных стен несколько экзотично – каменные своды держались на хрустале без каких-либо неприятных ощущений. Камень не давил, превращаясь в небо.

Тут мне пришлось расстаться с поняшами. Им уготована роль зрителей, а мне – придворного шута.

Сцену пришлось обходить, на ней уже играл симфонический оркестр. Никогда не любил классику, исключая, пожалуй, Вивальди, она казалась мне чрезвычайно скучной, а местами еще и очень затянутой. Наверное, если бы мама чаще водила меня в филармонию, а отец не подарил бы мне тот кассетный плеер, я бы вполне мог насладиться их искусной игрой на скрипках, виолончелях и прочих прелестях музыкального искусства. Но пути его неисповедимы, так что мне было суждено пройти за сцену с совершенно пустой головой. Нервов не было. Чего-то еще и подавно.

Наверное, потому что выступление с одной единственной песней, было чем-то проходным, как азы статистики в алгебре за седьмой класс. Сегодняшний день не ограничивался одним только лабанием на гитаре, в конце концов.

За сценой царил хаос в локальном своем проявлении. Единственный, что глубокое упущение, представитель администрации, был погружен в толпу различных музыкальных коллективов и одиночных музыкантов, без шансов на спасение. Ему задавали стандартные вопросы, типажа «Когда мы выступаем?», «Где мое оборудование – оно тут стояло!» и прочие, тогда как на лице бедняги «начальника» читалось только одно – желание выжить в этой давке и вернуться к семье.

Пока он разбирался с остальными, я решил проявить чудеса самостоятельности и самолично заглянуть в последовательный список. Да, думаю, я стал первой вехой бедняги пони, который сейчас мучался общим эгоцентризмом в сторону его персоны, на дороге к спасению.

Я выступал третьим. Хорошее число. Правда, это налагало на меня долю ответственности. Обычно, первые пять-шесть выступлений любая публика слушает с интересом, а потом он неумолимо угасает, что позволит последующему исполнителю и немного накосячить без вреда для своего здоровья.

Я быстренько раскурил сигарету и выглянул за кулису.

Так вот что чувствуют музыканты, выходя на сцену «Голубого огонька»! Какой опыт мне представился, я валяюсь.

Итак, мы имеем огромный Хрустальный зал, в центре которого стоит сцена. Круто. Соответственно, напротив сцены стоит немыслимое количество круглых столиков, везде мелькают белые фартуки пронырливых официантов, разносящих шампанское. Столики заполнены эдак на половину.

Значит, бомонд гуляет. Конечно, зачем еще приходить на торжественное мероприятие. Поговорить с кем-то о новых веяниях в искусстве и политике! А поесть и послушать бездарей от этого самого искусства можно и позже, верно?

— Эй, Кэп, — вежливо подошел я к освободившемуся, заметно помятому, пони. – Мне сказали, гитара тут будет, персонально для меня.

— Раз сказали, значит, она где-то здесь.

— Логично. А здесь – это где?

Пони осмотрелся по сторонам, а потом громко хмыкнул:

— Что же ты, сам не видишь. Вон там все стоит, как по договоренности.

Ой, слепой я. И правда, наверное, мой персональный стул, на котором покоилась гитара, до этого закрыла от моих глаз толпа.

Все было довольно цивильно, еще бы, прием главы государства. Гитара, как ни странно, была электрической, и выглядела вполне аутентично. Не «Гибсон», конечно, но вполне ничего. Мне очень повезло, как-то я решил, что было бы неплохо кроме акустической гитары освоить и электрическое чудовище, так, для остроты ощущений. Оказалось, перейти на другой инструмент было не так уж сложно, хотя и кропотливо. Так что, думаю, я вполне смогу навести шороху на местное болото.

Интересно, раз тут есть такие гитары, логично предположить, что на них кто-то играет…

Вот будет смешно, если в этом мире есть «Пони Сплин» или, к примеру «Пони Пистолз».

А еще меня волновало то, что тут нет розеток. Какие к черту розетки в мире, где электричество такое же редкое, как бозон Хиггса в коллайдере? Так что и вилок соответственно нету. И вообще ничего – даже смешно – куда мне втыкать гитару, если тут не изобрели усилителя?

— Кэп, а как эта штука подключается?

— Там провод медный. Прикрутишь его к пластине на сцене и всего делов.

— А дисторшн?

— Кто?

— Режимы как переключать, звуки искажать, амплитуда, все дела.

— А… Кулаком двинь и все будет хорошо.

В моем мире русских в голливудских фильмах часто показывают именно так. Не работает – кааак шандарахнет гаечным ключом, и сразу все зашибись, танк едет дальше. Или подлодка плывет. Или ракета летит. А все это время, не про нас надо было технические анекдоты сочинять.

На сцену направился конферансье в отлично отглаженном сюртуке. Кажется, господа, мы начинаем.

Первыми на сцену потянулись певичка и ее музыкальная группа. Пели откровенную попсу, хотя и с закосом под романс. Под скрипки и пианино. В общем и целом, аудитория осталась довольной.

Потом шел какой-то виртуоз игры на скрипке. Зубами держал смычок, что меня поразило – это как же он мог бы играть, будь у него руки с пальцами! Черт, ему бы не было цены!

А третьим, выходит, должен идти я. Поэтому я заранее заставил конферансье прицепить проводки к пластине на сцене – делать мне нечего, как лишние минуты на сцене нелепо цеплять провода.

Хм, интересно, как я буду выглядеть, в смокинге, отличном черном пальто и с электрогитарой наперевес? О да, я, черт побери, стилен…

Из-за кулисы выглянула довольная мордочка скрипача.

— Сэр, ваш выход.

Я кивнул, выбросил только зажженную третью сигарету. Кивнул своему собрату по несчастью, повесил на себя гитару и вывалился на сцену.

Фу, какое пренебрежение! Я ожидал, что этот концерт вызовет у снобов хотя бы толику живых чувств. Но нет, я надеялся совершенно зря. Жующая за столами масса продолжала жевать, пить шампанское из бокалов, чинно разговаривать друг с другом о погоде. Не удивлюсь, если все, что для них тут исполняют, всего лишь фон, не нужный им. На меня прямо накатила какая-то странная ненависть ко всем этим белым воротничкам. Не знаю, как это терпели остальные, но я не стану терпеть, если меня не будут слушать.

Адреналин ударил в голову, я пружинисто подбежал к микрофону – большому и красивому, как их показывают в старых фильмах про Бродвей:

— Боже, храни королеву, ребята!

Кажется, я слышал гортанный звук из зала – кто-то подавился.

Как я люблю шутки, которые понимаю только я сам.

Попробовал струну – вроде бы, звук шел. Откуда – непонятно, колонок в зале я не видел, очевидно, очередная магическая штука.

Я кашлянул в кулак, сорвал с правой руки перчатку, сейчас она только мешала. Пора было начинать.

Я очень люблю эту песню – она занимает в моем плеере почетное место. И она очень подходит ко всей атмосфере, которая обволакивала нас всех: меня, Твайлайт и компанию, снобов, откашливающихся после моего нестандартного приветствия. Все мы сейчас в одной лодке.

Начал я с акустики, медленно перебирая струны.

Take away the sensation inside

Bitter sweet migraine in my head

It’s like a throbbing tooth ache of the mind

I can't take this feeling anymore

 

Пришло время последовать совету администрации. Я кулаком, как можно сильнее, вдарил по хрупкому тельцу гитары, что сработало, подобно старому доброму дисторшну. Проиграв пару секунд в искаженной гамме, Я почти прижался к микрофону и истошно заорал:

 

Drain the pressure from the swelling,

The sensations overwhelming,

 

И еще громче:

 

Give me a long kiss goodnight

And everything will be alright

Tell me that I won't feel a thing

So give me Novocain

 

Публика валялась. О, черт возьми, публика валялась. Кто-то уставился на меня, как на прокаженного или сатаниста, который в публичном месте режет козла для принесения жертвы. Кто-то, это была меньшая половина, пялился на меня с откровенным презрением, пытался заткнуть уши копытами, всем своим видом показывая, что я пришел со своим уставом в чужую конюшню. Те, кто помоложе, кажется, уловили волну, что не могло не радовать.

Да, эта песня отлично подошла к вечеру. Она начиналась тихо, местами становилась громче истребителя, выдавала тонны эмоций, а потом опять затихала, давая слушателю переварить навалившуюся на него цепь ассоциаций.

К концу песни я уже безбожно хрипел, сорвав себе голос. Оно того стоило.

Give me a long kiss goodnight

And everything will be alright

Tell me that I won't feel a thing

А потом, не помню, где я подцепил этот жест, я раскинул руки, позволяя гитаре заткнуться, и окончил уже шепотом.

So give me Novocain

Повисла тишина.

— Знаете, а вашим детям понравится, — закончил я свое выступление былинной фразочкой.

И вышел со сцены.

За кулисами меня ждала несколько пришибленная Твай. Я сдал обратно гитару, предупредив, что не отключил ее, зачем-то хлопнул конферансье по плечу (о, это было сложно).

— Макс, мне кажется, ты переборщил, — ей-богу, если бы цвет масти Твайлайт мог меняться, сейчас бы она была либо бледной, либо вообще седой, как зима в тайге.

— А по мне, так нормально. Взбаламутил это сонное царство, — я увел с подноса, который проплывал мимо меня в комплекте с официантом, бокал шампанского. Попробовал, пополоскал им ротовую полость, глубокомысленно смотря вверх, и поставил бокал на стойку для нот. – Слушай, как вы эту муть пьете? Или она тоже у вас настоена на каких-то там одуванчиках?

Добиться своего всегда приятно. Твай улыбнулась, за что ей, конечно, отдельное спасибо.

— Ну так что, Макс? Теперь можно идти в зал, правда я не знаю, как там тебя встретят.

— Мне, в общем-то, совершенно плевать, как меня встретят. Но я пока что туда не пойду.

— А куда же тогда? — она искренне, по-детски, удивилась.

— Пойду, возьму в библиотеке какую-нибудь интересную книжку, — меланхолично разведя руки, ответил я.