Прекрасный и тлеющий мир
Часть Двадцатая: Цокая по ковру
Тусклый свет лился по комнате родителей, освещая шёрстку серой пони. Она повернулась ко мне спиной, и я всё ждала, когда она обернётся на меня своей безглазой мордочкой и что-нибудь скажет. Она была мной, и я смотрела на неё. Кошмар снился мне опять, и опять я сгорела, будучи маленькой кобылкой; только теперь я знала, кто кричал. Я убила республиканца и поднялась в комнату мамы и папы, а здесь была я. Однако она просто молча глядела на комнату, сидя ко мне спиной. Только я сделала шаг к ней, она сразу сказала:
— Ты сама это сделала, — она обернулась, и её страшные ожоги предстали передо мной. И страшнее всего, что эти ожоги были на мне, — ты сама сделала шаг ко мне.
— И что это значит? — спросила я.
— Это значит, что это твой выбор, — сны вещь, конечно странная, однако логику и в них искать нужно.
— Что с тобой случилось? – с сожалением в голосе произнесла я.
— Ты ещё не знаешь этого, — опустив голову, сказала она, — Лэмплок, я думаю, что это моя вина.
— Ты виновата в том, что с тобой случилось?
— Ты ещё не знаешь, что со мной случилось, — ответила она, — а я виновата в том, что случилось, — я немного помолчала, переваривая сказанное. Свет от фонаря тихонько заколыхался, когда в коридоре пугающе скрипнула дверь.
— И что всё-таки уже случилось? – спросила я, подойдя к ней. Она была грустной в этот раз и очень тихой. Будто на неё разом нагрянуло состояние шока и меланхолии.
— Я скучаю по ним, — сердце сдавило, и я сжала глаза от боли. По ним. По родителям.
— Я тоже скучаю по ним, — призналась я, садясь рядом с ней около фонаря. Она вдруг зло на меня посмотрела, по крайней мере, именно так казалось из-за её окровавленных глаз, и затем произнесла.
— Ты скучала по ним, — начала она обиженно, — а затем заперла меня здесь одну.
— Я и сейчас скучаю по ним, — боль начала давить на сердце ещё сильней, заставляя меня сжаться в муках.
— Чувствуешь? – спросила она оживлённым голосом, — вот что такое скучать. Вот что такое боль потери. Ты ведь знаешь её. Сначала боль потери оживляет тебя, ты чувствуешь себя живой, как бы больно тебе не было и это пугает. Потому что нельзя верить, что в жизни такое может произойти, однако ты чувствуешь, что ты жив, каждая частичка тебя оживает и мучается от боли потери, а затем, — она сделала паузу, чтобы посмотреть мне в глаза, — а затем ты умираешь. Не телом. Что-то внутри тебя умирает, и только умерев, ты сможешь жить дальше, — она прислушалась к детскому цоканью в коридоре и, взяв лампу, сказала, — я умерла, Лэмплок, однако я должна спасти тебя, — дверь раскрывается, и маленькая я входит в комнату и безглазая я кидает в неё лампу. Пламя охватывает маленькую кобылку, и она умирает. Я подхватила малышку, когда она умерла от обжигающей боли. Так сложно было оторваться от её улыбающегося лица, которое обещало, что всё будет хорошо, — и всё-таки это не решение, — произнесла серая кобыла без глаз.
— Что ты пытаешься решить? — положив малышку на кровать, спросила я.
— Тебе легко делать выбор, — вдруг произнесла она, — у тебя уже есть варианты. А я должна придумывать их сама, — она заходила по комнате, нервно проговаривая вслух свои мысли, — я думала над этим. Ты меня надолго тут заперла, так что времени у меня было достаточно. Я тогда сказала, что нас не спасти и ошиблась, — она подскочила ко мне и с дрожью в копытах взяла меня нежно за плечи, — тебя можно спасти. Нужно спасти. Если спасу тебя — спасу её, — она указала на обгоревший труп маленькой пони. Вдруг она замолчала и затем, успокоившись, спросила с надломанным, будто от плача голосом и одновременно с улыбкой, расплывшейся по её мордочке, — Ты помнишь, как папа нас гладил по голове, как он трепал нашу гриву? — она нежно погладила меня по гриве и затем потрепала её, — ты моя маленькая умница, — она всхлипнула и чуть не плача добавила, — моя доченька.
— Я помню.
— Лэмплок, а помнишь, мама. Она, она так... Помнишь её поцелуи перед сном, — тут её улыбочка стала чуть поменьше, хоть и не исчезла с лица. Она близко наклонилась ко мне, и между нашими губами осталось совсем немного. Её дыхание было не таким горячим, как у Тэо. Словно сотлевшие угли она лишь немножко согревала меня, — она приходила перед сном, зажигала все лампы и затем, — она начала приближаться и вдруг поднялась и поцеловала меня в лоб, — дарила нежный поцелуй, обещавший, что всё будет хорошо, пока мама рядом.
— Что ты делаешь? – Я только что флиртовала сама с собой, пока говорила о моих родителях?
— Я скучаю, — призналась она и отдалилась от меня. Мне стоило лишь моргнуть, и серая кобылка предстала передо мной в том самом бархатном платье. Она уселась, повернувшись ко мне спиной, и украдкой выглядывала из-за плеча, заигрывая со мной и краснея. В сумраке ночи её глаза покрывали тени от фонаря, и она выглядела завораживающе. Однако я с лёгким шоком уставилась на свои копыта, когда почувствовала, что и я одета в платье. На мне был нежный и нелепо обтягивающий моё тело шёлк, в котором поблёскивало танцующее пламя света. Взглянув на выставленное левое копыто, я обнаружила, что оно забинтовано, — Я всегда буду тебя ждать, — произнесла серая кобылка на манер Тэо, — удивительная вы пара, Лэмплок. Две ущербные личности встретились и сплелись вместе в сумасшедшей любви. Ты ведь пошла убивать ради неё, — возмущенно заметила она, — ты готова отдать всю Эквестрию ради неё. Раньше ты хотела спасти этот мир, когда родители умерли, ты решила, что будешь спасать других пони. Теперь ты встретила Тэо. Поёт тебе колыбельные, называет солнышком, сюсюкается с тобой во время приступов... Никого не напоминает?
— Маму.
— Да, Лэмплок, маму, она напоминает тебе маму, которая у тебя когда-то была, однако ты решила, не мучаться и просто забыла о маме.
— Это неправда, — тихим голосом сказала я. Как же она была права. Да и как можно спорить с самой собой.
— Это правда, Лэмплок. Сначала ты использовала бедную Боу, — стоило мне моргнуть, как у серой кобылки пропало платье, и на кончике хвоста у неё появился бантик, — ты представляла себя защитницей, её старшей сестрой, которая будет оберегать и защищать. Теперь ты даже и не собираешься провожать её в Мэйнхеттен, — я виновато опустила взгляд. Я ведь действительно обещала ей отвести её в Мэйнхеттен, — И вот мы приходим в научный центр и там кто? Правильно! Эпплджек! – кобылка на секунду успокоилась и, стоя уже в ковпоньской шляпе, сказала, — знаешь, пойдём в твою комнату.
Кобылка скользнула за дверь и исчезла во тьме полуночного кошмара. Сглотнув слюну, я сделала отчаянную попытку проснуться. Когда у меня, как и предполагалось, ничего не вышло, я шагнула во тьму за самой собой. Как только моё копыто коснулось пола в коридоре, я услышала стоны, причём стонали моим голосом.
— Ах, — возбуждённые наигранные стоны разнеслись на весь дом, — Да, моя хорошенькая, да... Да!
Я, озираясь по сторонам, прошмыгнула к двери своей комнаты. Скрипучая дверь тихонько раскрывалась, представляя передо мной извивающееся тело безглазой меня. Она ласкала себя копытом, смотря прямо на меня. Томно прикусывая губу, она будто сдерживала саму себя от стонов, что иногда вырывались.
— Помнишь это? – она посмеялась, стараясь делать это игриво и возбуждающе, — ты, что покраснела, Лэмплок? Разве ты стыдишься самой себя? Ты проводила много ночей, мечтая о ней. Раз! – она углубила копытце так сильно, что у меня даже заболело между ног, — и яблоки в корзинке... Два! – начав усиленно двигать копытом, кричала она, — и яблоки в корзине... Три! И яблоки в корзине, — я не могла перестать на неё смотреть, как бы мне не хотелось. Хотя, возможно, мне и хотелось? – С другой стороны не стоит сгущать краски, да, моя малышка? — поднеся ногу ко рту, сказала она и затем, лизнув своё копыто, продолжила, — ты ведь делала это тихо. Стыдясь. Уверена, сейчас тебе это кажется милым, хоть ты и немного шокирована, чтобы признать это, — кобылка встала с кровати и приблизилась ко мне. Её грудь наполнилась воздухом, а глаза она прикрыла, затем, издав тяжёлый вздох, кобылка продолжила, — Теперь у тебя есть Тэо, — бархатное платье покрывало тело серой кобылки, — Я рада за тебя, — призналась она, и лишь после этого её щёчки покраснели, — Ну, а ты что думала? Я ведь желаю тебе счастья. Хотя ваша любовь странная. Ты считаешь Тэо красавицей, а на самом деле она тридцати-двухлетняя пухлая зебра-некромант, у которой вместо копыта — страшная уродливая кость.
— Она не уродливая, — спорить с самой собой? Да, Лэмплок, ты можешь это!
— Разве? – серая кобыла взялась за моё копыто и одним яростным рывком сорвала все бинты. Отвратная кость с кусками болтающегося мяса была вместо моей ноги, — Это, по-твоему, не уродливо?! – вскричала безглазая я, — это, по-твоему, не страшно?! – она опустила копыто и разочарованно проговорила, — хотя, кому я это говорю? Ты ведь целовала её копыто. Ты увидела там все смерти, что произошли по твоей вине? – усмехнулась она, — ну, почти правильно. Ваша любовь основана на боязни страха. Две калеки, одна в мозгах, другая в копыте. И я думаю, тебе как раз таки повезло больше, чем ей, — кобылка с презрением взглянула на меня, — Терпеть тебя, твои странности это тяжелейший труд, — она, отвернувшись, всхлипнула и со словами полными любви произнесла, — с которым справлялась лишь мамочка, — когда она резко обернулась на меня, презрение опять читалось на её мордочке, — теперь ты веришь, что Тэо с этим справится. Зебра, конечно, хороша... Баюкает тебя перед сном, и всё-такое... Скорей всего, ты для неё последний шанс. Молодая кобылка, уродка конечно, зато лижет с удовольствием...
— Прекрати, — не выдержала я. Я должна вернуть себе свой разум. Мысли совсем пропали, как только она начала говорить. Я знаю кто она. Я знаю, почему она зла на меня, — ты это я.
— Да тебя только что осенило! – всплеснула копытами она.
— Ты это моя болезнь, — короткий смешок раздался после того, как я озвучила догадку, я хотела начать говорить, однако кобыла начала истерично смеяться. Её копыта, не выдержав, подкосились, и она продолжила заливаться болезненным смехом уже на полу.
— Я не твоя болезнь, Лэмплок, — наконец сказала она, посмеявшись. Кобылка уселась в угол комнаты и дрожащим голосом обратилась ко мне, — однако я создана твоей болезнью. Цокаешь по ковру, и плохие мысли уходят? А ты не думала, куда они уходят? Они остаются в твоей голове, Лэмплок. В той части тебя, которая скрыта твоей болезнью, далеко в заброшенных местах твоего разума. Эта часть терпит все твои плохие мысли, терпит все страхи и медленно сходит с ума, когда сумасшествие и породило её. Я и есть эта часть Лэмплок, — я уставилась на её бедное изуродованное лицо и, подумав, что это лишь малая часть её страданий, большинство из которых происходят в её голове, я сожалеюще взглянула на неё. Было очевидно, что в её страданиях виновата я.
— Прости меня, — серая кобылка разревелась. Из того места, где раньше были её глаза, потекла кровь. Она защищала меня всю мою жизнь. Я боялась представить, сколько в её мозгу крутится ужасно пугающих мыслей, с которыми я не захотела бороться.
— Ты ругаешь свою болезнь! – вскрикнула она, — а болезнь защищает тебя. Она отправляет сюда все ужасные мысли, с которыми ты не можешь справиться. – я приблизилась к этой бедной пони, что прижималась к стене и чувствовала такую жалость к самой себе, осознавая, что существует часть меня, которая так мучается и страдает. Мои копыта обвились вокруг её шеи и прижали поближе. Она припала губами к моей кости и, покрывая её поцелуями, кобылка обратилась ко мне.
— Тэо такая хорошая, — пони приподняла мордочку, — она так защищает тебя. Я так люблю её колыбельные, будто мама поёт их. Плохие мысли почти не появляются, и я чувствую себя в безопасности, — все неприятные вещи, что сказала мне эта серая пони, были моими страхами и укорами, которые я обращала к самой себе. Моя болезнь тщательно защищала меня от них и лишь теперь, когда я разговаривала с той частью меня, где все эти мысли хранились, я чувствовала, насколько мне было бы тяжело, — и, всё-таки, мне нужна помощь, Лэмплок, — попросила она, — скоро мы отправимся в Кантерлот...
— Я ещё не решила, — прервала я саму себя, как вдруг серая пони сочувственно покачала головой.
— Ты уже решила. От этого я тебя спасти уже не смогу. Ты отправишься в Кантерлот. И мне нужна помощь, чтобы приступы не происходили там.
— И что я могу сделать? – недоумевая, спросила я. Кобылка всхлипнула и, утерев кровь, капающую из прожжённых глаз, подошла к многочисленным лампам, которые хранились у меня на полочке. Разглядывая причудливые и обычные, однако, всё равно любимые мною подарки родителей, она вдруг обернулась на меня и сказала, — я хочу поговорить с мамой и папой.
— Они мертвы, — а их тела ты сожгла на кровати в их же комнате. Я старалась говорить мягко, чтобы не расстроить и не заставить плакать кровью только что успокоившуюся кобылку. И хоть я вся была в крови и багрянец, в котором было столько душевной боли, впитывался в моё платье, я совсем не задумывалась об этом. Не было не отвращения и желания смыть с себя кровь. Это действительно были её слёзы. Это была её боль и желание всего лишь жить спокойно.
— Я знаю, — ответила она с долей сожаления, однако она говорила так, будто обрела чуть зримую надежду. Кобылка подошла ко мне и, взяв в копыта кость, с благоговением сказала, — она сможет поговорить с ними. Она поможет тебе. Прошу тебя, Лэмплок, поговори с ними, я так хочу ещё раз встретить маму и папу. Я буду и дальше защищать тебя, только прошу, поговори с ними.
— Хорошо, — согласилась я, — только скажи, решение для чего ты пытаешься найти?
— Я пытаюсь спасти Лэмп и тебя, — произнесла кобылка своим привычным холодным голосом, — чтобы ты не стала такой как я.
— Лэмп это малышка, что ты сжигаешь? – предположила я.
— Да.
— А ты Лок?
— Верно, — сказала кобылка, — я Лок, — Лэмп и Лок, — Поговори с ними, прошу тебя, — сказала она уже не холодным, а тем надломленным голосом, что я слышала, когда она плакала, — подари мне ещё одну встречу с ними.
Пот катился с моего лба, а лёгкие старались набирать в себя воздух как можно чаще. Слезинки на ресницах и взволнованный взгляд Тэо вместе с её копытом, обнимающим меня, подсказал мне: Я проснулась.
Облизнув свои губы, я подняла взгляд из тарелки и оглядела сидящих за столом. Тэо довольно улыбалась и будто пребывала в своём мире. Зебра отстранённо смотрела будто сквозь тарелку с едой, к которой лишь едва прикоснулось. Надо сказать, даже после ночного кошмара, её вид смог вызвать у меня довольную улыбку. Тэо всё ещё наслаждалась тем, что произошло ночью. Доктор культурно ел, изредка поглядывая на меня. Он не стал для меня плохим пони, зато я сама для себя стала плохой и это меня разочаровывало. И да, говорить всё это Ордерли не имело смысла, так как, я уверена — он, лишь взглянув на моё лицо, мог догадаться о моём отношении к происходящему. Малышка Боу явно не выспалась. Пегаска клевала носом и, обычно радостная, она тоже молчала за столом. Хотя, как мне кажется, это от того, что она не чувствует вкуса. Бедняга переживала об этом сильнее, чем я. Я же куда больше боялась потерять оставшиеся чувства.
Мы завтракали в зале, столы ещё не убрали и пони решили воспользоваться этим, пока можно. Объяснять Тэо, что мне приснилось, я пока что не стала. Она была такой счастливой с утра, что я даже не стала ныть, хоть очень хотелось. Вместо этого я сказала, что мне приснился тот самый кошмар. Я не видела Тэо такой раньше. С прошлой ночи, конечно, многое изменилось и в лучшую сторону, однако для Тэо это, видимо, слишком много значило.
— У меня есть две новости, — закончив свой завтрак, объявил Ордерли. Он утёр салфеткой свою мордочку и в ожидании посмотрел на нас, — Одна из них, как водиться, хорошая...
— Давай с хорошей, — перебила Боу, которая была рада оторваться от еды.
— Несмотря на некоторые сомнения, Луна всё-таки решила поддержать нас в битве за Кантерлот, — я лишь кивнула этой новости. Было не ясно, пытался ли доктор так воздействовать на меня или была другая причина постоянно говорить о битве за Кантерлот.
— Ну, а плохая, — поинтересовалась я.
— Новость так-то не совсем плохая, — усмехнулся Ордерли и затем, цыкнув, продолжил, — в общем, Луна, чтобы мы отправились в Понивилль, — копыто дрогнуло, и я сразу постучала по стулу копытом три раза, — я знаю, это, возможно, будет тяжело для вас с Боу, — сказал доктор, обращаясь ко мне, — однако то, что хочет сделать Луна, пойдёт на пользу всем пони. После случившегося в Толл Тэйле она приняла решение о том, что хочет создать что-то вроде закрытого города. Принцесса использует оставшийся в Понивилле генератор магического купола и после того, как мы излечим болезнь, она закроется там со всеми желающими пони, — доктор сожалеюще взглянул на меня, я до сих пор цокала копытом по стулу. Даже Тэо проснулась из своей счастливой дрёмы и волнуясь взяла моё переднее копыто, — вам двоим необязательно ехать, тем более я знаю, как это будет тяжело для Лэмплок, — взглянув на Боу он, улыбнувшись, сказал, — а вот тебе придётся с нами поехать.
— Ну, а кто же вас ещё повезет, — согласилась Сэнди.
— Ну, а то, — Доктор встал из-за стола и, поблагодарив за завтрак, сказал, — мы полетим прямо сейчас. Я хочу закончить все дела как можно раньше, чтобы уже отправиться в Кантерлот.
Возвращение в Понивилль будет для меня болезненным, это точно. Тем более после этого сна. Мои родители до сих пор лежат там не похороненные, хоть я и обещала себе, что сделаю это. И может сейчас самое время? Я стучала копытом, и это помогало, однако я знала, что Лок сейчас очень тяжело. Мне нужно поговорить с родителями.
— Тэо?
— Да, Лэмплок.
— Я знаю, просить тебя об этом, возможно, не нужно, однако, у меня сейчас не так много выбора. Ты ведь некромантка, так?
— Да, — протянула Тэо, будто зная, к чему я веду.
— Ты можешь помочь мне поговорить с моими родителями? – почти на одном дыхании спросила я и с надеждой посмотрела в зелёные глаза. Зебра прислонилась к спинке стула и, выдохнув, начала говорить.
— Я сразу подумала о том, что как только ты узнаешь про мои способности, ты попросишь о разговоре с родителями, и поэтому я заранее подготовила ответ. Да, Лэмплок, я могу тебе помочь, однако тебе станет лишь хуже после этого. Разговор с близкими тебе людьми после смерти — очень опасное дело. Ты просто можешь не захотеть уходить из мира мёртвых.
— Мне нужно просто один раз поговорить с ними, Тэо, — жалостно упрашивала я.
— Лэмплок, — прикрыв глаза, продолжала Тэо, — прошу тебя, послушай меня, я ведь уже помогала одной кобылке. У неё была точно такая же проблема, у неё тоже умерли родители и она думала, что сможет облегчить своё горе, иногда общаясь с ними. В итоге пребывание в мире живых стало ей казаться слишком тоскливым, а в мире мёртвых она оставалась всё дольше.
— Так почему ты просто не прекратила это?
— Я не могла, — ответила Тэо, ложа копыта на стол, — я боюсь, что ты не вернёшься ко мне из мира мёртвых.
— Так ты же можешь просто вытянуть меня оттуда в крайнем случае, — всё упрашивала я.
— Помнишь про ту боль, что я тебе рассказывала? Именно её ты испытаешь, если я попытаюсь тебя вытянуть. Если же ты сама уйдёшь оттуда, тогда боли ты не испытаешь. Общение с мёртвыми — это почти как перемещение души, только это несколько легче. Для некроманта легче, — взяв меня за копыто, зебра ласково сказала, — я представляю ту боль, что ты чувствуешь, однако я не хочу терять тебя, поэтому, пока нет экстренной ситуации, я бы не хотела использовать свои способности, — думаю, мой разговор с Лок и её проблема — это весьма экстренная ситуация. Сердечко сжалось от волнения, и я рассказала всё Тэо. Зебра после моего рассказа, немного обдумала всё сказанное мной и затем спросила.
— То есть... Ты заигрывала сама с собой? — я лишь плюхнулась мордой об стол от недоумения. После столь напряжённого ожидания её реакции я узнаю, что больше всего Тэо волнует это, — Ладно, я знаю, это не имеет сейчас значения. Я лишь волнуюсь за тебя, Лэмплок, — я подняла свою мордочку и взглянула на Тэо, — то, что ты видела... Это ведь что-то вроде раздвоения личности.
— Нет, это совсем другое! – принялась оправдываться я, — она это и есть я, только она олицетворяет ту часть меня, которая и содержит...
— Лэмплок! – перебила меня Тэо, — я верю тебе. Я не пытаюсь сказать, что ты больна, чем то ещё. Просто беспокоюсь, — взяв меня за копыто, зебра вздохнула и, к моей радости, наконец, согласилась, — хорошо, я помогу тебе, Лэмплок, — мои копыта благодарно обвились вокруг неё, а губы ласково прижались к её носу, — Лэмплок, тогда нам придётся лететь в Понивилль, — я взволнованно взглянула на зебру, — твои родители остались там не похороненные. Связаться с ними оттуда будет безопасней и легче.
Все мои опасения насчёт возвращения в Понивилль связаны с прошлым. Я боюсь прошлого. Из-за этого и болею. И боюсь я не только того, что произошло во время вспышки вируса, а ещё и того, что было до этого. Однако сейчас я хотела связаться с моими родителями, и как бы мне не было грустно, родители стали моим прошлым. Они навсегда будут в моём сердце, по крайней мере, Лок точно сохранит память о них и будет иногда делиться этой памятью со мной. Я надеюсь, что не схожу с ума ещё раз и Лок это всего лишь часть меня, проявившаяся во сне. И хоть со мной в одном вертолёте летела сама принцесса снов, я не торопилась с расспросами. Во-первых, она очень мало знает о моих снах, поскольку во сны сумасшедших она лезть не хотела, а во-вторых по её напряженному лицу было видно, что она сама борется со своими кошмарами.
Пройдя в кабину пилота, я уселась за второе сидение сбоку от Боу. Пегасочка добродушно улыбнулась и продолжила смотреть в большое окно, которое находилось перед ней. Погода ухудшалась, вдали лил дождь, заслоняя обзор, и в небе играла молния, разрывая воздух в причудливых изгибах, а ведь сейчас должно холодать. Хотя, думаю, снега в этом году мы вряд ли дождёмся.
— Боу, ты ещё помнишь про моё обещание? – спросила я, глядя на Кантерлот, мимо которого мы пролетали.
— Какое? — не задумываясь, ответила пегаска, щёлкнув один переключателей.
— Про Мейнхеттен, — Боу нервно кашлянула, однако к моей радости, штурвал из копыт не выпустила.
— Всё думаешь о возвращении домой, — слабо улыбнувшись, ответила она, — я гляжу на тебя, и вижу, сколько боли тебе доставляет возвращение домой и я думала, а стоит ли мне возвращаться. Мне повезло с какой-то стороны, и я не видела своего мёртвого отца. И для меня он сейчас жив. Всё также сидит в своём скрипучем кресле, пока вдруг не вскочит, осенённый какой-нибудь гениальной идеей, — Сэнди повернула штурвал, наклонив этим «Персэпшэн» и начала облетать Кантерлот издалека, — а вдруг приду домой и он мёртв. Сидит безжизненный в кресле, а глаза не источают тот огонёк жизнелюбия, который всегда был у него. Я думала, пускай я с ним не увижусь, зато для меня он будет жить вечно, — Боу взглянула на меня в ожидании того, что я ей отвечу. Слова пегаски поразили меня, однако теперь я даже рада, что мы не кинулись в Мэйнхеттен. Сэнди с несвойственной ей серьёзностью подошла к этому вопросу. И всё-таки у меня было другое мнение насчёт этого.
— Твой отец был бы так рад тебя видеть.
— Я знаю, — прервала она спокойно.
— Он ведь даже не знает, жива ли ты.
— Да, я знаю Лэмплок, — нервно отмахивалась Боу.
— И он бы отдал свою жизнь, лишь бы встретиться с тобой ещё раз, — Боу собралась прервать меня опять, однако замолчала и я решила извиниться, — знаешь, Боу это не моё дело, я не хотела тебя обидеть.
— Нет, Лэмплок, — сказала пегаска, — это твоё дело. И ты права. А мне просто страшно, — я приобняла пегаску, которая всё-таки не смела даже опустить взгляд вниз или позволить слезам затуманить обзор, однако я видела, как ей плохо.
— Я обещала, значит, провожу тебя.
— Спасибо, — пегаска лишь ненадолго прикрыла глаза, чтобы затем смахнуть слезинку и, широко раскрыв глаза, сказать, — смотри, Лэмплок... Понивилль, — я убрала ногу от пегаски и уставилась сквозь окно на город, в котором когда-то жила. Ещё не было видно, что дома были разрушены, однако чувствовалось, что что-то не так. Возможно это лишь моё воображение вместе с удручающим пейзажем из-за испортившейся бесконтрольной погоды, однако, казалось даже издалека, что с городом что-то не так.
Чем ближе мы подлетали, тем отчётливей становилось видно разрушенные дома. Разумеется, я искала глазами лишь один единственный. Многие, кто был на борту «Персэпшэна», не видели Понивилль после того, как город был разрушен. Нигде такого не было. Почему купол раскрыли раньше вспышки вируса, ведь столько пони смогло бы выжить? Неужели Твайлайт старалась убить как можно больше сразу? Вздохи и слова удивления слышались из уст агентов. Луна так и не стала подходить. Наконец мы подлетели к городу. Я хотела уйти из кабины пилота, однако решила не оставлять Боу наедине с умершим городом, в котором мы раньше жили.
Пони в «Персэпшэне» встрепенулись, когда послышались звуки пулемёта. Боу дёрнула рычаг на себя, и вертолёт накренился немного назад. Трассирующие пули высекали в небе искры, прямо перед нами. Пегаска отодвинула два рычажка и выпрямила штурвал, после чего «Персэпшэн» коснулся земли. Агенты приготовились выходить, их в этот раз было больше, чем тогда в Толл Тэйле.
— Боу, — обратился доктор, — проводишь нас. — пегаска кивнула, стараясь прийти в себя после неожиданного нападения, — Присутствие здесь республики осложняет нашу задачу, — монотонно объявил Ордерли для всех, — однако, насколько мне известно, их здесь не может быть так много. Скорее всего, это пара напуганных двухвостых, которые прихватили пулемёт. Постараемся...
Воспоминания, словно молнии в небе над Кантерлотом, сверкали в моей голове. Разветвляясь, они освещали самые скрытые коридоры моего разума, в яростной попытке пробудить во мне страх. «Сахарный уголок» был разрушен. Именно здесь в меня стрельнули из танка. Оглядев стену, под которой меня чуть не похоронило, я прошла к тому самому месту, где вирус меня застал. Воображение дорисовывало, как меня, сломленную и заплаканную, тащили на допрос. Безумие или всё то же воображение заставляли верить, что я вижу на примятой земле свою запёкшуюся кровь. Зато вертолёт был реален. Обгоревший металл давно перестал дымиться. Я тогда даже не знала, как эта штука называется. Пройдя вдоль мёртвой конструкции, я уставилась на то место. Ноги задрожали больше, чем обычно, а всем своим телом я могла чувствовать бешеное сердцебиение. Крики и последующая тишина, которые были в тот день, звоном всплыли в моём сознании, и как бы мне не было плохо, я прошла к тому месту и уселась на землю. Здесь я была, когда все умерли. Разум взрывался воспоминаниями, и звон в ушах, словно сирена в Толл Тэйле сводил меня с ума. Я ведомая своими страхами галопом побежала отсюда прочь, как вдруг ноги подкосились, как тогда, и я растянулась на сырой от дождя земле. Я заползла в угол между двумя домов и разразилась плачем, будто в ожидании пока голоса Рэрити.
- Мои маленькие пони, если вы меня слышите, значит, всё закончилось... Это всё закончилось... Я знаю, вам пришлось нелегко, но теперь вам нужно собраться...
Ничего не закончилось! Я всё ещё здесь! Умираю с каждой секундой, и меня убивает собственный разум. Так нельзя... Столько смертей и крови. Только больная на голову идиотка могла пройти всё это. Почему я такая самолюбивая? Неужели это моё наказание? Просто выкидывать плохие мысли подальше. Я забыла всё, забыла с радостью вообще всё! Смерть родителей я просто забыла их! Лок, какая же я уродина! Ты права, Лок. Одна из немногих здравых частей моего разума обречена на страшные страдания до конца жизни. Вдруг я забуду Тэо? Забуду её, когда воспоминания о ней станут слишком тяжёлыми, и опять буду жить.
— Ну, ты чего, солнышко? — сквозь пелену слёз я даже не заметила её приближения. Слюни вперемешку со слезами капали с моей морды, а она лишь прижала крепче к себе.
— Не хочу тебя забыть, — всхлипывала я, — Не хочу забыть тебя, как забыла родителей. Лок права, я забыла их специально.
— Лэмплок, — поднимая мою мордочку, сказала зебра, — Ей тяжело, поэтому она сказала тебе это. Ты это и есть она, а значит, раз она помнит, помнишь и ты. И страдаешь из-за их смерти тоже ты. Нужно провести ритуал как можно раньше. Хорошо? Я знаю, что ты чувствуешь. Тяжело возвращаться в дом, который уже не кажется родным, — ненавижу возвращаться. Как не странно, я пережила множество ужасов в этом городе ещё до вспышки вируса. Я не зря всё-таки редко выходила на улицу. Протерев слёзы, я огляделась вокруг и решительно захотела подняться на ноги. Небольшая истерика была лишь сигналом о том, что моя нервная система не справляется. Я должна поговорить с родителями.
Пулемётный обстрел вели из бутика Карусель. С одной стороны, это могло показаться просто жестокой иронией, однако, собрав все известные мне факты вместе у себя в голове, я догадалась, что республиканцы выбрали это место неспроста. Куча ящиков с провизией валялась вокруг него, так и не тронутые после вспышки вируса. Сам бутик был круглый, и переставлять пулемёт было необычайно легко для республиканцев, благодаря чему защищать это здание не составляло труда. Разумеется, мы могли просто обойти их, однако Луна заявила, что убрать их нужно сейчас.
Аликорн гордой походкой прошла к бутику. Щит вокруг неё защищал её от пуль, и тем не менее, двухвостые не могли попасть по ней. Все выстрелы шли мимо неё. Когда принцесса преодолела половину пути, стрельба начала редеть. Попытки республиканцев убить Луну не приносили желаемого результата, и они заколебались. Вдруг Луна остановилась и королевским голосом заявила.
— НЕМЕДЛЕННО ВЫХОДИТЕ ИЗ ЗДАНИЯ И ТОГДА МЫ ПОЩАДИМ ВАС. ВЫ БУДЕТЕ ЦЕЛЫМИ И СВОБОДНЫМИ, ЕСЛИ ПОКИНЕТЕ ЭТОТ ГОРОД СРАЗУ. — в ответ на королевское заявление, которое звучало словно гром, посреди действительно шедшего дождя последовало молчание. Однако как только Луна сделала шаг вперёд, из здания донёсся голос.
— Мы больше не доверяем принцессам! – послышался крик жеребца, который на фоне голоса Луны звучал неуверенно и надломано. Луна вопросительно оглянулась на Ордерли. На лице у доктора было то самое выражение, означавшее, что Ордерли только что осенило. К всеобщему изумлению доктор осторожно вылез из укрытия, не смотря на то, что Боу испуганно шипела предостережения. Доктор сделал несколько шагов, и пулемёт зазвучал опять. Луна уже хотела кинуться защитить доктора, однако тот вытянул копыто.
— Стойте! – Луна остановилась, а доктор так и остался живым и невредим. Пулемётные выстрелы попадали в землю в нескольких метрах от доктора, который довольно улыбался ещё одной правильной догадке, — это не республиканцы! – крикнул он Луне, — они не могут убивать! – вдруг стрельба прекратилась, и отчаянный голос жеребца завопил.
— Не смейте подходить!
— Мы не желаем вам вреда! – вступил в переговоры Ордерли, мягко и аккуратно проговаривая каждое слово, — с нами принцесса Луна!
— Мы видели, что на какие зверства способны принцессы, — чуть не рыча заявил голос, — Мы единственные выжившие в Понивилле, — Что?! – Принцесса Твайлайт бросила нас здесь умирать.
— Принцесса Луна здесь не причём! Тем более вы не единственные, кто выжил в Понивилле. Прямо сейчас тут стоят две пони, которые смогли выжить, — голос замолчал, через несколько мгновений он взволнованно спросил.
— Как их зовут?
— Одну из них зовут Сэнди Боу! – прокричал Ордерли.
— Не приближайтесь к нам! – завопил голос, — Не было... – так же неожиданно, как и закричал, жеребец ненадолго замолчал и затем спокойно спросил, — повторите ещё раз. Пожалуйста.
— Сэнди, — отчётливо произнёс Ордерли, — Боу.
Вдруг внутри бутика послышался шорох и суета. Чьи-то тихие голоса спорили, пока, наконец, двери бутика с треском не раскрылась, и в дверном проёме не показалась единорожка. Она оглядывала всё вокруг и вдруг Боу вскочила и, улыбаясь, бросилась на встречу к ней.
— Кодлифайн! – прокричала пегаска, бросаясь в объятия единорожки, — ты жива!
— Жива! – единорожка обернулась к бутику, — это действительно она, вы можете выходить! – сразу же после этого из бутика вышло немного пони, взгляды которых метались от единорожки, обнимающей Боу, до принцессы Луны.
— Это ещё ничего не значит, — проворчал жеребец, который, судя по голосу и перекрикивался с нами, — Принцессам нельзя доверять. — и хоть на морде у него было разочарование, кричал он с пренебрежением, а не с обидой, — Ну и где вы были, когда мы умирали?! – к примеру, позавчера она была в Толл Тэйле. Даже несмотря на то, что сегодня день воспоминаний, перечислять все события того ужасного дня мне точно не хочется. В голове всё равно всплыла картинка того, как Луна, удерживая телекинезом две винтовки, стреляет по ногам республиканцем, и мне сразу подумалось о том, что для того, чтобы перечить принцессе Луне, нужно иметь действительно веские причины. Луна яростно выпустила воздух, и из ноздрей повалил горячий пар. Я знала, что по ногам она, конечно, стрелять не начнёт, однако то, что она сделала, превзошло все мои ожидания.
— Мои маленькие пони, — сказала Луна, по-королевски выпрямив осанку, — я удивительно счастлива знать, что вы смогли выжить, и хоть вам было тяжело, сейчас я сделаю всё, чтобы вам жилось лучше, — холодные глаза принцессы оглядели возликовавшую толпу после этого. И, несмотря на то, что недовольный жеребец ворчливо отмахнулся, все остальные были рады своей принцессе, и пара слов смогла их убедить, что жизнь сейчас наладиться.
Вдруг единорожка, которая была знакома с Боу, спросила.
— А кто ещё смог выжить? — она начала взгляд искать знакомую мордочку в толпе агентов.
— Лэмплок! – радостно позвала Боу. Я уже неохотно сделала шаг вперёд, как вдруг лицо единорожки исказилось в страхе.
— Лэмплок? – переспросила она у Боу и взглянула на меня, — Дочка Лэмпфилда? – обратилась она уже ко мне и пони из бутика начали переговариваться между собой и кто с ужасом, а кто с презрением смотреть на меня.
— Да, — робко ответила я. Единорожка вдруг пошатнулась от меня в другую сторону.
— Что происходит? – обратился к ним доктор.
— Несколько дней назад в город заявилась пони, — начал жеребец. Он тоже заметно испугался, однако недовольство с морды у него не пропало, — у неё весь рот был забинтован и сама она словно полоумная. Я сразу тогда решил, что не к добру это. На следующий день, мы обнаружили по всему Понивиллю линии крови, — жеребец выждал паузу и затем произнёс, — и все они тянулись к твоему дому.
— И это всё? – усмехнувшись, спросил Ордерли, хоть лично я действительно занервничала и вжала копыта в землю от напряжения.
— Нет, — произнесла единорожка, — это не всё.
Это была та самая пони, что писала на стенах того предприятия, где я встретила Лэйни. Зачем она это делает? И что она хочет сказать? В чём точно нет сомнений, так это в том, что пишет она хорошо. Принцесса Луна с доктором и агентами двинулись к генератору купола. Пони из бутика сказали, что пытались попасть к нему, однако их напугали звуки, доносившиеся оттуда. Всё происходящие в Понивилле было очень странным, и они решили лишний раз не рисковать, и, заперев двери снаружи, больше не подходили к месту, где находится генератор купола. Мы, в сопровождении единорожки, что знала Боу, шли по тянущимся следам крови. Мы прошли в обширное здание, которое пострадало от нападения республиканцев. Линия крови тянулась вперёд по коридору, то и дело натыкаясь на стёкла от выбитых окон. Я была, как обычно погружена в свои размышления и не заметила сразу, что это было за здание. Лишь затем, оглядывая все предметы, что валялись на полу или ютились в шкафах, я догадалась. Это была больница.
— Там не самое приятное зрелище, — сказала единорожка, остановившись около угла, — мы убрали большинство трупов на улицах, однако этот решили оставить. Та кобыла напугала многих, и мы подумали, что лучше не трогать то, что она сделала.
Неужели...
О нет.
Я застыла на месте, так и не решаясь идти. Я поднимала и опускала копыто, наступая прямо на линию крови. Я всё не могла наступить ровно посередине этой линии. Нужно было наступить обязательно посередине линии, а у меня всё получалось как-то криво, да и сама линия была кривой.
Тэо приобняла меня хвостом и я немного успокоилась. Сердце продолжало бешено стучать, однако я начала идти.
«Убийца»
«ТЫ»
«Спаси ЕЁ»
«Вера»
«Терпение»
«УБИЙЦАУБИЙЦАУБИЦА»
«СВЕТ»
Бред сумасшедшей, оказавшийся печальной действительностью, был многократно написан на стенах и полу больницы алыми чернилами. И все красные линии тянулись к одному телу. Двухвостый с перебитыми ногами лежал около стены. Около республиканца лежала бляшка от ремня, которой я выколола ему глаза, этим убив двухвостого.
«Лэмплок, поздравляю, теперь ты вторая Эквестрийская убийца»
Не только у меня в голове пронеслись эти слова, надпись была сделана рядом с телом республиканца. Я упала на пол прямо в кровавые надписи и отползла к противоположной стене. Я была убийцей, почти с самого начала я была убийцей.
— Лэмплок, — Тэо попыталась успокоить меня, — всё будет хорошо.
Отстранённо глядя на тело республиканца, я думала лишь об одном. Я была убийцей всё это время. Все мои страдания и мучения из-за нежелания быть убийцей обернулись сейчас ещё более печальными. Я старалась спасти свою душу, а я уже её погубила. Та деревня со статуей Аликорна, Толл Тэйл. Сколько пони умерло из-за того, что я не стала убивать? Это ведь сотни жизней и все потому, что я пыталась спасти, то, что давно загубила. Слёзы подходили к глазам, однако я не плакала, просто не могла плакать из-за этого. Не хотела. Старый, дряхлый ублюдок пытался меня убить и сделал бы это, не выколи я ему глаз бляшкой. Он так и не смог оправиться и видимо подох от потери крови. Я волновалась и переживала, пытаясь сохранить жизнь таким мерзким тварям, как он. Из-за этого умирали пони, которые почтенно относятся к такому великому дару, как жизнь и мир. Я променяла их светлые жизни на этих отвратительных сволочей. Нужно было лишь перестрелять их, мне бы даже не грозила опасность.
Одна кобыла! Ну, может, ей кто-то помог. И всё-таки, она разрушила целый город республиканцев.
Как же ты была права, Сэсси. Я должна была убивать, хоть что-то я могла сделать.
В коридоре послышались шаги, и я нервно дернулась, ударившись о стену. Тяжело дыша, я схватилась за подарок Тэо, однако, в отличие от того дня, в этот раз пришёл действительно мирный пони. Пегас тяжело дыша, то ли от испуга, то ли от того, что торопился. Он указывал копытом в сторону больницы и затем, отдышавшись, проговорил.
— Это была мантикора, — заявил грубым басом пегас.
— Ты имеешь в виду... Что? – недоумевала единорожка.
— Здание с генератором. – отрывисто сказал он, — Там была мантикора.
— Так её звуки мы слышали, — сказала единорожка, после чего призадумалась и спросила, — разве принцесса Луна?...
— Она легко справилась с ней, — опередил пегас вопрос единорожки. — Принцесса зашла в здание, чтобы посмотреть на генератор и тогда её сцапала другая мантикора. Их там было две! Она совсем не ожидала этого, — обречённо пегас уставился на всех нас, — тот доктор сказал, чтобы вы срочно заводили этот... – пегас замялся, что-то вспоминания.
— Персэпшэн, — предположила Боу.
— Да, точно! – указывая на Боу копытом, произнёс пегас. — Он просил торопиться... Она уже убила троих.
Поднялся небольшой спор о том, что нам делать. Пони, которые скрывались в бутике Рэрити, не хотели покидать Понивилль, в то время как Боу упрашивала их лететь с нами. Тем временем я опять ничего не делала и пони опять погибали.
— Почему они не парализовали мантикору заклинаниями? – тихо спросила я. Пегас неожиданно взглянул на меня. Похоже, он знал, что это моё имя пишут кровью по всей больнице, потому что он долго смотрел на меня с отвращением, прежде чем ответить мне, — они пытались. Однако это подействовало лишь в начале, затем это её разозлило.
— Ты поможешь мне, — сказала я, глядя на Тэо.
— Конечно, — ответила она заботливо.
Крики опять наполнили Понивилль и пони опять умирали из-за того, что были слишком прекрасны для жестоких животных, которые не гнушаются убийства, ради... Неизвестно чего. Я обошла на безопасном расстоянии здание с генератором и устремилась в бутик «Карусель». Внутри, как я ожидала, было то, что поможет мне. Я встала напротив небольшой повозки и обратилась к Тэо.
— Я думала, ты сможешь тянуть меня, — зебра опустила взгляд.
— Лэмплок, ты ведь не знаешь, ты виновата в смерти того республиканца или нет, — Тэо приобняла меня, а я старалась делать вид, что совсем не нервничаю, — ты не должна это делать.
— Даже если я не виновата, это самый правильный путь. Возможно, это ужасно и прискорбно, однако я верю, что это правильно, — зебра кивнула и начала пристёгивать себя к повозке. Перед тем как помочь ей, я спросила, — ты точно хочешь помочь? Я не обижусь, быть хоть как-то причастной к такому, может быть отвратительно.
— Ну, во-первых ты обидишься, — улыбнулась Тэо и затем сказала, — во-вторых, я же сказала: Что бы ты ни выбрала, я всегда буду с тобой, — поцеловав зебру, я неловко попыталась помочь ей, думая о том, как я вообще умудрилась убить с моей аккуратностью и затем, вздохнув, залезла в повозку.
Мантикора бушевала и пыталась ухватить агентов своими когтями. Смертоносное создание пылало необоснованной ненавистью ко всему живому. Эта было столь отвратительно для меня, что я более не колебалась. Может, буду потом, однако не сейчас. В пылу смертоносной битвы мало кто заметил нас.
— Останови здесь, пожалуйста, — попросила я зебру. Повозка сразу остановилась и робко попросила, — не могла бы ты уйти?
— Что? – почти возмущённо спросила зебра.
— Я боюсь за тебя. Вдруг что-то пойдёт не так.
— Когда я сказала, что останусь с тобой, это значило, что я останусь с тобой.
— Тэо может ты...
— Я. Останусь. Рядом, — сказало Тэо убедительно, и затем, смягчившись, добавила: — Я не оставлю тебя.
Устройство было немного странным, однако я вроде как разобралась. Вставив копыта в ячейки, я прицелилась чуть выше мантикоры и надавила на пластинки. Пулемёт затрещал и большинство агентов, и самое главное мантикора оглянулись в мою сторону.
— Всем отойти от мантикоры! – крикнула я, предварительно перестав стрелять.
Я встретилась глазами с этой тварью. Что-то там было. Она будто знала или чувствовала кто я. Убийца, такая же убийца, как и она. Я не знаю, хотела ли мантикора сделать рывок или наоборот увернуться от пулемётного огня. Я лишь надавила на пластинку. Пули начали касаться её тела и разрывать твёрдые ткани её толстой кожи. Ни крика, ничего истеричного, я просто жала на пластинку и наблюдала, как монстр потихоньку умирает. Когда она всё-таки упала на землю, я не переставала жать на пластинку. Лишь когда ногу мантикоры оторвало от тела, я решила, что пора остановиться. Пони испуганно смотрели на меня. После столь оглушительных выстрелов и криков, казалось, что город погиб. Только дождь капал, размывая по земле кровь убитых. Перед зданием с генератором лежало несколько растерзанных трупов пони и одно кровавое отвратительное пятно в виде дохлой мантикоры. Хотя, казалось, все испытывали ко мне отвращения больше, чем к дохлой мантикоре. Несмотря на это, я неторопливо вылезла из повозки и дрожащими копытами попыталась помощь Тэо отцепиться от повозки.
— Я не спрашиваю, в порядке ты или нет, — начала Тэо, смотря на меня будто в ожидании моего рецидива, — и так вижу, что нет. Однако может, я могу как-то помочь?
— Мне нужно поговорить с родителями, — всё ещё находясь в состоянии шока, сказала я, — пошли домой, Тэо, — зебра печально посмотрела на меня и приобняла.
— Пошли.
Удивительно, однако, я так и не расплакалась. Просто не хотела плакать из-за мантикоры.
А вот взглянув на стены дома, мне действительно стало обидно до слёз. Мне вот даже интересно. Эта кобыла фанатеет от нас с Лэйни или ненавидит нас?
«Добро пожаловать домой, убийца номер два».
Эта надпись была отчётливей всего. Все остальные стены были усеяны обрывками фраз или просто словами наподобие того, что были в больнице.
Тэо прижала меня к себе хвостом, когда мы подошли к двери. Делаем глубокий вдох и... Дом, милый дом. Дверь скрипнула, и чувство ностальгии сразу дало о себе знать. Слезинки всё-таки появились в глазах, однако я знала, что зареви я сейчас, я буду реветь целый день. Кружка с выпитым кофе до сих пор стояла на столе. Я, тихонько цокая, прошлась по своему дому и Тэо нежной поступью шла за мной. Все вещи, даже стены напоминали обо всём. Обо всей моей жизни. На первом этаже казалось, что ничего не произошло. Лишь слой пыли напоминал о том, что меня здесь долго не было. Однако мне так и хотелось крикнуть дому. Ты разве не знаешь, что наступил конец света! Почему здесь всё осталось таким же, как было? Я проходила мимо тумбочек и мне улыбались с фотографий, на которых я всё еще чья-то дочь.
— Ну и как тебе? – вдруг спросила я. Мне осталось лишь предложить ей попить кофе, и обсудить прошедший день, усевшись на диванчик.
— Твой дом? – изумилась моему вопросу зебра, — думаю, слово уютный подходит больше всего. Таким дом и должен быть. — я остановилась перед дверью в подвал. Ещё один приступ нытья? Позже, Лэмплок, позже. — Ты готова, Лэмплок? – спросила меня зебра, взяв меня за копыто, когда я уже хотела открыть дверь.
— Да, — сказала я чувствуя, что боюсь, — Я сойду с ума, если не поговорю с ними, — а сойти с ума два раза подряд, это действительно тяжело.
Я всё-таки заплакала, когда увидела их.
После небольшой подготовки зебра была готова отправить меня в загробный мир на встречу с родителями. Тэо ещё раз напомнила мне, что я должна вернуться к ней.
— Если я вдруг не вернусь, — я коснулась её своей ногой, — вытащи меня, — зебра протестующе посмотрела на меня.
— Лэмплок, я же говорила тебе.
— Я вытерплю, — сказала я, — ради тебя я вытерплю, — Тэо посмотрела в сторону, глаза её наполнились слезами и она кивнула.
— Просто я чувствую себя ужасно из-за мысли о том, что могу подвергнуть тебя ужасной боли лишь бы быть с тобой, — призналась зебра.
— Тэо, не быть с тобой. Вот самая страшная боль, — и как бы красиво и напыщенно пафосно это не звучало, это было действительно так, — всё остальное я потерплю ради тебя, — она поцеловала меня, поглаживая мою мордочку копытом, и затем она коснулась забинтованным копытом моей груди, и нежно надавив, зебра начала ритуал. Я закрыла глаза, как просила зебра и вдруг...
Счастье. Именно счастье я чувствую сейчас. Это мой дом. Без кровавых надписей, а на улице солнечный день и нет даже тучки, которая предвещала бы дождь. Я почти дома. Почти с родителями. Я встала напротив двери и постучала в свой же дом. Никто не ответил, и я протянула копыто, чтобы постучать ещё раз, как вдруг.
— Солнышко, заходи, — сквозь всю мою душу прошла дрожь, когда я услышала её голос. Я думала, я умру здесь от разрыва сердца, которое бешено колотилось. Я хотела плакать и хотела кричать, однако я чувствовала бесконечное счастье и просто не могла плакать. Открыв дверь, я увидела её. Она стояла за столиком, на котором ютилось горячее кофе. Моя мама. Я стояла в проёме раскрытых дверей, не зная, что делать, — ты так и будешь стоять, доченька? — моя душа плакала, я чувствовала это. Словно всё, что было во мне, сжалось при слове «доченька». Я бросилась к ней в объятия, прижимая маму ближе и ближе к себе.
— Мамочка... – и хоть из глаз не капали слёзы, я ревела. Это была она. О небеса! Моя мамочка здесь рядом со мной.
— Тише, доченька, — она поцеловала меня в лоб, — я рядом, — она умерла. Как я вообще живу без неё?
— А старика-отца обнять ты не хочешь? – затихшим голосом произнёс мой отец. Я сходила с ума. Мой отец сидел на диване и смотрел на меня, отложив книгу, которую он читал. Я взглянула на маму, будто прося разрешение отпустить меня ненадолго, чтобы подбежать к отцу, разумеется, она лишь одобрительно улыбнулась. Отец потрепал меня по гриве, прижимая к себе.
Мама села рядом с нами на диван и оба моих родителя смотрели на меня. Я словно маленькая кобылка, глядела то на маму, то на папу, не зная, что делать? Что им сказать? Наверное, самое главное.
— Я так скучала, — призналась я, и мама обняла меня, утешая.
— Мы знаем, — сказала она, убирая длинную чёлку с моих глаз. Нечего было говорить, хотелось лишь прижаться к ним и быть рядом столько, сколько возможно. До самых костей я чувствовала любовь к ним и сожаление о том, что их нет рядом, — мы так рады, что ты нашла свет, — вдруг произнесла мама, — мы с папой так волновались, что ты не сможешь жить в том мире, — мама взглянула на меня с глазами полными радости и любви и это разрывало меня на кусочки, — а ты смогла выжить в этом мире.
— Тебе пришлось многое пережить, — сказал отец, — и ты всегда старалась поступать правильно. Мы гордимся тобой.
— Самое главное, что ты смогла найти счастье, — произнесла мама.
Я провела дома слишком много времени. Не знаю сколько. Я просто сидела с родителями, изредка говоря о чём-нибудь, пока отец, наконец, не сказал матери.
— Ей нужно идти, — отец печально посмотрел на маму.
— Может, ещё немного, — попросила мама, прижимая меня к себе. Отец лишь отрицательно кивнул, тогда мама приподняла мою голову и сказала, поглаживая меня, — тебе пора обратно.
— Я не хочу, мама!
— Ты должна, — строго сказал отец, — я не хочу, чтобы моя любимая дочка страдала из-за меня, — я взглянула на маму тем самым жалобным взглядом, которым изредка упрашивала её о чём-то. Однако мама лишь кивнула, подтверждая слова папы.
Как бы мне не хотелось остаться здесь, я подошла к двери. Раскрыв её, я сразу почувствовала капли дождя на себе. Ливень был за пределами родительского дома, где было так светло и уютно. Капли редко капали мне на мордочку, и я уже приготовилась идти, как вдруг решила обернуться. Там стояли мои родители, счастливые и молодые, они провожали меня взглядом. Я разбежалась и кинулась к ним в объятья напоследок. Слова любви прозвучали от них, и я сделала то, чего не смогла тогда. Попрощалась.
Я шагнула в дождь, чтобы опять уйти от них. Прощайте.
Пламя огня скрывало тела моих родителей, унося их на вечный покой. Я чувствовала... Счастье. Также я чувствовала обиду, страх, однако счастье я сейчас ощущала куда больше. Очнулась я вся в слезах, когда ритуал закончился. Лок, кажется, нашла успокоение. Ненадолго, однако, я чувствовала, что жить мне стало спокойней. Огонь погребального костра поблёскивал в глазах Тэо, которая, как и я, насквозь промокла под дождём.
— Та кобылка, которой ты помогала поговорить с родителями, — начала я, не отрываясь взглядом от костра, и Тэо нервно обернулась на меня, — это ведь и есть ты. Да?
— Да, — спустя некоторое время ответила она, и я склонила голову на её плечо. Сейчас было самое время заплакать, однако вместо этого я спросила:
— Ты будешь кофе?
— Да.
Тэо осталась дома готовить напиток, а я пошла за доктором и Боу. Я весьма эффектно решила уйти тогда и, вероятно, они до сих пор пребывают в состоянии шока. Пони опять озирались на меня, и о чём-то тихо переговаривались, как и тогда до вспышки вируса. Однако не было никакой тревоги или позывов приступов.
Я застала доктора около Луны, которая ворочалась и стонала от боли во сне. Теперь я была убийцей. Мы с доктором обсудили это. Разумеется, он ничуть не осуждал меня, а я сказала, что обязательно помогу в Кантерлоте. Тогда он ответил, что можно считать, что мы уже выиграли. Луна была... В порядке, как не странно. И хоть по ней это было совсем не заметно, Ордерли уверил меня, что уже завтра она будет в полном здравии. Приглашение на кофе доктор принял с охотой, однако я видела, что Ордерли что-то мучает, и когда я собралась уходить, доктор позвал меня:
— Лэмплок, — по тревожному голосу стало ясно, что ничего хорошего доктор сказать не хотел, — уже завтра мы будем в Кантерлоте и завтра это всё должно закончится, однако я обязан сказать тебе кое-что. То, что мучает меня, та вина, из-за которой я и пытаюсь вылечить всех, — Ордерли замолчал, ненадолго собираясь с духом и затем признался, — это я создал вирус. Это я виноват в смерти столь многих, — он глазами, которые наполнялись слезами, смотрел на меня, и чувство ярости к самому себе наполняло доктора, — это из-за меня все пони теряют чувства. Ты, Боу, Рэрити! Я работал консультантом, а затем Твайлайт уволила руководителя проекта и назначила на это место меня. Я тогда уже был знаком с Рэрити, и она сказала, что лучше я останусь на этом месте и буду всячески стараться тормозить разработку. А затем мы попытались сделать саботаж, именно тогда Рэйнбоу и помешала нам. После этого вирус попал в руки республики, и они создали смертельную версию, — Я, наверное, должна была чувствовать ненависть, однако ничего такого не было. Я просто тупым взглядом смотрела на доктора, даже не видя тут вины Ордерли. Обняв доктора, я прервала поток самобичевания. Кажется, не я одна сегодня почувствовала счастье.
— У тебя замечательный домик, — сказала Боу, сидя за столом.
— Скажи это дыре в крыше, которую проломило снарядом республиканцев, а также стенам снаружи, которые приукрашены кровавыми надписями, — усмехнулась я. Кофе было разлито и мы только что уселись за напитком. Испорченный моими терзаниями ужин в штабе «Пути Щедрости» требовал нормальных посиделок. К слову, я, кажется, впервые привела друзей к себе домой... Интересно, а папа бы разрешил?
— А ты не заболела случаем? – спросила Боу и я в недоумении взглянула на неё, — не в обиду сказано, однако я думала, у тебя будет нервный срыв или что-то в этом роде, — я лишь усмехнулась в ответ.
— Ещё не ночь.
— Сарказм, хорошее настроение, — перечислял Ордерли, то, что обычно не ассоциировалось со мной, — ты прям расцвела после убийства.
— Убийство здесь не причём, — я приобняла Тэо и украдкой взглянула на зебру. Я занималась любовью прошлой ночью. Вот это способно поменять жизнь пони. Если бы не этот дурацкий кошмар и не этот дурацкий конец света я бы была такой счастливой весь день. Стоит поблагодарить Лок. Она прекрасно меня защищает.
— Стойте, я чё-то не допёрла, — вдруг сказала Боу, — ты, типа, такая счастливая, потому что у тебя вчера был секс, — доктор разразился смехом, когда Тэо поперхнулась кофе. Я смущённо прижала ушки, гадая, откуда она знает.
— Ты-то это откуда знаешь? – гневно задала мой вопрос зебра.
— Ты свою улыбку с утра видела? – спросил Ордерли, немного успокоившись, — сразу можно догадаться, что у тебя было.
— Нет! Ты что забыл? – вскрикнула Боу и Ордерли вдруг аккуратно замах копытом, однако Боу так и не заметила жест, который означал «Пожалуйста, замолчи», — мы же вчера решили убедиться, что у них всё будет хорошо и, в случаи чего, поддержать Тэо или Лэмплок. — Ордерли опустил взгляд вниз, оставив попытки заткнуть Боу, — В общем, когда мы услышали, — тут Боу не сдержалась и хрюкнула от смеха, перед тем как изобразить голос Тэо, — О, да, моя хорошенькая! Да!... После этого были уверены, что с вами всё будет хорошо и решили оставить вас. — возможно, гневный взгляд Тэо, или мой смущённый вид, или виноватое и подавленное выражение мордочки Ордерли, или всё вместе, однако что-то всё-таки заставило догадаться Боу, что она брякнула нечто лишнее, — Я походу не должна была это рассказывать, да? – Доктор смачно шлёпнул себя копытом по морде и тогда Боу всё-таки сообразила, что зря.
— Самое важное, что теперь у вас всё хорошо, — попытался оправдаться Ордерли.
— Ага, — зло прорычала зебра и Боу вдруг опять рассмеялась.
— Я просто не могу не смеяться, когда вспоминаю твои крики, — захлёбывалась от смеха, объяснила Боу, — я ещё ни разу не слышала, чтобы кобыла так странно оргазмировала.
— А ты много раз слышала, как кобылы оргазмируют, — с ухмылкой спросил доктор. На этот раз Тэо поперхнулась из-за смеха, а не от стыда.
— Я... Я не это имела в виду, — начала оправдываться Боу, пока Ордерли приглушённо смеялся, расстёгивая свой пиджак из-за жары.
— Действительно, — начала Тэо улыбаясь, — О, Сэнди Боу! – Тэо наигранно вскинула копыта вверх, — Великая гуру оргазма! Просвети нас, что именно нужно кричать в кровати!
— Так, ладно, вы знаете, что я не такая, — продолжала оправдываться Боу уже увереннее.
— Какая такая? – спрашивал с улыбкой Ордерли.
— Не лесбиянка, — предположила я.
— Да, — подтвердела Боу.
— А вот у зебр, таких как я и Лэмплок называют шаловливками.
— Шаловливками? – морщась, переспросила я.
— Да, — сказала Тэо, вставая из-за стола, — Ордерли, тебе налить ещё кофе?
— Я бы не отказался ещё от кружечки, — учтиво согласился доктор, приподняв одно копыто кверху.
— Как насчёт тебя, Боу?
— Нет, спасибо. Это, конечно, была самая вкусная кипяченая вода, что я пила, однако, когда не чувствуешь вкус, лично мне хватает одной кружки.
— Тебе налить, любимая? – обратилась ко мне зебра. Вдруг шальная мысль проскользнула в разуме, и я прикусила губу, чтобы не засмеяться. Доктор и Боу заинтересованно глянули на меня и я, зная, что ещё пожалею об этом, на весь дом крикнула.
— О, да, моя хорошенькая! Да! – прокричала я, возбуждённо прыгая на стуле, и Ордерли с Боу взорвались смехом. Я старалась сдержаться под взглядом Тэо, однако не смеяться было тяжело, — Прости, пожалуйста, — успокоившись, сказала я.
— Ничего, — спокойно ответила зебра, — если хочешь, можем обсудить твой оргазм.
— Нет, не хочу, — тихо ответила я, сжавшись и перестав улыбаться.
— Что это вдруг? — спросила она наигранно заботливо. Ну, во-первых, нельзя обсуждать того, чего не было, а во-вторых это обидно, хоть я и заслужила.
— Я уже извинилась, — промяукала я.
— Ну, тогда веди себя хорошо, — поставив кружки на стол, сказала Тэо.
— А то зебра тебя накажет, — страстно произнесла Боу и улыбнулась. Тэо прищурившись, глянула на Боу и затем, посмотрев на меня, игриво сказала.
— Накажу я её в любом случае, — просто пей кофе, Лэмплок. И ничего такого, что Тэо ласкает тебя под столом своей задней ногой. Кажется, я теперь знаю, почему зебры называют таких как мы шаловливками. Мы ненадолго замолчали, отпивая кипячёную воду, как говорила Боу. На меня нашло небольшое умиротворение, и вдруг Ордерли произнёс.
— Я должен сказать вам кое-что, — я подумала, что он захочет рассказать им о вирусе и потупила взгляд в кофе, готовясь поддержать доктора, если понадобится, однако произошло то, чего я не ожидала, — завтра мы нападём на Кантерлот. Луна сегодня во сне объявит это всем агентам и попросит Лэйни помочь. Я не рассказывал вам, зачем мы нападаем на Кантерлот. Дело в том, что, когда Рэрити пыталась забрать на себя весь вирус и пожертвовала собой, мы ошиблись. Устройство, с помощью которого она это сделала, сработало неправильно. Теперь Мэйнхэттенская ячейка обнаружила то, чего не хватало устройству.
— И мы хотим захватить Кантерлот, чтобы пробраться к этому устройству? – спросила Боу
— Да, — ответил доктор, — только дело в том, что для того, чтобы вылечить всех, нужно уничтожить вирус. А для этого нужно, чтобы пони, который заберёт в себя весь вирус, уничтожил себя в этом устройстве.
— То есть, Рэрити придётся умереть? – испуганно спросила Сэнди.
— Нет, если Рэрити умрёт, то не будет никакого толку. Болезнь останется, кто-то должен будет вобрать в себя оставшиеся частички вируса и забрать все то, что поглотила Рэрити и лишь после этого пони должен уничтожить себя, — доктор замолчал и после произнёс, — и этот пони буду я, — звон протяжно раздался в моих ушах, и я взволнованно подняла глаза от чашки с кофе, — вы стали для меня очень дороги, и я хотел сказать вам об этом.
— Мне очень жаль, — сказала Тэо шокировано, глядя сквозь стол.
— Ты знал об этом с самого начала! – вскричала Боу, и только сейчас я обратила внимание на то, что она плачет, — Ты знал, что умрёшь и ничего не сказал! Лишь сейчас ты заявляешь, что умрёшь!
— Боу, я... – пегаска, так и не дослушав объяснений, вскочила и убежала в ванную комнату. Доктор, тяжело вздохнув, встал из-за стола, однако я остановила Ордерли.
— Я сама схожу к ней, — перед тем, как уйти, я обняла доктора и спросила, — другого пути ведь нет?
— Только один путь, Лэмплок, — произнёс доктор, — Путь щедрости.
Постучав по двери, я вошла в ванную комнату и обнаружила там маленькую плачущую пегаску. Обняв её, я подставила плечо, в которое она сразу начала плакать.
— Мне тоже жаль доктора, — сказала я.
— Лэмплок, мне не просто жаль Ордерли, — проревела пегаска, — я не хочу, чтобы он умирал, потому что... Потому что... Я влюбилась, Лэмплок... Я не хочу, чтобы умирал, — я удивлённо посмотрела на пегаску, — а ты как думала? Умный, элегантный доктор, который может, лишь взглянув на тебя, может рассказать о тебе больше, чем ты сама знаешь о себе. Он путешествует вместе со мной, рискует своей жизнью и сражается ради благого дела, и обращается со мной как с истинной леди. Не надо быть доктором Ордерли, чтобы догадаться, что я влюбилась в доктора Ордерли. Конечно, я влюбилась! – отчаянно всхлипнула Боу, — А теперь он уходит на погибель, и я даже не могу признаться ему в своих чувствах, потому что сделаю Ордерли лишь больней, если я ему, конечно, хоть сколько-то важна.
— Ты не безразлична ему, — заверила я её.
— Ты не знаешь этого, — прохныкала она, уткнувшись мне в плечо.
— Я верю, — сказала я, поглаживая её, — даже если ты решила не признаваться ему, думаю, он уже и так это знает. Это всё-таки доктор Ордерли, — пегаска ели заметно улыбнулась и спросила.
— Что мне тогда делать? – Боу в ожидании уставилась на меня.
— Ну, узнай я, что Тэо завтра умрёт, я бы взвыла, и прижалась к ней, не отпуская, — я немного подумала и сказала, — проведи с ним последний день. Будьте вместе и радуйтесь тому, что можете это делать хотя бы до завтра. Я бы, конечно, не смогла сделать это без слёз и истерик, однако я верю, что у тебя это получится. Ты всё-таки сама жизнерадостность, — улыбнулась я.
Ей хватило минуты, чтобы прийти в себя. Я была в восторге от силы её жизнерадостности, которая улыбалась и радовалась даже перед смертью. Зайдя в гостиную, она улыбнулась и сердечно извинилась перед доктором, после чего крепко обняла Ордерли и сказала, что будет скучать.
— Лэмплок, у тебя в доме есть граммофон? – спросила пегаска.
— Да.
Кружка за кружкой. Воспоминание за воспоминанием. Песня за песней. И вечер подошёл к концу. После пары композиций Сапфир Шорс, Тэо отыскала в пластинках пару песен Пассажира и, уверив, что они не столь печальные, как обычно, она запустила пластинку.
Пой, пой во весь голос,
Люби всем сердцем.
Чувствуешь. Чувствуешь, будто ещё есть выбор.
Если мы засияем, мы сможем прогнать тьму.
Мы говорили о том, что произошло с нами с того момента, как была вспышка вируса. Я призналась доктору, что восторгаюсь тому, как он мог брать себя в копыта и успокаиваться. Когда я рассказала, что мне кажется, будто доктор представляет себя в красивом саду, Ордерли улыбнулся и сказал, что моя догадка почти правильная.
Мы не дождёмся конца наших буден,
И так и умрём не найдя умиротворения.
Мы работаем до полусмерти,
Лишь потому, что нам так велели делать.
Тэо поблагодарила доктора за помощь с нашими отношениями, Ордерли опять ответил, что мы бы прекрасно справились и без помощи. А Боу, будто случайно прижалась к доктору, и Ордерли приобнял её копытом.
А нам надо бы мчаться через леса,
Нам надо купаться в ручьях,
Нам надо смеяться и плакать,
Нам надо любить и мечтать.
Нам надо любоваться звёздами,
А не просто ждать, пока мы туда отправимся.
Услышь мои слова, надо знать, что это значит.
— Я знаю, на улице дождь, — начал Ордерли, — и всё-таки, может, хотите прогуляться.
— С удовольствием, — сразу согласилась Боу, даже не задумываясь.
— Ну, а мы, пожалуй, останемся, — зебра удивлённо глянула на меня, однако я сразу подмигнула ей, — у нас много важных дел, а вы идите вдвоем, — сказала я, выделив слово вдвоём, и заметила благодарную улыбку на мордочке Боу.
— Много важных дел? – усмехнулся доктор.
— Да... Ну, знаешь, наказание и всё-такое, — легонько покраснев, сказала я. Доктор кивнул и, вздохнув, сказал.
— Тогда я думаю, самое время попрощаться, — хотелось запротестовать. Сказать, что всё обойдётся. Сказать, что умирать необязательно. Однако я просто обняла доктора, — для меня великим счастьем было встретить всех вас в конце своего пути.
Ордерли и Боу ушли одни в дождь. Я ещё долго смотрела, как доктор уходил вместе с пегаской навстречу ночи, галантно укрывая её от дождя своим пиджаком с помощью телекинеза.
Петь, петь во весь голос,
Любить всем сердцем,
Чувствовать. Чувствовать, будто ещё есть выбор.
Если мы засияем, мы сможем прогнать тьму.
Лампы тихо оставались на полочках, дожидаясь своей хозяйки. Тэо улыбалась, разглядывая мою комнату. Здесь всё началось. И сюда я вернулась опять. Я думала, что не смогу вернуться и тем более спать в своём доме, однако теперь мне было так приятно провести здесь ночь, тем более с Тэо. Доктор умирал. Я поговорила с родителями, которые умерли. В Эквестрии появилась ещё одна убийца. От этого всего я бы заплакала и убивалась бы, не защищай меня сейчас Лок так усиленно. Вылечилась ли я? Нет. Скоро я опять начну цокать по ковру. Однако сейчас я могла вздохнуть и поцокать по ковру уже из ностальгии. Скоро я опять буду плакать, и стараться забыть всё ужасное.
— Тэо, — я прилегла на кровать, пока зебра разглядывала мою комнату. Когда моя любимая посмотрела на меня, я игриво сказала, — Ты знала, что я мастурбировала здесь, мечтая о том, что в меня когда-нибудь влюбится кобылка, и будет согревать меня ночами, — зебра удивлённо округлила глаза и затем игриво улыбнулась, подходя ко мне, — ты ведь хочешь исполнить детские мечты своей любимой кобылки?
— Больше всего на свете. — шаловливка.
Ночью можно проснуться по разным причинам. Я проснулась, так как почувствовала, что Тэо ворочалась. Я приобняла её, и она, ненадолго раскрыв глаза, поцеловала меня и опять уснула. Обняв её я всмотрелась в темноту, которая немного рассеялась под светом небольших ламп, когда-то подаренных мне моими родителями. Я убийца, подумала я, и кровь наполнила мозг и сердце. После чего я плотнее прижалась к Тэо и уснула, чувствуя спокойствие разумом и боль сердцем.